Черный разрушитель

[3]

1

Крадучись, Керл полз все вперед и вперед. Черная, безлунная и почти беззвездная ночь постепенно отступала перед зловещей, красноватой зарей, которая разгоралась слева от него. Слабый свет зари не предвещал наступления тепла, постепенно вырисовывая кошмарный ландшафт.

Черная скала с зазубренными краями и черная, безжизненная равнина понемногу возникали вокруг. Блеклое, красноватое солнце выглянуло из-за нелепого горизонта. Пальцы света будто ощупывали тени. Но признаков идов, которых он выслеживал вот уже сто дней, не было никаких.

Он резко остановился, осознав вдруг, чем это ему грозит. От внезапной остановки его задние ноги свела судорога, и каждый острый, словно бритва, коготь встал дугой. Толстые щупальца, растущие из плеч, напряглись. Он из стороны в сторону крутил своей огромной кошачьей головой, а состоящие из тонких волосиков усики, что служили ему ушами, неистово вибрировали, исследуя малейшее дуновение ветерка, малейшее движение воздуха.

В ответ не появлялось никаких ощущений, никаких признаков близости идов, единственного источника пропитания на этой заброшенной планете. Его сложная нервная система молчала. Без всякой надежды Керл приник к земле — огромный, похожий на кошку силуэт проступил на фоне рваной линии красного горизонта. В здешнем мире теней он казался тигром на странной гравюре.

Он был испуган. Обладая тонкими органами чувств, Керл на расстоянии многих миль улавливал присутствие ида и вдруг утратил эту способность. Теперь он понял, что больше уже не сможет жить как прежде. То, что вчера он потерял след, сегодня означало физическое расстройство. Это была смертельная болезнь, приговор, он слышал о ней. За последние сто лет ему семь раз доводилось находить керлов настолько ослабевших, что они не могли двигаться. Недостаток пищи истощил их бессмертную плоть — они были обречены. Тогда в нетерпении он сокрушал их бессильные тела и отбирал себе то немногое, что еще оставалось в них и поддерживало в них едва теплящуюся жизнь.

Вспомнив об этом, Керл содрогнулся, а потом громко зарычал. Звуки его голоса сотрясли воздух, эхом отозвались в горах и вернулись к нему, чтобы воздействовать на его нервную систему. Так инстинктивно выразилась его воля к жизни.

Керл замер.

Высоко над далеким горизонтом он увидел крошечную сверкающую точку. Она явно приближалась. И необычайно быстро превращалась в металлическую сферу, в громадный шарообразный корабль. Этот огромный шар, сверкая как полированное серебро, просвистел над самой головой Керла. Затем повернул вправо, за черную линию гор, на какую-то секунду завис почти неподвижно над ними и исчез из виду.

Керл рванулся вперед, выйдя из оцепенения. С тигриной ловкостью он понесся вниз по склону. Его круглые черные глаза горели лихорадочным возбуждением. Его усики-антенны, хотя и утратили былую силу, трепетали от ощущения, что масса идов огромна, и тело его еще больше страдало от мук голода.

Далекое солнце, теперь розовое, высоко поднялось в темно-пурпурном небе, когда он, припав к скале, смотрел из-за камня на раскинувшиеся внизу руины города. Серебряный корабль, несмотря на свои размеры, казался крошечным посреди этих нескончаемых пустынных развалин. Но все же в корабле было столько живого, угадывалась такая сила затаенного движения, что он казался здесь властелином. Корабль как бы покоился в колыбели, которая образовалась под его весом в каменном предместье мертвой столицы.

Керл рассматривал двуногих существ, что появились из недр корабля. Они толпились у трапа, спущенного из ярко освещенного отверстия в сотне ступеней над грунтом. Ему сжало горло, а сознание помутилось от дикого желания броситься на этих слабеньких существ, чьи тела испускали вибрации, свойственные только идам.

Первые толчки возрождающейся памяти успели погасить импульс, пока он не достиг мышц. Он вспомнил о далеком прошлом своей расы, о сокрушительной мощи машинах, об энергии, превосходящей всю силу его собственного тела. Воспоминание отрезвило и расслабило его. Теперь он способен был разглядеть прибывших. Тела их скрывал мерцающий, полупрозрачный материал, который сверкал в лучах солнца.

Пришло понимание происходящего. Пришла хитрость. Это была научная экспедиция, в первый раз осознал Керл, научная экспедиция с другой звезды. Ученые будут исследовать, а не разрушать. Ученые не станут убивать его, если он сам не нападет первым. Ученые — в своем роде дураки.

Подгоняемый голодом, Керл вышел на открытое пространство. Он увидел, что существа сразу его заметили. Они повернулись в его сторону и уставились на него. Трое, что стояли к нему ближе других, медленно отступили к основной группе. Самый маленький из них выхватил из футляра, висевшего у него на боку, тупой металлический брус и зажал его в правой руке.

Этот жест встревожил Керла, но он продолжал двигаться вперед — отступать было слишком поздно.

Эллиот Гроувнор оставался возле самого трапа. Держаться на заднем плане вошло у него в привычку. Он был единственным некзиалистом на борту «Космической гончей», и представители всех других наук не первый месяц игнорировали его, не понимая, что значит его специальность, и не очень-то мучаясь от этого. Гроувнор знал, как поправить положение, но пока случая сделать это ему не представилось.

Вдруг в шлеме его скафандра ожил коммуникатор. Кто-то мягко рассмеялся и произнес:

— По правде говоря, никогда еще не встречал такой громадины.

Гроувнор узнал говорившего по голосу — это был руководитель химического отдела Грегори Кент. Неказистый с виду, Кент обладал сильным характером. На корабле у него было немало друзей и тех, кто его поддерживал, так что он уже выставил свою кандидатуру в предстоящих выборах на пост директора экспедиции. Их с нетерпением ожидали — выборы вносили какое-то разнообразие в монотонную жизнь корабля. Из всех, кто наблюдал за приближающимся чудовищем, только Кент схватился за оружие и сейчас стоял, перебирая в руках длинный металлический ствол.

Послышался еще один голос — более низкий и спокойный. Гроувнор узнал Хола Мортона, директора экспедиции.

— Это одна из причин, почему вы оказались в экспедиции, Кент, — проговорил он. — Можно ли упускать такой шанс?

Замечание было вполне дружелюбным. Это не было выпадом против соперника. Конечно, его можно было рассматривать и как некую дипломатическую игру, рассчитанную на неискушенных слушателей, которые тем самым оповещались о том, что Мортон не имеет ничего против соперника. Гроувнор не сомневался, что директор способен на подобный ход. Он высоко ценил Мортона как человека честного, острого в спорах и глубоко интеллигентного, который без труда выходил из самой сложной ситуации.

Гроувнор увидел, как Мортон продвинулся вперед, стараясь быть чуть впереди остальных. Его сильное тело словно слилось с прозрачным металлическим скафандром. Отсюда он наблюдал, как по скалистой черной равнине приближался к ним похожий на кота зверь. Через свой коммуникатор Гроувнор слышал, как обменивались репликами руководители отделов.

— Не хотел бы я повстречаться с этим милым бэби где-нибудь в темной аллее.

— Не будь дураком! Это явно разумное существо. Возможно, представитель господствующей здесь расы.

— Его физическое развитие, — Гроувнор узнал голос психолога Зайделя, — указывает скорее всего на свойственную животным адаптацию к окружающей среде. Но в то же время, направляясь к нам, он ведет себя не как животное, а как разумное существо, способное оценить наше умственное развитие. Заметьте, как скованы его движения. Это свидетельствует об осторожности и о том, что он знает, для чего предназначено наше оружие. Я бы очень хотел рассмотреть концы его щупалец, что расположены у него на плечах. Если они суживаются в рукоподобные отростки или чашечки-присоски, то я, пожалуй, решусь утверждать, что мы имеем дело с потомком обитателей этого города, — он ненадолго умолк, а потом продолжил: — Хорошо бы установить с ним контакт, однако пока я склонен предположить, что оно выродилось до первобытного состояния.

Керл остановился, когда до ближайшего двуногого оставалось футов десять. Дикая потребность в идах грозила погубить его. Разум уже почти растворился в хаосе желания, и ему стоило мучительных усилий остановиться. Ему казалось, что тело его опустили в расплавленный металл. Глаза застлало пеленой.

Большинство пришельцев приблизились к нему. Керл видел, что они с откровенным любопытством рассматривают его. Их губы шевелились за прозрачными шлемами. Способ их общения — Керл был уверен, что чувства не обманывают его, — происходил на частоте, годной для его восприятия, однако смысла разговоров он уловить не мог. Силясь выказать свое дружелюбие, он, тыча себя в грудь щупальцем, передал усиками свое имя.

Голос, которого Гроувнор не узнал, протянул:

— Когда оно стало шевелить этими волосками, у меня в приемнике появилось что-то вроде помех. Мортон, вы не думаете…

Спрашивавший назвал Мортона по фамилии, и это отличало его от остальных. Это был Гурли — руководитель отдела связи. Гроувнор, записывая разговор, остался доволен. Появление зверя могло помочь ему записать голоса всех, кто имел влияние на корабле. Он с самого начала пытался сделать это.

— Ага, — произнес психолог Зайдель, — щупальца оканчиваются чашечками-присосками. Это указывает на достаточно сложную нервную систему. После незначительной тренировки он мог бы управлять любой машиной.

Директор Мортон сказал:

— Полагаю, нам следует вернуться на корабль и позавтракать. Потом дел у нас у всех будет по горло. Хотелось бы получить сведения о развитии этой расы и — особенно — о причинах ее гибели. В свое время, еще до возникновения межгалактической цивилизации, на Земле одна культура за другой достигала пика своего развития и потом погибала. На их обломках возникали новые культуры. Может, то же самое произошло и здесь? Каждому отделу будет отведена своя область исследований.

— А как быть с кисой? — спросил кто-то. — Пожалуй, он не прочь подняться в корабль вместе с нами.

Мортон засмеялся, потом сказал вполне серьезно:

— Я бы с удовольствием взял его с собой, но не насильно. Кент, как вы полагаете, это возможно?

Маленький химик решительно затряс головой.

— В здешней атмосфере содержится гораздо больше хлора, чем кислорода, хотя и того и другого не так уж много. Наша атмосфера обернется динамитом для его легких.

Гроувнору было ясно, что эта чудовищная кошка вовсе не понимает этой опасности. Он наблюдал за тем, как монстр последовал за первыми же людьми на трап-эскалатор и прошел через большое отверстие внутрь.

Прошедшие оглянулись на Мортона, но тот махнул рукой:

— Откройте второй шлюз и дайте ему сделать глоток воздуха. Это охладит его пыл.

Минутой позже в приемнике раздался удивленный возглас директора:

— Будь я проклят! Он и не заметил разницы! Значит, у него совсем нет легких или он дышит не хлором. Клянусь, он входит! Смит, для биологов это будет кладом, и к тому же безопасным, если проявить осторожность. Вот это метаболизм!

Смит был высоким, тощим человеком с узким, печальным лицом. Гроувнор услышал в приемнике его голос, неожиданно глубокий и сильный для такой наружности:

— За все время полетов, в которых мне доводилось участвовать, я встретил только две высшие формы жизни: одна нуждается в хлоре, а другая в кислороде, потому что именно эти два элемента поддерживают горение. Я слышал смутные отчеты и о таких формах жизни, которые дышат фтором, но видеть их мне пока не доводилось. Готов поставить на кон свою репутацию, что ни один сложный организм не может приспособиться к активному использованию обоих газов. Директор, мы не имеем права упустить это существо, мы должны удержать его всеми возможными способами.

Мортон засмеялся и спокойно сказал:

— Да, похоже, оно само озабочено только тем, как остаться.

Он поднялся по одной из дорожек эскалатора. Теперь он вошел в переходной шлюз вместе с Керлом и еще двумя людьми. Гроувнор поспешил за ними и оказался последним из дюжины выходивших на поверхность планеты. Огромная наружная дверь с грохотом захлопнулась, и в шлюз со свистом ворвался воздух. Чудовищный кот для всех представлял одинаковую опасность. Гроувнор наблюдал за ним с растущим чувством тревоги. У него возникли кое-какие идеи, которыми он хотел поделиться с Мортоном. И он имел на это право. На исследовательских кораблях, подобных «Гончей», каждый руководитель отдела имел непосредственную связь с директором. И руководитель некзиального отдела — хотя Гроувнор и был его единственным сотрудником — должен был иметь такую связь. Однако в прекрасном коммуникаторе, что был вмонтирован в его скафандр, действовал лишь приемник. Это позволяло ему слышать все, что говорят руководители, но связаться с кем-то из них самому, даже в случае опасности, он мог только через коммутатор и только так выйти в центральный канал.

Гроувнор не сомневался в целесообразности такой системы. В конце концов, на корабле было около тысячи человек, и совершенно очевидно нельзя допускать, чтобы каждый член экипажа мог болтать с директором, когда ему вздумается.

Наконец открылась внутренняя дверь шлюза. Вместе со всеми Гроувнор направился к ней. Через несколько минут они уже стояли возле нескольких лифтов, что доставляли людей к жилым отсекам корабля. Мортон со Смитом о чем-то тихо переговаривались, затем директор заявил:

— Если поедет, отправим его наверх одного.

Керл не протестовал, пока не услышал, как захлопнулась у него за спиной дверца лифта и запертого в клетке его понесло куда-то вверх. Он с рычанием стал метаться по кабине. В мгновение ока разум его помутился от ярости, и всем телом он обрушился на дверь. Под его весом металл прогнулся, и отчаянная боль лишила остатков разума. Теперь он был всего лишь зверем, угодившим в ловушку. Он скреб когтями металл, рвал своими толстыми щупальцами плотно пригнанные панели. Машина, протестуя, пронзительно визжала. Лифт бросало из стороны в сторону, в колодец летели куски искореженного металла. Наконец лифт достиг нужного этажа и остановился. Керл выдрал остатки двери и вывалился в коридор. Там его уже ждали с оружием наготове.

— Какие же мы дураки! — воскликнул Мортон. — Надо было сначала показать ему, как действует лифт. Он же решил, что мы его надули или что-нибудь в этом роде.

Он решительно направился к чудовищу. Гроувнор заметил, как в угольно-черных глазах зверя исчез дикий огонь после того, как Мортон несколько раз открыл и закрыл двери ближайшего лифта. Когда урок закончился, Керл протопал в большую комнату, которая находилась в конце коридора. Там он разлегся на покрытом ковром полу и постарался успокоиться. Он был зол на себя за то, что обнаружил перед двуногими свой страх. Ему казалось, что спокойное и мирное поведение было бы гораздо выгоднее для него. Его ярость и сила должны были напугать и насторожить.

А это означало, что осуществить его план теперь будет гораздо труднее, а в него входил не больше не меньше, как захват всего корабля: на той планете, откуда явились эти существа, должно быть вдосталь идов.

2

Не мигая, Керл наблюдал, как два человека расчищали от каменных глыб и булыжника металлические двери в огромном старом здании. Все члены экипажа после завтрака снова облачились в скафандры, и теперь он видел их всюду, куда ни глянь, — поодиночке или небольшими группами. Из этого Керл заключил, что они заняты изучением мертвого города.

Самого Керла занимала одна мысль — мысль о еде. От голода саднило все тело, каждая его клетка требовала идов. От этого страстного желания дрожали мышцы, мозг сжигало стремление броситься за людьми, которые углублялись в городские кварталы. Он заметил, что один из них в одиночку направился куда-то.

Во время завтрака люди предлагали ему свою пищу, самые разные блюда, но все они были непригодны для него. По всей видимости, они не догадывались, что он питается только живыми существами. Иды — это не просто материя, это определенное состояние материи, и добываются они из такой ткани, которая еще пульсирует, в которой еще не иссякли жизненные токи.

Проходили минуты. Но Керл все еще сдерживал себя. Он лежа наблюдал за людьми, понимая, что они это чувствуют. Из корабля вывели металлическую машину и направили ее прямо на гору мусора возле металлической двери. Испытывая отчаянные муки, Керл примечал каждое движение двуногих. Даже во время приступов дикого голода он видел, как они управляют машиной, и понимал, насколько это просто.

Он знал заранее, что произойдет, когда белое пламя лизнет гору мусора, но намеренно подскочил и зарычал, словно испугался огня.

Гроувнор наблюдал за происходящим из небольшого патрульного катера. Он добровольно взял на себя роль наблюдателя за Керлом. Других дел у него не было. Казалось, никому не нужна помощь какого-то там некзиалиста, единственного на «Космической гончей».

Наконец дверь освободили от обломков камней и мусора. Гроувнор заметил, что Мортон и еще кто-то прошли внутрь здания. Их голоса тут же послышались, в скафандре Гроувнора.

Первым заговорил спутник Мортона:

— Все разбито… Должно быть, тут шла война. Есть и признаки военных сооружений. Тут остался один лом. Хотел бы я знать, как они управились со всем этим.

— Не совсем понимаю вас, — сказал Мортон.

— Все очень просто, — ответил первый. — До сих пор мне попадались только инструменты. И почти каждый механизм, будь он инструментом или оружием, оснащен трансформатором для получения энергии, ее преобразования и использования. А где силовые установки? Где же предприятия, которые вырабатывали эту энергию? Надеюсь найти ответ в их библиотеках. Что привело к гибели такую цивилизацию?

Послышался голос психолога:

— Говорит Зайдель. Я слышал ваш вопрос, мистер Пеннон. Существует по крайней мере две причины, по которым территория оказалась необитаемой. Первая — отсутствие пищи. Вторая — война.

Гроувнора порадовало, что Зайдель назвал имя собеседника. Вот и еще один голос вошел в его коллекцию. Пеннон возглавлял инженерный отсек корабля.

— Но, мой дорогой психолог, — возразил Пеннон, — при их уровне науки можно было бы решить проблему питания, если не для всех, то хотя бы для небольшого количества жителей. А даже если им это не пришло в голову, почему они отказались от развития космонавтики, чтобы отправиться в поисках пищи на другие планеты?

— Об этом спросите Ганли Лестера, — заметил директор Мортон. — Еще до приземления я слышал, как он излагал свою теорию.

Астроном Ганли Лестер отозвался сразу:

— Я еще проиграл не все варианты. Но один из них — думаю, вы со мной согласитесь — говорит сам за себя. Этот заброшенный мир — единственная планета, обращающаяся вокруг своего блеклого солнца. Больше здесь нет ничего. Ни луны, никакого даже маленького планетоида. А до ближайшей звездной системы не менее девятисот световых лет. Какая же гигантская проблема стояла перед основным населением этого мира — в один прыжок им нужно было решить проблему не межпланетных, а сразу межзвездных перелетов. Вспомните, каким долгим был наш собственный путь. Сначала мы высадились на Луне. Затем последовали планеты нашей Солнечной системы. Одно достижение вело нас к другому, и только спустя много лет был предпринят полет к ближайшей звезде. Наконец человек изобрел антиускоритель, что позволило перейти к межгалактическим перелетам. Так что я пришел к выводу, что ни одна цивилизация не способна создать межгалактический флот, не набравшись предварительного опыта.

Высказывались и другие мнения, но Гроувнор их уже не слушал. Он смотрел туда, где в последний раз видел кота, но тот куда-то исчез. Он выругал себя за то, что позволил себе отвлечься. Пришлось метаться на своем катерочке в поисках зверя. Но вокруг было слишком много нагромождений, слишком много зданий. Куда бы он ни посмотрел, всюду взгляд утыкался в развалины. Он спустился и стал расспрашивать нескольких занятых работами техников. Большинство припомнили, что видели кота минут двадцать назад. Не получив удовлетворительного ответа, Гроувнор вернулся в патрульный катер и полетел над городом.

Незадолго до этого Керл быстро двинулся вперед, стараясь использовать каждое укромное местечко. Нервный и больной от голода, он торопливо перебирался от группы к группе, источая злую энергию. Откуда-то выскочила маленькая машина, остановилась прямо перед ним, и страшная камера зажужжала, снимая его на пленку. Впереди, на скалистом холме гигантский бурильный агрегат приступал к работе. Сознание Керла мимолетно замечало очертания и облик незнакомых аппаратов, в то время как тело его изнемогало от желания настичь человека, который ушел в город один.

Вдруг Керл почувствовал, что больше не выдержит. Пасть наполнилась зеленой слюной. В какое-то мгновение ему показалось, что его никто не видит. Он метнулся за каменистую насыпь и тут же помчался во всю прыть. Керл несся огромными, плавными прыжками. Было забыто все, кроме одного-единственного желания, будто какая-то магическая щетка прошлась по мозгам и стерла память. Он мчался по пустынным улицам, сокращая путь через зияющие дыры в обветшалых стенах и коридоры разрушенных домов. Затем он замедлил бег и крадучись устремился туда, откуда его уши-усики уловили вибрацию идов.

Наконец он остановился и выглянул из-за скалы. Двуногий стоял возле того, что, по всей видимости, когда-то было окном, направив свет своего фонарика внутрь здания. Фонарик щелкнул и погас. Сильный приземистый человек мягко отошел назад, тревожно посматривая по сторонам. Керлу пришлась не по вкусу его тревога. Она предвещала молниеносную реакцию на опасность, а значит, и осложнения.

Керл подождал, пока двуногий не скрылся за углом, и не скрываясь двинулся по открытому месту быстрее, чем способен был идти преследуемый. Его план был прост. Словно призрак, скользнул он по боковой улице мимо длинного квартала разрушенных зданий. На большой скорости завернул за угол, пролетел через открытое пространство и тут прополз на животе в полутемное укрытие между домом и огромной кучей развалин. Улица впереди была как бы каналом между двумя рядами руин. Она заканчивалась узким проходом, выход из которого находился прямо под Керлом.

В последний момент он все-таки не удержался. Как только под ним появилось двуногое, небольшой ручеек камней покатился вниз оттуда, где, скорчившись, сидел Керл, и напугал человека. Тот вскинул голову и взглянул наверх. Лицо его тут же изменилось, и он схватился за оружие.

Керл метнулся вперед и одним сокрушающим ударом разнес прозрачный, блестящий шлем скафандра. Послышался скрежет металла, хлынула кровь. Человек сложился пополам, будто телескоп. Мгновение его кости и мускулы чудом удерживали тело, потом оно рухнуло — только лязгнул металл космического костюма.

Весь дрожа, Керл накинулся на свою жертву. Он уже создал поле, которое не позволяло идам перейти в кровь. Он быстро раздробил металл и заключенное в нем тело. Хрустнули кости. Разбрызгалась плоть. Он припал ртом к еще теплому телу, и крошечные чашечки-присоски стали высасывать идов из клеток организма. Минуты три он пребывал в экстазе насыщения, когда на его глаза упала тень. Он испуганно взглянул вверх и увидел маленький кораблик, который приближался к нему со стороны солнца. На мгновение Керл замер, затем скользнул в тень от большой груды обломков.

Когда он снова посмотрел вверх, маленькое суденышко медленно развернулось и полетело влево. Но машина делала круг, и Керл понял, что она может вернуться. Доведенный почти до исступления тем, что прервали его пиршество, Керл все же бросил свою добычу и кинулся к кораблю. Он мчался, будто преследуемое охотниками животное, и замедлил шаг, лишь когда увидел первую группу занятых работой людей. Он осторожно приблизился к ним. Все они были заняты своим делом, и он смог миновать их незамеченным.

Гроувнор все больше отчаивался в бесплодных поисках. Город был слишком велик. В нем оказалось гораздо больше развалин, где можно было спрятаться, чем он предполагал. В конце концов он повернул обратно к кораблю и с облегчением вздохнул, увидев распластавшегося на скале под солнышком исчезнувшего зверя. По возможности осторожнее Гроувнор посадил свой катер на возвышение позади животного. Он все еще находился в кораблике, когда минут через двадцать группа, исследовавшая город, наткнулась на садистски изуродованные останки доктора Джарвея из химического отдела и передала сообщение о своей страшной находке.

Гроувнор тут же полетел к месту происшествия и опустился возле тела убитого. Он понял, что директор не полетит к месту убийства, услышав его угрюмое распоряжение:

— Доставьте тело на корабль.

Там уже оказались друзья Джарвея, с мрачными лицами они окружили то, что недавно было их товарищем. Гроувнор взглянул вниз, и глазам его представилась ужасная картина: клочья человеческой плоти мешались с забрызганным кровью металлом. Он почувствовал, как ему сдавило горло.

— Черт побери, и надо же было ему одному идти в этот город! — услышал он голос Кента.

Химик буквально прорычал это. Гроувнор вспомнил, что Кент и его помощник Джарвей были большими друзьями. Должно быть, кто-то из химического отдела сказал что-то по внутренней связи, потому что Кент ответил:

— Да, вскрытие произведем сами.

Эти слова лишний раз напомнили Гроувнору, что, пока он не подключится к общей сети, упустит большую часть происходящего. Он поспешил тронуть за плечо ближайшего человека и спросил:

— Не возражаете, если я послушаю через вас химиков?

— Давайте.

Гроувнор слегка сжал пальцами руку соседа и услышал, как дрожащий голос произнес:

— Самое мерзкое, что убийство выглядит абсолютно бессмысленным. Тело превращено буквально в желе, но все части на месте.

В разговор вступил биолог Смит. Его унылое лицо выглядело мрачнее обычного.

— Убийца набросился на Джарвея с намерением употребить его в пищу, а потом обнаружил, что мясо чуждо ему, что оно несъедобное. Так же, как и наш кот — не стал есть ничего, что ему поставили… — Смит замолк, видно, задумался. Потом неуверенно спросил: — Ну а как насчет зверя? Он достаточно силен, чтобы одной своей миленькой конечностью прикончить кого угодно.

В разговор вмешался директор Мортон — по-видимому, он слышал всю беседу.

— Мысль о виновности зверя, вероятно, пришла в голову большинству из нас. Ведь пока он — единственное живое существо, повстречавшееся нам здесь. Но, естественно, мы не можем расправиться с ним по одному лишь подозрению.

— А кроме того, — сказал кто-то, — я ни на минуту не спускал с него глаз.

Прежде чем Гроувнор успел взять слово, по общей линии послышался голос психолога Зайделя:

— Директор Мортон, я тут говорил со многими. Складывается впечатление, что большинство все время видели зверя, но люди не исключают, что зверь мог на какие-то минуты исчезать с глаз. Мне самому казалось, что он все время околачивался где-то рядом. Но я припоминаю, что были моменты, и, пожалуй, достаточно длительные, когда он исчезал из виду.

Гроувнор вздохнул и отказался от намерения говорить. За него все сказал другой.

Прервал паузу Кент, который гневно заявил:

— Я считаю, нельзя играть с судьбой. Нужно прикончить негодяя, пока он не нанесет нам новых бед.

— Корита, вы далеко? — спросил Мортон.

— Здесь, возле убитого, директор.

— Корита, вы там с ван Хорном и Кранесси походили по городу. Вам не кажется, что киса — потомок основных обитателей этой планеты?

Корита, как заметил Гроувнор, стоял недалеко от Смита в окружении своих коллег по отделу археологии.

Высокий японец заговорил медленно и почтительно:

— Директор Мортон, тут присутствует какая-то тайна. Взгляните на эту величественную линию горизонта. Обратите особое внимание на контуры архитектурных сооружений. Создатели этого мегаполиса были близки землянам. Здания не просто украшены, а украшены соответственно стилю. Вот дорическая колонна, вот египетская пирамида и огромный готический собор — все они будто вырастают из земли, прочные, с долгой, большой судьбой. Если этот одинокий, опустошенный мир рассматривать как планету-мать, то она должна была быть для обитателей любимым местом, несущим тепло, дарящим духовные силы. Эффект усиливают извилистые улицы. Те механизмы, что встречались нам на улицах города, доказывают, что жители планеты разбирались в науке и технике, но прежде всего они были художниками. Поэтому они не стали строить геометрически правильные города и ультрабессмысленные мегаполисы. Тут присутствует художественная непринужденность, глубокое, радостное чувство, отраженное в изгибах и нерегулярности устройства домов, дворцов и проспектов; тут ощущается сила, божественная уверенность в себе. Это не загнивающая, затасканная веками существования цивилизация, а молодая, энергичная культура, уверенная в себе и сильная знанием своей конечной цели. И вдруг — конец. Резко, словно у них была своя Битва Титанов и она стала рушиться, как древняя магометанская цивилизация. Или будто в один прыжок она перескочила через века процветания в эпоху борьбы и распрей. Как бы там ни было, у нас нет сведений ни об одной культуре во Вселенной, сделавшей столь резкий скачок. Преобразования всегда происходят постепенно. И первый шаг к упадку — подвергать безжалостному сомнению все, что прежде было свято. В результате начинается утрата внутренней уверенности, убежденности. Прежде бесспорные истины рушатся перед безжалостной критикой ученых и аналитиков. Скептик становится опорой расы. Но я бы сказал, что эта культура разрушилась мгновенно, в самом расцвете. Социологически такая катастрофа сопровождается крахом морали, крушением идеалов, что возвращает человека к состоянию скотской агрессии. Появляется черствое безразличие к смерти. Если все, что я сказал, соответствует действительности и если этот кот — потомок подобной расы, тогда он может быть коварным ночным вором, хладнокровным убийцей, который ради зернышка способен перегрызть глотку родному брату.

— Хватит! — грубо прервал его голос Кента. — Директор, я готов быть его палачом.

— Я против, — резко прервал его Смит. — Послушайте, Мортон, мы не должны убивать кота, даже если он виновен. Это же биологическая сокровищница!

Смит и Кент гневно взглянули друг на друга.

— Мой дорогой Кент, — медленно и внушительно проговорил Смит, — я весьма ценю желание вашего химического отдела засунуть кису в реторты и выявить химический состав его крови и плоти. Но вынужден предупредить вас: вы чересчур спешите. Биологический отдел нуждается в живом организме, а никак не в мертвом. Чувствую, что и физики не отказались бы от возможности заняться им, пока он жив. Так что боюсь, что вы — последний в этой очереди. Смиритесь, пожалуйста, с этой мыслью. Вам он достанется через годик, не раньше.

— Я смотрю на это не с точки зрения ученого, — угрюмо ответил Кент.

— А надо бы с нее, ведь Джарвей мертв и ничто не поможет ему.

— И все же прежде я человек, а уж потом — ученый, — хрипло возразил ему Кент.

— Поддавшись эмоциям, вы готовы разрушить ценнейший образец?

— Я готов уничтожить эту тварь, потому что в ней заключена неведомая опасность. Мы не можем больше рисковать людьми.

Спорящих остановил Мортон. Он задумчиво сказал:

— Корита, я склонен принять вашу теорию в качестве рабочей гипотезы, но у меня возник один вопрос. Возможно ли, чтобы здешняя культура была более поздней, чем культура нашей всегалактической системы?

— Вполне вероятно, — ответил Корита. — Кот, по-видимому, представляет культуру середины десятой цивилизации этой планеты, в то время как наша, насколько известно, проходит восьмой виток цивилизации Земли. При этом каждая из десяти цивилизаций планеты должна была заново возникать на обломках предыдущей.

— В таком случае наш кот не имеет никакого понятия о наших подозрениях?

— Нет, для него это было бы откровением.

Коммуникатор донес беспощадный смешок Мортона и его приговор:

— Ваше желание исполнено, Смит. Мы даруем коту жизнь. А если произойдет что-то фатальное, то теперь, когда мы с ним познакомились, виною тому будет наша беззаботность. Нельзя, конечно, исключить, что мы ошибаемся. Мне, так же как и Зайделю, показалось, что зверь был все время на виду. Так что наши подозрения, возможно, совершенно напрасны. Ведь на планете могут существовать и другие опасные животные. — Он резко переменил тему разговора: — Кент, что вы думаете делать с телом Джарвея?

— Не будем спешить с его похоронами, — с горечью отозвался главный химик. — Проклятый кот что-то хотел извлечь из его тела. Похоже, он ничем не воспользовался, но вполне вероятно, что мы чего-то не заметили. Я собираюсь выяснить, что именно, и тем самым пригвоздить его к стенке, чтобы вы убедились в его вине.

3

Вернувшись на корабль, Эллиот Гроувнор поспешил в свой отдел. Табличка на двери гласила: «Отдел некзиализма». За дверью находились пять комнат общей площадью сорок футов на восемьдесят. В них были установлены все те машины и аппараты, которые потребовал у правительства Центр некзиализма, так что в помещениях было довольно тесно. Закрыв за собой дверь, Гроувнор оказался наедине с собой.

Поудобнее устроившись за столом, он принялся за письменное сообщение директору Мортону. Он проанализировал возможное физическое строение кошкоподобного обитателя этой холодной, заброшенной планеты и особо подчеркнул, что такое зрелое чудовище нельзя рассматривать просто как биологическую сокровищницу. Такой подход опасен, так как позволяет людям забыть, что существо может иметь свои собственные побуждения и желания, в основе которых лежит чуждое человеку мировосприятие. «У нас есть достаточное количество доказательств, — диктовал он в магнитофон, — чтобы сделать, как мы, некзиалисты, это называем, „Заявление руководству“».

Он просидел над заявлением несколько часов и отнес запись в отдел стенографии с требованием немедленно сделать копии. Как руководителю отдела ему было обеспечено немедленное обслуживание. Через два часа он передал отчет в канцелярию Мортона. Помощник вручил ему расписку. Уверенный в том, что сделал все, что от него зависело, он отправился в столовую. На его вопрос «где кот», официант ответил, что скорее всего зверь находится наверху, в библиотеке.

Гроувнор отправился туда и целый час просидел в библиотеке, наблюдая за животным. Все это время кот лежал, распластавшись на мягком ковре, ни разу не переменив положения.

Неожиданно двери в библиотеку распахнулись и вошли двое с большой чашей в руках. Следом за ними появился Кент. Глаза химика лихорадочно блестели. Он остановился посреди комнаты и сказал усталым, охрипшим голосом:

— Я хочу, чтобы все это видели.

Хотя он обращался ко всем присутствующим, но прежде всего имел в виду группу ученых, которые сидели в отдалении. Гроувнор поднялся и заглянул в чашу. В ней была какая-то бурая смесь.

Биолог Смит тоже встал со своего места.

— Минутку, Кент. В другое время я не стал бы подвергать сомнению ваши действия. Но вы выглядите совсем больным, вы переутомились. У вас есть разрешение Мортона на проведение эксперимента?

Кент медленно обернулся. И Гроувнор, уже севший на место, увидел, что слова Смита не вполне отражают состояние химика. Вокруг глаз у него были черные круги, щеки его ввалились. Однако Кент ответил:

— Я приглашал его прийти сюда, — ответил он, — но Мортон отказался присутствовать при эксперименте. Он считает, что, если подопытное существо охотно сделает то, что я хочу, это не причинит ему вреда.

— А что у вас там? — поинтересовался Смит.

— Мне удалось обнаружить вещество, которого недостает в останках Джарвея, — сказал Кент, — Это калий. Его осталось всего от двух третей до трех четвертей от нормы. Вам известно, что калий во взаимодействии с большой молекулой протеина является основой энергетического заряда всей клетки. Словом, это основа жизни. Обычно после наступления смерти калий высвобождается и устремляется в кровяной поток, тем самым отравляя его. Я установил, что часть калия из клеток тела Джарвея исчезла, но в кровь не попала. Полная картина пока непонятна, но я намерен ее прояснить.

— Ну а все-таки, что в этой чаше? — спросил кто-то.

Присутствующие, отложив книги и журналы, с интересом наблюдали за происходящим.

— Живые клетки, содержащие в суспензии калий. Как вам известно, мы можем их синтезировать. Возможно, чудовище отказалось от пищи за завтраком именно потому, что в еде не содержалось калия в привычном для него состоянии. Моя идея заключается в том, что он почувствует запах или еще там что-то…

— Мне кажется, он воспринимает вибрации, — медленно растягивая слова, вступил в разговор Гурли. — Иногда, когда он шевелил своими усиками, моя аппаратура фиксировала очень сильные помехи. Насколько я могу судить, он работает ими то на высоких, то на низких частотах. Похоже, он сам контролирует эти вибрации. Но частотные модуляции возникают не просто от движений усиков…

Кент с явным нетерпением ждал, когда Гурли закончит свою речь.

— Ну хорошо, он чувствует вибрации, — вступил он в разговор. — И что же, по-вашему, это должно оправдывать его действия? — И уже менее сурово он обратился к биологу: — Что вы думаете об этом, Смит?

— В вашем плане содержатся три ошибочных посыла, — ответил тот. — Во-первых, вы склонны рассматривать его всего лишь как животное. Во-вторых, вы забыли, что, полакомившись Джарвеем, он может быть сыт — если, конечно, он его ел. И еще вам представляется, что он вас ни в чем не заподозрит. Так поставьте чашу на пол. Посмотрим, как он на это отреагирует.

Эксперимент Кента был достаточно обоснован, хотя и вызывал сомнения. Существо уже проявило способность жестко реагировать на неожиданные ситуации. Его поведение в закрытом лифте нельзя было недооценивать. Это было мнение Гроувнора.

Керл уставился немигающим взглядом на тех, кто поставил перед ним чашу. Они тут же отошли, а Кент выступил вперед. Керл узнал в нем того, который утром вытащил оружие. Он посмотрел на двуногого, потом переключил свое внимание на чашу. Его усики учуяли волнующее излучение идов. Оно было очень слабым, таким слабым, что он его и не заметил бы, если бы заведомо не сосредоточился на его источнике. Иды содержались в жидкости в такой концентрации, что были для Керла почти бесполезны. Но все же вибрация была, и достаточно сильная, чтобы объяснить ему происходящее. Керл с рыком поднялся на ноги. Он схватил чашу присоском одного из согнутых щупалец и выплеснул ее содержимое прямо в лицо Кенту, с криком отпрянувшему назад.

Керл тут же швырнул чашу в сторону и щупальцами толщиной в трос обхватил грудь орущего человека. Его не пугало оружие на поясе Кента. Он чувствовал, что это всего лишь вибрационное оружие, а не дезинтегратор. Он швырнул визжавшего Кента в угол, но потом с какой-то долей испуга подумал, что надо было его разоружить. Теперь, возможно, придется раскрыть перед ними свои способности.

Кент одной рукой яростно стирал с лица жижу, а другой схватился за оружие. Дуло вздрогнуло, и белый луч ударил прямо в массивную голову Керла. Усики-уши зашевелились, автоматически сводя на нет энергию оружия. Круглые черные глаза сузились, когда он увидел, что за оружие схватились и остальные.

Гроувнор, находившийся возле двери, резко приказал:

— Стойте! Мы потом пожалеем, если сейчас поддадимся панике.

Кент щелкнул затвором и удивленно посмотрел через плечо на Гроувнора. Керл скорчился на полу, зло поглядывая на человека, который вынудил его раскрыть свою способность воздействовать на внешние источники энергии. Но делать было нечего — оставалось только ждать последствий.

Кент все смотрел на Гроувнора, глаза его сузились.

— Какого дьявола вы тут командуете?

Гроувнор промолчал. Его роль в инциденте на этом была исчерпана. Он вовремя распознал эмоциональный всплеск и произнес нужные слова соответствующим тоном. Теперь не играло роли, что те, кто подчинился его приказу, будут спрашивать, имел ли он право давать команды. Критический момент миновал.

Его действия не имели никакого отношения к тому, виноват ли или невиновен был зверь. Его вмешательство влияло не на его судьбу, а на то, что эту судьбу должны решить авторитетные специалисты, но никак не один человек.

— Кент, — холодно сказал Зайдель, — я не верю, что вы действительно потеряли власть над собой. Вы намеренно пытались убить кота вопреки приказу директора оставить его живым. У меня есть все основания составить рапорт о случившемся и потребовать, чтобы вы понесли наказание. Вам известно, в чем оно заключается: в лишении вас руководящей должности в своем отделе и в лишении права избираться на аналогичные должности в любом другом из двенадцати отделов.

Группа мужчин, в которых Гроувнор узнал подчиненных Кента, тревожно зашумела.

— Нет-нет! Оставьте эти глупости, Зайдель! — крикнул один из них.

Другой был более циничен:

— Не забывайте, что есть свидетели и у другой стороны.

Кент обвел присутствующих угрюмым взглядом.

— Корита был абсолютно прав, — сказал он, — когда говорил о почтенном возрасте нашей цивилизации. Она явно клонится к упадку, — в голосе Кента слышалась дрожь. — Боже, неужели здесь нет человека, который бы оценил весь ужас происходящего? Джарвей мертв уже несколько часов, а эта бестия, виновник его смерти — кто этого не знает? — лежит себе здесь, даже не закованный в цепи, и замышляет новое убийство! И жертва его, возможно, здесь, в этой комнате. Что же мы за люди? Дураки, циники или упыри? Или наша цивилизация уже дошла до того, что даже об убийце мы можем рассуждать с сочувствием? — Он уставился налитыми кровью глазами на Керла. — Мортон был прав. Это не животное. Это сам дьявол, поднявшийся из самых глубин ада этой забытой богом планеты.

— Не разыгрывайте тут мелодрамы, — сказал Зайдель. — С точки зрения психологии ваши выводы не выдерживают никакой критики. Мы не упыри и не циники. Мы обыкновенные ученые, и кот для нас — объект исследования. Теперь, когда он находится под нашим наблюдением, вряд ли он способен напасть на кого-либо из нас. Один против тысячи — слишком малая вероятность. — Он осмотрел всех и продолжил: — Поскольку Мортона здесь нет, я предлагаю: давайте проголосуем. Все слышат?

— Я против, Зайдель, — прозвучал голос Смита. Пока психолог с удивлением взирал на него, Смит продолжил: — В суматохе и возбуждении никто из вас, кажется, не заметил, что, когда Кент стрелял в него из вибратора, луч угодил прямо в центр квадратной головы этого животного и не оставил на ней даже следа.

Зайдель перевел удивленный взгляд со Смита на Керла, а потом снова на Смита.

— Вы уверены, что Кент попал в него? Как вы сами сказали, все произошло так быстро… Я подумал, что кот остался невредимым, потому что Кент промахнулся.

— Абсолютно уверен, что Кент попал ему в морду, — заявил Смит. — Вибратор, конечно, не может сразу убить человека, но поражает его непременно. Кот же остался невредим, его даже не затрясло. Может быть, это и не решающий довод, но в свете наших сомнений…

Зайдель был явно смущен.

— Ну, может, у него шкура такая, что выдерживает большие температуры и энергию.

— Возможно. Но раз уж мы не очень уверены, я бы попросил Мортона отдать приказ о заключении зверя в клетку.

Зайдель нахмурился в сомнении.

— В ваших словах есть смысл, Смит, — сказал Кент.

— Так если мы посадим его в клетку, вы, Кент, будете удовлетворены?

Кент подумал, потом неохотно согласился:

— Да. Если только стены из микротронной стали толщиной в четыре дюйма смогут его удержать. Иначе останется отдать ему весь корабль.

Гроувнор, державшийся поодаль, снова промолчал. В своем отчете Мортону он хотел было предложить заключить кота в камеру, но тут же отверг эту мысль главным образом из-за запирающих механизмов.

Зайдель подошел к настенному коммуникатору и с кем-то тихо переговорил.

— Директор сказал, что, если вы сумеете поместить его в камеру, не применяя насилия, он на это вполне согласен. Если же такой возможности не представится, заприте его в том помещении, где он сейчас. Что вы на это скажете?

— В камеру! — прозвучало сразу несколько голосов.

Гроувнор подождал, пока наступила тишина, и сказал:

— Выдворите его на ночь из корабля. Он никуда не уйдет.

Большинство присутствующих не отреагировали на его предложение, только Кент заметил сурово:

— Вы всегда бываете так последовательны? То вы спасаете ему жизнь, то признаете его опасным.

— Он сам спас себе жизнь, — коротко возразил Гроувнор.

Кент отвернулся и пожал плечами.

— Мы поместим его в камеру. Только там место убийце.

— Вопрос решен, — сказал Зайдель. — Но только как претворить его в жизнь?

— Вы твердо решили посадить его в камеру? — уточнил Гроувнор.

Как и следовало ожидать, ответа не последовало.

Тогда он вышел вперед и тронул кончик ближайшего к нему щупальца Керла. Щупальце слегка отдернулось, но Гроувнор был настроен решительно. Он плотно охватил щупальце и указал на дверь. Какое-то мгновение животное колебалось, а потом при полном молчании проследовало через помещение.

— Подготовьтесь все сделать точно по времени! — повелительно бросил Гроувнор.

Керл послушно проковылял вслед за ним через какую-то дверь и оказался в квадратной металлической комнате, в противоположной стене которой была вторая дверь. Человек прошел через нее. Когда Керл хотел проследовать за ним, дверь с грохотом опустилась перед самым его носом. И в тот же самый миг за его спиной раздался металлический лязг. Он обернулся и увидел, что входная дверь тоже захлопнулась. Он ощутил поток энергии, когда электрический замок встал на место. Губы его гневно искривились, он понял, что попал в ловушку, но ничем другим не выказал волнения. После позорного поведения в лифте он ощутил в себе что-то новое. Вот уже сотни лет все его существо было направлено на одно — на поиски пищи. Теперь в его мозгу ожили тысячи воспоминаний из прошлого. В его теле зашевелились давно уже не востребованные силы. Восстанавливая в памяти эти свои возможности, он тут же мысленно приспосабливал их к сложившимся обстоятельствам.

А сейчас он уселся на свои толстые задние лапы. Его уши-усики исследовали энергию того, что его окружало. В конце концов он лег на пол, глаза его выражали презрение. Дураки!

Примерно через час он услышал, как человек — это был Смит — возится с каким-то аппаратом над его головой. Керл вскочил на ноги, насторожился. Его первой мыслью было, что он недооценил этих людишек и вот теперь они его прикончат. А он-то рассчитывал, что у него будет время и он осуществит задуманное.

Опасность заставила растеряться. И когда он вдруг ощутил радиацию, он собрал все силы для борьбы с опасностью. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что происходит. Кто-то делал снимки его внутренностей.

Вскоре человек ушел. Какое-то время еще слышны были отдаленные голоса. Керл терпеливо ждал, когда наступит тишина, чтобы обойти корабль. Давным-давно, когда керлы еще не достигли относительного бессмертия, они тоже спали по ночам. Наблюдая за дремавшими в библиотеке людьми, Керл вспомнил и об этой древней привычке.

Но один звук оставался и никуда не пропадал. Большой корабль уже давно погрузился в сон, а он все слышал шаги двух пар ног. Они в определенной последовательности проходили мимо его камеры, удалялись на какое-то расстояние и вновь возвращались. Одно обстоятельство особенно не нравилось ему: охранники ходили не вместе, а сначала проходил один, потом на расстоянии около тридцати шагов от него — второй.

Керл прислушивался к их шагам несколько кругов подряд, отмечал про себя, сколько времени занимает обход. В конце концов он узнал, что хотел. Он еще раз дал им завершить очередной круг. Потом подождал, пока они пройдут мимо, и переключил все свои чувства на энергетику корабля. Мощная пульсация реактора в машинном отделении воспринималась им как четкие спокойные звуки. А вращение электрогенератора — почти как песня. Керл слышал шепот всех электрических потоков, пронизывающих стены его тюрьмы по многочисленным проводам, нащупывая тот ручеек, что кончался в электрических замках двери. Он заставил свое дрожащее тело напряженно замереть, стараясь попасть в ритм этой свистящей и гудящей буре корабля. Внезапно его усики завибрировали в такт.

Раздался громкий металлический щелчок. Легким прикосновением одного из щупалец Керл отворил дверь. Он оказался в коридоре. На какой-то миг его захлестнуло чувство презрения, превосходства, когда он подумал о существах, посмевших бросить вызов, и кому — керлам! Только тут он вспомнил, что на планете кроме него существуют и другие керлы. Мысль сама по себе была странной и неожиданной. Потому что он ненавидел их и сражался с ними беспощадно. А здесь вдруг перед ним возник образ маленькой, исчезающей группки существ, во всем подобных ему. Это был его клан. Если бы они были способны размножаться, вряд ли кто-нибудь — и менее всего эти двуногие — устоял бы перед ними.

Эта мысль вызвала ощущение ограниченности собственных возможностей, бесконечного одиночества: он же один против тысячи, а затем — против всей Вселенной. Именно Вселенная была предметом его необузданных, ненасытных устремлений. А проиграй он эту битву, другого такого случая уже никогда больше не представится! В его голодном мире не будет надежды решить проблему перелетов в пространстве. Даже Строители не сумели оторваться от своей планеты.

Он пробрался по большому салону в прилегающий коридор. Тихо подкрался к двери первой спальни. Она была заперта на электрический замок, но он бесшумно открыл его. Проскользнув внутрь, он нанес точный удар по горлу спящего человека. Голова неестественно свесилась с постели, тело дернулось, струей хлынула кровь. Излучение идов почти лишило его разума, но он заставил себя двинуться дальше.

Семь спален — семь трупов. Потом Керл потихоньку вернулся в свою камеру и запер за собой дверь. Время он рассчитал с предельной точностью. Почти в тот же момент охрана прошагала мимо, заглянула в камеру через аудиоскоп и проследовала дальше. Керл ринулся во второй набег и за несколько минут «посетил» еще четыре спальни. Затем перебрался в большую спальню, где помещались двадцать четыре человека. Он убивал мгновенно, все время помня о необходимости вовремя вернуться в камеру. Но возможность уничтожения целой команды помутила его сознание. Больше тысячи лет он убивал все живое на своем пути. Даже самые примитивные формы, когда ему доставалось не более одного ида. И он никогда не знал необходимости обуздывать себя. Он обошел комнату, как большой кот, каким он, впрочем, и был, неслышный и безжалостный, и упоение не покидало его до тех пор, пока он не прикончил последнего человека.

И тут он понял, что упустил свое время. Что-то похожее на раболепный страх испытал он от непростительного промаха. Он четко замыслил ночь убийств, и каждый смертельный исход должен был продолжаться ровно столько времени, чтобы успеть вернуться в свою тюрьму: он должен был находиться в ней, когда охранник заглянет туда, завершая очередной круг. Теперь же надежда овладеть этим кораблем-монстром за одну ночь рухнула.

Керл потерял остатки разума. Как безумный, совсем не заботясь о том, чтобы не шуметь, он бросился через салон и вылетел в коридор, где находилась дверь его камеры, напряженный, ожидая, что будет встречен лучом бластера, слишком сильным, чтобы он мог противостоять ему.

Двое охранников стояли рядом, бок о бок. Явно они обнаружили раскрытую дверь. Они одновременно подняли на него глаза и застыли, парализованные кошмарным видением. На них летело чудовище с окровавленными когтями, щупальцами и свирепой кошачьей мордой с горящими ненавистью глазами. Один из охранников схватился за бластер, но было слишком поздно. Другой уже был психологически сломлен и застыл в неподвижности. Он испустил пронзительный вопль ужаса. Жуткий крик разнесся по коридорам и разбудил спящих. Что-то страшно шваркнуло о стену — это Керл одним сокрушительным движением отправил оба тела в другой конец коридора. Он не хотел, чтобы трупы нашли возле камеры. Он еще надеялся.

В отчаянии, сознавая весь ужас своей ошибки, почти утратив рассудок, он нырнул в свою тюрьму. Дверь неслышно захлопнулась за ним — усики в очередной раз сработали как надо. Он свернулся клубком на полу, притворившись спящим, и тут услышал топот множества бегущих ног и гул возбужденных голосов. Он заметил, что один из них заглядывает к нему в аудиоскоп. Критический момент наступит, когда они обнаружат остальных убитых.

Постепенно он собирался с силами, чтобы выиграть величайшую в его жизни битву.

4

— Погиб Сивер! — услышал Гроувнор голос Мортона, сдавленный ужасом. — Что же мы будем делать без Сивера?.. И Брекенридж! И Култер!.. И… ужасно!

В коридоре толпились люди. Гроувнор, чей отдел находился дальше всех, оказался позади. Дважды он пытался пробиться поближе, но оба раза его оттесняли, даже не потрудившись узнать, кто это. И Гроувнор оставил напрасные попытки, ожидая, что еще скажет Мортон. Директор угрюмо осмотрел столпившихся. Его тяжелый подбородок выглядел сейчас решительней обычного.

— Если у кого-нибудь есть хоть какие-то соображения, высказывайтесь.

— Это космическое безумие!

Предположение встревожило Гроувнора. Казалось бы, бессмысленная фраза, но она стала расхожей за эти годы межзвездного перелета. Тот факт, что люди в космосе заболевают от одиночества, страха и постоянного напряжения, еще ничего не значил. В столь долгом путешествии не исключены и эмоциональные сдвиги — и это была одна из причин, почему его включили в состав команды, — но в данном случае ни о каком психическом расстройстве от одиночества не могло быть и речи.

Мортон явно сомневался. Казалось, и он воспринял это предположение как несерьезное. Но в такой момент нельзя было отказываться ни от каких идей. Люди были чрезвычайно напуганы. Они жаждали действий, и уверенности, и соответствующих контрмер. Именно в такие моменты руководители экспедиций, командоры и другие должностные лица теряли доверие своих подчиненных. Гроувнору показалось, что, когда Мортон заговорил, он думал именно об этом, так осторожно он подбирал слова.

— Мы думали об этом, — сказал директор. — Доктор Эггерт и его помощники всех непременно обследуют. В данный момент он осматривает тела убитых.

Громоподобный баритон почти оглушил Гроувнора:

— Я тут, Мортон. Вели этим людям пропустить меня.

Гроувнор обернулся и узнал доктора Эггерта. Люди уже сами потеснились, давая ему дорогу. Гроувнор поспешил за ним. Как он и думал, все решили, что так и надо — некзиалист должен быть рядом с доктором. Когда они добрались до Мортона, доктор Эггерт сказал:

— Я все слышал, директор, и должен заявить, что ни о каком безумии здесь не может быть и речи. Чтобы так порешить человека, нужна недюжинная сила по крайней мере десятерых. Убитые не успевали даже крикнуть, — Эггерт помолчал, потом тихо спросил: — А как насчет кота, Мортон?

Тот покачал головой:

— Киска у себя в камере, доктор, ходит туда-сюда. Что думают на этот счет специалисты? Есть ли основания подозревать кота? В такой камере, как эта, можно спокойно содержать зверя раз в пять крупнее, чем он. Трудно поверить в его виновность, разве что новая наука может предложить такое объяснение, что нам и в голову не придет.

— Мортон, — угрюмо начал Смит, — здесь все свидетельствует о его вине. Мне меньше, чем кому-либо, хотелось об этом говорить — вы же все знаете, как я настаивал, чтобы кота оставили в живых, — но я сделал флюорографические снимки зверя — все они оказались пусты. Вспомните, что говорил Гурли: это существо, вероятно, может принимать и посылать колебания волн всего спектра. А как он справился с излучателем Кента, направленным ему прямо в морду, после всего случившегося является для нас доказательством того, что он обладает уникальной способностью управлять потоками энергии.

Кто-то недовольно проворчал:

— И какого дьявола все мы тут собрались? Ведь если он может контролировать энергию и излучать волны любой длины, что ему мешает перебить нас всех?

— Но это же доказывает, — сказал Мортон, — что он не всесилен, иначе он уже давно сделал бы это.

Он неторопливо подошел к механизму, контролирующему замок камеры.

— Вы не должны открывать дверь! — воскликнул Кент, хватаясь за бластер.

— Нет, но если я переведу рубильник, пол клетки окажется под напряжением. Мощность очень большая, и все живое, что находится в камере, должно погибнуть. Такие устройства на всякий случай сделаны повсеместно в подобных помещениях.

Он открыл специальный ящичек и резко рванул на себя рубильник. Секунды энергия накапливалась, потом блеснул голубой огонь, и в тот же момент предохранители, что находились над головой Мортона, вдруг почернели. Мортон дотянулся до них рукой, вынул один предохранитель из гнезда и нахмурился.

— Чудеса! — воскликнул он. — Предохранители никак не должны были «полететь»! — Он покачал головой: — Да, теперь даже мы не сможем заглянуть в камеру: аудиоскоп тоже вышел из строя.

— Если он так хорошо управляется с электричеством, что открыл замок, — заметил Смит, — то он, видимо, почувствовал, что ему угрожает, когда вы включали ток, и готов был противостоять опасности.

— Во всяком случае это говорит о том, что кот нечувствителен к нашей энергии, — мрачно скривился Мортон. — Ведь он безболезненно вернул электропоток. Слава богу, что он в камере с толстыми стальными стенами. В случае чего мы можем открыть дверь и испытать на нем действие бластеров. Но сначала попробуем послать электрические заряды через телефонный кабель.

Его слова прервал шум, донесшийся из камеры. Что-то тяжелое грохнулось о стену. Затем последовали мелкие удары, словно тяжелые предметы падали на пол. Гроувнор сравнил это про себя с грохотом лавины.

— Он знает о наших намерениях, — сказал Смит Мортону. — Держу пари: бедной киске это не по вкусу. Какого же он свалял дурака, вернувшись в камеру! Он только теперь понял это!

Напряжение чуть ослабло, люди нервно заулыбались. Кто-то даже не очень весело хмыкнул, представив себе нарисованную Смитом картину огорченного монстра. Гроувнор был озадачен. Ему совсем не понравились звуки, которые он услышал. Слух — самое обманчивое из чувств. По слуху не определишь, что произошло или что происходит в камере.

— Хотел бы я знать, — проговорил главный инженер корабля Пеннон, — отчего стрелка телефлюорометра запрыгала как бешеная именно тогда, когда раздался этот шум в камере? Прибор у меня перед самым носом, и я все пытался понять, что же там произошло.

И в клетке и вне ее наступила тишина, которую нарушило движение за спиной Смита, и в коридоре появились капитан Лич с двумя офицерами в форме.

Капитан, жилистый мужчина лет пятидесяти, проговорил:

— Полагаю, мое место здесь: среди ученых назревает конфликт по поводу того, убивать ли чудовище. Не так ли?

— Спорить уже не о чем, — покачал головой Мортон. — Мы единодушны в решении уничтожить зверя.

Капитан Лич кивнул:

— Я готов исполнить приказ. Считаю, что под угрозой весь корабль. А за безопасность отвечаю я, — он повысил голос: — Освободите место! Подайтесь назад!

Прошло несколько минут, прежде чем толпа в коридоре поредела. Гроувнор был доволен. Ведь если эта тварь выйдет из камеры и людям некуда будет податься, будут новые жертвы. Нельзя сказать, что теперь опасность полностью исключена, но, по крайней мере, она заметно уменьшилась.

— Вот дела! Похоже, корабль наш сейчас взлетит! — воскликнул кто-то.

Гроувнор тоже почувствовал что-то похожее на пробное включение двигателей. Огромный корабль вздрогнул и подался назад.

— Пеннон, кто там, в центре управления? — резко спросил капитан Лич.

Главный инженер побледнел.

— Мой помощник и его заместитель. Не пойму, что это они…

Снова толчок! Корабль накренился, угрожая завалиться набок. Гроувнора с силой швырнуло на пол. Оглушенный ударом, он все же постарался не потерять сознание. Вокруг распластались люди. Раздавались стоны. Директор Мортон отдавал какие-то распоряжения, но Гроувнор не слышал какие. Капитан Лич, ругаясь, пытался подняться на ноги. Гроувнор расслышал, как он яростно прорычал:

— Какого черта, кто там включил двигатель?!

Опасно нарастало ускорение. Оно достигло уже 5, если не 6 g. Собрав все свои силы, Гроувнор с огромным трудом поднялся на ноги. Он нащупал на стене коммуникатор и вызвал центр управления кораблем, не особенно рассчитывая, что кто-нибудь отзовется. Кто-то за его спиной издал рык. Гроувнор удивленно оглянулся. Мортон, глядя через его плечо на коммуникатор, с трудом выдавил:

— Это кот! Он там, в центре управления. Мы взлетаем!

Пока Мортон говорил, экран оставался черным. Вместе с тем ускорение росло, а с ним и навалившаяся тяжесть. Гроувнор с трудом добрался до салона и попал во второй коридор. Он помнил, что там находится склад, где хранились скафандры. Уже у двери он обнаружил, что капитан Лич опередил его и натягивает на себя костюм. Он застегнул скафандр, включил антигравитатор и потом помог облачиться в костюм Гроувнору.

Включив антигравитатор на 1 g, Гроувнор через минуту вздохнул с облегчением. Теперь их было двое, а вскоре стали подходить остальные. Спустя несколько минут все скафандры были разобраны, и недостающие принесли с нижнего этажа. Теперь десятки людей были готовы к действию. Капитан Лич куда-то исчез. Чтобы сориентироваться, Гроувнор поспешил к камере, где был заключен зверь. У дверей, которые, по-видимому, только что открыли, толпились ученые.

Гроувнор пробрался поближе и через плечи и головы тех, кто был впереди, заглянул в камеру. В противоположной стене зияла дыра. Она была так велика, что через нее одновременно могли бы пройти пять человек. Края дыры были рваными. Дыра вела в соседний коридор.

— Готов поклясться, — прошептал Пеннон, он был в космическом костюме, но без шлема на голове, — это невероятно. Удар десятитонного механического молота может проделать в этой стальной плите не более чем вмятину в четверть дюйма глубиной. А ведь мы слышали только один удар. Даже для атомного дезинтегратора работы здесь по меньшей мере на минуту, но после этого все вокруг стало бы радиоактивным самое малое на несколько недель. Мортон, это суперчудовище!

Директор не ответил. Гроувнор видел, что Смит изучает разрушения. Наконец биолог поднял голову.

— Если бы Брекенридж был жив! Это может объяснить только металлург. Смотрите!

Он коснулся искореженного края. Кусок металла отломился и рассыпался у него в руке, а упав на пол, превратился в пыль. Гроувнор протиснулся к камере.

— Я немного разбираюсь в металлах, — сказал он.

Люди расступились, давая ему дорогу. Когда он оказался рядом со Смитом, биолог хмуро уставился на него и с недоверием спросил:

— Вы что, один из помощников Брека?

Гроувнор сделал вид, что не слышит. Он присел, потер между пальцами в перчатке рассыпавшийся металлический порошок и быстро выпрямился.

— Никакого чуда здесь нет. Насколько вам известно, стены подобных камер формуют из металлического порошка в электромагнитных матрицах. Кот использовал свои способности и воздействовал на силы сцепления, обеспечивающие целостность металла. Вот откуда скачки на телефлюорометре, которые наблюдал мистер Пеннон. Существо, трансформировав энергию своего тела, разрушило стену, выскочило в коридор, а потом дальше вниз, в центр управления.

Он был удивлен, что его не прервали и дали закончить этот поспешный вывод. Вполне очевидно, его приняли за одного из помощников убитого Брекенриджа, что было совершенно естественно: при таких размерах корабля трудно было знать каждого техника.

— Итак, директор, — тихо проговорил Кент, — мы оказались в ситуации, когда суперсущество, овладев центром управления, почти неограниченными энергоресурсами и главной секцией машинного отделения, безраздельно контролирует корабль.

Кент всего лишь перечислил факты, но Гроувнор почувствовал, как это подействовало на всех. Тревога за жизнь отразилась на лицах людей.

В разговор вмешался один из офицеров.

— Мистер Кент не прав, — сказал он. — Зверь в самом деле овладел центром управления, однако в наших руках остается контрольный пульт, а он позволяет взять под контроль все машины корабля. Вы, как люди, занятые проблемами науки, не все знакомы с устройством корабля. Вполне вероятно, что существо способно справиться с управлением корабля, но мы контролируем все рубильники.

— Ради всего святого! — воскликнул кто-то. — Почему же вы до сих пор не перекрыли ему электричество, вместо того чтобы запихивать всех нас в скафандры?

Офицер был неколебим.

— Капитан Лич полагает, что в скафандрах, которые защищают нас от воздействия ускорения, мы в большей безопасности. К тому же вполне вероятно, что кот никогда не подвергался ускорению в пять-шесть g. В этом наше преимущество, и неразумно отказываться от него, особенно в минуты паники.

— Какие еще преимущества мы имеем? — спросил кто-то.

— Я могу вам сказать, — отозвался Мортон. — Мы уже кое-что знаем об этом существе. И как раз сейчас я намерен предложить капитану Личу провести испытания. — Он повернулся к офицеру: — Не попросите ли вы командира санкционировать проведение этого эксперимента?

— Думаю, вам лучше самому попросить его об этом, сэр. Могу соединить вас с ним по коммуникатору. Он сейчас у контрольного пульта.

Мортон ушел и вернулся через несколько минут.

— Пеннон, — обратился он к главному инженеру, — поскольку вы офицер и ответственный за управление кораблем, капитан Лич хочет, чтобы испытание провели вы.

Гроувнору послышались в тоне Мортона нотки раздражения. Разумеется, командир корабля совершенно серьезно заявил, что не снимает с себя никакой ответственности. Разделение власти на кораблях было старо как мир. Линия раздела определялась по возможности четко, но никакой властью не запретишь непредвиденные обстоятельства. В конце концов все определяется характером отношений. До сих пор и офицеры и команда — впрочем, все люди военные — скрупулезно выполняли свои обязанности, подчиняясь в основном целям, поставленным перед этим грандиозным перелетом. Тем не менее правительство по опыту всех прошлых экспедиций знало, что военные почему-то невысоко ставили авторитет ученых. А в обстоятельствах, подобных нынешним, их враждебность проявлялась с особой силой. И в действительности не было никаких оснований запрещать Мортону самому провести свою экспериментальную атаку, взяв на себя всю полноту ответственности.

— Директор, — энергично вмешался Пеннон, — у нас нет времени на всякие мелочи. Отдавайте приказание! Если я в чем-то буду не согласен с вами, мы это обговорим.

Это был благородный отказ от привилегий. Но ведь Пеннон как главный инженер сам был вполне зрелым ученым.

Мортон не стал терять времени.

— Мистер Пеннон, — сказал он твердо, — выделите по пять техников к каждому из четырех входов в центр управления. Я возглавлю одну из групп. Вы, Кент, — вторую. Вы, Смит, — третью. И разумеется, четвертую возьмете на себя вы, Пеннон. Используем переносные излучатели и бластеры и разнесем к чертям большие двери — они все наглухо закрыты, я проверял: чудовище заперлось. Зеленски, отправляйтесь наверх, к контрольному пульту, и обесточьте все механизмы, кроме двигателей. Их же включите на полную мощность и тут же выключите. Одно замечание. Ускорение пусть остается наибольшим. И никаких антигравитационных мер на корабле, вы поняли?

— Да, сэр, — Пилот отсалютовал и двинулся по коридору.

— Докладывайте мне по коммуникатору, — крикнул Мортон ему вдогонку, — если вдруг какие-нибудь из машин возобновят работу.

Для участия в атаке отобрали стрелков. Гроувнор и еще несколько человек наблюдали за их действиями примерно с двухсот футов. Когда установили переносные огнеметы и защитные экраны, Гроувнор ощутил внутреннюю опустошенность, и сердце его сжалось в ожидании несчастья. Он высоко оценил силу и направление задуманной атаки, он даже готов был к тому, что атака увенчается успехом. Но уверенности в благоприятном окончательном исходе не было — это была атака наугад. Она основывалась на имевшемся опыте и знаниях и была организована в лучших известных традициях. Но больше он досадовал на то, что должен стоять в стороне и со стороны критиковать тех, кто действовал.

В большом коммуникаторе раздался голос Мортона:

— Как я уже сказал, это главным образом пробная атака. Она основана на предположении, что кот недостаточно долго пробыл в центре управления, чтобы суметь сделать что-либо. Это внушает надежду, что мы справимся с ним прямо сейчас, до того, как он успеет подготовиться к борьбе. Но если нам не удастся уничтожить кота немедленно, я просчитал второй вариант, который заключается в следующем: двери центра сконструированы таким образом, что могут противостоять мощным взрывам и уничтожение их огнеметами займет минут пятнадцать. Это время электроэнергия в помещении будет полностью отключена. Зеленски сделает это. Полет, естественно, будет продолжаться — главный двигатель атомный, и, насколько я понимаю, он ему не по зубам. Через несколько минут вы увидите, что я имею в виду… на что надеюсь…

Его голос зазвенел, когда он спросил:

— Вы готовы, Зеленски?

— Готов!

— Выключайте главный рубильник!

Коридор — да и весь корабль, как понял Гроувнор, — погрузился в кромешную тьму. Он включил вмонтированную в скафандр лампу. Его примеру последовали и остальные. В отблесках странного света их лица выглядели бледными и напряженными.

— Огонь! — Команда Мортона резко прозвучала в коммуникаторе.

Вздрогнули переносные установки и выплеснули пламя, которое обволокло прочные металлические двери. Гроувнор видел, как медленно побежали ручейки расплавленного металла. Они сливались, и неохотные потоки стекали по электрокабелям. Сквозь дым невозможно было разглядеть, что происходит с дверью, пока она не раскалилась докрасна. Только тогда сквозь запотевшее стекло Гроувнор увидел это адское зрелище! По мере того как огонь пушек с яростью накидывался на металл, свечение становилось все ярче и ярче, дверь искрилась подобно звезде.

Время шло медленно. Наконец раздался голос Мортона:

— Зеленски!

— Пока ничего, директор.

— Но должен же он что-то предпринять, — почти прошептал Мортон. — Не может он так вот просто сидеть и ждать, как загнанная в угол крыса. Зеленски!

— Ничего, директор.

Прошло семь минут, потом десять, двенадцать.

— Директор, — это был как обычно официальный голос Зеленски, — он запустил генератор.

Гроувнор глубоко вздохнул. В коммуникаторе послышался голос Кента:

— Мортон, сколько можно? Вы что, этого ждали?

Гроувнор увидел, что Мортон смотрит на дверь. Даже издали заметно было, что металл уже менее раскален, чем раньше. Из белой дверь постепенно становилась красной, а затем совсем потемнела.

— Пока достаточно, — сказал Мортон. — Пусть военные охраняют каждый коридор! Излучатели на место! Руководителям отделов собраться у контрольного пункта!

Гроувнор понял, что эксперимент окончен.

5

На посту у входа на контрольный пункт Гроувнор предъявил одному из охранников свое удостоверение. Тот с нескрываемым сомнением взглянул на него.

— Похоже, все в порядке, — пробормотал он наконец, — Но за все время дежурств я не пропустил никого, кому было бы меньше сорока. Как это вам удалось?

— Я тут по причине своей принадлежности к новой науке, — усмехнулся Гроувнор.

Охранник снова заглянул в удостоверение и сказал, возвращая его:

— Некзиализм? Что это такое?

— Это вроде всенаукологии, — сказал Гроувнор и переступил порог.

Обернувшись назад, он увидел, что охранник тупо глазеет на него. Гроувнор улыбнулся и тут же забыл о нем. В контрольном пункте управления он был впервые и с любопытством озирался по сторонам. Несмотря на компактность, контрольный пульт представлял собой внушительное зрелище. Он состоял из ряда ярусов. Каждый металлический ярус был футов двести длиной. Ярусы соединялись между собой крутыми ступенями. Управлять приборами удобнее всего было, сидя в специальном кресле, которое было подвешено к подвижному управляемому устройству.

В противоположной стороне помещения амфитеатром располагались около сотни удобных кресел. Кресла были достаточно вместительны и для человека в скафандре, и к приходу Гроувнора в них расположились две дюжины людей, одетых именно таким образом. Гроувнор скромно устроился на одном из них сбоку. Вскоре из прилегающего к залу личного кабинета капитана корабля вошли Мортон и сам капитан Лич. Мортон без обиняков приступил к делу.

— Итак, мы выяснили, что для чудовища важнейшей из машин оказался генератор. В панике оно старалось запустить его, пока мы не проникнем внутрь. Есть ли у кого-нибудь соображения по этому поводу?

— Может ли кто-нибудь сказать, каким образом кот сделал двери непроницаемыми? — спросил Пеннон.

— Существует специальная технология, с помощью которой повышается стойкость металлов к высоким температурам, но для этого требуется многотонное оборудование, которого, насколько я понимаю, на нашем корабле нет, — проговорил Гроувнор.

Кент повернулся к нему и раздраженно заявил:

— Зачем нам знать, как он это сделал? Если мы не можем одолеть эти двери даже с помощью атомных дезинтеграторов, то это конец. Корабль целиком в его руках, он может делать с ним все, что ему вздумается.

Мортон покачал головой.

— Мы собрались для того, чтобы выработать какой-то план действий, — он громко позвал: — Зеленски!

Пилот свесился через подлокотник рабочего кресла. Его неожиданное появление удивило Гроувнора. Раньше он не заметил, что в подвешенном кресле кто-то есть.

— Да, сэр?

— Включите все двигатели!

Зеленски ловко развернул кресло к главному рубильнику. Он аккуратно и легко передвинул ручку рубильника в нужное положение. Раздалось громкое гудение, мощный толчок сотряс весь корабль, после чего еще несколько секунд содрогался пол. Затем судно замерло, заработали двигатели, и гудение сменилось тихим жужжанием.

Спустя некоторое время Мортон обратился к присутствующим:

— Я хотел бы попросить всех специалистов, независимо от области занятий, высказать свои предложения по борьбе с так называемым котом. Нам необходим обмен мнениями с представителями широкого круга ученых. Причем наряду с теоретическими выводами нас в первую очередь интересуют практические подходы к решению задачи.

И это, разочарованно подумал Гроувнор, именно то, чем в достаточной мере располагает он, Эллиот Гроувнор, некзиалист, и от чего, по сути дела, отстранен. Мортону необходимо было соединить знания представителей различных наук, а ведь именно этим и занимается некзиализм. И Гроувнор с грустью сознавал, что не входит в число экспертов, чьих практических советов ищет Мортон. Его догадка подтвердилась.

Через два часа Мортон расстроенно распорядился:

— Полагаю, нам лучше прерваться на полчаса, отдохнуть и поесть. Наступает решающий момент, нам понадобится весь наш опыт, чтобы принять решение.

Гроувнор направился в свой отдел. Его не интересовали ни еда, ни отдых. Тридцать один год — возраст, когда можно обходиться случайными приемами пищи и непродолжительным ночным сном. И сейчас ему казалось, что в течение этого получаса он способен решить проблему, как расправиться с чудовищем, захватившим корабль.

Пока же все ученые сошлись в одном: для окончательного решения проблемы их знаний недостает. Все попытки объединить свои познания оказались поверхностными. Один за другим они излагали свои идеи, не находя отклика в коллегах, не подготовленных к тому, чтобы выявить ценность связей, существующих в каждом понятии. Поэтому создать четкий план им не удалось.

Неловко было Гроувнору сознавать, что только он, молодой человек, и никто более на корабле, достаточно подготовлен к реальной оценке ситуации. С тех пор как шесть месяцев назад он ступил на борт корабля, Гроувнор впервые со всей остротой оценил те огромные перемены в себе, которые произошли после учебы в Некзиалистском центре. И не будет большим преувеличением заявить, что все прежние образовательные системы устарели. Сам Гроувнор не претендовал на какое-то особое уважение к своей особе лишь за то, что получил такую подготовку. В этом не было его заслуги. Но выбора у него не оставалось: как выходец из центра, как человек, которого направили на корабль с определенной целью, он должен был найти правильное решение и затем любыми средствами добиться его практического воплощения.

Но пока ему не хватало информации. И он поспешил приступить к ее сбору единственным имевшимся в его распоряжении путем. По коммуникатору он последовательно соединялся с разными отделами. Разговаривал он главным образом с подчиненными, а не с руководством. Каждый раз, когда он представлялся начальником отдела, младшие научные сотрудники чаще всего с готовностью помогали ему, правда, тоже не все. Какой-то тип, например, заявил: «Я должен получить разрешение начальства». Глава одного из отделов, Смит, сам беседовал с ним и дал ему всю желаемую информацию. А другой был с ним предельно вежлив, но посоветовал позвонить позднее, когда с котом уже расправятся.

Гроувнор связался с химическим отделом и попросил Кента, рассчитывая и надеясь, что тот не возьмет трубку. Он уже готов был сказать подчиненному: «Тогда не можете ли вы сами дать мне нужные сведения», однако, к его удивлению и сожалению, его сразу же соединили с главным химиком.

Кент слушал его с плохо скрываемым нетерпением и в конце концов грубо оборвал:

— Нашу информацию вы можете получить по обычным каналам. Как бы там ни было, доступа к информации, полученной на кошачьей планете, не будет еще в течение месяца. Наши открытия требуют проверки и перепроверки.

Но Гроувнор продолжал настаивать:

— Мистер Кент, я убедительно прошу вас позволить мне полностью ознакомиться с данными о составе атмосферы этой планеты. В них могут содержаться важные для разрабатываемого сегодня плана сведения. Если я сейчас стану детально объяснять вам, что к чему, это уведет нас далеко, но уверяю вас…

Кент насмешливо прервал его:

— Мальчик мой, сейчас не время для теоретических дискуссий. Вам, видно, невдомек, в какой опасной ситуации мы оказались. Малейший промах — и вы, и я, и все остальные подвергнемся физическому уничтожению. Тогда нам будет не до интеллектуальной гимнастики. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое лет на десять по крайней мере.

Раздался щелчок — Кент отключил связь.

Несколько секунд Гроувнор сидел с пылающими от оскорбления щеками. Потом, печально усмехнувшись, переговорил с оставшимися отделами.

Его сводная таблица содержала немало достоверных данных. Среди них были сведения о содержании в атмосфере планеты большого количества вулканического пепла; о существовавших когда-то на планете растениях, о пищеварительном тракте животных, которые могли бы питаться этими растениями. Путем экстраполяции Гроувнор пришел к выводу, что на планете должны были обитать семейства животных, которые съели своих собратьев, ранее питавшихся растениями.

Гроувнор работал быстро, и, поскольку вносил данные главным образом в готовые таблицы, ему совсем немного времени понадобилось, чтобы начертить диаграммы. Дело оказалось довольно простым, однако он понимал, что объяснить все тем, кто не знаком с некзиализмом, будет нелегко. Но для него картина была ясна. Она указывала на возможность решения. Не могут же они не принять во внимание его предложения в столь критический момент! Так казалось Гроувнору.

Под заголовком «Общие рекомендации» он написал: «При любом одобренном решении следует предусмотреть запасный вариант»…

Прихватив четыре комплекта таблиц, он отправился к математикам. По пути везде стояла охрана, что было необычно: для защиты от кота явно приняли меры. Когда охрана отказалась пустить его к Мортону, Гроувнор потребовал встречи с одним из секретарей директора. Наконец из соседней комнаты вышел молодой человек, вежливо просмотрел таблицы и сказал, что постарается передать их Мортону.

— Нечто подобное я уже слышал, — мрачно заметил Гроувнор. — Если Мортон не увидит таблиц, я потребую созыва Следственной комиссии. Что-то странное происходит здесь с моими отчетами директору, и, если подобное будет продолжаться, вас ждут большие неприятности.

Секретарь был лет на шесть старше Гроувнора. Он был холоден и, пожалуй, даже враждебен. Поклонившись Гроувнору, он с сардонической улыбкой произнес:

— Директор — весьма занятой человек. Его внимания требуют многие отделы. Деятельность многих из них особенно важна, и их престиж дает им некоторые преимущества перед более молодыми науками и… — он поколебался, — и учеными, — Молодой человек пожал плечами. — Но я передам ему вашу просьбу изучить таблицы.

Гроувнор сказал:

— Попросите его прочитать рекомендации. Боюсь, на другое не останется времени.

— Я доведу это до его сведения.

Гроувнор отправился в штаб-квартиру капитана Лича. Командир корабля принял его и выслушал. Рассмотрев таблицы, он покачал головой.

— Нет, — сказал он официальным тоном, — у военных несколько иной подход к проблеме. Мы намеренно идем на риск. Ваше предположение, что самым мудрым было бы в конечном итоге позволить твари сбежать, совершенно противоречит моему мнению. Это разумное существо предприняло враждебные действия против вооруженного корабля. Такое положение, прямо скажем, нетерпимо. Я искренне убежден, что он приступал к своим действиям, предвидя их последствия, — капитан натянуто улыбнулся. — Последствия эти — смерть.

Гроувнора поразила мысль — при столь прямолинейном подходе конечным результатом могла стать только смерть людей. Он открыл было рот, чтобы возразить Личу, сказать, что в его намерения не входило просто так отпустить кота. Но он и слова не успел произнести: Лич встал и официально произнес:

— А теперь я вынужден попросить вас уйти, — затем позвал офицера: — Проводите мистера Гроувнора.

— Благодарю, я знаю дорогу, — с горечью ответил Гроувнор.

Оказавшись в коридоре, он взглянул на часы. До начала действий оставалось пять минут. Чувствуя себя несчастным, он невесело побрел на контрольный пульт. К его приходу большинство уже сидели на своих местах. Минутой позже в зал вошли Мортон и капитан Лич. Призвали всех к тишине и порядку.

Мортон, явно нервничая, напряженно ходил взад-вперед перед собравшимися. Его обычно гладко причесанные черные волосы были взъерошены. Легкая бледность лица подчеркивала непривычную агрессивность его выдвинутой вперед нижней челюсти. Внезапно он остановился. Своим глубоким и твердым голосом он четко произнес:

— Чтобы быть уверенным в том, что в наших планах мы достигли полного согласия, я намерен просить каждого из вас высказать свои соображения относительно возможностей этого чудовища. Мистер Пеннон, начнем с вас!

Пеннон встал. Небольшого роста, он казался высоким, видимо, благодаря уверенной осанке. Как и все остальные, перед полетом он прошел специальную подготовку, но особенности его профессии меньше всего располагали его в пользу некзиалиста. Этот человек знал двигатели и историю их создания. Согласно его послужному списку, с которым ознакомился Гроувнор, он изучал историю двигателестроения не менее чем на ста планетах. Он знал о двигателях все и мог тысячу часов говорить об этом предмете, не рассказав и сотой доли того, что знал.

— В этом помещении мы установили переключатели, — сказал он, — которые будут ритмично включать и выключать двигатели с частотой сто срабатываний в секунду. В результате образуются самые разнообразные вибрации. Есть некоторая вероятность того, что одна-две машины разрушатся, войдя в резонанс, как в классическом примере, когда под ритмичным шагом роты солдат рухнул мост. Но, по моим подсчетам, этого не должно случиться. Наша главная цель — просто отвлечь кису, чтобы она не помешала нам, когда мы начнем разрушать двери.

— Гурли, вы следующий.

Гурли неохотно поднялся со своего места. Он выглядел сонным, словно все происходящее утомило его. Гроувнор подозревал, что Гурли хотелось, чтобы окружающие считали его мечтателем. Он был начальником отдела связи. В его послужном списке отмечалось постоянное стремление к самосовершенствованию в своей области. Он был непревзойденным специалистом и чрезвычайно широко образованным человеком. Речь его, когда он наконец заговорил, была столь же неспешной, как и манера поведения. Гроувнор отметил, что его нарочитая медлительность действовала на слушателей успокаивающе. Озабоченные лица смягчились, позы стали непринужденней.

— Мы приспособили вибрационные экраны — они теперь работают как рефлекторы, — начал он. — Эти экраны способны большую часть посылаемой котом энергии вернуть, так что она на него же и обрушится. Кроме того, мы скормим ему большое количество электроэнергии через медные гибкие кабели. Полагаю, его способность поглощать энергию не беспредельна, особенно при изолированной нервной системе.

— Зеленски! — вызвал Мортон следующего.

Главный пилот уже стоял, когда Гроувнор взглянул в его сторону. Он поднялся так резко, что могло показаться, что вызов Мортона ему неприятен. Гроувнор словно зачарованный рассматривал его. Зеленски был худощав и лицом и телом, а его синие глаза были на удивление живыми. Выглядел он физически сильным и ловким. В послужном списке о нем было сказано, что он не из крупных ученых. Выбор на него пал из-за его устойчивой нервной системы, молниеносной реакции и способности действовать с точностью часового механизма.

— Насколько я понял, главное в плане — систематичность, — сказал он. — Именно в тот самый момент, когда кот почувствует, что больше не выдержит, должно включиться новое, пугающее его и приводящее в полное замешательство воздействие. Когда паника в его мозгу достигнет предела, я включу антигравитатор. Директор и Ганди Лестер считают, что кот не имеет никакого представления о том, что такое антигравитатор. Ведь его создание относится к науке о межгалактических перелетах, и никакие сведения о нем не могли попасть на эту планету. Полагаю, что при первом же воздействии антигравитатора на зверя — а каждый из вас отлично помнит, какое чувство загнанности он испытал, когда столкнулся с этим впервые, — он лишится способности соображать и действовать.

— Пожалуйста, Корита! — сказал Мортон.

— Единственное, что я могу, — это подбодрить вас, — сказал археолог. — Согласно моей теории, чудовищу присущи все черты, характерные для преступников ранних лет цивилизации в любом регионе вселенной. Смит полагает, что его познания в области наук поразительны, а значит, мы имеем дело с действительным обитателем этой планеты, потомком тех, кто построил обнаруженный нами мертвый город. Если это так, то наш противник обладает фантастическим долголетием, почти бессмертием — ведь он способен дышать и хлором, и кислородом и даже может обойтись без того и другого. Но не столь важно, смертен ли он или нет. Он — дитя определенной стадии развития своей цивилизации, но уровень его сознания пал так низко, что у него сохранилась лишь память о том периоде. Несмотря на способность контролировать энергию, вспомните, как он потерял голову, оказавшись в лифте! Когда Кент предложил ему суспензию с калием, он пришел в такое волнение, что выдал себя с головой, пустив в ход специальные силы. А массовое побоище! Все это говорит о том, что его действия соответствуют образу действий примитивно-коварного, эгоистичного разума, которому недоступно в научном плане понимание тех процессов, которые происходят в собственном организме, и тем более высокоорганизованного разума, с которым он столкнулся. Он напоминает древнего воина-германца, который чувствовал свое превосходство перед любым просвещенным римлянином, но потом, оказавшись внутри римской цивилизации, в благоговейном ужасе трепетал перед ним. Так что перед нами — примитив, который в настоящий момент находится в абсолютном отрыве от своей естественной среды. У меня одно предложение: пойдемте и победим его!

Мортон поднялся. Его тяжелое лицо скривила странная улыбка. Он сказал:

— Я намерен был после этого бодрого, полного уверенности выступления Кориты перейти непосредственно к действиям. Однако в последний момент я получил доклад молодого человека, который в одиночестве представляет на борту нашего корабля науку, весьма мне малоизвестную. Поскольку его пребывание на корабле расценивается как обязательное, я должен считаться с его мнением. Убежденный, что знает решение проблемы, он обращался и ко мне, и к капитану Личу. Мы с командиром сошлись на том, что мистеру Гроувнору следует дать несколько минут с тем, чтобы он доложил свой вариант и убедил нас в том, что знает, о чем говорит.

Гроувнор, взволнованный, поднялся со своего места. Он начал так:

— В Некзиалистском центре нас учили тому, что между самыми различными науками, великими и малыми, существуют сложные взаимосвязи. Это положение, конечно, известно давно, но одно дело — разговоры вокруг него, а другое — применение его на практике. В Центре мы как раз и занимались разработкой техники его применения на практике. В моем отделе имеются умнейшие машины — полагаю, вам таких не доводилось видеть. Я не стану сейчас их описывать, но скажу, каким образом пользователь, владеющий техникой работы с этими машинами, может решить проблему с котом. Во-первых, внесенные вами предложения довольно поверхностны. Сами по себе они как будто убедительны. Но они не затрагивают самую суть задачи. К настоящему моменту мы накопили достаточно фактов, чтобы представить себе происхождение и жизнь нашей кисы. Я изложу их поочередно. Около тысячи восьмисот лет назад выносливые растения планеты вдруг стали получать от солнца меньше волн определенной длины. Произошло это из-за появления в атмосфере планеты гигантского количества вулканической пыли. В результате едва ли не за сутки большинство растений погибло. Вчера во время облета планеты на спасательном катере примерно в ста милях от мертвого города один из наших спасателей заметил нескольких животных размером с наших оленей, но, по-видимому, более разумных. Они были настолько ловки и осторожны, что захватить их не представилось возможности. Пришлось убить несколько особей. И отдел мистера Смита провел их частичный анализ. Тела убитых животных содержали калий примерно в тех же биохимических соединениях, в каких он находится в человеческом организме. Никаких других животных на планете не обнаружено. Думаю, эти животные были источником калия для кота. В их желудках ученые нашли остатки растений в разной степени переваривания. Тут явно просматривается замкнутый круг: растения — травоядные животные — хищники. И вероятно, что, когда растения погибли, стали вымирать и травоядные. А значит, исчезла пища и для котов.

Гроувнор мельком оглядел аудиторию. Почти все вроде бы слушали его со вниманием. Исключение составлял Кент. Лицо начальника химического отдела выражало неприязнь. Его внимание, казалось, было приковано к чему-то другому.

Гроувнор быстро продолжил:

— В галактиках существует немало примеров зависимости животных форм от одного вида пищи. Но ни на одной из планет нам не встречались даже относительно разумные существа с такой ограниченностью в пище. Похоже, нашим котам никогда и в голову не приходила мысль выращивать на фермах пищу для себя, а уж тем более для своей пищи. Такое неумение думать о завтрашнем дне неправдоподобно, скажете вы. Действительно, настолько неправдоподобно, что не принимать его во внимание при объяснении поведения кота было бы глупо ipso facto.

Гроувнор перевел дыхание. Он не смотрел прямо ни на кого из присутствующих. Конечно, он не мог привести доказательств. Чтобы убедить руководителей отделов скорректировать их предложения согласно выводам его необычной науки, понадобились бы многие недели. Все, что он мог сейчас сделать, это дать конечное заключение — то, чего он не посмел сделать в своем заявлении директору и в беседе с капитаном Личем. И он поторопился закончить:

— Факты неопровержимо говорят, что наш кот не принадлежит к числу строителей города, как не является и их потомком. Он и ему подобные были экспериментальными животными у создателей этой цивилизации. Можно только догадываться, что произошло с ними. Возможно, они истребили себя сами в атомной войне восемнадцать столетий назад. Почти сметенный с земли город, внезапное появление в атмосфере вулканической пыли в таких количествах, что она на тысячелетие затмила солнце, — это серьезные свидетельства. Человечество само едва ли не сделало того же самого, так что мы должны не слишком сурово судить исчезнувшую расу. Но к чему я веду?

Гроувнор еще раз сделал паузу и закончил:

— Если бы он принадлежал к строителям, то к этому времени уже проявил бы всю свою силу и мы бы точно знали, против кого и чего мы воюем. Но поскольку он до сих пор этого не сделал, значит, мы имеем дело с существом, не осознающим своих собственных возможностей. В критические минуты он обнаруживает в себе способности убивать людей или контролировать работу машин, но это еще не разумные действия. Так что нам остается одно — дать ему возможность бежать с корабля. Оказавшись вне его, он будет в нашей власти. У меня все, благодарю вас за то, что вы меня внимательно выслушали.

Мортон оглядел присутствовавших.

