Вирджиния Меньшин оказалась там совершенно случайно. Когда она выходила из ресторана, то перед открытой дверью какого-то одноэтажного здания, охваченного огнем, увидела пять пожарных машин.

Вирджиния направилась туда. Ее как журналистку сразу же заинтересовало это происшествие. Пожары не входили в сферу ее профессиональных интересов, но раз уж она оказалась неподалеку… Мысленно она уже представила начало статьи:

«Пожар, вызванный тем-то и тем-то, вспыхнул в… Причинен незначительный материальный ущерб». На табличке, висевшей на фасаде здания, было написано:

«НАУЧНО-ФУТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ЛАБОРАТОРИИ

Невралгические и органикологические исследования».

Вирджиния занесла эти данные в свою записную книжку, как и номер дома — 411 по Уэйнворт-авеню. Когда она закончила, пожарные, грохоча башмаками, выходили из двери. Вирджиния схватила брандмейстера за руку.

— Я из «Геральд». Случайно оказалась поблизости. Что-нибудь серьезное?

Брандмейстер, крупный неуклюжий мужчина, нехотя ответил:

— Нет. Дешевая офисная мебель. Хозяин отсутствует. Похоже, пожар начался из-за непотухшего сигаретного окурка, брошенного в корзину с бумагами.

Усмехнувшись, он продолжил:

— Секретарем тут работает какой-то странный молодой парень. В жизни не видел человека, столь перепуганного. Он тараторил, как сорока, когда я выходил из комнаты. Ни одного разборчивого слова.

Потом брандмейстер лукаво захихикал.

— Если он себя так ведет сейчас, то представляю себе, что будет, когда прибудет его шеф. Ну, пока!

Он направился к своей машине.

Вирджиния Меньшин не знала, что же ей теперь делать. Да, она уже получила всю необходимую информацию. Но осталось неудовлетворенным ее любопытство. И она направилась к все еще открытой двери.

Вирджиния заглянула в небольшой кабинет. В нем она приметила три стула и стол, расписанный белой и синей краской, вернее, некогда он был бело-синим, а сейчас — полу обуглившимся, и непривлекательный вид его еще более подчеркивала пена, которую безжалостно разбрызгивали пожарники. Дальше располагалось нечто вроде ЭВМ.

За столом также сидел секретарь.

Взгляд Вирджинии надолго остановился на нем. Это был высокий и очень худой молодой человек. Его одежда была слишком коротка для него по длине и слишком просторна по ширине. Впалые щеки на бледном лице. Подбородок, лоб и шея покрыты прыщами, а кадык ходит вверх-вниз.

Он в ужасе смотрел на девушку огромными карими глазами. Рот раскрылся, и он что-то пробормотал нечленораздельно. По крайней мере, ничего из этого обычный человек не понял бы, но не Вирджиния, научившаяся разбирать подобное бормотание во время редакторской правки или интервью.

— Что мне нужно? — громко повторила она. — Я — репортер. Какова стоимость всей этой мебели?

— Ядд-недд-дау, — ответил молодой человек.

— Я не знаю. Гм-м! В кабинете полный беспорядок, за исключением счетной машины, или что там у вас за столом. Мне кажется, я просто напишу в заметке: «Причинен ущерб только мебели кабинета».

Девушка сделала пометки в записной книжке и резко захлопнула ее.

— Ну, мы еще встретимся.

Она уже начала разворачиваться, чтобы уйти, когда ее остановил резкий звонок. Из какой-то точки на стене за спиной молодого человека послышался глубокий и спокойный мужской голос:

— Эдгар Грей, нажмите кнопку 74.

Молодого человека словно током ударило. Казалось, все его руки и ноги рванулись в сторону стола. Но каким-то образом он сохранил над ними контроль. Один из его длинных костлявых пальцев коснулся кнопки на «вычислительной машине».

Затем Грей выпрямился, держа глаза закрытыми, но продолжая жать на кнопку. Вирджинии казалось перед этим, что лица, бледнее, чем у него, она в жизни не видела. Но сейчас оно еще больше побелело и продолжало мертветь и дальше. В конце концов по его лицу пробежались темные тени. Казалось, что жизнь молодого человека находится в огромной опасности.

Все это было невероятно и неестественно. Вирджиния глядела на него округлившимися от удивления глазами.

Прошла минута. Потом человек глубоко вздохнул. Оторвав руку от кнопки, он открыл глаза. И увидел Вирджинию. Лишь теперь на его лице начал восстанавливаться прежний румянец.

Вирджинии Меньшин удалось выдавить из себя:

— Господи, что это было?

Эдгар Грей все еще не способен был дать вразумительный ответ. Он мутным взглядом смотрел на девушку, и у той создалось впечатление, что он вот-вот рухнет в обморок. Громко вздохнув, Грей уселся на обгоревший стул.

Он бессильно оперся о спинку стула, словно больной пес.

Вирджиния произнесла дружелюбным голосом:

— Послушайте-ка, Эдгар, как только сюда приедет ваш шеф, немедленно отправляйтесь домой и ложитесь в постель отдыхать. Это будет только на благо вашему здоровью.

Она повернулась и вышла. И тут же забыла об Эдгаре Грее.

Спустя пять минут после ее ухода из стены снова раздался четкий вибрирующий низкий женский голос:

— Эдгар!

Молодой человек вздрогнул. Потом встал. Женский голос нетерпеливо произнес:

— Эдгар, задерни шторы, закрой дверь и включи свет.

Словно автомат, молодой человек выполнил этот приказ. Но руки его дрожали, когда он наконец замер возле двери, не сводя с нее округлившихся глаз. Эта дверь отделяла кабинет от остальной части здания.

За ней раздался какой-то шорох, потом сквозь щель внутрь комнаты пробилась тоненькая полоска света. Дверь так и не открылась, однако сквозь нее в комнату шагнула какая-то женщина.

Сквозь дверь!

Призрачная женщина! Ее фигура имела призрачные очертания, она явно была нематериальна. На ней было белое платье из тонкого прозрачного материала. Какой-то миг Эдгар видел сквозь тело призрачной женщины саму дверь.

Она замерла, словно неземной дух, ожидающий материализации своей пока еще призрачной оболочки.

И вдруг она уже больше не была прозрачной. Материализация завершилась. Она была во плоти. Женщина шагнула вперед. Взмахнув рукой, она дала пощечину Эдгару. Довольно сильную.

Тот покачнулся, но устоял на ногах. А потом начал хныкать, и слезы его были вызваны болью и ненавистью.

— Эдгар, тебе ведь запретили курить.

Снова взлетела вверх рука. Еще одна звонкая пощечина.

— Ты останешься здесь до конца своего дежурства и будешь выполнять свои обязанности. Понятно?

Женщина холодно посмотрела на него.

— К счастью, я прибыла сюда как раз вовремя, чтобы увидеть эту журналистку. К счастью для тебя. Я собиралась наказать тебя хлыстом.

Она повернулась и направилась ко второй двери, но у самой двери остановилась на секунду, после чего шагнула сквозь нее и исчезла.

Мир полон случайностей, которые западают нам в душу, такова уж природа человека. До пожара Вирджиния сотни раз проходила мимо здания «Научно-футурологических лабораторий», не обращая на него никакого внимания. Но после этого случая она не переставала думать об этом учреждении.

На утро третьего дня после пожара она вместе с мужем вышла из того же самого ресторана. Подождав, пока он не скроется за углом, направившись в сторону университета, Вирджиния повернулась и пошла в противоположном направлении. Оказавшись рядом со зданием лабораторий, она, внезапно вспомнив о пожаре, остановилась и бросила взгляд на стеклянную витрину.

— Гм-м! — произнесла она.

На месте полуобгоревшего стола стоял новый, появился также и новый стул. На этом стуле сидел Эдгар Грей и читал какой-то журнал.

Вирджиния видела его бледное лицо и ясно различала профиль его кадыка. Рядом с ним на столе стояла полупустая коробка с едой.

Вполне обычная сцена, не заслуживающая ну ни малейшего внимания. Однако в начале десятого вечера, когда она в сопровождении мужа ехала в такси в театр, проезжая мимо «Футурологических лабораторий», она выглянула из такси.

Огромная стеклянная дверь отражала свет от лампы, расположенной позади стола, за которым сидел Эдгар Грей, что-то читавший.

— А он до сих пор еще работает, — вслух произнесла Вирджиния.

— Что ты сказала? — спросил профессор Меньшин.

— Ничего, Норман.

Спустя неделю они возвращались с одной вечеринки домой и проезжали в четверть двенадцатого мимо «Футурологических лабораторий». И снова Вирджиния увидела, как Эдгар Грей сидит и читает за столом.

— Ну и ну! — не сдержалась Вирджиния. — Кто бы ни был владельцем этого учреждения, у него служит верный работник!

Норман Меньшин с улыбкой посмотрел на жену.

— Работа в газете определенно обогатила твой словарный запас, дорогая.

Вирджиния кратко обрисовала ему то, что ей было известно о «Футурологических лабораториях». Его лицо нахмурилось, а красивые глаза сузились, когда ее рассказ подошел к концу. Однако он лишь пожал плечами.

— Возможно, сейчас очередь Эдгара нести ночное дежурство. После войны ощущается нехватка рабочих рук, а по закону даже ты вынуждена работать. И нам приходится обедать в ресторанах и есть витаминизированную пищу, ведь не можешь же ты одновременно и работать, и готовить еду. — Он скорчил гримасу. — Рестораны! Ах, ах!

Вирджиния рассмеялась, потом серьезным тоном сказала:

— Хотя, возможно, и существует недостаток рабочих рук, но люди, которых можно нанять на простую работу, ведут себя, как чванливые чинуши.

— Гм-м, полагаю, ты права. Боюсь, что тогда мне не удастся тебе помочь. Сейчас, когда я читаю лекции по практической психологии, я постепенно утрачиваю свои былые городские связи. Почему бы тебе не посоветоваться со стариной Кридли из твоей редакции? Ведь он, кажется, неплохой человек.

Кридли, редактор научного отдела, слушал Вирджинию, поглаживаю бороду.

— «Научно-футурологические лаборатории», — произнес он, растягивая слова. — Нет, не могу сказать, что когда-либо слышал о них. Так, ну-ка посмотрим.

Он придвинул к себе коммерческий журнал, лежавший у противоположного края стола, и открыл его.

— Гм-м! — сказал он. — Да, вот здесь… Исследования. Это ничего не объясняет, но, — он посмотрел на девушку, — ни вполне законны.

Потом Кридли добавил с иронической усмешкой:

— А я почему-то решил, что у тебя было иное мнение.

— Ну, мне казалось, что тут может получиться неплохая статья для нашего журнала.

В какой-то степени это было так. Старина Кридли протянул руку к телефону.

— Я сделаю звонок доктору Блэйру, единственному моему знакомому неврологу. Возможно, он сообщит мне кое-какие сведения.

Разговор по телефону длился довольно долго. Вирджиния успела даже выкурить сигарету. Наконец старый пройдоха повесил трубку. Потом посмотрел на нее.

— Ну, — произнес он, — ты действительно наткнулась на нечто интересное.

— Вы хотите сказать, там не все чисто?

Шеф улыбнулся.

— Нет-нет, тут другое. В это предприятие вложены крупные средства. Десять, двадцать, тридцать миллиардов долларов.

— Да уж, крошечное предприятие, ничего не скажешь! — воскликнула Вирджиния.

— Похоже, — продолжал старина Кридли, — филиалы этого «крошечного предприятия» разбросаны по всему миру. На каждой главной улице во всех городах нашей планеты, где население не меньше двухсот тысяч человек. Есть даже на Марсе в Каналис Махорис и по одному — на каждом из двух главных островов Венеры.

— Но чем они занимаются?

— По всей видимости, они действительно занимаются какими-то исследованиями. Впрочем, по правде говоря, тут замешана какая-то организация, которая оказывает на людей значительное давление, заставляя их вкладывать деньги в эти исследования. Было предпринято несколько робких попыток расследовать деятельность этой организации, но они так и угасли в самом своем зародыше.

— Доктор Дориэл Крэнстоун, основатель, когда-то был довольно известным специалистом в своей области. Около пятнадцати лет назад он начал этот сумасшедший проект и создал превосходную систему изымания золотишка у сердобольных богатых глупцов, которые жаждут потратиться на развитие науки. А на деле все идет группе мужчин и женщин, чьи имена у всех на устах. Они сверкают в толпе, словно бриллианты. Тебе знаком этот тип людей. Ты ведь сама начала свою карьеру именно с работы в этих кругах.

Вирджиния пропустила этот комплимент мимо ушей.

— Но сделали ли они хотя бы одно действительно важное открытие?

— Мне об этом ничего не известно.

Вирджиния помрачнела.

— Как странно, что ничего больше о них не известно. Наверное, мне следует копнуть это дело поглубже.

