После того ужина отношения ко мне изменилось. Она была вежливой, спокойной и какой-то отстраненной. Мне это не нравилось. Лучше бы она злилась. Все, что угодно, только не равнодушие. Я словно был для нее незнакомцем, и это мучило меня. Жутко мучило.
А потом пришло время аукциона, и проблем у меня только прибавилось.
Школа использует этот дурацкий аукцион для сбора средств в свой бюджет. Считается, что участие в нем — огромная честь, но эго полная чушь! Для аукциона выбирают двадцать парней. Они должны принести с собой корзину для пикника, наполненную всякими вкусностями, потом их выстраивают перед всей школой и девчонки начинают торговаться за возможность пообедать с ними.
Угадайте, кто в этом году попал в счастливую двадцатку?
Думаете, матери возмущаются: «Ну уж нет, я не позволю, чтобы моего сына продали той, кто больше заплатит!»
Ошибаетесь. Они гордятся тем, что их сыновья станут мальчиками с корзинками!
Да, именно так нас называют. И по школьному радио передают вот такие сообщения:
— Собрание мальчиков с корзинками пройдет в кафетерии во время обеда. Все мальчики с корзинками должны присутствовать.
И очень скоро ты просто лишаешься имени. Ты и еще девятнадцать других парией становитесь просто мальчиками с корзинками.
Мама, конечно, тут же с превеликим удовольствием принялась готовить для моей корзины все самое вкусное, чтобы за меня предложили самую высокую цену. Я пытался объяснить, что не хочу попасть в Зал славы мальчиков с корзинками средней школы Мэйфилда, и что на самом деле содержимое корзины не имеет никакого значения. Девчонки ведь выбирают не по корзинам. Если уж быть совсем откровенным, это был настоящий мясной рынок.
— Вы просто пообедаете в школе — вот и все. Никакой это не мясной рынок, Брайс. Это почетно! Кроме того, тебя может купить какая-нибудь хорошая девушка и у тебя появится подруга!
Матери иногда совершенно не слушают своих детей.
А потом Гэррет прожужжал мне все уши о том, что Шелли Сталле рассталась с Митчем Майколсоном, и что она, Миранда Хьюмс и Дженни Аткинсон начали за меня настоящую войну.
— Приятель! — воскликнул он. — Это три самые горячие девчонки школы! Готов поклясться, Шелли бросила Митча из-за тебя. Мне это Шегрир сказал, а Шегрир Ухо знает все. — Гэррет глупо ухмыльнулся и добавил: — Но лично я думаю, что тебе достанется Громила Дженни.
Я попросил Гэррета заткнуться, но он был прав. С моим везением мне точно достанется Громила Дженни. Я уже вижу ее — двухметровую громадину, которая съест весь обед целиком, а потом примется за меня. Из девочек только она может играть в баскетбол. Правда, когда она приземляется, весь спортивный зал дрожит. А поскольку у нее совсем нет... ггу, понимаете, женских форм, она вполне может обрить голову и идти играть в НБА. Ни у кого даже подозрений не возникнет.
Ее родители покупают ей все, что она пожелает. Ходят слухи, что они ради нее переоборудовали свой гараж в баскетбольную площадку.
А это означает, что аукцион может превратиться для меня в кошмар.
Если только, если только Шелли или Миранда не предложат больше. Я принялся обдумывать все возможные варианты и наконец решил, что выход у меня только один — начать заигрывать с обеими.
Но в первый же день я почувствовал себя скунсом. Не то чтобы я действовал очень активно, нет, просто был дружелюбен с обеими. Шелли и Миранда вони не почувствовали, в отличие от Гэррета.
— Приятель! — заявил он мне в четверг. — Я понял твою игру.
— Ты о чем?
— Не прикидывайся. Ты обрабатываешь обеих. — Гэррет подошел ближе и прошептал мне на ухо: — Мальчик с корзинкой — причина этого или нет, но я впечатлен.