— Итак, джентльмены, какие будут суждения?

Кент с кислой миной заявил:

— В жизни не слышал ничего подобного. Возможности. Вероятности. Все это фантазии. Если в этом и заключается некзиализм, то ему нужно многое еще в себя вобрать. Только тогда я, быть может, заинтересовался бы этой наукой.

— Не понимаю, как можно серьезно отнестись к данному объяснению без изучения анатомии и физиологии кота, — мрачно проговорил Смит.

— Сомневаюсь, что даже тщательное исследование организма обнаружило бы доказательства того, что это животное — плод целенаправленных экспериментов. Предположения Гроувнора весьма спорны, и ни доказать их, ни опровергнуть не представляется возможным, — заключил глава физического отдела фон Гроссен.

— Очевидно, теорию Гроувнора могли бы подтвердить дальнейшие раскопки города, — Корита с осторожностью подбирал слова. — Подобная точка зрения не опровергает теорию цикличности — создание мыслящего существа характеризует силу ума и убеждения тех, кто его выпестовал и обучил.

Главный инженер Пеннон сказал:

— Один из наших спасательных катеров находится сейчас в мастерской. Он частично демонтирован и занимает единственный на корабле док, доступ в него снизу. И чтобы использовать этот катер для бегства кота, нам пришлось бы потратить больше сил, чем на всю планируемую атаку. Конечно, если атака не удастся, можно пожертвовать спасательным катером, хотя не знаю, как он сможет покинуть корабль — для выхода в космос там нет шлюза.

Мортон повернулся к Гроувнору:

— Что вы на это скажете?

— В конце коридора, рядом с пунктом управления, имеется воздушный шлюз. Мы должны позволить ему проникнуть туда.

Встал капитан Лич.

— Как я уже говорил мистеру Гроувнору, когда он был у меня, военные в подобных ситуациях действуют смелее и решительней. Мы не исключаем возможные потери. Мистер Пеннон выразил мое мнение: если атака потерпит неудачу, тогда мы подумаем о других мерах. Благодарю вас, мистер Гроувнор, за ваш глубокий анализ. А теперь приступим к делу!

Это был приказ. И все сразу направились к выходу.

Керл работал в ярком великолепии огромного машинного отделения. Вернулась память почти обо всем, чему его учили строители — искусству приспосабливаться к новой ситуации и к новым машинам. Он обнаружил в доке спасательный катер, отчасти демонтированный, и с жаром принялся за его ремонт.

Все более важным казалось ему совершить побег. Только так он сможет добраться до своей планеты и присоединиться к другим керлам. Благодаря тому, чему их научит Керл, они станут непобедимыми. Это был путь к победе. Он чувствовал, что пришел к правильному решению. Но пока медлил покидать корабль. Он не был вполне убежден, что опасность здесь особенно велика. Изучив энергетические запасы, сосредоточенные в машинном отделении, и возвращаясь мысленно ко всему тому, что случилось, он полагал, что у этих двуногих не хватит сил расправиться с ним.

Чувство неуверенности не покидало его все время работы. И только осмотрев катер, он понял, какую колоссальную работу проделал. Оставалось только погрузить различные инструменты и запасные части, которые он решил прихватить с собой. И тут — сомнение: лететь или дать бой? По мере того как он слышал приближающиеся шаги, в нем нарастало возбуждение. Вдруг он ощутил нарушение в ритме и реве двигателей; то затухающее, то поднимающееся до визга жужжание мучительно пронизывало все тело. От всего этого дух перехватывало. Едва Керл, сконцентрировавшись, приспособился к новой неприятности и тело его уже готово было одержать победу, как появилось еще что-то. Это пламя мощных переносных огнеметов со страшным ревом въелось в массивные двери центра управления. Тут перед ним встала проблема: выравнивать ли ритм двигателей или остановить огонь огнеметов. Керл быстро сообразил: сделать одновременно то и другое он не сумеет.

Тогда он настроился на побег. Каждый мускул его сильного тела был до предела напряжен, когда он перетаскивал огромной тяжести станки, машины, инструменты, заполняя всем этим катер. Наконец наступил заключительный этап подготовки к побегу. Он знал, что двери в кабину управления сдают. Полдюжины огнеметов сосредоточили свой огонь каждый на определенном участке двери и медленно, но неукротимо пожирали последние дюймы металла. Керл засомневался было, но в конце концов отвел от дверей всю свою энергию и сосредоточил на противоположной стене корабля — в нее упирался тупой нос его катера. Все тело его съежилось под потоком электричества, хлынувшего из всех электродвигателей. Его усики-вибраторы завибрировали, направляя страшный поток энергии прямо на стену. Он почувствовал жар, а тело его изогнулось дугой. Он понял, что достиг опасного предела энергии, которой он может управлять.

И тем не менее ничего не происходило. Стена не подавалась. Прочным оказался металл — такой ему еще не попадался. Он даже не прогнулся. Его молекулы были моноатомными, но их расположение было необычным — особая прочность была достигнута без обычно сопутствующей ей высокой плотности.

Он услышал, как одна из дверей центра управления рухнула внутрь. Послышались голоса людей. Мощность огнеметов больше не контролировалась. Керл слышал, как в центре управления шипит пол под брызгами расплавленного металла. Тревожный, угрожающий звук все приближался. Еще минута — и люди прожгут слабенькие двери в машинное отделение.

Но именно за эту минуту Керл одержал победу. Он ощутил изменения в сопротивляющемся сплаве. Молекулы утратили силу сцепления. Внешне все выглядело по-прежнему, но сомнений не было. Поток энергии с легкостью прошел сквозь его тело, еще несколько секунд он направлял его на стену, пока окончательно не ощутил, что добился желаемого. Издав победный рык, он прыгнул в маленькое судно и захлопнул за собой люк.

Одно из его щупалец почти с нежностью обвилось вокруг рычага управления. Машина дернулась, и он направил ее прямо на толстую внешнюю стену. Как только нос коснулся ее, она растаяла в сверкающем облаке пыли. На какие-то мгновения металлическая пыль, облепившая судно, замедлила движение катера, но он прорвался сквозь нее, как сквозь облако, и устремился в открытый космос.

Потекли секунды. Керл отметил про себя, что удаляется от большого корабля под прямым углом к его курсу. Но расстояние между ними было еще так невелико, что Керл мог видеть рваную дыру, через которую он бежал с корабля, и силуэты двуногих в скафандрах на ярком фоне пламени. Однако и двуногие, и корабль становились все меньше. Потом двуногие пропали, и лишь корабль сверкал тысячей иллюминаторов на боках.

Керл быстро повернул прочь. Отложив на щитке управления девяносто градусов, он включил предельную скорость. Через какую-то минуту после бегства он уже летел в направлении, противоположном тому, которым шел корабль все эти долгие часы.

Гигантский шар позади быстро уменьшался, пока не стал совсем крошечным: сквозь иллюминатор катера его уже нельзя было рассмотреть. Почти прямо по курсу Керл видел слабый, размытый круг света — мое солнце, подумал он. Там, вместе с другими керлами, он построит космический корабль и будет летать к звездам с обитаемыми планетами. Грандиозность мечты даже немного испугала его. Керл снова повернулся к иллюминаторам заднего вида — он было выпустил из виду большой корабль. Тот был еще виден — маленькая светящаяся точка в бездонной тьме пространства. Внезапно он мигнул и исчез.

Ему показалось, что прежде, чем исчезнуть, корабль передвинулся. Но теперь ничего не было видно. С тревогой он подумал, уж не потушили ли на корабле сразу все огни, чтобы в темноте преследовать его. Ему стало совершенно ясно, что в безопасности он не будет до тех пор, пока не окажется на своей планете.

Встревоженный и выбитый из колеи, Керл снова повернулся к лобовому окну и остро ощутил что-то неладное. Размытое солнце, к которому он держал курс, не становилось больше. Оно явно уменьшалось. Скоро оно сделалось розовой точкой в окружении абсолютной тьмы. Но вот и она исчезла.

Словно холодный ветер, Керла охватил страх. Несколько минут он напряженно вглядывался в космос впереди в страстной надежде, что его путеводная звезда снова появится перед ним. Но там сверкали лишь далекие звезды, немигающие крапинки на черном бархате непостижимых пространств.

Но стоп! Одна из точек начала увеличиваться. Весь до последнего мускула напрягшись, Керл наблюдал за тем, как крапинка превращается в точку. Вот она уже стала с огненный мяч и надувается все больше. Вдруг он вспыхнул ярким светом, и перед ним, сияя иллюминаторами, возник гигантский шар корабля, тот самый, который несколько минут назад — он видел это собственными глазами — исчез позади него в глубинах космоса.

Что-то тут стряслось с Керлом. Мысли вихрем закружились в его голове словно раскрутившийся маховик, все убыстряясь и убыстряясь. И вдруг разлетелись мелкими, болезненными осколками. Глаза вылезли из орбит, когда он, словно обезумевшее животное, яростно рвал на части собственное тело. Его щупальца хватали и швыряли во все стороны драгоценные инструменты, пока не разбили стены суденышка. В конце концов в минуту просветления он понял, что не выдержит пламени дезинтеграторов, которыми они наверняка воспользуются и с достаточно близкого расстояния.

Это было так просто — создать жесткий поток энергии, который полностью освободит все его жизненно важные органы от идов.

Его рот исказил последний вопль протеста. Усики сплелись. Щупальца слепо бились из стороны в сторону. Внезапно вместо жажды борьбы наступила слабость, и он упал. Смертельный покой пришел на смену многочасовой борьбе.

Капитан Лич действовал быстро. Когда огонь исчез и можно было приблизиться к тому, что осталось от спасательного катера, поисковики обнаружили небольшие куски расплавленного металла и лишь кое-какие останки того, что было телом Керла.

— Бедняга киса! — сказал Мортон. — Хотел бы я знать, что он подумал, когда обнаружил нас на месте своего исчезнувшего солнца. Не ведая об антиускорителях, он никак не мог предположить, что мы способны мгновенно оказаться в том месте, добраться до которого он мог бы только за три часа. Ему казалось, что он движется в направлении своей планеты, а на самом деле он все больше и больше удалялся от нее. Кот не мог знать, что он пронесся мимо нас и все, что нам оставалось сделать, так это проследовать за ним, изображая его солнце, пока мы не приблизились достаточно близко, чтобы расправиться с ним. Весь космос должен был перед его взором перевернуться вверх дном.

Гроувнор выслушал этот монолог со смешанным чувством. Инцидент этот скоро забудется, утратит детали и яркость. Кто-то со временем вспомнит отдельные эпизоды, но никто и никогда не сможет рассказать о них так, как это происходило на самом деле. Даже теперь угрожавшая им опасность начинала казаться чем-то далеким.

— Какие тут могут быть симпатии! — услышал он голос Кента. — Нам еще предстоит потрудиться на той несчастной планете, нужно перебить там всех остальных котов.

— Это не так уж трудно, — тихо произнес Корита, — они всего лишь примитивные существа. Стоит нам сесть на планету, и они тут же соберутся вокруг в уверенности, что перехитрят нас. — Он дружелюбно посмотрел на Гроувнора. — Я все еще верю в то, что это так, даже если теории нашего юного коллеги подтвердятся. Что вы думаете на этот счет, мистер Гроувнор?

— Я бы несколько развил вашу мысль, — ответил Гроувнор. — Вы как историк несомненно согласитесь с тем, что ни одна попытка физического уничтожения аборигенов не завершалась успехом. Не забывайте, что причиной нападения кисы была отчаянная нехватка пищи. Ресурсы планеты, по-видимому, уже не могут удовлетворить потребности этого вымирающего племени. Собратья кисы ничего не знают о нас и не представляют для нас никакой угрозы. Так почему бы не позволить им умереть своей смертью — от голода?

 

Война нервов

1

ЛЕКЦИЯ И ОБСУЖДЕНИЕ

Некзиализм — это наука, объединяющая в определенную систему различные сферы познания. Она предусматривает определенные технические приемы для ускоренного усвоения полученных знаний и самого эффективного их использования.

ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ!

Лектор Эллиот Гроувнор .

Лекция состоится в отделе некзиализма в 15.50 9/7/1 [5]

Гроувнор прикрепил объявление на доске информации и, отступив на шаг, полюбовался делом своих рук. По времени его мероприятие совпадало с восемью другими лекциями, тремя учебными фильмами, девятью дискуссионными клубами и несколькими спортивными соревнованиями. К тому же, подумал он, немало и тех, кто останется в своих каютах, предпочитая почитать или провести время в кругу друзей на дружеской вечеринке, в баре или ресторане, — словом, все будет как всегда.

Тем не менее он был уверен, что его объявление непременно прочтут. В отличие от других объявлений, оно не было просто листом бумаги. Это была особая пластинка толщиной в сантиметр. Буквы выплывали на ее поверхность изнутри. Круг из тонкой пленки особого материала, вращаясь, все время менял цвет. Поскольку частота испускаемых волн света неуловимо менялась, подсветка и цвет тоже менялись, и цветовые сочетания не повторялись никогда.

Объявление сияло среди прочих, словно неоновая реклама. Не заметить его было невозможно! Прекрасно.

Гроувнор направился в столовую. При входе ему сунули в руку листовку. Он с любопытством посмотрел на нее.

КЕНТА НА ДОЛЖНОСТЬ ДИРЕКТОРА!

Мистер Кент является главой одного из самых крупных отделов на нашем корабле. Его отличает умение сотрудничать с другими отделами. Грегори Кент — не только крупный ученый, он еще и чуткий человек, понимающий проблемы своих коллег. На нашем корабле, помимо 180 офицеров, работают 804 ученых. Всеми нами руководит администрация, выбранная меньшинством перед самым отлетом с Земли. Такое положение должно быть исправлено. Мы имеем право на демократические выборы.

Предвыборное собрание состоится в 15.00 9/7/1

ГОЛОСУЙТЕ ЗА КЕНТА!

Гроувнор сунул листовку в карман и вошел в ярко освещенный салон. Он подумал о том, что импульсивным людям вроде Кента редко удается сделать что-либо продуктивное, так как все их усилия обычно направлены на то, чтобы разделить людей на враждующие группировки. Половина межзвездных экспедиций, отправленных за последние двести лет, не вернулись на Землю. Анализ различных происшествий на борту вернувшихся кораблей позволил выявить причины. В отчетах говорилось о разногласиях среди членов экипажей, неистовых спорах, противоречиях по коренным вопросам и почти повсеместно — о создании конфликтующих между собой групп. Их число увеличивалось почти прямо пропорционально времени экспедиции.

Выборы администрации не были внове. Их разрешили в связи с тем, что люди в столь длительных экспедициях целиком зависели от воли назначенных лидеров. Но корабль — это не нация в миниатюре. В полете некем заменять потери. И, памятуя о катастрофе, необходимо было лимитировать человеческие ресурсы.

Раздосадованный тем, что на выборах все может случиться, и тем, что время собрания совпадает со временем его лекции, Гроувнор, нахмурившись, подошел к своему столику. Салон был заполнен. Своих соседей по столу — на этой неделе — он нашел уже обедающими. Их было трое, и все — молодые ученые из разных отделов.

Когда Гроувнор сел, один из них весело сказал:

— Итак, какие черты непредсказуемого женского характера мы будем обсуждать сегодня?

Гроувнор добродушно рассмеялся, хотя понимал, что замечание было добродушным лишь отчасти. Все разговоры среди молодых людей на корабле неизменно сводились к одной теме: женщинам и сексу. Проблема секса в этой сугубо мужской экспедиции решалась просто: в рацион экипажа входили определенные химические добавки. Таким образом физически они чувствовали себя нормально, но оставалась эмоциональная неудовлетворенность.

Шутливый вопрос остался без ответа. Карл Деннисон, молодой химик, хмуро взглянул на остряка и повернулся к Гроувнору.

— Как вы собираетесь голосовать, Гроу?

— Тайно, — сказал Гроувнор. — Однако вернемся к тому, что говорила нам тем утром блондинка Эллисон…

Но Деннисон настаивал на своем:

— Вы ведь будете голосовать за Кента, не так ли?

Гроувнор усмехнулся.

— Я еще не думал об этом. До выборов еще по крайней мере два месяца. Да и чем плох Мортон?

— Он человек, назначенный правительством.

— И я тоже. Да и вы…

— Но он всего лишь математик, не ученый в полном смысле слова.

— Вот это для меня новость, — сказал Гроувнор. — Сколько лет живу, а все питаю иллюзию, будто математики тоже ученые в полном смысле слова.

— Именно — иллюзию при ближайшем-то рассмотрении, — ясно было, что Деннисон намерен довести до сведения присутствующих свою собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения человек, и сейчас он с видом заговорщика подался вперед и продолжил: — Ученым необходимо сплотиться. Ну посудите сами, нас, ученых, тут целый корабль, а кто стоит над нами? Человек, оперирующий абстракциями! Ему же и простейшие практические задачи не по зубам.

— Странно, а мне казалось, он с легкостью справляется со всякими шероховатостями в отношениях между нами, работниками.

— С нашими «шероховатостями» мы в состоянии справляться и сами, — раздраженно заявил Деннисон.

К этому времени конвейер, который Гроувнор успел вызвать, нажав на кнопку, торжественно поднимался посреди стола. Гроувнор потянул носом воздух.

— О, опилочный ростбиф, прямо из химического отдела! Тончайший аромат. Интересно, стали ли эти опилки, с таким трудом извлеченные из кустарников на кошачьей планете, столь же питательными, как и те, что мы привезли с собой? — Он поднял руку: — Можете не отвечать. Я не желаю разочаровываться в чистоте помыслов отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя его облик и поведение мне не по душе. Видите ли, я как-то попросил его помощи о предоставлении кое-каких данных, а он велел мне обратиться к нему с этой просьбой через десять лет. Похоже, он забыл тогда о грядущих выборах. Кроме того, у нею хватило наглости назначить свое предвыборное собрание на тот самый вечер, когда я буду читать лекцию. — И Гроувнор склонился над тарелкой.

— Ни одна лекция по своему значению не может сравниться с этим слетом. Мы намерены обсудить политические вопросы, касающиеся всех членов экспедиции, в том числе и вас. — Лицо Деннисона пылало, голос срывался. — Имейте в виду, Гроу, вы не имеете права выступать против человека, которого почти не знаете. Кент из числа тех, кто никогда не забывает своих друзей.

— Держу пари, как и тех, кого он не любит. Он обладает особой способностью избавления от них, — сказал Гроувнор и с неприязнью добавил: — Карл, для меня Кент — носитель всего самого пагубного в нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличном развитии истории, мы принадлежим к «зимней» стадии культуры. Я хочу попросить Кориту поглубже раскрыть соотношение его теории с явлениями нашего времени. Однако я уверен, что карикатурная «демкомпания» Кента — худшее из явлений, характерных для «зимнего» периода.

Он с удовольствием объяснил бы, что причиной его пребывания на «Гончей» является в первую очередь задача разобраться в подобных проявлениях человеческой природы, но, само собой разумеется, это было невозможно. Именно подобные раздоры привели к гибели многих экспедиций. А в результате — об этом его соседи по столу даже не догадывались — на всех кораблях появились некзиалисты, возникли новые социологические институты, в том числе и выборность руководителей, а также еще множество незначительных на первый взгляд перемен в надежде, что освоение космоса обойдется человечеству не столь дорогой ценой.

Деннисон ухмыльнулся.

— Вы только послушайте этого молодого философа! — проговорил он, а затем добавил со всей откровенностью: — Голосуйте за Кента, если хотите себе добра!

Гроувнор подавил нараставшее раздражение.

— А то что — урежете мою порцию опилок? А может, я сам хочу стать диктатором, а? Соберу голоса всех, кто моложе тридцати пяти. А нас таких окажется раза в три или четыре больше. К тому же демократия предполагает пропорциональное представительство в руководстве…

Похоже было, что Деннисон пришел в себя.

— Вы совершаете огромную ошибку, Гроувнор, и скоро в этом убедитесь.

Обед закончился в полном молчании.

На следующий день вечером, за пять минут до назначенного часа, 15.50, Гроувнор понял, что его затея с лекцией потерпела неудачу, и расстроился. Ясное дело — Кент мог запретить своей команде пойти на лекцию того, кто не поддерживает его кандидатуру. Но даже если под влиянием главного химика находилось большинство, оставалось еще несколько сотен людей, влияния на которых он не имел. И Гроувнор невольно вспомнил слова, сказанные ему с Земли одним из государственных мужей, прошедших подготовку в Центре:

— Работа, которая вам предстоит на «Гончей», не из легких. Некзиализм — это совершенно новый подход к познанию и взаимодействию. Люди постарше будут сопротивляться ему инстинктивно. Молодые, обучавшиеся обычными методами, тоже враждебно встретят все, что предполагает, что их только что приобретенные новейшие знания, по меньшей мере, старомодны. Да и вам самому придется пройти на практике все то, что постигли теоретически, и этот переходный период послужит вам настоящей наукой. Главное, помните: уверенный в себе человек услышит вас только в критические минуты.

В 16.10 Гроувнор отправился в комнаты отдыха и главный коридор и переправил время на объявлениях на 17.00. В 17.00 он изменил его на 17.50, а еще позже — на 18.00.

Кончится же оно наконец, сказал он себе. Не может же политическое собрание длиться вечно, да и другие мероприятия — дело самое большее двух часов.

За пять минут до 18.00 он услышал шаги: два человека не спеша шли по коридору. Они молча остановились возле открытой двери в его отдел, потом один произнес:

— Вот, все верно, это здесь.

И они рассмеялись без всякой видимой причины и через минуту вошли. Гроувнор чуть замялся, но потом приветливо кивнул и пригласил молодых людей войти. С первого дня своего пребывания на корабле он поставил перед собой задачу: хотя бы визуально познакомиться со всеми членами экипажа — узнавать их по голосам, лицам, именам. Конечно, он был еще далек от выполнения этой задачи — уж слишком велико было население корабля. Но этих двоих он помнил. Оба были из химического отдела.

Гроувнор незаметно наблюдал за ними, пока они ходили и разглядывали специально выставленные тренажеры. Казалось, они втайне развлекались. Наконец оба устроились в креслах, и один из них преувеличенно вежливо спросил:

— Мистер Гроувнор, а скоро начнется лекция?

Гроувнор взглянул на часы.

— Минут через пять, — сказал он.

Тем временем в комнату вошли еще восемь человек. После столь неудачного начала это весьма приободрило Гроувнора, особенно когда он увидел Доналда Маккэнна, руководителя геологического отдела. Даже то, что среди слушателей четверо были из химического отдела, не смутило его.

Довольный, он разразился лекцией об условных рефлексах и рассказал о том, что было сделано в этой области, начиная от Павлова и кончая сегодняшним днем, когда был заложен краеугольный камень некзиализма.

После лекции к нему подошел Маккэнн.

— Насколько я мог заметить, добрую половину вашего оборудования составляют так называемые «машины сна», которые обучают человека во сне, — он усмехнулся. — Помнится, один старый профессор заметил как-то, что на изучение всего, что накоплено в разных областях науки, не хватило бы и тысячелетия. Для вас, кажется, таких ограничений не существует?

Гроувнор заметил в серых, внимательных глазах собеседника добродушное лукавство и улыбнулся в ответ.

— Подобные ограничения, — сказал он, — явились отчасти следствием старого метода использования машин без предварительной подготовки. Ныне в Некзиалистском центре, чтобы преодолеть исходное сопротивление, прибегают к гипнозу и психотерапии. Мне, например, после тестирования сказали, что для меня длительность воздействия машины не должна превышать пяти минут каждые два часа сна.

— У вас очень низкая толерантность, — заметил Маккэнн. — У меня — три минуты каждые полчаса.

— И вы на том и остановились, — многозначительно сказал Гроувнор. — Так ведь?

— А что сделали вы?

— Я не сделал ничего, — улыбнулся Гроувнор. — Меня готовили самыми разными методами, пока я не научился восьмичасовому глубокому сну при стабильно работающей аппаратуре. Процесс поддерживался еще и с помощью другой техники.

Геолог не обратил внимания на окончание фразы.

— Целых восемь часов! — воскликнул он.

— Целых восемь, — подтвердил Гроувнор.

Собеседник, казалось, обдумывал услышанное.

— Но это всего-навсего втрое сокращает время, — наконец сказал он. — Ведь даже есть люди, которые без подготовки воспринимают информацию в течение пяти минут из каждых пятнадцати, не просыпаясь.

Гроувнор отвечал медленно, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

— Но информацию придется повторить неоднократно, — по ошеломленному виду геолога Гроувнор понял, что слова его угодили в цель, и он быстро продолжил: — Конечно, сэр, вы по собственному опыту знаете, что, однажды увидев или услышав что-то, вы уже никогда этого не забудете. Но бывает и так, что вроде бы не менее глубокое впечатление улетучивается из вашего сознания до такой степени, что вы никак не можете восстановить его в памяти даже при чьем-либо упоминании. На то есть свои причины. И в Центре установили, что это за причины.

Маккэнн молчал, поджав губы. Гроувнор краем глаза видел, что четверка из химического отдела мнется у выхода из комнаты, шепотом переговариваясь между собой. Но Гроувнор лишь кинул на них взгляд и снова обратился к геологу:

— В начальный период моего обучения я не раз думал, что не выдержу такой нагрузки. Как вы понимаете, я имею в виду не обучение во сне. Меня угнетали тренировки, хотя на них уходило лишь десять процентов всего времени.

Маккэнн покачал головой.

— Все эти цифры прямо-таки потрясли меня. Мне показалось, что больше всего времени у вас отнимают эти коротенькие фильмы, где каждый кадр держится долее секунды.

Гроувнор кивнул:

— Мы используем тахископические фильмы по три часа в день, это составляет примерно сорок пять процентов упражнений. Секрет тут — в скорости и повторяемости.

— Целая наука за один сеанс! — поразился Маккэнн. — Вот что такое обучение каким-оно-должно-быть.

— Но это только одна из сторон. Нас научили чувствовать — нашими пальцами, нашими ушами, нашими глазами и тонко различать запахи и вкус.

Снова Маккэнн стоял в глубокой задумчивости. Гроувнор заметил, что молодые химики наконец удалились из аудитории. Из коридора донесся их приглушенный смех. Он-то, похоже, и вывел Маккэнна из задумчивости. Геолог протянул Гроувнору руку и сказал:

— Не зайдете ли вы как-нибудь к нам в отдел? Возможно, мы найдем способ, как совместить ваш интегральный метод с нашей деятельностью. А на практике используем наше сотрудничество, когда приземлимся на очередной планете.

Шагая по коридору в свою спальню, Гроувнор тихо насвистывал. Он одержал свою первую победу, и сознавать это было приятно.

2

На следующее утро, подходя к двери своего отдела, Гроувнор с удивлением обнаружил, что она открыта. Полоса яркого света из комнаты перерезала пол менее освещенного коридора. Гроувнор устремился вперед и как вкопанный застыл в дверях.

Он сразу насчитал семерых химиков. Двое из них вчера были у него на лекции. В комнате стояла какая-то аппаратура, большие баки, целый блок термических агрегатов и система труб, по которым в баки подавались химикаты.

Гроувнор вспомнил, как вели себя химики на его лекции, и приготовился к худшему. Первая комната предназначалась главным образом для группового инструктажа, так что в ней находилось лишь несколько машин. В остальных же четырех комнатах располагалось особое оборудование.

Через открытую дверь в его студию кино- и звукозаписи Гроувнор заметил, что и она захвачена. Он был настолько поражен, что не мог сказать ни слова. Не обращая внимания на «посетителей», он по очереди побывал во всех четырех комнатах. Три из них были заняты интервентами-химиками. Кроме студии в них размещались лаборатория и инструментальная. Четвертая комната, где находилась вся его аппаратура и специальная кладовая, не тронута. Сюда снесли и свалили в кучу машины и мебель из других комнат. Из четвертой дверь вела в узкий коридор. Гроувнор мрачно подумал, что отныне она будет служить входом в его отдел.

Сдерживая гнев, он старался взвесить свои возможности. От него, конечно, ждут, что он побежит жаловаться Мортону. И Кент в таком случае во время выборов не преминет использовать инцидент в свою пользу. Каким образом он это сделает, Гроувнор пока не знал. Но Кент явно знал.

Не спеша Гроувнор вернулся в первую комнату — в свою аудиторию. Тут только он понял, что баки — это машины для производства пищи. Соображают. Станешь протестовать, а они заявят, что используют помещение с куда большей пользой, чем прежний владелец. Хитрость бросала вызов честности.

Причина же происшедшего лежала на поверхности: Кент невзлюбил его… А то, что Гроувнор высказался за столом против его кандидатуры, безусловно, было доведено до сведения Кента и усилило неприязнь. Тут следует только безошибочно вести себя, и тогда мстительность главного химика обернется против него самого.

И Гроувнору показалось, что он знает, как повести себя, чтобы Кент ничего не выиграл от своего вторжения.

Подойдя к одному из химиков, он сказал:

— Будьте добры, передайте всем, что я рад возможности расширить обучение работников химического отдела и надеюсь, никто не будет возражать, если во время работы он еще будет совершенствовать свои знания.

И он вышел, не дожидаясь ответа. Оглянувшись, он увидел, что химик, застыв на месте, не спускает с него глаз. Гроувнор спрятал усмешку. Входя в заставленную техникой комнату, он был уже совсем спокоен. Наконец-то возникла ситуация, в которой он может применить некоторые дозволенные ему приемы обучения.

Поскольку все предметы из других комнат были свалены в кучу, он довольно скоро нашел нужный ему гипнотический газ. Около часа он потратил на то, чтобы прикрепить глушитель к носику баллона — вытекающий из баллона сжатый газ не должен издавать свиста. Сделав это, Гроувнор притащил баллон в аудиторию, открыл стенной шкаф с решеткой в дверце, поставил в него баллон и открыл вентиль. Потом снова запер шкаф.

Легкий парфюмерный аромат смешался с химическими запахами из баков.

Тихонько насвистывая, Гроувнор прошелся по комнате. Его остановил ассистент Кента, один из тех, кто накануне посетил его лекцию.

— Какого черта вы тут делаете?

Гроувнор холодно улыбнулся нахалу:

— Вряд ли вы поймете это по крайней мере в течение минуты. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.

— А кто вас просил обучать нас?

— Но, мистер Молден, — наигранно удивился Гроувнор, — какие еще цели могут преследовать ваши коллеги, находясь в моей аудитории? Я просто пошутил над вами — это дезодорант. Не хочу, чтобы комнаты провоняли вашими химикатами.

И он отошел от него, не дожидаясь продолжения разговора, и встал в сторонке, внимательно наблюдая за реакцией людей на газ. Их тут было пятнадцать. Он надеялся на полный успех у пятерых, частичный — еще у пятерых. Существовало несколько признаков, по которым можно было определить степень воздействия газа на того или другого индивидуума.

Тщательно изучив поведение химиков в течение нескольких минут, Гроувнор решительно направился к одному из них и тихо, но твердо приказал:

— Через пять минут приходите в ванную, и я вам кое-что дам. А пока забудьте об этом!

Он отошел к двери, что соединяла вторую комнату с кинозалом. Обернувшись, он увидел, как Молден подошел к тому, с кем он шептался, и что-то спросил. Химик в явном изумлении замотал головой.

В голосе Молдена появились гневные нотки:

— Что значит — не говорил с вами?! Я сам видел.

Химик разозлился.

— Ничего он мне не говорил! Уж кто-кто, а я-то знаю!

Если даже их препирательства продолжались, Гроувнор не видел этого. Краешком глаза он заметил, что в соседней комнате у нескольких ребят помоложе появились определенные признаки. Он как бы случайно подошел к одному из них и проговорил то же самое, что и первому, с той лишь разницей, что велел ему прийти не через пять минут, а через пятнадцать.

В общем в достаточной степени поддались шесть человек. Из оставшихся девяти трое — и Молден в их числе — меньше реагировали на газ. Гроувнор оставил всех их в покое — сейчас он не мог рисковать. Позднее он, возможно, испытает на них другую методику.

Гроувнор терпеливо ждал, когда первый объект его эксперимента войдет в ванную. Улыбнувшись ему, Гроувнор спросил:

— А вот это вы когда-нибудь видели? — и вынул изящный кристалл в оправе, чтобы его можно было крепить в ухе.

Парень взял в руку маленький аппаратик, рассмотрел его и покачал головой.

— Что это такое? — спросил он.

Гроувнор приказал:

— Повернитесь, вот так, я вставлю вам его в ухо. — Тот безропотно подчинился, и Гроувнор продолжал: — Вы видели, что часть, обращенная наружу, телесного цвета. Поэтому его можно заметить лишь при очень тщательном осмотре. Но даже если кто-нибудь обратит на него внимание, вы всегда можете сказать, что это обыкновенный слуховой аппарат. Пройдет минута-другая, и вы вообще забудете, что он у вас есть. Вы перестанете его чувствовать.

Техник, кажется, заинтересовался.

— Я его не чувствую и сейчас. А для чего он?

— Это радиоприемник, — объяснил Гроувнор. Дальше он говорил медленно, подчеркивая каждое слово: — Но вы не будете слышать ни одного из произносимых по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше подсознание. А вы в это время будете слышать, что говорят окружающие. Сможете поддерживать разговор. Вы, как всегда, будете заняты своими делами, не подозревая, что с вами происходит что-то необычное. Вы просто забудете об этом.

— Ну надо же! — чему-то удивился химик, покачивая головой, и вышел из ванной.

Через несколько минут появился второй человек, затем один за другим явились остальные четверо — все, на кого глубокое воздействие оказал газ. Гроувнор всех их снабдил почти одинаковыми едва видимыми радиоприемничками.

Беззвучно мурлыча себе под нос, он вытащил баллон с другим гипнотическим газом, поместил его в удобный контейнер и заменил им первый баллон. На этот раз Молден и четверо остальных поддались всерьез. У двоих из оставшихся реакция была незначительной, один сначала будто бы подпал под действие газа, но почти сразу оклемался, а на одного газ вообще никак не подействовал.

Гроувнор решил довольствоваться одиннадцатью из пятнадцати. Вот уж Кент будет поражен появлением в его отделе такого количества гениальных химиков!

Однако праздновать победу было пока рано. Победа придет только тогда, когда атака будет направлена непосредственно на Кента.

Гроувнор быстро приспособил магнитофонную запись для экспериментальной радиопередачи на миниатюрные приемники. Включив ее, он отправился посмотреть, как это действует на людей. Четверо индивидов казались чем-то обеспокоенными. Гроувнор подошел к одному из них, который непрерывно тряс головой.

— Что с вами? — спросил он.

— Я все время слышу голос, — парень натянуто засмеялся. — Чушь какая-то.

— Громкий?

Вряд ли задал бы подобный вопрос заботливый благодетель, но Гроувнор строго следовал по намеченному плану.

— Нет, как будто издалека. Он постепенно затихает, а теперь…

— Он пропадет совсем, — успокаивающий тон Гроувнора благотворно действовал на человека. — Это от умственных перегрузок. Готов поспорить — он уже исчез просто оттого, что вы отвлеклись, разговаривая со мной.

Химик наклонил голову, как бы прислушиваясь, и с удивлением взглянул на Гроувнора:

— Уже исчез… — Он выпрямился и вздохнул с облегчением: — А я-то боялся…

Пожаловались еще трое, двоих удалось легко успокоить. Но на третьего не подействовало даже повторное внушение — он продолжал слышать голос. Гроувнор в конце концов отвел его в сторонку и под предлогом осмотра уха вынул кристалл. По-видимому, этому человеку требовалась дополнительная подготовка.

Обменявшись короткими фразами с остальными, Гроувнор, удовлетворенный результатами, прошел в свою аппаратную и включил целую серию магнитных записей так, чтобы они работали по три минуты каждые пятнадцать минут. Вернувшись в аудиторию и оглядев всех, он понял, что все в порядке, и решил, что можно оставить химиков — пусть себе работают. Он вышел в коридор и направился к лифтам.

Через несколько минут он вошел в математический отдел и попросил пропустить его к Мортону. Как ни удивительно, он был допущен к нему сразу.

Он увидел Мортона удобно устроившимся за большим письменным столом. Математик указал ему на стул, и Гроувнор сел.

Он впервые находился в рабочем кабинете Мортона и сейчас с любопытством оглядывался по сторонам. Комната была большой, целую стену в ней занимал экран. В данный момент он отображал пространство под таким углом, что огромная вращающаяся Галактика, на фоне которой Солнце выглядело лишь крошечной пылинкой, видна была от края и до края. Она была еще достаточно близко, чтобы можно было разглядеть бесчисленные звезды, но и достаточно далеко, чтобы они представлялись единой россыпью бриллиантов.

В поле зрения находились и скопления звезд, не входящих в Галактику, но несущихся параллельно ей в пространстве. Глядя на все это, Гроувнор вспомнил, что «Космическая гончая» именно сейчас проходит рядом с одним из небольших созвездий.

После обмена приветствиями он сказал:

— Еще не решили, будем ли мы садиться на какую-нибудь планету этого созвездия?

Мортон кивнул:

— Решили не делать посадки, и я с этим согласен. Мы направляемся в другую галактику и еще долго не увидим родной Земли. — Ленивым движением директор наклонился над столом, взял какую-то бумагу и вдруг резко спросил: — Я слышал, оккупированы ваши владения?

Гроувнор сухо улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовольствие испытали некоторые члены экспедиции, узнав об этом инциденте. Он достаточно веско заявил о себе на корабле, чтобы кое у кого закралось беспокойство насчет возможностей его новой науки. И все его противники — а среди них не только сотрудники Кента — будут против вмешательства директора в это дело.

Прекрасно понимая это, он все-таки пришел к Мортону, чтобы прощупать, насколько тот сознает всю сложность возникшей ситуации и ее последствия. Гроувнор обрисовал Мортону происшедшее и закончил так:

— Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту прекратить вторжение, — у него вовсе не было желания облекать свои слова в столь резкую форму, но он хотел понять, чувствует ли Мортон опасность.

Директор покачал головой и сказал мягко:

— Что ни говорите, но для одного человека это действительно слишком большая площадь. Отчего бы вам не поделиться с другим отделом?

Ответ Мортона был слишком уклончивым, и Гроувнору ничего не оставалось как продолжать упорствовать. Он жестко спросил:

— Как позволите понимать вас? Не значит ли это, что на борту нашего корабля любой глава отдела может спокойно, без разрешения высшего руководства захватить помещения своего коллеги?

Мортон ответил не сразу. На лице у него появилась сухая усмешка. Поигрывая карандашом, он наконец сказал:

— Мне представляется, что вы не совсем правильно понимаете мою роль на борту «Гончей». Прежде чем вынести решение, касающееся руководителя отдела, я обязан держать совет с главами других отделов. — Он посмотрел в потолок. — Предположим, я внесу ваш вопрос на повестку дня и затем совет примет решение оставить Кенту ту часть ваших владений, которую он уже захватил. Утвержденный советом, ваш статус останется таковым навсегда. И я подумал: не лучше ли вам пока закрыть глаза на эти неудобства?

Он улыбнулся открыто и приветливо.

Достигнув желаемого, Гроувнор искренне улыбнулся ему в ответ.

— Я очень рад ощутить вашу поддержку. В таком случае я могу рассчитывать на вас — вы не дадите Кенту внести этот вопрос в повестку дня?

Если Мортон и удивился резкой перемене в отношении обсуждаемой проблемы, то виду не подал.

— Повестка дня, — с удовольствием пояснил он, — как раз то, что полностью зависит от меня. Ее готовит мой аппарат. Я ее представляю. Руководители отделов могут по требованию Кента проголосовать за внесение вопроса в повестку дня, но не этого, а последующих заседаний.

— Насколько я понимаю, — предположил Гроувнор, — мистер Кент уже подал прошение о передаче ему моих четырех комнат.

Мортон кивнул. Он отложил бумагу, которую держал в руке, взял хронометр и задумчиво уставился на него.

— Следующее заседание состоится через два дня. А потом еще через неделю, если я не отложу его на более долгий срок. Думаю, — казалось, он размышляет вслух, — мне нетрудно будет отложить одно запланированное заседание на двенадцать дней. — Он отложил в сторону хронометр и быстро поднялся. — Так что в вашем распоряжении двадцать два дня — защищайтесь!

Гроувнор тоже поднялся. Он решил не обсуждать вопрос о том, что предоставленного времени ему недостаточно. Хотя это было бы своевременно, но Гроувнор боялся, не прозвучит ли это слишком эгоистично. Прежде чем истечет назначенный срок, он или одержит полную победу, или признает себя побежденным.

Вслух он сказал:

— Есть еще один вопрос, который я хотел обсудить. Полагаю, что, когда мы в скафандрах, я как руководитель отдела имею право на двустороннюю связь.

Мортон улыбнулся.

— Убежден, это просто недоразумение. Все будет исправлено.

Они пожали друг другу руки и расстались. На обратном пути в свой отдел Гроувнор, как ни странно, пришел к мысли, что наука некзиализм потихоньку обретает почву.

Войдя в свою аудиторию, Гроувнор с удивлением увидел Зайделя — тот стоял в сторонке, наблюдая за работой химиков. Увидев некзиалиста, психолог устремился ему навстречу.

— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это несколько неэтично?

У Гроувнора оборвалось все внутри: он понял, что Зайдель прознал о его эксперименте с химиками. Но он сделал вид, что не понял, о чем речь, и поспешил сказать:

— Абсолютно неэтично, сэр. Я чувствую себя точно так, как почувствовали бы себя вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.

В то же время он лихорадочно думал. Что привело сюда Зайделя? Уж не Кент ли попросил его провести расследование?

Зайдель потер подбородок. Это был крупный мужчина с яркими, искрящимися глазами.

— Я не это имел в виду, — мрачно проговорил он. — Но вы, я вижу, не испытываете за собой никакой вины.

Гроувнор изменил тактику.

— Ах, вы о новом методе обучения, который я применил к этим людям?

Сейчас он не чувствовал уколов совести. Какие бы причины ни привели сюда этого человека, он обязан был этим воспользоваться, чтобы показать кое-кому свое превосходство. Он надеялся посеять в душе психолога сомнение и тем самым добиться хотя бы его нейтралитета в этой вынужденной борьбе против Кента.

— Именно об этом, — довольно ядовито ответил Зайдель. — По просьбе Кента я обследовал его сотрудников, которые, как ему показалось, действовали не совсем обычно. Мой долг теперь доложить мистеру Кенту, каков мой диагноз.

— Зачем? — спросил Гроувнор. — Мистер Зайдель, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто заявил, высказался против его кандидатуры на пост директора. Поскольку он поступил вопреки всем законам корабля, я вправе защищаться доступными мне средствами. И я прошу вас оставаться нейтральным в этом сугубо личном конфликте.

— Разве вы не понимаете, — нахмурился Зайдель, — что я нахожусь здесь в качестве психолога. Я расцениваю применение вами гипноза без разрешения на то субъекта как крайне безнравственное. И я удивлен, что вы еще рассчитываете на мое содействие.

Гроувнор возразил ему:

— Уверяю вас, я не менее вас щепетилен в вопросах этики. Подвергая этих людей гипнозу без их согласия, я принял все меры к тому, чтобы ни в коей мере не повредить им, не нанести им никакого ущерба. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, почему вы должны непременно принять сторону Кента.

— Так это всего лишь ссора между Кентом и вами, я правильно вас понял? — хмуро спросил Зайдель.

— В основном, — Гроувнор понял, что за этим последует.

— И тем не менее, — заметил Зайдель, — вы загипнотизировали не Кента, а группу его ни в чем не повинных сотрудников.

Гроувнор вспомнил, как вели себя четверо из этих «ни в чем неповинных» вчера у него на лекции.

— Я не собираюсь вступать с вами в спор, мистер Зайдель. Но бездумное большинство, которое с самого начала беспрекословно подчинилось приказам лидера, в мотивы поступков которого не потрудилось вникнуть, должно за это платить. Но, чем еще глубже вдаваться в этот вопрос, мне хотелось бы задать вам свой.

— Да?

— Вы заходили в мою аппаратную?

Зайдель молча кивнул.

— Вы смотрели записи?

— Да.

— И разобрались в тематике записей?

— Информация по химии.

— Это все, что я им даю и что намеревался дать, — сказал Гроувнор. — В этом суть моих намерений. Я рассматриваю свой отдел прежде всего как центр обучения. Вторгшиеся сюда люди получают знания, хотят они того или не хотят.

— Признаюсь, — сказал Зайдель, — я не совсем понимаю, каким образом это поможет вам избавиться от них. Но в любом случае я буду счастлив сообщить мистеру Кенту, что вы тут делаете. Вряд ли он станет возражать против того, чтобы его люди углубили свои познания в химии.

Гроувнор промолчал. У него было собственное мнение насчет того, как обрадуется Кент, когда узнает, что за короткое время его подчиненные будут знать химию не хуже его самого.

Он удрученно смотрел вслед удаляющемуся Зайделю. Несомненно, этот человек предоставит Кенту полный отчет, а значит, ему предстоит разработать новый план действий. Но, признал Гроувнор, для решительных поступков время еще не настало. Трудно быть уверенным, что определенные решительные меры не вызовут на корабле именно те события, ради предупреждения которых он и находится на борту. Несмотря на его собственные соображения по поводу теории цикличности в историческом развитии, неплохо вспомнить и о том, что цивилизации рождаются, стареют и умирают от старости. И прежде чем действовать дальше, не грех посоветоваться с Коритой и выяснить, какие ловушки могут подстерегать его на избранном пути.

Он нашел ученого-японца в библиотеке Б, которая располагалась в самом конце корабля на том же этаже, что и некзиалистский отдел. Когда Гроувнор вошел, Корита уже собрался уходить, и Гроувнор зашагал рядом с ним, без всяких предисловий излагая свою проблему.

Корита ответил не сразу. Они прошли весь коридор, прежде чем он начал, и довольно неуверенно:

— Друг мой… я думаю, вы понимаете, как трудно решать столь специфическую проблему на базе общих правил, а это практически все, что может предложить теория цикличности.

— И все же, — сказал Гроувнор, — поскольку некоторые аналогии могут оказаться очень полезными для меня, я вас прошу… Из того, что я читал, я понял, что мы находимся в позднем, «зимнем» периоде цивилизации. Другими словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду.

Корита поморщился.

— Попытаюсь вкратце изложить вам свою теорию, — он помолчал немного. Затем сказал: — Доминирующей чертой для всех «зимних» цивилизаций является растущее понимание массами людей того, в чем состоит суть происходящего. И люди становятся нетерпимы к религиозному или сверхъестественному объяснению того, что происходит в их телах и умах, в окружающем мире. С постепенным накоплением знаний даже простейшие люди начинают смотреть на все иначе и полностью отвергают наследственное превосходство меньшинства. И разыгрывается беспощадная борьба за равенство, — Корита помолчал немного, затем продолжил: — Эта широко распространенная борьба за личное возвышение наиболее характерна для всех цивилизаций «зимнего» периода исторического процесса. На горе или на радость, но битва, как правило, проходит в легальных рамках систем, которые тяготеют к защите осажденного меньшинства. Те, кто припозднился вступить в битву, слепо, не соображая, чего ради они это делают, включаются в эту борьбу за власть. В результате — настоящая рукопашная распущенных интеллектов. Охваченные негодованием и страстным желанием все прояснить, люди следуют за такими же, как и они сами, сбитыми с толку и не менее заблудшими лидерами. И вот этот порожденный борьбой хаос уверенно ведет их к финалу — застойному, закрепощенному состоянию, я называю это «обществом феллахов». Но рано или поздно какая-то из групп берет верх над остальными. Захватив власть, лидеры восстанавливают «порядок», увлекая при этом людей в бездну такого дикого кровопролития, что миллионы становятся запуганным стадом. Очень быстро правящая группа ограничивает общественную активность. Система лицензирования и другие необходимые в организованном обществе меры поддержания порядка превращаются в орудия подавления и монополизации. Становится трудно, а то и совсем невозможно для отдельно взятого человека развернуть свое дело. И в результате быстрыми шагами они приходят к хорошо знакомому нам обществу типа кастовой системы в Древней Индии или, может, к не столь известному, но столь же «несгибаемому» обществу Рима после трехсотого года нашей эры. Человек рождается уже членом определенного общественного круга и не может на протяжении всей жизни вырваться из него… Ну как, сможете вы извлечь пользу для себя из такого коротенького очерка?

— Как я сказал, — задумчиво произнес Гроувнор, — я пытаюсь решить проблему, заданную мне мистером Кентом, не впав при этом в эгоистические ошибки, свойственные представителям стареющих цивилизаций, о которых вы мне рассказали. Мне важно знать, могу ли я надеяться на то, что, защищаясь, не усугублю враждебных отношений, которые уже сейчас сложились на борту «Гончей».

Корита сухо улыбнулся.

— Если вы таким образом добьетесь победы, это будет единственная в своем роде победа. В человеческой истории подобная проблема никогда не решалась. Так что желаю вам удачи, молодой человек!

В эту минуту все и случилось…

3

Они остановились в «стеклянной комнате» на том же этаже.

Строго говоря, не было ни стекла, ни комнаты. Это была ниша в стене коридора, а «стекло» представляло собой огромную изогнутую плиту из кристаллизованного, очень прочного металла. Она выглядела настолько прозрачной, что казалось, за ней ничего нет.

За нею были вакуум и чернота космоса.

Гроувнор рассеянно отметил про себя, что корабль покидает небольшое звездное скопление, которое они пересекли. С трудом, но еще были различимы немногие из пяти с лишним тысяч звезд этой системы, однако и они быстро пропадали. Он уже хотел было сказать: «Мне приятно было бы еще поговорить с вами, мистер Корита, если у вас найдется время». Но не успел еще открыть рот, как вдруг за стеклом прямо напротив него появился двоящийся образ женщины в шляпке с перьями. Изображение колебалось и мерцало. Гроувнор почувствовал необычное давление на глаза. На какой-то миг померкло сознание, но затем в него проник шквал звуков, в глазах замерцали вспышки света и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Словно электрический ток пронизала Гроувнора эта мысль и спасла его.

Физическая подготовленность Гроувнора позволила ему рассеять гипнотическую пляску световых пятен. Резко отвернувшись, он бросился к ближайшему коммуникатору и прокричал на весь корабль:

— Не смотреть на появившиеся изображения! Это гипноз! На нас напали!

Повернувшись назад, он споткнулся о бесчувственное тело Кориты и склонился над ним.

— Корита! — позвал он срывающимся голосом, — Вы слышите меня, Корита?

— Да.

— Вы повинуетесь только моим словам, понятно?

— Да.

— Вы начинаете расслабляться, все забываете. Волнение прошло. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Слышите? Совсем!

— Слышу.

— Больше они не смогут на вас воздействовать. Значит, каждый раз, видя изображение, вспоминайте что-нибудь хорошее о доме, одну из приятных домашних сцен. Вам ясно?

— Вполне.

— Теперь вы пробуждаетесь. Буду считать до трех. Когда я скажу «три», вы проснетесь окончательно. Раз!., два!., три! Просыпайтесь!

Корита открыл глаза.

— Что случилось? — спросил он изумленно.

Гроувнор быстро все объяснил ему и затем сказал:

— А теперь скорее, пошли! Несмотря на принятые меры, мельтешение света у меня продолжается.

Он быстро потащил за собой ошеломленного археолога к некзиалистскому отделу. За первым же поворотом они наткнулись на лежавшее на полу тело.

Гроувнор пнул его ногой, причем довольно сильно. Он рассчитывал на ответную реакцию.

— Вы меня слышите? — резко спросил он.

Человек шевельнулся.

— Да, — ответил он.

— Тогда слушайте. Световые образы больше на вас не действуют. А теперь вставайте. Вы проснулись.

Человек встал на ноги и, слегка покачиваясь, бросился на Гроувнора. Тот отпрянул, и удар прошел мимо.

Гроувнор приказал ему остановиться, но тот продолжал идти вперед, не оглядываясь. Гроувнор схватил Кориту за руку:

— Кажется, я опоздал, ему уже не помочь.

Корита изумленно покачал головой. Потом перевел взгляд на стену, и по его поведению стало ясно, что сеанс гипноза, проведенный Гроувнором, не затмил предыдущего воздействия.

— А кто они такие? — спросил он.

— Не смотрите на них!

Однако делать это было ужасно трудно. Гроувнор все время моргал, чтобы отделаться от вспышек света, сопровождавших появление все новых изображений на стенах. Сначала ему показалось, что они появляются повсюду. Потом он разобрался: женские силуэты — то сдвоенные, то поодиночке — можно было увидеть только на прозрачных или полупрозрачных секциях. А таких зеркальных стен было с сотню на весь корабль.

Затем они увидели еще нескольких людей. Жертвы лежали вдоль коридора на разных расстояниях друг от друга. Дважды они встретились с людьми в полном сознании. Один из них оказался на их пути, стоя с невидящими глазами, и не двинулся с места, когда Гроувнор и Корита торопливо проходили мимо. А другой испустил вопль и, выхватив вибратор, стал стрелять. Трассирующий луч ударил в стену рядом с Гроувнором. И тогда он схватил стрелявшего и ударом уложил его на пол. Парень, оказавшийся помощником Кента, злобно посмотрел и прохрипел:

— У, чертов шпион! Мы еще доберемся до тебя!

Гроувнор не стал выяснять причину столь странного поведения молодого человека. И по мере приближения к своему отделу напряжение в нем нарастало. Если тот химик мог так быстро поддаться чувству ненависти, что же стало с остальными пятнадцатью, что оставались в его комнатах?

Но те, слава богу, все до одного лежали без сознания. Он быстро разыскал две пары темных очков — одни для Кориты, другие для себя, потом включил все освещение, и яркий свет залил все стены, потолок и пол. В тот же миг образы растаяли в его лучах.

Гроувнор прошел в аппаратную и по радио принялся давать команды тем, кого ранее загипнотизировал сам. Через открытую дверь он наблюдал за двумя из них, что лежали без сознания. Прошло пять минут, но они все еще не подавали признаков жизни. Он догадался, что гипнотическое воздействие атакующих, по-видимому, превысило его собственное воздействие на их мозг, сведя на нет и дальнейшее его влияние. Теперь любые его слова были бессмысленны, и еще существовала опасность, что через какое-то время химики все одновременно придут в себя и ополчатся на него.

С помощью Кориты он перетащил всех их в ванную комнату и запер там.

По крайней мере, одно стало ясно: это был технико-визуальный гипноз такой силы, что ему удалось спастись только благодаря своей подготовленности. Но воздействие не ограничилось одной трансляцией образов: через зрительные органы они пытались обрести контроль над мозгом. Гроувнор был неплохо осведомлен обо всем том, что сделало человечество в этом направлении, и знал — хотя, судя по всему, этого не знали нападавшие, — что гипнотический контроль над нервной системой человека чуждый разум может осуществить только с применением энцефалорегулятора или его аналога.

На собственном опыте, и только благодаря ему, он пришел к заключению, что все люди на корабле были ввергнуты в глубокий гипнотический сон или настолько ошеломлены галлюцинациями, что не могли отвечать за свои действия.

Теперь его задача состояла в том, чтобы добраться до контрольного пульта и включить корабельный энергетический экран. Неважно, откуда велась атака — с другого ли корабля или с какой-то планеты, — такая мера могла бы прекратить любое воздействие.

С немыслимой для обычных условий быстротой Гроувнор принялся сооружать переносной световой агрегат. Следовало еще как-то обезопасить себя от появления образов по пути к контрольному пульту. Он заканчивал работу, когда почувствовал легкое головокружение, которое сразу же и прошло. Такое ощущение возникало у него всегда, когда корабль менял курс и корректировал действие антигравитаторов.

Неужели и правда сменили курс? Это он проверит чуть позже.

— Я намерен произвести эксперимент, — обратился он к Корите, — Пожалуйста, оставайтесь здесь.

Гроувнор оттащил свой световой агрегат в коридор и поместил его в задний отсек грузовой электротележки. Забрался сам и поехал к лифтам.

Он прикинул, что с момента, когда впервые увидел женский образ, прошло минут десять.

Тележка свернула в коридор, где находились лифты, со скоростью двадцать пять миль в час — достаточно большой для сравнительно узкого пространства. В холле перед лифтами не на жизнь, а на смерть сражались двое. Не обращая внимания на Гроувнора, они, тяжело дыша, катались в обнимку по полу и нещадно бранились. Даже световая установка не смогла растопить их тупую ненависть друг к другу. Какого бы рода галлюцинации ни повлияли на них, но гипноз проник в самые глубины их сознания.

Гроувнор направил тележку к ближайшему лифту и спустился вниз. Он надеялся, что контрольный пульт окажется пустым.

Надежда исчезла, стоило ему только въехать в центральный коридор. Он кишел людьми. Даже громоздились баррикады, явно пахло озоном. В руках сражавшихся плевались и дымились вибраторы. Гроувнор осторожно выглянул из лифта, оценивая ситуацию. С первого же взгляда было ясно, что дело плохо. Оба подхода к контрольному пункту были блокированы перевернутыми тележками. За ними прятались люди в военных мундирах. Гроувнор успел перехватить взгляд обороняющегося капитана Лича, а далеко в противоположном конце коридора среди нападающих он разглядел директора Мортона.

Гроувнор все понял. Скрытая неприязнь, освобожденная гипнозом, выплеснулась наружу. Ученые сражались против военных, которых они всегда подсознательно не любили. В свою очередь, военные вдруг почувствовали себя вправе открыто проявить свое презрение и доказать собственное превосходство этим хлюпикам-ученым.

Гроувнор знал, что на самом деле это положение не отражало истинного отношения людей друг к другу. В нормальном человеческом разуме сосуществует множество самых разных, часто противоречивых побуждений, но в полном равновесии, так что в жизни обычного индивидуума ни одно из них никогда не становится превалирующим. Теперь же это сложное равновесие было нарушено, грозя гибелью всей экспедиции. А это означало бы полную победу вражеских сил, о целях которых можно было лишь строить предположения.

Как бы там ни было, путь к контрольному пульту был отрезан. Гроувнор вынужден был ни с чем вернуться в свой отдел.

У двери его встретил Корита.

— Посмотрите! — сказал он и указал на экран настенного коммуникатора, который всегда отражал сбалансированное положение рулевого механизма «Гончей». На нем фиксировались тонкие линии курса корабля. Сейчас они выглядели слишком запутанными. Гроувнор внимательно рассмотрел их и обнаружил, что корабль медленно описывает кривую, которая в конце концов приведет его прямо в жерло яркой до белизны звезды. Вспомогательные механизмы управления периодически включались, корректируя курс корабля.

— Могли это сделать враги? — спросил Корита.

Гроувнор покачал головой, скорее озадаченный, нежели встревоженный. Он изменил положение окуляров и направил их на белую звезду. Судя по спектру, величине и яркости звезды, она находилась на расстоянии около четырех световых лет. Корабль летел со скоростью световой год за пять часов. Однако, принимая во внимание ускорение, она должна была еще увеличиться. По приблизительным расчетам выходило, что корабль достигнет солнца примерно через одиннадцать часов.

Гроувнор быстро отключил информатор. Он был потрясен, однако сомнений не оставалось. Катастрофа могла стать целью обманутого человека, который и изменил курс корабля. А если это именно так, то на предотвращение катастрофы у него оставалось десять часов.

Гроувнор еше не имел четкого плана спасения, но ему казалось, что только контратака на врага с применением гипнотической техники может принести успех. В то же время…

Он решительно выпрямился. Наступило время для второй попытки проникнуть к контрольному пульту.

Ему необходим был возбудитель клеток мозга. Для этого существовало несколько аппаратов. Большая их часть применялась исключительно в лечебных целях. Разве что энцефалорегулятор, с помощью которого можно было передавать импульсы от одного сознания другому…

Даже с помощью Кориты пришлось провозиться несколько минут, чтобы восстановить один из энцефалорегуляторов. Потребовалось еще некоторое время на его испытание. А так как аппарат был весьма хрупким, его пришлось приторочить к тележке с помощью упругих прокладок. В общем все эти приготовления заняли тридцать семь минут.

Они довольно серьезно, но недолго поспорили с археологом — тот хотел ехать вместе с Гроувнором. Но в конце концов Корита уступил, согласившись остаться, чтобы охранять их опорный пункт.

На этот раз нельзя было передвигаться с прежней скоростью. Вынужденная медлительность раздражала Гроувнора, но в то же время позволила ему замечать те изменения, которые произошли со времени первой атаки на корабль.

Бесчувственных тел теперь встречалось меньше. Гроувнор понял, что большинство из тех, кого гипнотический удар вверг в глубокий сон, теперь самостоятельно вышли из него. Это было характерно при массовом гипнозе. Теперь они подвергались на его основе другой стимуляции. К несчастью, приходилось думать, что длительное время подавляемые импульсы теперь управляли их поступками. И люди, которые в нормальных условиях лишь недолюбливали друг друга, в мгновение ока стали испытывать кровную ненависть.

И самым страшным тут было то, что они сами не осознавали происшедших в них перемен. Их мозг оказался загружен тем, о чем его владелец и не подозревал. На него теперь можно было воздействовать без труда — как в случае с атакой инопланетян. И в каждом случае каждый был убежден, что поступает в полном согласии с собственными убеждениями.

Дверцы лифта открылись на этаже, где находился контрольный пульт, Гроувнор выглянул наружу и тут же нырнул обратно. Огнемет заливал пламенем весь коридор. С шипением плавились металлические стены. Сквозь щель между створками он заметил три мертвых тела. Пока он выжидал, прогремел сильный взрыв. В то же мгновение пламя исчезло. Голубой дым заполнил помещение, возникла удушающая жара. Однако через несколько секунд дым и жар исчезли. Значит, вентиляционная система еще работала.

Гроувнор осторожно выглянул из лифта. Поначалу коридор казался пустым. Потом он увидел Мортона, полускрытого выступом стены всего в паре десятков шагов от него. Почти одновременно и директор заметил Гроувнора и поманил к себе. Гроувнор заколебался, но решил рискнуть. Он вытолкнул свою тележку в коридор и стрелой проскочил полосу обстрела. Директор энергично приветствовал его.

— Вы как раз тот человек, которого мне не хватало, — заявил он. — Необходимо перехватить управление кораблем у капитана Лича, прежде чем Кент организует атаку на нас.

Взгляд Мортона был спокойным и вполне разумным. У него был вид человека, сражающегося за правое дело. Казалось, ему и в голову не приходило как-то объяснить свое заявление, и он просто продолжил:

— Ваша помощь мне особенно нужна в борьбе против Кента. Они притащили сюда какие-то химические вещества, о которых я прежде не слышал. Однако наши вентиляторы отогнали газ на них же, и теперь они заняты оборудованием каких-то своих вентиляторов. Но главная наша проблема — время: успеем ли мы расправиться с капитаном Личем, прежде чем Кент введет в бой свои силы…

Время было и проблемой Гроувнора. Как бы невзначай он поднес свою левую руку к правому запястью директора и коснулся реле, которое ведало отражателями направленных мыслей. Он направил отражатели на Мортона и сказал:

— У меня есть план, сэр. Полагаю, он будет достаточно эффективным в борьбе с противником.

Он замолчал. Мортон опустил глаза, затем сказал:

— Вы привезли сюда регулятор, он включен. Для чего это вам понадобилось?

В первое мгновение Гроувнор подумал, что следует все объяснить. Он рассчитывал, что Мортон не лучшим образом разбирается в энцефалорегуляторах, но теперь его надежды не оправдались, а он все же должен был попытаться использовать прибор, хотя и без эффекта неожиданности.

— Да, я хочу использовать эту машину, — произнес он натянуто.

Поколебавшись, Мортон заметил:

— Мысли, которые вы передаете непосредственно в мой мозг, весьма любопытны… — Он умолк. Лицо его оживилось. — Надо же, — сказал он, — а это здорово. Если вы способны передать известие, что мы атакованы инопланетянами… — Неожиданно он замолчал, явно что-то прикидывая в уме. — Капитан Лич дважды пытался вступить со мной в переговоры. Теперь мы сделаем вид, что согласны, и вы отправитесь к ним со своей машиной. По вашему знаку мы кинемся на них. Вы же понимаете, я и не собираюсь вступать в переговоры ни с капитаном Личем, ни с Кентом — это только маневр для сохранения корабля. Полагаю, вы это оцените, — с достоинством заключил он.

Гроувнор обнаружил капитана Лича у контрольного пульта. Командир приветствовал его довольно дружелюбно.

— Эта борьба между учеными поставила нас, военных, в сложное положение, — признался он. — Защищая контрольный пульт, мы хоть в какой-то степени исполняем свой долг, — он грустно покачал головой. — Естественно, ни о чьей победе, кроме военных, и речи быть не может. В конечном счете, мы, военные, готовы пожертвовать собой, но не допустить, чтобы победила та или другая группировка.

После такого заявления Гроувнор решил отказаться от своих намерений. Он и прежде подумывал, уже не капитан ли Лич направил корабль в самое жерло звезды. Теперь опасения Гроувнора, похоже, подтвердились. И причина, побудившая Лича сделать это, заключалась в его убеждении, что ни одна из группировок ученых не должна победить, победа должна остаться за военными. От такой постановки вопроса было недалеко до идеи пожертвовать всей экспедицией.

Незаметным движением Гроувнор направил энцефалорегулятор на капитана Лича.

Биотоки мозга, мелкие пульсации передавались от аксона дендриту, от дендрита аксону, всегда следуя связям, заложенным в них прошлым опытом: это процесс, который проходит постоянно в девяноста миллионах клеток человеческого головного мозга. Каждая клетка согласно ее электроколлоидальному коду в ходе сложного процесса возбуждения и торможения реагирует по-своему.

Только в результате многолетних исследований постепенно были изобретены приборы, способные хотя бы в некоторой степени верно определять значения потока энергии в мозгу человека.

Первые энцефалорегуляторы в известной мере являлись потомками электроэнцефалографов. Но функции их были прямо противоположные. Они генерировали искусственные биотоки любого требуемого образца. Опытный оператор мог стимулировать любую часть мозга и тем самым вызывать определенные мысли, эмоции, сны, заставлять мечтать и пробуждать память о прошлом. Сам по себе прибор не осуществлял контроля над человеческим мозгом. Он лишь поддерживал собственное «я» объекта. Однако он мог передавать импульсы мозга одного человека другому. Поскольку эти импульсы изменялись согласно мыслям посылающего, реципиент стимулировался очень легко.

Капитан Лич, ничего не подозревавший и вообще не знавший о существовании энцефалорегулятора, даже не догадывался, что теперь его мысли больше не принадлежат ему.

— Нападение призраков превратило всех ученых в предателей, — сказал он и, помолчав, задумчиво добавил: — Вот мой план.

План включал в себя применение огнеметов, гравитаторов и частичное истребление обеих групп ученых. Капитан при этом даже не вспомнил об инопланетянах, не пришло ему в голову и то, что он излагает свои планы эмиссару тех, кого считает врагами. Закончил он свои откровения словами:

— Ваши услуги если и имеют значение, мистер Гроувнор, то только в одном из станов ученых. Как некзиалист вы понимаете все науки в их связи и поэтому можете сыграть решающую роль в этой войне ученых…

Заявление капитана Лича убийственно подействовало на Гроувнора, и он потерял всякую веру в себя. Пожалуй, для одного человека это было слишком, и он сдался. Куда бы он ни посмотрел, его взгляд везде наталкивался на вооруженных людей. К тому же вокруг было слишком много трупов. В любой миг зыбкое перемирие между капитаном Личем и директором Мортоном могло взметнуться пламенем огнеметов. Даже теперь до его слуха доносился гул вентиляторов — Мортон сдерживал атаку Кента.

Тяжело вздохнув, он отвернулся.

— Мне понадобится кое-какое оборудование из моего отдела, — сказал он. — Не переправите ли вы меня на подсобном лифте? Через пять минут я вернусь.

Несколько минут спустя, протолкнув аппарат через заднюю дверь своего отдела, Гроувнор пришел к выводу, что у него остался единственный путь. То, что раньше он рассматривал всего лишь как нелепую идею, теперь превратилось в единственно возможный план на ближайшее будущее.

Он должен сразиться с инопланетянами, используя их же собственные изображения и их же собственное оружие — гипноз.

4

Гроувнор чувствовал, что Корита наблюдает за его приготовлениями. Археолог подошел к нему поближе и смотрел, как он крепит к энцефалорегулятору различные электронные приспособления, но вопросов не задавал. Казалось, он полностью избавился от последствий гипноза.

Хотя в комнате было нежарко и температура держалась нормальная, Гроувнор то и дело вытирал пот с лица. Уже заканчивая подготовительные работы, он понял, что его подспудно тревожило. Дело в том, заключил он, что ему почти ничего не известно о врагах.

Мало было теоретически определить методы их воздействия. Что-то таинственное было в миражах с такими удивительно женственными телами и лицами, порой раздвоенными, а порой и нет. Для действий ему требовалось разумное философское обоснование увиденного. Нужен был сбалансированный план действий, а это возможно лишь при реальном знании предмета.

Он повернулся к Корите и спросил:

— К какому периоду развития культуры можно отнести этих существ с точки зрения вашей теории цикличности?

Археолог улыбнулся, сел в кресло и попросил:

— Расскажите, в чем суть вашего плана.

Когда Гроувнор изложил ему свой замысел, археолог побледнел. И наконец совсем не к месту спросил:

— Как случилось, что вам удалось спасти меня, а с остальными ничего не получается?

— Дело в том, что я отвлек вас сразу. Нервная система человека чувствительна к повторениям. Вас эти повторы не коснулись в такой степени, как других.

— Существовал ли хоть какой-то способ избежать этого несчастья? — угрюмо спросил он.

Гроувнор устало улыбнулся.

— Этого не произошло бы, если бы экипаж прошел некзиальное обучение, поскольку оно включает в себя и возможность гипнотического состояния. Существует лишь одна защита от гипноза, и заключается она в тренировке по методике Центра… — он изменил тему разговора: — Мистер Корита, пожалуйста, ответьте на мой вопрос. История циклична?

Над бровями археолога проступили капельки пота.

— Друг мой, — сказал он, — не ждете же вы от меня сейчас серьезных обобщений. Что мы знаем об этих существах?

Гроувнор внутренне застонал. Он прекрасно понимал необходимость дискуссии, но уходило драгоценное время, время жизни. И он нерешительно начал:

— Существа, способные использовать гипноз на больших расстояниях, что они и сделали с нами, стимулировать сознание друг друга, могут обмениваться мыслями между собой, иными словами, обладают телепатией, что человеку доступно только с помощью энцефалорегулятора, — встревоженный, он наклонился к археологу: — Корита, как могла отразиться на состоянии культуры способность читать в умах без помощи приборов?

Археолог выпрямился.

— Ну конечно же, — воскликнул он, — уже в вашем вопросе кроется ответ. Способность читать чужие мысли приведет любое сообщество к тому, что всякое его развитие сойдет на нет, поэтому, надо полагать, данная культура пребывает в стадии феллахов, — когда он посмотрел на Гроувнора, глаза его сверкали: — Неужели вы не понимаете? Способность читать мысли другого человека вызывает ощущение, что ты знаешь о нем все. На этой основе возникает система абсолютной уверенности во всем. Какие могут быть сомнения, когда вы все знаете? Такие сообщества мельком проскакивают ранние периоды развития культуры и наикратчайшим путем достигают перехода феллахов.

Пока Гроувнор сидел нахмурившись, японец быстро описал, как различные земные и галактические цивилизации постепенно истощали сами себя, а потом закоснели в стадии феллахов. Как общество они не были особенно жестокими, но, живя в постоянной бедности, они обрели безразличие к страданиям отдельной личности.

Когда Корита закончил, Гроувнор высказал предположение:

— Не исключено, что их нетерпимость к переменам, характерная для таких культур, и явилась причиной нападения на корабль?

Археолог был осторожен:

— Все может быть.

Наступило молчание. Гроувнору казалось, что действовать он должен, приняв за основу теорию Кориты. Другой гипотезы у него просто не было. Используя такую гипотезу в качестве отправной точки, он мог попытаться получить подтверждение ей от одного из этих изображений.

Взгляд на хронометр заставил его встрепенуться. На спасение корабля оставалось меньше семи часов.

Торопясь, он сфокусировал луч света на энцефалорегулятор. Быстрым движением он установил экран против света так, чтобы маленькая стеклянная поверхность была погружена в тень, получая от регулятора лишь прерывистые лучи.

На неосвещенной стене сразу же появилось изображение. Это было одно из раздвоенных изображений, и Гроувнор благодаря энцефалорегулятору смог спокойно рассмотреть его. Первый же взгляд поверг его в изумление. Принять этот образ за гуманоида можно было с большим трудом. И все же стало понятным, почему раньше оно казалось ему женским. Раздвоенное, а потому не слишком четкое лицо венчал пучок золотистых перьев. Но птичья голова, как это было видно сейчас, имела некоторое сходство с человеческой. На лице, покрытом сеточкой кровеносных сосудов, перьев не было. Какие-то участки лица смутно напоминали щеки и нос, это и делало лицо похожим на человеческое.

Вторая пара глаз и второй рот располагались примерно парой дюймов выше первых. Эта вторая голова почти буквально вырастала из первой. Была также двойная пара плеч с двойной парой коротких рук, которые заканчивались прелестными, тонкими и длинными кистью и пальчиками. Все это указывало тоже каким-то непостижимым образом на их принадлежность к женскому началу. Гроувнор поймал себя на мысли, что первоначально ладошки и пальчики были нераздельными. Это партеногенез, решил Гроувнор. Воспроизведение без секса. Размножаются почкованием: на родительском теле возникает почка, которая развивается, затем отделяется от родительского тела и становится самостоятельной особью.

Изображение на стене имело рудименты крыльев. Пучки перьев остались на запястьях. Блестящая голубая туника покрывала фигуру, удивительно похожую на человеческую. Если и были еще рудименты оперения, их скрывала одежда. Но что можно было сказать с полной уверенностью, эта птица не летала и не могла летать.

Первым заговорил Корита, в голосе слышалась безнадежность.

— Как вы дадите ему понять, что хотите быть загипнотизированным, ради обмена информацией хотя бы?

Гроувнор не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске себя и образ. Потом он еще рисовал на доске, и, когда прошло сорок минут, образ вдруг исчез со стены и на его месте появился город.

Сначала он увидел этот сравнительно небольшой городок с какой-то удобной точки, расположенной высоко над ним. Здания в нем казались высокими и узкими и так тесно жались друг к другу, что улицы внизу большую часть дня должны были пребывать во мраке. Продолжая обозревать город, Гроувнор пытался понять, не отражает ли такое его устройство образа жизни обитателей, заимствованного ими из собственного далекого прошлого. В голове у него был полный хаос. Стараясь охватить всю картину в целом, Гроувнор не вглядывался в отдельные дома. Больше всего ему хотелось узнать уровень их машинной культуры, разобраться в построении их коммуникаций, определить, не из этого ли города предпринята атака на их корабль.

Ни машин, ни самолетов, ни автомобилей он не увидел. Не было у них и ничего, что походило бы на то оборудование, которым пользуются земляне для межзвездных сообщений, — хотя бы космодромов, которые обычно занимают площадь во много квадратных миль. Скорее всего нападение на корабль было иного свойства.

Как только он пришел к своему негативному выводу, изображение на стене сменилось. Теперь он обнаружил себя уже не на горе, а в здании в центре города. Что там ни говори, а прекрасная цветная картинка продвигалась вперед, и он даже умудрился заглянуть за ее краешек. Но больше всего его заботило, что способ изображения ему непонятен, он не мог понять, как им удается этот показ. Одна картина сменяла другую почти мгновенно. Прошло меньше минуты с тех пор, как он выразил им рисунком на доске свое желание получить информацию.

Но мысль об этом мелькнула и исчезла. Теперь он прослеживал взглядом сверху вниз стену одного из строений. Расстояние между домами не превышало десяти футов, что позволяло разглядеть такое, чего не видно было с холма. Все здания на разных уровнях были соединены друг с другом узенькими, всего в несколько дюймов шириной, дорожками. И по ним двигались пешеходы этого птичьего города.

Прямо под Гроувнором два горожанина шли навстречу друг другу по такой вот узенькой дорожке. Казалось, их совершенно не тревожило, что до земли сто, а то и более футов. Они спокойно продолжали свой путь. Встретившись, каждый отвел далеко в сторону ногу, что была снаружи, а затем обвил ею ногу встречного и поставил ее на дорожку, затем согнул вторую ногу, перенес ее вперед — и вот они уже разошлись и так же спокойно последовали дальше. На всех других уровнях точно таким же образом двигалось множество прохожих. Наблюдая за ними, Гроувнор решил, что кости у них очень тонкие, пустотелые и что существа эти очень слабого сложения.

Картины сменяли одна другую. Место действия переносилось с одной улицы на другую. Показали даже все стадии воспроизводства этих существ. Так, в одних случаях ноги и руки и большая часть туловища уже освободились от родительского тела. В других — существа были еще сдвоенными, каких он уже видел раньше. Но в какой бы стадии ни проходил процесс воспроизводства, это ни в коей мере не обременяло родителей.

Гроувнор попытался было заглянуть внутрь какого-то помещения, как изображение стало меркнуть. Через мгновение город исчез совсем, а на его месте появилось раздвоенное существо. Пальцем оно указывало на энцефалорегулятор. Ошибиться в значении этого жеста было невозможно. Свою долю договоренности они выполнили, теперь наступил его черед.

Наивным было с их стороны рассчитывать, что он это сделает, но у него не было выбора: он должен был выполнить свой долг.

5

— Я спокоен, я расслабился, — звучали записанные на пленку слова, — Мысли мои ясны. Мои видения совсем не обязательно совпадают с тем, на что я смотрю. То, что я слышу, может ничего не значить для моего разума. Но я видел их город через их восприятие. Соответствовали ли виденные мною изображения действительности, неважно, я все равно спокоен, я расслабился…

Гроувнор внимательно выслушал записанные им слова, затем повернулся к Корите.

— Вот так-то, — просто сказал он.

Может случиться и так, что он перестанет слышать эти слова, но они закрепились в его сознании. И будут еще сильнее контролировать его мозг. Продолжая слушать, он в последний раз проверил энцефалорегулятор. Все получалось так, как он хотел.

Корите он объяснил:

— Я установил автоматический выключатель на пять часов. Если вы потянете на себя вот этот рычажок, — он показал на красную рукоятку, — то сможете освободить меня раньше намеченного срока. Но делать это нужно только в случае крайней необходимости.

— Что вы подразумеваете под крайней необходимостью?

— Ну, например, если нас здесь атакуют…

Гроувнор задумался. Он хотел бы, чтобы эксперимент прерывался, и не раз. Но то, что он собирался сделать, не было голым научным экспериментом. Это была игра, но от нее зависела не только его жизнь. Приготовившись, он положил руку на диск управления. И замер.

Наступил решающий момент. Через несколько секунд групповой разум бесчисленного птичьего народца овладеет частью его нервной системы. Несомненно, они попытаются взять под контроль его сознание, как уже произошло с другими членами команды «Гончей».

Он был уверен, что устоит против нескольких гипнотизеров, действующих совместно. Он не увидел у них ни машин, ни даже колесного транспорта — самого примитивного из механических приспособлений. Сначала он было подумал, что они пользуются чем-то вроде телевизионных камер. Но теперь уже точно знал, что видел город их глазами. А в таком случае телепатия как сенсорный процесс была у них так же остра, как и их зрение. Сила массового разума миллионов птицеподобных обитателей планеты могла преодолевать расстояния в несколько световых лет. Они не нуждались в машинах.

И Гроувнор даже не пытался предугадать последствий своей попытки стать на некоторое время частью их коллективного разума.

Слушая запись, Гроувнор возился с диском настройки энцефалорегулятора, слегка изменяя ритм собственных мыслей. Теперь если бы даже он захотел, то не смог бы воспринять внушения инопланетян полностью. В ритмичных пульсациях заключались все варианты — нормальной психики, нездоровой психики и безумия. Он ограничил прием колебаний тем, что на психологической диаграмме соответствовало бы норме.

Регулятор перенес колебания на пучок света, направленный прямо на изображение на стене. Если даже модель, закрепленная в луче света, оказала воздействие на личность того, чей образ был на стене, в ее поведении это пока никак не проявилось. Но Гроувнор этого и не ждал и потому нисколько не разочаровался. Он был глубоко убежден: результат проявится через изменения в тех структурах, которые они направят на него. И конечно, его нервной системе достанется крепко.

Очень трудно было целиком сосредоточить свое внимание на образе, но он заставил себя это сделать. Энцефалорегулятор стал явственно корректировать его видение. А он продолжал настойчиво смотреть на образ на стене.

— Я спокоен и расслабился. Мысли мои ясны…

В какой-то миг слова громко прозвучали у него в ушах. И тут же пропали. А вместо них послышался рокот, будто гром прогремел вдалеке.

Рокот постепенно утихал. Он перешел в ясный шорох, подобный шуму моря в большой раковине, если ее приложить к уху. Гроувнор увидел слабый свет. Он исходил откуда-то издалека и был похож на свет лампы, скрытой в тумане.

— Я еще контролирую себя, — упрямо повторял он себе. — Это ощущения, которые я получаю через его нервную систему. Ощущения постепенно становятся моими…

Он мог ждать. Он мог сидеть здесь и ждать, пока рассеется мрак, пока его мозги не начнут переводить в привычную сферу те сенсорные феномены, которые транслировала ему нервная система инопланетянина. Он мог сидеть и…

Он остановился. «Сидеть! — подумал он, — А он там что — тоже сидит?» Он удвоил внимание и настороженность. Далекий голос внушал: «Что бы я ни видел и ни слышал, имеет это смысл или не имеет, я остаюсь спокойным…»

У него зачесался нос. «У них нет носов, — подумал он, — я, по крайней мере, не видел. Так что либо это чешется мой нос, либо мне просто так кажется». Он поднял было руку, чтобы почесать нос, как вдруг ощутил острую боль в животе. Он бы скрючился от боли, если бы мог. Но он не мог. Не мог почесать нос. Не мог положить руку на живот.

Потом он сообразил, что и источник зуда, и источник боли находятся вне его тела. Но и вовсе не обязательно, что что-то подобное происходит в нервной системе его корреспондента. Две высокоорганизованные жизненные формы посылали друг другу — во всяком случае, он надеялся, что и он тоже посылает, — сигналы, но ни одна не могла расшифровать сигналы другой. Его преимущество состояло в том, что он этого ожидал. Инопланетянин, если он относился к феллахам и если теория Кориты чего-то стоила, не ожидал да и не мог ожидать ничего подобного. В силу своего понимания Гроувнор мог надеяться отрегулировать процесс. На противоположном конце могли только прийти в еще большее замешательство.

Нос перестал чесаться. В желудке осталось ощущение тяжести, будто он чего-то переел. Горячая игла вдруг вонзилась ему в позвоночник и стала ковыряться в каждом позвонке; где-то на полпути она превратилась в лед, лед растаял и холодной струйкой устремился вниз по спине. Что-то — рука? кусок металла? щипцы? — захватило мышцу руки и почти вырвало с корнем. Его мозг пронзительно закричал от этих болевых ощущений. Он едва не потерял сознание.

Гроувнор с трудом выплыл на поверхность, он был потрясен, но боль сменилась ничем, пустотой. Несомненно, все это были галлюцинации. Ни в его теле, ни в теле птицеподобного ничего не происходило. Его мозг получил ряд импульсов от зрительных нервов и неверно их понял. При такой близости удовольствие могло стать болью, любое воздействие могло породить самые непредсказуемые ощущения. Но все-таки он не должен думать, что ошибки существ могут быть еще более страшными.

Он тут же забыл обо всем этом, когда его губ коснулось что-то мягкое, бархатистое. Чей-то голос произнес: «Я любим…» Гроувнор не согласился с таким заявлением. Нет, только не «любим». Это опять его мозг неверно интерпретирует смысл того, что чувствует, что происходит в чужой нервной системе, реакция которой неадекватна никаким человеческим ощущениям. И он намеренно заменил услышанные слова другими: «Я подвергаюсь воздействию…» и позволил своим чувствам свободно следовать собственной логике. И все-таки он не до конца разобрался в своих ощущениях. Они не были неприятными. От прикосновения во рту стало сладко, а в сознании появилась прелестная красная гвоздика, хотя никакого отношения к флоре Райима она не имела.

«Райим!» — подумал он. Поразительное очарование содержалось в этом слове. Неужели оно дошло до него через космическую пропасть? Кажется, это и есть название планеты. Но неважно, как это дошло до него, во всяком случае сомнения оставались. Он не был уверен.

Последние его ощущения были только приятными. Тем не менее он ждал новых проявлений. По-прежнему, как сквозь туман, слабо пробивался свет. Затем ему показалось, что он сейчас снова пустит слезу: неистово зачесалась пятка. Когда она перестала чесаться, наступила неимоверная жара и стало до удушья недоставать воздуха.

«Чушь! — успокаивал он себя. — Ничего этого нет!»

Действительно, внушение прекратилось, остался лишь шуршащий шум моря и всепроникающий свет. Он начал беспокоиться. Возможно, он на правильном пути, и будь у него достаточно времени, он в конце концов овладел бы контролем над одним или группой существ. Но именно времени у него и не было. Каждая потраченная секунда катастрофически приближала Гроувнора к его собственной физической гибели. Там или здесь — хочешь не хочешь, запутаешься — в пространстве один из крупнейших и самых дорогих кораблей, когда-либо построенных людьми, пожирал милю за милей с почти бессмысленной поспешностью.

Он знал, на какие участки его мозга оказывалось воздействие. Он мог слышать шумы, только когда область слухового восприятия коры головного мозга получала определенные сигналы. При воздействии на поверхностные участки, над ухом, начинались сны и воспоминания о далеком прожитом. Ведь издавна весь человеческий мозг, словно географическая карта, был расчерчен и классифицирован. Правда, у каждого индивида имелись свои особенности, разнились они очень мало, но основная структура среди гуманоидов всегда была одинаковой.

Нормальный человеческий глаз — это прекрасный объектив. Его линзы превосходно фокусируют изображение на сетчатку. Если судить по тому, как он видел город глазами обитателей Райима, они мало чем отличались от человеческих. Оставалось только скоординировать свои визуальные центры с их глазами, чтобы получать заслуживающие доверия картины.

Прошло еще несколько минут. Во внезапном приступе отчаяния он подумал: неужели я просижу здесь свои пять часов, так и не вступив в полезный контакт? Впервые он усомнился в правильности своего решения целиком предоставить себя создавшейся ситуации. Когда он попытался поднять руку к энцефалорегулятору, ничего, казалось бы, не произошло. Несколько неустойчивых ощущений, и среди них отчетливо различимый запах жженой резины.

В третий раз его глаза увлажнились. А затем возникло изображение, ясное и четкое. Но оно тут же исчезло так же внезапно, как и появилось. Но для Гроувнора, который прошел подготовку на самых современных психологических приборах, оно запечатлелось в сознании так же ярко, как если бы он смотрел на него довольно долго.

Он ощутил себя в одном из высоких, узких зданий. Освещение было тусклым, словно в открытые двери невидимые рефлекторы отражали солнечные лучи. Окон тут не было. Вместо полов в помещение вмонтированы узкие дорожки. Несколько птицеобразных сидели на этих дорожках. Вдоль стен протянулись двери — кабинетов или каких-то шкафов, кладовых.

Столь отчетливое зрительное восприятие и взволновало и встревожило. Предположим, он установил связь с этим существом, кем бы оно ни было, стимулированный его нервной системой. Допустим, он достиг того состояния, в котором мог видеть его глазами, слышать его ушами и до некоторой степени испытывать те же чувства, что и это создание. Но все это будут лишь чувственные ощущения.

Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызывать движение в мышцах того существа? Мог ли он заставить его перемещаться, поворачивать голову, махать руками и вообще заставить его делать то, что делает он, Гроувнор? Нападение на корабль было осуществлено группой согласованно действующих, совместно думающих и чувствующих существ. Установив контроль над одним из членов этой группы, мог ли он надеяться взять под контроль всех?

То, что запечатлелось в сознании Гроувнора, должно быть, видел и тот, другой. Однако пока все его ощущения вовсе не свидетельствовали об установлении группового контакта. Он был подобен человеку, заключенному в темной комнате с отверстием в стене, прикрытым полупрозрачной пленкой. Слабый свет проникал сквозь отверстие. По случайно проникающим туманным изображениям он должен был судить о внешнем мире. Можно было не сомневаться, что картины соответствуют реальности. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие в боковой стене, или ощущениями, проходящими к нему через пол или потолок.

Человеческое ухо способно слышать при частоте колебаний до двадцати килогерц. Но некоторые расы начинали слышать лишь после этого предела. Под гипнозом люди могли хохотать, когда их подвергали пыткам, и выть от боли, когда их щекотали. Но для других форм жизни те же возбудители могли просто ничего не значить.

Мысленно Гроувнор приказал себе расслабиться. Сейчас ему ничего другого не оставалось, как снять с себя напряжение и ждать.

Он ждал.

Неожиданно его словно кто ударил: должна же была существовать какая-то связь между его собственными мыслями и теми ощущениями, которые шли извне. Например, эта картина перемещения внутри дома — каковы были его мысли, прежде чем она появилась? Кажется, он представлял себе структуру глаза.

Связь была настолько очевидной, что он затрепетал от волнения. А ведь было и еще что-то. До сих пор он был сосредоточен исключительно на зрении, чувствах, нервной системе индивидуума. Но реализация всех его надежд была связана с установлением контакта и контролем над коллективным разумом, который напал на корабль.

И он вдруг понял, что решение проблемы требует контроля над его собственным мозгом. Некоторые его участки следовало блокировать, а некоторые поддерживать на минимальном действующем уровне. Но были и такие участки, которые следовало привести в состояние исключительной восприимчивости, чтобы все поступающие на них воздействия воспринимались с особой остротой. Будучи прекрасно тренированным в аутогипнозе, Гроувнор мог выполнить обе эти задачи.

Первое, несомненно, зрение. Затем мускульный контроль существа, через посредство которого работает над ним группа.

Яркие разноцветные вспышки прерывали процесс его самоконцентрации. Гроувнор воспринял их как признак эффективности самовнушения. И когда его видение стало отчетливым и стабилизировалось, он понял, что стоит на верном пути.

Картина осталась прежней. Тот, кого контролировал он, по-прежнему сидел на дорожке внутри высокого здания. В надежде, что видение не исчезнет, Гроувнор сосредоточил все внимание на двигательных мышцах райимянина.

Беда состояла в том, что трудно было доходчиво объяснить, для чего нужно произвести то или иное движение. Не мог он своими глазами охватить, а затем передать каждый из миллионов процессов каждой клетке мозга для того хотя бы, чтобы пошевелить одним пальцем. Он попробовал думать обо всей руке — ничего не получилось. Огорченный, но по-прежнему уверенный в себе, Гроувнор решил испытать гипноз с применением символов, используя ключевое слово, заключавшее в себе весь смысл сложного процесса.