Вскоре после пяти начался дождь. Вирджиния Меньшин укрылась в подъезде, на дверях которого висела табличка «Сэм Хэбердэшери», и с унылым взглядом посмотрела на хмурое небо.

В ее сознание начала прокрадываться мысль, что ей предстоит здесь провести всю оставшуюся ночь. Удивительное дело, но она не собиралась отказываться от задуманного. Простая логика подсказывала, что за Эдгаром лучше всего следить после ужина.

А именно это она и собиралась делать.

В семь дождь прекратился. Вирджиния выскользнула из подъезда и быстрым шагом прошлась взад-вперед мимо офиса, не сводя с него взгляда. Там загорелась лампа, освещая все тот же стол, за которым все также сидел Эдгар Грей и читал какой-то журнал.

«Жалкий трусишка! — про себя в ярости выругалась Вирджиния Меньшин. — Неужели у тебя не хватает храбрости взять и настоять на своих правах? Я-то ведь знаю, что ты работаешь с самого утра».

Через несколько минут ее ярость угасла. Неумолимо уходило время. В десять минут одиннадцатого она торопливо проскользнула в ресторанчик, выпила чашку кофе и позвонила мужу.

Когда Вирджиния описала свои бдения возле офиса, профессор Меньшин захихикал в трубку, и она почувствовала себя лучше.

— Через час я ложусь спать. Поговорим обо всем утром.

— У меня нет времени, — отрезала Вирджиния, тяжело дыша. — Я ужасно боюсь, что он уйдет куда-нибудь в мое отсутствие.

Но когда она заглянула внутрь дома, свет там по-прежнему горел, а Эдгар все также стоически читал журнал.

Удивительное дело, но Вирджинии вдруг представилось, как он день за днем, год за годом приходит каждое утро на работу и остается допоздна. И никому до этого нет дела, по всей видимости, об этом никто и не знает. Да и сам Эдгар не задумывается о своей жизни, поскольку, очевидно, он не ведет обычную жизнь примерного семьянина. Она ощутила жалость к Эдгару, как к какому-то близкому человеку: «Ну и житуха у тебя, врагу не позавидуешь!»

Вирджиния увидела, как он поднялся и нажал на одну из клавиш на «вычислительной машине».

Потом она потрясла в замешательстве головой. С каждой минутой занятие Эдгара представлялось ей все более и более бессмысленным. Одиннадцать часов вечера. Одиннадцать тридцать. В одиннадцать тридцать два неожиданно свет погас, и спустя минуту Эдгар появился на улице.

Лишь в четверть девятого утра на следующий день Вирджиния Меньшин, спотыкаясь, начала подниматься по единственному лестничному пролету к двери своей квартиры.

— Не задавай мне никаких вопросов, — устало сказала она мужу. — Я провела всю ночь на ногах. Расскажу все, когда высплюсь. Пожалуйста, позвони в редакцию и скажи, что меня не будет.

У нее едва хватило сил, чтобы раздеться, набросить на себя пижаму и добраться до постели.

Когда она проснулась, на часах было четыре тридцать… А в кресле рядом с постелью сидела какая-то женщина, одетая в длинное белое платье.

У женщины, как сразу же заметила про себя еще не полностью пришедшая в себя Вирджиния, были голубые глаза и очень красивое лицо. То есть его можно было считать таковым, если бы не высокомерное и холодное выражение на нем. Тело — стройное и длинное. В правой руке у нее был нож с длинным и острым лезвием.

Женщина тихим голосом нарушила тишину:

— Теперь, раз уж вы начали расследование нашей деятельности, вы должны быть готовы и к последствиям подобного излишнего рвения.

Она умолкла на несколько секунд, улыбнувшись мимолетной загадочной улыбкой, встревоженно следя за тем, как Вирджиния медленно начала приподниматься. Вирджиния успела даже подумать, что она раньше где-то видела эту женщину, когда та продолжила:

— Женщины к тому же вызывают больше симпатии… Моя дорогая, вы попали в такую переделку, которая оставить след на всю вашу оставшуюся жизнь. — Последние слова она произнесла медленно и участливо.

Только сейчас к Вирджинии вернулся дар речи:

— Каким образом вы попали в квартиру?

Хотя женщина казалась ей смутно знакомой, но этот вопрос был первым, пришедшим ей в голову. И только потом до нее стал доходить смысл угрозы, прозвучавшей в словах незнакомки. Голос Вирджинии стал еще более пронзительным, когда она повторила:

— Каким образом вы попали в квартиру?

Светловолосая женщина улыбнулась, обнажая зубы:

— Сквозь стены, конечно.

Слова эти прозвучали со скрытым сарказмом, но вывели Вирджинию Меньшин из оцепенения. Она глубоко вздохнула… и застыла.

Внезапно осознав, насколько сверхъестественной является их встреча, она, сузив глаза, уставилась на собеседницу. Ее взгляд приковал к себе чудовищный нож, а потом страх охватил Вирджинию.

Вирджиния представила, как в комнату входит Норман и видит ее труп, с ножом в сердце. Вот она — мертвая, а он живой, смотрит на нее! Вот ее труп лежит в гробу…

Кровь быстрее побежала по венам, когда всю ее охватил ужас.

Взгляд ее переместился вверх, к лицу женщины… и страх рассеялся.

— Э, — удивленно воскликнула Вирджиния, — я вспомнила, кто вы такая! Вы — жена местного воротилы Фила Паттерсона. Я видела ваши фото в газетах в разделе светской хроники.

Страх теперь быстро отступал. Она не слишком хорошо разбиралась в психологии, но люди, которых она знала, — а это были Очень Важные Персоны, — не совершают убийств. Убийства совершают неизвестные, потерявшие все человеческое обличье типы, на несколько мгновений высунувшиеся из безликой толпы перед телекамерами после того, как их поймает полиция, чтобы затем, после приведения в исполнение приговора, кануть навсегда в небытие.

Вирджиния снова смогла членораздельно продолжить:

— Итак, вы работаете в «Научно-футурологических лабораториях».

Женщина кивнула.

— Верно. Да, я оттуда. А теперь, — она слегка выпрямилась, и голос ее зазвенел, словно колокольчик, — мне не хочется терять зря время на пустую болтовню.

— Что вы сделали с Эдгаром Греем? — спросила ровным голосом Вирджиния. — Он — какой-то автомат, вещь, а не человеческое существо.

Женщина, казалось, не слышала ее слов. Она пребывала в нерешительности. Наконец она загадочно произнесла:

— Я должна убедиться, сколь много вы знаете. Слышали ли вы когда-либо о Дориэле Крэнстоне?

Наверное, по удивленному выражению на лице Вирджинии женщина поняла ответ:

— Ага, вижу, вы еще не до всего докопались. Премного благодарна вам за это! Вы могли бы представлять для нас тогда серьезную опасность.

Она умолкла и встала. Потом добавила удивительно бесцветным голосом:

— Это все, что я хотела узнать. Глупо сообщать информацию тем, кто вскоре умрет.

Она оказалась возле постели раньше, чем до Вирджинии дошел весь ужас, скрывавшийся за этими словами. Нож, о котором Вирджиния почти позабыла, сверкнул в руке женщины, потом начал движение вниз, к левой груди Вирджинии.

Тело девушки разорвала мучительная, обжигающая боль. Она успела увидеть нож, торчавший из груди, как раз над сердцем.

А потом Вирджиния провалилась в спасительную темноту.

Профессор Норман Меньшин, весело и тихо насвистывая, вошел в свой дом. Часы на стене показывали ровно восемь. Когда он повесил шляпу и плащ на вешалку и поставил трость в угол, а затем миновал пустую гостиную и кухню, минутная стрелка указывала пять минут девятого.

Снимая плащ, он успел заметить, что плащ Вирджинии, ее шляпка и прочие вещи находятся там же, где и всегда.

По-прежнему насвистывая, но уже тише, он прошел к двери в ее спальню и постучал.

Ответа не последовало. Он торопливо возвратился в гостиную и взял вечерний выпуск «Геральд», который купил по дороге домой.

Скорость чтения у него была довольно высокой, до тысячи двухсот слов в минуту, и газету он прочитал довольно быстро, особенно, если учитывать, что он, как всегда, прочитал все разделы, кроме светской хроники.

В полдевятого он сложил газету, но потом остался сидеть, нахмурив брови. Он раздраженно подумал, что если Вирджиния дрыхнет с самого утра, то ее следует разбудить и устроить взбучку. Кроме того, ей пора удовлетворить его любопытство и сообщить, что же она выяснила во время своего дежурства возле «Научно-футурологических лабораторий» прошлой ночью.

Он постучал еще раз в дверь спальни, а когда вновь не последовало ответа, открыл ее и перешагнул через порог.

Комната была пуста.

Профессора Меньшина это не слишком удивило. Он грустно посмотрел на неприбранную постель, потом покачал головой и улыбнулся. За двенадцать лет совместной жизни с Вирджинией он слишком хорошо знал причуды женщин-репортеров.

Впрочем, это не было похоже на Вирджинию — оставить комнату неприбранной, хотя такое раньше уже случалось пару раз, и тогда он поступал так же, как и сейчас: застелил постель, пропылесосил ковер и вымыл пол.

Убирая постель, он обратил внимание на кровавое пятно на простыне.

— Проклятье! — раздраженно пробормотал профессор Меньшин. — Вирджинии не следовало выходить на улицу, когда из носа идет кровь, да еще и без плаща.

Наконец он вернулся в гостиную и включил радиоприемник, настроенный на комедийный сериал, пользующийся популярностью, в котором, впрочем, он уже какую неделю безуспешно пытается разобраться.

В этот вечер он снова ничего не понял. Лишь однажды он рассмеялся, но это было мало похоже на настоящий смех. Когда эта пытка закончилась, он выключил радио и начал тихо насвистывать.

Через некоторое время он посмотрел на часы: одиннадцать вечера. Возможно, стоит позвонить в редакцию «Геральд»… Нет, не надо. Ведь Вирджиния вроде считается больной.

Он раскрыл детективный роман, который уже месяц как собирался начать читать. В двенадцать, когда он дочитал его до конца, Норман взглянул на часы.

Уже через некоторое время, читая книгу, он почувствовал, как внутри все сильнее разгорается слабая тревога, дававшая о себе знать где-то в глубине сознания, и тогда он захлопнул книгу.

Профессор Меньшин встал и громко выругался. Он сказал себе, что очень зол на Вирджинию. Она не должна была уходить из дома таким образом и ни разу потом не позвонить по телефону!

Он решил лечь спать.

Проснулся он внезапно. Часы показывали восемь часов, и солнечные лучи уже заглядывали в комнату через окно. Ощущая тревогу, он выбрался из-под мягкого одеяла и направился в спальню Вирджинии.

Там ничего не изменилось.

«Самое главное, — сказал себе профессор Меньшин, — действовать логически. Допустим, я вызову полицию… проверив, конечно, предварительно, нет ли ее в редакции или в других местах, которые я могу вспомнить.

Полицейские станут задавать вопросы. Ее описание? Ну, она была поразительно красива: пяти футов и шести дюймов ростом, волосы русые, впрочем, имеют несколько необычный оттенок, который…»

В этом месте Меньшин заставил себя думать о другом. Не время сейчас предаваться романтическим воспоминаниям.

— Русоволосая, — произнес он вслух твердым голосом, — и одета она была в…

Здесь профессор Меньшин угрюмо замолчал. По крайней мере, на это он мог бы дать ответ с научной точностью.

Он решительно направился к платяному шкафу с ее одеждой. В течение десяти минут профессор рылся в сумраке шкафа среди пятидесяти платьев, пытаясь узнать, какого же не хватает. Удивительное дело, но в шкафу он обнаружил довольно много платьев, которые были ему незнакомы.

Наконец через десять минут он признал себя побежденным. Он вернулся в спальню, и именно в эту секунду туманная фигура какого-то человека шагнула сквозь стену комнаты.

Этот мужчина застыл на несколько секунд, словно остановившийся кадр фильма. Потом призрачная фигура начала уплотняться, обретая очертания человека, одетого в смокинг. С надменным ироничным видом мужчина холодно поклонился и сказал:

— Не вызывайте полицию. Не совершайте никаких глупостей. Занимайтесь своими обычными делами и придумайте какое-нибудь правдоподобное объяснение отсутствия вашей жены. После этого — ожидайте. Просто ждите.

Мужчина повернулся. Его тело начало снова изменяться, становясь призрачным, потом он шагнул сквозь стену. И исчез.

Он не знал, что делать, может, последовать совету незнакомца? Однако во время войны ему приходилось принимать быстрые решения.

Меньшин не знал, как же ему поступить. Он медленно направился в свою комнату и из дальнего конца выдвижного ящика письменного стола достал «люгер», лежащий там уже много лет. Военный трофей. А поскольку его наградили медалью, то не требовалось разрешения на ношение оружия.