— Заткнись ты.
— Серьезно! Ухо сказал, что они сегодня на физкультуре чуть не подрались.
Я должен был догадаться.
— А... а что Громила Дженни?
Гэррет пожал плечами.
— Не знаю. Но завтра все прояснится?
В пятницу мама отвезла меня в школу с огромной дурацкой корзиной с обедом, а поскольку все мальчики с корзинками должны быть в костюмах, я нацепил галстук, чувствуя себя при этом клоуном в цирке.
Когда я выбрался из машины, ребята у входа зашептались:
— Ух ты!
А когда я поднимался по ступенькам, ко мне подошла Громила Дженни.
— Брайс! Ты выглядишь... аппетитно.
О боже! Я заторопился в класс, где собирались все мальчики с корзинками, и как только я вошел, мне сразу полегчало. Меня окружили другие такие же клоуны, и они очень мне обрадовались.
— Привет, Лоски.
— Здорово, приятель.
— Какая огромная корзина!
— Да для нее нужен целый автобус!
Отличная компания.
Затем в класс вошла миссис Макклур — начальница всего этого безобразия.
— Боже мой, — воскликнула она, — какие вы все красивые!
Ни слова о наших корзинах. Она и не заглянула в них. Даже если бы они были пустыми, ей было бы наплевать.
Ну разве это не мясной рынок?
— Не нервничайте, мальчики, — пропела миссис Макклур. — Вас ждет чудесный день! — Она вытащила список и начала перекличку. Нас и наши корзинки пронумеровали, мы заполнили какие-то дурацкие учетные карточки, и когда все, наконец, было готово и она убедилась, что мы поняли свою задачу, два первых урока уже закончились. — Отлично, джентльмены, — подытожила миссис Макклур. — Оставляйте свои корзины здесь и идите... Какой сейчас будет урок... Третий? — Она взглянула на часы. — Точно. На третий урок.
— А как же пропуски? — спросил какой-то сознательный мальчик с корзинкой.
— У ваших учителей есть списки. Но если возникнут проблемы, отправляйте их ко мне, я все улажу. Перед аукционом встречаемся здесь же. Всем понятно? Не опаздывайте!
Мы пробормотали:
— Да, да.
И все отправились по своим классам. Но вот что я вам скажу — никто из нас в тот день не слушал учителей. Разве можно сосредоточиться, когда тебя душит галстук, жмут ботинки, а весь класс думает только о том, что настало время охоты за мальчиками с корзинками? Того, кто придумал этот идиотский аукцион, нужно самого запихнуть в корзину и сбросить в реку.
Я был мальчиком с корзинкой номер девять. Это означало, что я должен был стоять на сцене в актовом зале и ждать, пока раскупят почти половину участников. Минимальная ставка — десять долларов. А если никто платить не захочет, для подстраховки есть учителя.
Да, зрелище это было не из приятных!
Некоторые мамы тоже пришли и стояли теперь у стены с биноклями, хихикали и махали руками — то есть вели себя так же глупо, как глупо выглядели их сыновья. Я должен был это предвидеть. Мама на час отпросилась с работы и тоже была там.
Мальчиком номер пять был Тим Пелло, и его пыталась купить его мать. Без шуток. Она просто подскочила и завопила:
— Двадцать! Я дам двадцать!
Вообще-то это могло стать ярлыком на всю жизнь.
К счастью для Тима, Келли Тротт предложила двадцать два пятьдесят и спасла его от вечного позора — хуже, чем быть мальчиком с корзинкой, может быть только клеймо маменькиного сынка.
Следующим был Калеб Хьюз. За него заплатили одиннадцать пятьдесят. Потом пришла очередь Чеда Ормонда, и я готов поклясться, что он чуть не описался, когда миссис Макклур попросила его выйти вперед. Она прочла его карточку, потрепала по щеке и начала торги. Все закончилось на пятнадцати долларах.
