Очень скоро я понял, что, лишившись старых проблем с Джули Бейкер, я получил целую гору новых проблем с Джули Бейкер. Я за километр чувствовал ее гнев.

Оказалось, когда она злится на меня, это еще хуже, чем когда она преследует меня. Почему? Потому что я сам виноват, вот почему. У меня яйца были размазаны по всему лицу, и тот факт, что я обвинил во всем двор Джули, не помог смыть их. То, как она не замечала меня, как очевидно избегала, громче любого крика напоминало мне, какой я идиот. Самый настоящий стопроцентный идиот.

И вот однажды вечером я вернулся от Гэррета и увидел Джули, старательно приводящую в порядок свой двор. Она была просто в ударе. Ветки кустов летели в разные стороны, и даже стоя на другой стороне улицы, я слышал ее гневное бормотание:

— Нет... нет... тебе не взять верх! Я уберу тебя... нравится тебе это... или нет!

Было ли мне все равно? Нет, я чувствовал себя ужасно. Да, их двор был настоящим воплощением хаоса и его рано или поздно все равно бы привели в порядок, но в конце концов — где же папа? А Мэтт и Майк? Почему Джули?

Потому что из-за меня она стала стыдиться своего дома, вот почему. Мне в жизни не было так плохо.

Я поднялся в комнату и старался не обращать внимания на окно, в которое было отлично видно Джули, воюющую с кустарником. Вот только ничего у меня не вышло. Я так и не смог сосредоточиться, и домашняя работа осталась невыполненной.

На следующий день в школе я пытался собраться с силами и поговорить с ней, но у меня не было ни шанса. Джули делала все, чтобы не подпустить меня к себе.

По дороге домой мне пришла в голову одна идея. Сначала она немного напугала меня, но чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что я смогу хотя бы отчасти искупить свою вину, если помогу Джули убрать двор. Конечно, если она не будет слишком мною командовать, не разревется или не выкинет еще чего-нибудь в этом роде. Я просто пойду к ней и скажу, что мне не нравится чувствовать себя придурком, и чтобы заслужить прощение, я хочу помочь ей с уборкой. Все. Конец истории. Если и после этого Джули не прекратит злиться на меня, ради бога. Это будет ее проблемой.

Моей же проблемой было то, что помочь Джули я не успел. На следующий день я вернулся из школы и увидел, как дедушка делает то, что собирался сделать я.

Нет, минутку. В это невозможно поверить. Мой дедушка не работает в саду. По крайней мере, мне он никогда помощи не предлагал. И мой дедушка живет в домашних тапочках — где он взял эти рабочие ботинки? А джинсы и фланелевую рубашку — что здесь происходит?

Я спрятался за домом соседей и наблюдал за ними минут десять-пятнадцать. И чем дольше я наблюдал, тем сильнее злился. За эти несколько минут дед сказал Джули больше, чем мне за полтора года. Чем ему так понравилась Джули Бейкер?

По дороге домой мне пришлось перелезть через два забора и пугнуть глупого соседского терьера, но зато мне удалось избежать садовой вечеринки напротив.

За домашнюю работу я в этот вечер даже не садился. Как же я разозлился! Ведь я по-прежнему был полным кретином, да к тому же Джули и дедушка, работая, вместе смеялись надо мной. Разве я получал от него хотя бы улыбку? Обычную улыбку? Не припомню! А теперь он стоял по колено в грязи на ее дворе и смеялся.

К ужину дедушка принял душ и переоделся в свою обычную одежду, но выглядел он не как обычно. Было такое ощущение, что внутри него словно загорелся свет.

— Добрый вечер, — сказал он, усаживаясь за стол. — О, Пэтси, выглядит аппетитно!

— Ну, пап, — с улыбкой ответила мама, — эта зарядка на соседнем дворе, похоже, пошла тебе на пользу.

— Да, — согласился папа. — Пэтси сказала мне, вы провели там полдня. Если вам так хотелось сделать что-нибудь для дома, почему же вы нам не сказали?