С растущим скептицизмом он проверил пистолет. В конце концов, успокоив себя исключительностью сложившихся обстоятельств, он сунул его в карман плаща и вышел на улицу.

На полпути к университету до него вдруг дошло, что сегодня суббота. Меньшин замер как вкопанный посреди улицы и рассмеялся сухим смехом. Надо же, как он умудрился забыть об этом?!

Он стоял в нерешительности, насупив брови, внезапно с тревогой подумав: «Человек, проходящий сквозь стены! Здесь кроется причина исчезновения Вирджинии!»

Его рассудок отказывался принимать этот факт. Он почувствовал странную вялость и сухость в горле, словно внутри его тела разгорелся огромной силы пожар. А пальцы, когда он поднес их к горящему лбу, были сухими и царапали, как наждак. Профессор с удивлением посмотрел на них. Потом торопливо направился к аптеке на углу улицы.

— Дайте мне жаропонижающее, — попросил он. — Я чуть было не потерял сознание и до сих пор чувствую головокружение.

Только наполовину это была ложь: он и вправду испытывал страдания после перенесенного потрясения и нуждался в чем-то успокоительном.

— С вас доллар, — сказал аптекарь спустя минуту.

Меньшин с благодарностью заплатил, после чего вышел на улицу. Ум его снова заработал на полную катушку, а в физическом плане стали исчезать слабость и полуобморочное состояние. Теперь необходимо было оценить ситуацию.

Он безучастно сказал себе: «Какие имеются факты? „Научно-футурологические лаборатории“ …Эдгар Грей… Доктор Дориэл Крэнстоун… незнакомый мужчина с бесстрастным лицом, проходящий сквозь стены»…

Тут профессор остановился. Он понял, что снова кружится голова. Он глухо прошептал:

— Невозможно. Наверное, это все мне пригрезилось. Человеческое тело эволюционировало от еще более примитивных форм. Поэтому, если только…

Теория Хигдена! По ней любой человек, которому однажды уже удалось при помощи своих врожденных способностей пройти сквозь материальную субстанцию, мог повторить это, если ему на помощь потом приходила энергия извне. Выходит, теория Хигдена, что современный человек деградировал от более высшей и организованной формы, верна!

Меньшин отрывисто рассмеялся. Потом укоризненно заметил:

— Что это я веду сам с собой академическую дискуссию, в то время как Вирджиния…

Тут его мысль оборвалась. Он почувствовал, как снова возвращается прежнее напряжение. Впереди увидел вывеску еще одной аптеки. Он вошел в нее и купил вторую — хватит на этом! — дозу жаропонижающего.

Потом, полностью восстановившись физически, но по-прежнему оставаясь психически подавленным, он вошел в кафе и занял одну из кабинок. Спустя час реальность, открывающаяся перед ним, оставалась все такой же безнадежной.

Он был до смерти перепуган. Но поскольку боялся он не за себя, ничего другого не оставалось, кроме как исполнять совет незнакомца.

Ждать!

Воскресенье. Одиннадцать часов утра. Меньшин выехал в центр города и бросил взгляд на стеклянную дверь здания «Научно-футурологических лабораторий». Там, внутри, находился Эдгар, длинноногая костлявая образина, уткнувшаяся в журнал.

Следующие десять минут Эдгар только тем и занимался, что переворачивал прочитанные страницы. Меньшин вернулся в свою квартиру.

Понедельник. В этот день у него не было лекций. Оказавшись в деканате с тремя профессорами, Меньшин перевел разговор на «Научно-футурологические лаборатории».

Траубридж, профессор физики, подпрыгнул, услышав это название, а потом рассмеялся вместе с остальными.

Кассиди, помощник профессора с кафедры английского языка, сказал:

— Ты сейчас напоминаешь комика Томми Рокета, новую звезду эстрады.

Третий профессор сменил тему разговора.

Вторник. У него не было свободного времени. Во время полуденного перерыва он прошел в библиотеку и попросил принести ему книги, написанные доктором Дориэлом Крэнстоном, а также что-нибудь о нем самом.

Вскоре он получил две книги, написанные самим доктором, и еще одну — о нем, автором которой был доктор Томас Торранс. Первая из этих книг, состоящая из двух томов, была озаглавлена: «Физическое сходство человеческой расы». Удивительно, но написана она была в пацифистском ключе. Крэнстон проклинал межнациональную грызню, которая приводила к массовой резне, истерически весьма эмоционально отстаивал тезис, что все люди — братья. Доктор восхвалял пожатие рук как символ дружбы, воспевал поцелуй между мужчиной и женщиной, высоко оценивал обычай тереться носами, принятый у эскимосов.

«Люди разных народов, — писал он, — имеют противоположные электрические заряды, и только физический контакт снимает разность потенциалов между ними. К примеру, белая женщина, позволившая китайскому студенту поцеловать ее, обнаружит на сотый раз, что его поцелуи вовсе не внушают ей отвращения. С течением времени этот парень становится для нее обычным человеком, внушающим ей чувства, с которыми она не способна совладать. Она начинает думать о следующем шаге — замужестве. То, что вначале было просто захватывающей экзотической забавой, теперь приобретает более приличествующий статус. Мы видим вокруг себя огромное множество подобных примеров, но пока сами не установим подобных связей, просто не в состоянии воспринять их как реально существующий факт».

Книга доктора, если не замечать пацифизма, в основном-то и содержала подобные тезисы. Когда Меньшин закончил чтение, прошло время обеда. Две другие книги он взял с собой, чтобы вечером прочитать их дома.

Вторая книга Крэнстона являлась развитием первоначальной темы и была написана в еще более догматическом и резком стиле, чем первая. Автор решительно навязывал читателю свои взгляды, и Меньшину пришлось приложить значительные усилия, чтобы дочитать второй толстенный том до конца.

Потом он раскрыл биографию Крэнстона, написанную Торрансом, быстро пролистал страницы, нашел начало первой главы и прочитал:

«Доктор Дориэл Крэнстон, пацифист, известный невролог, родился в Луизвилле, штат Кентукки, в…»

Меньшин устало захлопнул книгу. Он уже был полностью согласен с тем, что физический контакт действительно делает чудеса в отношениях между людьми. Но уже было ясно, что, читая эти старые труды Крэнстона, он не обнаружит никакой связи с нынешним положением дел.

Среда. Новых идей не возникло.

Четверг. Когда Меньшин направился домой, профессор Траубридж пристроился чуть сзади него.

— Норман, — начал он, — я хочу сказать вам несколько слов относительно намеков, которые вы сделали позавчера в адрес «Научно-футурологических лабораторий». Если вы вступили в контакт с этими людьми, не надо колебаться. Они могут сделать то, что обещают.

На какую-то секунду Меньшину показалось, что это был набор слов, произнесенных наугад каким-то автоматом. Но в конце концов до него дошел весь их скрытый смысл. Меньшин понял, что лучше всего сейчас удержаться от вопросов, которые вот-вот могут сорваться с его языка, и скрыть свое невежество в этом вопросе. Он сглотнул и сделал паузу, боясь, что Траубридж догадается, однако тот продолжил:

— Три года назад мой врач доктор Хоксвелл сказал мне, что мое сердце выдержит самое большее, еще полгода. Я отправился в клинику Майо, где получил подтверждение этого диагноза. Спустя месяц, когда я уже совсем отчаялся, ко мне обратились люди из «НФЛ» и сказали, что я мог бы заменить себе сердце за десять тысяч долларов. Они продемонстрировали мне это сердце — бьющееся в стеклянном сосуде. Это было живое сердце, Норман! Мне сказали, что при соответствующей оплате я в любой момент могу заменить в случае нужды любой орган.

— А я считал, — произнес Меньшин, — что трансплантация органов невозможна из-за…

Он умолк. В его уме возникло нечто — не мысль, а скорее какая-то картина, даже вопрос, нахлынувший, словно приливная волна. Откуда-то издалека он услышал, как Траубридж произносит:

— Они действительно способны сделать это, потому что открыли принципиально новый подход в электроорганике.

Сознание Меньшина сейчас было занято только одной мыслью. Глухим голосом он пробормотал ужасные слова:

— Откуда же они берут эти свои живые заменители органов?

— Что?! — воскликнул Траубридж. Его глаза расширились. На лице появилось выражение удивления, когда он прошептал: — Никогда не задумывался над этим.

К тому времени, когда Меньшин дошел до своей пустой квартиры, ему тоже не хотелось думать над этим.

Затем появилась цель.

Он, злясь на себя за то, что ждал так долго, мерял нервными шагами гостиную. И все же проблема перед ним стояла все та же: что ему делать, может ли он предпринять какие-либо эффективные действия!

Отправиться в полицию?

Он тут же отбросил эту мысль, потому что еще оставалась возможность все уладить самому. К тому же ему посоветовали, как бы между прочим, не обращаться к представителям власти, а просто спокойно подождать.

А ждал он уже несколько дней. Почему бы ему не отправить по почте письмо в банк с указанием поместить его в сейф, открыть который можно будет только в том случае, если с ним что-то случится? Да, он так и сделает.

Профессор Меньшин написал письмо, потом остался сидеть за письменным столом, погруженный в думы. Так он просидел довольно долго, после чего начал составлять список возможного хода событий, пункт за пунктом:

«Вирджиния случайно обнаружила существование „Научно-футурологических лабораторий“. Она исчезла после этого.

Какой мужчина, способный проходить сквозь стены, сделал мне предупреждение оставить все как есть? Я обнаружил, что:

1) Доктор Дориэл Крэнстон, основатель „НФЛ“, фанатичный приверженец пацифизма, к тому же известный врач-невролог.

2) Люди „НФЛ“ продают человеческие органы в широком масштабе богатым людям (это, вероятно, чисто коммерческое предприятие, источник их доходов).

3) Способность проходить сквозь стены, очевидно, имеется только у них, и они не намереваются ни с кем делиться этим даром (впрочем, им, похоже, наплевать на то, что я знаю об этом).

4) Кридли, редактор научного отдела „Геральд“, сказал, что сообщал Вирджинии, что предпринималось несколько попыток расследовать деятельность „НФЛ“, однако они все заканчивались на зачаточной стадии, что доказывает, что „НФЛ“ оказывают поддержку влиятельные люди в верхах.

5) Абсолютно нет никаких причин полагать, что они поступят с Вирджинией не так, как с другими, с теми, кто становился для них источником получения живых органов».

Дрожащей рукой написав последнее предложение, Меньшин пробежал взглядом по списку. Он его не удовлетворил: похоже, не было никакой зацепки, которая могла бы привести его к Вирджинии.

Через несколько секунд он медленно начал писать:

«Если я отправлюсь в полицию, и будут арестованы доктор Крэнстон и Эдгар Грей, то Крэнстон покинет тюрьму, пройдя сквозь стены, а Эдгар…».

Меньшин, пораженный внезапной догадкой, отложил ручку в сторону. Эдгар! Если верно, что филиалы «НФЛ» находятся во всех крупных городах, то, значит, по всему миру сотни таких эдгаров исполняют роль клерков. Ну да. Эдгар!

Вирджиния исчезла после ночи, когда наблюдала за Эдгаром.

Что же она обнаружила?

Возбуждение, охватившее его мозг, пронеслось волной по всему телу. Меньшин посмотрел на каминные часы. Они показывали без одной десять. Если поторопиться, то можно успеть на центральную площадь как раз к тому времени, когда она позвонила домой в ночь слежки за Эдгаром.

«Ведь я тоже могу притаиться, как и она, у прядильной фабрики», — подумал Меньшин.

Эдгар до сих пор не покинул свой кабинет. Меньшин припарковал автомобиль чуть дальше по улице, однако с этого места он ясно видел Эдгара, сидевшего за столом под лампой.

Тот читал какой-то журнал. В одиннадцать тридцать Эдгар встал, надел шляпу, выключил свет и вышел на улицу. Потом запер дверь на замок.

Он не оглядывался, а прямо направился к ресторану, где профессор Меньшин часто обедал с женой. Меньшин выбрался из машины и направился к окну ресторана.

Подойдя к стойке, Эдгар заказал кусок торта и чашку кофе. Он бросил на прилавок несколько монет и тут же отправился назад — у Меньшина едва хватило времени, чтобы повернуться спиной к выходу, когда из дверей на улицу вышел Эдгар.

Он торопливо пошел вниз по улице. Через пять минут Эдгар свернул в едва освещенное фойе какого-то кинотеатра, работавшего всю ночь. Меньшин вновь выбрался из своей машины, купил билет и, слегка запыхавшись, спустя минуту устроился на стуле в трех рядах от Эдгара, который сел прямо напротив экрана.

В три часа Эдгар все еще находился в кинотеатре, хохоча над смешными эпизодами, мелькавшими на экране. Вскоре Меньшин уснул.

Проснулся он внезапно. На часах было шесть сорок пять. Эдгар сидел, сгорбившись, на своем стуле, запрокинув ноги на спинку сиденья впереди. Однако он не спал.

