За окнами уже темно. Мы съехали с главного шоссе и теперь едем по проселочной дороге. Фары встречных машин освещают салон джипа краткими вспышками. Шейн молчит, только искоса поглядывает на меня, когда время от времени меняет радиостанции или регулирует обогрев.

Я не знаю, что говорить, поэтому за всю дорогу не сказала ни слова. Ни одного. То есть я даже не знаю, с чего начать. Весь сегодняшний день – непрерывная череда катастроф. Мои планы не направили мою жизнь в новое русло. Они перепутались, обернулись вокруг моих ног и подвесили меня вниз головой.

Подавив смешок, стираю влагу под глазами и тру лоб. Шейн вопросительно смотрит.

– Насыщенный выдался денек.

Ну вот, ко мне вернулся дар речи.

Я вознаграждена теплой улыбкой.

– Точно, – тихо говорит Шейн.

Наверняка он решил, что выбор был сделан за меня.

– Я порвала с Брэдли еще во время обеда, раньше, чем узнала. Тоня думала, что причина в ней, и поэтому выдала себя.

Смотрю на него и перевожу взгляд на свои руки.

На палец без кольца.

Он вдруг останавливает машину на обочине.

– Что ты делаешь? – удивляюсь я.

– Кенсингтон, ты два с половиной часа молчала. Я слушаю. – По его тону я понимаю, что он готов меня поддержать, но объяснений не требует.

Кусая ноготь, подыскиваю нужные слова.

– Я разорвала помолвку после того, как поговорила с тобой. Однако решение приняла вчера вечером. – Я добавляю последнюю фразу, чтобы заверить его, что это мое собственное решение, а не им навязанное.

Мимо проезжает машина. Луч света сгоняет тени с лица Шейна и играет золотыми бликами в его глазах.

Слезы опять выступают и дрожат под нижним веком. Я сама решила уйти от Брэдли. Сама! Я нашла в себе мужество признать, что он – не тот, кого я хочу видеть рядом. Однако рассталась я не только с ним. Я порвала со всем тем, чего хотела от жизни, и до сих пор испытываю горечь потери.

– Я хотела семью. Хотела родить ребенка… – Утираю глаза. – И я не знала о Тоне. Правда, я подозревала, что у нее кто-то есть. В последнее время она стала одеваться очень изысканно, но я не знала, что она… не знала, пока… Ну, ты видел.

Я краснею, чувствуя себя полной дурой.

Шейн берет меня за руку.

Смотрю, как его крупная ладонь накрывает мою ладошку, и полностью растворяюсь в этом ощущении. Когда я вновь заговариваю, мой голос дрожит.

– Мои родные не поймут… им неинтересны мои чувства. – Я всхлипываю. – Родителям важнее то, как ситуация повлияет на них. Никого не будет волновать, как это отразится на мне.

Шейн качает головой.

– Как всегда.

– Да. Но дело в том… Я понимаю, это не изменится. Умом понимаю, но все равно не перестаю удивляться. – И боль не утихает. – Ужасно стыдно.

– Ты не должна испытывать стыд. Тебе следует злиться.

Слезы все-таки хлынули. Льются потоком. Господи, вот позорище.

Но он прав. Мне следует злиться. Брэдли мне изменял, и кто знает, как долго это все продолжалось. А пока он мне изменял, я пыталась себя убедить, как мы друг другу идеально подходим, как мне повезло, что он выбрал меня, и как здорово, что семья его любит.

Шейн достает из бардачка пачку салфеток. Поднимаю голову, не в силах встретиться с ним взглядом.

– Брэдли мне лгал. И Тоня лгала. Дважды. А самое ужасное – я лгала самой себе. Думаю, в глубине души я это понимала.

Шейн наклоняет голову, чтобы поймать мой взгляд. Мгновение мы просто смотрим друг на друга. Истина, лишившись покровов, пролегла между нами, как мост.

Какая-то болтовня. Что это за звуки? Недоуменно моргаю. Мутный луч света пробивается через двойные стекла окна и падает на кровать. Зеваю и широко распахиваю глаза. Я на ферме у Шейна. Потягиваюсь под одеялом. Опять болтовня… птицы, вот что это такое! Похоже, за окном их сотни. Приподнимаю голову и смотрю на диван.

Шейна нет.

Сажусь и прислушиваюсь. Шаги вроде нигде не звучат, так что я вылезаю из кровати, подхожу к перилам второго этажа и смотрю вниз. Никого.

Беру с тумбочки телефон и снова забираюсь под одеяло. Такое ощущение, что я нахожусь за миллион миль от дома. Только это не так. Расстояние в один телефонный звонок. Вчерашняя реальность просачивается в сегодняшний день и неприятно щекочет под ложечкой.

Включаю голосовую почту. Автомат женским голосом объявляет, что у меня тринадцать новых сообщений. Тринадцать? В груди холодок. Это не считая пропущенных вызовов.

