Они ехали много часов и дважды останавливались на заправках с самообслуживанием, где платили наличными Руперта. Глубоко в пустыне, когда Руперту уже не верилось, что где-то существуют города, Люсия свернула с асфальтированной дороги на пыльную, едва заметную колею. Она выключила фары, и мир погрузился в густую темноту.

— Зачем ты это сделала? — спросил Руперт.

— Чтобы нас не заметили воздушные патрули.

— Ясно. Как ты различаешь дорогу?

— По звездам, — ответила Люсия.

Руперт не понял, пошутила она или нет.

Еще через полчаса они оказались возле высокой скалы, закрывающей небо с водительской стороны, и поехали вдоль нее. Люсия притормозила, развернула машину и въехала в пещеру.

— Мы здесь застрянем, — сказал Руперт.

— Хватит ныть. — Люсия подождала, чтобы машина проскользила вперед на несколько ярдов, и заглушила мотор. Тут их не обнаружат спутники и вертолеты. — Мы на месте.

Руперт попытался открыть пассажирскую дверь, но она уперлась в каменную стену пещеры и распахнулась только наполовину. Он втянул живот и сумел выбраться из машины. Люсия вышла со своей стороны и закрыла дверь. Свет в автомобиле погас.

Путь освещал плоский фонарик на ремне Люсии. Резкий белый свет придавал пещере мистический вид: шероховатые каменные стены окрашивались бежевым, а трещины и впадины в скалах оставались непроницаемо черными.

— Нам сюда, — показала Люсия. Они обошли машину и двинулись вперед. Руперт шел за Люсией вниз по каменному петляющему коридору, почти такому же узкому и крутому, как дымоход. Покатый пол пещеры был усыпан скользким песком.

Они прошли еще сто футов и оказались в просторной высокой пещере. Слева от Руперта пол пещеры заканчивался крутым обрывом. У противоположной стены стоял остов старого автоприцепа или дома на колесах. Пещера была набита полками и коробками с какими-то приборами, пыльными папками и сотнями книг и журналов. Кое-где пространство отделялось самодельными занавесками.

Середина пещеры, как это ни странно, напоминала гостиную: потертый диван, четыре-пять разномастных стульев, старый магнитофон, письменный стол, как будто принесенный с пепелища. Единственным источником света была лампа, закрепленная на столе. Она освещала пожилого мужчину, который встал, чтобы поприветствовать их.

Мужчина покачнулся и оперся на трость. У него была неухоженная борода и лысина на макушке, вокруг которой в беспорядке торчали длинные серебристые волосы. В мире Руперта бороды носили только безработные и уж точно не белые мужчины.

— Как хорошо, что ты здесь, Люсия, — сказал мужчина. Несмотря на свою нетвердую походку, он двинулся к ним с высоко поднятой головой и прямой спиной. Люсия подбежала и обняла его. Руперт не понял, была ли она рада его видеть или просто не хотела, чтобы он утруждал себя ходьбой.

— Не нужно было вставать, — сказала она, обняв старика.

— Можно и встать по такому случаю, — ответил он. — Ей-богу, Люсия, если бы я мог прожить жизнь заново, я бы женился на тебе сегодня же, а завтра увез бы тебя в Париж.

— Нет, — сказала Люсия. — Ты бы сделал меня любовницей и пользовался бы мной, пока я не стану старой и уродливой.

— Ни за что.

— С тобой такое бывало.

— Мне нечего возразить. А что это за друг с тобой?

— Он мне не друг. Это пропагандист из «Глобнета». Его зовут Дэниэл Руперт.

— Правда?

Руперт пожал левую руку старика. Тот долго и внимательно рассматривал Руперта слезящимися бледно-голубыми глазами и пронзительным взглядом неприятно напоминал пастора Джона.

— Я уволился, — сказал Руперт, выдавив усмешку.

— Меня зовут доктор Джон Смит, — старик улыбнулся в ответ очень непринужденно. — Вообще-то меня зовут по-другому, но моя фамилия слишком известна и отнюдь не по лестному поводу. В любом случае я ею не пользуюсь.

— Понимаю. Приятно познакомиться.

— Это его рекомендовал Салливан? — спросил доктор Смит у Люсии, уставившись на Руперта.

— Да.

— По-моему, на него можно положиться.