Папа просто пошутил, но мне показалось, что дедушка воспринял это иначе. Он положил себе фаршированную сыром картошку и сказал:

— Передай соль, Брайс.

Между моим отцом и дедом определенно создалось напряжение, но оно исчезло бы, попытайся папа исправить ситуацию.

Но папа не попытался. Вместо этого он поинтересовался:

— Так почему именно девочка решила привести двор в порядок?

Дедушка очень аккуратно посолил картошку, а потом посмотрел на меня. «О, нет», — подумал я. На секунду мне показалось, что мне уже никогда не избавиться от этих яиц. Два года тайком от всех выбрасывать их, два года избегать разговора с Джули о ее курах и яйцах, два года терпеть ее ранние визиты — и ради чего? Дедушка все знал, я видел это по его глазам. Через секунду он все расскажет, и мне конец.

Но случилось чудо. Дедушка с минуту сверлил меня взглядом, а потом ответил:

— Просто ей так захотелось, только и всего.

С меня градом катил пот, и когда папа заметил: «Это был только вопрос времени. Когда-нибудь кто-то должен был приняться за этот двор», дедушка снова посмотрел на меня, и я знал — он не позволит мне забыть об этом.

Помыв посуду, я отдыхал у себя в комнате, когда вошел дедушка, закрыл за собой дверь и сел на мою кровать. И все это он проделал без единого звука. Ни кряхтения, ни кашля, ни даже дыхания... Клянусь, он двигался как настоящее привидение.

Конечно, я от страха подогнул колени и даже уронил карандаш, но постарался говорить как можно увереннее.

— Здравствуй, дедушка. Ты пришел провести поучительную беседу?

Дедушка сжал губы и смотрел прямо на меня.

Я сломался.

— Дедушка, я знаю, я все испортил. Я должен был сразу все ей сказать, но не смог. Я думал, что это прекратится само собой. Ну как долго курицы могут нестись? Это ведь началось в пятом классе! Разве они не должны когда-нибудь остановиться? Да и что мне было делать? Сказать ей, что мама боится сальмонеллы? А папа просил сказать ей про аллергию — да кто в это поверит? И я продолжал выбрасывать их, ты понимаешь? Я думал, они просто были лишними.

Дедушка едва заметно кивнул.

Я вздохнул и продолжал:

— Спасибо, что ничего не рассказал за ужином. Я — твой должник.

Дедушка приподнял занавеску и взглянул на дом напротив.

— Человеческий характер формируется очень рано, сынок. Твой выбор повлияет на всю твою дальнейшую жизнь. — Он немного помолчал, потом опустил занавеску и добавил: — Мне тяжело видеть, что ты заплыл уже так далеко, что не можешь вернуться.

— Да, сэр.

Дедушка нахмурился и сказал:

— Перестань говорить мне «да, сэр», Брайс. — Он встал. — Просто подумай над моими словами, и когда в следующий раз окажешься перед выбором, поступи правильно. Иначе ты навредишь очень многим.

И дедушка ушел.

На следующий день я после школы заглянул к Гэррету, и когда вечером его мама привезла меня домой, дедушка этого даже не заметил. Он был слишком занят в саду Джули.

Я попытался сделать домашнюю работу в столовой, но мама вернулась с работы и принялась болтать по телефону, а когда в столовой показалась Линетта, они развели горячую дискуссию о том, что из-за своего макияжа она очень напоминает раненого енота.

Линетта. Клянусь, она никогда не научится молчать.

Я собрал вещи и перебрался в свою комнату, только это не помогло. Во дворе напротив вовсю орудовали бензопилой, а когда пила замолкала, я отчетливо слышал стук молотка. Я выглянул в окно и увидел Джули, забивающую гвозди. Серьезно. Она держала гвозди в зубах как стальные сигареты, заносила молоток высоко над головой и ударяла по шляпке гвоздя с такой силой, что он входил в дерево, как в масло.