«Кензи, мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, ответь. – Меня тошнит от звука голоса Брэдли. – Выслушай меня. Ты все поняла неправильно. Нам нужно поговорить. Прошу тебя».

Удалить. Следующие восемь сообщений – тоже от него. Что ему нужно? Пусть общается со своей беременной Тоней. С каждым сообщением в голосе Брэдли прибавляется отчаяния; кажется, он там пьет. Говорит все громче и все более бессвязно.

Одно сообщение от мамы. Не хочу его слушать. Немедленно удалить.

И от брата. Мне звонил Грейсон?

«Кенсингтон, я не знаю в точности, что происходит. Звонил Брэдли, сказал, что вы поссорились: произошло недоразумение, и ты сбежала с другим парнем. Как ты могла, Кенз? Бога ради, ты ведь помолвлена! – Я была помолвлена. Собиралась замуж. Слезы опять льются градом. – Мама звонила несколько раз, очень расстроенная. Она плакала, сказала, что ты разговаривала с ней вроде бы пьяная. Позвони ей. И Брэдли позвони. Разберитесь уже. Нехорошо это выглядит».

Удаляю. Почему Грейсон никогда со мной по-настоящему не разговаривает? У всего есть две стороны, братик!

Моя семья расстроена.

Включаю следующее сообщение. Голос Рен сразу привлекает внимание.

«Привет, Кенсингтон… Боже мой, ты в порядке? – Она шепчет. – Грейсон, он… ну, просто волнуется за тебя. – Задала ли она ему перцу? Они помирились? – Брэдли звонит ему безостановочно. Перезвони мне».

Она спросила, в порядке ли я. Удаляю сообщение и вытираю слезы. Может, действительно, перезвонить Рен?

Последнее сообщение от Элли.

«Привет, подруга, хотела узнать, как дела. Брэдли тут с ума сходит. Напился, пришел ко мне вчера вечером. Никогда его таким не видела. Уверяет, что Тоня пыталась заманить его в ловушку, и он не знал, что ему делать. Я сказала, что ему нужно было делать: держать себя в штанах. Надеюсь, у тебя все хорошо».

– Более чем хорошо, Элли, – бормочу я.

«Еще он сказал, что не очень-то верит в ее беременность. Как будто это что-то меняет. Ты знала, что Брэдли с Тоней встречались до того, как ты пришла к нам работать?»

Нет, я знала, что они дружили; никогда не подозревала ничего другого.

«Наверняка знала, только это, конечно, все равно не оправдание. А потом стали опять встречаться? Какая разница, что это случилось, когда вы, ребята, поссорились. Да, твоя мама тоже звонила, очень расстро…»

Элли не хватило времени, и сообщение оборвалось. Сердце лихорадочно бьется – оттого, что я вновь столкнулась лицом к лицу со своей так называемой жизнью. Вытираю капающие слезы и выключаю телефон.

Ребеночек.

Забираюсь под одеяло с головой и закрываю лицо руками. В фильме «Пока ты спал» персонаж Питера Галлахера делает Люси предложение: «Раз моя семья тебя любит, то я, наверное, тоже тебя люблю». Дурацкий аргумент, но ведь я рассуждала точно так же! Разве не по этой причине я решила выйти замуж за Брэдли? Дыхание перехватывает, и эмоции прорывают плотину.

Безудержно рыдаю в голос, уткнувшись в мокрые ладони.

Питер в «Пока ты спал» говорит: «Понадобилась кома, чтобы меня разбудить». Он имеет в виду – разбудить для чего-то важного, чего в его жизни не было. Интересно, поможет ли мне кома все забыть. Хорошо бы просто уснуть и ничего больше не помнить.

– Кенсингтон? – Меня осторожно трясут за плечо. – Кенсингтон, вставай, соня. – Это Шейн. – Весь день проспишь.

Я так и заснула, укрытая одеялом с головой? Убираю с лица прилипшие пряди волос, открываю глаза и щурюсь от света. Светло даже под одеялом.

– Извини. – Голос у меня охрипший. Откашливаюсь и пробую снова: – Сколько времени?

– Уже полдень. – Шейн садится на край кровати. – Так и будешь весь день лежать? – спрашивает он и тянет на себя одеяло.

Быстро тяну одеяло обратно и крепко держу.

– Да. Наверное.

В самом деле, неплохой вариант. Во-первых, я чувствую себя здесь в безопасности, а во-вторых… могу только представить, как я сейчас выгляжу.

Слышу, как Шейн вздыхает.

– Ты в порядке?

– Нет… – нащупываю телефон, беру его и высовываю наружу. – Слушала сообщения. Хотя и не надо было, – рассказываю ему все, не вылезая из своего мягкого убежища. – Брэдли ездил к Элли и звонил моему брату, а тот потом звонил мне. Мама плачет. Брэдли оставил миллион сообщений и пьет. Он теперь сомневается, что Тоня в самом деле беременна… Не знаю. Полная неразбериха.

