Шефа Контроля он нашел в большом офисе, начисто лишенном каких бы то ни было украшений, если не считать большого стального письменного стола и нескольких стульев. Бетонные стены и пол, никакого оборудования – Марину это казалось и смешным, и грустным, поскольку он знал, насколько широко этот тощий, беспокойный и решительный человек использует всякого рода приспособления в своей смертоносной работе. Само отсутствие всякого электронного оборудования извращенным образом отражало необычайное уважение хозяина кабинета к тем направлениям деятельности, в которых это оборудование может быть использовано. С первого взгляда на его офис становилось очевидным, что Эдмунд Слэйтер, глава шпионского ведомства безжалостного диктатора, не потерпит того, чтобы в его внутреннем святилище велась слежка за ним самим.

Когда Марин вошел, Слэйтер ходил из угла в угол. Он задержался у дальней стены, повернулся кругом и улыбнулся, одновременно хмурясь.

– Дэвид, то, что вы сделали вчера на собрании совета, было неразумно с вашей стороны. Мы имеем дело с джентльменом, который играет по правилам жестоким, но тем не менее невероятно резонным. Даже я не являюсь незаменимым.

– Полагаю, что мы говорим о деле Траска, – ответил Марин. – До меня не дошло, что я иду прямо в медвежий капкан.

Слэйтер покачал головой. Его взгляд на мгновение стал немигающим, а глаза приобрели зеленоватый оттенок.

– Суть здесь не только в том, что вы не знали об опасности, – сказал он. – Дело обстоит гораздо серьезнее. Вы защищали его эмоционально. У вас был такой голос, которого я никогда не ожидал здесь услышать. Просто оттенок печали, Дэвид; я, должен признаться, и сейчас этого не понимаю.

Он помолчал, все еще не двигаясь с места; он будто бы ждал от Марина какого-либо намека, который помог бы ему понять.

Марин изучающе смотрел на него и чувствовал, что сам начинает хмуриться. На него оказывали давление, а он, разумеется, не мог дать правдивые ответы; следовательно, каждый момент, потраченный на разговор на эту тему, будет потрачен впустую.

– Эд, – тихо проговорил Марин, – мне бы хотелось, чтобы вы перестали драматизировать свои собственные страхи. Вам должно быть известно, что я никаким образом не могу принимать во внимание ту вероятность, что меня заподозрят в том, что я в своих действиях руководствуюсь какими-либо задними мыслями. Если тот страх, который вы пытаетесь мне привить, должен каким-то образом меня задеть, то вам лучше сразу было бы начать следствие. Что у вас на уме на самом деле? Мне тоже кое-что надо с вами обсудить.

От взгляда Марина не смогли укрыться колебания этого тощего зловещего человечка. Затем Слэйтер рассмеялся, не без приятности, и сказал:

– Как вы знаете, наш отдел время от времени обращается к вашим сотрудникам с просьбой помочь нам в качестве инструкторов – ради укрепления связей.

– Все организовано удовлетворительно, надеюсь? – спросил Марин.

Он ждал. У Слэйтера явно была какая-то особая причина затеять этот разговор, потому что подобные дела давно уже решались на уровнях ниже ранга Руководителей Групп.

– Мне хотелось бы, чтобы сегодня днем вы взяли с собой одного молодого парня, – ответил Слэйтер с легкой улыбкой. – Это его первое знакомство с войной, и, как вы убедитесь, он нуждается в обучении.

Марин покачал головой.

– Сегодня я не могу отвлекаться на инструктаж. У меня очень плотный график.

Слэйтер снова улыбнулся.

– Мы с Великим Судьей, – заметил он, – особенно заинтересованы в этом парне. Когда вы его увидите, присмотритесь к нему и спросите себя, не напоминает ли он вам кого-либо из знакомых вам личностей.

Марин вздохнул и мысленно подсчитал, когда проходили первые игры по выбору партнера. Это было сразу после войны – прошло уже двадцать лет! Это мог быть один из детей Великого Судьи, появившийся в результате игр тех ранних лет. Вождь участвовал в нескольких первых играх, пока количество женщин, предложивших ему свои жетоны, не стало таким огромным, что его отказ от участия в играх стал делом общественной значимости.

Марину ничего больше не оставалось, как согласиться.

– Пусть ждет в два часа у места старта ракет, – сказал он.

Слэйтер одобрительно кивнул.

– Итак, что же у вас на уме, Марин?, Возникла долгая пауза.

Марин встал и прошел к окну. Говорить об этом будет труднее, чем он предполагал. То, чем интересовался Слэйтер, было жизненно важно, и он не мог допустить ошибки в изложении. Их встреча и так уже оказалась более опасным мероприятием, чем он ожидал.