На секунду в моем воображении гвоздь исчез, и вместо него Джули с треском разбивала на куски мою голову. Я вздрогнул и опустил занавеску, бросил домашнюю работу и уставился в телевизор.

Работа во дворе продолжалась всю неделю. И каждый вечер дедушка возвращался с розовыми щеками, удивлял здоровым аппетитом и осыпал комплиментами мамину стряпню. А потом наступила суббота. Меньше всего мне хотелось просидеть весь день дома, пока дедушка копается в грязи и помогает приводить в порядок двор Джули. Мама попыталась заставить меня заняться нашим двором, но я бы чувствовал себя очень глупо, подстригая газон, в то время как напротив шла бурная перепланировка.

Так что я заперся в комнате и позвонил Гэррету. Его не было дома. У всех, кому я звонил, были другие дела. А уговаривать маму с папой поехать в кино или в торговый центр было бесполезно. Они бы сказали, что я должен заняться газоном.

Итак, я оказался в ловушке.

И мне оставалось только одно — наблюдать в идиотское окно за Джули и дедушкой. Это было невыносимо, но именно этим я и занимался.

Наконец я не выдержал. Бросился к задней двери, вылетел во двор и перемахнул через забор. Я должен был убраться отсюда.

Могу поклясться, в тот день я прошел километров десять. Не знаю, на кого я злился сильнее — на дедушку, на Джули или на себя самого. Что со мной не так? Если я так хотел извиниться перед Джули, почему же просто не пошел и не помог ей? Что меня остановило?

Гэррет уже вернулся, и я в жизни никому так не радовался. Он всегда мог отвлечь меня от мрачных мыслей. Этот парень — настоящий мастер. Мы поиграли в дартс, покатались на велосипедах и обсудили недавно вышедший боевик.

А когда я вернулся домой, Джули поливала двор.

Она увидела меня, но не улыбнулась, не помахала мне. Она просто отвернулась.

Раньше в такой ситуации я бы сделал вид, что не заметил ее, или махнул бы рукой и поспешил скрыться в доме. Но она злилась на меня уже целую вечность. С того утра Джули не сказала мне ни слова. Она словно не заметила меня на математике пару дней назад, когда я улыбнулся ей и попытался извиниться. Она не улыбнулась в ответ и даже не кивнула. Джули просто повернулась и ушла, не оборачиваясь.

Я даже ждал ее после уроков, чтобы сказать что-нибудь о ее преобразившемся дворе и о том, как мне плохо, но она просто прошла мимо, не обратив на меня внимания. И с тех пор каждый раз, когда я оказывался рядом, Джули старалась отойти подальше.

И вот она поливает двор, а я чувствую себя последним идиотом. Все. С меня хватит. Я подошел к ней и сказал:

— Здорово выглядит, Джули. Отличная работа.

— Спасибо, — даже не улыбнувшись, ответила она. — Это благодаря Чету, он все сделал.

«Чет?» — подумал я. Чет? Она что, называла дедушку по имени?

— Послушай, Джули, — я решил перейти к тому, ради чего собственно и завел этот разговор. — Мне очень стыдно за то, что я сделал.

Она секунду смотрела на меня, а потом перевела взгляд на струю воды из шланга. Наконец она сказала:

— Я все еще не понимаю, Брайс. Почему ты просто не сказал мне?

— Я... я не знаю. Я кретин. Я должен был сказать. И еще я не имел никакого права критиковать твой двор.

Я уже чувствовал себя лучше. Намного лучше. Потом Джули сказала:

— Ну, может, это все к лучшему?

Она начала пританцовывать, поливая газон, и снова стала похожа на прежнюю Джули.

— Правда, здорово получилось? Чет многому меня научил. Просто удивительно. Тебе так повезло. А у меня нет больше бабушек и дедушек.

— Ох, — выдавил я, не зная, что сказать.