К этому моменту меня от продажи отделял только Джон Трулок. Меня не особенно интересовало, что у него в корзине или чем он увлекается на досуге.
Я был слишком занят поисками в толпе Громилы Дженни.
Миссис Макклур прокричала в микрофон:
— Я слышала десять?
И до меня только через минуту дошло, что никто на этот вопрос не откликнулся. Вообще не раздалось ни звука.
— Ну давайте же! Обед превосходный! Клубничный пирог — пальчики оближешь...
И миссис Макклур перечислила все, что лежало в корзине Джона.
Кстати, о позоре! Это хуже, чем быть маменькиным сынком. Это даже хуже, чем обед с Громилой Дженни! Зачем его выбрали в мальчики с корзинкой, если никто не хочет обедать с ним?
Затем откуда-то справа раздалось:
— Десять!
— Десять? Я слышала десять? — воскликнула миссис Макклур, расплываясь в улыбке.
— Двенадцать! — произнес другой голос с той же стороны.
Первый голос ответил:
— Пятнадцать!
И в этот момент я понял, чей это голос.
Джули Бейкер.
Я вгляделся в толпу и увидел ее, машущую рукой, увидел выражение ее лица.
— Шестнадцать! — предложил второй голос.
Возникла пауза, но вскоре снова раздался голос Джули:
— Восемнадцать!
— Восемнадцать! — воскликнула миссис Макклур, и мне показалось, что она сейчас хлопнется в обморок от облегчения. Она немного помолчала, потом произнесла: — Восемнадцать раз... восемнадцать два... Восемнадцать три... Продан! За восемнадцать долларов.
Джули? Вот уж не ожидал, что она станет платить за обед! Неважно с кем.
Джон вернулся в нашу шеренгу. Я знал, что должен сделать шаг вперед, но не мог двинуться. Меня будто в живот ударили. Джули нравится Джон? Поэтому она в последнее время была так... так равнодушна? Я стал ей безразличен? Всю мою жизнь она была рядом, хотя знала, что я всеми силами старался избегать ее, а теперь меня словно не существовало.
— Выходи, Брайс. Не стесняйся.
Майк Абенидо слегка подтолкнул меня и сказал:
— Твоя очередь идти на пытку. Выходи!
Мне показалось, что я иду по тонкой, висящей над бездной доске. Я просто стоял там, обливаясь потом, пока хозяйка аукциона перечисляла содержимое моей корзины и мои увлечения. Она еще не успела закончить, как Шелли прокричала:
— Десять!
— Что? — спросила миссис Макклур.
— Я даю десять!
— А-а, — она рассмеялась, убирая карточку. — Кажется, я слышала десять!
— Двадцать! — воскликнула из самой середины толпы Миранда Хьюмс.
— Двадцать пять! — снова Шелли.
Я искал глазами Громилу Дженни и молился, чтобы она лежала дома с насморком, пока Шелли и Миранда прибавляли по пятерке.
— Тридцать!
— Тридцать пять!
— Сорок!
И гут я ее увидел. В паре метров позади Миранды, обгрызает ногти.
— Сорок пять!
— Пятьдесят!
— Пятьдесят два!
— Пятьдесят два! — перебила миссис Макклур. — Что ж, замечательно! И глядя на содержимое его корзины, могу с уверенностью сказать — это того стоит...
— Шестьдесят!
— Шестьдесят два! — крикнула Шелли.
Миранда засуетилась, выпрашивая деньги у своих подруг, пока миссис Макклур подытоживала:
— Шестьдесят два раз!..
Но тут Дженни завопила:
— Сто!
Сто! Толпа зашумела, а потом все повернулись и уставились на Дженни.
— Отлично! — рассмеялась миссис Макклур. — Сто! Это, определенно, рекорд. И отличное вливание в бюджет!
Я хотел ударить ее, прямо со сцены. Этого я никогда не переживу.