Пока он стоял у окна, его взгляд сам собой остановился на конструкции, напоминающей пентхауз, и расположенной на здании Руководителей Групп. Именно туда через шесть дней Траск должен будет прибыть на казнь. Главная секция этой постройки представляла собой некрасивый низкий квадрат. Зарешеченные окна создавали безрадостную, давящую атмосферу и наводили на мысли о тюрьме. По бокам на несколько сотен футов вверх поднимались две колонны из металла и бетона. Там находились муфельные камеры конвертеров, где шаг за шагом радиоактивность вторичных материалов подвергалась вторичной переработке или подавлялась. Если эти меры ничего не давали, подвергшиеся сложной обработке компоненты автоматически паковались в безопасные контейнеры и увозились в отдаленные места захоронений.

Со этого места в поле зрения Марина не попадали ни энергетическая станция, ни силовая передающая антенна. Станция была продолжением «пентхауза», а антенна располагалась на приподнятой секции, которой он не мог видеть из окна. Но он знал, что где-то в подземных казематах под этим сооружением располагается реле, которое, если его активировать, вызовет жгучую боль в плече тела Траска, и эта боль неумолимо приведет его к погибели.

Марин почувствовал, как все его тело напряглось. Он подумал о тех, кто считал себя в силах проникнуть в эту крепость и стереть записи о своей судьбе. Он ни разу не слышал о том, что кому-то это удалось. Он ощутил осознание этого факта как толчок. Отвернувшись от окна, он сказал:

– Эд, мне бы хотелось получить информацию о предмете, который является запретным даже на Совете Руководителей Групп.

Слэйтер, стоявший к нему вполоборота, повернулся всем телом и посмотрел на него сузившимися глазами.

– И что же это за предмет?

– Мозг.

Наступила долгая пауза, и Марину показалось, что цвет лица коротышки значительно изменился. Весь он словно слегка усох.

– Дэвид, – наконец сказал он, – если я проинформирую Великого Судью о том, что вы упомянули это название, он будет немало огорчен.

Марин ждал, не доверяя своему языку.

Эдмунд Слэйтер продолжал тихим голосом.

– Я руковожу бесконечным поиском Мозга. Мои люди – это агенты, которые знают, что им грозит смерть, если они хотя бы заикнутся кому-то, что такой поиск ведется. Я предложил бы вам забыть, что этот разговор когда-то имел место.

Марин не пропустил мимо ушей ни одного слова предупреждения. Но он не стал колебаться. Он сказал:

– Я хочу довести до вас следующую мысль. Если Мозг все еще существует, то вам известно, где он находится.

Острый ум невысокого, жилистого человека, стоящего перед ним, похоже, мгновенно вникал во все нюансы значений его слов.

– Настолько много данных, – он говорил, будто бы размышляя вслух. – Десятки тысяч направлений поиска – столько разрозненных кусков, которые нужно объединить вместе; может быть, для этого требуется свежее, острое мышление, которое воссоздало бы всю картину, – его направленный в бесконечность взгляд сфокусировался на Марине. Он казался очень напряженным и как бы сдерживал внутреннее возбуждение. – Дэвид, – голос его был таким же сдержанным, как и все его манеры, – мне кажется, что вы выразили самую грандиозную мысль, которая только возникала за последние десять лет этого поиска. Мне бы хотелось еще раз с вами это обсудить перед тем, как я решу, следует ли мне продолжать самому или же предоставить это дело на рассмотрение Великого Судьи.

Марина уже поджимало время. Он спросил:

– Где Мозг видели в последний раз?

– Наши сведения противоречивы, – ответил Слэйтер. – Последняя из известных версий состоит в том, что это было двадцать четыре года назад. Бродяга, теперь уже умерший, показал под присягой, что однажды ранним утром, он видел гигантский корабль, зависший над горой, в которой содержался Мозг. Он видел, как наверх открылись огромные замаскированные стальные двери и корабль опустился в огромную шахту, которая была сконструирована таким образом, чтобы в случае опасности Мозг можно было вывезти. Что гораздо важнее, конструкция явно предусматривала защиту Мозга от атак с воздуха. Стальные выступы, отверстия, посверленные в стальных стенах здания, зацепляющиеся устройства, при помощи которых всю структуру можно было бы привинтить, приварить и подсоединить при помощи «мужских» или «женских» разъемов к кораблю изнутри и таким образом транспортировать его в цельном виде – все было явно спланировано с математической точностью. Не стоит и говорить, что мы попытались отследить каждого человека, имеющего отношение к этому полету.

Марин вспомнил утверждение Ривы Аллен о том, что Мозг перевезли на другую планету, и понял, что ему предлагают самый откровенный отчет о событиях, который только имеется в наличии.

– И что же вы обнаружили? – спросил он.

– Гипноз, мысленный контроль на расстоянии, странное использование электронных схем, вживленных непосредственно в мозг человеческих существ – мы просто не могли рисковать с большинством этих людей, которые были связаны с Мозгом хотя бы косвенным образом. Я мог бы сказать вам, сколько людей было убито, но вам не понравятся эти цифры. В конечном итоге они производят неприятное впечатление. Но даже и в этом случае мы жалели некоторых из них и просто продолжаем наблюдать за ними или каким-то другим образом контролируем их или их потомков.