— Но мне его жаль. Он так скучает по твоей бабушке. — Тут Джули улыбнулась и покачала головой. — Представляешь, Чет говорит, что я напоминаю ему ее.

— Что?

— Да, — Джули снова улыбнулась. — Я тоже удивилась. Но он сказал, что это хорошо.

Я смотрел на Джули и пытался представить свою бабушку в восьмом классе. Тщетно. У Джули длинные густые каштановые волосы и нос в веснушках, а моя бабушка была блондинкой. Да к тому же еще и пользовалась пудрой. Белой пудрой. Она наносила ее на лицо и волосы, на плечи и грудь... Эта женщина пудрила абсолютно все.

Я не мог представить на Джули ничего подобного. Ладно, разве лишь оружейный порох, но белую ароматизированную пудру? Только не это.

Наверное, я смотрел на нее слишком долго, потому что Джули сказала:

— Послушай, это не мои слова, а его. Я просто подумала, что это так трогательно.

— А? Да, конечно. Что ж, удачи с газоном. Уверен, он вырастет отличным. — Своим следующим словам я сам поразился: — Зная тебя, я не сомневаюсь, взойдет каждая травинка. — И я говорил совершенно серьезно и искренне. Я улыбнулся, Джули тоже улыбнулась, и я ушел, а она осталась поливать будущий прекрасный газон.

У меня уже несколько недель не было такого хорошего настроения. Наконец-то история с яйцами как-то завершилась. Я был свободен. И счастлив.

Однако за ужином мне потребовалась всего одна минута, чтобы понять — у остальных далеко не такое радужное настроение. Линетта вела себя как обычно, так что дело было не в ней. Но по тому, как поздоровался папа, я догадался, что все дело в газоне.

— Без проблем, — заверил я его, — займусь им завтра.

Ответом мне был хмурый взгляд.

Потом мама спросила дедушку:

— Устал сегодня, пап?

Дед сидел так тихо, что я его не сразу заметил.

— Да, — папа посмотрел на дедушку через стол. — Эта девчонка вас еще не достала?

Дедушка кашлянул в платок и ответил:

— Эту девчонку зовут Джули, и она меня совсем не «достала», как вы изволили грубо выразиться.

— Грубо? — Папа рассмеялся и сказал: — А вы, похоже, подружились с этой девчонкой?

Даже Линетта на время забыла о своей любви к спорам. Вражда уже началась, все это понимали. Мама пнула папу под столом ногой, но от этого стало только хуже.

— Нет, Пэтси! Я хочу знать, почему твой отец проводит целые дни с соседской девчонкой, а с собственным внуком даже ни разу на прогулку не сходил!

Я хотел было воскликнуть, что и меня очень интересует этот вопрос, но вовремя вспомнил, что я дедушкин должник. Я перед ним в огромном долгу. Больше не раздумывая, я произнес:

— Да ладно, пап. Джули просто напоминает ему о бабушке.

Все уставились на меня. Тогда я взглянул на дедушку и робко спросил:

— Ведь... ведь это так, дедушка?

Он кивнул и снова кашлянул.

— О Рене? — Отец посмотрел сначала на маму, а потом на деда. — Этого быть не может!

Дедушка прикрыл глаза и произнес:

— Ее душа напоминает мне о Рене.

— Ее душа, — повторил папа так, словно разговаривал с маленьким ребенком.

— Да, ее душа. — Дедушка немного помолчал, а затем спросил: — Вы знаете, почему Бейкеры так долго не занимались своим двором?

— Почему? Да они просто неряхи. Их дом — настоящая помойка, их двор тоже помойка, а их машины давно просятся на свалку.

— Нет, Рик. Они хорошие, честные, работящие люди...

— Которые совершенно не заботятся о том, какое впечатление производят на окружающих. Мы живем напротив них уже больше шести лет, и я никогда не понимал, почему они так живут.