— Ты просто не смотрел его передачи.

— И слава богу! — ответил доктор Смит. Он оглядел тяжелую куртку Руперта. — Ты знаешь, куда тебе вживили маячок?

— Я даже не уверен, что они его действительно вживили.

— Лучше перестраховаться. Люсия, проводи, пожалуйста, джентльмена в смотровую. И сделай свет поярче.

— Вон туда, — показала Люсия. Она провела Руперта в старый фургон, стоявший у стены. Вход в него был занавешен той же тканью, из которой была сшита куртка Руперта. Внутри стояла полная темнота. Руперт услышал сбоку треск, и у него над головой зажглись хирургические светильники. Люсия вращала маховик, приделанный к металлическому блоку на стене фургона, очевидно, чтобы производить электричество.

В середине фургона стоял низкий операционный стол из стали. Вокруг были зеркала, несколько громоздких квадратных экранов и разнообразные медицинские приборы, которые выглядели так, будто их списали из захудалой больницы в начале семидесятых. На кухонной столешнице фургона лежали скальпели и стояли бутылки с какой-то жидкостью. Потолок, стены и пол покрывал такой же тяжелый материал, из которого была сшита куртка. Комната выглядела так, словно ее оклеили брезентовыми мешками с помощью изоленты.

— Что это? — спросил Руперт.

— Не волнуйся, — сказала Люсия. — Может, в тебе и нет маячка.

Доктор Смит вошел в фургон с картонной коробкой под мышкой. Он бухнул ее на стол в обеденном уголке, заглянул внутрь и начал копаться в спутанных проводах и кабелях.

— Можешь снять куртку, — сказал доктор Смит. — Тут безопасно. Он достал какой-то предмет. Руперт не знал, что это за желтая пластмассовая коробка размером с карточную колоду, с металлическими антеннами сбоку.

Руперт стянул куртку и с облегчением вздохнул, освободившись от ее веса. Он бросил ее на сиденье в обеденном уголке.

— Рубашку тоже сними, — сказал доктор Смит. Он взял один из проводов, соединенных с коробкой, и подключил его к блоку с маховиком. — Люсия, наддай еще немного.

Люсия покрутила маховик, и вскоре желтая коробочка запищала. Доктор Смит приподнял устройство и несколько раз постучал по нему костяшками пальцев.

Руперт медленно расстегивал рубашку, глядя на пищащий прибор.

— Порядок. — Доктор Смит взглянул на Руперта. — Не стесняйся.

— Простите. — Руперт поспешил расстегнуть рубашку до пояса.

— Подойди-ка поближе. — Доктор Смит поднес устройство к Руперту, и оно запищало громче. — О, да. За кем-то здесь явно следят. Ну-ка повернись.

Руперт повернулся к доктору Смиту спиной и на секунду встретился взглядом с Люсией. От этого ему стало неловко. Писк стал непрерывным и пронзительным.

— Вот здесь, — сказал доктор Смит. — Под правой лопаткой. Отлично. Мистер Руперт, вам придется лечь на живот на столе.

— Зачем? — спросил Руперт. Он посмотрел на допотопные хирургические инструменты на кухонной столешнице. Они выглядели чистыми и блестящими, но ужасно острыми.

— Мне придется провести небольшую операцию, — объяснил доктор Смит. Руперт резко обернулся, как будто опасаясь, что старик вонзит скальпель в его обнаженную спину. Смит доброжелательно улыбнулся. — Тебе повезло, что это лопатка, а не череп.

— Вы будете резать меня?

— Мы применим местный наркоз, — сказал Смит. — Не волнуйся, я сделаю небольшой надрез. Ты все увидишь на экране.

— Не уверен, что это хорошая идея, — возразил Руперт.

— Это простая процедура, — заверил его Смит.

— Ты всю оставшуюся жизнь хочешь ходить в этой куртке? — спросила Люсия. — Миллионы бывших заключенных родную бабушку бы прирезали, лишь бы избавиться от маячка.

Руперт посмотрел на старика. Он казался здравомыслящим и даже доброжелательным человеком. Если Департамент террора вживил в тело Руперта устройство слежения, его, конечно, надо извлечь. Но он бы не позволил бородатому старику, живущему в пещере, даже занозу из пальца достать, а уж тем более провести операцию рядом с сердцем и позвоночником.

