I

Тени. Какое-то движение на холме, где некогда стояла Машина Игр, и где теперь царило запустение. Две фигуры, одна из которых казалась бесформенной, медленно пробирались среди деревьев. Они вышли из темноты к уличному фонарю, который, как одинокий страж, стоял на этой высоте, откуда Город был виден, как на ладони. В его свете вторая фигура оказалась обычным человеком с двумя ногами.

Первая осталась тенью, сделанной из того, из чего состоят все тени, из черноты, сквозь которую просвечивал фонарь.

Человек и тень, похожая на человека. Человек-тень остановился, подойдя к защитной ограде, которая тянулась вдоль края холма. Он протянул руку-тень в сторону Города и заговорил голосом, который неожиданно оказался вполне человеческим.

– Повторите ваши инструкции, Джанасен.

Даже если человек и испытывал трепет перед своим необычным компаньоном, он этого не показал. Он сладко зевнул.

– Что-то хочется спать, – сказал он.

– Ваши инструкции!

Человек раздраженно махнул рукой.

– Послушайте, господин Фолловер, – сказал он с досадой. – Не разговаривайте так со мной. Эта ваша манера ничуть не пугает меня. Вы меня знаете. Я буду работать.

– Не надо слишком часто испытывать мое терпение, – сказал Фолловер. – Вы знаете, что в моих перемещениях задействована энергия времени, и все равно затягиваете разговор. Вот что я вам скажу: если я из-за вас когда-нибудь попаду в неприятную ситуацию, я прекращу наши отношения.

В голосе Фолловера прозвучала угроза, так что человек предпочел промолчать. Он задумался, почему дерзит этому невообразимому страшному существу, и единственный ответ, пришедший ему в голову, был таким: его душу отягощает осознание того, что он платный агент этого создания, которое стало его безусловным хозяином.

– Теперь быстро, – приказал Фолловер, – повторите ваши инструкции.

Человек начал с неохотой. Для ветра, дующего им в спину, слова были бессмыслицей; они уносились в ночь, как призраки сна или тени, исчезающие в солнечных лучах. Он говорил о том, что воспользуется битвой в Городе, которая скоро закончится. Ему будет открыт доступ в Институт эмиграции. «Фальшивые документы, которые я получу, дадут мне возможность работать там необходимое время». Цель плана – не допустить прибытия Госсейна на Венеру до тех пор, пока не будет слишком поздно. Человек не имел понятия, кто такой Госсейн и что означает слишком поздно для его прибытия, но идея достаточно ясна.

– Я воспользуюсь авторитетом Института и организую «несчастный случай» в назначенное время в четверг, через четырнадцать дней, когда корабль «Президент Харди» вылетит на Венеру. А вы позаботитесь о том, чтобы он был на месте, когда это произойдет.

– Я не собираюсь заботиться ни о чем подобном, – ответил Фолловер. – Я просто предвижу, что он будет там в определенный момент. Итак, время «несчастного случая»?

– Девять двадцать восемь.

Они помолчали. Казалось, Фолловер размышлял.

– Я должен вас предупредить, – сказал он, наконец, – этот Госсейн не обычный человек. Повлияет ли это обстоятельство на события или нет, я не знаю. Кажется, для этого нет причин, но все возможно. Будьте осторожны.

Человек пожал плечами.

– Я сделаю все, что в моих силах. Я не боюсь.

– В надлежащее время вы возвратитесь назад обычным способом. Ждать вы можете здесь или на Венере.

– На Венере, – ответил человек.

– Прекрасно.

Наступила тишина. Фолловер сделал легкое движение, как бы освобождаясь от спутника. Казалось, он стал еще менее материален. Свет фонаря, проникающий через черную субстанцию, которая была его телом, стал ярче. Но, хотя призрак побледнел и начал таять, он не распался на части, форма его сохранилась. Он исчез целиком, как будто его никогда и не существовало.

Джанасен ждал. Он был практичным человеком и был любопытен. Он раньше видел миражи, но не был вполне уверен, что это то же самое. Через три минуты на том месте, где только что стоял Фолловер, загорелась земля. Джанасен осторожно отошел.

Огонь неистовствовал, но не так яростно, чтобы он не увидел внутреннего механизма со сложными частями. Белые шипящие языки пламени превратили устройстве в бесформенную массу. Джанасен не стал дожидаться конца, а пошел вниз по тропинке, ведущей к стоянке робо-каров.

Десять минут спустя он был в центре города.

Трансформация энергии времени шла своим неопределимым ходом до 8.43 первого вторника марта 2561 года. Несчастный случай с Гилбертом Госсейном планировался на 9.28.

8.43. На космодроме на горе над Городом «Президент Харди» готовился к вылету, который был назначен на час дня.

Две недели прошло с тех пор, как Фолловер и его помощник смотрели на Город, погруженный в ночь. И две недели и один день – с тех пор, как молния из энергетической чаши в Институте семантики убила Торсона. В результате через три дня бои в Городе прекратились.

Повсюду жужжали, гудели, дребезжали роботы, трудясь под управлением своих электронных мозгов. Через одиннадцать дней огромный город вернулся к жизни, конечно, не без усилий людей, гнувших спины наряду с машинами. Результаты были колоссальными. Снабжение продовольствием нормализовалось. Большинство следов битвы было устранено. И главное, страх перед неведомыми силами, проникшими со звезд в Солнечную систему, отступал с каждым новым известием с Венеры и с каждым прошедшим днем.

8.30. На Венере в шахте, где недавно располагалась секретная галактическая база Великой Империи в Солнечной системе, Патриция Харди сидела в своих апартаментах, изучая краткий звездный путеводитель. На ней был трехдневный костюм, который сегодня она надела в последний раз перед уничтожением. Патриция Харди была стройной молодой женщиной, чья приятная внешность затмевалась более любопытным качеством – атмосферой властности. Дверь открылась, и на пороге показался мужчина. Он остановился, пристально глядя на девушку. Она продолжала листать книгу, не обращая никакого внимания на вошедшего.

Элдред Кренг ждал, не обижаясь. Он уважал Патрицию Харди и восхищался ею, но она была еще не полностью обучена ноль-А принципам. Ей нужно было время, чтобы пройти через подсознательное принятие факта, что в комнату кто-то вошел, после чего она повернулась и взглянула на Кренга.

– Ну? – спросила она. Худощавый мужчина шагнул вперед.

– Полный провал, – сказал он.

– Сколько посланий ты отправил?

– Семнадцать. – Он покачал головой. – Я боюсь, что мы медлим. Мы были уверены, что Госсейн вернется сюда. Теперь осталась одна надежда, что он вылетит на корабле, отправляющемся сегодня с Земли.

Они помолчали. Женщина сделала несколько пометок в путеводителе острым, как игла, инструментом. Каждый раз, когда она касалась им страницы, та вспыхивала слабым голубоватым цветом. Наконец, она пожала плечами.

– Этому не помочь. Кто мог подумать, что Энро так быстро раскроет твои действия? К счастью, ты тоже не медлил, и теперь его солдаты разбросаны по дюжинам баз на ближайших звездах и уже используются для других целей. – Она улыбнулась ему. – Ты поступил как всегда мудро, дорогой, отдав этих солдат в распоряжение командиров баз. Они так хотели заполучить побольше людей в своих секторах, что когда некий ответственный чиновник представил им несколько миллионов солдат, они фактически припрятали их. Когда-то Энро развернул сложную систему для обнаружения потерянных таким образом армий. – Она внезапно замолчала. – Ты выяснил, как долго мы можем оставаться здесь?

– Увы, недолго, – сказал Кренг. – На Геле 30 получен приказ отрезать Венеру от индивидуальных матриц, как только я и ты прибудем на Гелу. Путь для кораблей они пока оставляют, но мне сказали, что индивидуальные искривители пространства будут отключены в течение двадцати четырех часов, прибудем мы на Гелу или нет. – Он нахмурился. – Если бы Госсейн поспешил! Я мог бы задержать их еще на день или около того, не раскрывая твоей личности. Я думаю, стоит рискнуть. Мне кажется, Госсейн более важен, чем мы.

– Ты говоришь таким тоном… – резко сказала Патриция Харди. – Что случилось? Война?

Кренг ответил не сразу.

– Я только что отправлял послание и случайно настроился на путаные переговоры где-то в центре галактики. Девятьсот тысяч военных кораблей атакуют Центральные силы Лиги в Шестом Деканте.

Девушка долго молчала. Когда она, наконец, заговорила, в ее глазах блестели слезы.

– Значит, Энро пошел на это. – Она гневно тряхнула головой и вытерла слезы. – Это все решает. Теперь я знать его не желаю. Можешь делать с ним все, что угодно.

Кренг не пошевелился.

– Война была неизбежна. Меня беспокоит быстрота развития событий. А мы… Представляешь, ждать до вчерашнего дня, чтобы отправить доктора Кейра на Землю искать Госсейна!

– Когда он доберется туда? – спросила она, но тут же махнула рукой. – Ах, да! Ты же мне говорил это раньше. Послезавтра. Элдред, мы не можем ждать.

Патриция встала и подошла к нему. Глаза ее сузились. Она внимательно смотрела на него.

– Я надеюсь, ты не собираешься делать безрассудств.

– Если мы не дождемся его, – сказал Кренг, – Госсейн будет отрезан здесь, в 970 световых годах от ближайшего межзвездного транспорта.

Она быстро ответила:

– В любой момент Энро может сбросить в шахту атомную бомбу через искривитель.

– Вряд ли он станет разрушать базу. Ее слишком долго восстанавливать, а, кроме того, мне кажется, он знает, что ты здесь.

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Откуда у него может быть такая информация?

Кренг улыбнулся.

– От меня, – сказал он. – Я и Торсону рассказал, кто ты, чтобы спасти твою жизнь. Я также сказал об этом секретному агенту Энро.

– Все равно, – сказала Патриция, – твои рассуждения основаны на желаемом. А если мы выберемся отсюда целыми и невредимыми, мы сможем вернуться за Госсейном потом.

Кренг посмотрел на нее задумчиво.

– Все не так просто. Ты забываешь, что Госсейн – вымышленная личность, что за ним или над ним стоит некое существо, как он его называет, или, если хочешь, космический шахматист. Это, конечно, широкое сравнение, но если мы его примем, то мы должны допустить и возможность существования второго игрока. Ведь шахматы – игра для двоих. И еще, Госсейн считает себя пешкой на седьмой линии, но я думаю, что он стал ферзем, когда убил Торсона. А ферзя опасно оставлять в позиции, где он не может двигаться. Его необходимо вывести на открытое пространство, в данном случае в галактику, где у него будут большие возможности делать решительные ходы. И я боюсь, что пока игроки скрыты и передвигают фигуры, до тех пор Госсейн находится в смертельной опасности. По-моему, промедление даже на несколько месяцев может оказаться фатальным.

После короткого молчания Патриция спросила:

– И долго ты собираешься ждать?

Кренг мрачно посмотрел на нее и глубоко вздохнул:

– Если имя Госсейна, – сказал он, – есть в списке пассажиров «Президента Харди» – а я получу этот список через несколько минут после старта корабля – мы будем ждать его прибытия, то есть три дня и две ночи.

– А если его нет в списке?

– Мы покинем Венеру, как только убедимся в этом.

Как выяснилось, имени Гилберта Госсейна не было в списке пассажиров «Президента Харди».

8.43. Проснувшись, Госсейн почти одновременно осознал три вещи: что уже утро, что солнце заливает комнату отеля и что видеофон у кровати мягко, но настойчиво жужжит.

Он сел и, окончательно проснувшись, вспомнил, что сегодня «Президент Харди» вылетает на Венеру. Мысль оживила его. Война сократила сообщение между планетами до одного раза в неделю, а он все еще не получил разрешения на посещение Венеры. Он наклонился и нажал кнопку, но, поскольку был в пижаме, отключил экран видеофона.

– Госсейн слушает, – сказал он.

– Мистер Госсейн, – ответил мужской голос, – это Институт эмиграции.

Госсейн вздрогнул. Он знал, что сегодня ему должны сообщить решение, а интонация говорившего была не слишком обнадеживающей.

– Кто говорит? – спросил он резко.

– Джанасен.

Госсейн нахмурился. Это был тот самый человек, который чинил так много препятствий на его пути, который настаивал на предъявлении свидетельства о рождении или других документов, который отказался признать благоприятный отзыв детектора лжи. Джанасен был мелким служащим, но Госсейн удивлялся, что тот получил даже такой чин, поскольку он почти патологически не желал делать что-либо по собственной инициативе. Одним словом, это был не тот человек, с которым хотелось бы говорить в день вылета корабля.

Госсейн щелкнул переключателем на пульте видеофона и подождал, пока изображение собеседника не стало ясным.

– Джанасен, я хочу поговорить с Йорком.

– Все инструкции я получил от мистера Йорка. Джанасен был невозмутим. Его лицо, несмотря на худобу, выглядело холеным.

– Свяжите меня с Йорком, – сказал Госсейн. Джанасен не обратил никакого внимания на его слова.

Он сказал:

– Ввиду неспокойной ситуации на Венере…

– Освободите линию! – сказал Госсейн с угрозой. – Я буду говорить только с Йорком и ни с кем другим.

– …ввиду неясной ситуации на Венере, в вашей просьбе о посещении Венеры отказано.

Госсейн был в ярости. Четырнадцать дней этот тип тянул резину, и вот сегодня, в день отправления корабля, он сообщает ему об отказе.

– Этот отказ, – продолжал невозмутимый Джанасен, – не лишает вас права сделать новую заявку, когда появятся соответствующие разъяснения о ситуации на Венере.

Госсейн сказал:

– Передайте Йорку, что я хочу увидеться с ним сразу после завтрака.

Его пальцы нажали на кнопки и отключили связь.

Госсейн быстро оделся и глянул в большое зеркало, отражающее его фигуру в полный рост. На него смотрел высокий мужчина лет тридцати пяти с суровым лицом. Острое зрение Госсейна не могло не отметить необычные черты в своем облике, хотя беглый взгляд ненаблюдательного человека не заметил бы ничего особенного. Госсейн видел, что голова его была слишком большой для туловища.

Только благодаря массивности плеч, рук и грудной клетки, она выглядела терпимо пропорциональной. К ней вполне подходило определение «львиная». Он надел шляпу и теперь выглядел, как крупный мужчина с волевым лицом. Он старался по возможности оставаться неприметным.

Дополнительный мозг, который увеличивал его голову почти на одну шестую по сравнению с обычными людьми, имел некоторые ограничения. За две недели, прошедшие после смерти Торсона, у него было много свободного времени для исследования своих возможностей. Результаты резко изменили его прежнее чувство непобедимости. «Запомненные» зоны действовали только немногим более двадцати шести часов, – видимо, происходило какое-то изменение в их структуре, не заметное глазу, – и по прошествии этого времени он не мог телепортироваться туда.

Поэтому каждый вечер и утро ему приходилось заново «запоминать» зоны, чтобы в случае крайней необходимости у него было несколько мест, куда он мог бы отступить. Ограничение времени приводило его в недоумение. Но исследованием этого феномена он собирался заняться уже на Венере.

Войдя в лифт, он взглянул на часы: 9.27.

Через минуту, в 9.28, время, на которое был назначен «несчастный случай», лифт с грохотом упал в шахту.

 

II

Госсейн прибыл на взлетную площадку на горе за несколько минут до одиннадцати. Воздух на этой высоте был свежим и прохладным, что значительно улучшило его настроение. Он немного постоял около ограждения, за которым на металлических опорах высился космический корабль. «Первым делом, – подумал Госсейн, – надо проникнуть за ограждение». Это было чрезвычайно просто. Взлетная площадка кишела людьми и появление там еще одного вряд ли было бы замечено. Проблема заключалась в том, чтобы никто не увидел процесса его материализации, когда он окажется за ограждением.

Приняв, наконец, решение, он не испытывал сожаления по этому поводу. Из-за небольшой задержки, вызванной «несчастным случаем» – он исчез из падающего лифта путем простой телепортации обратно в комнату отеля – он осознал, как мало времени у него осталось. Как ему действовать, он понял, пытаясь получить сегодня допуск на корабль от Института эмиграции. Все, что ему было нужно, это вызвать зрительный образ. Время законности прошло.

Он выбрал место за ограждением позади ящиков, «запомнил» его, отступил за вагонетку и через мгновение вышел из-за ящиков, направляясь к кораблю. Никто не пытался его остановить, никто не уделил ему больше рассеянного взгляда.

Он поднялся на борт и первые десять минут старался «запомнить», как можно больше зон с помощью своего дополнительного мозга.

Во время взлета он лежал на удобной кровати в одной из красивейших кают. Через час в замке загремел ключ. Госсейн быстро настроился на «запомненную» зону и телепортировался туда. Место материализации он выбрал удачно. Три человека, увидевшие, как он вышел из-за перегородки, очевидно восприняли это, как само собой разумеющееся, и едва взглянули на него. Он прошел на корму корабля и остановился перед большим экраном, глядя вниз на удаляющуюся Землю. Под ним простирался бескрайний мир, который все еще казался цветным. На глазах мир опускался в мрачную темноту и с каждой минутой становился все более круглым. Планета быстро уменьшалась в размерах, пока не превратилась в большой смутный шар, мерцающий в черной бездне. Зрелище показалось каким-то нереальным.

Госсейн провел эту ночь в одной из многочисленных свободных кают. Сон пришел не сразу, мысли были беспокойны. Две недели прошли со смерти могущественного Торсона, а он не получил ни одного известия от Элдреда Кренга или Патриции Харди. На все попытки связаться с ними через Институт эмиграции он получал неизменный ответ: «Венерианская служба сообщает, что ваше послание еще не доставлено». Он уже начал подозревать, что Джанасен, служащий Института, испытывает удовольствие, сообщая ему плохие новости. Но едва ли это было возможно.

Не вызывало сомнений, что Кренг принял командование над галактической армией в день смерти Торсона. Газеты были полны известий о выводе войск захватчиков из городов неаристотелевой Венеры. Причины массового отступления оставались неясными, редакторы не понимали, что происходит. Только для Госсейна, который знал, что предшествовало полному разгрому, ситуация была понятной. Кренг руководил. Кренг выводил галактических солдат так быстро, как это позволяли двухмильные, мощные звездолеты, торопясь, пока Энро Рыжий, воинственный повелитель Великой Империи, не обнаружил, что вторжение саботируется.

Но почему Кренг не попытался связаться с Гилбертом Госсейном, который создал сложившуюся ситуацию, убив Торсона?

На этой мысли Госсейн уснул. Хотя опасность вторжения временно отодвинута, его собственные проблемы не были решены. Кто он такой, Гилберт Госсейн, обладающий тренированным дополнительным мозгом, умерший и возрожденный опять в точно таком же теле? Он должен все узнать о себе и о своем странном и неведомом методе бессмертия. Какой бы ни была игра, в которой он участвовал, кажется, он является в ней важной и сильной фигурой. Видимо, он был слишком утомлен долгим напряжением и борьбой с вооруженной гвардией Торсона, иначе понял бы раньше, что он выше закона, и не стал бы тратить время с Институтом эмиграции.

Никто не обращал на него внимания. Когда кто-нибудь направлялся к нему, он отступал из поля зрения и телепортировался в одну из «запомненных» зон.

Через три дня и две ночи после старта корабль замедлил ход в плотных облаках Венеры. Госсейн мельком увидел гигантские деревья, и на горизонте вырос город. Госсейн спустился по сходням вместе с остальными четырьмя сотнями пассажиров. Стоя на ступенях быстро движущегося эскалатора, он изучал процесс высадки. Каждый пассажир подходил к детектору лжи, сообщал свои данные и после подтверждения проходил через турникет в главную часть здания Эмиграционной службы.

Обдумав ситуацию, Госсейн «запомнил» место у стойки по ту сторону турникета. Затем, сделав вид, будто что-то забыл, он вернулся на корабль и спрятался в одной из кают до темноты. Когда тени удлинились и почернели, он материализовался у стойки здания Эмиграционной службы и спокойно направился к ближайшей двери. Через минуту он ступил на мощеный тротуар и зашагал на улице, сверкающей миллионами огней.

Он был твердо убежден, что находится в начале, а не в конце своего приключения.

Шахта охранялась солдатами венерианской ноль-А дивизии, которые однако не задерживали многочисленных посетителей.

Госсейн блуждал по ярко освещенным коридорам подземного города. Размеры бывшей секретной базы Великой Империи потрясли его. Бесшумные лифты, действующие по принципу искривителей пространства, поднимали его на верхние уровни. Он проходил через помещения, сверкающие механизмами, некоторые из них все еще действовали. Он видел венерианских инженеров, по одиночке или группами изучающих приборы и оборудование.

Коммутатор связи привлек внимание Госсейна. Он остановился и включил его. После небольшой паузы раздался глухой голос робота-оператора:

– Какую звезду вы хотите вызвать? Госсейн глубоко вздохнул.

– Я бы хотел, – сказал он, – говорить либо с Элдредом Кренгом, либо с Патрицией Харди.

Он ждал с нарастающим волнением. Идея пришла ему в голову, как вспышка, и он не очень надеялся на успех.

Но даже если контакт не будет установлен, он все же получит хоть какую-то информацию.

Через несколько секунд робот сказал:

– Элдред Кренг оставил следующее сообщение желающим связаться с ним: «Я сожалею, но связь невозможна».

И все. Безо всяких объяснений.

– Другой вызов, сэр?

Госсейн раздумывал. Он был разочарован, но все же положение было не таким уж безнадежным. Кренг, покидая Венеру, оставил связь Солнечной системы с галактикой, открывавшую широкие возможности как для венерианцев, так и лично для Госсейна. Он задал роботу следующий вопрос и немедленно получил ответ:

– Потребуется около четырех часов, чтобы доставить сюда корабль с Гелы 30, которая является ближайшей базой.

Именно это интересовало Госсейна.

– Я думал, что искривители пространства действуют практически мгновенно.

– При транспортировке материи происходит рассогласование полей. Однако транспортируемый не замечает времени, ему это перемещение кажется мгновенным.

Госсейн кивнул. В некоторой степени он понимал, о чем идет речь. Подобие до двадцатого десятичного знака было несовершенным.

Он продолжил:

– Положим, я вызову Гелу. Потребуется восемь часов, чтобы получить ответ?

– О, нет. Рассогласование полей на электронном уровне бесконечно мало. Между Венерой и Гелой оно составляет около одной пятой секунды. Замедляется только передача материи.

– Понятно, – сказал Госсейн. – Значит, можно говорить со всей галактикой почти без задержки.

– Да.

– А если я хочу поговорить с кем-то, кто не знает моего языка?

– Нет проблем. Робот переводит фразу за фразой в разговорном стиле, насколько это возможно.

Госсейн не был уверен, что при таком переводе нет проблем. Ноль-А подход к действительности придает особое значение каждому слову и особенно в сочетании с другими словами фразы. Слова неуловимы и часто имеют малую связь с понятиями, которые они обозначают. Он представил себе неисчислимые неразберихи между галактическими жителями, говорящими на разных языках. Но, поскольку они не обучались ноль-А философии и не практиковали ее принципов, они и не подозревали об опасностях недопонимания в процессе общения через роботов.

– Это все, спасибо, – сказал Госсейн и прервал связь.

Вскоре он нашел апартаменты, которые разделял с Патрицией, когда они оба были пленниками Торсона. Он надеялся найти здесь какое-нибудь адресованное ему послание или письмо, которое, в силу своей важности или секретности, не могло быть вверено центральной видеофонной станции. И действительно, он нашел кассету с записью последнего разговора между Патрицией и Кренгом, который многое объяснил ему.

Его не удивило, что Патриция не та, за кого себя выдает. Он и раньше относился с сомнением к рассказам о ее личной жизни, несмотря на то, что она заслужила доверие в борьбе с Торсоном. Информация о начавшейся в космосе войне потрясла Госсейна. Он покачал головой на слова, что они вернутся за ним «через несколько месяцев». Слишком нескоро. Он узнал, что остался в Солнечной системе, отрезанный от галактики. Внимательно выслушал он и рассказ о предпринятых Кренгом попытках связаться с ним на Земле.

Конечно же, этому помешал Джанасен. Госсейн вздохнул с непониманием. Но почему? Почему человек, который совсем не знает его, чинил ему столько препятствий? Личная антипатия? Может быть. Чего только не бывает. Но, подумав, Госсейн отверг это объяснение.

Более внимательно он прослушал слова Кренга о космических шахматистах и об опасности, которую они представляют. Это звучало убедительно и вновь вернуло его мысли к Джанасену.

Кто-то выдвинул Джанасена на «доску», возможно только на короткий по вселенским масштабам миг, возможно только для мелкой цели, простую пешку в этой огромной игре – но за пешками тоже следили.

Неожиданно Госсейн понял, что надо делать. Обдумав несколько вариантов, он сел за комнатный коммутатор и сделал вызов.

На вопрос робота-оператора, с какой звездой его соединить, он ответил:

– Свяжите меня с любым высшим представителем Галактической Лиги.

– Кто его вызывает?

Госсейн назвал свое имя и стал ждать. План был прост. Ни Кренг, ни Патриция не имели возможности уведомить Лигу о том, что случилось в Солнечной системе. Быть может, ни тот, ни другая не могли рисковать. Но Лига, или по крайней мере отдельные ее представители, сделали попытку спасти Венеру от Энро. Патриция Харди говорила, что некоторые служащие Лиги заинтересовались ноль-А принципами. Голос робота-оператора прервал его мысли:

– С вами будет говорить секретарь Лиги Мадрисол.

Едва эти слова были произнесены, как на экране возникло изображение худого напряженного лица. Мужчине на вид было лет сорок пять. Его голубые глаза были устремлены на Госсейна. Наконец, частично удовлетворенный, Мадрисол зашевелил губами. После небольшой паузы появился звук:

– Гилберт Госсейн?

В голосе робота-оператора прозвучало сомнение. Перевод, кроме смысла, старался максимально передать интонации. Кто такой, казалось спрашивал Мадрисол, Гилберт Госсейн?

Этого Госсейн не стал обсуждать в деталях. Он сообщил о последних событиях в Солнечной системе, «где, как я предполагаю, Лига имеет собственные интересы». Однако, чем пристальнее он всматривался в лицо собеседника, тем больше разочаровывался. Никаких признаков ноль-А не отразилось на лице секретаря Лиги. Им руководят чувства. Большая часть его действий и решений – это реакции, базирующиеся на эмоциональных установках, а не на ноль-А процессах.

Он описывал возможности использования венерианцев в битве против Энро, когда Мадрисол прервал и ход его мыслей и повествование.

– Вы предлагаете государствам Лиги, – выразительно сказал он, – установить транспортную связь с Солнечной системой и позволить ноль-А людям руководить Лигой в этой войне?

Госсейн прикусил губу. Он считал само собой разумеющимся, что венерианцы заняли бы высшие посты в самое короткое время, но таламическим индивидуумам нельзя было позволить заподозрить это. Стоит только процессу начаться, они будут изумлены быстротой, с которой ноль-А люди достигнут высших позиций, необходимых с их точки зрения.

Он улыбнулся холодной, невеселой улыбкой и сказал:

– Естественно, ноль-А люди могли бы помочь техническими возможностями.

Мадрисол нахмурился.

– Это непросто, – сказал он. – Солнечная система окружена звездными системами Великой Империи. Если мы попытаемся установить с вами транспортную связь, это будет выглядеть так, словно мы особо интересуемся Венерой. Тогда Энро может уничтожить ваши планеты. Однако я могу обсудить ваше предложение с официальными кругами, и, можете не сомневаться, мы сделаем все, что в наших силах. А теперь, с вашего позволения…

Это означало конец беседы. Госсейн быстро сказал:

– Ваше превосходительство, все же можно придти кое к какой договоренности. Небольшие корабли могли бы проскользнуть на Венеру и забрать несколько тысяч наиболее тренированных ноль-А людей, которые смогли бы вам помочь.

– Может быть, может быть, – невозмутимо ответил Мадрисол. Механический транслятор точно передал эту интонацию. – Я обсужу это с…

– Здесь, на Венере, – торопился Госсейн, – есть действующий искривитель, который может перемещать корабли длиной до десяти тысяч футов. Ваши люди могут воспользоваться им. Может быть, вы подскажете мне, как долго он останется связанным с искривителями на других планетах?

– Я передам все эти вопросы на рассмотрение экспертам. Они примут решение. Я думаю, это будут люди, способные и уполномоченные обсудить ваши проблемы до конца.

– Я записал нашу беседу с помощью робота-оператора, чтобы должным образом передать ваши слова здешним представителям власти, – сказал Госсейн и подавил улыбку. Никаких властей на Венере не было, но так же не было времени углубляться в обширный вопрос о ноль-А демократии.

– До свидания, желаю удачи.

Раздался щелчок, и напряженное лицо исчезло с экрана.

Госсейн приказал роботу-оператору переключить все будущие вызовы из космоса в отделение Института семантики в ближайшем городе и прервал связь. Он был удовлетворен и не без причины. Он привел в действие очередной процесс, но не собирался пассивно ждать его развития.

По крайней мере, он сделал, что мог.

Следующий – Джанасен, даже если это означает возвращение на Землю.

 

III

Казалось, был поздний вечер. Джанасен еще не оправился от потрясения, когда его выхватили из здания Института эмиграции. Он и не подозревал о наличии машины перемещений в собственном кабинете. Как видно, у Фолловера были и другие агенты в этой планетной системе. Он осторожно огляделся. Он стоял в тускло освещенном парке. Водопад шумел с невидимой за деревьями высоты. Струи воды сверкали в туманном свете.

На фоне водопада вырисовывалась фигура Фолловера. Его бесформенное тело не имело резких очертаний и по краям сливалось с темнотой. Молчание затянулось, и Джанасен занервничал, но он знал, что лучше не начинать первым. Наконец, Фолловер зашевелился и приблизился.

– Я с трудом приспосабливаюсь, – сказал он. – Эти сложные энергетические проблемы раздражают меня. Я не умею технически мыслить.

Джанасен продолжал молчать. Он не видел необходимости комментировать услышанное. Он ждал.

– Мы должны рискнуть, – сказал Фолловер. – Надо изолировать Госсейна от тех, кто может ему помочь, а если будет необходимо, и уничтожить. Я действую по определенному плану при поддержке Энро Рыжего, и мне не должна мешать личность с неизученными способностями.

В темноте Джанасен пожал плечами. На мгновение он даже удивился собственному равнодушию. Не имело значения, что именно он будет делать и что за неизвестные способности у его противника. Это его не заботило. «Я всего лишь инструмент, – подумал он с гордостью. – Я служу хозяину-тени». Он улыбнулся, опьяненный собственным эго, своими действиями и чувствами. Он назвался Джанасеном, поскольку это имя было довольно близко к его настоящему имени. Дэвид Джанасен. Фолловер снова заговорил.

– Любопытные моменты видны в будущем этого человека, Госсейна, но картины проходят через… хотя, пожалуй, ни один предсказатель не сможет их ясно разглядеть. Но я знаю, что он будет вас искать. Не пытайтесь предотвратить это. Он обнаружит ваше имя в списке пассажиров «Президента Харди» и удивится, что не видел вас там. В конце концов, это укажет ему, что вы на Венере. Сейчас мы находимся в парке нижнего города Нью-Чикаго.

– Как? – Джанасен огляделся с изумлением.

Он увидел только деревья, затемненные кусты и водопад. Там и сям неяркий свет отбрасывал тусклые отблески, но не было и намека на город.

– Эти венерианские города, – сказал Фолловер, – не имеют аналогов во всей галактике. Они индивидуально спланированы и застроены. Здесь все бесплатно: пища, транспорт, постройки – все!

– Что ж, это все упрощает.

– Не совсем. Теперь венерианцы знают о существовании разумных существ на планетах других звезд. После недавнего нападения они, вероятно, приняли меры предосторожности. У вас есть неделя или около того. За это время Госсейн должен вас найти.

– И что после этого? – поинтересовался Джанасен.

– Пригласите его к себе и дайте ему вот это.

Предмет пролетел, мерцая в темноте белыми вспышками. Он упал на траву и лежал, сверкая, как зеркало в солнечном свете.

– Она не будет такой яркой днем, – сказал Фолловер. – Помните, вы должны передать ее Госсейну в вашей комнате. Итак, какие вопросы?

Джанасен осторожно наклонился и поднял сверкающий предмет. Это было что-то вроде пластиковой карточки. Она была гладкой, как стекло. На ней была надпись, слишком мелкая, чтобы ее можно было прочесть невооруженным глазом.

– Что он должен сделать с этим?

– Прочесть текст. Джанасен нахмурился.

– И что тогда произойдет?

– Вам это знать не обязательно. Вы должны только выполнять мои инструкции.

Джанасен задумался и мрачно произнес:

– Вы только что сказали, что мы должны рискнуть. Но получается, единственный, кто рискует, это я.

– Друг мой, – сказал Фолловер непреклонно, – уверяю вас, вы не правы. Давайте не будем спорить. Еще будут вопросы?

«Фактически, – подумал Джанасен, – я никогда не интересовался пустяками».

– Нет, – ответил он.

Наступила тишина. Фолловер начал таять в туманном воздухе. Джанасен так и не уловил момента, когда призрак полностью исчез. Но вскоре он понял, что остался один.

Госсейн взглянул на «карточку», затем на Джанасена. Наглость этого человека заинтересовала его, поскольку давала возможность приглядеться к его характеру. Джанасен явный солипсист. Свою неврастеничность он прикрывает важной позой, которая, впрочем, зависит от того, будут более сильные люди выносить его дерзость или нет.

Их встреча с глазу на глаз проходила в типично венерианской обстановке. Они сидели в комнате, открытые двери которой выходили в сад с цветущими кустами. Комната была со всевозможными удобствами, включая автоматическую подачу пищи, электронное устройство для приготовления еды, которое освобождало от необходимости иметь кухню.

Госсейн изучал мужчину враждебным взглядом. Найти Джанасена оказалось не очень сложно. Несколько межпланетных переговоров, разрешенных в последние дни, быстрый опрос роботов-регистраторов в отелях вывели его на след.

Первым заговорил Джанасен.

– Организация жизни на этой планете заинтересовала меня. Я никак не могу привыкнуть к идее бесплатной пищи.

Госсейн неприветливо произнес:

– Вы бы лучше говорили по делу. То, как я с вами поступлю, полностью зависит от того, что вы мне расскажете.

Смелые голубые глаза задумчиво смотрели на него.

– Я расскажу вам все, что знаю, – наконец сказал Джанасен, пожав плечами. – Но не из-за ваших угроз.

Просто я не собираюсь скрывать ничего о себе или еще о ком-либо.

Госсейн ожидал подобных слов. Этот агент Фолловера будет счастлив прожить еще лет пять, но при этом сохраняя уважение к себе. Однако Госсейн ничего не сказал, и Джанасен начал свой рассказ. Описывая свои отношения с Фолловером, он казался искренним. Внимание призрака он привлек, будучи на секретной службе Великой Империи. Он слово в слово пересказал разговоры с Фолловером о Госсейне. В конце он прервался и вернулся к прежней теме.

– Галактика, – сказал он, – полна разнообразнейшими идеями, но я никогда не слышал, чтобы они воплощались и приносили какой-нибудь результат. Я пытаюсь понять, как действует неарис… не…

– Называйте это ноль-А.

– …как действует ноль-А. Но видимо эта философия основана на сознательности людей, а в это я не могу поверить.

Госсейн не ответил. Обсуждать этот предмет было глупо, поскольку здесь не обойтись несколькими словами. Если Джанасен заинтересовался, он может пойти в начальную школу. Собеседник понял его настроение и снова пожал плечами.

– Вы уже прочитали текст на «карточке»? – спросил он.

Госсейн ответил не сразу. «Карточка» состояла из химически активного, но безопасного материала, скорее всего абсорбента. Тем не менее, это был необычный предмет, очевидно, последнее достижение галактической науки. Он не собирался спешить с этим.

– Этот Фолловер, – сказал он наконец, – точно предсказал, что я буду спускаться в том лифте в девять двадцать восемь.

Поверить в это было трудно. Фолловер был не только не с Земли, но и не из Солнечной системы. Существо из далекой галактики обратило внимание на Гилберта Госсейна. И увидело его определенное действие в определенное время. Об этом говорил рассказ Джанасена.

Точность пророчества ошеломляла. Это делало «карточку» особенно ценной. Со своего места он видел текст, но не мог разобрать слов. Он наклонился ниже. Но надпись оставалась слишком мелкой.

Джанасен подал увеличительное стекло.

– Надпись можно прочесть только через лупу, – сказал он.

Госсейн колебался, но поднял карточку и внимательно рассмотрел ее. Он подумал, что это возможно переключатель, активизирующий какой-то большой механизм. Но какой?

Он окинул взглядом комнату. Когда он входил сюда, то «запомнил» ближайшие электрические розетки и проследил, куда идут провода. Некоторые тянулись к столу, за которым он сидел, и обеспечивали энергией встроенную кухонную машину. Он поднял взгляд.

– Мне кажется, мистер Джанасен, – сказал он, – что вы собираетесь покинуть Венеру или на корабле, или с помощью искривителя пространства. Я намереваюсь отправиться с вами.

Джанасен с любопытством посмотрел на него.

– Вам не кажется, что это может быть опасным.

– Да, – сказал Госсейн с улыбкой, – да, может быть. Они замолчали.

Госсейн настроил карточку на одну из «запомненных» зон и одновременно подал сигнал на чувство страха или сомнения. Если эти чувства появятся у него, карточка немедленно телепортируется из комнаты.

Такая предосторожность была недостаточной, но все же давала какой-то шанс.

Он сфокусировал стекло над текстом и прочитал:

«Госсейну:

Искривитель пространства имеет замечательное качество. Он питается электрической энергией, но не проявляет необычных свойств даже во включенном состоянии. Этот прибор встроен в стол, за которым вы сидите. Если вы прочтете дальше, то тут же попадете в сложнейшую западню, когда-либо созданную для конкретного человека».

Пришло ли чувство страха, он не помнил. Дальше была ночь.

 

IV

Колесо сверкало. Госсейн лениво смотрел на него, лежа в повозке. Наконец, его взгляд оторвался от металлического колеса и остановился на закрывающей горизонт постройке. Это было гигантское строение, выгибающееся вверх от земли, подобно огромному шару. Только небольшая его часть была доступна взору.

Картина дошла до его сознания и поначалу не вызвала никакой озабоченности. Госсейн поймал себя на том, что сравнивает увиденное с номером отеля, где он беседовал с Джанасеном. А затем он подумал: «Я Ашаргин».

Впрочем, это чувство не выражалось словами. Автоматическое отождествление себя, простое отождествление, которое исходило из органов его тела и воспринималось нервной системой, как само собой разумеющееся. Но не спокойное отождествление. Гилберт Госсейн отверг его с удивлением, которое переросло в тревожное возбуждение, а затем в замешательство.

Летний ветерок обдувал его лицо. Возле большого строения среди подобия деревьев там и сям были разбросаны мелкие постройки. Позади них, на заднем плане великолепного пейзажа, высилась величественная, покрытая снегом гора.

– Ашаргин!

Госсейн подскочил. Баритон прозвучал в футе от его уха. Он дернулся, поворачивая голову, и тут увидел свои пальцы. Это остановило его. Он забыл о человеке, окликнувшем его, забыл даже взглянуть на него. Ошеломленный, он рассматривал свои руки. Они были тонкими, изящными, не похожими на сильные, мускулистые, крупные руки Гилберта Госсейна. Он оглядел себя. Тело было мальчишески стройным.

Тут он почувствовал внутреннее отличие, чувство слабости, слабой жизненной силы, путаницу чужих мыслей. Нет, не мыслей. Чувств. Сигналы из органов, которые некогда были под контролем другого разума.

Его сознание отпрянуло в ужасе и снова ополчилось против фантастической информации: «Я Ашаргин».

Не Госсейн? Его рассудок помрачился, когда он вспомнил слова на «карточке»: «…вы попадете в сложнейшую западню, когда-либо созданную…» Чувство катастрофы было сильнее всего испытанного им до сих пор.

– Ашаргин, ты слишком ленив. Встань и затяни подпругу дралла.

Он выскочил из телеги. Быстрыми пальцами подтянул ослабевшую подпругу на хомуте сильного быкоподобного животного. Он сделал это, даже не успев задуматься. Закончив работу, он залез обратно в повозку. Возница, священник в рабочей одежде, щелкнул кнутом. Повозка медленно потащилась и свернула во двор.

Госсейн пытался понять причину рабского повиновения, которое заставило его суетиться, как автомат. Понять было трудно. Слишком много путаницы. Но, наконец, понимание пришло.

Недавно этим телом управлял другой разум – разум Ашаргина. Это был нецельный, слабый разум, над которым господствовал страх и неконтролируемые эмоции, оставившие след на нервной системе и мышцах этого тела. Самое неприятное, что на внутреннюю разбалансированность тело Ашаргина реагировало на бессознательном уровне. Даже Гилберт Госсейн, понявший это, с большим трудом мог противодействовать этим сильным физическим принуждениям до тех пор, пока не натренирует тело Ашаргина до нормального психического состояния ноль-А. До тех пор, пока не натренирует… «Так ли это? – спросил себя Гилберт Госсейн. – Я здесь для того, чтобы натренировать это тело?»

Но быстрее его собственных вопросов поток органической мысли просочился в его сознание – воспоминания другого разума. Наследник Ашаргин. Когда ему было четырнадцать, войска Энро пришли в школу, где он учился. В этот страшный день он приготовился к смерти. Но вместо того, чтобы убить, его перевезли на Горгзид, родную планету Энро, и отдали на попечение священников Спящего Бога.

Здесь он работал в поле и голодал. Его кормили с утра, как животное. Ночью он с нетерпением ждал утра, когда ему дадут поесть, чтобы прожить следующий день. Его положение наследника не было забыто. Но старые правящие фамилии постепенно вырождались, становясь малочисленными и слабыми. В такие периоды великие империи имели тенденцию к падению из-за недостатка властолюбивых людей, таких, как Энро Рыжий.

Повозка завернула за группу деревьев, которые украшали центральную часть площадки, и внезапно в поле зрения появился неболет. Несколько мужчин в черных одеяниях священников и один пышно разодетый стояли на траве возле неболета, глядя на приближающуюся повозку.

Возница поспешно склонился в волнении и грубо ткнул Госсейна кнутовищем. Он торопливо сказал:

– Опусти лицо! Это сам Еладжий, Смотритель Склепа Спящего Бога.

Госсейн почувствовал сильный толчок. Он рухнул на дно повозки вниз лицом. Он лежал там, изумленный. До него медленно доходило, что мышцы Ашаргина автоматически подчинились команде. Все еще потрясенный этим, он услышал, как сильный, громкий голос произнес:

– Корн, проводите принца Ашаргина до неболета и можете быть свободным. Принц не вернется в рабочий лагерь.

И опять повиновение Ашаргина было беспрекословным. Перед глазами поплыл туман, конечности конвульсивно двигались. Госсейн обессиленно опустился в кресло. Неболет взлетел. Все произошло так быстро.

Куда они направляются? Это было его первой мыслью, когда он вновь обрел способность думать. Мало-помалу напряжение в мышцах Ашаргина спало. Госсейн сделал ноль-А паузу и почувствовал, что «его» тело еще больше расслабилось. Пелена упала с глаз, и он увидел, что неболет пролетает над снежной вершиной, удаляясь от храма Спящего Бога.

Здесь его мысль задержалась, как птица, остановленная в середине полета. Спящий Бог? Смутные воспоминания Ашаргина всплыли в его сознании. Спящий Бог лежал в полупрозрачном гробу в шарообразном храме. Только священникам разрешалось увидеть само тело и только один раз в жизни, во время посвящения.

Когда воспоминания Ашаргина дошли до этого момента, Госсейн понял все, что ему было нужно. Это был типичный вариант языческой религии. На Земле их было множество. Детали не имели значения. Его мысли переключились на более важное: на нынешнюю ситуацию.

Очевидно, наступил поворотный момент в жизни Ашаргина. Госсейн огляделся, изучая обстановку. Три священника, один из которых управлял неболетом, и Еладжий. Смотритель Склепа был полным мужчиной. Его одежды, выглядевшие такими пышными, при ближайшем рассмотрении оказались черной рясой, поверх которой была надета мантия, расшитая золотом и серебром.

Осмотр закончился. Еладжий был священником номер два в иерархии Горгзида, вторым после Секоха, верховного религиозного владыки планеты, на которой родился Энро. Но его чин и его роль ничего не значили. Как показалось Госсейну, в галактических делах он был второстепенной фигурой.

Госсейн посмотрел в окно. Внизу все еще белели горы. В этот момент он понял, что его одежда не подходила чернорабочему Ашаргину. На нем была форма офицера Великой Империи: брюки с золотыми лампасами и куртка, украшенная драгоценными камнями. Подобного Ашаргин не видел уже одиннадцать лет, с тех пор, когда ему было четырнадцать.