Дедушка глубоко вздохнул, казалось, он обдумывает то, что собирается сказать. Затем он заговорил:

— Ответь мне, Рик, если бы у тебя был брат или ребенок с серьезными психическими отклонениями, что бы ты делал?

Дедушка словно подлил масла в огонь. Отец напрягся, покачал головой и наконец сказал:

— Чет, какое это имеет отношение к нашему разговору?

Дедушка какое-то время просто смотрел на него, а потом тихо ответил:

— У отца Джули есть больной брат и...

Отец перебил его со смехом:

— Ну, это многое объясняет!

— Многое... объясняет? — переспросил дедушка. Тихо. Спокойно.

— Конечно! Это объясняет, почему эти люди такие, какие есть. — Отец ухмыльнулся. — В семье не без урода.

Все уставились на него. Линетта открыла рот от удивления и, кажется, впервые лишилась дара речи.

Мама взмолилась:

— Рик!

Но отец только нервно рассмеялся и заявил:

— Да я просто пошутил! Хотя с этими людьми явно что-то не так. О, прости меня, Чет. Я забыл. Их девчонка напоминает тебе о Рене.

— Рик! — повторила мама, только на этот раз она была в ярости.

— О, Пэтси, успокойся. Твой отец перебарщивает, пытаясь устыдить меня за критику соседей. Но сумасшедший брат вовсе не оправдание. У других бывают проблемы и посерьезней, но они ухаживают за своим двором. Как можно жить в таком бардаке?

У дедушки вспыхнули щеки, но голос был холоден, как лед, когда он заговорил:

— Этот дом им не принадлежит, Рик. По закону содержать дом должен землевладелец, но он этого не делает. А поскольку на отце Джули еще и его больной брат, все их сбережения уходят на его содержание, а это совсем не дешево.

Мама очень тихо спросила:

— Почему они не поместят его в государственное учреждение?

— Подробностей я не знаю, Пэтси. Может, нет никаких государственных учреждений? А, может, они считают, что в частном пансионате ему лучше?

— Есть, — вмешался отец, — есть государственные лечебницы, и если они не хотят отдавать его туда, это их выбор. Не наша вина, что в их семье какие-то хромосомные отклонения, и нечего меня стыдить за то, что...

Дедушка ударил кулаком по столу и, привстав, грозно сказал:

— Хромосомы тут ни при чем, Рик! Это произошло из-за недостатка кислорода при рождении.

Затем дедушка немного понизил голос, но от этого его слова прозвучали еще убедительнее:

— У дяди Джули пуповина обмоталась вокруг шеи. Дважды. Он был совершенно здоровым ребенком, а тут возникли необратимые повреждения мозга.

У мамы вдруг началась истерика. Она рыдала, ее руки тряслись. Папа пытался успокоить ее, но безрезультатно. Она вскочила со стула и буквально вылетела из столовой. Папа поспешил за ней, бросив на дедушку такой злой взгляд, которого я в жизни не видел.

Линетта вытерла рот салфеткой и тоже вышла из-за стола со словами:

— Это не семья, а какая-то ошибка природы.

И вот мы с дедушкой остались одни за столом, заставленным остывшей едой.

— Ух-ты, — вырвалось у меня. — Я и понятия не имел.

— Ты и сейчас не имеешь, — ответил мне дедушка.

— В каком смысле?

С минуту дедушка молчал, а потом наклонился ко мне и сказал:

— Как думаешь, почему это так подействовало на твою маму?

— Я... я не знаю. — Я слабо улыбнулся и добавил: — Потому что она — женщина?

— Нет. Она расстроилась, поскольку отлично понимает, что могла бы быть на месте мистера Бейкера.

Я какое-то время раздумывал над этим и наконец спросил:

— У ее брата при рождении тоже пуповина обмоталась вокруг шеи?

Дедушка отрицательно покачал головой.

— Ну, тогда...

Дедушка наклонился еще ближе и прошептал:

— Это произошло с тобой.

— Со мной?

Он кивнул.