В семь сорок он резко встал и торопливо вышел из кинотеатра, после чего направился прямо к ресторану. Меньшин следовал за ним в ста футах позади. Заказанную еду Эдгар получил через четыре минуты, еще три минуты он потратил, чтобы покончить с ней. Девушка за стойкой передала ему две коробочки с ленчем, после чего он вышел на улицу.

У аптеки Эдгар остановился, чтобы купить четыре журнала.

Без одной восемь он ключом открыл дверь «Научно-футурологических лабораторий» и расположился на своем привычном месте за столом. Раскрыв один из журналов, он принялся его читать.

По всей видимости, весь его обычный распорядок дня пройдет так же, как всегда, без всяких изменений.

«И что теперь мне делать?» — подумал Меньшин.

Возвратившись домой, Меньшин помылся под холодным душем, чтобы окончательно пробудиться, торопливо съел завтрак, состоящий из кусочков поджаренного хлеба и чашки кофе, после чего отправился в университет. До первой лекции, начинавшейся без двадцати десять, был еще вагон времени, и можно было хорошенько обдумать то, что он только что обнаружил.

«В самом деле, — спросил себя Меньшин, — а что же я обнаружил? Ничего особенного, если не считать еще одного результата неврологических исследований доктора Крэнстона. Несомненно, этот человек гениален. Наверное, я слишком быстро пролистал его книги и что-то упустил».

В настоящее время ему ничего другого не оставалось, кроме как дожидаться конца рабочего дня, а вечером достать с полки биографию Дориэла Крэнстона, написанную Томасом Торрансом, доктором философии, которую он еще не успел прочитать.

Открыв книгу, он обнаружил на первой странице фотографию человека, стоявшего на террасе загородного дома.

Увидев ее, Меньшин вздрогнул, потом повнимательнее присмотрелся к холодному ироничному лицу доктора, довольно крупного человека. Надпись внизу гласила:

«Автор книги доктор Томас Торранс в своем загородном доме в Нью-Деллафильде, штат Массачусетс».

Ошибки быть не могло. Торранс и был тем человеком, который проходил сквозь стены и предупредил его, чтобы он не вызывал полицию.

Меньшин сейчас никак не мог собраться с мыслями: последствия бессонной ночи, нервного истощения от переживаний за последнюю неделю дали о себе знать именно в то время, когда ему больше всего требовались силы, чтобы поразмышлять над различными аспектами, следовавшими из сделанного им важного открытия.

Его последней мыслью перед тем, как он окончательно провалился в сон, было: «Все то, что случилось с Вирджинией, произошло во время ее сна в тот день. Может быть, и со мной тоже…»

Проснувшись, он с неудовольствием обнаружил, что с ним ничего не случилось, после чего в его сознании медленно начала выкристаллизовываться цель, которой теперь будут подчинены все его действия. На часах было одиннадцать пятнадцать. Меньшин встал и направился прямо к телефону.

Поскольку вызывал он Калифорнию, долго ждать ему не пришлось. Через десять минут прозвучала телефонная трель.

— Ваш заказ, сэр, — раздалось в трубке.

Меньшин глубоко вздохнул, потом с напряжением в голосе сказал:

— Алло!

Последовал щелчок… телефонист повесил трубку… пауза, после чего знакомый голос спокойно произнес:

— Что вы задумали, профессор?

Меньшин сглотнул. Он ждал вовсе не этих слов. Уверенный, спокойный тон собеседника, то, что за ним скрывалось, буквально ошарашили его. Он едва поверил, что сумел произнести, ощущая вместе с тем всю нелепость своей угрозы:

— Торранс, если моя жена не будет немедленно мне возвращена, я начинаю действовать.

Последовала короткая пауза, потом хихиканье.

— Вы меня заинтриговали, — произнес собеседник, — и какие же именно действия вы думаете предпринять?

Теперь в его голосе явно чувствовалось высокомерие. Меньшин почувствовал, как вдруг засосало под ложечкой. Он попытался побороть это неприятное ощущение.

— Прежде всего, — глухим тоном начал он, — я встречусь с газетчиками.

— И что это вам даст? — вопрошающе заметил Торранс. Голос его был при этом бесстрастным. — Все владельцы газет в стране пользуются услугами нашего банка органов. И на всякий случай, если вы лелеете еще какие-то замыслы, знайте, что то же относится и к губернаторам, лейтенант-губернаторам, государственным адвокатам, членам кабинета министров и так далее.

— Должно быть, вы лжете, — заметил Меньшин. Внезапно пришло спокойствие, он стал более уверен в себе. Это было бы вопреки всем вероятностным законам, если бы все из упомянутых Торрансом людей начали бы действовать против него по указке «НФЛ».

В трубке раздался смешок Торранса.

— Боюсь, что мы до сих пор так и прозябали бы в неизвестности, — начал он, — если бы полагались только на законы природы. — Он продолжил более серьезным тоном: — Наша главная база, Меньшин, расположена в Северной Америке, поэтому мы можем уберечься от случайностей и подобраться к людям, занимающим важные посты, и теперь, смею уверить вас, они крепко сидят у нас на крючке.

Без паузы он продолжил:

— Я не буду объяснять вам, профессор, как нам это удалось сделать. Вы, конечно же, можете отправиться в местное отделение полиции. До мелких полицейских сошек нам нет никакого дела, пока они не беспокоят нас. После чего мы просто-напросто нейтрализуем их. Надеюсь, я все ясно объяснил. И теперь, если вы не против, я…

Ярость вспыхнула в Меньшине так неожиданно, что он просто не успел совладать с ней.

— Торранс, — закричал он. — Что вы сделали с моей женой?

Последовал холодный ответ:

— Мой дорогой друг, вас это, конечно, удивит, но у нас нет вашей жены. До свидания!

Потом последовал щелчок — Торранс повесил трубку.

Меньшин упрямо заказал новый вызов, на этот раз в небольшой городишко, где располагалась резиденция Крэнстона.

— Алло, — сказал он, когда наконец его соединили. — Это вы, доктор Крэнстон?

Снова в трубке раздалось хихиканье.

— Ну-ну, — послышался голос Томаса Торранса, — какой же вы упрямец!

Меньшин тут же, ни слова не говоря, бросил трубку. Он не понимал до конца, каким образом звонок в Нью-Джерси был переключен на Массачусетс, но фактам приходилось верить.

Он с озадаченным видом направился в гостиную, но тут призрачная Вирджиния отшагнула от стены коридора.

На ней была пижама. Меньшин наблюдал, как буквально на глазах обретала материальность ее призрачная рука. Целую минуту она не сводила с него глаз, в которых читались боль и мука.

Потом Вирджиния начала плакать. Слезы струились по ее щекам. Она бросилась к мужу. И с силой, приумноженной отчаянием, прижала его к себе.

— О дорогой, дорогой! — всхлипывала она. — Они убили меня. Убили!

Вирджиния стонала и плакала, пока окончательно не пробудилась. Ужасная картина последних минут перед тем, как она провалилась в темноту, навсегда запечатлелась в ее памяти.

Она проснулась внезапно.

Вирджиния обнаружила себя лежащей в огромной, довольно необычной комнате. Лишь через минуту она поняла, что лежит на каком-то столе, и еще одна минута потребовалась, чтобы осознать, что нож больше не торчит в груди прямо под ее сердцем.

Ее словно обожгло огнем, когда она поняла, что не чувствует боли и что она жива.

Жива! Вирджиния неуверенно привстала. И тут же снова рухнула вниз от резкой боли в левой стороне груди.

Боль постепенно отступала. Но то, что она вообще появилась, вызвало страх у нее. Она обессиленно лежала, не смея пошевелиться.

Постепенно Вирджиния все яснее различала обстановку вокруг себя.

Она находилась в помещении, имевшем примерно сто квадратных футов. Почти полностью оно было заставлено небольшими стеклянными конструкциями прямоугольной формы, выстроенными в ряд вдоль стен, с оставленными узкими проходами, причем каждая конструкция была разделена на отделения примерно в два квадратных фута.

Повернув голову, Вирджиния ясно разглядела, что же находится за стеклянными перегородками слева и справа от нее.

В каждой из подвешенных к потолку конструкций находилось то, что выглядело, как человеческое сердце.

Вирджиния ошарашенно смотрела на них и уже собиралась отвести взгляд в сторону, когда с внезапно нахлынувшим ужасом ей открылось: эти сердца бились!

Они постоянно то расширялись, то сжимались. Паузы в их мерном движении не было. Монотонная ритмичность этого движения произвела успокаивающее действие на напряженные нервы Вирджинии. Через пять минут она подумала, что следует самой все осмотреть.

Осторожно, в этот раз почти без страха, она приподняла голову. Лишь теперь она увидела то, чего ранее не замечала.

Из ее шелковой пижамы был вырезан квадратный кусок. На этом месте виднелась белая повязка, тщательно наложенная там, куда вонзился нож.

Самое удивительное, именно эта белоснежная повязка и успокоила ее. Стало ясно, что за ней ухаживают. Смертельная опасность миновала.

Вирджиния предположила, что находится в частной клинике какого-то хирурга, расположенной по соседству с ее квартирой. Наверное, ее поспешно доставили к нему, чтобы он произвел операцию.

Она жива, но казалось странным, что рядом не оказалось никакой сиделки. Конечно же, ее не должны были оставить одну здесь, на этом столе!

Ее охватила ярость. А поскольку страх все еще затуманивал ее сознание, гнев этот был неестественно сильным и безрассудным.

С течением времени гнев отступил. Если бы она лежала в мягкой постели, то осталась бы спокойно лежать в ней и ждать развития событий. Но разве можно долго пролежать на твердой плоской поверхности стола без всяких удобств?

Вирджиния снова оторвала голову от поверхности стола. Потом осторожно перенесла вес на правую руку и приняла сидячее положение.

Ничего не случилось. Не было той мучительной боли, которую она испытала перед этим. По всей видимости, главное — не двигаться слишком быстро.

Целую минуту Вирджиния просидела на краю стола, свесив ноги и оглядываясь среди этого фантастического нагромождения человеческих сердец.

Потом возник страх. Ведь это невозможно — видеть все ряды спокойно бьющихся сердец, живых сердец!

Больше всего тревожило полное отсутствие людей. Никого и ничего, только эти жуткие стеклянные конструкции.

Дрожа, Вирджиния опустилась на пол. Потом она замерла, дожидаясь, когда силы вольются в ее тело.

К радости своей она поняла, что вся ее слабость исчезла.

Вирджиния пошла по какому-то проходу, бросая лишь мимолетные взгляды на двойной ряд сердец. От огромного их количества она снова почувствовала беспокойство. В противоположном конце комнаты она увидела дверь, висевшую на петлях, с замком. Однако она легко открылась. За ней был коридор, в конце которого она увидела еще одну дверь.

Ощущая нетерпение, убежденность, что она должна поскорее убраться от этого бесконечного ряда беззвучно бившихся сердец, она переступила через порог.

Вторая дверь оказалась металлической. Несмотря на то, что в замке торчал ключ, сам замок был грубо выломан.

С той же нетерпеливостью Вирджиния открыла дверь и шагнула на тропинку среди джунглей. Над вершиной холма, расположенного вблизи, светило яркое солнце, освещая несколько футов склона. Вирджиния начала подниматься по нему, а когда оказалась на вершине, то застыла, парализованная открывшимся ей видом.

Вирджиния Меньшин сделала перерыв в своем рассказе. Ее муж лежал перед ней на кровати. Она смотрела на него, муж ласково глядел на нее.

— Но ведь ты не умерла. Ты же со мной, живая и в безопасности!

— Ты не понимаешь, милый, — сказала она с отчаянием в голосе. — Ты… не понимаешь.

— Продолжай, моя дорогая, — спокойно заметил профессор Меньшин. — Что же такого необычного ты увидела там?

Она оказалась на острове — атолле, утопающем в зелени джунглей, а вокруг — только голубые воды океана, обступавшие остров повсюду, куда ни кинь взгляд.

Хотя солнце еще высоко висело на небосклоне, было ясно, что вечер не за горами. Стояло настоящее пекло, и Вирджиния почувствовала слабость.

Чувствуя головокружение, она повернулась, чтобы посмотреть на дверь, через которую выбралась наружу. Вирджиния ожидала увидеть здание, но ничего подобного не оказалось.

Густые заросли поднимались вокруг стеной. Даже открытая дверь была наполовину скрыта лишайником, которым поросла внешняя поверхность металлической двери.

Стоял сильный запах разлагавшейся растительности.

Внезапно Вирджинию, в одиночестве стоявшую на вершине холма под сверкающим небом, охватил беспричинный страх. Вот сейчас дверь закроется, и она останется навеки в этом безлюдном мире.

Она не сводила глаз с этой двери. Вирджиния сделала только три шага, когда услышала какой-то тонкий, пронзительный звук, шедший сверху и справа от нее. Сперва слабый и далекий, потом усилившийся и приближающийся.