Очень медленно поднялась одна маленькая ручка. Следующий сигнал — его подконтрольный осторожно встал. Потом он заставил его повернуть голову. Оглядываясь по сторонам, его птицеобразный припоминал, что этот стол, и этот шкаф, и этот кабинет — «мои». Память почти достигла уровня сознания. Он признавал свои собственные владения, но как-то безучастно.

Нелегко было Гроувнору подавить в себе волнение. Упорно и терпеливо он заставлял существо вставать и снова садиться, поднимать и опускать руки, прохаживаться взад-вперед по «насесту». Наконец он снова усадил его на место.

Птицеобразный, должно быть, осмелел, его мозг готов был к восприятию любого сигнала, и поэтому, едва он приготовился снова сосредоточиться, все его существо пронизало послание, оно захватило все его чувства и мысли. Почти автоматически Гроувнор перевел мучительные мысли в знакомые выражения:

«Клеточки просят, просят, просят… Клеточкам страшно. О! Клеточкам больно! Темно в мире Райима… Тени, тьма, хаос… Клетки должны отринуть его… Но не могут… Они попытались дружески отнестись к существу, которое пришло из кромешной тьмы, но до тех пор, пока не узнали, что он — враг… Ночь все темнее. Все клеточки уходят… Но они не могут…»

— Дружески! — смущенно пробормотал Гроувнор.

Могло быть и так. Будто в кошмарном сне он видел, что все случившееся можно действительно толковать по-разному. Он с тревогой осознал серьезность ситуации. Если катастрофа, которая разразилась на борту корабля, была всего лишь следствием неверно понятой, а потому не принятой дружеской попытки установить связь, то во что бы вылилась их враждебность?

Перед ним стояла проблема куда более значимая, чем перед ними: прерви он контакт с ними, и они от этого только обретут свободу. При существующих обстоятельствах это могло означать нападение. Избавившись от него, они просто попытаются уничтожить «Космическую гончую».

Выбора не было. Он должен был выполнить то, что наметил, надеясь на что-то такое, что можно будет обратить в свою пользу.

6

Он начал с того, что казалось ему логически верным: сконцентрировал все свое внимание на том, чтобы заменить подконтрольного. И на этот раз выбор был очевиден.

«Я любим! — сказал он себе, воспроизводя намеренно то чувство, которое так смутило его раньше. — Я любим моим родителем, его телом, из которого я выхожу и становлюсь самостоятельным. Я разделяю целиком мысли моего родителя, но вот я уже вижу своими собственными глазами, я сознаю, что я — один из многих…»

Как и думал Гроувнор, перемещение произошло мгновенно. Он шевелил уменьшившимися сдвоенными пальчиками. Изогнул хрупкие плечи. Затем он снова прильнул к родителю-райимянину. Эксперимент развивался настолько успешно, что он почувствовал в себе готовность к новому, более грандиозному прыжку — к общению с нервной системой более удаленного живого существа.

И это тоже предусматривало стимуляцию соответствующих мозговых центров. Гроувнор вдруг обнаружил себя на холме в зарослях кустарников. Прямо перед ним струился небольшой ручей. Вдали в закатном, темно-пурпурном небе, по которому плыли облачка-барашки, медленно опускалось оранжевое солнце. Гроувнор заставил своего нового контактера повернуться на сто восемьдесят градусов. Он увидел небольшое, похожее на курятник здание, полускрытое деревьями на берегу ручья. По-видимому, это было единственное здесь жилище. Он подошел к нему и заглянул внутрь. В полутьме он разглядел несколько насестов, на одном из них сидели две птицы. Глаза у них были закрыты.

Вполне возможно, подумал он, что именно через них осуществляется нападение на «Космическую гончую».

Оттуда, поменяв способ воздействия, он перенес свой контроль на индивида, находящегося на ночной стороне планеты. Ответная реакция на этот раз оказалась слишком быстрой. И вот он уже в темном городе с призрачными строениями и узкими переходами между ними. Тут же Гроувнор перенес свой контакт на другого райимянина. Почему связь возникла именно с этим, а не с другим птицеобразным, одинаково подходящим для общих требований, он не совсем понимал. Вполне вероятно, что некоторые просто быстрее других реагировали на внушение. А может быть, это были родственники или потомки его «родителя». Контакт с двумя дюжинами существ по всей планете позволил Гроувнору составить достаточно полное впечатление обо всем этом мире.

Это был мир камня, кирпича, дерева, а главное — психологического сообщества, которого, возможно, никому и никогда не удавалось достичь. Таким образом, обитатели планеты обошлись без технической эры человечества с его проникновением в секреты материи и энергии. Он почувствовал, что настал момент, когда можно с безопасностью предпринять следующий, и последний, шаг его атаки.

Гроувнор сконцентрировался на образе, который должен был принадлежать одному из птицеобразных, передававших изображения на «Космическую гончую». Одновременно он ощутил течение отрезка времени — не очень сильно, но ощутил, и тогда…

Зрением райимянина он смотрел на то, что образ того видел на корабле.

Прежде всего его волновало, как развиваются там военные действия. Но ему пришлось подавить это свое желание: не ради этого в первую очередь он стремился на корабль. Он хотел воздействовать на группу примерно в миллион индивидов. Он должен был сделать это настолько сильно, чтобы они немедленно покинули «Космическую гончую» и навсегда оставили ее в покое, — это и было его главной задачей.

Он уже убедился, что может принимать их мысли и передавать им свои, иначе ни одного контакта с инопланетянами у него просто не состоялось бы.

Итак, он готов к действию. Гроувнор направил свои мысли во тьму: «Вы живете во Вселенной и внутри себя, вы создаете картину Вселенной такой, какой она вам представляется. Но в целом о Вселенной вы не знаете ничего и не можете знать ничего, кроме изображений. Ваши представления о Вселенной — это вовсе не сама Вселенная…»

Как можно осуществить глубокое воздействие на чужое сознание? Изменив его понятия. А как изменить чужие действия? Изменяя основополагающие верования существа, его эмоциональную склонность. И Гроувнор очень осторожно продолжил:

«Ваши представления даже в малой степени не отражают всей Вселенной, она слишком сложна для вашего непосредственного восприятия. Внутри Вселенной существует свой порядок. И если порядок ваших представлений не соответствует порядку устройства Вселенной, то вы ошибаетесь…»

В истории жизни несколько индивидов в пределах собственных знаний сделали нечто алогичное. Если их структурное строение неверно и предположение неверно по отношению к реальности, тогда логика индивида может привести его к заключению, несущему смерть.

И Гроувнор менял их мировоззрение, честно, хладнокровно, настойчиво. При этом он отталкивался от гипотезы, согласно которой у райимян отсутствовала способность к противодействию. Впервые за историю множества поколений они получали мысль извне. И он не сомневался в их чрезвычайной инертности. Это была цивилизация феллахов, скованная старыми убеждениями, которые никогда раньше не подвергались сомнениям. В истории достаточно примеров того, как маленький тиран решительно менял будущее целого феллахского народа. Огромная древняя Индия рухнула перед нашествием нескольких тысяч англичан. Таким же образом многие феллахские народы Древней Земли захватывались и поглощались другими народами, долгое время не возрождаясь, и это длилось до тех пор, пока их косные понятия не разбивались в самой своей основе осознанием того, что в жизни существует гораздо больше ценностей, чем те, что внушили им их дубовые системы.

Райимяне были особенно уязвимы. Их метод общения, хотя он и был уникален и великолепен, позволял с легкостью подвергать их влиянию. Снова и снова Гроувнор повторял свое воззвание, каждый раз добавляя по одному пункту:

«Измените изображения, которые вы использовали против находящихся на корабле, а потом уберите их совсем. Измените изображения, чтобы те, на кого они направлены, могли расслабиться и уснуть… потом уберите их… Ваша дружеская акция причинила большой вред. Мы тоже настроены к вам дружески, но ваш способ проявления дружеских чувств причиняет нам зло».

У него было смутное представление о том, сколько времени он воздействовал на эту огромнейшую нервную систему. Он полагал, часа два. Но сколько бы времени ни прошло, все исчезло, как только выключатель энцефалорегулятора автоматически прервал связь между ним и изображением на стене его отдела.

Совершенно неожиданно он обнаружил себя в привычной обстановке. Он посмотрел на то место, где должно было находиться изображение, — его там не было. Гроувнор быстро взглянул на Кориту. Археолог, скорчившись, крепко спал в своем кресле.

Гроувнор резко выпрямился — он вспомнил приказы, которые передавал. В результате все люди на корабле должны были спать.

Задержавшись лишь для того, чтобы разбудить Кориту, Гроувнор выскочил в коридор. На ходу он повсюду видел лежащих в бессознательном состоянии людей, но стены были чистые. Пока он бежал к контрольному пульту, ему не встретилось ни одного изображения.

Войдя в контрольный пункт, он не без усмешки переступил через тело спящего капитана Лича. Со вздохом облегчения он включил рубильник, питающий экран внешнего вида.

Не прошло и минуты, как Эллиот Гроувнор уже сидел в кресле пилота, меняя курс «Космической гончей».

Прежде чем покинуть контрольный пункт, он поставил ограничитель на руль управления сроком на десять часов. Это было предосторожностью на случай, если кто-нибудь из экипажа очнется не в лучшем настроении. Затем он поспешил в коридор и принялся оказывать помощь пострадавшим.

Все его пациенты были без сознания, так что об их состоянии он мог только догадываться. Действовал он уверенно.

При затрудненном дыхании, шоке вводил плазму крови. Впрыскивал болеутоляющие средства, если видел опасные ранения, и прикладывал быстродействующие целебные мази на ожоги и раны. Семь раз — теперь уже с помощью Кориты — он погружал на тележки тела убитых и бегом отправлял их в реанимационные кабины. Четверых удалось вернуть к жизни, но даже после этого остались тридцать два трупа, которых, как заключил Гроувнор, не стоило даже пытаться оживлять.

Они все еще занимались ранеными, когда один из техников-геологов проснулся, лениво зевнул, и внезапно его лицо исказил ужас. Гроувнор понял, что к нему вернулась память, и с тревогой следил за подходившим. Геолог озадаченно переводил взгляд с Гроувнора на Кориту и наконец предложил:

— Вам чем-нибудь помочь?

Вскоре помощников стало с десяток, если не больше. Сосредоточенно, молча включились они в работу, и лишь изредка брошенный взгляд или слово указывали на то, что они не забыли охватившего их безумия и теперь осознавали, как дорого оно обошлось.

Гроувнор не заметил, как подошли капитан Лич и Мортон. Он увидел их, когда они уже разговаривали с Коритой. Корита покинул помещение, а они пригласили Гроувнора на совещание в контрольный пункт. Мортон молча похлопал его по плечу. Гроувнор пытался понять, помнят ли они о случившемся: гипноз нередко сопровождался спонтанной амнезией. А если они ничего не помнят, объяснить происходившее на корабле будет совсем нелегко.

Однако он вздохнул с облегчением, когда капитан Лич проговорил:

— Мистер Гроувнор, вспоминая обрушившееся на нас бедствие, мы с мистером Мортоном поражаемся вашей попытке заставить нас понять, что мы стали жертвами атаки извне. Мистер Корита только что рассказал нам, как вы действовали. Я бы очень хотел, чтобы вы поделились со всеми руководителями отделов своими впечатлениями обо всем случившемся.

На подобное сообщение потребовалось больше часа. Когда Гроувнор закончил, один из слушателей сказал:

— Уж не хотите ли вы убедить нас в том, что это была попытка наладить с нами дружеские отношения?

Гроувнор согласно кивнул:

— Боюсь, что именно так оно и было.

— То есть вы считаете, что мы не смогли бы расправиться с ними, разбомбить их ко всем чертям?

— Ни к чему хорошему это не привело бы, — твердо заявил Гроувнор, — Вот навестить их и наладить с ними более тесный контакт мы могли бы.

— Это заняло бы слишком много времени, — поспешил возразить капитан Лич. — Потребовалось бы преодолеть огромное расстояние, — и он кисло добавил: — Да и цивилизация эта скорее всего серенькая.

Гроувнор заколебался, но не успел он сказать и слова, как вмешался Мортон:

— Что вы на это скажете?

— Полагаю, что командир имеет в виду отсутствие механических средств. Однако живые организмы могут испытывать удовлетворение и от того, что не имеет отношения к машинам: вкусная еда и питье, дружеские и любовные связи. Я склонен предположить, что этот птичий народ находит эмоциональную разрядку в общих мыслях и в способе размножения. Было время, когда у человека было немногим больше этого, и тем не менее он называл это цивилизацией; и в те времена, как и сейчас, были великие люди.

— И все же вы говорите, — сказал физик фон Гроссен вкрадчиво, — что не колеблясь нарушили их образ жизни.

Гроувнор сохранял хладнокровие.

— Глупо жить обособленным миром и им, и нам, людям. Я всего лишь разрушил их сопротивление новым идеям, чего мне, к великому сожалению, никак не удается добиться здесь, на борту корабля.

Несколько человек неловко рассмеялись, и совещание подошло к концу. Когда все стали расходиться, Гроувнор заметил, что Мортон беседует с Йеменсом, единственным сотрудником химического отдела, который присутствовал на совещании. Химик — теперь уже заместитель Кента — хмурился, несколько раз отрицательно качал головой. Потом что-то долго говорил, а затем они с Мортоном пожали друг другу руки.

Директор подошел к Гроувнору и тихо сообщил:

— Химики вынесут свое оборудование из вашего помещения в течение двадцати четырех часов при условии, что об этом инциденте будет забыто. Мистер Йеменс…

— Что думает об этом сам Кент? — перебил его Гроувнор.

Мортон немного помолчал.

— Он надышался газом, — произнес он наконец, — и несколько месяцев проведет в постели.

— Но, — сказал Гроувнор, — это значит, что выборы пройдут без него.

Снова Мортон ответил не сразу.

— Да, без него. Это значит, что победа на выборах будет за мной, так как не будет никакой оппозиции — претендентов, кроме Кента, нет.

Гроувнор молчал, думая о последствиях. Приятно было сознавать, что Мортон останется во главе администрации. Но что делать с теми, кто поддерживал Кента, а теперь будут разочарованы?

Он хотел поделиться своими сомнениями, но Мортон опять опередил его.

— Хочу просить вас об одной услуге, мистер Гроувнор. Я убедил мистера Йеменса, что неразумно поддерживать Кента в его нападках на вас. Во имя сохранения мира прошу вас хранить молчание. Не предпринимайте попыток закрепить свою уже одержанную победу. Если вас будут спрашивать, говорите, что происшедшее просто несчастный случай, но сами разговоров на эту тему не заводите. Вы обещаете мне это?

Гроувнор согласно кивнул.

— Позвольте мне кое-что предложить вам? — сказал он не очень уверенно.

— Прошу вас.

— Почему бы не оставить имя Кента в бюллетенях для голосования?

Мортон, прищурившись, изучал его. Казалось, он был в некотором замешательстве. Наконец он произнес:

— Я никак не ожидал услышать от вас подобное предложение. Да и мне самому, по совести говоря, вовсе не хочется способствовать популярности Кента.

— Не Кента, — возразил Гроувнор.

На этот раз Мортон замолчал надолго. В конце концов он медленно проговорил:

— Пожалуй, это ослабит напряженность, — видно было, что Мортон насилует себя.

— Ваше мнение о Кенте, похоже, совпадает с моим, — предположил Гроувнор.

Мортон грустно усмехнулся.

— На корабле есть немало людей, которых я предпочел бы видеть в роли директора, но ради сохранения мира я последую вашему совету.

Они расстались. Гроувнор ушел с чувством куда более сложным, чем раньше. То, чем на сей раз завершилась атака Кента, его не устраивало. В освобождении отдела от химиков он не видел победы, тем более что это была не битва, а просто склока. И все же он понимал, что это лучше мелкой потасовки, которой все могло закончиться.

 

Этюд в алых тонах

1

Икстл неподвижно распростерся в беспредельном ночном пространстве. Время медленно ползло в вечность, и космос застыл в своем непроницаемом мраке. Через эту необъятность холодно взирали на него мутные пятнышки далекого света. Каждое — он это знал — было галактикой, полной ярких звезд, которые бесконечное расстояние превратило в водоворот светящейся туманности. Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, вечно обращающихся вокруг своих родных солнц. Так давным-давно и на его древней планете Глор жизнь выбралась из первобытных болот и текла, пока космический взрыв не разнес его могущественную расу и не вышвырнул его тело в межгалактические глубины.

Он жил; в этом заключалась его личная катастрофа. Пережив катаклизм, его почти неподвластное смерти тело поддерживало свое жалкое существование благодаря энергии света, пронизывающей весь космос и само время. Мысль его постоянно возвращалась к одному — к надежде: надежде на один-единственный шанс из дециллиона, что он снова окажется в какой-нибудь галактике. И уж совсем бесконечно малой величиной выражалась надежда попасть на какую-нибудь планету и найти там подходящего гуула.

Повторяясь миллиард раз, теперь эти мысли стали частью его самого. Словно перед ним прокручивали одну и ту же картину. Вместе с далекими, тоненькими лучиками света она составила тот мир, в котором он существовал. Он стал забывать, что его тело обладало широчайшим диапазоном чувствительности. Века назад она простиралась практически безгранично, но теперь, когда таяли его силы, ни один сигнал, возникший на расстоянии более нескольких световых лет, не доходил до него.

Он уже ничего не ждал и поэтому едва уловил появление корабля. Энергия, плотность — материя! Его вялое сознание с трудом обратилось к смыслу происходящего. Но даже это отозвалось болью, похожей на боль в мышцах, если после долгого бездействия вдруг перейти к активным движениям.

Боль прошла. Исчезла мысль. Мозг снова погрузился в многовековой сон. Он снова жил в своем мире безнадежности и мутных световых пятен в черноте пространства. Эта идея об энергии и материи — не более как вечно повторяющийся сон. И лишь отдаленный уголок его сознания, еще сохранивший способность к анализу, наблюдал за сигналами, сравнивая их с давно забытыми образами и ощущениями, медленно всплывавшими из глубин бездействовавшего веками мозга.

Но вот снова, сильнее, острее, потревожил его сознание все тот же сигнал. Его распростертое в пространстве тело невольно вздрогнуло. Четыре руки раскинулись, а четыре ноги с силой сложились, словно перочинный нож. Среагировали мышцы. Его широко открытые, будто удивленные глаза обрели осмысленное выражение. Вернулось к жизни давно невостребованное зрение. Та часть нервной системы, что контролировала все поле его восприятия, как будто лишилась равновесия. Громадным усилием воли он перенес ее контроль с миллиардов кубических миль пустоты на то, чтобы определить область, где сосредоточился источник возбуждения.

Пока он пытался определить место сгустка материи, объект переместился на большое расстояние. И тут Икстл впервые подумал о нем как о корабле, летящем из одной галактики к другой. Было мгновение дикого страха, что корабль выйдет за границы его чувствительного поля и контакт будет утрачен навсегда, прежде чем он сможет что-либо предпринять.

Он слегка расширил поле своего наблюдения и теперь уже не сомневался в присутствии незнакомой материи и энергии. На этот раз он решил не упускать их. То, что было его полем восприятия, сконцентрировалось в пучок энергии, всей энергии, какую только могло собрать его ослабленное тело.

Точно направленный пучок энергии извлекал огромное количество энергии из корабля. Энергии оказалось в миллионы раз больше, чем он мог уместить в себе. Ему пришлось отклонить ее поток от себя, разрядить в пространство и во тьму. Но, подобно чудовищной пиявке, преодолевая расстояние в четыре… семь… десять световых лет, он высасывал энергию большого корабля.

После бесчисленных веков жалкого существования, когда он полностью зависел от скудных инъекций далеких световых лучей, он даже не осмеливался овладеть этой колоссальной мощью. Безбрежный космос жадно вбирал в себя отброшенный им поток энергии, будто его вообще не было. Но даже та малость, которую он поглотил, мгновенно вернула жизнь его телу. С дикой яркостью представились ему открывающиеся перед ним возможности. И он неистово принялся перестраивать свою атомную структуру, а затем бросил себя вперед и понесся вдоль пучка.

Далеко от него корабль — он мгновенно восстановил утраченную энергию — продолжал свой полет и проплыл мимо, все ускоряя свое движение. Он удалился на световой год… потом на второй… на третий. Страшное отчаяние охватило Икстла, когда он понял, что корабль вот-вот уйдет, несмотря на все его усилия. И вдруг…

Корабль встал. Мгновенно. Остановился на полном ходу. Только что он убегал от Икстла со скоростью многих световых лет в день — и вдруг завис в пространстве. Он был на огромном расстоянии от Икстла, но оно больше не увеличивалось.

Икстл догадывался о причине остановки. Там, на борту корабля, почувствовали его вмешательство и остановились, чтобы разобраться в происходящем. Их метод моментально сбрасывать ускорение свидетельствовал о чрезвычайном развитии науки, хотя секрет его был ему непонятен. Существовало несколько способов решения этой проблемы. Сам он намеревался остановиться, обратив огромную скорость в электронный процесс внутри собственного тела. На такое преобразование потребуется совсем немного энергии. В результате в каждом атоме электроны станут обращаться чуть быстрее — совсем чуть-чуть — и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на микроуровне.

Осуществив все это, он почувствовал, что находится совсем близко от корабля.

А потом произошла целая вереница событий, которые последовали слишком быстро, чтобы успеть их обдумать. Корабль окружил себя непроницаемым энергетическим экраном. Такая концентрация энергии автоматически отключила действие механизмов, которые Икстл установил в своем теле. Это остановило его в долю микросекунды, прежде чем он осознал случившееся. От корабля его отделяло не более тридцати миль.

На фоне черного пространства корабль казался сверкающей точкой. Защитный экран по-прежнему окружал его, и у Икстла не оставалось ни малейшей надежды проникнуть внутрь. Он предположил, что какие-то чувствительные приборы зафиксировали его приближение и они там, на борту, решили, что это снаряд, и включили защитный экран.

Икстл приблизился к едва видимому барьеру и остановился в нескольких ярдах от него. Потеряв последнюю надежду реализовать свои замыслы, он жадно вглядывался в корабль. Не больше пятидесяти ярдов отделяло его от черного металлического чудовища, сверкающего бриллиантами световых точек. Космический корабль подобно огромному драгоценному камню плавал в черно-бархатной тьме, неподвижный, но живой, живой до ужаса. Он вызывал ностальгию и видения тысяч далеких планет с неукротимой, бурной жизнью. И это видение вернуло Икстлу утраченные было надежды. И — несмотря на первоначальное разочарование — он воспрянул.

До этого мига он тратил столько физических усилий, что не успел задуматься о том, что могло означать достижение цели. Его сознание, отчаявшееся за века одиночества, билось в исполинских тисках. Его руки и ноги пламенели, скручиваясь и изгибаясь в свете иллюминаторов. Рот, похожий на глубокую рану на карикатурном подобии человеческой головы, выпускал белые шарообразные льдышки, которые уплывали в пустоту. Надежда настолько возросла в нем, что вытеснила все другие мысли. Как сквозь дымку, он видел, что на металлическом корпусе корабля появилось вздутие. Оно превратилось в огромную дверь, которая отошла в сторону. Через нее хлынул поток света.

Какое-то время ничего больше не происходило. Потом появились с дюжину двуногих существ. На них были полупрозрачные скафандры, и они то ли тащили за собой, то ли перемещались на больших аппаратах. Скоро эти аппараты расположились вокруг небольшого участка на поверхности корабля. Языки пламени казались небольшими, но их поразительная яркость свидетельствовала о необычайно высокой температуре или о титанической мощи других видов излучения. Было очевидно, что ведутся срочные ремонтные работы.

В неистовстве Икстл обследовал экран, отделявший его от корабля. Но слабых мест в нем не оказалось. Энергия, питающая экран, была слишком мощной. Он ничего не мог ей противопоставить. Почувствовав это еще на расстоянии, теперь он убедился в этом непосредственно.

Работы — Икстл видел, как они сняли толстую секцию внешней обшивки и заменили ее новой, — закончились так же быстро, как и начались. Шипящее пламя сварки погасло, и агрегаты отвели от стенки и спустили в отверстие. Двуногие существа скрылись следом за ними. Широкая, ребристая поверхность корабля стала такой же пустынной, как космос вокруг.

Шок от происшедшего едва не лишил Икстла разума. Он не мог позволить им уйти от него сейчас, когда вся Вселенная раскрывалась перед ним — всего лишь в нескольких ярдах. Он вытянул вперед руки, словно хотел удержать корабль. Медленные, ритмичные удары отдавались болью во всем его существе. Мозг был ввергнут в черную яму отчаяния.

Большая дверь мягко повернулась. Один из двуногих проскользнул в узкое отверстие и побежал к месту ремонта. Он что-то поднял там и поспешил обратно, к открытому воздушному шлюзу. Он немного не дошел до него, когда увидел Икстла.

Существо замерло в какой-то странной, неустойчивой позе. В свете иллюминаторов его лицо было ясно видно за прозрачным скафандром: округлившиеся глаза и открытый рот. Потом он как бы спохватился, губы его быстро задвигались. Не прошло и минуты, как дверь снова полностью открылась и через нее выплыли несколько существ, которые стали рассматривать Икстла. По-видимому, последовала дискуссия, так как губы существ шевелились не одновременно.

В конце концов из шлюза выплыла клетка с металлическими прутьями. На клетке сидели двое, скорее всего управлявшие ею. Икстл догадался, что его хотят изловить.

Как ни странно, он не почувствовал подъема. Напротив, было ощущение, будто он принял наркотик, такая тяжесть вдруг навалилась на него. В страхе он попытался сбросить с себя оцепенение. Он должен быть настороже, если хочет, чтобы его раса, которая овладела в своем развитии почти универсальными знаниями, возродилась.

2

— Черт побери, да разве что-то может жить в космосе, вдали от всех галактик?

Напряженный до неузнаваемости голос прозвучал в скафандре Гроувнора.

Вместе с другими он стоял возле шлюза. Ему показалось, что этот вопрос заставил вышедших наружу людей ближе сбиться в кучку. Но ему даже такой близости показалось мало. Пожалуй, впервые с начала их путешествия необъятность вселенской тьмы так глубоко потрясла его. Он слишком часто смотрел на нее изнутри корабля, что стал к ней безразличен. Но сейчас он внезапно осознал, что самые далекие звезды из тех, на которых побывал человек, не более чем булавочные головки по сравнению с этой тьмой, простиравшейся на миллиарды миллиардов световых лет во всех направлениях.

Испуганное молчание прервал голос директора Мортона.

— Вызываю Ганли Лестера. Ганли Лестер…

После короткой паузы послышалось:

— Да, директор?

Гроувнор узнал голос главы астрономического отдела.

— Ганли, — сказал Мортон, — тут имеется кое-что для ваших астроматематических мозгов. Рассчитайте, пожалуйста, коэффициент случайности того, что двигатели «Гончей» занесли нас именно в ту точку пространства, где болтается эта тварь. Даю вам несколько часов.

Это было характерно для Мортона — дать возможность другому покопаться там, где он сам был большим докой.

Астроном засмеялся, потом серьезно заявил:

— Тут расчеты ни при чем. Нужна совершенно иная система понятий, чтобы описать математически данный случай. То, что произошло, с точки зрения математики просто невозможно. Мы имеем корабль, напичканный людьми и всякой всячиной. Он остановился на полпути между двумя галактиками, чтобы произвести ремонтные работы, и первый раз за все время нашего полета на поверхность нашего островка-вселенной направляются люди. И вот, подчеркиваю, эта крошечная частичка материи пересекается в своем полете с другой, еще меньшей частичкой. Но это невозможно, если только весь космос не кишит вот такими существами.

Гроувнору показалось, что у него есть лучшее объяснение. Хотя и не явно, но эти два события имели одну причину. И результат. Большая дыра в стене аппаратной. Поток энергии, хлынувший в пространство. Необходимость остановки для ремонта… Он уже было открыл рот, чтобы предложить свою версию, но передумал. Существовал здесь и еще один фактор: фактор сил и возможностей этих сил в данном конкретном случае. Какие силы должны понадобиться, чтобы за считанные минуты опустошить всю емкость атомного реактора? Он наскоро подсчитал эту мощность и покачал головой. Число было таким немыслимым, что гипотеза, которую он собирался изложить, отпала сама собой. Тысяча керлов не справилась бы с таким количеством энергии, а это означало, что здесь мы имеем дело не с отдельными индивидуумами, а с механизмами.

— Для встречи с такой тварью нам неплохо было бы обзавестись войсковым соединением, — сказал кто-то.

Дрожь в голосе говорившего отражала те же чувства, что испытывал сам Гроувнор. То же передалось и другим, поэтому, когда заговорил директор Мортон, в его тоне чувствовалось желание успокоить людей:

— Обычный кроваво-красный дьявол из кошмарного сна, конечно, страшный, как смертный грех, но, возможно, настолько же безвредный, насколько смертельно опасной была наша прелестная киса. Смит, что вы об этом думаете?

Долговязый биолог был предельно логичен.

— У этого типа, насколько я могу судить, есть руки и ноги, признаки обычного планетарного развития. Если он разумен, то проявит себя, как только мы посадим его в клетку, иными словами, изменим среду обитания. Это может быть старый почтенный мудрец, медитирующий в тиши космоса, где ничто не отвлекает его. А может, это молодой убийца, приговоренный к ссылке, изнывающий от желания вернуться в свою цивилизацию и там закончить свои дни.

— Я бы хотел, чтобы сюда вышел Корита, — проговорил Пеннон. Главный инженер, как всегда, был спокоен и практичен. — Он ведь сразу сообразил, что представляет собой наша киса и…

— Корита у коммуникатора, мистер Пеннон, — как всегда четко и ясно прозвучал голос японского археолога. — Я слушал ваши споры и должен сказать, что образ существа, который я вижу на экране коммуникатора, поразил меня так же, как и большинство из вас. Но боюсь, мои выводы на основе теории циклического развития будут беспочвенны и опасны. В случае с кисой у нас перед глазами была покинутая планета, почти лишенная пищи, к тому же о многом позволяла судить архитектура разрушенного города. Теперь же мы столкнулись с существом, обитающим в космическом пространстве, откуда до ближайшей планеты по меньшей мере четверть миллиона световых лет. У него нет ни пиши, ни средств передвижения… Я полагаю, что убирать защитный экран не следует, надо проделать в нем отверстие, достаточное, чтобы протащить клетку. Когда это существо окажется в клетке, понаблюдайте за ним — не упуская ни единого движения. Сделайте рентгеновские снимки его внутренних органов, способных работать в космическом вакууме. Узнайте о нем все, чтобы известно было, что мы берем на борт корабля. Не надо убивать его, но нельзя допустить и того, чтобы он убивал нас. Самые тщательные меры предосторожности прежде всего.

— Разумно, — подытожил Мортон и принялся отдавать приказания.

Из корабля наружу извлекли самую разную аппаратуру и установили на гладкой изогнутой поверхности. Только массивную флюорокамеру прикрепили к клетке.

Гроувнор с чувством тревоги следил, как Мортон отдает последние приказания водителям автоклетки.

— Откройте дверцу на всю ширину, — командовал Мортон, — и опустите клетку на зверя. Не давайте ему хвататься за прутья.

Гроувнор подумал: «Или сейчас, или никогда. Раз у меня имеются возражения, я должен их высказать».

Но сказать было нечего. Разве что описать смутные сомнения. Он мог довести до логического конца высказывание Ганли Лестера, подтвердив, что происшедшее не является случайностью. Больше того, мог высказать предположение, что целый корабль этих красных дьяволоподобных существ, возможно, затаился и поджидает поодаль, когда возьмут на борт их собрата.

Но факт оставался фактом: все предосторожности против подобных случайностей были предусмотрены и меры приняты. Если вражеский корабль где-то и был, то небольшое отверстие в защитном экране — слишком маленькая мишень для его пушек. Ну, опалят немного наружную оболочку, сам же корабль не пострадает. И врагам станет ясно, что действия его напрасны. Они обнаружат, что против них выступает прекрасно вооруженное и оснащенное судно, населенное людьми, готовыми вести борьбу до беспощадного конца. И, дойдя в своих рассуждениях до этого пункта, Гроувнор решил промолчать.

Опять заговорил Мортон:

— Может быть, у кого-нибудь есть замечания?

— Есть, — это был голос фон Гроссена. — Я сам хочу как следует изучить этого монстра. Это означает, что мне понадобится неделя или месяц.

— Вы предлагаете нам, — сказал Мортон, — сидеть здесь, в космосе, пока наши эксперты будут изучать чудовище?

— Да, — сказал физик.

Мортон помолчал, потом медленно проговорил:

— Я должен обсудить это со всеми, фон Гроссен. Наша экспедиция исследовательская. Мы оснащены таким образом, что можем брать на борт образцы тысячами. Как ученых нас интересует все, до последней мелочи. Но я абсолютно уверен, что, если ради изучения каждого нового образца мы по месяцу будем торчать на одном месте, прежде чем взять его на борт, наше путешествие вместо пяти-шести лет затянется на пять столетий. Прошу не рассматривать это как мое личное возражение: каждый образец должен быть изучен, чтобы отнестись к нему соответственно.

— Я считаю, — твердо проговорил фон Гроссен, — что тут надо хорошо подумать.

— Будут ли еще возражения? — осведомился Мортон. Поскольку все молчали, он спокойно сказал: — Ладно, ребята, пойдите и возьмите его!

3

Икстл ждал. Калейдоскоп воспоминаний обо всем, что он когда-либо знал, о чем думал, вращался у него в голове. В памяти возникла его родная планета, погибшая много столетий назад. Воспоминания вызвали гордость за свой народ и все нарастающее презрение к этим двуногим, которые явно собирались захватить его в плен.

Он вспомнил время, когда его народ, преодолев пространство, стал контролировать движение целых солнечных систем. Это было до того, как они стали вообще обходиться без космических путешествий и вели спокойный образ жизни, создавая красоту из сил природы, в экстазе растягивая сам процесс творения.

Между тем клетка определенно направлялась прямо к нему. Она успешно преодолела отверстие в энергетическом экране, которое мгновенно затянулось за ней. Все было проделано мастерски. Он не смог бы воспользоваться дырой в экране, если бы даже захотел, за краткий миг ее существования. Но это не входило в его планы. Ему следовало быть предельно осторожным и ни одним движением не выдать враждебности, пока он не очутится внутри корабля. Сооружение с решеткой медленно надвигалось на него. Двое существ, что управляли ею, были предельно внимательны и настороже. У одного из них в руках было оружие. Икстл почувствовал, что оно с атомным зарядом. Это внушало уважение, но одновременно несло на себе отпечаток ограниченности. Здесь оно могло им пригодиться, но внутри корабля они не посмеют пользоваться им.

Цель прояснялась все четче: попасть на борт корабля! Проникнуть внутрь!

Когда он решился окончательно, зияющая пасть клетки захлопнулась. Икстл схватился за прут и прильнул к нему, чувствуя головокружение. Материальность ограждения давала отдых сознанию. Итак, он спасен! В нем взыграли и разум, и его физические способности. Свободные электроны высвобождались из хаотической пляски внутри атомной структуры его тела и с поспешностью искали соединения с другими системами. Он был спасен после миллионов лет отчаяния. И его свобода материальна. Он впредь не будет игрушкой отдаленных галактик с их притяжением, которому он не мог противиться. Теперь, защищенный оболочкой, он сможет передвигаться в любом нужном ему направлении. И такого колоссального успеха он достиг, всего лишь дождавшись вожделенной клетки.

В то время как он прижимался к решетке своей тюрьмы, она постепенно приближалась к поверхности корабля. Защитный экран раздвинулся, как только они приблизились к нему, и тут же сомкнулся вслед за ними. Вблизи двуногие показались ему уж совсем тщедушными. Необходимость в скафандрах свидетельствовала о их неспособности адаптироваться к чуждой среде, а это означало, что физически они находятся на самом низком уровне эволюции. Тем не менее недооценивать их научные достижения было бы глупо. Они явно обладали острым умом, способным создавать мощнейшие машины. Вот и на поверхности корабля находится сложная аппаратура, по-видимому, с ее помощью они намерены обследовать его. Но тогда они разгадают его намерения, обнаружат драгоценные предметы, спрятанные у него в груди, и в какой-то мере получат представление о его возможностях. Он не мог допустить никаких обследований.

Икстл заметил, что некоторые из существ имеют при себе не один, а два вида оружия. Они были приторочены к рукавам скафандров. Одно из них было атомным — это он уже определил. Изучив второе, он понял, что оно вибрационное.

Как только клетку установили в наспех оборудованной наружной лаборатории, сквозь решетку просунулся объектив камеры. Для Икстла это послужило сигналом. Он легко взмыл к потолку клетки. Зрение его обострилось до такой степени, что стало работать на волнах любой частоты. Там он тотчас увидел источник энергии у вибратора — яркое пятно в пределах досягаемости.

Он мгновенно выбросил вперед руку с восемью похожими на скрученную проволочку пальцами, коснулся металла, прошел сквозь него — и вот его рука уже сжимает вибратор, который он вытащил из кобуры у одного из операторов, что находился на клетке.

Икстл не стал менять его атомную структуру, как перед этим изменил структуру своей руки. Было важно, чтобы существа не поняли, кто стрелял. Напрягшись, дабы удержаться в своем неловком положении, он прицелился в камеру и в группу людей позади нее и нажал на спуск.

И тут же одним молниеносным движением освободился от вибратора, вернул в клетку руку и опустился на пол. Страх прошел.

В флюорокамере срезонировала молекулярная энергия и распространила свое действие и на другую аппаратуру временной лаборатории. Чувствительная пленка пришла в негодность — ее надо было менять; измерительные приборы — проверить, да и каждую машину пробовать на всех режимах. Возможно, придется заменить всю аппаратуру. Но самое замечательное — все так получилось, что двуногие примут это за несчастный случай.

Гроувнор услышал брань в коммуникаторе и с облегчением сообразил, что и другие, как и он сам, приходят в себя после причиняющего острую боль действия вибратора. Скафандры лишь отчасти ослабили его действие. Понемногу он снова видел металлическую площадку, на которой стоял, а за нею, за небольшим гребешком — бесконечный космос, темную, непроницаемую, невообразимую бездну. Увидел он и смутные очертания клетки.

— Прошу прощения, директор, — извиняющимся тоном произнес один из операторов, что находился на клетке. — Вероятно, у меня вибратор сорвался с ремня и при падении разрядился.

— Директор, это объяснение не годится — здесь отсутствует вертикальное притяжение, — поспешил вмешаться Гроувнор.

— Верно замечено, Гроувнор. Может быть, кто-нибудь видел, как это случилось? — откликнулся Мортон.

— Может, я случайно стукнул по нему, — снова взял на себя вину хозяин вибратора.

Что-то лопотал Смит. Это звучало примерно так: «Чумы на вас нет… рожа вас возьми… страбиэмия…» Остального Гроувнор не разобрал, понял только, что, видно, такая у биолога манера выражаться в гневе. Но вот Смит медленно выпрямился и уже внятно проговорил:

— Минуточку, дайте-ка мне припомнить, что я видел. Я стоял вот здесь, на линии огня… Ага, а вон там я перестал трястись, — его голос становился все увереннее. — Голову на отсечение не дам, но, перед тем как вибратор поразил меня, тварь двигалась. Мне кажется, она подпрыгнула к потолку. Допускаю, было слишком темно и то, что я видел, виделось смутно, но… — Он не успел закончить.

— Крейн, осветите клетку, посмотрим, кого мы поймали, — приказал Мортон.

Вместе со всеми Гроувнор повернулся к клетке, когда поток света обрушился на скорчившегося на полу Икстла. Все замерли в молчании, пораженные увиденным. Алый блеск металлического тела-цилиндра, глаза как горящие угли, похожие на проволоку пальцы рук и ног, весь его кроваво-красный отвратительный облик чудовища были пугающими.

— Возможно, он и красавец, но не для нас, — послышался в коммуникаторе шепот Зайделя.

Вымученная шутка несколько развеяла охвативший всех ужас. Кто-то сказал сдавленным голосом:

— Если жизнь — это эволюция и единственная цель ее — целесообразность, то как может существо, обитающее в открытом космосе, иметь хорошо развитые руки и ноги? Интересно было бы взглянуть на его внутреннее устройство, но что делать, — камера вышла из строя. Вибрация, конечно, повредила линзы, а уж пленки наверняка засвечены. Не принести ли мне другую камеру?

— Не-е-ет, — не очень уверенно возразил Мортон, но продолжил уже более жестко: — Мы и так потеряли массу времени. В конце концов, разве мы не можем воспроизвести условия космического вакуума в лаборатории внутри корабля и заняться там незнакомцем, продолжая с наибольшей скоростью свой путь?

— Прикажете понимать, что вы игнорируете мое предложение? — Это был фон Гроссен, физик. — Вы еще вспомните, что это я советовал вам хотя бы неделю заняться исследованием этого зверя здесь, на поверхности корабля, прежде чем принимать решение взять его на борт.

Мортон подумал, потом спросил:

— Есть еще возражения? — В его словах слышалась озабоченность.

— Мне кажется, не нужно кидаться из одной крайности в другую, — вмешался Гроувнор. — То чрезвычайные предосторожности, то вообще никаких.

— Кто еще? — спокойно спросил Мортон. Ответа не последовало, и он прибавил: — Смит?

— Совершенно очевидно, — сказал Смит, — что рано или поздно мы возьмем его на корабль. Нельзя забывать, что существо, приспособившееся к жизни в космосе, представляет собой особый интерес — ничего подобного мы с вами не встречали. Даже кот, которому одинаково подходили и хлор, и кислород, все же нуждался в тепле. Холод и отсутствие гравитации в космосе были для него смертельны. Если, как мы подозреваем, эта тварь по своей природе не является обитателем космоса, наш долг выяснить, почему и как она в нем оказалась.

Мортон хмуро смотрел на всех.

— Кажется, нам придется голосовать. Можно дополнительно усилить клетку металлом и создать защитный экран. Как по-вашему, фон Гроссен, этого будет достаточно?

— Это разумно, — согласился фон Гроссен. — Но прежде нам еще многое надо обсудить.

Мортон рассмеялся.

— Раз уж мы снова отправляемся в путь, вы и все, кто захочет, можете обсуждать все «за» и «против» хоть до самого конца полета, — и он снова спросил: — Есть еще возражения?

Гроувнор покачал головой:

— Экран — вещь убедительная, сэр.

Мортон еще раз предложил:

— Все, кто против, высказывайтесь, — никто не откликнулся, и тогда он обратился к операторам: — Подайте клетку сюда, чтобы можно было подготовить ее к установке экрана.

Когда заработали моторы, Икстл почувствовал легкую пульсацию в металле. Он увидел, как двинулась клетка. Приятное покалывание все сильнее пронизывало тело, отвыкшее от внешних воздействий. Но это подавило его разум. Когда Икстл смог нормально мыслить, неожиданно для себя он обнаружил, что пол клетки оказался над его головой, а сам он — на жестком покрытии космического корабля.

Сообразив, что произошло, он с рычанием поднялся на ноги. Все случилось потому, что после выстрела из вибратора он забыл вернуть структуру своего тела в первоначальное состояние, и теперь оно просочилось сквозь пол клетки.

— Бог мой! — севшим голосом воскликнул Мортон, едва не оглушив Гроувнора.

Алой молнией Икстл метнулся по непроницаемой для него поверхности корабля к входному шлюзу. И ринулся в него. Его тело просочилось еще через две внутренние двери. И он оказался в конце длинного, ярко освещенного коридора в полной безопасности, по крайней мере пока. В грядущей борьбе за корабль у него будет очень важное преимущество, не говоря уже о его полном превосходстве над этими двуногими. Его противники и не догадывались, какая смертельная опасность таится для них в его планах.

4

Прошло двадцать минут. Гроувнор сидел в помещении контрольного пункта, наблюдая за тем, как Мортон с капитаном Личем тихо обсуждают что-то, расположившись на одном из ярусов напротив пульта. Помещение было забито людьми. За исключением охраны, расставленной по всем ключевым пунктам корабля, всем было приказано присутствовать на совещании. Судовая команда и офицеры, руководители научных отделов и их подчиненные, представители администрации и технические работники — все собрались либо в зале, либо в прилегающих к нему коридорах.

Прозвенел звонок. Стал стихать гул разговоров. Еще раз прозвенел звонок — разговоры умолкли. Вперед вышел капитан Лич.

— Джентльмены, — начал он, — проблем не уменьшается, не так ли? Мне начинает казаться, что мы, военная косточка, до сих пор недооценивали ученых. Я думал, что сидят они в своих лабораториях и их не касаются никакие тревоги и опасности. И вот до меня дошло, что ученые нарываются на беду там, где ее просто и не было, — он немного помолчал, потом продолжал в том же суховатом и насмешливом тоне: — И мы с директором Мортоном пришли к заключению, что на сей раз проблема занимает не только военных. До тех пор, пока эта тварь на свободе, каждый из нас должен стать сам себе полицейским. Будьте всегда при оружии, ходите парами или группами — чем вас больше, тем лучше, — он остановился и осмотрел аудиторию, потом мрачно продолжил: — Было бы глупо полагать, что сложившаяся ситуация не грозит нам или хотя бы некоторым из нас гибелью. Это могу быть я. Может быть любой из вас. Надо быть к этому готовым и смириться с неизбежным. Но если кто-то повстречается с этой безумно опасной тварью, сражайтесь не на жизнь, а на смерть. Погибая, постарайтесь утащить на тот свет и ее — не страдайте и не умирайте понапрасну. А теперь, — он повернулся к Мортону, — директор проведет обсуждение того, как использовать все научные возможности, которыми мы располагаем на корабле, против нашего врага. Мистер Мортон, прошу вас.

Мортон медленно вышел вперед. На фоне огромного пульта его большая, сильная фигура будто уменьшилась, тем не менее выглядел он внушительно. Директор пытливо посмотрел на лица сидящих перед ним людей, ни на ком особенно не остановив взгляда. Вероятно, по их выражению он просто старался составить представление об общем настроении. Начал он с того, что похвалил капитана Лича за его позицию, а затем сказал:

— Я проанализировал все случившееся и думаю, что могу честно сказать: никого, даже меня, нельзя винить за то, что это существо проникло на корабль. Как вы знаете, решено было доставить его на борт в окружении силового поля. Такая мера предосторожности устраивала всех наших даже самых дотошных оппонентов, но, к несчастью, мы не сделали этого своевременно, и это существо, по сути, попало на борт благодаря собственным способностям, которых мы не могли предвидеть, — он помолчал, снова напряженно вглядываясь в слушателей. — Но, возможно, у кого-то из вас было предчувствие? Пожалуйста, поднимите руку, если это так.

Гроувнор едва шею не свернул, но не увидел ни одной поднятой руки. Он откинулся на спинку кресла, но тут с испугом заметил, что серые глаза Мортона остановились на нем.

— Мистер Гроувнор, — проговорил он, — не снабдил ли вас некзиализм способностью предвидеть подобное?

— Нет, не снабдил.

— Благодарю вас.

Мортон был, по-видимому, удовлетворен, по крайней мере расспросов он не продолжил. Гроувнор уже давно заметил, что директор пытается оправдывать собственные действия. Это наводило на грустные размышления: раз существует такая необходимость, значит, обстановка на корабле не из лучших. Но Гроувнора особенно заинтересовало обращение Мортона к некзиализму как к последней инстанции.

— Зайдель, дайте нам психологическую оценку случившегося, — обратился Мортон к главному психологу.

— Чтобы нейтрализовать это существо, необходимо прежде всего хорошенько разобраться в том, что оно собой представляет. У него есть руки и ноги, и все же оно плавает в открытом космосе и остается живым. Оно позволяет посадить себя в клетку, зная при этом, что клетка для него не препона. Затем оно выскальзывает сквозь дно клетки, что очень глупо с его стороны, если оно не хочет, чтобы мы знали об этой его способности. Но не бывает так, чтобы разумное существо совершало ошибки, не имея на то причин, и тут есть основательная причина. Отталкиваясь от этой причины, мы сможем догадаться, например, о том, откуда оно происходит, и проанализировать, как оно оказалось здесь. Смит, откройте нам глаза на его биологическое устройство.

Поднялся долговязый и унылый Смит.

— Мы уже говорили о его планетарном происхождении. Безусловно, исключительным свойством является его способность жить в космосе, если это вообще результат эволюции. Я полагаю, что это представитель расы, которая решила для себя все биологические проблемы. И сейчас, когда мы приступаем к его поискам, зная, что оно может сбежать от нас сквозь любую стену, я со своей стороны могу посоветовать только одно: обнаружьте его и при первой возможности убейте.

— Э… — протянул Келли. Социологу было за сорок, из-под лысого черепа смотрели большие, умные глаза. — Э… любое существо, способное жить в космосе, в вакууме, становится хозяином Вселенной. Такие могут поселиться на любой планете, загадить целую галактику. Они могут стаями плавать в космосе. Но нам точно известно, что его раса пока не наводнила район нашей галактики. И над этим парадоксом стоит поразмыслить.

— Я не совсем вас понял, Келли, — перебил Мортон.

— Очень просто, э… раса, которая решила все проблемы биологического развития, должна быть намного старше человеческой. Ей ничего не стоит адаптироваться к любой окружающей среде. Согласно закону движения жизни эта раса будет стремиться захватить самые дальние пределы вселенной, к чему, собственно, стремится и человек.

— Тут есть противоречие, — возразил Мортон, — и оно, кажется, позволяет доказать, что эта тварь не такое уж сверхсущество. Корита, что по этому поводу говорит исторический опыт?

Японец пожал плечами, но встал и сказал:

— Боюсь, в данном случае я мало чем могу помочь. Вы знакомы с широко известной теорией о том, что жизнь в своем развитии совершенствуется — как бы ни понимали само понятие «совершенствуется», — и совершенствуется циклически. Каждый цикл начинается с крестьянина, чьи корни тесно связаны с землей. Со временем крестьянин приходит на рынок, затем, очень нескоро, рынок перерастает в город, его связь с землей постепенно ослабевает. Возникают новые и новые города, появляются новые и новые нации. В конечном счете города становятся бездуховными мегаполисами, а нации пускаются в борьбу за владычество. Целая серия ужасных войн ввергает человечество в общество феллахов, общество примитивное, скатывающееся в конце концов к состоянию крестьянского сообщества. Вопрос в том, к какому циклу — крестьянскому или мегаполисов — принадлежит наш пришелец. А может, к какому-то еще?

Он задумался. Гроувнору понравилось, как Корита четко обрисовал циклическое развитие. Каждая цивилизация проходит свои циклы развития, и каждый цикл должен иметь соответственно свои психологические характеристики. Было множество самых разных попыток объяснить феномен, но только старая теория Шпенглера о жизненных циклах оправдала себя. И вполне вероятно, что Корита в какой-то степени предвидел действия чужака, основываясь всего лишь на своей теории циклов. Он доказал в недавнем прошлом, что его система вполне работоспособна и по части предсказаний. А сейчас у нее было то преимущество, что она была единственно возможным историческим подходом, применимым к данной ситуации.

Мортон прервал тишину.

— Корита, — сказал он, — какие характерные черты можно предположить в нем, если он представляет культуру мегаполисов?

— Он должен обладать практически непобедимым интеллектом. В собственной игре не допускать никаких ошибок, и победить его можно лишь при таких обстоятельствах, которые он не способен контролировать. Лучше всего тут подошел бы человек, — мягко заметил Корита, — прошедший высший класс подготовки на Земле.

— Но он уже совершил ошибку! — вкрадчиво сказал фон Гроссен. — Он же по-дурацки провалился сквозь пол клетки. Может быть, такая ошибка скорее к лицу крестьянину?

— А правда, если предположить, что он находится на крестьянской стадии? — спросил Мортон.

— Тогда, — ответил Корита, — его побуждения были бы куда проще. Прежде всего у него появилось бы желание обрести потомство во имя продолжения рода. Но допустим, что к этому его побуждению добавляется мощный интеллект, тогда это сверхсущество станет фанатически стремиться к возрождению всей своей расы. И это все, — закончил Корита спокойно, — что можно сказать, исходя из тех данных, которыми мы располагаем, — и он сел на место.

Мортон, стоя все там же, у пульта управления, смотрел в зал на экспертов. Его взгляд остановился на Гроувноре.

— Совсем недавно мне довелось убедиться на собственном опыте, что некзиализм как наука может предложить новые подходы к решению проблем. Больше того, он помогает найти быстрые решения, когда это особенно важно. Гроувнор, пожалуйста, изложите ваш взгляд на существо вопроса.

Гроувнор быстро встал.

— Я попробую дать свое заключение, основанное на моих личных наблюдениях, — начал он. — Я мог бы изложить историю того, как мы вступили в контакт с этой тварью, каким образом из атомного реактора была поглощена энергия, в результате чего нам пришлось остановиться, чтобы заделать дыру в машинном отделении, и еще о многом другом, столь же важном, но прежде чем говорить обо всех этих в конечном счете второстепенных моментах, я бы хотел сказать вам, что мы должны делать, чтобы убить…

Неожиданно его прервали. Полдюжины людей пробились сквозь толпу у дверей. Гроувнор умолк и вопросительно посмотрел на Мортона. Директор в свою очередь повернулся и посмотрел на капитана Лича. Капитан направился к вновь пришедшим, и Гроувнор увидел среди них Пеннона, главного инженера корабля.

— Закончили, мистер Пеннон? — спросил капитан Лич.

— Да, сэр, — кивнул тот и предостерегающе добавил: — Необходимо, чтобы каждый член экипажа был одет в прорезиненный костюм, обувь и перчатки.

Капитан Лич обратился к присутствующим:

— Дело в том, что мы пустили ток через стены спальных комнат. Может быть, мы не так скоро захватим эту тварь, а потому приняли предосторожности, чтобы не быть убитыми прямо в своих постелях. Мы… — Он внезапно замолчал, затем спросил: — Что там такое, мистер Пеннон?

Главный инженер, глядя на маленький прибор в своей руке, медленно проговорил:

— Мы здесь все, капитан?

— Все, кроме охраны у центра управления и машинного отделения.

— Тогда… тогда кто-то попал в энергетическое поле. Быстро! Надо его окружить!

5

Удар, который получил возвращавшийся после обследования нижних этажей Икстл, был просто сокрушительной силы. Только что он думал об укромном местечке в чреве огромного корабля для своих гуулов, как оказался в центре яростного, брызгающего огненными искрами защитного экрана.

Его мозг агонизировал, разум отказывал. Масса взбесившихся электронов внутри его тела вырвалась на свободу. Они метались из одной системы в другую, будто хотели уединиться, но атомные системы, упорно сражаясь за свою стабильность, жестоко отбрасывали их в сторону. В течение этих бесконечно долгих роковых секунд вся его превосходная, податливая, уравновешенная структура чуть было не рухнула. Спас его коллективный разум его народа, который в свое время предусмотрел возможность подобной опасной ситуации. Искусственно углубляя эволюцию его организма — как и организмов всех его сородичей, — они подумали о возможном столкновении с жесткой радиацией. С быстротою молнии все связи между атомами в его теле распались и вновь возникли в других комбинациях. Образовавшиеся структуры были более устойчивы к внешнему воздействию. А потом он резко оттолкнулся от стены и оказался вне опасности.

Теперь он думал исключительно о последствиях. Защитный барьер наверняка оснащен сигнализацией тревоги. Это означало, что люди устремятся в прилегающие к заграждению коридоры и попытаются загнать его в угол. Глаза Икстла вспыхнули словно факелы, когда он понял, какой счастливый случай ему представляется. Они бросятся врассыпную, тогда он схватит одного из них, обследует его, а затем использует в качестве первого гуула.

Нельзя было терять ни минуты. Он спрятался в ближайшей незащищенной стене, огромный, горящий, отвратительный призрак. Не останавливаясь, он переходил из одной комнаты в другую, строго придерживаясь направления параллельно главному коридору. Его высокочувствительное зрение позволяло ему сквозь стену следить за смутными фигурками пробегающих мимо людей. Один… два… пятеро в этом коридоре. Пятый немного отстал от остальных. Этого-то ждал и хотел Икстл.

Словно бесплотный дух скользнул он сквозь стену, послав вперед сильный заряд. И вот перед потрясенным человеком возникло вставшее на дыбы чудовище с горящими глазами и отвратительным отверстием-ртом. Он протянул вперед свои горящие четыре руки и с огромной силой стиснул двуногого. Тот согнулся и резким рывком вырвался у него из рук, но чудовище снова схватило его и прижало к полу.

Он лежал на спине, и Икстл видел, как с неровными промежутками открывается и закрывается у него рот. Всякий раз, когда рот открывался, у Икстла по ногам пробегало покалывание. Так отзывалась в его теле вибрация от криков о помощи. С рыком Икстл снова набросился на двуногого и нанес удар по его кричащему рту. Тот мгновенно обмяк, хотя все еще был жив и в сознании, когда Икстл запустил в него свои руки.

Человек, казалось, окаменел. Он перестал сопротивляться. Кроваво-красное цилиндрическое тело склонилось над ним. Расширившимися от ужаса глазами он наблюдал, как длинные, тонкие руки чудовища исчезли у него под рубахой, ощупывая грудь.

Внутри у человека оказалась цельная плоть. Икстл торопился, его руки лихорадочно искали свободное пространство в живой плоти. Он не должен убить жертву раньше времени. Для его целей нужна была только живая плоть.

Скорее! Скорее! Его ноги уже ощущали вибрацию от приближающихся шагов. Они надвигались только с одной стороны, но надвигались довольно быстро. От спешки и волнения Икстл допустил ошибку. Он превратил свои рыскающие внутри тела руки в полутвердые и коснулся ими сердца. Тело человека выгнулось, он задрожал и ушел из жизни.

Секундой позже пальцы Икстла нащупали желудок и кишечник. Он откинулся назад, яростно кляня себя. Здесь было то, в чем он так нуждался, и он собственными руками сделал это бесполезным. Он поднялся, гнев и недовольство собой прошли: не мог же он знать, что эти умные существа так легко расстаются с жизнью. Это меняло и упрощало его задачи. Ясно стало, что это они находятся в его власти, а не он — в их. Надо было просто соблюдать осторожность…

Двое с вибраторами наизготовку выскочили из-за угла и… замерли на бегу при виде призрака, склонившегося над их мертвым товарищем. Но едва они опомнились, как Икстл уже шагнул в ближайшую стену. Какую-то секунду он оставался смутным алым пятном в ярко освещенном коридоре, а затем исчез, будто его здесь никогда и не было. Он ощутил вибрацию от их напрасных выстрелов в стену, сквозь которую прошел.

Теперь у него возник ясный план действий. Он захватит полдюжины этих двуногих и превратит их в своих гуулов. Потом можно будет убить всех остальных, поскольку в них он не испытывал никакой нужды. Сделав все это, он направится к той галактике, куда держит путь этот корабль, а там захватит одну из обитаемых планет. Ну, а после этого господство над всей достижимой для него частью Вселенной станет только делом времени.

Гроувнор и еще несколько человек стояли у настенного коммуникатора, наблюдая за теми, кто толпились вокруг мертвого техника. Он и сам хотел бы находиться там, но добираться туда пришлось бы несколько минут, в течение которых он был бы отрезан от происходящего. Он предпочел остаться возле коммуникатора, чтобы все слышать и видеть.

Ближе всех к видеокамере и менее чем в трех шагах от доктора Эггерта, склонившегося над трупом, находился Мортон. Чувствовалось, как он напряжен. Челюсти его были крепко сжаты. Заговорил он очень тихо, и тем не менее слова рассекли тишину, как удар хлыста.

— Так что там, доктор?

Врач поднялся с колен и повернулся к директору. Его лицо появилось на экране коммуникатора. Гроувнор видел, что доктор хмурится.

— Паралич сердца.

— Паралич сердца?

— Представьте себе, представьте себе, — доктор поднял руки, словно защищаясь. — Знаю, знаю. Зубы будто ударом вогнали в череп. А сердце у него превосходное, уж я-то знаю, не раз обследовал его. И все же по всем признакам — паралич.

— Я могу в это поверить, — угрюмо проговорил один из присутствующих. — Когда я выскочил из-за угла и увидел этого зверя, у меня у самого чуть не случился разрыв сердца.

— Мы теряем время. — Гроувнор узнал голос фон Гроссена, а потом и увидел его рядом с Мортоном. Ученый продолжал: — Мы можем достать этого парня, но не разговорами о нем и не впадая в транс всякий раз, когда он что-нибудь выкинет. Если в списке его жертв я следующий, то хочу быть уверенным, что лучшая, черт побери, во всей нашей системе команда ученых не оплакивает мою судьбу, а шевелит мозгами над задачей, как отомстить за меня.

— Вы правы, — это был Смит. — Беда в том, что мы ощущаем свою неполноценность в сравнении с ним. Он находится на корабле меньше часа, но совершенно ясно, что кто-то из нас будет убит. Я готов принять удар на себя. Но давайте как следует подготовимся к бою.

— Мистер Пеннон, это задача для вас, — задумчиво произнес Мортон. — Полы на тридцати уровнях нашего корабля занимают площадь в две квадратные мили. Сколько потребуется времени, чтобы зарядить каждый их дюйм?

Главный инженер был вне поля зрения видеокамеры, и Гроувнор не видел его, хотя надо было бы видеть выражение его лица. Голос офицера, ответившего Мортону, был голосом человека, поверженного в ужас от услышанного.

— Мне ничего не стоит разнести корабль в щепы за какой-нибудь час. Но то, что вы предлагаете, убьет все живое на борту.

— А не могли бы вы, мистер Пеннон, конденсировать побольше энергии хотя бы в этих стенах? — спросил Мортон.

— Нет, — стоял на своем главный инженер, — стены не выдержат. Они просто расплавятся.

— Стены не выдержат! — выдохнул кто-то. — Сэр, представляете, что это значит для этого гада?

Гроувнор видел на экранах, как напряглись лица людей. Угрожающее молчание нарушил голос Кориты:

— Директор, я наблюдаю за вами у экрана коммуникатора в контрольном пункте. К нашему представлению об этом чудовище как о сверхсуществе я хочу кое-что добавить: давайте не будем забывать, что он вляпался в энергетическое поле и выскочил из него настолько напуганный, что даже не попытался проникнуть в наши спальные комнаты. Я намеренно пользуюсь словом «вляпался». Его действия снова доказывают, что он способен на ошибки.

— Это напомнило мне ваше утверждение о психологических особенностях, присущих представителям различных циклов развития. Давайте предположим, что он крестьянин своего цикла, — проговорил Мортон.

Ответ Кориты был решительным для человека, отличавшегося осторожностью.

— Тогда он не в состоянии понять силу организации. Он в любом случае будет считать, что стоит ему расправиться с людьми, и корабль окажется в его власти. Он не берет в расчет, что мы — часть великой галактической цивилизации. Ум крестьянина очень индивидуалистичен, даже архаичен. Его стремление к самовоспроизведению — это определенная форма эгоизма, стремление продлить свой род, свою кровинку. Это чудовище, если оно из крестьян, скорее всего захочет, чтобы таких, как оно, стало много, чтобы у него появились соратники в битве против нас. Он любит общество, но не терпит вмешательства. Любое организованное общество выше крестьянской общины, потому что их община не более как союз против всех, не входящих в нее.

— Свободного союза этих пожирателей энергии с меня вполне достаточно! — возразил один из техников. — Я… А-а-а!

Его слова перешли в вопль. Нижняя челюсть отвисла. Глаза, которые Гроувнор хорошо видел на экране коммуникатора, едва не вылезли из орбит. Все, кто был рядом с орущим техником, отпрянули назад.

В самом центре экрана возник Икстл.

6

Кроваво-красным привидением стоял он среди них, алым огнем светились его яркие, беспокойные глаза. Он уже не боялся этих существ, он уже составил свое мнение об этих двуногих и, презирая их, знал, что в любой момент может нырнуть в ближайшую стену, так что они не успеют разрядить в него ни один из своих вибраторов.

А пришел он сюда за своим первым гуулом. Выхватив его из самого центра группы, он до известной степени деморализует каждого, кто находится на борту.

Наблюдая эту сцену, Гроувнор чувствовал, как волна чего-то иррационального накатила на него. Всего несколько человек видны были на экране. Фон Гроссен и еще два техника стояли ближе других к чудовищу. Мортон оказался прямо за спиной фон Гроссена, а за одним из техников виднелся Смит. И все они выглядели ничтожно слабыми рядом с большим, толстым цилиндром-чудовищем, возвышавшимся над ними.

Молчание прервал Мортон. Он намеренно отвел руку от ложа своего вибратора и твердо сказал:

— Не пытайтесь набрасываться на него. Он движется молниеносно. И он не появился бы здесь, если бы думал, что мы можем расстрелять его из бластера. Кроме того, нельзя допустить нашего поражения. Возможно, это наш единственный шанс. — И уже тоном приказа продолжил: — Все вспомогательные отряды, расположенные выше, ниже и вокруг этого коридора, слушайте мою команду! Несите все самые тяжелые и средние огнеметы и сжигайте дотла стены. Оставьте свободную тропу вдоль коридора и держите ее под прицелом, чтобы смести до основания это пространство! Действуйте!

— Прекрасная мысль, директор! — На экране коммуникатора появилось лицо капитана Лича, на мгновение заслонив и Икстла и всех остальных. — Мы все сделаем, если вы удержите там это исчадие ада хотя бы минуты три.

Лицо его исчезло так же неожиданно, как и появилось.

Гроувнор оставил свой наблюдательный пункт. Он прекрасно понимал, что оказался слишком далеко от того места, где ему, некзиалисту, следовало быть. Он не входил ни в какую вспомогательную команду и теперь решил присоединиться к Мортону и к тем, кто находился в опасной зоне.

Пробегая мимо многих коммуникаторов, он услышал советы, которые давал Корита:

— Мортон, воспользуйтесь случаем, но не очень рассчитывайте на успех. Заметьте: он появляется второй раз, а мы не готовы к встрече с ним. Неважно, намеренно или случайно он так действует. В результате получается — что бы он там ни замышлял, мы действуем в спешке, бросаясь из стороны в сторону без всякого толка. Иными словами, пора собраться с мыслями.

Гроувнор спустился на лифте и выскочил наружу.

— …Я убежден, — доносилось из коммуникатора, — что корабль обладает такими огромными ресурсами, что способен победить любое существо, — я, конечно, имею в виду одну особь.

Если Корита и сказал что-то еще, то Гроувнор больше его не слышал. Он обогнул угол коридора — там впереди были люди и Икстл. Он увидел, что фон Гроссен, написав что-то в своем блокноте, выступил вперед и протянул листок Икстлу. Пришелец какое-то мгновение колебался, потом взял его. Бросив взгляд на листок, он с рычанием отступил на шаг.

— Какого дьявола вы делаете?! — закричал Мортон.

Фон Гроссен усмехнулся.

— Я просто показал ему, как мы с ним расправимся, — мягко успокоил он Мортона. — Я…

Он замолк на полуслове.

Гроувнор все еще находился позади остальных, так что все случившееся наблюдал как зритель.

Мортон, вероятно, догадался, что сейчас должно произойти, и сделал шаг вперед, инстинктивно пытаясь заслонить своим большим телом фон Гроссена. Рука с тонкими проволокообразными пальцами отбросила директора назад, на стоявших сзади. Он упал, увлекая за собой остальных. Быстро поднявшись, он схватился за вибратор, но так и застыл, держа его в руке.

Будто сквозь искажающее стекло видел Гроувнор цилиндр, державший в огненно-красных руках фон Гроссена. Физик весом в сто двадцать фунтов напрасно дергался и извивался в его объятиях. Гроувнор не мог разрядить свой вибратор в тварь, остерегаясь задеть фон Гроссена. Да и мысль о том, что выстрел из вибратора, если он не может поразить насмерть даже человека, вряд ли окажет сильное действие на гада, заставила его в этот страшный миг попытаться получить информацию от фон Гроссена. С тревогой в голосе он позвал физика:

— Фон Гроссен, что вы ему показали? Как мы можем уничтожить его?

Фон Гроссен услышал его — он повернул в его сторону голову, но это было последним, что он успел сделать. В следующий миг произошло нечто совершенно безумное. Тварь прыгнула и исчезла в стене, продолжая сжимать в руках физика. На секунду Гроувнору показалось, что зрение обманывает его. Но нет, помимо его самого и одиннадцати других растерянных, в испарине, людей, в коридоре была только гладкая, цельная, блестящая стена.

— Мы пропали! — прошептал один из них. — Если он может и нашу структуру изменять и протаскивать нас сквозь плотную материю, нам нечего сражаться с ним.

Гроувнор заметил, что это замечание разозлило Мортона. Это была злость человека, пытавшегося сознательно сохранить присутствие духа даже при чрезвычайных обстоятельствах. Директор гневно произнес:

— Пока мы живы, мы будем сражаться с ним! — Он подошел к коммуникатору и спросил: — Капитан Лич, как обстановка?

После небольшой паузы на экране появилось лицо командира корабля.

— Никак, — кратко доложил тот. — Лейтенанту Клею показалось, что этот краснорожий провалился сквозь пол. Так что район поисков можно ограничить нижними уровнями. А в остальном… мы занимали свои позиции, когда это случилось. Вы дали нам слишком мало времени.

— Мы тут ни при чем, — мрачно отозвался Мортон.

Гроувнору показалось, что заявление директора не совсем справедливо. Фон Гроссен ускорил события, показав твари диаграмму. Это был типичный для человека самонадеянный поступок. Более того, он лишний раз доказывал, что специалист в одной области науки, действуя единолично, не способен к интеллектуальному согласию с другими учеными. В основе поступка фон Гроссена лежали взаимоотношения людей вековой давности. Они имели смысл на ранних стадиях развития наук. Но на сегодняшний день в них было мало толку: каждый шаг вперед требовал познаний и координации многих наук.

Кроме того, Гроувнор сомневался, действительно ли фон Гроссен нашел технические приемы, чтобы уничтожить чудовище. Какую бы картинку ни нарисовал фон Гроссен, она ограничивалась знаниями в области физики, а для успеха этого было недостаточно.

Заговорил Мортон, и Гроувнор целиком переключил свое внимание на него.

— Мне хотелось бы знать, что нарисовал и показал чудовищу фон Гроссен.

Гроувнор подождал, не выскажется ли кто-нибудь. Когда никого не нашлось, он произнес:

— Пожалуй, у меня есть версия, директор.

— Давайте, слушаем вас, — проронил Мортон.

— Единственный способ привлечь внимание чуждого разума — это показать ему символ, общий для всей Вселенной. А раз фон Гроссен — физик, его выбор должен был говорить сам за себя.

Он намеренно остановился и посмотрел на окружавших его людей. Гроувнор понимал, что все это выглядит мелодрамой, но был вынужден так поступать. Несмотря на дружеские отношения с Мортоном и события, связанные с Райимом, он не был еще на корабле признанным авторитетом, так что было бы лучше, чтобы решение пришло в голову не ему одному.

— Ну-ну, молодой человек, не испытывайте нашего терпения, — поторопил его Мортон.

— Атом… — сказал Гроувнор.

На лицах окружающих отразилось разочарование.

— Но это же бессмысленно, — удивился Смит. — Почему вдруг атом?

— Не просто атом, конечно, — ответил Гроувнор. — Держу пари, что фон Гроссен нарисовал модель атома металла, из которого сделан корпус корабля.

— Вы попали в точку! — вскричал Мортон.

— Минуточку, — произнес с экрана коммуникатора капитан Лич. — Признаюсь, я не дока в физике и хотел бы знать, о чем идет речь.

Мортон объяснил:

— Гроувнор имел в виду, что на нашем корабле только в двух местах имеется сверхпрочный материал — это наружная поверхность и центр управления. Вспомните, когда мы захватили эту тварь, она проскользнула сквозь пол клетки, но не смогла одолеть металл, из которого сделано покрытие корабля. А уж когда она кинулась к открытому люку, чтобы проникнуть внутрь корабля, это стало вполне очевидным. Поразительно, как это до сих пор никто из нас не сумел додуматься до этого.

— Но если фон Гроссен показал этому гаду суть нашей обороны, не мог ли он заодно описать энергетические заслоны, установленные в стенах спальных комнат и в других переборках корабля? Ведь такая версия тоже не исключена.

Мортон вопросительно взглянул на Гроувнора.

— К тому времени это чудовище уже имело дело с энергетическими экранами в стене и сумело выжить. А фон Гроссен явно считал, что придумал что-то новое. Кроме того, изобразить на бумаге силовое поле можно только с помощью уравнения, а в него входят математические символы.

— Что ж, — сказал капитан Лич, — весьма резонное объяснение. Значит, на борту корабля есть по крайней мере одно помещение, где мы можем чувствовать себя в полной безопасности, — это центр управления, ну, и не столь надежная защита — энергетические экраны в стенах нашего спального отсека. С этого часа всему персоналу корабля надлежит находиться только в защищенных местах, исключение составят те, кто получит специальное задание и разрешение, — он повторил свой приказ по второму коммуникатору и добавил: — Руководители отделов, приготовьтесь отвечать на вопросы, связанные с вашей специальностью. Особые обязанности возлагаются на людей со специальной подготовкой. Мистер Гроувнор, прошу вас считать себя принадлежащим к этой категории. Доктор Эггерт, используйте там, где это необходимо, противосонные таблетки. Никто не должен спать, пока эта тварь не умрет!

— Прекрасная работа, капитан! — тепло сказал Мортон.

Капитан Лич кивнул и исчез с экрана.

— А что будет с фон Гроссеном? — робко спросил один из техников.

— Единственный способ помочь ему — это уничтожить захватившее его чудовище, — сурово заявил Мортон.

7

В этом громадном зале с гигантскими машинами люди казались карликами. Гроувнор каждый раз невольно моргал, когда вспышка какого-то неземного голубого света озаряла свод потолка. К тому же все время слышался мощный гул, который действовал на нервы не меньше, чем голубые вспышки. Он был как будто спрессован в ограниченном пространстве. Иногда раздавался грохот, похожий на раскаты далекого грома, — все это было эхом непостижимо мощного потока энергии.

Полет продолжался. Скорость корабля все возрастала. «Гончая» все быстрее рассекала черную бездну, отделяющую спиральную галактику, крошечным атомом которой была Земля, от другой галактики почти таких же размеров. И самая большая, самая подготовленная исследовательская экспедиция из когда-либо предпринятых в Солнечной системе оказалась сейчас на краю гибели.

Гроувнор знал это наверняка. Тут был не Керл с его сверхтренированным телом и даже не опасность, грозившая им с планеты Райим. После их первой неудавшейся попытки установить контакт. Гроувнор сумел взять под контроль все последующие действия.

Красная тварь, без всяких сомнений, принадлежала к высшему классу.

Капитан Лич, а за ним и Мортон поднялись на нижний ярус центра управления. Директор сжимал в руке пачку исписанных листков, разделенную надвое указательным пальцем. Оба — Мортон и Лич — внимательно изучили листки, после чего директор сказал:

— Это наша первая передышка с тех пор — подумать только, прошло всего два часа! — как это существо попало на корабль. Мы с мистером Личем ознакомились со всеми предложениями руководителей отделов. Эти рекомендации мы условно разделили на две части. Одну из них — теоретическую — мы решили отложить на потом. Другую же, содержащую практические планы действий против нашего врага, мы решили рассмотреть первоочередно. Не ошибусь, если скажу, что все мы прежде всего хотели бы знать, что предлагается для поисков и спасения фон Гроссена. Мистер Зеллер, ознакомьте собравшихся с вашими соображениями.

Вперед вышел проворный молодой человек лет под сорок. Он стал во главе металлургического отдела после гибели Брекенриджа.

— Открытие, что чудовище не может проникать сквозь определенные сплавы, навело нас на мысль создать из соответствующего материала специальный скафандр. Мой помощник уже приступил к работе над ним, и, если не произойдет никаких сбоев, скафандр должен быть готов через час. В крайнем случае, при затруднениях, часа через три. Поиск фон Гроссена мы, естественно, проведем, используя флюоритовую камеру. Если кто-нибудь хочет высказаться…

— А почему не сделать несколько таких скафандров? — спросил кто-то.

— Нас ограничивает запас необходимого на то материала. Мы могли бы сделать и больше, но для этого следует применить трансмутацию, а в нашем отделе всегда не хватало людей. Нам повезет, если за то время, которое я назвал, мы управимся с одним скафандром.

Вопросов больше не было. Зеллер исчез в машинном отделении, примыкающем к центру управления.

Мортон поднял руку и, когда снова наступила тишина, сказал:

— Что касается меня, я буду чувствовать себя лучше от сознания, что твари придется все время передвигаться вместе с фон Гроссеном, чтобы мы не могли его найти.

— Откуда вы знаете, что фон Гроссен жив? — спросил кто-то.

— Потому что эта тварь могла взять с собой тело ранее убитого им человека, но не сделала этого. Мы зачем-то нужны этому существу живыми. В записке Смита есть ключ к разгадке, но она во второй пачке рекомендаций, и мы обратимся к ней позднее, — он помолчал, потом продолжил: — У меня тут есть два плана, как уничтожить чудовище. Один из них предложен двумя сотрудниками из отдела физики, второй — Эллиотом Гроувнором. Мы с капитаном Личем, главным инженером Пенноном и группой экспертов обсудили оба предложения и пришли к выводу, что идея Гроувнора слишком опасна для людей, так что этот план останется в качестве запасного варианта. А к выполнению плана физиков, если не будет возражений, мы готовы приступить немедленно. В него включены и внесенные при обсуждении дополнения. Хотя обычно мы предпочитаем, чтобы каждый сам изложил свои идеи, для экономии времени я позволю себе сделать это вместе с уже принятыми поправками экспертов. Два физика, — Мортон заглянул в бумагу, — Ломас и Хайндли, полагают, что выполнение их плана рассчитано на то, что чудовище не помешает нам работать с энергетическими установками. Если это существо согласно теории мистера Кориты о цикличности истории, принадлежит к крестьянам, то можно рассчитывать, что оно настолько сосредоточилось на своих «кровных» проблемах, что не уделяет внимания действиям противников. Основываясь на таком допущении, мы намерены создать защитное поле вокруг отсека, заключенного между седьмым и девятым уровнями. И наши расчеты строятся вот еще на чем: пока это чудовище не предпринимало сознательных попыток убивать людей. Оно не поняло еще, что должно расправиться с нами, иначе мы расправимся с ним. Но рано или поздно тварь поймет, что нас надо перебить всех до одного. Если она даст нам осуществить наш план, мы поймаем ее на восьмом уровне между двумя превращенными в защитные экраны этажами. Там, когда ему некуда будет податься, мы его и разыщем. Надеюсь, мистер Гроувнор согласен, что это менее рискованный план, чем тот, что предложил он, а потому должен быть использован первым.

Гроувнор сглотнул комок в горле и, поколебавшись, сказал:

— Если речь идет о степени риска, то почему бы всем нам не собраться в этом зале и не подождать, пока наш враг не подберет к нему ключ и не настигнет нас здесь? Не думайте, пожалуйста, что я хочу протолкнуть свою идею. Но что касается меня… — Он помолчал, потом, словно бросившись в воду, решился: — Я считаю, что предложенный план никуда не годится.

Мортон вначале как будто даже стушевался, потом нахмурился.

— Это ваше окончательное мнение?

— Насколько я могу судить, — сказал Гроувнор, — это не первоначальный, а исправленный вариант плана. Что из него изъято?

— Физики, — сказал Мортон, — предлагали защитить четыре уровня: седьмой, восьмой, девятый и десятый.

Снова Гроувнор испытал неуверенность — он не хотел быть слишком критичным. Ведь если он чуть перегнет, они в один прекрасный момент вообще перестанут спрашивать его мнение. И он вынужденно согласился:

— Да, это лучше.

Из-за спины Моргона капитан Лич обратился к Пеннону:

— Мистер Пеннон, объясните, почему вы не советуете устанавливать защиту больше чем на двух уровнях.

Главный инженер хмуро выступил вперед:

— Основная причина в том, что это отнимет у нас еще три часа, а нам сейчас дорога каждая секунда. Если бы не фактор времени, было бы много лучше экранировать все полы и стены корабля, разумеется, строго контролируя их — бесконтрольная энергизация равнялась бы самоубийству. Вот тогда ему некуда было бы деться. Но на это нам потребуются все пятьдесят часов. Есть еще одна причина торопиться: этой твари для чего-то нужны люди, и она будет рыскать по кораблю в поисках жертвы, а схватив одного из нас, устремится вниз вместе с ним. Нам же необходимо дать этому человеку шанс выжить. В течение трех часов, нужных для подготовки и осуществления видоизмененного плана, мы будем бессильны перед ним, одна надежда — на сверхмощные переносные вибраторы и огнеметы. Внутри корабля мы не можем пользоваться атомным оружием, но даже с названными выше средствами обороны следует обращаться с осторожностью, чтобы не повредить человеку. Каждому из нас придется рассчитывать на себя и свой вибратор. Мы заговорились тут! Пора приступать к действиям! — сказал он и отступил назад.

— Не будем так спешить, — расстроенно проговорил Лич. — Я хочу еще раз услышать возражения Гроувнора.

— Если бы у нас было время, — сказал Гроувнор, — было бы интересно посмотреть, как эта тварь ведет себя в защищенных энергией стенах.

Кто-то заметил раздраженно:

— Это не аргумент. Если тварь попадет в ловушку между двумя защищенными уровнями, тут ей и придет конец. Они же для нее непроницаемы, это-то мы знаем.

— Ничего этого мы не знаем, — сердито возразил Гроувнор. — Напротив, нам известно, что, угодив в защитное поле в стене, тварь сумела оттуда выбраться. Мы предполагаем, что ей это не понравилось, и ясно к тому же, что долго оставаться в энергетическом поле она не может. И тем не менее я утверждаю, что эта гадина сумеет ускользнуть из всех ловушек, какие у нас есть.

— Джентльмены, почему же мы не обсудили этого? Это очень весомое возражение, — капитан Лич был явно смущен.

— Я хотел пригласить Гроувнора на обсуждение, — объяснил Мортон, — но меня не поддержали: по старой традиции автор рассматриваемого предложения не должен присутствовать на совете. По этой же причине не позвали и физиков.

— Боюсь, Гроувнор не понимает, что он наделал, — откашлявшись, произнес Зайдель. — Все мы были абсолютно уверены в том, что защитный экран — вершина научных достижений человечества — непреодолим для любого нашего врага. Мне лично это давало чувство уверенности и безопасности. И вот Гроувнор заявляет, что это чудовище может преодолеть и экран.

— Я не говорил, что внешний экран проницаем, мистер Зайдель, — поспешил возразить Гроувнор. — Действительно, можно быть уверенным, что через него враг не пройдет. И основанием для такой уверенности является хотя бы то, что чудовище выжидало за его пределами, пока мы сами не пронесли его сквозь экран на корабль. Но энергизированные полы, о которых мы сейчас ведем речь, — преграда гораздо более слабая.

— Так что же, по-вашему, — сказал психолог, — эксперты не понимают разницы между этими видами защиты? Но из этого следует, что если принимаемые меры неэффективны, то мы пропали!

Спор устало прервал капитан Лич.

— Боюсь, мистер Зайдель очень точно охарактеризовал наши слабые места. Напомню, что и я высказывал подобные мысли.

— Может быть, стоит послушать альтернативный план мистера Гроувнора? — послышался голос Смита.

Капитан Лич взглянул на Мортона, тот помолчал, а потом неуверенно проговорил:

— Он предлагает всем нам разделиться на столько групп, сколько имеется на борту атомометов…

— Атомная энергия — внутри корабля?! — потрясенно воскликнул кто-то из физиков.

Шум в зале продолжался не меньше минуты. Когда он затих, Мортон заговорил как ни в чем не бывало:

— В данный момент у нас сорок одна такая установка. Если мы примем план Гроувнора, возле каждого атомомета будет находиться ядро из военного персонала, в то время как мы, остальные, рассеемся по всему кораблю в качестве приманки, но каждый в зоне досягаемости установки. Стрелять по противнику будут даже в том случае, если на линии огня окажется один или несколько из нас, — Мортон покачал головой. — Возможно, это самый эффективный план из всех предложенных. Но его жестокость ошеломила всех нас. Сама мысль стрелять в своих хотя и не нова, но поражает куда глубже, чем, как мне кажется, может себе представить мистер Гроувнор. Ради справедливости должен заметить, что была еще одна причина, из-за которой ученые проголосовали «против». Капитан Лич поставил условие, чтобы те, кто будет выполнять роль подсадной утки, не имели оружия. Для большинства из нас это требование неприемлемо: каждый человек имеет право на самозащиту, — директор поморщился. — Сейчас я все же выступаю за предложение Гроувнора, но против условия, выдвинутого капитаном Личем.

При первом же упоминании об условии командира Гроувнор повернулся и взглянул ему в глаза. Ответный взгляд капитана был мрачным, но твердым.

— Думаю, капитан, нужно пойти на риск, — нарочито громко сказал Гроувнор.

Командир корабля слегка наклонил голову.

— Хорошо, я снимаю свое условие, — сказал он.

Гроувнор заметил, что быстрый обмен репликами между ним и капитаном удивил Мортона. Директор недоуменно переводил взгляд с одного на другого. Смятение появилось на его мужественном лице. Он спустился по узкой металлической лесенке и подошел к Гроувнору.

— По совести говоря, — тихо проговорил он, — я не догадывался, чего он добивается. По-видимому, он считает, что в обстановке кризиса… — Мортон замолчал и повернулся, чтобы взглянуть в лицо капитана Лича.

— Пожалуй, он понял, что допустил ошибку, — примирительно сказал Гроувнор.

Мортон кивнул, неохотно соглашаясь с ним.

— В чем-то он, может быть, и прав, — сказал он. — Инстинкт самосохранения способен подавить все остальные чувства и мысли. Но, — добавил он нахмурившись, — об этом лучше помолчать, а то еще оскорбим кого-нибудь из ученых, а на корабле и так атмосфера не из лучших.

Он повернулся к собравшимся.

— Джентльмены, — решительно заявил он, — по-моему, достаточно ясно, какой план действий предложил мистер Гроувнор. Всех, кто за него, прошу поднять руки.

К большому разочарованию Гроувнора, поднялось не более пятидесяти рук. Поколебавшись, Мортон продолжил голосование:

— Поднимите руки все, кто «против».

На этот раз рук поднялось с десяток.

Мортон поманил человека из первого ряда.

— Вы не голосовали ни «за», ни «против». В чем дело?

Тот пожал плечами.

— Держу нейтралитет. Я не могу принять ту или другую сторону, так как недостаточно разбираюсь.

— А вы? — спросил Мортон еще одного человека.

— А как быть со вторичным облучением? — ответил тот вопросом на вопрос.

— Мы его блокируем, — вмешался капитан Лич. — Мы герметически перекроем весь участок. — Затем он обратился к Мортону: — Директор, не понимаю, в чем задержка. Результат голосования очевиден: пятьдесят девять против четырнадцати в пользу проекта Гроувнора. Поскольку мои полномочия в отношении ученых ограничены даже в условиях кризиса, я рассматриваю это голосование как решающее.

Мортон, казалось, растерялся.

— Но, — возразил он, — почти восемьдесят человек воздержались от голосования.

— Это их личное дело, — слова капитана прозвучали очень официально. — Надо думать, взрослые люди должны знать, чего они хотят, на том стоит демократия. Так что я приказываю начинать операцию немедленно!

Мортон явно колебался.

— Что ж, джентльмены, я вынужден согласиться, — помедлив, произнес он. — Думаю, всем нам надо приступить к выполнению своих обязанностей. Понадобится время для установки атомометов, так что приступайте к энергозащите седьмого и девятого уровней. Насколько я могу судить, оба проекта можно осуществить параллельно и использовать их в зависимости от того, как будут развиваться события.

— Теперь понятно, — с явным облегчением заключил кто-то из присутствующих.

Предложение, казалось, устраивало большинство. Люди немного расслабились, послышались шутки. Постепенно зал пустел. Гроувнор обратился к Мортону:

— Это был гениальный ход! Я был настолько против их проекта, что не мог додуматься до подобного компромисса.

Мортон с печалью в голосе откликнулся на похвалу:

— Я держал его про запас. Из своего общения с людьми я вынес, как важно не только решить проблему, но и ослабить напряженность среди тех, кто ее решает, — он нахмурился. — Во время опасной и трудной работы раскованность играет весьма важную роль. — Он протянул Гроувнору руку. — Ну, желаю удачи, молодой человек. Надеюсь, вы выйдете из игры целым и невредимым.

Они пожали друг другу руки, и Гроувнор поинтересовался:

— Сколько времени займет установка атомометов?

— Около часа, может, чуть больше. А пока надо установить для защиты большие вибраторы.

Новое появление двуногих заставило Икстла перебраться вверх, на седьмой уровень. Довольно долго пролетал он уродливой тенью через толщу стен и полов. Дважды его заметили и направили на него оружие, воздействие которого отличалось от воздействия ручных вибраторов, с которыми он уже имел дело, как смерть от жизни. Оно разрушало стены, в которые он нырял. Один раз луч коснулся его ноги. Горячая волна, вызванная вибрацией молекулярного смешения ударила с такой силой, что он захромал. Правда, менее чем за секунду нога восстановилась, но он понял, что тело его чувствительно к воздействию этих мощных переносных установок.

И все же он не насторожился. Быстрота реакций, хитрость, точный расчет времени и места — все эти преимущества должны были свести на нет действие нового оружия двуногих. Важнее было понять, что они делают. Ясно же, что, заперевшись в центре управления, они обдумывали какой-то план, за осуществление которого теперь так рьяно взялись. Блестящими, немигающими глазами Икстл наблюдал, как этот план воплощается в жизнь.

Во всех коридорах хозяева корабля суетились вокруг «печей» — приземистых, толстых сооружений из черного металла с отверстием в верхней части, которое изрыгало белое, яростное пламя. Видимо, яркие вспышки огня ослепляли двуногих, так как обычно прозрачный материал их скафандров был затемнен. Толстые агрегаты постоянно производили длинные, тускло поблескивающие полосы материи. Эти ленты подхватывали металлорежущие машины, точно по размеру разрезали ленту, и куски ее шлепались на металлический пол. Ими покрывали всю поверхность, не пропуская, как отметил Икстл, ни дюйма. Как только горячая полоска оказывалась на полу, массивные рефрижераторы плотно прижимали и охлаждали ее.