Генерал! Высота звания поразила Госсейна. Его мысли прояснились. Должна существовать веская причина, по которой Фолловер перенес его сюда в поворотный момент в карьере наследника Ашаргина – без его дополнительного мозга и в бессильное тело, управляемое расшатанной нервной системой.

Если состояние было временным, это давало возможность увидеть галактическую жизнь, возможность, которую он не смог бы получить обычным путем. Если же, с другой стороны, побег из этой западни зависел от его личных усилий, тогда его роль становилась понятной. Натренировать Ашаргина. Натренировать как можно скорее с помощью ноль-А методов. Только так он мог надеяться получить власть над необычной обстановкой – получить власть над несвоим телом.

Госсейн глубоко вздохнул. Он чувствовал себя значительно лучше. Он принял решение, принял его бесповоротно, прекрасно осознавая слабые места своего положения. Время и развитие событий могут внести новые коррективы в его план, но пока он заключен в теле Ашаргина, ноль-А тренировка должна стоять на первом месте. Она не должна быть слишком тяжелой.

Пассивность, с которой Ашаргин принимал полет, обманула Госсейна. Он наклонился через проход к Еладжию.

– Ваша честь, господин Смотритель, куда меня везут? Тот удивленно обернулся.

– К Энро. Куда же еще?

Госсейн решил понаблюдать за полетом. Однако в этот миг способность владеть собой исчезла. Казалось, тело Ашаргина превратилось в бесформенную массу. Взгляд затуманился страхом.

Дрожь приземлившегося неболета вернула его в прежнее состояние. На трясущихся ногах он выбрался из неболета и увидел, что тот опустился на крышу здания.

Госсейн огляделся. Ему было важно увидеть местность. Но ему не повезло, ближайший край крыши был слишком далеко. С неохотой он позволил трем молодым священникам проводить себя до лестницы, ведущей вниз. Он мельком увидел слева, на расстоянии тридцати-сорока миль, гору. Была ли это та гора, за которой находился храм? Видимо, да. Поскольку он не видел других гор такой высоты.

Он спустился со своим эскортом на три лестничных марша, затем прошел по ярко освещенному коридору и остановился перед украшенной дверью. Младшие священники отступили. Еладжий медленно прошел вперед, его голубые глаза сверкали.

– Ты войдешь один, Ашаргин, – сказал он. – Твои обязанности просты. Каждое утро, точно в это время – в восемь часов по времени города Горгзида – ты должен приходить к этой двери и входить без стука.

Он колебался, обдумывая следующие слова, и продолжал натянуто:

– Тебя не должно касаться, что делает его превосходительство, когда ты войдешь. Это относится и к случаю, если в комнате будет женщина. Ты не должен ни на что обращать внимание. Войдя, ты полностью поступаешь в распоряжение его превосходительства. Это не значит, что от тебя неизбежно потребуют лакейской работы, но если тебе предоставится честь выполнить личное поручение его превосходительства, ты должен сделать это быстро.

В манерах Еладжия чувствовалась самоуверенность власть предержащего. Его лицо исказилось гримасой боли, затем он милостиво улыбнулся. Это был властный жест снисхождения, смешанного с легкой тревогой, как будто произошедшее было для него неожиданным. Был даже намек на то, что Смотритель Склепа раскаивается в известных действиях, направленных против Ашаргина.

– Как я понимаю, сейчас мы расстанемся, я и ты, Ашаргин. Ты воспитывался в строгом внимании к твоему титулу и той роли, которую теперь тебе предстоит играть. Основой нашей религии является принцип, что первый долг человека перед Спящим Богом – научиться смирению. Может, тебя удивляло, почему твоя ноша столь тяжела, но теперь ты увидишь, что все это к лучшему. Как прощальное напутствие, я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь. С незапамятных времен существует обычай истреблять соперничающие правящие дома: корни, ствол и ветви. Но ты все еще жив. Одно это должно вселить в тебя благодарность к великому человеку, который управляет самой большой во времени и пространстве империей.

И опять пауза. У Госсейна было время подумать, почему Энро оставил Ашаргина в живых, время понять, что этот циничный священник фактически заставляет его проникнуться благодарностью к захватчику.

– Все, – сказал Еладжий. – Теперь входи!

Это была команда, и Ашаргин беспрекословно подчинился ей, так, что Госсейн не мог ничего поделать. Его рука протянулась вперед. Он взялся за ручку, повернул ее и, открыв дверь, перешагнул через порог.

Дверь закрылась за ним.

На планете далекого солнца, посредине серого помещения выросла тень. Она проплыла над полом. В этой узкой камере находились два человека, отделенные друг от друга и от Фолловера тонкими решетками. Но Фолловер не обратил на них никакого внимания, он проскользнул к койке, на которой лежало неподвижное тело Гилберта Госсейна.

Он наклонился и прислушался. Затем выпрямился.

– Он жив, – громко сказал Фолловер.

Голос был удивленным, словно произошло что-то, не входившее в его планы. Он посмотрел в лицо женщины – если безликая тень может смотреть кому-либо в лицо – через разделяющую их решетку.

– Он появился в предсказанное мною время? Женщина пожала плечами, потом угрюмо кивнула.

– И с тех пор он так выглядит? – Его громкий голос был настойчив.

На этот раз женщина не ответила определенно.

– Итак, великий Фолловер наткнулся на достойного противника.

Тень вздрогнула, словно стряхивая ее слова. Ответ прозвучал спустя некоторое время.

– Это какой-то странный мир. Тут и там, на мириадах планет, появляются личности, которые подобно мне имеют необычные способности, возвышающие их над остальными. Энро, а теперь Госсейн.

Он остановился, а затем тихо проговорил, будто размышляя вслух.

– Я мог бы сейчас убить его, размозжив ему голову или проткнув ножом, в общем любым из десятков способов. И еще…

– Почему же ты не сделаешь этого? – съязвила женщина.

Он колебался.

– Потому что… Я еще многого не знаю. – Его голос был холодным и решительным. – И кроме того, я не убиваю людей, которых могу использовать. Я еще вернусь.

Он начал таять, пока не исчез из убогой бетонной комнаты, где в камерах, отделенных друг от друга тонкими фантастическими сетками из металла, были заточены женщина и двое мужчин.

Госсейн-Ашаргин оказался в большой комнате. На первый взгляд, она показалась ему набитой оборудованием. Для Ашаргина, чье образование закончилось в четырнадцать лет, назначение приборов осталось непонятным. Госсейн же узнал механические карты и видеоэкраны на стенах. Почти по всей комнате располагались пульты искривителей пространства. Некоторые устройства он видел впервые, но его образование было довольно широким, так что по способу их соединения с другими, известными механизмами, он догадался об их назначении.

Это был военный штаб. Отсюда Энро управлял, насколько это возможно для одного человека, огромными войсками Великой Империи. Видеоэкраны были его глазами. Огни, мигающие на картах, показывали ему полную картину любого сражения. Многочисленность искривителей пространства позволяла предположить, что он контролировал все точки обширной империи. Возможно даже, он имел связанную систему искривителей, посредством которой мог быстро попасть почти в любую часть галактики.

Если не считать приборов, огромная комната была пустой.

Госсейн подбежал к окну в углу помещения и через мгновение смотрел вниз на город Горгзид.

Столица Великой Империи сверкала в лучах яркого голубого солнца. Память Ашаргина услужливо подсказала Госсейну, что прежняя столица Нирена была уничтожена атомными бомбами, и бескрайняя равнина, где стоял тридцатимиллионный город, теперь стала радиоактивной пустыней.

Воспоминания потрясли Госсейна. Ашаргин, который не видел собственными глазами того кошмарного дня, остался равнодушным. Это было беспечное равнодушие человека, неспособного вообразить страшное бедствие. Но Госсейн ужаснулся, вспомнив, что диктатор вверг теперь в войну галактическую цивилизацию. Если бы кто-нибудь решился убить Энро!

Сердце забилось. Колени подогнулись. Сглотнув, Госсейн сделал ноль-А паузу и попытался подавить страх Ашаргина перед суровой целью, которая возникла в голове Госсейна, как вспышка.

Но цель осталась. Она осталась. Здесь открывалась возможность для ее осуществления, но она была слишком страшна. Этого труса надо убедить, упросить, укрепить, чтобы он сделал всего одно усилие. Нервная система любого человека способна вынести крайнее напряжение и принести жертву.

Он стоял, сузив глаза, сжав губы, полный решимости. Он почувствовал какое-то изменение в теле Ашаргина, накопление силы, словно новый тип мыслей изменил обменные процессы в железах и органах. Он не сомневался в происходящем. Новый, сильный разум взял власть над этим хилым телом. Конечно, этого недостаточно. Ноль-А тренировка для координации действия нервов и мышц была все еще необходима. Но первый шаг был сделан. Он принял непреклонное решение.

Убить Энро…

Он с искренним интересом разглядывал Горгзид, который выглядел, как правительственный город. Небоскребы были покрыты лишайником и вьющимся «плющом» – по крайней мере, чем-то похожим на плющ, – некоторые строения были со старомодными башенками и странными крышами, примыкающими друг к другу. Из четырнадцати миллионов жителей четыре пятых работающего населения занимало ключевые позиции в государственных учреждениях, имеющих прямую связь с рабочими офисами на других планетах. Около пятисот тысяч жителей – Ашаргин не знал точной цифры – были заложники, которые угрюмо обитали в живописных зеленых окрестностях. Угрюмо, потому что считали Горгзид провинциальным городом и чувствовали себя оскорбленными. Госсейн увидел несколько домов, в которых они жили: великолепные особняки прятались среди деревьев и вечнозеленых кустарников, сидели на вершинах холмов и сбегали в долины, теряясь в дымке дали.

Госсейн медленно отвернулся от пейзажа, расстилавшегося перед ним. Из-за двери в противоположной стене раздались странные звуки. Госсейн подошел к ней, понимая, что слишком долго задержался для первого раза. Дверь была закрыта, но он рывком распахнул ее и переступил через порог.

В тот же миг шум наполнил его уши.

 

V

Госсейн мгновенно оценил ситуацию. Он стоял в большой ванной комнате. Через приоткрытую дверь справа он увидел большую кровать в алькове спальни. Остальные двери были закрыты. Бросив беглый взгляд на приоткрытую дверь спальни, Госсейн сосредоточился на обстановке в ванной.

Здесь буквально все было сделано из зеркал. Стены, потолок, подставки – все зеркальное. Где бы ни останавливался его взгляд, он всюду видел свое отражение, где-то более крупное, где-то более мелкое, но везде ясное и четкое. Ванна, тоже зеркальная, возвышалась над полом примерно на три фута.

Из трех кранов били сильные струи воды, создавая водоворот вокруг большого рыжеволосого мужчины, которого мыли четыре молодые женщины. Увидев Госсейна, рыжий мужчина знаком велел женщинам отойти. Они были готовы к этому, одна из них выключила воду, другие посторонились. В ванной наступила тишина. Купальщик, скривив рот и прищурив глаза, изучал Госсейна-Ашаргина. Нервная система Ашаргина критически напряглась. Огромным усилием воли Госсейн сделал ноль-А паузу. Он уже не пытался управлять телом, он хотел только удержать Ашаргина от обморока. Ситуация была отчаянной.

– Хотелось бы знать, что заставило тебя остановиться в Контрольном Центре и выглянуть в окно? Зачем? – медленно спросил Энро Рыжий. Он казался озадаченным. – Ведь ты видел город раньше.

Госсейн не мог отвечать: этот допрос грозил снова превратить тело Ашаргина в дрожащее желе, и Госсейн вел жестокую борьбу за власть над ним. Лицо Энро приняло выражение сардонического удовлетворения. Диктатор поднялся и вылез из ванны на зеркальный пол. Улыбаясь, он ждал, пока женщины обернут его мускулистое мокрое тело огромным полотенцем. Сняв это полотенце, они вытерли его полотенцами меньшего размера и, наконец, надели на Энро рыжий халат, гармонирующий с цветом его волос. Энро снова заговорил, продолжая улыбаться.

– Мне нравится, когда меня купают женщины. От них исходят мягкость и нежность, которые облегчают мою душу.

Госсейн промолчал. Энро хотел пошутить, но, как большинство людей, которые не понимают сами себя, просто проболтался. Вся сцена в ванной показывала, что Энро – человек, развитие которого осталось на детском уровне. Дети тоже любят ощущать мягкие женские руки. Но, с другой стороны, далеко не все дети, повзрослев, берут власть над величайшей во времени и в пространстве империей. Так что, каким бы недоразвитым Энро ни был с одной стороны, с другой – он обладал какими-то сверхъестественными способностями. Об этом, в частности, говорил тот факт, что, сидя в ванне, он знал, что делает Госсейн-Ашаргин в соседней комнате. Можно представить, какой ценной была эта способность в критической ситуации.

Размышляя об этом, Госсейн на мгновение забыл об Ашаргине. Это была опасная ошибка. Слова Энро о женщинах были ударом для неустойчивой нервной системы, сердце заколотилось, как молот, колени подогнулись, мышцы ослабли. Он закачался и упал бы, если бы диктатор не подал женщинам знак, который Госсейн успел увидеть краем глаза. В следующий момент несколько пар рук подхватили его.

Когда к Госсейну снова вернулась способность владеть собой и ясно видеть, он заметил, что Энро вышел через дверь слева в залитую солнцем комнату. Три женщины прошли в спальню. Одна продолжала поддерживать его трясущееся тело. Ашаргин не знал, куда спрятаться от стыда. В это время Госсейн сделал ноль-А паузу. Он увидел, что во взгляде женщины была жалость, а не презрение.

У нее были серые глаза и классические черты лица. Она нахмурилась.

– Меня зовут Нирена. Вам надо пройти туда, друг мой. Она подтолкнула его к двери, за которой исчез Энро.

Но Госсейн снова мог контролировать себя и остался на месте. Он обратил внимание на имя женщины.

– Есть ли какая-нибудь связь между вами и бывшей столицей Ниреной?

Она была озадачена.

– Только что вы падали в обморок, а теперь задаете разумные вопросы. Ваш характер более сложен, чем можно подумать, глядя на вашу внешность. Но поторопитесь! Вы должны…

– А какая у меня внешность? – спросил Госсейн. Холодные серые глаза изучали его.

– Вы спрашиваете, что можно предположить, глядя на вас? Поражение, слабость, изнеженность. Вы похожи на ребенка… – Она замолчала на полуслове. – Вам сказано, поторопитесь! Я ухожу.

Она повернулась, не оборачиваясь прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Госсейн не спешил. Он был недоволен собой. Он постоянно чувствовал натянутость в своем теле. И теперь он начал понимать что надо сделать, чтобы он – и Ашаргин – пережил этот день и не опозорился вконец.

Держаться. Замедлить реакции методом ноль-А. Он будет обучать Ашаргина в действии. Он был уверен, что еще в течение многих часов будет под бдительным взглядом Энро, который испугался бы любого признака самообладания в человеке, которого он пытался уничтожить. От пристального внимания нельзя было укрыться. Но, возможно, такие инциденты с потерей сознания, как только что произошедший, убедят диктатора, что все идет так, как он задумал.

Входя в указанную дверь, Госсейн сделал решительную попытку «излечить» Ашаргина с помощью ноль-А методов.

Он оказался в просторном помещении, где у огромного окна стоял стол, сервированный на троих. Размеры окна привлекли внимание Госсейна: оно было по меньшей мере ста футов высотой. Вокруг стола вертелись слуги. Несколько мужчин держали в руках по-видимому важные документы. Энро стоял, перегнувшись через стол. Когда Госсейн вошел, диктатор как раз поднимал одну за другой сверкающие крышки с блюд, нюхая кушанья. Наконец, он выпрямился и сказал:

– О, жареный манолл. Восхитительно! – Он с улыбкой повернулся к Ашаргину-Госсейну и указал на один из трех стульев. – Садитесь сюда.

Завтрак с Энро не очень удивил Госсейна. Это соответствовало его предположениям о намерениях Энро относительно Ашаргина. Но, в отличие от Госсейна, Ашаргин отнесся к приглашению Энро в своей застенчивой манере, и Госсейн снова чуть не потерял контроль над телом. Он сделал корково-таламическую паузу и увидел, что Энро задумчиво смотрит на него.

– Значит, Нирена проявила к вам интерес, – медленно произнес диктатор. – Эту возможность я не учел. А вот и Секох!

Вновь прибывший прошел мимо Госсейна, и потому тот увидел сперва его профиль и спину. Это был темноволосый мужчина лет сорока, приятной наружности. Он был одет в голубой костюм, поверх которого была накинута алая мантия. Когда он поклонился Энро, у Госсейна уже сложилось о нем впечатление, как о хитром, быстром, бдительном и коварном человеке. Энро заговорил:

– Я не могу придти в себя. Нирена говорила с ним!

Секох подошел к одному из стульев и встал за ним. Его черные проницательные глаза вопросительно смотрели на Энро. Тот вкратце рассказал, что произошло между Ашаргином и женщиной.

Госсейн слушал с возрастающим удивлением. Снова проявилась сверхъестественная способность диктатора знать, что происходит в соседней комнате, хотя он не мог ни видеть, ни слышать этого.

Феномен Энро изменил направление его мыслей. Он вдруг понял, что представляет собой безбрежная галактическая цивилизация и какие люди приходят здесь к власти.

Каждый индивидуум, достигший высокого положения, имеет какую-то способность. Энро может видеть сквозь стены. Это уникальная способность, но все же с трудом можно поверить, что только благодаря ей он добился таких вершин власти. Кажется, это доказывает, что людям галактики не требуется много преимуществ над собратьями, чтобы возвыситься над ними.

Высокое положение Секоха, по-видимому, объясняется тем, что он был религиозным владыкой Горгзида, родной планеты Энро. Способность или свойства Мадрисола из Лиги были все еще непонятны.

И, наконец, Фолловер, чьи сверхспособности включали точное предсказание будущего и умение сделаться нематериальным. Они давали ему возможность управлять другими разумами: так он наложил разум Гилберта Госсейна на мозг Ашаргина. Из этой троицы самым опасным казался Фолловер, хотя в полной мере это еще не проявилось.

Энро снова заговорил.

– Не сделать ли Нирену его женой? – Он стоял, нахмурясь, затем его лицо просветлело. – Ей-богу, я сделаю это. – Настроение у него поднялось, и он рассмеялся. – Здесь будет на что посмотреть. – Усмехаясь, он плоско пошутил о сексуальных проблемах и закончил на более свирепой ноте: – Я вылечу эту бабу от всех ее замыслов!

Секох пожал плечами и сказал звучным голосом:

– Я думаю, вы переоцениваете ее возможности. Но то, что вы предлагаете, не повредит. – Он повелительно махнул одному из слуг. – Примите к сведению требование его превосходительства, – сказал он командным тоном.

Слуга низко поклонился.

– Уже принял, ваше превосходительство.

Энро обратился к Госсейну:

– Проходите. Я проголодался. – Его голос стал язвительно вежливым. – Или вам помочь сесть на стул?

Госсейн сумел удержать тело Ашаргина от реакции на слова Секоха о «требовании» Энро. И, как ему показалось, удержал успешно. Он подошел к стулу и встал за ним. Но в этот момент смысл сказанного, должно быть, дошел до Ашаргина. А может, это было просто стечение обстоятельств. Во всяком случае, что бы ни было причиной, все произошло слишком быстро, чтобы успеть защититься. Когда Энро сел, Ашаргин-Госсейн потерял сознание.

Придя в себя, Госсейн обнаружил, что сидит за столом, а двое слуг поддерживают его тело в вертикальном положении. Ашаргин сжался, ожидая осуждения. Вздрогнув, Госсейн приложил все силы, чтобы не дать обмороку повториться, на этот раз от стыда.

Он посмотрел на Энро, но тот торопливо ел. Священник также не обращал на него внимания. Казалось, его замечали только слуги, которые, увидев, что он пришел в себя, стали накладывать ему еду. Пища была для Госсейна странной, но как только с блюд были сняты крышки, он почувствовал внутри приятное ощущение. Хоть раз подсознательные реакции Ашаргина принесли пользу. Через минуту он ел пищу, которая была приемлемой и привычной для вкусовых ощущений Ашаргина.

Госсейн все еще не мог оправиться от потрясения, вызванного перемещением его разума в чужой мозг. И самой худшей стороной этого унизительного эксперимента над ним была невозможность немедленных действий. Его поймали в это тело, наложив его сознание на мозг другого человека, вероятно с помощью какой-то разновидности искривителя пространства. А что в это время происходит с телом Гилберта Госсейна?

Такая жизнь в чужом теле не могла быть продолжительной – и, кроме того, он не должен забывать, что метод бессмертия, позволивший ему перенести одну смерть, защитит его снова. Следовательно, случившееся с ним чрезвычайно важно. Он должен обдумать его, постараться понять, осознать все происходящее.

«Почему, – думал он с удивлением, – почему я здесь, в штаб-квартире Энро Рыжего, повелителя Великой Империи, да еще завтракаю с ним?»

Он перестал есть и с любопытством уставился на крупного мужчину напротив. Энро, о котором он столько слышал от Торсона, Кренга и Патриции Харди. Энро, который развязал галактическую войну. Энро – диктатор, вождь, самодержец, абсолютный тиран, пришедший к власти благодаря своей способности видеть и слышать сквозь стены. Внешне довольно приятный. Лицо волевое, но усеянное веснушками, придающими ему мальчишеский вид. Голубые глаза – чистые и смелые. Глаза и губы Энро показались Госсейну знакомыми, но это, по-видимому, иллюзия. Энро Рыжий, которого Гилберт Госсейн уже помог разбить в Солнечной системе, и который теперь ведет беспрецендентную военную кампанию. Не иметь никакой возможности убить этого человека, и вдруг здесь, в сердце и мозге Великой Империи, получить ее – это было фантастическим поворотом событий.

Энро отодвинулся от стола. Это было подобно сигналу. Секох немедленно прекратил есть, хотя на его тарелке оставалось еще много еды. Госсейн положил нож и вилку, поняв, что завтрак окончен. Слуги начали убирать со стола.

Энро поднялся и спросил:

– Какие новости с Венеры?

Секох и Госсейн тоже поднялись. Знакомое название, услышанное в этой дали от Солнечной системы, поразило только Госсейна, и поэтому он смог сдержаться. Нервная система Ашаргина не прореагировала на слово «Венера».

Лицо священника было спокойно, когда он ответил:

– Есть несколько новых деталей. Но ничего существенного.

– Я принял бы кое-какие меры против этой планеты, – медленно произнес Энро, – если бы был уверен, что Риши там нет…

– Это сообщение до конца не проверено, ваше превосходительство.

Энро помрачнел.

– Но его достаточно, чтобы связать меня по рукам и ногам.

Священник холодно заметил:

– Хорошо еще, что Лига не открыла вашу слабость и не заявила, что Риша на одной из тысяч ее планет.

Диктатор не ответил, но вскоре рассмеялся, подошел и положил руку на плечо собеседника.

– Старина Секох, – сказал он саркастически.

Первосвященник сжался в комок, но в следующий момент преодолел замешательство и скривился в недовольной гримасе. Энро захохотал.

– Что случилось?

Секох мягко, но сильно освободился от тяжелой хватки.

– У вас есть еще поручения ко мне?

Диктатор перестал смеяться и задумался.

– Я еще не решил, что сделаю с этой звездной системой, но я чувствую раздражение каждый раз, когда вспоминаю, что там убили Торсона. И я хочу знать, почему нас разбили. Тут что-то не так.

– Расследование уже идет, – сказал Секох.

– Хорошо. Теперь о сражении.

– Довольно дорогое для нас, но с каждым днем все более успешное. Желаете взглянуть на цифры потерь?

– Да.

Один из секретарей вручил Секоху бумаги, тот молча передал их Энро. Госсейн наблюдал за лицом диктатора. Возможности ситуации, в которой он оказался, с каждой минутой становились все шире. Это, должно быть, то самое сражение, на которое ссылались Кренг и Патриция: девятьсот тысяч военных кораблей, титаническая битва в Шестом Деканте.

Декант? Он подумал возбужденно: «Галактика имеет очертания гигантского колеса…» Очевидно они разделили ее на «деканты» для удобства определения координат звезд и планет.

Энро раздраженно отдал бумаги своему советнику. Его глаза злобно сверкали.

– Я еще не решился окончательно, – медленно сказал он. – Ведь у меня все еще нет наследника.

– У вас свыше двух десятков детей, – заметил Секох. Энро словно не слышал его.

– Священник, – сказал он, – прошло четыре года с тех пор, как моя сестра, назначенная древним обычаем Горгзида быть моей единственной законной женой, пропала. Где она?

– Нет никакого следа, – ответил Секох. Энро угрюмо посмотрел на него и мягко сказал:

– Друг мой, она всегда нравилась вам. Если я подумаю, что вы утаиваете информацию… – Он остановился и видимо что-то уловил в глазах собеседника, потому что поспешно сказал со слабым смехом: – Хорошо, хорошо, не злитесь. Я ошибся. Конечно, ваш сан не позволил бы вам сделать этого. А, во-вторых, ваша клятва…

Казалось, Энро убеждает самого себя. Он замолчал и через минуту холодно закончил:

– Я позабочусь о том, чтобы мои дочери, которых родит Риша, не обучались на планетах, где насмехаются над обычаем брака между братьями и сестрами.

Ответа не последовало. Энро в упор, тяжело смотрел на Секоха. Казалось, он забыл о присутствии других. Он резко сменил тему.

– Я еще могу остановить войну. Члены Галактической Лиги сейчас собираются с силами, но они пойдут мне навстречу, если я проявлю малейшую готовность остановить битву в Шестом Деканте.

Священник был спокоен.

– Принципы Вселенского Порядка и Вселенского Государства выше эмоций отдельного человека. Вы не посмеете отступить перед жестокой необходимостью. – Его голос был подобен металлу. – Не посмеете!

Энро не смог взглянуть в его глаза.

– Я еще не решил, – повторил он. – Если бы моя сестра была здесь, я выполнил бы свой долг…

Госсейн уже не слушал. Так вот в чем дело! Вселенское Государство, контролируемое и подчиняющееся военной силе.

Это была древняя мечта человека. И много раз судьба давала ему иллюзию успеха. На Земле несколько империй достигли господства фактически во всех цивилизованных областях своего времени. И в течение жизни нескольких поколений обширные территории сохраняли свои искусственные связи, искусственные потому, что приговор истории, казалось, всегда сводился к нескольким фразам в учебниках: «…новый правитель не имел мудрости своего отца…», «…восстание масс…», «…национально-освободительные движения против ослабленной империи подорвали…» Были даже сформулированы законы разрушения империй. Детали не имели значения.

В самой идее Вселенского Государства не было ничего плохого, наоборот, это была прекрасная идея, но люди, мыслящие таламически, никогда не смогут создать больше поверхностного вида такого государства. На Земле ноль-А философия победила, когда примерно пять процентов населения обучились ее принципам. Тогда и было создано единое земное государство. Для галактики было бы достаточно трех процентов ноль-А населения. Только тогда, но не раньше, Вселенское Государство стало бы осуществимой идеей.

Поэтому эта война была обманом. Она не имела смысла. В случае победы Энро Вселенское Государство просуществует в течение жизни одного, максимум двух поколений. А затем управление психически нездоровых людей, построенное на эмоциональных реакциях, приведет к заговорам и восстаниям. То есть миллиарды людей будут погибать только за то, чтобы неврастеник получал удовольствие, заставляя нескольких высокородных дам купать его каждое утро.

Этот человек был только неврастеником, но война, которую он развязал, была маниакальной. Ее необходимо остановить.

В одной из дверей поднялась суматоха, и мысль Госсейна оборвалась. Женский голос прокричал:

– Конечно, я могу войти. Неужели вы посмеете не дать мне увидеться с братом?

В этом яростном голосе было что-то знакомое. Госсейн повернулся и увидел, что Энро бежит к двери, расположенной в дальнем конце комнаты напротив громадного окна.

– Риша! – закричал он, и в его голосе было ликование.

Сквозь влажные глаза Ашаргина Госсейн увидел их встречу. С девушкой был стройный мужчина. Когда они подошли, Энро подхватил девушку на руки и крепко прижал к груди. Но взгляд Госсейна привлек спутник Риши.

Это был Элдред Кренг. Кренг? Но тогда девушка должна быть… Он повернулся и вытаращил глаза, когда Патриция Харди капризно сказала:

– Энро, отпусти меня. Я хочу представить тебе моего мужа.

Диктатор замер. Он медленно опустил девушку и медленно повернулся, чтобы взглянуть на Кренга. Его гибельный взгляд встретился с карими глазами ноль-А детектива.

Кренг улыбнулся, словно не подозревая о враждебности Энро. Что-то сугубо индивидуальное было в этой улыбке и его манерах.

Выражение на лице Энро изменилось. Сначала он выглядел недоуменным, даже испуганным, затем раскрыл рот, собираясь что-то сказать, когда краем глаза заметил Ашаргина.

– О! – сказал он. Его манеры радикально изменились. Вернулось самообладание. Властным жестом он подозвал Госсейна. – Идемте, мой друг. Я хочу вас использовать, как офицера для связи с Великим адмиралом Палеолом. Скажете адмиралу…

Он двинулся к ближайшей двери. Госсейн поплелся за ним и оказался в комнате, которую ранее принял за военный штаб. Энро остановился возле одной из кабин искривителя пространства. Он взглянул на Госсейна.

– Скажете адмиралу, – повторил он, – что вы мой представитель. Здесь ваши полномочия. – Он протянул тонкую металлическую пластинку. – Теперь сюда, – сказал он и двинулся к кабине.

Слуга открыл дверь транспортного искривителя пространства, как уже догадался Госсейн. Он в замешательстве шагнул вперед. У него не было желания именно сейчас покидать двор Энро. Он еще не выяснил всего, что хотел. Если бы он остался, он мог бы узнать еще очень многое. Он остановился перед дверью кабины.

– Что я должен сказать адмиралу? Энро расплылся в улыбке.

– Кто вы, – мягко сказал он. – Представьтесь. Познакомьтесь с генеральным штабом.

– Понятно, – сказал Госсейн.

Он понял. Ашаргин выставлялся на показ военным. Энро, должно быть, предполагал оппозицию со стороны высших офицеров, поэтому он давал им возможность посмотреть на принца Ашаргина, слабого и безвольного, и понять всю безнадежность рассчитывать на него – единственного, кто имел законные права на власть и народную поддержку.

Госсейн еще колебался.

– Этот транспорт доставит меня прямо к адмиралу?

– Он имеет только один запрограммированный путь. Он отправит вас туда и вернется обратно. Счастливо.

Госсейн ступил в кабину, не сказав больше ни слова. Дверь закрылась за ним. Он сел в кресло управления, немного помедлил, – в конце концов, Ашаргин не мог действовать быстрее – и передвинул рычаг управления.

И тотчас понял, что свободен.

 

VI

Свободен. Свободен от Ашаргина. Снова стал собой. Как он узнал это? Казалось, осознание пришло из каждой клеточки его существа. Благодаря личному опыту телепортации с помощью дополнительного мозга, ощущение перемещения было знакомым. Он почти не почувствовал движения. Даже темнота казалась неполной, как будто его мозг не переставал работать.

Выходя из комнаты, он ощутил присутствие мощной электростанции и атомного реактора, но в тот же миг с сильным разочарованием понял, что они были далеко от него, чтобы он смог ими воспользоваться.

Обретя способность видеть, Госсейн понял, что находится не в апартаментах Джанасена на Венере, не у адмирала Палеола, куда Энро направил Ашаргина.

Он лежал на спине, на жесткой кровати, уставясь в потолок. Его глаза и мозг впитали обстановку за один взгляд. Помещение было маленьким. Странная игольчатая решетка шла от самого потолка до пола. За решеткой на койке сидела молодая женщина и смотрела на него. В другом конце ее камеры блестела такая же решетка, за которой, распластавшись на койке, лежал очень большой мужчина в одних бесцветных шортах. Казалось, он спал. Его камера заканчивалась бетонной стеной.

Госсейн сел и осмотрелся более внимательно. Три стены в бетонной комнате, три окна, по одному в каждой стене, на высоте пятнадцати футов, ни одной двери. На этом его мысленное описание споткнулось. Ни одной двери? Быстрым взглядом он пробежал по стенам, ища хотя бы щели в бетоне. Но таковой не оказалось.

Он быстро подошел к решетке, отделявшей его камеру от соседней, «запомнил» зону пола в своей камере, затем в соседней и в камере спящего мужчины. После этого он попытался перенести себя в одну из безопасных точек на Венере.

Ничего не получилось. Госсейн пришел в замешательство, ведь он пробыл в теле Ашаргина не более пяти часов. Видимо, между сильно удаленными точками существовала временная разница, рассогласование полей, как назвал это робот-оператор на Венере, и в этом случае двадцатишестичасовой период, в течение которого «запомненные» зоны оставались пригодными для телепортации, прошел. Должно быть, Венера находится слишком далеко.

Он собирался сделать более детальный осмотр своей тюрьмы, когда вдруг вспомнил о присутствии сокамерников. На этот раз он пригляделся к ним внимательнее.

Когда он первый раз бегло осматривал камеру, ему показалось, что во внешности женщины было что-то отличающее ее от других. Теперь он увидел, что первое впечатление было правильным. Женщина была невысокой, но так держала себя, что в ней чувствовалось бессознательное превосходство. Бессознательное: это была выразительная деталь.

Единственная, с кем ее мог сравнить Госсейн, была Патриция Харди, которая так неожиданно оказалась сестрой Энро. У нее была та же гордость в глазах, та же врожденная уверенность в собственном превосходстве – так отличающаяся от чувства равенства с другими, которое казалось частью тела и лица ноль-А венерианцев.

Как и Патриция, незнакомка была grande dame. Ее гордость происходила от ее происхождения, ее ранга, ее манер и еще от чего-то. Госсейн, прищурившись, вгляделся в ее лицо. На нем было написано, что действует и мыслит она таламически, но так же действовали и мыслили и Энро, и Секох, и фактически все исторические деятели до возникновения ноль-А философии.

Эмоциональные люди могли развивать свои таланты по одному, реже двум направлениям и достигали в определенной области того же, чего любой ноль-А венерианец – в нескольких. Ноль-А – система собирания и сохранения в целостности человеческой нервной системы. Наибольшим достижением в ней было правильное сочетание общности и индивидуальности.

У женщины были темные волосы. Голова казалась немного великоватой. Она смотрела на Госсейна со слабой, обеспокоенной, недоуменной и, тем не менее, надменной улыбкой.

– Я понимаю, – сказала она, – почему Фолловер заинтересовался вами. – Она помолчала и добавила: – Возможно, мы с вами могли бы сбежать.

– Сбежать? – как эхо повторил Госсейн, и твердо посмотрел на нее.

Он был поражен тем, что она говорила по-английски, но объяснение этого факта могло подождать, пока он не получит более важной информации.

Женщина вздохнула и пожала плечами.

– Фолловер боится вас. И кроме того, эта камера не может быть тюрьмой для вас, как для меня. Или я ошибаюсь?

Госсейн не ответил, но ее предположение было ошибочным. Он был таким же пленником, как и она, без «запомненного» места снаружи, куда он мог бы телепортироваться, и без электрической розетки перед глазами, которую он мог бы использовать.

Он глядел на женщину, нахмурив брови. Будучи пленницей Фолловера, она теоретически его союзница. А если она жительница этой планеты, да еще принадлежит к высшему классу, она становится весьма ценной для него. Беда заключалась в том, что она очень походила на агента Фолловера.

Женщина сказала:

– Фолловер был здесь три раза, удивляясь, почему вы не проснулись, когда прибыли сюда два дня назад. И, правда, почему?

Госсейн улыбнулся. Уверенность, что он даст информацию, поразила его своей наивностью. Он не собирался никому рассказывать, что был в теле Ашаргина, хотя Фолловер, посадивший его сюда, несомненно…

Он остановился в напряжении и подумал почти безучастно: «Но это значит…»

Он удивленно покачал головой и поднялся в полном изумлении. Если Фолловер потерял над ним контроль, это означает присутствие другого существа огромной силы. Он совсем забыл о своей теории. Где-то во вселенной «космические шахматисты» играют в эту непостижимую игру. Даже ферзя, как он определил свой ранг в этой игре, могли двигать или заставлять двигаться, подвергать опасности или даже удалять с доски.

Он открыл было рот, но сдержался. Малейшее его слово будет отмечено и проанализировано одним из самых острых и опасных умов галактики. Он вернулся к своему первому вопросу.

Он повторил вслух:

– Сбежать?

Женщина вздохнула.

– Невероятно! Человек, чьи поступки невозможно предсказать! К вашему сведению, я имею некоторое представление о ваших следующих действиях, но из-за того, что одно из них нелогично, я вижу только неясные очертания.

– Вы можете читать будущее, как Фолловер? – Он подошел к решетке, разделяющей их камеры, и посмотрел на нее с удивлением. – Как вы это делаете? И кто такой этот Фолловер, похожий на тень?

Женщина рассмеялась высокомерным смехом, но в нем была какая-то музыкальная нотка, приятная слуху.

– Вы что, не знаете, что находитесь в Пристанище Фолловера? – спросила она и нахмурилась. – Я вас не понимаю. – Она явно была недовольна. – И ваши вопросы… Вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Кто такой Фолловер? Да все знают, что Фолловер обыкновенный предсказатель, который нашел способ находиться вне фазы.

В этот момент их прервали. Гигант в третьей камере зашевелился и сел. Он уставился на Госсейна.

– Эй, ты, – рявкнул он басом, – убирайся на свою койку! И не смей разговаривать с Лидж! Пошевеливайся!

Госсейн не двигался, с любопытством глядя на мужчину. Тот поднялся и подошел к решетке своей камеры. Лежа на койке, он выглядел гигантом, но только сейчас Госсейн увидел, как действительно огромен был мужчина. Он вздымался. Он громоздился. Он был семи с половиной футов высотой и широк в плечах, как горилла. Госсейн оценил объем его грудной клетки в восемьдесят дюймов.

Госсейн был ошеломлен. Он никогда не видел такого громадного человека. Мужчина просто излучал физическую мощь. Впервые в жизни Госсейн оказался в присутствии необученного индивидуума, чьи крутые мускулы явно превосходили возможности обычного ноль-А человека.

– Вали назад! Да побыстрее, – сказал монстр угрожающим тоном. – Фолловер сказал, что она моя, и я не собираюсь иметь никаких конкурентов.

Госсейн вопросительно посмотрел на женщину, но она легла, отвернувшись к стене. Он снова повернулся к гиганту.

– Как называется эта планета? – вежливо спросил он. Видимо, он выбрал правильный тон, так как гигант потерял часть своей воинственности.

– Планета? – переспросил он. – Что ты имеешь в виду?

Госсейн испугался. Его мысли, ушедшие было далеко вперед, решая другие вопросы, сделали зигзаг и вернулись обратно. Неужели он находится в изолированной звездной системе, подобной Солнечной? Такая вероятность потрясла его.

– А как называется ваше солнце? – настаивал он. – Ведь у него есть какое-то название. Ему должен быть приписан опознавательный символ в галактической номенклатуре.

Настроение собеседника явно испортилось.

– Чего тебе надо? – грубо спросил он.

– Не делайте вид, что вы не знаете планет других звездных систем, населенных разумными существами, – неумолимо сказал Госсейн.

Огромный мужчина озверел.

– У тебя немного протухли мозги, да? – сказал он выразительно. – Слушай, меня зовут Юриг, я живу на Кресте, и я алертанец. Я убил одного мужика, стукнув его слишком сильно. Я осужден на казнь, поэтому здесь и сижу. И, вообще, я не желаю с тобой разговаривать. Ты надоел мне своей глупостью.

Протесты Юрига были убедительны, кроме одного момента, который надо было уточнить.

– Если все так, как вы сказали, – заметил он, – то почему же вы так правильно говорите по-английски.

Но едва Госсейн произнес слово «английский», он уже понял ответ. Юриг окончательно подтвердил его.

– Как? – переспросил он и расхохотался. – Ты сумасшедший! – И тут до него дошел смысл этого слова. Он охнул. – Неужели Фолловер посадил меня с сумасшедшим? – Он взял себя в руки и сказал: – Человек, кто бы ты ни был, слушай! Язык, на котором мы говорим, – алертанский. И могу тебе сообщить, что ты говоришь на нем, как на родном.

На несколько минут Госсейн прервал разговор. Поток нейроизлучений, который исходил от гиганта, был враждебен. В нем были хитрость, ограниченность, кровожадное самодовольство.

С точки зрения мускульной силы алертанец был первоклассным борцом. Если им придется биться, Гилберт Госсейн будет вынужден использовать свой дополнительный мозг и переносить себя в разные части камеры. Он должен держаться подальше от этих обезьяньих лап и драться, как боксер, а не борец.

Но любое использование его дополнительного мозга выдало бы его способности. Госсейн поднялся и медленно подошел к решетке, которая разделяла камеры. Он сознавал, что попал в крайне невыгодное положение. В камере не было электрических розеток. Он понял, что заперт здесь, как самый обыкновенный человек.

Прутья решетки располагались на расстоянии четырех дюймов друг от друга и были такими тонкими, что, казалось, сильный человек смог бы их сломать. Но ни один сильный человек не станет даже пробовать. В металл прутьев были вплавлены иголки. Тысячи их. Он наклонился и внимательно рассмотрел место крепления решетки к полу. Там была поперечина, свободная от иголок, но над ней торчали иголки соседних прутьев, не позволяя исследовать ее пальцами.

Госсейн выпрямился и вернулся к последней оставшейся надежде, к койке. Если пододвинуть ее к стене, он смог бы добраться до окна. Металлические ножки койки оказались зацементированы в бетонный пол. После нескольких бесплодных попыток сдвинуть койку Госсейн отступил.

Камера без дверей, подумал он, и тишина. Тут его мысли остановились. Тишина была неполной. В ней слышались звуки движения, шорохи, слабые пульсации голосов. Должно быть, эта тюрьма была частью большого здания, как сказала женщина, Пристанища Фолловера. Он размышлял над этим, когда Юриг громко произнес:

– Ну и смешная одежда на тебе!

Госсейн повернулся к мужчине. По тону алертанца было ясно, что он не видит никакой связи между одеянием Госсейна и тем, что Госсейн говорил о других планетах.

Госсейн посмотрел на свой «смешной» костюм. Это был светлый пластиковый комбинезон на молнии с потайной системой нагрева и охлаждения, равномерно вплетенной в структуру ткани. Одним словом, это был опрятный, дорогой и очень удобный костюм, особенно для человека, который оказался в непривычных климатических условиях. В жаркую или холодную погоду костюм поддерживал температуру около двадцати градусов Цельсия.

В тот момент, когда Госсейн попытался произнести слово «английский», он понял, что использует чужой язык так естественно, так просто, что даже не сознает этого. Он знал от Торсона и Кренга, что галактическая наука разработала языковые машины, с помощью которых солдаты, дипломаты и путешественники могли говорить на языках разных планет. Но в данном случае было нечто другое.

Должно быть, это сделала карточка. Госсейн лег на койку и закрыл глаза. Он мысленно перенесся в комнату Джанасена. Вообразил себя в кабине искривителя. Он думал: «Когда я был перемещен с Венеры, мое тело безошибочно перенеслось в эту камеру. Во время полета другой „игрок“ перенес мое сознание в мозг Ашаргина на далекую планету. И вот, наконец, я проснулся здесь, уже обученный этому языку. И если Фолловер действительно ожидал, что я проснусь сразу же, как только мое тело прибудет сюда, то я должен был обучиться языку в то время, когда читал текст на карточке».

Женщина все еще лежала, отвернувшись к стене. Тогда Госсейн оценивающе посмотрел на мужчину. Значит, источником информации будет Юриг.

Гигант отвечал на его вопросы без колебания. Планета состоит из тысяч больших и малых островов. Только люди на трейлерах, предсказатели, могут свободно перемещаться по всей планете. Остальное население живет на островах. Каждый остров населен определенной национальной группой. Между островами существует торговля, небольшая миграция, но на ограниченном уровне из-за многочисленных торговых и миграционных препятствий.

Госсейн внимательно слушал. Он пытался представить ноль-А венерианцев рядом с этими алертанцами, пытался придумать исчерпывающее понятие, которое описало бы предсказателей, но ничего не подходило. Ни одна из сторон еще недавно не знала о противостоянии враждующих галактических систем. Ни одна из сторон до сих пор не подозревает о существовании другой.

Эти две системы развивались в изоляции от главного течения галактической цивилизации. И обе теперь были брошены в вихрь войны, охватившей такое обширное пространство, что под угрозой уничтожения оказались все планетные системы.

Госсейн продолжил расспросы.

– Кажется, вы не любите предсказателей. Почему? Гигант перевел взгляд с прутьев решетки на стену под окном.

– Издеваетесь? – сказал он.

Его глаза сузились в раздражении и вернулись к решетке.

– Я не издеваюсь. Я действительно не знаю.