После мгновения тревожного замешательства она с облегчением узнала источник этого звука — это летел реактивный самолет.

А потом она его увидела — черную точку в небесной голубизне. Это был аппарат длиной около двухсот футов, с двадцатью реактивными двигателями, бескрылый, если не считать небольших приподнятых вверх хвостовых подпорок, поддерживающих фюзеляжи реактивных двигателей вертикального взлета.

Он пролетел мимо, так и не обратив внимания на ее неистовые взмахи, — пассажирский лайнер, летевший на восток, в сторону садившегося солнца.

Вирджиния следила за самолетом, пока он не исчез в ослепительном сверкании солнца. Надежда постепенно угасала. Она вздрогнула, когда наступила тишина. Взволнованная и окончательно подавленная, она вновь ощутила страх, что дверь может закрыться.

Вирджиния торопливо прошла к ней, закрыла за собой, но не заперла на ключ. Раньше она не обратила внимания, насколько прохладно и уютно было в огромном помещении, где она проснулась. Ей бросился в глаза и мягкий свет, льющийся из невидимых источников. Все знакомое, искусственное, механическое. «Наверное, — встревоженно подумала она, — здесь имеется подвальное помещение или даже подземные этажи. Электроэнергия обязательно должна где-то вырабатываться».

В течение неопределенного времени она исследовала вторую дверь, но добилась лишь того, что вконец утомила себя. Затем легла на кушетку, которую обнаружила в конце помещения. Там она отдыхала, пока вдруг не заметила, впервые за все время, что к каждому прозрачному отделению этих бесконечных рядов прикреплена небольшая табличка. На первой, которую она исследовала, было отпечатано:

«Моррисон, Джон Лоренс

257 Карригат-стрит

Нью-Йорк».

На второй табличке также указывалось его имя, и ничего больше. Вирджиния медленно шла вдоль ряда отделений. Когда она дошла до буквы «Н», до нее дошло, что эти отделения расположены в алфавитном порядке.

Мелькнула фантастическая догадка, и Вирджиния бросилась к отделениям с буквой «П». Там она обнаружила имя, которое искала, после чего ошарашенно уставилась на табличку:

«Паттерсон, миссис Филип

(Сесили Дороти)

Квартира 2, Мэйфейр

город Крест, штат Калифорния».

Внезапно все поплыло перед глазами. С резким выдохом она бросилась к ряду, в котором должна была быть табличка «Грей». Однако таковой с именем Эдгар там не оказалось. Единственная, на которой была указана такая же фамилия, была:

«Грей, Персиваль Уинфилд

3 Хантигдон Корт

Западный Таттенхэм

Лондон, Англия».

Быстро успокоившись, Вирджиния стояла, не сводя глаз с мерно бившегося сердца Персиваля, погрузившись в размышления:

«Ну конечно же! Эдгар не из их компании. Он раб. Его держат в рабском повиновении, повлекшем за собой и бессонные ночи».

Больше ничего путного в голову не приходило. Но потом появилась еще одна мысль, столь безумная и шокирующая, что сознание ее трижды, пока она приближалась к секции с буквой «М», пыталось отторгнуть ее. Но всякий раз эта мысль возвращалась, становясь еще более навязчивой и невыносимой.

Она обнаружила сосуд, который разыскивала. Сердце в нем слегка отличалось от остальных. Оно мерно билось, но на его коронарной вене виднелась крошечная аккуратная повязка. Последние сомнения Вирджинии развеяла надпись на табличке:

«Меньшин, миссис Норман (Вирджиния)…»

Вирджиния Меньшин разглядывала свое сердце широко раскрытыми глазами, словно птенчик, загипнотизированным взглядом змеи. Сзади раздался какой-то звук, но она не расслышала его. Затем звук повторился, в этот раз она его заметила. Кто-то прокашлялся. Спокойный голос, растягивая слова, произнес:

— К вашим услугам доктор Дориэл Крэнстон, мадам.

Вирджиния не помнила, как повернулась. Ее абсолютно не смущал тот факт, что она стояла в пижаме перед незнакомым мужчиной.

Пожилой человек, который предстал перед ее взором, оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Впрочем, она и сама не могла сказать, кого же она ожидала увидеть, но отнюдь не это добродушное лицо пожилого мужчины, не совсем еще превратившегося в немощную развалину, с выцветшими голубыми глазами.

Старик грациозно поклонился и снова заговорил странным суховатым голосом:

— Проблема консервации живых органов, отделенных от тела, была разрешена во многих странах — во время и после Второй мировой войны. Но лучших результатов добилась Россия. Конечно, для консервации органов я просто-напросто воспользовался открытиями, сделанными русскими учеными и специалистами из других стран. Сам я невролог и…

Только в этот момент к Вирджинии вернулся дар речи. Она продолжала стоять, не сводя глаз со стеклянного сосуда, но, по мере возвращения к ней мужества, ее покидала робость перед этим внешне беззащитным стариком. И все же, хотя она и почувствовала некоторое облегчение, в ней оставалось еще напряжение, жажда новых знаний, и прежде всего, о самой себе.

— Но если это мое сердце, — она указала внезапно одеревеневшей рукой на живую плоть за стеклом, — что же тогда бьется сейчас внутри меня? Что?

В голосе безобидного старичка внезапно появились холодные и недружелюбные интонации.

— Ведь вас зарезали, правильно? И тем не менее вы здесь и разговариваете со мной. К чему тогда беспокоить себя вопросом о том, что внутри вас. Я взял от вас гораздо больше, чем просто сердце. Но не стоит искать шрамов, оставшихся после других операций. Я не пользуюсь варварскими методами. Пройдемте сюда.

Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и скользящим старческим шагом направился в глубь комнаты. Потом прикоснулся к чему-то в голой стене. Тут же беззвучно отворилась дверь, за которой были ступеньки, ведущие вниз.

Находившаяся внизу комната была такой же огромной, как и та, которую они только что покинули. Она тоже была сплошь заставлена стеклянными конструкциями. Содержимое сосудов было самым разным: помимо сердец здесь были легкие, органы, похожие на печень, поджелудочные железы и несколько пар почек.

Все эти органы казались живыми. Про легкие это можно было сказать определенно: они медленно и постоянно расширялись и сжимались.

Старик остановился перед сосудом, где хранилась пара легких. Он молча указал на табличку. Вирджиния пыталась взять себя в руки, приближаясь к ней. Предчувствие ее не обмануло — на табличке она прочитала собственное имя.

Медленно она повернулась лицом к старику. Сознание ее прояснилось, страх отступил. Реальность заключалась в том, что она была жива. Все остальное не имело значения. Она отрывисто рассмеялась.

— Пожалуйста, перестаньте шутить надо мной! Что вам от меня нужно? Что?

Вирджиния сказала себе, что надо успокоиться, но эта истерика поразила ее. «Эта женщина, — подумала она, — эта ужасная женщина сделала из меня психопатку».

— Доктор Крэнстон, — с волнением произнесла она, — вы выглядите честным человеком. Что же это такое? Что произошло?

Старик пожал плечами.

— Боюсь, что я не осмелюсь рассказать вам ничего, кроме того, что это ваши легкие, а сердце в помещении наверху — тоже ваше. Изъятие органов не причинило никакого вреда вашей нервной системе, кроме одного или двух участков, но легко было устранимо. — Он посмотрел на нее. — Полагаю, вы уже побывали снаружи. Мне не удалось прибыть сюда так быстро, как я намеревался, поэтому у вас было время. Прошу извинить меня за это. Я никак не мог починить замки на двери. Их сломал один человек, которому я, как и вам, спас жизнь. Он… — Крэнстон умолк. — Неважно. Что же касается органов, — продолжил он, — то после вашей смерти мне ничего другого не оставалось, кроме как заняться изъятием ваших органов. Вот здесь, — он повернулся к ближайшему сосуду, — ваш мозг. Миссис Паттерсон постаралась на совесть. Заколов вас, она воспользовалась длинной иглой, чтобы проткнуть ваш мозг, после чего та же участь постигла ваши легкие. Она постаралась сделать так, чтобы после реанимации вы никогда не смогли бы стать тем, кем были прежде. Она вместе с другими считает, что если я позволяю себе делать им замечания, то меня автоматически можно заставить поставлять для них рекрутов. Хотя, — он грустно улыбнулся, — до сих пор они оказывались правы.

Он помрачнел, потом торопливо сунул руку в карман, и достал ожерелье с кулоном, свесившимся у него с ладони. Он протянул его девушке.

— Это ваша радиоппаратура. Если вам потребуется энергия, нажмите этот маленький рычажок и произнесите в кулон: «Нажмите клавишу 243». Это ваш номер. Двести сорок три. Не забудьте его. Сейчас я сам произведу вызов, чтобы вы могли попасть домой.

Он застегнул ожерелье вокруг ее шеи и, коснувшись крошечного рычажка, сказал:

— Нажмите клавишу 243.

После паузы Вирджиния почувствовала обжигающий жар. Боль была такой сильной, что она закричала. Дыхание участилось и стало причинять страдание. Она хотела куда-то бежать, но бежать-то было некуда — боль оставалась вместе с ней, и убежать от этого жара было невозможно.

Теперь она не сомневалась, что она в самом деле умерла… и все, что она видела, просто сон, мелькающие картинки калейдоскопа, бред, рожденный чудовищной агонией в момент смерти. Откуда-то из тумана донесся голос доктора Крэнстона:

— Сначала это очень болезненно. Но помните, что ваш мозг может управлять этой энергией. Стоит вам только подумать, что вы нематериальны, как вы переходите в такое состояние. А в ту секунду, когда вы перестаете думать об этом, автоматически начинается процесс материализации. Энергия для свершения подобной трансформации рассчитана на несколько часов, после чего необходима перезарядка. Я провожу вас до стен вашей квартиры.

Вернувшись домой, Вирджиния в течение нескольких минут быстро рассказала мужу о своих злоключениях, и лишь после этого окончательно осознала, что она не мертва. На самом деле она оказалась в состоянии худшем, чем смерть.

Наверное, она провела в бессознательном состоянии на острове целую неделю, но в памяти отложились лишь несколько часов после пробуждения.

К полудню ничего не изменилось. Она никак не могла умолкнуть. Дважды Меньшин убеждал ее лечь спать, но каждый раз, когда он уходил на кухню, чтобы приготовить ей лекарство, жена откидывала одеяло и следовала за ним.

После второго раза Меньшин понял, что с ее психикой не все в порядке. Ей сейчас просто необходимо было дать время, чтобы она смогла прийти в себя.

Наконец ему удалось заставить ее принять снотворное. Однако ему пришлось лежать рядом с ней, дожидаясь, когда она уснет и ее дыхание станет ровным.

Времени было достаточно, чтобы спросить себя, что же ему теперь, после ее возвращения, делать. Он по-прежнему пытался разрешить эту дилемму, когда через два часа Вирджиния проснулась, внезапно став напряженной. На лице ее было выражение ужаса.

— Эта женщина, — начала она глухим тоном. — Она проткнула иглой мой мозг через ухо и проколола мои легкие. Она…

— У многих людей проколоты барабанные перепонки, — заметил Меньшин. — Самое главное, они тебя не портят.

Он часто говорил эту фразу раньше, и всегда она оказывала на нее свое магическое воздействие. Так произошло и в этот раз. Ее взгляд перестал быть странным и безумным. Она долгое время лежала, не двигаясь. Так долго, что это обеспокоило профессора Меньшина.

Он бросил осторожный взгляд на жену. Глаза у нее были открыты, однако она, задумавшись о чем-то, уставилась куда-то вдаль, сузив зрачки. Целую минуту он следил за ней, когда, наконец, растягивая слова, решился произнести:

— По всей видимости, мы имеем дело с бандой безжалостных убийц, закоренелыми негодяями. Все началось в результате неврологического открытия доктора Дориэла Крэнстона, но сам он не из их банды, политическое и технологическое могущество которой неизмеримо. Эта организация слишком огромна — подобно гигантскому спруту, она раскинула свои щупальца по всей Земле. И просто жалкими кажутся попытки Крэнстона устранить вред, который приносят созданные им чудовища.

— Норман!

Тон ее голоса показал Меньшину, что до нее не дошло ничего из того, что он говорил.

— Да, дорогая? — тихо сказал он.

— Норман, доктор Крэнстон долго не протянет. Неужели ты еще этого не понял?

Он знал, что за ее словами таится еще что-то, помимо простой констатации. Через мгновение ему показалось, что он понял это.

— Ты хочешь сказать, — начал он, — что тогда некому будет управлять этими монстрами?

И снова, похоже, его слова пролетели мимо ее внимания.

— Норман, если он единственный, кто знает, где расположен этот остров, то что случится с моим сердцем и остальными сердцами и органами после его смерти? — спросила Вирджиния нетерпеливым, нервным голосом. — Конечно, когда за ними не будут следить, они перестанут биться, они погибнут.