— Вы правда врач? — спросил Руперт.

— Я был врачом в военно-морских частях и участвовал в двух кампаниях: в Иране и Таджикистане. Когда-то получил медицинский диплом в Йельском университете. Департамент террора вживил тебе устройство, которое позволит им определить твое местонахождение в любой момент. А еще в них часто имеется капсула со смертельным ядом, которую можно вскрыть дистанционно. Эта капсула, если она в тебе, произведена государственными подрядчиками. Ну, что, вас устраивает моя квалификация или желаете связаться со своей страховой компанией?

Руперт посмотрел на старика и Люсию. Разве у него был выбор?

Он лег, как ему было сказано, животом на холодный металл невысокого операционного стола. Доктор Смит измерил ему давление и принялся обрабатывать инструменты на кухонной столешнице, задавая будничные вопросы, которые заставляли Руперта чувствовать себя почти как на обычном приеме в больнице: «Когда ты в последний раз был у врача?», «Возраст?», «Вес?», «Рост?», «Есть ли у тебя аллергия на что-либо?», «Тебя раньше оперировали?»

Пожилой врач опустился на стул справа от Руперта. Он надел латексные перчатки, и спрятал бороду и волосы под зеленую шапочку и маску.

— Надеюсь, ты не против, если я присяду, — сказал Смит. — Мне трудновато оперировать, опираясь на эту нелепую трость. Люсия, пожалуйста, продезинфицируй вот здесь. Руперт почувствовал на голой лопатке холодную жидкость. — Теперь включи экран.

Большой квадратный монитор перед Рупертом мигнул, но показывал лишь непонятные серые разводы.

— Хорошо, — сказал доктор Смит. — Теперь подай мне вон тот шприц с анестетиком, нет, другой, нет, Люсия, на другом конце стойки.

— Она это умеет? — спросил Руперт.

— Нисколько, — ответила Люсия, передавая Смиту стеклянный шприц. — Вы имели в виду вот эту острую штучку, доктор?

— Она просто пугает тебя, — сказал доктор Смит. — У мисс Сантос достаточно опыта. Мне нужен ассистент, а здесь выбор невелик: Люсия или залетный койот. Сомневаюсь, что у койота найдется медицинский диплом. Хотя, насколько мне известно, в Гарварде сильно снизили требования к абитуриентам.

Руперт почувствовал, что игла проткнула кожу, и его правое плечо онемело.

— Подождем минутку, чтобы подействовало, — произнес доктор Смит. — Скажи, Дэниэл, ты общался с какими-нибудь подозрительными людьми в последние дни или недели?

— Кроме вас? — спросил Руперт.

— Я имею в виду, с кем-нибудь из противоположного лагеря.

Руперт сразу же решил не говорить, что его арестовывал Департамент террора, это могло вызвать подозрения, потому что агенты очень редко выпускали кого-нибудь из тюрьмы. Он решил рассказать историю, которая была отчасти правдивой.

— Меня вызывали к пастору в церкви. Кому-то показалось, что я выгляжу недостаточно преданным нашему Единому Господину. Я предполагаю, что они имеют в виду Бога.

— Не шевелись, — предупредил Смит. — Сейчас буду резать. Больно?

— Нет, — ответил Руперт. Его тело онемело от шеи до колен.

— Ты часто с ним беседуешь? — спросил Смит.

— Нет, это был первый раз.

— Он из Новой Церкви? — уточнил Смит. — Одной из тех, что устраивают сборища на стадионах?

— Да, церковь Святого Духа. Его зовут Джон Перриш.

— Имя мне ни о чем не говорит. Хотя и так понятно, что он «псих».

— Он не показался мне сумасшедшим, — возразил Руперт. — Но рядом с ним было не по себе.

— Он ничего не понимает, — сказала Люсия.

— Замри, — велел доктор Смит. — Если посмотришь на монитор, увидишь край своей лопатки.

Руперт взглянул на изображение на экране, но снова увидел только серые разводы.

— Вы ввели инструмент?

— Да.

— Надеюсь, вам видно, что там происходит, лучше, чем мне. — Одно мутное серое изображение на мониторе сменилось другим.

— Я вижу все, что надо, — ответил доктор. — Значит, ты понятия не имеешь, кого называют психами?