– Они высокомерны, – резко сказал Юриг, – они предсказывают будущее, и они безжалостны.

– Последнее действительно звучит неприятно, – сказал Госсейн.

– Они все сволочи! – взорвался Юриг. Он с трудом глотнул. – Они поработили других людей. Они воруют идеи людей, живущих на островах. Из-за умения видеть будущее они выигрывают каждое сражение и подавляют любое восстание. Слушай, – Юриг прижался к решетке и заговорил серьезно, – я видел, тебе не понравилось, когда я сказал, что Лидж принадлежит мне. Мне плевать, нравится тебе это или нет, но, понимаешь, не стоит жалеть никого из них. Я видел, как женщины, вроде этой, сдирают кожу с островитян, – его голос стал язвительным, а потом злым, – и получают от этого наслаждение. Эта женщина пошла против Фолловера по своей личной причине. И первый раз за все века, по крайней мере я о таком не слышал, один из нас имеет возможность отплатить предсказателю. Разве можно не воспользоваться этим?

Впервые после того, как она легла, отвернувшись к стене, женщина шевельнулась. Она села и посмотрела на Госсейна.

– Юриг забывает сказать одну вещь, – начала она. Гигант взревел.

– Ты разговариваешь с ним! – неистовствовал он. – Я выбью твои зубы, как только получу такую возможность!

Женщина вздрогнула, не было сомнения, что она испугалась угрозы. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал, но в нем слышалось открытое неповиновение.

– Он собирается убить вас, как только решетки будут убраны.

Лицо Юрига стало задумчивым.

– Для тебя достаточно, прекрасная леди. Это погубило тебя.

Женщина побледнела, но продолжала.

– Я думаю, Фолловер хочет посмотреть, как вы будете защищаться. – Она посмотрела на него с надеждой. – Вы сможете что-нибудь сделать?

Этот вопрос Госсейн настоятельно задавал сам себе. Ему хотелось успокоить женщину, но он подавил в себе это желание. Он не должен забывать, что за этими мрачными стенами был бдительный наблюдатель, и что каждое его движение, слово и действие будет тщательно взвешено и проанализировано.

– Вы можете что-нибудь сделать, – повторила женщина, – или Фолловер зря беспокоится?

– Я хотел бы знать, – поинтересовался Госсейн, – какое мое действие вы предвидете? Что я сделаю?

Ее ответ доказывал, если это нуждалось в доказательствах, что они вели далеко не академическую дискуссию. Лидж неожиданно разрыдалась.

– О, пожалуйста, не держите меня в неизвестности. Эти угрозы сводят меня с ума. – Она со слезами на глазах покачала головой. – Я не знаю, что произойдет. Когда я смотрю в ваше будущее, картина расплывается. Единственный, с чьим будущим происходит то же самое, это Фолловер. Но с ним все ясно, он вне фазы. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Послушайте, – серьезно сказал Госсейн, – я хочу помочь вам, но смогу ли я это сделать, зависит от ваших ответов на мои вопросы.

– Да? – Ее глаза расширились, губы приоткрылись.

– Можете ли вы хоть что-нибудь рассказать о моем будущем?

– То, что я вижу, не имеет особого значения.

– Но что это? – Он почувствовал раздражение. – Мне надо знать.

– Если я скажу вам, это внесет новые факторы и может изменить будущее.

– Но, может, его надо изменить.

– Нет. – Она покачала головой. – После того, что я вижу, дальнейшая картина размыта. Это дает мне надежду.

Госсейн с трудом сдержался. Но, во всяком случае, кое-что прояснилось. Значит, должен быть использован его дополнительный мозг. Похоже, предсказатели теряют свою способность именно в этих случаях. Однако их дарование восхищало Госсейна. Как-нибудь попозже он должен узнать, каким образом неврастеники вроде этой женщины предсказывают будущее.

– Тогда скажите, – настаивал Госсейн, – когда это случится?

– Через десять минут, – ответила Лидж. Госсейн ошарашенно замолчал. Наконец, он спросил:

– А имеется ли какая-нибудь транспортная связь между Алертой и планетами других звезд?

– Да. Без всякого предупреждения, без предварительного обсуждения с нами Фолловер приказал всем людям на трейлерах занять места на военных кораблях какого-то Энро. На Алерту уже прибыл корабль с транспортной связью.

Госсейн внутренне вздрогнул, но не подал вида, что потрясен. Он представил себе пророков на каждом корабле Энро, предсказывающих действия всех кораблей противника. Как обычные люди смогут бороться с такими сверхлюдьми? Из слов Джанасена он знал, что Фолловер сотрудничает с Энро, но это был лишь один индивидуум. Здесь же были миллионы. Он спросил, внутренне содрогаясь:

– А сколько… сколько вас?

– Около пяти миллионов, – ответила Лидж.

Цифра была меньшей, чем он предполагал, но это не принесло ему чувства облегчения. Пяти миллионов было достаточно для порабощения галактики.

– И что же, все согласились? – с надеждой спросил Госсейн.

– Я отказалась, – уныло сказала Лидж. – И я не единственная. Я выступала против Фолловера в течение пяти лет и этим подала пример. Но нас меньшинство.

Госсейн заметил, что четыре минуты из десяти прошли. Он вытер влажный лоб и заторопился.

– А что вы можете сказать по поводу слов Юрига о предсказателях?

Лидж пожала плечами.

– В чем-то он прав. Я помню глупую девицу, мою служанку, которая дерзила мне. Пришлось ее как следует отхлестать. – Она глядела на него широко раскрытыми, невинными глазами. – А что еще прикажете делать с теми, кто не знает своего места?

Госсейн почти забыл о присутствии третьего пленника, но тот сам напомнил о себе. Из камеры донесся рев.

– Ты видишь? – заорал гигант. – Понял, о чем я говорил? Только подожди, когда эти решетки поднимут! Я покажу тебе, что можно делать с людьми, которые не знают своего места! – Его голос перешел в неистовый вопль. – Фолловер, если ты меня слышишь, сделай что-нибудь. Подними эти решетки! Подними их!

Если Фолловер и слышал, то не показал этого. Решетки остались на месте. Юриг утих и уселся на свою койку, бормоча:

– Только подожди, только подожди!

Госсейн узнал все, что ему было надо. Юриг в своей вспышке дал ему ключ к дальнейшим действиям. Его трясло, но он не обращал на это внимания. Теперь у него был ответ. Он знал, что будет делать. Фолловер сам обеспечит ему путь к спасению в критический момент.

Не удивительно, что Лидж не поверила картине его будущих действий. По-видимому, она показалась ей бессмысленной.

Дзенк! Звук раздался, как только он сел на койку. Металлический лязг.

Решетки начали подниматься.

 

VII

Со скоростью охотящейся кошки Госсейн вскочил с койки. Он ухватился за нижнюю, лишенную иголок поперечину решетки и почувствовал, что поднимается вверх.

Попытка удержаться стоила ему немалых усилий. Железный прут был толщиной менее дюйма и изогнулся. Пальцы охватывали поперечину как раз под иголками. Требовалось покрепче держаться, иначе ему не выбраться из этой тюрьмы.

Он держался. Когда он поднялся до уровня окна и смог посмотреть в него, он увидел на переднем плане двор, высокую изгородь из остроконечных металлических пик невдалеке и за ней рощу или лес. Госсейн едва взглянул на задний план, он охватил его взглядом, как нечто целое. Все свое внимание он перенес на двор. Ему казалось, что он мучительно медленно «запоминает» структуру каменистой насыпи. Наконец, достигнув цели, он спрыгнул с высоты почти в двадцать футов на цементный пол камеры.

Он приземлился на четвереньки, физически ослабленный, но его сознание было натянуто, как струна. Теперь, имея «запомненную» зону снаружи, он мог бежать с помощью особых возможностей своего дополнительного мозга. Но он еще не решил, какими будут его дальнейшие действия.

Угроза со стороны Фолловера не исчезла. Смертельная опасность оставалась. Но теперь он, по крайней мере, мог выбраться на свободу.

Осторожно, как боксер на ринге, Госсейн посмотрел на гориллоподобного Юрига, который, по словам Лидж, намеревался убить его.

– Лидж, – сказал Госсейн, не глядя на предсказательницу, – встань позади меня.

Она молча и бесшумно подошла. Он мельком взглянул на нее, когда она проскользнула мимо него. Краска сошла с ее щек, в глазах застыл страх, но голову она держала высоко.

Из дальнего угла теперь уже общей камеры Юриг прорычал:

– Ты зря прячешься за него. Это тебе не поможет.

Это была чисто эмоциональная угроза, не имеющая никакого смысла, но Госсейн не оставил ее без внимания. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем он применит свои способности. Пока он будет делать вид, что сконцентрирован на Юриге, как на представляющем главную опасность, до тех пор Фолловер будет пассивно ожидать развития событий. Поэтому Госсейн сказал твердым голосом:

– Юриг, я устал от такого разговора. Я все время думаю, на чьей ты стороне? И вот что я тебе скажу: сейчас лучше быть на моей.

Алертанец, который уже двинулся к ним, остановился. Мускулы его лица судорожно задергались, он колебался между сомнением и яростью.

– Я разобью твою голову об пол, – пробормотал он сквозь зубы. Но выговаривал он слова так, словно проверял их эффект.

– Лидж, – позвал Госсейн.

– Да?

– Ты знаешь, что я сейчас сделаю?

– Нет. Ничего не вижу.

Теперь пришла очередь Госсейна сбиться с толку. Если она не может предвидеть его действия, значит, этого не может и Фолловер. Но Госсейн надеялся получить хотя бы смутную картину, что помогло бы ему собраться с мыслями. Что ему делать, когда он выберется наружу? Бежать? Или вернуться в Пристанище и найти Фолловера?

В этом деле он играл более важную роль, чем Юриг или Лидж. Как и Фолловер, он был главной фигурой в этих галактических «шахматах». По крайней мере, он должен считать себя таковой, пока события не докажут обратного. Это налагает на него определенные обязательства. Но побег в одиночку не решит его проблем. И, кроме того, он должен, по возможности, сеять семена будущей победы.

– Юриг, – сказал он вслух, – ты должен принять важное решение. Это требует гораздо большего мужества, чем ты уже продемонстрировал, но я уверен, что оно есть в тебе. С этой минуты, невзирая на последствия, ты должен быть против Фолловера. У тебя нет выбора. Если ты не будешь безоговорочно действовать против него, то в следующий раз я убью тебя.

Юриг неуверенно посмотрел на Госсейна. Казалось, он не может поверить, что этот человек смеет угрожать ему. Он почувствовал себя ужасно оскорбленным и невероятно разозлился.

– Я тебе покажу, какой у меня выбор! – закричал он.

Юриг приближался быстрым, но тяжелым шагом, очевидно намереваясь крепко схватить и раздавить врага своими сильными руками. И он был ошарашен, когда Госсейн быстрым ударом между этих медвежьих лап попал ему прямо в челюсть. Удар не совсем удался, но на время остановил гиганта. Он посмотрел на Госсейна больным взглядом. Выражение его глаз становилось все более раздосадованным, когда он начал понимать, что не так просто схватить мертвой хваткой человека, который, как говорил нанесенный удар, не только быстрее, но, возможно, сильнее его самого.

Госсейн, собрав все силы, нанес алертанцу второй сокрушительный удар, такой, что Юриг, шатаясь, отступил, разбитый физически и морально.

Шок должен быть долгим, и Госсейну стало жалко гиганта. Но это было необходимо. Такие люди, как Юриг, прокладывают путь к господству, полагаясь только на физическую силу. И только так Госсейн мог доказать ему свое превосходство. Конечно, Юриг может не признать поражения, найти десятки оправданий для себя, но на подсознательном уровне он будет уверен в превосходстве Госсейна.

Что же касается Гилберта Госсейна, то у него не было доверия к своей физической силе. Только с помощью ноль-А методов он смог сейчас и сможет в дальнейшем приспособиться к ситуации и действовать наилучшим для себя образом в сложившейся обстановке.

Довольный собой, Госсейн телепортировался во двор. Насущная цель удачного побега полностью подчинила его нервную систему.

Он смутно видел людей во дворе, которые оборачивались на него. Повернув голову, он мельком глядел на постройки, шпили, массы камня и мрамора, окна из цветного стекла. Эта картина долго оставалась в его сознании, даже когда он «запоминал» источники энергии во дворе. Он внутренне был готов переносить себя вперед и назад, чтобы избежать энергетически-управляемого оружия и бластеров.

Он автоматически телепортировал Лидж в зону позади себя, но даже не взглянул, следует ли она за ним.

Добежав до высокой изгороди, он увидел, что пики, которые сами по себе выглядели внушительно, были инкрустированы такими же иглами, как и решетки в камере, которую он только что покинул. Девять футов неприступного металла, но он видел территорию за изгородью.

Времени потребовалось не больше обычного – это только показалось долгим, – чтобы «запомнить» зону за изгородью. В действительности это не было простым запоминанием. Когда он сосредотачивался на восприятии какой-нибудь зоны, его дополнительный мозг автоматически делал «фотографию» полной атомной структуры материала, проникая на глубину молекул. Процесс переноса являлся результатом потока нервной энергии по каналам – эти каналы были созданы только после длительного обучения и тренировок – в дополнительный мозг. Активизирующий ответ дополнительного мозга посылал волну нервной энергии наружу, сначала по нервным каналам его тела, а затем через кожу в пространство. В следующее мгновение каждый задействованный атом направлялся по отмеченному подобию, в «сфотографированный» образец. Когда совпадение подобий достигало двадцатого десятичного знака, два объекта соприкасались, и больший перекрывал пространство к меньшему так, как если бы пространства между ними не было.

Госсейн телепортировался через изгородь и побежал к лесу. На бегу он почувствовал присутствие магнитной энергии и увидел самолет, планирующий поверх деревьев. Он продолжал бежать, краем глаза наблюдая за самолетом, пытаясь проанализировать его энергетические ресурсы. У самолета не было пропеллера, но снизу из коротких крыльев выступали длинные металлические подпорки., Похожие пластины шли вдоль фюзеляжа, что придавало самолету устойчивость. Здесь и был источник магнитной энергии.

Машина могла быть вооружена пулеметом или бластером с магнитным лучом. Она разворачивалась. Теперь ее нос повернулся к Госсейну. Он быстро телепортировался обратно к изгороди.

Вспышка цветного огня показалась в том месте, откуда он исчез. Трава загорелась. Из кустов взметнулись языки желтого пламени.

Когда самолет просвистел над ним, Госсейн «сфотографировал» его хвост. И снова с максимальной скоростью бросился к деревьям, росшим более чем в ста ярдах от него.

Он взглянул на самолет и увидел, что тот опять развернулся и пикирует на него. На этот раз у Госсейна не было шансов и хотя изгородь была угрожающе близко, всего в ста футах, он телепортировал хвост самолета в «запомненную» точку возле изгороди.

Последовал удар, потрясший землю. Металлический визг самолета, скорость которого не снизилась в процессе телепортации, резал уши. Самолет падал вдоль изгороди, снося ее, с фантастическим прерывистым шумом.

Госсейн побежал. Он благополучно достиг леса, но теперь его не устраивал просто побег. Если существовал один атакующий механизм, то должны быть и другие. Он «запомнил» область около дерева, отступил и перенес туда Лидж. После этого он телепортировался к окну тюрьмы и побежал к ближайшей двери, ведущей в Пристанище. Ему недоставало оружия, сравнимого с тем, которым Фолловер собирался препятствовать его побегу, и Госсейн намеревался получить его.

Он оказался в широком коридоре, и первое, что он увидел, был длинный ряд магнитных ламп. Он «запомнил» ближайшую и сразу почувствовал себя лучше. У него было маленькое, но сильное оружие, которое будет действовать повсюду на Алерте.

Он двинулся вдоль коридора уже шагом. Электростанция и атомный реактор были рядом, но где, он не знал. Госсейн почувствовал присутствие людей, но нейропоток не был ни напряженным, ни угрожающим. Он подошел к лестничной клетке и без колебаний спустился вниз. Там стояли двое мужчин и спокойно беседовали.

Они с удивлением посмотрели на него. Госсейн, уже имея план, спросил, тяжело дыша:

– Как пройти к энергетической установке? Это очень важно!

Один из них взволнованно посмотрел на Госсейна.

– Почему… Сюда! Что случилось?

Госсейн уже мчался в указанном направлении. Второй крикнул ему вслед:

– Пятая дверь справа.

Подойдя к пятой двери, он остановился у порога. Он увидел то, что и ожидал: атомный реактор, дающий энергию электростанции. Огромная турбина мягко поворачивалась. Ее огромное колесо сверкало, медленно двигаясь. Стены со всех сторон были заняты пультами. Полдюжины человек составляли обслуживающий персонал энергетической станции. Сперва они не заметили его. Госсейн подошел к энергетическому выходу турбины и «запомнил» его. Он оценил его примерно в сорок тысяч киловатт.

Затем, все так же без колебаний, он шагнул к реактору, туда, где были расположены устройства для внутреннего наблюдения. Один рабочий склонился над прибором, производя какие-то замеры. Госсейн подошел к нему и заглянул внутрь реактора через одно из устройств.

Он заметил, что человек оборачивается. Но Госсейну было достаточно того времени, пока тот осознает его присутствие. Когда удивленный рабочий тронул его за плечо, Госсейн отступил назад, без слов подошел к двери и вышел в коридор.

Выйдя из поля зрения персонала, он перенесся в лес. Лидж стояла в двенадцати футах лицом к нему.

При его появлении она подскочила от неожиданности и забормотала что-то невразумительное. Он с нетерпением ждал, когда она придет в себя. У него не было времени.

Лидж дрожала от волнения. Глаза, сперва слегка остекленевшие, ярко заблестели. Она схватила его за руку трепещущими пальцами.

– Быстро, – сказала она. – Сюда. Мой трейлер недалеко отсюда.

– Что? – переспросил Госсейн.

Но она уже бежала через кустарник, словно не слыша его.

Госсейн побежал за ней, размышляя: «Не дурачит ли она меня? Может она все это время знала, что побег удастся? Но тогда почему об этом не знал Фолловер и ждал?»

Он не мог удержаться от воспоминаний, что попал «в сложнейшую западню, когда-либо созданную»… Об этом он не мог не думать, даже довольный тем, что выбрался из нее.

Женщина впереди него с треском продиралась через подлесок, и вдруг он перестал ее слышать. Через секунду Госсейн оказался на берегу бескрайнего моря. Он вспомнил, что это планета обширных океанов и тысяч островов. Из-за деревьев слева от него показался воздушный корабль около ста пяти футов длиной и тридцати футов высотой с задранным носом. Он мягко опустился на воду перед ними. Сходни скользнули вниз и коснулись песка у ног женщины.

Через мгновение она была на борту, крикнув через плечо:

– Скорее!

Госсейн последовал за ней. Через минуту он был внутри, дверь закрылась за ним, и машина взлетела. Быстрота, с которой все произошло, напомнила ему похожую ситуацию у Храма Спящего Бога на Горгзиде, когда он был Ашаргином.

Было одно различие – важное и существенное. Тогда он не чувствовал угрозы, а теперь чувствовал.

 

VIII

Госсейн очутился у подножия лестницы в изогнутом коридоре, налево и направо уходящем из виду. Он последовал за Лидж вверх по лестнице в ярко освещенную комнату и обратил внимание на лампы. Они подтвердили его первое «ощущение» о виде энергии на корабле. Магнитная энергия.

Этот факт был интересен, поскольку позволял сравнить научное развитие Алерты и Земли двадцать второго века. Но он же был крайне неприятным в данном случае. Магнитные машины были так совершенны и выполняли столько функций, что люди, пользующиеся ими, отказались от всех остальных видов энергии. Этот самолет использовал только энергию магнитного поля планеты.

Предсказатели когда-то совершили ошибку. На борту не было атомной энергии, не было электричества, не было даже аккумулятора. Это значит, не было сильного действующего вооружения, не было радара. Предсказатели, очевидно, думали, что будут в состоянии предвидеть приближение любого врага, но теперь, когда они вступили в галактическую войну, их самолеты остались без защиты. Госсейн представил галактических инженеров, посылающих управляемые ракеты с дистанционными взрывателями и атомными боеголовками или десятки самонаводящихся торпед: настроенные на цель, они будут преследовать ее, пока не уничтожат или не самоуничтожатся.

Хуже всего было то, что он не мог ничего поделать, кроме как, по возможности быстро, узнать, что может предвидеть Лидж.

И, конечно, он мог надеяться.

Светлая комната, в которую привела его Лидж, оказалась длиннее, шире и выше, чем показалось ему с порога. Это была гостиная со стульями, креслами, столами и массивным зеленым ковром. Прямо напротив Госсейна из борта корабля выдавалось выпуклое окно, образуя как бы обтекаемый балкон.

Женщина со вздохом облегчения бросилась в кресло у окна и воскликнула:

– Как прекрасно снова стать свободной! – Она тряхнула темной головой и поежилась. – Какой кошмар! – И тихо добавила. – К счастью, он больше никогда не повторится.

Услышав последние слова, Госсейн остановился на полдороге к окну. Он хотел спросить, на чем основана ее уверенность, но не задал вопроса, вспомнив ее замечание о том, что она не может предсказать действия Фолловера. А ему нужно было знать именно это. Если забыть о ее удивительном даре, она была приятной, живой, не настолько хитрой, чтобы уберечься от опасности, женщиной лет тридцати. Он выяснит все, что она знает, после того, как подготовится к отражению возможных атак.

Нервная система Госсейна почувствовала приближение человека. В следующую минуту из двери, ведущей в носовую часть самолета, появился стройный седой мужчина средних лет. Он подбежал к Лидж и опустился на колени возле нее.

– Дорогая! – воскликнул он. – Ты вернулась!

Он быстро поцеловал ее.

Будучи уже у окна, Госсейн не обращал на них внимания. Он смотрел вниз и назад на чарующий вид. Остров, зеленый остров лежал, как изумруд, в темно-синем море. Самоцвет. На нем светящиеся серебристым цветом в лучах солнца постройки были уже трудноразличимы. На таком расстоянии они сливались с пейзажем, и если бы Госсейн не знал, что на острове есть здания, он принял бы их за груду камней.

Самолет набирал высоту. Очевидно его скорость была больше, чем могло показаться из-за равномерного ускорения, поскольку остров заметно уменьшался в размерах. Через несколько минут Госсейн перестал различать движение: со всех сторон его окружала бескрайняя синяя бездна, внизу более темная.

Столь быстрое удаление от острова подбодрило его, хотя, даже в критические минуты он помнил, что если будет убит, его память и сознание будут немедленно перенесены в другое тело Госсейна, которое автоматически проснется в каком-то неизвестном ему укромном месте.

К сожалению, как он узнал от прежней версии своего тела, теперь мертвой, следующей группе Госсейнов сейчас только восемнадцать лет. Он был уверен, что никакой восемнадцатилетний не смог бы справиться с ситуацией, созданной Энро. Люди поверят зрелому человеку, а не ребенку. И это доверие может определить победу или поражение в переломный момент.

Поэтому необходимо остаться живым в этом теле.

Он прикрыл глаза, обдумывая первоочередные действия. У него было много работы. Он должен остановить дальнейшую транспортировку предсказателей на военные корабли Энро, захватить приземлившийся на Алерту корабль и, по возможности быстро, атаковать Фолловера на его острове.

Конечно, было бы желательно принять некоторые подготовительные меры, но, к сожалению, вышеперечисленные действия не терпели отлагательства. Их надо выполнить как можно быстрее. Быстрее. Великая и решающая битва в Шестом Деканте ежечасно разгоралась. Если он что-нибудь знает о человеческой природе, то Лига уже потрясена до основания. Безусловно Энро предполагал разрушить ее, и, инфантильный, когда дело касалось моющих его по утрам женщин, на военном и политическом уровне он был гением.

И тут он вспомнил про Юрига, осужденного на казнь. Несомненно, весь гнев Фолловера обрушится на него. Он поспешно телепортировал Юрига в лес за изгородью. Юриг сможет спрятаться там, а позже Госсейн переместит его на самолет.

Он вернулся в гостиную и услышал, как женщина спокойно говорила:

– Мне жаль, Янар, но ему будет нужна женщина, и я буду ею. Прощай.

Мужчина поднялся с колен, лицо его потемнело. Он повернулся и увидел Госсейна. Ненависть, сверкнувшая из глубины глаз Янара, соответствовала излучению его нервной системы, которое ощутил дополнительный мозг Госсейна.

– Я не отдам свою женщину без борьбы. Даже тому, чье будущее неясно.

Он сунул руку в карман и вытащил небольшой, похожий на веер предмет. Он поднял его и нажал на спусковой крючок.

Госсейн спокойно подошел и вырвал оружие из рук Янара. Тот не сопротивлялся. На его лице появилось напряженное выражение. Нервный ритм, излучаемый им, показывал, что он испуган. Очевидно, он был ошеломлен тем, что его внешне хрупкое, но мощное оружие не «выстрелило». Госсейн отошел на несколько шагов и внимательно рассмотрел предмет. Радиальные фланцы были не чем иным, как антенной, что подтверждало природу используемой энергии. Магнитное оружие управлялось внешней энергией. В данном случае поле устанавливалось магнитным двигателем в корпусе самолета. Поле распространялось с ослабевающей напряженностью на расстояние около пяти миль.

Госсейн опустил оружие в карман и попытался представить впечатление Янара от происшедшего. Он «сфотографировал» внутренность оружия и телепортировал энергетический выход в одну из зон камеры Пристанища Фолловера. Расстояние препятствовало возвращению потока назад на самолет, и, таким образом, оружие с отклоненной энергией не «выстрелило». Психологический эффект видимо был ужасным.

Мужчина побледнел и со скрежетом сжал зубы.

– Вы убьете меня, – сказал он с горечью.

Этот ничтожный тип был тесно связан с А привычками, которые диаметрально противоположны ноль-А привычкам. И, поскольку он действовал по чисто эмоциональным причинам, то был опасен, пока они находились вдвоем на борту самолета. Его надо или убить, или удалить, или – Госсейн странно улыбнулся – взять под охрану. И он знал человека, которому доверит это. Юриг. Но это потом. А сейчас, обернувшись к Лидж, он спросил ее о брачных обычаях предсказателей.

У них не было браков.

– Они, – сказала Лидж с презрением, – для низшей породы.

Госсейн узнал, что Янар – один из целого ряда ее любовников, и что, будучи старше, он имел еще больше любовниц. Эти люди надоедали друг другу и, благодаря своему дару, могли предвидеть, когда расстанутся. В данном случае из-за неожиданного появления Госсейна этот момент наступил раньше, чем предсказывалось.

Госсейна не оттолкнули, не привлекли такие нравы. Он равнодушно отнесся к ним. Первой его мыслью было успокоить Янара, чтобы тот не переживал из-за потери любовницы. Госсейну не нужна была женщина, не обученная ноль-А принципам. Но он не сказал этого. Ему понадобится предсказатель, а Лидж могла бы оскорбиться, что он отвергает ее.

Он задал Лидж еще один вопрос.

– Что может делать Янар, кроме как есть и спать?

– Он управляет кораблем. Госсейн повернулся к Янару.

– Держи курс, – кратко сказал он.

Дальнейший разговор с Лидж мог подождать. Сейчас было крайне необходимо хоть как-то защитить самолет, а это зависело от того, что он найдет на нем.

Обыскивая самолет, он вспомнил, что Лидж, когда они пробирались через подлесок, назвала машину трейлером.

Небесный трейлер. Госсейн мог представить легкую жизнь предсказателей, обитающих в своем мире островов и воды. Они лениво летали по небу, приземлялись, где хотели и когда хотели, брали в плен любого «низшего» человека, которого хотели поработить, и захватывали любой объект, который хотели иметь. Что ж, человеческая натура всегда стремилась к беззаботному существованию. Нетрудно было догадаться, что их беззаботное существование предполагало безжалостное порабощение народов, которые не обладали подобным даром пророчества. Но такое сверхгосподство всегда могло быть оправдано не слишком придирчивыми умами. Кроме того, последние поколения выросли в обстановке, где рабство считалось само собой разумеющимся, поэтому уверенность в своем превосходстве уже въелась в нервную систему предсказателей.

Хотя, казалось, они не понимали этого, но после появления Фолловера уже не было возврата к их прежней жизни. И теперь прибытие на Алерту галактического военного корабля и присутствие здесь Гилберта Госсейна были показателями дальнейшего изменения условий их жизни. Предсказатели должны либо приспособиться, либо отойти в сторону.

Кабина управления располагалась на носу трейлера. Госсейн быстро осмотрел ее и довольно быстро разобрался в рычагах и кнопках на пульте.

Через переднее куполообразное окно Госсейн долго глядел вниз, на море. Насколько он мог видеть, под ними простиралась тяжелая масса воды без признака земли.

Он продолжил осмотр кабины управления. В одном углу стальная лесенка вела к закрытому люку в потолке. Госсейн поднялся по ней и очутился на чердаке. Он изучал этикетки на ящиках и коробках, не зная, что именно ему нужно, но готовый последовать за любой идеей, которая придет ему в голову. И вот, когда он увидел баллон, наполненный дегравитационным воздухом, идея пришла.

Он продолжил обыск трейлера, уже имея план. Госсейн обошел всю главную палубу, заглянул в каждую из четырех спален, в столовую, в заднюю кабину управления и спустился на нижнюю палубу. Теперь он искал нечто определенное. Присутствие людей он сперва почувствовал, а потом и увидел шестерых мужчин и шесть женщин. Они были покорны и, судя по излучаемому ими нейропотоку, смирились со своей участью. Не обращая на них внимания, он заглянул на кухню и в кладовые и, наконец, вошел в мастерскую.

Здесь было то, что он искал.

Через полчаса Госсейн появился в кабине управления с тремя гравитационными лампами, смонтированными на плате, которая преобразовывала энергию магнитного поля трейлера. Выгнав Янара из кабины, он залез на чердак и более пятнадцати минут перекачивал дегравитационный воздух в баллон, где установил плату с лампами.

Сперва колебания были слабыми, потом усилились. Ритмический пульс бил в дополнительный мозг Госсейна устойчиво и спокойно. На Земле о таких лампах говорили, что они обладают «гравитационным голодом»: они испытывали недостаток в гравитационных частицах, и всякий раз, когда в поле их действия появлялся материальный предмет, происходило возбуждение. Ритм оставался измененным все то время, пока объект находился поблизости.

Сидя за пультом управления, Госсейн направил трейлер вверх на высоту пяти миль, а затем резко вниз, почти к поверхности воды. Таким образом он хотел приспособиться к обычным ритмическим изменениям во время движения над морем. Наконец, он привык. Теперь, если произойдет какое-либо другое изменение ритма, дополнительный мозг почувствует это и сможет отличить. Тогда он телепортируется в носовую или хвостовую кабину управления и на месте решит, что делать дальше.

Такой персональный радар, конечно, бесполезен против оружия и предметов, движущихся со скоростями порядка миль в секунду. Но это все же хоть какая-то защита.

Солнце уже скрылось за мерцающим горизонтом воды, и сумерки быстро превращались в ночь, когда Госсейн покончил с этим и перешел к следующему шагу. Он «запомнил» кусок проволоки и две зоны на полу кабины управления. После этого он прошел в гостиную, чувствуя себя готовым к уверенным действиям.

Когда Госсейн вошел, Янар сидел у окна и читал книгу. Комната освещалась мягким светом магнитных ламп. Холодные на ощупь, они выглядели теплыми и интимными.

Госсейн остановился и, прищурившись, посмотрел на Янара. Проверяя свою идею, он телепортировал кусок проволоки в кабине управления на первую «запомненную» область и ждал.

Мужчина оторвался от книги и взглянул на него. Он встал, подошел к креслу в дальнем конце комнаты и сел в него. Поток недружелюбных нейроизлучений, окрашенный судорожными импульсами сомнения, исходил из нервной системы предсказателя.

Реакция была такой, какую и ожидал Госсейн, хотя возможно его дурачили. Каждое его движение могло быть предсказано и учтено. Но он надеялся, что его манипуляции с проволокой лишат предсказателей возможности предвидеть его действия. Если это так, то главная проблема с предсказателями решена. Он сможет допросить их, уверенный, что его вопросы не были предвидены. Но была и другая проблема: достаточно ли он напугал Янара?

Это было более важным, чем могло показаться. Чтобы завести друзей, требуется время, но достаточно одного шокового момента, чтобы испуганный человек понял, что находится в присутствии более сильного. Положение Гилберта Госсейна на Алерте будет зависеть от его способности распространить мнение, что он непобедим. Никаким другим путем он не имел возможности действовать с наибольшей скоростью, необходимой для осуществления его планов. Вопрос был в том, сможет ли он действовать достаточно быстро.

Госсейн подошел к выпуклому окну. За ним была кромешная тьма, виден был только слабый блеск моря. Если у этой планеты есть луна, то она еще не взошла или же в эту ночь было новолуние.

Он смотрел на волны и думал о Земле. Трудно, даже невозможно было представить разделяющее их расстояние. Он почувствовал себя песчинкой. Госсейн был сильно привязан к Солнечной системе, хоть и понимал, что не принадлежит какой-то отдельной планете. Он знал, как много еще предстоит сделать и мог только надеяться, что успеет максимально развить возможности своего дополнительного мозга и подготовиться к напряженным критическим дням.

Его внимание привлек какой-то шум. Отвернувшись от окна, он увидел, что рабы с нижней палубы суетятся в столовой. Задумчиво наблюдая за ними, он заметил, что самая молодая и симпатичная девушка подвергается постоянным нападкам по самым ничтожным поводам со стороны двух женщин постарше. На вид ей было около девятнадцати лет. Она не поднимала глаз, из чего Госсейн заключил, – он кое-что знал о таламических натурах, – что она ждет своего часа, чтобы при первой же возможности отплатить мучительницам. Природа нейроизлучений от нее подсказала Госсейну, что отыграется она, кокетничая со слугами-мужчинами.

Госсейн переключился на Янара и сделал вывод: явное, несмягченное недружелюбие.

Он медленно направился к Янару. Предсказатель поднял взгляд и, увидев Госсейна, тяжело заворочался в кресле. Он выглядел раздосадованным.

Это был хороший знак. Никто из предсказателей, кроме тех, кто был знаком с Фолловером, не испытывал на себе невозможность время от времени предвидеть будущее. Интересно будет посмотреть на реакции Янара во время допроса.

Госсейн начал, задавая простые вопросы. И перед каждым в продолжение всего допроса он перемещал проволоку туда-сюда между первой и второй «запомненными» зонами кабины управления.

За редким исключением Янар отвечал без колебаний. Его полное имя Янар Уилври Блоув, ему сорок четыре года, у него нет профессии – тут произошла первая заминка.

Госсейн мысленно отметил это, но ничего не сказал. Блокада в связи с вопросом о профессии, отчетливый перерыв в нейропотоке.

– Ваши имена что-нибудь означают? – спросил он. Янар, казалось, успокоился.

– Я Янар из детского центра Уилври, что на острове Блоув.

Госсейн снова переместил проволоку и дружелюбно сказал:

– Ваш народ обладает удивительным даром предвидения. Я никогда не встречал ничего подобного.

– Но этот дар не действует против вас, – мрачно заявил Янар.

Ценное признание, хотя неизвестно, насколько правдивое. В любом случае он должен вести себя так, как если бы Янар не предугадал его вопросы. У него не было другого выбора.

Допрос продолжался. Госсейн точно не знал, какую именно информацию он хочет получить. Но возможно он наткнется на какой-нибудь ключ. Его уверенность, что он все еще в западне Фолловера, стала больше, а не меньше. Если это так, то он сражается против времени в прямом смысле.

Он узнал, что предсказатели рождались как все люди, обычно на борту трейлеров. Через несколько дней после рождения их отдавали в ближайший детский центр.

– И что в этом центре делают с детьми? – спросил Госсейн.

Янар покачал головой. И снова в нейропотоке, исходящем от него, наступила блокада.

– Мы не даем такой информации посторонним, – сказал он упрямо, – даже… – Он остановился, пожал плечами и кратко закончил: – Никому!

Госсейн не стал настаивать. Эти факты были интересными, но не насущными. В данный момент они были не очень важны.

Поэтому ничего не оставалось, как продолжать.

– Давно существуют предсказатели?

– Несколько столетий.

– Это результат вторжения?

– Есть легенда, – начал Янар. Он остановился. Блокада. – Я не буду отвечать.

– Когда появляется способность пророчества? – спросил Госсейн.

– Лет в двадцать. Иногда немного раньше.

Госсейн кивнул, частично себе. Ответ Янара подтверждал его теорию. Их способность развивалась медленно, как кора головного мозга и как его собственный дополнительный мозг. Он поколебался, прежде чем задать следующий вопрос: в нем было скрытое предположение, о котором Янар не должен догадаться. Как и прежде, Госсейн передвинул проволоку, а затем спросил:

– А что происходит с детьми предсказателей, для которых нет места в детском центре?

Янар пожал плечами.

– Они вырастают и остаются жить на островах.

Он сидел невозмутимый, не понимая, что проговорился. Из его ответа стало ясно, что только те дети, которые попадают в детские центры, становятся предсказателями.

Бесстрастность Янара дала ход другой веренице мыслей. Неожиданно, словно его кто-то толкнул, Госсейн понял, что Янар ведет себя как человек, который уже не в первый раз участвует в подобном диалоге. Янар знал, что не может предугадать вопросы, и знал это так хорошо, что уже не волновался и даже не пытался предвидеть их.

Нетрудно было догадаться, с кем Янар имел подобную беседу. Госсейн был глубоко задет. Казалось невероятным, что ему понадобилось так много времени, чтобы увидеть истину. Он посмотрел на предсказателя и сказал спокойным голосом:

– А теперь расскажите, как вы связываетесь с Фолловером.

Янар был захвачен врасплох. Он оказался неподготовленным. Его лицо стало мертвенно-белым. Нейропоток от его нервной системы остановился, затем прорвался, потом снова остановился и снова прорвался.

– Что вы имеете в виду? – наконец прошептал он. Поскольку вопрос был риторическим, Госсейн не стал отвечать. Он грозно посмотрел на предсказателя.

– Говори быстрее, пока я не убил тебя!

Янар безвольно осел в кресле, и его лицо еще раз изменилось в цвете. Заикаясь, он пробормотал:

– Вы не правы. Зачем бы я стал подвергать себя опасности? Нет, я не связывался с Фолловером и не сообщал ему, где вы. Я не делал ничего подобного! Вы не сможете доказать этого.

Но доказательства здесь и не требовались. Потрясение так ослабило Госсейна, что он даже не взглянул на предсказателя. Итак, Янар отправил донесение. Госсейн не сомневался в этом. Реакции предсказателя были слишком сильными. Янар никогда не умел контролировать свои эмоции и теперь не знал, как это делается. Виновность чувствовалась в каждом его движении.

Госсейна знобило. Но все возможное для своей защиты он уже сделал, и теперь оставалось только получить как можно больше информации. Он резко сказал:

– Вы бы лучше не врали, друг мой. Вы лично контактировали с Фолловером?

Янар был угрюм. Он пожал плечами.

– Конечно, – ответил он.

– То есть, он ждал вашего вызова? – Госсейн хотел прояснить этот момент. – Вы его агент?

Мужчина покачал головой.

– Я предсказатель!

В голосе послышалась гордость, но выглядел он отнюдь не гордо. Локон седых волос обвис на его виске. Он был похож на кого угодно, но только не на представителя «высших» людей Алерты.

– Что вы ему сказали?

– Что вы на борту.

– А что сказал он?

– Что знает это.

– О! – сказал Госсейн. Он остановился, но только на мгновение.

Его мысли переключились на другие аспекты ситуации. Он быстро задал десяток важных вопросов. Выяснив некоторые факты, он телепортировал себя и Янара в кабину управления. Он стоял рядом с трясущимся предсказателем, пока тот доставал карты и показывал по ним курс трейлера, широкую окружность радиусом сто миль вокруг острова Фолловера.

Госсейн изменил курс. Теперь они летели на Крест, расположенный в нескольких сотнях миль к северо-западу, после чего Госсейн снова вернулся к предсказателю.

– А теперь, – с угрозой сказал он, – перед нами встала проблема, что делать с трейлером?

Мужчина был белым, но его испуг частично прошел. Он смело заявил:

– Я ничего не должен вам. Вы можете убить меня, но не ждите от меня лояльности.

Госсейну и не требовалась лояльность, ему нужен был страх. Эти предсказатели должны научиться подумать дважды, прежде чем предпринимать какие-либо действия против него. Но что делать?

Он отправился обратно в гостиную. Когда он вошел туда, со стороны спален появилась Лидж. Он двинулся к ней, нахмурясь. «Один вопрос, мадам, – подумал он. – Каким образом Янар смог предостеречь Фолловера, если его действия невозможно предсказать? Пожалуйста, объясните это».

Женщина остановилась, улыбаясь, но ее улыбка исчезла, когда она посмотрела ему за спину. Госсейн развернулся.

Он ничего не услышал и не почувствовал чьего-либо присутствия, хотя и увидел. Справа, в десяти шагах от него, формировалась тень. Она становилась чернее и чернее, но он все еще видел стену за ней. Тень утолщалась, росла и темнела, но не стала более материальной.

Госсейн напрягся. Настал момент его встречи с Фолловером.

 

IX

Наступила тишина. Казалось, Фолловер наблюдает за ним, тень стала устойчивой. Госсейн сначала настороженно смотрел на своего врага, но вскоре его отношение изменилось. Сильное беспокойство постепенно прошло.

Действительно, что мог сделать Фолловер?

Госсейн огляделся. На случай битвы он хотел быть в наилучшей позиции.

Лидж застыла на прежнем месте с широко раскрытыми глазами. Когда его внимание задержалось на ней, он заметил, что нейропоток, излучаемый ею, показывает крайнюю степень тревоги. Это могла быть тревога только за себя, но Госсейн думал иначе. Их судьбы слишком тесно переплелись, чтобы Лидж поняла, что ее безопасность сейчас всецело зависит от безопасности Госсейна. Он откинул все мысли о возможной угрозе с ее стороны.

Он бросил взгляд на дверь, ведущую в кабину управления. Но дверь была справа и немного сзади так что ему пришлось повернуться. На миг он выпустил Фолловера из поля зрения. Резко повернувшись обратно, Госсейн убедился, что тот на месте.

Госсейн отступил к стене. Он медленно двигался, мысленно перебирая возможные опасности. Янар. Предсказатель – выяснил он с помощью дополнительного мозга – все еще находится в кабине управления. От него исходили недружелюбные вибрации. Госсейн мрачно улыбнулся. Он догадывался, какой вред может причинить ему Янар в критический момент.

В стене, к которой он отступал, имелись вентиляционные отверстия, которые Госсейн решил использовать для своей цели. Он чуть-чуть подвинулся, так, чтобы теплый воздух дул ему прямо в спину, и, упершись каблуком в стену, приготовился к защите.

Теперь он мог разглядеть врага более внимательно.

Человек? Трудно было поверить, что человек может стать таким тенеподобным, таким нематериальным.

Структура темноты не имела формы. Зачарованно глядя на тень, Госсейн заметил, что она слегка пульсирует: вот она стала размытой по краям, а потом снова, словно ее что-то сдавило, резкой.

Госсейн осторожно вглядывался в эту газообразную пустоту. Он был готов к отражению энергетической атаки, но враг пока не предпринимал никаких действий.

Госсейн попытался своим способом «сфотографировать» тень. Но, к его изумлению, образ не сформировался.

Да. Обычный образ не сформировался. Дополнительный мозг зарегистрировал только наличие воздуха. Но сама темнота была пустой.

Он вспомнил, как Лидж говорила, что Фолловер – существо вне фазы, этот человек нашел способ быть вне фазы времени. Не в этом времени. Здесь, но не сейчас.

Но откуда Лидж узнала, что Фолловер вне фазы? Конечно же, от самого Фолловера. Ни она, ни другие предсказатели не были особо сильны в науках. Научные достижения они воровали с островов. И таким образом по своему неведению они поверили всему, что Фолловер рассказал о себе.

– Лидж! – сказал Госсейн, не глядя на нее.

– Да? – дрожа, отозвалась женщина.

– Ты видела когда-нибудь Фолловера человеком, – он остановился и закончил иронически, – без грима?

– Нет.

– А кто видел?

– Янар. И многие другие.

Госсейна позабавила мысль, что Янар мог оказаться хозяином. Янар, стоящий в кабине управления и манипулирующий марионеткой-тенью. Он отклонил эту версию. Реакции этого человека во время допроса, как внешние, так и внутренние, оставались на самом примитивном уровне. А Фолловер был великой личностью.

Госсейн пока не мог ответить на вопрос, как Фолловер стал таким. Однако имеющихся у него сведений было достаточно, чтобы не присоединяться к заблуждениям людей, не знающих истины.

Госсейн ждал.