Тут в толпе началось какое-то движение, и внезапно Шелли и Миранда оказались рядом и прокричали в один голос:
— Сто двадцать два... пятьдесят! Мы даем сто двадцать два пятьдесят!
— Сто двадцать два доллара и пятьдесят центов? — Я подумал, что миссис Макклур сейчас примется танцевать польку. — Вы решили вместе пообедать с этим юным джентльменом?
— Да! — воскликнули они, а потом повернулись к Дженни. Все повернулись к Дженни.
Дженни только пожала плечами и снова принялась грызть ногти.
— Отлично! Сто двадцать два доллара и пятьдесят центов раз... Сто двадцать два доллара и пятьдесят центов два... Сто двадцать два доллара и пятьдесят центов три! Продан этим двум прекрасным леди за рекордную сумму — сто двадцать два доллара и пятьдесят центов!
— Приятель! — прошептал Майк, когда я вернулся в строй. — Шелли и Миранда? Ну и как мне с этим тягаться?
Да уж! Терри Норрис купила его за шестнадцать долларов, а самая большая сумма потом была сорок долларов.
Когда аукцион закончился, ребята подшучивали:
— Да ты настоящий чемпион!
Но я не чувствовал себя чемпионом. Я был измучен.
Подошла мама, обняла и поцеловала меня так, словно я выиграл золотую медаль на олимпиаде, и прошептала:
— Мой малыш.
А потом ее каблучки зацокали и унесли ее обратно на работу.
Я был выжат, потрясен и почти насильно притащен в кафетерий Шелли и Мирандой.
Все столики были на двоих, с розовыми, голубыми и желтыми скатертями, стены украшали разноцветные ленты и воздушные шарики. Со своей дурацкой корзиной, зажатый между Мирандой и Шелли, я чувствовал себя пасхальной индейкой.
Нам дали самый большой столик, и когда все расселись, миссис Макклур произнесла:
— Мальчики и девочки! Думаю, мне не нужно напоминать вам, что на весь оставшийся день вы освобождены от занятий. Наслаждайтесь обедом, наслаждайтесь дружбой... Не торопитесь, расслабьтесь, и еще раз спасибо за вклад в школьный бюджет.
И вот я обедал с двумя самыми красивыми девчонками в школе. Я был «чемпионом», и все парни завидовали мне.
Но я был в отчаянии.
Они, конечно, красивые девчонки, но из их ртов вылетали такие гадости о Громиле Дженни. Миранда не умолкала:
— О чем она только думала? Можно подумать, ты согласился бы обедать с ней, да, Брайс?
Ну, да. Это правда. Но нельзя было так говорить.
— Послушайте, давайте сменим тему разговора.
— Конечно. И о чем будем говорить?
— Все равно. О чем угодно. Какие у вас планы на лето?
Первой ответила Миранда:
— Мы поедем в круиз по мексиканской ривьере. Будем останавливаться в каждом порту и покупать всякие безделушки. — Она захлопала ресницами и добавила: — Я могу и тебе что-нибудь привезти...
Шелли подвинула поближе ко мне свой стул и перебила Миранду:
— А мы поедем на озеро. У папы там домик, и там можно обалденно загореть. Помнишь, какой я была осенью? Почти черной. Я снова хочу так, только на этот раз постараюсь загореть полностью. — Она захихикала и добавила: — Только маме моей не рассказывай, ладно? Она тогда вообще заставит меня надеть закрытый купальник!
Вот так начинается Война Загаров. Миранда заявила Шелли, что не заметила у нее осенью никакого загара, что самое подходящее место, чтобы как следует загореть, — круиз по Мексиканскому заливу.
В ответ Шелли сказала Миранде, что обладательница веснушек никогда загореть не сможет, а поскольку у Миранды веснушки по всему телу, круиз станет для нее пустой тратой времени. Я разглядывал кафетерий, стараясь не вникать в эту перепалку.
И тут я увидел Джули. Она сидела через два столика от меня и смотрела в мою сторону. Только она смотрела не на меня. Джули смотрела на Джона, ее глаза сверкали, и она смеялась.