Удивительное дело, но в тот момент, когда прозвучали эти слова, их смысл не дошел до Меньшина, его больше тревожило то, что жену необходимо успокоить — слишком уж она была перепугана. С его губ готовы были уже сорваться успокаивающие слова, когда он остановил себя.

Он оставался неподвижным, буквально окаменевшим от сделанного им только что открытия. «Вот оно что! — подумал он. — Вот чего они боятся! Наверное, они в отчаянном положении. Они ни перед чем не остановятся».

В голове возникали одна за другой всевозможные гипотезы. К вечеру он все еще никак не мог прийти к решению. На удивление трудно было придумать что бы то ни было, что можно было бы предпринять против этой огромной организации.

Шли дни, а он по-прежнему никак не мог прийти к определенному решению. Каждый день Меньшин говорил себе: «Да, именно сегодня что-то произойдет. Они начнут действовать и проявят себя каким-либо образом, дадут понять, ради чего они сделали все это с нами».

Вирджиния вернулась на свою работу. Прошел целый месяц. Еще неделя. В полдень, когда Меньшин как раз входил в квартиру, Вирджиния прошла сквозь стену и материализовалась в коридоре.

Лицо ее сияло. Буквально чуть ли не светилось. В прошлом он неоднократно видел ее такой оживленной и возбужденной. Но никогда в такой степени. Ее тело вибрировало и, казалось, светилось аурой нечеловеческого могущества.

Меньшин внимательно посмотрел на нее. Постепенно ее и без того румяные щеки раскраснелись еще больше, пока окончательно не потеряли свой естественный цвет. Сегодня они вместе собирались пообедать дома. Ни слова не говоря, Вирджиния повернулась и торопливо прошла на кухню.

Через два часа, когда она обрела свой привычный внешний вид, Меньшин оторвал взгляд от газеты и тихо окликнул ее:

— Вирджиния.

Жена вздрогнула, потом отозвалась:

— Да?

Нельзя было не заметить ее волнения. Меньшин с потрясением вдруг подумал, что она, очевидно, по каким-то особым причинам надеялась, что он не станет спрашивать о происшедшем. Он стиснул зубы.

— Это случилось впервые, — наконец произнесла она тихим голосом.

Меньшин знал, что Вирджиния не умеет врать. Ее ложь была так же очевидна, как ложь ребенка. Меньшин почувствовал слабость и, в подсознательной попытке защитить ее, сказал себе, что она до сих пор еще не отошла после всего приключившегося с ней.

— Почему ты это сделала? — тихо спросил он.

Казалось, ее обрадовало то, что он принял ее объяснение. Вирджиния с волнением в голосе начала:

— Я хотела посмотреть, как это происходит, главным образом потому, что это было в моих силах, и, возможно, это поможет мне защититься от них — к тому же я просто не запомнила, на что же это походило в тот первый раз. Тогда я была слишком взволнована и, кроме того, испытывала ужасную боль.

— И что было в этот раз? — твердым голосом спросил Меньшин.

— Боли не было. Я чувствовала себя просто чудесно, полной сил. Спустя некоторое время я пожелала стать нематериальной, и это тут же произошло. Потом я решила пройти сквозь стену, одновременно пожелав оказаться на улочке за офисом «Геральд», — и в тот же миг я там оказалась. При этом я ничего не почувствовала — перемещение в пространстве оказалось мгновенным.

Глаза Вирджинии расширились, когда она пристально смотрела на мужа. Вскоре все следы страха исчезли с ее лица.

— Норман, это было чудесно, я ощущала себя богиней! Это…

— А почему бы не попытаться, — перебил ее Меньшин, — представить себя на том острове? Мне бы хотелось поговорить с доктором Крэнстоном.

Вирджиния энергично покачала головой.

— Это невозможно. До сих пор я не хотела говорить тебе, но я уже пыталась. Предприняла несколько попыток побывать там, где ни разу не была, — и ничего не случилось. Необходимо знать местонахождение и направление перемещения и при этом мысленно представить себе это место. Необходимо знать, куда ты желаешь переместиться.

Меньшин медленно кивнул.

— Понятно, — сказал он.

Он оставил эту тему, но про себя подумал: «Именно этого они и ждут от нее — чтобы вся реальность того, что с ней случилось, проникла в ее сознание. Они дали ей время, чтобы она осознала, что связана с ними одной веревочкой».

«Но почему? Чего им нужно от нее? Сперва они убили ее, потому что она кое-что узнала о них. Потом, после вмешательства Крэнстона и „оживления“ Вирджинии, они предупредили меня, ее мужа, чтобы я не обращался в полицию. Они чего-то хотели. И теперь, когда они добились того, что Вирджиния начала экспериментировать с врученной ей силой, совсем скоро они непременно дадут о себе знать».

Меньшин взглянул на Вирджинию. Та сидела, уставившись куда-то вдаль, полузакрыв глаза. Внезапно Меньшин почувствовал огромное беспокойство.

Было около десяти часов вечера, когда задребезжал дверной звонок. Меньшин посмотрел на Вирджинию, а затем встал.

— Вряд ли это кто-нибудь из наших друзей приперся к нам в столь поздний час, — сказал он. — Лучше позвони Эдгару и скажи, чтобы он нажал кнопку 243. Не стоит зря рисковать.

Он подождал, пока Вирджиния не передаст по радио этот приказ, потом сунул «люгер» в карман и направился к двери. Там оказался посыльный с письмом, в котором говорилось:

«Среда, 23.

Профессор Меньшин с супругой приглашаются в пятницу в семь часов вечера на прием в главный зал ресторана гостиницы „Гранд Йорк Отель“. Придя, назовите свои имена метрдотелю.

Сесили Паттерсон».

Когда Меньшин читал письмо, в голове стучала только одна мысль: вот и начались активные действия. Если он и намеревался когда-либо противодействовать их игре, то теперь настала пора для этого.

Всю ночь он провел в размышлениях, пытаясь найти какую-нибудь зацепку. И лишь когда он утром следующего дня прочитал уже половину лекции, его вдруг осенило.

Он замер как вкопанный, глядя на аудиторию. Лица учеников были видны, как в тумане.

«Господи! — подумал он с изумлением. — Это же должно было открыть нам глаза еще до того, как вернулась Вирджиния. Какими же глупыми слепцами мы были, если до сих пор этого не поняли!»

Но только по пути домой он действительно понял, что же ему теперь нужно делать.

Он оставил окно своей спальни открытым.

Дождавшись, когда светящийся циферблат его наручных часов покажет два часа, он молча оделся и обулся, после чего подождал, пока мимо не станет проезжать какой-то автомобиль, и, воспользовавшись поднятым машиной шумом, вылез в открытое окно.

Прыжок из окна со второго этажа достаточно чувствительно отозвался во всем теле, но мягкая почва в саду и густая трава самортизировали удар.

Автомобильный гараж, работавший круглые сутки, находился в трех кварталах от дома. Через полчаса Меньшин занял место в кинотеатре рядом с Эдгаром Греем.

— Все в порядке, Эдгар, — тихо сказал он. — Есть к тебе одно дельце. Идем.

— Бу-бу, — испуганно прошептал тот.

— Идем же! — угрожающе прошипел Меньшин и показал свой «люгер».

Эдгар подчинился. Меньшин выехал за город, потом свернул с главной магистрали и наконец остановился у обочины дороги неподалеку от какой-то фермы.

Меньшин не выключил двигатель, а передачу оставил на второй скорости, ногу держа при этом на сцеплении — просто на всякий случай. Однако он знал, что находится в безопасности. Даже они не могли быть вездесущими.

Идея использовать Эдгара для своей цели с каждой минутой казалась Меньшину все более и более предпочтительной. С ним было связаны только две проблемы: первая — научить его говорить более-менее связно; вторая — позаботиться, чтобы Эдгар никому не проболтался об этой встрече и ее результатах.

Первая проблема оказалась самой трудной. Но через полчаса она начала распутываться сама собой. Меньшин вдруг поймал себя на том, что начинает понимать тарабарщину Эдгара. Пробившись сквозь дебри его бессвязного бормотания, он понял, что Эдгар говорит по-английски.

Чего-то сверхсенсационного Меньшин не надеялся получить от допроса Эдгара, да так оно и получилось.

Разум Эдгара был затуманен, он был совсем поверхностным, без какой-либо глубины. Если человеческий мозг можно сравнить с книгой, то эдгаровский — с журналом, причем крайне небрежно отпечатанным. У него почти не было никакого личного опыта.

Став сиротой еще младенцем, он первые пятнадцать лет провел за стенами детского приюта и интерната. В пятнадцать лет его вытащили из интерната, и он оказался за стеклянной дверью офиса «НФЛ», где и пребывал все оставшееся время.

— Но, — заметил в замешательстве Меньшин, — ведь они воздействовали на тебя, в результате чего ты перестал нуждаться во сне. Когда это было сделано?

— Когда они изъяли у меня сердце, — пробормотал Эдгар, — а также мои легкие, мозг и прочие органы, они заявили, что отныне я не буду нуждаться во сне. Они делают это, чтобы необходимые им люди подчинялись им.

— Да, — вслух подумал Меньшин, — Вирджиния-то спит нормально. Видимо, существуют вариации.

— Вначале мне было страшно, — перешел к концу своей простенькой истории Эдгар, и его голос вдруг сжался от ненависти, — но после того, как та женщина пару раз отстегала меня хлыстом, я не смел противиться их приказаниям.

Эдгар с такой яростью, хотя и пытался скрыть это, произносил слова «та женщина», что было ясно, что нет сложностей и со второй проблемой — он никому не расскажет о встрече с Меньшином.

— Послушай, Эдгар, — с волнением начал Меньшин. — Я на твоей стороне в борьбе против этой женщины. Когда я покончу с ней, она больше никогда не будет бить тебя хлыстом, и у тебя появится возможность делать все, о чем ты мечтал всю свою жизнь.

Это последнее имело большое значение. Молодой паренек, начитавшийся приключенческих романов, вроде Эдгара, наверное, просто сходит с ума от желания отправиться куда-нибудь и заняться каким-либо своим делом.

— Послушай, — сказал Меньшин, — вот чего я хочу от тебя. Завтра в полночь отсюда в Лос-Анджелес улетает турбореактивный самолет. В час тридцать три другой ракетный лайнер покидает Лос-Анджелес. Я хочу, чтобы ты на реактивном самолете прибыл в Лос-Анджелес и прошел на борт этого ракетного корабля с одним посланием.

— Я — и на борту ракетного корабля? — в экстазе прогундосил Эдгар.

— Ты успеешь вовремя вернуться на работу — так что не беспокойся насчет этого. Вот, возьми деньги, а в записной книжке — точные инструкции относительно твоих действий. Я тут даже оставил поля, где ты можешь написать вопросы, если что-то будет непонятно.

Меньшин передал Эдгару записную книжку и деньги и проследил за тем, как Эдгар засунул записную книжку во внутренний карман, а деньги — в бумажник. Пальцы Эдгара при этом дрожали от волнения.

То же самое происходило и с самим Меньшином, но отнюдь не по причине волнения. Его бросало то в жар, то в холод при мысли, что целые сутки в руках Эдгара будет его записная книжка. Если она окажется у людей «НФЛ»…

Меньшин вздрогнул и достал свою «пушку». Он заставил свой голос звучать твердо и холодно:

— Эдгар, выслушай меня в последний раз. Если ты каким-то образом провалишь это дело, то я прикончу тебя вот этим пистолетом. Понятно! Так что постарайся сделать все чин-чином!

В слабом свете приборной панели глаза Эдгара сияли, выражая понимание.

— Бу-бу, — выдохнул Эдгар.

На следующее утро Меньшин, как всегда, отправился на занятия в университет. Во время полуденного перерыва он сделал телефонный звонок.

— Передайте ей, — коротко сообщил он слуге, который поднял трубку, — что звонит профессор Меньшин.

Спустя минуту в трубке раздался женский голос.

— Миссис Паттерсон, — сказал Меньшин, — желательно, чтобы время начала ужина было изменено с семи на полночь. Я полагаю, что танцы в «Гранд Йорке» длятся до глубокой ночи, так что не будет никаких затруднений с исполнением моей просьбы.

— Какова же ее причина?

Меньшин отрывисто рассмеялся.

— А я что, должен ее сообщать? Просто замечу, что если вы не согласитесь, то ни я, ни моя жена не появимся в ресторане. Вы уж постарайтесь! А вы согласны? Ну и чудненько!

Когда он вешал трубку, то ощущал одновременно и радость, и тревогу. Он начал рискованную игру и мог возбудить у них подозрения. Но он постарался, чтобы за действиями Эдгара никто не наблюдал. И теперь оставалось три опасных момента. Первый — что его попытки ни к чему не приведут. Второй — что на самом деле ему так и не удастся их одурачить. Третий… Сам дурачок Эдгар.