Словно палец, дрожащий на спусковом крючке, в его мозгу зародилась мысль, не обрушить ли, путем телепортации, на тень сорок тысяч киловатт энергии из электростанции Пристанища Фолловера. Но он не нажал на спусковой крючок. Лучше не форсировать события.

Он ждал недолго. Глубокий резонирующий голос раздался из темной пустоты.

– Гилберт Госсейн, я предлагаю вам сотрудничество.

Для человека, приготовившегося к смертельной схватке, эти слова были подобны взрыву.

Постепенно его мысли уравновесились. Недоумение еще оставалось, но сомнения ушли. Действительно, Лидж предупреждала, что может произойти нечто подобное. Описывая визит Фолловера в камеру, когда Госсейн лежал без сознания, она упомянула, что Фолловер предпочитает использовать людей, а не убивать их.

Предложение Фолловера было интересным, но не убедительным. Госсейн подождал, когда его начнут убеждать, что игра пойдет на равных.

– Между нами говоря, – сказал Фолловер сильным голосом, – вы и я могли бы господствовать над галактикой.

Госсейн улыбнулся на это, но улыбка не была приятной. Словом «господство» нельзя соблазнить ноль-А человека.

Он не ответил. Он хотел выслушать все, что скажет собеседник, не делая комментариев.

– Разумеется, если вы окажетесь менее сильным, чем выглядите, – продолжала тень, – то, в конце концов, станете второстепенной фигурой. Но сейчас я предлагаю сотрудничество без всяких условий.

Госсейн усмехнулся. Это были таламические слова. Разумеется, без всяких условий! Однако Фолловер не сомневается, что Госсейн согласится сотрудничать с ним. Когда люди сильно стремятся к своей цели, им начинает казаться, что остальные разделяют их желания.

После пряника настала очередь кнута.

– Если же вы откажетесь, – пригрозил звучный голос, – тогда мы с вами – враги. И вы будете уничтожены без пощады.

В комнате стало тихо. Некоторое время слышался только шум трейлера, летящего по ночному небу.

Итак, теперь ждали его ответа.

Хорошо, но что он должен сказать?

Краем глаза Госсейн увидел, что Лидж тихонько крадется к креслу. Добравшись, она обессиленно рухнула в него и облегченно выдохнула. Это развеселило Госсейна, но не надолго. Фолловер произнес стальным тоном:

– Ну?

Что ж, стечение обстоятельств можно считать удачным. По крайней мере у Гилберта Госсейна будет возможность проверить силы противника. Но сначала желательно получить побольше информации.

– Какова военная ситуация? – спросил он.

– Я предсказываю безоговорочную победу Энро в течение трех месяцев, – был ответ.

Госсейн с трудом скрыл потрясение.

– Вы действительно видите победу?

Пауза была столь незаметной, что Госсейн не понял, была ли она на самом деле или это только показалось ему.

– Да, – был твердый ответ.

Госсейн не мог в это поверить. У него появилось подозрение, что его обманывают.

– Никаких сомнений? – переспросил он. – Никаких.

Послышался шорох, Лидж выпрямилась в кресле.

– Это ложь, – четко сказала она. – Я могу предвидеть не хуже остальных. Трудно видеть будущее в деталях, дальше чем на три недели. Да и то есть некоторые ограничения.

– Женщина, прикуси язык!

Она покраснела.

– Фолловер, – сказала Лидж, – если твоих сил не достаточно для выигрыша, ты конченый человек. И не думай, даже на секунду, что я стану слушаться твоих приказов. Я не желаю, да и раньше не желала твоей победы.

– Молодец! – похвалил Госсейн.

Но он нахмурился, уловив в ее словах скрытый намек на то, что в прошлом она сотрудничала с Фолловером.

– Лидж, – спросил он, – есть ли какие неясности в ближайшие недели?

– Нет никакой картины вообще, – был ответ, – как будто все стерто. Будущее чисто.

– Возможно, – мягко, но громко сказал Фолловер, – потому что Госсейн близок к смерти. Друг мой, у вас есть пять секунд, чтобы принять решение.

Пять секунд прошли в молчании.

Госсейн обдумывал ситуацию. Если атака начнется, то возможны три варианта. Первый, Фолловер попытается использовать против него магнитную энергию корабля. В этом случае Госсейн легко отразит нападение.

Второй, наиболее вероятный вариант, Фолловер использует энергию из своего Пристанища, являвшегося его базой. Но и в этом случае, благодаря принятым на острове мерам, Госсейну опасность не угрожает.

Третий, Фолловер может воспользоваться внешним источником энергии. Тогда оставалась одна надежда, что энергия будет переправляться обычным путем, без искривителя. В этом случае гравитационные лампы, установленные им, засекут приближение энергии и его дополнительный мозг примет сигнал.

Однако нападение оказалось комбинацией вариантов. Электрическая энергия из Пристанища Фолловера, передаваемая путем телепортации. Госсейн почувствовал перенаправление тока от электростанции в сорок тысяч киловатт.

Он ожидал этого и поэтому был готов. «Переключатели» в его мозгу, будучи однажды взведены, действовали быстрее, чем любой электронный переключатель. Сравнительно долгое время требовалось только для того, чтобы установить первоначальный образец.

«Переключатели» сработали автоматически.

Вся мощность электростанции вылилась не туда, куда направлял ее Фолловер, а следуя образцу, установленному дополнительным мозгом Госсейна. Сперва Госсейн безвредно перенес ее на одну из «запомненных» зон острова Фолловера. Он хотел дать понять Фолловеру, что его атака проходит не по плану.

– Раз, два, три, – медленно сосчитал он и без дальнейшего промедления телепортировал энергию в воздух прямо перед тенью.

Вспышка пламени была ярче солнца. Вещество тени впитало и удержало энергию. Оно захватило каждый вольт и ватт.

Через несколько секунд Фолловер заговорил:

– Кажется, мы зашли в тупик.

Это была правда, которую Госсейн уже осознал. Он с ужасом ощутил свою слабость. Госсейн был до смешного уязвим, хотя это было и незаметно. Взрывная волна от любого источника энергии, над которым он не установил контроля, – и он погибнет.

Перемещение его сознания в тело восемнадцатилетнего и кажущееся продолжение жизни не изменит значения поражения. Никакой восемнадцатилетний юнец не спасет галактику. И если он будет слишком мешаться, путаться под ногами у более могущественных личностей, вроде Фолловера, его просто уберут со сцены.

Испарина выступила на лбу Госсейна. На мгновение в его голове возникла мысль попробовать кое-что, о чем он раньше не смел и подумать. Но почти сразу он отбросил эту идею. Атомная энергия была слишком опасной и имела большую мощность, чем он мог контролировать дополнительным мозгом. К тому же в ограниченном пространстве радиация одинаково смертельна, как для того, против кого она используется, так и для того, кто ее использует.

– Мне кажется, – голос Фолловера прервал его мысли, – нам лучше придти к соглашению. Предупреждаю вас, я еще не исчерпал все мои ресурсы.

Госсейн верил в это. Стоило только Фолловеру обратиться к внешнему источнику, и он стал бы победителем в этой напряженной, смертельной битве. В лучшем случае Госсейн успел бы ретироваться на остров Фолловера.

И все же он не отважился применить атомную энергию из реактора Пристанища.

Он сделал ноль-А паузу и сказал самому себе: «В этой ситуации можно увидеть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Ни один человек и ни одно вещество не выдержит сорока тысяч киловатт. Значит, я отождествляю. Должно существовать какое-то объяснение этой субстанции тени, базирующееся на физике, которая выше моего понимания».

Но на какой физике? Фолловер мало понимает в этом. Тогда чьими знаниями он пользуется?

Этот вопрос по загадочности был равен тайне существования такого создания, как Фолловер.

Тень прервала тишину.

– Признаюсь вам, – сказал Фолловер, – что вы очень меня удивили. В следующий раз я буду действовать по-другому. – Он помолчал. – Госсейн, допускаете ли вы хоть какой-то вид сотрудничества?

– Да, но на моих условиях.

– Какие же они?

– Во-первых, вы повернете предсказателей против Энро.

– Невозможно. – Голос Фолловера стал отрывистым. – Лига должна быть разрушена. Цивилизация быстро теряет сплоченность. У меня есть особая причина, чтобы требовать создания вселенского государства.

Госсейн вспомнил, где он ранее слышал об этом.

– Ценой сотен миллиардов жизней? – жестко спросил он. – Нет, спасибо.

– Я полагаю, вы ноль-А? – неумолимо спросил Фолловер.

Не было смысла отрицать это. Фолловер знал о существовании Венеры и знал, где она находится.

– Я ноль-А, – подтвердил Госсейн. Фолловер сказал:

– Положим, я предложу вам создать вселенское ноль-А государство?

– Я не поверю вам.

– И тем не менее я подумаю об этом. У меня не было времени изучать эту неаристотелеву философию в деталях. Но, насколько я знаю, это метод научного мышления. Верно?

– Это путь мышления, – осторожно сказал Госсейн. Когда Фолловер снова заговорил, его голос стал мелодичным.

– У меня никогда не было причин бояться науки в любой из ее областей. И я не думаю, что причина появится теперь. Давайте сделаем так: оставим вопрос открытым и хорошенько обдумаем его. Но до нашей следующей встречи вы должны принять решение. Тем временем я постараюсь сделать кое-что, чтобы вы не могли пользоваться энергией на этой планете.

Госсейн ничего не ответил. Тень медленно начала растворяться в тишине.

Даже при этом ярком свете трудно было понять, когда исчез ее последний клочок.

Пауза. Электростанция в Пристанище Фолловера стала давать меньше энергии, и через тридцать секунд энергии не стало.

Другая пауза. И реактор остановился. Почти одновременно упала до нуля магнитная энергия Пристанища.

Фолловер сделал верные выводы, проанализировав случившееся. И даже если он до конца не понял истины, его действия были довольно эффективны. В распоряжении Гилберта Госсейна осталась только магнитная энергия маленького самолета.

 

X

Госсейн медленно огляделся. Он глянул в столовую, где недавно суетились слуги, и увидел край стола, уставленный блюдами, хотя еды не было видно, так же, как и слуг.

Его взгляд переместился на Лидж. Он увидел, что она подошла к двери, ведущей в кабину управления. С места, где он стоял, просматривался весь коридор и часть куполообразного переднего окна. Но Янара там не было.

Корабль шел своим курсом.

Тишину нарушила Лидж.

– Вы сделали это, – прошептала она.

Госсейн отошел от стены. Он не стал говорить, что Фолловер свел на нет одержанную им победу. Лидж подошла к нему. Ее глаза сверкали.

– Вы понимаете, что победили Фолловера?

Она дотронулась до его руки быстрым и мягким движением.

Госсейн сказал:

– Пойдемте.

Он направился в кабину управления. Янар сидел, склонившись у радиоприемника. С первого взгляда Госсейн понял, что он делает – ждет приказаний. Он молча подошел и выключил прибор. Предсказатель с яростью выпрямился и усмехнулся.

Госсейн сказал:

– Собирайте вещи, если они у вас есть. Вы выходите на первой остановке.

Янар пожал плечами и, не сказав ни слова, гордо вышел из кабины.

Госсейн задумчиво посмотрел ему вслед. Его раздражало присутствие этого человека, чья роль в галактических событиях определялась только тем, что он был предсказателем. И, несмотря на упрямый и мелочный характер, это делало его интересным.

К сожалению, он был только одним из пяти миллионов, только самим собой. Конечно, можно было бы сделать некоторые осторожные предположения о предсказателях вообще из наблюдений за Янаром и Лидж. Но выводы не будут корректными.

Он выкинул Янара из головы и повернулся к Лидж.

– Сколько времени понадобится, чтобы попасть на Крест, где находится военный корабль?

Женщина подошла к пульту, который Госсейн раньше не замечал, и нажала на кнопку. На стене появилась рельефная карта: море с островами и крошечная светящаяся точка. Лидж показала на нее.

– Это мы, – сказала она и указала на остров перед точкой. – Это Крест. – Она тщательно сосчитала пересекающиеся линии на карте. – Около трех с половиной часов. У нас есть уйма времени, чтобы поужинать.

– Поужинать! – повторил Госсейн.

Он улыбнулся и покачал головой, словно извиняясь. Он был страшно голоден, но почти забыл, что существуют такие обыденные инстинкты. Надо было подкрепиться.

Девушка-служанка подала Госсейну блюдо с каким-то кушаньем. Он подождал, пока другая женщина подала Янару то же самое, и поменял блюда местами путем телепортации.

Он попробовал. Это оказалась рыба со странным резким привкусом. Но, после некоторого замешательства она показалась ему восхитительной. Он съел все. Затем положил вилку, откинулся в кресле и спросил Лидж:

– Как происходит процесс предвидения?

Женщина серьезно ответила:

– Автоматически.

– То есть, нет никакого образца, которому вы следуете?

– Ну…

– Вы думаете об объекте? Вы видите его?

Лидж улыбнулась, и даже Янар, казалось, усмехается. Женщина сказала:

– Нет, мы об этом не думаем. Это происходит само по себе.

Такими были ответы. На самом деле, не будучи высокообразованными людьми, предсказатели просто не могли выразить словами свои ощущения. Была организована целая система ноль-А, чтобы попытаться скоординировать невербальную реальность с вербальными проекциями. Но даже на ноль-А Венере разрыв между событием и его интерпретацией не был полностью устранен.

Госсейн подождал, пока убрали пустые блюда. Потом каждому подали тарелку с коричневато-красным мясом и овощами в зеленом соусе. Он поменялся с Янаром блюдами, попробовал по очереди все овощи и отрезал кусочек мяса. Наконец, он положил вилку.

– И все же постарайтесь объяснить, – сказал он. Лидж закрыла глаза.

– Я как бы окунаюсь в ручей времени. Погружаюсь в него. В мое сознание приходят воспоминания, но это не настоящие воспоминания. Очень ясные, очень отчетливые. Зрительные образы. Например, что бы вы хотели узнать? Но только, чтобы это не было связано с вами. Для вас все расплывается.

Госсейн задумался. Он хотел бы знать предсказание о Венере. Но это включало бы проекцию его будущего.

– Ну, хотя бы, девушка, которая обслуживает меня?

– Ворн? – Лидж покачала головой и улыбнулась служанке, которая стояла рядом ни жива ни мертва. – Это слишком сильный удар для ее нервной системы. Я расскажу вам о ее будущем потом, если вы пожелаете.

Девушка вздохнула.

– Ну тогда, галактический военный корабль на Кресте? – спросил Госсейн.

– Должно быть, с ним связаны вы, поскольку все расплывается.

– Расплывается сейчас, – удивился он. – До того, как мы прибыли туда?

– Да.

– А можете ли вы предвидеть будущее кого-нибудь, кто сейчас находится в другой звездной системе?

– Это зависит от расстояния. Существуют ограничения, но какие именно, я не знаю. У меня недостаточно опыта.

– Тогда откуда вы знаете об ограничениях.

– Галактический корабль, вербуя предсказателей, ведет передачи в эфире.

– Передачи?

Она улыбнулась.

– Да. Вдобавок к приказам Фолловера. Военные с корабля стараются заинтриговать предсказателей, суля им волнующие приключения.

Госсейн мог представить, как действуют рекламные передачи на предсказателей. И сама война и ее цели должны казаться передовыми для инфантильных умов. Если публицисты достаточно умны, они должны указывать и на имеющиеся препятствия.

– Эти зрительные образы, – сказал он. – Вы можете проследить судьбу знакомых, пошедших служить на корабли Энро.

Лидж вздохнула и покачала головой.

– Это слишком далеко. В одной из передач как-то упоминалось о восемнадцати тысячах световых лет.

Госсейн вспомнил, что Кренг в беседе с Патрицией Харди, или вернее Ришей, сестрой Энро, упомянул, что базы искривителей пространства могут отстоять друг от друга не дальше, чем на тысячу световых лет.

Теоретически телепортация была мгновенной, и расстояние не имело значения. На практике же существовало рассогласование полей. Приспособления были несовершенны. Подобие до двадцатого десятичного знака – критическая точка, где начиналось взаимодействие образцов, – тем не менее не было полным подобием.

Точно так же, дар предсказателей тоже был несовершенен, даже когда ему не препятствовало присутствие Гилберта Госсейна. Расстояние ограничивало предвидение так же, как и телепортацию через искривители. Но видимо, каким бы ни было расстояние, на которое распространялась их способность, оно было достаточным для ведения войны в космосе.

Госсейн спросил:

– И сколько передвижений кораблей они могут рассматривать одновременно?

Лидж с удивлением посмотрела на него.

– Это не имеет никакого значения. Разумеется все, которые имеют какую-либо связь с конкретным событием.

Госсейн поднялся и молча пошел в кабину управления.

Он решился захватить галактический корабль. Но если раньше он особо не задумывался, как сделает это, то теперь он понял, что это будет не просто. Один человек не в состоянии захватить военный корабль, не имея хотя бы общего плана действий. Надо было принять некоторые предварительные меры.

В конце гостиной Госсейн остановился и повернулся.

– Лидж, – окликнул он. – Вы будете мне нужны.

Она встала и прошла за ним в кабину управления.

– Но ужин еще не закончился, – сказала она озабоченно.

– Мы закончим его позже, – сказал Госсейн. – На вашем радио есть волна для послания общего сообщения?

– Да, есть. Мы называем ее критической волной и пользуемся ею для координации действий, если нам угрожает опасность.

– Настройтесь на нее.

Она испуганно посмотрела на него, но в его взгляде было что-то, заставившее ее промолчать. Через секунду Госсейн вышел в эфир. Как и раньше – теперь он делал это автоматически – он передвигал проволоку перед каждой произнесенной фразой. Он сказал звонким голосом:

– Вызываю всех предсказателей! С этой минуты каждый предсказатель, обнаруженный или захваченный на борту военных кораблей Великой Империи, будет казнен. Советую передать это предупреждение тем, кто уже находится на кораблях Энро. Это не пустая угроза. То, что вы не смогли предвидеть моего вызова, служит доказательством моей силы. Повторяю: каждый предсказатель, обнаруженный на борту кораблей Энро, будет казнен без всяких исключений.

Он вернулся в столовую, доел свой ужин и опять пришел в кабину управления. Через два с половиной часа он увидел вдалеке огни города. По просьбе Янара корабль был опущен на, как назвала это Лидж, воздушную станцию. Когда они вновь поднялись, Госсейн выдвинул акселератор на «полный ход» и прильнул к окну. Сколько народу! Он видел огни, переплетающиеся с бесчисленными бликами на каналах. Казалось, что океан проходит через центр города.

И в этот миг все огни погасли. Госсейн вгляделся, но не увидел ничего кроме черноты. За его спиной Лидж воскликнула:

– Интересно, почему они сделали это?

Госсейн мог бы объяснить, но не стал. Очевидно Фолловер догадывался, как Гилберт Госсейн мог управлять энергией, и постарался лишить его этой возможности.

Лидж спросила:

– Куда мы направляемся теперь?

Он сказал ей, и краска сошла с ее лица.

– Это же военный корабль, – сказала она. – На борту сотни вооруженных солдат, которые могут убить вас одновременно с нескольких сторон.

Она была права. Опасность заключалась именно в этом. Его дополнительный мозг не смог бы контролировать массу ручного оружия. При таких обстоятельствах ему грозила смерть.

Но произошедшие события заставляли его спешить. Фолловер лишил его возможности воспользоваться своим сильнейшим оружием. Следовательно, чем быстрее он покинет Алерту, тем лучше. Возможно, где-нибудь в галактике он найдет научное объяснение тому, что представляет собой Фолловер и что делает его неуязвимым. Пока он этого не выяснит, ему лучше держаться подальше от этого субъекта. А единственной возможностью выбраться из этой изолированной планеты был военный корабль.

И он пошел на величайший риск.

Через полчаса впереди показался свет. Сначала галактический корабль казался просто ярким пятном в полночной темноте, но вскоре он стал отчетливо виден: так ярки были его огни. Госсейн положил трейлер на широкую орбиту вокруг галактического корабля и стал разглядывать его через магнитный телескоп.

Корабль был около шести тысяч футов длиной. Небольшой по галактическим меркам. Но у него была на Алерте только одна цель. На его борту находился транспортный искривитель пространства, устанавливающий механическое подобие. Немного изобретений, сравнимых по значимости с искривителем пространства, можно насчитать в истории науки. С его помощью человек смог перекрывать огромные космические просторы, как будто их и не существовало. Предсказателю с Алерты надо было только сделать шаг в кабину искривителя на борту корабля, и он переносился на расстояния в сотню или тысячу световых лет почти мгновенно. Рассогласование полей, как обнаружил Госсейн с помощью личного искривителя пространства в своей голове, было настолько мало, что люди фактически не замечали времени транспортировки.

Корабль стоял на ровной площадке. Минут сорок Госсейн наблюдал за ним. За это время из темноты вынырнул трейлер, приземлился у воздушного шлюза корабля и через несколько минут улетел. Вскоре те же манипуляции проделал другой трейлер. Госсейн заметил, что в обоих случаях трейлер улетел раньше, чем предсказателю разрешили подняться на борт корабля.

Подлетев на расстояние пяти миль, он выяснил наличие энергии на борту и был глубоко разочарован. Только электричество и в незначительных количествах. Управляемый реактор был заторможен.

Сильно волнуясь, Госсейн начал насвистывать какую-то мелодию и почувствовал, что Лидж смотрит на него.

– Вы нервничаете? – сказала она удивленно. Нервы, мрачно подумал он. Правильно.

При сложившихся обстоятельствах он мог или подождать, наблюдая за кораблем, чтобы получше ориентироваться в обстановке, или попытаться немедленно захватить его.

– А ваши возможности, – спросила Лидж, – как они действуют?

Наконец-то она заинтересовалась. Госсейн улыбнулся и покачал головой.

– Это немного сложно, – сказал он. – Я не хочу вас обидеть, но думаю, это выше вашего понимания. Хорошо, попробую объяснить. Протяженная область, называемая пространством-временем, всего лишь иллюзия чувств. И все, что вы видите, слышите и ощущаете, имеет очень маленькое отношение к реальности. Мы с вами ориентированы в пространственно-временном континууме гораздо лучше, чем любой средний индивидуум. Только вам, как предсказателю, ближе его временная часть, а мне – пространственная.

Казалось, она уже перестала слушать.

– Значит вы, как и мы, не всемогущи? Какие у вас ограничения?

– А если я скажу вам это попозже? Сейчас я должен кое-что решить.

Лидж вела корабль через ночь и становилась все бледнее, слушая его инструкции.

– Я думаю, вы не имеете права, – дрожа, сказала она, – просить меня об этом.

Госсейн сказал:

– Я хочу задать вам один вопрос.

– Да?

– Когда вы были с Юригом в камере, что бы случилось, если бы он убил меня? Дал бы вам Фолловер возможность спастись?

– Нет. Я была только инструментом, чтобы заставить вас применить все ваши способности. Если бы вы погибли, я тоже не осталась бы долго в живых.

– Ну и как? – мягко спросил Госсейн.

Женщина молчала, ее губы дрогнули. Нейропоток, излучаемый ею, изменился с обеспокоенной неровности к напряженному, но постоянному излучению. Наконец, она подняла взгляд.

– Хорошо, – сказала она. – Я сделаю это.

Он взял ее руку в молчаливом одобрении. Он не вполне доверял Лидж. Может быть, это тоже была ловушка. Но тень уже поняла, что проще пообещать поймать Гилберта Госсейна в западню, чем сделать это.

Госсейн прищурился. Он должен действовать. Он был уверен в правильности своего поведения. Он будет так продолжать, пока необходимость не заставит его быть более осторожным.

Его мысли прервались, когда луч прожектора ударил в переднее окно. Раздался щелчок, и включился магнитный приемник. Послышался мужской голос:

– Пожалуйста, приземлитесь в освещенной зоне в сотне ярдов от входа.

Лидж направила корабль вниз.

Когда они приземлились, из приемника снова раздался голос.

– Сколько вас?

Госсейн показал один палец и кивнул.

– Одна.

– Пол?

– Женский.

– Очень хорошо. Одна женщина выйдет из трейлера и приблизится к службе контроля у трапа. Трейлер немедленно поднимется и отойдет на расстояние пяти миль. Как только он удалится на указанное расстояние, предсказателю будет разрешено подняться на борт.

Итак, трейлер должен отойти на пять миль. Госсейну показалось, что предыдущие два предсказателя были впущены раньше, чем трейлеры достигли этой дистанции.

То же произошло и сейчас. Госсейн, который телепортировался в заднюю кабину управления, видел, как Лидж стоит на маленькой площадке возле сходен. Через секунду она начала подниматься по трапу.

Он взглянул на спидометр. Трейлер не отлетел и на две алертанские мили.

Тут могло быть две возможности. Или это западня, и его заманивают туда, или космические ветераны расслабились и не придерживались строгих правил.

А может, и то и другое одновременно. Например, западня Фолловера, о которой команда ничего не знает. Или экипаж был предупрежден, но не принял предостережение всерьез.

Один за другим Госсейн перебирал варианты. И всякий раз возвращаясь к реальному положению вещей, понимал, что нет никакой разницы. В любом случае он должен продолжать свою операцию.

Когда Лидж исчезла в шлюзе, он стал терпеливо ждать, чтобы прошли четыре минуты. Такое время он установил для себя, хотя, в некоторой степени, это было слишком долго.

Он не чувствовал раскаяния. На какой-то миг, когда Лидж протестовала против своего участия, он подумал, что слишком нажимает на нее. Но ему показалось, что если команда корабля предупреждена, то о мужчине, а не о женщине. Следовательно, именно Лидж должна была рискнуть войти первой.

Он посмотрел на часы и почувствовал волнение. Четыре минуты прошли.

Уже без колебаний он телепортировался к открытому иллюминатору у входного шлюза. Рукой он нащупал металлический край иллюминатора.

Это место он «сфотографировал» через телескоп, когда трейлер был на земле. Оно оказалось удачным.

Он залез в иллюминатор.

 

XI

Госсейн услышал приглушенные голоса, слишком тихие, чтобы разобрать слова. Но было ясно, что разговаривают мужчина и женщина.

Он осторожно выглянул за внутренний край иллюминатора в широкий коридор. В тридцати футах слева виделся открытый шлюз, в который вошла Лидж. Она стояла справа в дверном проеме, ведущем в помещение, и загораживала мужчину – видны были только плечо и рука – в форме офицера Великой Империи. Кроме них, в коридоре никого не было.

Госсейн спрыгнул на пол и, держась стены, подкрался к этой паре.

Когда он приблизился, Лидж говорила:

– …Но я хочу знать детали. Какие условия вы предлагаете женщинам?

Она говорила спокойно, но настойчиво. Голос офицера выражал терпение.

– Мадам, вам будут предоставлены шестикомнатные апартаменты, слуги, все удобства. Я гарантирую вам следующее положение по званию после капитана и его помощников. Вы…

Он остановился, когда увидел Госсейна, ступившего в дверной проем позади Лидж. Его удивление длилось несколько секунд.

– Извините, – наконец пробормотал он. – Я не видел, как вы вошли. Постовой, должно быть, забыл…

Он снова остановился. Казалось, он понял невозможность того, чтобы часовой забыл сделать нечто подобное. Его глаза расширились. Челюсть отвисла. Пухлая рука потянулась к бластеру на поясе.

Госсейн нанес удар в отвисшую челюсть и подхватил офицера во время падения. Он перенес бесчувственное тело на кушетку и быстро обыскал его, но не нашел ничего, кроме бластера в кобуре. Оглядевшись, он увидел, что вдоль дальней стены, в дополнение к обычной меблировке комнаты, стоят несколько кабин лифтов. Он сосчитал их.

Двенадцать, хотя в действительности это не лифты, а искривители пространства. Он называл их так с тех пор, как ошибочно принял за лифты на венерианской секретной базе Энро. Итак, двенадцать искривителей. Картина стала ясной. Из этого помещения алертанские предсказатели отправлялись прямо на военные корабли. Процесс оказался проще, чем он предполагал. Никаких проволочек. Постовой пропускал предсказателя на борт, а затем полный мужчина приглашал их в это помещение и отправлял на место назначения.

По-видимому, остальная часть корабля не использовалась. Солдаты и офицеры жили по своему режиму, вне связи с целью, ради которой их корабль прибыл на Алерту. И поскольку была глубокая ночь, должно быть, спали.

И тут Госсейна осенило. Идея была такой простой, что он даже заволновался.

Он подошел к двери. Коридор был по-прежнему пуст.

Сзади Лидж сказала:

– Он приходит в себя.

Госсейн вернулся к кушетке и стал ждать.

Мужчина зашевелился и сел, потирая челюсть. Его глаза перебегали с Госсейна на Лидж и обратно. Наконец, он раздраженно сказал:

– Вы что, с ума сошли оба?

Госсейн спросил:

– Сколько на борту человек?

Собеседник уставился на него и расхохотался.

– Вот дурак, – сказал он. Казалось ему никак не справиться с приступом смеха. – Сколько человек? – передразнил он. Его голос стал громче. – Пятьсот. Задумайтесь об этом и поскорее убирайтесь с корабля.

Команда оказалась именно такой, как и ожидал Госсейн. Космические корабли никогда не комплектовались так, как морские, из-за проблем с запасами воздуха и пищи. Итак, пятьсот человек.

– Они живут в общем помещении?

– На эсминце восемь спальных кают, – был ответ, – по шестьдесят человек в каждой. – Он потер руки. – Шестьдесят, – повторил он, смакуя цифру. – Может вы хотите, чтобы я проводил вас и представил команде?

Госсейн принял шутливый тон.

– Разумеется, – подыграл он, – хотим.

Лидж нервно дернула его за рукав.

– Сплошной туман, – предупредила она. Госсейн кивнул.

– Я должен это сделать, – сказал он. – Иначе он может догадаться о моих действиях.

Она с сомнением покачала головой.

– Слишком много солдат. Это будет сложно.

Ее слова послужили толчком для офицера. Он встал.

– Идемте, – весело сказал он.

– Ваше имя? – строго спросил Госсейн.

– Орелдон.

Госсейн молча повел его по коридору. Подойдя к открытой двери шлюза, Госсейн остановился.

– Вы можете закрыть эту дверь?

Толстое лицо офицера сияло в приливе веселья.

– Вы правы, – рассмеялся он. – Новые визитеры нежелательны. Ведь я уже не на службе.

Он живо шагнул вперед и уже собирался нажать кнопку, когда Госсейн остановил его.

– Минуточку, – сказал он. – Я хотел бы проверить, с чем связана эта кнопка. А то еще, чего доброго, поднимете тревогу, а?

Он отвинтил плату и откинул крышку. Четыре провода. Многовато.

– Куда идут провода? – спросил он Орелдона.

– В кабину управления. Два образуют цепь для открывания двери, два – для закрывания.

Госсейн кивнул и закрыл панель. Он нажал на кнопку. Толстая металлическая плита двинулась и со звонким лязгом закрылась.

– Вы не возражаете, если я поговорю с моим партнером снаружи? – спросил Орелдон.

Госсейн уже слышал о нем.

– А что вы хотите ему сказать?

– О, только то, что я закрыл шлюз, и что он может отдохнуть.

– Надеюсь, – сказал Госсейн, – вы не будете опрометчивы.

– Естественно.

Госсейн проверил провода и подождал, пока Орелдон включит настенный телефон. Он отметил, что тот пребывает в состоянии таламического возбуждения. Опьяняющий поток веселья будет нести его до тех пор, пока не отрезвит шок надвигающейся катастрофы. На этот момент стоит посмотреть.

По-видимому, дверь не всегда была открыта, потому что постовой не удивился, когда она закрылась.

– Ты уверен, Орри, что не сбежишь с вошедшей женщиной?

– К сожалению, нет, – ответил Орелдон и прервал связь. – Не стоит слишком долго разговаривать. Могут возникнуть подозрения.

Они подошли к лестнице. Орелдон уже собрался спускаться, когда Госсейн остановил его.

– Куда ведет эта лестница? – спросил он.

– Вниз, в казармы.

– А где находится кабина управления?

– О, зачем вам кабина управления? До нее добраться сложнее. Она наверху напротив.

Госсейн ответил, что счастлив слышать это.

– А сколько входов на нижнюю палубу? – спросил он.

– Четыре.

– Я надеюсь, – сказал Госсейн с приятной улыбкой, – что вы говорите правду. Если выяснится, что их, к примеру, пять, этот бластер может неожиданно выстрелить.

– Их только четыре, клянусь вам! – воскликнул Орелдон. Его голос стал вдруг хриплым.

– Знаете, – сказал Госсейн, – мне кажется, эта тяжелая дверь может заблокировать лестницу.

– По-вашему, это странно? – Чувство юмора опять вернулось к Орелдону. – В конце концов, корабль строился так, чтобы в случае опасности можно было изолировать целые секции.

– Так давайте закроем ее, а? – предложил Госсейн.

– Ха! – тон Орелдона показывал, что ему и в голову не приходило такое. На одутловатом лице появилось выражение осознанного потрясения. Он беспомощно глядел вдоль коридора, вращая глазами. – Неужто вы думаете, хотя бы на секунду, что сможете выйти сухими из воды?

– Дверь! – неумолимо сказал Госсейн.

Офицер остолбенел. Затем медленно подошел к стене и открыл панель. Госсейн проверил провода. Орелдон опустил рычаг. Двухдюймовые плиты закрылись со слабым, глухим шумом.

– Я искренне надеюсь, – сказал Госсейн, – что они заперты, и что их нельзя открыть снизу. Если обнаружится обратное, у меня будет достаточно времени, чтобы все-таки выстрелить из бластера.

– Они заперты, – угрюмо сказал Орелдон.

– Прекрасно, – сказал Госсейн. – А теперь поспешим. Я мечтаю закрыть двери на остальных лестницах.

Орелдон тревожно оглядывался по сторонам, пока они шли по коридору, но если он надеялся встретить кого-нибудь из экипажа, то был глубоко разочарован. Стояла тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом их шагов. Больше никого.

– Я думаю, все спят, – заметил Госсейн.

Мужчина не ответил. Они заперли остальные двери без единого слова. После чего Госсейн сказал:

– Теперь осталось двадцать офицеров, включая вас и вашего друга снаружи. Верно?

Орелдон молча кивнул. Его глаза остекленели.

– Если я хорошо помню историю, – сказал Госсейн, – на Земле существовал обычай при определенных обстоятельствах – из-за непослушного характера некоторых офицеров, – запирать их в своих комнатах. Поэтому на дверях офицерских комнат всегда были внешние замки. Интересно, сталкивались ли военные корабли Энро с такой проблемой и таким ее решением?

Одного взгляда на лицо пленника оказалось достаточно, чтобы понять, что корабли Энро сталкивались с такой проблемой.

Через десять минут без единого выстрела он захватил целый галактический военный корабль.

Все оказалось слишком просто, думал Госсейн, заглянув в пустую кабину управления. С Орелдоном впереди и Лидж позади он вошел в помещение и критически огляделся.

Здесь было тихо. Ни одного человека на дежурстве, кроме двух офицеров, принимающих предсказателей.

Слишком просто. Принимая во внимание предосторожности, которые Фолловер уже принял против него, казалось невероятным, что корабль в его руках.

Но, тем не менее, это было так.

Он еще раз внимательно оглядел помещение. Приборная панель под прозрачным куполом разделялась на три секции: электрическую, искривителей пространства и атомную. Первая электрическая.

Он передвинул рычаги, которые запустили атомную электростанцию где-то в недрах корабля, и сразу почувствовал себя лучше. По крайней мере, если это и была ловушка, то экипаж ничего не знал о ней.

Но он все еще не был удовлетворен. Он изучал пульт. В каждой его секции располагались рычаги и индикаторы, о назначении которых он мог только догадываться. У него не было сомнений насчет электрической и атомной секции: последняя не могла быть использована в ограниченном объеме корабля, а первой он вскоре сможет управлять без ограничений.

Осталась секция искривителей пространства. Госсейн нахмурился. Да, здесь таилась опасность. Несмотря на то, что он обладал органическим искривителем, как он называл свой дополнительный мозг, его знания о механических системах искривителей пространства были довольно смутными. Здесь таилась его слабость, а может и ловушка, если таковая имелась.

Поглощенный мыслями, он отошел от пульта, колеблясь между несколькими возможностями, когда Лидж спросила, зевая:

– Когда мы будем спать?

– По крайней мере, не на Алерте, – ответил Госсейн.

Его план был ясен. Между полным подобием и подобием до двадцатого десятичного знака механических искривителей пространства существовало рассогласование полей. Если его перевести в пространственное расстояние, оно составит тысячу световых лет за каждые десять часов. Но это тоже, по мнению Госсейна, было иллюзией.

Он объяснил Лидж:

– На самом деле, вопрос даже не в скорости. Теория относительности, самая ранняя и содержащая наибольшее количество формулировок ноль-А, показала, что факторы времени и пространства не могут рассматриваться отдельно. Но я подхожу к той же идее с другой стороны. События, происходящие в разное время и в разных местах, являются только частью образа, формирующегося в нашей нервной системе, когда мы пытаемся истолковать временной разрыв.

Он увидел, что женщина перестала его слушать, и продолжал уже для себя:

– Существует вероятность, что два каких-то события так тесно связаны, что фактически они не разные события, и не имеет значения, как сильно они разделены в пространстве или во времени. В терминах вероятности…

Госсейн нахмурился, чувствуя себя на пороге более важного решения, чем этого требовала ситуация. Голос Лидж отвлек его.

– Но что вы собираетесь делать сейчас?

Госсейн снова шагнул к пульту.

– Прямо сейчас мы попробуем взлететь.

Управляющие приборы были такими же, как на кораблях, курсирующих между Землей и Венерой. Корабль напрягся и рванулся вверх. Через десять минут они покинули атмосферу и увеличили скорость. Через двадцать пять минут они вышли из тени планеты, и солнечные лучи осветили кабину.

На экране заднего вида Алерта выглядела как темный, туманный шар, лежащий на блюдце света.

Госсейн отвернулся и обратился к Орелдону. Офицер побледнел, услышав его план.

– Только не говорите, что я помог вам, – умолял он. Госсейн пообещал без колебаний, но подумал, что если военный штаб Великой Империи будет расследовать захват Y-381907, правда будет быстро раскрыта.

Орелдон постучал в дверь капитана и тут же появился в сопровождении приземистого сердитого человека. Госсейн быстро прервал его брань.

– Капитан Фри, если когда-нибудь выяснится, что ваш эсминец был захвачен без единого выстрела, вы вероятно заплатите за это жизнью. Поэтому лучше выслушайте меня.

Он объяснил, что хочет использовать корабль только временно, после чего капитан Фри успокоился, так что можно было обсудить детали. Как выяснилось, представление Госсейна о принципе действия межзвездных кораблей было верным. Корабли телепортировались к отдаленному месту, но образец можно было отключить, прежде чем они его достигали.

– Это единственный способ, каким мы можем добраться до новых планет, вроде Алерты, – пояснил капитан. – Мы телепортируемся на базу, удаленную более чем на тысячу световых лет, и замыкаем образец.

Госсейн кивнул.

– Мне надо попасть на Горгзид, и я хочу, чтобы отключение образца произошло примерно за один день обычного полета до планеты.

Он не удивился, что место назначения испугало офицеров.

– Горгзид! – воскликнул капитан. Его глаза сузились, и он мрачно улыбнулся. – Уж они-то смогут позаботиться о вас. Вы хотите двинуться прямо сейчас? Это займет семь скачков.

Госсейн ответил не сразу. Он прислушивался к нейроизлучениям этого человека. Нейропоток не совсем обычный, что в данной ситуации естественно. В нем были рывки, указывающие на эмоциональное беспокойство, но не было целеустремленных образов. Это успокаивало. Похоже, у капитана не было планов, не было личных проектов, не было вероломства в мыслях.

Госсейн еще раз обдумал свое положение. Он был настроен на электростанцию и на атомный реактор корабля. Он мог мгновенно убить каждого на борту. Он был фактически неуязвимым здесь.

Его сомнения пропали. Он сделал глубокий вдох.

– Вперед! – сказал он.

 

XII

Внезапно Госсейн почувствовал, что теряет сознание и напрягся, испугавшись, что офицеры могут воспользоваться этим. Он повернулся и сказал:

– Безусловно, мы…

Он запнулся – он больше не был в кабине управления эсминца.

В пятистах футах громоздился пульт управления на более обширной плате, чем он только что оставил. Над ним изгибался прозрачный купол такой величины, что на мгновение его мозг отказался охватить размеры сооружения.

Начиная догадываться, он посмотрел на свои руки и тело. Руки были тонкими и изящными, тело – стройным, одетым в форму штабного офицера Великой Империи.

Ашаргин!

Госсейн почувствовал, что тело, в которое он снова попал, задрожало и съежилось. Он с усилием отогнал слабость, но его охватило отчаяние, когда он подумал о собственном теле, которое осталось далеко в кабине управления эсминца Y-381907.

Оно должно лежать без движения на полу. В эту самую минуту Орелдон и капитан Фри схватили Лидж. Или вернее, отметил про себя Госсейн, несколько дней назад, так как расстояние было около восемнадцати тысяч световых лет, они захватили Лидж и тело Гилберта Госсейна. Нельзя забывать о временной разнице, которая является результатом подобной транспортировки.

Неожиданно он почувствовал, что его мысли были слишком тяжелы для хрупкого Ашаргина, в чье тело он был еще раз пойман, как в ловушку. Он огляделся затуманенным взглядом и медленно начал приспосабливаться к обстановке. Медленно, потому что это была не его тренированная нервная система.

Тем не менее, его мысли постепенно прояснились, и он перестал дрожать. Через минуту, хотя внутри пульсировали волны слабости, он уже знал, что делал Ашаргин до прихода Госсейна.

Он шел с группой адмиралов. Теперь они обогнали его. Двое оглянулись. Один из них сказал:

– Ваше превосходительство, вы выглядите больным.

Прежде, чем Госсейн успел ответить, второй, высокий и худой старый адмирал в мундире, увешанном медалями из драгоценных камней и знаками отличия, насмешливо произнес:

– С тех пор, как принц прибыл сюда, он все время чувствует себя неважно. Похвалим же его за преданную службу в таком состоянии.

В этом худом старике Госсейн узнал Великого Адмирала Палеола. Это полностью вернуло его в нормальное состояние, поскольку об этом мог знать только Ашаргин.

Очевидно два сознания, его и Ашаргина, начали соединяться на подсознательном уровне.

Это подбодрило его. Невидимый игрок еще раз телепортировал его разум в чужой мозг. Чем быстрее он приспособится, тем лучше.

В этот раз он должен попытаться овладеть ситуацией. Никакого следа слабости. Ашаргин должен быть доведен до предела своих физических способностей.

Когда он поспешил вперед, догоняя остановившихся офицеров, в мозгу всплыли воспоминания о последней неделе Ашаргина. Неделе? Поняв, что для Ашаргина прошло семь дней, в то время как для него менее суток осознанного существования, он испугался. Но замешательство было кратковременным.

Картина предыдущей недели была на удивление хороша. Ашаргин ни разу не потерял сознания. Он успешно перенес знакомство со штабом. Он даже выдвинул идею, что будет наблюдателем до дальнейших распоряжений. Для человека, который дважды падал в обморок в присутствии Энро, это было достижением высшего порядка и еще раз доказывало, что даже несколькими часами управления тренированного ноль-А сознания можно вызвать значительные улучшения в такой безвольной личности, как Ашаргин.

Госсейн поднял взгляд. Они подошли к открытой двери в небольшую комнату. Очевидно – и память Ашаргина подтвердила это – здесь состоится собрание высших офицеров.

Быть может, здесь ему удастся создать нового, решительного Ашаргина.

В помещении уже были офицеры. Другие еще прибывали. Он видел, как они выходили из кабин искривителей, занимающих добрых сто футов вдоль стены. Представления были частыми и быстрыми.

Несколько офицеров странно посмотрели на него, когда он был представлен им, но Госсейн был предельно вежлив с новоприбывшими. Его время еще придет.

Сейчас его внимание было отвлечено другим.

Он понял, что большая комната, через которую он проходил, была кабиной управления гигантского корабля. И более того. Это была кабина управления корабля, который в эту минуту участвовал в фантастической битве в Шестом Деканте.

Эта мысль, как пламя, вспыхнула в его голове. Он почувствовал необходимость вернуться туда и посмотреть повнимательнее. Что он и сделал, улучив минуту между представлениями. Над ним на добрых пятьсот футов возвышался прозрачный купол, через который были видны алмазы звезд центра галактики. Млечный путь! Миллионы самых жарких и ослепительных солнц. Здесь, среди непревзойденной красоты, Энро расположил свой смертоносный флот.

Теперь воспоминания Ашаргина о великой битве, которую он наблюдал целую неделю, пошли быстрее. Он видел тысячи кораблей, одновременно телепортированных на базы вражеского оплота. Каждый раз телепортация обрывалась как раз перед тем, как корабли достигали цели. Из звездной темноты они стрелой летели к обреченной планете. Атакующих кораблей было больше, чем могли собрать окружающие звездные системы. Расстояния, которые при обычном полете заняли бы несколько месяцев или даже лет, покрывались почти мгновенно. Агрессор давал всем жертвам один и тот же выбор. Капитуляция или уничтожение.