— У тебя пуповина дважды обмоталась вокруг шеи.

— Но...

— Врач, принимавший тебя, вовремя это заметил. К тому же пуповина была обмотана не очень туго, так что он смог снять ее. Ты не повесился, приходя в этот мир, но все легко могло закончиться совсем иначе.

Если бы несколько лет и даже недель назад мне заявили, что я мог повеситься, не успев родиться, я бы над этим посмеялся, или, скорее всего, просто сказал бы:

— Неужели? Может, сменим тему разговора?

Но теперь я по-настоящему испугался и все время думал об этом. Где бы я был, сложись все иначе? Что бы они со мной сделали? Судя по словам отца, он бы точно не стал обо мне заботиться. Засунул бы меня в психушку куда-нибудь подальше и забыл бы обо мне. Но тут я себя одернул. Нет! Я же его сын. Разве он смог бы поступить так со мной?

У нас есть большой дом, белый ковер, антикварная мебель, картины и все такое. Смогли бы они отдать все это, чтобы облегчить мне жизнь?

Я сомневался и очень сильно. Меня бы стыдились. Я стал бы неприятным, назойливым воспоминанием. Каким же простым порой кажется все моим родителям. Особенно отцу.

Дедушка очень тихо сказал:

— Не стоит думать о том, что могло бы быть, Брайс. — А потом, словно прочитав мои мысли, добавил: — И не спеши обвинять его в том, чего он не делал.

Я кивнул и попытался успокоиться, но у меня ничего не получилось.

И тут дедушка снова заговорил:

— Кстати, я рад, что ты об этом упомянул.

— Упомянул о чем? — с трудом выдавил я.

— О твоей бабушке. Как ты узнал?

Я потряс головой и ответил:

— Джули мне рассказала.

— Ты говорил с ней?

— Да. И я извинился перед ней.

— Отлично!

— И после этого мне стало намного лучше, но теперь... Господи, я снова чувствую себя полным идиотом.

— Успокойся. Ты извинился, и это главное. — Дедушка встал и добавил: — Я хочу прогуляться. Может, присоединишься?

Прогуляться? Больше всего мне сейчас хотелось запереться в комнате и побыть одному.

— Это отлично помогает приводить в порядок мысли, — продолжил дедушка, и тогда я понял, что это не просто приглашение на прогулку — это предложение сделать что-то вместе.

Я встал из-за стола и сказал:

— Да. Давай уйдем отсюда.

Для человека, который обычно ограничивался фразой «Передай, пожалуйста, соль», дедушка оказался отличным собеседником. Мы гуляли очень долго. Оказывается, дедушка действительно знает много интересного, да к тому же у него есть чувство юмора. Хотя и немного суховатое. Было в его манере говорить и держаться что-то крутое, что ли.

Возвращаясь домой, мы прошли мимо того места, где раньше рос платан. Дедушка остановился, посмотрел в ночь и заметил:

— Вид, наверное, был удивительный.

Я тоже осмотрелся и в ту ночь впервые понял, что можно увидеть звезды.

— Ты когда-нибудь видел ее там? — спросил я дедушку.

— Твоя мама однажды показала мне ее, когда мы проезжали мимо. Она так высоко забралась, я даже испугался за нее. Но когда я прочел статью, я понял, почему она это делала. — Он покачал головой. — Дерева больше нет, но огонь, который оно разожгло в ней, горит по-прежнему. Понимаешь, о чем я?

К счастью, отвечать мне не пришлось. Дедушка просто улыбнулся и сказал:

— В этом мире много ярких людей... — Он повернулся ко мне. — Но иногда, очень редко, встречаешь человека, похожего на радугу, и когда это происходит, возникает чудо.

Мы подошли к нашему крыльцу, дедушка обнял меня за плечи и сказал:

— Приятно было погулять с тобой, Брайс. Мне очень понравилось.

— Мне тоже, — ответил я, и мы вошли в дом.