Их провели к столу, где сидело четверо мужчин, одним из которых был Торранс, и пять женщин во главе со светловолосой миссис Паттерсон. Мужчины встали. Женщины, перестав оживленно о чем-то болтать, принялись с любопытством их разглядывать.

Их лица были неестественно оживленными. Все девять, как женщины, так и мужчины, буквально излучали огромную энергию. Их столик привлекал к себе внимание всего зала. Обедающие за соседними столами исподтишка бросали на них любопытные взгляды.

Рядом с ними Меньшин ощущал себя скованным и вялым. Он уселся в одно из двух пустых кресел. Это было чисто физическое чувство. Морально же он чувствовал себя как никогда бодрым и решительным.

«Убедить Вирджинию, — подумал Меньшин, — что она не имеет ничего общего с этой бандой. Заняться сбором информации. И дать Эдгару время без всяких проблем проделать свое длинное, но скоротечное путешествие». Такими были его намерения.

Вся его надежда была сейчас на то, что у Эдгара осталось достаточно сил, чтобы устроить этим типам хорошенькую встряску.

Это его беспокоило. Когда он мысленно представил возможные исходы, в горле возник комок, и он с трудом заставил себя допить фруктовый коктейль. Именно Торанс ответил на его тщательно подготовленный вопрос:

— Нет, эдгары в наших центрах не являются «аккумуляторами» — они передатчики. Ключом к пониманию является слово «отрицательный». Всякий раз, когда кто-нибудь проходит мимо огромной стеклянной двери-окна, за которой дежурит Эдгар, к нему начинает течь от прохожего крошечный поток, но он не может воспользоваться им. Там, где раньше у Эдгара (как у меня и моей жены) располагались внутренние органы, теперь вставлены электронные импульсаторы, изготовленные большей частью из тантала. Вся разница в том, что Эдгар заряжен отрицательно. Мы же — ваша жена, я и все остальные, — положительно. Вам ясно?

Для Меньшина это было китайской грамотой. Но, главное, у него появилась возможность получить кое-какую информацию. Он задал новый вопрос. Торранс тут же ответил:

— Нас — включая вашу жену, — двести сорок три человека. Разумеется, — продолжал он, — речь идет только о тех, кто обладает реальной властью. Мы владеем громадным капиталом, на нас работают десятки тысяч людей, включая и наблюдателей за вами и вашей женой.

Торранс рассмеялся. Но Меньшин не находил в этом ничего смешного. Он попытался заставить себя сбросить нервное напряжение и расслабиться. «Сейчас имеет значение только то, что я сделал прошлой ночью», — попытался ободрить себя он. Ведь благодаря предпринятым им мерам предосторожности никто, абсолютно никто, не смог проследить за ним. В этом он был совершенно уверен.

Однако было ясно, что Торранс отводит ему в своем плане какую-то роль. И это несколько пугало Меньшина. Еще одно напоминание о том, насколько большим влиянием обладает эта группа людей.

Ошеломленный этой мыслью, он лишь теперь принялся разглядывать лица собравшихся за столом людей.

Сначала у него сложилось впечатление, что все четверо мужчин физически совершенны, а пять женщин — весьма привлекательны и грациозны. В некотором отношении так оно и было. Даже теперь, приглядевшись повнимательнее, он не мог отрицать того, что все девять держались с достоинством и уверенностью, что еще более подчеркивалось их строгой элегантной одеждой.

Но на этом вся их красота и ограничивалась — словно дорога, резко обрывавшаяся на пролете взорванного бомбой моста.

Их точеные лица были не более, чем застывшие маски, за которыми скрывалась безжалостность, нечеловеческая врожденная жестокость. Глаза их — голубые, серые и карие — обжигали холодом. Губы у всех были тонкими и плотно сжатыми.

Но господствующей и объединяющей их чертой, присутствующей в облике каждого, являлось высокомерие, необычайное и пугающее высокомерие.

Не было никаких сомнений — они действительно верили в свое всемогущество.

Меньшин доедал свой супчик, пытаясь успокоить себя. Он украдкой бросал взгляд на Вирджинию, но та была поглощена исключительно содержимым своей тарелки.

И тут он с удивлением и тревогой отметил, что все едят молча. Пока что они только и делали, что отвечали на его вопросы.

Он увидел, как Торранс загадочно улыбается.

В Меньшине все сильнее крепла убежденность, что с ним ведут какую-то игру. И все-таки до сего времени он ничего не потерял, даже узнал кое-что новое.

Пока выбранная им линия поведения ничем не грозила ему. И он продолжал задавать очередные вопросы. Как и раньше, отвечал Торранс все так же незамедлительно и откровенно.

— Вы правы, в своих книгах Крэнстон почти ничего не сообщает о сделанном им открытии, главным образом потому, что в то время, когда писал эти книги, он только приступил к научной деятельности. А написанная мной биография о нем своей целью ставила обмануть его, дать нам время на создание собственной организации.

Он умолк на несколько секунд.

— Не забывайте, задавая свои вопросы о Крэнстоне и его работах, что сам доктор — немножко со сдвигом. Например, лишь тогда, когда он понял, что его идея-фикс о распространении доброй воли человечества посредством всеобщих физических контактов не может быть экспериментально проверена, в его мозгу и возникла мысль, что искусственно усиленную нервную энергию — именно то, что он искал, — можно передавать без какого-либо физического контакта.

Никогда еще созданная человеком теория не возводилась на столь зыбкой почве. Тем не менее, она до сих пор работает.

Всего за один год доктор Крэнстон выяснил, что обмен энергией имеет место всякий раз, когда рядом друг с другом оказываются два и более человеческих существа. При этом происходит перекачка жизненной силы, но для достижения такого же эффекта, что и при физическом контакте, это явление нуждается в интенсификации. Поэтому доктор Крэнстон привлек к работе высококлассных инженеров (меня в том числе) для создания электронных трубок и цепей, которые не просто усиливали бы «нервную энергию», как он назвал ее, но и по желанию регулировали бы длину волны.

Модифицированный вариант этого контура в настоящее время находится в теле вашей жены и поддерживает ее связь с сердцами, легкими и мозгами, хранящимися в секретной лаборатории доктора Крэнстона.

Торранс внимательно посмотрел на Меньшина.

— Крэнстон никогда не объяснял мне, почему столь необходимо, чтобы органы существовали вне самого тела, — только то, что передача потока на расстояние крайне необходима. Но в то же самое время не может быть и речи о каком-либо расстоянии! Кровь, нервная энергия, каждый вдох и выдох воздуха, которым мы дышим, нагнетается и очищается через органы, хранящиеся в стеклянных сосудах! Если что-нибудь случится с ними, мы все погибнем.

У Меньшина пропало всякое желание задавать вопросы. Впрочем, он узнал почти все, что хотел. Все неясности, которые оставались у него, сводились лишь к местонахождению этих человеческих органов на острове доктора Крэнстона.

И связи между ними. Неразрывной связи. Они все были повязаны одной веревочкой с этим сумасшедшим старым фанатиком. Как бы то ни было, вся эта банда, воспылавшая макиавеллиевской мечтой о мировом господстве, была в руках у Крэнстона.

Но почему — о Господи! — почему Крэнстон не воспользуется своей властью и не покончит с ними?

Этот вопрос помимо воли вырвался у Меньшина. И Торранс, сверля его своими серыми глазами, процедил сквозь зубы:

— Потому что он не способен убивать других — это шло бы вразрез с его принципами пацифизма. Вспомните: ведь это его открытие, невероятное открытие, порождено сентиментальным желанием способствовать распространению доброй воли в нашем грешном мире.

Эта сентиментальность представляет для нас смертельную опасность. Она способна запудрить ему мозги. Да, он не может заставить себя убить нас. Но ведь ему уже семьдесят восемь лет. В наши дни это далеко не преклонный возраст, но он все-таки перевалил через средний возраст жизни людей.

И Крэнстон может умереть в любой момент. Однако он упрямо отвергает такую возможность. И не позволяет нашим врачам обследовать его. По каким-то странным причинам он убедил себя, что если он умрет, а мы к тому времени не обнаружим местонахождения своих органов, то он не будет в действительности нести ответственность за нашу гибель.

Каким же образом он этого достиг? Мой друг, да разве кто-нибудь мог предположить, что этот старый придурок окажется настолько хитер?! Он прооперировал всех нас, кроме самого себя. И по какой-то причине, стал недоверчиво к нам относиться.

Повествование полностью захватило Торранса. В его серых глазах сконцентрировалось столько страсти, что Меньшину казалось, что они сверкают, как две яркие лампочки.

— Меньшин, мы должны выяснить, где же располагается эта лаборатория. Мы должны сами контролировать наши жизненно важные органы. Этим и займется ваша жена.

Торранс умолк.

Не было никакого сомнения, что он дошел до кульминационного момента своего повествования.

— Понимаете, профессор, — тихо продолжил он, — всякий раз, когда мы обнаруживаем, что кто-то, могущий нам пригодиться, сует нос в наши дела, мы начинаем ждать, пока человек этот не узнает о нас достаточно, чтобы перенести шок от воскрешения из мертвых. Удивительно, как мало информации в этом факте, но насколько она важна: десятки людей, которых мы приводили с улиц, узнав истину, сходили с ума и утрачивали для нас всяческую ценность. В таком случае мы убиваем «ищейку», после чего доставляем труп в дом доктора Крэнстона. Вот здесь снова необходимо проявлять осторожность. Старик в последнее время быстро устает. И тогда его утомленный мозг начинает нашептывать ему, что все его действия бесполезны. Поэтому мы стали считать, что нельзя доставлять ему слишком много новых тел.

А в обычных же обстоятельствах бедный старый дурачок не выносит вида мертвых людей, когда понимает, что может действительно что-то сделать для них. Особенно он чувствителен, — тут Торранс с улыбкой поклонился Вирджинии, — к красивым женщинам. И хотя он полностью осознает наши намерения, но он достиг такой стадии, когда и это его совершенно перестало волновать. Его охватило безнадежное отчаяние, он чувствует себя абсолютно раздавленным нашей громадной организацией.

Таким образом, по прошествии некоторого времени мы попытались воссоздать обстановку, окружающую его тайное убежище. Нам известно, что оно расположено на каком-то острове, где-то в тропиках. Мы надеемся, что ваша жена добавит новые штрихи в этой картине. Поскольку на кон поставлена ее собственная жизнь, она, я не сомневаюсь в этом, рада будет сообщить все, что знает.

Торранс умолк и посмотрел сначала на Вирджинию, потом на Меньшина с удивительным хладнокровием.

— Теперь вам все понятно? — спросил он.

— Да, — ответил Меньшин.

Его вдруг охватила безудержная ярость. Но не столько даже из-за убийств, хотя ему страшно было представить приблизительное число жертв этой банды. И не из-за мыслей о Вирджинии и ее муках, — они вызывали боль и страх. Нет, эта ярость была связана со стариком и тем, во что превратили его идеализм.

Уничтожение прекрасной, хотя и слишком идеалистической мечты старика о всеобщей доброй воле человечества, то, что его изобретением пытаются воспользоваться в грязных целях, — вот что больше всего возмутило Меньшина. Внезапно он почувствовал прилив сил, которые заполнили всего его целиком, до глубины души. В тот же миг он принял неумолимое решение покончить с этими выродками в человеческом обличье, как только ему представится благоприятная возможность.

Удивительное дело, но только сейчас его осенило, что совершенно случайно у Вирджинии имеется ключ к разгадке местонахождения острова.

Эти убийцы пока что не знали об этом.

И нельзя было этого допустить.

— Когда моя жена очнулась в крэнстоновской лаборатории, — твердым голосом начал Меньшин, — доктор был уже там. У нее не было времени осмотреть окрестности, поскольку он тут же отправил ее домой. Куда, если мы вам больше не нужны, мы с женой и намереваемся сейчас отправиться.

Он отодвинул стул, потом нерешительно посмотрел на Вирджинию.

Несколько секунд стояла тишина, потом одна из светловолосых женщин, но не миссис Паттерсон, резко рассмеялась:

— Я вижу, профессор Меньшин, ваша жена не имеет ни малейшего желания следовать за вами. Может, она вспомнила о чем-то, что бросилось ей в глаза на острове?

Такая мысль уже пришла в голову Меньшину.

Все зависело от нее.

Постепенно Меньшин собрался с силами. Он посмотрел на Вирджинию и увидел, что ее лицо стало мертвенно-бледным. Губы ее дрожали, когда она встретилась с ним взглядом… и она тут же отвела глаза в сторону.

Меньшин нетерпеливо сказал:

— Вирджиния!

Она снова посмотрела на мужа. В ее глазах стояли слезы.

— Вирджиния, ты слышала, чего хотят от тебя эти люди. И вопрос вовсе не в том, знаешь ли ты, где он, или нет. Вопрос поставлен ребром: ты или с ними, или нет. Не принимай пока поспешных решений.