Если лидеры планеты или группы планет отказывались поверить угрозе, безжалостный дождь бомб обрушивался с неба и буквально истреблял цивилизацию. Бомбежки были такими яростными и концентрированными, что кору планеты охватывала цепная реакция.

Большинство правительств были разумнее. На этих планетах оставались только оккупационные войска, а флот отправлялся дальше на следующую базу Лиги.

Не было реального отпора. Невозможно было собрать значительные силы для отражения атак, поскольку невозможно было узнать, какая звездная система окажется следующей жертвой. С невероятной легкостью захватчики разбивали небольшой флот, который посылался против них. Атакующие всегда знали, какой будет защита, и сколь бы мощной она ни была, на каждый корабль Лиги Энро посылал десяток своих.

Для Ашаргина это было мистической загадкой. Но не для Госсейна. На кораблях Великой Империи находились предсказатели Алерты, и у другой стороны буквально не было шансов.

Поток воспоминаний был прерван ироничным голосом Великого Адмирала, прозвучавшим сзади: – Принц, заседание начинается.

Это было приглашением сесть за длинный стол. Он сел на стул справа от Великого Адмирала и быстро окинул помещение взглядом.

Оно было гораздо больше, чем показалось сначала. Три стены являлись настоящими картами космоса. Каждая была словно обрызгана бесчисленными огоньками, и на каждой на высоте десяти футов располагались серии квадратов с мигающими числами. На одном из квадратов с красными цифрами показалось число 91308. Оно мигнуло и стало 91749. Это было наибольшим изменением, которое он увидел, наблюдая за квадратами.

Госсейн подождал объяснений из памяти Ашаргина, но пришла только информация, что Ашаргин не был раньше в этой комнате.

Здесь были квадраты с голубыми цифрами и квадраты с желтыми, зелеными, оранжевыми и серыми цифрами, были алые цифры, пурпурные и фиолетовые цифры. Были квадраты с разноцветными цифрами. Очевидно, они отражали какую-то неустойчивую ситуацию.

Цифры менялись каждую секунду. Отдельные цифры проходили полный круг. Казалось, они пляшут. Без сомнения, они рассказывали историю битвы в Шестом Деканте.

Огромным усилием воли он оторвал свой зачарованный взгляд от квадратов и услышал, как адмирал Палеол уже начал говорить.

– …Наши проблемы, – говорил худой и мрачный старик, – вряд ли станут сложнее. Но хочу вас предупредить, что произошедшие инциденты со временем могут стать многочисленнее. К примеру, в семнадцати случаях мы не смогли телепортировать наши корабли на базы, образцы подобия которых были получены с помощью самой высокоорганизованной шпионской сети, какую только можно себе представить. Дело в том, что некоторые правители в панике меняли образцы. Таких планет наши корабли достигали, телепортируясь к базам, которые располагались за ними, и вовремя замыкая образец. В этих случаях провинившаяся планета уже не имела выбора, а безжалостно уничтожалась. Я счастлив вам сообщить, что все эти инциденты были заранее предвидены нашим великом вождем Энро Рыжим. История не знает примера, чтобы один человек обладал такой предусмотрительностью, проницательностью и таким стремлением к миру.

Последнее замечание явно выпадало. Госсейн быстро посмотрел на присутствующих, но их лица оставались внимательными. Если изображение Энро как поборника мира и показалось им странным, они не подали вида.

Итак, шпионская сеть обеспечивала Энро образцами подобия с тысяч баз Лиги. Казалось, возникла роковая комбинация сил, работающих на Энро. Всего за несколько лет он вырос из правителя небольшой группы планет до верховного властителя в галактике. Словно в доказательство, что судьба на его стороне, в этот период была открыта планета предсказателей, и эти одаренные умы работали теперь на него.

Безусловно, Фолловер, командующий ими, имел какие-то свои планы. Но они не включали остановку войны.

– Конечно, – продолжал Великий Адмирал Палеол, – главные силы Лиги не станут стирать образцы для искривителей пространства. Требуется время, чтобы создать связи подобия, и их собственные корабли окажутся отрезанными от баз, где изменяются образцы. Однако мы должны считаться с возможностями, что больше и больше планет предпочтут изолироваться. И многие преуспеют в этом. Вы знаете, – его тонкие губы скривились в холодной улыбке, – что некоторых звездных систем нельзя достичь телепортацией на базы за ними. Планируя нашу кампанию, мы в первую очередь наметили те планеты, к которым можно приблизиться этим способом. Теперь наша тактика становится более гибкой. Мы должны импровизировать. Флот должен и сможет атаковать цели, которые раньше считались вне досягаемости. Все это потребует от офицеров и членов экипажей всех званий высшей степени усердия.

Теперь уже без улыбки старик оглядел стол.

– Господа, в заключение я должен сказать, что наши потери тяжелы. За каждый час мы теряем в среднем два линкора, одиннадцать крейсеров, семьдесят четыре эсминца и шестьдесят два различных самолета. Конечно эти статистические цифры увеличиваются день ото дня. Тем не менее, они реальны, как вы можете убедиться, взглянув на стенные счетчики в этом помещении. Но в целом наше положение превосходно. Главным препятствием является обширность космоса и время на завоевание каждой отдельной планеты. Однако теперь можно математически рассчитать протяженность всей кампании. Количество планет, умноженное на время на каждую. Всего девяносто четыре звездных дня. Есть вопросы?

Тишина. Потом в дальнем конце стола поднялся адмирал.

– Сэр, – сказал он, – можем ли мы узнать мнение принца Ашаргина?

Великий Адмирал медленно встал. На его длинном, обычно суровом лице, опять появилась улыбка.

– Принц, – сухо сказал он, – находится здесь как личный эмиссар Энро. Он просил сказать, что у него нет комментариев.

Госсейн поднялся. Его целью было вернуть Ашаргина на Горгзид в штаб Энро. И если Энро наблюдает за совещанием, то лучшим способом для достижения этой цели будет его незапланированное выступление.

– Это я говорил Великому Адмиралу вчера.

Поморщившись от высокого тенора Ашаргина, он остановился, чтобы уменьшить напряжение, охватившее тело. Великий Адмирал смотрел на потолок с таким выражением, что Госсейн все понял. Он сказал:

– С минуты на минуту я ожидаю вызова Энро, чтобы предоставить отчет, но если у меня есть время, я хотел бы обсудить войну, которую мы ведем, с философской точки зрения.

Продолжать ему не пришлось. Потолок засветился, и на нем появилось лицо Энро. Все вскочили на ноги и застыли во внимании.

Рыжеволосый диктатор смотрел на них вниз со слабой, насмешливой улыбкой.

– Господа, – произнес он, наконец, – из-за неотложного дела я вмешиваюсь в ваше совещание. Я извиняюсь, что прервал вас, тем более, в тот самый момент, когда принц Ашаргин собирался поговорить с вами. Принц и я находимся в полном согласии по всем главным аспектам ведения войны, но сейчас я хочу вернуть его на Горгзид. Господа, примите мое уважение.

– Ваше превосходительство, – сказал Великий Адмирал Палеол, – мы приветствуем вас.

Он повернулся к Госсейну-Ашаргину.

– Принц, позвольте мне проводить вас в транспортную секцию.

Госсейн сказал:

– Сперва я хотел бы послать сообщение на эсминец Y-381907.

Госсейн собирался отправить это послание, надеясь на скорое возвращение в свое тело. Он написал:

«Будьте вежливы с двумя пленниками, которые находятся на борту эсминца. Не ограничивайте их свободу. Доставьте женщину-предсказательницу и мужчину в сознании он или нет, на Горгзид».

Он опустил послание в щель робота-оператора.

– Немедленно отправьте капитану Фри на Y-381907. Я буду ждать подтверждения доставки.

Он повернулся и увидел, что Великий Адмирал Палеол с интересом наблюдает за ним. С неприятной усмешкой старик сказал:

– Принц, вы загадочны. Мне кажется, вы думаете, что Энро и я будем однажды привлечены к ответу за то, что мы делаем. Прав ли я?

Госсейн-Ашаргин покачал головой.

– Может, что-то подобное и случится, – сказал он. – Но толку от этого будет мало. Немедленно будет создана такая же корыстная, хотя, поначалу, возможно, более осторожная группировка. Инфантильные личности, которые хотят свергнуть руководящую группировку, не в силах проанализировать, что именно ее связывает. Одним из главных принципов является внедрение веры, что все они готовы умереть в любой момент. И ни один отдельный ее член не осмеливается иметь противоположное мнение по этому базовому вопросу. А убедив себя, что не боятся смерти, они оправдывают все преступления против остальных.

Усмешка адмирала стала шире.

– Ну, ну, – сказал он. – Почти философ, не так ли? – Его проницательные глаза стали серьезными. – Но мысль очень интересная. Я никогда не задумывался над тем, что фактор мужества может быть таким фундаментальным.

Казалось он хочет продолжить, но его перебил робот-оператор.

– Я не могу связаться с эсминцем Y-381907. Госсейн-Ашаргин вздрогнул. Он испугался.

– Вообще нет контакта?

– Вообще.

Он снова взял себя в руки.

– Хорошо, продолжайте, пока не доставите послание. Известите меня на Горгзиде.

Он повернулся и пожал руку Палеолу. Через несколько минут он передвинул рычаг в кабине искривителя пространства, который должен был переправить его во дворец Энро.

 

XIII

Госсейн ожидал, что окажется в собственном теле. Ожидал, потому что в прошлый раз это случилось именно во время телепортации. Он так хотел, чтобы это произошло, что почувствовал острую боль разочарования, посмотрев сквозь прозрачную дверь кабины искривителя.

В третий раз за две недели он увидел комнату военного управления во дворце Энро. Его разочарование быстро прошло. Он оказался здесь и должен был с этим смириться. Подойдя к двери, он удивился, что комната пуста. Не попав в свое тело, он ожидал, что его немедленно попросят объяснить послание, отправленное капитану Фри. Он был готов к этому. Он был готов ко многому.

Он подошел к огромным окнам, залитым солнцем. Утро? – заинтересовался он, выглянув. Солнце стояло выше, чем в тот день, когда он прибыл во дворец Энро в первый раз. Это привело его в замешательство. Столько разных планет в разных концах галактики двигались вокруг своих солнц с разной скоростью. И вдобавок, из-за так называемой мгновенной транспортировки на искривителях пространства происходила потеря времени.

Он прикинул, что сейчас примерно полдесятого по времени города Горгзида. Слишком поздно, чтобы завтракать с Энро и Секохом, но это и не интересовало его. Госсейн направился к двери, ведущей во внешний коридор. Он предполагал, что его остановит или человек с приказом для него или команда настенного видеофона. Но никто его не остановил.

У него не было никаких иллюзий по этому поводу. Энро, обладающий даром видеть и слышать на расстоянии, конечно знал о его прибытии. Ему умышленно дали свободу действий, что говорило или о презрении к нему, или о любопытстве, если Энро лично наблюдал за ним. Впрочем, причина не имела значения. В любом случае свобода действий давала ему время ослабить нервное напряжение Ашаргина. Это было очень важно для начала. Хотя в долгой гонке даже это становилось неважным.

У него созрел план, и он собирался заставить Ашаргина идти на любой риск, включая, при необходимости, игнорирование приказов самого Энро.

Дверь в коридор была не заперта, как и неделю назад. По коридору шла женщина с ведром. Госсейн закрыл за собой дверь и кивком подозвал ее. При виде его формы она задрожала, как будто к ней никогда не обращались офицеры.

– Да, сэр? – промямлила она. – Апартаменты леди Нирены, сэр? Двумя этажами ниже. На двери табличка с ее именем.

Никто не остановил его. Девушка, открывшая дверь, оказалась миловидной. Она косо глянула на него и прошла в прихожую. Он услышал, как она оттуда позвала:

– Ни, он здесь.

Послышалось приглушенное восклицание, и в прихожей появилась Нирена.

– Ну, – сказала она, – вы входите? Или так и будете стоять здесь, как болван?

Госсейн промолчал. Он последовал за ней в гостиную, обставленную со вкусом, и сел в пододвинутое ею кресло. Другой женщины не было видно. Нирена холодно изучала его. Наконец, она сказала с горечью:

– Разговоры с вами приносят тяжелые последствия.

– Позвольте заверить вас, – сказал Госсейн, – что принц Ашаргин очень уважает вас. – Он умышленно говорил в третьем лице.

– Мне было приказано, – натянуто сказала Нирена, – приказано под страхом смерти.

– Есть только один выход: отвергать подобные предложения.

– Но тогда вы рискуете жизнью.

– Принц, – сказал Госсейн, – используется Энро для определенной цели. Не думайте, что Энро оставит его в живых, когда цель будет достигнута.

Она побледнела.

– Вы осмеливаетесь говорить такие вещи, зная, что он может слышать вас.

– Принцу, – сказал Госсейн, – нечего терять. В серых глазах мелькнуло любопытство.

– Вы говорите о себе, как о постороннем.

– Это способ мыслить объективно. – Он прервался. – Я пришел сюда, чтобы увидеть вас по двум причинам. Во-первых, я хочу задать вам вопрос, на который, надеюсь, вы ответите. Мне кажется, что за одиннадцать лет невозможно полностью подчинить галактическую империю. Это доказывает и наличие четырех миллионов заложников, содержащихся здесь, на Горгзиде. Похоже, по всей Великой Империи происходят беспорядки и смуты. Я прав?

– Конечно. – Нирена пожала плечами. – Энро и не скрывает этого. Он играет против времени, и сам процесс игры интересует его не меньше, чем результат.

– Ладно. А теперь второй вопрос. – Он описал положение Ашаргина во дворце и закончил. – Ему выделены какие-нибудь апартаменты?

Глаза Нирены расширились в удивлении.

– Вы хотите сказать, что не знаете, что произошло? Госсейн не ответил. Он был занят Ашаргином, который внезапно напрягся. Женщина поднялась, и он увидел, что она смотрит на него с меньшим недружелюбием. Она поджала губы и оглядела его странным, испытующим взглядом.

– Пойдемте со мной, – сказала она.

Она быстро подошла к двери, ведущей в другой коридор. Пройдя его до конца, она открыла дверь. Госсейн увидел спальню.

– Наша комната, – сказала она. Ее глаза вопросительно смотрели на него. Наконец, она покачала головой. – Вы действительно не знаете? Хорошо, я расскажу вам.

Она остановилась и немного напряглась, как будто действительность становилась более отчетливой из-за значения сказанных слов.

– Нас с вами поженили сегодня утром, согласно специальному приказу Секоха. Я была официально извещена об этом несколько минут назад.

Сказав это, она проскользнула мимо и пошла назад по коридору.

Госсейн запер за ней дверь. Он не знал, сколько у него осталось времени, но чтобы успеть переориентировать тело Ашаргина в кратчайший срок, надо использовать каждую минуту.

План был прост. Он останется в комнате, пока Энро не прикажет ему что-нибудь. И тогда он ослушается приказа. Он почувствовал, как Ашаргин задрожал от подобной идеи. Но Госсейн подавил слабость и сказал специально для нервной системы этого тела: «Принц, каждый раз, когда вы начинаете уверенно действовать на основе правильных положений, вы доказываете свое мужество, самоуважение и мастерство».

Все это было конечно сверхупрощенно, но необходимо в качестве подготовки к более высокому уровню ноль-А тренировки.

Первым делом Госсейн пошел в ванную и включил горячую воду и термостат. Прежде чем раздеться, он вышел в спальню посмотреть, нет ли там метронома. Но такового не оказалось.

Жаль конечно, но есть и другое средство, которое всегда под рукой в ванной. Он разделся и, наполнив ванну, завернул кран, но не до конца. Он с трудом заставил себя влезть в воду. Для слабого тела Ашаргина она показалась горячей, как кипяток. Он задыхался от жары, но постепенно привык к такой температуре. Откинувшись, он слушал ритмичный звук падающих капель.

Кап-кап-кап. Он широко открыл глаза, глядя на яркое пятно на стене. Кап-кап-кап. Постоянный звук, как биение его сердца. Тук-тук-тук, парь-парь-парь, переделал он значение. Так горячо, что каждый мускул расслаблялся. Кап-кап-кап, рас-слабь-ся.

В истории Земли было время, когда капли воды, ритмично падающие на лоб человека, доводили его до безумия. Сейчас, конечно, они капали не на голову, такое положение тела под краном было бы неудобным. Но принцип был тот же.

Кап-кап-кап. Китайские палачи, применявшие этот метод, не знали, что за ним скрывался большой секрет, и что человек сходил с ума, потому что думал об этом, потому что ему говорили это, потому что у него была абсолютная уверенность, что эта система приводит к безумию.

Если бы он верил, что она приводит к здравомыслию, эффект в этом направлении был бы не меньшим. Если бы он верил в то, что его слабое, неуклюжее тело становится сильным, ритм капель помог бы и в этом. Кап-кап-кап. Рас-слабь-ся, так приятно расслабиться. В земных больницах первым средством для ослабления эмоциональных и психических перегрузок были теплые ванны. Хотя, конечно, если не предпринимались дальнейшие действия, напряжение вскоре возвращалось. Убеждение было важной составной частью, гибкое эмпирическое убеждение, которое могло изменяться в соответствии с динамикой реальности, однако, которое по существу было нерушимо. У Госсейна оно было, у Ашаргина – нет. В его слабом теле было слишком много разбалансированных мест. Годы страха сделали его мускулы слабыми, истощили его энергию и задержали его рост.

Ритмично тянулись медленные минуты. Госсейн задремал. Было так удобно, так приятно лежать в теплой воде, в чреве теплой воды, откуда началась жизнь. Назад в горячие моря, откуда все произошло, в лоно Великой Матери. И нестись по течению в медленном пульсирующем ритме сердцебиения, дрожащего трепетом нового существования.

Стук в дверь спальни вернул его к действительности.

– Да? – крикнул он.

– Вас вызывает Энро, – послышался натянутый голос Нирены, – чтобы вы немедленно представили отчет.

Госсейн почувствовал, как тело Ашаргина пронзила острая боль.

– Хорошо, – ответил он.

– Принц, – настойчиво сказала Нирена, – он был очень резок.

Госсейн кивнул про себя. Он чувствовал возбуждение и не мог полностью побороть страх Ашаргина. Но у него не было сомнений. Пришел час бросить вызов Энро.

Он не спеша оделся и вышел из ванной. Нирена ждала в гостиной. Он хотел задать ей вопрос, но не прямо, поскольку ни на миг не забывал о способности Энро видеть и слышать сквозь твердые стены.

Решение пришло через секунду.

– У вас есть дворцовый справочник?

Она молча прошла к видеофону в углу и принесла светящуюся гибкую пластинку, которую вручила ему с разъяснением:

– Сдвиньте этот рычажок вниз. Когда раздастся щелчок, вы увидите этаж интересующей вас персоны и расположение ее апартаментов. На обратной стороне список имен, который автоматически пополняется.

Госсейну не понадобился список. Он знал, чьи имена ему нужны. Быстрым движением он передвинул рычаг на имя Риша, по возможности прикрывая его рукой.

Вероятно, Энро может видеть через руку так же хорошо, как и через стены, но должны же быть какие-то пределы его способности. Госсейн решил полагаться на скорость. Одним взглядом он получил информацию и передвинул рычаг на имя Секоха. Это также потребовало не больше секунды. Он осторожно поставил рычаг на нейтральную позицию и отдал пластину Нирене.

Он чувствовал удивительное спокойствие и легкость. Тело Ашаргина было пассивно. Оно невозмутимо принимало происходящее, что сулило успехи в будущем.

– Счастливо, – сказал он Нирене.

Он подавил импульс Ашаргина сообщить, куда идет. Не для того, чтобы Энро не узнал об этом еще несколько минут, а так как чувствовал, что Нирена станет отговаривать его.

Выйдя из холла, он быстро двинулся к лестнице и поднялся на этаж, где располагались апартаменты Энро. Он повернул направо и через минуту вошел в апартаменты женщины, которую некогда знал как Патрицию Харди. Он надеялся, что Энро будет очень интересно узнать, о чем будут говорить его сестра и принц Ашаргин, и что любопытство удержит его от немедленного вмешательства.

Когда Госсейн-Ашаргин прошел за слугой в приемную, он увидел Элдреда Кренга, стоявшего у окна. Венерианский ноль-А детектив повернулся и задумчиво посмотрел на вошедшего.

В тишине они глядели друг на друга. Госсейну показалось, что он больше заинтересован видеть Кренга, чем тот принца Ашаргина.

Он оценил положение Кренга. Ноль-А человек в самом логове врага изображал – с ее согласия – мужа сестры военного повелителя Великой Империи и на этом зыбком основании – а учитывая отношение Энро к бракам между братьями и сестрами, даже более зыбком, чем ему представлялось, – очевидно готовился противостоять планам диктатора.

Что именно он предпримет, вопрос стратегии. Ведь точно так же можно удивляться, на что рассчитывает принц Ашаргин, противостоя тому же тирану. Госсейн надеялся решить свою проблему дерзким неповиновением, основанным на плане, который пока что выглядел логично.

Первым заговорил Кренг.

– Вы хотите видеть горгзин Ришу? – Он применил титул правительницы планеты Горгзид.

– Очень.

– Как вы, наверное, знаете, я ее муж. Я надеюсь, вы не будете против, если я попрошу вас сначала рассказать о вашем деле мне.

Госсейн не был против. Вид Кренга чрезвычайно подбодрил его. Неаристотелевый детектив столь искусно действовал все это время, что одно его присутствие на сцене казалось частным доказательством, что ситуация не так уж плоха.

Кренг заговорил снова:

– О чем вы думаете, принц? – вежливо спросил он. Госсейн пустился в откровенный рассказ о том, что произошло с Ашаргином. Он закончил:

– Я решил поднять положение принца во дворце. С ним обошлись непростительно унизительно, и я хочу использовать связи горгзин, чтобы изменить отношение его превосходительства.

Кренг задумчиво кивнул.

– Понятно. – Он отошел от окна и пригласил Госсейна-Ашаргина сесть в кресло. – Мне трудно правильно оценить ваше положение. Из того, что я слышал, вы согласились на ту унизительную роль, которую Энро предназначил для вас.

– Как видите, – сказал Госсейн, – и это должен понять Энро, принц настаивает, чтобы, пока он жив, к нему относились в соответствии с его титулом.

– Ваше использование третьего лица любопытно, – сказал Кренг, – а также ваша фраза «пока он жив». Если вы способны придерживаться смысла этой фразы, то, кажется, принц может получить удовлетворение от горгзида.

Это было своего рода одобрение. Очень осторожное и все же определенное. Вполне возможно, что диктатор подслушивал их, поэтому все слова были на высоком вербальном уровне. Кренг поколебался и продолжил:

– Однако, сомнительно, чтобы моя жена смогла помочь вам как посредник. Она заняла позицию полного противодействия завоевательной войне, которую ведет ее брат.

Кренг сообщил ему информацию и, взглянув на него, Госсейн понял, что сообщил намеренно.

– Естественно, – сказал Кренг, – как ее муж, я тоже безоговорочно против войны.

Поразительно. Итак, их дерзость основывалась на родственных отношениях Патриции и Энро. Госсейн критически обдумал это. Их позиция имела такой же неотъемлемый недостаток, как и его собственная. Как же они борются с этим недостатком?

– Мне кажется, – медленно сказал Госсейн, – что, занимая такую позицию, вы и горгзин сильно ограничиваете свободу своих действий. Или я ошибаюсь?

– Частично, – сказал Кренг. – Здесь, в этой планетной системе, права моей жены почти равны правам Энро. Его превосходительство сильно привязан к традициям, обычаям и привычкам народа и поэтому не станет упразднять никакой местный институт.

Это была еще более полезная информация. И она была к месту. Она укрепляла его личный план. Госсейн собирался заговорить, но в этот момент в комнату вошла Патриция. Она улыбнулась, когда глаза их встретились.

– Я слышала все из другой комнаты, – сказала она. – Надеюсь, вы не обиделись?

Госсейн сказал, что нет, и наступила пауза. Он восхищенно смотрел на нее. Патриция Харди, горгзин Риша, сестра Энро, – молодая женщина, которая однажды притворялась дочерью президента Земли Харди, а позже женой Гилберта Госсейна. С таким шлейфом интриг она, безусловно, была личностью, с которой приходилось считаться. А главное, она никогда, насколько он знал, не колебалась в поддержке Лиги и ноль-А.

Ему показалось, что она стала более красивой, во всяком случае, не менее. Ростом она была пониже Лидж, предсказательницы, но выглядела более гибкой. В ее голубых глазах горело то же властное выражение, что и в серых глазах Лидж. Обе женщины были одинаково хороши. Но на этом сходство заканчивалось.

Кренг прервал тишину.

– Принц, – сказал он, и его тон был дружелюбен, – я думаю, что смогу прояснить отношение горгзин к вашей женитьбе на леди Нирене. Моя жена, ничего не зная о разговоре на прошлой неделе, приняла как само собой разумеющееся, что ваши родственные отношения с Ниреной узаконены церковью.

Патриция мягко засмеялась.

– Мне и в голову не могло прийти, что в этой ситуации есть какое-то скрытое течение.

Госсейн кивнул, но был мрачен. Ему казалось, что она проглядела и другое подводное течение. Наверняка она знала о намерениях Энро на ее счет и слишком легко относилась к этому. Энро должен все еще надеяться на свадьбу с сестрой, иначе он не пытался бы скрыть от нее, что не придает никакого значения родству, когда это касалось других людей.

– Ваш брат, – вслух сказал Госсейн, – замечательный человек. Я полагаю, он может услышать этот наш разговор, если очень захочет.

– Способность моего брата имеет любопытную историю.

Патриция остановилась, и Госсейн, который смотрел прямо на нее, увидел по выражению ее лица, что она собирается дать ему информацию.

Она продолжала:

– Наши родители не были ни особо умны, ни особо религиозны. Они решили, что наследник горгзид проведет свой первый после рождения год в склепе со Спящим Богом. Реакция народа была крайне враждебной, и поэтому через три месяца Энро был возвращен, после чего его детство протекало как обычно. Ему было около одиннадцати, когда обнаружилась его способность видеть и слышать на расстоянии. Естественно, отец и мать немедленно приписали это действию самого Бога.

– А что думает Энро? – спросил Госсейн.

Он не услышал ответа. В его сознании всплыли воспоминания Ашаргина о Спящем Боге, кусочки услышанного им, когда он был рабом храма.

Рассказы были совершенно непохожи. Священники могли увидеть Бога только во время обряда посвящения. Никто из них больше никогда не видел его. С их слов Спящий Бог был стариком, ребенком, юношей лет пятнадцати, младенцем и так далее – остальные сообщения имели так же мало общего, как и вопрос возраста.

Не ясно, были они загипнотизированы или же важность церемонии порождала у них видения.

Одна деталь ежедневного существования Спящего Бога чуть не выбила Госсейна из кресла – Спящий Бог лежал в склепе, и его снабжала пищей сложная система механизмов. Внутренняя иерархия служителей храма была организована, чтобы поддерживать работу этих машин.

Мысль, повергшая Госсейна в смятение, молнией вспыхнула в его мозгу. Ведь это могло быть способом охраны и поддержания жизнеспособности тела Госсейна.

От этой мысли его сознание напряглось. Несколько секунд идея казалась слишком фантастической, чтобы принять ее. Тело Госсейна здесь, в самом сердце Великой Империи? Здесь и охраняется всеми силами мощной языческой религии?

Кренг нарушил молчание.

– Время обедать, – сказал он. – Надеюсь, это касается всех нас. Энро не любит ждать.

Обед! Госсейн прикинул, что прошел час с тех пор, как Энро вызвал его для доклада. Достаточно долго для кризиса.

Но сам обед прошел в молчании.

Блюда уже убрали со стола, но диктатор продолжал сидеть, тем самым держа за столом остальных. Впервые он прямо посмотрел на Госсейна-Ашаргина. Взгляд был недружелюбен и холоден.

– Секох, – сказал он, не отводя глаз от Ашаргина.

– Да? – быстро ответил хранитель.

– Принесите детектор лжи. – Стальной взгляд уперся в переносицу Госсейна. – Принц требовал расследования, и я рад сделать ему одолжение.

Принимая во внимание обстоятельства, Энро выражался почти правильно. Но Госсейн изменил бы одно слово. Он ожидал расследования. И вот оно началось.

Когда датчики детектора лжи были прикреплены к Госсейну-Ашаргину, Энро поднялся. Он сделал знак остальным оставаться на своих местах и начал:

– Мы имеем очень любопытную ситуацию. Неделю назад я приказал доставить принца Ашаргина во дворец. Я был поражен его внешностью и действиями. – Его губы искривились. – Очевидно, он страдал от сильного чувства вины, которое, по-видимому, происходило от сознания, что его семья обманула надежды народа Великой Империи. Он был нервным, напряженным, робким, почти косноязычным. Это было жалкое зрелище. Более десяти лет он был в изоляции от межпланетных и местных событий.

Энро остановился. Его лицо было серьезным, глаза горели. Он продолжал тем же натянутым тоном.

– Но даже в это первое утро он продемонстрировал одну или две вспышки проницательности и понимания, что было нехарактерно для него. В течение недели, проведенной на линкоре адмирала Палеола, он вел себя так, как мы и ожидали, зная его прошлое. В течение последнего часа, проведенного на борту корабля, он снова радикально изменился и снова показал знание, которое было выше его возможностей. Среди прочего, он отправил послание на эсминец Y-381907…

Энро быстро повернулся к одному из секретарей и протянул руку.

– Послание, – приказал он. Ему немедленно вручили лист бумаги.

Госсейн слушал, пока Энро читал. Казалось, каждое слово ставилось ему. в вину. Диктатор, самый могущественный повелитель в галактике, отвлекся от множества своих дел, чтобы уделить внимание индивидууму, которого он собирался использовать как пешку в своей игре.

Предвидел или нет такой кризис невидимый игрок, перенесший сознание Гилберта Госсейна в мозг принца Ашаргина, не имело значения. Может, Госсейн и пешка, передвигаемая по чьей-то воле, но, даже будучи под присмотром, событиями он управлял, когда мог.

Энро заговорил снова мрачным голосом.

– Ни я, ни адмирал сразу не сообразили, какую миссию выполнял этот эсминец. Наконец, мы выяснили, что это за корабль. Кажется невероятным, чтобы принц Ашаргин мог когда-нибудь слышать о нем. Миссия эсминца сверхсекретна и сверхважна и, хотя я сейчас не скажу, в чем она заключается, я могу сообщить, что его послание не доставлено.

Госсейн не мог поверить в это.

– Робот-оператор при мне отправил его, – быстро сказал он.

Энро пожал плечами.

– Послание не было остановлено нами. Оно не было принято эсминцем. Мы не в состоянии связаться с эсминцем Y-381907 уже несколько дней, и я вынужден просить вас дать несколько прямых ответов. Эсминец был доставлен на Алерту линкором, и теперь потребуется больше месяца полета нового корабля, чтобы достигнуть этой планеты.

Госсейн получил две новости, переполнявшие его чувства. То, что в ближайший месяц с Алерты не будут прибывать предсказатели, было большой победой. Другой новостью была загадочная судьба эсминца.

– Но куда он мог деться? – спросил он.

Он подумал о Фолловере и напрягся. Через миг он отбросил наиболее страшные подозрения. Очевидно, Фолловер действительно не мог предсказывать события, которые имели отношения к Гилберту Госсейну. Однако, это касалось тех случаев, когда действовал его дополнительный мозг. Поэтому можно предположить, что сейчас он знает, где Гилберт Госсейн.

Именно здесь логическая цепь заканчивалась. По существу не было причин, чтобы Фолловер стал скрывать от Энро местоположение эсминца. Госсейн в упор посмотрел на Энро. Пришло время еще раз потрясти диктатора.

– А Фолловер не знает? – спросил он.

Энро уже приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но со скрежетом сжал зубы. Он уставился на Госсейна, ничего не понимая. Наконец, он сказал:

– Итак, вы знаете о Фолловере. Это интересно. Сейчас детектор лжи сообщит нам кое-что о том, что происходит в вашем сознании.

Он повернул выключатель.

За столом была тишина. Даже Кренг, который с отсутствующим видом ковырялся в тарелке, откинулся в кресле и положил вилку. Секох смотрел задумчиво. Патриция Харди наблюдала за своим братом, слабо скривив губы. Она заговорила первой.

– Энро, не будь так глупо мелодраматичен.

Тот повернулся к ней, его глаза сузились, лицо потемнело от гнева.

– Замолчи! – грубо сказал он. – Мне не нужны комментарии женщины, опозорившей своего брата.

Патриция пожала плечами, а Секох резко сказал:

– Ваше превосходительство, сдерживайтесь!

Энро повернулся к хранителю, и на миг выражение его лица стало таким злобным, что Госсейну показалось, что он ударит священника.

– Вы всегда интересовались ею, не так ли? – с усмешкой сказал он.

– Ваша сестра, – сказал священник, – является со-правительницей Горгзида и хранительницей Спящего Бога.

– Иногда, Секох, – сказал Энро, и усмешка стала шире, – создается впечатление, что Спящий Бог – это вы. Опасная иллюзия.

Священник быстро ответил:

– Я говорю, имея полномочия, которые мне доверили Государство и Храм. Я не имею права поступать иначе.

– Я – Государство, – холодно сказал диктатор. Госсейн сказал:

– Кажется, я уже слышал это раньше.

Похоже, никто не понял его замечания. И тут до него дошло, что он оказался свидетелем главного столкновения.

– Вы и я, – сказал Секох мелодичным голосом, – держим чашу жизни, но только на короткий миг. Выпив ее до дна, мы опустимся вниз, в темноту. Но Государство, тем не менее, останется.

– Управляемое моей кровью!

– Может быть. – Голос священника звучал отдаленно. – Во всяком случае мы должны сначала победить.

– А потом?

– Вы получите зов Храма.

Энро раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Постепенно на его ничего не выражавшем лице появилась понимающая улыбка.

– Умно, не так ли? – сказал он. – Итак, я получу зов Храма, чтобы стать посвященным. Наверное, есть что-то знаменательное в том, что о зовах сообщаете вы.

– Когда Спящий Бог будет недоволен тем, что я делаю или говорю, – спокойно сказал священник, – я узнаю об этом.

Усмешка опять появилась на лице Энро.

– О, узнаете, узнаете! Видимо, он сообщит вам, а вы расскажете нам?

Секох ответил просто:

– Ваши намеки не трогают меня, ваше превосходительство. Если бы я использовал мое положение в личных целях, Спящий Бог не стал бы долго терпеть такое святотатство.

Энро колебался. Его лицо уже не было столь мрачным, и Госсейну показалось, что могущественный правитель трети галактики чувствует себя не в своей тарелке.

Он не удивился. Люди привязаны к собственному дому. Несмотря на все достижения Энро, под кожей этого человека, чье слово было законом для девятисот тысяч военных кораблей, бились импульсы живой нервной системы.

В нем они исказились до неузнаваемости. Однако мужчина когда-то был мальчиком, а мальчик младенцем, рожденным на Горгзиде. Связь была так сильна, что он перенес столицу Великой Империи на свою родную планету. Такой человек не станет с легкостью оскорблять языческую религию, на догмах которой он воспитывался.

Госсейн понял, что правильно прочел происходящее в чужой душе. Энро насмешливо поклонился Патриции.

– Сестра, я смиренно приношу извинения. Он резко повернулся к Госсейну-Ашаргину.

– Эти двое на эсминце, кто они? Итак, расследование продолжается.

Госсейн без заминки ответил:

– Женщина – обычный предсказатель. Мужчину зовут Гилберт Госсейн.

Он осторожно посмотрел на Патрицию и Кренга, произнося столь знакомое им имя. Главное, чтобы они не подали вида, что знают его.

Прореагировали они превосходно, как показалось Госсейну. Они продолжали внимательно смотреть на него, но не было и следа удивления на их лицах.

Энро занялся детектором лжи.

– Какие комментарии? – спросил он.

Пауза длилась несколько секунд. Наконец, детектор сказал:

– Информация правдивая, если рассматривать заданный вопрос.

– А что еще можно рассматривать? – резко спросил Энро.

– Здесь неразбериха, – был ответ.

– В чем?

– В идентификации личности. – Казалось, детектор понял, что ответ не удовлетворяет требованиям. Он повторил: – Неразбериха.

Он собирался сказать еще что-то, но, должно быть, звук отключили.

– Хорошо, я уточню, – вспылил Энро. Он поколебался. – Путаница связана с двумя людьми на эсминце?

– Нет, – ответил детектор. – Это… – неуверенно сказал он, – это не точно. – Он заговорил решительно. – Ваше превосходительство, этот человек Ашаргин и, тем не менее, он не Ашаргин. Он… – На миг детектор замолчал, а затем, запинаясь, закончил: – Следующий вопрос, пожалуйста.

Патриция хихикнула. Это был неуместный звук. Энро бросил на нее грозный взгляд. Он злобно сказал:

– Какой дурак принес сюда неисправный детектор? Сейчас же замените его.

Второй детектор, подсоединенный к Госсейну, ответил на вопрос Энро:

– Да, это Ашаргин, – пауза. – Кажется, что это он, – добавил он неопределенно. – Здесь какая-то неразбериха.

Теперь наступила какая-то неразбериха в Энро.

– Это неслыханно, – воскликнул он. – Ну хорошо, мы доберемся до сути. – Он уставился на Ашаргина. – Эти люди на эсминце, как я понял из вашего послания капитану Фри, пленники. Госсейн кивнул.

– Да, правильно.

– И вы хотите доставить их сюда. Почему?

– Я думаю, вы захотите допросить их, – сказал Госсейн.

Энро снова был сбит с толку.

– Я не понимаю, как вы собираетесь использовать их против меня, если они здесь будут в моей власти. – Он повернулся к машине. – Что по этому поводу, детектор? Он говорит правду?

– Если вы имеете в виду, хочет ли он доставить их сюда? Да, хочет. Что касается использования их против вас – здесь все перемешивается.

– Каким образом?

– Мысль, что человек на корабле уже здесь, и мысль о Спящем Боге как-то переплетаются с Ашаргином.

Энро молча стоял пораженный, в этот момент вмешался Секох.

– Ваше превосходительство, можно я задам вопрос принцу Ашаргину?

Энро молча кивнул.

– Принц, есть ли у вас какая-нибудь идея о природе этой неразберихи?

– Да, – ответил Госсейн.

– Каково же ваше объяснение?

– Периодически Спящий Бог господствует надо мной, контролирует и направляет меня.

«И пусть, – подумал Госсейн с глубоким удовлетворением, – детектор лжи попробует опровергнуть это».

Энро расхохотался. Это был смех человека, который был готов к встрече с грозным обстоятельством, но вместо этого столкнулся с чем-то нелепым. Он упал на стул и, закрыв лицо руками, смеялся, не в силах справиться с собой. Его плечи тряслись, когда он, наконец, поднял голову, в глазах были слезы.

– Итак, вы – Спящий Бог, – сказал он, – и теперь вы овладели Ашаргином.

Смех снова напал на него, и он хохотал добрых полминуты, прежде чем сумел остановиться. На этот раз он посмотрел на Секоха.

– Господин хранитель, – сказал он, – который этот? – И, понимая, что его вопрос требует объяснения для сидящих за столом, повернулся к Госсейну. – В течение года около сотни человек только на этой планете утверждали, что ими овладел Спящий Бог. По всей Империи около двух тысяч рыжеволосых мужчин претендовали быть Энро Рыжим, и в течение последних одиннадцати лет приблизительно десять тысяч человек объявляли себя принцем Ашаргином. Причем половине из них больше пятидесяти.

– А что говорил о них детектор лжи?

Госсейн ожидал скептицизма. За исключением Кренга, все присутствующие были таламическими людьми. Даже Патриция Харди, хотя и бывала на Венере, не стала ноль-А. Такие индивидуумы не смогут разобраться в собственных противоречиях и будут противоречиво спорить, не принимая в расчет реальность. Важно, что зерно сомнения было посеяно. Он увидел, что Энро нахмурился.

– Ну, хватит фарса, – сказал диктатор. – Давайте вернемся к некоторым фактам. Я допускаю, что вы дурачите меня, но зачем? Чего вы хотите?

– Понимания, – ответил Госсейн. Он говорил осторожно, хотя чувствовал решимость. – По всей видимости, вы хотите меня для чего-то использовать. Очень хорошо, я согласен, чтобы меня использовали. До определенного момента. За это я хочу свободы действий.

– Свободы чего?

Следующие слова Госсейна подействовали на остальных, сидящих за столом, как взрыв бомбы.

– Развязав войну, – сказал он, – вы подвергаете опасности жизнь каждого человека в галактике, включая Великую Империю. Я думаю, вы примете совет тех, кому придется разделить вашу участь, если что-то пойдет не так.

Энро наклонился и отвел руку назад, словно собираясь ударить его по лицу. Он сидел так несколько секунд, напряженный. Его губы были сжаты, глаза холодны. Он медленно расслабился и откинулся назад. На лице появилась слабая улыбка, и он сказал:

– Продолжайте, продолжайте. Повесьте себя!

– Мне кажется, вы так сконцентрировались на наступательной части войны, что, возможно, не принимаете во внимание некоторые не менее важные аспекты.

Энро удивленно покачал головой.

– Это говорит тот, – сказал он в изумлении, – кто провел последние одиннадцать лет жизни в огороде.

Госсейн проигнорировал комментарий. Он был напряжен, и ему казалось, что он делает успехи. Его теория была очень простой. Принц Ашаргин не привлек бы внимания в такой критический момент, если бы не было важной причины. Его так просто не уничтожат, пока цель, ради которой он был воскрешен, не будет выполнена.

Кроме того, это удобный момент выяснить, что делает Энро с определенными индивидуумами.

– К примеру, – сказал Госсейн, – проблема Фолловера. – Он остановился, чтобы его слова дошли до Энро, и продолжил. – Фолловер практически неуничтожим. Не думаете ли вы, что когда война будет выиграна, такой субъект, как Фолловер, позволит Энро Рыжему господствовать над галактикой?

Энро мрачно сказал:

– Я позабочусь о Фолловере, если его когда-нибудь посетят такие мысли.

– Легко сказать. Он может сейчас войти в комнату и убить всех, кто находится здесь.

Энро покачал головой. Казалось, его позабавила эта мысль.

– Друг мой, – сказал он, – вы наслушались пропаганды Фолловера. Я не знаю, как он становится тенью, но давно решил, что остальное базируется на обычной физике. Искривители и перенос энергии. В этом здании только два искривителя пространства вне моего контроля. И я терплю это.

– Тем не менее, – сказал Госсейн, – он может предсказать каждое ваше движение.

Улыбка исчезла с лица Энро.

– Он может предсказывать, сколько влезет, – сказал он грубо. – Власть у меня. Если он будет препятствовать мне, то быстро окажется в положении человека, приговоренного к повешению. Он даже узнает день и час, но ничего не сможет поделать.

– По-моему, вы так не думаете, – сказал Госсейн. Энро молчал, его взгляд остановился на столе. Наконец он поднял глаза:

– Что-нибудь еще? – сказал он. – Я жду условий, о которых вы упомянули.

Пришло время заняться делом.

Госсейн почувствовал, что напряжение накапливается в теле Ашаргина. Ему нужна была передышка, чтобы расслабить нервную систему принца. Он хотел было взглянуть на Патрицию, Кренга и Секоха, чтобы увидеть их реакцию на развитие событий. Это дало бы Ашаргину возможность расслабиться.

Но он подавил это желание. Энро практически забыл о присутствии остальных. И было бы глупо отвлекать его сконцентрированное внимание. Он сказал вслух:

– Я хочу, чтобы мне разрешили связываться с любой точкой галактики в любое время дня и ночи. Естественно, вы или ваш агент можете прослушивать.

– Естественно, – саркастически сказал Энро. – Что еще?

– Я хочу иметь право пользоваться искривителями для транспортировки в любое место Великой Империи по моему желанию.

– Я счастлив, – сказал Энро, – что вы ограничиваете свои передвижения только Великой Империей. – Он остановился. – Продолжайте, пожалуйста.

– Я хочу иметь право пользоваться любым оборудованием, каким пожелаю, из Министерства имуществ. – Он быстро добавил: – Конечно, исключая оружие.

Энро сказал:

– Я вижу, что ваши запросы могут продолжаться до бесконечности. Что вы предлагаете в обмен на ваши фантастические требования?

Госсейн ответил не Энро, а детектору лжи.

– Ты все слышал. Говорил ли я искренне? Трубки слабо блеснули. Детектор долго молчал.

– Ваши мысли ясны до определенного момента. Дальше этого появляется неразбериха со… – Он остановился.