Марин подумал о Риве. Теперь картина стала ему ясна. Ее история и этот отчет вполне соответствовали друг другу. Единственное, чего она никогда не узнает, – это каким образом они с матерью чудом избежали смерти. По сути дела, их было бы проще уничтожить. Да, для двоих таких людей, как Великий Судья и Слэйтер, число убитых должно было стать немалым, чтобы они в конце концов отказались от своей роли палачей и смягчились.

– Вам известно, – медленно проговорил Марин, – кто был самым главным действующим лицом, руководившим спасением Мозга?

– Да.

– Кто же?

– Сам Мозг, – ответил Эдмунд Слэйтер.

Пустое помещение казалось вполне подходящим фоном для этих слов. Бетонные стены и пол обеспечивали защитный барьер против любых подслушивающих устройств. Казалось, что здесь, в этой унылой камере, – и только здесь – человек может считать себя защищенным от уловок электронного мозга. Немного пофантазировав, можно было даже представить, как человечество принимает в таком помещении свой последний бой против вторжения орд, контролируемых думающей машиной.

Марину было трудно принять концепцию существования подобной супермашины. Он знал, что эксперты исследовали выходы Мозга; не могло быть никаких сомнений, что они представляли собой воплощение таких аспектов электронной науки, которые были утеряны и не открыты снова. Однако в словах Слэйтера подразумевалось еще нечто колоссальное, выходящее за пределы человеческого понимания и – эту мысль понять было еще труднее – заинтересованное в человеке.

Он встал спиной к окну, хмурясь, и спросил:

– Чего надеется достичь Мозг?

– Мировой диктатуры. Полного контроля над человеческой расой.

Марин чуть было не рассмеялся, но затем заметил, что Слэйтер совершенно серьезен. Быстро подавив смех, он сказал:

– Не знаю точно, почему это показалось мне забавным. Но я не вполне понимаю, как машина может беспокоиться или заботиться о человеческих существах.

Слэйтер покачал головой.

– Мы имеем здесь не «это», а расчет, не монстра, помешавшегося на захвате власти, но тонкий инструмент. Он решает задачу, которую перед ним поставили. Мы не хотели бы уничтожать Мозг, если этого можно избежать; мы только хотим захватить над ним контроль и переформулировать ту же задачу в условиях менее радикальных мер. Да, мы хотим избавиться от войн, и мы хотим, чтобы мирное мировое сообщество функционировало на позициях здравого смысла – но не за счет потери человеческого самоопределения. Мозг получил инструкции сделать все необходимое для того, чтобы достичь оптимального решения проблемы войн. Очевидно, он слишком конкретно понимает значение слова «оптимальный».

Марин вдруг вспомнил свое удивление по поводу пропаганды, утверждающей, что Великий Судья бессмертен. Но сейчас обсуждать это было не время. Он понял, что не найдет здесь ответов на все вопросы – по крайней мере, пока не найдет, а если и найдет, то не сегодня. Поэтому он взглянул на часы, увидел, что ему пора уходить.

– Я еще зайду к вам, Эд! Но вы рассказали мне странную историю, и я не могу поверить в нее целиком. Получается, что сам Мозг никогда ничего не планировал – только по запросу. Он мог бы разобрать ситуацию и представить данные, чтобы люди их рассмотрели и стали действовать. Но любое действие, которое предпринял бы он сам, выполнялось бы посредством сервомеханизмов, какими бы точными и восприимчивыми они ни были.

– Эта машина – самое выдающееся устройство, которое когда-либо было создано человеком, – заметил Слэйтер. – Оно может воспринимать обобщенные инструкции, затем посылать самому себе нужные детализированные приказы и выполнять их при помощи сервомеханизмов, которые также само устанавливает. Конечно, для этого предварительно должна быть сконструирована широкая база. Но могу вас заверить, что научные и инженерные гении всего мира за сотню лет помогли Мозгу создать такую базу.

Марин направился к двери. Затем обернулся. И отрывисто спросил;

– Какие-либо соображения по поводу Мозга указывают на Джорджию?

Слэйтер медленно покачал головой. Он, казалось, был озадачен.

– К чему вы ведете?

– Мы накануне битвы, – сказал Марин. – И у меня почему-то возникает ощущение, что здесь действуют и другие силы – кроме тех, что находятся на поверхности.

– На всех прениях вы присутствовали здесь вместе с нами, – ответил Слэйтер.

Марин теперь не был уверен в этом так, как был бы уверен несколько дней назад. Он задумчиво сдвинул брови.

– Внешне сцена выглядит так же, как и в других случаях – я должен это признать. О лучшем положении вещей и мечтать не приходится – правящая монархия с архиконсервативными взглядами. То, что такая группа смогла захватить власть в государстве, которое две сотни лет было коммунистическим, это, несомненно, один из самых диковинных результатов войны.

Он раздраженно покачал головой и закончил:

– Ну так что же, мы их свалим. До свиданья, – он вышел, закрыв за собой дверь.

Приближалось время ленча. Пора было узнать, что задумал диктатор.