Ведь есть вещи, которые мы просто обязаны сделать. Если мы проявим настойчивость, то, думаю, мы и сами сможем добраться до доктора Крэнстона. Я уверен, что если нам удастся переговорить с ним, то он наконец-то решится убить эти существа. Он пребывает в изоляции от всего человечества. Должен же он наконец понять, что дело всей его жизни еще можно вырвать из рук этих крыс, этих убийц, этих…

Внезапно он умолк и повернулся к Торрансу.

— Сколько, — резко спросил он, — сколько человек вы убиваете ежегодно, чтобы использовать их внутренние органы?

— Примерно пять тысяч, — не колеблясь ответил Торранс. — Главным образом это сироты, бедняки, мыкающиеся с места на место в поисках работы и пропитания, люди без роду и племени…

— Гм-м! — хмыкнул Меньшин.

Он вовсе не ждал ответа — задал этот вопрос только, чтобы подчеркнуть всю мерзость деятельности этих людей. Однако этот ответ придал его мыслям иное направление.

— Пять тысяч! — повторил он.

Эта цифра казалась какой-то нереальной. Она буквально потрясла его. Он считал, что готов к любым неожиданностям, которые могут произойти на этом смертельно опасном ужине в ресторане. Но только не к такому.

Ему сделалось дурно. Нечеловеческим усилием он попытался взять себя в руки. Ему нечего было сказать, как нельзя было найти что-нибудь еще, что потрясло бы его больше. Цифра сама по себе была чудовищной.

Однако он все же нашел в себе силы произнести слабым голосом:

— Остается только защищаться.

Потом посмотрел на Вирджинию — она улыбалась сквозь слезы. Это была печальная улыбка, но тем не менее она улыбалась!

— Ах, бедный ты мой дурачок! — проговорила она. — Не нужно убеждать меня. Тебе не нужно ничего мне доказывать. Зло, которое правит здесь бал, не нуждается ни в каких доказательствах. Это зло в крайнем своем воплощении! Ты только взгляни на них!

Она вяло махнула рукой, но Меньшин уже успел насмотреться на эти девять рож. Все они криво улыбались от разыгрываемого перед ними представления.

— Здесь собирается все зло вселенной, с которым не под силу одному человеку справиться. За одним-единственным исключением. Только доктор Франкенштейн может уничтожить созданное им чудовище. Нам же, прочим, остается только попытаться спасти своих близких. О Норман, неужели ты не видишь…

— Я вижу, — резко перебил ее Меньшин, — что ты намерена отступить.

— Норман, — произнесла она, побледнев, — они говорят с нами совершенно откровенно. Они ясно дают нам понять, что их не заботит, сколько мы узнаем. Неужели ты не видишь, что это означает?

— Говоря так, ты имеешь в виду только себя, — сказал Меньшин.

— Неужели? — Она перевела взгляд на Торранса. — Неужели?

— Сегодня ваша жена более благоразумна, чем вы, Меньшин, — заметил Торранс. — Как вы сами видите: она жива и здорова. Крэнстон по одной ему известной причине заботится о том, чтобы ничего плохого не случилось с теми, кто в его глазах имеет хотя бы малейшую ценность.

Он повернулся к Вирджинии.

— Если вы в течение ближайших двух минут решитесь поделиться с нами своими сведениями, то после этого вы и ваш муж вольны отправляться домой. И больше мы никогда уже не побеспокоим вас. А когда мы получим контроль над органами, то гарантируем, что никакого зла вам не будет причинено. Хотя, конечно, мы бы предпочли, чтобы все, кто может пользоваться «нервной энергией», присоединились к нам.

Он бросил взгляд на свои часы.

— Мы не даем необдуманных обещаний, ибо не нуждаемся во лжи. Сейчас сорок три минуты первого. У вас на размышление лишь две минуты.

Вирджиния открыла было рот, словно собираясь что-то сказать, но, заметив взгляд Меньшина, тут же закрыла его. И осталась сидеть, глядя на мужа, как загипнотизированный птенчик.

— Даже и думать не смей об этом! — угрожающим шепотом просвистел Меньшин. — Мой военный опыт свидетельствует, что не может быть и речи о компромиссе в подобного рода делах. Их обещания не стоят и цента. Если у тебя имеется хоть какая-либо зацепка, мы воспользуемся ею, чтобы покончить с ними.

В то же самое время он не должен был допустить, чтобы у этих людей появилась уверенность, что такая зацепка у них имеется.

— Две минуты истекли, — бесстрастно заметил Торранс.

Он повернулся к Вирджинии.

— Вы идиотка! Своим молчанием вы приговариваете своего мужа к смерти! Начиная с этого момента, — обвиняющим ледяным тоном продолжал он, — вы еще можете сохранить ему один год жизни! Через минуту срок этот сократится до пятидесяти одной недели, и так далее. И если к концу пятьдесят второй минуты вы не заговорите, ему останется жить несколько дней.

В любом случае ваш муж — не жилец на этом свете. Миссис Меньшин, в вашей власти дать прожить ему еще год. Так что давайте рассказывайте.

Меньшин встал.

— Вирджиния, — сказал он резко, — идем.

Торранс протянул руку и схватил Меньшина за руку.

— Да сядьте же вы на свое место, идиот.

Меньшин ударил его по лицу и тут же пожалел о своей несдержанности. Но было уже поздно что-либо исправить.

Официанты, не особо церемонясь, но и без особой суеты, поволокли его к дверям. И все-таки Меньшину удалось еще раз крикнуть жене:

— Вирджиния, даже думать не смей!.. — но тут его выпихнули с треском на улицу, и он очутился на тротуаре.

Он ждал, но напрасно. Прошло десять минут, а Вирджинии все не было.

Минута текла за минутой. Дважды Меньшин пытался прорваться в ресторан, но швейцары у входа были начеку.

— Не сегодня, парень, не сегодня, — приговаривал один из них. — Сейчас ты слишком перебрал.

К выходу из ресторана Вирджинию провел Торранс. Он выглядел торжествующим.

— Антильские острова! — взволнованно выкрикнул он. — Какая удача, что как раз, когда Вирджиния вышла, мимо пролетал один из немногих недавно сконструированных самолетов с двадцатью реактивными двигателями, иона обратила внимание, что шла вторая половина дня, а сама она вернулась в Калифорнию примерно в полдень. Эта разница во времени поможет нам определить, где же затаился этот старый прохвост. Наконец-то мы его вычислим!

Он холодно посмотрел на Меньшина.

— Слишком плохо, что вы — бывший военный. Нам ведь в действительности наплевать, будете ли вы живы или мертвы, но зато нам теперь известно, что офицеры армии, флота или ВВС в отставке не склонны сотрудничать с нами, даже если это может заметно поправить их дела. — В конце он добавил: — Ваша жена говорила двадцать пять минут, но все это было одно вранье, пока мы не подключили к ней детектор лжи. Вас заколят кинжалом в конце отведенного вам срока… а затем мы заставим вашу жену присоединиться к нам. Прощайте!

Он развернулся и направился в отель, и Меньшин с ненавистью буравил взглядом ему спину, ощущая в ладони холодную сталь своего «люгера», пока тот не скрылся из виду, и лишь тогда с угрюмым видом он убрал руку из внутреннего кармана.

— Ничего не выйдет, — горестно заметил он. — Убив одного, я ничего не изменю. Кроме того, нет никакого желания попадать в тюрьму на ночь глядя.

Шедшая рядом с ним Вирджиния хмуро сказала:

— Прости меня, Норман.

— Это ты прости меня, — мягко ответил Меньшин, — за все то, что я успел наговорить тебе там.

Вирджиния снова что-то начала говорить, но Меньшин ее не слушал. На часах, висевших над украшенным орнаментом входом в отель, стрелки показывали час сорок. Меньшин посмотрел на часы и прикинул в уме.

Рейсовый корабль «Лос-Анджелес — Майами» уже около десяти минут как находится в воздухе, в ослепительном пламени покинув стартовую площадку. Эдгар прибудет в Майами минут через тридцать пять и приступит к своим наблюдениям.

К тому времени Торранс со своими помощниками, воспользовавшись потоком «нервной энергии», уже должны будут вылететь к острову на самом скоростном реактивном самолете, который только смогут достать.

Профессор уверял себя, что они оторвались от возможных преследователей, после того как они трижды поменяли такси на пути в аэропорт.

Они взяли билеты на ракетный корабль, отправлявшийся из Лос-Анджелеса в Майами в три тридцать. Прижатый к мягкому креслу во время чудовищного ускорения, Меньшин вдруг понял, что у него остается только один шанс.

Вирджиния все-таки ходила по острову. А Торранс и остальные восемь его сообщников, что присутствовали на ужине, нет.

Когда он рассказал жене свой план, она беспокойно посмотрела на него.

— Допустим, Эдгар отправился домой без четверти три по лос-анджелесскому времени на ракетном корабле.

— Я так не думаю, — уверенным тоном возразил Меньшин. — Уже много лет Эдгар мечтал о приключениях. Он дотянет там до четырех сорока пяти по местному времени, как я ему и велел. Но не более того. Все-таки он недостаточно храбр.

Они отыскали Эдгара в углу зала ожидания. Тот читал журнал.

Эдгар передал Меньшину записную книжку.

— Я совершил четыре полета по одному и тому же маршруту между Майами и Антильскими островами, — запинаясь, сообщил он Меньшину. — Каждый рейс длился шесть часов туда и обратно.

Потом Эдгар провел их к огромной настенной карте Антильских островов.

На ней маршрут был отмечен белой линией. На трассе в районе, подходящем по времени, находился только один островок.

В справочнике Меньшин отыскал Майамский филиал «НФЛ», после чего они втроем проехали туда. С помощью кирпича он высадил окно. Осколки со звоном посыпались на мостовую.

— Залазь внутрь, Эдгар! — приказал Меньшин. — Нажми кнопку 243, после чего быстро возвращайся в аэропорт.

Спустя две минуты, когда только что утренние лучи озарили череду кучевых облаков, Меньшин потащил получившую новый заряд «нервной энергии» жену к дверям.

— Дорогая! — крикнул он. — Ну, теперь все!

После некоторых раздумий он добавил:

— Это должно сработать. Они перенесли твое тело в дом Крэнстона, когда ты уже стала трупом. И точно таким же образом Крэнстон доставил тебя на остров. Должно быть, когда ты «заряжена», встроенный радиоизлучатель создает вокруг тебя силовое поле. Если они могли переместить твое тело тогда, то это удастся тебе сейчас.

Увидев выражение, появившееся на ее лице, Меньшин поторопился добавить:

— Не забывай, ведь ты уже побывала там. И тебе по крайней мере известно, где находится этот остров и направление к нему. — Он указал на восток. — Остров находится вон там. Мысленно представь холм, на котором ты стояла в тот день, когда вышла из подземной лаборатории доктора Крэнстона. Ты сможешь это. Я знаю, что сможешь.

Он почувствовал, как она вся напряглась, сосредоточившись.

— Обними меня покрепче! — прошептала Вирджиния. Меньшин тут же прижал ее вибрирующее тело к себе.

Где-то рядом какой-то ирландец стал сыпать проклятиями — наверное, от того, что от ударной волны лопнуло его окно.

Внезапно этот ругающийся голос пропал. Меньшин ощутил странное вибрирующее покалывание, немного неприятное.

Наконец это ощущение исчезло. Они оказались в комнате, уставленной рядами стеклянных колб, а перед ними стоял старик. В одной руке он держал топор, а в другой — револьвер.

— У меня есть своя маленькая система защиты, — сказал доктор Крэнстон странным усталым голосом. — Я звоню по телефону доктору Торрансу, и если мне не удается связаться с ним, тогда я прихожу сюда, так, на всякий случай, вдруг он что-то замышляет.

Он опустил пистолет.

— И вот как раз, когда я уже почти убедил себя, что мне придется убить первого, кто появится здесь, появляются двое невинных людей.

Меньшин не колебался ни секунды. Перед ним был человек, который обманывал себя, когда дело доходило до таких моментов, как брать на себя ответственность за смерть других.

И он воспользовался предоставленной ему возможностью.

Меньшин сделал несколько шагов вперед и забрал пистолет из рук старика. Тот не оказал ему никакого сопротивления.

— Я хотел бы, — сказал Меньшин, — чтобы вы добровольно отдали мне свой топор.

Доктор Крэнстон устало пожал плечами.

— А что мне еще остается делать?

Он протянул топор Меньшину. Внезапно в глазах его заиграли веселые искорки.

— Полагаю, что, как бы я ни стал уговаривать вас сейчас, это абсолютно не повлияет на ваши намерения.

— Лучше, — с хмурым видом заметил Меньшин, — покажите те сосуды, которые, по вашему мнению, следует сохранить. Но их должно быть совсем немного.

Когда наконец Меньшин отбросил в сторону топор, нетронутыми осталось только двадцать три сосуда.