Ужасная неразбериха.

Шейн меняет позу, из-за чего я немного скатываюсь в его сторону.

– Кенсингтон, я могу отвезти тебя домой. Если тебе нужно все уладить с семьей, я пойму. Ты собиралась остаться всего на день, но я надеялся…

Зачем я только прослушала сообщения. Следовало держаться как можно дальше от остального мира, а не сокращать расстояние чертовым телефоном.

Я не хочу назад. Меня там ждет моя жизнь – и ничего хорошего. Я не готова.

– Я хотела бы остаться, если ты не… – Может, он не желает иметь со всем этим дело. Зачем ему? Вся моя неуверенность всплывает пузырем на поверхность. – Я имею в виду, я пойму, если ты не хочешь иметь дела…

– Оставайся, Кенсингтон, – тихо говорит он. – Я хочу, чтобы ты осталась.

С облегчением закрываю глаза. Он хочет, чтобы я осталась.

– Я был на пробежке, так что, позволь, я быстренько приму душ, и мы пойдем в главный дом, хорошо? – Шейн встает, и матрас слегка подпрыгивает. – Да, я тут принес тебе кое-что на потом. Положил у окна. Отсюда, кстати, открывается прекрасный вид, взгляни. Именно поэтому мы сейчас не в главном доме, а в коттедже.

Шепчу «спасибо» и остаюсь под одеялом, пока до меня не доносится шум воды. Тогда я выглядываю и смотрю в сторону ванной. Дверь закрыта. Сажусь и приглаживаю руками волосы. Возле окна стоит небольшой пластиковый пакет, на котором красными буквами напечатано: «Видео-Макс». Он взял для меня в прокате фильмы! Наверняка здесь нет цифрового кабельного телевидения.

Заворачиваюсь в покрывало и подхожу посмотреть, что там. «Когда Гарри встретил Салли» и «Нецелованная». Прелесть лучших романтических комедий не столько в привлекательности киногероя, сколько в героине, в которой можно узнать себя. Расплываюсь в довольной улыбке. Вечер в компании Мэг Райан и Дрю Бэрримор в роли Джози Гросси. Идеально.

С любопытством разглядываю огромное двойное окно. Вместо штор на нем деревянные ставни, которые закрываются изнутри. Поднимаю крючок и распахиваю створки.

Ух ты. Вот это да!

Подсолнухи. Огромное поле подсолнухов, насколько хватает глаз. Их желтые личики, улыбаясь, смотрят на солнце. Дом, видимо, стоит на небольшом возвышении, потому что дорога, извиваясь, уходит вниз. А до горизонта, в обрамлении покатых коричневых холмов, простирается ковер из золота и зелени. Дух захватывает от такой красоты.

Протираю пыльное окно рукой, но потом решаю его открыть. Долго вожусь с щеколдой, застрявшей в разбухшей раме, и наконец распахиваю створки. В комнату сразу врывается прохладный воздух и оглушительный птичий гомон.

Заворачиваюсь в покрывало плотнее и устраиваюсь на подоконнике.

По окну ползут две божьи коровки, что напоминает мне «Под солнцем Тосканы». Одна из героинь говорит, что искала божьих коровок и не могла их найти. Но когда она наконец перестала искать, они оказались повсюду.

Может быть, я искала чересчур старательно? Прилагала слишком много усилий?

Поправляю на плечах покрывало, высовываюсь в окно и любуюсь желтыми полями. Мне хотелось бы однажды нарисовать эту красоту. С удовольствием вдыхаю свежий воздух… О, еще несколько божьих коровок.

И чувствую, меня что-то щекочет.

Что…

Боже! По мне что-то ползет! Соскакиваю с подоконника, отбрасываю покрывало и задираю на себе майку. Она где-то под майкой. На мне. Эта мелкая тварь ползет по моей коже!.. Я визжу и пытаюсь ее смахнуть, но жуткие лапки намертво вцепились в ткань.

Пошла вон! Я бешено трясу майку. Затем сдергиваю с себя и остервенело машу ею в воздухе. Вроде бы упала… Оглядываю себя спереди, на случай если там затаились еще жуки, выворачиваю шею, чтобы посмотреть, нет ли кого на плечах, на спине…

Шейн стоит в дверях, прислонившись к косяку.

Смущенная, я улыбаюсь и прикрываю руками голую грудь.

На нем лишь полотенце, мокрые локоны прилипли к шее и лбу. В глаза бросается татуировка, идущая через левое плечо и руку. Раньше ее не было. Черный этнический узор обрисовывает каждую мышцу.

– Божья коровка… забралась мне под майку.

Он озорно, по-мальчишески улыбается.

– Повезло божьей коровке.