– Спящим Богом? – спросил Госсейн.

– Да, а может нет.

Госсейн повернулся к Энро.

– Сколько восстаний, – спросил он, – произошло на планетах Великой Империи, где производится основное военное оборудование?

Диктатор сердито посмотрел на него.

– Более двух тысяч.

– Это всего лишь три процента. О чем вы беспокоитесь?

Для его целей это утверждение было не слишком хорошим, но Госсейн хотел информации.

– Некоторые из этих производств, – откровенно признался Энро, – слишком важны технологически.

Именно это и хотел услышать Госсейн.

– Если вы согласны на мои условия, я выступлю в поддержку вашей войны. Чего бы ни стоило имя Ашаргина в управлении империей, я поступаю в ваше распоряжение. Я буду сотрудничать до следующего уведомления. Это то, что вы от меня хотели, не так ли?

Энро поднялся.

– Вы уверены, что больше ничего не хотите?

– Еще одно, – сказал Госсейн.

– Да?

Госсейн проигнорировал насмешку в голосе Энро.

– Это касается моей жены. Она больше не появится в ванной правителя.

Наступила долгая пауза, а затем мощный кулак опустился на стол.

– Договорились, – сказал Энро звенящим голосом. – И я хочу, чтобы вы произнесли свою первую речь сегодня вечером.

 

XIV

Был поздний вечер, когда Госсейн вернулся в апартаменты Нирены. Женщина сидела за столом и писала письмо. Когда он вошел, она положила ручку и пересела в большое кресло. Из его глубины она смотрела на Госсейна спокойными серыми глазами.

– Итак, мы получили месяца два для жизни, – сказала она, наконец.

Госсейн-Ашаргин прикинулся удивленным.

– Так долго? – спросил он.

Он не стал больше комментировать это. Что и откуда она услышала о произошедшем за обедом, не имело значения. Ему было жаль ее, но у него не было возможности влиять на ее судьбу. Когда правитель мог приказать женщине стать любовницей или женой незнакомого человека только из-за того, что она полминуты поговорила с ним, было невозможно угадать, что случится завтра. Она сделала ошибку, родившись в знатной семье, и поэтому жила у самой пропасти подозрительности Энро.

Нирена прервала молчание.

– Что вы собираетесь делать теперь?

Госсейн сам задавал себе этот вопрос, осложненный возможностью возвращения в любой момент в свое тело.

Но, положим, он не вернется. Положим, он останется здесь еще на несколько дней. Что тогда? Мог ли он сделать что-нибудь полезное для Ашаргина или Госсейна?

Вопросом номер один была проблема Венеры. Был ли в космосе еще кто-нибудь из венерианцев? Знали ли они вообще, что происходит?

Вторым вопросом был Спящий Бог. Он должен увидеть Спящего Бога. Для этого требовалось получить разрешение Секоха.

Его мысль задержалась на третьем вопросе в его планах. Тренировать Ашаргина. Он посмотрел на Нирену.

– Я с трудом управляю принцем и думаю, было бы неплохо разрешить ему отдохнуть часок.

– Я скажу вам, когда это время пройдет, – и ее голос был таким мягким, что Госсейн вздрогнул, посмотрев на нее.

В спальне Госсейн записал на магнитофон трехминутный образец для расслабления и включил магнитофон в режим повторения. Затем он лег. В течение следующего часа он почти не спал. На заднем плане звучал монотонный голос Ашаргина, снова и снова повторяющий несколько фраз.

Лежа так, он позволил неприятным воспоминаниям Ашаргина о годах заключения беспрепятственно проникать в его сознание. Каждый раз, подходя к какому-нибудь инциденту, оставившему глубокое впечатление, он молча обсуждал его с молодым Ашаргином. Каждый раз внутри него как бы оживал пятнадцати-шестнадцати-двадцатилетний наследник Ашаргин. Старший Ашаргин разговаривал с младшим в момент, когда последний переживал травматическую ситуацию.

С высоты своего жизненного опыта он уверял молодого Ашаргина, что на потрясший его инцидент можно посмотреть и по-другому. Уверял, что страх боли и страх смерти – только эмоции, которые можно преодолеть, и что шок от этого случая, подействовавшего так сильно на него, вскоре пройдет. Более того, в будущем это поможет ему лучше понимать такие моменты.

Это было нечто большее, чем импровизированная замена ноль-А тренировки. Эта была вполне надежная с научной точки зрения система самотерапии, она должна была принести определенную пользу.

– Расслабься, – успокаивал голос.

И из-за того, что он выполнял указания, каждое слово имело значение.

– Ослабь напряжение прошедшей жизни. И пусть все страхи, сомнения и неопределенности уйдут из нервной системы.

Результат не зависел от веры, хотя убежденность усиливала эффект. Самотерапия требует времени. Прежде всего, необходимо правильно выявить неприятные воспоминания, и только после этого воздействовать на них.

Принца Ашаргина невозможно укрепить за один день.

Тем не менее, когда Нирена легко постучала в дверь, у него был не только эквивалент часового сна, но и психоаналитическая переориентация, которая при данных обстоятельствах не могла быть достигнута другим путем.

Он встал подкрепленный.

Дни шли, но он так ничего и не выяснил о Венере.

Существовало несколько возможностей. Но все они требовали хотя бы намека на то, что он желает знать. Энро мог понять значение такого намека так же быстро, как и человек, к которому Госсейн собирался обратиться.

Он не хотел идти на такой риск, пока не исчерпает все остальные средства.

К концу четвертого дня Госсейн начал беспокоиться. Несмотря на так называемую свободу действий, в теле Ашаргина он был изолирован и не мог делать самого важного с его точки зрения.

Только ноль-А венерианцы могли остановить Энро и предсказателей. Но, насколько он знал, они были отрезаны и не способы действовать. Они легко могли быть уничтожены диктатором, который уже сотни планет приказал стереть в порошок.

Каждый день он надеялся вернуться в свое тело. Он пытался помочь этому, при любой возможности используя лифты искривителей. Четыре раза за четыре дня он совершал перемещения на отдаленные планеты и обратно. Но его сознание по-прежнему оставалось в теле принца.

Он ждал информации о восстановлении контакта с эсминцем Y-381907, но напрасно.

Что же могло случиться?

На четвертый день он пошел в Межпланетное Министерство Связи, занимающее девяностоэтажное здание длиной в десять кварталов. В информационной секции размещалось сто роботов-операторов, распределяющих вызовы по определенным секторам. Он назвал свое имя одному из них.

– О, да, – сказал тот. – Принц Ашаргин. Мы получили инструкции.

– Какие инструкции? – спросил Госсейн. В ответе слышалась откровенность Энро.

– Вы можете вызывать кого угодно, но запись вашего разговора должна быть направлена в Разведывательный отдел.

Госсейн кивнул. Он не ожидал ничего другого. С помощью искривителя он переместился в сектор, указанный роботом-оператором, и сел за видеофон.

– Я хочу говорить с капитаном Фри или с кем-нибудь другим на борту Y-381907.

Он мог сделать этот вызов и из апартаментов Нирены, но здесь он видел искривитель, передающий его послание. Он видел собственными глазами, как робот-оператор набирает номер, принадлежащий Y-381907.

Это был один из способов устранить возможные препятствия, если таковые имелись, его попытке связаться с эсминцем.

Другим способом был вызов с планеты, выбранной наугад. Он проделал это уже дважды, но безрезультатно.

Итак, прошла минута. Затем две минуты. До сих пор не было ответа. Примерно через четыре минуты робот-оператор сказал:

– Один момент, пожалуйста.

В конце десятой минуты снова зазвучал голос робота-оператора. – Ситуация такова. Когда подобие было поднято до известного механического предела – двадцать третьего десятичного знака, был получен слабый отклик. Однако это автоматический отклик. Очевидно, образец на другом конце все еще частично подобен, но продолжает изнашиваться.

– Спасибо, – сказал Госсейн-Ашаргин.

Трудно представить, что его тело находится где-то в глубинах космоса в то время, когда его мыслящая сущность здесь, привязанная к нервной системе Ашаргина.

Что же могло случиться?

На шестой день Энро выступил в видеофонном эфире с речью. Он ликовал, его голос триумфально звенел, когда он сообщал:

– Великий Адмирал Палеол, командующий нашими силами в Шестом Деканте, только что информировал меня, что столица Туул несколько часов назад уничтожена нашим непобедимым флотом. Это только одна из бесконечных серий побед, одержанных народом и оружием Великий Империи в схватке с отчаянно сопротивляющимся врагом. Продолжайте, адмирал! Сердца народа и доверие правительства с вами!

Туул? Госсейн вспомнил это название с помощью Ашаргина. Туул был оплотом самого могущественного государства Лиги. Это лишь одна из тысяч планет, но факт названия ее «столицей» символичен для людей с нецельным сознанием, для которых карта семантически является территорией, а слово – событием.

Даже для Госсейна уничтожение Туула стало переломным моментом. Он не имел права выжидать.

После ужина он пригласил Нирену пойти с ним повидать Кренга и Патрицию.

– Надеюсь, что вам с горгзин есть о чем поболтать, – сказал он с ударением.

Она удивленно взглянула на него, но он не стал вдаваться в объяснения. Госсейн не мог открыто рассказать о своей идее помешать проницательности Энро.

Нирена превзошла себя. Госсейн не был уверен, поняла ли она его. Но с самого начала ее голос не умолкал.

Патриция сперва отвечала, запинаясь. Она была явно ошарашена трескотней Нирены. Но вскоре, должно быть, догадалась. Она присела на краешек кресла Кренга и ответила длинной и шумной, как пулеметная очередь, тирадой.

Нирена поколебалась, а затем подошла и села Ашаргину на колени. Беседа, которая последовала за этим, была, пожалуй, самой активной из всех, когда-либо слышанных Госсейном. Вряд ли была минута в течение этого вечера, когда его осторожные слова на заднем плане не были заглушены женской болтовней.

Сначала Госсейн поставил на рассмотрение не самую важную проблему.

– Вы что-нибудь слышали о дополнительном тренированном мозге? – спросил он.

Впервые он адресовал слова непосредственно Кренгу. Карие глаза задумчиво изучали его. Затем Кренг улыбнулся.

– Немного, а что бы вы хотели знать?

– Меня интересует проблема времени, – сказал Госсейн. – «Фотографирование» происходит медленно, медленнее, чем подобный химический процесс, а видеосъемка просто молниеносна по сравнению с этим.

Кренг кивнул и сказал:

– Общеизвестно, что машины могут выполнять любую частную функцию быстрее, а часто и лучше, чем данный человеческий орган. Это плата за нашу практически неограниченную приспособляемость.

Госсейн быстро спросил:

– Вы думаете, проблема неразрешима?

Собеседник покачал головой.

– Смотря в какой степени. Возможно, первоначальное обучение проходило неправильно, и тогда другой подход может привести к лучшим результатам.

Госсейн знал, что Кренг имеет в виду. Пианист, запомнивший неправильную постановку руки, не станет виртуозом, пока не обучится другой методике. Человеческие мозг и тело как целое могут тренироваться разными способами. Некоторые из этих способов приводят к плачевным результатам, а некоторые столь замечательны, что ординарный индивидуум, правильно их применяя, может стать гением.

Вопрос был в том, как ему переобучить свой дополнительный мозг, когда он вернется в собственное тело.

– Я бы сказал, – заметил Кренг, – все дело в постановке правильных представлений.

Они немного поговорили об этом. Некоторое время Госсейн не беспокоился о том, что Энро может подслушивать. Даже если диктатор и разобрал бы что-нибудь через почти несмолкаемую трескотню Нирены и Патриции, эта часть разговора была бы непонятна ему.

Но, несмотря на это, он продолжал соблюдать все предосторожности. Кренг выдвинул несколько предложений по поводу переобучения, но Госсейну казалось, что неаристотелевый детектив все еще пытается определить объем знаний Ашаргина.

Это заставило его сменить тему. Он заговорил об обладании одного сознания другим, обратив внимание на то, что в процессе телепортации между развитым дополнительным мозгом и рудиментом такого же мозга, присутствующим у всех людей, вероятно происходит контакт, в результате которого больший может перейти в меньший.

Кренг внимательно слушал.

– А как вы думаете, – спросил он, – когда дополнительный мозг переходит в рудиментарный, он контролирует оба тела или нет?

– Конечно же нет. В этом случае развитый дополнительный мозг пребывает в состоянии релаксации, – ответил Госсейн.

Он был доволен, что затронул этот вопрос и, вопреки помехам, ухитрился проинформировать Кренга о том, что тело Госсейна сейчас без сознания.

Поскольку Кренг уже знает, что в данный момент Госсейн находится на борту Y-381907, ситуация должна стать для него ясной.

– Было время, – продолжил Госсейн, – когда я принял, как само собой разумеющееся, участие третьего лица, которое производит эти перестановки. Трудно поверить, – он поколебался, – что Спящий Бог оставил бы свое сознание в теле такого ограниченного человека как Ашаргин, если бы мог избежать этого.

Он надеялся, что Кренг поймет, что Гилберт Госсейн действительно не может управлять своей судьбой.

– И, разумеется, – продолжал он, – Ашаргин только марионетка, которая может действовать только как Ашаргин.

– Я бы этого не сказал, – осторожно сказал Кренг. Так внезапно они приблизились к их главной цели.

По крайней мере, размышлял Госсейн, глядя на собеседника, это была его главная цель. Позиция Кренга откровенно сбивала его с толку. Казалось, тот бездействует. Он пошел на риск – на страшный риск, если вспомнить то, что он сделал на Венере, – прибыв в штаб-квартиру Энро. И теперь он день за днем сидит здесь, ничего не делая.

Его план, если таковой имелся, должно быть, действительно важен, если оправдывает бездействие в то время, как битва в Шестом Деканте неумолимо движется к финалу.

Кренг живо продолжил:

– По-моему, принц, эти странные разговоры могут завести далеко. Пришло время, когда люди действуют. Вот Энро, выдающийся пример человека действия. Военный гений первого порядка. Такие, как он, появляются только один раз в несколько столетий.

Странно было слышать такую похвалу из уст Элдреда Кренга. И поскольку это утверждение было ложным – любой ноль-А венерианец, обученный военной тактике, мог сравняться в «гениальности» с Энро – очевидно оно имело определенную цель.

В сказанном Кренгом он увидел удобный случай кое-что уточнить для себя и быстро вставил:

– Мне кажется, что люди вроде вас, сами оставят след в военной истории галактики. Было бы интересно проследить за развитием событий.

Кренг засмеялся.

– Время покажет, – сказал он и сменил тему, продолжая: – К сожалению, Энро все еще не признан как величайший гений, который когда-либо жил.

Госсейн угрюмо кивнул. Видимо, что-то происходит. Но его собственный вопрос был обойден, хотя он был уверен: Кренг понял, что он хотел сказать.

«И он не ответил, – мрачно подумал он. – Ладно, если у него действительно есть план, ему виднее».

– Я уверен, – сказал Кренг, – что после его смерти даже народы Лиги признают совершенным искусство войны, которую он ведет против них.

И тут Госсейн догадался, что Кренг имеет в виду.

«Величайший… который жил», «После его смерти…»

Кренг предлагал ему убить Энро. Госсейн был изумлен. Некогда и ему казалось, что такой бесполезный тип, как Ашаргин, только на то и годен, чтобы стать жертвой ради убийства Энро. Но ситуация изменилась. Наследник Ашаргин теперь стал известен миллиардам людей. Он должен жить. В определенный момент его влияние могло оказаться решающим.

Жертвовать им сейчас для попытки устранения диктатора все равно, что выбросить ферзя с доски. Сегодня, зная Энро, он был убежден, что Ашаргин бесполезно отдал бы свою жизнь.

Кроме того, смерть Энро не остановит флот. Там останется Палеол, мрачный и решительный. Палеол и тысячи офицеров, поставившие себя вне законов Лиги, захватят власть и пойдут против любой группировки, которая попытается изменить Великую Империю.

Конечно, если Ашаргин погибнет, Гилберт Госсейн скорее всего вернется в свое тело. Но он все еще верил, что сможет вернуться, не прибегая к крайним мерам. Он подождет еще неделю. А пока займется подготовкой. Если через неделю он все еще будет в этом теле, возможно он и пойдет на то, на что намекал Кренг.

Нехотя, со множеством оговорок, Госсейн кивнул, одобряя заговор.

Он рассчитывал, что они еще обсудят детали, но Кренг встал:

– Спасибо за приятную беседу. Я рад, что вы зашли.

В дверях ноль-А детектив добавил:

– Попробуйте сымитировать рефлекс улучшенного зрения.

Этот метод тренировки уже приходил на ум Госсейну. Он кивнул.

– Спокойной ночи, – коротко сказал он.

Он чувствовал глубокое разочарование от визита, возвращаясь с притихшей Ниреной в свои апартаменты.

Он дождался, когда Нирена выйдет из комнаты и, сев за видеофон, вызвал Мадрисола из Лиги.

Это действие могло интерпретироваться как измена, несмотря на разрешение Энро звонить кому угодно. Неуполномоченные персоны не общались с врагом во время войны. Пока он размышлял, насколько бдительно Разведывательный отдел следит за ним, раздался голос оператора:

– Секретарь Лиги согласен говорить с принцем Ашаргином, но только при условии признания того, что он, как представитель законной власти, говорит с человеком, поставившим себя вне закона.

Госсейн сразу понял юридический смысл этого условия и возможные последствия для Ашаргина, если он его примет. Он был готов сделать все, что в его силах, для победы Лиги. И если Лига победит, то Ашаргин окажется в незавидном положении.

Он почувствовал досаду, но через секунду нашел выход.

– Принц Ашаргин, – сказал он, – имеет настоятельные причины для разговора с Мадрисолом и поэтому принимает условие, но без последствий.

После этого долго ждать не пришлось. На экране появилось худое, аскетичное лицо Мадрисола. Казалось, Мадрисол похудел еще сильнее с тех пор, как он разговаривал с Гилбертом Госсейном.

Секретарь Лиги заговорил первым:

– Вы предлагаете капитуляцию?

Вопрос был столь нереалистичен, что поверг Госсейна в изумление. Мадрисол резко продолжил:

– Надеюсь, вы понимаете, что компромисса быть не может. Вся правящая верхушка Великой Империи должна предстать перед военным трибуналом Лиги.

Вот фанатик! Госсейн без иронии ответил:

– Сэр, вам не кажется, что вы делаете опрометчивое предположение? Нет, это не предложение о капитуляции. Причина моего вызова возможно удивит вас. Дело, которое я собираюсь изложить, известно вам. Я настоятельно прошу вас не упоминать имена и названия, поскольку все, сказанное мной, немедленно будет доложено Энро, и любая опрометчивость с вашей стороны может привести к катастрофическим результатам.

– Да, да, продолжайте.

Но Госсейну этого было недостаточно.

– Вы даете слово? – спросил он. – Слово чести?

Ответ был холодным.

– Честь не входит ни в какие отношения между законной Лигой и преступниками. Но, – добавил Мадрисол, – конечно, я не скажу ничего опасного для дружественной планеты.

Именно этого обещания и ждал Госсейн. Но даже теперь он никак не мог решиться. Воспоминания Ашаргина об уничтоженных звездных системах словно сковали его язык.

Если Энро догадается, о какой планете идет речь, он может что-нибудь предпринять. Достаточно одного подозрения. Пока что Венера была ничем не примечательной планетой, одной из тысяч, и пока она останется для диктатора таковой, возможно венерианцы сумеют спастись.

Голос Мадрисола был нетерпелив.

– Я прошу вас перейти к делу.

Еще раз Госсейн повторил про себя приготовленные слова – и ринулся словно в омут. Он напомнил Мадрисолу о вызове, сделанном несколько недель назад и о его просьбе.

– Что-нибудь сделано? Мадрисол нахмурился.

– Кажется, я смутно вспоминаю, о чем речь. Наверное, кто-нибудь из моих помощников занялся этим делом.

– И что? – напряженно настаивал Госсейн.

– Секундочку. Я разузнаю.

– Осторожно, – предупредил Госсейн. Губы Мадрисола сжались, но он кивнул. Он вернулся меньше, чем через минуту.

– Нет, – сказал он. – Еще ничего не сделано. Госсейн посмотрел на него внимательней. Он еще не до конца поверил последним словам секретаря. Положение Мадрисола предполагало значительное количество персонала, чтобы столь быстро выяснить состояние этого дела. Но Госсейн вспомнил, как краток был тот, когда он звонил ему с Венеры. Так что, возможно, Мадрисол сказал правду. К сожалению.

Госсейн сказал:

– Я настаиваю, чтобы вы немедленно установили контакт. Лично.

Он прервал связь подавленный. Начинало казаться, что отчаянный план Кренга был не просто последней, а единственной надеждой. И все же – нет! Палеол казнит каждого во дворце: Нирену, Патрицию, Кренга…

Госсейн успокоился. Никакой пользы от таких мыслей. В любом случае, если не будут предприняты решительные действия, по крайней мере Нирена, Кренг и Ашаргин вскоре окажутся мертвыми. Он должен помнить выдающуюся роль, сыгранную Кренгом на Венере, и верить, что ноль-А детектив сейчас так же искусен, как тогда.

Он пойдет на убийство Энро, если Кренг это предложит.

Потребовалось более часа, чтобы выразить нужный ему образец, и четыре с половиной минуты, чтобы записать на магнитофон сами слова.

Он начал сложный процесс, сложный потому, что он хотел установить отклики на бессознательном уровне и фактически изменить реакции автономной нервной системы.

То, что он пытался сделать, было давно известно в истории человечества. Легионы Юлия Цезаря побеждали огромные армии варваров потому, что нервные системы римских солдат были обучены согласованной борьбе. Но в шестом столетии легионы Цезаря имели бы мало шансов против армий Восточной Римской Империи.

В вооружении произошло только небольшое изменение, но было усовершенствовано обучение людей.

В 1940 году диктатор Гитлер обучил нервные системы своих солдат новому способу ведения моторизованной войны. И он был непобедим до тех пор, пока большинство солдат противника не переняли этот способ. Машины существовали и до блицкрига, но нервные системы людей, управляющих ими, должны были обучиться новой интеграции. Когда это обучение было завершено, превосходство стало очевидным.

В дни, последовавшие за взрывоопасным миром после второй мировой войны, все больше и больше людей стали принимать выводы, которые новая наука общая семантика с трудом выбирала из массы имеющихся фактов.

Одним из этих заключений было: «Человеческая нервная система способна к неограниченному обучению, но определяющим фактором является метод».

Идея Госсейна и Кренга базировалась на принципе хорошего зрения. Расслабленный глаз видит лучше. При постоянном перемещении глаз остается расслабленным.

Когда, по какой-либо причине, глаз, способный хорошо видеть, останавливается, картина расплывается. В отличие от кинокамеры, глаз видит отчетливо только в момент, следующий за расслабляющим его перемещением.

Госсейну казалось, что если он сможет, пока привязан к телу Ашаргина – пока ждет, – обнаружить способ автоматического расслабления своего дополнительного мозга, то будет быстрее и отчетливей «фотографировать» образцы подобия. Как расслабить дополнительный мозг? Ну, например, путем ассоциативного расслабления окружающей ткани.

Итак, он начал расслаблять кровеносные сосуды коры, таламуса, подкорки – где был расположен зародыш дополнительного мозга Ашаргина.

Путем ассоциации все клетки вокруг кровеносных сосудов так же автоматически расслабились бы. Так говорила теория, подтвержденная неоднократными опытами.

Каждый раз, когда голос из магнитофона давал указание, Госсейн имитировал «запоминание» зон, как он делал это своим дополнительным мозгом в своем теле. Через два часа он мог одновременно следовать образцу и думать о других вещах.

«Расслабь – смотри… расслабь – смотри». План убийства надо разрабатывать с большой осторожностью если, на самом деле, агенты Энро подсматривают в дырочки, просверленные в стенах… «Расслабь – смотри… расслабь – смотри…» Конечно, существовало несколько возможностей. Если согласиться с предложением Кренга, то желательно рассмотреть положение Ашаргина в целом. Допустим, оба, Госсейн и Ашаргин, умрут через неделю, произойдет ли тогда автоматическое воскрешение ближайшего запасного тела Госсейна, в данном случае Спящего Бога планеты Горгзид?

«Расслабь – смотри… расслабь – смотри». Если это произойдет, то все было бы великолепно. Госсейн представил себе эффект, когда Спящий Бог выступит против Энро и Секоха. «Расслабь – смотри… Расслабь – смотри…»

События могут произойти так, как он предполагал, только при условии, что Спящий Бог – на самом деле тело Госсейна. Это необходимо проверить.

Энро не присутствовал на обеде. Секох, который прибыл позже, объявил:

– У него встреча с адмиралом Палеолом.

Пока священник усаживался за стол, Госсейн внимательно разглядывал его.

На лице сорокалетнего человека отпечатались следы страстей, побудивших его бороться за то высокое звание, которое он теперь имел. Но отпечаталось и нечто большее. Разговор Секоха и Энро в тот день, когда Ашаргина подвергли проверке на детекторе лжи, показывал, что, по всей видимости, главный хранитель искреннее верил в свое учение.

Госсейн решился поговорить с ним сейчас. Когда он изложил священнику свои мысли, Секох посмотрел на него задумчиво.

Он дважды приоткрывал рот, собираясь заговорить. Дважды зашевелился в кресле, словно собираясь встать и уйти. Наконец, он мягко сказал:

– Привилегия видеть Спящего Бога дается только священникам.

– Совершенно верно, – сказал Госсейн.

Секох выглядел испуганно. Госсейн рассчитывал, что священник сможет себе представить реакцию народа, узнавшего, что наследник Ашаргин обращен в религию, так истово исповедываемую Секохом, и вообразить целую галактику, поклоняющуюся видеофонному изображению склепа Спящего Бога.

Секох положил нож и вилку, оперся тонкими, изящными, но при этом и сильными, руками о стол и наконец сказал:

– Мой мальчик, я не хочу обескураживать тебя. Я буду счастлив лично провести над тобой ритуал посвящения и думаю этот ритуал можно включить в церемонию Лицезрения.

Итак, это называлось Лицезрением.

– Однако должен предупредить, – продолжал Секох, – обычная защита, гарантированная послушникам, не предоставится тебе. Мы создаем вселенское государство, и наш великий вождь считает необходимым принимать жесткие меры, касающиеся отдельных личностей. – Он поднялся. – Приготовься завтра в шесть часов утра пойти в храм. Ввиду твоего заявления, сделанного на прошлой неделе, я разрешу тебе увидеть Спящего Бога. Интересно посмотреть, будет или нет предзнаменование.

Он встал из-за стола и вышел из комнаты.

Ритуал посвящения был частью церемонии Лицезрения. Он включал историю Спящего Бога.

Храм кургана существовал задолго до того, как на Горгзиде появились люди. Давным-давно, создав вселенную, бог выбрал планету Горгзид для своего отдыха. Здесь, охраняемый избранными им людьми, он спал, отдыхая от тяжких трудов. Придет день, и, проснувшись от короткого по вселенским меркам сна, он поднимется и продолжит свою работу.

Своим людям на Горгзиде он приказал подготовить мир к его пробуждению. В этот знаменательный день он хотел бы видеть вселенную объединенной.

Во время ритуала, когда Госсейн узнал историю Спящего Бога, он впервые понял множество вещей. Эта религия оправдывала и даже требовала завоеваний Энро.

Госсейн был потрясен. Предположив, что Спящий Бог является его телом, он, бессмертный благодаря ряду таких тел, должен пересмотреть проблему своего бессмертия в целом, если вокруг тел Госсейна громоздилось подобное безумие.

В девять часов, когда он надел длинную белую мантию, началось шествие Лицезрения.

Они проделали странный маршрут. Спустившись вниз по лестнице, идущей вдоль закругленной металлической стены, они оказались в середине храма, где находился атомный двигатель, и Госсейн был потрясен во второй раз.

Космический корабль! Храм Кургана оказался шароподобным кораблем, лежащим века, а может и тысячелетия, в земле.

Теперь они поднимались вверх по противоположной стене. Достигнув центрального этажа, они вошли в помещение, где слышались какие-то слабые звуки. Госсейн был уверен, что где-то поблизости находится множество машин, но без своего дополнительного мозга он не мог проверить это. Стены помещения изгибались наподобие купола. Из каждого угла аркой перекрывались пилоны. Четыре выгнутые пилястры заканчивались узкими опорами в двадцати футах от стены.

Это могло быть гробницей. Через полупрозрачную стену проникал мягкий свет. Небольшие лесенки вели по ней наверх, к узким опорам. Секох поднялся по одной из них и дал знак Госсейну подыматься по другой лестнице. Когда Госсейн взобрался, панель в верхней части склепа скользнула вверх.

– На колени! – звучно сказал Секох. – Смотри!

Стоя на коленях, Госсейн увидел голову, плечи, грудь и частично руки лежащего внутри человека. Лицо было худым и невыразительным. Губы слегка приоткрыты. Мужчине было около сорока лет. Его голова была большой, на лице застыло странное бессмысленное выражение. Лицо было приятным, но только из-за строения костей и правильности черт. Это было лицо слабоумного. В нем не было никакого сходства с Гилбертом Госсейном. Спящий Бог Горгзида был незнаком ему.

Они прибыли во дворец как раз к обеду, и сначала Госсейн не понял, какой удар ждет его.

За столом в дополнение к Энро, Патриции, Кренгу и Нирене сидело двое военных. Гости были при полном параде с маршальскими знаками отличия. Беседа за столом велась преимущественно между ними и Энро.

Речь шла о следственной комиссии, занимавшейся, как они это называли, переворотом. Из разговора Госсейн понял, что переворот оказался успешным. Причины этого и расследовала комиссия, которую представляли два офицера.

Он с любопытством смотрел на них. Было видно, что эти люди не ведают жалости. Еще до того, как они произнесли свои рекомендации, он уже знал, что для таких хладнокровных и беспощадных личностей решением любой подобной проблемы будет уничтожение мятежной планеты.

Госсейн глянул на Кренга и Патрицию. Ноль-А детектив был невозмутим. Однако Патриция не могла скрыть волнения. И тут он догадался, о каком перевороте шла речь.

Патриция резко вмешалась в разговор.

– Господа, – сказала она, – я надеюсь, что, принимая решение, вы не пошли по самому легкому пути.

Офицеры дружно посмотрели на нее, а затем, как по команде, вопросительно взглянули на Энро. Легкая улыбка появилась на губах горгзида.

– Можешь быть уверена, – вкрадчиво сказал он, – что маршалы Роур и Угелл принимают во внимание только очевидные факты.

– Разумеется, – кивнул Роур. Угелл же молча посмотрел на Патрицию хмурыми, холодными как лед, глазами.

– Прежде я хочу услышать рекомендации, – сказала Патриция. – А уж потом я увижу, так ли это.

Слабая улыбка по-прежнему играла на лице Энро. Он упивался собой.

– Кажется, ходили слухи, что моя сестра некогда проявляла определенный интерес к звездной системе, которую мы обсуждаем.

Госсейн гораздо раньше понял истину – Венера! Это была следственная комиссия, выяснявшая причины разгрома Торсона в Солнечной системе.

– Итак, господа, – любезно сказал Энро, – я думаю всем нам интересно выслушать вас.

Угелл вынул из кармана лист бумаги и нацепил очки. Он поднял взгляд.

– Вас интересуют причины нашего решения?

– И даже очень, – сказал Энро. – Я хотел бы знать, что случилось. Как Торсон, один из талантливейших полководцев империи, провалился на простом задании?

Роул молчал. Угелл ответил:

– Ваше превосходительство, мы опросили более тысячи офицеров и солдат. По их рассказам восстановлена следующая картина. Наша армия успешно захватила повстанческие города. Но после смерти Торсона новый командующий отдал приказ покинуть Венеру. Естественно, приказ был выполнен. Итак, вы видите, что на нашей армии нет позора. Поражение явилось результатом действий одного человека по неизвестным пока нам причинам.

Картина более или менее соответствовала действительности. Маршалы только забыли упомянуть, что ноль-А венерианцы успешно защищали планету от атакующих сил. Расследование также не выявило роль Гилберта Госсейна в смерти Торсона. Но тем не менее, изложенные факты были частью реальности.

Энро нахмурился.

– Торсон был убит преемником? – спросил он.

– Нет никаких доказательств этого, – сказал Роур, когда Угелл не ответил. – Маршал Торсон был убит во время атаки, которую лично проводил против оплота повстанцев на планете Земля.

Гнев Энро выплеснулся наружу.

– Идиот! – в ярости воскликнул он. – Зачем он сам сунулся в атаку? – Диктатор с трудом овладел собой. – Однако, господа, я рад был услышать ваш отчет. Он совпадает с имеющейся у меня информацией и кое с какими моими теориями. В настоящее время меня беспокоят некоторые люди, которые здесь, в моем дворце, замышляют совершенно дурацкий заговор против меня. Назовите, пожалуйста, имя офицера, который сменил Торсона в командовании нашими силами на Венере. Угелл прочел с листа бумаги:

– Его зовут Элдред Кренг. Мы не смогли обнаружить какого-либо следа этого изменника.

Взгляд Энро остановился прямо перед собой.

– А теперь, господа, каковы ваши рекомендации? Угелл монотонно прочитал:

– Облучить обитаемые планеты системы однолетним радиоактивным изотопом, чтобы сделать Солнечную систему безлюдной. – Он поднял взгляд. – Маршал Роур охвачен новой идеей, которую ему недавно подала одна женщина-психолог. Идея заключается в том, чтобы пустые планеты были заселены сумасшедшими и уголовниками. Нам кажется, хотя это и не внесено в текст рекомендаций, что эксперимент был бы интересен. Его можно провести, как только на этих планетах снова можно будет жить.

Он вручил документ Энро, который взял его без слов и прочитал про себя.

«Итак, Энро знал все это время», – думал Госсейн. Их маленький глупый заговор, который так и не вышел из эмбриональной стадии, возможно даже развлекал его. Кроме того, по-видимому, он уже несколько дней знал, кто такой Элдред Кренг.

Энро передал документ Патриции. Она, не глядя, порвала его.

– Вот что я думаю о ваших рекомендациях, господа. Она встала. Ее лицо стало белым.

– Сейчас самое время, Энро, – сказала она, – тебе и твоим палачам остановить безумное уничтожение каждого, кто имеет мужество противостоять вам. Люди Венеры и Земли безвредны.

– Безвредны? – невольно повторил Роур. – Если они так безвредны, то как же им удалось разгромить нашу армию?

Она повернулась к нему, ее голубые глаза горели.

– Из вашего доклада явствует, что разгрома не было. Что отступление было по команде офицера, ставшего преемником Торсона. – Она нагнулась к нему. – Или, может быть, вы пытаетесь скрыть разгром наших сил лживыми сообщениями, чтобы потешить тщеславие моего брата?

Патриция была вне себя, в таламической ярости. Она жестом остановила попытку маршала ответить на ее вопрос.

– Можете не отвечать! – сказала она. – Ваш отчет практически верен. Я ручаюсь за это, потому что это я дала такое указание офицеру, который стал преемником Торсона. У него не было другой возможности, кроме как подчиниться сестре правителя. Он сидит здесь, рядом со мной как мой муж.

– Цена была высока, – усмехнулся Энро. Он повернулся к военным.

– Господа, уже несколько дней я знаю, кто такой Элдред Кренг, но не могу поступить с ним как с изменником. Потому что здесь, на Горгзиде, права моей сестры почти равны моим, и я вынужден признавать их. Я пытаюсь склонить главного хранителя к… гм… одобрению развода, и он принял мою просьбу к сведению.

Слова были произнесены очень веско. Трудно было поверить, что под их кажущейся логичностью и честностью скрывалось желание Энро использовать религию, чтобы вынудить сестру последовать древнему обычаю брака между братом и сестрой. И что все остальное было сделано только ради этого.

Патриция заговорила снова:

– Люди Земли и Венеры довели систему образования до совершенства. Хотелось бы, чтобы вся галактика переняла их методы. – Она повернулась к брату. – Энро, нет никакого смысла в уничтожении системы, которая посвятила себя образованию. Если когда-нибудь наступит необходимость захватить эти планеты, это можно будет сделать без кровопролития.

Энро цинично засмеялся.

– Система образования? – он пожал плечами. – Секох будет счастлив рассказать тебе, какие планы имеет Храм для покоренных планет.

Он повернулся к маршалам, и в его голосе была жесткая нотка, когда он сказал:

– Господа, я должен извиниться за грубость и раздражительность моей сестры. Она забывает, что в ее компетенцию как горгзин не входят другие звездные системы, кроме тех, где я и она являемся общими наследниками. Что же касается вывода армии с Венеры генералом Кренгом, она забывает, что Великая Империя является моим личным достижением. Выйдя за него замуж и позволяя ему и, – он поколебался и быстро взглянул на Госсейна-Ашаргина, – другим выскочкам замышлять планы против меня под ее защитой, она лишилась всех прав взывать к моему мягкосердечию.

Он решительно сжал зубы и мрачно сказал: – Вы можете быть уверены, что я не для того назначаю следственную комиссию, чтобы затем проигнорировать ее рекомендации. И, для уверенности, что горгзин вне опасности, я немедленно издам приказ, запрещающий ей пользоваться любым галактическим искривителем, пока не будет произведено рекомендованное вами уничтожение населения Солнечной системы. Спасибо, господа. Мои вам пожелания.

Госсейн отметил, что запрет не распространяется на принца Ашаргина. Он ничего не сказал, но, закончив обед, немедленно отправился к системе искривителей дворца. Он не знал, можно ли отправиться на Венеру в кабине искривителя. На корабле можно, но он не мог захватить корабль. Поэтому, ему оставалось только сделать попытку. Он достал из кармана клочки порванного Патрицией отчета по Венере, и быстро сложил их. Кренг незаметно забрал их у Патриции и осторожно передал Ашаргину.

Галактические координаты Солнца были напечатаны в верхнем углу первой страницы. Он прочитал: «Декант Восемь, r 36400, t 272°, z 1800-».

Тридцать шесть тысяч четыреста световых лет от галактических осей. Угол 272° от стандартной линии. Тысяча восемьсот световых лет от галактической плоскости на отрицательной ее стороне. Сначала надо попасть в Восьмой Декант.

Передвинув рычаг в кабине, Госсейн ощутил перемену. Он понял, что вернулся в собственное тело. Свободен от Ашаргина!

Он резко сел и тут же упал. Каждый мускул в его теле словно пронзительно закричал, протестуя против резкого движения.

Рядом послышалось женское восклицание. Скосив глаза, он увидел Лидж, сидящую на краю его кровати.

– Вы проснулись, – почти шепотом сказала она. – Я догадывалась об этом, но не была уверена. – В ее глазах блеснули слезы. – Мы отрезаны. Что-то случилось с системой искривителей. Корабль в необитаемой части галактики. Капитан Фри сказал, что потребуется пятьсот лет, чтобы добраться до ближайшей базы.

Загадка потерянного эсминца Y-381907 разъяснилась.

 

XV

Госсейн не пытался снова двинуться. От яркого света его глаза слезились, но теперь он видел уже лучше. Все тело болело. Казалось, каждый мускул и сустав протестовали против предпринятой им попытки сесть.

Он понял, что произошло. Учитывая время телепортации искривителем, он отсутствовал на эсминце не меньше месяца, и все это время его тело лежало без сознания и без движения.

По сравнению с тем уходом, который тела Госсейна получали в автоматических «инкубаторах», внимание, оказанное его телу в течение этого месяца, было, вероятно, на уровне, немногим выше примитивного.

Он снова осознал присутствие Лидж. Она сидела на краю кровати и взволнованно смотрела на него. Она ничего не сказала, и Госсейн, стараясь не напрягать свои натянутые мускулы, оглядел комнату.

Это была довольно уютная спальня с двумя одинаковыми кроватями, на одной из которых он лежал. На другой, по-видимому, тоже спали, и Госсейн предположил, что это кровать Лидж. На мгновение он задержался на мысли, что, вероятно, их посадили под замок вместе.

Это предположение он собирался проверить по возможности быстро.

Оглядев комнату, он опять посмотрел на Лидж, и в этот момент она заговорила:

– Как вы себя чувствуете?

Госсейн ухитрился успокаивающе улыбнуться. Он начал понимать, каким страшным для женщины ее положения, должно быть, показался этот месяц. Она не привыкла к опасностям и превратностям судьбы.

– Со мной все в порядке, – ответил он медленно. И челюсть заболела от сделанного усилия.

Ее нежное лицо выражало заботу.

– Одну минуту, я принесу мазь.

Она исчезла в ванной комнате и почти сразу вернулась с небольшим пластиковым тюбиком. Прежде, чем он понял ее намерения, она стянула с него пижаму. Налила на ладонь немного масла и начала энергично втирать его в кожу Госсейна.

– Я делала это весь месяц, – она улыбнулась. – Только вообразите!

Как ни странно, он понял, что она имела в виду. Вообразить, что Лидж, предсказательница, имеющая множество слуг, теперь сама выполняла такую лакейскую работу. Ее изумление собой сделало эту интимную ситуацию нормальной и естественной. Госсейн был не Энро, которому для счастья требовалось чувствовать тепло мягких женских рук, но он успокоился и ждал, пока она растирала ему ноги, руки и спину. Наконец, она отошла и стала наблюдать за его нерешительной попыткой сесть.

Госсейна испугала его собственная беспомощность. На будущее он должен принять это во внимание. Пока он пытался делать некоторые упражнения, разминая свои мышцы, Лидж принесла его одежду.

– Я все выстирала в корабельной прачечной и два часа назад искупала вас, так что можете одеваться, – сказала она.

Тот факт, что она умеет пользоваться прачечной, заинтересовал Госсейна, но он предпочел не отвлекаться на посторонние темы.

– Вы знали, что я проснусь?

– Естественно.

Должно быть, она увидела вопросительное выражение на его лице, потому что быстро сказала:

– Не беспокойтесь, пятна уже появились, как только вы проснулись.

– Когда? – При мысли о действиях его мышцы заныли.

– Минут через пятнадцать. Госсейн быстро оделся.

Первые пять из пятнадцати минут он медленно расхаживал по комнате. Затем он отдохнул минуту и следующие две минуты ходил уже быстрее, размахивая при этом руками. Наконец, он остановился и посмотрел на сидящую в кресле Лидж.

– Расскажите, что случилось с эсминцем, – попросил он.

Ее глаза сверкнули.

– Мы отрезаны, – мрачно сказала она. – Кто-то установил реле, которое уничтожило матрицу искривителя для ближайшей базы. Это случилось в тот момент, когда ее задействовали. Тогда же вы потеряли сознание.

Странно было слышать из ее уст технические слова, но сейчас он не обратил на это внимания, пораженный смыслом сказанного. В тот первый момент, когда Госсейн проснулся и еще не полностью пришел в себя, он только частично ухватил смысл ее слов. Нельзя сказать, что он не понял. Он понял. Но тогда сказанное Лидж было для него только объяснением, почему эсминец так долго не отвечал на видеофонные вызовы.

Теперь же его прошиб холодный пот. Отрезаны, сказала Лидж. Отрезаны в четырехстах световых годах от ближайшей базы. Если система искривителей действительно вышла из строя, теперь они зависят только от атомного двигателя со всеми его скоростными ограничениями.

Госсейн приоткрыл было рот, собираясь расспросить поподробнее. Но Лидж практически ничего не понимала в технике. Слова, сказанные ею, видимо, были подхвачены в течение последнего месяца и, вероятно, значили для нее очень мало.

Ему нужно было все срочно выяснить от более осведомленных лиц, чтобы иметь полную картину катастрофы.

Госсейн повернулся и с досадой посмотрел на запертую дверь. Эти люди, вероятно, не могут себе даже представить, что он может делать с помощью своего дополнительного мозга. Запертые двери были для него детской преградой, раздражающей, когда нужно было сделать так много. Он повернулся, собираясь задать вопрос Лидж.

– Она не заперта. Мы не пленники, – быстро сказала она.

Ее слова предупредили его вопрос. Он подошел к двери – она легко открылась – переступил порог и вышел в пустой коридор.

Около двери он сделал несколько «фотографий» пола и через секунду понял, что автоматически использовал свой дополнительный мозг как раз в то время, которое предсказала Лидж.

Он вернулся в комнату и встал в дверях, глядя на предсказательницу.

– Это то пятно? – спросил он. – Вы говорили про этот момент?

Она приподнялась, чтобы посмотреть на него, затем со вздохом опустилась обратно в кресло. – Как вы это сделали?

Госсейн ничего не имел против того, чтобы рассказать ей, но его смущало только одно.

– Если вас когда-нибудь схватят, – объяснил он, – детектор лжи сможет получить от вас информацию, которая была бы опасна для всех нас.

Он покачал головой, улыбаясь ей.

По выражению ее лица он понял, что она знала, о чем он собирается спросить. Но, тем не менее, спросил:

– Как вам удалось избежать пленения?

– Я успела схватить ваш бластер.

– Вы предвидели на месяц вперед?