Сначала его сознание отказывалось верить в результаты своих наблюдений. Он заставлял себя поглубже разобраться в том, что стоит за действиями двуногих, в коварстве которых не сомневался, что за цели они претворяют в жизнь. Однако в конце концов он решил, что все обстоит именно так, как он это видит. Они просто устанавливали в полах на двух уровнях защитные поля. Позже, когда двуногие поймут тщетность попытки устроить ему ловушку, они придумают что-нибудь еще. Важно было не прозевать тот момент, когда система станет опасной для него. А тогда он, следуя за ними, одним махом порвет все эти энергетические связи.

Икстл с презрением выкинул эту проблему из головы. Люди были всего лишь игрушками в его руках, сами облегчали ему захват гуулов, в которых он так нуждался. Свою очередную жертву он отбирал очень внимательно. Изучив организм случайно убитого им человека, он понял, что для его целей больше всего подходят желудок и кишечный тракт. Так что само собой выходило, что лучше всего, если это будут те, у кого большой живот.

Предварительно осмотрев место действия, он бросился вперед. Прежде чем атомомет направили на него, Икстл уже исчез вместе с извивающимся, сопротивляющимся телом. Было совсем просто изменить свою и жертвы атомную структуру, чтобы просочиться сквозь пол, потом сквозь следующий потолок вниз, прямо в огромный корабельный трюм. Он мог это проделать гораздо быстрее, но боялся повредить человеческое тело.

Теперь трюм был ему хорошо знаком, так что он уверенно ступал по полу. При первом же осмотре корабля он тщательно обследовал его. И хорошо изучил дорогу, по которой двигался сейчас и которую проложил, когда нес фон Гроссена. Он безошибочно продвигался вперед по полутемному помещению, направляясь к дальней стене. Большие тюки и коробки громоздились до самого потолка, и он или проходил сквозь них, или обходил стороной, как ему больше нравилось, пока не оказался в большой трубе. Диаметр ее был достаточно велик, он мог там даже стоять. Это была секция тянувшейся на много миль системы кондиционирования воздуха.

Для человеческого глаза тут было довольно темно, но для его органов зрения, воспринимавших инфракрасное излучение, освещение было достаточным. Он видел тело фон Гроссена и новую жертву положил рядом с ним. Потом очень осторожно он сунул одну из своих проволокообразных рук в собственную грудь, вынул драгоценное яйцо и поместил его в желудок человека.

Человек все еще сопротивлялся, но Икстл спокойно ждал того, что должно было произойти. Постепенно тело человека замирало. Мышцы становились жесткими, неподвижными. В отчаянии человек резко дернулся и выпрямился, очевидно осознав, что к нему подкрадывается паралич. Икстл безжалостно придавил его к полу и держал до тех пор, пока не завершилось необходимое химическое воздействие на его организм. И вот человек уже замер в полной неподвижности. Открытые глаза смотрели в одну точку, на лбу выступили капельки пота.

Через несколько часов яйца в желудках людей должны были проклюнуться. Миниатюрные дубликаты самого Икстла должны были развиться до максимального размера. Икстл покинул трюм и направился наверх в поисках других инкубаторов для своих яиц, других гуулов.

К тому времени, когда он захватил третьего пленника, люди работали на девятом уровне. Жара волнами распространялась по коридору. Адова жара. Даже персональные рефрижераторы не справлялись с перегретым воздухом. Люди обливались потом даже под скафандрами. Ослабленные жарой, полуослепшие, они трудились почти механически.

Вдруг человек, работавший рядом с Гроувнором, закричал:

— Вон они!

Гроувнор повернулся в том направлении, куда показывал кричавший, и замер. Машина, что двигалась прямо на них, была невелика. Шар с карбидо-вольфрамовой оболочкой имел сопло. Он был установлен на платформе, которая катилась на четырех резиновых колесиках.

Все, кто был здесь, побросали работу. Люди с побледневшими лицами смотрели на металлическое чудище. Неожиданно один из них подскочил к Гроувнору.

— Будь ты проклят, Гроув, — гневно бросил он ему в лицо. — Это на твоей совести. Если такая штука меня облучит, имей в виду, я не промахнусь, тебе не сдобровать!

— Я тоже буду здесь! — жестко оборвал его Гроувнор, — Если погибнешь ты, погибну и я.

Слова Гроувнора, казалось, несколько охладили разгневанного, но в его тоне все-таки оставалась угроза.

— Ну и чертова мерзость эта штука! Неужели нельзя было придумать что-нибудь получше, чем превращать людей в подсадных уток?

— Ну, есть и другой путь, — ответил Гроувнор.

— Какой же?

— Самоубийство! — совершенно серьезно сказал Гроувнор.

Техник ошеломленно посмотрел на него и отошел, бормоча себе под нос что-то о глупых шутках и слабоумных шутниках. Гроувнор грустно ухмыльнулся и снова приступил к работе. Он почти тут же заметил, что у людей опустились руки. Тревога передавалась от одного другому. Неудачное слово или поступок одного взвинчивали всех.

Они были приманкой. Каждый на свой лад, но все так или иначе реагировали на смертельную опасность. Никто не был защищен, а стремление выжить было в крови у каждого. Хорошо подготовленные, тренированные военные под руководством капитана Лича выстроились в бесстрастную линию обороны, но внешнее бесстрашие скрывало тревогу в сердцах. Лишь немногие, настроенные подобно Эллиоту Гроувнору, были убеждены в правильности принятых мер, и они были готовы на все.

— Весь персонал, внимание!

Гроувнор вместе с остальными подскочил при звуках этого голоса. Говорил капитан Лич.

— На седьмом, восьмом и девятом уровнях все атомометы находятся на своих позициях. Думаю, вам приятно будет узнать, что я обсуждал с моими офицерами, как можно избежать опасности, сопряженной с применением этого оружия. Рекомендуем следующее: как только увидите этого гада, не тяните, не оглядывайтесь по сторонам — немедленно бросайтесь на пол. Всем командам атомометов прямо сейчас установить прицел на 50:1,5. Это даст вам защитное пространство в полтора фута. Таким образом вы избежите прямого облучения. Правда, от вторичного вы не будете защищены, но можно смело утверждать, что, вовремя бросившись на пол, поможете доктору Эггерту и его персоналу сохранить вам жизнь. Они будут работать в центре управления кораблем. А в заключение, — уже более спокойно, поскольку его главная задача была выполнена, добавил капитан Лич, — позвольте заверить вас, что дезертиров на борту корабля нет. Каждый из нас находится в одинаковой опасности, кроме врачей и трех тяжелобольных. Мы с директором Мортоном будем в разных группах: директор Мортон на седьмом уровне, мистер Гроувнор, чей план мы осуществляем, на девятом. Удачи вам, джентльмены!

Некоторое время все сохраняли молчание, потом командир их подразделения произнес:

— Эй, парни! Наши орудия уже на прицеле. У вас все будет в порядке, только не мешкайте — шлепайтесь сразу на палубу!

— Спасибо, друг! — отозвался Гроувнор.

Все вздохнули с облегчением. Сотрудник биоматематикологического отдела попросил:

— Гроув, скажи ему еще что-нибудь ласковое.

— Я всегда любил военных, — поддержал его товарищ по группе. Намеренно с хрипотцой в голосе он громко сказал, обращаясь к солдатам: — Именно поэтому вы должны будете задержаться на ту самую секундочку, которая мне понадобится.

Гроувнор почти не слышал разговора. Приманка, подумалось ему опять. И ни одна группа не будет знать, что другую настигла беда. При «критическом выстреле» — так теперь называлась критическая масса энергии, которую развивает крошечный реактор, — луч вырвется из сопла без всякого взрыва. Вокруг будет нарастать жесткая беззвучная и невидимая радиация. Когда все кончится, выжившие сообщат об этом капитану Личу по прямому каналу связи. Командир известит об этом остальных.

— Мистер Гроувнор!

Столь резкий вызов застал Гроувнора врасплох, и он инстинктивно бросился на пол, сильно ударившись при этом. Но тут же вскочил, узнав голос капитана Лича.

Остальные тоже удрученно поднимались на ноги. Один из них выругался:

— Черт бы их побрал, нельзя же так!

Гроувнор подошел к коммуникатору. Краем глаза он смотрел вдоль коридора.

— Да, капитан?

— Будьте добры, спуститесь на седьмой уровень. В центральный коридор. Встреча в девять часов.

— Да, сэр.

Гроувнор отправился выполнять приказ с чувством страха в душе — что-то настораживающее было в голосе капитана.

Зрелище, которое предстало перед ним, было ужасным. Он увидел опрокинутое набок орудие. Рядом с ним лежали мертвые, до неузнаваемости обожженные трое солдат орудийной команды. Дальше на полу корчился и извивался четвертый — похоже, они пострадали от вибратора.

Чуть поодаль от орудия, без сознания или мертвые, лежали еще человек двадцать, и среди них — директор Мортон.

Подручные Эггерта в защитных одеждах носились по коридору, подбирая пострадавших, и на грузовом тягаче увозили их в центр управления.

Спасательные работы велись уже несколько минут, так что, возможно, часть потерпевших уже взял под свою опеку доктор Эггерт.

Возле барьера, установленного у поворота в другой коридор, Гроувнор увидел капитана Лича. Командир был бледен, но спокоен. За несколько минут Гроувнор узнал, что произошло.

Чудовище появилось как всегда неожиданно. Молодой техник — капитан Лич не стал называть его имени — в панике забыл, что надо броситься на пол. Когда сопло пушки неумолимо пошло вверх, истеричный юноша выстрелил в орудийную команду из вибратора. По-видимому, и солдаты немного замешкались, увидев техника на линии огня. И в следующее мгновение каждый из них получил свою порцию. Трое упали на орудие и опрокинули его. Оно покатилось в сторону и повлекло за собой четвертого солдата. К несчастью, он крепко держал в руке активатор и тут же нажал на него. Три его товарища находились перед самым соплом, они скончались мгновенно. Орудие все катилось по коридору и снесло целую стену.

Мортона и его группу, хотя они были вне линии огня, настигла вторичная радиация. Говорить о степени поражения было рано, но по меньшей мере в течение года им предстояло находиться в постели — таковы были предварительные итоги. Возможно, некоторым из них грозила смерть.

— Мы немного промедлили, — признался капитан Лич. — Все произошло, по-видимому, через несколько секунд после моего выступления, но, наверно, прошла еще минута, прежде чем те, кто слышал выстрел, проявили любопытство и заглянули за угол. — Он тяжело вздохнул. — Погибло все подразделение, такое мне не снилось и в самом кошмарном сне.

Гроувнор промолчал. Вот почему капитан Лич настаивал на том, чтобы ученые не имели при себе оружия. В критическом положении любому человеку свойственно защищаться. Иначе он не может. Подобно животному, он борется прежде всего за свою жизнь.

Гроувнор старался не думать о Мортоне, который понимал, что ученые не примут его проекта, если их оставить без оружия, и он придумал такой modus operandi, который привел всех к согласию на применение атомного оружия.

— Зачем вы позвали меня? — жестко спросил он капитана.

— Мне кажется, что это поражение касается и всего вашего проекта. Как вы думаете?

Гроувнор вынужден был согласиться.

— Пропал эффект неожиданности. Он не должен был знать, что его ожидает, если он выходит на группу. Теперь тварь станет осторожнее.

Он представил себе, как красное чудовище высовывает из стены свою голову, осматривает коридор, а затем смело выходит возле самого орудия и хватает одного из орудийной команды. Единственное, что в таком случае остается, это поставить второй атомомет для защиты первого. Но об этом не приходилось и мечтать: на весь корабль был всего сорок один исправный атомомет.

— Захватил он еще кого-нибудь? — опустив голову, спросил Гроувнор.

— Нет.

Снова Гроувнор промолчал. Как и все на корабле, он мог только гадать, зачем этой твари живые люди. Одна из догадок основывалась на теории Кориты: если это существо принадлежит к крестьянам, главное для него — самовоспроизводство. Последствия были чудовищными: тварь явно охотилась за все новыми жертвами.

— Насколько я могу судить, — проговорил капитан Лич, — это чудище снова поднимется сюда. Я считаю, нужно оставить орудия там, где они есть, пока мы не обеспечим защиту трех уровней. На седьмом работы уже завершены, девятый — почти закончили, так что можно переходить к восьмому. Пока мы будем осуществлять наш план, чудовище, боюсь, будет обладать тремя пленниками, не считая фон Гроссена. Каждый раз после набега он со своей жертвой устремлялся вниз. Я предлагаю, как только все три уровня будут задействованы, всем нам собраться на девятом и там ждать его появления. Когда он захватит одного из нас, мы пережидаем одну секунду, и затем мистер Пеннон опускает рычаг и включает энергетическое поле на всех трех уровнях. Тварь проникнет на восьмой уровень и обнаружит, что пол находится под действием силового поля. Если чудовище попытается пройти сквозь защитное поле, на седьмом уровне оно столкнется с той же проблемой. А если попробует подняться наверх, упрется в девятый. Куда бы оно ни сунулось, везде его ждет двухуровневый барьер, — Командир помолчал, задумчиво глядя на Гроувнора, потом спросил: — Я знаю, вы считаете, что один уровень его не убьет. А что вы думаете о двух?

После минуты колебания Гроувнор ответил:

— Принимаю ваш план. Мы ведь можем только догадываться, как это подействует на тварь. Возможно, все мы будем приятно удивлены.

Сам он в это не верил. Но в такой ситуации приходилось считаться с еще одним фактором: убеждением и надеждой людей. Лишь действительное событие может повлиять на убеждения многих на корабле. Когда их убеждения придут в противоречие с действительностью, тогда, и только тогда, можно считать, что эмоционально они готовы для более крутых решений.

Гроувнор подумал еще, что медленно, но верно он учится влиять на людей. Для этого мало иметь точную информацию и знания, мало быть правым. Людей нужно уговаривать, убеждать. Порой это требует больше времени, чем отпущено обстоятельствами. А иногда этим пренебрегают вообще. И тогда гибнут цивилизации, проигрываются сражения, погибают корабли всего лишь из-за того, что человек или группа людей, обладающих спасительной идеей, не затруднили себя долгой и нелегкой процедурой убеждения своих коллег, товарищей. Сделай он уже это, ничего подобного не произошло бы.

— Атомометы могут оставаться на местах, — сказал он, — пока мы готовим экраны. А потом их нужно будет убрать, иначе при включении поля они сработают сами и просто взорвутся.

Он намеренно отказался от своего плана в битве против врага.

8

Дважды за последние два часа сорок пять минут поднимался Икстл на восьмой уровень. У него осталось шесть яиц, четыре из них он собирался использовать. Его раздражало то, что теперь все больше времени уходило на каждого гуула. Защита от него становилась все активнее, а атомометы вынуждали его охотиться за теми, кто был непосредственно при них.

Однако с каждым набегом Икстл все искуснее рассчитывал время и добивался успеха. Это было необходимо, необходимо было и прежде всего покончить с размещением яиц, а уж потом он займется людьми.

Когда работы на восьмом уровне были закончены и были убраны орудия, все собрались на десятом уровне. Гроувнор услышал, как капитан Лич отрывисто произнес:

— Мистер Пеннон, вы готовы включить систему?

— Да, сэр, — голос инженера немного дрожал. — Пропало пять человек. А теперь не поздоровится по крайней мере еще одному.

— Вы слышите, джентльмены? Еще одному не поздоровится. Еще один из нас станет приманкой, хочет он того или нет, — это был знакомый голос, но долгое время его не было слышно. Он мрачно продолжал: — Говорит Грегори Кент. Мне очень жаль, что приходится общаться с вами из безопасного центра управления. Доктор Эггерт велит мне еще неделю оставаться на положении больного. Капитан Лич передал мне бумаги директора Мортона, и я попросил бы мистера Келли рассказать о том, что происходит. Это должно прояснить весьма важное обстоятельство. В конце концов, мы должны знать даже худшее…

— Э… — Каркающий голос социолога прозвучал в коммуникаторах. — Я так скажу: когда мы впервые обнаружили это существо, оно плавало в космосе в четверти миллиона световых лет от ближайшей галактики, по всей видимости лишенное всяких средств передвижения. Только представьте себе это жуткое расстояние и посчитайте, сколько времени и энергии надо на то, чтобы переместить чудище в такую даль! Лестер подсчитал вероятность этого, и теперь пусть он расскажет вам то, о чем поведал мне.

— Говорит Лестер. Большинство из вас знакомы с широко распространенной теорией происхождения Вселенной. Принято считать, что она возникла в результате гибели предыдущей вселенной несколько миллиардов лет назад. Считается также, что наша Вселенная через несколько миллиардов лет закончит свой цикл и взорвется в очередном катаклизме. О том, каким будет этот катаклизм, можно только догадываться. В ответ на просьбу Келли я предлагаю вам такую версию. Предположим, что чудовище выбросило в космос чудовищной мощи взрывом. И оно вдруг обнаружило, что несется в открытом пространстве и у него никакой возможности повернуть. При таких обстоятельствах он мог плавать в космосе до бесконечности, так и оставаясь вдали от ближайшей галактики. Келли, вы это хотели от меня услышать?

— Ага… Да. Большинство из вас, возможно, вспомнят, что я еще раньше говорил о парадоксе, который заключается в том, что при столь высоком уровне развития, которым обладает это существо, его раса не заселила всю Вселенную. Но постепенно, логически рассуждая, я пришел к выводу, что его раса должна была господствовать над Вселенной и она господствовала над ней. То есть она господствовала над предыдущей Вселенной. И вполне естественно теперь это чудовище полагает, что его род должен захватить нашу Вселенную. Так, по крайней мере, выходит согласно нашей теории.

Снова заговорил Кент:

— Я уверен, все наши ученые понимают, что эти рассуждения построены если не на песке, то близко к тому, хотя знать их необходимо. Думаю, что правильно видеть в своем враге существо, принадлежащее к высшей расе. Не исключено, что его сородичи оказались в столь же жалком состоянии. Нам остается только надеяться, что никакой корабль не окажется поблизости от этого существа. Биологически эта раса может находиться впереди нас на миллиарды лет. Из этого следует, что справедливо будет потребовать от каждого из нас предельных усилий и самопожертвования…

Ужасный вопль прервал его слова:

— Спасите! Скорее! Вытаскивает из скафандра! — и закончился хрипом.

— Это Дэк, — воскликнул Гроувнор, — помощник руководителя геологов.

Он сказал это машинально. Он узнавал теперь людей по голосам почти моментально.

Тут же по коммуникатору раздался другой голос:

— Тварь уходит! Я видел, как она ринулась вниз!

— Включить защиту! — спокойно и твердо прозвучал голос Пеннона.

Гроувнор поймал себя на том, что с любопытством смотрит себе под ноги. Там мерцал яркий голубой свет. Маленькие щупальца огня метнулись на несколько дюймов вверх по его прорезиненному костюму. Нависла тяжелая тишина. Он невольно глядел вдоль коридора, освещенного неземным голубым огнем. Ему казалось, что он смотрит в самые глубины корабля. Но тут послышался голос Пеннона, почему-то он говорил шепотом:

— Если план удался, то теперь мы держим дьявола на восьмом или седьмом уровне.

Капитан Лич привычно отдал команду:

— Все, чьи фамилии начинаются на буквы от «а» до «л», следуйте за мной на седьмой уровень! Группа от «м» до «я» — за мистером Пенноном на восьмой! Персонал, обслуживающий атомометы, остается на местах! Команда, занимающаяся покрытием, продолжает действовать согласно инструкции!

Люди, спешившие впереди Гроувнора, встали как вкопанные на втором повороте седьмого уровня. Гроувнор протиснулся вперед и застыл над распростертым на полу телом. Сверкающие щупальца голубого огня буквально прижимали его к металлическому полу. Молчание нарушил капитан Лич:

— Унесите его!

Вперед выступили двое и коснулись тела. Голубое пламя перебросилось на них, словно пытаясь напасть. Они резко подняли тело, дьявольские узы разорвались, и они подняли его на десятый уровень, где не было энергозащиты. Отправился следом и Гроувнор и молча наблюдал, как осторожно укладывали тело на пол. Оно еще несколько минут подрагивало под воздействием остаточной энергии и успокоилось наконец в объятиях смерти.

— Жду отчета! — жестко потребовал капитан Лич.

После секундной паузы ответил Пеннон:

— В соответствии с планом по всем трем уровням были расставлены люди. Они вели безостановочное наблюдение. Если чудовище появится где-то здесь, его непременно увидят, но на это, возможно, уйдет минут тридцать.

Минут через двадцать прозвучал новый рапорт:

— Никого! — голос Пеннона выдавал разочарование. — Командир, должно быть, чудовище смоталось.

В ответ по всей сети связи пронесся жалобный вопрос:

— А что же, что мы будем делать теперь?

И Гроувнору показалось, что в этих словах отразились боль и сомнения каждого члена экипажа «Космической гончей».

9

Молчание затягивалось. Такие говорливые обычно начальники отделов и служб корабля сейчас будто языки проглотили. Гроувнора самого поверг в дрожь возникший в его уме новый план. Но роковая реальность требовала действий. Он выжидал. Не его дело начинать разговор.

Затянувшуюся паузу прервал Кент.

— Оказывается, наш враг может пройти сквозь энергетически защищенные стены и полы, как и сквозь обычные. Мы можем как угодно долго рассуждать на тему, как он отнесся к нашему эксперименту, но совершенно очевидно, что он так легко и быстро восстанавливает свои органы, что, по-видимому, не ощущает, пролетел ли он сквозь один или сквозь два пола.

— Я бы хотел услышать мистера Зеллера, — сказал капитан Лич, — Где вы сейчас, сэр?

— Я здесь, капитан! Я закончил специальный скафандр и теперь начал поиски в трюме корабля.

— Сколько понадобится времени, чтобы сделать такие скафандры для каждого члена экипажа?

Зеллер медлил с ответом.

— Для этого придется построить производственный цех, — сказал он наконец. — Понадобится оборудование, с помощью которого можно будет создать специальные приспособления для того, чтобы из любого металла можно было делать скафандры в достаточном количестве. Одновременно нам придется воспользоваться одним из атомных реакторов для специальной обработки металлов — только тогда они станут пригодными для таких скафандров. Как вам, по-видимому, известно, в таком скафандре можно продержаться в радиоактивной среде пять часов, а это немало… Думаю, что первый специальный скафандр сойдет с конвейера примерно через двести часов.

Гроувнор подумал про себя, что двести часов — это по самым скромным подсчетам. Вряд ли так скоро обычный металл можно превратить в столь специфичный.

Слова металлурга повергли капитана Лича в уныние.

— Тогда нечего об этом и говорить! — прозвучал голос Смита. — А поскольку полная экранизация корабля потребует много времени, если она вообще возможна, у нас и шансов-то не остается.

Обычно медлительный голос Гурли на сей раз прозвучал как удар хлыста:

— Как это нечего говорить! Мы пока еще живы. Предлагаю приступить к работам и каждому сделать все, что в его силах, и настолько быстро, насколько сумеем.

— Откуда вы знаете, что монстр не сокрушит и специально изготовленный защитный металл? В физике он явно разбирается лучше нашего. Вполне вероятно, что он способен создать такие разрушительные лучи, перед которыми не устоит ни один из наших материалов. Вспомните, как киса распылила наш защитный металл. А еще одному небу известно, какие механизмы и материалы находятся в наших лабораториях…

— Так что ж, по-вашему, пойдем сдаваться? — презрительно прорычал Гурли.

— Нет! — гневно возразил биолог. — Я призываю вас к здравому смыслу. Не надо слепо выполнять бесполезную, бесцельную работу!

Конец этой словесной дуэли положил Корита.

— Я склоняюсь в пользу предложения Смита, — сказал он. — Я уже говорил, что мы имеем дело с существом, которое прекрасно понимает, что нам нельзя позволить предпринять что-либо значительное. И оно непременно внесет свои поправки в то, что мы затеем, — например, в подготовку защитного поля на всем пространстве корабля.

Капитан Лич все еще хранил молчание. Из центра управления снова раздался голос Кента:

— Как вам кажется, что тварь предпримет, если поймет, что наша оборонительная тактика опасна для нее?

— Начнет убивать. У меня нет никаких предложений, кроме одного: собраться всем в центре управления. Но, как и Смит, я уверен, что через какое-то время чудовище проникнет и туда.

— Нет ли у вас каких-либо предложений на этот счет? — спросил капитан Лич.

— Если честно, то нет. Разве что… Нам не следует забывать, что мы имеем дело с разумным существом, которое, по нашим представлениям, относится к крестьянской стадии исторического развития и поэтому его земля и он сам — или, говоря более абстрактно, его имущество и его потомство — являются для него святынями. Он будет слепо сражаться против вторжения в его святыни. Он, подобно аграрию, привязал себя к кусочку пространства-имущества, пустил корни и холит-лелеет продолжение своего рода… — Корита помолчал, потом добавил: — Таковы вкратце мои соображения. Но как использовать его слабости, я сейчас сказать не могу.

— Я тоже не вижу, как это может нам помочь, — согласился капитан Лич, — Может быть, каждый руководитель отдела посоветуется сейчас со своими коллегами? Рапорт о всех сколько-нибудь стоящих идеях я жду через пять минут.

Гроувнор, у которого не было ни помощников, ни подчиненных, попросил:

— Нельзя ли мне задать несколько вопросов мистеру Корите, пока идут переговоры?

— Если никто не возражает, пожалуйста, — кивнул капитан Лич.

Возражений не последовало.

— Можно вас побеспокоить, мистер Корита? — спросил Гроувнор.

— А кто это?

— Гроувнор.

— О да, мистер Гроувнор. Теперь я узнал ваш голос. Прошу вас.

— Вы упомянули о том, что крестьянин с почти бессознательным упорством цепляется за свой клочок земли. Если наше существо находится на этой стадии цивилизации, способно ли оно представить себе, что у нас может быть иное отношение к своей собственности?

— Абсолютно уверен, что не способно.

— И существо будет строить свои планы, исходя из убеждения, что мы от него никуда не денемся, так как не сможем расстаться со своим кораблем?

— Да, и он прав, мы действительно не можем покинуть корабль.

Гроувнор настойчиво продолжал:

— Но мы-то с вами принадлежим к другой стадии развития, и чувство собственности мало что значит для нас. Мы ведь не станем слепо цепляться за нее?

— Я никак не могу понять, куда вы клоните, — заявил явно озадаченный Корита.

— Я пытаюсь логически развить ваши мысли и применить их к нынешней ситуации.

— Мистер Гроувнор, — вмешался капитан Лич, — я, кажется, ухватил, к чему вы ведете. Вы готовы предложить новый план действий?

— Да… — голос Гроувнора дрогнул.

— Мистер Гроувнор, — голос капитана Лича был суровым, — если я правильно вас понял, ваше предложение опирается на отвагу и воображение? Попрошу вас разъяснить его всем, — он посмотрел на часы, — до истечения пятиминутного срока.

После короткой паузы снова послышался голос Кориты:

— Мистер Гроувнор, вы совершенно правы. Мы можем принести эту жертву без душевных терзаний. И это единственное решение!

Минутой позже Гроувнор представил свой анализ обстановки всем участникам экспедиции. Когда он закончил, первым отозвался Смит, причем почти шепотом:

— Гроувнор, вы совершенно правы! Это означает, что жертвами станут фон Гроссен и четверо с ним. Это означает, что каждый из нас приносит себя в жертву. И все равно — вы правы! Собственность — это не святыня для нас. А что касается фон Гроссена и четырех парней, то у меня не было возможности сообщить вам о своем докладе Мортону. Я провел параллель с поведением некоторых видов ос на Земле. Если я прав, то это настолько ужасно, что смерть для этих людей явится избавлением от мучений.

— Оса! — крикнул кто-то. — Согласен с вами, Смит. Чем скорее они умрут, тем лучше для них и хуже для чудовища.

— Все — в центр управления! — скомандовал капитан Лич. — Мы…

В коммуникаторе раздался быстрый, возбужденный голос. Прошла томительная секунда, прежде чем Гроувнор определил, что он принадлежит Зеллеру.

— Капитан! Скорее пошлите людей с атомометами в трюм! Я нашел их в трубе системы кондиционирования воздуха. И тварь тут, я ее удерживаю своим вибратором. Это не приносит ему особого вреда, так что спешите!

Словно пулеметная очередь посыпались команды капитана, в то время как люди кинулись к лифтам:

— Всем сотрудникам научных отделов — в выходные шлюзы! Военному персоналу — за мной, в грузовые лифты! Возможно, нам не удастся поймать или убить его в трюме. Но, джентльмены… — в голосе его появились решимость и отчаяние, — мы избавимся от этого чудовища, чего бы это нам ни стоило! Пришло время не думать о самих себе!

Икстл невольно отступил, когда человек стал вытаскивать его гуулов. Впервые острый страх поражения, подобно бесконечному мраку космоса, затмил его разум. Его первым побуждением было ринуться в самую гущу этих двуногих и разделаться с ними со всеми. Но воспоминание о мерзких сверкающих орудиях охладило его пыл. Он отступил с предчувствием беды. Он упустил инициативу. Они найдут теперь его яйца и, уничтожив их, погубят его надежды продолжить свой род, обрести новые силы с появлением других икстлов.

С этой минуты у него оставалась лишь одна цель: он должен убивать, и только убивать. Теперь он недоумевал, почему начал с воспроизведения себе подобных, а не с первоочередного и потратил столько драгоценного времени. Но необходимо оружие, с помощью которого можно было бы убивать и сокрушать все на своем пути. После минутного размышления он устремился в ближайшую лабораторию. Такого жгучего желания убивать он никогда еще не испытывал.

В то время как он работал, склонившись над машиной, его ноги вдруг ощутили, что в нестройной симфонии колебаний, обычной для корабля, что-то изменилось. Он оставил работу и выпрямился. И тут понял, в чем дело. Замолчали двигатели корабля. Гигантский космический корабль прекратил свое безудержное движение вперед и залег в черных глубинах пространства. Безотчетное чувство тревоги охватило Икстла. Его длинные проволокообразные пальцы метались подобно молниям, когда он в бешеной гонке проделывал сложнейшие операции, соединяя тонкие сочленения.

Внезапно он снова застыл. Обострилось ощущение чего-то неладного, опасного. От напряжения свело мышцы ног. И он понял, что это было: он больше не чувствовал вибрации от их движения.

Они покинули корабль!

Икстл отбросил свое почти законченное оружие и скользнул сквозь ближайшую стену. Он знал точно, что избежать гибели мог только в бесконечной тьме космоса.

Икстл рвался сквозь пустынные комнаты и коридоры, наливаясь ненавистью, алое чудовище с древнего, очень древнего Глора. Светящиеся стены, казалось, смеялись над ним. Весь этот корабль, так много суливший ему, теперь стал местом, где в любую секунду мог разразиться кромешный ад. С облегчением он увидел впереди выходной шлюз. Прорвался сквозь первую секцию, вторую, третью — и оказался в космосе. Он понимал, что люди ждут его появления, поэтому с огромной силой оттолкнулся от корабля. Он чувствовал, что становится все легче, по мере того как его тело стрелой удаляется от корабля в бесконечную черную тьму.

Свет в иллюминаторах корабля погас, зато вспыхнуло таинственное голубое сияние. Сначала оно охватило всю огромную поверхность корабля, а потом медленно, как бы нехотя, стало бледнеть. Прежде чем оно погасло совсем, вокруг корабля вырос мощный энергетический экран, который навсегда закрыл Икстлу доступ к кораблю. Как только мощные генераторы оправились после выплеска энергии, весело заиграли и засветились огни в иллюминаторах.

Икстл, уже отбросивший себя на десятки миль от корабля, вновь немного приблизился к нему, но с опаской. Теперь, когда он находился в космосе, двуногие могли применить против него атомное оружие и уничтожить без всякой опасности для себя. Он завис примерно в полумиле от экрана. Он видел, как первые спасательные катера вынырнули из тьмы, миновали приоткрывшийся экран и исчезли внутри гигантского корабля. За ними последовала другая флотилия, едва различимая на темном фоне космоса при слабом свете иллюминаторов.

Наконец шлюз закрылся, и без всякого промедления корабль тут же исчез. Только что он был здесь, огромная металлическая сфера, и вот он уже звездочка, летящая к яркому, неправильной формы пятну — галактике, плывущей в бездне протяженностью в миллионы световых лет.

Тоскливо потянулось время, превращаясь в вечность. Икстл распростерся в безграничной ночи, неподвижный, отчаявшийся. Он не мог заставить себя не думать о молодых икстлах, которые уже никогда не вылупятся, и о Вселенной, недостижимой теперь для него из-за им же допущенных ошибок.

Гроувнор наблюдал, как электроскальпель в руках искусного хирурга вскрыл желудок пятого пациента. Последнее яйцо уложили на дно глубокого чана из высокопрочного сплава. Яйца были круглыми, сероватыми, одно из них было надтреснуто.

Вокруг чана собралось несколько человек с бластерами наготове. Трещина увеличилась, высунулась мерзкая, круглая, красная голова с глазками-бусинками и хищной щелью рта. Голова извивалась на тонкой, коротенькой шее, а глаза злобно уставились на людей. С поразившей людей быстротой новорожденный освободился от оболочки и попытался выкарабкаться из чана, но гладкие стенки не позволили это сделать. Чертенок сполз вниз и исчез в пламени бластеров.

— А что, если бы он выбрался из чана и скрылся в ближайшей стене? — облизнув пересохшие вдруг губы, спросил Смит.

Никто ему не ответил. Гроувнор видел, что все не отрывают глаз от чана. Яйца медленно таяли под воздействием огня, пока не вспыхнули золотым пламенем.

— Э-э… — протянул доктор Эггерт, колдовавший над телом фон Гроссена, и всеобщее внимание обратилось на него. — Мышцы начинают расслабляться, и глаза становятся осмысленными. Мне кажется, он понимает, что происходит. Это какая-то форма паралича, который вызывает само присутствие чужеродного тела, и теперь, когда яйцо вынуто, паралич постепенно проходит. Серьезных повреждений нет. Он скоро оправится. А что с чудовищем?

— Люди, что находились в двух спасательных катерах, видели, как из главного шлюза вырвалась красная молния в момент, когда мы включили бесконтрольную энергизацию. Должно быть, это был наш закадычный друг, потому что тела его на корабле мы не обнаружили, — ответил капитан Лич. — Во всяком случае, Пеннон со своими людьми рыщут по кораблю с флюоритными камерами, так что через несколько часов мы будем знать наверняка… А вот и инженер. Ну, что там, мистер Пеннон?

Главный инженер положил на стол какой-то странный бесформенный металлический предмет.

— Пока ничего определенного, но вот это я нашел в главной физической лаборатории. Что бы это могло быть?

Гроувнора пропустили вперед, и все сгрудились вокруг стола, стараясь разглядеть находку. Это было хрупкое на вид изделие с хитросплетением проводов и соединений. Три далеко разнесенные трубы могли служить дулами. Они проходили через небольшие шарики, которые светились странным серебристым светом. Свет даже пронизывал стол, как будто он был прозрачным. И самое странное, шарики, словно термические губки, впитывали в себя тепло. Протянув руку к шарику, Гроувнор почувствовал, как она онемела и похолодела, и тут же отдернул ее.

Пеннон кивнул.

— Скорее всего существо трудилось над этой штукой, — предположил Смит, — когда заподозрило что-то неладное. А потом сообразило, что к чему, и покинуло корабль. Это не совсем согласуется с вашей теорией, мистер Корита. Вы утверждали, что, отражая «крестьянскую» психологию, существо не может допустить мысли, что мы решимся на подобный шаг.

На бледном от усталости лице археолога появилась слабая улыбка.

— Мистер Смит, — сказал он вежливо, — в самом деле оказалось, что эта особь обладает воображением. Возможно, ответ на ваш вопрос кроется в том, что эти так называемые крестьяне доросли до понимания аналогий. Ну, а наш алый монстр при всех своих минусах был наиболее высокоразвитым их представителем.

— Хотел бы я поменьше встречать этих крестьян! — простонал Пеннон. — Ведь после трех минут бесконтрольной энергизации нам понадобится по крайней мере три месяца, чтобы хоть как-то привести в порядок корабль. Было такое мгновение, когда я боялся… — Он сделал паузу.

— Я закончу за вас, Пеннон, — с улыбкой продолжил капитан Лич. — Вы опасались, что корабль погибнет совсем. Думаю, большинство из нас понимало, на какой риск мы идем, приняв план Гроувнора. Известно, что антигравитаторы на наших спасательных катерах весьма слабые, так что сидеть бы нам тогда на мели в миллионе световых лет от дома.

— Я вот думаю, что, если бы алая тварь захватила корабль, она отправилась бы на нем покорять Вселенную, — заметил кто-то. — Но оказалось, что человек не так уж плохо устроен, да и упорен к тому же.

— Эти существа уже господствовали во Вселенной и вполне могли бы вернуть себе власть. Вы слишком легко допускаете, что человечество — это образец справедливости, забывая о том, что у него тоже своя история, долгая и жестокая. Человек убивал животных не только ради куска мяса на обед, но еще и для забавы; человек порабощал соседей, убивал себе подобных и испытывал садистскую радость, наблюдая мучения других. Не исключено, что в нашем долгом путешествии мы встретим и других разумных существ, более достойных управлять Вселенной, чем человек.

— Только ради всего святого, — воскликнул кто-то, — больше никаких подозрительных существ не будем брать на борт корабля! Мои нервы на пределе, я уже не тот, каким впервые ступил на борт «Космической гончей».

— Вы сказали за всех нас! — раздался в коммуникаторе голос исполняющего обязанности директора Грегори Кента.

 

Галактика М-33, туманность Андромеды

1

Гроувнор услышал чей-то шепот, но такой тихий, что он не разобрал слов. За ним последовал вибрирующий звук, такой же тихий и такой же непонятный.

Некзиалист невольно огляделся.

Он был в своей студии, и там, кроме него, никого не было. Гроувнор осторожно подошел к двери, ведущей в аудиторию. Но и там оказалось пусто.

Он вернулся к своему рабочему столу, хмуро размышляя над тем, уж не направил ли на него кто-нибудь энцефалорегулятор. Другого объяснения он не находил. Однако уже в следующее мгновение отказался от него. Ведь его отдел был защищен от воздействия практически всех волн и вибраций. К тому же он слишком хорошо знал, что предшествует возникновению галлюцинаций, чтобы придавать значение этому инциденту.

И все же ради предосторожности он обошел все пять комнат отдела и проверил энцефалорегуляторы. Как им и было положено, они находились в кладовой в законсервированном виде. Гроувнор вернулся в студию и продолжил свои занятия со светогипнотическими вибрациями, создавать которые он научился у райимян.

Вдруг на него накатила волна ужаса. Гроувнор съежился. И тут снова услышал шепот, такой же тихий, но теперь уже сердитый, с явной враждебностью.

Гроувнор ошеломленно выпрямился. И все-таки это мог быть только энцефалорегулятор. Кто-то воздействовал на его мозг с большого расстояния, используя при этом такой мощный передатчик, что даже надежно защищенные стены отдела не спасали от него.

Лихорадочно размышляя над тем, кто же это мог быть, он в конце концов решил, что след ведет в психологический отдел. Он позвонил туда и попросил кого-нибудь из специалистов. Подошел сам Зайдель и, когда Гроувнор начал рассказывать ему о случившемся, прервал его на полуслове:

— А я как раз собирался связаться с вами. Я думал, это ваших рук дело.

— Вы хотите сказать, что то же самое испытали другие? — Гроувнор говорил медленно, стараясь понять, что за всем этим кроется.

— Меня-то удивляет, что и вам досталось, в вашем-то изолированном от всяких волн отделе, — ответил Зайдель. — Вот уже более двадцати минут ко мне поступают жалобы, коснулось это и моей аппаратуры.

— Какой именно?

— Детектора биоволн мозга, регистратора нервных импульсов и других более чувствительных электронных детекторов. Кстати, Кент собирает совещание в центре управления. Там увидимся.

Но Гроувнор не отпустил его так скоро.

— Выходит, какое-то обсуждение уже было?

— Ну-у-у… мы сделали кое-какие предположения.

— Какие же?

— Мы на подходе к большой галактике М-33. Вот и думаем, не они ли это.

Гроувнор угрюмо ухмыльнулся.

— Вполне реальная гипотеза. Я подумаю над этим, а теперь — до скорой встречи.

— Будьте готовы к ударной дозе, когда выйдете в коридор. Воздействие осуществляется беспрерывно. Звуки, вспышки света, эмоционально действующие шумы — и все это в больших дозах.

Гроувнор кивнул и прервал связь. К моменту, когда он собрался, информация о совещании уже передавалась по кабельному коммуникатору. Открыв дверь в коридор, он понял, о чем предупреждал Зайдель. В ту же минуту он почувствовал воздействие на его мозг. Он даже остановился, стараясь усилием воли подавить действие гипноза, а потом с трудом, полный тревоги, потащился в центр управления.

Некоторое время спустя он уже сидел с остальными в центре управления. Ночь, необъятная ночь космоса, шептала что-то, давила на мчащийся во тьме корабль. Капризная и беспощадная, она одновременно манила и предостерегала о чем-то. То в неистовом восторге посылала божественные трели, то обрушивалась с диким шипением. Она шептала от страха и выла от голода. Билась в смертельной агонии и в экстазе снова возрождалась к жизни. И при всем этом с неизменным коварством грозила чем-то невероятно страшным.

— Есть мнение, — произнес кто-то за спиной Гроувнора, — что пора возвращаться домой.

Он обернулся в поисках говорившего. Но тот больше не прибавил ни слова.

Тем временем исполняющий обязанности директора Кент продолжал смотреть в телескоп, словно не придал значения услышанному или вовсе ничего не слышал. Казалось, в зале никто тоже не обратил внимания на реплику.

В воцарившейся тишине Гроувнор вертел ручку на встроенном в кресло пульте коммуникатора, стараясь увидеть то, на что смотрели в телескоп Кент и Лестер. Появилось размытое изображение галактики, на границе которой находилась «Гончая»; даже самые близкие звезды были так далеко, что в телескопе различались как блестящие точки в конечном витке спирали галактики М-33 — туманности Андромеды, которая была их целью.

Гроувнор оторвал взгляд от экрана одновременно с Лестером.

— В это трудно поверить, — проговорил астроном, — вибрации, которые мы ощущаем, исходят из галактики с миллиардами звезд, — он помолчал, потом обратился к Кенту: — Директор, мне кажется, что это задача не для астронома.

Кент оставил свой окуляр.

— Все, что касается целой галактики, относится к компетенции астрономии. Или вы потрудитесь назвать другую науку, способную решить эти проблемы?

Лестер ответил не сразу.

— Показания на шкале совершенно фантастические. И все же я полагаю, что мы не можем отнести этого ко всей галактике. Вполне вероятно, что воздействие лучеобразно направлено на наш корабль.

Кент повернулся к тем, кто в удобных креслах расположился напротив впечатляющего разноцветьем огней пульта управления.

— У кого есть идеи или предложения? — спросил он.

Гроувнор посмотрел вокруг в надежде, что тот, кто высказал свое мнение в самом начале, обоснует свою позицию. Но тот молчал.

Между тем люди не спешили высказываться: они не чувствовали той свободы и раскованности, которые были при Мортоне. Так или иначе, но Кент как-то дал понять, что любое мнение, кроме мнений руководителей отделов, для него не существует. Он также явно отказывался признавать отдел некзиализма.

В течение нескольких месяцев Кент с Гроувнором были взаимно вежливы, правда, при чрезвычайно редких встречах. За это время исполняющий обязанности директора, укрепив свое положение в совете, под всякими благовидными предлогами передал своему отделу некоторые функции других отделов, якобы дублирующих его деятельность.

Гроувнор был совершенно уверен, что никто на корабле не поймет его, если он станет толковать, как важно для поддержания морального духа всячески развивать личную инициативу, — его мог бы поддержать только такой же некзиалист, как и он сам. Поэтому он и не пытался что-либо говорить. Но на корабле ввели новые, пусть небольшие, но дополнительные ограничения, а для людей, заключенных в рамки почти тюремного содержания, это было опасно.

Первым на призыв Кента откликнулся откуда-то с галерки биолог Смит. Он сухо заметил:

— Я вижу, как не сидится мистеру Гроувнору. Может, он из вежливости выжидает, пока выскажутся люди постарше его? Мистер Гроувнор, что у вас на уме?

Гроувнор подождал, пока затихнут смешки — Кент не присоединился к смеявшимся, — и сказал:

— Несколько минут назад кто-то в зале предложил повернуть обратно домой. Мне бы хотелось, чтобы сказавший это обосновал свое мнение.

Ответа не последовало. Гроувнор видел, как помрачнел Кент. Все остальные явно ждали продолжения. Не выдержал опять Смит:

— Когда прозвучало это заявление? Я что-то не припоминаю, чтобы слышал подобное.

— И я! — присоединилось еще несколько голосов.

Глаза Кента блеснули. Гроувнору показалось, что Кент предвкушает за всем этим свою личную победу.

— Позвольте мне прояснить этот вопрос, — вмешался он.

— Так было заявление или нет? Кто еще его слышал? Прошу поднять руки.

Рук не поднялось.

— Мистер Гроувнор, что именно вы слышали? — злобно процедил Кент.

Гроувнор четко, не спеша произнес:

— Насколько я помню, слова были следующие: «Есть мнение, что пора возвращаться домой», — он умолк, но, поскольку комментариев не последовало, продолжил: — Очевидно, это внушение, слова возникли у меня в мозгу под чьим-то воздействием. Что-то или кто-то там, в космосе, настойчиво демонстрирует нам, что он хочет, чтобы мы убирались домой, — он пожал плечами. — Я, естественно, не считаю, что это было бы единственно правильным решением.

Сдавленным голосом Кент недовольно осведомился:

— Все мы, мистер Гроувнор, пытаемся понять, почему это именно вы, а не кто другой слышали это предложение?

И снова в который раз Гроувнор оставил без внимания тон, которым это было сказано, и ответил со всей серьезностью:

— Я сам размышлял над этим. Ничего не могу поделать, но вынужден напомнить вам, что во время райимского инцидента мой мозг довольно длительное время подвергался стимуляции. Возможно, я стал более восприимчив к подобным воздействиям.

И тут он сообразил, что именно благодаря этой обостренной восприимчивости он и услышал шепот, несмотря на защищенность стен своего отдела.

Кент нахмурился, и это не удивило Гроувнора: химик уже изъявил свое недовольство всяким упоминанием о птичьем народе и о том, что они проделали с сознанием членов экспедиции.

— Я уже имел честь собственными ушами слышать ваш отчет о вашем вкладе в этот эпизод, — холодно проговорил Кент. — Если я правильно помню, вы утверждали тогда, что причина ваших успехов в борьбе с райимлянами в том, что они не понимали, как трудно представителю одной формы жизни контролировать нервную систему другой, чуждой ему. Как же теперь вы объясните, что эти там… — он махнул рукой по направлению движения корабля, — добрались до вас и с точностью укола иглой воздействовали именно на те центры, которые воспроизвели их слова предупреждения?

По тому, как самодовольно сказал все это Кент, Гроувнор лишний раз убедился в том, что за низкий он человек, однако ответил спокойно и с достоинством:

— Директор, кто бы ни воздействовал на мой мозг, не следует думать, что он может изъясняться на нашем языке. И своей задачи он практически не решил, раз я единственный на борту, кто воспринял их внушение. А сейчас мне бы не хотелось здесь дискутировать на тему о том, как это я получил послание. Следует разобраться в другом: зачем оно и что нам следует предпринять.

Глава отдела геологии Маккэнн откашлялся и сказал:

— Гроувнор прав. Не лучше ли нам, джентльмены, принять за истину тот факт, что мы вторглись на чужую территорию и хозяева не в восторге от этого?

Кент кусал губы — видно, собирался произнести речь, но заколебался, однако потом все же сказал:

— Считаю, что мы должны с определенной осторожностью подойти к случившемуся и не думать, что имеем достаточно данных для каких-либо заключений. Но я убежден, что мы должны действовать так, как если бы встретились с высшим разумом, превосходящим человеческий.

В зале воцарилось молчание. Гроувнор заметил, что люди незаметно для себя приободрились. Их губы стали тверже, выражение глаз уверенней. Он видел, что и другие заметили эту реакцию.

Социолог Келли мягко произнес:

— Э… я рад… рад, что никто не высказывает желания повернуть назад. Это хорошо. Как слуги нашего народа и нашего правительства, мы обязаны выяснить потенциальные возможности этой галактики, особенно сейчас, когда господствующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Отметьте, пожалуйста, что я поддерживаю предложение директора Кента и его утверждение, что мы имеем дело с разумными существами. Но их способность воздействовать на мозг, пусть даже одного человека, свидетельствует о том, что они наблюдали за нами и знают о нас немало. Мы не можем допустить, чтобы эти знания были односторонними.

Кент вроде бы успокоился, когда заговорил снова:

— Мистер Келли, что вы думаете о пространстве, куда мы устремляемся?

Лысый социолог поправил пенсне.

— Оно… э… оно протяженное, директор. Но этот шепот может быть подобием наших радиоволн, распространяющихся по всей нашей галактике. Они… э… они, возможно, являются внешними сигналами… э… — Он умолк, но, поскольку замечаний не последовало, продолжил: — Вспомните, ведь человек тоже оставил неизгладимые следы своего пребывания в собственной Галактике. В процессе омолаживания мертвых звезд он зажег как бы искусственные Новые, и они были видны с расстояния до двенадцати галактик. Поменял он и орбиты планет. Воскрешал и покрывал лесами мертвые прежде миры. Там, где под звездами, более жаркими, чем Солнце, лежали безжизненные пустыни, теперь кружат в водоворотах бурные океаны. И разве сами мы и наш огромный корабль, пересекший такие пространства, о которых эти шептуны и мечтать не смеют, — разве все это не доказывает могущество человека?

Следующим выступил Гурли из отдела связи.

— Следы человека едва ли так уж долговечны в масштабах Вселенной. Не понимаю, как вы можете ставить их рядом с этим. Ведь пульсации — они же живые! Это такая сильная, всепроникающая разумная форма жизни, что весь космос вокруг пронизан ее шепотом. Это вам не киса с ее щупальцами и не алое чудовище, не феллахи, прикованные к одной какой-то системе. Это и есть цивилизация всей галактики; и если их спикер предупредил нас…

Будто кто схватил его за горло, Гурли поднял руки, защищаясь. И не один он — то же делали и остальные. Все, кто был в зале, или пригнулись в своих креслах, или едва не свалились с них. Кент судорожным движением выхватил вибратор и направил его на коллег. Инстинктивно пригнувшись, Гроувнор увидел, что трассирующий луч прошел у него над головой.

За спиной раздался дикий вопль, а затем удар, способный, казалось, пробить пол.

Вместе со всеми Гроувнор обернулся и с чувством нереальности происходящего уставился на тридцатифутовую тварь, покрытую панцирем, которая корчилась на полу в двенадцати футах от последнего ряда. Секундой позже красноглазое повторение первого чудовища материализовалось прямо в воздухе посреди зала и шлепнулось на пол в десяти футах от первого. Третье чудовище с дьявольской мордой скатилось со второго, перекувырнулось несколько раз и поднялось рыча.

Не прошло и минуты, как в зале их стало с дюжину.

Гроувнор, выхватив вибратор, разрядил его в одну из тварей. Металлические панцири скрежетали о металлические стены. Стальные когти скребли и стучали по полу.

Теперь уже все палили из вибраторов, но твари продолжали появляться. Гроувнор кинулся к нижней платформе пульта управления. Когда он добрался до яруса, где находился Кент, тот перестал стрелять и гневно заорал:

— Какого дьявола, куда вы прете, трус несчастный?

Он направил свой вибратор на Гроувнора, но тот успел выбить его из рук директора. Кент онемел от ярости. Добравшись до следующего яруса, Гроувнор увидел, что Кент тянется за вибратором. Он не сомневался, что химик намерен сейчас же выстрелить в него. Со вздохом облегчения он дотянулся наконец до рубильника, который включал защитный экран вокруг корабля, и, рванув его на себя, бросился на пол. И как раз вовремя. Светящийся луч ударил в металлическую панель именно туда, где только что находилась его голова. Потом луч пропал. Кент вскочил на ноги и закричал, перекрывая общий рев:

— Я не понял, что вы собирались делать!

Гроувнор остался холоден к его попытке объясниться. Исполняющий обязанности директора полагал, что сумеет оправдать убийство тем, что Гроувнор бежал с поля боя. Гроувнор не желал ни видеть его, ни говорить с ним. Он уже давно не выносил Кента, а теперь убедился окончательно, что этот человек не годится на роль директора экспедиции. Наступало критическое время, а личная неприязнь Кента могла послужить детонатором, способным привести к гибели всего корабля.

Спустившись снова в зал, Гроувнор присоединился к сражавшимся. Боковым зрением он видел, что трое техников устанавливают в боевую позицию огнемет. К тому времени, когда нестерпимое пламя вырвалось из сопла огнемета, существа под воздействием бластеров уже впали в бессознательное состояние, так что добить их не составляло труда.

Когда опасность миновала и к Гроувнору вернулась способность думать, он осознал, что эти чудовища были живьем переправлены на расстояние в сотни световых лет. Это походило на сон, слишком фантастический, чтобы в него можно было поверить.

Но запах горящей плоти был вполне реален, как и струившаяся по полу голубовато-серая кровь, слизью покрывшая пол. Реальными были и дюжина или около того бронированных чешуйчатых туш, валявшихся по всему помещению.

Когда Гроувнор снова увидел Кента, тот был сдержанным и четко отдавал приказы по коммуникатору. Вплыли подъемники и стали убирать убитых. Коммуникаторы гудели от сообщений. Постепенно картина прояснялась.

Существа появились только в центре управления. Радар не обнаружил никакого материального объекта типа корабля противника. Расстояние до ближайшей звезды в любом направлении исчислялось не менее чем тысячей световых лет.

Когда эта скудная информация достигла слуха членов экспедиции, по всему залу разнесся ропот.

— Десять световых столетий! — воскликнул штурман Зеленски. — А мы даже сообщения не можем переслать на такое расстояние без ретрансляторов.

В зал поспешно вошел капитан Лич. Он коротко переговорил кое с кем из ученых, а затем созвал военный совет. Он же открыл обсуждение.

— Должен подчеркнуть: мы столкнулись с невероятной опасностью. Мы и наш корабль подверглись нападению враждебной галактической цивилизации. Сейчас мы в относительной безопасности благодаря защитному энергетическому экрану. Но угроза настолько велика, что необходимо строго определить наши задачи. Нужно выяснить, почему нас настойчиво гонят прочь. Надо разобраться в существе грозящей нам опасности, в том, что за интеллект стоит за ней. Я вижу, что главный биолог еще занят обследованием останков недавнего противника. Мистер Смит, что представляют собой эти существа?

Смит отвернулся от тела чудовища, которым занимался.

— Подобных тварей породила и наша Земля в век динозавров, — спокойно сказал он. — Если судить по тем поверхностным исследованиям, которые мы успели провести, умственное развитие этих существ находится на самом низком уровне.

— Мистер Гурли полагает, — произнес Кент, — что этих существ переправили через гиперпространство. Может, попросим его развить эту мысль?

— Мистер Гурли, слово за вами, — поддержал капитан Лич.

Специалист по связи начал в своей обычной медлительной манере:

— Это всего лишь теория, причем довольно скороспелая. Согласно ей Вселенная подобна гигантскому вытянутому воздушному шарику. Стоит проколоть его оболочку, и он начнет сплющиваться, но одновременно будет затягиваться прокол. Но предмет, который прошел сквозь внешнюю оболочку, совсем не обязательно вернется в ту точку пространства, откуда он начинал свое движение. Предположим, что некто владеет контролем над этим явлением и может использовать его как форму телепортации. Это может показаться фантастикой, но разве оно менее фантастично, чем то, что здесь произошло?

— Трудно поверить, что кто-то может настолько превосходить нас, — с досадой заметил Кент. — Должны существовать какие-то достаточно простые методы решения проблем гиперпространства, человечество просто упустило их из виду. Возможно, мы восполним этот пробел. — Он помолчал, потом обратился к археологу: — Корита, вы что-то стали слишком молчаливы. Что бы вы могли сказать о наших новых врагах?

Археолог встал и развел руками.

— Даже догадки не могу предложить. Прежде чем заниматься поисками аналогий технологического порядка, следовало бы узнать мотивы их нападения на нас. Например, если они хотели таким образом захватить корабль, то нападение на нас в такой форме было ошибкой. А если в их намерения входило желание припугнуть нас, тогда их атака имела необычайный успех.

Заявление Кориты встретили смехом, но Гроувнор заметил, что капитан Лич остался серьезен.

— Что касается мотивов, — медленно проговорил он, — то мне пришла в голову довольно неприятная мысль. А если этот могущественный интеллект, или что там еще, захотел узнать, откуда мы родом? — Он сделал паузу. Судя по напряженной тишине в зале и напряженным позам, слова его произвели впечатление. — Давайте взглянем на это с его… ну да… с его точки зрения. Приближается корабль. В том направлении, откуда он появился, на расстоянии десяти миллионов световых лет существует немалое количество галактик, туманностей, звездных скоплений. Какая из них наша? — В зале воцарилась тишина. Командир повернулся к Кенту: — Директор, если вы не имеете ничего против, я предлагаю обследовать некоторые из планет этой галактики.

— У меня возражений нет. А теперь, если никто… — Гроувнор поднял руку. Но Кент, как бы не замечая ее, продолжал: — Я объявляю совещание…

Гроувнор встал и громко произнес:

— Мистер Кент!

— …закрытым! — закончил Кент.

Люди, однако, оставались на своих местах. Кент повернулся к Эллиоту и недовольно сказал:

— Прошу прощения, мистер Гроувнор, вам слово.

— Едва ли наш противник, — твердо заявил Гроувнор, — сумеет расшифровать наши символы, тем не менее считаю необходимым уничтожить наши звездные карты.

— Я собирался предложить то же самое, — откликнулся с места фон Гроссен. — Продолжайте, Гроувнор!

Под одобрительный гул зала Гроувнор продолжал:

— Мы убеждены, что наш главный энергетический защитный экран может охранить нас от опасности. У нас нет иной альтернативы, кроме как вести себя так, как если бы это соответствовало истине. Но когда мы опустимся на какую-нибудь планету, наши большие энцефалорегуляторы должны быть наготове, чтобы в случае чего не позволить противнику проникнуть в наши мысли.

И снова аудитория одобрительно зашумела.

— Что-нибудь еще, мистер Гроувнор? — сухо спросил Кент.

— Еще одно общее замечание. Руководителям отделов я рекомендую просмотреть все материалы и подготовить для уничтожения те из них, что могли бы подвергнуть опасности человечество в случае захвата «Гончей».

2

Время шло, и становилось ясно, что неизвестный разум либо намеренно воздерживается от дальнейших действий, либо их пресекает защитный экран. Во всяком случае, никаких новых инцидентов не произошло.

Где-то далеко мерцали одинокие звезды. Первое большое солнце вынырнуло перед кораблем прямо из тьмы космоса, шар из света и жара на фоне вселенской ночи. Лестер и его коллеги обнаружили в его системе пяти планет. Все их они навестили, одна оказалась обитаемой. Это был мир джунглей, туманов и гигантских животных. Корабль оставил его позади, пролетев довольно низко над кромкой моря и огромным континентом планеты, покрытым болотистыми зарослями. Никаких признаков цивилизации, тем более высочайшего уровня, как следовало ожидать, на планете не было.

«Космическая гончая» миновала еще три сотни световых лет и оказалась у маленького солнца с двумя планетами, льнувшими к теплу вишнево-красного шара. Одна из них была обитаема, ее населяли ящероподобные существа — единственные владыки здешних джунглей и тумана. Они покинули и ее, после того как низко пролетели над болотистым морем планеты и материком в его бурном развитии.

Теперь звезд стало больше. Они усеивали черную бездну на сто пятьдесят световых лет вокруг. Громадное голубое солнце со свитой почти из двадцати планет привлекло внимание Кента, и быстрый корабль устремился к нему. Семь планет, которые ближе других обращались вокруг солнца, были сущим пылающим адом без всяких надежд на зарождение жизни. Корабль по спирали обошел три обитаемые планеты, расположенные вблизи друг от друга, и снова устремился в межзвездное пространство, не обследовав ни их, ни остальные планеты этой системы. Эти три планеты оказались такими же мирами первобытных джунглей, как и все предыдущие.

Кент снова созвал совещание руководителей отделов и их заместителей. Обсуждение он начал без всяких предисловий:

— Сам я не вижу особых оснований для серьезных разговоров. Но я собрал вас по настоянию Лестера, — Кент ухмыльнулся. — Возможно, ему что-то известно.

Кент сделал паузу, и наблюдавший за ним Гроувнор заметил, что малорослый химик прямо-таки сияет от самодовольной уверенности. «В чем тут дело?» — подумал он. Ему казалось странным, что исполняющий обязанности директора Кент заранее наперед отрекается от результатов этого совещания.

— Лестер, не подниметесь ли вы сюда и не поделитесь ли своими соображениями? — с подчеркнутым дружелюбием предложил Кент.

Астроном поднялся на нижний ярус. Он был таким же высоким и тошим, как и Смит. Небесно-голубые глаза застыли на его бесстрастном лице. Однако начал он довольно эмоционально:

— Джентльмены, — сказал он, — три идентичные обитаемые планеты в последней солнечной системе представляют собой триплет искусственного происхождения. Не знаю, все ли вы знакомы с современной теорией образования планетарных систем. Те, кто не знаком, могут меня не понять. Так вот, согласно этой теории, гравитационное распределение массы в системе, которую мы только что покинули, противоречит законам динамики. Я с полной уверенностью могу утверждать, что по крайней мере две из трех обитаемых планет были намеренно перемещены в эту точку пространства. Я считаю, что нам следует вернуться и как следует обследовать их. Создается впечатление, что кто-то намеренно создает первобытные миры, а вот с какой целью — утверждать не берусь.

На этом он закончил свое сообщение и вызывающе посмотрел на Кента. Тот подался вперед и, как-то странно улыбаясь, проговорил:

— Ганли пришел ко мне и потребовал, чтобы я приказал вернуться. Поэтому я и созвал вас, чтобы обсудить и проголосовать его предложение.

Так вот оно что! Гроувнор вздохнул, далекий от восхищения Кентом, но отдавая должное расчетливости его действий. Он не предпринял попытки открыто выступить против оппозиции. Скорее всего, он возражал против плана астронома. Но, созвав совещание, на котором с его мнением могли не посчитаться, он тем самым доказал, что подчиняется законам демократии. Это был ловкий, если не демагогический ход — поддержать видимость демократии среди членов экспедиции.

И в самом деле, предложение Лестера вызвало серьезные возражения. Трудно было поверить, что Кент знал о них, — мог ли он намеренно игнорировать возможную опасность провала плана возвращения. Гроувнор терпеливо ждал, когда кончат задавать вопросы астроному. Когда тот ответил на них, когда стало ясно, что обсуждение подошло к концу, Гроувнор встал и заявил:

— Я бы хотел привести некоторые аргументы в поддержку точки зрения мистера Кента в этом вопросе.

— Но, мистер Гроувнор, — холодно заметил Кент, — было мнение, что дискуссия должна быть краткой, и стоит ли отнимать ценное время… — Тут он внезапно умолк. Вероятно, до него дошел истинный смысл слов Гроувнора. Лицо его потемнело. Он сделал какое-то неуверенное движение рукой, будто прося поддержки у аудитории. Но никто ни слова не произнес, и он, опустив руку, проговорил: — Вам слово, мистер Гроувнор.

— Мистер Кент прав, — твердо начал Гроувнор. — Решение слишком поспешное. Мы посетили всего лишь три планетарные системы, а необходимо посетить не менее тридцати, выбрав их наугад, а может быть, и больше. Это минимальное число, учитывая размеры наших исследований, для более или менее серьезных выводов. Я буду рад передать свои расчеты в математический отдел для уточнения. Кроме того, совершив посадку на планете, нам придется выйти за пределы защитного экрана. И тут мы должны быть готовы к отражению самой невероятной атаки со стороны чуждого нам интеллекта, способного в мгновение ока доставить через гиперпространство свои силы. Я представляю себе картину, как миллионы тонн вещества обрушиваются на нас, в то время как мы, совершенно беспомощные, сидим на этой планете. И мне кажется, что нам лучше потратить месяц-другой на тщательнейшую подготовку. В течение этого времени мы можем посетить столько солнечных систем, сколько будет в наших силах. И если там окажутся такие же первобытные обитаемые миры, можно будет без всяких сомнений принять гипотезу мистера Лестера, что это искусственно созданные планеты, — Гроувнор помолчал, потом спросил: — Мистер Кент, я правильно изложил ваше мнение?

Кент уже успел полностью овладеть собой.

— Почти, мистер Гроувнор, — он оглядел собравшихся. — Если нет других предложений, давайте голосовать за предложение Лестера.

Астроном встал.

— Я снимаю его, — сказал он. — Признаюсь, я несколько поторопился со своим проектом. — И он занял свое место.

— Может, есть желающие поддержать предложение Лестера? — спросил Кент. Все промолчали. — Тогда я прошу руководителей отделов приготовить план своих действий в случае успешной посадки на планету, которую нам неизбежно придется совершить, но в свое время. У меня все, джентльмены.

В коридоре Гроувнор почувствовал на своем плече чью-то руку. Он повернулся и узнал Маккэнна, главного геолога.

— Мы были так заняты все эти месяцы ремонтными работами, что я не имел возможности пригласить вас в свой отдел. Насколько я понимаю, когда мы высадимся на планете, оборудование геологического отдела будет использовано не только по прямому назначению. Тут очень понадобится некзиалист.

Подумав, Гроувнор согласно кивнул:

— Я буду у вас завтра утром. А сейчас пойду займусь рекомендациями для нашего исполняющего обязанности директора.

Маккэнн бросил на него быстрый взгляд.

— А вам не кажется, что он ими не очень-то заинтересуется?

Значит, остальные тоже заметили неприязненное отношение к нему Кента.

— Да, потому что он не доверяет частному мнению.

Маккэнн наклонил голову.

— Хорошо, мой мальчик, успехов вам.

Он уже отошел от Гроувнора, когда тот окликнул его:

— Как по-вашему, на чем держится популярность Кента как лидера?

Маккэнн помолчал в задумчивости, потом ответил:

— Он — человек. У него есть свои привязанности и своя неприязнь. Он вспыльчив. У него плохой характер. Он допускает ошибки и при этом делает вид, что не ошибся. Он весьма честолюбив и до безумия жаждет быть директором. После возвращения корабля на Землю директора экспедиции ждет мировая известность. В каждом из нас есть что-то от Кента. Он… как бы это сказать… ну, он просто человек.

— Должен заметить, — сказал Гроувнор, — что вы ничего не сказали о его профессиональных качествах.

— Вообще-то говоря, это в данном случае не так уж важно. У него есть эксперты, на которых он вполне может положиться, — Маккэнн поджал губы. — М-м-м… я затрудняюсь определить, в чем привлекательность Кента, но мне кажется, что ученые всегда готовы выступить на защиту своих идей. И им нравится, чтобы им возражали, и чем эмоциональнее, тем лучше, но в то же время недостаточно квалифицированно.

Гроувнор покачал головой:

— Я не согласен с вами, что директору не обязательно хорошо знать свое дело. Тут все зависит от личности и от того, как он использует свой громадный авторитет.

Маккэнн довольно долго рассматривал Гроувнора и в конце концов заключил:

— Люди, строго следующие логике, подобные вам, всегда с трудом понимают, как это кенты оказываются привлекательными для окружающих. И в политике у таких людей нет шансов победить кентов.

Гроувнор грустно улыбнулся в ответ:

— Не преданность научным методам губит этих людей. Их губит их же прямота. Чаще всего они понимают тактику, применяемую против них, лучше, чем те, кто ею пользуется, но не в их правилах отвечать на это тем же, они считают это порочным.

Маккэнн нахмурился.

— Хорошо бы, если так! А вас самого никогда не мучают сомнения?

Гроувнор не отвечал. Маккэнн настаивал:

— Предположим, вы решите, что Кента следует сместить с его поста. Что вы станете делать в таком случае?

— Сейчас мои намерения не выходят за рамки закона, — осторожно ответил Гроувнор и заметил, что его слова явно вызвали у Маккэнна чувство облегчения.

Старший коллега дружески пожал ему руку.

— Рад был услышать, что ваши намерения вполне законны, — серьезно заявил он. — С тех пор как я побывал на вашей лекции, я понял, что по своим возможностям потенциально вы самый опасный человек на корабле. Об этом никто пока не догадывается. Совокупность ваших знаний, подкрепленных решительностью и определенностью цели, могут стать более разрушительными для корабля, чем любое нападение извне.

Гроувнора ошеломило это признание.

— Это преувеличение, — сказал он. — Одного человека всегда нетрудно убрать.

— Но вы, как я вижу, не отрицаете того факта, что обладаете значительными знаниями, — заметил Маккэнн.

— Благодарю за столь высокое мнение обо мне. Хотя оно значительно преувеличено, но психологически вдохновляет.

3

Тридцать первая по счету звезда, в системе которой они побывали, была размером с Солнце и того же типа. Одна из трех ее планет обращалась по орбите в восемьдесят миллионов миль. Как и на всех предыдущих планетах, на этой были джунгли и море с первобытными флорой и фауной.

Прорезав пелену водяных паров и воздуха, «Космическая гончая» приступила к облету планеты на небольшой высоте — огромный чужеродный металлический шар из мира фантастики.

В лаборатории геологов Гроувнор наблюдал за приборами, занятыми измерениями природных свойств раскинувшейся внизу поверхности. Это была сложная работа, требовавшая напряженного внимания и контроля опытного оператора. Постоянный поток отраженных ультразвуковых и коротковолновых сигналов следовало направлять в строго определенную ячейку памяти соответствующего компьютерного устройства для сравнительного анализа. К стандартной, знакомой Маккэнну технике, которой пользовались в лаборатории, Гроувнор добавил некоторые некзиалистские усовершенствования, так что сводные таблицы и диаграммы отражали на удивление точную картину поверхности планеты.

Уже более часа Гроувнор сидел там, погрузившись в исследования. Наблюдалось некоторое расхождение в деталях, но молекулярная структура и распределение различных элементов указывали на некоторое геологическое постоянство: там находились песчаник, глина, гранит, следы органических веществ — возможно, залежей угля, силикаты в виде лежащего на скалах песка, вода…

Но вдруг несколько стрелок перед его глазами резко подпрыгнули и застыли. Такая реакция индикаторов свидетельствовала о присутствии скоплений большой массы железа с примесью углерода, молибдена…

Сталь! Гроувнор рванул на себя рычаг. И тут началось! Зазвенел звонок, и тут же вбежал Маккэнн. Корабль завис. В нескольких шагах от Гроувнора Маккэнн уже говорил с исполняющим обязанности директора Кентом:

— Да, директор, сталь, а не просто железо, — он не назвал имени Гроувнора и продолжил: — Мы настроили аппаратуру на глубину максимум сто футов. Возможно, это город, захороненный или скрытый в гуще джунглей.

— Это мы узнаем через несколько дней, — сухо проговорил Кент.

Корабль опустили на планету со всеми возможными предосторожностями, и через временное отверстие в защитном экране были выгружены необходимые механизмы — гигантские экскаваторы, краны, автотранспортеры и другая техника. Все было так тщательно подготовлено, что через тридцать минут после начала разгрузки корабль уже вновь взмыл в космос.

Раскопками руководили с корабля с помощью дистанционного управления. За четыре дня был снят слой почвы и грунта толщиной двести пятьдесят футов на площадке четыреста футов на восемьсот.

То, что они увидели под ним, трудно было назвать городом, это были даже не развалины. Создавалось впечатление, что дома были раздавлены невероятной тяжестью. На улицах были обнаружены кости. Был отдан приказ прекратить раскопки, и несколько спасательных катеров спустились на планету.

Гроувнор и Маккэнн вместе с группой ученых занялись изучением останков.

— Скверные повреждения, — сказал Смит. — Но, думаю, я смогу собрать скелет, — его умелые пальцы укладывали кости на удивление ловко. — Четыре ноги, — сообщил он и, поднеся к собранной конечности флюороскоп, добавил: — Похоже, он мертв уже лет двадцать пять.

Гроувнор отвернулся. Раздробленные останки могли раскрыть секреты физического облика исчезнувшей расы. Однако вряд ли эти скелеты послужат ключом для идентификации тех безжалостных существ, которые уничтожили ее.

Маккэнн был занят изучением почвы, что покрывала раскопанные улицы.

— Следовало бы провести стратиграфическое обследование, углубившись еще на несколько сот футов, — сказал он Гроувнору.

В действие тут же вступила буровая команда. Пока машина пробивалась сквозь скалы и глину, Гроувнор неотрывно следил за равномерным потоком породы. Иногда что-то привлекало его внимание, и тогда он откладывал образец в сторону.

К тому времени, когда катера направились к кораблю, у Маккэнна уже был готов полный отчет, и он сразу же передал его Кенту по коммуникатору.

— Директор, мне было поручено проверить, возможно ли, что джунгли на этой планете созданы искусственным путем. Скорее всего, так оно и есть. Пласт, который находится под болотами и джунглями, принадлежит более древней и менее примитивной планете. Трудно поверить, что такой слой почвы мог быть снят с какой-то отдаленной планеты и перенесен сюда, но все свидетельствует именно об этом.

— А что там с городом? Как он был разрушен? — поинтересовался Кент.

— Мы сделали кое-какие расчеты и можем утверждать, что город раздавлен массой скал, почвы и воды — этого было вполне достаточно для его гибели.

— Позволяют ли ваши расчеты определить время катастрофы?

— Мы располагаем некоторыми геоморфологическими данными. В ряде осмотренных нами мест под давлением новых слоев почвы в старых образовались впадины — огромные массы деформировали участки более слабых пород. Тип сдвига позволил получить ряд цифр, которые мы намерены обработать на компьютере. Однако по примерным подсчетам компетентного математика, — он имел в виду Гроувнора, — все это произошло не более ста лет назад. Поскольку геология имеет дело с событиями тысяче- и миллионолетней давности, наши приборы вряд ли многое добавят к этому.

Наступила пауза, после которой Кент официально сказал:

— Благодарю вас. Я вижу, вы и ваши сотрудники хорошо поработали. Но еще один вопрос: в процессе ваших поисков не обнаружили ли вы чего-либо, что могло бы послужить ключом к разгадке природы интеллекта, способного ввергнуть планету в подобный катаклизм?

— Мы не обсуждали этой проблемы с моими сотрудниками, но от своего имени я могу сказать, что не обнаружили.

Гроувнор отметил про себя, что совсем неплохо, что Маккэнн так осторожен в своих ответах. Для геолога исследование этой планеты — только начало поисков врага. Для Гроувнора оно было последним звеном в той цепи открытий и причинных связей, которые зародились в его сознании, когда он впервые услышал странное предупреждение из космоса. Он знал, кем являются самые чудовищные из существ, которых только можно себе вообразить. Он догадывался об их ужасных целях и тщательно проанализировал, что следует делать дальше.

Перед ним больше не стоял вопрос: в чем заключается опасность? Он достиг той стадии, на которой уже нужно принимать бескомпромиссное решение. К сожалению, люди, ограниченные познаниями в одной или двух науках, не могли, да и не захотят, понять реальности смертельнейшей из опасностей, когда-либо встававших перед всей Вселенной. А его решение проблемы может стать центром противостояния на корабле.

Поздно было думать, насколько далеко он вынужден будет зайти. Ему было ясно, что он не имеет права на остановку ни перед чем. Он должен выполнить все, что необходимо.

4

Продумав все окончательно, Гроувнор написал письмо Кенту.

« Исполняющему обязанности директора Административный отдел Экспедиционный корабль „Космическая гончая“

Искренне Ваш Эллиот Гроувнор».

Уважаемый мистер Кент!

У меня имеется важное сообщение (для всех руководителей отделов). Сообщение касается враждебного интеллекта данной галактики, о характере которого я собрал сведения, достаточные для действий в самом широком диапазоне.

Не будете ли Вы столь любезны собрать совещание, на котором я мог бы изложить свои рекомендации?

Он подумал о том, заметит ли Кент, что он предлагает действия, не имея подтверждающих доказательств. В ожидании ответа он спокойно перенес все свое имущество из спальни в отдел некзиализма. Это было последним пунктом в его плане обороны, включающем и возможность осады.

Ответ пришел на следующее утро.

«Уважаемый мистер Гроувнор!

Искренне Ваш Джон Форен (за м-ра Кента)».

Я передал мистеру Кенту суть вашего вчерашнего послания. Он предложил Вам составить рапорт по обычной в таких случаях форме А-16-4 и выразил свое недоумение по поводу того, что Вы сразу не сделали этого положенным образом. Мы рассматриваем многочисленные предложения и теории, связанные с этой проблемой. Ваша версия будет изучена наряду с другими.

Будьте добры как можно скорее представить на рассмотрение оформленную должным образом записку.

Гроувнор мрачно прочел ответ. Он не сомневался в том, что Кент непременно отпустил в его адрес какие-нибудь колкости, хотя пока он еще должен был сдерживаться. Ненависть, копившаяся в этом человеке, еще не прорвала плотины этических норм. Если Корита прав, она проявится в критический момент. Они переживали «зимний» период человеческой цивилизации, так что вся культура поведения могла рухнуть под действием эгоистических всплесков отдельных личностей.

Хотя в намерения Гроувнора не входило полностью раскрывать свои карты, он решил заполнить присланную секретарем форму. Он перечислил очевидное, не давая анализа и тем более не предлагая решений. В графе «Рекомендации» он написал:

«Заключение очевидно для всякого обладающего должной квалификацией специалиста».

Самое замечательное заключалось в том, что каждое из приведенных им доказательств было известно тому или иному из научных отделов на «Космической гончей». Больше того, все эти данные лежали на столе Кента уже не одну неделю.

Гроувнор собственноручно передал «записку по форме» и, хотя и не ожидал быстрого ответа, все же оставался в своем отделе. Даже еду попросил прислать туда. Прошло два двадцатичасовых периода, прежде чем он получил ответную записку Кента.

«Уважаемый мистер Гроувнор!

Грегори Кент, Исполняющий обязанности директора».

Просмотрев Вашу записку по форме А-16-4, которую Вы представили для обсуждения на совете, я убедился, что Ваши рекомендации слишком общи. Поскольку мы располагаем целым рядом рекомендаций по этому вопросу и намерены свести лучшие черты каждой в обширный вариант плана, мы были бы признательны Вам за передачу детальных рекомендаций.

Не будете ли Вы любезны незамедлительно уделить этому вопросу особое внимание?

Собственноручную подпись Кента Гроувнор понял как прямой намек на приближение решительных действий.

Он напичкал себя препаратами, которые вызывали симптомы гриппа. В ожидании, пока организм должным образом отреагирует на снадобье, написал новое послание Кенту. На этот раз он сообщил, что слишком болен, чтобы заняться подготовкой детальных рекомендаций — они включают в себя слишком много посылок, связанных с самыми разными областями науки. Тем не менее было бы разумно уже сейчас активно пропагандировать среди членов экспедиции идею о необходимости провести в космосе еще пять добавочных лет.

Он сунул письмо в почтовый желоб и тут же пригласил к себе доктора Эггерта. Все произошло даже быстрее, чем рассчитывал Гроувнор. Через десять минут врач уже ставил на стол свой чемоданчик. И тут же в коридоре послышались шаги. Вошли Кент и два крепких парня из химического отдела.

Доктор весело улыбнулся, узнав исполняющего обязанности директора.

— Привет, Грег, — проговорил он басом и переключил свое внимание на Гроувнора. — Так, подцепили инфекцию, друг мой. Поразительно! Сколько усилий мы прилагаем, чтобы не подцепить чего-нибудь на этих планетах, и все-таки иногда случается. Мне придется отправить вас в изолятор.

— Я предпочел бы остаться здесь.

Доктор Эггерт пожал плечами.

— В вашем случае это допустимо, — сказал он и стал собирать свой чемоданчик. — Я пришлю к вам своего ассистента, пусть поухаживает за вами. Со всякой неизвестной инфекцией шутки плохи.

Кент что-то промычал. Гроувнор взглянул на него с притворным удивлением и отвел взгляд.

— А в чем, собственно, дело, доктор? — не скрывая раздражения, спросил Кент.

— Пока не могу сказать. Посмотрим, что покажут анализы, — Эггерт нахмурился. — Пока налицо симптомы лихорадки, жидкость в легких… — Он покачал головой. — Боюсь, Грег, вам нельзя сейчас разговаривать с ним. Это может быть серьезное заболевание.

— Придется рискнуть, — грубо возразил Кент. — Мистер Гроувнор располагает важной информацией, и я уверен, — с нажимом сказал он, — у него найдутся силы передать ее нам.

Доктор Эггерт посмотрел на Гроувнора.

— Как вы себя чувствуете?

— Я еще могу говорить, — слабым голосом прошептал Гроувнор.

Лицо его пылало. Глаза лихорадочно блестели. Но то, ради чего он затеял все это, свершилось: Кент поднялся к нему. К тому же он не хотел присутствовать ни на каком совещании, созванном Кентом. Тут, в своем отделе, и только тут, он мог оградить себя от опрометчивых действий, которые могли бы последовать после его заявления.

Доктор взглянул на часы.

— Должен сказать вам, — сообщил он Кенту и в то же время Гроувнору, — что сейчас же посылаю сюда ассистента. К его приходу разговор должен быть закончен. Договорились?

— Превосходно! — с притворной сердечностью откликнулся Кент.

Гроувнор молча кивнул.

Уже в дверях доктор Эггерт напомнил:

— Мистер Фендер будет здесь через двадцать минут.

Когда доктор скрылся из виду, Кент подошел к кровати и внимательно посмотрел на Гроувнора. Целую минуту он стоял так, потом сказал нарочито мягко:

— Я не совсем понимаю, чего вы добиваетесь. Почему вы не желаете поделиться своей информацией?

— Мистер Кент, вы действительно удивлены? — спросил Гроувнор.

Снова наступило молчание. Складывалось впечатление, что Кент очень разгневан и с трудом сдерживает себя. Наконец он выдавил:

— Я — директор этой экспедиции. Я требую, чтобы вы немедленно выдали ваши рекомендации.

Гроувнор медленно покачал головой. Внезапно он ощутил сильный жар. Он весь горел.

— Право, не знаю, что вам сказать. Вы достаточно предсказуемый человек, мистер Кент. Видите ли, я заранее знал, что вы поступите с моими посланиями именно так, как вы это сделали. Я знал, что вы подниметесь сюда, ко мне, с… — он взглянул на двоих провожатых, — с парочкой амбалов. В связи с этим я настаиваю на совещании глав отделов, где я сам изложу свои рекомендации…

Будь у него время, он выставил бы руку, но…

— Ловко, а! — Разъяренный Кент ударил его по лицу и снова заговорил сквозь стиснутые зубы: — Так вы заболели, не так ли? Люди со странными заболеваниями частенько не в своем уме и подлежат суровому обращению, ведь в своем безумии они могут напасть на добрых друзей.

Гроувнор видел его как в тумане. От того, что его била лихорадка и он действительно сильно ослабел, ему стоило труда нащупать и сунуть в рот таблетку противоядия, притворившись, что держится за щеку, по которой пришелся удар.

— Предположим, я обезумел, а дальше что? — проговорил он.

Если даже Кент и был удивлен ответной реакцией Гроувнора, виду он не показал. Он только отрывисто спросил его:

— Чего вы, собственно, добиваетесь?

Какое-то время Гроувнор справлялся с вдруг подступившей тошнотой. Когда она прошла, он ответил:

— Я хочу, чтобы именно вы начали работу по убеждению всех членов экспедиции в том, что от них потребуется более длительное, чем предполагалось, пребывание в космосе для борьбы с враждебным нам интеллектом. Не исключено, что это займет около пяти лет. На сегодня это все. Когда вы сделаете это, я открою вам то, что вы хотите знать.

Он почувствовал улучшение — противоядие начинало действовать. А сказал он именно то, что хотел сказать. Он следовал своему плану. Раньше или позже Кент да и большинство ученых примут его предложения, и тогда ему не нужны будут никакие стратегические уловки.

Кент то открывал рот, как будто намеревался говорить, то снова закрывал его и наконец произнес с удивлением:

— И это все, что на данный момент вы хотите предложить?

Гроувнор все это время не снимал пальца с кнопки на раме кровати, готовый нажать на нее в любую минуту.

— Клянусь, вы получите то, что хотите! — сказал он.

Кент резко возразил:

— Я не могу быть соучастником этого безумия. Люди не вынесут и одного добавочного года.

— Ваше присутствие здесь говорит о том, что вы вовсе не считаете мое решение безумным.

Кент сжимал и разжимал кулаки.

— Нет, это невозможно! Как я могу объяснить это руководителям отделов?

Наблюдая за этим маленьким человеком, Гроувнор понял, что кризис близок.

— Вам не придется ничего им объяснять. Все, что вам придется сделать, — это пообещать им дополнительную информацию.

Один из тех, что сопровождали Кента, вмешался в разговор:

— Шеф, этот человек, похоже, не понимает, с кем разговаривает. Может, разъяснить ему?

Кент, который собирался еще что-то сказать, осекся. Облизывая губы, он отступил на шаг и кивнул:

— Вы правы, Бреддер. Не знаю, зачем я вообще ввязался в этот спор. Подождите минутку, я запру дверь. Тогда мы…

Гроувнор угрожающе предостерег:

— На вашем месте я не стал бы запирать ее. Я подниму по тревоге весь корабль.

Кент, уже взявшись за дверь, повернулся, на лице его застыла ухмылка.

— Что ж, хорошо, — жестко сказал он, — Мы с тобой расправимся и при открытых дверях. Начинайте, ребята…

Подручные тотчас двинулись на Гроувнора.

— Бреддер, вы когда-нибудь слышали об электростатическом ударе по периферийной нервной системе? — спросил он и, заметив их колебания, продолжил: — Только дотроньтесь до меня, и сразу узнаете, что это такое: руки ваши покроются волдырями, а лицо…

Оба отпрянули назад. Белобрысый Бреддер нерешительно взглянул на Кента. Кент гневно сказал:

— Электричества, что в человеческом теле, не хватит убить и муху.

Гроувнор покачал головой:

— В уме ли вы, Кент? Электричество не в моем теле, но оно будет в вашем.

Кент вытащил свой вибратор и подчеркнуто стал его настраивать.

— Отойдите назад, — приказал он своим помощникам. — Я всажу ему десятую долю секундной порции. Он у нас попляшет!

— Я бы не стал этого делать, Кент. Я ее не получу, — снова предупредил Гроувнор.

Химик либо не слышал его, либо пребывал в такой ярости, что не придал значения его словам. Вспышка ослепила Гроувнора. Послышалось шипение и треск, и Кент закричал от боли. Гроувнор видел, как он пытается избавиться от оружия, которое буквально прилипло к его руке. В конце концов вибратор с лязгом упал на пол. Кент в шоке стоял, обхватив пораненную руку и покачиваясь от мучительной боли.

— Почему вы не послушались? — В голосе Гроувнора не было участия. — Защитные экраны в стенах этого помещения несут в себе большой энергетический заряд. Выстрел вибратора ионизировал воздух, и вы получили электрический удар, который одновременно уничтожил энергию вашего заряда. Надеюсь, ожог не слишком сильный?

Кент уже взял себя в руки. Он был бледен, напряжен, но спокоен.

— Вы еще ответите за это, — прошипел он. — Когда все узнают, что один человек хочет силой осуществить свои идеи… — Он замолк, затем властно обратился к своим головорезам: — Идемте, мы и так потеряли здесь много времени.

Через восемь минут после их ухода появился Фендер. Гроувнору пришлось терпеливо объяснять ему, что он уже здоров. И еще дольше пришлось убеждать в этом Эггерта, которого вызвал ассистент. Гроувнора не беспокоило возможное разоблачение — для этого необходимо было тщательное расследование. В конечном счете они оставили его в покое, посоветовав еще день-другой не покидать своего отдела. Гроувнор уверил их, что будет строго следовать их инструкциям. Он на самом деле намерен был сидеть на месте. Впереди у него были нелегкие времена, и отдел некзиализма будет его крепостью. Он не знал, что могут против него предпринять, но здесь ему бояться было нечего.

Примерно через час после того, как ушли медики, звякнуло в почтовом желобке-приемнике. Это было послание Кента, извещавшее о созыве совещания по просьбе Эллиота Гроувнора. Приводились выдержки из его первой записки Кенту, и ни слова не было о последовавших затем событиях. Послание заканчивалось словами:

«В связи с последними заявлениями мистера Гроувнора исполняющий обязанности директора считает возможным его участие в слушаниях».

В конце послания, предназначенного самому Гроувнору, была собственноручная приписка Кента:

«Дорогой мистер Гроувнор, в связи с вашей болезнью я велел Гурли и его подчиненным подсоединить Ваш коммуникатор к аудитории контрольного пункта, чтобы Вы могли участвовать в совещании, не покидая постели».

В назначенный час Гроувнор настроился на контрольный пункт. Как только появилось изображение, он обнаружил, что видит все помещение как на ладони, а сигнал его коммуникатора выведен на большой экран над массивным контрольным щитом. Его десятикратно увеличенное лицо смотрело с экрана на собравшихся в зале. И Гроувнор подумал, что впервые его присутствие на совете столь заметно.

В зале собрались почти все руководители отделов. Как раз под экраном Кент беседовал о чем-то с капитаном Личем. Видно, их беседа подходила к концу, потому что он взглянул на Гроувнора, угрюмо ухмыльнулся и повернулся лицом к немногочисленной аудитории. Гроувнор заметил, что его левая рука забинтована.

— Джентльмены, — начал Кент, — без всяких предисловий я хочу предоставить слово мистеру Гроувнору. — Он снова взглянул вверх, на экран, и снова у него на лице промелькнула странная ухмылка. — Мистер Гроувнор, прошу вас.

— Джентльмены, около недели назад у меня накопилось достаточно данных, чтобы утверждать, что против нашего корабля орудует чуждый нам разум, находящийся в этой галактике. Мои слова могут звучать несколько панически, но это всего лишь горький факт, который я постараюсь изложить вам в своем понимании на основе доступной мне информации. Я долго ломал голову над тем, как убедить вас, что такая угроза действительно есть и такой разум существует. Одни из вас примут мои доводы, другие, не имеющие знаний в соответствующих областях, решат, что мое заключение голословно. Я изучил проблему и долго думал, как убедить вас, что мое решение является единственно верным. Одним из аргументов в его пользу будет сообщение о проделанных мною экспериментах.

Он не упомянул об условиях, к которым пришлось прибегнуть, чтобы его выслушали. Несмотря на все происшедшее, он не хотел еще дальше обострять отношения с Кентом.

— Для начала я попрошу выступить мистера Гурли. Думаю, что вас не слишком удивит, если я скажу, что все началось с вашего автоматического аппарата С-9. Пожалуйста, расскажите об этом своим коллегам.

