После интервью Туринский отнес голографическую камеру в другую комнату, чтобы скопировать запись на диски и картриджи для дальнейшего распространения. Многочисленные копии будут расходиться самым безопасным способом — из рук в руки, и в конце концов интервью загрузят на сайты и в новостные сети по всему миру.

Арчер проводил Руперта и Люсию в дом. Они поднялись по лестнице и, войдя в дверь, замаскированную под шкаф, оказались в пыльной комнате на первом этаже. Они сели за стол из красного дерева, покрытый клеенкой, и Арчер принялся готовить яичницу и делать тосты. Руперт был без сил.

— Поверить не могу, — сказал он Люсии. — Думаешь, это правда?

— Мы знаем, что это правда, — ответила она. — Мы гонялись за ним последние два года.

— Как вам удалось его отыскать, если даже у агентов не получилось?

— У них отлично получается следить за покорными гражданами, — ответила Люсия. — А мы умеем находить людей в бегах, потому что обычно стараемся им помочь.

— Ты говорила, что у вас нет никакой организации, но я все больше убеждаюсь в обратном, — заметил Руперт.

— Люди способны самоорганизоваться, — в комнату въехала длинноволосая седеющая женщина в инвалидной коляске. Первым делом Руперт заметил, что она ослепительно красива, а потом ее лицо показалось ему странно знакомым.

— Мы сами устанавливаем порядок и сами его меняем, — продолжила женщина. — Арчер, не сожги мне плиту.

— Вряд ли плиту можно сжечь, миссис Кендрик, — отозвался Арчер. Руперт попытался припомнить: Кендрик, Кендрик…

— Если бы кто и мог… — Она покачала головой и перевела взгляд на Руперта. — Это ваш репортер?

— Да, — ответила Люсия. — Дэниэл, это Майя Кендрик, хозяйка этого виноградника.

— Это уже не виноградник, — возразила Майя.

— Майя Кендрик! — воскликнул Руперт и почувствовал, что залился краской. Эта женщина была героиней его подростковых фантазий. — Вы же кинозвезда?

— В прежнем мире я играла в кино, — согласилась она.

— Я думал, вас репрессировали, — сказал Руперт.

— Так и было. Я получила пулю в спину от бойца бригады освобождения. А еще эти скоты убили моего мужа.

— Хорхе Мендоса? Режиссера? — спросил Руперт.

— Он видел, что над нами навис дамоклов меч, — сказала Майя. Я смеялась над ним, называла параноиком. А потом на всех студиях появились агенты Департамента террора, начались чистки… Когда они закончились, в живых остались только трусы и дураки. — Она вздернула брови. — Не считая присутствующих, разумеется.

— Нет, я был именно трусом и дураком, — возразил Руперт. — Но стараюсь измениться.

— Когда интервью увидит свет, они придут за вами, — напомнила Майя.

— За мной уже приходили, — заметил Руперт.

— На этот раз будет по-другому. Вы покажете всему миру кролика, которого они прячут в шляпе.

— Как вы думаете, что сделают люди, когда обо всем узнают? — спросил Руперт.

Майя улыбнулась.

— Восстанут, устроят революцию, сокрушат систему. Начнут все заново, опираясь на более благородные идеи. Вы надеетесь, что я это скажу?

— А как еще они могут поступить?

— Все отрицать! — отчеканила Майя.

— Что тут отрицать? — спросила Люсия. — Это же правда.

— Люди бесконечно склонны к самообману, — объяснила Майя. — Департамент террора знает это и потому так силен.

— Тогда какой смысл в том, что мы делаем? — спросил Руперт.

— Не все откажутся поверить, — ответила Майя. — У тех, кто рискнет искать правду, появится возможность ее узнать. Для этого потребуется время. Возможно, нашей жизни на это не хватит. Но теперь есть информация о том, что случилось в Колумбусе на самом деле и кто за этим стоял. И я думаю, рано или поздно вооруженный бунт станет возможен. Или необходим.

— Никак иначе их не остановишь, — добавила Люсия.

— Глазунья, — Арчер поставил тарелки перед Рупертом и Люсией. — Хрустящие тосты.

Люсия набросилась на еду. Руперт без аппетита поковырял мягкий, посыпанный перцем белок.

— Вы слышали про Советский Союз? Знаете, почему он рухнул? — спросила Майя.

Руперт кивнул:

— Из-за гонки вооружений.

— Не совсем, — ответила Майя. — Говорят, он рухнул, потому что проиграл войну или из-за нищеты, но я в это не верю. По-моему, он развалился, потому что русские перестали верить прочитанному в газетах.

— И вы думаете, увидев интервью, народ перестанет верить? — спросил Руперт.

— Сила правды в том, что она остается неизменной. Ложь слаба, а политическая особенно, поскольку не имеет ничего общего с действительностью. Вестерли своим признанием отнимет у них Колумбус. Он выбьет краеугольный камень, на котором держится выдуманная ими реальность. Это перевернет сознание людей.

— Немногих людей, — заметил Руперт.

— Может быть, немногих, — согласилась Майя.

— Прячьтесь! — Туринский ворвался в комнату в одной рубашке и трусах. Он на ходу натягивал темный костюм. — Копы! За дверью!

Комната вокруг Руперта пришла в движение, Люсия и Арчер вскочили, опрокинув стулья. Майя развернулась и поехала в прихожую к двери.

— Сколько их? — уточнила она.

— Три машины, — сказал Туринский. Он второпях застегивал брюки. Люсия и Арчер сгребли с кухонного стола тарелки, бокалы и серебро, смахнули остатки еды в раковину и бросили посуду в посудомоечную машину.

— Быстрее! — поторопил Арчер Люсию.