Она покачала головой.

– О, нет. Пятно, которое тогда установилось, закрыло весь месяц. Но прежде я увидела, что вы упадете, – она поднялась. – Все это было очень просто, уверяю вас.

Госсейн кивнул. Он мог представить, что она имела в виду. Капитан Фри и Орелдон, должно быть, какое-то время стояли озадаченные, не понимая, что случилось.

– Они не оказали никакого сопротивления, – сказала Лидж. – И я приказала им перенести вас в нашу комнату. А теперь подождите, я принесу вам суп.

«Наша комната», – подумал Госсейн. В этом вопросе надо было поставить все точки над i, конечно, по возможности деликатно. Лидж вышла из комнаты и вскоре вернулась, неся поднос, на котором стояла тарелка с дымящимся супом. Она была так дружелюбна, так услужлива, она принимала их отношения как само собой разумеющееся, и он решил поговорить с ней на эту тему позже.

Съев суп, он почувствовал себя намного лучше. Он отодвинул поднос, и его мысли снова вернулись к их безнадежному положению.

– Я пойду поговорю с капитаном Фри, – сказал он. Когда он шел по пустому коридору, Венера и другие важные дела галактики казались ему очень далекими.

Капитан Фри открыл дверь своей комнаты, и Госсейну показалось, что тот болен. Сильное лицо капитана было бледным, карие глаза лихорадочно блестели. Он уставился на Госсейна, как будто увидел привидение. Кровь резко прилила к щекам.

– Госсейн, – сказал он, – и его голос был хриплым, как воронье карканье, – что с вами случилось? Мы терялись в догадках.

Госсейн смотрел на него и думал, объяснял ли этот страх поведение капитана, позволившее ему захватить эсминец. Наконец, он сказал:

– У нас много работы. Давайте делать ее.

Бок о бок они прошли по тихому коридору в кабину управления. Через час Госсейн имел уже полную картину происшедшего. Пульт управления имеет три прорези подобия, в которых установлены матрицы. В прорези оказались вмонтированы дополнительные схемы. Матрицы связаны между собой так, что если в одной из них однажды происходило «замыкание», образец расстраивался во всех трех.

Замыкание произошло во время телепортации, в результате чего месяц назад сознание покинуло тело Госсейна. Матрицы были настроены на образцы трех ближайших баз, и поскольку они испортились, теперь стало невозможно попасть на эти базы путем телепортации.

Госсейн видел, что капитан Фри верит каждому своему слову, объясняя действие системы, что для Госсейна было достаточным. Он тоже верил капитану, но шел в своих рассуждениях дальше.

«Кто-то, – сказал он себе, – установил эти дополнительные схемы. Кто?»

Проблема была сложнее, чем казалась сначала. Вполне допустимо, что это дело рук Фолловера. Но, однако, тот однажды признался Джанасену, когда они были на Венере, что не обладает техническим умом.

Это утверждение не являлось неоспоримым фактом. Но, если люди используют достижения машинного века, это еще не значит, что они автоматически знают, как установить схему, чтобы нарушить работу сложнейшей машины.

Госсейн подошел к столу капитана и сел. Он устал больше, чем думал, но не смел расслабиться. В далеком космосе отдан роковой приказ. Уничтожить Венеру! И, более того, уничтожить людей Солнечной системы.

Конечно, приказы, подобные этим, требовали времени для выполнения. Но время бежало.

После двухминутного отдыха Госсейн поднялся. Существовал только один быстрый и логичный метод решения их насущной проблемы. Ему казалось, что он готов это сделать.

Он «запомнил» несколько важных зон на борту корабля и несколько источников энергии, после чего нажал кнопку, которая открывала одну из скользящих дверей, ведущих на нижнюю палубу. Он дал знак капитану идти вперед.

Они молча спускались по лестнице. Здесь был совсем иной мир. Слышался хохот, крики и топот сотен ног. Такое скопление звуков мешало Госсейну разбираться в индивидуальных нейроизлучениях.

Двери в казармы были открыты, и солдаты стояли вдоль коридора, вытягиваясь по стойке смирно, когда капитан Фри проходил мимо.

– Люди знают правду? – спросил Госсейн. Капитан отрицательно качнул головой.

– Они думают, что совершают перелет между двумя планетами. Я ежедневно общался с сержантами. Все нормально.

– И они даже не беспокоились, что двери наверх были заперты целый месяц? – резко спросил Госсейн.

– Они поднимаются наверх только по приказу, когда необходимо выполнять работу. Поэтому я не думаю, что они беспокоились.

Госсейн не стал комментировать это. Но по его теории получалось, что кто-то поднялся наверх без всякого приказа и здорово потрудился там.

Возможно, опросив четыреста восемьдесят человек с помощью детектора лжи, можно определить виновного. Но за это время флот Энро достигнет Солнечной системы, туманные небеса Земли и Венеры будут облучены радиоактивными изотопами, и три миллиарда людей погибнут страшной смертью, даже не получив предупреждения.

Он мог предвидеть все это без помощи предсказателей, но от этого не становилось легче. Госсейн содрогнулся, представив себе будущее, и быстро вернулся к делу. По его указанию капитан Фри приказал всем вернуться в казармы.

– Закрыть двери? – спросил капитан. Госсейн отрицательно покачал головой.

– Существует несколько выходов сюда, – настаивал командир. – Я полагаю, что вы спустились вниз с определенной целью. Может поставить охрану у дверей?

– Нет, – ответил Госсейн.

Капитан посмотрел на него обеспокоенно.

– Мне это не нравится, – сказал он. – Наверху нет никого, кроме предсказательницы. Если кто-нибудь проскользнет наверх и закроет двери между отсеками…

Госсейн мрачно улыбнулся. Капитан даже не подозревал, что он намеревался сделать.

– Эту возможность я предусмотрел, – все, что он сказал.

Они заходили по очереди в каждую казарму. Пока капитан Фри и сержанты делали перекличку, Госсейн беседовал с некоторыми солдатами. Он опрашивал всех по определенной схеме, не имеющей никакой цели.

– Как вас зовут? Как вы себя чувствуете? О чем-нибудь беспокоитесь?

Спрашивая, он изучал не только выражение лица, но и нейропоток, исходящий от человека.

Он делал это особенно тщательно, когда член команды отвечал:

– Чувствую себя хорошо, док. Да, док.

Госсейна не обескураживало, что его принимали за психиатра.

Он был в третьей казарме, когда в его дополнительном мозгу переключилось реле. Кто-то поднимался по лестнице, ведущей в верхнюю часть корабля. Он повернулся, чтобы поговорить с капитаном Фри, но командира не было видно. Сержант быстро выступил вперед:

– Капитан пошел в уборную. Он сейчас вернется. Госсейн подождал. По его прикидкам агенту Фолловера потребуется полторы минуты, чтобы дойти от лестницы до кабины управления, откуда предсказателей телепортировали на станции назначения.

Так как все дополнительные искривители действовали через главную матрицу, агент должен был сначала пойти в кабину управления.

Госсейн хотел бы переговорить с Лидж, но телепортация слишком испугала бы ее и окружающих, кроме того, на беседу уже не оставалось времени.

Сказав, что сейчас вернется, Госсейн вышел в коридор, присел, согнулся, и в таком положении телепортировался в кабину управления, в зону позади стола капитана.

Он осторожно выглянул из-за стола, но не сделал попытки двинуться, а просто стоял на коленях и наблюдал. Человек удалил панель в пульте искривителя как раз над прорезями подобия. Он работал быстро, все время оглядываясь на двери. И тем не менее, не создавалось впечатление, что тот отчаянно спешит. Неудивительно: людей, подобных этому, всегда отличало повышенное самообладание и смелость. С таким человеком нужно быть крайне осторожным.

Госсейн наблюдал, как тот опустил одну из металлических панелей, быстро вынул матрицу из щели и положил ее на пол. Затем в его руках Госсейн увидел изогнутый, светящийся предмет. Своим блеском он так отличался от других, что Госсейн не сразу понял, что эта матрица искривителя, не испорченная, а полная энергии.

Госсейн вышел из своего укрытия и направился к пульту управления. Он был в десяти футах, когда мужчина, должно быть, услышал его шаги. Он застыл на месте, а затем медленно повернулся.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – но меня послали наверх сделать кое-что на этом… – Он прекратил врать. Кровь ударила ему в лицо. Он сказал: – Я думал, вы один из офицеров.

Он повернулся было обратно к пульту, но, должно быть, выражение лица Госсейна сказало ему о чем-то. Или, возможно, у него не было другого выхода.

Его рука конвульсивно дернулась, и в ней оказался бластер.

Госсейн телепортировал человека на тридцать футов от пульта управления. Раздался звук выстрела, а затем крик удивления. Госсейн быстро обернулся и увидел, что мужчина застыл на месте, стоя к нему спиной. В его напряженной руке блестел ствол бластера. Госсейн «сфотографировал» его и, пока человек поворачивался, телепортировал оружие в свою руку. Теперь можно было не торопиться. Он добился безумного ужаса у противника. Рыча как зверь, человек попытался добраться до переключателей искривителя. Три раза Госсейн телепортировал его обратно, пока, на третий раз, мужчина не прекратил свои сумасшедшие попытки. Остановившись, он резко выхватил из кармана нож и, прежде чем Госсейн успел понять его намерения, вонзил лезвие себе в грудь.

Из коридора послышался топот ног. Капитан Фри, а следом за ним Лидж, ворвались в кабину управления. – Что случилось? – спросил капитан, задыхаясь. Он остановился и замолчал. Человек на полу посмотрел на них, гримаса исказила его лицо, он дернулся и умер.

Капитан узнал в нем механика, помощника инженера связи. Оказалось, что матрица, которую умерший установил в прорезь подобия, была настроена на базу в четырехстах световых годах от них.

Пришло время для объяснений. Госсейн перечислил несколько соображений, исходя из которых он устроил западню в кабине управления.

– Если это был этот агент Фолловера, тогда он все время находился на борту. Почему? Потому что никто не пропал. Откуда я это знаю? Вы, капитан, в течение всего месяца общались с сержантами, и они непременно сообщили бы вам об отсутствии человека. Итак, все это время он был на корабле. Целый месяц он сидел на нижней палубе, отрезанный от кабины управления. Вы можете себе представить его волнение. Он, безусловно, не планировал ждать так долго, чтобы совершить побег. Почему он должен был сбежать? Я думаю потому, что человек, разрабатывая свои планы, всегда предусматривает возможность побега, или ему пришлось бы смириться с идеей смерти, если он почувствует себя загнанным в угол. Учитывая все это, он не стал терять времени – когда двери открылись – и сразу поднялся наверх с новой матрицей, которая также должна иметь схему самоуничтожения, после того как используется для побега. Но есть одна маленькая деталь, которая озадачивает меня. Капитан Фри говорил мне, что мы должны будем остановиться на базе, находящейся примерно в восемнадцати тысячах световых лет, чтобы взять матрицы, которые перенесут нас на Венеру r 36000, t 272°, z 1400– и, когда мы попадем на эту базу, у нас должны быть соответствующие документы. Так вот, маленькая деталь, которая приводит меня в недоумение, заключается в следующем: как механик собирался прибыть на базу, не имея таких документов? Ему, как члену команды военного корабля, пришлось бы объяснить, почему он находится вне корабля. Вы скажете, что Фолловер мог бы защитить его, но это не логично. Я думаю, Фолловер не захочет, чтобы Энро узнал, что он причастен к изоляции предсказателей на целый месяц.

Госсейн поднял взгляд.

– Капитан, как только вы все уладите с этой схемой, зайдите ко мне. Я буду в своей комнате.

 

XVI

Придя в спальню, Госсейн снял ботинки и лег на кровать. Его подташнивало уже более часа. Огромные усилия, приложенные для поиска диверсанта, оказались для него слишком большим напряжением.

Ему не хотелось показывать свою слабость. И теперь так приятно было ощущать, как сила возвращается в тело. Пролежав двадцать минут, он потянулся, зевнул и открыл глаза.

Он со вздохом сел. Это было подобно сигналу. Вошла Лидж, неся поднос с супом. Своевременность этого, очевидно, указывала на предвидение. Думая об этом, Госсейн съел суп, и в этот момент в комнату вошел капитан Фри.

– Мы все сделали. Давайте указания, и мы начнем, – сказал он.

Госсейн посмотрел на Лидж, но та покачала головой.

– Не ждите ничего от меня, – сказала она. – То, что я предвижу, пока благополучно, но я не могу видеть дальше.

– Мы должны пройти оставшееся расстояние Девятого Деканта к ближайшей базе Восьмого Деканта. Там мы должны остановиться, – сказал капитан.

– Хорошо, действуйте, – ответил Госсейн. Восемнадцать прыжков телепортации, и немногим больше чем через десять минут – таким показалось им прошедшее время, – капитан Фри вернулся.

– Мы находимся в семи световых годах от базы, – сказал он. – Неплохо. Теперь до Венеры осталось одиннадцать тысяч световых лет.

Госсейн поднялся и быстро прошел в кабину управления. Он сел в глубокое кресло перед прозрачным куполом. Его интересовал один вопрос: полетят ли они прямо на базу или просто приблизятся к ней?

Он вопросительно посмотрел на Лидж.

– Ну?

Лидж подошла к пульту управления, села на вертящийся стул и сказала:

– Мы входим, – и нажала на рычаг.

В следующее мгновение они были внутри базы.

Когда глаза привыкли к тусклому освещению, Госсейн увидел огромную металлическую пещеру гораздо больших размеров, чем база Великой Империи на Венере.

Капитан Фри давал инструкции по видеофону. Затем он обратился к Госсейну:

– Через полчаса на борт прибудет помощник капитана базы. За это время я приказал доставить на корабль новое оборудование. Они приняли это, как само собой разумеющееся.

Госсейн кивнул, но продолжал задумчиво смотреть на капитана. Он не беспокоился, что тот может как-то помешать ему. При его с Лидж координированных действиях, когда они могли предотвратить любые угрожающие планы задолго до того, как их начнут осуществлять, ни люди, ни машины не представляли для него опасности.

И все же Госсейну казалось, что этот человек помогает ему не как пленник, а как партнер. Госсейн вовсе не желал напоминать капитану о его обязанностях офицера военных сил Великой Империи, но все же он хотел понять его.

Госсейн решил поговорить откровенно. Ему пришлось подождать около минуты, прежде чем капитан Фри ответил:

– Госсейн, человек в вашем положении и с вашей особенной силой едва ли может представить, через что прошли сотни тысяч офицеров Великой Империи, когда Энро пришел к власти. Это было сделано очень искусно, и, если бы другие были как я, они бы почувствовали ловушку. Было практически невозможно что-либо сделать. Повсюду были шпионы, и подавляющее большинство экипажей были за Энро. Будучи военным министром, он использовал свое положение, чтобы поставить своих людей на все ключевые должности. Очень немногие отважились на сопротивление. Людей казнили направо и налево. По результатам теста на детекторе лжи я был отнесен к сомнительным личностям и предупрежден. Меня оставили в живых только потому, что я не оказал никакого сопротивления. Все остальное очень просто. Я потерял интерес к своей карьере. Я был просто утомлен всем этим. И когда я понял смысл путешествия на Алерту, я испугался. Мне казалось, что предсказатели обеспечат победу Энро. Когда вы появились здесь, сначала я был шокирован. Я представил себя на военном трибунале, а потом казненным. Но потом я понял; что вы сможете защитить меня. Это было все, что мне нужно. С того момента я на вашей стороне. Я ответил на ваш вопрос?

Да, этого было вполне достаточно. Госсейн протянул руку.

– На моей планете существует такая традиция. Это высшая форма скрепления дружбы.

Они пожали друг другу руки. Госсейн оживленно повернулся к Лидж:

– Нет пятен?

– Ни одного. Из документов ясно, что корабль выполняет специальную секретную миссию, что дает капитану Фри преимущество.

– Это значит, что мы выберемся с базы без всяких неожиданностей?

Лидж кивнула, но ее лицо было серьезно.

– Сейчас я вижу картину будущего, но вы можете ее изменить своим вмешательством. К примеру, вы можете создать пятно, чтобы доказать, что я ошибаюсь. Тогда я не знаю, что случится. Но то, что я вижу теперь, не имеет пятен.

Госсейну было бы интересно поэкспериментировать, но не сейчас.

Чем больше он вдумывался, тем более непонятной казалась ему проблема предвидения. Если Энро, предсказатели и сам Гилберт Госсейн были продуктами одного и того же вида обучения, тогда почему он, который был в «инкубаторе» так же долго, как любой предсказатель и в сто раз дольше, чем Энро, почему он не может видеть через расстояние, как Энро, и через время, как предсказатели?

Обучение, – подумал он. – Вот, в чем дело. Его обучение было недостаточным.

Теперь, как только предупредит венерианцев, он проконсультируется с доктором Кейром и другими учеными. И на этот раз они будут работать с новым пониманием его возможностей.

Прошел почти час с тех пор, как они покинули базу. Десять прыжков телепортации – и они были перенесены на десять тысяч световых лет в окрестностях Гелы.

Следующая остановка – Венера.

По его указанию Лидж установила приборы в режим «замыкания». Это заняло всего несколько секунд. Вдруг она резко откинулась в кресле и сказала:

– Что-то не так. У меня ощущение, что мы не сможем подойти к планете так же близко, как к той базе. Я чувствую какую-то помеху.

Госсейн не колебался.

– Мы свяжемся с ними по видеофону. Но видеофон безжизненно молчал.

Ничего не оставалось, как вести корабль прямо на Венеру.

Как и раньше, прыжок телепортации произошел мгновенно. Капитан Фри посмотрел на индикаторы расстояния и сказал Лидж:

– Хорошая работа. До венерианской базы восемь световых лет. Лучше этого и быть не может.

Вдруг послышался грохот. Раздался низкий голос:

– Говорит робот-оператор, ответственный за связь. Критическая ситуация!

 

XVII

Госсейн быстро подошел к пульту управления и встал позади капитана Фри, напряженный и настороженный. Его взгляд перебегал с заднего на боковой и с бокового на передний видеоэкраны. Робот-оператор снова заговорил «аварийным» голосом.

– Голоса в космосе, – грохотал он. – Роботы, передающие друг другу сообщения.

– Переключите эти сообщения на нас, – громко скомандовал капитан Фри. Он посмотрел вокруг и поднял взгляд на Госсейна: – Вы думаете, флот Энро уже здесь?

Госсейн занялся подсчетами. «Я был освобожден, – думал он, – от мозга Ашаргина через несколько минут после того, как Энро отдал приказ. Вероятно, потребовалось около сорока часов для возвращения на эсминец, еще два часа, чтобы двинуть корабль, меньше часа мы были на базе, а затем понадобилось около восьмидесяти часов, чтобы попасть сюда, на Венеру, – всего около ста двадцати двух часов, и только три из них могут считаться потерянными зря».

Пять дней! Конечно, карательный флот мог отправиться с ближайшей к Венере базы. И, возможно, так оно и было.

Для телепортации видеофонных сигналов, представляющих собой движение электронов, использовались сравнительно простые образцы. Электроны были по своей природе идентичны до восемнадцати десятичных знаков, и поэтому рассогласование полей в передаче занимало только четырнадцать секунд для каждых четырех тысяч световых лет. Для материальных же объектов оно составляло десять часов для того же расстояния.

Флот Энро мог оказаться здесь раньше их благодаря времени, сэкономленному использованием телефонных команд. Но им потребовалось бы дополнительное время на погрузку оружия атомного уничтожения, которое должно было обрушиться на Венеру и на Землю.

И кроме того, существовал другой, более важный аспект. У Энро были планы по поводу устройства личной жизни. Даже теперь он мог отложить приказ об уничтожении Солнечной системы в надежде, что угроза такого нападения заставит его сестру выйти за него замуж. Снова заревел робот-оператор.

– Передаю, – выкрикнул он, – переговоры между роботами. – Его голос стал спокойным. – Корабль на CR-94-687-12… взз… Телепортирует… Приблизиться и атаковать… пятьсот человек на борту… вззз… ноль пятьдесят четыре секунды… Захват…

Госсейн тихо сказал:

– Нас атакуют роботы-защитники.

Пришло облегчение, которое принесло с собой волнение и гордость, но вместе с тем и предостережение. Прошло чуть больше двух с половиной месяцев после смерти Торсона. И уже существует защита от межзвездных атак.

Люди ноль-А, должно быть, поняли, что оставлены на милость диктатора-неврастеника и сконцентрировали производство на оборону. Колоссально!

Госсейн увидел, что капитан Фри собирается нажать на рычаг, чтобы вернуться обратно к звезде Гела на базу в тысяче световых лет отсюда.

– Обождите, – сказал он. Капитан оставался напряженным.

– Надеюсь, вы не собираетесь здесь остаться? Госсейн посмотрел на Лидж.

– Что вы скажете? – спросил он.

Он увидел, что ее лицо окаменело. Она сказала:

– Я могу видеть атаку, но не понимаю ее характера. После ее начала все расплывается. Я думаю…

Ее прервали. Все радарные машины забились в истеричных звуковых и световых сигналах. На видеоэкранах мелькали сменяющиеся картины в таком количестве, что Госсейн не успевал их рассмотреть.

В этот же момент что-то попыталось схватить его сознание.

Его дополнительный мозг зарегистрировал комплексную энергетическую сеть и отметил, что она пытается резко закрутить импульсы, идущие к моторным центрам его мозга и от них. Пытается? Достигает цели.

Он быстро понял характер атаки и ее ограничение. Не мешкая, он сделал корково-таламическую паузу.

Давление на его сознание закончилось немедленно.

Краем глаза он увидел, что Лидж застыла, где стояла, с искаженным лицом. Перед ним неподвижно сидел капитан Фри, его пальцы были сжаты в дюйме от рычага искривителя, который перенес бы их к Геле.

Над ним звучал голос робота-оператора:

– Единица CR… вззз… выведена из строя… Все люди на борту, кроме одного, схвачены. Сконцентрироваться на неподдающемся…

Одним движением пальца Госсейн переключил рычаг искривителя.

Темнота.

Эсминец Y-381907 висел в космосе немногим дальше, чем в восьмистах световых лет от Венеры. В кресле около пульта управления капитан Фри терял неестественную неподвижность.

Госсейн повернулся и бросился к Лидж. Он сделал это вовремя. Оцепенение, которое держало ее на ногах, прошло. Он подхватил ее как раз в тот момент, когда она стала падать.

Пока он нес ее к глубокому креслу перед прозрачным куполом, он мысленно представил, что происходит во всех отсеках корабля. Сотни людей, должно быть, падают или уже упали. Или, если во время атаки они лежали, то теперь обмякли, словно из их мышц ушли все силы.

Тело Лидж было так безжизненно на его руках, что на миг ему показалось, что она мертва. Но сердце билось, и, когда Госсейн положил ее в кресло, веки дрогнули, она попыталась открыть глаза. Прошло почти три минуты, прежде чем Лидж смогла сесть.

– Давайте не будем возвращаться туда, – попросила она слабым голосом.

– Минуточку, – сказал Госсейн.

Он увидел, что капитан Фри пришел в себя и конвульсивно дергает рычаги и переключатели на пульте, уверенный, что корабль все еще в опасности. Поспешно подняв капитана из кресла возле пульта управления, Госсейн помог ему перебраться к креслу напротив Лидж.

В это время его мысли были заняты тем, что сказала Лидж. Он спросил ее:

– Вы видите нас возвращающимися? Она неохотно кивнула.

– Но это все, что я вижу. Остальное выше моих возможностей.

Госсейн молча сел, продолжая смотреть на нее. Его хорошее настроение пропало. Венерианский метод защиты был уникален, он воздействовал только на необученных ноль-А людей, и во время атаки только присутствие Госсейна спасло корабль.

Казалось, что оборона венерианцев непобедима.

Но если бы его не было на борту корабля, тогда бы у Лидж не было пятен в предвидении будущего. Она бы заранее предсказала атаку, и корабль смог бы избежать нападения.

Поэтому, флот Энро с предсказателями на борту сумеет избежать первой бешеной атаки. А если предсказания будут достаточно точны, флот сможет прорваться к Венере.

Возможно, совершенная система обороны Венеры, не имеющая равных по своему замыслу, на деле окажется никчемной. Создавая роботов-защитников, венерианцы не учли наличие предсказателей.

Неудивительно. Даже Кренг не знал о них. Конечно, может оказаться, что на карательном флоте, посланном на Венеру, их не будет. Но в этом нельзя быть уверенным.

Дойдя до этой мысли, Госсейн вернулся к сказанному Лидж. Он кивнул, мысленно вообразив ситуацию. Затем сказал:

– Мы попытаемся снова, потому что должны пройти через эту систему защиты. Это очень важно.

Безусловно, это было очень важно. Он представил систему роботов-защитников, подобную этой, противостоящую несметному флоту Энро в Шестом Деканте. Если бы эта система работала немного быстрее, то есть атака происходила за одну, а не за сорок четыре секунды, тогда даже предсказатели не успевали бы предвидеть.

Госсейн рассмотрел несколько возможностей, затем тщательно объяснил суть корково-таламической паузы Лидж и капитану. Они несколько раз порепетировали, но на большее не было времени.

Конечно, предосторожности могли не сработать, но они стоили усилий.

Закончив подготовку, Госсейн сел за пульт управления и осмотрелся.

– Готовы? – спросил он. Лидж ворчливо сказала:

– Я не могла бы утверждать, что мне нравится находиться в космосе. – Это был ее единственный комментарий.

Капитан ничего не сказал.

– Хорошо, на этот раз мы попытаемся пройти так далеко, как сумеем.

Госсейн нажал на рычаг.

Атака началась через тридцать восемь секунд после телепортации. Госсейн наблюдал нюансы ее развития, немедленно аннулируя любое воздействие на его сознание. Но в этот раз он предпринял новые шаги.

Он попытался передать послание роботам-защитникам.

– Приказываю прекратить атаку! – повторил он несколько раз.

Он ожидал, что робот-оператор повторит его команду, но тот продолжал транслировать переговоры между роботами-защитниками. Госсейн отдал другой приказ.

– Отключить все контакты! – твердо сказал он.

Робот-оператор сказал что-то о том, что все, кроме одного, выведены из строя и, без всякого намека на исполнение его команды, добавил:

– Сконцентрироваться на сопротивляющемся… Госсейн нажал на рычаг телепортации и отпустил его через пять световых минут.

Через шестнадцать секунд атака возобновилась. Он мельком посмотрел на Лидж и капитана. Оба обмякли в своих креслах, краткое обучение системе ноль-А оказалось не очень эффективным.

Он отвернулся от них и смотрел на экраны, ожидая бластерной атаки. Поскольку таковой не произошло, он сделал прыжок еще на один световой день к Солнцу. Индикаторы расстояния показывали, что Венера находится немногим больше, чем в четырех световых днях.

На этот раз атака началась через восемь секунд.

Она все еще была недостаточно быстрой. У него сформировалось определенное представление о происходящем. Венерианцы пытаются захватить корабли, а не уничтожить их. Устройства, созданные для этого, будут сильнодействующим оружием в галактике обычных людей. Они вызывали восхищение своей способностью различать где друг, а где враг. Но против предсказателей они не смогут действовать столь же эффективно.

Госсейн отправил еще одно послание тем, кто со слепым, механическим упорством пытался вывести его из строя.

– Считайте корабль захваченным.

Но по-прежнему не было никакого ответа. Госсейн еще раз нажал на рычаг телепортации. «Теперь, – подумал он, – мы посмотрим».

Когда темнота рассеялась, индикаторы показывали девяносто четыре световые минуты до Венеры. Атака началась через три секунды и на этот раз по-другому.

Корабль задрожал. Экран защиты засветился оранжевым цветом. Робот-радар завывающим, как сирена, голосом сообщил:

– Приближаются атомные ракеты.

Быстрым движением пальцев Госсейн передвинул рычаг телепортации обратно, и эсминец отпрыгнул на девятьсот одиннадцать световых лет к Геле.

Вторая попытка проникнуть через систему обороны Венеры провалилась.

Госсейн, уже обдумывающий детали третьей попытки, вопросительно посмотрел на Лидж. Она покачала головой.

– Не задавайте вопросов, – сказала она. – Я слишком устала.

Он хотел возразить, но повнимательней приглядевшись к ней, понял, что она действительно устала и ослабела.

– Я не знаю, что эти роботы сделали со мной, – сказала она, – но мне нужен отдых, прежде чем я смогу что-то делать. Кроме того, – заметила она, – вам тоже не мешает восстановить силы.

Ее слова напомнили ему о собственной усталости, но он отогнал эту мысль и уже собирался заговорить, когда Лидж покачала головой.

– Пожалуйста, не спорьте со мной, – сказала она слабым голосом. – Сейчас я могу вам сообщить, что до следующего пятна около шести часов, и что эти шесть часов мы будем спать.

– Вы имеете в виду, что шесть часов мы будем сидеть в космосе?

– Спать, – поправила она. – И не беспокойтесь о венерианцах. Кто бы их ни атаковал, будет отброшен так же, как и мы.

Она была права. За последней репликой стояла аристотелева логика, но общие доводы были правдоподобны. Физическая слабость. Замедленные рефлексы. Действительно, полезно отдохнуть.

В перечень сил воюющих сторон входил и человеческий фактор.

– Что за пятно? – спросил он, наконец.

– Мы проснемся, – ответила она, – а после ничего не видно.

Госсейн посмотрел на нее.

– Нет никаких предупреждений?

– Ни намека…

Госсейн проснулся в темноте и подумал: «Я должен исследовать феномен моего дополнительного мозга». Его удивило, что эта мысль пришла ему во сне.

Ведь он решил, и вполне логично, отложить эту проблему до прибытия на Венеру.

На соседней кровати зашевелилась Лидж. Она включила свет.

– Мне кажется, что пятно растягивается, – сказала она. – Что случилось?

Госсейн чувствовал, что внутри него происходит какая-то деятельность. Его дополнительный мозг работал так же, как в процессе телепортации или «запоминания» зон. Это было только ощущение, более сильное, чем осознание биения сердца или расширения и сжатия легких, но такое же устойчивое. Однако, он не телепортировался и не «запоминал» зону.

– Когда началось пятно? – спросил он.

– Только что. – Ее голос был серьезен. – Я уже говорила вам о нем, но я думала, что оно будет, как обычно, кратковременной блокировкой.

Госсейн кивнул. Он собирался спать до появления пятна. И вот оно появилось. Он снова лег, закрыл глаза и постарался расслабить кровеносные сосуды мозга – простой процесс, вызывающий мысли. Казалось, это самый обычный метод прерывания потока.

Вскоре он почувствовал беспомощность. Как человеку остановить биение сердца или деятельность легких – или нейронный поток, который неожиданно и без всякого предупреждения начался в его дополнительном мозгу?

Он сел и, посмотрев на Лидж, уже собирался поделиться с ней своей неудачей. И тут он увидел странную вещь. Он увидел, как Лидж встает с кровати и подходит к двери, затем – она сидит за столом вместе с Гилбертом Госсейном и капитаном Фри. Он увидел ее снова, еще дальше во времени. Ее лицо было смутным, широко раскрытые глаза смотрели изумленно. Она что-то говорила, но он не уловил, что.

Внезапным рывком он снова оказался в спальне, и Лидж все еще сидела на краю кровати и глядела на него в недоумении.

– Что происходит? – сказала она. – Пятно продолжается.

Госсейн поднялся и начал одеваться.

– Не спрашивайте меня сейчас ни о чем, – сказал он. – Может быть, я покину корабль, но я вернусь.

Потребовалось не больше секунды, чтобы вернуть в свое сознание одну из зон, которую он «запомнил» на Венере два с половиной месяца назад.

Госсейн ощущал слабый пульсирующий поток от своего дополнительного мозга. Он неторопливо расслабился, как делал это лежа в кровати, и почувствовал перемены в своей памяти, причем явные. Он осознал, что его мозг следит за постоянно изменяющимся образцом. Были небольшие рывки и пробелы. Но сам «сфотографированный» образ в его сознании оставался ясным и четким, хотя и изменялся.

Он закрыл глаза. Никакой разницы, изменение продолжалось. Он знал, что прошло три недели, месяц, затем прошло все время с тех пор, как он покинул Венеру. И тем не менее, он продолжал «помнить» зону на уровне до двадцатого десятичного знака.

Он открыл глаза и встряхнулся, заставляя себя вернуться к окружающей действительности.

Во второй раз было проще. И еще проще в третий раз. После восьмой попытки рывки и пробелы все еще оставались, но, вернув свое внимание в комнату, он понял, что неконтролируемая фаза его открытия прошла.

Он больше не ощущал потока в дополнительном мозге.

Лидж сказала:

– Пятно остановилось! – Она поколебалась, затем добавила: – Но почти сразу появилось другое.

Госсейн кивнул.

– Я ухожу.

Без малейшего сомнения он мысленно произнес старое слово-намек для этой «запомненной» зоны.

В тот же миг Госсейн очутился на Венере.

Он стоял позади стойки, которой воспользовался как загородкой в тот день, когда прибыл на Венеру с Земли на борту «Президента Харди».

Медленно и осторожно он осмотрелся, размышляя, заметил ли кто-нибудь его появление. Он увидел двоих. Один из них неторопливо шел ко входу. Другой смотрел прямо на Госсейна.

Госсейн двинулся навстречу. Тот сделал то же самое. Они встретились на полпути.

Лицо венерианца было хмурым.

– Я вынужден попросить вас оставаться здесь, – сказал он, – пока я не вызову детектива. Я видел, как вы, – он запнулся, – материализовались.

Госсейн сказал:

– Я часто думал, как это выглядит со стороны. – Он не собирался увиливать. – Прошу вас поскорее доставить меня к военным экспертам.

Мужчина по-другому посмотрел на него.

– Вы ноль-А?

– Ноль-А.

– Госсейн?

– Гилберт Госсейн.

– Меня зовут Армстронг, – сказал мужчина и с улыбкой протянул ему руку. – Мы терялись в догадках, что с вами случилось. – Он остановился. – Но давайте поспешим.

Госсейн полагал, что они войдут в дверь, но мужчина проследовал дальше. Госсейн задал вопрос. Армстронг объяснил:

– Если вы хотите быстро связаться с нужными людьми, лучше пройти сюда. Слова искривитель пространства вам говорят о чем-нибудь?

Кому-кому, а Госсейну они говорили.

– Пока их немного, – добавил Армстронг. – Хотя для других целей мы выпускаем огромное количество.

– Я знаю, – сказал Госсейн. – Корабль, с которого я телепортировался, испытал на себе результаты ваших трудов.

Они как раз подошли к искривителю. Армстронг остановился. Его лицо медленно побелело.

– Вы хотите сказать, что у нас плохая защита?

Госсейн помолчал.

– Я в этом не уверен, но боюсь, что да.

Когда темнота, сопутствующая телепортация, рассеялась, Армстронг открыл дверь кабины, выходящую в коридор. Быстрыми шагами Госсейн шел за Армстронгом. Они вошли в комнату, заставленную столами. Несколько человек сосредоточенно изучали груды документов. Госсейн особенно не удивился, что Армстронг не был знаком ни с кем из присутствующих. Ноль-А венерианцы были людьми, достойными доверия, и по своему желанию всегда могли пройти на любой завод, выпускающий самую секретную продукцию.

Армстронг назвал свое имя венерианцу, сидевшему у самой двери, а затем представил Госсейна.

Мужчина поднялся и протянул руку.

– Меня зовут Эллиот, – сказал он и повернулся к ближайшему столу: – Эй, Дон, позови доктора Кейра. Пришел Гилберт Госсейн.

Госсейн не стал дожидаться доктора Кейра, поскольку его информация была слишком важной. Он торопливо рассказал о готовящемся нападении флота Энро. Реакция оказалась совершенно иной, чем он ожидал.

Эллиот сказал:

– Значит, Кренг достиг цели. Молодец! Госсейн уставился на него, потрясенный.

– Вы имеете в виду, – сказал он, – что Кренг отправился на Горгзид с целью заставить Энро напасть на Венеру?

Он вспомнил о мертворожденном заговоре против Энро. Теперь ясно. Заговор и не собирался быть успешным.

Его короткая радость угасла. В нескольких словах он рассказал венерианцам о предсказателях и веско закончил:

– Я точно не знаю, смогут ли я предсказатели пробиться через вашу оборону, но мне кажется, что смогут.

После недолгого обсуждения Госсейна позвали к видеофону, за которым сидел мужчина, нажимавший на кнопки и что-то говоривший роботу-оператору. Увидев Госсейна, он объяснил:

– Это станция всеобщего вещания. Расскажите заново вашу историю.

На этот раз Госсейн рассказывал более подробно. Он описал предсказателей, их культуру, преобладающий таламический тип личностей, встреченных им. Он сообщил о Фолловере и высказал свои предположения о сущности его тенеподобной структуры. Он описал Энро, придворную ситуацию на Горгзиде и положение Элдреда Кренга.

– Мне сейчас сказали, что Кренг прибыл туда, чтобы хитростью заставить Энро послать флот на Венеру. Могу вам сообщить, что он выполнил свою миссию. Но, к несчастью, он не знал о существовании предсказателей. И поэтому грядущее нападение будет вестись врагом при гораздо более благоприятных обстоятельствах, чем могут предположить знающие характер обороны, созданной здесь, на Венере и на Земле.

Он тихо закончил:

– Подумайте над этим.

Эллиот сел на свободный стул и, обращаясь к широкой аудитории, сказал:

– Подавайте ваши замечания роботам-накопителям обычным способом.

Госсейн выяснил, что обычным методом для небольших групп являлось обсуждение вопроса, в результате которого они выдвигали столько разумных предложений, сколько считали нужным. Затем один из них подобным образом обсуждал вопрос с другими такими же делегатами. Рекомендации передвигались от уровня к уровню, поскольку каждая группа делегатов в свою очередь назначала своего делегата. Через тридцать семь минут робот-накопитель вызвал Госсейна и сообщил ему четыре принципиальных предложения в порядке первоочередности.

1. Провести линию к звезде Гела, с которой должны прилететь военные корабли, и сконцентрировать всю систему защиты вдоль этой линии так, чтобы реакция роботов на появление военных кораблей заняла не больше двух-трех секунд.

Поскольку альтернатива была полностью исключена, они надеялись, что такая линия защиты, рассчитанная на неожиданность, сможет захватить весь первый десант врага, независимо от того, есть там предсказатели или нет.

2. Договориться, чтобы Лидж попыталась провести эсминец через систему защиты, и посмотреть, что может сделать предсказатель, зная характер защиты.

3. Перестать секретно действовать против Энро в пользу Лиги и предложить Лиге все имеющееся в распоряжении защитников оружие, полностью сознавая, что информацией могут злоупотребить и что мир после победы Лиги, возможно, будет трудно отличить от безусловной победы Энро. Взамен требовать приема эмигрантов с Венеры.

4. Покинуть Венеру.

Госсейн вернулся на эсминец и договорился о третьей попытке прорваться на Венеру в соответствии со вторым пунктом предложений.

Он хотел остаться на борту, но Лидж категорически воспротивилась этому.

– Одно пятно, и с нами покончено. Можете вы гарантировать, что их не будет?

Госсейн не мог.

– Но предположим, в вашем кругозоре появится пятно, пока я буду на планете? – спросил он.

– Вас это не касается, – сказала Лидж. – Все эти вещи имеют свои ограничения, как я вам уже говорила.

Ее способность не выглядела ограниченной, когда минуту или две спустя эсминец Y-381907 материализовался в трех милях над галактической базой на Венере и вынырнул под углом из атмосферы. Мгновением позже ряд торпед помчался на него. Корабль метался из стороны в сторону, вылетал и влетал в атмосферу, большее время невидимый с Венеры. На видеоэкранах мелькало судорожное изображение его полета.

Десятки раз атомные торпеды взрывались в том месте, где только что находился корабль, но каждый раз он успевал уйти за пределы досягаемости взрыва. Через час бесполезной охоты Центр управления роботами приказал всем роботам-защитникам прекратить преследование.

Госсейн телепортировался на борт и, когда утомленная Лидж передала ему управление, посадил корабль во дворе Военно-промышленного отделения.

Он ничего не сказал венерианцам. Приземление корабля на Венеру говорило само за себя.

Предсказатели могли прорваться через систему роботов-защитников.

Во время обеда тремя часами позже Лидж неожиданно вздрогнула.

– Корабли! – сказала она.

Она застыла на несколько секунд, а потом расслабилась.

– Все в порядке, – сказала она. – Они захвачены.

Это было за пятнадцать минут до того, как Центр управления роботами подтвердил, что сто восемь военных кораблей, включая два линкора и десять крейсеров, захвачены благодаря сконцентрированным усилиям пятнадцати миллионов управляемых роботов.

Госсейн присоединился к большой партии, изучавшей один из линкоров, экипаж которого уже был удален. Здесь пригодились знания Госсейна, полученные им во время пребывания на эсминце.

Впоследствии он несколько раз пытался использовать свою новую способность предвидеть события, но картины были слишком неустойчивы. Должно быть, он все еще не мог достигнуть полного расслабления. А из-за своей занятости он не успел подробно обсудить проблему с доктором Кейром.

– Я думаю, вы на правильном пути, – сказал психиатр, – но мы займемся более тщательными исследованиями попозже, когда у нас будет больше времени.

В эти дни шла настоящая битва за время. Из допросов выяснилось – Лидж предсказала это раньше, – что в этом десанте не было предсказателей.

Это не имело никакого значения для их плана. Опрос общественного мнения венерианцев показал общую уверенность, что в течение нескольких недель может быть послан второй флот, что на борту, вероятно, будут предсказатели и что его можно захватить, несмотря на присутствие предвидящих мужчин и женщин с Алерты. Но и это не имело значения. Венера должна быть покинута.

Группы ученых работали сменами, устанавливая в каждом захваченном корабле дополнительные искривители вроде тех, которые применялись для переброски предсказателей с Алерты в Шестой Декант.

С помощью захваченных кораблей Великой Империи они создали цепь, достигшую восьмисот световых лет от ближайшей базы Лиги, которая была на расстоянии свыше девяти тысяч световых лет и из этой ближайшей точки установили видеофонную связь.

Договориться с Лигой оказалось удивительно просто.

Планетарная система, которая за столь короткое время достигла ежедневного выпуска до двенадцати миллионов роботов-защитников нового типа, потрясла твердолобого Мадрисола.

Флот из двенадцати тысяч кораблей Лиги, воспользовавшись цепью захваченных кораблей, прорвался к Геле, в течение четырех часов овладел четырьмя планетами этой звезды и, таким образом, предотвратил дальнейшие атаки сил Энро до тех пор, пока база не будет восстановлена.

Но и это тоже не имело значения. Для венерианцев государства Лиги были почти так же опасны, как и Энро. И пока ноль-А оставались сосредоточенными на одной планете, они были во власти людей, которые могут начать их бояться из-за несхожести, во власти людей, которые вскоре оправдают казнь миллионов неврастеников, подобных им самим, во власти людей, которые могут обнаружить, что новое оружие, предложенное им, не всемогуще.

Реакцию Лиги, когда она обнаружит это, нельзя было предугадать. Лига могла и спокойно отнестись к этому. А с другой стороны, все результаты, полученные от роботов-защитников, могут быть забыты как маловажные, если их возможности окажутся несовершенными.

Венерианцы не сообщали о вероятных недостатках предложенной ими системы защиты на конференции, которая разрешила незамедлительно распределить от двухсот до двухсот тысяч человек на каждую из десятков тысяч планет Лиги.

Как только были обсуждены детали, люди двинулись в путь.

Госсейн наблюдал за переселением со смешанным чувством. Он не сомневался в необходимости миграции, но не мог не опечалиться.

Венеру покидали. С трудом верилось, что двести миллионов человек будут разбросаны по галактике на огромные расстояния. Госсейн не сомневался, что, рассеявшись, они окажутся в коллективной безопасности. Некоторых венерианцев может ждать гибель, поскольку еще много планет уничтожалось в этой войне войн. Возможно, кому-нибудь из них на каких-то планетах будут чинить препятствия. Но это будет скорее исключением, чем правилом. Венерианцев слишком мало, чтобы посчитать их опасными, и каждый ноль-А быстро приспособится к отдельной ситуации и станет действовать в соответствии с ней.

Ноль-А мужчины и женщины теперь окажутся повсюду. Они никогда снова не будут отрезаны от галактического мира на изолированной звездной системе.

Госсейн выбрал несколько групп, направляющихся на сравнительно близкие планеты, и, пройдя с ними через искривители, увидел, что они благополучно добрались до мест назначения. Все планеты, на которые они прибыли, имели демократический строй. Население, среди которого они рассредоточились, по большей части даже не знало об их существовании.

Госсейн мог проследить только за отдельными группами. Этих специфических беженцев принимало более ста тысяч планет, и чтобы последовать за всеми, нужно было иметь не меньше тысячи жизней. Эвакуировался целый мир, за исключением небольшой сердцевины в миллион человек. Задачей оставшихся было стать ядром миллиардов людей Земли, которые ничего не знали о случившемся. Для них система ноль-А обучения будет внесена естественным путем, так, словно миграции и не было.