Начальник отдела связи посмотрел на Кента, тот пожал плечами и кивнул. И все же Гурли заговорил не сразу.

— Нельзя со всей точностью сказать, когда включился С-9. Чтобы дать вам некоторое представление о нем, скажу, что это экран, который включается автоматически, когда плотность пыли в окружающей среде становится опасной для движения корабля. Известно, что в любом данном объеме плотность пыли с увеличением скорости тоже увеличивается. Тот факт, что С-9 включился незадолго до того, как эти ящеры возникли в контрольном пункте, был отмечен сотрудниками моего отдела. — Гурли откинулся на спинку кресла и заключил: — У меня все!

— Мистер фон Гроссен, что обнаружил ваш отдел, исследуя пыль, попавшую на экран в этой галактике? — спросил Гроувнор.

Тучный фон Гроссен поерзал в кресле, потом, не вставая, произнес:

— Да ничего такого особенного или характерного мы не обнаружили. Она немного плотнее, чем в нашей собственной галактике. Мы собрали ее на ионизированные пластины. Вещество в основном оказалось довольно простым. В нем присутствуют элементы в чистом виде и следы множества соединений, которые могли образоваться при конденсации, а также небольшое количество свободного газа, главным образом водорода. Беда наша в том, что пыль, которую мы получили, почти не имеет сходства с космической пылью в том виде, в котором она присутствует в пространстве. Но получение ее в естественном состоянии нам пока не удавалось. Процесс формирования структуры пыли был, видимо, очень продолжителен, и нам остается только гадать, как она ведет себя в космосе, — физик беспомощно развел руками. — И это все, что я пока могу сказать.

Гроувнор не выпускал инициативу из рук:

— Я мог бы и дальше расспрашивать руководителей отделов о том, что каждому из них удалось обнаружить. Но, мне кажется, я могу подытожить их открытия, не будучи к кому-либо несправедливым. Два отдела — мистера Смита и мистера Кента — столкнулись примерно с теми же проблемами, что и мистер фон Гроссен. Мистер Смит, насытив атмосферу клеток пылью, помещал туда животных. Животные не проявили никаких признаков беспокойства, так что он провел испытание на себе. Мистер Смит, есть у вас что-нибудь добавить?

Смит качнул головой.

— У меня нет доказательств, что это форма жизни. Допускаю, что самым верным для получения истинных образцов был наш выход на спасательном катере в космос, где мы открыли все наружные люки, потом снова закрыли их, снова наполнили катер воздухом. Химический состав этого воздуха изменился весьма незначительно, ничего существенного не произошло.

— Таковы факты, — сказал Гроувнор. — Я тоже, помимо прочего, вывел спасательный катер и впустил в него пыль из пространства через люки. Меня интересовало главным образом то, чем же эти пылинки питаются, если это форма жизни. И вот, наполнив помещение катера воздухом, я сделал его анализ. Потом я убил двух маленьких животных и снова повторил анализ воздуха. Образцы воздуха до и после эксперимента с животными я отослал мистеру Кенту, мистеру фон Гроссену и мистеру Смиту. Были зафиксированы незначительные расхождения. Однако их можно отнести на счет аналитических ошибок. Но мне хотелось бы попросить мистера фон Гроссена рассказать, что он там обнаружил.

Фон Гроссен выпрямился в кресле.

— Разве это имеет какое-то отношение к доказательству? — спросил он. — Не вижу в этом ничего особенного, — проговорил он и хмуро оглядел своих коллег. — Но действительно молекулы воздуха, помеченные словом «после», несли на себе немного более сильный энергозаряд.

Это был решающий момент. Гроувнор смотрел вниз, на поднятые к нему лица ученых, и ждал, когда свет понимания появится хотя бы в одной паре глаз.

Люди сидели спокойно, с озадаченными лицами. Наконец один из них глухо произнес:

— Насколько я понимаю, от нас ждут, что мы тут же придем к заключению, что имеем дело с туманно-пылевой формой жизни и разума. Извините, такое мне не по зубам.

Гроувнор промолчал. Умственное усилие, на которое он рассчитывал, не дало плодов. Чувство разочарования переполняло его душу. Он стал настраиваться на следующий рискованный шаг.

— Давайте же, мистер Гроувнор, излагайте вашу позицию, и тогда мы все примем решение, — потребовал Кент.

Гроувнор с неохотой начал:

— Джентльмены, ваше неумение или нежелание найти ответ, исходя из вышесказанного, очень беспокоит меня. Я предвижу большие затруднения. Поймите меня правильно, я привел вам конкретные данные, включая описание эксперимента, который позволил мне идентифицировать нашего врага. Мне ясно, что мои выводы вызовут споры. И тем не менее, если я прав, а я уверен в этом, отказ принять меры, которые я хорошо обдумал, выльется в катастрофу для всей человеческой расы, для всего разумного во Вселенной. Это станет причиной всеобщей гибели. Обстоятельства складываются таким образом: если я все вам сейчас расскажу, решение проблемы будет выбито из моих рук. Решать будет большинство, и тогда не останется законного пути его избежать. Так мне все это представляется.

Он замолчал, давая время переварить услышанное. Кое-кто озабоченно переглядывался.

— Подождите, — проговорил Кент. — Мне уже приходилось биться о каменную стену эгоизма этого человека.

Это был первый его открытый выпад. Гроувнор мельком взглянул на него и, отвернувшись, продолжил:

— Видно, мне, джентльмены, выпал тяжелый жребий информировать вас о том, что под давлением сложившихся обстоятельств проблема из чисто научной переросла в политическую. Поэтому я и настаиваю на принятии именно моего проекта. Необходимо развернуть большую работу, в ходе которой силами исполняющего обязанности директора и руководителей отделов следует разъяснить всему экипажу, что «Космической гончей» необходимо провести в космосе еще пять земных лет. Я обязательно все вам объясню, но я хочу, чтобы каждый привык к мысли, что рискует в этом деле потерять свою репутацию и доброе имя. Опасность так велика, что малейшая ссора по пустякам может стать роковой, особенно если учитывать время, на которое мы отдаляемся для решения проблемы.

Он коротко изложил им, в чем заключается опасность. И сразу же, не обращая внимания на реакцию, познакомил со своим методом противодействия ей.

— Нам придется найти несколько планет с залежами железа и, используя механические возможности нашего корабля, наладить на них производство торпед из нестабильных радиоактивных элементов. Затем около года мы будем «утюжить» эту галактику, посылая эти торпеды наугад во всех направлениях. И когда этот сектор галактики станет непригоден для жизни, мы стартуем, предоставив возможность нашему лишенному средств существования противнику следовать за нами. У них не останется иного выхода, как следовать за нами в надежде на то, что наш корабль приведет их к другому, более щедрому источнику питания, чем тот, который они имели здесь. И тогда главным для нас станет — увести врага как можно дальше от нашей родной галактики, — он помолчал, потом спокойно закончил: — Итак, джентльмены, теперь вы все знаете. По вашим лицам я вижу, что реакция будет различной и нам предстоит одна из этих дурацких дискуссий.

Он кончил. Наступила гнетущая тишина, потом кто-то выдохнул:

— Пять лет…

Это был почти вздох, и он подействовал как сигнал. В зале задвигались, зашумели.

— Земных лет, — напомнил Гроувнор.

Он особенно выделил слово «земных», намеренно выбрав это обозначение, так как, переведенное в звездный отсчет времени, оно выглядело короче. Звездное время с его двадцатичетырехчасовым днем, стоминутным часом и годом в триста шестьдесят дней предложили психологи. Привыкнув к более длинному дню, люди не замечали, на сколько больше прошло времени на самом деле по земному календарю. И Гроувнор полагал, что людям будет легче, когда они поймут, что их добавочное время составит что-то около трех звездных лет.

— У кого будут замечания? — спросил Кент.

— Честно говоря, я не могу согласиться с доводами мистера Гроувнора, — с сожалением сказал фон Гроссен. — Я питаю к нему огромное уважение за все сделанное им, но он просит нас принять на веру то, что, я уверен, мы могли бы понять, представь он нам более весомые доказательства. Кроме того, я отвергаю некзиализм как явление, интегрирующее все науки, и не согласен, что только индивидууму, прошедшему особую подготовку, свойственно глубоко проникнуть в суть проблем и взаимосвязей.

— Не отвергаете ли вы слишком поспешно то, в чем не дали себе труда разобраться? — резко спросил Гроувнор.

— Возможно, — пожал плечами фон Гроссен.

— Вот как я представляю себе это, — вступил в разговор Зеллер. — Суть сказанного состоит в том, что мы потратим много лет и усилий лишь для того, чтобы получить косвенные и неопределенные доказательства осуществления нашего плана.

Гроувнор сомневался, стоит ли ему продолжать говорить, лишний раз вызывая неприязнь, но понял, что другого выхода нет: слишком большое значение имел предмет обсуждения. Он не мог считаться с их чувствами и твердо заявил:

— Я буду знать, идет ли все, как задумано, и если кто-нибудь из вас решится прийти в отдел некзиализма и познакомиться с нашей техникой, он тоже поймет это в свое время.

— Нравится мистеру Гроувнору учить нас, чтобы стать ему ровней, — угрюмо заметил Смит.

— Какие еще будут замечания?

Это был Кент. Голос его звучал пронзительно и резко — он чувствовал себя победителем.

Все предпочли промолчать. Тогда он предложил:

— Чем зря терять время, давайте приступим к голосованию, чтобы определить наше отношение к проекту мистера Гроувнора. Уверен, все мы больше всего хотим общего согласия.

Он медленно прошел вперед. Гроувнор не мог видеть его лица, но в его манере держаться явно был вызов.

— Прошу поднять руки тех, кто принимает и поддерживает методы мистера Гроувнора, которые требуют пяти дополнительных лет пребывания в космосе, — сказал он.

Не поднялось ни одной руки.

— Хоть бы дали немного подумать, — проворчал кто-то.

Кент не стал спешить с ответом и, выдержав небольшую паузу, сказал:

— Нам важно составить мнение, мнение лучших ученых корабля, — он остановился, затем воскликнул: — Теперь прошу поднять руки тех, кто «против».

Все, кроме троих, подняли руки. Воздержались Корита, фон Гроссен и Маккэнн. Чуть позднее Гроувнор увидел, что не поднял руки и капитан Лич, стоявший рядом с Кентом.

Гроувнор обратился к нему:

— Капитан Лич, сейчас настал именно тот момент, когда вы, опираясь на конституционное право, можете требовать контроля над кораблем. Опасность очевидна.

— Мистер Гроувнор, я непременно сделал бы это, если бы видел врага, — медленно ответил капитан. — А так я могу действовать только руководствуясь советом ученых, экспертов.

— На борту корабля есть только один такой эксперт, — холодно заявил Гроувнор. — Остальные — всего лишь горстка дилетантов, которые барахтаются на поверхности моря фактов.

Заявление Гроувнора, казалось, ошеломило большинство в зале. В первый момент послышались возмущенные выкрики, но вскоре все погрузились в мрачное молчание.

— Мистер Гроувнор, я не могу разделить ваше голословное утверждение, — сказал капитан Лич.

— Теперь вы знаете истинное мнение о нас с вами этого человека, — не удержался от ехидства Кент.

Он, по-видимому, не воспринял слова Гроувнора, как оскорбления в собственный адрес и адрес ученых, забыл и о том, что как исполняющий обязанности директора должен поддерживать атмосферу корректности и вежливости.

Мидер, руководитель отдела ботаники, сердито напомнил ему:

— Мистер Кент, не понимаю, как вы можете оставить без внимания подобные оскорбления.

— Все это верно, — согласился Гроувнор, — отстаивайте свои права. Пусть вся Вселенная на краю гибели, зато удовлетворите свое чувство собственного достоинства.

Впервые с тревогой в голосе заговорил Маккэнн.

— Мистер Корита, — обратился он к археологу, — если существует цивилизация, которую описал Гроувнор, то как она согласуется с цикличностью истории?

— Боюсь, никак, — покачал головой японец. — Можно постулировать примитивные формы жизни, — он оглядел аудиторию. — Меня гораздо больше огорчило то, что мои друзья и коллеги своим поведением подтвердили правильность теории циклического развития: им доставляет удовольствие нанести поражение человеку, который вселил в нас тревогу из-за обширности своих знаний. А этот человек, решив, что он преуспел больше других, позволил себе проявить эгоманию, — он с упреком посмотрел на изображение Гроувнора. — Мистер Гроувнор, ваше заявление разочаровало меня.

— Мистер Корита, — с горечью ответил Гроувнор, — если бы я избрал другую линию поведения, то, уверяю вас, я не имел бы чести выступить перед высокочтимыми мною джентльменами, многими из которых я искренне восхищаюсь.

— А я убежден, — сказал Корита, — что члены экспедиции сделают все необходимое, даже невзирая на личные жертвы.

— В это трудно поверить, — возразил Гроувнор. — Необходимость оставаться в космосе лишних пять лет во многом определила их выбор. Признаю, это жестокая необходимость, но другого выбора, уверяю вас, у нас просто нет, — голос его стал жестче: — По правде говоря, я ожидал подобного результата и готовился к нему. Джентльмены, вы вынудили меня к акциям, о которых, уверяю вас, я сожалею больше, чем мог бы выразить это словами. Выслушайте меня внимательно. Вот мой ультиматум.

— Ультиматум?! — воскликнул, вдруг побледнев, Кент.

Гроувнор не обратил на него внимания.

— Если к десяти часам завтрашнего дня вы не примете мой проект, я беру в свои руки управление кораблем. Каждый, кто находится на борту корабля, будет делать то, что я прикажу, хочет он того или не хочет. Я, естественно, подумал и о том, что ученые постараются использовать свои знания, чтобы помешать мне. Но любое сопротивление будет тщетным.

Поднявшаяся тут буря восклицаний и ругательств еще продолжалась, когда Гроувнор отключил связь.

5

Прошло около часа после совещания, когда Гроувнора вызвал Маккэнн.

— Я бы хотел подняться к вам, — сказал геолог.

— Давайте, — весело пригласил Гроувнор.

Лицо Маккэнна выразило сомнение.

— Коридор-то вы, наверно, заминировали?

— Ну-у-у, предположим, что-то в этом духе, — согласился Гроувнор. — Но вас это не должно тревожить.

— А если я иду к вам с тайным намерением вас убить?

— Здесь, в моих помещениях, — с уверенностью, которую должны были почувствовать все, кто слышал его, проговорил Гроувнор, — вам не удастся сделать этого даже дубинкой.

Маккэнн с сомнением хмыкнул.

— Я сейчас поднимусь к вам, — все же сказал он и выключил связь.

Вероятно, он находился где-то поблизости, потому что не прошло и минуты, как спрятанные в коридоре детекторы известили о его приближении. А вот его плечи и голова показались на экране коммуникатора, и главное реле переключилось на исходную позицию — сработало автоматическое оборонительное устройство. Гроувнор вручную отключил его.

Через несколько секунд в дверях появился Маккэнн; потоптавшись у порога, он заявил:

— Несмотря на ваши уверения, у меня все время было ощущение, будто на меня направлены дула орудий. Но я при этом ничего подобного не заметил, — он впился в Гроувнора испытующим взглядом. — Уж не блефуете ли вы?

Гроувнор медленно проговорил:

— Я и сам немного обеспокоен, Дон, вы поколебали мою веру в вашу добропорядочность. Честно говоря, я не ожидал, что вы придете сюда с бомбой.

— Я — с бомбой? — Маккэнн растерялся. — Если ваши приборы показали… — Он замолчал, снял куртку и стал себя ощупывать. Вдруг движения его замедлились, лицо побледнело. Он вытащил серый предмет толщиной с вафлю и длиной около двух дюймов. — Что это? — удивленно спросил он.

— Устойчивый сплав плутония.

— Радиоактивный?!

— Нет, он не радиоактивен, по крайней мере в таком положении. Но его можно превратить в радиоактивный газ — лучом из высокочастотного передатчика. В результате мы с вами получим радиоактивные ожоги.

— Гроув, клянусь, я ничего не знал об этом!

— Вы говорили кому-нибудь, что собираетесь ко мне?

— Конечно… Весь этот отсек заблокирован.

— Другими словами, вам необходимо было получить разрешение?

— Да, у Кента.

— Прошу припомнить. При разговоре с Кентом у вас не было ощущения, что в помещении слишком жарко?

— Э… да, кажется, да. Теперь я вспомнил. Мне даже показалось, что я задыхаюсь.

— Сколько времени это продолжалось?

— Секунду, чуть больше.

— Хм, это значит, что вы пробыли без сознания минут десять, — заключил Гроувнор.

— Как? — Маккэнн хмуро посмотрел на него. — Черт меня побери… Этот негодяй подсунул мне таблетку.

— По анализу крови я мог бы точно определить, какую дозу вы получили.

— Пожалуйста, сделайте анализ. Он докажет…

Гроувнор покачал головой:

— Он докажет только, что вы приняли таблетку. Он не докажет, что сделали это принудительно. Я убежден в вашей искренности скорее потому, что ни один здравомыслящий человек не согласится, чтобы в его присутствии был распылен Пуа-92. А согласно показаниям моих автоматических аннуляторов, они уже в течение минуты пытаются это сделать.

Маккэнн совсем побелел.

— Гроув, отныне я порываю с этим стервятником. Да, в какой-то мере я был против вас и даже согласился передать ему суть нашего разговора с вами, но я намерен был предупредить вас об этом.

— Хорошо, Дон. Я верю вам, — улыбнулся Гроувнор. — Присаживайтесь.

— А что делать с этим? — Он протянул ему серый кубик.

Гроувнор взял его и отнес в контейнер, где хранились радиоактивные материалы. Затем он вернулся и сел.

— Думаю, на нас сейчас будет произведено нападение. Причем Кент в свое оправдание скажет, что нас необходимо спасти от ожогов, вовремя оказав нам медицинскую помощь. Давайте посмотрим на них.

Гроувнор включил экран.

Начало атаки первыми заметили «электронные глаза» — детекторы. На приборном щитке вспыхнули огоньки, загудел зуммер. Потом на большом экране показались сами атакующие. Около дюжины людей в скафандрах появились из-за угла и двинулись вдоль по коридору. Гроувнор узнал фон Гроссена и двух его помощников, четырех химиков, троих связистов от Гурли и двоих офицеров. Позади трое солдат катили перед собой маневренный вибратор, передвижной огнемет и большой газовый бомбометатель.

— А здесь есть еще выход? — в замешательстве спросил Маккэнн.

Гроувнор кивнул.

— Он тоже под охраной.

— А пол и потолок? — Маккэнн показал вниз и вверх.

— Над нами складские помещения, а внизу — кинозал. О них я тоже позаботился.

Оба замолкли. Потом, когда нападавшие остановились в коридоре, Маккэнн заговорил снова:

— Меня удивляет, что среди них фон Гроссен. Мне казалось, что он восхищен вами.

— Я его обидел, как и всех, когда назвал дилетантами, и он решил сам посмотреть, чего я стою.

Нападающие тем временем совещались.

— Что все-таки привело сюда вас? — поинтересовался Гроувнор.

Маккэнн не отрывал глаз от экрана.

— Я хотел, чтобы вы знали, что не так уж вы одиноки. Несколько человек просили меня передать, что они с вами.

Он в смущении остановился, потом попросил:

— Давайте не будем сейчас об этом, по крайней мере пока.

— Какая разница, когда мы будем говорить?

Маккэнн, казалось, не слышал его.

— Не понимаю, на что вы надеетесь, — грустно сказал он. — Они так вооружены, что способны снести все ваши стены.

Гроувнор ничего не ответил. Маккэнн посмотрел ему в лицо.

— Буду откровенен: меня разрывают сомнения, — сказал он. — Я чувствую, что вы правы. Но ваши методы… они для меня не слишком этичны.

Он даже не заметил, как отвлекся от экрана.

— Есть еще один тактический прием, — сказал Гроувнор, — провести выборы и прокатить Кента. Он ведь всего лишь исполняющий обязанности директора и не был избран законным путем. Я мог бы добиться проведения выборов в течение ближайшего месяца.

— Почему же вы не делаете этого?

— Потому что, — Гроувнор содрогнулся, — я боюсь. Эти чужаки… там, в космосе… практически истощены до смерти. И они в любую минуту готовы рвануть в другую галактику, очень может быть, в нашу. Нам нельзя терять и дня.

— И все же, — нахмурился Маккэнн, — по вашему плану мы должны увести их из этой галактики, и на это нам понадобится целый год.

— Вы когда-нибудь пытались отобрать пищу у плотоядного животного? Оно крепко держится за нее, не так ли? Даже готово драться за свой кусок. Моя идея состоит в том, что, пока это существо разберется в наших намерениях, оно будет гнаться за нами столько времени, сколько сможет.

— Понимаю, — согласился Маккэнн. — И все равно ваши шансы победить на выборах практически равны нулю. Согласитесь.

Гроувнор отрицательно качнул головой.

— Я бы непременно победил. Вы можете не поверить мне на слово, но тот факт, что люди, подверженные собственным удовольствиям, волнениям и амбициям, очень легко поддаются внушению, непреложен. И мне не пришлось бы изобретать новой тактики, она известна столетиями. Но до недавнего времени связь физиологии с психологией была сугубо теоретической. Некзиализмом разработана методика их взаимосвязи.

Маккэнн молча обдумывал услышанное, наконец он спросил:

— Каким вы видите человека будущего? Вы считаете, что все мы должны стать некзиалистами?

— Те, кто находится на борту корабля, непременно. Для всех же людей это было бы нереально и непрактично. Но в далеком будущем, возможно, всякому станет непростительно не познать то, что ему доступно. Почему он должен стоять под небом своей планеты и смотреть в него дурацким взором из-за своего невежества и предрассудков и по этим же причинам всегда оставаться в дураках? Погибшие цивилизации древней Земли как раз и свидетельствуют о том, как плохо приходится потомкам, когда человек слепо реагирует на ситуацию или полностью зависит от авторитарных доктрин, — он поморщился. — А сейчас перед нами не такая уж тяжелая проблема: надо вселить в людей скептицизм. Крестьянин с острым, хотя и неразвитым умом, который ничего не принимал на веру, — вот кто является предком ученого. На каждом уровне понимания скептик частично возмещает отсутствие в знании, требуя: «А ну, покажи! Я готов принять новое, но то, что ты говоришь, не может убедить меня само по себе».

Маккэнн сидел, глубоко задумавшись.

— Уж не собираетесь ли вы, некзиалисты, опрокинуть теорию цикличности в историческом развитии? Не на это ли вы замахнулись?

Гроувнор ответил не сразу.

— Признаюсь, до встречи с Коритой я не придавал ей большого значения. А здесь я был поражен! Теперь мне кажется, что теория может претерпеть множество изменений. Такие слова, как «кровь» и «раса», по сути своей бессмысленны. Но шаблон — как раз то, что для нее подходит.

Маккэнн тем временем снова обратил внимание на нападающих.

— Мне кажется, — сказал он озадаченно, — они слишком долго собираются. Пора бы и начать! Наверно, они должны были иметь какие-то планы, прежде чем зайти так далеко…

Гроувнор промолчал. Маккэнн внимательно посмотрел на него.

— Минуточку, не напоролись ли они на ваши оборонительные устройства? — предположил он.

Хотя Гроувнор опять не ответил, Маккэнн вскочил, подошел почти к самому экрану и вперился в него. Он вглядывался в двоих, что почему-то стояли на коленях.

— Что они там делают? — удивился он. — Отчего они не двигаются?

— Они пытаются удержаться, чтобы не провалиться сквозь пол, — объяснил наконец Гроувнор, голос выдавал его волнение.

Он еще никогда не применял на практике этих методов, хотя и давно знал о них. Тут он использовал знания из самых разных областей науки, а к тому же еще и импровизировал в зависимости от обстоятельств. Все сработало! Впрочем, он в этом и не сомневался. Тем не менее осуществление замыслов развеселило его, хотя он заранее был готов к этому.

Маккэнн вернулся и сел на место.

— Что, пол под ними действительно провалится?

Гроувнор отрицательно покачал головой.

— С полом ничего не случится. Но они тонут в нем, могут и совсем погрузиться, — он вдруг прыснул от смеха. — Хотел бы я видеть лицо Гурли, когда его помощники доложат ему об этом явлении. Это тот самый «воздушный шар», телепортация, прокол гиперпространства, а еще и геология нефти…

— А при чем тут геология? — начал было Маккэнн, но остановился. — Ах да, будь я проклят, вы же имеете в виду современный способ добычи нефти без бурения, — он нахмурил вдруг брови. — Но, минутку… Существует еще фактор…

— Существует с десяток всяких факторов, друг мой, — сказал Гроувнор. — Повторяю, это комбинированный процесс, все составляющие которого тесно взаимосвязаны на ограниченном участке, и энергии тратится очень мало.

— Почему же вы не использовали все эти ваши трюки против кисы и алого чудовища?

— Я же говорю: все это сделано наспех, к данным обстоятельствам. Много бессонных ночей ушло на создание этого оборудования — при встрече с нашими прежними врагами я о нем еще и не мечтал. Поверьте, если бы управление кораблем находилось в моих руках, мы бы не понесли таких потерь ни в одном из этих инцидентов.

— А почему вы не взяли управление в свои руки?

— У меня не оставалось времени на это, кроме того, корабль был построен до того, как возник Некзиалистский центр. Счастье еще, что нам удалось внедрить отдел.

— Не представляю себе, как вы собираетесь завтра захватить корабль, ведь для этого вам придется покинуть вашу лабораторию, — Маккэнн взглянул на экран и едва слышно произнес: — Они притащили антигравитационные плотики. Теперь они пролетят над вашим полом.

Гроувнор не ответил: он уже заметил это.

6

Антигравитационные плоты действовали по тому же принципу, что и антиускорители. В поле антиускорителя электроны слегка сдвинуты с орбит. Это создает молекулярное напряжение. В результате происходит повсеместная, хотя и незначительная перегруппировка в его структуре. Измененная материя становится невосприимчивой к изменениям скорости. И корабль, оснащенный антиускорителем, может встать как вкопанный даже при скорости движения в миллионы миль в секунду.

Атакующие погрузили оружие на длинные, узкие плоты, взобрались на них сами, включили магнитное поле требуемой частоты и с его помощью поплыли по коридору к открытой двери, которая находилась примерно в ста футах от них.

Они продвинулись футов на пятьдесят, когда движение плотов замедлилось, затем прекратилось и наконец их понесло назад, а потом они снова остановились.

Гроувнор, который все это время был чем-то занят у приборной доски, возвратился и сел рядом с потрясенным Маккэнном.

— Что вы сделали? — спросил геолог.

— Как вы видели, они продвигались вперед с помощью направленных магнитов, вмонтированных в стены коридоpa. Я создал отталкивающее поле, что само по себе не ново. Но этот его вариант является частью того же температурного процесса, с помощью которого поддерживается температура в нашем теле. Теперь им нужен либо реактивный двигатель, либо пропеллер, либо хотя бы, — он рассмеялся, — обычные весла.

Маккэнн, не сводя глаз с экрана, угрюмо сказал:

— Это их нисколько не смутило. Они собираются применить против нас огнеметы. Лучше закрыть дверь!

— Стойте!

Маккэнн сглотнул слюну.

— Но нас же здесь живьем зажарят!

Гроувнор покачал головой.

— Я же говорил вам — часть моих приготовлений была рассчитана и на применение огня. Получив новую порцию электроэнергии, все металлические конструкции вокруг будут стараться сохранить равновесие… Впрочем, смотрите.

Передвижной огнемет побелел. Маккэнн тихо выругался:

— Черт! Да это же иней! Как…

Полы и стены в коридоре постепенно покрывались льдом. Огнемет поблескивал в своей ледяной шубе, а холодный воздух уже пробрался сквозь открытые двери. Маккэнн вздрогнул:

— Температура… — пробормотал он. — Более низкий уровень.

Гроувнор поднялся.

— Самое время им отправляться по местам, я не хочу, чтобы с ними что-то случилось.

Он направился к устройству, что стояло у стены в аудитории, и опустился в кресло перед его компактной клавиатурой. Клавиши были разноцветными. Их было по двадцать пять в каждом из двадцати пяти рядов.

Маккэнн подошел поближе и рассматривал прибор.

— Что это? — спросил он, — Не помню, чтобы я видел нечто подобное.

Быстрыми, едва заметными и будто небрежными движениями Гроувнор пробежал по семи клавишам, потом слегка коснулся главного рубильника. Полилась чистая, нежная музыка. Звуки какое-то время дрожали в воздухе после того, как основная нота уже отзвучала.

— Какие ассоциации они у вас вызвали? — Гроувнор вскинул взгляд на Маккэнна.

Тот ответил не сразу, на лице его появилось странное выражение.

— Перед моими глазами возник играющий в церкви орган. Потом картина резко сменилась, и я очутился на политическом митинге, где кандидат использовал быструю, стимулирующую музыку и каждый чувствовал себя счастливым, — он вдруг остановился и озабоченно спросил: — Так вот как вы собирались победить на выборах?

— Это лишь один из методов.

Маккэнн насторожился.

— Господи, какая же жуткая сила у вас в руках!

— На меня она не действует.

— Но вы контролируете ее. Вы же можете управлять всей человеческой расой.

— Дитя, начиная ходить, уже подготовлено к этому. Почему бы не проводить повсеместно такую подготовку путем гипноза, используя пищеварение, химические реакции? Это было возможно уже столетия назад и предохранило бы человека от множества болезней, от сердечных заболеваний и от катастроф, которые возникают из-за неумения использовать в полной мере собственные плоть и разум.

Маккэнн снова заинтересовался установкой с клавиатурой.

— Как он работает?

— Это набор электропроводящих кристаллов. Электричество способно изменять кристаллические решетки. Закладывая определенный образец, мы имитируем ультразвуковые вибрации, которые, минуя ухо, воздействуют прямо на мозг. Играя на этом инструменте, я создаю нужный мне эмоциональный настрой, слишком сильный для того, чтобы неподготовленный человек мог ему сопротивляться.

Маккэнн, побледнев, вернулся на свое место в другой комнате.

— Вы меня напугали, — тихо сказал он. — Уж простите, но я считаю это неэтичным. И ничего тут не могу с собой поделать.

Гроувнор посмотрел на него, потом наклонился, что-то подрегулировал в инструменте и нажал кнопку. На этот раз звук был печальнее, лиричнее. Какое-то бесконечное дрожание билось в воздухе вокруг них, хотя сам звук давно затих.

— А что вы чувствовали сейчас? — спросил Гроувнор.

— Я подумал о маме. У меня возникло страстное желание вернуться домой. Я захотел…

— Это слишком опасно, — нахмурился Гроувнор. — Если я усилю это внушение, люди могут сильно пострадать от очень глубокого потрясения. — Он еще раз что-то перенастроил. — А если так?

Он стремительно включил новую мелодию. Раздался звук, похожий на колокольный, он становился все приятнее и мягче.

— Я был ребенком, — сказал Маккэнн, — и укладывался спать. Да, но я не хочу спать!

Казалось, он не заметил, как вернулся в настоящее время. Он невольно зевнул.

Открыв ящик стола, Гроувнор достал два пластиковых шлема. Один из них он протянул геологу.

— Наденьте на всякий случай.

Другой шлем он надел сам. Маккэнн с ворчанием натягивал шлем.

— Похоже, из меня не получился Маккиавелли. Ведь весь этот спектакль вы устроили, чтобы определенным образом воздействовать на чувства людей.

Гроувнор, возившийся над установкой, ответил не сразу:

— Люди делят свои поступки на этичные и неэтичные в зависимости от ассоциаций, возникающих в данный момент в их сознании, или рассматривая проблему в перспективе. Это не значит, что этические системы не заслуживают всяческого уважения. Сам я склоняюсь к тому, что этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству при условии, что это не сопряжено с каким-либо унижением или ограничением прав индивидов, которые не смогли к этому приспособиться. Общество должно научиться спасать больных и учить невежественных, — теперь он был полон решимости и продолжал: — Заметьте, я никогда ранее не использовал этот инструмент, исключая случай, когда Кент захватил мой отдел. Но сейчас я намерен его использовать. С самого начала нашей экспедиции я мог воздействовать на людей, но я этим не занимался. Почему? Потому что Некзиалистский центр имеет свой этический кодекс с разными градациями. Я могу нарушать некоторые условия, но с огромными сложностями.

— А сейчас вы допускаете нарушения?

— Нет.

— Тогда ваш кодекс представляется мне слишком гибким.

— Так оно и есть. Когда я твердо убежден, что мои действия оправданны, а сейчас я в этом твердо убежден, для меня перестают существовать спорные или эмоциональные проблемы. Вы, наверно, видите во мне диктатора, силой устанавливающего демократию. Но это неверно, ведь на корабле во время экспедиции вообще возможна лишь псевдодемократическая форма правления. А вот когда путешествие закончится, меня призовут к ответу.

— Допускаю, вы правы.

Маккэнн посмотрел на экран.

Гроувнор проследил за его взглядом. Люди в скафандрах пытались продвинуться вперед, отталкиваясь от стен. Но казалось, что их руки буквально тонут в них, и результаты были ничтожны.

— Что вы собираетесь делать сейчас? — снова спросил геолог.

— Усыпить их — вот так. — И он чуть тронул рычажок.

Звон колокола, казалось, был не громче прежнего, но люди в коридоре повалились на пол.

Гроувнор встал.

— Это будет повторяться каждые десять минут. Резонаторы так расставлены по всему кораблю, что подхватят и передадут сигнал. Пошли.

— А куда?

— Я хочу установить прерыватель в главной осветительной системе корабля.

Он зашел в свою студию, взял там прерыватель, и они вышли в коридор. Где бы они ни проходили, им везде попадались спящие люди. Сначала Маккэнн шумно удивлялся, потом стал все угрюмее озираться по сторонам. Наконец он не выдержал:

— Ужасно, как беспомощен может быть человек!

— Еще беспомощнее, чем вам кажется, — покачал головой Гроувнор.

Они уже пришли в центр управления. Гроувнор поднялся на нижний ярус. Ему не понадобилось и десяти минут, чтобы подсоединить прерыватель к электрическому реле. Он молча спустился, ничего не объясняя Маккэнну.

— Никому не говорите об этом, — попросил он. — Если они узнают, мне придется прибегнуть к еще одному варианту.

— Вы собираетесь разбудить их?

— Да. Как только мы доберемся до моего отдела. А сейчас попрошу вас помочь мне доставить фон Гроссена и его компанию в их спальни. Я хочу, чтобы у них возникло состояние возмущения собственными действиями, только не знаю, получится ли у меня.

— Полагаете, они сдадутся?

— Нет.

— Вы уверены в этом.

— Вполне.

Его утверждение оказалось верным.

Итак, в десять часов следующего дня он переключил рычажок у себя в отделе, направив электрический ток через установленный им прерыватель.

По всему кораблю замигали постоянно горящие светильники, оказывая гипнотическое воздействие на людей — некзиалистский вариант райимянских фокусов. Гроувнор стал играть на своем клавишном инструменте, он сосредоточился на понятиях «мужество» и «самоотверженность», «исполнение долга перед своим народом в случае опасности». Он даже ввел сложное эмоциональное восприятие времени, ускорив якобы его ход вдвое, а то и втрое.

После этого он включил сигнал «Всеобщий вызов» на коммуникаторах и отдал основные команды и распоряжения. Он ввел пароль, исключив его из памяти людей, — отныне каждый будет отзываться на него, не зная, из каких слов он состоит, или вспоминая их после произнесения. Потом он заставил их забыть и сам гипнотический сеанс. Спустившись в центр управления, он снял прерыватель. А вернувшись в свой отдел, разбудил там всех и вызвал Кента.

— Я отказываюсь от своего ультиматума и готов сдаться. Я понял, что не могу идти против воли большинства. Прошу собрать другое совещание, на котором я буду присутствовать. Но я по-прежнему настаиваю на ведении войны против неизвестной формы жизни этой галактики.

Его не удивило странное единодушие собравшихся, которые заявили, что после серьезных размышлений пришли к согласию в том, что доказательства нависшей над Вселенной опасности вполне убедительны.

Исполняющий обязанности директора Кент получил указание преследовать врага неуклонно, не считаясь с удобствами обитателей корабля.

Гроувнор стоял в стороне и с угрюмым удовлетворением наблюдал, с какой неохотой признал Кент необходимость действовать.

Теперь должна была разразиться великая битва между человеком и чуждым разумом.

7

Анабис существовал в виде бесформенной, необъятной массы, разместившейся в пространстве всей галактики. Он льнул к миллионам планет от нестерпимого, неутолимого голода и мириадами своих трепещущих частиц тянулся к ним, где ценою собственной жизни организмы давали жизнь ему.

Но этого уже не хватало. Его пронизывало страшное чувство нависшей над ними угрозы голода. Через всю бесконечность его разреженных клеток поступали сигналы о том, что пищи слишком мало.

До Анабиса постепенно доходило, что он или слишком велик, или слишком мал. Бесконтрольный рост в молодые годы был роковой ошибкой. Тогда будущее казалось нескончаемым. Галактическое пространство, где он развивался, действительно растянулось до бесконечности. Он расползался в радостном возбуждении примитивного существа, все больше утверждавшегося в уверенности, что ему уготована судьбой неограниченная возможность.

А примитивным он был от рождения. В своем начале он был лишь газом, поднимающимся с поверхности болот. Он не имел ни запаха, ни вкуса, но обладал какой-то динамической комбинацией. И в ней была жизнь.

Сначала он напоминал всего лишь облачко над невидимым туманом. Он охотно носился над теплыми темными водами, породившими его; извиваясь, ныряя и расширяясь, непрестанно и все с большим удовольствием добивался одного — быть и при этом кое-что… кое-кого убивать.

И вся жизнь его была посвящена одному — смерти других.

А происходило это не оттого, что он сознавал всю сложность и исключительность процессов, благодаря которым получил жизнь. Им двигало только удовольствие и желание жить. Какую он испытывал радость, налетев на двух насекомых, жужжащих в яростной борьбе. Еще бы: окутать их и ждать, дрожа каждой газообразной частичкой, когда энергия жизни несчастных жертв перейдет в его собственные непрочные субстанции.

Тогда для него не существовало времени — смыслом жизни было только насыщение. А миром его было узкое болотце средь серых окрестностей, где он обитал, довольный своей идиллической, почти бездумной жизнью. Но даже здесь, в этом мире, едва освещаемом лучами солнца, он безудержно рос.

Он все больше и больше нуждался в пище, и охота на насекомых уже не могла утолить его потребности.

Тогда он поднакопил зачатки хитрых, особых знаний о жизни на своем мокром болоте. Он стал отличать, какие насекомые были охотниками, а какие жертвами. Он изучил часы охоты каждого и места, где лежали маленькие, еще не способные летать чудовища — летающих труднее было выслеживать и ловить. Он научился превращать свои туманные образования в дуновения бриза, подталкивая ничего не подозревавшие жертвы к смерти.

Ему стало хватать пищи, а потом ее сделалось в избытке. Он рос и однажды вновь испытал голод. Необходимость заставила его познать жизнь и за пределами его болота. И вот однажды, простершись дальше, чем когда-либо, он наткнулся на двух гигантов в панцирях, занятых кровавой битвой не на жизнь, а на смерть. Он с трепетом впитывал необычайное количество жизненной энергии из тела поверженного чудовища, испытывая при этом небывалый восторг, не сравнимый ни с каким переживанием всей его предыдущей жизни. За те несколько часов, за которые не прекращался его пир, Анабис вырос в десять тысяч раз.

На следующий день он уже обволок болотистые джунгли окрест, затем океан, затем континенты, планеты и наконец проложил путь туда, где вечные облака расступались, чтобы очистить путь незамутненным лучам солнца. Позднее он обрел разум и смог проанализировать случившееся. Куда бы он потом ни проникал, все увеличиваясь в размерах, он адсорбировал газы из окружающей атмосферы. Он понял, что для поддержания этого процесса ему необходимы два условия: пища, которую надо было искать, и ультрафиолетовые лучи. Сквозь толстую, насыщенную туманами атмосферу планеты пробивалось мизерное количество солнечных лучей нужного спектра, отчего и результаты были не так велики.

Но стоило ему преодолеть атмосферу, и он испытал на себе благотворное воздействие прямых ультрафиолетовых лучей. С этих пор быстрое его развитие уже ничем нельзя было остановить. Он вышел в космос и на следующий же день завладел второй планетой. В кратчайший срок он достиг границ системы и тут же попытался дотянуться до других звезд, но был побежден расстоянием.

Добывая пищу, он впитывал знания и сначала верил, что мысли его собственные. Однако постепенно осознал, что вместе с электрической, нервной энергией, которую он поглощал во время смертельных схваток животных, он овладевает и их разумом — обоих: и победителя, и побежденного, умирающего животного. Какое-то время его мышление задержалось на этом уровне. Он узнал множество коварных уловок четвероногих охотников и познал искусство быть неуловимым. Однако то на одной, то на другой планете ему доводилось вступать в контакт с совершенно другой формой сознания — с существами, которые умели мыслить, развивали цивилизацию, науку.

Среди прочего он узнал от них, что, стоит ему сконцентрировать свою энергию, и перед ним откроются дыры в космосе, через которые он сможет «выныривать» в любой самой отдаленной точке. Он научился таким образом переправлять материю. Стал создавать примитизированные планеты-джунгли, потому что первобытные миры снабжали его пищей, которая больше всякой другой была насыщена жизненной энергией. Он переносил через гиперпространство огромные части других планет. Переносил холодные планеты поближе к солнцу.

Но и этого ему было мало!

Дни его безраздельного властвования пролетели, как один счастливый миг. Он ел и безудержно разрастался. Несмотря на постоянное совершенствование своего сознания, он нигде и никак не пытался сбалансировать этот процесс. Он уже с диким ужасом предвидел, что грядет его конец.

Появление корабля вселило надежду. Вытягиваясь в одном направлении, он последует за кораблем, куда бы он ни направлялся. Так он начнет отчаянную борьбу за то, чтобы уцелеть, будет захватывать галактику за галактикой, расползаясь все дальше в бесконечную тьму пространства, которому нет конца…

Тьма не останавливала людей. «Космическая гончая» припала к обширному плато, где были залежи железа. Все ее иллюминаторы излучали свет. Массивные осветительные приборы освещали ряды машин, что пережевывали своими челюстями поверхность планеты. Когда работы только начались, руду «скармливали» единственной обрабатывающей машине, и она превращала ее в металл, который передавала производственным машинам, а те превращали его в космические торпеды, выпуская по одной каждую минуту. Торпеды тут же отправляли в космос.

К рассвету следующего дня производственные машины стали промышленными. Они производили секции металлообрабатывающих машин, а роботы каждое новое сооружение снабжали металлом. Вскоре уже сотни, а потом и тысячи таких машин производили эти темные, тонкостенные торпеды. Все больше их уносилось в царящую вокруг ночь, насыщая радиацией каждый дюйм газообразной субстанции. Тридцать тысяч лет будут эти торпеды рассыпать свои смертоносные атомы. И при этом они были рассчитаны так, чтобы никогда не упасть ни на одну планету или солнце и вечно оставаться в гравитационном поле этой галактики.

Когда медленно поднимавшаяся красная заря второго утра осветила горизонт, инженер Пеннон доложил по «Всеобщему вызову»:

— Теперь мы выпускаем девять тысяч торпед в секунду. Полагаю, что завершение работ мы вполне можем возложить на сами машины. Я установил вокруг планеты защитный экран на случай нападения. Обнаружено еще с сотню железных планет, и наш громадный «друг» скоро ощутит пустоту в своих жизненно важных центрах. А нам пора в путь.

Спустя несколько месяцев они решили, что направятся к созвездию NGC9-50437. Астроном Лестер так объяснил причину этого выбора:

— Созвездие находится на расстоянии в девятьсот миллионов световых лет отсюда. Если наш «газообразный разум» последует за нами, он растеряет всю свою энергию в необъятности пространства.

Он сел, и слова сразу попросил Гроувнор.

— Я уверен, — начал он, — что все прекрасно понимают, что мы вовсе не собираемся лететь в столь отдаленную звездную систему. Этот путь занял бы столетия, а то и тысячелетия. Наша цель — выпроводить эту враждебную форму жизни туда, где она погибнет от голода и откуда нет возврата. Мы сможем определить, следует ли за нами это существо, по воздействию на нас его мыслей. И мы сразу же определим, что оно мертво, когда это прекратится.

Все так и случилось.

Шло время. Переступив порог своей аудитории, Гроувнор увидел, что слушателей снова поприбавилось. Были заняты все места, принесли стулья и из соседней комнаты. Он приступил к вечерней лекции.

— Проблемы, которыми занимается некзиализм, это проблемы всеобъемлющие. Человек изучал живую и неживую материю не только отдельно одну от другой, но и разными научными методами. И хотя он произносит слова о целостности природы, ведет он себя так, как если бы единая, вечно изменяющаяся Вселенная состояла из многих, по-разному функционирующих частей. Методика, о которой мы сегодня поговорим… — он вдруг замолк, его взгляд упал на знакомую фигуру, расположившуюся в дальнем конце аудитории, — покажет нам, как можно преодолеть это несоответствие реальности и представления человека о ней.

Он продолжал свою лекцию, а в глубине помещения Кент делал свои первые записи по некзиализму.

И как маленький островок человеческой цивилизации, экспедиционный корабль «Космическая гончая» летел, все увеличивая скорость, сквозь тьму пространства, которому не было конца.

И не было начала.

 

Корабль-бродяга

1

Краем глаза молодой Лисби увидел Ганарета, который по лесенке поднимался на капитанский мостик космического корабля, и испытал смутное неудовольствие. Девятнадцатилетний Ганарет был крепким и рослым юношей с квадратной челюстью и агрессивными манерами. Как и сам Лисби, он родился на корабле. Поскольку Ганарет не имел офицерского звания, ему не разрешалось появляться на мостике, и это, ко всему прочему, еще сильнее раздражало Лисби.

К тому же его вахта заканчивалась через пять минут.

Ганарет взошел на последнюю ступеньку и шагнул на застеленный ковром пол капитанского мостика. Должно быть, он смотрел только себе под ноги, поскольку восхищенно ахнул, подняв взгляд к черным, усыпанным звездами небесам. Его реакция удивила Лисби. Ему не приходило в голову, что на корабле есть люди, которые видели космос только на экранах мониторов.

Голая холодная реальность звездного неба, от которого их отделял лишь прозрачный пластик, произвела на Ганарета сильное впечатление. Лисби ощутил легкое превосходство. Ему разрешали приходить на мостик с самого раннего детства.

Для него все здесь казалось обычным, как и сам корабль.

Он видел, что Ганарет постепенно приходит в себя.

— Значит — сказал Ганарет, — вот как это выглядит. И где же Альфа Центавра?

Лисби неохотно показал на очень яркую звезду, которую можно было разглядеть и без приборов астронавигации. Интересно, обязан ли он доложить о появлении на мостике Ганарета, ведь гражданский персонал не допускается сюда?

Ему не хотелось этого делать, прежде всего потому, что не стоило раздражать других молодых обитателей корабля. К нему и без того относились с опаской, ведь Лисби был сыном капитана. А если он доложит о приходе Ганарета, то и вовсе окажется в изоляции.

Он вдруг отчетливо представил себе, что ведет такой же одинокий образ жизни, как его отец. Лисби тихонько покачал головой: нет, он не будет так жить.

Через несколько минут его вахта закончится, он возьмет Ганарета под руку и постарается по-дружески ему все объяснить. Однако Лисби заметил, что Ганарет смотрит на него с циничной улыбкой.

— Не похоже, что до нее близко. Выходит, колонистов обманули, когда заявили, что корабль будет лететь со скоростью света или даже быстрее и доберется туда через четыре года, — язвительно заметил Ганарет.

— Еще девять лет, и мы будем на месте, — ответил Лисби.

— Ну да! — презрительно бросил Ганарет. — Это мы еще посмотрим. — Он повернулся к Лисби. — А где Земля?

Лисби подвел его к противоположному краю мостика, где стояло смотровое устройство, и направил его на земное Солнце.

Почти минуту Ганарет не мог оторваться от созерцания Солнца. На его лице появилось мрачное выражение, плечи опустились.

— Оно так далеко, — прошептал он. — Даже если мы прямо сейчас повернем обратно, нам с тобой будет по сорок лет, когда корабль доберется до Земли.

Потом он резко обернулся и схватил Лисби за плечи.

— Ты только представь себе! Сорок лет. Половина нашей жизни пройдет, но у нас еще останется надежда получить хоть какое-то удовольствие — если мы повернем прямо сейчас.

Лисби высвободился из цепких пальцев, его охватила тревога. Прошло больше года с тех пор, как он в последний раз слышал подобные разговоры от других молодых парней. Тогда его отец прочитал лекцию о важности путешествия к Альфе Центавра, и настроения среди молодых людей изменились.

Похоже, Ганарет сообразил, что ведет себя глупо. Смущенно улыбнувшись, он отступил назад и решил обратить все в шутку.

— Но теперь, когда мы находимся всего в девяти годах от Центавра, глупо поворачивать обратно, через восемнадцать лет мы вернемся.

Лисби не стал спрашивать: «Куда вернемся?» Уже довольно давно большинство находящихся на борту людей пришло к выводу, что исходная цель полета потеряла всякий смысл. Разве они не видят Солнце, которое совершенно не меняется? Значит, необходимо вернуться на Землю. Лисби знал, что молодежь считает его отца старым дураком, который не осмеливается повернуть обратно, поскольку опасается насмешек своих коллег-ученых. Гордость глупого старика вынуждает обитателей корабля провести всю жизнь в космосе. Лисби и сам испытывал ужас от такой перспективы и не мог не порицать отца вместе со всеми.

Он посмотрел на часы и с облегчением обнаружил, что пришло время переключиться на автопилот. Его вахта закончилась. Он повернулся к приборной панели, пересчитал гаснущие огоньки и сверил показания приборов с докладом двух физиков, находившихся в машинном отделении. После чего еще раз пересчитал горящие огоньки. Все в порядке. Теперь в течение двенадцати часов кораблем будет управлять электроника. Потом на вахту на шесть часов заступит Карсон. За ним, через двенадцать часов, придет очередь первого помощника, которого сменит Браун, третий помощник. Пройдет еще двенадцать часов, и на капитанский мостик вернется Лисби.

Так Лисби жил с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать лет. Надо признать, его обязанности не были слишком уж сложными. Старшие офицеры корабля не очень напрягались. Однако они трепетно относились к своей работе и всегда вовремя заступали на вахту. Несколько лет назад Браун даже приказал прикатить его на капитанский мостик в кресле на колесиках и всю вахту провел вместе со своим сыном, который помогал заболевшему отцу все шесть часов.

Такая преданность долгу смущала юного Лисби, и он предпринял одну из редких попыток поговорить с отцом. Он спросил, что заставляет Брауна столь рьяно исполнять свои обязанности. Старик насмешливо улыбнулся и объяснил:

«Право стоять на вахте повышает статус офицера, поэтому следует рассматривать его с максимальной серьезностью. Поведение Брауна может служить наглядным тому примером. Мы принадлежим к официальному правящему классу, мой мальчик. Веди себя с этими людьми уважительно, обращайся к ним по званию, а в ответ они будут признавать твой статус. От того, насколько тщательно мы будем соблюдать формальности, зависит отношение команды к офицерам».

Лисби уже знал, что статус имеет известные преимущества: самые красивые девушки охотно ему улыбались, а когда он улыбался в ответ, с удовольствием проводили с ним время.

Вспомнив улыбку одной особенной девушки, он вдруг сообразил, что у него едва остается время, чтобы освежиться перед началом фильма.

Тут только Лисби заметил, что Ганарет смотрит на часы на приборной панели. Юноша перевел взгляд на Лисби.

— Ладно, Джон, — произнес он, — пора мне кое-что тебе сказать. Через пять минут после того, как начнется фильм, моя группа захватит корабль. Мы намерены сделать тебя капитаном, но только при условии, что ты повернешь к Земле. Мы не станем трогать старых чудаков — если они будут вести себя скромно. Если же окажут сопротивление, тогда получат по полной программе. Ну а если ты попытаешься предупредить своих, капитаном тебе не быть.

Не обращая внимания на вытаращенные глаза Лисби, Ганарет продолжал:

— Главное для нас не вызвать подозрений. Из чего следует, что все, в том числе и ты, должны вести себя как обычно. Как ты поступаешь, когда заканчивается твоя вахта?

— Иду в свою каюту и принимаю душ, — честно ответил Лисби.

Он начал приходить в себя после испытанного потрясения. И удивительное дело, Лисби охватило беспокойство: вдруг эти глупцы все испортят, их мятеж потерпит поражение и безумное путешествие будет продолжаться бесконечно. Сообразив, что он сочувствует мятежникам, Лисби сглотнул и ощутил смущение.

— Хорошо, но я иду с тобой, — сказал Ганарет прежде, чем Лисби успел взять себя в руки.

— Возможно, будет лучше, если я не стану заходить домой, — с сомнением ответил Лисби.

— И вызовешь подозрения у своего отца! Вот уж нет!

Лисби не знал, что ему делать. Он понимал, что становится участником мятежа, а на этом пути его могли поджидать неизвестные опасности. Однако эмоции, возникшие в глубинах его существа, продолжали управлять им.

— Ему не следует видеть нас вместе, — тоном заговорщика ответил Лисби. — Ты ему не нравишься, и он непременно спросит, что я с тобой делаю.

— О да, я ему совсем не нравлюсь! — воинственно сказал Ганарет, но на его лице неожиданно выразились сомнения. — Хорошо, мы пойдем в кинотеатр сразу. Однако помни о том, что я тебе сказал. Веди себя осмотрительно. Делай вид, что ты ничего не подозреваешь, но будь готов принять командование кораблем. — Он неожиданно положил руку на плечо Лисби. — Мы победим. Боже мой, у нас нет другого выхода.

Когда они спускались вниз, Лисби обнаружил, что все его мышцы напряжены, словно он приготовился с кем-то драться.

2

Лисби опустился на свое место. Вокруг рассаживались зрители. Лисби успел поразмыслить о том, что ему предстоит. Если он намерен что-то предпринять, то сейчас самое время — потом будет поздно.

Стоявший в проходе между рядами Ганарет что-то прошептал на ухо другому молодому человеку, а потом плюхнулся в соседнее кресло.

— Осталось всего несколько минут, — зашептал он, наклонившись к Лисби. — Нужно подождать, когда все займут свои места, погаснет свет и начнут показывать фильм. Тогда я в темноте выйду на сцену. Лишь только зажжется свет, присоединяйся ко мне.

Лисби кивнул, но ему было не по себе. Всего несколько минут назад он сочувствовал мятежникам, однако теперь, когда свет в зале начал меркнуть, Лисби стало страшно. Он не мог себе представить, что произойдет. Нечто ужасное, подумал он.

Прозвенел звонок.

— Сейчас начнется фильм, — прошептал Ганарет.

Время неумолимо шло. Лисби ощутил непреодолимое желание действовать. Он вдруг решил, что мятежники используют его на ранней стадии восстания, а потом избавятся от него. Неожиданно Лисби пришел к выводу, что ничего не выиграет, если мятежники одержат победу.

Охваченный отчаянием, он завертелся в своем кресле, пытаясь найти путь к отступлению.

И сразу же отказался от этой мысли. Его глаза быстро привыкли к полумраку зала. В одном из соседних рядов он заметил офицера Брауна с женой. Браун перехватил его взгляд и кивнул. Лисби умудрился ответить ему кривой улыбкой и отвернулся.

— А где Карсон? — спросил Ганарет.

Лисби удалось раньше его отыскать первого помощника Карсона, который сидел в задней части кинотеатра, а также второго помощника, устроившегося в одном из передних рядов. Из старших офицеров корабля не было только капитана Лисби. Это вызвало у Лисби некоторое беспокойство, но в целом кинотеатр был почти полон.

Фильмы показывали три раза в неделю. Три раза в неделю восемьсот человек собирались в зале и молча смотрели на изображения далекой Земли, скользившие по экрану. Обитатели корабля редко пропускали эти сеансы. Его отец должен был появиться с минуты на минуту.

Лисби приготовился принять неизбежное. На экране замелькал свет, послышались первые аккорды. Затем голос произнес что-то относительно «важного процесса», по экрану пошел текст и список экспертов. И вновь взгляд Лисби переместился к месту, зарезервированному для его отца.

Оно продолжало пустовать.

Лисби испытал потрясение, его переполняло предчувствие неминуемой катастрофы, он вдруг понял, что отец знает о заговоре.

На молодого человека нахлынуло разочарование. Он с горечью осознал, что путешествие будет продолжаться. И удивился собственной реакции. Оказывается, он не понимал всей глубины отвращения к своей нынешней жизни, на расстоянии семи тысяч восьмисот дней от Земли. Он повернулся, чтобы высказать Ганарету все, что думает по этому поводу.

Лисби уже раскрыл рот, но тут его вновь охватили сомнения. Если мятеж будет подавлен, то ему не следует ничего говорить в поддержку Ганарета. Он со вздохом откинулся на спинку кресла. Гнев исчез, а с ним вместе и разочарование. Что ж, значит, они будут лететь дальше.

Между тем на экране показывали заседание суда.

— …Этот человек совершил предательство. Законы Земли не заканчиваются за пределами стратосферы, на Луне или на Марсе…

И вновь Лисби отвлекся. Его взгляд вернулся к месту капитана, и с его губ сорвался вздох, когда он увидел, как усаживается отец. Значит, он ничего не подозревает. И его опоздание лишь случайность.

Через несколько секунд вспыхнет свет, и юные мятежники захватят власть на корабле.

Как ни странно, только теперь его внимание обратилось к происходящему на экране. Казалось, сознание молодого человека пытается избавиться от чувства вины, стараясь переключиться на внешние события. Лучше смотреть на окружающий мир, чем заглянуть к себе в душу.

Действие происходило в суде. Очень бледный юноша стоял перед судьей в черном головном уборе, и тот произносил:

— Вы хотите что-нибудь сказать перед объявлением приговора?

Ответ прозвучал неуверенно и с большими паузами.

— Ничего, сэр… если не считать… мы находились так далеко… казалось, мы уже совсем не связаны с Землей. После стольких лет мы подумали, что земные законы больше не действуют…

Лисби вдруг заметил, что в зале стоит мертвая тишина, а условное время начала мятежа давно прошло. И только после того, как прозвучали последние слова судьи, он понял, что восстания не будет, и сообразил почему. Судья с далекой Земли говорил:

— У меня нет выбора, я должен приговорить вас к смерти… за мятеж.

Через несколько часов Лисби зашел в проекционную кабину.

— Привет, мистер Джонатан, — сказал он стройному мужчине среднего возраста, который наводил порядок среди своих пленок.

Джонатан вежливо кивнул в ответ. Однако в его глазах промелькнуло удивление — что здесь делает сын капитана? Выражение его лица напомнило Лисби, что он должен обращать внимание на всех членов экипажа, даже на тех, которые кажутся незначительными.

— Вы показали странный фильм в начале вечера, — небрежно заметил Лисби.

— Да, — Джонатан продолжал возиться с аппаратурой. — Я удивился, когда твой отец позвонил мне и попросил показать именно этот фильм. Знаешь, он очень старый. Его сняли, когда межпланетные путешествия только начинались.

Лисби боялся что-нибудь сказать — его мог выдать голос. Он кивнул, делая вид, что осматривает аппаратуру, а потом быстро вышел — сам не понимая, куда направляется.

Целый час он блуждал по кораблю, пока у него не начало формироваться решение. Он должен повидать отца.

После смерти матери они практически перестали разговаривать.

3

Он нашел старика в просторной гостиной корабельной квартиры, которую они занимали вдвоем. В свои семьдесят с лишним лет Джон Лисби давно научился владеть собой, поэтому он лишь поднял голову, когда вошел его сын, вежливо поздоровался с ним и возобновил чтение.

Прошла минута, прежде чем отец заметил, что сын не ушел в свою спальню, и с некоторым удивлением вновь поднял глаза.

— Да? — спросил он, — Ты хочешь что-то спросить?

Молодой Лисби колебался. На него накатили эмоции, ему вдруг захотелось заключить с отцом мир. Он так и не смог простить ему смерти матери.

— Отец, почему мама покончила с собой? — неожиданно спросил он.

Капитан Лисби отложил книгу. Он побледнел, хотя его лицо уже давно приобрело сероватый оттенок, и глубоко вздохнул.

— Ты задал странный вопрос.

— Я считаю, что должен знать, — настаивал Лисби.

Наступила долгая тишина. Морщинистое лицо старика оставалось бледным, однако глаза неестественно блестели.

— Она часто с горечью говорила о тебе, — продолжал молодой Лисби, — но я никогда ее не понимал.

Капитан Лисби кивнул, словно хотел в чем-то убедить самого себя. Наконец он принял решение и расправил плечи.

— Я воспользовался своим положением, — спокойно заговорил он. — Она находилась под моей опекой, а когда повзрослела, стала привлекательной женщиной, которую я полюбил. При обычных обстоятельствах я бы хранил эти чувства при себе и она бы вышла замуж за своего ровесника. Но я убедил себя в том, что она выживет, если полетит со мной. Так я предал ее доверие, доверие ребенка к отцу, а не женщины к любовнику.

Поскольку юный Лисби никогда не считал свою мать особенно молодой, ему было трудно понять причины ее страданий. И все же он знал, что отец говорит правду. Тем не менее сейчас наступил момент для всей правды, и он решил идти до конца.

— Она называла тебя глупцом и… — он немного помолчал, — и не только. Но я твердо знаю, что ты совсем не глуп. Однако, сэр, мама поклялась мне, что смерть мистера Тельера не была результатом несчастного случая, как утверждал ты. Она… назвала тебя убийцей.

На бледных щеках отца появились розовые пятна. Старик долго молчал, потом на его губах заиграла слабая улыбка.

— Только время покажет, Джонни, глупец я или гений. Я оказался сильным противником, но только благодаря тому, что Тельеру приходилось набираться храбрости перед каждым следующим шагом, а мне помогал опыт. Когда-нибудь я расскажу тебе о нашей долгой и трудной борьбе. Он так хорошо знал наш корабль, что мог бы меня победить. Впрочем, мне помогал сильный стимул — в отличие от него.

Должно быть, капитан понял, что его объяснения носят слишком общий характер, поскольку продолжил:

— Хватит нескольких фраз, чтобы ты все понял. На момент старта Тельер был убежден, что мы сумеем развить скорость, близкую к скорости света, и в дело вступит теория сжатия Лоренца — Фицджеральда. Как тебе прекрасно известно, мы не сумели развить такую скорость. Двигатель не оправдал надежд Тельера. Как только Тельер осознал, что нам предстоит долгое путешествие, он захотел повернуть назад. Естественно, я не мог этого допустить. В результате Тельер утратил контроль над своим сознанием, а во время одного из приступов с ним произошел несчастный случай.

— Но почему мать считала тебя виновным в его смерти?

Старший Лисби пожал плечами. Должно быть, сказывалась давняя обида, поскольку его голос прозвучал глухо.

— Твоя мать так и не поняла сути наших научных разногласий. Она знала лишь, что Тельер хочет повернуть назад. Она разделяла его желание и решила, что его знания астрофизика глубже моих познаний астронома и я попросту спорю с человеком, владеющим всей полнотой информации.

— Понятно, — ответил молодой Лисби. — Честно говоря, я никогда не понимал теорию сжатия Лоренца — Фицджеральда, а также сути твоего открытия, которое привело к нашему путешествию.

Капитан задумчиво посмотрел на сына.

— Это очень сложная идея, — сказал он. — К примеру, я анализировал вовсе не само Солнце, а искривление пространства. К настоящему моменту это искривление должно было уничтожить Солнечную систему.

— Но наше Солнце не вспыхнуло.

— А я никогда не утверждал ничего подобного, — раздраженно ответил отец. — Мой мальчик, ты найдешь мой отчет среди научных трудов в библиотеке. Там же имеются отчеты доктора Тельера об экспериментах по достижению более высокой скорости. В его бумагах также содержится описание знаменитой теории сжатия Лоренца — Фицджеральда. Почему бы тебе их не почитать в свободное время?

Молодой человек колебался. Ему совсем не хотелось вникать в длинные научные рассуждения — особенно сейчас, в такой поздний час. Однако он прекрасно понимал, что его откровенный разговор с отцом есть результат сегодняшних событий — кто знает, когда у них еще появится такая возможность. Поэтому он решил продолжить расспросы.

— Но почему кораблю не удалось развить предполагаемую скорость? Что случилось? — Он тут же добавил: — Я слышал лекции, которые ты читал экипажу, но мне хорошо известно, что ты рассказывал лишь то, что считал полезным для продолжения путешествия. Каковы истинные причины?

Глаза старика неожиданно заблестели, и он усмехнулся.

— Похоже, мне удалось обрести инстинктивное умение поддерживать дисциплину и мораль на корабле, не так ли? — Он посерьезнел. — Как бы я хотел передать тебе эти умения! Впрочем, не важно. Ты совершенно прав. Я рассказал то, что считал нужным. А правда тебе уже частично известна. Когда Тельер обнаружил, что выбрасываемые частицы не могут достичь расчетных скоростей, появилась необходимость беречь топливо. Теоретически частицы, разогнавшиеся до скорости света, должны были давать нам почти неограниченную мощность при минимальных затратах топлива. На самом же деле мы потратили сотни тонн топлива, чтобы достигнуть пятнадцати процентов скорости света. И с этого момента мы поняли, что расход топлива не будет уменьшаться. Тогда я приказал выключить двигатели. С тех пор мы летим по инерции с прежней скоростью. Чтобы произвести торможение перед Альфой Центавра, нам потребуется такое же количество топлива. И все будет хорошо, если не возникнет никаких проблем. В противном случае нам придется заплатить за ошибку Тельера.

— Как? — спросил молодой Лисби.

— Нам может не хватить топлива, — ответил отец.

— Ах вот оно что!

— И еще одно, — сказал капитан. — Мне прекрасно известно, что многие на корабле верят в существование Земли, вопреки моим предсказаниям, и что я подвергаюсь жестокой критике. Много лет назад я обдумал эту ситуацию и решил, что лучше поступиться гордостью, чем спорить. И вот почему: мои полномочия получены на Земле. Если люди поверят, что Земля и в самом деле уничтожена, то те, кто сейчас находятся у власти — я, ты и другие старшие офицеры, — не сумеют сделать то, что мне удалось сегодня: напомнить инакомыслящим о том, как поступает Земля с предателями.

Молодой человек кивнул. Ему совсем не хотелось углубляться в обсуждение данного предмета, и он решил, что пришло время закончить разговор. Он хотел задать еще один вопрос об отношениях между старшим Лисби и вдовой Тельера после смерти его матери. Но он решил, что сейчас лучше об этом не упоминать.

— Спасибо, отец, — сказал он и ушел в свою спальню.

4

В течение нескольких недель они тормозили. День за днем росли звезды на черном фоне, становясь все ярче. Четыре солнца Альфы Центавра больше не походили на один ослепительный бриллиант — теперь их разделяли темные пространства.

Они пролетели мимо Проксимы Центавра на расстоянии около двух миллиардов миль. Тусклая красная звезда постепенно оставалась позади.

Целью их путешествия была вовсе не красная маленькая Проксима, а яркая Альфа А. С Земли телескопы сумели различить семь планет, вращающихся вокруг Альфы А. Несомненно, хотя бы одна из них должна быть пригодной для жизни.

Когда корабль находился в четырех миллиардах миль от главной системы, шестилетний сын, Лисби II, нашел его в гидропонном саду, где он обсуждал проблемы охлаждения растущих здесь овощей и фруктов.

— Папа, дедушка ждет тебя в капитанской каюте.

Лисби кивнул. Он обратил внимание, что мальчик даже не посмотрел на работающих в саду людей, и ощутил некое удовлетворение. Хорошо, что ребенок уже понимает значение своего статуса. С самого рождения мальчика через несколько лет после неудачной попытки мятежа под предводительством Ганарета Лисби всячески старался воспитать в своем сыне правильные представления о мире корабля.

Мальчик должен чувствовать свое превосходство — в противном случае он не сможет руководить другими людьми.

Лисби взял сына на руки и зашагал к лифту, чтобы подняться на офицерскую палубу. Когда он вошел, его отец, четверо физиков из инженерного отдела, а также мистер Карсон, мистер Хенвик и мистер Браун что-то обсуждали. Лисби молча уселся среди них, но вопросов задавать не стал.

Довольно быстро он понял, о чем идет речь. Искровые разряды. Вот уже несколько дней корабль летел через мощный электрический шторм. Разряды обрушивались на корпус от носа до кормы. На прозрачном капитанском мостике стало невозможно находиться без темных очков; беспрестанные вспышки слепили и вызывали сильные головные боли.

Более того, разряды усиливались.

— Я считаю, — заявил главный физик, мистер Плаук, — что мы столкнулись с газовым облаком: как известно, космос не является полным вакуумом, особенно в окрестностях звездных систем, где имеется большое количество свободных атомов и электронов. В сложных структурах, образованных Альфами А, В и С, а также звездами Проксимы, сила тяготения притягивает огромные массы атомов газа из внешней атмосферы всех звезд, которые проникают в окружающее пространство. Относительно электрических аспектов явления можно предположить, что среди газовых облаков возникает течение, возможно вызванное нашим полетом, хотя подобное объяснение представляется мне маловероятным. Межзвездные электрические бури не являются для нас новостью.

Он помолчал и вопросительно посмотрел на своих ассистентов. Один из них, похожий на мышь мистер Кессер, сказал:

— Я противник теории электрических бурь, хотя и согласен с идеей о присутствии в космосе газовых облаков. Не следует забывать, что астрономам о них известно уже очень давно. Я попытаюсь дать собственное объяснение искровых разрядов. Еще в двадцатом веке или даже раньше считалось, что молекулы и атомы газов перемещаются в пространстве, меняя скорость и температуру. Мы обнаружили, что температура этих частиц в момент разряда составляет двадцать тысяч градусов по Фаренгейту.

Он огляделся по сторонам, на миг перестав походить на мышь.

— Что произойдет, если молекула, перемещающаяся с такой скоростью, ударит в корпус нашего корабля? Естественно, возникнут искры и начнется выделение тепла, — он немного помолчал, качая седой головой. — Конечно, нам не следует забывать о первой экспедиции к Центавру и придется соблюдать максимальную осторожность.

Наступила тишина. И Лисби II вдруг показалось, что все думают о первой экспедиции, но никто не хочет упоминать о ней вслух. Он посмотрел на отца. Капитан Лисби нахмурился. За последние годы командир корабля заметно похудел, но при росте шесть футов и три дюйма он все еще весил сто семьдесят пять фунтов.

— Нам в любом случае необходимо соблюдать осторожность. Одна из наших задач состоит в том, чтобы выяснить судьбу первой экспедиции, — он бросил взгляд на сидевших вместе физиков. — Как вы знаете, они стартовали в сторону Альфы Центавра почти семьдесят пять лет назад. Мы предполагаем, что двигатели их корабля продолжают работать. Значит, в атмосфере планеты должны остаться следы. Вопрос лишь в том, сохранил ли корабль через три четверти века способность перемещаться?

Ответы физиков поразили Лисби отсутствием единства. Большинство специалистов считало, что многое должно было сохраниться. Ядерные двигатели. Все электронные детекторы и часть источников энергии. Также отмечалось, что приборы могут выдерживать огромные перегрузки. Корпус корабля? Тут многое зависело от скорости, с которой он вошел в атмосферу планеты. Кое-кто предполагал, что она была существенно выше пределов безопасности. В таком случае корабль мог попросту взорваться.

Но эксперты считали иначе. Они заявили, что «корабль будет найден в течение нескольких часов после прибытия на планету, где он разбился».

Когда все собрались уходить, отец жестом попросил Лисби остаться. Лишь только за последним физиком закрылась дверь, капитан сказал:

— Необходимо подготовиться к предотвращению второго мятежа. Существует заговор — люди хотят отменить земной закон, по которому мы обязаны основать колонию на Центавре и никогда не возвращаться на Землю. Поскольку я считаю, что Земли больше нет, подобные намерения вызывают у меня опасения. Мне до сих пор представляется, что будет лучше, если наши люди сохранят веру в существование Земли. Однако сейчас мятежники не собираются делать капитаном тебя. Поэтому нам необходимо выработать тактику и стратегию…

Вахты превратились в настоящий кошмар. Три старших офицера и Лисби разделили их на трехчасовые промежутки, следовавшие один за другим. Они начали носить скафандры для защиты, но глаза Лисби теперь болели постоянно.

Когда он спал, ему снились искры, танцующие под его веками в странном ритме, на фоне успешного мятежа во главе с Ганаретом, которому удалось застать их врасплох, несмотря на принятые меры предосторожности. Просто удивительно, как отцу удавалось узнавать о готовящихся мятежах.

Скорость корабля заметно уменьшилась. Они медленно приближались к планете, выбранной для первой высадки. Впрочем, других вариантов не существовало. Из семи планет системы шесть были размером с Юпитер, а седьмая имела диаметр в десять тысяч миль. В 120 миллионах миль от Альфы А, звезды на 15 процентов более жаркой, чем Солнце, вращалась планета, чрезвычайно похожая на Землю. Ситуация несколько осложнялась наличием бледной, но размером с Солнце Альфы В, находящейся на расстоянии в миллиард миль от Альфы А, и практически невидимой Альфы С, которая также должна была оказывать какое-то влияние на планету. Но это уже не имело значения, поскольку планета подходила для их целей по размерам, и даже с такого огромного расстояния было видно, что она обладает атмосферой.

Вращаясь на орбите, находящейся на расстоянии в четыре тысячи миль от поверхности планеты, гигантская «Надежда человечества» сохраняла скорость, позволявшую команде вести наблюдение. Очень скоро было обнаружено, что на поверхности планеты есть города.

Событие, которое должно было стать главным в жизни каждого обитателя корабля, привело к росту всеобщего напряжения. Тесты показывали, что условия на поверхности планеты не вполне подходят для жизни человека. Однако все понимали, что измерения, проделанные с такого большого расстояния, нельзя считать достоверными.

Однажды, когда Лисби II поднялся на мостик вместе с отцом, за ними увязался стареющий химик Кессер.

— Чем скорее мы войдем в атмосферу для последнего тестирования, тем лучше, — заявил он.

У Лисби II возникли такие же чувства, но отец покачал головой.

— Вы едва успели закончить колледж, когда стали членом нашего экипажа, мистер Кессер. И вам неизвестны стандартные меры предосторожности, которыми мы должны руководствоваться. Вот в чем одна из наших главных проблем. Те, кто родился во время путешествия, так и не поняли, что такое настоящая эффективность. Я не собираюсь высаживаться на поверхность планеты еще в течение двух недель. Возможно, даже больше.

Проходили дни, им удалось получить данные, подтверждающие первые замеры. Атмосфера планеты имела сильный зеленоватый оттенок — оказалось, что причина в присутствии хлора. В стратосфере обнаружили много кислорода, его количество было сравнимо с обитаемой Венерой, но людям пришлось бы носить маски, чтобы избежать отравления хлором. Кессер и его ассистенты пока не получили точных данных о содержании водорода и азота в воздухе, что лишь усиливало их желание быстрее спуститься вниз.

На высоте в четыре тысячи миль удалось зафиксировать границы между водой и сушей, были сделаны фотографические карты. Камеры, производящие тысячи снимков в секунду, позволили получить картину, полностью очищенную от искр.

Всего на планете имелось четыре континента и бесчисленное количество островов. Несмотря на расстояние, удалось обнаружить пять тысяч девятьсот городов. Они не были освещены по ночам, но здесь не существовало ночи в земном смысле. Когда заходила Альфа А, поверхность планеты освещалась Альфой В или Альфой С.

— Нам не следует считать, — заявил капитан Лисби во время ежедневного выступления по корабельному интеркому, — что цивилизация на этой планете не открыла электричества. Если в отдельных домах свет включается не слишком часто, мы можем его не замечать.

Однако Лисби обнаружил, что выступления капитана не достигли своей цели. Командира постоянно критиковали, считая, что он слишком осторожен.

— Почему мы до сих пор не опустились ниже, — спрашивал один человек, — чтобы взять пробы атмосферы и положить конец сомнениям? Если мы не сможем дышать таким воздухом, нужно возвращаться домой.

Неожиданно Лисби понял, что, несмотря на уверенность в правильности действий отца, он согласен с этим мнением. Он считал, что обитатели планеты не станут их атаковать. Кроме того, если они сразу же улетят…

Отец рассказал ему, что мятеж отложен до прояснения ситуации. План мятежников, состоящий в том, чтобы навсегда осесть на планете, теперь нельзя было привести в исполнение, поскольку планета могла оказаться непригодной для жизни людей. К тому же требовалось получить разрешение от нынешних обитателей планеты.

— И, хотя никто не говорит об этом вслух, — сказал капитан, — всеми овладел страх.

Лисби тоже было страшно. Мысли об иной цивилизации его пугали. Он даже опасался, что окружающие заметят его сомнения. Утешением могло служить лишь то, что он не был одинок. У большинства обитателей корабля дрожали голоса, а лица стали бледными. Лишь твердый голос отца помогал сохранять хотя бы видимость спокойствия.

Он уже начал представлять себе отсталую цивилизацию, для которой появление удивительного корабля с Земли станет настоящим откровением. Лисби рисовал в воображении такую картину: он шествует среди охваченных благоговением аборигенов. Подобно богу, явившемуся с небес.

Его мечты развеялись на девятый день пребывания корабля на постоянной орбите, когда во всех помещениях раздался голос капитана:

— Говорит капитан Лисби. Нами только что обнаружен огромный космический корабль, входящий в атмосферу планеты. Судя по направлению полета, он должен был пролететь в нескольких милях от нас и наверняка зафиксировал наше присутствие. Всем офицерам и мужчинам занять свои посты. Я буду сообщать вам любую новую информацию.

6

Лисби надел скафандр и поднялся на капитанский мостик. Искры продолжали свой безумный танец за прозрачным пластиком, поэтому он с удовольствием уселся в кресло перед монитором, который два дня назад установили физики. На экран подавалось изображение со сканеров, но электронная система полностью отсеивала искры. В результате получалось четкое движущееся изображение.

В тот момент, когда он удобно устроился в кресле, в нижней части монитора возникла вспышка — примерно в десяти милях от них.

Корабль!

Тут же начались споры о том, каким образом он смог так быстро к ним приблизиться. Секунду назад окружающее их пространство было совершенно пустым, и вот уже перед ними парит гигантский космический корабль.

Из интеркома послышался спокойный голос капитана Лисби:

— Очевидно, эти существа изобрели новый тип двигателя, при помощи которого им удается преодолевать инерцию, что позволяет им быстро стартовать и стремительно тормозить. Должно быть, они способны развить огромную скорость уже через несколько минут после выхода из атмосферы.

Лисби II едва слушал отца. Он неотрывно наблюдал за чужим кораблем, размышляя о том, что «Надежде человечества» потребовалось несколько месяцев, чтобы набрать скорость, и столько же времени пришлось тормозить. Впрочем, он заставил себя выбросить эти мысли из головы — уж слишком невыгодным для землян получалось сравнение.

Лисби с испугом смотрел на приближающийся корабль.

— Зарядить торпеды! — раздался резкий голос капитана. — Но не стрелять! Офицер, который выстрелит без приказа, будет наказан. Возможно, эти существа имеют дружеские намерения.

Пока корабли сближались, на мостике царило молчание. Наконец расстояние между ними сократилось до двух миль. Теперь они находились на общей орбите, чужак слегка отставал от земного корабля, но его двигатели продолжали работать, поскольку он приближался. Миля, половина мили. Лисби облизнул сухие губы, в смятении посмотрел на первого помощника Карсона и увидел, что тот замер в своем кресле, не отрывая глаз от монитора. На его бородатом лице застыло напряжение.

И вновь раздался голос капитана Лисби:

— Я хочу, чтобы все офицеры, сидящие в орудийных рубках, выслушали меня внимательно. Мой последующий приказ касается только торпедного аппарата А, которым командует Дауд. Вы должны выпустить холостую торпеду. Вы меня поняли? При помощи сжатого воздуха.

Лисби II увидел, как выдвинулась наружу торпеда, потом услышал голос отца, дающего указания.

— Оставьте торпеду на расстоянии нескольких сотен ярдов, чтобы они не могли ее не увидеть. После чего торпеда должна перемещаться по кругу диаметром в двести футов, — капитан продолжал спокойно объяснять свой план невидимой аудитории: — Я рассчитываю, что наши действия покажут чужакам, что мы вооружены, но не собираемся предпринимать никаких агрессивных действий. А они должны продемонстрировать в ответ свои намерения. Кроме того, я рассчитываю получить дополнительную информацию, которая нам необходима, но сейчас не стану делать никаких окончательных выводов. Не тревожьтесь. Включены все защитные экраны, объединенные в мощное силовое поле. За нами могучая наука Земли.

Лисби облегченно вздохнул, однако тревога не уходила. Наконец послышался напряженный голос Дауда:

— Говорит командир торпедного аппарата Дауд. Кто-то пытается перехватить управление торпедой.

— Не мешайте им! — тут же ответил капитан Лисби. — Они наверняка обнаружили, что торпеда разряжена.

Лисби наблюдал, как торпеда медленно перемещается к огромному кораблю чужаков. Распахнулся люк, и снаряд проскользнул внутрь корпуса.

Прошла минута, еще одна, затем торпеда выплыла наружу и медленно двинулась к «Надежде человечества».

Лисби ждал, но слова потеряли для него значение. Он прекрасно знал, какую важность имеет первый контакт двух разных цивилизаций. Вот уже несколько недель их путешествие и тот факт, что он играет в команде не последнюю роль, стали для него особо значимыми. Из миллиардов жителей Земли он оказался среди избранных, среди тех, кто участвует в важнейшем событии в истории человеческой расы. И он вдруг понял, почему отец так гордится возложенной на них миссией.

Страх исчез, Лисби охватило чувство гордости и такой огромной радости, какой ему еще не доводилось испытывать.

Но все эти чувства исчезли, когда капитан отрывисто сказал:

— Сейчас меня слышат только офицеры корабля и ученые. Прежде всего я хочу, чтобы Дауд вновь попытался взять торпеду под контроль. Нам необходимо знать, готовы ли они ее вернуть. Немедленно.

После короткой паузы Дауд ответил:

— Сэр, торпеда под контролем.

— Хорошо, — в голосе капитана Лисби послышалось облегчение. — Каковы показания телеметрической аппаратуры?

— Полный порядок, оба канала.

— Проверьте, по-прежнему ли торпеда разряжена.

— Есть, сэр. Все в порядке. Торпеда не представляет для нас опасности.

— Они бы все равно не успели ее зарядить. — Однако капитан действовал с максимальной осторожностью. — Все ли показания приборов в норме? Нет ли дополнительной радиации?

— Никаких отклонений, сэр.

7

Суд над Ганаретом начался вскоре после завтрака на следующий день по звездному времени. «Надежда человечества» все еще находилась на орбите вокруг Альфы А-4, но корабль чужаков исчез. Поэтому обитатели земного корабля могли спокойно наблюдать за процессом.

Объем улик поразил воображение Лисби II. Час за часом они слушали записи разговоров, и голос Ганарета звучал удивительно четко, однако голоса людей, с которыми он беседовал, узнать было невозможно.

— Я принял такое решение, — объяснил капитан Лисби своим безмолвным слушателям, — поскольку Ганарет был лидером. Лишь я буду знать имена его сообщников, и я намерен их забыть, как если бы они ни в чем не принимали участия.

Улики были убийственными. Лисби мог лишь догадываться, каким образом сделаны записи, о существовании которых Ганарет не подозревал. Он часто говорил о необходимости прикончить тех, кто выступает против мятежа, и дюжину раз предлагал убить капитана, двух старших офицеров и сына Лисби.

«Их необходимо убрать, в противном случае они встанут на нашем пути. Остальные на корабле привыкли, что Лисби решают их судьбу, — здесь Эмиль Ганарет рассмеялся, а потом дерзко продолжал: — Ведь я говорю правду, не так ли? Вы полнейшие идиоты, которые считают, что должны подчиняться человеку, назначенному вашим боссом. Проснитесь, глупцы! У вас всего одна жизнь. Не позволяйте другому человеку прожить ее за вас».

Ганарет даже не пытался ничего отрицать.

— Конечно, все это правда. С каких пор вы стали богом? Я родился на корабле, и меня никто не спросил, хочу ли я здесь жить. Я не признаю за другими людьми права решать мою судьбу.

Несколько раз он высказывал сомнения, которые уже давно формировались в сознании Лисби II.

— Что здесь происходит? — вопрошал Ганарет. — Этот суд не имеет никакого смысла теперь, когда мы обнаружили, что система Центавра обитаема. Я готов отправиться на Землю, как воспитанный маленький мальчик. Уже одно то, что наше путешествие оказалось бессмысленным и мне будет шестьдесят лет, когда мы доберемся до Земли, является достаточным наказанием. Я и сам понимаю, что нам необходимо вернуться назад. Кроме того, никакого мятежа не было. Вы не можете приговорить меня за одни только разговоры. Ведь ничего же не произошло.

Ближе к концу суда Лисби внимательно наблюдал за лицом своего отца. На нем появилось выражение, которого он не понимал, мрачность, от которой ему стало не по себе, — очевидно, капитаном двигали неизвестные Лисби II побуждения.

Когда до обеда оставалось меньше часа, командир задал обвиняемому последний вопрос:

— Эмиль Ганарет, все ли доводы в свою защиту вы привели?

Ганарет пожал плечами.

— Да, я закончил.

Наступило долгое молчание. Наконец капитан Лисби начал зачитывать приговор. Он остановился на законе о подстрекательстве к мятежу на военном корабле. В течение десяти минут он цитировал документ, которого Лисби не видел никогда в жизни. Капитан назвал его «статьями закона на „Надежде человечества“, выпущенными Объединенными силами Запада за несколько дней до отлета корабля с Земли».

«…Считается непреложным фактом, что корабль всегда остается частью цивилизации, к которой он принадлежит. Его команда ни при каких обстоятельствах не может существовать самостоятельно. Полномочия назначенных на Земле офицеров и исходные цели экспедиции не могут быть изменены экипажем при помощи голосования или иным способом. Космический корабль отправляется в полет его владельцами или правительством суверенного государства… Все офицеры назначаются вышестоящими органами. Корабль управляется в соответствии с законами, установленными космическими властями.

Отмечается, что в данном случае владельцем „Надежды человечества“ является Эврил Хьюит и его наследники, а также его представители. Поскольку перед кораблем поставлены определенные задачи, „Надежда человечества“ должна считаться военным кораблем, а назначенные управлять им офицеры являются официальными военными представителями Земли при любых контактах с иностранными государствами в других звездных системах. Все эти положения не имеют никаких ограничений…»

Текст оказался очень длинным, но его суть не оставляла сомнений: на борту корабля продолжают действовать законы далекой Земли.

Однако Лисби не понимал, к чему клонит его отец. Он все еще не осознал, зачем вообще устроили этот процесс, когда угроза мятежа миновала.

Последние слова капитана обрушились на обвиняемого и аудиторию подобно удару грома.

— По праву, возложенному на меня жителями Земли через посредство законного правительства, я готов вынести приговор этому несчастному молодому человеку. Закон не допускает иных толкований. У меня нет выбора: я должен приговорить его к смерти в атомном конвертере. И да смилостивится над ним Господь.

Смертельно побледневший Ганарет вскочил на ноги.

— Ты глупец! — дрожащим голосом произнес он. — Что ты делаешь? — Неожиданно до него окончательно дошло, что ему зачитали смертный приговор. — Тут какая-то ошибка. Он что-то задумал. Он знает неизвестные нам факты. Он…

Перед судом Лисби получил указания отца. По его сигналу он, Браун, Карсон и трое полицейских вывели Ганарета из комнаты. Лисби обрадовался, что у него появилась возможность действовать. Теперь можно было не думать.

Когда они вышли в коридор, Ганарет немного осмелел, на его щеках даже появился румянец.

— Вам это так не пройдет! — громко сказал он. — Мои друзья придут мне на помощь. Куда вы меня ведете?

Лисби и сам только теперь сообразил, что происходит. И вновь Ганарет понял, что его ждет.

— Вы чудовища! — выдохнул он. — Неужели вы собираетесь убить меня прямо сейчас?

Лисби вдруг пришло в голову, что сторонний наблюдатель едва ли сумел бы отличить палачей от жертвы — так сильно все они побледнели. Когда через несколько минут появился капитан Лисби, его морщинистое лицо также было белым, но голос оставался холодным и твердым.

— Эмиль Ганарет, у вас есть минута, чтобы найти мир со своим Богом…

Казнь назначили на вечернее время, чтобы не мешать обеду.

Лисби, как и все остальные участники казни, не мог есть.

8

На следующее утро Лисби разбудил сигнал тревоги.

Он быстро оделся и отправился на капитанский мостик.

Усевшись в кресло рядом с Брауном, он с удивлением отметил, что казавшаяся такой близкой планета исчезла. Взгляд на мощное солнце Альфа А принес другой, более приятный сюрприз. Оно стало заметно меньше и продолжало удаляться. Три солнца А, В и С еще не превратились в единое целое, но впереди виднелось лишь тусклое С, два других остались позади, в глубоком мраке космоса.

— Ага, — сказал капитан Лисби у него за спиной, — вот и ты, Джон. Доброе утро, джентльмены.

Все дружно повернулись, услышав его голос. Отдохнувший капитан занял свое кресло. Лисби неуверенно ответил на приветствие. Его совсем не порадовало дружеское обращение отца, он начал сомневаться в том, что ему нравится капитан. Какие бы ужасные вещи ни говорил Ганарет, молодому Лисби было трудно забыть, что они выросли вместе. К тому же Ганарет прав! Теперь, когда угроза мятежа ликвидирована, его не следовало казнить. Финал наступил слишком быстро, с ужасом подумал Лисби. Будь у него больше времени, он попытался бы оспорить приговор. Безотлагательное приведение его в исполнение вызвало у Лисби отвращение, а жестокость шокировала.

— Пока ты спал, Джон, — вновь заговорил капитан, — я отправил специальным образом снаряженную торпеду в атмосферу А-4. Уверен, что все собравшиеся здесь хотели бы узнать, что с ней произошло.

Он не стал дожидаться ответа. Изображение на экране изменилось. Теперь они вновь видели близкую планету, затем появилась торпеда, которая в светлом ореоле устремилась к дымке атмосферы.

Далее стали происходить удивительные вещи. Траектория торпеды начала меняться самым непредсказуемым образом, затем от нее потянулся шлейф дыма.