— Департамент террора? — спросила Майя.

— Всего лишь «Хартвел», — ответил Туринский.

— И на том спасибо. — Майя въехала обратно в комнату. — Вам двоим придется пойти вниз…

В дверь заколотили. Казалось, что полицейские ломают ее тараном.

— …сейчас же, — закончила Майя. Туринский пронесся мимо нее, чтобы открыть дверь.

Руперт съежился. Ему показалось, что воздух в комнате вдруг потяжелел. Вдруг раздался громкий хруст. Полиция сорвала дверь с петель, орудуя прикладами.

— Лежать! Руки за голову! — крикнул с порога грубый голос.

Руперт услышал, как Туринский шлепнулся коленями на пол.

— Я просто тут работаю, сэр, — сказал он.

Майя направилась к двери по короткому коридору, который вел в ванную и прихожую.

Руперт схватил Люсию за руку и потащил в том же направлении. Он открыл раздвижную дверь, на которую указала Майя, и они оказались в нише со стиральной машиной, сушилкой и полкой для полотенец.

Он оглянулся на Майю, но она лишь кивнула, развернула кресло и поехала обратно к столу. На тарелке осталась яичница, и Майя сделала вид, будто ела в одиночестве.

Руперт и Люсия забрались на стиральные машины. Они прижали колени к груди и сидели в тесной комнатке спина к спине. Руперт закрыл раздвижную дверь, стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы не шуметь.

— Руки вверх! На колени! — прогремел мужской голос гораздо ближе.

— Сэр, я не могу встать с кресла, — сказала Майя. — Если вы хотите, чтобы я легла на пол, вам придется меня уложить.

— Скиньте ее. — Послышался топот. Руперт услышал, как Майя ахнула и с шумом упала на пол. — Обыщите кресло, там может быть оружие.

В тесной прачечной стало жарко и душно. Острые лопатки Люсии упирались Руперту в спину. Она прижалась к нему, и ее кожа горела. Наверное, она была в ярости и едва сдерживалась, чтобы не выскочить и не броситься на защиту парализованной женщины. Но тогда их всех просто убили бы.

— Вы долго не открывали дверь, — сказал полицейский. — Что вы от нас прячете?

— Я не слышала, что вы стучали, сэр, — Майя говорила тихим смиренным голосом.

— А черный парень в прихожей?

— Он помогает мне по дому. Ходит за покупками.

— И открывает дверь? — спросил тот же самый полицейский, который явно был командиром группы.

— Да, он…

— Тогда у него это хреново получается.

— Да, сэр, — согласилась Майя.

— Что вы знаете о взрыве прошлой ночью? — спросил полицейский.

— Ничего, сэр.

— Серьезно? Вы не слышали взрыва вчера ночью? Ни звука?

— Нет, сэр. Должно быть, к тому времени я уже приняла снотворное.

Руперт наклонил голову набок, чтобы заглянуть между двумя рейками, составлявшими дверь, и немедленно пожалел об этом. К двери приблизился молодой человек в черной форме, с бритой головой. Руперт разглядел у него на груди золотую эмблему «Хартвел»: буква Х с сердцем посередине. Он подходил все ближе.

— Сколько людей находится в доме, включая гостей и работников? — спросил полицейский Майю.

— Только я и Элдред, юноша в прихожей, — ответила она.

— Он у вас работает?

— Да, сэр.

Молодой полицейский с бритой головой прошел мимо двери в туалет всего в трех футах от Руперта и громко помочился, не потрудившись захлопнуть дверь.

— В таком случае предъявите ваше разрешение нанимать работников и его разрешение на работу, — потребовал старший полицейский.

— Уверена, они есть в государственной базе данных, — ответила она.

— Я не хочу проверять базу. Я хочу видеть разрешения.

Руперт задержал дыхание, он почувствовал, как напряглась спина Люсии. Она окаменела. Люсия ничего не видела за полотенцами и пачками со стиральным порошком, но чувствовала волнение Руперта, и оно передавалось ей.

— Вы встречали в округе подозрительных людей? Иностранцев? Кого-нибудь из другого города? Распространителей политической литературы или журналистов?

— Сэр, вот уже десять лет я почти не выхожу из дома, — сказала Майя.

Дверь прачечной задребезжала. Молодой полицейский возвращался из туалета, ведя пальцами вдоль деревянных реек. Руперт вытянул шею и увидел, что он внимательно посмотрел на дверь, наклонился и заглянул между реек.

Руперт и Люсия замерли.

— Почему у вас в доме нет экрана? — спросил полицейский. — Что вы смотрите?

— У меня есть старый телевизор в гостиной. Я смотрю кино на дисках.

Командир распорядился начать в доме полный обыск. К счастью, он отправил лысого парня наверх, а сам продолжил допрашивать Майю. Он расспрашивал о ее личных, политических и религиозных убеждениях, хотя вся информация наверняка имелась в ее личном деле.

Руперт и Люсия по-прежнему сидели, тесно прижавшись друг другу, в жаркой комнатке в полной тишине. Они боялись перекинуться парой слов даже шепотом. Полицейские шумно хлопали дверьми и переворачивали мебель по всему дому.

Потом все стихло, Руперт немного расслабился и задышал глубже. Вдруг раздвижная дверь открылась.

— Теперь они обыскивают сараи, — сказала Майя. Она смогла снова сесть в кресло. — Надеюсь, они подхватят там столбняк от ржавого железа. Вам лучше пойти вниз.

Люсия соскользнула со стиральной машины на пол. Руперт поспешил за ней в комнату с дверью в шкафу, и они спустились в подвал к остальным. Восемь человек толпились в темноте, надеясь, что их не найдут, и ждали.