— В каком смысле?

— Люсия, объяснишь? Вряд ли пациент хочет, чтобы я отвлекался от работы.

— Нисколько не хочу, — подтвердил Руперт.

Люсия подвинула к нему стул. Она собрала свои длинные черные волосы, чтобы они не падали на лицо.

— Ты ведь слышал о психологических операциях? — спросила она Руперта, сев к нему лицом. — Их проводят военные, разведчики и политики.

— Да, — ответил Руперт. — Это когда разбрасывают листовки на вражеской территории. — Он задумался о своей работе. — Или придумывают сюжеты для новостей.

— Ну, конечно, — сказала Люсия, закатив глаза. — В Первую мировую так и делали.

— А что еще? — спросил Руперт. — Ты имеешь в виду церкви?

— Ты должен понимать, что ни одно правительство не держится только за счет насилия, — сказал доктор Смит. — Население, по крайней мере значительная его часть, должно считать правительство легитимным. Мы подсчитали, что одной трети граждан достаточно, чтобы установить над страной полный контроль, если оставшиеся две трети ссорятся и не могут договориться. Естественно, в идеале правительству нужна поддержка большинства, но ее невозможно обеспечивать на протяжении долгого времени.

— Кажется, я не понимаю, — сказал Руперт. Он наблюдал, как на мониторе инструмент задел какое-то вздутие, возможно, мышцу.

— Мне как-то привели такой пример, — попыталась объяснить Люсия: — Чем король отличается от полевого командира?

— Что? — не понял Руперт.

— Это загадка.

— Не знаю. Король носит корону?

— Почти угадал, — заметил доктор Смит.

— У короля есть священники, которые поддерживают безумную идею о том, что он король и ему положено подчиняться, — объяснила Люсия.

— А у полевого командира? — спросил Руперт.

— У него просто мужики с оружием.

— Это вопрос легитимности, — пояснил доктор Смит. — Власть либо дарована богами, либо взята силой через кровопролитие. Священники, которые помогают правителям, и сами становятся богатыми и влиятельными. Они процветают в такой системе.

— Вы говорите, что Новые Церкви занимаются пропагандой, но это очевидно, — сказал Руперт.

— Ты не понимаешь, — ответил доктор Смит. — В древние времена церкви было достаточно, чтобы сделать власть короля легитимной. Но, чтобы удержать власть в современном мире, нужно много работать с информацией. Как ты заметил, нужны священники, но еще нужны пиарщики, историки, издатели, журналисты, учителя. Нужна эта нелепая канитель с выборами. Публичные ритуалы, которые нужны, чтобы обывателям казалось, будто они что-то решают. Задержи дыхание и не шевелись.

Руперт услышал где-то сзади механический стук, потом шипение и хлюпанье возле собственной головы.

— Не двигайся, — сказал доктор Смит. — Во время войны у правителя есть две цели, связанные с общественным мнением: добиться поддержки собственного населения и внести раскол в стан врага. Мы провели грандиозное исследование на эту тему. Со временем перестаешь видеть разницу между своими гражданами и врагами, потому что цель всегда одна — обеспечить себе поддержку и вызвать ненависть к врагу.

Мы научились вести информационную войну. Мы нашли способы подчинять и контролировать все общественные институты, связанные с информацией. Помимо журналистов нас интересовали учителя и священники, ведь они способны прочно внушить людям нужные идеи. Мы научились использовать существующие в культуре мифы, потому что их, в отличие от фактов, можно вывернуть как потребуется кому-то. Посмотрим, что у нас тут. Ты можешь сесть.

Руперт сел и повернулся к доктору Смиту. На столе лежал длинный тонкий шланг, подключенный к дребезжащему прибору, которым Смит пользовался во время операции. Металлическая головка шланга была в крови Руперта. Доктор Смит достал из прибора капсулу и протянул ему.

Внутри, на самом дне капсулы, лежала узкая проволочная спираль, испачканная в крови. Она была не шире ногтя на мизинце Дэниэла.

— Он еще работает, — сказал доктор Смит. — Люсия, займешься?

Люсия положила капсулу в контейнер на краю столешницы, взяла пипетку и выдавила струйку прозрачной жидкости. Устройство задымилось.