— Еще минута, и мы бы ее окончательно потеряли, — продолжал капитан Лисби. — Мы послали команду на возвращение, и к нашему удивлению, торпеда вернулась.

Они молча наблюдали, как торпеда выправила курс, развернулась и полетела обратно к кораблю. Часть ее пути назад прошла под мощным дождем, который обрушился на землю внизу.

Торпеду захватили силовые лучи и вернули на корабль.

Изображение на экране потускнело, капитан Лисби встал и подошел к длинному закрытому брезентом предмету, который Лисби заметил, как только поднялся на мостик.

Капитан неспешно стащил брезент.

Лисби не сразу узнал помятую и обугленную сигарообразную форму еще недавно блестящей торпеды.

Он невольно вскочил на ноги и подошел рассмотреть торпеду поближе. Собравшиеся офицеры удивленно перешептывались. Лисби не обращал на них внимания. Корпус торпеды толщиной в дюйм был изъеден в дюжине мест — казалось, в нее ударил мощный огненный смерч. За спиной у него кто-то с сомнением произнес:

— Вы хотите сказать, сэр, что… атмосфера… там… внизу?..

— Эта торпеда, — заявил капитан Лисби, словно не слышал вопроса, — и, весьма возможно, «Центавр I» попали под дождь из соляной и азотной кислот. Корабль из стекла, платины, или свинца, или покрытый воском мог бы войти в такую атмосферу. Да и мы сумели бы это сделать, если бы постоянно поливали корабль раствором едкого натра или другим сильным основанием. Так мы решили бы одну из проблем, которые поставила перед нами дьявольская атмосфера планеты.

Он мрачно оглядел своих офицеров.

— Ну, вот, пожалуй, и все, что я хотел вам сказать, джентльмены. Есть и другие данные, но мне не нужно объяснять, что эта планета не предназначена для людей. Мы никогда не узнаем, что произошло с первой экспедицией на Альфу Центавра. Возможно, они вошли в атмосферу, не сделав предварительных анализов. В таком случае они познали страшную правду на собственной шкуре.

Слова отца сняли камень с души молодого Лисби. Он предполагал, что они несколько лет будут исследовать планету, а оказалось, что они возвращаются домой.

И он еще увидит Землю перед смертью.

Однако оживление оставило его, когда капитан снова заговорил:

— Мы мало что можем сказать о жителях планеты, но ясно одно: они не слишком дружелюбны. Да, они нас предупредили, но, возможно, причина в том, что они не хотели, чтобы наш большой корабль рухнул на один из их городов. Отправив нам предупреждение, они скрылись. С тех пор мы видели два корабля, они к нам подлетали и тут же исчезали — вероятно, уходили в межзвездное пространство. Ни один не пытался войти с нами в контакт.

После небольшой паузы он добавил:

— Теперь разрешите мне перейти к другим проблемам. Судя по всему, обитатели системы неплохие психологи, поскольку они прислали нам фильмы о жизни на своей планете. Они предположили, что нам будет любопытно их посмотреть. Я успел мельком взглянуть на них и скажу лишь, что местные жители напоминают ходячих змей — очень высокие, грациозные, гибкие и умные. Их жизнь приятна и изящна, общаются они между собой исключительно учтиво.

Он вновь немного помолчал и грустно добавил:

— Надеюсь, вы понимаете: нам здесь делать нечего. Однако мы не полетим домой. На то есть две причины: во-первых, Земля перестала быть обитаемой планетой. Больше я не стану об этом говорить, поскольку это касается меня лично. Но даже если на минуту предположить, что Земля не пострадала, мы обязаны лететь дальше. Я получил приказ от Эврила Хьюита, владельца корабля. Мы должны отправиться к Сириусу, а если и там нас постигнет неудача, то к Проциону. Вероятно, теперь вы понимаете, почему было так важно избавиться от человека, который сеял среди нас раздор. Его пример заставит другие горячие головы умерить свой пыл.

Капитан Лисби заговорил спокойнее:

— Джентльмены, вы получили всю необходимую информацию. Надеюсь, вы поведете себя с достоинством офицеров, несмотря на трудности, которые выпали на нашу долю. Я очень вам этого желаю…

9

Джон Лисби III, действующий капитан, сидел в большом кресле, которое было установлено на капитанском мостике, и размышлял о проблемах стариков.

Их стало слишком много. И они очень много едят. А также требуют постоянного внимания. Удивительное дело: на борту корабля находится семьдесят девять человек, которым перевалило за сто лет.

С другой стороны, некоторые из старых мерзавцев знают о науке и межзвездной навигации больше, чем вся молодежь корабля, вместе взятая. И эти хитрые дряхлые типы прекрасно все понимают. Кого из них можно прикончить, не лишившись важных знаний? Он начал записывать имена, главным образом женщин и мужчин, которые не были офицерами. Закончив, задумчиво посмотрел на список и выбрал пять первых жертв. Затем нажал кнопку на своем кресле.

Вскоре на мостик поднялся молодой человек крепкого телосложения.

— Да, что случилось? — спросил он.

Лисби III посмотрел на него с тщательно скрываемым отвращением. Грубость Аткинса оскорбляла его чувства. Да и как еще он мог относиться к человеку, убившему его отца, Джона Лисби II, хотя он сам отдал этот приказ?

Лисби вздохнул. Жизнь есть постоянная адаптация к реалиям органической и неорганической материи, составляющей среду обитания. Чтобы эффективно лишать людей жизни, нужно иметь в своем распоряжении умелого убийцу. С самого юного возраста он понял, что его отца, который представлялся ему полнейшим ничтожеством, необходимо убить. Поэтому он и приблизил к себе Аткинса. Но тот должен знать свое место.

— Аткинс, — сказал Лисби, устало махнув рукой, — я приготовил для тебя несколько имен. Будь осторожен. Смерть должна выглядеть естественно, иначе я отрекусь от тебя как от бесполезного глупца.

Аткинс что-то пробурчал в ответ. Он был внуком одного из садовников, и несколько лет назад, когда Лисби освободил его от этих обязанностей, среди обитателей корабля начались волнения.

Однако негодование быстро прекратилось, когда на место Аткинса в саду назначили работать сына того офицера, который протестовал громче всех. Лисби III научился продумывать такие вещи задолго до того, как избавился от своего отца. Он намеревался прикончить Аткинса, как только тот выполнит свою миссию.

Лисби холодно назвал первые пять имен, а когда Аткинс ушел, обратил свое внимание на экран. Он нажал другую кнопку, и вскоре на мостик медленно поднялся седеющий сын старого первого помощника.

— Что вы хотели, капитан?

Лисби колебался. Его разозлила маленькая пауза, которая возникла перед тем, как прозвучало его звание. Ему не слишком нравился Карсон. Он вздохнул. В жизни приходится улаживать такое количество проблем, ведь каждый из членов экипажа тщательно хранит знания, которыми располагает. Он вынужден слишком со многим мириться, а Лисби еще помнил времена своей юности, когда люди были открытыми и доброжелательными.

Первое поколение научило своих детей всему, что знало, — во всяком случае, так говорили.

— Мистер Карсон, каковы последние сведения о Сириусе?

Лицо Карсона просветлело.

— До него осталось десять тысяч миллионов миль. Мы развернули корабль, чтобы начать торможение. Однако лишь через неделю наши телескопы сумеют определить размеры планет и наличие у них атмосферы.

— А как насчет радиации?

Карсон собрался покачать головой, но тут на его лице появилось удивленное выражение. Лисби проследил за его взглядом.

И застыл в неподвижности.

На поверхности прозрачного пластика плясали искры. Их становилось все больше и больше.

Через час корабль оказался в центре газового шторма.

С расстояния в пятьсот миллионов миль Сириус А был похож на Солнце, каким его видели с Земли. Конечно, Лисби III не мог сделать такой вывод на основании собственного опыта, но на корабле имелось немало фильмов, которые каждый из них видел по нескольку раз.

А вот планеты выглядели иначе. Между Сириусом А и вторым солнцем имелось всего две планеты. Та, что вращалась вокруг В, располагалась очень близко к своей звезде и двигалась с высокой скоростью. Другая планета, находившаяся на расстоянии четырехсот семидесяти миллионов миль от А, двигалась значительно медленнее вокруг своего большого яркого солнца.

Только ближняя планета давала им какую-то надежду. При диаметре в семнадцать тысяч миль она была в два раза меньше второй планеты и примерно в сто раз меньше остальных планет, вращающихся по неустойчивым орбитам вокруг Сириуса В. Сквозь облака Сириуса А-1 были видны города.

Лисби III прочитал отчеты и посмотрел на экран. Он был мрачен, но полон решимости. Не приходилось сомневаться, что эта область Вселенной не создана для жизни человека, но он должен как можно спокойнее принять неизбежность поражения. Он неохотно проследовал в каюту, где уже давно изолировал своего престарелого деда.

Он нашел его в кресле, откуда тот на небольшом мониторе наблюдал за неуклонно приближающейся планетой. Владение монитором стало одной из множества маленьких услуг, которые младший Лисби оказывал старшему, но до сих пор младший не услышал ни слова благодарности. Дед даже головы не повернул, когда вошел Лисби III. Лисби постоял немного у двери, а потом уселся в другое кресло, напротив старого капитана.

Он ждал. Плохо, когда люди неправильно понимают чужие намерения. Раньше он рассчитывал, что дед будет единственным человеком, который поймет, что Джон Лисби III прежде всего печется об успехе путешествия.

Быть может, он слишком долго ждал. Человеческие существа охотно сохраняют объективность — но только в тех случаях, когда речь идет о других; старику не понравился метод, при помощи которого его отправили в отставку. Лисби III не сомневался, что настанет момент, когда Лисби IV, которому сейчас всего десять лет, отправит в отставку его самого. И молодому Лисби вдруг стало ужасно себя жалко, но он был уверен, что с достоинством смирится с его решением — если это произойдет не слишком скоро.

Его раздражение прошло. И он поделился с дедом своей сногсшибательной новостью:

— Дед, я пришел попросить вашего разрешения объявить, что вы вновь выйдете на мостик на весь период, пока мы находимся в системе Сириуса. И все это время вы будете управлять кораблем.

Длинное худощавое тело пошевелилось, но не более того. Лисби скрыл улыбку. Похоже, дед отчаянно просчитывает варианты. Лисби III продолжал приводить доводы:

— В течение всей своей жизни, сэр, вы стремились только к одному: довести до конца путешествие «Надежды человечества». Я понимаю ваши чувства. Не следует забывать, что именно я решил считать корабль нашим постоянным домом, — он пожал плечами. — До этого люди рассчитывали вернуться на Землю. Я пресек раз и навсегда подобные настроения. Всех обеспокоил тот факт, что в третьем поколении девочек родилось на одну больше, чем мальчиков. Я сумел решить и эту проблему — взял вторую жену. Поначалу все были шокированы, но теперь такое положение вещей больше никого не смущает.

Он откинулся на спинку кресла.

— Наше путешествие особенное. Мы стали замкнутым маленьким миром, нам необходимо меняться самим, если меняются окружающие условия. И я надеялся, что вы меня поддержите.

Он ждал ответа. Однако старик молчал. Лисби скрыл раздражение за учтивой улыбкой.

— Возможно, вас заинтересует мое предложение, сэр, относительно нашего пребывания в системе Сириуса. Естественно, уже сейчас очевидно, что мы не сможем там остаться. Атмосфера планеты насыщена серой. И никто не знает, что произойдет с обшивкой корабля, если мы попытаемся в нее войти. Нам необходимо немедленно принять решение, куда мы отправимся дальше.

Лисби показалось, что старика заинтересовали его последние слова. Поджав губы, старый капитан поглаживал чахлую седую бороду.

Однако молчание пришлось прервать Лисби:

— Я изучал методы, при помощи которых вы пытались войти в контакт с обитателями Альфы Центавра. Мне они представляются слишком робкими. Мы не продемонстрировали твердого желания навязать им наше присутствие, и, хотя по вашему приказу корабль находился на орбите несколько месяцев, ваше нежелание проявить инициативу сделало пребывание там пустой тратой времени. Природа атмосферы не оставляла сомнений, что вы столкнулись с существами, дышащими хлором, а также, что их цивилизация по уровню развития превосходит земную. Теперь мы прибыли в мир, где живые существа дышат серой.

Он наклонился вперед и заговорил с неожиданным воодушевлением:

— Мы должны вести себя с обитателями системы Сириуса как можно жестче, чтобы заставить их поделиться с нами своими знаниями. Вас интересует мое предложение?

Старик повернулся к Лисби, медленно выпрямил свое длинное тело, и его прищуренные голубые глаза пристально посмотрели на внука.

— Что еще у тебя на уме, кроме убийства? — спросил он.

10

Атомная бомба, сброшенная в атмосферу Сириуса А-1, набрала скорость тридцать миль в минуту. Поэтому, несмотря на мощные энергетические вспышки, направленные ей навстречу, она успела пролететь около сорока миль к далекой поверхности планеты — и только после этого ее уничтожило прямое попадание.

Не прошло и часа, над планетой все еще дрейфовало огромное облако, а они получили первую реакцию ее обитателей. Сканеры засекли прозрачный сверкающий снаряд диаметром всего в десять футов. Внутри снаряда что-то находилось, но землянам никак не удавалось получить четкое изображение.

Снаряд неуклонно приближался, но наблюдатели не могли сказать ничего определенного о его содержимом.

Лисби III стоял на мостике рядом с креслом, в котором сидел дед. На его лбу выступил пот. Когда снаряд находился всего в двухстах ярдах, он произнес:

— Вы считаете, что нам ничего не следует предпринимать?

Старик бросил на него презрительный взгляд.

— Наши защитные экраны включены, не так ли? Если они отправили к нам бомбу, она не причинит никакого вреда кораблю.

Лисби III молчал. Он не разделял уверенности деда в том, что земная наука способна отразить любую атаку из космоса. Он был готов признать, что почти ничего не знает о земной науке, но все же — к ним приближался снаряд.

— Сэр, похоже, он останавливается, — сказал Карсон, подчеркнуто обращаясь к старому капитану.

Слова Карсона вызвали облегчение у Лисби III, но самоубийственное поведение первого помощника огорчило. Ну как мог Карсон всерьез считать, что временное присутствие на мостике столетнего, вышедшего на покой капитана дает ему право оскорблять человека, который будет им командовать по меньшей мере в течение следующих тридцати лет?

Он забыл о Карсоне, ощутив, что сидевшее в капсуле существо наблюдает за ними.

— Кто-нибудь, сделайте изображение более четким, — приказал Лисби III.

Экран затуманился, а потом изображение сфокусировалось, но существо в капсуле выглядело неописуемо странным. Через мгновение оно пошевелилось — движение получилось совершенно нечеловеческим. Одновременно капсула начала двигаться к кораблю. Через несколько секунд она уже находилась в сотне ярдов и продолжала сближение.

— Ему не пройти сквозь силовые экраны! — с сомнением сказал Лисби III.

Он напряженно наблюдал за капсулой. Еще несколько мгновений, и капсула оказалась всего в двадцати пяти ярдах, не только преодолев силовые поля, но и подчинив себе сознание Лисби III. Однако он по-прежнему не мог разглядеть ее пассажира. И это его ужасно раздражало. Его взгляд продолжал метаться по экрану, словно мозг не мог принять изображение. Ощущение было фантастическим. Мужество оставило его, и Лисби III метнулся к лестнице, ведущей с мостика вниз. С удивлением он обнаружил, что Карсон его немного опередил. Сзади пыхтел огромный Браун.

Последнее, что запомнил Лисби III, был древний капитан Лисби, неподвижно застывший в своем огромном капитанском кресле, и капсула чужака, повисшая всего в нескольких ярдах от корпуса корабля.

Оказавшись в коридоре, Лисби III немного пришел в себя и махнул офицерам в сторону лифта. Вскоре они расположились в запасной рубке управления. Лисби III сразу же включил мониторы, чтобы видеть, что происходит на капитанском мостике. На экране появились полосы света, но изображения не было. Из микрофонов доносился лишь непрерывный шум.

Положение становилось пугающим.

— Что может так воздействовать на наше зрение? — с трудом поборов отчаяние, спросил Лисби III. — Кому-нибудь из вас знакомы такие феномены физики света?

Ученые предположили, что подобный эффект могут вызвать несколько лазеров, оказывающих болезненное воздействие на зрительные центры.

Кроме того, страх способен оказывать на зрение аналогичное воздействие.

Других предположений не было.

— Постарайтесь каким-нибудь образом экранировать воздействие лазеров, о которых вы говорите, — приказал Лисби III. Повернувшись к доктору Каспару, он добавил: — А что может стимулировать страх?

— Некоторые звуки.

— Но мы ничего не слышали.

— Волны определенной частоты, воздействующие на мозг, могут вызывать ужас.

— Ну, — с сомнением сказал Лисби III, — нас заставили сбежать, но я не чувствовал страха. Скорее смятение.

— Возможно, это некое силовое поле — тут мы можем лишь строить догадки! — сказал психолог.

— Попробуйте выяснить параметры воздействия! — приказал Лисби III. — Наверняка наши приборы способны что-то засечь. И не теряйте времени!

Люди погрузились в работу, когда монитор в рубке управления неожиданно ожил. Одновременно стих доносившийся из микрофонов шум. Они увидели мостик. Старый капитан по-прежнему сидел в своем кресле, но его голова свесилась на грудь. Больше ничего разглядеть не удавалось. Лисби III с надеждой обратился к данным наружных сканеров. Они показывали, что капсула удаляется — она уже находилась на расстоянии четверти мили от корпуса корабля. Вскоре она превратилась в точку на фоне огромной планеты, окутанной облаками.

Не дожидаясь, когда капсула окончательно исчезнет, Лисби III бросился к лифту; за ним спешили Браун и Карсон. Старый капитан был жив, но лепетал какую-то чепуху, к тому же почти сразу выяснилось, что старик ослеп.

Когда они несли его вниз по лестнице, а потом по коридорам обратно в каюту, Лисби III внимательно прислушивался к его бормотанию. Все хоть сколько-нибудь осмысленное относилось к детству старика на далекой Земле.

Когда они оказались в каюте, Лисби III взял худые холодные руки старика в свои ладони.

— Капитан! Капитан!

После того как Лисби повторил свое обращение несколько раз, старик перестал бормотать.

— Капитан, что произошло на мостике?

Старик начал говорить. Лисби III удалось разобрать несколько фраз:

— …Мы забыли об эксцентрических орбитах звезд А и В Большого Пса. Мы забыли, что В одно из самых необычных солнц Галактики… такое плотное, такое чудовищно плотное… оно сказало, что планета В… оно сказало, уходите прочь! Они не станут иметь дел с теми, кто пытался сбросить на них бомбу… Уходите! Уходите!.. Оно оставило что-то на корпусе… картины, оно сказало…

Лисби III метнулся к интеркому и приказал надеть скафандры и выйти в открытый космос, чтобы снять то, что прикреплено к корпусу, погрузить в спасательный катер, проверить, не представляет ли посылка опасности для корабля, и доставить ее на борт.

Когда Лисби III снова повернулся к капитану, он невольно вздрогнул. Лицо старика, на котором промелькнуло осмысленное выражение, вновь изменилось. Глаза смотрели в разные стороны, словно им уже было не под силу ни на чем сфокусироваться. Лисби III не мог оторвать взгляда от лица старика. Он продолжал повторять: «Капитан, капитан», — но старик уже не обращал ни на что внимания. На морщинистом бородатом лице застыло бессмысленное выражение.

Пришел врач. Двое санитаров помогли раздеть старика и уложили его в постель. Лисби III покинул каюту.

Перед обедом вернулся спасательный катер с прозрачным сосудом необычной формы, наполненным бесцветной жидкостью. Лисби III увидел картинку на внутренней стороне сосуда, нетерпеливо схватил его, намереваясь поднести поближе к глазам, — и картинка изменилась.

Изображение менялось при каждом движении сосуда. И сцены ни разу не повторились. Чтобы изучить хоть какое-то изображение дольше нескольких долей секунды, сосуд пришлось поставить на стол. Слегка перемещая его пальцами через короткие промежутки времени, Лисби удалось взглянуть на странный мир Сириуса А-1, обитатели которого, судя по всему, появились с таинственной планеты В.

Сначала он видел лишь ландшафты и океаны. Чем эти океаны наполнены? Трудно сказать — вода в них имела желтый оттенок. Создавалось впечатление, что в океанах царят шторма.

Одна сцена сменялась другой: величайшие океанские волны перекатывались от горизонта до горизонта.

Потом возникло изображение суши: склоны гор, покрытые серовато-желтой растительностью, напоминающей мох. Впрочем, были тут и другие формы — от маленьких до огромных. Множество острых углов придавало картинам очарование, Лисби III они почему-то напомнили изделия из золота и серебра.

Попадались и другие виды растительности, но красная и зеленая листва тонули в желтизне. Желто-серый «мох» и серебристо-золотые «деревья» доминировали как в горах, так и на равнинах.

Неожиданно появилось изображение города.

И они сразу же увидели многочисленные каналы, заполненные, как казалось, водой. Очарованный Лисби III вспомнил фильм об итальянском городе Венеция на далекой Земле.

Потом он разглядел, что «каналы» находятся на крышах зданий, и даже на разных уровнях. Высоченные здания тянулись на мили, словно бесконечные утесы одной высоты. Между двумя контрфорсами на передних и задних границах зданий текли два потока желтоватой «воды»… в противоположных направлениях.

На каждом из трех уровней потоки имели разную направленность. Периодически здания пересекались друг с другом под прямыми углами.

…Одна квадратная миля за другой, тысячи каналов… и нигде не видно улиц — лишь сплошные массы зданий на разных уровнях, а по крышам каждого из них текут два потока в противоположных направлениях.

На поверхности воды Лисби разглядел темные движущиеся формы. Подробности оставались неясными.

На картинах, где появлялись живые существа, возникал световой эффект, не позволявший их рассмотреть.

Лисби III был изумлен, заинтересован и совершенно разочарован.

— Будь я проклят, — сказал он. — Они не хотят, чтобы мы их увидели.

Физик Плаук, выглядывавший из-за плеча Лисби, заметил:

— На такой огромной планете должна быть очень большая сила тяжести, из чего следует, что этим существам необходимо находиться внутри жидкости — в противном случае мышцы не выдержат нагрузок. Если они родом с планеты В-1 — а она еще больше, — то они, подобно землянам на Марсе, могут перемещаться значительно свободнее, чем в своем прежнем мире. И все же они нуждаются в жидкости. Стало быть, у них высокая плотность тела.

У Лисби III разболелись глаза, и он встал.

— Заберите сосуд, — сказал он, — и снимите на камеру меняющиеся картинки. Позднее устроим просмотр для всех.

Потом Лисби добавил:

— После того как вы снимете фильм, попытайтесь разобраться, как им удалось создать такое удивительное устройство. Они наверняка продвинулись дальше нас в изучении физики и химии жидкости.

Лисби направился в каюту деда. Старик впал в кому.

Капитан Джон Лисби, первый командир «Надежды человечества», умер во сне в тот же день по звездному времени, через семьдесят семь лет, четыре месяца и девять дней после старта с Земли, в почтенном возрасте ста тридцати одного года.

В течение следующих шести месяцев не осталось в живых ни одного человека его поколения.

Именно в этот момент Лисби III совершил большую ошибку. Он попытался избавиться от исчерпавшего свою полезность Аткинса.

Смерть Лисби III от рук Аткинса — который был немедленно казнен, несмотря на то что пытался убедить суд, что лишь защищался, — привела к новому кризису на борту «Надежды человечества».

Джону Лисби IV было всего десять лет, и, хотя Браун настаивал, чтобы его немедленно сделали капитаном, первый помощник Карсон придерживался другого мнения.

— Он вырастет к тому моменту, когда мы долетим до Проциона, но на данном этапе следует учредить капитанский совет, который будет за ним присматривать.

Карсона поддержал второй помощник Лютер. И только через несколько недель Браун обнаружил, что одна жена Лисби III живет с Карсоном, а другая с Лютером.

— Вы старые козлы! — возмутился он на следующем собрании капитанского совета. — Я требую немедленных выборов. И если вы не согласитесь со мной сейчас, я обращусь к ученым и команде.

Он встал, возвышаясь над остальными. Пожилые офицеры отпрянули назад, а Карсон попытался вытащить из внутреннего кармана бластер. Разъяренный Браун не сумел соразмерить своих сил. Он схватил Карсона и Лютера за шиворот и одним могучим движением стукнул их лбами. Сила удара оказалась такой большой, что лобные кости не выдержали, тем более что озверевший Браун не смог сразу остановиться.

Лишь почувствовав, как поникли тела обоих офицеров, он пришел в себя. Браун вызвал ученых, и было решено провести выборы.

Прошло некоторое время, прежде чем люди поняли, что от них требуется, но в конце концов при помощи тайного голосования избрали исполнительный совет. Совет признал право Джона Лисби IV сменить отца на должности капитана, когда он достигнет зрелости. Между тем совет предложил Брауну стать исполняющим обязанности капитана сроком на один год.

К концу следующего года два члена совета решили выдвинуть свои кандидатуры на должность капитана, но Брауна избрали вновь.

Бывший третий помощник, ныне исполняющий обязанности капитана, Браун был недоволен появлением оппозиции.

— Почему, — с горечью сказал он своему старшему сыну, — они забыли о долге офицера?

И он начал учить сыновей своим обязанностям.

— Вам не помешает кое-чему научиться. Кому-то это знать просто необходимо!

Некоторое время его тревожили уколы совести, но потом он обнаружил, что против него ведется кампания.

— Раньше никогда не было таких безобразий, — пожаловался он совету. — Когда такие ослы, как молодой Кессер и козел среднего возраста Плаук, называют тебя за спиной глупцом, очевидно, что дела на корабле плохи. Полагаю, будет лучше, если вы передадите мне полномочия капитана до тех пор, пока Лисби IV не исполнится двадцать пять лет, чтобы положить конец сварам. Мы не можем допустить, чтобы капитаном стал идиот, не понимающий, как работает корабль.

Член совета Плаук сухо заметил, что знание физики является полезным для любого командира корабля, бороздящего просторы космоса, полного опасных лучей. Брауну отказали в его просьбе. Однако продлили полномочия еще на один год.

Вскоре после этого один из членов совета заметил среди рабочих гидропонного сада знакомое лицо. Он тут же собрал совет на экстренное совещание. Выступление Брауна получилось чрезвычайно вкрадчивым.

— Почему бы молодому Лисби немного не размять мускулы? Идея постоянного иерархического управления ошибочна. По моему мнению, все молодые люди должны некоторую часть года работать в саду. Я намерен выдвинуть это предложение на голосование. Могу спорить, что садовые рабочие будут только рады, когда увидят, что даже старшие офицеры не отказываются от физического труда.

Позднее, когда у него спросили, как проходит обучение молодого Лисби, Браун грустно покачал головой.

— Откровенно говоря, джентльмены, мне нечем вас порадовать. Я предложил ему каждый день приходить на мостик после окончания работы в саду, но он не проявил никакого интереса. Я вынужден признать, что он не отличается большим умом. Мне кажется, он не сможет стать капитаном.

Зато некоторые члены совета поняли, что сам капитан учится весьма успешно.

11

Джон Лисби IV не стал останавливаться, перед тем как сорвать очередной спелый плод. До ближайшей стены гидропонного сада оставалось еще двести футов, но его осторожность не знала границ. Он с равнодушным видом слушал девушку.

— Мама говорит, что два дня назад появились искры. Должно быть, мы приближаемся к Проциону.

Лисби IV ничего не ответил. Он принял обоснование этого явления: вокруг корпуса корабля всякий раз появляются искры, когда два или более солнц выдергивают заряженные энергией частицы из магнитных полей друг друга и направляют их в межзвездное пространство.

Хотя его претензии на капитанское кресло становились все менее весомыми, он вел свою игру, которая заключалась в том, чтобы не обсуждать технические вопросы со своими единомышленниками. Он дал девушке исчерпывающие инструкции прошлой «ночью». Теперь она ему докладывала.

Его пальцы автоматически делали работу, а девушка продолжала:

— Многие считают, что ты должен участвовать в нынешних выборах. Браун хочет провести своего старшего сына в совет. Если мы сумеем выбрать вместо него тебя… — она замолчала, а потом добавила: — Тебе ведь уже исполнился двадцать один год. А совет до сих пор не вспомнил о твоих правах. Ты должен за них бороться.

Лисби IV ничего не ответил. Ему надоели идиоты, которые все время предлагали ему действовать открыто. Неужели они не понимают, какая серьезная опасность ему грозит? Кроме того, он хотел подождать, пока они не доберутся до Проциона. После этого, когда следующим пунктом назначения станет Земля, мерзавцам, которые лишили его законных прав, придется дважды подумать, прежде чем предпринимать против него какие-то шаги.

— Если ты ничего не собираешься делать, — с тревогой продолжала девушка, — другие возьмут все в свои руки. Они устали — мы все устали — выполнять самую тяжелую работу и получать худшую пищу. Горди сказал… — она вновь немного помолчала, — что мы захватим корабль.

В голосе девушки послышалось благоговение. И в первый раз Лисби сделал жест, который не имел отношения к сбору фруктов.

— Аа-ай, — сказал он и презрительно махнул рукой.

Невежественные идиоты, подумал он. Они не понимают, о чем говорят. Захватить корабль — кучка рабочих, не имеющих ни малейшего представления о космосе.

— Тебе следует поспешить! — не унималась девушка. — Пора принимать решение…

Невнятные донесения о готовящемся восстании не встревожили капитана Брауна.

— У этих грязных нищих, — сказал он лейтенанту Джорджу Брауну, своему младшему сыну и старшему офицеру корабля, — не хватит мозгов, чтобы украсть мою шляпу. К тому же они еще не знают моих планов, о которых мы им сообщим после прибытия в систему Проциона. Им придется крепко призадуматься.

Молодой Браун промолчал. Он считал отца глупцом и уже давно сообразил, что капитан, обладавший крепким здоровьем, постареет очень не скоро. В свои сто четыре года он мог легко протянуть еще лет двадцать.

Слишком долго ждать до получения капитанского поста. К тому времени он и сам станет стариком. Он уже обсуждал это со своим старшим братом, который должен был председательствовать на совете во время выборов в следующем месяце.

Возможно, следует сообщить подпольщикам о своих настроениях. Несколько расплывчатых обещаний…

Процион А, яркость которого в шесть раз превышала яркость Солнца, уже появился на экранах. Желто-белое солнце становилось все больше и больше, на него уже трудно было смотреть без фильтров. А во мраке космоса, в миллиардах миль от него, находился бледный диск Проциона В, который можно было увидеть лишь в телескоп.

Как ни странно, но в системе Проциона оказалось больше планет, чем у яркого Сириуса. Телескопы обнаружили двадцать пять огромных миров. Корабль исследовал два из них с диаметрами в двадцать пять тысяч миль. Оба были обитаемыми, и на обеих планетах атмосфера содержала хлор.

— У наших предшественников были неплохие идеи, — заявил капитан Браун, — но они считали, что иные цивилизации не способны к проявлению доброй воли. Мы должны помнить, что ни разу чужаки не попытались причинить нам вред. Вы спросите, а как же старый капитан Лисби? И я отвечу вам: чепуха. Он посмотрел на то, что не предназначалось для человеческих глаз, его мозг не выдержал, и он умер. Но нам не следует забывать, что существо, которое входило с ним в контакт, могло сделать с нашим кораблем все, что пожелает, однако оно улетело, даже не попытавшись нам навредить.

Капитан оглядел собравшихся на совет и продолжил:

— Что же из этого следует? Мы находимся в чрезвычайно выгодном положении. Старик Лисби не осмелился навязывать свою волю обитателям Центавра, поскольку имел дело с неизвестностью. На Сириусе мы все ужасно испугались и сразу же улетели, поскольку неведомое предстало перед нами в невероятной форме. Но теперь мы знаем намного больше. Мы видим межзвездную цивилизацию, и она может поведать о том, что нам необходимо. А к чему мы сейчас стремимся? Нам нужна звезда, планеты которой имеют кислородную атмосферу. Они не станут нам мешать. Какое им до нас дело? Ведь они не смогут жить на кислородных планетах, а нам нечего делать на тех, где атмосфера полна хлора или серы. Мы расскажем им о том, что нам нужно. Как? — Браун торжествующе улыбнулся, победно глядя на членов совета. — Предоставьте это мне. Как только к нам приблизится первый из их кораблей, вы все узнаете.

На самом деле это был четвертый корабль. Первые три попросту игнорировали «Надежду человечества». Четвертый остановился на расстоянии ста ярдов от земного корабля и сохранял полнейшее молчание во время представления, которое устроил Браун.

Он использовал довольно простой механизм. Внутри одной из спасательных шлюпок Браун установил экран, а шлюпку отправили к кораблю чужаков. Передающее устройство находилось на капитанском мостике. Чужакам показали, как «Надежда человечества» взлетает с Земли, потом прибывает на Альфу Центавра, затем к Сириусу. Чужакам также сообщили, что в обеих системах есть обитаемые планеты, но атмосфера на них содержит хлор или серу.

Эффект достигался достаточно простым методом: рядом с планетами проецировали атомные структуры хлора и серы. А Землю изображали с кислородом и азотом, впрочем, подразумевалось, что чужаки понимают: именно кислород делает жизнь возможной.

После чего наступила самая важная фаза фантастического шоу.

На экране появилась звездная карта с изображением шестидесяти с лишним звезд, находившихся не более чем в двадцати световых годах от земного солнца. На экране возникли три атомные структуры — хлора, кислорода и серы. Все они перенеслись к изображению одного солнца, задержались там на несколько мгновений, а потом передвинулись к следующей звезде.

— А теперь посмотрим, — сказал Браун, — как быстро они сообразят, что нам неизвестно, какова атмосфера планет, которые вращаются вокруг указанных нами звезд.

Чужаки поняли, что от них требуется, когда атомные структуры хлора, кислорода и серы переносились от шестой звезды к седьмой. Движущиеся структуры исчезли, карта стала неподвижной. И возле каждой звезды возникло по одной атомной структуре.

Браун насчитал четыре, имеющих кислородные атмосферы. Прямо у них на глазах возникла новая звездная карта, синхронизированная с картой землян. На ней имелись изображения тысяч солнц, а возле каждого стоял значок атомной структуры, определявший тип атмосферы обитаемых планет.

А потом корабль чужаков начал стремительно уменьшаться в размерах.

— Верните спасательную шлюпку на корабль! — приказал Браун. — Полагаю, пришло время стартовать. Думаю, нам следует лететь на Альту — это ближайшая к нам звезда.

Позднее, когда он выступал перед советом, на его крупном лице блуждала глуповатая улыбка. Он гордился собой. Его план сработал, и теперь земной корабль имел изображение десятков, а может быть, и сотен планет, пригодных для колонизации людьми.

Ощущение успеха переполняло Брауна, когда он переводил взгляд с одного члена совета на другого. Интересно, о чем они думают и все ли уверены, что они правильно поступали, когда выбирали его капитаном на ежегодных собраниях? Быть может, теперь они поймут, что пора отказаться от выборов. Такая система слишком опасна, к тому же она противоречит законам военных кораблей. Необходимо решить вопрос раз и навсегда, на случай если с ним что-нибудь произойдет.

И дело не в том, сказал себе Браун, что он чувствует себя старым. Но он подсчитал, что им потребуется тридцать лет, чтобы долететь до Альты, а он может столько не прожить. Исключительно по эмоциональным причинам он желал знать имя своего преемника. Он хотел, чтобы капитаном стал его второй сын.

В тот самый момент, когда эта мысль пришла ему в голову, взгляд Брауна скользнул к дверной ручке. Он увидел, как она поворачивается, и у него вдруг возникло интуитивное прозрение…

Браун выхватил бластер…

Быстрота его реакции избавила корабль от власти заговорщиков, но не спасла ему жизнь. Позднее, когда младший Браун привел группу вооруженных техников и ученых на помощь совету, они обнаружили, что все его члены, кроме одного, убиты, а оставшийся в живых серьезно ранен. Капитан Браун и его старший сын стали жертвами повстанцев, которыми руководил Горди. Как выяснилось, Лисби IV отказался принять участие в восстании.

Из двадцати с лишним молодых людей, помогавших Горди, семнадцать были убиты. Кровавый след привел сначала к двум мятежникам, получившим серьезные ранения, а потом и к кладовой, где забаррикадировался Горди.

Поскольку Горди отказался сдаться, они использовали против заговорщика свое знание корабля. К нему подкрались через один из аварийных ходов. Горди так и не узнал, кто его прикончил.

Новый капитан Браун, которому недавно исполнилось семьдесят лет, приказал отнести раненого члена совета в капитанскую каюту. Позднее, когда по звездному времени наступила ночь, новый капитан обдумал проблему, которую представлял оставшийся в живых член совета. Наконец он решительно покачал головой.

Если он выживет, размышлял Браун, придется менять систему выборов, а это просто смешно.

Затем он вызвал по интеркому своего сына. И вдвоем — а сыну в то время было сорок пять лет — они пришли к выводу, что отец совершенно прав. По предложению старшего молодой Браун вернулся в свою каюту.

И совершенно не удивился, когда на следующее утро отец сообщил ему, что раненый член совета не пережил ночи.

Теперь на борту корабля не осталось никого, кто мог бы потребовать новых выборов.

12

Через сто девять лет после старта с Земли космический корабль «Надежда человечества» вышел на орбиту вокруг Альты III, единственной населенной и пригодной для землян планеты во всей системе.

На следующее «утро» капитан Браун сообщил четвертому и пятому поколению колонистов, что на поверхность планеты будет отправлен челнок с людьми.

— Все члены экипажа челнока должны понимать, что их жизнь может быть принесена в жертву общему делу, — серьезно сказал он, — Наступил день, о котором мечтали наши прадеды, когда смело отправились в неизвестность более столетия назад, проявив мужество и решительность. Мы не можем их подвести.

Свое выступление капитан Браун завершил, обещав назвать имена членов экипажа челнока в течение ближайшего часа.

— Я уверен, что все настоящие мужчины мечтают о том, чтобы оказаться на его борту.

Джон Лисби, пятый в своем роду, сразу все понял, как только услышал последние слова капитана. И его самые худшие предчувствия оправдались.

Пока он размышлял, не следует ли дать сигнал о начале восстания, капитан сделал заявление, которое ничуть не удивило Лисби.

— И я уверен, что все мы будем им гордиться, когда я скажу вам, что Джон Лисби поведет отряд, на который возложены надежды людей в этом удаленном уголке Вселенной. А вот имена остальных…

И он назвал имена семи из девяти соратников Лисби, с которыми тот рассчитывал захватить власть на корабле.

Поскольку экипаж челнока состоял из восьми человек, Лисби понял, что Браун старается избавиться от максимального числа своих врагов. С растущей тоской он слушал, как капитан приказывает всем собраться в комнате отдыха.

— Экипаж челнока получит приказ сдаться любому судну, которое попытается его перехватить. Сканеры челнока будут передавать изображение на корабль, что позволит определить уровень развития доминирующей расы планеты.

Лисби поспешил вернуться в свою каюту, которая находилась на палубе техников, рассчитывая, что Тельер и Кэнтлин зайдут к нему. Он хотел провести военный совет, пусть даже совсем короткий. Он подождал пять минут, но никто из группы заговорщиков так и не появился.

Тем не менее Лисби получил шанс успокоиться. Как ни странно, умиротворяющее действие оказали запахи корабля. С самого детства аромат озона и нагретого металла стали постоянными спутниками Лисби. Сейчас, когда корабль находился на орбите, здесь царили тишина и покой.

Он устроился в кресле — он обычно здесь читал — и закрыл глаза. Лисби вдыхал смесь запахов, продукт титанической жизнедеятельности корабля. Страх оставлял его тело и разум. Он стал храбрым и сильным.

Лисби прекрасно понимал, что его план захвата власти связан с серьезным риском. Хуже того, никто не поставит под сомнение решение Брауна сделать Лисби командиром группы десанта.

Вероятно, рассуждал Лисби, он лучший техник на корабле. Браун III взял Лисби к себе, когда ему исполнилось десять лет, и заставил овладеть одним за другим секретами разных технических отделов. Браун IV продолжал его учить.

Лисби умел чинить управляющие системы. Постепенно он начал разбираться в смежных областях, связанных с компьютерами. Уже давно сложнейшая паутина электрических цепей стала для Лисби продолжением его нервной системы.

Однако у него так и не нашлось времени для изучения главного двигателя корабля. Доступ к этой информации оставался привилегией Брауна, но он и сам разбирался в двигателе значительно хуже, чем его отец.

Отец Лисби множество раз пытался передать свои познания сыну. Но очень трудно обучать усталого и сонного ребенка сложнейшим понятиям. Впрочем, и его отцу пришлось учиться в тяжелых условиях. Лисби даже ощутил облегчение, когда отец умер. Ему стало легче, он избавился от постоянной опеки. Однако довольно скоро Лисби понял, что семья Брауна, навязавшая потомку первого капитана корабля изучение второстепенных навыков, одержала важнейшую победу.

Когда Лисби шагал в комнату отдыха, он без устали задавал себе вопрос: неужели все это время Браун готовил его именно для этой миссии?

Он широко раскрыл глаза. Если это правда, то его заговор не более чем повод. Решение его уничтожить принято более десяти лет назад…

Когда челнок мчался к Альте III, Лисби и Тельер сидели на соседних креслах и наблюдали, как на экране клубится туманная атмосфера огромной планеты. Доктор Тельер так и не сумел понять, почему корабль не способен превысить четверть скорости света. Из его записей следовало, что он рассчитывал превысить скорость света, но он умер, так и не успев передать своему сыну необходимые знания, чтобы тот сумел продолжить его дело. С тех пор никто не занимался этими исследованиями.

Ученые, занявшие место доктора Тельера, предполагали, что корабль столкнулся с парадоксами, описанными в теории Лоренца — Фицджеральда.

Так или иначе, но окончательного ответа получить не удалось.

Наблюдая за Тельером, Лисби размышлял о том, что сейчас чувствует его спутник и лучший друг. Поразительно, но он, как и все остальные члены экипажа, впервые покинул пределы большого корабля. «Мы ведь и в самом деле спускаемся к огромным массам воды и суши, — подумал он, — приближаемся к чужой планете!»

У него на глазах шар стремительно увеличивался.

Они летели по широкой дуге, готовые в любой момент уйти в сторону, если уровень радиации окажется слишком высоким и система защиты не сумеет с ней справиться. Однако все приборы показывали, что пока жизни экипажа ничто не угрожает.

Тишину разорвал вой сирены.

Одновременно на одном из экранов появилась стремительно приближающаяся к ним точка света.

Ракета!

Лисби затаил дыхание.

Однако сияющая световая точка сделала полный разворот, оказалась в нескольких милях от челнока и синхронизировала свое движение. Теперь они опускались одновременно. «Они не позволят нам сесть», — такой была первая мысль, которая пришла в голову Лисби. Он ощутил жгучее разочарование.

Загудел один из приборов.

— Они нас сканируют, — нервно сообщил Тельер.

В следующее мгновение челнок содрогнулся — Лисби понял, что их захватил силовой луч с корабля чужаков. Силовое поле крепко держало челнок.

Наука Альты III оказалась весьма продвинутой.

Челнок продолжал спускаться.

Весь экипаж собрался, чтобы наблюдать за приближающейся точкой света, которая быстро росла, превращаясь в некий объект. Очень скоро все поняли, что этот объект значительно больше, чем челнок.

Раздался звонкий стук. Челнок содрогнулся от носа до кормы.

— Обрати внимание, они совместили свой шлюз с нашим, — заметил Тельер прежде, чем прошла дрожь после стыковки.

За спиной Лисби экипаж обменивался дурацкими шутками испуганных людей. Они были предельно глупыми, но помогли Лисби справиться с собственным страхом. Он с удивлением обнаружил, что смеется вместе со всеми.

И хотя Лисби совершенно успокоился, он не забыл, что за ними наблюдает Браун, — у него не оставалось выбора.

— Открыть шлюз! Пусть чужаки берут нас в плен — ведь мы получили именно такой приказ.

13

Через несколько минут после того, как был открыт шлюз челнока, отошел в сторону люк чужого корабля. Выдвинулись прорезиненные устройства и соединились с корпусом земного челнока, герметично запечатав оба шлюза.

В переходном патрубке зашипел воздух. Перед ними возникло существо, которое двигалось с удивительной уверенностью. Оно тут же постучало по корпусу каким-то предметом, зажатым в одной из четырех кожистых рук.

Теперь Лисби мог хорошо разглядеть чужака: четыре ноги и четыре руки, длинное тонкое тело расположено вертикально. У него практически отсутствовала шея, однако многочисленные складки кожи между головой и туловищем показывали, что чужак обладает достаточной гибкостью.

Пока Лисби разглядывал пришельца, существо слегка повернуло голову и два его больших глаза посмотрели прямо на скрытый сканер, который вел съемку. Получилось, что чужак смотрит Лисби в глаза.

Лисби заморгал, с трудом оторвал взгляд от пришельца и кивнул Тельеру.

— Открывай! — приказал он.

Как только внутренняя переборка челнока отошла в сторону, появилось еще шестеро четвероногих существ, которые одно за другим вошли в коридор, ведущий во внутренние помещения челнока. Все они двигались с той же уверенностью, что и первый пришелец.

И как только они оказались внутри челнока, их мысли проникли в сознание Лисби…

Пока Дзинг и его отряд шагали по коридору маленького корабля карнов к шлюзу, старший офицер обдумывал свое сообщение.

— Давление воздуха и содержание кислорода почти не отличается от аналогичных параметров на поверхности Карна. Они могут жить на нашей планете.

Дзинг вошел в новое помещение и понял, что находится в рубке управления. Только теперь он впервые увидел людей. Он и его отряд остановились, некоторое время два вида разумных существ — люди и карны — смотрели друг на друга.

Появление двуногих созданий не удивило Дзинга. Лучи датчиков вибрации проникли сквозь металлические стены челнока, позволив ему с достаточной степенью точности оценить форму и размеры существ, находившихся на борту.

Прежде всего он хотел проверить, действительно ли незваные гости сдались. Он приказал:

— Передайте пленникам, что в качестве меры предосторожности мы просим их снять одежду.

До того, как прозвучал приказ, Лисби не знал, способны ли эти существа воспринимать человеческие мысли. Поначалу чужаки вели между собой ментальную беседу так, словно они не подозревали о мыслях людей. Между тем один из карнов подошел к Лисби и дернул его за одежду. Теперь у Лисби не осталось никаких сомнений.

Телепатия действовала только в одну сторону — от карна к человеку.

Торопливо раздеваясь, он моментально оценил значение своего открытия. Он не должен допустить, чтобы Браун об этом узнал.

Лисби полностью разделся, но прежде, чем сложить одежду, вытащил блокнот и ручку. И быстро написал:

«Никому не говорите, что мы способны читать мысли этих существ».

Он передал блокнот остальным и облегченно вздохнул, когда убедился, что все прочитали его предупреждение, подтвердив это чуть заметным кивком.

Дзинг вошел в телепатическую связь с кем-то на поверхности планеты.

«Эти пришельцы, — докладывал он, — явно получили приказ не сопротивляться. Проблема состоит в том, как дать им победить нас, не возбуждая подозрений, чтобы они не поняли, что мы хотим именно такого исхода?»

Лисби не сумел сразу же услышать ответ. Однако он узнал его из сознания Дзинга.

«Начинайте уничтожать их маленький корабль. Посмотрим, как они себя поведут».

Отряд карнов тут же принялся за дело. Они сорвали контрольные панели. Затем сняли плиты пола. Обнажились провода, приборы и инструменты.

Вероятно, Браун наблюдал за уничтожением, поскольку его голос прозвучал прежде, чем карны успели повредить автоматику:

— Приготовьтесь! Ровно через двадцать секунд я загерметизирую шлюз и резко поверну челнок.

Лисби и Тельер тут же опустились в свои кресла и повернули их так, чтобы ускорение вдавило их в спинки. Остальные опустились на разодранный пол и приготовились к рывку.

Корабль начал медленно уходить из-под ног Дзинга, и тот проворно метнулся к стене, из которой выдвинулись ручки. Он тут же ухватился за них своими многочисленными руками. Когда крен усилился, он успел надежно упереться в пол своими четырьмя короткими ногами, и все его стройное тело напряглось. Примеру Дзинга последовали и остальные. Все они сделали вид, что сила тяготения не дает им пошевелиться.

Поворот закончился, челнок встал под прямым углом. Дзинг доложил о том, что произошло, и получил ответ:

«Продолжайте уничтожать все вокруг. Наблюдайте за ними и, как только они перейдут в атаку, немедленно подчинитесь им».

Лисби торопливо написал в блокноте: «Нам не нужно особенно хитрить. Они будут вести себя так, что мы легко одержим верх».

Лисби подождал, пока все земляне прочитают запись в блокноте. Он все еще сомневался, что его товарищи поняли, что происходит.

Тельер написал в ответ: «Очевидно, эти существа также получили приказ пожертвовать собой».

Теперь Лисби все понял. Остальные ничего не заметили. Лисби облегченно вздохнул, у него появилось огромное преимущество, и он сумеет сполна воспользоваться своим образованием.

Получалось, что только он обладает достаточной информацией, которая позволяла ему проанализировать поведение этих существ.

Его поразила удивительная ясность их мыслей. Много лет назад ученые Земли установили, что человек обладает слабыми телепатическими способностями, которые удается эффективно использовать только при электронном усилении сигнала вне мозга. Количество необходимой для такого процесса энергии было столь большим, что мозг не выдерживал, нервные окончания попросту выгорали.

Поскольку карны получали указания непосредственно, они не могли быть живыми существами. Значит, Дзинг и его спутники являются сложными роботами.

Истинные обитатели Альта III не пожелали рисковать собственной шкурой.

Но сейчас для Лисби важно было совсем другое. Он понял, как воспользоваться этими великолепными механизмами, чтобы победить Брауна, взять власть на «Надежде человечества» в свои руки и начать долгое возвращение на Землю.

14

Лисби наблюдал за карнами, продолжавшими разрушать челнок. Наконец он решил, что пришла пора действовать.

— Ханкер, Грейвс, — сказал он вслух.

— Да? — ответили они одновременно.

— Сейчас я попрошу капитана Брауна еще раз повернуть корабль. Как только челнок начнет разворачиваться, воспользуйтесь нашими газовыми пистолетами!

— Считайте, что дело сделано! — ухмыльнулся Ханкер.

Остальным четверым членам команды Лисби приказал удерживать чужаков.

— Если со мной что-нибудь случится, командование примешь ты, — сказал Лисби Тельеру.

Затем он написал в блокноте еще одно послание: «Эти существа будут продолжать вести ментальные переговоры даже после того, как сделают вид, что потеряли сознание. Не обращайте на это внимания и никак не комментируйте».

Он почувствовал себя гораздо лучше, когда все ознакомились с его приказом и вернули ему блокнот.

— Капитан Браун! Сделайте новый разворот, чтобы прижать их.

Они почти без сопротивления захватили Дзинга и его отряд.

Как Лисби и предполагал, карны продолжали вести телепатические переговоры. Дзинг доложил своему руководству:

«Мне кажется, все прошло удачно».

Вероятно, он получил ответное послание, поскольку продолжал:

«Да, командир. Теперь, в соответствии с вашими приказами, мы стали пленниками и ждем дальнейшего развития событий… Как им удалось нас захватить? Каждого из нас зафиксировала машина, которая уселась на нас верхом. Наши конечности закреплены жесткими металлическими отростками. Все устройства контролирует электроника. Конечно, мы можем в любой момент освободиться. Естественно, мы прибережем эту возможность на потом…»

Лисби стало не по себе, но пути назад у них не было.

— Одевайтесь, — приказал он своим людям. — И начинайте приводить корабль в порядок. Поставьте на место все сорванные панели, за исключением секции Д-8. Они вытащили часть приборов, и я хочу убедиться, что аппаратура в норме.

Одевшись, Лисби изменил курс челнока и связался с Брауном. Через мгновение загорелся экран, и на нем появилось недовольное лицо сорокалетнего офицера.

— Я должен поздравить тебя и твой экипаж, — хмуро сказал Браун. — Похоже, мы обладаем некоторым техническим превосходством и можем попытаться произвести посадку.

Поскольку Лисби знал, что до посадки на Альте III дело все равно не дойдет, он просто ждал, а Браун погрузился в размышления. Наконец он неуверенно заговорил:

— Мистер Лисби, вы прекрасно понимаете, в каком трудном положении я сейчас оказался, — впрочем, он тут же торопливо добавил: — Как и вся наша экспедиция.

Как только Лисби услышал слова Брауна, он сразу же понял, что капитан не намерен разрешать ему вернуться на корабль. Однако ему было необходимо снова оказаться на борту, чтобы претворить в жизнь свой план. Вероятно, придется сообщить о готовящемся заговоре, подумал Лисби, и выдвинуть компромиссное предложение.

Он сделал глубокий вдох и, глядя Брауну в глаза, заговорил с мужеством и твердостью человека, принявшего окончательное решение.

— Мне кажется, что у нас есть выбор из двух вариантов. Либо решить все проблемы через демократическое голосование, либо остановиться на варианте с совмещенным капитанством, когда кораблем будем командовать вы и я.

Любому другому человеку, слушавшему их разговор, слова Лисби показались бы странными и никоим образом не вытекающими из контекста беседы. Однако Браун все прекрасно понял.

— Значит, решил играть в открытую, — с презрительной усмешкой сказал он. — Ну, тогда разрешите напомнить вам, мистер Лисби, что никто не вспоминал о выборах, пока у власти стояли Лисби. И на то были серьезные основания. Космическим кораблем должна управлять техническая аристократия. Ну а двум капитанам нет места на одном судне.

Лисби начал свою игру.

— Если мы намерены оставаться здесь, то потребуется по меньшей мере два человека, наделенных равными полномочиями: один на планете, другой — на корабле.

— Я не могу доверить тебе корабль! — холодно ответил Браун.

— Что ж, тогда на корабле останетесь вы, — предложил Лисби. — Мы легко решим все технические вопросы.

Капитан с трудом себя контролировал.

— Твоя семья находилась у власти более пятидесяти лет! — вспыхнув, заявил он. — Как ты можешь говорить о правах?

— А как вы можете знать, о чем я говорю? — парировал Лисби.

— Концепция наследственной передачи власти придумана первым Лисби. На Земле это никто не планировал, — дрожа от ярости, сказал Браун.

— Но вы сами стали капитаном по праву наследования, — напомнил Лисби.

Браун ответил, не разжимая зубов:

— Тебе не кажется абсурдным, что земное правительство, которое находилось у власти, когда корабль стартовал — кстати, все его члены давно мертвы, — может назначать кого-то командиром корабля… а теперь потомок первого капитана заявляет, что этот пост должен принадлежать его семье на все времена!

Лисби молчал, удивленный глубиной ненависти, которую не скрывал Браун. Теперь ему было проще сделать следующее предложение:

— Капитан, у нас кризис. Следует забыть о личных интересах. Почему бы нам не доставить одного из пленников на борт, чтобы допросить его при помощи фильмов или иным способом? Позднее мы сможем спокойно обсудить наши противоречия.

По лицу Брауна Лисби видел: капитан понимает, что ему сделано разумное предложение, и осознает возникающие в связи с ним возможности.

— Только ты вернешься на борт корабля и приведешь одного пленника! — быстро ответил Браун.

Лисби ощутил сильное возбуждение: Браун проглотил приманку. «Это похоже на упражнения в логике, — подумал Лисби. — Он намерен меня убить, как только окажется со мной наедине и сможет атаковать меня без малейшей опасности для себя. Но у меня появляется шанс вернуться на корабль и привести в действие свой план».

Браун нахмурился.

— Лисби, ты считаешь, что твоего пленника нельзя пускать на борт корабля? — спросил он с беспокойством.

Лисби покачал головой.

— Нет, сэр, — солгал он.

Браун принял окончательное решение.

— Очень хорошо. Скоро мы встретимся, и тогда у нас появится возможность обсудить детали.

Лисби не осмелился ничего отвечать. Он кивнул и отключил связь, чувствуя, как его пробирает дрожь.

«Но что еще мы можем сделать?» — подумал он.

Он повернулся к секции пола, оставшейся открытой. Быстро нагнувшись, изучил кодировку каждого устройства, запрограммированного для дистанционного управления системой приземления, хитроумного механизма Уолдо, способного посадить челнок на планету и вновь стартовать, настроенного на пульсации человеческого мозга.

Он установил каждое устройство последовательно и закрыл секцию. Покончив с этим важным делом, он небрежно засунул в карман датчик дистанционного управления.

Лисби вернулся в рубку управления и некоторое время изучал провода, сравнивая их расположение с висящей на стене схемой. Часть проводов была выдернута из гнезд. Он поставил их на место, умудрившись одновременно закоротить схему дистанционного управления кораблем.

Затем Лисби вернул на место панель, но не стал ее закреплять. Теперь у него появились основания для следующих действий. Лисби вытащил из грузового отсека клетку и, не снимая с Дзинга наручников, жестами предложил ему перейти туда.

Прежде чем закрыть дверь клетки, Лисби поставил простую цепь, экранирующую передачу мыслей карна на уровне человека. Устройство было совсем несложным, имело выключатель и позволяло полностью экранировать телепатический канал.

Установив устройство, Лисби положил второй датчик дистанционного управления в карман. Он не стал включать экран. Время еще не пришло.

Между тем Дзинг телепатировал из клетки:

«Следует отметить, что эти существа выбрали именно меня. Мы можем предположить, что случайно. Однако нельзя исключать, что они обладают наблюдательностью и заметили, что я отдавал приказы. В любом случае сейчас глупо отступать».

Зазвенел звонок. На одном из экранов появилось пятнышко света, которое стремительно перемещалось к центру экрана. Роковая встреча челнока и «Надежды человечества» становилась неизбежной.

— Наша встреча состоится в запасной рубке управления, — приказал Браун.

Лисби осуществил перегрузку клетки с пленником через шлюз В — и увидел, что его встречает второй помощник Селвин. Такой крупный чин для решения вполне рутинной задачи. Селвин криво улыбнулся и помахал рукой, когда Лисби вкатил клетку на колесах в пустой коридор.

Они никого не встретили на всем пути в рубку. Очевидно, людей сознательно удалили из этой части корабля. Вскоре полный решимости Лисби поставил клетку в центре запасной рубки управления. Затем он зафиксировал ее при помощи магнитного зажима.

Браун поднялся из кресла капитана и соскочил с помоста, а затем с улыбкой подошел к Лисби, протягивая ему руку. Как и все Брауны, он был крупным, почти на голову выше Лисби, красивым мужчиной с четкими чертами лица. Больше в рубке никого не было.

— Я рад, что ты был откровенен, — сказал капитан. — Сомневаюсь, что я мог бы говорить с тобой прямо, если бы не твоя инициатива.

Но когда они пожимали друг другу руки, Лисби не оставляли подозрения. «Он пытается загладить резкость своей первой реакции. Мне удалось вывести его из равновесия», — подумал Лисби.

— Я принял решение, — продолжал Браун все тем же сердечным тоном. — О выборах не может быть и речи. На корабле полно инакомыслящих, мечтающих лишь о том, чтобы вернуться на Землю.

Лисби, желавший того же самого, благоразумно промолчал.

— Ты будешь капитаном на земле, — продолжал Браун. — А я на корабле. Почему бы нам не сесть и не выработать официальное заявление, которое я зачитаю всем, кто находится на борту?

«Что он выиграет, назначив меня капитаном на планете? — размышлял Лисби. — Только одно: обретет уверенность, а потом обманет и уничтожит соперника».

Лисби незаметно оглядел рубку, большое квадратное помещение, по соседству с которым находились массивные главные двигатели корабля. Система управления дублировала основную, располагавшуюся на капитанском мостике. Огромным кораблем можно было управлять как с мостика, так и из рубки, но преимущественным правом обладал мостик. Стоявший на вахте офицер принимал решения в экстренных случаях.

Лисби прикинул, что сейчас на капитанском мостике находится первый помощник Миллер, который во всем поддерживал Брауна. Почти наверняка он наблюдает за ними на одном из экранов и готов в любой момент прийти Брауну на помощь.

Через несколько минут Лисби задумчиво слушал, как Браун читает по интеркому их совместное заявление, в котором говорилось, что Лисби будет исполнять обязанности капитана на поверхности планеты. Его переполняли смешанные чувства. Должно быть, капитан был абсолютно уверен в надежности своего положения, если согласился назначить на такой высокий пост своего главного соперника.

Следующий шаг Брауна также оказался для Лисби неожиданным. Пока они оба находились на экране, Браун наклонился к Лисби, дружески потрепал его по плечу и сказал, обращаясь к многочисленной аудитории:

— Вам всем известно, что Джон единственный прямой потомок нашего первого капитана. Никто точно не знает, что произошло пятьдесят лет назад, когда мой дед стал капитаном. Но я помню, старик часто говорил, что только он понимает, как все следует делать. Сомневаюсь, что он был готов поверить какому-то самонадеянному молокососу, которого не мог бы полностью контролировать. Порой мне казалось, что мой отец стал жертвой темперамента деда, всячески старавшегося подчинить себе сына.

Браун располагающе улыбнулся и продолжал:

— В любом случае, хотя мы и не можем склеить разбитые яйца, нам вполне по силам начать исцелять раны, — тут он сделал значительную паузу, и его голос обрел твердость. — Однако все мы понимаем, что мой опыт и знания дают мне возможность достойно управлять кораблем, — он неожиданно сменил тему: — Мы с капитаном Лисби вместе попытаемся войти в контакт с захваченным разумным представителем иной цивилизации. Вы сможете за этим наблюдать, однако мы оставляем за собой право прервать передачу, если возникнут непредвиденные обстоятельства.

Он повернулся к Лисби:

— Как ты считаешь, с чего нам следует начать, Джон?

Лисби был охвачен сомнениями. Он впервые подумал о том, что Браун может быть искренним. И это его тревожило: ведь он собирался претворить в жизнь свой план в самое ближайшее время.

«Нам нужно было оказаться в одном шаге от безумия, чтобы всерьез подумать о возможном соглашении», — подумал он.

— Почему бы не показать нашего пленника? — спокойно предложил Лисби.

Когда силовой луч вынул Дзинга из клетки, освободив тем самым от полей, подавлявших телепатические волны, карн сообщил на Альту III:

«Меня держали в замкнутом пространстве, экранирующее поле мешало мне с вами связаться. Сейчас я попытаюсь оценить состояние и возможности корабля…»

В этот момент Браун протянул руку и отключил аудиторию. Он резко повернулся к Лисби и спросил:

— Объясни, почему ты не рассказал, что эти существа владеют телепатией? — Он говорил угрожающе, глаза метали молнии.

Наступил момент истины.

После коротких колебаний Лисби решил, что их новые отношения стоят дороже, и откровенно все рассказал Брауну.

— Я считал, что этот секрет позволит мне прожить немного дольше, ведь, когда нас отправили на планету, вы не рассчитывали, что мы вернемся обратно, — сказал Лисби в заключение.

— Но как ты собирался… — начал Браун, но потом махнул рукой. — А, не имеет значения, — пробормотал он.

Дзинг вновь начал телепатировать.

«Во многих отношениях корабль является весьма передовым. Все автоматические системы удачно сконструированы и способны к самовосстановлению. На корабле имеется отличная силовая защита, они умеют создавать силовой луч, мощность которого сравнима с мощностью лучей наших кораблей.

Однако двигатель на атомной тяге недостаточно эффективен. Витки, создающие резонансное поле, которое контролирует ускоритель частиц, плохо сбалансированы, поскольку чужаки не до конца понимают базовые физические принципы процесса. Вместо того чтобы ускоряться до скорости света, частицы выбрасываются на сравнительно низких скоростях, в результате чего их масса практически не увеличивается. Массы не хватает для поддержания скорости до ближайшей планетарной системы. Разрешите мне закончить передачу данных, которые я получаю, для обработки на большом компьютере…»

— Поскорее, сэр, верните его обратно, пока мы не разобрались в том, что он говорит! — с тревогой сказал Лисби.

Браун так и сделал, а Дзинг в это время телепатировал:

«Мой анализ верен! Эти существа полностью в нашей власти».

В этот момент его мысль прервалась, поскольку его опустили обратно в клетку, за энергетический барьер.

Браун включил систему трансляции.

— Прошу меня простить за то, что нам пришлось прервать передачу, — сказал он. — Вам будет интересно узнать, что мы сумели прочитать мысли пленника и перехватить его сообщение на планету. Теперь у нас появилось преимущество. — Он повернулся к Лисби. — Вы согласны со мной, капитан?

Внешне Браун сохранял спокойствие, хотя последние слова Дзинга — «Эти существа полностью в нашей власти» — ошеломили Лисби. Он никак не мог поверить, что Браун ничего не понял.

Между тем Браун воодушевленно продолжал:

— Меня восхищает телепатия — великолепный способ связи. Будет замечательно, если мы сумеем создать такую же систему импульсов. Возможно, нам удастся использовать принцип устройства дистанционного управления, который позволяет управлять посадкой. Как вы знаете, он дает возможность направлять человеческие мысли подобно радиопередатчику.

Сейчас Лисби гораздо больше занимали мысли о том, что у него в кармане трехступенчатый дистанционный ключ для электронно усиленных импульсов мысли. К несчастью, это устройство управляло только челноком. Будет неплохо, если он сумеет взять под контроль еще и корабль. Он и раньше пытался справиться с этой проблемой, но теперь Браун дал ему в руки простое решение.

Лисби постарался говорить спокойно:

— Капитан, разрешите мне запрограммировать аналоги, пока вы подготовите фильмы для контакта с чужаком. В этом случае мы будем готовы к любым неожиданностям.

Похоже, Браун ему полностью доверял, поскольку сразу же согласился с предложением Лисби. По указанию Брауна установили проектор. Третий помощник Миндель и оператор, который пришел вместе с ним, уселись в кресла рядом с проектором.

Пока шла подготовка, Лисби обратился за помощью к нескольким техникам — и лишь один из них запротестовал:

— Но, Джон, — возразил он, — так у нас получится двойной контроль, причем система управления челноком будет иметь преимущество над управлением с капитанского мостика. Это противоречит всем принципам координации. Я… так никогда не делалось.

Да, действительно. Но Лисби сражался за свою жизнь. И в его кармане лежал пульт дистанционного управления челноком, до которого он мог дотянуться в любой момент, поэтому он жестко спросил:

— Ты хочешь обсудить мой приказ с капитаном Брауном? Тебе необходимо его разрешение?

— Нет-нет, — сомнения техника рассеялись. — Я слышал, как он назвал тебя одним из капитанов. Теперь ты босс. Все будет исполнено.

Лисби выключил переговорное устройство и обернулся. Оказалось, что все готово для демонстрации фильма. Браун положил руку на устройство, управляющее силовым лучом, и вопросительно посмотрел на Лисби.

— Все готово? — спросил Браун.

В последний момент Лисби охватили сомнения.

Но он почти сразу же сообразил, что у него остается только два варианта: или продолжать, или обо всем рассказать Брауну. Лисби колебался до последнего мгновения.

— Вы не могли бы выключить интерком? — спросил он.

— Мы вернемся к вам через несколько минут, — сказал Браун застывшей в ожидании аудитории.

Он выключил общий канал связи и вопросительно посмотрел на Лисби.

— Капитан, — тихо заговорил Лисби, — я должен вас предупредить, что привел на борт корабля карна в надежде использовать его против вас.

— Откровенное признание, — мягко ответил Браун.

— Я упомянул об этом, — продолжал Лисби, — на случай, если у вас были аналогичные намерения. Мне бы хотелось окончательно с вами договориться, прежде чем мы займемся карном.

Браун покраснел. Но через пару секунд справился с собой и сказал:

— Я не знаю, как мне тебя убедить, но у меня нет никаких гнусных замыслов.

Лисби посмотрел в открытое лицо офицера и вдруг понял, что тот говорит искренне. Браун принял предложенный компромисс. Его устраивает вариант с совместным капитанством.

Лисби переполняли радость и сомнения. Он все еще не избавился от страха. С другой стороны, они вроде бы теперь союзники. Можно говорить правду и рассчитывать, что тебя услышат — если в твоих словах будет смысл.

Получалось, что он должен поверить в то, что его правда имеет смысл. Он предлагает Брауну мир на борту корабля. Естественно, за мир придется заплатить, но это мир! Сейчас, когда они оказались в исключительно опасной ситуации, Браун понял важность такого решения.

Теперь это стало для Лисби очевидным.

Без колебаний он поведал Брауну о том, что существа, высадившиеся на челноке, роботы. Браун задумчиво кивнул. Наконец он ответил:

— Но я не понимаю, как можно это использовать, чтобы захватить корабль.

Лисби объяснил, что роботы имеют встроенную систему самоуничтожения, которая при активизации может разрушить все, что окажется рядом с ними.

— Вот почему, — продолжал Лисби, — он лежал на спине, когда я доставил его на корабль. Я мог бы развернуть его и направить на вас. Естественно, я бы не стал этого делать до тех пор, пока вы не открыли бы своих планов. Одна из принятых мной мер предосторожности состояла в том, что слышать мысли этого существа без…

Лисби засунул руку в карман, чтобы показать Брауну пульт дистанционного управления, при помощи которого они сумеют читать мысли робота, не вынимая его из клетки.

Однако в этот момент лицо Брауна перекосила злобная гримаса, и он повернулся к третьему помощнику Минделю.

— Ну, Дэн, — сказал он, — пожалуй, достаточно?

Лисби с ужасом обнаружил, что из уха Минделя торчит крошечное усиливающее устройство. Вероятно, он слышал каждое слово их разговора. Миндель кивнул.

— Да, капитан, — ответил он. — Я полагаю, он сказал нам то, что мы хотели узнать.

Браун отстегнул предохранительный пояс, встал и заговорил холодно и формально:

— Техник Лисби, мы слышали ваше признание в нарушении воинского долга и заговоре с целью свержения законного правительства корабля, в ваших намерениях использовать чужаков для уничтожения человеческих существ и в других чудовищных преступлениях. В таких экстремальных условиях оправдана казнь без формального суда. Поэтому я приговариваю вас к смерти и приказываю третьему помощнику капитана Минделю…

Он сбился и замолчал.

16

Пока он говорил, Лисби автоматически переключил пульт — это ни в коей мере не являлось результатом осмысленного решения, его пальцы сами спазматически дернулись. Освобождение мыслей Дзинга никак не могло ему помочь. Единственная надежда — почти сразу же сообразил он — в том, чтобы засунуть руку в другой карман и добраться до пульта дистанционного управления посадкой, секрет которого он так наивно выдал Брауну.

Между тем освобожденный Дзинг протелепатировал:

«Вновь свободен — и теперь уже окончательно! Мне только что удалось активизировать устройство дистанционного управления, которое через несколько мгновений запустит двигатели корабля, а затем я откорректирую механизм контроля за ускорением…»

Вероятно, мысли робота произвели ошеломляющее впечатление на Брауна, поскольку он так и остался стоять с открытым ртом.

«И я улучшил систему контроля над полями, теперь атомный двигатель сможет достигать скорости света. Кроме того, я внес изменения в систему синхронизации искусственной гравитации при ускорении. Они ничего не предприняли, чтобы помешать мне захватить корабль…»

Лисби включил интерком и закричал в микрофон:

— Всем приготовиться к экстренному ускорению! Хватайтесь за все, что попадется под руку! — Повернувшись к Брауну, он рявкнул: — Садись на место… быстро!

Поведение Лисби было автоматической реакцией на опасность. Только после того, как слова были произнесены, Лисби сообразил, что ему совсем не нужно, чтобы капитан Браун остался жив. Ведь он встал со своего места только для того, чтобы не мешать Минделю выстрелить в него из бластера.

Браун осознал, что ему грозит опасность, и направился к креслу, но его руки находились в футе от спинки, когда заработали двигатели, и ускорение швырнуло его на пол. Браун изо всех сил уперся ладонями и подошвами в пол, что спасло его от травмы головы, поскольку ценой колоссальных усилий ему удалось сохранить сидячее положение. Браун начал скользить по полу к стене. Поскольку стены были упругими, чтобы защитить экипаж от экстренного торможения, удар получился не слишком сильным. Ускорение стремительно возрастало, и Браун умоляюще закричал:

— Лисби, захвати меня силовым лучом. Спаси меня. И я с тобой помирюсь.

Отчаянная мольба о помощи удивила Лисби. Он ничего не мог поделать, поскольку ускорение не позволяло ему помочь Брауну. Однако его позабавило, что Браун рассчитывал на милосердие после того, как сам отдал приказ о его казни.

Сила тяжести становилась невыносимой. Лисби вдруг понял, что и сам находится в трудном положении.

Он повернулся назад, когда разговаривал с Брауном, поэтому резкое изменение в работе двигателей оказалось для него неожиданностью. Лисби бросило вперед, его спас лишь ремень безопасности, ноги и руки бессильно свисали вниз, и ему вдруг показалось, что еще немного, и его внутренности покинут тело. Глаза вылезали из орбит. Ощущение было ужасающим.

Необходимо каким-то образом развернуть кресло, чтобы спина приняла на себя чудовищные перегрузки.

Он уже собрался что-то сделать, когда крыша клетки приподнялась и появилась голова Дзинга. И Лисби вновь услышал мысли робота.

«…Ну, это оказалось совсем несложно, — докладывал карн. — Я установил ускорение на отметке, в четыре раза превышающей их тяготение. Теперь двуногие существа не могут двигаться, но их жизни не грозит опасность. Как скоро прибудет абордажная команда?»

Он немного подождал ответа.

«А я пока успею лично осмотреть двигатель. У меня возникли некоторые сложности с системой управления, я не запрограммирован для работы с такими тонкими материями…»

Одновременно робот выбрался из клетки — казалось, тяготение не оказывает на него никакого влияния, — а затем вышел в дверь и исчез в коридоре. Еще несколько секунд Лисби слышал, как он продолжает общаться с обитателями планеты. Наконец волны мыслей робота перестали до него доходить.

Лисби заметил, что Браун также наблюдает за Дзингом. Люди обменялись пристальными взглядами, после чего Браун попытался заговорить. На него было страшно смотреть, сила тяжести обошлась с ним безжалостно. Лисби с трудом удалось разобрать несколько слов.

— …Твои безумные действия… Нас схватят… уничтожат…

«Будь я проклят, — подумал Лисби. — Он винит меня во всех наших несчастьях».

Он ощутил укол совести, но тут же о нем забыл. В чем причина катастрофы? Лисби, в отличие от Брауна, считал, что ответ на этот вопрос совсем не так прост. Почему Браун решил, что он имеет право отнять у Лисби жизнь?..

Однако Лисби ничего не сказал вслух, лишь осторожно попытался пошевелить правой рукой. Слегка согнув локоть, он обнаружил, что не полностью потерял контроль над своими движениями. Он вцепился в ручку кресла, а потом начал перемещать пальцы к кнопкам управления креслом.

Наконец он до них добрался! Его палец лег на кнопку, которая развернет кресло…

И тут Лисби остановился. Его мозг начал работать вновь. Он открыл рот, чтобы задать Брауну вопрос. Язык с огромным трудом ворочался во рту.

— Сколько топлива… в двигателе?

На искаженном лице Брауна появилось удивленное выражение.

— На много часов! — прохрипел капитан.

Лисби почувствовал разочарование. Он вспомнил разговоры о нехватке топлива. Ходили слухи, что во время торможения перед Альтой топлива осталось всего на несколько часов работы. На самом деле он неоднократно получал приказ вырезать куски металла из скрытых частей корабля. И когда Лисби приносил результаты своих трудов в двигательный отсек, он думал, что двигатель тут же пожирал все запасы.

Но тогда откуда берется топливо?

Лисби пришел к выводу, что их попросту обманывали. Конечно, топлива не хватало. Однако Браун сильно это преувеличивал, чтобы получить возможность рискнуть жизнью Лисби и его отряда: в таких условиях никто не посмел бы ему возражать.

Получалось же, что топлива осталось более чем достаточно… Лисби расстался с надеждой, что оно кончится и избыточная сила тяжести исчезнет. Значит, нужно выбрать другой способ спасения. Но он слишком опасен. Хотя действия…

Лисби нажал кнопку на панели управления креслом.

Кресло резко развернулось, внутренние органы Лисби отчаянно запротестовали, руки и ноги изменили положение, и волна боли затопила тело. Прошла минута, и Лисби почувствовал, что ему стало легче.

Он заставил себя немного приподнять руку и засунуть ее в карман. Процесс получился болезненным и ужасно медленным.

Лисби пришлось приложить все силы, чтобы сжать пульт дистанционного управления. Однако он не стал сразу же приводить его в действие.

«Нужно подождать, — подумал он, — пока карн не отойдет подальше».

Он сидел и дышал — даже это оказалось выматывающим делом. Лисби чувствовал, как теряет силы.

«Неужели при четырехкратных перегрузках человек слабеет оттого, что сидит?» — с тоской подумал он.

Но если он прикончит Дзинга прямо сейчас, то останется наедине с Брауном и его приспешниками, а его смертный приговор никто не отменял.

Если же он выключит двигатель и избыточная сила тяжести исчезнет, робот карнов сразу же вернется, чтобы выяснить, что произошло.

Как избежать подобного развития событий?

Чем дольше он будет тянуть, тем больше у него времени узнать жизненно важные сведения. Например, насколько Дзинг сумел перестроить двигатель корабля. Если слишком резко изменить ускорение, люди могут мгновенно погибнуть, да и корабль получит серьезные повреждения.

Лисби принялся внимательно разглядывать приборную панель, находившуюся перед ним. Время шло, но он упорно продолжал ее изучать. Вскоре на него навалилась усталость, и это стало главной проблемой. Несколько раз он засыпал и просыпался с мыслью, что драгоценное время уходит.

Наконец он понял.

Ускорение составляло 12 g, а сила искусственной гравитации — 8 g. Разность между ними — 4 g — оказывала на него и на весь экипаж корабля такое мучительное действие.

Лисби охватило чувство благоговения. Они столкнулись с удивительной, невероятной техникой. Робот карнов сумел силой мысли внести колоссальные изменения в двигатель и витки катушек искусственной гравитации.

До настоящего момента считалось, что использование искусственной гравитации в период работы двигателя невозможно. Для этого попросту не хватало мощности. Однако Дзинг сумел все изменить, создав новый мощный источник энергии: быстрое испускание и расширение частиц увеличивало количество энергии во множество раз. Теоретически — в десятки тысяч раз. На практике, естественно, энергия увеличивалась «лишь» в несколько сотен раз.

Однако сейчас энергии хватало на любые непредвиденные случаи. Дыхание с трудом давалось Лисби, пока он размышлял о фантастических реалиях Вселенной. Долгое столетие длился их медленный полет сквозь бесконечные пространства космоса — и все это время «Надежда человечества» имела потенциал для многократного увеличения скорости.

«И доктор Тельер упустил эту возможность», — подумал он.

Упустил! Огромный корабль, полный людей, скитался в течение жизни нескольких поколений по темным глубинам межзвездного пространства.

«В тот самый момент, когда я активизирую первую фазу пульта дистанционного управления, — размышлял Лисби, — Дзинг потеряет контроль над двигателем и искусственной гравитацией. К сожалению, это приведет к тому, что он примчится обратно в рубку управления, чтобы выяснить, в чем причина».

Лисби сообразил, что не может рисковать. Он должен активизировать третью фазу, которая приведет к самоуничтожению робота карнов. Парадокс состоял в том, что робот служил ему защитой.

В тот самый миг, когда робот будет уничтожен, Браун вновь станет полновластным хозяином корабля.

«Если бы мне удалось выиграть хотя бы несколько минут для переговоров с Брауном…»

Он продолжал искать альтернативный вариант. Наконец, понимая, что другого выхода нет, Лисби последовательно активизировал первую фазу и почти сразу же третью.

В тот же миг перегрузки исчезли, и его тело обрело удивительную легкость.

Лисби напряженно прислушивался, но взрыва не последовало.

«Боже мой, — с ужасом подумал Лисби, — неужели система самоуничтожения не работает?»

Однако в данный момент у него возникла другая проблема. Браун с трудом поднялся на ноги.

— Нужно сесть в кресло… — пробормотал капитан.

Он успел сделать два шага, когда на него снизошло озарение. Он ошеломленно посмотрел на Лисби.

— Ах вот оно что! — с тоской прошептал он.

Лисби было некогда тревожиться о Дзинге. Он навел силовой луч на Брауна и сказал:

— Совершенно верно. Ты смотришь на своего врага. Я хочу окончательно прояснить ситуацию, но времени у нас очень мало. Сейчас я задам тебе пару вопросов.

— Я поступил так, как следовало поступить законному правительству в кризисной ситуации. Быстро подавить мятеж, лишь только выяснятся имена заговорщиков и их планы.

С учетом истории корабля объяснения Брауна выглядели полнейшим абсурдом, но Лисби не стал тратить время на споры. Он знал, что у него в распоряжении имеется всего несколько минут — в лучшем случае. Как это ни ужасно, но он был вынужден сражаться на два фронта — против Брауна и Дзинга, но тут он ничего не мог поделать. Поэтому он перенес к своему креслу Брауна и забрал у него бластер.

Теперь, когда у него появилось оружие, Лисби почувствовал себя лучше. Не поворачиваясь, он заговорил в интерком, соединяющий рубку с капитанским мостиком:

— Мистер Миллер? Вы меня слышите?

Ответа не последовало. Тогда Лисби обратился к Брауну.

— Скажите Миллеру, чтобы он не пытался взять управление кораблем на себя, в противном случае я воспользуюсь бластером. Вы все поняли, мистер Миллер? — холодно спросил Лисби.

И вновь никакого ответа.

— Возможно, он потерял сознание, — хмуро предположил Браун.

Лисби горячо этого желал, но не мог ждать подтверждения. В оставшееся до возвращения Дзинга время он должен был получить у Брауна все необходимые ему сведения.

17

Лисби понимал: он должен обмануть Брауна, убедив его в своей искренности. Он бы многое отдал за возможность задать один вопрос по интеркому. Необходимо знать, произошел ли взрыв на корабле.

Но едва об этом узнают остальные, лишь только Браун поймет, что ему противостоит один Лисби, шансов на победу у него не останется.

И Лисби не стал задавать этот вопрос.

Однако Браун мог ему помочь, если Лисби удастся его напугать.

— Как инопланетный робот может передвигаться при такой силе тяжести? Сейчас меня беспокоит только этот вопрос. Данное явление противоречит всем законам физики, но мы собственными глазами видели, как легко он прошел через рубку, — и далее Лисби солгал: — Мне бы не хотелось предпринимать против него никаких действий, пока мы не найдем ответ.

Он опустил Брауна на пол и слегка ослабил напряжение в силовом луче, но капитан так и не получил свободы передвижения. Браун глубоко задумался. Наконец он кивнул:

— Хорошо. Кажется, я понял, что произошло.

— Ну так скажи!

Браун заговорил о том, что его волновало гораздо больше.

— Что ты намерен со мной сделать? — осторожно спросил он.

Лисби пораженно посмотрел на него.

— Ты не собираешься мне отвечать?

— А как ты думаешь? До тех пор, пока я не узнаю, что меня ждет, мне нечего терять.

— Неужели? — насмешливо спросил Лисби. — Похоже, тебе плевать, что робот может уничтожить людей? Тебя больше тревожит собственная безопасность, чем благополучие корабля и выполнение нашей миссии? Разве подобное преступление не заслуживает смертной казни?

Тон Лисби встревожил Брауна, и он быстро сказал:

— Послушай, тебе больше нет нужды устраивать заговоры. Ведь ты хочешь только одного: вернуться домой, не так ли? Разве ты не понимаешь, что теперь, когда у нас есть возможность разогнаться до скорости света, мы попадем на Землю через несколько месяцев?

Браун замолчал, охваченный сомнениями.

— Кого ты пытаешься обмануть? — сердито спросил Лисби. — Мы находимся на расстоянии дюжины световых лет от Земли. Нам потребуются годы, а не месяцы.

— Ладно, ты прав, несколько лет. Но не вся жизнь. И если ты обещаешь больше не устраивать заговоров против меня, я поклянусь…

— Ты поклянешься! — яростно ответил Лисби, которого возмутила попытка шантажа. Затем ярость и ощущение поражения исчезли, и на их место пришла холодная решимость. — Мистер Браун, у вас есть двадцать секунд на размышления. Если вы не начнете говорить, вам конец.

— Ты собираешься меня убить? Послушай, — умоляюще продолжал Браун, — нам больше нет нужды враждовать. Мы можем вернуться домой. Разве ты сам не видишь? Долгое безумие подошло к концу. Никому не нужно умирать. Не тяни, уничтожь чужака при помощи своего пульта!

Лисби колебался. В словах Брауна была толика правды. Да, он пытался выдать двенадцать лет за двенадцать недель или двенадцать месяцев. Но в одном Браун не соврал: это действительно небольшое время по сравнению с путешествием, которое длится столетие.

«Так убивать Брауна или нет?» — подумал он.

Лисби сомневался, что сможет это сделать. Но если не смерть, то что? Он продолжал колебаться. Драгоценные секунды уходили, а он никак не мог найти решения.

«Нужно выиграть время», — наконец решил он.

— Вот что я могу тебе обещать, — сказал Лисби. — Если ты сумеешь меня убедить, что я буду чувствовать себя в безопасности на корабле, где ты останешься капитаном, я обдумаю твое предложение. А сейчас, мистер, говори.

Браун кивнул.

— Я принимаю твое предложение. Существует два возможных объяснения. Естественно, я склоняюсь к более банальному. Предположим, роботу необходимы потоки энергии, что-то вроде силового луча. Он использует этот поток мгновенно или при помощи системы обратной связи, которая лежит в основе сохранения равновесия во время обычной ходьбы при нормальной силе тяжести.

— А в чем состоит второе объяснение? — осведомился Лисби.

— Здесь нам придется забыть о нормальных реакциях и обычных потоках энергии. Когда мы в последний раз видели робота, он перемещался как объект, на который вообще не действует сила тяготения. Если это так, то мы наблюдали поразительное явление. Чтобы его понять, нам необходимо обратиться к теориям световых скоростей, в частности к теории сжатия Лоренца — Фицджеральда. При достижении скорости света масса бесконечна, но размеры обращаются в ноль. Таким образом, масса моментально перестает быть объектом инерции в том смысле, как мы ее понимаем. В природе не существует условий, когда такое явление происходит естественным путем. Дзингу каким-то образом удалось создать такие условия искусственно — если, конечно, второе объяснение справедливо.

— Я склонен принять вариант с силовым лучом, — с сомнением проговорил Лисби. — А есть ли возможность выяснить, что имеет место на самом деле?

Браун ничего не смог придумать.

— Если речь шла о комбинации потоков энергии, то приборы могли их зарегистрировать. И они вновь это покажут, если он сюда вернется.

Тогда будет уже слишком поздно, сообразил Лисби.

— Что нам нужно у него узнать? — беспомощно спросил Лисби.

— Мы уже все узнали, — ответил Браун. — Эта штука обладает невероятным контролем над энергией и пониманием пространства и времени, о чем мы можем лишь мечтать. Нам нечего делать в этой звездной системе. Пора уносить ноги.

Лисби вспомнил, как все карны делали вид, что на них действует сила тяжести.

— Возможно, второе объяснение больше соответствует действительности, — сказал он вслух.

Браун покачал головой.

— Нет, в таком случае он появился бы здесь через несколько мгновений. При достижении скорости света время спрессовывается.

— Что ты имеешь в виду?

Браун мрачно мотнул головой.

— Давай не будем тратить время на интеллектуальные дискуссии, — предложил он.

— Я хочу понять, о чем ты говоришь.

— Речь идет об уплотненном времени. Его время движется медленнее, чем наше, в сотни раз медленнее. Для нас проходит десять минут, а для него одна секунда.

— Значит, он давно уже был бы здесь, если он обладает такими способностями?

— Именно это я и пытаюсь тебе втолковать.

Лисби с трудом подавил охватившее его возбуждение. Он пришел к выводу, что, нажав сразу же вслед за первой кнопкой третью, ему удалось предотвратить мгновенное возвращение карна.

«И я сделал это, не понимая, насколько серьезная опасность нам угрожала, — подумал Лисби, — Так получилось только благодаря тому, что я мыслил логически и не хотел рисковать».

Его охватила радость.

— Ради бога, Лисби…

Лисби мгновенно успокоился — Браун все еще представлял для него серьезную опасность.

— Ради бога, Лисби, — повторил Браун, — это существо может вернуться в любой момент. Скажи мне, чего ты хочешь, и я соглашусь.

— Полагаю, нам необходимо провести выборы.

— Я согласен, — тут же ответил Браун. — Ты можешь сам их организовать. А сейчас убери силовой луч. Нам пора действовать.

Лисби посмотрел в открытое лицо Брауна: все тот же честный взгляд, который предшествовал вынесению смертного приговора.

«Но что он может сделать?» — спросил себя Лисби.

Он успел перебрать множество вариантов, а потом с отчаянием подумал: «У Брауна есть передо мной преимущество: он гораздо больше знает — и это самое непобедимое оружие в мире. А я могу ему противопоставить лишь совершенное понимание механизмов корабля».

Однако что Браун может предпринять против него сейчас?

— Прежде чем я тебя освобожу, я хочу перенести тебя к Минделю. Ты возьмешь у него бластер и передашь мне, — мрачно сказал Лисби.

— Конечно, — небрежно ответил Браун.

Через несколько минут он протянул бластер Минделя Лисби. Значит, дело не в нем.

«Миллер находится на капитанском мостике — быть может, он успел послать какое-то сообщение Брауну, когда я отвернулся?» — подумал Лисби.

В любом случае необходимо выяснить, в каком состоянии Миллер и пострадал ли он от резкого увеличения силы тяжести.

Лисби включил связь с капитанским мостиком. На экране появилось нахмуренное морщинистое лицо первого помощника. У него за спиной Лисби разглядел мрак межзвездного пространства.

— Мистер Миллер, как вы перенесли избыточную силу тяжести? — учтиво спросил Лисби.

— Она захватила меня врасплох, капитан. Я получил несколько сильных ушибов. Вероятно, на некоторое время потерял сознание. Но сейчас со мной все в порядке.

— Вот и хорошо, — продолжал Лисби. — Вероятно, вы слышали, что капитан Браун и я пришли к соглашению. Сейчас нам необходимо уничтожить существо, свободно перемещающееся по кораблю. Будьте в полной боевой готовности! — И он хладнокровно отключил связь.

Итак, Миллер практически не пострадал. Чего можно от него ждать? Ответ показался ему очевидным: Миллер может перехватить управление. «И тогда, — спросил себя Лисби — что он станет делать?»

И тут же получил ответ.