У меня сердце замерло. Над чем она смеется? О чем они говорят? Какая же она красивая!
Я терял над собой контроль. Это было странно. Как будто мое тело больше не подчинялось мне. Я всегда считал Джона классным парнем, но сейчас мне хотелось размазать его по стене.
Шелли схватила меня за руку и спросила:
— Брайс, ты в порядке? Ты выглядишь... я не знаю... каким-то одержимым.
— Что? А-а... — Я постарался взять себя в руки.
— Куда ты смотришь? — поинтересовалась Миранда.
Они обе завертели головами, потом пожали плечами и вернулись к своей еде.
Но я не мог не смотреть. И у меня в голове звучал голос дедушки:
— Твой выбор повлияет на всю твою дальнейшую жизнь. Поступи правильно...
Поступи правильно...
Поступи правильно...
Миранда тряхнула меня, спросив:
— Брайс? Да что с тобой? Я спросила, что ты будешь делать летом?
— Не знаю, — пробормотал я.
— Эй, а может тебе поехать с нами на озеро?! — воскликнула Шелли.
Это была пытка. Мне хотелось закричать: «Да заткнитесь вы! Оставьте меня в покое!» Я хотел выбежать из здания и бежать до тех пор, пока не упаду без сил, и, может, тогда это чувство пройдет?
— Обед восхитительный, Брайс. — Голос Миранды словно звучал откуда-то издалека. — Брайс? Ты слышишь меня? Отличный обед.
Я бы не умер, если бы просто поблагодарил ее. Но разве я мог просто поблагодарить? Нет. Вместо этого я повернулся к ней и сказал:
— Мы можем не говорить о еде, загаре и прическах?
Миранда растерянно улыбнулась мне.
— А о чем тогда ты хочешь говорить?
Я посмотрел на нее, потом на Шелли.
— Как насчет вечного двигателя? Вы что-нибудь о нем знаете?
— Вечное что?
Миранда рассмеялась.
— Что? — поинтересовался я у нес. — Что смешного?
Она секунду внимательно смотрела на меня, а потом сказала:
— Не знала, что купила интеллектуала.
— Да, я — интеллектуал!
— Да? — Миранда захихикала. — Ты написать-то это слово без ошибок сможешь?
— Он для тебя слишком умный, Миранда.
— Да прекрати ты, Шелли. Можно подумать, ты здесь из-за его мозгов? Тошно видеть, как ты подлизываешься.
— Подлизываюсь? Я правильно расслышала?
— Ты правильно расслышала. Он не собирается приглашать тебя на выпускной, так почему бы тебе не сдаться?
На этом обед закончился. Одно из маминых запеченных яблок полетело в Миранду, а в ответ на платье Шелли был вылит соус. И прежде чем миссис Макклур успела их остановить, они уже катались по полу, вцепившись друг другу в волосы.
Для меня это была возможность сбежать, и я направился прямо к столику Джули. Я взял ее за руку и сказал:
— Мне нужно с тобой поговорить.
Она привстала и спросила:
— Что? Что происходит, Брайс? Почему они дерутся?
— Извини нас, ладно, Джон? — Я оттащил Джули от столика, но идти было некуда. Я держал ее за руку и не мог думать. Я остановился прямо в центре зала и посмотрел на Джули. Посмотрел на ее лицо. Я хотел погладить ее щеку и узнать, каково это. Хотел прикоснуться к ее волосам, они казались такими мягкими.
— Брайс, — прошептала Джули, — что случилось?
Я едва дышал, когда задал этот вопрос:
— Он тебе нравится?
— Ты... ты говоришь о Джоне?
— Да!
— Да, конечно. Он милый и...
— Нет, он тебе нравится? — Я взял ее за вторую руку и ждал ответа, а мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Нет. То есть не в этом, смысле...