— Это кислота, — объяснила она Руперту. — Чтобы точно уничтожить эту штуку. — Она закупорила капсулу с плавящимся передатчиком.

— Вы в этом участвовали? — спросил Руперт доктора Смита, который по-прежнему сидел рядом с ним на низком стуле. — Вы все время повторяли «мы».

— Да. — Доктор Смит снял заостренную головку с лапароскопического шланга, открыл низкий кухонный шкаф и сунул шланг в пустое ведро из-под краски. — Была одна проблема. Мы проводили такие операции независимо друг от друга. У всех были свои отдельные цели: у разведки, у военных, у дипломатов. Политики тоже не отставали. Психологические операции пересекались, и последствия оказывались непредсказуемыми. Поначалу эта работа была неупорядоченной, понимаешь? Плохо скоординированной.

Руперт кивнул.

— Жидкую кожу, — сказал доктор Смит, — и повязку. — Люсия принесла, что он попросил. — Повернись, я тебя заштопаю.

Руперт повернулся. Спина по-прежнему ничего не чувствовала, и ему не было больно, пока доктор зашивал рану.

— В конце концов было принято решение централизовать разные специализированные операции, — продолжал Смит. — В глобальной информационной среде необходима глобальная координация. Для этого был создан психологический корпус. У нас был огромный бюджет и почти никакого надзора. Мы проводили исследования и операции, каждая из них была новым социальным экспериментом. Мы разрабатывали механизмы манипулирования обществом.

Мы превратили школы нашей страны в культурные лаборатории, составляли микросхемы человеческого мозга. Целью было всеобщее согласие. Например, оказалось легко увлечь народ идеей войны, но настроения людей быстро менялись. Нужно, чтобы ненависть не пылала, а медленно тлела, не угасая. В атмосфере постоянной опасности и напряжения возникает строгое повиновение.

— Судя по твоему возрасту, ты помнишь, когда одновременно возникли все эти организации: Департамент террора, Департамент религии, Новая Церковь, бригады освобождения.

— После Колумбуса, — ответил Руперт. — Тогда мир изменился.

— Ты совершенно прав, — согласился доктор Смит. — Все эти отдельные операции провели синхронно, чтобы построить бесконечную иллюзию. Мы использовали местные мифы в собственных целях. Самое время выпить чаю. Надеюсь, Люсия поможет мне встать.

Они перешли в подобие гостиной, расселись на разномастных стульях и пили крепкий чай из облупленного чайника на батарейках, который стоял на потертом табурете у стола доктора Смита. Они пили из щербатых кружек со смешными картинками. Руперту достался водопроводчик Марио из видеоигры.

— Зачем это было нужно? — спросил Руперт. — Почему все так резко поменялось?

— Нам надо было до конца реализовать стратегию, — объяснил Смит. — Мы хотели выстроить систему, которая обеспечит полный контроль над людьми и ресурсами. Страна теряла покорность. Государству становилось сложнее держать население в подчинении. Нам нужно было укрепить власть, предотвратить возможную анархию. Требовался страшный удар, который бы шокировал общество и сломил его сопротивление.

Мы решили, что в долгой перспективе лучшие результаты приносит объединение бога и государства. Византийская империя просуществовала тысячу лет, а египетская гораздо дольше. Нам хотелось создать такую же устойчивую систему.

Мы хотели построить «фараоново» государство, которое стало бы объектом религиозного поклонения, священным даром небес. Наше исследование показало, что божественное государство должно представать всемогущим и всеведущим, а главное, внушать страх.

Благодаря современным технологиям государство и впрямь стало почти всеведущим. Эта часть была самой простой.

Важнее всего было напугать народ, а потом объявить себя его защитником. Если ты принимаешь официальную версию событий, то легко поверишь, что враги государства — твои враги, и что если государство сильно, то и ты силен. Когда наше новое образцовое государство побеждает предателя или чужую армию, истово верующие граждане чувствуют, что это их победа. Понимаешь, о чем я?

— Да, — ответил Руперт. — Церковь и телевидение одурманивают людей идеологией, а с теми, кто не поддается, разбирается Департамент террора, верно?

— А большинство людей — дураки, которые верят всему, что слышат, — сказала Люсия.