Наконец Лисби понял план Брауна. Они ждут, когда Лисби немного расслабится. Тогда Миллер вмешается, освободит Брауна и захватит силовым лучом Лисби.

Оба офицера опасались одного: как бы Лисби не выстрелил в Брауна. Похоже, сейчас их тревожит только такой вариант развития событий. А когда они прикончат Лисби, Браун заберет пульт и, активизировав третью фазу, уничтожит Дзинга.

У этого плана есть только один недостаток: Лисби его разгадал и теперь сможет обратить против самого Брауна и Миллера. Нужно побыстрее принять встречные меры, пока Браун ничего не заподозрил.

Повернувшись к интеркому, Лисби включил общую связь.

— Всем, — сказал он, — необходимо пристегнуться. Помогите тем, кто получил ранения. Возможно, у нас вновь возникнет критическая ситуация. У вас есть около минуты, так что не теряйте времени.

Он выключил связь и активизировал канал технического персонала.

— Специальные инструкции для техников. Прошу вашего внимания. Никто из вас не слышал взрыва около десяти минут назад?

Почти сразу же раздался звонкий голос:

— Это Дэн. В коридоре рядом с нами был взрыв — мне кажется, около десяти минут назад.

Лисби с трудом подавил волнение.

— Где именно? — спросил он.

— Сектор Д-4-19.

Лисби быстро нажал на несколько кнопок, и на экране возник искореженный взрывом коридор. Повсюду валялись куски обгоревшего металла. Дзинг взорвался — тут не могло быть никаких сомнений.

Он облегченно вздохнул, но тут же напомнил себе, что от главной опасности он все еще не избавился. Лисби быстро сунул руку в карман и активизировал фазу два, чтобы взять управление кораблем на себя. Потом он повернулся к Брауну. Тот слегка смутился, не зная, как реагировать на происходящее.

— Что все это значит? — спросил Браун.

Лисби объяснил, что Дзинг уничтожен.

— Понятно, — пробормотал Браун. — Ты поступил умно, не сообщив об этом сразу.

— Я сомневался, — сказал Лисби. — Корабль снабжен звукоизоляцией. Здесь мы не слышали взрыва.

Браун кивнул. Кажется, он поверил Лисби.

— Подожди, я уберу бластер, чтобы выполнить свою часть договора, — сказал Лисби.

Но когда Лисби убрал бластер, он пожалел Брауна и не стал ничего предпринимать сразу.

Он размышлял над словами Брауна: «Теперь путешествие на Землю займет всего несколько месяцев». Потом капитан отказался от своего заявления, но Лисби одолевали подозрения.

Если Браун сначала сказал правду, никому не нужно умирать.

— Почему вы сказали, что путешествие домой займет меньше года? — быстро спросил Лисби, снова переходя на «вы».

— При достижении скорости света время сильно сжимается, — охотно объяснил Браун. — Нам нужно преодолеть расстояние чуть больше двадцати световых лет. Но теперь, когда наш корабль обладает двигателем с новым принципом ускорения, мы сможем увеличить коэффициент сжатия времени в триста, четыреста или даже пятьсот раз — и тогда окажемся дома менее чем через месяц. Когда я впервые об этом заговорил, то сразу же понял, что тебе непонятно, откуда берутся эти числа. Да я и сам с трудом в них верю.

— Боже мой! — потрясенно пробормотал Лисби. — Мы можем вернуться в Солнечную систему уже через несколько недель, — он немного помолчал, а потом сказал: — Послушайте, я готов принять вас в качестве капитана. Нам не нужны выборы. На такой короткий срок это не будет иметь никакого значения. Вы согласны?

— Конечно, — кивнул Браун. — Именно это я и пытался тебе втолковать.

Лицо Брауна оставалось совершенно искренним. Лисби смотрел на это олицетворение невинности и отчаянно пытался понять, что задумал Браун.

«В чем же дело? — спрашивал он сам себя. — Почему он внутренне не согласен закончить дело миром? Быть может, он не хочет оставаться капитаном всего месяц?»

Лисби изо всех сил пытался поставить себя на место капитана корабля, взглянуть на перспективу возвращения на Землю с его точки зрения. Задача оказалась очень трудной. Но все же он сумел ее решить.

— Будет немного жалко вернуться на Землю, так и не высадившись ни на одной из планет, — осторожно заговорил он, нащупывая верный путь. — Обладая способностью перемещаться с такими скоростями, мы успеем посетить дюжину звездных систем и все равно вернуться на Землю через год.

На лице Брауна промелькнуло незнакомое выражение, и Лисби понял, что ему удалось проникнуть в замыслы капитана. Однако Браун решительно потряс головой.

— Сейчас нет времени для экскурсий, — заявил он. — Мы предоставим исследование новых звездных систем будущим экспедициям. Экипаж корабля сделал свое дело. Мы немедленно возвращаемся домой.

Лицо Браун было совершенно спокойным. Взгляд голубых глаз оставался открытым и честным. Больше Лисби ничего не мог сказать. Его и Брауна разделяла пропасть — им никогда не договориться.

Командир корабля должен убить своего соперника, чтобы возвратиться на Землю и доложить о достижениях «Надежды человечества».

18

Лисби при помощи силового луча отодвинул Брауна на шесть футов от своего кресла и освободил его. Затем совершенно сознательно убрал руку от панели управления силового луча и развернул кресло так, что оказался к ней спиной. Теперь Лисби стал совершенно беззащитен.

Наступил самый опасный момент.

Браун прыгнул к нему с криком:

— Миллер, бери на себя управление!

Первый помощник выполнил приказ капитана.

Как только управление перешло на капитанский мостик, сработали реле, установленные техниками по указанию Лисби.

Система управления была изолирована от электрической цепи. Переключившиеся реле обесточили рубку в соответствии с законами физики.

Две управляющие панели были так идеально синхронизированы, что вторая всегда успевала перехватить предыдущее действие у первой — при передаче управления не могло произойти никаких неприятностей.

Но сейчас обе системы управления были переподчинены крошечному устройству, лежавшему в кармане Лисби. И этот мощный маленький пульт взял на себя компенсацию 12 g ускорения двигателей и 8 g искусственного тяготения… в обратном порядке, как Лисби его и запрограммировал, когда сработала кнопка перехода на вторую фазу.

Как только капитанский мостик перехватил управление, включился двигатель и искусственное тяготение.

И «Надежда человечества» начала торможение с ускорением 4 g.

Большую часть удара приняла на себя спина Лисби, опирающаяся на спинку кресла, и он практически не пострадал.

Но Браун потерял равновесие. Он перемещался к Лисби под углом к линии торможения. И мощнейший удар швырнул капитана прямо на панель управления. С утробным звуком он уткнулся в панель да так и остался лежать на ней без движения.

В следующее мгновение специальное реле, которое Лисби перепрограммировал лично, выключило двигатели. Тут же наступила невесомость, тело Брауна заскользило по панели, оставляя на ней длинный кровавый след.

Лисби завороженно смотрел, как темные пятна появляются на форме капитана Брауна.

19

— Ты собираешься устроить выборы? — спросил Тельер.

Большой корабль под командованием Лисби вернулся назад и подобрал отряд, дожидавшийся решения своей участи на челноке. А сам челнок вместе с карнами оставили на орбите вокруг Альты III.

Двое молодых людей сидели в кабине капитана.

Услышав вопрос, Лисби откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ему не требовалось времени на размышление, он уже успел почувствовать вкус власти.

Почти сразу же после смерти Брауна Лисби обнаружил, что согласен со многими высказываниями прежнего капитана, в том числе и с причинами, по которым выборы капитана никому не нужны. Он подождал, пока Ильза, одна из его трех жен — младшая из двух вдов Брауна, — налила им вина и молча вышла. Потом он мрачно рассмеялся.

— Мой добрый друг, — сказал он, — нам ужасно повезло, что время сжимается при полетах со скоростью света. Если учесть, что время для нас замедляется в пятьсот раз, любые исследования иных звездных систем потребуют нескольких месяцев, ну, в самом крайнем случае, лет. Поэтому мы не можем допустить, чтобы единственный человек, разбирающийся в деталях полета на световой скорости, проиграл выборы. До тех пор, пока я не решу, сколько еще мы будем заниматься исследованиями, тайна полета со скоростью света останется при мне. Однако один человек должен знать, где хранится запись всех технических подробностей. Естественно, таким человеком будет первый помощник капитана Арманд Тельер.

Он поднял свой бокал.

— Как только я закончу отчет, ты получишь копию.

— Благодарю, капитан, — ответил Тельер, задумчиво потягивая вино. Потом он заметил: — Полагаю, выборы упрочили бы твое положение. Я уверен в твоей победе.

Лисби добродушно рассмеялся и покачал головой.

— Боюсь, ты не понимаешь динамики управления, — ответил он. — В истории нет прецедентов, когда владеющий властью человек добровольно передал бы ее кому-то другому.

Он одним глотком допил вино и закончил с уверенностью человека, обладающего абсолютной властью:

— И я не настолько самонадеян, чтобы создавать такой прецедент.

Он сидел с циничной улыбкой на губах, когда услышал, как в дверь капитанской каюты кто-то стучит. Лисби знал, что одна из его жен подойдет впустить гостя. Как ни странно, в каюте царила тишина. Он не услышал приветствий, только молчание.

«Наверное, ей передали записку», — подумал Лисби.

Однако он ощутил тревогу. Лисби собрался вновь сесть в кресло, когда у него за спиной послышался грубый голос:

— Ладно, мистер Лисби, твое время подошло к концу, а наше только начинается.

Лисби застыл на месте, потом медленно повернулся и обнаружил, что за спиной говорившего столпилось несколько вооруженных мужчин. Лисби никого из них не знал, вероятно, это были простые работники из сада или камбуза. Люди, о существовании которых он лишь догадывался.

Лидер группы вновь заговорил:

— Меня зовут Горди, мистер Лисби, и мы забираем власть — эти люди и я, — потому что мы хотим вернуться домой, на Землю… Не делайте ошибок, тогда вы и ваши друзья не пострадают…

Лисби облегченно вздохнул, услышав последние слова. Еще далеко не все потеряно.

20

Горди исполнилось тридцать четыре года, когда он возглавил переворот, лишивший власти Лисби V. Он был темноглазым коротышкой крепкого сложения, которому с самого детства постоянно напоминали, что его отец возглавлял неудавшийся мятеж. Много лет назад он решил, что будет следовать идеалам отца — пусть даже ему придется погибнуть. Он черпал мужество в ненависти, а его скептическое отношение к любой информации, которая доходила до нижних палуб, сделало его весьма проницательным. Он сразу же понял, что союз Брауна и Лисби фальшивка, и ему стало ясно, что они начали борьбу за власть. Он мастерски выбрал момент для захвата корабля.

Горди перебрался в капитанскую каюту. Все здесь было для него в новинку, и он ко всему относился критически. От его пристального взгляда ничего не ускользало. Он сообразил поднять металлический пол каюты, чтобы быть уверенным, что оттуда ему ничто не угрожает, — и обнаружил устройства для прослушивания кают. Сняв стены, Горди нашел лабиринт ходов, при помощи которых техники вроде Лисби контролировали десятки тысяч миль проводов.

Только теперь ему удалось узнать, как погиб его отец, когда он находился в кладовой и думал, что его никто не найдет, — для этого использовали один из таких проходов. Так тайны корабля одна за другой открывались перед Горди, лишив «Надежду человечества» волшебного ореола. Горди пришел к выводу, что капитану, чтобы управлять кораблем, вовсе не обязательно быть ученым, но не сомневался, что ему придется убить нескольких человек, прежде чем научное сообщество примет его самого и его людей в качестве старших офицеров.

В Горди с самого начала бушевала такая ненависть и он так хотел добиться успеха, что действовал с удивительным хладнокровием и расчетливостью. Всех, кто выказал хоть какие-то сомнения в его правах, он отправил вниз на рабочие палубы, полностью перекрыв им доступ наверх. Горди пришел к выводу, что все его решения, связанные с назначением офицеров, будут иметь далеко идущие последствия. И хотя речь шла о большом количестве людей, Горди лично беседовал с каждым.

Большинство ученых согласились работать с ним, многие говорили, что давно мечтали вновь попасть на Землю. Им Горди разрешил вернуться к исполнению своих обязанностей. Однако он кардинально изменил всю систему работы: в лаборатории одновременно допускалась лишь треть обычного состава.

Около двух десятков людей вызвали у него подозрения. Он выделил их в специальную категорию. На данном этапе им категорически запретили появляться на верхних палубах.

Всем офицерам Брауна и Лисби он прямо сказал, что планирует воспользоваться их знаниями, но их будут допускать в рубку управления или на капитанский мостик только по одному и под охраной.

Из почти двухсот человек лишь один техник и двое не слишком важных ученых не проявили сговорчивости. Они не скрывали своего презрения к новому руководству «Надежды человечества». Все трое оскорбляли Горди, когда он их допрашивал. Они насмехались над его одеждой и манерой разговаривать.

Горди отнесся к оскорблениям исключительно серьезно. Он не сомневался, что эти люди не являлись заговорщиками, уж слишком откровенно они себя вели. Однако он не мог проявить сочувствия или понимания и с мрачным удовлетворением решил, что у него появилась прекрасная возможность сделать их судьбу примером для остальных.

Он позвал всех троих и объявил о казни за час до наступления времени сна.

Только после этого он приказал привести к себе Лисби. Так состоялась их вторая встреча после переворота. Когда они остались наедине, Горди язвительно сказал своему пленнику:

— Я собирался оставить тебя напоследок…

Он ничего не стал объяснять, а для Лисби после трех казней его сторонников это уже не имело значения. Сидя под пристальным взглядом темных глаз, Лисби беззвучно ругал себя. У него было ощущение, что Горди может пойти на крайние меры, он даже подумывал о том, чтобы отправить ему послание с просьбой не предпринимать никаких решительных действий без предварительного обсуждения. Но тогда новый капитан стал бы задавать вопросы, поэтому Лисби решил промолчать.

На самом деле он был рад, что получил возможность собраться с мыслями. Сначала Лисби подумал, что никто, в том числе и он сам, не выиграет от долгого путешествия под руководством Горди. Поэтому он собирался рассказать ему об эффекте сжатия времени при полете со скоростью света.

Убийство трех человек изменило его намерения. Теперь он не осмеливался рассказать Горди правду, ведь новый капитан не захочет возвращаться на Землю, где его наверняка ждет суд.

Чтобы скрыть страх, Лисби решил вести себя как настоящий ученый. Если люди, не имеющие необходимого образования, возьмут корабль под свой контроль, это будет ужасной ошибкой. Поэтому он предложил Горди объединить силы, чтобы корабль успешно долетел до Земли, — например, создать капитанский совет, состоящий из Горди, двух его сторонников, Тельера и самого Лисби.

— В результате у вас всегда будет преимущество три к двум при любом голосовании, а двое будут знать, как устроен корабль. К тому же мы с Тельером пострадали от стоявшего у власти Брауна.

Лисби вовсе не рассчитывал, что Горди согласится на компромисс. Однако надеялся, что он будет себя вести не так жестко.

Горди отреагировал на предложение Лисби равнодушно. Он сказал, что не верит ни в капитанский совет, ни в разделение полномочий и намерен довести это до всеобщего сведения. У корабля может быть только один капитан, Горди. Остальные на борту должны с ним сотрудничать и работать изо всех сил, либо их ждет наказание, в зависимости от серьезности проступка. Смертная казнь будет грозить за предательство и саботаж.

Горди изложил свою программу так категорично, что Лисби даже испугался за собственную безопасность. Ему ничего не оставалось, как сказать, что он готов выполнять приказы Горди.

Маленький человечек долго наблюдал за Лисби, а затем проговорил с суровой сердечностью:

— Что ж, давай за это выпьем!

Он налил вина в два бокала, протянул один Лисби и поднял свой бокал.

— Лисби, — продолжал он, — я оставил разговор с тобой напоследок, поскольку ты единственный эксперт на корабле, которому я могу доверять, несмотря на то что я отнял у тебя власть.

Они потягивали вино, но Лисби по-прежнему испытывал тревогу. Он сохранял решимость не рассказывать Горди о близости Земли. Горди же что-то смущало в поведении Лисби, но он пришел к выводу, что сделал правильный выбор.

Широко улыбнувшись, он лукаво сказал:

— Через пару недель, если будешь достойно себя вести, я переселю тебя в каюту и верну тебе жену. И хотя я не принял окончательного решения, наверное, я оставлю себе двух остальных женщин. Моя собственная жена — хочешь верь, хочешь нет — на этом настаивает. Я ужасно удивился: внизу она была невероятно ревнива. Но только не здесь, — он нахмурился. — Женщине плохо жить на таком корабле. Она чувствует себя одинокой. Моя жена множество раз проклинала меня и закатывала истерики. Ей кажется, что я не стану настоящим капитаном, пока не завладею капитанскими женами. Но не беспокойся, твою жену я не трону.

Лисби помалкивал. Он размышлял о том, что истерики у женщин могут быть вызваны условиями путешествия. Потом он сообразил, что все это не имеет значения. Между тем Горди продолжал:

— Получается как-то неловко. Внизу все выступали против того, чтобы капитан имел несколько жен. А теперь получается, что мы какие-то ненастоящие: сразу хватаем себе женщин, как только оказываемся наверху, — он вновь нахмурился и поднял бокал. — О женщинах я подумаю потом. А сейчас выпьем за твою жену.

После того как они допили вино, Горди поставил бокал на стол и заговорил отрывисто:

— Пора лететь домой.

И повел Лисби в рубку управления.

— Пока дорога на капитанский мостик тебе закрыта, — сказал он, а потом угрожающе добавил: — И не вздумай что-нибудь выкинуть.

Лисби неспешно подошел к панели управления, размышляя: «Если я переключу пару тумблеров и сниму показания приборов, Горди может решить, что он и сам справится с управлением корабля. С другой стороны, если начать делать что-нибудь слишком сложное, капитан может позвать кого-нибудь другого — например, Миллера или Минделя — и приказать ему проверить, что тут натворил Лисби».

В конце концов Лисби сделал только две абсолютно ненужные вещи. Поскольку Горди потребовал объяснения всех его действий, он весьма заумно рассказал ему о каждом своем шаге. Через несколько минут ускорение составляло 12 g, а искусственное тяготение 11 g, и на корабле осталась привычная гравитация.

Закончив программирование, Лисби встал рядом с Горди, который сделал заявление для всех членов корабельного сообщества, завершив его следующими словами:

— Мы направляемся домой. Да, друзья мои, сейчас наша цель — Земля. Сегодня ночью вам следует пристегнуться, поскольку мы планируем продолжить ускорение.

Лисби слушал капитана, охваченный стыдом. «Продолжение ускорения» означало, что капитан предполагает увеличение разницы между тягой двигателя и искусственной гравитацией, что совсем не обязательно. С того момента, как Дзинг «скорректировал» витки генератора искусственной гравитации и синхронизировал всю систему, они имели возможность тормозить или ускоряться, не меняя нормального тяготения на корабле.

Однако до настоящего времени ситуация была иной; следовательно, Лисби должен сохранять все на прежнем уровне. К тому же ему выгодно парализовать движение на корабле.

Слушая Горди, Лисби подумал с мрачным цинизмом: «Забавно: как только Горди обнаружит, насколько близко мы находимся от Земли, он сразу же меня прикончит».

21

Проходили дни и недели, и Лисби понял, что из всех техников только он имеет доступ на капитанский мостик, в рубку управления и к двигателю. Значит, только он мог действовать и что-то предпринять.

В его мозгу бурлили различные планы заговора. И все же единственный вариант, который мог принести успех, пришел ему в голову в самый первый день. Однако Лисби продолжал искать другие возможности и находил все новые и новые недостатки в исходном плане. Наконец на двадцать шестой день он поделился своей идеей с Тельером — в один из тех редких моментов, когда не сомневался, что за ним не следят: Горди только что покинул нижние палубы и наверняка не успел добраться до подслушивающей системы.

На лице его друга отразились сомнения.

— Превзойти скорость света! — эхом отозвался Тельер. — Ты серьезно?

— Ну, на самом деле до этого не дойдет, — стал оправдываться Лисби, — Но я должен запрограммировать двигатель, чтобы иметь козырную карту. Не забывай, он убийца.

— Если это твой лучший план, — простонал Тельер, — то наше дело дрянь.

— При нынешнем уровне ускорения, — тихо проговорил Лисби, — мы наберем 99,9999998 процентов от скорости света примерно через три дня. Когда это произойдет, по корабельному времени пройдет всего два часа, а корабль совершит прыжок на множество световых лет — и мы окажемся возле Солнечной системы. Нам потребуется начать торможение, в противном случае мы покинем пределы нашей Галактики. Как я объясню все это Горди, который уверен, что путешествие на Землю займет тридцать лет?

На худощавом умном лице Тельера появилось странное выражение. Он схватил Лисби за руку и хрипло проговорил:

— Джон, за последние три дня ты можешь подготовить один из челноков? Затем ты выключишь двигатели корабля и свет, а, когда начнется суматоха, мы с тобой улизнем.

Лисби был поражен. Покинуть корабль! И, хотя идея Тельера показалась ему не слишком разумной, его поразило, что он сам ни разу об этом не подумал. Потом Лисби сообразил, в чем дело: корабль стал частью его жизни, он не мог отделить себя от него.

— На челноке необходимо установить дополнительное приспособление, — задумчиво сказал Лисби. — В противном случае торможение займет слишком много времени. Когда мы приблизимся к скорости света, я фальсифицирую тяготение, чтобы капитан приказал начать торможение.

Он нахмурился и замолчал.

Тельеру захотелось узнать, что тревожит его друга.

Лисби понял, что не может никому объяснить, как трудно ему общаться с Горди. Запинаясь, он попытался описать невероятную подозрительность нового капитана.

— Он знает достаточно о системе управления, чтобы понимать, когда двигатель работает. У меня был только один способ с ним сотрудничать: мне пришлось начать его учить, в противном случае он привлек бы других офицеров. Если я обращусь к нему… — Лисби замолчал, размышляя о возможных вариантах развития событий, а потом сказал: — Это так важно, что я не имею права рисковать.

— Так что же ты решил? — нетерпеливо спросил Тельер.

Получалось, что Лисби должен сказать капитану Горди, что с двигателями что-то происходит, и попросить у него разрешения их отключить. Причем до того, как корабль достигнет скорости света.

— Однако я запрограммирую автопилот на случай, если у Горди возникнут подозрения и он отправит меня на нижние палубы. Тогда двигатели заработают вновь, и корабль перейдет через световой барьер — получится, что я не напрасно поднял тревогу. А Горди снова мне поверит.

Лисби увидел, что Тельер с восхищением смотрит на него.

— Ты виртуоз интриги! — потом он с беспокойством добавил: — Но если у него не возникнет никаких подозрений, ты не станешь переходить световой барьер?

— Конечно! Неужели ты думаешь, что я спятил? Уж не знаю, поверишь ты мне или нет, но я на всякий случай настроил сенсоры на Солнечную систему, а затем на Землю.

Напоследок они договорились, каким шлюзом и при каких обстоятельствах воспользуются.

В тот же день Лисби запрограммировал корабль на дополнительное ускорение, пользуясь электромагнитной системой управления. Он решил, что не следует доверять механическому оборудованию на субсветовых скоростях.

Покончив с этим, он пришел к Горди и объявил, что с двигателями возникли какие-то проблемы и их необходимо остановить, чтобы провести профилактические работы. Горди сразу встревожился.

— Но мы будем продолжать лететь вперед, пока ты их проверяешь? — спросил он.

— Конечно, — кивнул Лисби. — Нам в любом случае пришлось бы выключить двигатели, чтобы сэкономить топливо. Но только через несколько месяцев.

Одно время он даже раздумывал, не поступить ли ему именно так. Но потом пришел к выводу, что чем дольше он будет находиться во власти Горди, тем труднее ему будет осуществить свой план. Даже сейчас, с увеличенной скоростью, придется слишком долго ждать, пока они доберутся до Земли. К сожалению, лишь при значительном приближении к скорости света начинал сказываться эффект сжатия времени.

Они стояли на мостике, а за прозрачным колпаком расстилалась бесконечная чернота ночи, усеянная звездами. Горди прищурился. Его охватили сомнения, и Лисби кожей ощущал его напряжение.

— Проблемы настолько серьезны, что ты предполагаешь катастрофические последствия?

— Капитан, чем быстрее я проверю двигатели, тем лучше. Но можно подождать еще некоторое время. Скажем, до завтра.

— Ладно… — Казалось, Горди принял решение. — Наверное, так мы и поступим. А что будет с гравитацией?

— Ее необходимо отключить, — солгал Лисби.

— Тогда подождем до обеда. Если я не свяжусь с тобой за час до наступления периода сна, запрограммируй двигатель на выключение в ночное время. Я объявлю, что все должны пристегнуть ремни безопасности. Как ты думаешь, сколько времени займут профилактические работы?

— Пару дней.

Горди надолго задумался.

— Досадная задержка, однако тут ничего не поделаешь, — наконец сказал он. — Но дождись моей команды. Хорошо?

— Хорошо.

Лисби хотелось побыстрее закончить опасный разговор. С отчаянно бьющимся сердцем он спустился по ступенькам с мостика. Лишь после того, как Горди по общей связи объявил о готовящемся выключении двигателей, Лисби облегченно вздохнул.

К несчастью, выключив передатчик, Горди вспомнил, что Лисби проходил обучение как техник, а не инженер. Его охватили сомнения: а вдруг Лисби не сумеет устранить неисправность. Сможет ли он разобраться с атомным двигателем?

Впрочем, у Горди не возникло никаких подозрений относительно мотивов Лисби. Он просто задал себе вопрос: разумно ли доверять технику такой важный узел корабля?

После некоторых размышлений Горди приказал привести в рубку управления Миллера, бывшего первого помощника капитана Брауна.

— У меня есть основания предполагать, что у нас возникла проблема с двигателями, — спокойно сказал он Миллеру, — Меня интересует твое мнение.

Миллера охватили сомнения. Он был офицером всю свою жизнь, презирал Горди и недолюбливал Лисби, но еще сильнее ему не нравилась жизнь на нижних палубах. Во время сражения с роботом в системе Альты он был без сознания, пока Лисби и Браун вели дискуссию о скорости света. Вот почему он ничего не понял из разговора двух «капитанов», когда они обсуждали теорию Лоренца — Фицджеральда. Ему даже в голову не приходило, что корабль развил более высокую скорость.

Миллер впервые оказался рядом с панелью управления с тех пор, как к власти пришел Лисби, и с искренним интересом изучал показания приборов. Очень скоро он сделал вывод, что с двигателями все в порядке. Более того, он вспомнил, что написано в старых учебниках о теоретическом оптимуме, и ему показалось, что сейчас двигатели работают существенно лучше, чем раньше.

С присущим всем инженерам презрением к техникам Миллер решил, что Лисби просто не разобрался в показаниях приборов. Теперь оставалось придумать, как воспользоваться своим преимуществом и вернуть себе прежнюю должность. Следует ли поддержать Лисби и заняться никому не нужной профилактикой? Или немедленно вступить с Лисби в борьбу?

Он выбрал последний вариант. «В конечном счете, — подумал Миллер, — каждый сражается за себя».

В тот самый момент, когда он принял решение, его взгляд скользнул по датчикам скорости, которые находились на отдельной панели. Миллер нахмурился и подошел ближе, пытаясь понять, что могут означать необычные показания. Его одутловатое лицо дрогнуло, и он повернулся к Горди.

— Капитан Горди, — сказал он, — мне многое понятно.

Когда Миллер объяснил Горди, что он имел в виду, его отправили вниз. Он разыскал ничего не подозревающего Лисби и самодовольно сказал:

— Капитан Горди только что попросил меня осмотреть двигатели.

Лисби молча перенес первое потрясение. Он не забыл, что Горди наверняка следит за их разговором, поэтому спокойно ответил:

— Я и сам подумывал предложить капитану твою кандидатуру, чтобы ты подтвердил мои выводы.

— Ладно, если хочешь прикидываться, дело твое, — резко сказал Миллер. — Мне многое стало ясно, когда я взглянул на датчики скорости, — Он с пониманием улыбнулся, — Очень ловко с твоей стороны: выйти почти на скорость света, никому об этом не рассказав.

Лисби показалось, что его лицо приобрело цвет свинца. Ему ужасно хотелось ударить Миллера, которого распирало ликование. Лисби сделал шаг к нему и едва слышно проговорил со злостью:

— Глупец! Неужели ты не понимаешь, что Горди не может вернуться на Землю? Теперь мы все мертвецы!

Он испытал краткое удовлетворение, когда в округлившихся от ужаса глазах Миллера промелькнуло понимание. Лисби повернулся к нему спиной. Теперь он понял, зачем Горди вызвал его к себе.

Однако Лисби так и не добрался до капитанской каюты. По пути его арестовали и поместили в одну из тюремных камер, куда пришел Горди. Его угольно-черные глаза смотрели на Лисби сквозь прутья решетки.

— Ну, мистер Лисби, расскажи мне о скорости нашего корабля.

Лисби решил рискнуть — а вдруг Горди не слышал его разговора с Миллером. Он сделал вид, что не понимает, о чем тот говорит. Лисби знал, что у него есть только один шанс: убедить ужасного маленького человечка в своей полной невиновности.

Горди поразило поведение Лисби. Ситуация действительно была фантастической, и ему хотелось поверить Лисби. Техник в самом деле мог не понять, что произошло.

Однако Горди не мог не учитывать и другую возможность: а вдруг Лисби с самого начала все знал и планировал остановить корабль и сбежать с него, предоставив остальным самостоятельно решать тайну скорости. Одна мысль о подобном коварстве вызывала у Горди неукротимую ярость.

— Ну, тебе решать! — злобно сказал он. — Если будешь молчать, мне ничего не останется, как считать тебя лжецом и саботажником.

Однако он вернулся в свою каюту, потеряв уверенность в себе. Горди понимал одно: нужно что-то решать. Необходимо действовать.

Горди понимал, что сейчас ему грозит опасность, и решил поступать, подчиняясь интуиции. Прежде всего необходимо принять меры предосторожности. В результате, как только все улеглись спать, он вместе с отрядом своих людей спустился вниз и арестовал восемнадцать человек, в том числе Миллера и Тельера. Всех поместили в отдельные помещения и заперли.

Следующие два часа Горди провел в безрадостных размышлениях. Все его действия, и прежде всего казнь троих инакомыслящих, были рассчитаны на тридцатилетнее путешествие к Земле.

«Пора взглянуть правде в глаза, — подумал он. — Я не могу вернуться на Землю».

Когда Горди все спланировал, он решил, что заставит Лисби уменьшить скорость корабля настолько, чтобы путешествие к Земле действительно заняло тридцать лет. А потом найдет причину для казни Лисби, Миллера, Минделя и других подозреваемых. Повод: заговор с целью захватить власть на корабле. Однако он должен самым тщательным образом продумать детали, чтобы остальные поверили ему или хотя бы захотели поверить.

Он все еще строил планы, когда час спустя корабль дернулся так, словно получил удар, а потом начал ускоряться.

Лисби не спал, дожидаясь наступления рокового часа. И когда он настал, ускорение прижало его к койке, к которой он заблаговременно пристегнулся. Он запрограммировал двигатели так, что разница между ускорением и искусственной гравитацией составила 3 g. Теперь никто не сможет помешать кораблю пересечь световой барьер.

Он почувствовал всепоглощающий страх, как только понял, что именно в этот момент пространство и время изменяются с невероятной быстротой.

«Быстрее, быстрее!» — беспомощно подумал он.

И хотя Лисби прекрасно понимал, что ничего не почувствует, поскольку ускорение росло одновременно с искусственной гравитацией, он приготовился пережить фантастические мгновения пересечения светового барьера. Он надеялся, что они не затянутся надолго.

Он ждал мучительных ощущений, но перед ним вдруг возникла фантазия, исчезнувшая так быстро, что Лисби ее сразу же забыл. Затем появился новый образ, лицо, которое он никогда не видел прежде, но и оно моментально пропало. Перед его мысленным взором вставали новые и новые образы. Но он сам и другие обитатели корабля шагали назад, как в фильме, запущенном в обратном направлении. Сцены сменяли друг друга с головокружительной скоростью, пока не пришла очередь его детства.

Наконец все образы исчезли. Лисби овладело необычное ощущение, не слишком приятное, но совсем не болезненное. А потом…

Вероятно, Лисби потерял сознание.

22

Эврил Хьюит повесил трубку и повторил сообщение, которое получил несколько секунд назад: «Ваш корабль „Надежда человечества“ только что вошел в атмосферу Земли».

Слова эхом отдавались в его сознании, вызывая смятение. Спотыкаясь, он подошел к дивану и лег.

В водовороте его сознания закружились новые слова с иным смыслом. Через шесть лет… «Надежда человечества»… через шесть лет, когда даже по самым оптимистическим прогнозам она могла лишь долететь до созвездия Центавра… входит в атмосферу Земли…

Хьюит лежал и думал: «Десять лет я верил в теорию Джона Лисби, утверждающую, что в ближайшие месяцы наше Солнце должно показать признаки переменной звезды!»

Он потратил большую часть своего огромного унаследованного состояния на постройку гигантского корабля. Мир смеялся над самым богатым простофилей Запада; Джоан ушла от него, забрав с собой детей, и лишь план колонизации принес ему правительственную поддержку…

И все это уничтожено возвращением «Надежды человечества» — в канун катастрофы, которую он пытался предотвратить.

«Что могло заставить Джона Лисби повернуть назад?..» — беспомощно рассуждал Хьюит.

Его горькие размышления прервал телефонный звонок. Он встал с дивана и подошел к столу.

«Мне нужно подняться на борт и попытаться их убедить. Как только они приземлятся, я…»

На сей раз ему звонил официальный представитель космического патруля. Хьюит слушал, пытаясь представить себе картину, которую описывал его собеседник. Патруль не смог связаться с экипажем корабля.

— Наши люди в скафандрах заняли позиции возле наблюдательных портов и капитанского мостика. К сожалению, они не могут заглянуть внутрь, поскольку обшивка пропускает свет только в одну сторону. Мы уже час пытаемся установить контакт с экипажем, но не получаем никакого ответа.

Хьюит задумался. Он не знал, что делать. Наконец он спросил:

— С какой скоростью движется корабль?

— Он приближается к Земле со скоростью тысяча миль в час.

Хьюит не слышал ответа, его мозг заработал быстрее.

— Беру на себя все расходы по проникновению внутрь корабля. Я прибуду через час.

«Если я сумею попасть внутрь, то попытаюсь их уговорить. Нет, я заставлю экипаж продолжить путешествие», — размышлял он, шагая к своему личному кораблю.

Он решил быть безжалостным. Пожалуй, впервые в истории человеческой расы оправданы любые средства принуждения.

Два часа спустя он спросил:

— Вы утверждаете, что воздушный шлюз не открывается?

Хьюит находился на борту спасательного корабля «Молли Д» и наблюдал за безуспешными попытками вскрыть один из люков «Надежды человечества» при помощи огромных магнитов. На время ему пришлось забыть о своих намерениях.

Приходилось считаться с тем, что на борту «Надежды человечества» могли возникнуть серьезные проблемы.

— Продолжайте попытки, возможно, дверцу заклинило. Люки должны легко открываться.

Он обратил внимание, что ему охотно предоставили право командовать спасательной операцией. В некотором смысле его это нисколько не удивило. «Молли Д» была коммерческим спасательным судном, которое реквизировал космический патруль. Теперь, когда на борту корабля находился Хьюит, представитель патруля капитан-лейтенант Мардоннел играл роль наблюдателя. А капитан «Молли Д» с радостью подчинялся человеку, который оплачивал все счета.

Через час гигантский магнит сумел повернуть круглую крышку люка чуть больше чем на фут. Побледневший Хьюит советовался с двумя офицерами.

Высотомер «Молли Д» показывал, что они находятся на высоте в девяносто одну милю. Капитан-лейтенант Мардоннел сказал:

— Мы опустились примерно на девять миль за шестьдесят — восемьдесят минут. Поскольку мы движемся не только вниз, но и вперед, столкновение с Землей произойдет через десять часов.

Очевидно, что за это время они не успеют вскрыть люк.

Хьюит с трудом сдерживался. Он продолжал считать, что проблема, которую они не могут решить, гроша ломаного не стоит.

— Что ж, тогда нужно расплавить люк или высверлить его, — предложил он, — А еще можно попытаться прорезать отверстие в обшивке.

И он приказал доставить с Земли специальное оборудование. Но даже вмешательство космического патруля не позволило решить эту проблему быстрее, чем за два с половиной часа. Наконец Хьюит отдал приказ привести в действие мощный бур.

— Вызовите меня, когда я смогу попасть внутрь корабля, — приказал он.

Он вдруг почувствовал ужасную усталость и прилег отдохнуть.

Хьюиту удалось задремать, но он постоянно вертелся, в любой момент ожидая, что его позовут. Его мозг продолжал напряженно работать над тем, что он скажет экипажу «Надежды человечества».

Он проснулся, когда прошло пять часов с момента прибытия бура. Хьюит одевался с ощущением приближающейся катастрофы. Его встретил Мардоннел.

— Мы не тревожили вас, мистер Хьюит, поскольку после того, как стало ясно, что мы не можем прорезать отверстие в обшивке корабля, я связался со штабом. Нам удалось получить совет одного из крупнейших земных ученых, — капитан-лейтенант заметно побледнел. — Боюсь, порадовать вас нечем. Никакие советы не помогли. Мы не в силах проникнуть внутрь корабля.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вам лучше взглянуть самому.

Когда Хьюит прибыл на место, бур продолжал работать. Он приказал остановиться и принялся осматривать обшивку «Надежды человечества». Буру удалось углубиться на три четверти миллиметра.

— Но это просто смешно, — запротестовал Хьюит. — Шесть лет назад, когда строили корабль, подобных проблем не возникало.

— Нам доставили еще два бура, — устало сказал Мардоннел. — Алмаз не в состоянии справиться с этим металлом. Ученые рассчитали, что корабль упадет в предгорьях Скалистых гор. Удалось довольно точно вычислить место. Жители предупреждены.

— А что будет с теми, кто находится на борту? Что будет с… — Хьюит осекся.

Он собирался спросить, что будет с человеческой расой, но промолчал. Зачем зря раздражать людей?

Волнуясь, Хьюит подошел к бортовому иллюминатору «Молли Д». Похоже, они находятся на высоте пятнадцати миль от поверхности Земли. До падения два часа.

Когда оставалось двадцать минут, Хьюит отдал приказ разорвать стыковку. «Молли Д» медленно отошла от «Надежды человечества» и стала набирать высоту. Хьюит стоял и с растущим ужасом смотрел, как огромный корабль падает на Землю.

Горизонтальная скорость составляла чуть меньше тысячи миль в час — корабль пропахал огромную борозду в земле, подняв невероятную тучу пыли. Хьюит и все, кто находился рядом с ним, не слышали звука удара, но ему показалось, что он видит, как дрогнула земля.

— Ну вот и все, — сглотнув, сказал Хьюит. — Если на борту оставались живые люди, они погибли.

Не требовалось особого полета воображения, чтобы представить себе последствия столь чудовищного удара. Все обитатели корабля превратились в кровавые пятна на полу, стенах или потолке.

В этот момент до них долетел грохот удара. «Молли Д» задрожала, и у всех, кто находился на борту спасательного судна, на несколько мгновений заложило уши.

Прошла пара секунд, и кто-то выкрикнул:

— Корабль прошел сквозь гору!

— О господи! — пробормотал Хьюит.

«Надежда человечества» рассекла небольшой холм на две части. Сквозь тучи пыли Хьюит видел, как огромный сферический корабль скользит вниз, в долину. Наконец корабль опустился, и вновь пыль закрыла обзор. Однако Хьюиту показалось, что «Надежда человечества» почти не замедлила ход.

Корабль начал уходить под землю.

Постепенно пыль осела. Образовалась дыра диаметром более двенадцати тысяч футов, косо уходящая в склон горы, который начал складываться внутрь, и тонны камня обрушились вниз.

Спасательный корабль спустился ближе к земле, и Хьюит отчетливо услышал гром лавины.

Скалы и земля еще продолжали падать вниз, когда пришло радиосообщение. В пятидесяти милях рухнула гора. Образовалась новая долина, погибли люди. Зафиксировано три подземных толчка.

В течение следующих двадцати минут приходили все новые и новые сообщения. Было зафиксировано еще четырнадцать подземных толчков, причем два из них оказались самыми сильными за все время наблюдений. Образовались огромные трещины. Последнее землетрясение произошло в четырехстах милях от первого, и все они находились на линии следования «Надежды человечества».

Неожиданно поступило новое, ошеломляющее сообщение. Корабль вышел на поверхность в пустыне и начал набирать высоту по пологой дуге.

Менее чем через три часа «Молли Д» вновь состыковалась с огромным кораблем. Мощные магниты продолжали воздействовать на люк.

— У нас ушел час, чтобы сдвинуть крышку на один фут, — сказал Хьюит полудюжине ученых, которые находились на борту спасательного судна. — Значит, за тридцать пять часов задача будет решена. Впрочем, потом придется открывать внутреннюю дверь шлюза, но это уже совсем другая проблема, — он немного помолчал. — Джентльмены, почему бы нам не обсудить фантастические события, которым мы все стали свидетелями?

Последовавшая дискуссия не позволила никому сделать какие-нибудь содержательные выводы.

— Ну вот и все! — воскликнул Хьюит.

Внешний люк открыли пару часов назад, и сейчас мощный магнит открывал внутренний люк. Пока они ждали за прозрачным барьером, в шлюз протянулась толстая металлическая рука и толкнула дверцу. После нескольких безуспешных попыток оператор вопросительно посмотрел на Хьюита. Тот тут же сказал в переговорное устройство:

— Возвращайтесь на корабль. Нам нужно закачать воздух в шлюз, тогда мы сумеем открыть дверь.

Он с трудом сдерживал гнев. Внешняя дверь люка открылась довольно легко. Он не понимал, почему у них возникли проблемы с внутренней. «Надежда человечества» продолжала проявлять упрямство.

Капитан «Молли Д» с сомнением посмотрел на Хьюита.

— Если дверцу люка заклинило, — возразил он, — то невозможно заранее предсказать, какие усилия придется приложить, чтобы ее открыть. Не забывайте, что корабли удерживаются рядом при помощи магнитов. Поэтому не потребуется большой силы, чтобы они оторвались друг от друга.

Хьюит нахмурился, услышав возражения капитана.

— Возможно, нам не понадобится прикладывать изрядных усилий. Ну а если корабли оторвутся друг от друга, мы можем задействовать дополнительные магниты, — а потом добавил: — Или построим переборку между переходными шлюзами, связав таким образом корабли стальной арматурой.

Решили последовательно увеличивать давление сжатого воздуха. Хьюит внимательно наблюдал за показаниями манометра. Когда они перевалили за девяносто одну атмосферу, давление резко пошло вниз. За несколько секунд оно упало до восьмидесяти шести, затем стабилизировалось, а потом снова стало подниматься. Капитан отдал какой-то приказ в машинное отделение, и стрелка прибора застыла на месте. Он повернулся к Хьюиту.

— Это предел. При девяносто одной атмосфере резиновые прокладки теряют герметичность. Мы не можем дальше увеличивать давление.

Хьюит недоуменно покачал головой.

— Я не понимаю, — пробормотал он. — Как люк может выдерживать давление в тысячу двести фунтов на квадратный дюйм?

Ничего не оставалось, как заказать оборудование, которое сможет зафиксировать переходные шлюзы кораблей. Чтобы не терять зря времени, они пробовали разные способы воздействия на люк. Ни один из них успеха не принес. Стало очевидно, что потребуются значительно большие усилия, чтобы проникнуть внутрь корабля.

Только после того, как давление достигло девятисот семидесяти четырех атмосфер, дверь неохотно открылась. Хьюит подождал, когда стрелка манометра опустится вниз, показывая, что давление выровнялось. Воздух стремительно уходил внутрь корабля — к счастью, объем «Надежды человечества» был огромен. И все равно поток воздуха походил на торнадо, которому по силам уничтожить все на своем пути.

Наконец давление упало всего на одну атмосферу, и стрелка манометра застыла на месте.

— Что произошло? — сдавленно спросил один из ученых. — Давление выровнялось на совершенно невозможном уровне. Как такое может быть? Сейчас оно составляет тринадцать тысяч фунтов на квадратный дюйм.

Хьюит отошел от барьера из асбостекла.

— Мне нужен специальный скафандр, — сказал он. — Ни один из наших скафандров не выдержит такого давления.

Для этого требовалось вернуться на Землю. Хьюит знал, что некоторые фирмы в состоянии сделать нужный скафандр за несколько дней. Но он решил лично наблюдать за его изготовлением.

Возвращаясь на челнок, который должен был отправиться к Земле, Хьюит подумал: «А потом я поднимусь на борт, и мы стартуем к Альфе Центавра. Наверное, мне придется лететь с ними. Но сейчас это не имеет значения. Теперь слишком поздно строить другие корабли для колонизации иных миров».

Он вдруг преисполнился уверенностью, что все очень скоро выяснится. У него не было никаких предчувствий.

Когда Хьюит приземлился, в городе наступило утро. Новость о его возвращении опередила Хьюита; а когда вскоре после полудня он покинул фабрику по производству космических скафандров, его поджидала группа репортеров. Он рассказал им последние новости, но репортеров это не удовлетворило.

Вернувшись в офис, он сделал ошибку: позвонил Джоан. Прошли годы после их последней встречи, и она уже не была так напряжена, когда подняла телефонную трубку.

— И о чем ты хочешь со мной говорить? — небрежно спросила она.

— О примирении.

— Ради бога! — сказала она и рассмеялась.

Голос Джоан показался ему чересчур визгливым. Хьюит с некоторым беспокойством вспомнил, что о ней ходили самые невероятные слухи: будто бы она встречалась с разными мужчинами. Он вдруг понял, что эти слухи правдивы.

Хьюит на мгновение задумался, но решил не отступать.

— Не понимаю, почему мое предложение вызывает у тебя смех? — серьезно спросил он. — А куда девалась твоя всепоглощающая и вечная любовь, в которой ты столько раз мне клялась?

Наступило долгое молчание. Наконец она ответила:

— Знаешь, я готова поверить, что ты настолько глуп, чтобы предложить мне примирение. Но я достаточно умна, чтобы сообразить: именно возвращение твоего дурацкого корабля заставило тебя позвонить мне. Ты хочешь, чтобы мы всей семьей полетели к Альфе Центавра?

Хьюит понимал, что после такого отвратительного начала не следует продолжать разговор, однако уже не мог остановиться.

— Почему ты не разрешаешь мне взять детей? — не унимался он. — Путешествие им не повредит, более того, их здесь не будет, когда…

Тут Джоан надоело его слушать, и она рассмеялась.

— Вот видишь, я все правильно поняла, — и швырнула трубку.

Ему тут же начали названивать из вечерних газет, а потом напечатали искаженную запись его разговора с Джоан. В газетах его называли «простофилей с новой звезды». Хьюит спрятался от репортеров, но они круглосуточно дежурили в отеле, где он остановился.

Два дня спустя ему потребовался полицейский эскорт, чтобы добраться до фабрики и взять там специально созданный для него скафандр-танк. Затем он помчался на взлетное поле. Челнок доставил его на «Молли Д».

На тестирование скафандра пришлось потратить больше часа. Наконец магнит закрыл внутренний люк «Надежды человечества», затем давление в соседнем отсеке было снижено до одной атмосферы. Хьюита, сидевшего внутри скафандра на колесах, при помощи крана переправили в этот отсек и плотно закрыли дверцу люка. Вновь закачали воздух. Хьюит наблюдал, как манометр его скафандра показывает постепенное увеличение давления до девятисот семидесяти трех атмосфер. Прошло еще несколько часов, пока Хьюит окончательно не убедился, что скафандр выдерживает огромные нагрузки.

Он включил первую передачу, и танк медленно вполз внутрь «Надежды человечества».

23

ТЕМНОТА!

Свет погас, как только он оказался внутри корабля. Изменения были поразительными. Снаружи коридор выглядел совершенно нормально. Теперь Хьюит находился в призрачном темно-сером мире. Несколько секунд он вглядывался в сумрак, но постепенно его глаза привыкли к тусклому освещению. Хотя прошли годы с тех пор, как он в последний раз побывал на борту «Надежды человечества», его поразило ощущение ограниченности пространства.

Хьюит находился в коридоре, который, как он точно знал, ведет в самое сердце корабля. Теперь он показался ему более узким, чем раньше. Причем значительно более узким. Хьюит прекрасно помнил, что коридор был рассчитан на перемещение крупных грузов. Но сейчас…

Хьюиту не удавалось точно оценить его ширину. Прежде он шел через весь корабль, и его протяженность составляла тысячу футов. Естественно, так далеко Хьюит видеть не мог. Темнота быстро сгущалась.

А вот высота коридора не изменилась — как была около тридцати футов, так и осталась.

Но ширина уменьшилась с сорока футов до пяти. Однако у Хьюита не создалось впечатления, что стены отстроили заново. Стальная арматура по-прежнему являлась частью стен.

Хьюит пришел к выводу, что должен двигаться дальше, в противном случае ему не реализовать поставленную перед собой задачу.

Он собрался закрыть дверь переходного шлюза. И здесь его ожидал новый сюрприз. Во время перемещения дверь искажалась. Снаружи подобный эффект не наблюдался. Когда дверь закрылась, ее ширина, прежде составлявшая двенадцать футов, сократилась до четырех.

Изменения показались Хьюиту такими чудовищными, что на его лице выступил обильный пот. Тут только он понял, что все это может означать: «эффект теории сжатия Лоренца — Фицджеральда».

И тут ему пришла новая, ошеломляющая мысль: «Значит, скорость корабля приблизилась к скорости света».

Хьюит моментально отбросил эту мысль. Такого просто не могло быть. Наверняка существовало другое объяснение.

Он осторожно направил свой танк вперед. Прежде всего он хотел посетить каюту капитана. Тень медленно и неохотно открывала перед ним свои тайны. Только оказавшись на расстоянии десяти футов от него, он заметил пандус, ведущий на следующий уровень.

Появление знакомых предметов немного успокоило Хьюита. Более того, они находились на прежнем расстоянии друг от друга. Да и расположение осталось прежним: шлюз, пандус, а затем мастерские. Коридор вывел его прямо на пандус, а затем вновь сузился. Все выглядело жутко маленьким — суживающий эффект оказывал пугающее воздействие. Однако длина была неизменной.

Хьюит ожидал, что двери капитанской каюты окажутся слишком узкими для его скафандра. Однако их ширина не изменилась. Хьюит кивнул и подумал: «Конечно, это вполне соответствует теории Лоренца — Фицджеральда. Сжатие происходит лишь вдоль направления полета». Поскольку двери каюты находились под прямым углом к данному направлению, их размеры не изменились. А вот дверная ручка должна была уменьшиться.

Так и оказалось. Хьюит остановил скафандр и принялся рассматривать ручку.

— Нет, что-то здесь не так, — сказал он самому себе. — Как и коридор, ручка уменьшилась в восемь раз, а коэффициент изменения давления — во много раз больше.

И вновь он попытался убедить себя, что должно существовать другое объяснение, не связанное со знаменитой теорией сжатия. Ведь скорость не имела отношения к происходящему. Сейчас «Надежда человечества» практически находилась в состоянии покоя, а ее полет с высокими скоростями остался в прошлом.

— Я зря теряю время! — проворчал Хьюит.

Он напомнил себе, что намеревался сделать быстрый ознакомительный объезд корабля, включил двигатель скафандра и въехал в каюту.

Первая комната капитанских апартаментов оказалась пустой. Хьюит сразу же направил скафандр в спальню. Дверь в нее была закрыта, но при помощи специального щупа Хьюит легко ее распахнул. Он въехал внутрь, испытав некоторое смущение — ведь он оказался в чужой спальне. Хьюит увидел две одинаковые кровати. На ближайшей лежала женщина, накрытая тонкой простыней, он увидел лишь часть руки, плечо и голову. Она была повернута к нему спиной. На первый взгляд, женщина выглядела вполне нормально — больше он на нее не смотрел, поскольку его внимание приковал мужчина.

Он лежал у изголовья кровати в очень странном положении — казалось, его отбросило в результате резкого торможения. Какие-то части его тела выглядели слишком тонкими, какие-то сохранили естественные размеры — аномалия могла объясняться необычным положением тела. Хьюит объехал кровать, чтобы взглянуть на мужчину с другой точки. Теперь он выглядел совершенно нормально.

Но сбоку его голова и тело больше походили на карикатуру, а не на обычного человека — нечто подобное можно увидеть в кривых зеркалах.

Хьюит никогда не встречал этого человека раньше. И, вне всякого сомнения, он не был капитаном Джоном Лисби, который командовал огромным кораблем во время старта шесть лет назад.

Хьюит решил не делать никаких выводов. Некоторые его наблюдения указывали на присутствие эффекта Лоренца — Фицджеральда. Однако большую их часть легко объяснить, если представить себе, что корабль одновременно летит с разными скоростями. Невероятно.

Хьюит повернул к выходу из капитанской каюты. Он старался ни о чем не думать, но задержался, чтобы заглянуть в другую спальню. Здесь стояло три кровати, и на каждой лежала молодая женщина. Все трое были укрыты простынями, но их фигуры искажал все тот же эффект. Хьюит содрогнулся и двинулся к входной двери. Женщины почему-то произвели на него более сильное впечатление, чем мужчина.

Вновь оказавшись в коридоре, Хьюит заставил себя принять то, что он увидел. Теперь, когда его скафандр перемещался дальше, ему удалось немного расслабиться и спокойнее воспринимать удивительное явление. Он заглядывал в каюты офицеров и ученых. Почти во всех в главной спальне находились женщины, в соседних — дети.

Когда Хьюит увидел первого подростка, он стащил с него тонкое одеяло — ему пришлось приложить немалые усилия — и внимательно осмотрел перекошенное тело. Он хотел убедиться, что перед ним юноша. Да, сомнений быть не могло, несмотря на искажения пространства. После этого он видел еще несколько юношей и девушек, примерно восемнадцати лет.

Но куда исчезли мужчины?

В соседнем коридоре, неподалеку от апартаментов капитана, он нашел троих мужчин с грубыми лицами. Они также находились в кроватях, а поскольку все они лежали по-разному относительно направления полета, мужчины и выглядели непохоже друг на друга. Когда Хьюит поднял одеяло, которым был укрыт первый из них, он увидел невероятно худое вытянутое тело. Второй мужчина показался ему каким-то укороченным и чахлым. А третий больше походил на силуэт, чем на нормального человека.

Больше на верхней палубе он мужчин не нашел. Только спустившись вниз, Хьюит обнаружил в маленьких тесных каютах несколько сотен мужчин. Женщин среди них не было, что еще больше смутило Хьюита. Он никак не мог понять, зачем держать женщин и детей на верхних палубах, отдельно от мужчин.

Окончательно зашедший в тупик Хьюит отправился в машинное отделение. Оказалось, что на корабле полно совершенно незнакомых ему мужчин, женщин и детей. А ведь он встречался со всеми колонистами, техниками, учеными и офицерами — однако не узнал ни одного человека.

Наконец Хьюит добрался до машинного отделения. Первый же взгляд на дисплеи приборов его ошеломил.

Ядерный реактор раскалился до адских температур. Несмотря на огромную нагрузку трансформатора, стрелка даже не дрожала. При этом приборы показывали, что ускорение равно нулю. Изучая показания приборов, Хьюит вспомнил разговор с Тельером относительно попыток достижения субсветовых скоростей. Он нахмурился. Дисплей показывал, что корабль перемещается со скоростью 198 700… Нет, не может быть! Быстрее скорости света!

«Но корабль не может сейчас…» — подумал Хьюит.

Его разум отказывался воспринимать полученную информацию. Он решительно развернулся и направился обратно в «Молли Д».

24

Пока Хьюит отсутствовал, на борту спасательного судна появился великий человек. Он выслушал вместе с остальными доклад Хьюита и практически не участвовал в дискуссии, которая разгорелась, когда тот закончил свой отчет. Молодые ученые заметно смущались в присутствии великого. Они не рисковали высказываться. «Пусть говорит кто-нибудь другой» — такие мысли читались на их лицах.

В результате дискуссия получилась вялой. Чаще всего звучали слова: «естественное объяснение». Наконец терпение Хьюита лопнуло.

— В конце концов, все эти явления реальность. Что вы имеете в виду, когда употребляете слово «естественное»?

Он не собирался на этом останавливаться, но тут великий человек откашлялся и заговорил впервые с того момента, как его представили присутствующим.

— Джентльмены, я бы хотел избавиться от мусора, накопившегося с начала преодоления полосы препятствий.

Он повернулся к Хьюиту.

— Я поздравляю вас, сэр. Впервые в истории появился мифический наблюдатель — невероятное явление. Вы стали свидетелем феномена, который до настоящего момента описывался лишь уравнениями.

И без дальнейших отступлений он принялся объяснять природу произошедшего, которое он назвал «движение со скоростью света».

— На данной стадии, — продолжал он, — нам не следует искать ответ на вопрос, как такое могло произойти, хотя подобные рассуждения, вне всякого сомнения, еще впереди. Я готов поделиться с вами своими мыслями. Мистер Хьюит видел, что приборы показывали скорость, превышающую скорость света. Можно ли предположить, что корабль, набравший такую невероятную скорость, познакомил нас с истинным состоянием пространства и материи, которое до этих пор оставалось от нас скрытым? Я готов предположить, что корабль движется со скоростью, превышающей скорость света, в собственной зоне существования, в параллельном нам времени. Конечно, нам необходимо изучить данное явление. Но этим мы займемся позже. Сейчас нам следует решить практический вопрос. Вот что я предлагаю. Копии тщательно составленного письма следует вложить в руки всех ключевых фигур на борту корабля, чтобы они его прочитали после пробуждения. В этом письме мы опишем известные нам события и предложим старшим офицерам корабля выключить двигатель и автопилот. Если наше пожелание не будет выполнено через определенный промежуток времени — тут мы должны принять во внимание разницу во времени, — мы будем вынуждены признать, что нас неправильно поняли. И тогда Хьюит вернется на борт и попытается выключить автопилот и реверсировать двигатель. Но прежде чем покинуть корабль после доставки письма, Хьюиту необходимо включить сигнал тревоги, чтобы разбудить экипаж.

Хьюит нахмурился, услышав последнее предложение. Он не видел никаких логических ошибок в рассуждениях великого человека. Но после пребывания на борту жуткого корабля с искаженной перспективой, на котором атомный реактор давно вышел за безопасные пределы температурного режима и где люди застыли в неподвижности смерти, у него сложилось впечатление, что они что-то упустили.

Он вспомнил о мужчине, скорчившемся на постели в капитанской каюте. Да, великий человек объяснил это несоответствие, но во время его рассуждений в голову практичного Хьюита пришли новые мысли. Скафандр следовало модифицировать, чтобы он сумел включить сигнал тревоги, ведь работать придется в условиях иного времени.

Относительно третьего появления на борту корабля Хьюит задумчиво проговорил:

— Если получится, что я буду вынужден отключить двигатель, мне потребуется взять с собой воду и пищу. Разница во времени может сделать мою миссию весьма длительной.

У них ушло тридцать пять часов, чтобы открыть люк, — обычно такая работа занимала пять минут. Таким образом, выключение двигателя может занять несколько недель. Значит, нужно к этому подготовиться.

Другой ученый предложил снабдить скафандр приборами для наблюдения, фиксации и записи состояния двигателя.

Сразу же последовал поток новых оригинальных идей, но Хьюит остановил энтузиастов:

— Послушайте, джентльмены, скафандр невозможно бесконечно набивать аппаратурой. Почему бы вам не отправиться со мной на фабрику, где вы сможете поработать над возможными изменениями? А пока специалисты напишут письмо и сделают нужное количество копий. Мы скоро вернемся, и тогда я вновь поднимусь на борт «Надежды человечества».

Хьюит решил, что на модернизацию скафандра потребуется около недели, и предложил немного поспать. Никто не стал ему возражать.

25

На борту корабля проснулся Лисби V.

Он лежал и вспоминал все, что произошло за последнее время. Лежал и вспоминал, как ребенок, даже не пытаясь ни о чем думать. Воспоминания обрушились на него.

— Боже мой! — простонал он.

Его долго не оставлял страх, но потом пришло облегчение. Он все еще жив! Сверхсветовая скорость не смертельна для человека. Страшный миг, когда корабль достиг скорости света, остался позади.

Лисби размышлял о том, как долго он находился без сознания. Потом пришла новая тревога: необходимо спуститься в машинное отделение, провести тесты, приготовиться к торможению.

«Интересно, что стало с Горди? Может быть, он мертв?» — с надеждой подумал он.

Протянув руку, Лисби включил свет — движение было чисто автоматическим, и только после того, как стало светло, он сообразил, что электрические сети и антигравитация в порядке.

…Им овладело удивление. Однако все укладывалось в теорию, что при полете со скоростью света свет тоже перемещается.

Лисби расстегнул ремень безопасности и сел.

Он услышал шум, который доносился снаружи. В замке повернулся ключ. Дверь по другую сторону решетки распахнулась. На него смотрел Горди, голову которого украшала белая повязка. За спиной капитана высилась плотная фигура бывшего кухонного рабочего по имени Харкорт.

Увидев Горди, Лисби испытал разочарование. Он ожидал его прихода, его анализ оказался правильным, но реальность — Горди не получил серьезных ранений — разрушила надежды Лисби… Однако разочарование моментально исчезло.

Он вспомнил, что приход Горди уже сам по себе означает, что одержана победа.

Лисби сразу же приободрился. Именно поэтому он так и запрограммировал двигатели: теперь маленький убийца вынужден обратиться к нему за помощью.

Лисби заговорил первым, чтобы захватить инициативу.

— Я потерял сознание и только что пришел в себя. Что произошло? Люди не пострадали?

Горди озадаченно посмотрел на него.

— Значит, тебе тоже досталось! — сказал он.

Лисби лишь бросил на него взгляд. Он не хотел ничего преувеличивать, чтобы не вызвать подозрений.

— Лисби, ты уверен, что это не часть заговора?

Лисби сумел заверить Горди, что он ничего не знает о заговоре — ему практически не пришлось лгать, поскольку его план не был продуман дальше. Иными словами, если заговор и существовал, то он остался в прошлом. С этого момента они столкнулись с ситуацией, в которую люди никогда не попадали: ведь никому еще не доводилось летать со скоростью, превышающей скорость света.

Слова Лисби явно успокоили Горди. После недолгих колебаний он хрипло произнес:

— Я дам тебе еще один шанс, Лисби. Спускайся в машинное отделение! Харкорт отправится вместе с тобой… И учти — не вздумай выкинуть какой-нибудь номер!

Вероятно, Горди понимал всю бесполезность своих угроз.

— Послушай, Лисби, — проникновенно заговорил он, — выясни, что произошло, и постарайся устранить неполадки. А потом мы поговорим. Хорошо?

Лисби ему не верил, да и как он мог верить Горди? Ведь положение нового капитана не изменилось, он по-прежнему не мог вернуться на Землю. Но вслух Лисби сказал:

— Да, конечно.

Горди криво улыбнулся.

— Встретимся позже.

Он ушел, чтобы допросить других арестованных. На данный момент Лисби был оправдан. Горди сразу же заподозрил, что в случившемся виновен Миллер. Кто еще мог все это устроить? Ведь больше в машинном отделении никого не было! Он вспомнил, как Миллер вглядывался в показания приборов, касался некоторых из них.

«Наверное, тогда-то он и провернул свой номер! — решил сразу рассвирепевший Горди. — Прямо у меня на глазах!»

Между тем Лисби в сопровождении Харкорта добрался до рубки управления. Взглянув на мониторы, он вздохнул с облегчением: впереди чернела космическая пустота. Слегка дрожащими руками он быстро запрограммировал двигатели на торможение с тяготением в 12 g и на 11 g антигравитации. Закончив программирование, он потянулся к главному рубильнику, взялся за него…

И задумался.

Теперь, когда пришло время для окончательного решения, он вдруг понял, что ему необходимо осмыслить многие важные вещи. Ускорение до сверхсветовой скорости выполнило главную задачу: его освободили из-под ареста. Но в целом ситуация не изменилась.

В случае ошибки его ждет смерть. Более того, любое промедление также ведет к гибели. Таким образом, его действия должны определяться именно этими обстоятельствами.

…Нужно отобрать к Харкорта бластер, связать его или даже убить, если не останется другого выхода. Так или иначе, но Харкорта необходимо убрать с дороги.

Приняв решение, он потянулся к рубильнику.

Но вновь убрал руку, так и не переключив его. Он должен принять во внимание еще один фактор, не столь личный, но еще более важный.

«Почему я потерял сознание в точке перехода? — подумал Лисби, — Необходимо найти объяснение этому факту».

Люди не теряют сознание просто так, за время пребывания на борту огромного корабля он не раз в этом убеждался. Если не давать человеку анестезирующих препаратов, он цепляется за сознание, даже если испытывает невероятно сильную боль.

Лисби повернул голову к Харкорту и спросил:

— Ты потерял сознание, Харкорт?

— Угу.

— А что-нибудь помнишь?

— Абсолютно ничего. Просто вырубился. Потом пришел в себя. И подумал: «Парень, тебе нужно к Горди!» И нашел его возле кровати…

— И ты ни о чем не подумал? — перебил его Лисби. — У тебя не возникло никаких картин, воспоминаний? Перед тем, как ты отрубился?

— Ну-у-у-у, — с сомнением протянул Харкорт. — Если подумать… мне приснился сон. Какой-то неясный.

Лисби ждал. Судя по выражению лица, Харкорт мучительно пытался вспомнить — сейчас ему не следовало мешать.

— Знаете, мистер Лисби, — наконец заговорил Харкорт, — когда мы заглядываем в свое нутро, то редко находим там правду.

Лисби мысленно простонал. Этот человек не умеет излагать свои мысли.

— Мне нужно заняться двигателем. Поговорим позже, Харкорт.

Он вновь положил руку на рубильник. И медленно перевел его в рабочее положение. Покончив с этим, Лисби уселся в кресло, взял микрофон и объявил по общей связи, что ускорение начнется через одну минуту. Лисби собрался пристегнуть собственный ремень, когда заметил, что Харкорт устроился в соседнем кресле и уже пристегнулся.

Он ощутил, как закипел адреналин в его крови. Быть может, атаковать Харкорта прямо сейчас?

И все же Лисби не стал ничего предпринимать.

Нет, еще рано, слишком много неизвестных факторов. Ему может помешать начавшееся ускорение. Дрожащими пальцами Лисби пристегнул ремень.

Он внимательно смотрел на показания приборов.

Внезапно стрелки резко отклонились.

Он приготовился к удару. Однако ничего особенного не произошло. Тут же сработал генератор искусственного тяготения.

«Неужели даже при субсветовых скоростях возникает мгновенная компенсация ускорения?» — подумал Лисби.

Стрелки приборов вернулись в прежнее положение.

— Вы знаете, мистер Лисби, сон был удивительным. Я, как наяву, увидел изображение каждой части своего тела — и все они кувыркались в воздухе. А я был такой большой, как космос, и мог видеть свои внутренности, а также маленькие смешные пятнышки кружащегося света, вот только потом они перестали быть маленькими и больше не кружились, а начали разлетаться в разные стороны. Мне показалось, что я иду задом наперед. Наверное, тогда я и отключился.

Лисби повернулся к Харкорту, который описывал свои впечатления. Ему вдруг показалось, что простой, не обремененный знаниями разум этого человека воспринимает мир чистым внутренним зрением.

«…кувыркались…» — Что еще?

«…такой большой, как космос…» — В полном соответствии с теорией: масса становится бесконечной, а размер стремится к нулю.

«…маленькие смешные пятнышки кружащегося света…» — Электроны, видит Бог, вращающиеся на своих орбитах, неожиданно поменяли направление вращения…

Естественно. Фантастично, но естественно.

Да, именно тогда он и потерял сознание. В момент изменения направления. Сама структура жизни и материи была вывернута наизнанку. Лисби с благоговением подумал: «Мы погрузились в свои ничтожные распри, а корабль преодолевает барьеры времени и пространства».

И ему вдруг представилась бесконечная ночь, покоренная благодаря удивительному открытию. Расстояние подчиняется человеку, и даже время теперь поддается воздействию.

Лисби с волнением ждал, когда корабль пересечет световой барьер в обратном направлении. Ждал шока возвращения к нормальному состоянию…

Секунды быстро убегали прочь. Стрелки приборов медленно, но верно перемещались.

Ничего.

26

На Земле прошло три недели.

Расстроенный Хьюит пытался ускорить процесс. Деньги, конечно, сыграли свою роль. Но человеческий фактор не позволял делать некоторые вещи быстрее.

Одна из задержек была связана с письмом. Хьюит написал его довольно быстро, а потом отправил копии разным людям, чтобы они его одобрили и подписали.

Последовали многочисленные изменения и задержки, а окончательная версия «потерялась» в офисе одного высокопоставленного чиновника, и ее «искали» неделю.

Наконец все двенадцать копий письма вернулись к Хьюиту, ему осталось лишь поставить собственную подпись. В последней версии говорилось:

«ВНИМАНИЕ: ЭКИПАЖУ

„НАДЕЖДЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА“.

Ваш корабль прибыл в Солнечную систему в уникальном состоянии материи. Доказательством служит посещение корабля его владельцем, Эврилом Хьюитом, который сумел дважды побывать на борту „Надежды человечества“, оставаясь невидимым для вас. Для него вы находились в бесчувственном состоянии. Создается впечатление, что ваш корабль движется со скоростью света или даже превышает ее.

Объяснение этого удивительного и противоречивого явления породило споры среди ученых Земли, но нам удалось найти решение, которое вызвало всеобщее одобрение.

Немедленно начинайте торможение, чтобы минимизировать эффект полета со световой скоростью.

Затем постарайтесь установить радиоконтакт с Землей!

Поскольку мы считаем возможным, что в действие вступил эффект теории сжатия Лоренца-Фитцджеральда, нельзя исключить, что искажено не только пространство, но и время. Имейте в виду, что на Земле прошло всего шесть лет с тех пор, как „Надежда человечества“ стартовала к Альфе Центавра. Теперь у вас появилась возможность реально оценить свое положение.

Пожалуйста, действуйте без промедления, поскольку корабль может рухнуть на планету, если не изменит свой курс.

Необходимо срочно принять меры…»

Место для первой подписи было зарезервировано для Хьюита. Дальше следовало множество других известных имен. Премьер-министр Объединенного Запада. Адмирал Космического флота. Затем шли подписи трех ученых: «великого человека» физика Питера Линдена, ведущего астронома и главы научных исследований.

Несколько официальных лиц и наблюдателей проследовало вслед за Хьюитом на борт «Молли Д». Офицеры космического патруля, врач, член кабинета министров, представитель Азиатского союза и несколько физиков космоса…

«Надежда человечества», как и следовало ожидать, за прошедшие три недели удалилась от Земли на пятьсот тысяч миль. К тому же на корабль не действовало тяготение Солнца, поэтому следовало учитывать, что Солнечная система перемешалась со скоростью двенадцать миль в секунду в сторону созвездия Овна. В результате «Надежда человечества» по диагонали дрейфовала мимо Солнца. С Земли было зафиксировано, что корабль дважды корректировал курс, чтобы через некоторое время вновь выйти на околоземную орбиту.

Из чего и был сделан вывод, что сенсоры корабля все еще запрограммированы на Землю.

Хьюит приказал стартовать.

Через восемь дней спасательное судно состыковалось с огромным кораблем. С момента предыдущего посещения миновал месяц — по земному времени. Однако на «Надежде человечества» прошло всего полчаса.

Как только были полностью состыкованы шлюзы, Хьюит направил свой скафандр-танк внутрь корабля. Он сразу двинулся в каюту капитана — и тут же столкнулся с первой проблемой. Темноволосый человек, бессильно лежавший на одной из кроватей, исчез. Женщина оставалась в своей постели.

Хьюит с сомнением посмотрел в сторону второй спальни — там по-прежнему находились три женщины. Но человек, которому он намеревался оставить одно из писем, покинул каюту капитана.

Впрочем, это не имело значения. Эксперты пришли к единому мнению: двенадцать писем, оставленных у двенадцати разных людей, дадут желаемый результат.

Хьюит оставил одно письмо на смятой постели, еще несколько копий у женщин в офицерских каютах, четыре экземпляра рядом со случайно выбранными из двух сотен мужчин в спальнях нижней палубы, и по одному экземпляру для каждого из двух мужчин, пристегнутых к креслам в машинном отделении.

Машинное отделение Хьюит посетил в последнюю очередь, поскольку на его скафандре имелись камеры, которые должны были зафиксировать изменения показаний приборов. Физики на борту «Молли Д» хотели иметь возможность следить за показаниями приборов в реальном времени.

Хьюит сделал несколько снимков. Он уже собрался нажать на кнопку, чтобы все оборудование автоматически ушло в специальные пазы, когда заметил, что показания датчика скорости изменились!

Он внимательно посмотрел на дисплей. Если раньше стрелка далеко уходила за красную отметку, соответствующую скорости света, то теперь она замерла прямо над ней.

Хьюит вдруг испытал острый приступ страха.

Корабль начал торможение. Сейчас его скорость лишь немногим превышала скорость света.

Он сразу же решил, что момент перехода через световой барьер будет для него опасным. Не теряя ни секунды, Хьюит тут же направил скафандр к выходу из машинного отделения. Находящиеся на борту люди пережили переход через барьер в другом направлении. Но как обратный переход скажется на человеке, который не участвовал в прямом переходе? Одно было очевидно: даже с коэффициентом 973:1 в его пользу он не успеет выбраться из корабля.

Все произошло, когда Хьюит уже сворачивал в коридор, ведущий к шлюзу. Он даже успел его разглядеть, когда почувствовал легкую тошноту. Хьюит не знал, что сейчас будет.

«Пожалуй, лучше сбросить скорость», — успел подумать он.

Хьюит нажал на тормоз и почувствовал, что скафандр остановился. А потом…

Что-то схватило его тело со спины и безжалостно сдавило. Ему показалось, что его сжимает могучая рука великана, и он даже попытался вырваться.

Потом хватка огромной руки стала слабеть. И Хьюиту показалось, что из замкнутого пространства скафандра он переходит в нечто огромное.

А затем вокруг него сомкнулся мрак.

27

Что-то ударило Лисби.

Сначала глубоко внутри, а потом по всей поверхности тела.

Затем на него обрушилась непереносимая боль.

Должно быть, он погрузился в дремотное состояние — вот только на этот раз у него не было никаких фантазий, — а когда Лисби вновь вынырнул на поверхность, он сообразил, что корабль сделал обратный переход. Судя по ощущениям, торможение продолжалось.

«У нас получилось», — с дрожью ужаса и восторга подумал он.

…Пересекли световой барьер и вернулись обратно! Покинули нормальное время и пространство и возвратились.

Не глядя вниз, Лисби отстегнул ремень и встал. Он не заметил, как с его колен упало письмо Хьюита. Лисби был так заинтригован показаниями приборов, что даже сделал несколько шагов вперед.

У него за спиной послышался голос Харкорта.

— Эй, а это еще что такое?

Лисби оглянулся. Происходящее не имело ни малейшего смысла. Харкорт что-то читал.

Лисби вновь посмотрел на приборную панель.

28

Когда Хьюит пришел в себя и открыл глаза, он обнаружил, что его скафандр стоит, наклонившись возле стены. Он не мог себе представить, как это случилось.

У него сложилось впечатление, что произошли и другие изменения, но сейчас ему было некогда разбираться.

Хьюит боялся, что его средство передвижения может опрокинуться. Он схватился за рычаги управления и плавно отпустил тормоза. Скафандр медленно встал на колеса.

Хьюит облегчено вздохнул и подумал: «Похоже, переход через световой барьер прошел успешно. Было очень больно, но я не получил никаких повреждений».

Хьюит тут же обо всем забыл, и его глаза округлились. Он начал дико озираться по сторонам. Коридор был ярко освещен. Жуткий сумрачный эффект исчез. И еще одно: коридор больше не казался узким. Конечно, он не стал бы утверждать это с полной уверенностью, но ему показалось, что все вокруг обрело прежние размеры. Тут только Хьюит осознал, что происходит.

Он больше не сторонний наблюдатель. Он стал частью происходящего. В глазах любого человека, который взойдет на борт «Надежды человечества», он будет выглядеть искаженным. Для себя самого и всех, кто и раньше находился на борту, он будет казаться совершенно нормальным. Люди, подвергшиеся воздействию эффекта Лоренца — Фицджеральда, не замечают произошедших с ними перемен. Сжатие повлияло не только на их тела, но и на восприятие.

Хьюит вспомнил свои ощущения — да, огромная сила сжала его тело. И изменения в его теле были неравномерными. Передняя часть менялась быстрее, чем задняя.

Воспоминания о боли вдруг стали такими острыми, что он содрогнулся.

«Интересно, где мы находимся?» — подумал Хьюит.

С тех пор, как Хьюит пришел в себя, на «Надежде человечества» прошла одна или две минуты. На «Молли Д» — от шестнадцати до тридцати часов. Но Хьюит понимал, что эффект сжатия мог приготовить для него и другие сюрпризы.

Снаружи могли пройти годы.

Если это правда, то «Надежда человечества» могла удалиться от Солнечной системы на световые годы.

Хьюит вдруг ощутил спокойствие и мрачную уверенность. Что ж, совершенно случайно он получил то, что хотел, — разве не об этом он мечтал с того самого момента, как ему сообщили о возвращении корабля?

Он надеялся подняться на борт и уговорить экипаж отправиться в долгое путешествие к солнцам Альфы Центавра.

А если они откажутся, заставить их. Или обмануть…

Однако Хьюит понимал, что не контролирует ситуацию. И все же он на борту «Надежды человечества».

Из динамика над головой Хьюита послышался громкий голос:

— Внимание всем! Говорит капитан Горди. Мистер Лисби из машинного отделения только что сообщил мне, что ускорение будет продолжаться на уровне одного g. Вы можете отстегнуть ремни.

На глаза Хьюита навернулись слезы. Он почти сразу же понял их причину. После долгой и жуткой тишины он наконец услышал человеческий голос. И что еще важнее, этот голос упомянул знакомое имя.

«…Мистер Лисби из машинного отделения…»

Лисби!.. Хьюит вспомнил двух мужчин, которых видел в машинном отделении, — обоим было около тридцати. Он совсем по-другому оценил время, которое прошло на корабле после старта с Земли.

Более того, теперь у Хьюита появилась возможность поговорить с известным ему человеком. Его охватило возбуждение. Быстро развернув машину, он покатил обратно в машинное отделение, оставленное им всего несколько минут назад.

Он свернул за угол — и резко остановил свой мобильный скафандр.

Хьюит увидел, как в коридор из каюты среднего уровня выходит человек. Тот закрыл за собой дверь, повернулся — и увидел Хьюита.

Должно быть, скафандр его поразил, потому что человек застыл на месте. Хьюит подъехал к нему и сказал через переговорное устройство:

— Не бойтесь!

Человек продолжал стоять на месте, бессмысленно глядя в сторону Хьюита.

— Когда ваш корабль летел со скоростью, превышающей скорость света, он прошел через Солнечную систему. Я попал к вам на борт с земного военного корабля. Меня зовут Эврил Хьюит, я владелец «Надежды человечества».

Его заявление было не совсем правдивым. Однако ему очень хотелось, чтобы здесь думали, что за ним стоит серьезная сила.

Если человек и слышал слова Хьюита, он никак на них не отреагировал. Его взгляд оставался бессмысленным, лицо побледнело.

— Как вас зовут? — мягко спросил Хьюит.

Никакого ответа.

Хьюит понял, что человек находится в глубоком шоке.

— Ну, очнитесь! — резко сказал он. — Как вас зовут?

Командный тон сделал свое дело.

— Земля, — прохрипел человек. — Вы с Земли!

— Я попал к вам на борт с боевого корабля Земли, — продолжал Хьюит. — А сейчас расскажите мне, что здесь происходит?

Получить информацию оказалось совсем непросто. У Хьюита создалось впечатление, что его собеседник не понимает, как мало ему известно. Человека звали Ли Винэнс, и от него Хьюиту удалось услышать часть истории корабля. Теперь он знал, сколько прошло времени, а также о Лисби и о том, как Горди захватил власть. Для Винэнса эти события произошли совсем недавно.

Хьюиту также удалось получить некоторое представление о нравах на корабле: о том, что среди офицеров процветает многоженство и существует — до прихода к власти Горди — неизменная кастовая система.

Полученная информация оказалась такой сложной, что Хьюит растерялся. Он сидел и беспомощно смотрел на Винэнса.

«Пять поколений!» — думал он.

Для этих людей Земля стала чужой планетой.

Пока ошеломленный Хьюит размышлял, Винэнс неожиданно свернул за угол и бросился бежать. Хьюит направил машину за ним и крикнул ему вслед:

— Скажите капитану Горди, что я хочу с ним поговорить, но сначала я намерен отправиться в машинное отделение.

Однако Винэнс продолжал убегать со всех ног. Через несколько секунд он скрылся за поворотом.

Между тем Харкорт связался с Горди, который вернулся в капитанскую каюту. Горди мрачно выслушал его доклад, глядя на письмо, которое Харкорт держал так, чтобы капитан мог его прочитать. Все это очень походило на заговор, но смысл происходящего от Горди ускользал, поэтому он приказал:

— Принеси мне письмо.

Он еще не побывал в своей каюте и не знал, что там его ждет такое же послание.

Хьюит добрался до машинного отделения без всяких происшествий и нашел там одного Лисби V.

Лисби краем глаза увидел приближающееся устройство и повернулся…

После удивленных восклицаний и коротких переговоров Лисби понял, что ему не нужно больше соблюдать осторожность.

Позднее он вспомнил лишь одну свою фразу, произнесенную в ответ на предложение Хьюита:

«Вновь вернуться в космос? Никогда!»

Лисби пришел в себя, когда увидел, как замигал индикатор на приборной панели. Он получил предупреждение: за ними следят.

Горди!

Лисби не знал, как давно включился индикатор, и с ужасом представил себе, какое впечатление могли произвести на подозрительного маленького человечка его заявления.

Лисби потребовалось всего несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Он вновь стал прежним Лисби, способным предвидеть следующий шаг своих противников, какими бы хитрыми они ни были. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы попытаться определить место Хьюита в их корабельном сообществе.

«Он не сможет быстро приспособиться к миру, где люди убивают друг друга. Значит, он станет лишь пешкой в игре», — подумал Лисби.

Вопрос состоял в том, как лучше использовать такую сильную фигуру в своих целях? Лисби пришел к выводу, что на данном этапе Хьюит будет источником информации и партнером, который поможет ему обвести Горди вокруг пальца.

Тем временем Хьюит немного успокоился. Если они действительно отправились в будущее, то катастрофа с Солнцем либо уже произошла, либо обошла его стороной. Они могут вернуться на Землю, чтобы выяснить, каковы размеры катастрофы. Только после этого можно принимать решения.

Приземлиться или вернуться в космос — это будет легко решить, когда они узнают правду.

— Как владелец «Надежды человечества», — облегченно вздохнув, сказал Хьюит, — я приказываю вам взять курс на Солнечную систему, чтобы выяснить, каково истинное положение Земли.

— Сожалею, мистер Хьюит, но я должен получить подтверждение от капитана Горди. Лишь он имеет право отдавать на корабле приказы.

Лисби был очень рад, что произнес эти слова, которые должны были хотя бы на время успокоить Горди.

Его возражение поразило Хьюита. Но потом он сообразил, что Лисби повел себя разумно. К тому же Хьюит вдруг понял, что его права на корабль имеют силу только до тех пор, пока за ним стоит мощь Земли.

Но если верить предсказанию, истинность которого он всячески отстаивал, никакой мощи Земли более не существует.

Хьюит вдруг ощутил, что становится самым обычным человеком, а его капиталы ему ничем не помогут.

И в ответ на его мысли прозвучал голос Лисби:

— Почему бы вам не поговорить с капитаном Горди?

…Поговорить с… Горди. Попытаться убедить того, кто обладает реальной властью… И соблюдать осторожность!.. Ведь сейчас все вопросы жизни и смерти решает именно он…

Хьюит с некоторым удивлением обнаружил, что развернул свою машину и двинулся к двери. Но когда он выкатился в коридор, он не стал поворачивать к капитанской каюте, а торопливо направил скафандр на нижние палубы, где располагались склады.

Хьюит въехал в одно из многочисленных помещений, где почти до самого потолка были сложены детали какого-то оборудования. Каждый сегмент занимал отведенное ему место. Хьюит выбрал свободное пространство между двумя стойками и привел в действие механизм открывания своего скафандра.

Резиновые прокладки раздвинулись с шипящим звуком, и через мгновение он уже стоял на полу на собственных ногах.

Хьюит слегка дрожал и ощущал слабость, поскольку его обуял самый настоящий страх. Однако ему хватило сил, чтобы забраться в узкий отсек, находившийся у самого потолка. Слегка задыхаясь, он растянулся на гладкой поверхности.

Он лежал и смотрел на приборный щиток своего скафандра, где мигал огонек наблюдающего устройства. Как только он погас, Хьюит быстро слез вниз и повел машину на максимально возможной скорости.

29

Сбежав от Хьюита, Ли Винэнс сразу же направился в каюту капитана Горди и рассказал ему о встрече с ним.

Горди, прищурившись, слушал невероятный рассказ Винэнса. В нем росло подозрение, что Винэнс, которого он считал ничтожеством, оказался вовлеченным в заговор.

Однако Горди сообразил, насколько абсурдными являются его подозрения.

— Подожди минутку! — властно приказал он. — Оставайся здесь!

Горди подошел к двери, ведущей в кабинет капитана. Как только Винэнс потерял его из виду, Горди побежал в маленькую смежную комнатку, где размещалась следящая система. И сразу же вызвал на экран изображение машинного отделения.

Несколько долгих секунд Горди с изумлением наблюдал за невероятным приспособлением, в котором находился Хьюит; впрочем, он сразу понял, как важно ему узнать, о чем будут разговаривать эти два человека. Когда Хьюит торопливо выехал из машинного отделения, Горди продолжал следить за ним до тех пор, пока гость не спрятался в одной из кладовых. И все это время в сознании Горди вертелась одна мысль: «Убить его или попытаться использовать в своих целях?»

Затем он сообразил, что прежде всего необходимо поймать пришельца. Он выключил следящую систему и собрался вернуться обратно, когда обнаружил, что старшая из вдов капитана Брауна проскользнула в комнату.

— Кто это такой? — удивленно спросила она.

Ее звали Рут, ей было немногим больше тридцати, и она отличалась аристократической внешностью. Горди уже давно желал ее и сдерживал себя только из политических соображений; вот почему он обращался с ней уважительно, хотя рассчитывал со временем овладеть этой женщиной.

Он рассказал ей о Хьюите, но потом добавил, что Земля, возможно, уничтожена, а в заключение проговорил:

— Пожалуй, нам стоит позавтракать и подождать, что будет дальше. Похоже, очень скоро придется принимать важные решения.

Она кивнула и ушла. Горди вернулся к Винэнсу и бросил ему автоматический пистолет. Винэнс неловко его поймал.

— Идем! — коротко приказал Горди и вышел в коридор.

Побледневший Винэнс последовал за ним.

— Что происходит, сэр? — испуганно спросил он. — Куда мы?

— Попытаемся поймать типа, которого ты видел.

— Но он вооружен.

— Мы тоже.

— Да, — пробормотал Винэнс.

Горди улыбнулся. Реакция Винэнса успокоила капитана — человеческая природа не меняется. Страх управляет всеми, и, как ни странно, испуганных людей легко заставить рисковать.

— Тебе нужно лишь выполнять мои приказы, — сказал Горди.

— Хорошо, босс.

Как только они оказались в коридоре, Горди сразу же увидел появившегося из-за угла Харкорта. Через минуту они уже втроем шагали к ближайшему лифту. В лифте Горди молча прочитал письмо. Оно лишь подтверждало полученную им ранее информацию и окончательно утвердило в решении пока ничего не предпринимать.

Однако Хьюита он все равно решил захватить.

Когда они подошли к кладовой, где прятался Хьюит, Горди первым вошел внутрь. Он собрался занять удобную позицию и предложить Хьюиту сдаться.

Здесь его поджидал первый сюрприз: машины Хьюита в кладовой не оказалось. Горди вдруг показалось, что он падает в бездну. В течение десяти минут они втроем обыскивали кладовую. Наконец Горди осознал, что его каким-то непостижимым образом обхитрили, но не мог понять, как это Хьюиту удалось.

«Тем не менее, — подумал Горди, — если мы и в самом деле ускользнули в будущее, ему никуда не деться».

Тут у Горди появилась новая идея. Нужно подняться на мостик и посмотреть, где находятся Земля и Солнце.

И он решительно зашагал к лифту, чтобы подняться наверх.

30

После того как Хьюит уехал из машинного отделения, Лисби для видимости вернулся к работе над снятой панелью. Но он все время поглядывал на мигающий глазок следящей системы.

Неожиданно глазок погас.

Лисби немного подождал. Когда сомнений больше не осталось, он подбежал к монитору, связывающему машинное отделение с капитанским мостиком, и сквозь прозрачный пластик смог разглядеть звездное небо.

Солнце оставалось яркой звездой первой величины. Он сделал вычисления на основании измерения его яркости — получилось, что Солнце находилось на расстоянии одной сотой светового года.

Учитывая то, что сказал Хьюит о движении «Надежды человечества» через Солнечную систему, Лисби сделал быстрые расчеты. У него вышло, что корабль переместился в будущее на промежуток от пятидесяти до ста лет.

В распоряжении Лисби появилась важнейшая информация.

У Хьюита больше не осталось никаких оснований претендовать на владение кораблем.

Затем Лисби подключился к радиоприемникам капитанского мостика, которые автоматически улавливали все радиосигналы. После того как Горди пришел к власти, только Горди и Лисби имели возможность получать сообщения извне.

Послание, которое услышал Лисби, было первым за все время его наблюдений. Оно начиналось с простого звукового сигнала, за ним следовали слова:

«Земля на связи. Прибывающие корабли должны использовать канал 71,2 метра».

Лисби прервал прием, выключил монитор связи с мостиком и побежал к выходу. Он должен воспользоваться тем, что Горди занят Хьюитом и на время забыл о Лисби.

И хотя он сильно рисковал, Лисби на одном из лифтов поднялся на мостик.

Он сразу же вскрыл панель приемника радиосигнала и вырвал провода. Потом поспешно поставил панель на место и побежал в рубку управления. Лисби вновь решил рискнуть и при помощи сканера быстро нашел каюту, где под замком сидел Тельер.