Нет! Она сказал «нет»! Мне было наплевать, где я, наплевать, что нас все видят. Я хотел, я должен был поцеловать ее. Я подался вперед, закрыл глаза и...
Она вырвалась и убежала.
Внезапно в кафетерии повисла мертвая тишина. Миранда и Шелли пялились на меня сквозь свои спутанные волосы, все смотрели на меня так, словно у меня на груди была бомба. А я просто стоял и пытался прийти в себя.
Миссис Макклур схватила меня за плечи и усадила на стул.
— Сиди здесь, а вы оставайтесь там!
Затем она вывела Шелли и Миранду из кафетерия, развела по разным туалетам, чтобы они привели себя в порядок, и пошла искать уборщика.
А я сидел там, и мне было наплевать на уборку. Я хотел быть с ней. Говорить с ней. Снова взять ее за руку.
Поцеловать ее.
До конца занятий я еще несколько раз пытался поговорить с Джули, но как только я оказывался рядом, она сбегала. А когда прозвенел последний звонок, она просто исчезла. Я везде искал, но Джули нигде не было.
А вот Гэррет был тут как тут. Он догнал меня со словами:
— Приятель! Скажи мне, что это неправда!
Я молчал. Просто шел к стоянке велосипедов, все еще надеясь найти Джули.
— Так это правда!
— Оставь меня в покое, Гэррет.
— По тебе сохнут две самые классные девицы в школе, а ты променял их на Джули?
— Ты не понимаешь.
— Это верно, приятель. Я совершенно ничего не понимаю. Ты серьезно пытался поцеловать ее? Даже не верится. Джулианну Бейкер? Твою кошмарную соседку? Всезнайку? Куриную королеву?
Я остановился и потряс его. Просто взял двумя руками и тряхнул.
— Это было давным-давно. Забудь!
Гэррет ткнул в меня пальцем.
— Знаешь, а ты ведь влюбился.
— Просто отвали, понял?
Он загородил мне дорогу.
— Не могу в это поверить! Два часа назад ты был чемпионом. Чемпионом! Вся школа приклонила перед тобой колени! И взгляни на себя теперь! Ты поставил на карту свой статус! — Гэррет хмыкнул и добавил: — Если ты и дальше собираешься придерживаться этой линии, я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Я посмотрел ему в глаза и ответил:
— Отлично! И знаешь что? Я тоже не желаю больше иметь с тобой ничего общего!
Я оттолкнул его и ушел.
Я побрел домой. Ботинки жали, и в корзине брякала грязная посуда, но мальчик с корзинкой прошел весь путь до дома пешком. Внутри меня бушевала настоящая битва. Прежний Брайс хотел вернуться назад во времени, хотел отрываться с Гэрретом, хотел снова ненавидеть Джули Бейкер.
Хотел быть чемпионом.
Но в душе я знал, что прежний Брайс умер. Пути назад не было. Ни к Гэррету, ни к Шелли и Миранде, ни к кому другому, кто не сможет понять. Джули была другой, но после стольких лет это меня больше не беспокоило.
Мне это нравилось.
Она мне нравилась.
И каждый раз, когда я ее видел, она казалась мне еще прекраснее. Она словно сияла. Не как стоваттная лампочка. Просто от нее исходило какое-то тепло. Может, из-за того, что она столько времени проводила на том дереве? А может, из-за мыслей о вечном двигателе? Я знал только, что по сравнению с Джули Шелли и Миранда были... обыкновенными.
Я никогда не чувствовал ничего подобного. Никогда. И я честно признался себе в этом. Может, поэтому я почувствовал себя сильнее. Счастливее. Я снял ботинки и носки и засунул их в корзину. И пока я бежал домой босиком с перекинутым через плечо галстуком, я осознал, что в одном Гэррет был прав — я влюбился.
По-настоящему.
Подходя к дому, я увидел велосипед Джули на траве возле забора. Она была дома!
Я нажимал на звонок до тех пор, пока мне не показалось, что он вот-вот взорвется.