И сразу поняли, что очутились в зоне военных действий. Никто не плакал и не кричал, но по выражению лиц родителей я понял, что за время нашей с дедушкой прогулки они здорово поругались.

Дедушка шепнул мне:

— Боюсь, мне придется чинить еще один забор.

И он ушел в столовую разговаривать с моими родителями.

Мне не хотелось портить впечатление от прогулки, поэтому я поднялся к себе в комнату, запер дверь и, не включая свет, лег на кровать.

Так я лежал и обдумывал случившуюся за ужином катастрофу. И когда эти мысли начали уже сводить меня с ума, я сел и посмотрел в окно. В доме Бейкеров горел свет, улицу освещали фонари, но ночь все равно была очень темная. Она казалась гораздо мрачнее, тяжелее, что ли, чем обычно.

Я прислонился к стеклу и взглянул на небо, но звезд уже не было видно. Интересно, влезала ли Джули на платан ночью? Под звездами.

Похожая на радугу... Как-то не сходится. Джули всегда казалась мне довольно пыльной.

Я включил настольную лампу и вытащил из ящика газету со статьей про Джули.

Так я и думал — журналисты повернули все так, будто Джули пыталась спасти гору Рашмор. Они назвали ее протест «гласом вопиющего в пустыне», а ее саму «ярким маяком, проливающим свет на загнивание нашего когда-то великого, сильного общества».

Да бросьте. В чем проблема-то? Парень решил спилить дерево, растущее на его земле, чтобы построить дом. Его земля, его дерево, его решение. Конец истории. Большая часть статьи — полная ерунда.

С одним исключением. За исключением интервью с Джули. Может, это было из-за резкого контраста с пафосной чушью репортера, я не знаю, но Джули сказала совсем не то, что я ожидал. Я думал, она примется расхваливать себя, но ошибался. Ее мысли были такими... как бы это сказать... глубокими. В сидении на этом дереве для нее было что-то глубоко философское.

А самое странное, что я это понял. В ее словах было много смысла. Она говорила о том, как чувствовала себя там, на высоте, и как это чувство словно переносило ее в другое измерение. «Когда ты так высоко и тебя обдувает ветер, — говорила Джули, — возникает ощущение, словно истинная красота целует твое сердце». Кто еще в средней школе может сказать подобное? Из моих друзей точно никто.

Еще в статье были слова о том, как целое может быть гораздо больше суммы своих частей, и что людям порой необходимо нечто, что поможет им подняться над собственными жизнями и понять, какое это чудо — просто жить.

Я несколько раз перечитал ее интервью. Когда же она начала думать о таких вещах? Да, конечно, Джули Бейкер всегда была очень умной, но дело ведь не в учебе на одни пятерки, здесь что-то гораздо большее.

Прочти я эту статью месяц назад, я бы скомкал ее и тут же выкинул в помойку, но сейчас она так много значила для меня. Слишком много.

Месяц назад я бы не обратил ни малейшего внимания на фотографию Джули, но сейчас я не мог отвести от нее взгляд. Не от большой, где были видные в основном пожарные машины, а не Джули. А от другой, внизу страницы. У кого-то был невероятно мощный фотоаппарат, потому что было понятно, что Джули сидит на самой верхушке дерева. Она смотрит вдаль, ветер развевает ее волосы, она будто парит в потоках солнечного света.

Столько лет я избегал Джули Бейкер, старался вообще на нее не смотреть, а вот теперь просто не мог наглядеться. Внутри что-то екнуло, сжалось, и мне это совсем не понравилось. Ни капельки. Честно говоря, меня это жутко напугало.

Я засунул газету под подушку и постарался вспомнить, какой занозой была Джули Бейкер. Но мои мысли постоянно возвращались к статье, и вскоре я вытащил эту дурацкую газету из-под подушки.

Я просто схожу с ума!

Все, хватит. Выключаю свет и сплю. Каким же слепцом я был, я ничего не понимал. Теперь настало время во всем разобраться.