Лисби включил камеру наблюдения. Тельер лежал на койке. Лисби негромко его позвал, и Тельер тут же сел, а потом подошел к интеркому.

— Послушай, мы должны покинуть корабль, — сказал он Тельеру.

Лисби объяснил, что произошло и что он успел сделать. Он обещал освободить Тельера, когда придет время. Напоследок Лисби сказал:

— Не задавай никаких вопросов. Скажи только: ты готов последовать за мной?

— Я вижу прежнего Лисби, — с восхищением ответил Тельер, но потом с тревогой добавил: — Джон, нам будет очень нелегко улизнуть. Однако я согласен последовать за тобой.

Лисби выключил связь и снова со всех ног помчался по коридорам. Влетев в машинное отделение, он сел в кресло, чтобы перевести дух. А потом вновь сделал вид, будто занят ремонтом двигателя.

31

Выбравшись из кладовой, Хьюит направил свой скафандр в капитанскую каюту.

Там он наткнулся на четырех женщин, весело готовивших завтрак. Когда его удивительная машина вкатилась в каюту, они с испугом уставились на Хьюита.

— Не бойтесь, — мягко сказал он. — Я пришел поговорить с капитаном Горди.

Они быстро успокоились, когда Хьюит объяснил им, кто он такой. К тому же Хьюит понял, что Рут успела рассказать остальным женщинам, что она уже видела Хьюита и его скафандр по монитору слежения.

— Правда ли, что Земля уничтожена? — спросила Рут. — Так нам сказал муж.

Поскольку Хьюит не обсуждал эту проблему с Лисби, он сразу понял, что столкнулся со слухами, которые распространяет Горди. В его нынешнем пребывании на борту «Надежды человечества» была горькая ирония. Он испортил себе репутацию, предсказав опасность, грозящую Земле из-за изменений, происходящих на Солнце. Однако на корабле он только выиграет, если его предсказание не сбудется.

Он вынужденно вступил в борьбу за власть, и теперь необходимо, чтобы ему поверили, что Земля и ее военная мощь никуда не исчезли. Только в этом случае его права на владение кораблем будут иметь под собой все основания.

И тут Хьюиту пришло в голову, что обсуждать Землю сейчас слишком опасно.

— Ваш муж? — спросил он, делая вид, что ужасно удивлен. Лучше сменить тему.

— Капитан Горди! — объяснила старшая из четырех женщин, которая представилась как Рут. Она гордо продолжала: — Мы все капитанские жены. То есть, — продолжала она осторожно, — Ильза и я были женами покойного капитана Брауна. Потом мы стали второй и третьей женами мистера Лисби, когда он занимал должность капитана.

Она показала на стройную светловолосую женщину, чьи голубые глаза напомнили Хьюиту Джоан.

— А это Энн, первая жена мистера Лисби. Насколько я понимаю, ее отправят обратно к нему.

Блондинка пожала плечами, но ничего не сказала. Наконец Рут указала на мрачную красивую брюнетку, сидевшую с дальней стороны стола.

— Марианна — первая жена капитана Горди. Естественно, Ильза и я теперь станем его женами.

Хьюит счел за лучшее промолчать. Но ему хватило одного взгляда на женщин, чтобы понять, что они полностью согласны с Рут. Он вдруг почувствовал странное возбуждение.

Эти женщины, понял Хьюит, являются воплощением всех мужских фантазий. За долгую историю человечества мужчинам не раз удавалось так повернуть дело, что женщины соглашались на многоженство — во всяком случае, когда речь шла о вождях. Многие мужчины мечтали о покорном гареме, в котором женщины жили бы в мире и не ревновали друг к другу. Ведь именно ревность больше всего отравляет жизнь мужчин. Мечты об обладании несколькими женами заложены в подсознании мужчины, хотя многие не готовы в этом признаться.

Однако сам Хьюит никогда не испытывал подобных желаний. Поэтому он мог взглянуть на этих женщин как на любопытное явление природы.

И тут на него снизошло озарение.

— Я буду капитаном, — заявил он. — И вы станете моими женами. Если мне понадобится ваша помощь, вы должны немедленно ее мне оказать. Не бойтесь, вам не будет грозить опасность. Конечно, вам не следует ничего говорить об этом — прежде всего капитану Горди — до тех пор, пока я не дам вам разрешения.

Женщины заметно побледнели.

— Вы не поняли, — слегка задыхаясь, ответила Рут. — Женщина не выбирает мужчин и никак не показывает, какие мужчины ей больше нравятся, пока не становится чьей-то женой. Тогда она автоматически предпочитает всем остальным своего мужа.

Хьюит перевел взгляд с одной женщины на другую. Он был восхищен и шокирован. Он прекрасно знал долгую историю отношений мужчин и женщин. Но одно дело знать историю, и совсем другое — встретить женщин, которые готовы стать игрушками в руках мужчин. Они даже не понимали, сколь унизительно их положение.

Хьюит решил, что знание истории дает ему заметное преимущество перед остальными мужчинами.

— Сожалею, леди, — твердо заявил он, — но теперь вам придется сделать выбор. Я уже сейчас могу вам сказать, что, став капитаном, я оставлю в женах тех из вас, которые окажут мне помощь, когда я о ней попрошу.

Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. На лице Рут появилось странное выражение. Ильза заметно смутилась. Энн Лисби смертельно побледнела. В глазах Марианны вспыхнул огонь.

Хьюиту показалось, что все четверо испытывают робость, — и еще он чувствовал их удивительную женственность и принятие своей второстепенной роли по отношению к мужчинам, а также необычную практичность.

Он понял, что только серьезное изучение данного явления позволит ему разобраться в том, как развивался столь любопытный процесс. Впрочем, этим займутся ученые, если у них когда-нибудь появится возможность.

— Когда капитан Горди вернется, — продолжал Хьюит давать указания, — вы расскажете ему, что я побывал здесь, а сейчас отправился вниз, к мужчинам. Я буду ждать его там.

Когда через полчаса Горди передали его слова, он тут же направился в комнату со следящей аппаратурой и включил сканеры. На нижнем уровне царило настоящее сумасшествие. Все поверили, что очень скоро они прибудут на Землю. Но больше всего Горди ошеломило то, что его охранники веселились вместе с остальными. Они смешались с арестованными, решив, что их больше не нужно охранять.

Наблюдая за дикой сценой, Горди с опозданием понял, что не учел впечатления, которое производит на всех машина Хьюита. Что ж, ошибку нужно исправить. Он стал обдумывать меры, которые должен принять. Затем призвал Харкорта и показал ему, что происходит на нижних палубах.

— Как можно быстрее спустись вниз. Воспользуйся лифтом. Постарайся незаметно проникнуть в общую спальню. Затем переговори с нашими людьми. Скажи, что для нас сложилась крайне опасная ситуация. Мы должны сохранять контроль над кораблем до самого возвращения на Землю. Если мы его потеряем, арестованные выплеснут на нас свой гнев. Пусть наши люди незаметно покинут общую спальню и соберутся в малом зале. Там я им кое-что сообщу. Скажи, что я на них не в обиде. Все в порядке.

Когда Харкорт отправился выполнять приказ, Горди почувствовал облегчение.

Затем он решил посмотреть, чем занят Лисби. Некоторое время он наблюдал за работой молодого техника. И огорченно вздохнул. Многое в Лисби ему нравилось, но интуиция подсказывала, что бывший капитан является его главным соперником. Он решил, что от него, как и от Хьюита, необходимо избавиться. Чуть позже. А сейчас…

Он связался с Лисби через интерком.

— Мистер Лисби, я передаю в ваше пользование офицерскую каюту номер три и отправляю туда вашу жену. Кого из офицеров следует освободить в данной сложной ситуации?

Он считал, что Лисби в курсе происходящего на корабле.

Лисби, у которого имелись собственные планы, сразу же ответил:

— Я бы не стал выпускать офицеров Брауна, сэр.

«Во всяком случае, пока я занят здесь бессмысленной работой», — подумал он, а вслух добавил:

— А поскольку вы не доверяете моим людям, почему бы вам не выпустить мистера Тельера, чтобы он помог мне в работе над двигателем?

«И тогда мы сможем заняться более важными делами», — подумал Лисби. И почтительно закончил:

— Вот только я бы хотел уточнить: что вы имели в виду, когда говорили о сложной ситуации?

Горди рассказал о беспорядках, которые начались в общей спальне.

— Мы не можем допустить, чтобы Хьюит пришел к власти, — откровенно заявил Горди. — Как вы считаете?

— Согласен, — тут же ответил Лисби. — Я даже готов дать вам совет, если пожелаете.

— Я слушаю.

— Выступление Хьюита у многих породило надежду. Поэтому нам нужно взглянуть на Землю. Люди находятся в таком состоянии, что поверят только собственным глазам. А поскольку в ваших интересах продолжать полет, — Лисби остался доволен выбранной формулировкой, — вот что мы сделаем: без возражений примем предложение Хьюита — согласимся вернуться на Землю. И тогда напряжение спадет. А дальнейшее мы сможем обсудить позднее.

Искренность, с которой говорил Лисби, принесла Горди большое облегчение. Он вновь пожалел, что не может оставить Лисби в живых — об этом и речи не шло. Слишком непростой стала ситуация на корабле. Сейчас не до милосердия.

Поскольку у Горди не было больше времени, он быстро сказал:

— Я передам в распоряжение мистера Тельера одну из кают на верхнем уровне и верну ему жену. И сделаю то, что вы предлагаете, как только поговорю со своими людьми.

Он выключил интерком и вскочил на ноги. К нему вновь вернулась уверенность. Горди направился в соседнюю комнату, где женщины приготовили ему завтрак. Он сразу же сообщил Энн Лисби, что она может вернуться к мужу.

К его удивлению, она расплакалась, и Горди понял, что она не желает уходить. Рут и Ильза проводили Энн в спальню, чтобы она собрала вещи.

Марианна принялась ругать мужа.

— Это нечестно! — неожиданно разрыдалась она, но в ее голосе слышался гнев. — Тебе не следовало отсылать Энн.

Поскольку Горди лишь делал ход в сложной игре, реакция жены его позабавила.

— Послушай, — сказал он, — Я возвращаю ее к красивому мужу. Чего еще может желать женщина?

— А теперь ты говоришь глупости! — со слезами сказала Марианна.

Горди не мог продолжать беседу, у него не оставалось времени. Поэтому он так и не узнал, почему поступил глупо. Он решил, что сейчас не станет разбираться с плачущими женщинами: его уже ждали в малом зале.

32

«Интересно, — размышлял Лисби, — зачем Горди отправил меня в каюту? Неужели он хочет, чтобы я встретился с женой?»

Он решил никуда не ходить. Уж слишком легко запереть его в каюте так, чтобы никто об этом не узнал.

Получалось, что капитан Горди хочет нейтрализовать Лисби, пока ситуация в общей спальне не будет взята под контроль. А потом он решит, кого следует убить. Горди потребуется человек, который будет помогать ему управлять кораблем. Лисби вдруг понял, что для капитана безопаснее воспользоваться помощью Миллера или других офицеров Брауна. Миллер лучше подготовлен, кроме того, у него есть еще одно огромное преимущество перед Лисби: он никогда не пытался стать капитаном. Так Лисби пришел к выводу, что Горди уже принял решение: у него самого и его сторонников нет шансов, они будут уничтожены.

Если удастся незаметно устранить Лисби и его приспешников, одновременно договорившись с Миллером, то одним мастерским ударом бывший маленький садовник избавится от всех конкурентов, кроме Эврила Хьюита.

…Пожалуй, сейчас, пока он в центре внимания, Хьюиту ничто не грозит… Судя по быстроте, с которой Горди согласился выпустить Тельера, капитан ужасно торопится…

В этот момент в машинное отделение вошел Тельер.

Друзья молча пожали друг другу руки. Лисби еще раз убедился в том, что за ними никто не следит, и со значением спросил:

— Ты готов?

Тельер потрясенно посмотрел на Лисби.

— Прямо сейчас?

— Сейчас.

— Но ты говорил, что мы находимся в одной сотой светового года от Земли. И все это время корабль продолжал лететь со скоростью света.

— К тому же тормозить челнок будет гораздо медленнее, чем корабль, — согласился Лисби. — Но у нас нет выбора.

— Понятно, — пробормотал Тельер. — А как насчет наших жен?

Лисби удивился. Он никак не ожидал услышать возражения подобного рода. Он схватил Тельера за руку.

— Мы не можем ждать!

Однако Тельер посмотрел ему в глаза.

— Я не хочу оставлять Лу.

— Она в любом случае тебя потеряет. Если ты останешься, тебя убьют…

— Она не поймет.

Такая тревога из-за женщины была непонятна Лисби.

— С каких это пор женщина стала что-то понимать? — раздраженно спросил он.

Слова Лисби показались Тельеру разумными, и он перестал спорить. Однако все еще колебался.

— Наверное, все дело в том, что я даже подумать не могу о том, чтобы покинуть корабль, — удрученно признался он. — Почему бы тебе не остаться и не попытаться сразиться с Горди при помощи твоих знаний?

— Потому что большая часть людей на корабле поддерживает Горди.

— Его можно убить. В конце концов, он отнял у тебя корабль.

— Тогда мне придется сражаться с его сторонниками. Кроме того, если я его убью, на Земле меня могут отдать под суд. Я не хочу рисковать. Мне до смерти надоел космос.

— Неужели мы ничего не можем сделать против такого невежественного человека, как Горди? Ведь мы знаем, как работают механизмы корабля!

— Послушай! — нетерпеливо сказал Лисби. — Без поддержки мы ничего не сможем добиться. Мое восстание против Брауна получило почти всеобщее одобрение. Горди застал нас врасплох. Но люди почувствовали облегчение, когда Горди объявил, что мы возвращаемся на Землю. Они до сих пор не понимают, что он не может туда вернуться, но у нас нет времени им это объяснять. Новое восстание никто не поддержит…

— Получается, ты считаешь, что мысли и чувства толпы имеют какое-то значение.

— Когда люди знают, чего хотят, с ними невозможно бороться.

— Но тогда почему же они терпели столько лет?

— Потому что ничего не знали.

— Тогда они не отличаются умом.

— Верно. Но сейчас они мечтают вернуться на Землю, и их ничто не остановит. Я не хочу оказаться виноватым, когда человек, который не может вернуться — Горди, — попытается их удержать. Он очень хитер и подозрителен, но не понимает, что все стремятся вернуться на Землю. Он еще не убил нас потому, что рассчитывает использовать, но он покончит с нами, думая, что именно мы настраиваем против него толпу. Нам нельзя медлить, пошли!

Неожиданно выражение лица Тельера изменилось, и он вновь с восхищением посмотрел на Лисби. Схватив друга за руку, он воскликнул:

— Ты и в самом деле все продумал! Джон, ты просто чудо.

Он больше не колебался и решительно направился к двери.

— В конечном счете, если ты прав, — добавил Тельер, — они все равно вернутся на Землю, и я еще увижу Лу.

Как только они вышли в коридор, Лисби подтолкнул Тельера, и они побежали. Спустя несколько минут они уже устраивались в челноке, который Лисби заранее подготовил к вылету. Как и другие спасательные шлюпки, челнок занимал отдельный отсек корабля. Они уселись в соседние кресла, и Лисби нажал на кнопку старта.

Внешний люк большого корабля начал медленно открываться. Одновременно распахнулся внутренний люк. Челнок выскользнул в шлюз, внутренняя дверь закрылась, и насосы начали быстро откачивать воздух.

Еще через минуту открылся внешний люк, и мощный механизм катапультировал челнок и двух друзей в открытый космос. После того как они по инерции пролетели несколько миль, Лисби включил главный двигатель, и сразу же началось торможение. Челнок моментально ушел в сторону, и очень скоро «Надежда человечества» превратилась в темное пятно на фоне звезд.

Лисби знал, что на пультах управления капитанского мостика и рубки замигали сигнальные датчики. Однако Лисби было очень хорошо известно, что никто из тех, кто может там находиться, не обратит на них внимания.

Тельер прервал молчание.

— Ты только взгляни на звезды, — тихо сказал он. — Похоже, мы вращаемся.

Взгляд Лисби обратился к показаниям стабилизирующих двигателей. Все в порядке. Он нахмурился и взглянул в иллюминатор. Вне всякого сомнения, происходило что-то непонятное. «Неподвижные» звезды перемещались.

Он положил руки на рычаги управления и слегка изменил курс. Маленький кораблик превосходно реагировал, сначала свернув вправо, а потом влево. Затем Лисби вновь включил автопилот. Челнок подчинялся любому приказу.

А звезды продолжали свое медленное вращение. За долгие годы, проведенные в космосе, Лисби ни разу не наблюдал такого явления. Более того, самым неприятным в длительном пребывании в космосе было то, что ничего никогда не менялось. Проходили долгие годы, и несколько «ближайших» звезд перемещались всего на пару градусов. Лишь в тех случаях, когда сам корабль начинал вращаться, звезды приходили в движение.

А теперь все звездное небо перемещалось прямо у них на глазах. Во всяком случае, возникало такое впечатление. Наблюдая за этим фантастическим явлением, Лисби заметил, что большая туманность и отдаленные созвездия остаются неподвижными.

Это доказывало, что звезды и в самом деле двигались. Даже если туманность перемещалась с такой же скоростью, как ближайшие звезды, они не смогли бы это заметить. Уж слишком далеко находилась туманность. А если бы ее звезды начали перемещаться со скоростью нескольких десятков световых лет в секунду, они все равно ничего бы не увидели.

Таким образом Лисби окончательно убедился в том, что движение звезд не является плодом его воображения.

— Ну и как понять это явление? — смущенно спросил Лисби.

В голову ему приходило единственное объяснение: звезды действительно движутся относительно челнока.

Он не осмелился произнести эту мысль вслух.

Прошел час, потом два. Прошло много часов.

Впереди, в темноте, возникла звезда. Лисби решил, что это земное Солнце. Его встревожило, что звезда начала тускнеть прямо у них на глазах и, хотя они к ней приближались, ее размеры неуклонно уменьшались. Но еще больше Лисби смущал тот факт, что звезда продолжала медленно перемещаться. Ему периодически приходилось слегка сдвигать сканеры, чтобы удерживать ее в центре экрана.

Лисби был совершенно сбит с толку. Если верить показаниям приборов, они летели к Солнечной системе почти со скоростью света.

И все же Солнце удалялось, словно его скорость была еще выше.

Прямо на глазах у Лисби скорость движения звезд начала постепенно увеличиваться. Поскольку все они смещались в одном направлении, у него возникло ощущение хаоса.

С каждым мгновением картинка, разворачивающаяся перед ними, становилась все безумнее.

33

Горди пригласил Хьюита подняться вместе с ним на капитанский мостик.

Их сопровождали старшие офицеры Брауна — Миллер, Селвин и Миндель, а также несколько ученых. Среди них были Клайд Джозеф, глава астрономов, и его заместитель Макс Хук.

Чуть поодаль держались пятеро подручных Горди. Каждый из них был вооружен двумя бластерами.

Не меньше минуты вся компания молча наблюдала за вращающимися звездами, а потом Хьюит заметил, как засияли глаза главного астронома.

— Джентльмены! — с благоговением проговорил он. — Мы стали свидетелями удивительного зрелища, люди и не мечтали увидеть подобное — во всяком случае, ни один астроном, который считает незыблемыми законы пространства-времени.

Тут только Джозеф обратил внимание на остальных людей, на напряжение в их позах — все они не сводили с него глаз. Он вопросительно посмотрел на Хьюита, а затем повернулся к Горди и сказал:

— Что вы хотите знать, капитан?

Горди издал сдавленный звук.

— Что происходит? — резко спросил он.

— Вселенная перемещается со скоростью миллионы световых лет в секунду.

Джозеф немного помолчал, словно только что сам осознал смысл сказанного. Должно быть, он впал в шоковое состояние, поскольку добавил:

— Надеюсь, вы дадите мне возможность тщательно изучить это уникальное явление.

Затем по выражению разгневанного лица Горди он сообразил, что капитан относится к происходящему иначе.

Джозеф оглядел молчащих людей, напряженно ожидающих его объяснений, и на его круглом лице отразилось понимание.

— Не тревожьтесь, джентльмены! Если вы опасаетесь, что звезды от нас убегут, вам не о чем беспокоиться. Этот процесс может продолжаться миллиард лет.

И вновь он замолчал. До Джозефа стало доходить, что все эти люди ждут от него совсем других слов.

Неожиданно Хьюит успокоился и дружелюбно сказал:

— Мистер Джозеф, число, которое вы назвали — миллионы световых лет, — показывает, что мы попали в беду, ведь мы всего лишь люди. Мне очень страшно. Увидим ли мы когда-нибудь Землю, и если да, то как? Вот что сейчас больше всего нас тревожит.

Джозеф продолжал удивленно моргать. Через несколько мгновений он смущенно ответил:

— Солнце удаляется от нас достаточно медленно. Я бы осмелился предположить, что речь идет не только о феномене изменения скоростей.

— Иными словами, — заговорил потрясенный Хьюит, — вы утверждаете, что речь идет о растяжении времени в невероятных пропорциях. Я не в силах даже представить себе данного процесса.

— Быть может, чем быстрее я начну свои исследования… — извиняющимся тоном проговорил Джозеф.

— А где же планеты? — вскричал Горди, — Вот что мы хотим знать. Что произошло с Землей, Марсом, Венерой, Юпитером и… остальными? Их нет!

Сейчас его гораздо больше интересовал этот факт, чем скорость разбегания звезд. Земля являлась его главной целью. А в данный момент, в отличие от остальных, он совсем не спешил на нее попасть.

Однако он очень хотел, чтобы Земля оказалась на месте, когда они наконец туда прилетят.

И вновь в голосе Джозефа послышались извиняющиеся нотки.

— Вероятно, они на прежних местах, сэр, но вращаются вокруг Солнца с такой высокой скоростью, что мы попросту не в силах их заметить. Полагаю, если мы присмотримся повнимательнее, то увидим световые кольца. Мгновенно фиксирующие камеры наверняка сумеют получить изображение планет.

— Так сделайте снимки, — сквозь стиснутые зубы прошипел Горди. — Проклятье! Сделайте их и пришлите мне.

Через несколько часов Горди получил фотографии всех планет. Джозеф написал небольшую сопроводительную записку:

«Дорогой капитан!

Клайд Джозеф».

Солнечная система удаляется от нас под углом к направлению нашего движения. Этот угол возник в связи с тем, что система по-прежнему движется в направлении Овна, а мы приближаемся к ней с другой стороны.

Нам следует принять во внимание рассказ мистера Хьюита о том, как „Надежда человечества“ появилась в Солнечной системе, догнала Землю и вошла в атмосферу — при этом создалось впечатление, что корабль движется со скоростью нескольких миль в час. Однако „Надежда человечества“ перемещалась со скоростью, превышающей скорость света.

Теперь, когда мы начали торможение, Солнечная система стала от нас убегать. Таким образом, мы получили логическое объяснение происходящего.

Кроме того, создается впечатление, что после того, как мы вновь пересекли световой барьер, наше восприятие времени изменилось, но тем не менее для нас еще не все потеряно.

Если мы не хотим упустить наше Солнце, я рекомендую увеличить скорость, после чего решить, что делать дальше.

Горди нетерпеливо просмотрел фотографии. Он уже собрался отложить их в сторону, когда одна из них привлекла его внимание. Он вытащил ее из пачки и принялся рассматривать более внимательно.

Камера сфотографировала часть корпуса «Надежды человечества». На темном фоне сияли тысячи звезд. На обратной стороне фотографии было написано рукой Джозефа: «Вид на созвездие Овна, к которому перемещается Солнечная система».

Тут все было понятно.

Но в нижней части фотографии Горди заметил белое пятнышко — казалось, оно каким-то образом связано с корпусом корабля.

Вот что написал относительно этого феномена Джозеф на оборотной стороне фотографии: «Я не знаю, что это за объект. Возможно, часть пленки случайно засветилась. Однако я бы не стал утверждать наверняка, что мы имеем дело с дефектом фотографии, — уж слишком необычными являются наши обстоятельства».

Горди также не сумел сделать никаких выводов. Поэтому он пожал плечами и отложил фотографию в сторону. От обилия непонятных научных гипотез у него кружилась голова. Однако Горди продолжал считать, что именно он должен оставаться капитаном и руководить исследованиями. Ученые будут ему отчитываться, а он решать, что делать и когда.

Он сказал Харкорту, принесшему фотографии:

— У нас полно научных мозгов, чтобы решить все проблемы.

И с легкостью отмахнулся от явления, не имевшего аналогов в истории человечества.

Впрочем, Горди получил именно ту информацию, которую хотел получить.

— Собери всех в большом зале советов, — приказал он. — И позаботься о том, чтобы наши парни были вооружены. Скажи им: если потребуется, они могут открывать огонь на поражение.

— Вы хотите собрать всех? — удивленно спросил Харкорт. — И даже тех, кто находится на нижней палубе?

— Всех. После обеда.

Всем собравшимся в большом зале показали увеличенные фотографии планет, а потом Джозеф объяснил, что все это значит. Когда он закончил, вперед выступил Горди.

— А теперь, друзья мои, — сказал он, — я поясню, что все это значит. Мы не сможем приземлиться до тех пор, пока не решим проблему, с которой столкнулись. Я обещаю вам, что наши лучшие ученые и инженеры приложат все силы для решения этой задачи, и, — он указал на Хьюита, который сидел в переднем ряду, — я не сомневаюсь, что мистер Хьюит окажет нам всяческую поддержку, ведь он превосходно знает наш корабль.

Он поманил к себе Хьюита и вежливо предложил:

— Вы не подниметесь ко мне, сэр?

Хьюит с мрачным видом поднялся на сцену. Его тревожила легкость, с которой Горди манипулировал собравшимися.

— Мистер Хьюит, — все так же вежливо продолжал Горди, — расскажите, пожалуйста, как вы попали на наш корабль?

Когда Хьюит закончил, Горди спросил:

— Как вы считаете, нельзя ли воспользоваться вашим методом в обратном направлении и доставить всех нас на Землю?

Если такая возможность и существовала, то Хьюит не собирался о ней рассказывать — у него были совсем другие планы.

— Поскольку мы до сих пор не знаем, что произошло на самом деле, я отвечу вам отрицательно. Я пытался представить параметры пространства-времени в тот момент, когда поднялся на борт «Надежды человечества», — ну, например, каковы физические и химические законы, действующие на меня и на корабль. И не сумел получить удовлетворительного ответа. Я согласен с мистером Джозефом, который предлагает пуститься в погоню за Солнечной системой, а все решения принимать, когда наступит какая-то ясность.

Горди выступил вперед и оказался рядом с Хьюитом. Он улыбался. Но его охватила тревога. И, хотя он не видел никакого вреда в предложении Джозефа и Хьюита, он вдруг вновь заподозрил зреющий заговор. Тот факт, что Джозеф и Хьюит сошлись в своих рекомендациях, показался Горди важным и зловещим. У него возникло ощущение, что ученым известно много больше, чем они говорят.

Но сейчас ему ничего не оставалось, как согласиться.

— Я назначаю мистера Хьюита и мистера Миллера ответственными за разгон корабля. Мы отправляемся в погоню за Солнечной системой.

Он повернулся к Хьюиту и небрежно спросил:

— Кстати, как идут дела у мистера Лисби? Он закончил починку двигателей?

Хьюит уже успел осмотреть двигатели и понять, чем занимался Лисби.

— Пока удалось снять приборную панель, но к началу периода сна все работы будут закончены.

— Тогда действуйте! — напутствовал Горди и объявил, что собрание закончено.

Вернувшись в свою каюту, Горди уселся в любимое кресло и с мрачным удовлетворением сказал Харкорту:

— А теперь пришла пора избавиться от Хьюита. Он пытался заручиться всеобщей поддержкой, но у него ничего не вышло.

Прежние подозрения успели превратиться в уверенность.

— С тех пор, как сбежал Лисби, он остается единственным источником опасности.

Мысль о Лисби заставила его покачать головой.

— У Лисби есть голова на плечах. Он разгадал мои намерения. Но я даже рад, что ему удалось унести ноги — если, конечно, он не потерялся в этой вращающейся Вселенной. — Он сменил тему: — На, выпей!

Пока Горди беседовал с Харкортом, Ильза разливала вино. Он обращал на нее внимания не больше, чем на предмет мебели. Горди и сам не заметил, когда изменилось его отношение к женщинам. Все чаще и чаще он вел себя так, словно их мнение не имело ни малейшего значения.

— Смерть Хьюита должна выглядеть как несчастный случай, — продолжал он, игнорируя Ильзу. — Но нам нельзя терять времени. Разберись с ним до наступления утра. Лучше всего представить дело так, будто в его машине произошло короткое замыкание и она взорвалась.

— Мне будет довольно трудно провернуть это дельце, — с сомнением пробормотал Харкорт.

— Не будь дураком, — презрительно бросил Горди. — Не имеет значения, как все будет проделано, важно найти лазейку. Нужно просто смутить этих болванов, больше ничего не требуется. А если кто-нибудь станет задавать вопросы, его всегда можно запугать.

Однако Харкорт только угрюмо качал головой. Горди нахмурился.

— Послушай, — решительно сказал он, — нам необходимо покончить с Хьюитом. И не спорь со мной!

— Я не спорю, босс, — запротестовал Харкорт. — Я лишь размышляю о том, как это сделать. Поскольку вы не отобрали его капсулу, никому не известно, что в ней. Я попробую ее взорвать, но еще не знаю, каким способом.

— Я оставил ему капсулу, потому что не хотел вызывать у него подозрений.

— Вот что я сделаю, — увереннее заговорил Харкорт. — Переговорю с парочкой парней, а потом спущусь в машинное отделение, когда Миллер и Хьюит начнут торможение. И с этого момента буду все время оставаться рядом с Хьюитом. Я последую за ним в его каюту. В коридоре ко мне присоединятся наши ребята. А ближе к утру мы проберемся внутрь и займемся им вплотную. Как, подойдет?

— Звучит неплохо, — сказал Горди.

В этот момент женщина выскользнула из комнаты. Тут только Горди вспомнил о ее существовании.

— Как только мы избавимся от Хьюита, я возьму себе этих женщин. Жену Лисби мне уже вернули. Поскольку она с самого начала не хотела уходить, я решил возвратить ей статус жены капитана. Если она сама так хочет, я не против.

Он бросил циничный взгляд на своего подручного.

— А теперь слушай меня внимательно. Я решил позволить нашим парням взять вторую жену. Пусть каждый выберет себе несколько кандидаток и придет ко мне. И мы вместе решим, кто кому подходит. Я запрещаю трогать жен тех мужчин, которые нам необходимы, кроме того, у нас могут возникнуть проблемы, если кто-то захочет заполучить совсем молодую девочку. Но пока это секрет.

Глаза Харкорта заблестели.

— Могу я взять жену Тельера?

— Завтра ты ее получишь, — небрежно сказал Горди. — А теперь вперед!

И воодушевленный Харкорт помчался выполнять приказ.

34

Как ни странно, Хьюит довольно быстро нашел общий язык с Миллером. Совместная работа позволила им преодолеть неприязнь друг к другу, возникшую в первый момент.

Они с огромным интересом изучили удивительные изменения, которые сделал Дзинг в ускорителе частиц.

Их поразила простота метода перемещения частиц при помощи изменения угла наклона антигравитационных пластин.

Теперь генератор антигравитации был теоретически способен компенсировать ускорение чуть ли не в сотни или даже тысячи g.

Однако это открытие вызвало у них не только восхищение, но и страх: они понимали, что с такими могучими силами следует обращаться осторожно.

Они аккуратно повторили тесты, сделанные ранее Лисби, постепенно увеличивая ускорение до 12 g — естественно, 11 g мгновенно компенсировались. Глаза у них блестели — так надежно функционировала вся система; а когда работа была закончена, они почти дружески пожали друг другу руки.

Миллер заявил, что ему необходимо доложить о результатах Горди, и удалился. Из-за присутствия Харкорта Хьюит не стал сразу же покидать машинное отделение. Интуиция подсказывала, что ему следует ждать от этого человека неприятностей.

Первым делом он незаметно засунул в карман небольшой гаечный ключ. Затем, делая вид, что изучает панели, снятые Лисби, вытащил маленький сосуд с редким ядовитым газом и сунул в другой карман. В случае опасности он успеет бросить его под ноги Харкорта, яд вызовет спазмы, и он воспользуется гаечным ключом.

Ничего лучшего Хьюит придумать не смог.

Затем он отправился в офицерскую каюту, которую ему предоставил Горди. Хьюит заметил, что Харкорт на некотором расстоянии следует за ним.

Тогда он остановился и решил его дождаться. Когда тот поравнялся с ним, Хьюит спросил:

— Почему бы нам не идти вместе?

Харкорт пробормотал что-то невнятное, однако возражать не стал, и они зашагали рядом. Наконец они подошли к каюте Хьюита, и тот отпер дверь, чувствуя, что Харкорт стоит у него за спиной.

— Я могу чем-нибудь вам помочь? — вежливо спросил Хьюит.

Харкорт сделал вид, что ему нечего скрывать.

— Я должен за вами присматривать, мистер Хьюит, чтобы у вас не возникло неприятностей. Я буду в одной из соседних кают и оставлю дверь открытой. Если что, сразу же зовите меня. Договорились?

Все выглядело вполне нормально, но Хьюит вошел в свою каюту с неприятным чувством. Он понимал, что нужно что-то делать.

В его голове возникал один дикий план за другим. Пожалуй, лучше всего забраться в танк-скафандр и выехать в коридор. Если Харкорт попытается в него стрелять, он просто его раздавит.

Скафандр выдержит выстрел в упор из любого оружия.

Приняв решение, он двинулся в сторону второй спальни, где находился скафандр, — и замер на месте.

Он услышал негромкий звук, который доносился из его спальни!

Хьюит схватился за гаечный ключ, но тут же облегченно вздохнул, когда увидел, что из спальни выходит Рут. Она прижала палец к губам, заставив его подавить удивленное восклицание.

Рут шепотом рассказала ему, что Ильза подслушала план его убийства.

— Если уж выбирать, то я выбираю вас! — сказала она в заключение.

Хьюит, чей разум уже начал искать выход из создавшегося положения, заставил себя обратить внимание на Рут. Она сказала, что сделала свой выбор!

Он пришел в замешательство. С его стороны это был лишь ход в сложной игре. Хьюит всегда верил в моногамию. Он внимательно посмотрел на Рут. Ее щеки раскраснелись, она избегала смотреть ему в глаза — нет, для нее и остальных женщин это не игра.

— Я знала, что должна попасть сюда до того, как вы с Харкортом вернетесь. Так что теперь вам придется придумать, что со мной делать дальше… И еще я принесла это!

Она засунула руку в складки платья, вытащила маленький бластер и протянула его Хьюиту, который с благодарностью принял оружие. Теперь, когда он зажал рукоять в ладони, страх немного отступил.

Пожалуй, стоит изменить план.

Хьюит быстро объяснил Рут, что ей следует делать: спрятаться в его спальне, подождать, когда они с Харкортом войдут в соседнюю комнату, после чего выскользнуть в коридор.

— И не забудь снять туфли, — предупредил Хьюит, — чтобы двигаться бесшумно…

Она послушно направилась к спальне, но перед дверью остановилась. Смущенно посмотрев на него, Рут тихо спросила:

— Меня выбрали?

К горлу Хьюита подкатил комок. «Это космос так повлиял на женщин, — подумал он. — Ужасающая пустота космоса сделала их уязвимыми, лишила уверенности в себе». Он интуитивно догадался, что слов сейчас будет недостаточно. Рут необходимо приласкать. Он подошел к ней, взял за руку, коснулся плеча.

— Да, ты выбрана, — тихо произнес он.

На красивом лице выразилось облегчение. Рут моментально успокоилась и стала прежней практичной женщиной.

— Мне лучше уйти! — сказала она, а потом посмотрела ему в глаза. — С вами все будет в порядке?

Хьюит отпустил ее руку.

— Я постараюсь, чтобы все кончилось хорошо, — ответил он. — Встретимся позже.

— Мы будем тебя ждать! — прошептала Рут, быстро скрылась в спальне и закрыла за собой дверь, оставив маленькую щелочку.

Хьюит положил бластер и гаечный ключ в карман и открыл дверь в коридор. Затем он высунулся наружу и позвал Харкорта, сидевшего в одной из соседних кают за приоткрытой дверью.

— Вы не могли бы мне помочь, мистер Харкорт? — позвал Хьюит.

Харкорт встал на ноги и, тяжело ступая, подошел к Хьюиту.

— Что я должен сделать?

— Мне нужно кое-что наладить в моей машине.

— Вы куда-то собираетесь? — спросил Харкорт и неуверенно подошел к каюте Хьюита.

Харкорт не умел спонтанно менять планы. По просьбе Хьюита он зашел в пустую спальню.

— Эй! — воскликнул он, увидев бластер, который навел на него Хьюит.

Лицо Харкорта исказилось от ужаса, и он медленно поднял руки.

Через несколько минут Хьюит уже мчался на своем маленьком танке — он очень торопился.

35

Взволнованный Лисби разбудил Тельера.

— Эй! Я понял истинную природу Вселенной.

Худощавое умное лицо его друга слегка оживилось, бесцветная кожа перестала быть мертвенно-бледной.

— Как ты сказал?

Когда Тельер, потирая глаза, сел, Лисби повторил свои слова, а потом добавил:

— Теперь мы можем сделать все, что пожелаем: сесть на Землю, захватить корабль… все, что душе угодно.

Тельер покраснел.

— Ради бога, Джон, — прошептал он, — ты серьезно? Ты же знаешь, с каким уважением я всегда относился к твоим идеям.

— Послушай, — нетерпеливо повторил Лисби. — Во-первых, мы кое-что видели сами или слышали точное описание…

И он обратил внимание Тельера на отдельные аспекты их путешествия, связанные с физикой пространства: исходная невозможность разгона частиц до скорости света, открытие при помощи карнов правильной модели…

— А еще история, рассказанная Хьюитом, — заявил в заключение Лисби, — о прибытии «Надежды человечества» в Солнечную систему в необычном состоянии пространства-времени, которое, как выяснилось, означало, что корабль перемещался в собственном пространстве со скоростью, превышающей скорость света. Наконец, когда корабль начал тормозить и его скорость стала равна скорости света, Хьюит неосмотрительно перешел в мир корабля…

Лисби немного помолчал.

— Таковы факты, верно? — резко спросил он.

Тельер кивнул, не сводя горящих глаз с друга.

— На самом деле, это еще не все, — продолжал Лисби. — Например, время и давление сжались в отношении девятьсот семьдесят три к одному. Но снаружи корабль по-прежнему сохранял свою прежнюю форму. А размеры коридора уменьшились лишь в три раза. Теперь я все понимаю.

— А нам какая от этого польза?

— Посмотри! — воскликнул Лисби.

И пропал.

Исчез внутри крошечного челнока, находящегося среди бескрайних просторов космоса… Тельер принялся судорожно озираться, а потом услышал шум у себя за спиной и обернулся. Там стоял Лисби с торжествующей улыбкой на счастливом лице.

Однако улыбка тут же исчезла, и Лисби помрачнел.

— Мы возвращаемся на корабль! — воскликнул Лисби.

— Зачем? — удивился Тельер.

Стальные глаза посмотрели на него.

— За твоей женой — и за моей… Чтобы проследить за посадкой корабля… Мы об этом не думали, ведь речь шла о жизни и смерти. Но теперь все изменилось.

Тельер благодарно сжал его руку.

— Ты настоящий друг! — сказал он. — Но ради бога, расскажи мне, что тебе удалось открыть.

— Прежде стартуем, — сказал Лисби. Он повернулся к панели управления и продолжал: — Теоретически мы можем оказаться там уже в следующее мгновение. Машина может. Но вспомни, что произошло с Хьюитом: у него возникло ощущение, что его сжимают. Человеческие клетки не могут долго выдерживать сжатие. Поэтому мы должны принять постулат, что жизни требуется время.

— Но…

— Вселенная есть фикция, — через несколько мгновений сказал Лисби. — Вот в чем ее тайна! Послушай…

И он описал субъективное пространство, по существу состоящее из уровней движения. В этой Вселенной жизнь началась с того, что вцепилась в частицы мертвой материи. И со своего не слишком надежного наблюдательного пункта, подобно жуку, попавшему в водоворот и ухватившемуся за соломинку, она созерцала себя и вселенную.

Она осторожно исследовала могучие потоки движения, заключая себя в герметичные контейнеры, чтобы иметь возможность противостоять энергии на нижних уровнях, верхних уровнях и на сверхсветовых скоростях.

Здесь, в среде бесконечного расширения и нулевых величин, мы имеем дело с нормальными пространством и временем. «Ниже» находится мрак остановки движения и мертвой материи. «Выше» — бесконечный, лишенный времени свет вечности.

Когда жизнь в герметичных контейнерах — космических кораблях — пересекает разделяющую границу и попадает в состояние нормы, барьеры исчезают. Как если бы человек выполз из темного колодца и оказался на лугу, а над головой у него — голубое небо. Законы, управляющие лугом, отличаются от законов колодца, хотя и имеют нечто общее с ними.

— Теоретически, — продолжал свои откровения Лисби, — мы можем мгновенно перейти от состояния покоя к движению со скоростью, в миллионы раз превышающей скорость света. Но, как я уже говорил, с практической точки зрения внутреннее движение клеток слегка нас тормозит. На некотором уровне мы испытываем страх, хватаемся за перила и держимся изо всех сил. Я намерен с уважением отнестись к чувствам наших клеток, — добавил Лисби, — и продолжать движение осторожно.

Тельер с недоумением уставился на Лисби.

— Я не понял, — признался он. — Ладно, я готов согласиться, что состояние пространства-времени за пределами скорости света является нормой. Да, я там побывал. Но со мной не произошло ничего такого, о чем я мог бы рассказать.

— Все дело в том, что ты все время сохранял неподвижность, — ответил Лисби. — И не был настроен на посадочное устройство, которое управляется мысленными импульсами.

Тельер безучастно посмотрел на него.

— Неужели ты хочешь сказать, что все это время связь сохранялась? — выпалил он после некоторой паузы.

— Нет. Но как только меня допустили к двигателю, я сразу же восстановил контакт.

Лисби объяснил Тельеру, что перед тем, как покинуть корабль, он постарался принять меры предосторожности. И почти сразу же сообразил, что посадочный механизм челнока, которым можно управлять с капитанского мостика «Надежды человечества», позволит им — если потребуется — управлять большим кораблем, находясь в челноке.

— Я всего лишь пытался предвидеть все варианты развития событий, — признался Лисби. — Представил себе, что Миллеру приказали нас догнать, поэтому сделал так, чтобы в решающий момент перехватить управление. Ничего другого мне в голову не пришло. Ну а все остальное я придумал, когда вспоминал, что произошло с Дзингом.

— Разве он не взорвался?

— Да, так выглядело.

— Но в коридоре все было изуродовано, взрыв разнес его на мелкие осколки, практически лишенные массы.

— А тебе это не показалось странным? — слабая улыбка Лисби получилась напряженной.

— Ну… — Тельер недоуменно пожал плечами.

Глядя в лицо своего друга, Лисби вдруг понял, как трудно человеку отойти от привычных стандартов мышления. Вероятно, его мозг обрел такую способность из-за того, что сам Лисби находился под постоянным контролем со стороны семейства Браунов. Его вечно подстегивали страх, ярость, зависть, уверенность в собственной правоте… Общая картина вдруг предстала перед ним в удивительно четком свете.

А Тельеру все приходилось объяснять — шаг за шагом.

Лисби впервые испытал сомнения. Быть может, не следует ничего рассказывать Тельеру. Он встал, пытаясь принять окончательное решение.

Осталось поделиться фантастической, но удивительно простой мыслью, тесно связанной с базовой структурой Вселенной — и вполне объяснимой. Когда Лисби активизировал систему самоликвидации Дзинга, он уничтожил робота. В качестве доказательства остались иссеченные осколками стены, потолок и пол коридора. Но карн находился в состоянии нормы, когда это произошло.

Дзинг все время существовал вне пространственно-временных ограничений «Надежды человечества». На робота не действовало ускорение в 4 g. Еще одним важнейшим фактом являлись почти невесомые осколки тела робота, что очень хорошо соответствовало природе материи, разогнавшейся до световой скорости, о которой говорил Браун. Иными словами, теория сжатия Лоренца — Фицджеральда в полной мере применима к данной ситуации.

Поэтому, пока Тельер спал, Лисби засунул руку в карман и включил кнопку посадочного механизма, позволив его энергии усилить свой разум.

В тот же миг Лисби перешел в нормальное состояние Вселенной — за барьером световой скорости. Благодаря открытию Хьюита он сразу же установил соотношение времени 973:1. Лисби решил, что клетки человеческого тела — возможно, всех тел — при таких показателях находятся в состоянии равновесия. Ему совсем не хотелось вступать в противоречие с естественными законами, пока эксперимент не будет тщательно подготовлен.

В миг наивысшего восторга ему захотелось разбудить Тельера и рассказать ему о своем великом открытии, но теперь, когда возбуждение спало, он передумал.

Лисби повернулся, посмотрел на друга и спокойно сказал:

— Арманд, я вижу, тебе необходимо время, чтобы осмыслить новую информацию.

Тельер ничего не ответил. Момент восторга прошел, и в поведении Лисби появилась знакомая жесткость, которая его всегда удивляла. Тельер вдруг понял, что его друг, несмотря на множество привлекательных качеств, по сути своей диктатор… и ничего хорошего в этом нет.

— Остальное я расскажу тебе позднее, — дружелюбно пообещал Лисби.

Но так ничего и не рассказал Тельеру.

36

В глазах Горди что-то вспыхнуло. Он пошевелился во сне и проснулся.

Его спальня была ярко освещена. Он заморгал и, как только глаза привыкли к свету, увидел Хьюита и полдюжины людей, одетых в форму… Горди не поверил своим глазам. Он узнал серо-голубой цвет, знакомый ему по старым фильмам.

Космический патруль!

Один из людей в форме, немолодой мужчина с суровым лицом, сказал баритоном:

— Мистер Горди, вы арестованы и немедленно покинете корабль.

Двое других мужчин в форме шагнули к нему, и через мгновение Горди ощутил на запястьях холод металла. Наручники защелкнулись.

Горди удалось сесть. Он мучительно старался стряхнуть остатки сна. Потом он посмотрел на блестящий металл наручников, и ему показалось, что ему снится кошмар.

Человек в форме обратился к Марианне:

— Если пожелаете, вы можете сопровождать вашего мужа на Землю, миссис Горди.

— Нет. Нет-нет… — ее голос прозвучал высоко и неестественно. — Я останусь здесь…

— Это ваше право, мадам. Мистер Хьюит решил, что путешествие будет продолжаться. Вы одна из немногих, кому позволено остаться на корабле.

Сильные руки заставили Горди встать.

— Пошли! — приказал кто-то.

Горди начал сопротивляться.

— Эй! — возмутился он, пытаясь вырваться.

Человек с суровым лицом сделал небрежный жест мужчинам, которые держали Горди, они молча подняли его и вынесли из спальни в гостиную.

На пороге второй спальни Горди увидел трех остальных женщин — Рут, Ильзу и Энн, — все они были в ночных рубашках. К ним подошла женщина в форме космического патруля и сказала:

— Прошу вас одеться, леди!

Рут кивнула и увлекла остальных обратно в спальню. Дверь за ними закрылась.

Теперь Горди заметил еще двух мужчин в форме, стоявших у двери, ведущей в коридор. Они отступили в сторону. И тут же в каюту вошли Харкорт и еще один человек Горди в сопровождении четверых патрульных. Подручные Горди были скованы наручниками друг с другом. Оба выглядели ошеломленными и сначала даже не заметили Горди.

Патрульные о чем-то тихо переговорили с Хьюитом и вышли.

В течение следующего часа все восемнадцать людей Горди были арестованы и приведены в каюту капитана. Когда их собрали вместе, Хьюит попросил патрульных отойти и обратился к арестованным.

— Фотография с пятнышком в углу стала ключом, — начал он. — Я с самого начала понял, что пятно появилось не случайно. Когда я изучил его увеличенное изображение, в чем мне любезно помог астроном Джозеф, то увидел, что это секция земного спасательного корабля «Молли Д». Как только я открыл шлюз и вышел наружу, мои предположения подтвердились.

Хьюит немного помолчал, с довольным видом глядя на арестованных.

— У нас нет научного объяснения двойственной природы пространства-времени, — продолжал Хьюит. — В нашей ситуации имеется несколько удивительных обстоятельств. К примеру, когда я вчера стоял на мостике «Надежды человечества», нам всем казалось, что Солнечная система находится на расстоянии множества квадриллионов миль. Однако наблюдения из бортового иллюминатора «Молли Д» показывали, что мы все еще в пределах Солнечной системы. Более того, я видел Землю, и она выглядела совершенно нормально. Итак, мы можем сделать вывод, что некоторые из существ, с которыми вы встречались в космосе, сумели решить задачу пространства-времени. Нам очевидно, что «Надежда человечества» должна оставаться в космосе до тех пор, пока человечество не откроет для себя эти законы. Несколько ведущих ученых Земли согласились перейти к нам на борт, чтобы оказать необходимую помощь. Мы также можем рассчитывать на участие в экспериментах других специалистов и экспертов. Естественно, для поддержания порядка на корабле останется подразделение космического патруля. Некоторые солдаты и офицеры прибудут на борт «Надежды человечества» вместе с семьями. Как только все они поднимутся на борт, «Молли Д» улетит и мы вновь останемся одни. Что касается вас…

Хьюит сделал паузу, чтобы убедиться в том, что его слушают внимательно.

— Насколько мне известно, никому из вас не будет предъявлено обвинений. Ученые изучат историю корабля как новое социальное явление. Но мы не хотим, чтобы вы здесь оставались.

Хьюит повернулся к офицеру патруля.

— Пожалуй, я закончил, — сказал он.

После того как Горди и его соратников вывели из капитанской каюты, Хьюит вошел в спальню, где его ждали успевшие одеться женщины.

— Успокойтесь, — сказал он. — Все будет хорошо. Почему бы вам не позавтракать? А у меня еще много дел.

Не пускаясь в дальнейшие объяснения, Хьюит вышел из каюты. Он предвидел, что женщинам понадобится время, чтобы привыкнуть к изменившейся ситуации. Впрочем, такая же проблема возникнет и у многих других.

В течение всего переходного периода Хьюит не появлялся в капитанской каюте… На восьмой день прибыл патрульный катер с первой партией новых пассажиров.

Среди них был и внушающий восхищение Питер Линден.

— Молодой человек, — сказал он Хьюиту, сохраняя серьезное выражение лица, хотя в его глазах плясали чертики, — возникшие многочисленные сюрпризы пространственно-временного характера заставили меня наконец взглянуть на математические труды Джона Лисби Первого. Я сообщил Объединенному правительству Запада, что его теории и выводы потрясли меня до глубины души, и я полагаю, что с Солнечной системой может что-то случиться. Возможно, Солнце и в самом деле ждут изменения. Кстати, как звучит фраза, над которой так часто смеялись в последние годы? «Некоторые аспекты переменных звезд»? Нам нужно что-то делать по этому поводу.

Хьюит, который долгие годы страдал из-за того, что никто его не понимал, а его теории поднимали на смех, ничего не ответил. К тому же у него не было простого решения.

37

Лисби и Тельер почти мгновенно вернулись на «Надежду человечества». Лисби перешел во временной режим 973:1, поэтому их появления никто не заметил.

Когда челнок подошел к шлюзу, Лисби вернулся в корабельное время. Он намеревался быстро попасть внутрь, что и было сделано. Но теперь он нервничал. Как только челнок занял свое место в ангаре, Лисби открыл шлюз и выбрался наружу — однако он вновь перешел в другой масштаб времени.

И сразу же направился на капитанский мостик, прихватив с собой инструмент, позволяющий ускорять время. Первым делом он переключил тумблер, показывающий, что челнок занял свое место в ангаре.

Затем он направился в каюту Тельера и в буквальном смысле материализовался перед его женой. Ему пришлось потратить некоторое время, чтобы объяснить, чего он хочет.

Женщина долго не могла прийти в себя. Она то закрывала свои серые глаза, то снова открывала их, смотрела на Лисби, но была не в состоянии поверить в его появление. И все время повторяла, что скучает по мужу.

В итоге она немного успокоилась и уже спустя несколько минут принялась возбужденно рассказывать о появлении незнакомцев. Тут Лисби заинтересовался, решив расспросить ее подробнее. Впрочем, он подумал, что это может подождать.

Наконец она закончила свой сбивчивый рассказ, несмело улыбнулась и спросила:

— Так что мне делать?

Он хотел, чтобы она собрала свои вещи и вместе с ним отправилась к челноку.

Это заняло некоторое время. Вскоре Лисби отвел ее в челнок, к мужу. Оставив супругов Тельер вдвоем, Лисби вернулся, чтобы осмотреть корабль, и увидел вновь прибывших. Он решил, что должен понаблюдать за ними — Лу Тельер так и не смогла толково объяснить ему, кто они такие.

…Офицеры космического патруля и штатские.

Лисби проследил их путь до «Молли Д» и попытался понять, что происходит на корабле. И довольно быстро догадался, что «Надежда человечества» готовится к новому путешествию: вновь прибывшие занимали каюты, несколько семей привезли с собой вещи.

Спрятавшись в пустом контейнере, Лисби на одном из катеров «Молли Д» спустился на Землю.

И вот он на поверхности планеты, двумя ногами стоит на настоящей земле. Большую часть первого дня он в режиме обычного времени бродил по улицам, наблюдал за движением транспорта, читал газеты. Перейдя в режим быстрого времени, он зашел в банк, где клерк работал с наличными деньгами. Лисби взял тысячу долларов и спокойно удалился. Пройдут месяцы, прежде чем кто-нибудь обнаружит пропажу.

Он вернулся в режим обычного времени, снял номер в роскошном отеле, насладился невероятно вкусным ужином. Позднее в баре отеля он познакомился с хорошенькой молодой женщиной, которая также остановилась в отеле. Вечером они поднялись в его номер. В течение нескольких часов он слушал ее болтовню, стараясь осмыслить реалии этого мира. Утром они вместе позавтракали, и Лисби сделал ей дорогой подарок. После чего они расстались.

В утренних газетах было написано, что Горди арестован.

Лисби с волнением прочитал отчет. Было решено, что космический патруль станет следить за порядком в течение всего путешествия, даже если оно займет пять поколений. Как бы долго ни продолжался полет, экипаж должен принять «естественный» — именно это слово было использовано в статье — порядок власти на корабле. Любое нарушение закона будет караться в полном соответствии с земными законами.

В результате Лисби сделал вывод, что его восстание может считаться нарушением закона. А вот переход власти к Брауну со стороны выглядит почти естественно.

Неожиданно у Лисби появился выбор: остаться на Земле и жить тихо, не привлекая к себе внимания… или вернуться на корабль, отобрать его у Хьюита и продолжить путешествие…

Поскольку человеку, обладающему информацией огромной важности, нет никакого смысла оставлять ее при себе, первый вариант не имел ни малейшего смысла.

Но окончательное решение Лисби принял после того, как несколько газет напечатали выводы Питера Линдена, поддержавшего теорию изменения Солнца, выдвинутую Джоном Лисби I. Линден сформулировал свое заключение очень аккуратно. Он предсказал, что у людей остается достаточно времени, чтобы проанализировать все возможности и подготовиться к худшему.

Лисби, читавший научные труды в файлах корабля, вспомнил, что его прапрадед предсказывал, что изменения начнутся — если Лисби все правильно запомнил — в промежуток от шести до десяти лет после старта «Надежды человечества».

Сделав элементарные подсчеты, Лисби с беспокойством обнаружил, что этот период уже начался!

Он переключился на супервремя и направился в тюрьму, чтобы побеседовать с Горди. После того как прошел первый шок — Лисби материализовался посреди камеры, — они поговорили.

…И вот до чего договорились: они вновь возьмут контроль над кораблем в свои руки! Лисби будет капитаном, а Горди его первым помощником. Для Лисби это было опасным, но необходимым компромиссом. Один человек не способен захватить корабль и удерживать власть.

Лисби перевел Горди и его соратников в быстрое время, и они, предварительно опорожнив несколько контейнеров, где они спрятались, сели на катер, возвращающийся на «Молли Д». Когда катер стартовал, на его борту находилось два десятка безбилетных пассажиров.

Лисби был слишком занят подготовкой к старту и не успел прочитать вечерние газеты, в которых напечатали протест Хьюита против ареста Горди. Газеты его поддержали. Вскоре после полуночи собрался Космический совет. Было принято решение вернуться к судьбе Горди и его сторонников через неделю.

Но оказалось уже слишком поздно.

Возвратившись на «Надежду человечества», Лисби устроил Горди и его людей на складе, где находилось оборудование, необходимое при высадке на другие планеты, куда редко наведывалась команда. Было решено, что вся группа будет вести себя тихо до тех пор, пока «Молли Д» и катера космического патруля не отойдут от «Надежды человечества».

Лисби не составило особого труда отсоединить сканирующие устройства, предназначенные для наблюдения за складами. Потом он принес продукты и все необходимое для жизни: складные койки, одеяла, игры и книги — на борт доставили сто тысяч новых книг.

Находясь среди людей Горди, Лисби прислушивался к их грубым шуткам, и ему становилось не по себе. Но всякий раз он прогонял сомнения прочь, поскольку другого выхода не существовало.

Лисби не видел разницы между решением Космического совета арестовать и судить Горди за убийство и решением Горди убить двух техников и ученого. Своими действиями Космический совет рассчитывал заставить будущих космических путешественников подчиниться новому командованию. А Горди хотел напугать всех, кто противился его желанию занять пост капитана.

«Никакой разницы!» — так рассуждал Джон Лисби V. И желваки на его челюстях перекатывались — он был полон решимости довести свой план до конца.

Дожидаясь, когда «Молли Д» вернется на Землю, Лисби наблюдал за происходящим на корабле.

Многое изменилось. На борту появились ученые. Психологи читали лекции. Социологи исследовали историю корабля, стараясь сделать выводы на будущее. Военный порядок, навязанный в самый последний момент перед началом экспедиции, был заменен на систему, которую выработали ученые без участия военных.

Спрятавшись на балконе, выходящем в зал советов, Лисби выслушал лекцию Хьюита о различиях между научным подходом и другими системами. Среди прочего Хьюит сказал:

— Ученые — удивительное племя. С одной стороны, они чрезвычайно консервативны. Но внутри своего сообщества группа ученых олицетворяет правду, честность, чуткость и восприимчивость высочайшего уровня…

Он сравнивал невероятные трудности, с которыми столкнулся, когда пытался привлечь к участию в первой экспедиции лучших ученых, и ту легкость, с которой они соглашались принять участие во второй. И вот в чем причина: корабль, вернувшийся после столетнего путешествия, был просто напичкан нерешенными загадками. И все они вызывали огромный интерес ученых…

Лисби имел возможность наблюдать за тем, какие результаты принес энтузиазм нового командования. Все законы систематизированы. Возникла полиция и судебная система. Капитан — да, Хьюит, — но он стал лишь управляющим, в чьи обязанности входит следить за исполнением закона.

Введена единая и равная система образования во главе с административным советом и учителями с личными правами и привилегиями…

На следующий день Хьюит объяснял аудитории, почему только на корабле возможна такая совершенная система. Внешние силы и технологии, альтруистические с научной точки зрения, могут быть привнесены в замкнутый мир «Надежды человечества», где за короткое время вполне реально навести образцовый порядок.

Хьюит сказал, что среди разных народов, населяющих Землю, нет такой альтруистичной внешней силы. Победители в войнах, мотивированные ненавистью и необходимостью всеобщего контроля, унижают, обирают и наказывают проигравшую нацию — других внешних сил человечество не знает. Побежденные понимают, что такова их судьба, и терпят притеснения из страха, основанного на ненависти. Они ждут своего шанса, который обязательно появляется по молчаливому согласию международных сил.

Сначала Лисби решил, что Хьюит очень наивен.

Казалось, он не понимает, что обитатели корабля, легко принявшие свои права, уже начали роптать из-за обязанностей.

Хьюит не замечал, что мужчины возмущены поведением новичков, которые всячески показывали, что на корабле неправильно обращались с женщинами.

Затем Лисби предположил, что Хьюит лишь делает вид, что ему ничего не известно, и его поведение является ловкой игрой, новым способом завоевания и удержания власти.

Наконец «Молли Д» улетела.

Для Лисби пришло время действовать.

38

Лисби ужасно хотелось сначала повидать Тельера.

Но потом он пришел к выводу, что это будет проявлением слабости.

«Быть может, я хочу, чтобы он меня отговорил», — подумал Лисби. И не стал встречаться с Тельером.

В течение мгновений, пока он не перешел из быстрого времени в обычное, Лисби смотрел на карикатурные фигуры банды Горди. Его размышления получились невеселыми. Лисби не нравились эти люди. Но сейчас у него попросту не было других союзников.

Неприятные предчувствия не покидали Лисби, когда он объяснял ситуацию Горди. Его мучили сомнения.

«Создается впечатление, — размышлял Лисби, — что я пытаюсь внедрить устаревшее решение. Возможно, я принял научную пропаганду Хьюита слишком близко к сердцу».

Он попытался убедить себя, что Хьюит является очередным диктатором, который стремится к власти.

Рассеянное выражение лица Лисби не укрылось от внимания Горди.

Именно этого он и ждал. Он со значением посмотрел на Харкорта, который получил указание внимательно наблюдать за Лисби и Горди.

Лисби вздохнул:

— Пора захватить корабль.

Он намеревался разоружить всех, кто находился на борту.

В последний момент он заметил движение Харкорта, и его пальцы сомкнулись на приборе.

Это было последнее, что он сделал в жизни.

Энергетический заряд бластера Харкорта ударил его в затылок и плечо.

Провал!.. Смерть!.. В одно мгновение.

Нажатие контрольной кнопки моментально перекинуло его в другое время, которое почти не отличалось от времени скорости света и было близко к отношению 973:1, где находился Хьюит.

Он лежал, похожий на самого обычного мертвеца.

Горди посмотрел на тело, принявшее очень необычное положение. Он успел заметить, что всякий раз перед тем, как Лисби исчезал, его рука опускалась в карман.

Значит, пришел к выводу Горди, у Лисби имеется некое устройство, при помощи которого он становился невидимым.

— Переверните его и посмотрите, что у него в карманах, — приказал Горди.

Мертвое тело оказалось удивительно легким.

Через секунду Харкорт с торжествующим видом передал Горди устройство.

Горди нажал кнопку и последовательно перевел переключатель в три возможные позиции. Ничего не произошло. Возможно, это совсем не то… Они тщательно обыскали Лисби, но больше ничего не нашли.

Вновь и вновь Горди производил манипуляции с маленьким прибором, переключая рубильник. Поскольку устройство реагировало только на определенные мысли, ничего не происходило.

Наконец он обратил взгляд на невесомое хрупкое тело своего мертвого врага. Горди охватило бессилие невежественного человека перед непостижимыми достижениями науки.

Он не в первый раз подумал о том, как ему необходим Лисби или человек, наделенный его способностями.

Однако Горди прекрасно понимал, что им двигало: он хотел обладать капитанскими женами. Когда он сидел в тюрьме, когда казалось, что все потеряно, это желание стало невыносимым.

Что ж, сейчас ему пришлось признать, что он потерпел частичное поражение.

— Ладно, ладно! — прошипел он, свирепо глядя на своих сторонников. — Мы вернем себе корабль — только подождем, когда все отправятся спать, и захватим их врасплох. У нас есть десять часов. Давайте отдохнем немного, а потом начнем подготовку.

Через десять часов Горди отдал следующие инструкции:

— Убивайте только парней из космического патруля… и Хьюита. Нам необходимы люди, с которыми мы прожили столько лет.

Захват корабля начался с того, что отряд Горди вышел в опустевшие коридоры. Затем три человека направились в машинное отделение. Еще один отряд двинулся в рубку управления, другой — на мостик. Основная часть под предводительством Горди поднялась на верхние уровни.

Именно здесь в первой офицерской каюте — по словам Лисби — находился штаб космического патруля. Остальные патрульные занимали соседние каюты.

Две группы по три человека отправились туда с универсальными ключами, получив указание беспощадно прикончить всех, кто недавно прибыл на борт корабля.

Горди с двумя подручными осторожно подошел к капитанской каюте. Воспользовавшись ключами, которыми снабдил его Лисби, Горди осторожно отпер внешнюю дверь и на цыпочках вошел внутрь. Через минуту две испуганные женщины удивленно уставились на него с кроватей, стоящих в главной спальне: его жена Марианна и Рут.

Один из его подручных зашел в соседнюю комнату. Вскоре он вернулся и доложил, что там находятся Ильза и Энн.

Хьюита нет. И никогда не было! Почему Лисби ничего ему не сказал?

Горди охватила ярость. Однако он заставил себя успокоиться, понимая, что не может терять ни минуты. Он вышел в соседнюю комнату, где находилась аппаратура слежения.

Все каюты были заняты.

После нескольких минут безуспешных поисков он понял, что это может занять слишком много времени. Тогда Горди переключился на общую спальню в нижней части корабля. Там никого не было. Значит, все вернулись к своим семьям.

Довольно быстро ему удалось найти штаб космического патруля. Он удовлетворенно кивнул: на полу лежали двое мужчин в пижамах. Рядом с телом одного из них рыдала женщина.

Переключаясь на соседние каюты, он с радостью отметил победную поступь своих людей. В двух каютах завязалась борьба — очевидно, не всех удалось захватить врасплох. В другой лежал труп одного из его людей, но рядом Горди разглядел тело мертвого незнакомца.

В двух последних каютах царил полнейший беспорядок.

Радостно потирая руки, Горди вернулся в гостиную. Двое его людей стояли в коридоре, нервно поглядывая по сторонам, — он видел их через приоткрытую дверь. Четверо женщин накинули халаты и замерли у входа в главную спальню.

Его женщины. Скоро. Очень скоро.

— Ну, леди, — сказал он, широко ухмыляясь, — похоже, я снова стану капитаном.

Женщины молчали. Он пригляделся к ним, и хмурые выражения их лиц вывели Горди из себя.

— Видит бог! — воскликнул он. — Я вышвырну вас всех вон, если вы не проявите немного интереса!

Из глаз Рут покатились слезы. Казалось, остальные женщины ждали сигнала и тут же разрыдались.

Горди охватил приступ ярости.

— Идите туда! — приказал он, показывая на вторую спальню. — И оставайтесь там.

Рыдания стихли. Женщины молча вошли в спальню и закрыли за собой дверь. Двое его соратников влетели в каюту, как только услышали крик Горди.

— Что происходит, капитан? — нервно спросил один из них.

— Мы побеждаем, — ответил Горди.

Однако он вернулся к сканерам, чтобы убедиться, что это действительно так.

Дрожащими пальцами он включил машинное отделение.

И увидел, что его люди и здесь одержали победу. Они захватили бывшего первого помощника капитана, Миллера. Горди включил видеосвязь и, обращаясь к Миллеру, спросил:

— Где Хьюит?

Миллер находился в шоке, но его ответ прозвучал искренне:

— В одной из кают на верхнем уровне. Я не знаю, в какой именно… честно!

Горди сразу же ему поверил.

— Мы до него доберемся! — яростно пробормотал он и прервал связь.

К несчастью, на верхних уровнях корабля было более сотни кают. Горди забеспокоился, опасаясь, что удача отвернулась от него и он не сможет найти нужную.

«Проклятье! — подумал он. — Почему он не попытался захватить женщин, как сделал бы другой нормальный мужчина на его месте?»

По мере того как соратники Горди лично рапортовали ему о своих достижениях, он начал успокаиваться. Успех был практически полным.

— Несколько раз мы входили не в те каюты! — доложил Харкорт. — Увидев знакомые лица, мы говорили — как ты просил, — чтобы все оставались на своих местах и вели себя тихо… Но некоторые уже знают, что происходит.

Почти все его сторонники рассказывали примерно одно и то же.

— Ну, мы знаем, с кем имеем дело, — презрительно ответил Горди.

Раздался мелодичный перезвон включившегося интеркома. Горди автоматически направился к нему, но на середине пути остановился и нахмурился.

— Кто может меня вызывать?

Продолжая хмуриться, он включил связь.

Хьюит!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Горди прищурился. Первым заговорил помрачневший Хьюит.

— Мне только что сообщили о твоей попытке захватить власть, Горди. Уж не знаю, как тебе удалось пробраться на борт, но ты совершил роковую ошибку.

Самое большое впечатление на Горди произвело слово «сообщили».

— Кто тебе сообщил? — прошипел Горди. — Ну подожди, как только я до тебя доберусь…

— Я собрал два десятка человек, — холодно продолжал Хьюит, — и люди продолжают подходить…

Горди почувствовал, как по его спине заструился пот.

— Мы вооружены! — не унимался Хьюит. — Через несколько минут мы до тебя доберемся — тебе придется сдаться.

Горди пришел в себя.

— Вам до меня не добраться, жалкие трусы! — надменно заявил он и прервал связь.

39

Через час Хьюит начал схватку за корабль.

Восемнадцати человекам, вооруженным бластерами, пистолетами и ружьями, противостояли ученые и техники, которые захватили бластеры, пистолеты, газовые ружья и все, что им удалось наспех собрать в лабораториях.

Горди считал их трусами, поскольку прежде они даже не пытались оказывать сопротивление. Но Хьюит знал, что ситуация изменилась. За последние несколько недель все обитатели корабля стали частью единого сообщества.

Он не сомневался, что они еще не расстались со своими предрассудками в отношении женщин, но мысль о власти Горди вызывала у них полное отторжение.

Как только было принято решение — получилось, что очень многим оно пришлось по душе, — дальше все пошло само собой. Инстинктивно они обратились к Хьюиту. А когда он предложил им придумать стратегию борьбы, физики, химики и инженеры, не теряя времени, занялись делом.

…Был переделан лазер, теперь его луч нес электрический разряд…

…Силовое поле, воздействующее на нервную систему и вызывающее мышечные судороги…

…Маленький круглый шарик вкатился в машинное отделение, коснулся одного из двигателей, напитался от него энергией и начал излучать тепло. Когда температура достигла 180 градусов по Фаренгейту, группа сторонников Горди, находившихся в машинном отделении, отправила Миллера с заявлением о капитуляции.

Хьюит тут же с этим согласился.

От пленников они узнали об убийстве Лисби. Хьюиту рассказали, как Лисби научился останавливать время, что позволило Горди и его отряду сбежать из тюрьмы и вернуться на корабль. Хьюит сразу понял, что с ним произошло примерно то же самое, когда он появился на борту «Надежды человечества».

Он почувствовал, как его охватывает волнение. Хьюит подумал, что метод механического воздействия на время может помочь решить загадки пространства-времени.

Затем он сообразил, что люди Горди ничем помочь не смогут. Они так и не сумели понять, что с ними происходило.

Молодой ученый по имени Роско высказал разумную мысль: если Лисби вернулся на корабль, значит, здесь должен находиться и Тельер. Хьюит отправил Роско в сопровождении патруля обыскать челноки, и они довольно быстро наткнулись на Тельера.

Однако Тельер разрыдался, узнав о смерти Лисби, и ничем не смог быть им полезен. Его представления об идеях Лисби носили поверхностный характер.

Строго говоря, ученые не узнали ничего нового. Все изобретения были сделаны достаточно давно, а процессы известны и раньше. Однако реализовать их оказалось совсем не просто.

Для ученых происходящее напоминало игру. Они имели десятки приборов, знали о множестве процессов…

Одному из людей Горди, захватившему капитанский мостик, предложили сдаться. Он отказался. Тогда из интеркома на мятежника обрушился страшный шум, грозивший разорвать его барабанные перепонки.

К тому времени, когда он сдался, двое мятежников в рубке управления были охвачены пламенем, обрушившимся на них со стен. Ученые использовали лазеры и сочетание разных волн, вызвавших резкое повышение температуры окружающей среды. Всполохи света, несущие в себе пламя, разили на расстоянии от десяти до двадцати футов. После атак, продолжавшихся всего несколько минут, подручные Горди сдались.

Человек, доложивший об успехе Хьюиту, добавил с отвращением:

— Самое обидное, что мы могли все это проделать, когда Горди в первый раз захватил корабль…

Хьюит посмотрел на ученого, который был таким же крупным мужчиной, как Харкорт, но немного старше, и решил ничего ему не отвечать.

Но потом его мысли обратились к аналогичной ситуации на Земле. Там также десятки тысяч ученых понимали и умели использовать силы природы. Однако в периоды жестоких диктатур эта огромная группа просвещенных людей не могла объединить свои усилия, выйти из лабораторий и изменить положение вещей. Ученые лишь исполняли приказы свыше.

Вспомнив об этом, Хьюит покачал головой и обратился к ученому, которого звали Уильям Лоуренс.

— Я не согласен с вами, — возразил Хьюит. — В течение последнего столетия вас не интересовала политика. Об этом заботились ваши капитаны, сменявшие друг друга. Теперь положение изменилось, — он едва заметно улыбнулся. — И вы чувствуете себя иначе, не так ли?

Приближался конец периода сна. Большие группы людей постепенно занимали позиции вокруг капитанской каюты. Хьюит не начинал решительной атаки только из-за того, что в каюте находились капитанские жены.

К Хьюиту обратился отряд ученых под началом Лоуренса.

— Боюсь, нам придется принести женщин в жертву, — глядя в глаза Хьюиту, сказал Лоуренс. — В противном случае мы должны будем штурмовать капитанскую каюту. Потери могут составить тридцать-сорок человек.

Хьюит уже взвесил все за и против. Он хотел предложить Горди сдаться, пообещав ему полную амнистию.

— После того, как он убил стольких людей! — послышались со всех сторон возмущенные возгласы.

Хьюит разозлился. Если есть возможность спасти жизни людей, необходимо идти на компромиссы.

— Горди убивал ради достижения политических целей.

— Но это все равно убийство! — возразил Лоуренс.

Сдерживая раздражение, Хьюит объяснил, что во многом он считает обвинение справедливым. Убийство есть убийство. Но до недавних времен для политических лидеров делалось исключение. И в данном вопросе в сознании людей, которые оказались в новой системе, сами того не понимая, еще не произошла окончательная перестройка.

— Мы можем определить суть общества, — сказал Хьюит, — осмыслив те виды убийства, которые оно считает допустимыми. Когда мы попытаемся выяснить, кто в таком обществе отвечает за применение смертной казни и другие виды наказаний, мы убедимся в том, что убийцы получают санкции от политических лидеров, которые, в свою очередь, имеют широкую поддержку масс. На «Надежде человечества» возникла упрощенная версия такого общества. Для вас наступил переходный период от одной системы к другой, и сейчас вы не можете принять такой уровень насилия, который характеризовал прежнюю систему. Если кто-то из вас готов окончательно отказаться от старых законов, я с радостью его выслушаю.

Наступило долгое молчание, затем руку поднял прежний первый помощник капитана Миллер.

— Я противник старой системы, — сказал он.

Один из ученых презрительно фыркнул и сердито заявил:

— Мистер Миллер, я не могу принять ваше заявление на веру.

— Я возненавидел Горди с того самого момента, как его увидел, — негодующе ответил Миллер.

— А как насчет времени, когда вы были лакеем Брауна? — хрипло спросил ученый.

Миллер заметно удивился.

— Мистер Браун являлся законным капитаном корабля! — запротестовал он.

Хьюит взмахом руки заставил спорящих замолчать. По его лицу бродила слабая улыбка, когда он обратился ко всей группе.

— Теперь вы видите, что я имел в виду? — спросил он.

Молодой ученый по имени Роско пробормотал:

— Я не совсем понимаю. Но мне кажется, в этом что-то есть. Вы обещаете ему неприкосновенность. Ладно. Но как вы собираетесь поступать в дальнейшем, если возникнет аналогичная ситуация?

— Нужно сделать так, чтобы он стал частью новой системы, — откровенно ответил Хьюит.

— А если не получится?

— Я готов рискнуть, — заявил Хьюит. — Ну а теперь, если вы не возражаете, я попытаюсь с ним договориться.

Многие отводили глаза, когда Хьюит смотрел на них, но вслух никто возражать не стал.

Горди оглушительно расхохотался, когда Хьюит обратился к нему с предложением сдаться.

— Послушайте, — сказал Горди, — очень скоро вы увидите, чем мужчины отличаются от мальчишек. За вами стоят мальчики, за мной — мужчины. У нас столько запасов, что мы в состоянии продержаться долгие годы.

Хьюит объяснил, что с помощью ученых они могут быстро прикончить Горди и его людей. В заключение Хьюит сказал:

— Я вижу, вы мне не верите, не так ли?

— Почему же, я вам верю.

— Тогда в чем дело? — настаивал Хьюит, — Если вы не примете наше предложение, вам конец, Горди.

— Я уверен в своей победе, — ответил Горди, — Эти ваши научные штучки… вам прекрасно известно, что прежние капитаны корабля позаботились о том, чтобы капитанская каюта была надежно от них защищена.

— Они знали, что ученые на их стороне, — объяснил Хьюит.

В ответ Горди лишь презрительно пожал плечами.

Но было видно, что слова Хьюита произвели на него впечатление.

В глубине души Горди верил, что это конец пути. И все же он не мог сдаться. Что-то должно случиться. Что? Он не знал. Но о капитуляции думать не хотел.

— Вы можете сдаться в любой момент — пока не прозвучат первые выстрелы, — спокойно сказал Хьюит и выключил интерком.

Несколько ученых стояли во время разговора рядом с Хьюитом. Один из них произнес:

— Судя по выражению вашего лица, вам трудно сохранять беспристрастность.

— К Горди невозможно хорошо относиться, — не стал спорить Хьюит, — Однако он тоже нервничает.

Впрочем, Хьюит заметно успокоился, когда доставили его скафандр-танк и он объяснил, что задумал. Забравшись внутрь скафандра, Хьюит подал сигнал к началу военных действий и направил скафандр в коридор, ведущий к капитанской каюте.

Первая пуля ударила в сверхтвердый пластик прямо у него перед носом! По удивительному материалу прошла рябь, но он тут же восстановился. Хьюит отшатнулся, его трясло.

Однако он заставил себя успокоиться, и машина покатила дальше.

Вдоль передней поверхности скафандра затанцевали искры — бластер! Эффект был жутковатым, но чрезвычайно красивым.

Наконец кто-то из мятежников в упор выстрелил в него из ружья, и на мгновение Хьюита оглушил грохот.

Однако он продолжал катить дальше. Когда до входа в капитанскую каюту оставалось несколько ярдов, он услышал из-за двери голос Горди:

— Будь ты проклят, Хьюит! Что тебе надо?

— Я хочу поговорить.

— Мы можем говорить по интеркому.

— Лицом к лицу лучше.

Наступила пауза.

— Ладно, заезжай!

И вновь Хьюит двинулся вперед. Ученые и техники предупредили его, что люди Горди попытаются перевернуть танк, как только он окажется внутри каюты. Но он знал, что это нелегкая задача. При нормальном тяготении скафандр весил 450 фунтов, не говоря уже о 190 фунтах самого Хьюита. И все же трое или четверо сильных мужчин вполне могли с ним справиться.

Поэтому Хьюит остановился в дверном проеме, где мятежники не могли к нему подобраться. Поскольку его главной целью было спасение женщин, Хьюит не обращал внимания на мятежников — он смотрел в сторону дверей спальни.

Удивительное дело, но через мгновение дверь слегка приоткрылась, и он заметил блестящий глаз, однако ему не удалось понять, кто это.

Больше Хьюиту ничего не нужно было знать, и он на полной скорости — десять миль в час — направил скафандр вперед. Боковым зрением он заметил мужчин, которые бросились к нему с вытянутыми руками, но им пришлось с криками отскочить назад, когда по их пальцам больно ударило электрическое поле.

Приблизившись к двери спальни, Хьюит заговорил в микрофон:

— Леди, отойдите с дороги!

Через мгновение передняя часть скафандра ударила в приоткрытую дверь — створка тут же распахнулась, и Хьюит въехал в спальню. Он сразу же увидел всех четырех женщин. Хьюит облегченно вздохнул.

— Огонь! — крикнул он в микрофон.

Это было кодовое слово, означавшее, что он готов защитить женщин.

Ответ ученых последовал мгновенно. Зазубренная молния дугой прошила стену, ударила в скафандр и отразилась в гостиную, оставшуюся за спиной Хьюита. Раздались крики мучительной боли.

Через несколько мгновений Хьюит услышал глухие удары падающих на пол тел.

40

Хьюит позвал в микрофон:

— Быстро зайдите в каюту!

— Торопиться не нужно, — последовал спокойный ответ. — Больше они никого не побеспокоят.

Хьюит узнал голос Уильяма Лоуренса, в котором слышались такие необычные нотки торжества, что Хьюиту стало не по себе. Быстро развернув скафандр, он вернулся в гостиную.

На полу без движения лежала дюжина мятежников.

Ему хватило одного взгляда на тела, чтобы понять: все эти люди мертвы. Сердце Хьюита сжалось.

— Лоуренс, — заговорил Хьюит в микрофон неожиданно севшим голосом, — ведь мы договаривались…

Лоуренс в ответ мрачно рассмеялся.

— Боюсь, мистер Хьюит, мы случайно неправильно рассчитали силу разряда. Нам очень жаль.

Хьюита охватила ярость, его возмутил не только тон Лоуренса, но и смысл его слов.

— Вы только что сами стали убийцей!

Лоуренс сохранял спокойствие.

— Вы слишком взволнованы, мистер Хьюит. Но это совершенно естественно. Мы не станем припоминать вам неосторожно сказанные слова.

Хьюит попытался взять себя в руки, однако ему не удалось скрыть горечь.

— Полагаю, вы сделали это из лучших побуждений, — сказал он. — Как раньше вы, не раздумывая, приспосабливались к старой системе, так и теперь, не подумав, вживаетесь в новую.

— Неужели вы рассчитывали, что мы позволим им вновь остаться безнаказанными! — разозлившись, воскликнул Лоуренс.

— Ладно, ладно, — успокаивающе проговорил Хьюит. — Давайте приведем здесь все в порядок и отправимся спать. Я ужасно устал.

Краем глаза он заметил одну из женщин на пороге спальни.

— Леди! — сказал он в микрофон. — Пожалуйста, оставайтесь в спальне и закройте дверь.

Через мгновение дверь тихо закрылась, но прежде он услышал, как кто-то из женщин зарыдал.

Хьюита разбудил звонок в дверь. Он поспешно накинул халат и распахнул дверь. На пороге стоял Роско, молодой ученый.

— Все мужчины собираются в главном зале, сэр, — сказал Роско. — Мы хотим, чтобы вы присоединились к нам.

Помрачневший Хьюит вздохнул и ответил:

— Хорошо, я буду через десять минут.

Он побрился и торопливо оделся, размышляя над словами Роско. Вполне возможно, что он сделал все, что мог. Теперь потребуется время и совместные усилия множества людей, которые еще не поняли до конца возможностей новой системы.

…Он разработал надежную программу, которая должна была продержаться долгие годы. Каждый человек получил жесткую личную мотивацию для поддержания существующего порядка. Такая система была достаточно гибкой. Для ее функционирования не требовалось исполнения кодекса правил или определенного лидера. Теперь он имел дело с людьми, которые вольны поступать так, как пожелают.

Когда Хьюит появился у входа в зал, его заметило сразу несколько человек. Один из них вскочил на ноги и выкрикнул:

— Он пришел!

Для Хьюита это оказалось полнейшей неожиданностью. Он даже остановился.

Пока Хьюит пытался понять, что происходит, люди начали вставать со своих мест, радостно его приветствуя. Он заметил на сцене Уильяма Лоуренса, который с широкой улыбкой махал ему рукой.

Хьюит медленно двинулся вперед. Он еше не был уверен, что ему ничего не грозит, но настроение у него заметно улучшилось.

Как только Хьюит оказался на сцене, Лоуренс поднял руку, призывая аудиторию к порядку. Когда наступила тишина, он громко обратился к Хьюиту:

— Мистер Хьюит, как вы понимаете, здесь собрались только ваши друзья. То, как вы попали к нам на борт, система отношений, которую вы ввели, все ваши действия убедили нас, что вы действуете, руководствуясь самыми высокими этическими принципами. Вот почему это собрание считает, что вы являетесь лучшим лидером для нашей экспедиции.

Ему пришлось сделать паузу, поскольку вся аудитория начала хлопать и кричать. Когда спокойствие было восстановлено, Лоуренс продолжал:

— Однако есть несколько проблем, связанных с управлением кораблем. Прежде чем мы примем вас в качестве капитана, мы хотим получить заверения в том, что вы не станете вмешиваться в решение вопросов, которые вас не касаются. Кроме того, мистер Хьюит, собравшиеся хотят знать, что вы намерены делать с капитанскими женами?

Переход от общих вопросов к частному получился таким неожиданным, что Хьюит совершенно оторопел. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он сообразил, что от него ждут прямого ответа на прямой вопрос.

Он чувствовал, что от него зависит очень многое. Может ли он сейчас солгать? Нет, этого делать нельзя.

— Джентльмены, — сказал он, — я не знаю, как долго мы будем находиться внутри замкнутого пространства корабля. Но мне представляется, что пройдет немало времени, прежде чем мы закончим эксперименты и исследования, а также проведем необходимые тесты и проверку полученных результатов в огромной лаборатории пространственно-временного континуума. Естественно, жизнь на корабле должна идти своим чередом. Будут заключены браки, родятся дети, мы разработаем новые образовательные программы, произойдет множество других важных событий.

Он замолчал, почувствовав неожиданное смущение. То, что он собирался сказать, не предназначалось для ушей такого большого количества мужчин. Тем не менее он набрался мужества и продолжал.

— Я ощущаю сильное влечение к старшей из четырех женщин, о которых вы меня спрашиваете, и надеюсь, она разделяет мои чувства. Я намерен предложить ей стать моей женой.

Он говорил с такой глубокой искренностью, что слушатели затаили дыхание. Более того, когда Хьюит замолчал, в зале надолго воцарилась тишина. Стоявший на возвышении рядом с Хьюитом Уильям Лоуренс задумчиво потирал подбородок.

Наконец молчание нарушил поднявшийся со своего места Роско.

— Мистер Хьюит, — сказал он, — в течение всей моей жизни, а также жизни моего отца капитан «Надежды человечества» имел несколько жен. Вы хотите сказать, что намерены изменить этот обычай и ограничиться одной женой?

Хьюит стоял и молча смотрел на притихшую аудиторию, которая терпеливо ждала его ответа.

«Какая глупость, — подумал он, — неужели они намерены потребовать, чтобы я и дальше придерживался дурацкой традиции? Вероятно, они хотят, чтобы таким образом получила подтверждение гегемония мужчин на борту „Надежды человечества“».

Так или иначе, но Хьюит мысленно отверг любые компромиссы и твердо заявил:

— Да, у меня будет одна жена.

На лицах всех мужчин разом появились довольные улыбки.

К Хьюиту подошел Лоуренс и крепко пожал ему руку.

— Ну, капитан Хьюит, — сказал Роско, — вы прошли проверку. Мы за вас. Мы вам верим. Правда, джентльмены?

И Хьюит получил вторую овацию.

41

На корабле прошло восемь лет.

Ученые методом проб и ошибок нашли то, что Джон Лисби V понял благодаря удивительному озарению. Но они отвергли его объяснение. Вселенная — это вовсе не «фикция». Она то, что она есть. Возникает «видимость», которую способна воспринимать высокоразвитая нервная система человека и животных. Очевидно — постулировали они, жизнь требует уникальной стабильности, поэтому и созданы механизмы мозга, ограничивающие восприятие до неких стабильных пределов. Внутри цельного каркаса жизнь существовала в убаюкивающем режиме и развивалась, постоянно приспосабливаясь к бессознательному уровню восприятия реальной Вселенной.

И вот наконец человек, благодаря научному использованию своих чувств, стал способен воспринимать правду.

…Они измерили эту правду, открыли базовые принципы, научились делать предсказания, нашли способы их проверять. Контроль над временем был установлен благодаря постепенным механическим манипуляциям со сверхсветовыми скоростями.

Прежде «Надежда человечества» умудрилась скользнуть обратно во времени. Теперь же огромный корабль перемещался в лишенной времени Вселенной со сверхсветовыми скоростями.

Хотя на борту миновало более четырехсот недель, корабль перешел в обычный режим времени и вернулся в Солнечную систему через неделю после того, как «Молли Д» стартовала к Земле.

Оба корабля вышли на орбиту вокруг Земли с разницей в один день. Для «Молли Д» прошла неделя, а для межзвездного корабля почти три тысячи дней…

Тут же состоялось экстренное заседание кабинета, консультации с Азиатским блоком, а также расширенные дискуссии между учеными Земли и «Надежды человечества».

И только после этого Питер Линден и Эврил Хьюит обратились к жителям Земли.

Первым выступил физик, рассказавший о научной стороне вопроса. Он сообщил, что «Надежде человечества» удалось переместиться в будущее и взглянуть на Солнечную систему. Выяснилось, что Солнце обрело ряд характеристик переменной звезды.

Пока он делал свои заявления, на экранах телевизоров все увидели будущие события: неожиданную вспышку и огромную волну жара, обрушившуюся на Землю…

Ученый несколько раз объяснил, что жители Земли наблюдают за съемками, сделанными в будущем. Это был результат — точнее, это будет результатом — движения материи со сверхсветовой скоростью. Нечто напоминающее огромную прибойную волну достаточно скоро обрушится на Солнечную систему.

И эта стремительная волна пройдет через Солнце за четыре секунды, а расстояние в девяносто три миллиона миль между Солнцем и Землей преодолеет за шесть с половиной минут.

И все разрушения будут следствием выброса тепла, подхваченного волной за время четырехсекундного контакта с Солнцем.

— Меркурий, — сказал Питер Линден, — будет обожжен, но остальные планеты, в том числе и Земля, выживут. Тем не менее необходимо подготовить убежища. В момент вспышки людям, находящимся на той стороне Земли, которая будет обращена к Солнцу, необходимо находиться под землей… К счастью, огромный Тихий океан примет на себя большую часть теплового удара…

Затем пришел черед Хьюита выйти к микрофонам.

— У меня есть для вас более приятные новости. За время путешествия со сверхсветовыми скоростями «Надежда человечества» посетила десятки других звездных систем. Нам удалось найти три планеты, на которых могут жить люди. Часть экипажа «Надежды человечества» осталась на этих планетах. Для заселения новых миров требуется множество добровольцев. В данный момент, — заявил Хьюит, — моя собственная семья, состоящая из жены и четверых детей, осталась на одной из этих планет. Она станет нашим постоянным домом.

Так началась рекламная кампания, которой внимал весь мир.