Ответа не было.
Я заколотил в дверь.
Ответа не было.
Я пошел домой и позвонил, и наконец, наконец трубку сняла ее мама.
— Брайс? Нет, мне жаль. Она не хочет разговаривать. — А потом она прошептала: — Дай ей немного времени, ладно?
Я дал ей час. Почти. А потом пошел к ним.
— Пожалуйста, миссис Бейкер. Я должен увидеть ее!
— Она заперлась в комнате, милый. Попробуй позвонить завтра.
Завтра? Я не могу ждать до завтра! Я обошел их дом, влез на забор и постучал в окно Джули.
— Джули! Джули, пожалуйста. Мне необходимо тебя увидеть.
Занавески в ее окне не шелохнулись, зато открылась задняя дверь, вышла миссис Бейкер и прогнала меня.
Когда я вернулся домой, дедушка ждал меня у двери.
— Брайс, что происходит? Ты носишься туда и обратно, влезаешь на забор Бейкеров... Ты ведешь себя так, будто наступил конец света!
Я выпалил:
— Не могу в это поверить! Я просто не могу в это поверить! Она не хочет разговаривать со мной!
Дедушка отвел меня в гостиную и уточнил:
— Кто не хочет с тобой разговаривать?
— Джули!
— Она... злится на тебя?
— Не знаю!
— У нее есть причины злиться на тебя?
— Нет! Да! То есть я не знаю!
— Хорошо, что случилось?
— Я пытался поцеловать ее! Перед всеми ребятами, когда должен был есть этот идиотский обед с Шелли и Мирандой, я пытался поцеловать ее!
Дедушкино лицо медленно расплылось в улыбке.
— Правда?
— Я был, как... как одержимый. Я не мог остановиться! Но она убежала и... — Я посмотрел в окно на дом Бейкеров. — И теперь она не желает со мной разговаривать.
Очень медленно мой дедушка произнес:
— Возможно, это все для нее несколько неожиданно?
— Нет!
— Нет?
— Нет, то есть... — Я повернулся к нему. — Все началось с этой дурацкой газетной статьи. И я не знаю... С тех пор со мной творится что-то странное.
Она выглядит иначе, она говорит иначе, она даже кажется мне теперь другим человеком! — Я снова посмотрел на дом напротив. — Она... она просто другая.
Дедушка тоже посмотрел на дом Бейкеров.
— Нет, Брайс, — мягко сказал он. — Она точно такая же, какой была всегда. Это ты изменился. — Он положил руку мне на плечо и прошептал: — И ты никогда уже не станешь прежним, сынок.
Может, дедушку все это и радовало, но я был в отчаянии. Я не мог есть, не мог смотреть телевизор — ничего не мог делать.
Я рано ложился спать, но заснуть не мог. Я часами смотрел в окно на ее дом. Я смотрел на небо, считал овец — но ничего не помогало. Я не мог перестать казнить себя за то, каким идиотом был все эти годы.
И как мне теперь убедить Джули выслушать меня? Я бы взобрался на этот ужасный платан, если бы мог. Прямо на самую вершину. Я бы прокричал ее имя так, чтобы весь мир услышал.
А поскольку я всегда боялся лазить на деревья, думаю, это убедило бы Джули в том, что я готов на все, лишь бы она поговорила со мной. Я готов даже кур развести, если это поможет. Я буду ездить в школу на велосипеде, если так я смогу быть с ней.
Я должен что-то придумать, чтобы показать Джули, как я изменился. Чтобы показать ей — я понял.
Но что? Как убедить ее, что я не тот, кем она меня считает? Как стереть все, что я наделал, и начать сначала?
Может, у меня не получится? Может, это просто невозможно? Но кое-чему Джули Бейкер меня все-таки научила — нужно вложить всю свою душу и попытаться.
Что бы ни случилось, я знаю, в одном дедушка был прав.
Я уже никогда не стану прежним.