— Я бы с тобой поспорил, — возразил доктор Смит. — Где-то в глубине души большинство покорных граждан понимает, что обожаемое ими государство способно их уничтожить. Они прославляют то, что их пугает, заставляют себя верить, будто они особенные и их минует этот кошмар, что репрессии коснутся кого-то другого. Это единственный способ не смотреть в лицо правде. А правда заключается в том, что люди беспомощны.

— Но через некоторое время они начинают искренне верить в святость государства, — сказала Люсия. — Мне встречались люди, которые впадали в ярость, когда я пыталась открыть им глаза.

— Ярость — признак того, что на самом деле они сомневаются, — пояснил Смит. — Так проявляется их внутренняя борьба с правдой. Нашей стране официально или де-факто подчиняются две трети мира, но это не империя. Мы стираем с лица земли целые города, но называем себя освободителями. Мы уничтожаем миллионы людей, но почитаем бога, который заповедовал: «Не убий».

Так или иначе, все видят эти противоречия. Поэтому мы предлагаем заменить внутренний конфликт на внешний. Публично казненные и убитые на войне люди символизируют сомнения и страхи граждан, внутреннее стремление к правде, которое мы в себе подавляем, потому что вынуждены принимать ложь. Убийства и кровопролитие не устраняют внутренних противоречий, ведь они не решают главную проблему — отрицание реальности. Так и задумано. Как ты думаешь, почему?

— Потому что это полностью развязывает вам руки, — сказал Руперт. — Пока идет война, можно объявить в стране чрезвычайное положение. Верно?

— И они называют эту войну священной, — добавила Люсия. — Священная война, священное правительство… только не задавай вопросов, иначе станешь предателем-еретиком-мыслепреступником.

— Это и есть фараоново государство, — заметил Руперт.

— Совершенно верно, — согласился Смит.

— Но почему вы этим занимались? — спросил Руперт. — Я имею в виду, кто именно этим занимался? В чьих руках власть? Кто дергает за ниточки, словно кукловод?

— Это не один человек, — ответил Смит. — Многие получают выгоду. Среди них и моя семья. Работа в разведке и оборонной отрасли — наша семейная традиция. Поэтому меня и назначили координатором отдела психологических операций, который вырос в исследовательский центр, а потом в самое красноречивое воплощение власти — безнадзорное ведомство, которого официально не существует. Североатлантический психологический корпус. Нас-то и называют «психами». Департамент террора, к примеру, лишь один из наших проектов. Одно из многих наших лиц в Америке.

— Для меня это слишком, — сказал Руперт. У него закружилась голова, и даже сидя, он стал терять равновесие. Тусклый свет лампы начал бить по глазам.

— Извини, — сказал Смит. — Это слишком большое потрясение после операции. Он встал и грузно оперся на трость. — Я покажу, где ты будешь спать.

— Я его отведу, — предложила Люсия.

— Если нетрудно. Тогда я отправлюсь в свои покои. Отдыхай, Люсия. Ты долго была за рулем.

Люсия подвела Руперта к одной из загроможденных всяческой рухлядью стен и отодвинула потертую бумажную ширму, украшенную выцветшими чернильными рисунками, на которых китаянка черпала воду из колодца. Руперт увидел комнатку, стены которой были сделаны из картонных коробок. Внутри стояла койка.

— Тут симпатично, — заметила Люсия. — Думаю, в коробках у двери есть какая-нибудь одежда. Воды совсем мало. Если захочешь в туалет, выйди в пещеру за синей занавеской и иди до тупика. Хотя, может, лучше остановиться пораньше. Ну, сам понимаешь.

— Спасибо, — ответил Руперт.

Она присмотрелась к его лицу.

— В чем дело? — спросил он.

— Когда они тебя арестовали?

— Кто?

— Департамент террора. Я вижу. Сколько они тебя держали?

— Нет, я не… — Руперт так устал, что ничего не соображал. Он не знал, что ей ответить. Солгать? Признаться? Сказать лишь часть правды?

— Не волнуйся, — сказала Люсия. — Мы можем поговорить потом.

— Спасибо.

Она вышла и задвинула ширму.

Руперт прилег, и койка под ним скрипнула. Он не думал, что сможет хорошо отдохнуть в таком подозрительном месте, но уснул, едва прикрыв глаза. Он видел недобрые сны и спал в поту.