Реки ноль-А людей, которые текли по направлению к искривителям, постепенно превратились в ручейки, потом в легкую струйку. Прежде, чем последние мигранты покинули Венеру, Госсейн отправился в Нью-Чикаго, где захваченный линкор, переименованный в «Венеру», должен был забрать его, Лидж, капитана Фри и команду технических экспертов ноль-А в космос.

Он прибыл в фактически пустой город. Только скрытые заводы и Военный центр еще работали. Эллиот проводил Госсейна на корабль и сообщил ему последнюю информацию.

– Мы ничего не знаем о битве, но, вероятно, наши роботы-защитники в данный момент принимают в ней участие. – Он улыбнулся и покачал головой. – Вряд ли кто-нибудь побеспокоится сообщить нам подробности. Наше влияние постоянно уменьшается. Отношение к нам является смесью терпимости и нетерпения. С одной стороны, нас похлопали по плечу за то, что мы изобрели оружие, которое по большей части считается решающим, хотя это не так. А с другой стороны, дали понять, что мы теперь слабый ненужный народ и должны предоставить решать дела галактики специалистам.

Он начал с иронией, но закончил серьезно. – Знают они или нет, – сказал он, – но почти каждый ноль-А будет стараться приблизить конец войны. Естественно, мы хотим, чтобы развитие событий было, по возможности, мирным. Было бы нежелательным разделение галактики на два яростно ненавидящих друг друга лагеря.

Госсейн кивнул. Галактические лидеры уже могли сообразить, если, конечно, знали о работе, проделанной Элдредом Кренгом, только одним из ноль-А, что вскоре получат такие же действия, помноженные на двести миллионов.

Мысль о Кренге напомнила Госсейну вопрос, который он уже давно собирался задать.

– Кто разработал вашу новую систему роботов-защитников?

– Институт общей семантики под управлением покойного Лавуазье.

– Ясно. – Госсейн помолчал, обдумывая следующий вопрос. Наконец, он спросил: – Кто обратил ваше внимание на сам принцип оружия, которое использовали так успешно?

– Кренг, – ответил Эллиот. – Он и Лавуазье были хорошими друзьями.

Госсейн получил ответ. Он сменил тему.

– Когда мы отбываем? – спросил он.

– Завтра утром.

– Хорошо.

Новости взволновали Госсейна. Неделями он был слишком занят, но все же никогда не забывал, что такие личности, как Фолловер и Энро, все еще были сильны.

И оставалась большая проблема – существо, которое телепортировало его сознание в нервную систему Ашаргина. Предстояло много важных дел.

 

XVIII

Следующим утром мощный линкор вылетел в межзвездную темноту. На борту, кроме команды, все члены которой были ноль-А, находились сто тысяч роботов-защитников.

По просьбе доктора Кейра после первого же прыжка телепортации корабль остановился.

– Мы изучаем вас через определенные интервалы, хотя вы довольно неуловимы. Но, тем не менее, мы кое-что получили.

Он вынул из портфеля несколько фотографий и раздал их окружающим.

– Эти снимки дополнительного мозга сделаны неделю назад.

Весь снимок был покрыт миллионами пересекающихся линий.

– Здесь ваш мозг в возбужденном состоянии, – сказал доктор Кейр. – Когда вы думаете, что в какое-то время его единственным контактом с вашим телом и остальным мозгом являются кровеносные сосуды, которые снабжают его кровью, и нервные связи, которые направляют поток крови, – когда вы так думаете, такое состояние вашего дополнительного мозга – одно из самых активных. – Он остановился и продолжил: – А теперь о дальнейших тренировках. Мы с коллегами обсудили то, что вы рассказали нам, и у нас есть предложение.

– Сперва один вопрос, – перебил Госсейн.

Он колебался. То, что он хотел сказать, не относилось к делу. Но все же этот вопрос мучил его после вчерашнего разговора с Эллиотом.

– Кто определил направление обучения, которое я получил при Торсоне?

Доктор Кейр нахмурился.

– О, все мы высказывали свои предложения, но, мне кажется, самую важную роль сыграл Элдред Кренг.

Снова Кренг! Элдред Кренг, знающий, как обучать дополнительный мозг, передающий послание от Лавуазье перед смертью первого тела Госсейна, – проблема Кренга снова проявилась так неожиданно и запутанно.

Он кратко изложил присутствующим свои сомнения по поводу Кренга. Когда он закончил, доктор Кейр покачал головой.

– Кренг приходил ко мне на осмотр как раз перед тем, как покинул Венеру. Могу сообщить, что он совершенно обычный ноль-А, без особенных дарований, хотя его рефлексы находятся на столь высоком уровне, какой мне приходилось встречать только один или два раза за всю мою карьеру психиатра.

– Вы уверены, что он не обладает дополнительным мозгом? – спросил Госсейн.

– Конечно, нет.

– Ладно.

Госсейн надеялся, что Элдред Кренг мог быть игроком, который перенес его сознание в тело Ашаргина. Это все еще не полностью исключено, но, оказалось, теперь нужно было искать какое-то другое объяснение.

– Есть один момент, который мы обсуждали как-то раньше, – сказала женщина-психиатр, – но господин Госсейн мог не слышать об этом. Если Лавуазье рассказал Кренгу о том, как обучать дополнительный мозг, и тем не менее, как выяснилось теперь, этот метод недостаточно хорош, должны ли мы поверить, что тела Лавуазье-Госсейна обучались только с помощью метода, который теперь кажется несовершенным? Смерть Лавуазье, похоже, указывает на то, что он не имел дара предвидения, а вы, однако, уже стоите на краю этой и некоторых других возможностей.

– Мы можем углубиться в эти детали позже, – сказал доктор Кейр. – А сейчас я хочу предложить Госсейну один эксперимент.

Когда он объяснил суть, Госсейн сказал:

– Но ведь это за девятнадцать тысяч световых лет.

– Попытайтесь, – настаивал психиатр.

Госсейн подумал, а затем сконцентрировался на одной из «запомненных» зон в кабине управления на трейлере Лидж. Он почувствовал сильное головокружение и тошноту. Справившись с ними, он посмотрел на собеседников в изумлении.

– Похоже, что подобие даже ниже, чем до двадцатого десятичного знака. Мне кажется, я смогу, если снова попробую.

– Попробуйте, – сказал доктор Кейр.

– Что мне делать, если я попаду туда?

– Осмотритесь. Мы последуем за вами на ближайшую базу.

Госсейн кивнул. В этот раз он закрыл глаза. Меняющаяся картина «запомненной» зоны проходила яснее и четче.

Когда он открыл глаза, он был уже на трейлере.

Он стоял неподвижно, оглядываясь и изучая обстановку. Он почувствовал спокойный нейропоток. Видимо, слуги занимаются своими делами.

Он подошел к окну и выглянул. Трейлер летел над сельской местностью. Внизу была равнина. Далеко справа он увидел мерцание воды. В это время корабль повернулся, и море исчезло из виду. Внезапная догадка озарила его.

Он склонился над пультом управления и почти сразу же выпрямился, увидев показания приборов. Трейлер до сих пор следовал по круговой орбите, заданной Госсейном перед успешной попыткой захватить эсминец.

Он не стал трогать рычаги управления. Возможно, что его движение изменено, несмотря на то, что все выглядело таким же, как он оставил.

Госсейн исследовал магнитный поток, но не нашел ничего необычного. Он расслабил свой мозг и попытался увидеть, что произойдет. Но единственная картина кабины управления, которую ему удалось получить, ничего не дала.

«Куда я отправлюсь теперь?» – подумал он.

Обратно на линкор? Это было бы пустой тратой времени. Интересно знать, сколько времени понадобилось ему, чтобы прибыть на Алерту, но это можно проверить позже.

Люди, за чью судьбу он чувствовал ответственность, все еще были в опасности: Кренг, Патриция, Нирена, Ашаргин…

Диктатор должен быть побежден, огромная военная машина должна быть остановлена любым способом.

Госсейн принял решение.

Он перенесся на одну из «запомненных» зон в Пристанище Фолловера у двери энергостанции. Без всяких помех он поднялся на верхний этаж и остановился спросить проходящего мимо человека, как пройти в апартаменты Фолловера.

– Я здесь по назначению, – объяснил он, – и очень спешу.

Слуга посочувствовал ему.

– Вы не туда идете, – сказал он. – Держитесь этой стороны коридора. Вы увидите приемную. Там вам скажут, куда идти дальше.

Госсейн сильно сомневался, что кто-нибудь скажет ему то, что он хочет знать. Но вскоре он нашел приемную, которая оказалась не так велика, как он ожидал, и была настолько обычной, что он остановился в раздумье – туда ли он попал.

Несколько человек сидели в креслах.

Прямо напротив него, за небольшим деревянным ограждением, стояло восемь столов, за каждым из которых сидело по человеку, выполнявшему какую-то канцелярскую работу.

Позади столов находился стеклянный кабинет, в котором за единственным большим столом тоже кто-то сидел.

Когда он прошел за конторку, направляясь к стеклянному кабинету, несколько клерков привстали в протесте со своих стульев, но Госсейн не обратил на них внимания. Он снова передвигал проволоку в кабине управления, ему хотелось войти в кабинет прежде, чем Янар что-нибудь поймет.

Он открыл дверь и уже закрывал ее за собой, когда предсказатель почувствовал чье-то присутствие. Янар поднял взгляд и вздрогнул.

За ним находилась другая дверь, и Госсейн направился прямо к ней.

Одним прыжком Янар преградил ему путь.

– Прежде, чем вы войдете, вам придется убить меня.

Госсейн остановился. С помощью своего дополнительного мозга он уже выяснил, что из комнаты за дверью не поступало никаких импульсов. Хотя это полностью и не доказывало, что она пуста, его настойчивость значительно снизилась.

Нахмурившись, он посмотрел на Янара. Госсейн не собирался убивать его, тем более что у него имелась масса возможных путей общения с предсказателем. К тому же он хотел кое-что выяснить. Несколько вопросов давно интересовали его. Он спросил:

– На трейлере Лидж вы находились в качестве агента Фолловера?

– Естественно, – Янар пожал плечами.

– Я полагаю, этим вы хотите сказать, почему бы иначе трейлер ждал нас?

Янар кивнул, внимательно глядя на Госсейна.

– Но почему Фолловер допустил побег?

– Он считал слишком опасным оставлять вас здесь. Вы могли разрушить его Пристанище.

– Тогда зачем меня перенесли на Алерту?

– Он думал, что здесь предсказатели смогут предвидеть ваши поступки.

– Но у вас ничего не вышло?

– Вы правы, не вышло.

Здесь Госсейн остановился. В ответах был подтекст, и это насторожило его.

Еще раз, теперь уже более строго и пристально, он посмотрел на предсказателя. Он хотел задать еще несколько вопросов, касающихся Лидж. Хотя теперь это уже не имело значения. Она проявила себя, а детали могли подождать.

Значит, решено. Госсейн телепортировал Янара в тюремную камеру, которую он, Лидж и Юриг занимали несколько недель назад.

Затем он открыл дверь и вошел в комнату, которая, как он предполагал, была личным кабинетом Фолловера.

Как он почувствовал раньше, там никого не было.

Госсейн с любопытством огляделся. Перед дверью стоял огромный стол. Всю левую стену занимали встроенные картотечные ящики, а справа от него располагалась сложная – по крайней мере, она выглядела сложной и довольно необычной – система искривителя пространства.

Увидев искривитель, он почувствовал разочарование, но в то же время и облегчение.

Госсейн подошел к ящикам с картотекой. Они были закрыты магнитными замками, но его дополнительному мозгу потребовалось всего несколько мгновений, чтобы открыть их. Ящик за ящиком выдвигался при его малейшем прикосновении. Картотека была составлена из пластиковых карточек, похожих на дворцовый каталог, который однажды, когда он был Ашаргином, показала ему Нирена.

Каждая карточка была эквивалентна двадцати страницам типографского шрифта, отпечатанного на следующих друг за другом слоях молекул. Передвигая указатель, можно было открыть любую страницу.

Госсейн отыскал карточку со своим именем. В его досье было четыре печатных страницы. Отчет был довольно объективный, его большую часть занимало подробное описание событий, связанных с ним.

Первая фраза гласила: «Имя перенесено из ГЭ/4408С». Она указывала на существование по крайней мере еще одного досье. Далее следовало упоминание о его обучении у Торсона с пометкой: «Не смог найти ни одного, кто принимал участие в обучении. Обнаружил это слишком поздно, чтобы предотвратить».

Несколько раз упоминалось о Джанасене. Описывалась система искривителя пространства, которая телепортировала Госсейна из апартаментов Джанасена на Венере: «Этот прибор сделан теми же, кто создал мне Ф., и он действительно выглядит, как обычный стол для приготовления пищи». Это было напечатано, но на полях было приписано от руки: «Очень остроумно».

Прочитав все четыре страницы, Госсейн был разочарован. Он ожидал найти какое-нибудь объяснение или хотя бы намек на то, что произошло между ним и Фолловером. Но отчет был очень коротким и сухим. В конце четвертой страницы стояла пометка: «Смотри Ашаргина».

Госсейн нашел досье Ашаргина. Оно было большое. На первых страницах подробно описывалась жизнь принца с момента его прибытия в Храм Спящего Бога. До последней страницы оставалось неясным, почему ссылка в досье Госсейна указывала на Ашаргина. На последней странице было напечатано: «Отвечая на вопросы Энро при использовании детектора лжи, Ашаргин несколько раз упомянул имя Гилберта Госсейна». Около этого пункта на полях было написано от руки: «Расследовать».

Последний параграф досье гласил: «Насильственная свадьба принца и принцессы Ашаргин, похоже, переросла в любовь. Изменение, происшедшее в этом человеке, требует серьезного исследования, хотя Энро носится с идеей, что Ашаргин будет полезен даже после войны. Предсказатели считают его поведение образцовым в течение следующих трех недель».

Не было никакого намека на то, когда начались эти три недели, не упоминалось о путешествии на Венеру, в которое отправился Госсейн-Ашаргин, и не было никакого определенного указания, что он вернулся во дворец.

Госсейн положил досье обратно в ящик и продолжил осмотр комнаты. Он обнаружил узкую дверь, искусно встроенную в панель искривителя. Она вела в крохотную спальню, где был всего один предмет мебели – опрятно заправленная кровать.

Здесь не было шкафа для одежды, но была очень маленькая ванная комната с раковиной и унитазом. Дюжина полотенец висела на вешалке.

Фолловер, если это был действительно его личный кабинет, не особо баловал себя.

Изучение Пристанища заняло почти весь день. В здании не было ничего необычного. Несколько комнат для прислуги, несколько кабинетов для канцелярской работы, энергостанция в подвальном помещении и крыло, отведенное под тюремные камеры.

Клерки и персонал энергостанции жили в коттеджах, расположенных вдоль прибрежной линии, довольно далеко от главного здания. Апартаменты Янара и предсказателей выходили в один коридор. С задней стороны здания находился ангар, достаточно большой, чтобы вместить дюжину трейлеров. Когда Госсейн заглянул туда, он увидел семь больших машин и три маленьких самолета. Последние были такого же типа, как и самолет, который обстреливал его во время побега из тюрьмы.

Никто не мешал ему. Он свободно разгуливал по зданиям и по всему острову. Казалось, ни один человек не имел полномочий или желания побеспокоить его. Вероятно, на острове никогда раньше не возникала подобная ситуация, и, очевидно, все ждали прибытия Фолловера.

Госсейн тоже ждал, нельзя сказать, что без всякого страха, но с твердым намерением не отступать. Ему хотелось действовать, он чувствовал, что события движутся к решающей стадии быстрее, чем это видится.

Он выполнил все, что планировал. Оставалось только дожидаться прибытия линкора.

Первую ночь он проспал в маленькой комнате, примыкающей к кабинету Фолловера. Он мирно спал, поскольку его дополнительный мозг был готов мгновенно отреагировать на любое изменение в оборудовании искривителя. Он еще точно не установил, что Фолловер манипулирует своей удивительной телеподобной структурой с помощью переключатели искривителя, но имеющиеся в наличии факты указывали на это.

И он придумал, как подтвердить или опровергнуть свою теорию.

На следующее утро он телепортировался на трейлер, позавтракал, обслуживаемый официантами, порхающими вокруг него и стремящимися выполнить его малейшее желание. Казалось, они были сбиты с толку его вежливостью. Но у Госсейна не было времени обучать их чувству собственного достоинства. Он закончил есть и принялся за работу.

Сначала он тщательно свернул ковер в гостиной и начал освобождать металлические панели пола примерно в том месте, где, как он помнил, материализовался Фолловер.

Он обнаружил искривитель в нескольких дюймах от того места, где ожидал его найти.

Это было довольно убедительно. Но у него имелась возможность еще одной проверки в камере, где он был заключен, когда впервые прибыл на Алерту. Янар злобно наблюдал за ним через решетку, когда он выломал казавшуюся целиком металлической койку и там также нашел искривитель.

Безусловно, картина становилась яснее, отчетливее, и ответ должен быть где-то рядом.

Вторая ночь, как и первая, прошла без всяких событий. Госсейн провел третий день, просматривая картотеку. Пара страниц о Секохе заинтересовала его, поскольку этой информации не было в воспоминаниях Ашаргина. Сорок семь страниц об Энро были разделены на несколько частей, но в них излагалось только то, что он уже знал, правда со многими дополнительными деталями. Мадрисол был представлен как опасный и честолюбивый человек. Великий Адмирал Палеол описывался как убийца. «Беспощаден», написал Фолловер, – признание почти немыслимое от личности, которая сама была воплощением беспощадности.

Он изучал досье только тех людей, которых знал или на которых давались перекрестные ссылки. Потребовался бы целый штат специалистов, чтобы досконально проштудировать десятки тысяч досье и составить исчерпывающий отчет.

На четвертый день он отложил картотеку и разработал новый план для себя и линкора. Зачем попусту тратить время, следуя на корабле через всю галактику, тогда как его цель, так же как цель Эллиота и остальных, достигнуть Горгзида?

Он размышлял: «Энро обезопасил свою родную планету системой выдачи матриц базы Горгзида под таким строгим контролем, что вероятность достать хотя бы одну из них обычными методами близка к нулю. Но человек с дополнительным мозгом может получить матрицу…»

Когда он дошел до этого рассуждения, долгожданное реле сработало в его мозгу, и он понял, что линкор телепортировался к ближайшей базе в тысяче ста световых годах отсюда.

Не медля ни минуты, Госсейн перенесся на «Венеру».

– Похоже, время вашей телепортации с корабля на Алерту заняло немногим более часа, – подсчитал доктор Кейр.

Они не смогли сосчитать точнее. Да этого и не требовалось. Скорость была такой большой, а рассогласование полей таким маленьким по сравнению с девяноста часами, которые потребовались линкору на то же путешествие, что точное время едва ли имело значение.

Всего один час. Потрясенный, он подошел к выгибающемуся над ним прозрачному куполу кабины управления линкора. Ему не требовалось объяснять беспредельность космоса, но вид, открывшийся перед ним, казалось, делал новое качество его дополнительного мозга более впечатляющим.

Сквозь стекло на него обрушилась чернота. Он не ощущал расстояния до звезд, которые видел. Они казались крошечными светящимися точками всего в нескольких сотнях ярдов. Иллюзия близости. И теперь для него они на самом деле стали близкими. За пять с половиной часов он мог телепортироваться через сто тысяч световых лет этой закручивающейся галактики двухсот миллиардов солнц, если у него была «запомненная» область, в которую он мог переместиться.

Сзади подошел Эллиот. Он протянул Госсейну матрицу.

– Я пойду, – сказал Госсейн. – Я не успокоюсь, пока эта картотека не окажется на борту «Венеры».

Он удостоверился, что матрица в защитном футляре и телепортировался в кабинет Фолловера.

Вынув матрицу из футляра, он осторожно положил ее на письменный стол. Было бы катастрофой, если линкор телепортируется на саму матрицу, но присутствие Лидж на борту гарантировало, что корабль не достигнет цели одним полным скачком.

Как он и ожидал, «Венера» успешно прибыла на остров только через три часа, и Госсейн поднялся на борт для совещания.

К его удивлению, доктор Кейр не планировал ни экспериментов, ни тренировок.

– Мы хотим применить трудотерапию, – пояснил психиатр. – Вы будете обучаться в действии. Откровенно говоря, тренировка займет много времени, а ваши достижения пока превосходны. В отличие от Лавуазье, вы обнаружили другие возможности и попытались использовать их. Лавуазье ничего не знал о предсказателях, иначе он упомянул бы о них Кренгу. Соответственно, он не имел понятия, что может тренироваться в предвидении будущего.

– Раз так, – сказал Госсейн, – то я сейчас же попробую пройти через искривитель в кабинете Фолловера.

Но прежде необходимо сделать кое-что еще. И он сделал это, как только оказался в Пристанище: он телепортировал Янара в одну из «запомненных» зон на острове Крест.

Выполнив эту гуманную миссию, Госсейн присоединился к группе, изучающей личную систему искривителей пространства Фолловера. Результаты уже были интересными.

– Это наиболее совершенная система из существующих на сегодня, – сказал ему один из ноль-А. – На изучение некоторых схем потребуется уйма времени.

Они предположили, что искривителя Фолловера действуют на основе более низкого подобия, чем до двадцатого десятичного знака.

– Так что мы пока остаемся на Алерте и будем ждать вашего возвращения. Кроме того, мы встретим тот линкор Энро, о котором вы упоминали. Он должен прибыть со дня на день.

Госсейн согласился, что по крайней мере последнее было насущным. Нельзя допустить дальнейшей вербовки предсказателей на флот Энро.

Но он не видел необходимости ожидания его возвращения на Алерту. Дело могло оказаться нелегким и долгим. Одно путешествие через искривители займет несколько часов. А в своей возможности телепортироваться на корабль за минимальное время он был уверен.

Все пришли к единому мнению, что времени не так много, чтобы им разбрасываться, и что тщательные исследования могут затянуться.

И снова Госсейн согласился. Осмотрев панель искривителей, он заметил, что та разделена на две секции. Одну секцию составляли три искривителя, каждый из которых мог быть настроен на любые образцы.

Второе отделение занимал только один искривитель, который управлялся единственным рычагом. Такие искривители Госсейн видел раньше и знал, что ими пользовались для транспортировки в какое-то одно место, на которое они имели непрерывную матрицу. Госсейн решил, что этот настроен на настоящую штаб-квартиру Фолловера.

Без колебаний он нажал на рычаг.

Когда темнота рассеялась, Госсейн очутился в большом помещении, заставленном стеллажами с книгами. Через приоткрытую дверь он видел край кровати в соседней комнате.

Он стоял не двигаясь, пытаясь с помощью своего дополнительного мозга осознать присутствие людей поблизости. Это было непросто, но казалось, что все спокойно и мирно. Судя по всему в примыкающей комнате никого не было.

Его взгляд обежал помещение. Он увидел, что кроме искривителя, через который он прибыл, в комнате находился еще один. Оба стояли в углу перпендикулярно друг к другу.

Он «запомнил» зону пола, на которой стоял, затем подошел к стеллажу и взял одну из книг. Она была напечатана на языке Горгзида.

Сначала он обрадовался, но открыв книгу, подумал: «Это вовсе не значит, что я на Горгзиде. У многих людей в Великой Империи есть книги, написанные на языке столичной планеты».

И в этот миг он увидел на форзаце имя. Госсейн удивленно глядел на него, не веря своим глазам, потом покачал головой и поставил книгу обратно на полку.

Но на других пяти книгах, выбранных наугад, стояло то же имя.

Элдред Кренг.

Госсейн медленно направился к двери спальни. Он был сбит с толку, но не очень встревожен. Пройдя через спальню, он почувствовал присутствие людей в соседней комнате. Он осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Коридор. Он открыл дверь шире, проскользнул в нее и закрыл за собой.

В случае необходимости он мог телепортироваться обратно, но пока не собирался отступать.

Он дошел до конца коридора и остановился, увидев со спины женщину, похожую на Патрицию Харди. Когда она заговорила, сомнений не осталось.

Ее слова, так же как и ответ Кренга, были неважны. Важным было их присутствие здесь. Важным было наличие искривителя, связанного с Пристанищем Фолловера на Алерте, в библиотеке, примыкающей к их спальне.

Он был озадачен. Лучше не показываться на глаза этой парочке до тех пор, пока он не обсудит случившееся с Эллиотом и другими венерианцами.

Но еще не пришло время покидать Горгзид. Он вернулся в библиотеку и осмотрел второй искривитель. Этот также имел единственный рычаг управления.

Он нажал на рычаг и оказался в маленькой комнате, похожей на кладовку. В одном углу громоздилась груда металлических ящиков, вдоль стен тянулись полки. Единственным выходом была закрытая дверь.

Здесь не было других искривителей, кроме того, через который он прибыл.

Госсейн «запомнил» зону пола и толкнул дверь. Она открылась в практически пустой кабинет. Письменный стол, два стула и ковер – вот и вся его обстановка.

Госсейн вошел в комнату и попытался открыть ящики стола. Они были заперты обычными замками, и он не мог открыть их с помощью дополнительного мозга без применения физической силы.

Дверь кабинета выходила в коридор длиной около десяти футов, в конце которого была еще одна дверь. Госсейн распахнул ее, перешагнул через порог и остановился.

Помещение, распростершееся перед ним, гудело слабыми подземными звуками. Узкие опоры тянулись на двадцать футов от одной из стен. Они были так искусно составлены, что казались проекцией изгибающейся стены, светящейся изнутри. Маленькие лесенки вели на вершину гробницы Спящего Бога Горгзида.

Впечатление от увиденного было не таким, как эффект, произведенный на Ашаргина. Дополнительным мозгом он ощущал пульсирующие токи энергии, управляющей невидимыми машинами. Среди них выделялся слабый человеческий нейропоток с едва различимыми изменениями интенсивности.

Госсейн поднялся по ступенькам и взглянул на Спящего Бога Горгзида. Он осмотрел человека и гробницу пристальнее и тщательнее, чем Ашаргин. Госсейн заметил вещи, для которых вялые чувства принца были недостаточны.

«Гроб» состоял из нескольких секций. Тело поддерживалось серией тонких, похожих на тиски конструкций, предназначенных для разработки мускулов. Если Спящий Бог когда-нибудь проснется от своего долгого сна, он не будет таким слабым и беспомощным, как Гилберт Госсейн после месяца, проведенного без движения на эсминце Y-381907.

Кожа спящего была гладкой. Тело выглядело сильным и крепким. Тот, кто следил за его питанием, имел в своем распоряжении больше оборудования, чем имела Лидж на эсминце.

Госсейн спустился по лестнице и осмотрел основание гробницы. Как он и предполагал, лестницы двигались, и панели основания могли открываться. Он отодвинул их и глянул вниз.

Почти мгновенно он понял, что подошел к развязке. На мощнейших кораблях Великой Империи он не видел машины, подобной этой.

Ошеломленный, он покачал головой. Несмотря на сложность механизмов, он узнал более десятка из них: схему искривителя пространства, детектор лжи, автоматические реле и другие, более простые приборы. Этот электронный мозг имел не менее ста пятидесяти главных секций, поверхность и внутренность каждой из которых переплеталась сотнями меньших схем.

Госсейн напряженно изучал искусственный мозг. При более детальном рассмотрении некоторые провода оказались обгоревшими. Это насторожило его, и, приглядевшись, он обнаружил еще несколько поврежденных схем. Непонятно, как мог сломаться такой совершенный и защищенный агрегат. Но его неисправность не вызывала сомнений.

Чтобы восстановить машину и разбудить Спящего Бога, потребуется очень высокая квалификация. Возможно, это будет не его работой. Он был на передней линии, а не в техническом отделе.

Пришло время возвращаться на линкор. Он телепортировался на «Венеру» и услышал звон набата.

Эллиот объяснил, что битва закончилась.

– Я думаю, они даже не поняли, что случилось, когда наши роботы начали действовать. Мы захватили всю команду.

Одержанная победа порадовала Госсейна. Захваченный линкор был месяц назад послан на замену эсминца Y-381907. Он должен был вербовать новых предсказателей на корабли Великой Империи. Теперь потребуется время, чтобы заменить его другим. Это был один результат.

Второй, более важный, по мнению Госсейна, заключался в том, что «Венера» могла теперь последовать за ним на Горгзид.

Никто из ноль-А не мог предложить объяснение загадки Элдреда Кренга. Эллиот сказал:

– Мы можем только предполагать, что он ничего не знал о предсказателях. Ваше открытие, похоже, указывает на то, что Кренг знает о происходящем больше, чем мы думаем.

Немного позже Госсейн получил другую матрицу, и Эллиот сказал ему:

– Мы сейчас же отбываем и увидим вас через три дня.

Госсейн кивнул. Он собрался более детально исследовать Храм Спящего Бога.

– Надо посмотреть, в каком состоянии атомный двигатель. Может, мне удастся поднять в космос весь храм. – Он усмехнулся. – Они могут принять это за предзнаменование, что Бог не одобряет их агрессию. – Он закончил более серьезно. – За исключением этого я буду сидеть тихо, как мышка, пока вы не прибудете.

Прежде чем покинуть корабль, он разыскал доктора Кейра. Психиатр предложил ему сесть, но Госсейн отказался. Он сказал:

– Доктор, во всем этом есть нечто необъяснимое. Дважды мое сознание было перенесено в тело принца Ашаргина. На первый взгляд кажется, что кто-то специально предоставляет мне возможность войти в курс происходящих галактических событий, и я принял бы такое объяснение. Но почему Ашаргин? Почему именно он? Ведь если можно перемещать мое сознание в тела других людей, почему его не поместили в тело Энро? Уверен, что в этом случае я мог бы остановить войну. – Он щелкнул пальцами. – В связи с этим я прихожу к заключению, что мы неправильно оцениваем происходящее. Должен существовать другой, возможно более значимый, чем сама война, ответ.

Он стоял, нахмурясь, затем протянул руку. Доктор Кейр молча пожал ее. С матрицей в руках Госсейн телепортировался в кладовку Храма Спящего Бога на Горгзиде.

Выйдя из темноты, он понял с таламическим расстройством, что снова очутился в теле принца Ашаргина. В третий раз за последние месяцы.

 

XIX

– Время ужина, – сказала Нирена. Госсейн-Ашаргин поднялся, и они вышли в коридор.

Лицо Нирены было задумчиво, она нежно взяла Ашаргина за руку. Этот бессознательный жест подтвердил уже выясненное Госсейном из памяти Ашаргина: их женитьба действительно переросла в любовь.

– Я не совсем уверена, – заявила Нирена, – что мне нравится привилегия присутствовать на королевском ужине.

Госсейн-Ашаргин не ответил. Он думал о теле Гилберта Госсейна, лежащего в кладовке Храма Спящего Бога. В любой момент туда мог зайти Секох и обнаружить его.

За этим пугающим фактом личная жизнь принца и принцессы Ашаргин отступала на задний план.

Ни Энро, ни Секох не присутствовали на ужине, но Госсейну не стало от этого легче. Он представил себе хранителя, решившего провести эту ночь в Храме. Необходимость экстренных действий не вызывала сомнений, и большую часть ужина он продумывал детали.

Отвлекшись от своих мыслей, он поднял взгляд и увидел, что обе женщины очень бледны. Патриция говорила:

– …Возможность полной победы Лиги тревожит меня не меньше, чем безоговорочная победа моего брата.

Нирена ответила:

– Это ужасно быть втянутым в войну против своей воли, не иметь к ней никакого отношения и вдруг обнаружить, что твоя судьба так тесно связана с судьбой твоей стороны.

Госсейн понял их. Очевидно, военная ситуация сильно изменилась, раз они так заволновались.

Поражение было бы личным бедствием для каждого жителя Великой Империи. С ним пришло бы унижение, оккупация, безжалостный поиск военных преступников, мстительность.

Он собрался заговорить, но передумал, осененный неожиданной мыслью: «Отсутствие диктатора за столом, возможно, объясняется серьезностью ситуации».

И не успев ничего сказать, он получил подтверждение.

– Энро на флоте. Бесследно исчезли четыре дивизии, и битва в Шестом Деканте приостановлена. Сейчас разрабатываются ответные меры, – сказала Патриция.

– А где Секох? – спросил Госсейн.

Этого никто не знал, но Кренг бросил на него странный взгляд. Однако все, что он сказал, было:

– Конечно, главное, чтобы не было ничьей полной победы. Безоговорочная капитуляция – это иллюзия.

Госсейн не стал ничего скрывать. Сжато, не сообщая источник информации и не описывая роботов-защитников и их действия, он объяснил им, какой результат возможен в этой войне. Он закончил:

– Чем скорее Энро поймет, что его ждет долгая, изматывающая война, и сделает или примет предложение о мире, тем быстрее он предотвратит полный крах. – Он встал. – Если Энро вернется раньше меня, скажите, что я хочу видеть его.

Он извинился и, выйдя из комнаты, поднялся на крышу, где стояло несколько самолетов, всегда готовых к взлету. Он сел на переднее сиденье ближайшего, и робот-пилот спросил его:

– Маршрут?

– За гору, – сказал Госсейн. – Там я скажу, куда двигаться дальше.

Они летели над городом. Госсейну казалось, что море огней внизу никогда не закончится. Однако, наконец наступила тьма, она была почти полной за исключением отдельных мерцающих на горизонте огоньков.

Робот-пилот снова спросил:

– Мы над горами. Куда теперь?

Госсейн глянул вниз, но ничего не увидел. Погода была облачной и темнота непроглядной.

– Приземлись на дороге в полумиле от Храма Спящего Бога, – сказал он.

Он описал местность: изгиб дороги, деревья, – базируясь на острой памяти Ашаргина.

Полет продолжался в тишине, пока они не приземлились в указанном месте. Напоследок Госсейн приказал роботу-пилоту возвращаться каждый час.

Он вышел на дорогу и, пройдя несколько футов, остановился. Подождав, пока самолет почти бесшумно взлетел, он отправился дальше по дороге.

Ночь была теплой и тихой. Как он и рассчитывал, никто не повстречался ему. Эту дорогу Ашаргин знал с детства. Тысячи раз такими же ночами он возвращался по ней с картофельных полей в рабочий барак.

Он остановился в тени Храма, еще более черной, чем ночь, и прислушался.

Ни звука.

Он смело распахнул железную дверь и спустился по металлической лестнице, по которой шел во время Церемонии Лицезрения.

Госсейн беспрепятственно достиг двери, ведущей в гробницу. К его удивлению, она оказалась не запертой. Он взял с собой отмычки, но они не понадобились, чему можно было только порадоваться, учитывая слабость и неловкость Ашаргина.

Он проскользнул внутрь и мягко закрыл за собой дверь. Перед ним открылась знакомая картина гробницы. Не мешкая, он прошел в коридор, который вел в личный кабинет хранителя.

Возле двери он снова остановился и прислушался. Тишина. Успокоившись, он вошел и направился прямо в кладовку. Он затаил дыхание, вглядываясь в тускло освещенную каморку, и вздохнул с облегчением, увидев тело, лежащее на полу.

Значит, он не опоздал. Теперь необходимо спрятать тело в безопасное место.

Он положил матрицу под коробку на верхней полке, а затем, опустившись на колени у неподвижного тела, услышал биение сердца, нащупал пульс и ощутил теплоту медленного ровного дыхания. Это был один из удивительнейших моментов в его жизни. Кто еще мог так, со стороны, смотреть на свое собственное тело?

Он поднялся, наклонился и просунул руки под мышки. Сделав глубокий вдох, он попытался поднять мягкое тело. Оно приподнялось на высоту не более трех дюймов.

Он ожидал трудностей в переносе тела, но не таких. Главное поставить его вертикально. Он попытался снова и на этот раз удачно. Но когда он пересек кладовку, его мышцы заболели, и около двери пришлось отдохнуть.

Второй, более продолжительный отдых он сделал в конце коридора. Добравшись через двадцать минут до середины гробницы, он был так изнурен, что у него закружилась голова.

Он знал единственное место в Храме, где можно спрятать тело. Но теперь он забеспокоился, хватит ли у него сил положить его туда.

Он вскарабкался на вершину гробницы и отсюда рассмотрел механизм оболочки: не прозрачные платы у изголовья спящего, а полупрозрачные секции вдоль ложа.

Они отодвигались. Он легко отодвинул их и увидел ремни, трубки и еще три ложа. Два из них были немного меньше третьего. Госсейн понял, что меньшие предназначались для женщин.

Этот космический корабль должен был нести двух мужчин и двух женщин через года и мили межзвездного пространства, где не было транспорта подобия.

Он не стал терять время на размышления, а приложил все усилия, чтобы затащить тело Госсейна наверх.

Он не знал, сколько времени ушло на это. Снова и снова он отдыхал. Десятки раз ему казалось, что Ашаргин исчерпал все ресурсы своего слабого телосложения. Наконец, он привязал тело к ложу. Привязал, потому что механизм для фиксации тел был неисправен и не мог определить, когда тело оживало. Это объясняло, почему эти ложа были пустыми.

Он поставил секции и лестницу в прежнее положение и стоял наверху, проверяя, не было ли видно, что их сдвигали с места. И тут он услышал звук со стороны кладовки. Вздрогнув, Госсейн обернулся. Вошел Элдред Кренг.

Ноль-А детектив остановился и приложил палец к губам. Он быстро подошел, придвинул другую лестницу к гробнице и поднялся по ней.

Он отодвинул панели, за которыми лежало тело Госсейна, и несколько секунд смотрел на него. Затем он задвинул панели, спустился вниз и поставил лестницу на свое место.

Тем временем Ашаргин тоже спустился. Кренг взял его за локоть.

– Извините, – сказал он, – что я не смог помочь вам перенести его сюда. Но меня не было в апартаментах, когда машина первый раз прислала предупреждение. Как только я получил его, сразу пришел сюда. Я должен был убедиться, что вы спрятали его, – он улыбнулся, – куда надо. Но теперь поспешим.

Госсейн без слов последовал за ним. На борту «Венеры» ни один ноль-А не усомнился в Кренге, и Госсейн не собирался расспрашивать его сейчас. И хотя он просто бурлил вопросами, он принял к сведению слова Кренга, что надо поспешить.

Они быстро миновали коридор, кабинет и вошли в кладовку. Подойдя к искривителю, Кренг сказал:

– Сначала вы.

Они оказались в библиотеке Кренга. Как обычно решительно Кренг двинулся вперед, но неожиданно остановился посреди комнаты и повернулся. Он показал на искривитель, через который Госсейн прибыл с Алерты.

– Куда он ведет?

Когда Госсейн ответил, тот кивнул.

– Я подозревал нечто в этом роде, но не мог удостовериться. Воспользоваться им можно только с помощью дистанционного управления, которое я не мог обнаружить.

Кренг, задающий вопросы, Кренг, чего-то не знающий, – это было внове для Госсейна.

Прежде, чем он успел задать вопрос, Кренг сказал:

– Энро отсутствует уже восемь дней и может прибыть в любую минуту. Мы узнали об этом сразу после ужина. Поэтому скорее возвращайтесь в свою комнату. – Он помолчал, очевидно обдумывая следующие слова. – И спите, – закончил он. – Поторопитесь.

В гостиной Патриция сказала:

– Спокойной ночи.

Уже в дверях Кренг подчеркнул:

– Хорошего вам отдыха. Я имею в виду – сна.

Госсейн шел по коридору. Он чувствовал себя опустошенным. Произошло слишком многое и произошло слишком быстро. Почему Кренг решил, что Ашаргин положил тело Госсейна «куда надо»? О каком предупреждении машины он говорил? Какой машины? Госсейну могло придти в голову только одно: поврежденный электронный мозг под склепом.

Кренг установил контроль над этим мозгом? Похоже, он намекал на это.

А что имел в виду Кренг, говоря «спите»?

Госсейн-Ашаргин был уже двумя этажами ниже, шагая по коридору к апартаментам Нирены и Ашаргина, когда венерианские роботы-защитники схватили его сознание.

Он успел только испуганно подумать: «Это не линкор „Венера“. Он не мог еще прибыть. Это может быть только атакой Лиги. Но как они прорвались?»

На этом мысли остановились. Он отчаянно боролся, чтобы спасти тело Ашаргина от венерианского оружия.

 

XX

Мозг Ашаргина был настолько слабее собственного мозга Госсейна, а парализующее действие комплексной силы настолько молниеносным, что он невольно остановился.

Возможно, именно это спасло его. Он вспомнил простой старый способ установления знаменитой таламо-корковой паузы, способ, используемый для подготовки начинающих.

– Я расслабляюсь, – сказал он себе. – Все возбудители совершают полный оборот по нервной системе: по спинному мозгу к таламусу, через таламус к коре головного мозга и через кору, и после этого, только после этого, обратно через таламус вниз в нервную систему. Я всегда сознаю возбудители, движущиеся к коре головного мозга и через нее.

В этом был ключ. В этом было различие между ноль-А сверхчеловеком и животным человеком галактики. У первого таламус – орган эмоций и кора – орган распознавания составляют целое и находятся в удивительно скоординированных взаимоотношениях. Эмоции таламуса не пропадают, а становятся богаче и тоньше, взаимодействуя с корой головного мозга, которая отзывается бесчисленными неуловимыми нюансами в потоке чувств.

По всему дворцу люди в панике борются с комплексной силой, обрушившейся на них. Однажды начавшись, эта паника растет подобно цепной реакции. Должно быть, она уже переросла в истерию. Стимулы, исходящие из испуганного таламуса, учащают сердцебиение, ускоряют процесс дыхания, напрягают мускулы, усиливают секрецию желез, и каждый перевозбудившийся орган в свою очередь посылает новые стимулы к таламусу. Цикл быстро набирает скорость и силу.

Все, что надо сделать любому человеку, это на мгновение остановиться и подумать: «Стимулы сейчас проходят через кору головного мозга. Я думаю и чувствую, а не только чувствую».

Так он достиг для Ашаргина полной корково-таламической паузы.

Но поскольку комплексная сила продолжала действовать, он не должен терять бдительности, иначе, расслабься он на секунду, Ашаргин будет подавлен эмоциональным шоком.

Он беспрепятственно добежал до апартаментов и бросился в спальню. Он догадывался, в каком состоянии сейчас Нирена, и осознанно позволил этой мысли проникнуть вглубь мозга, чтобы это не было неожиданным для Ашаргина.

Как он и ожидал, Нирена без сознания лежала на кровати. Очевидно, в начале атаки она проснулась, и на ее искаженном лице застыло выражение ужаса.

Это выражения потрясло Ашаргина. Беспокойство, тревога, страх – эмоции пробежали всю эту гамму. И в следующий миг комплексная сила схватили и сдавила его сознание.

Последним отчаянным усилием Госсейн кинулся к кровати, чтобы суметь расслабиться. Но не успел: мускулы одеревенели, и он упал вниз лицом в футе от кровати.

Ему стало интересно, что чувствует управляемый комплексной силой человек. Но все оказалось слишком просто. Он уснул.

И увидел странный сон.

Ему снилось, что тело Госсейна теперь стало более восприимчивым, чем когда-либо раньше, и что только с ним, лежащим без сознания внутри склепа памяти, возможен контакт, который наконец установился.

Пришла мысль, но не от Госсейна, а через него.

«Я память прошлого, – дошла мысль через бессознательное тело Госсейна. – Только во мне, машине под склепом, уцелела память о Переселении, да и то в результате несчастного случая.

Другие машины тоже были повреждены в той или иной степени, проходя через громадные облака материи, заряженной каким-то видом энергии, о котором никто не подозревал. В результате память большинства из них была потеряна. Мою спасло только то, что еще прежде более опасных повреждений выгорела ключевая цепь.

Несмотря на неисправности, почти все машины, совершившие перелет, смогли оживить тела, которые они несли. Я тоже мог оживить одного человека, который был на моем попечении, но, к сожалению, он не смог ожить. И я не допустил разрушения тела. Люди, нашедшие нас, забыли, что их предки прибыли на эту планету тем же путем, что и человеческое существо, которому они поклонялись и поклоняются до сих пор как Спящему Богу.

Их предки оказались лишенными памяти о своем прошлом и быстро забыли, как их оживляли. Все их силы уходили на борьбу за существование. Их корабли лежат, похороненные в земле уже много веков. Я прилетел гораздо позже, и поэтому мой корабль не успел врасти в землю, когда меня нашли.

Великое Переселение предпринималось на основе предположения, которое было не безоговорочно, но все же достаточно верным. Предположение, что человеческая нервная система с ее высшим корковым развитием уникальна во всем пространстве-времени. Она никогда не была подделана и, принимая во внимание ее сложность, по-видимому никогда не будет…»

Две взаимодействующие нервные системы, большая стремится к меньшей на манер телепортации. Появилась первая картина. Люди наблюдают за яркой точкой, которая движется у края тенеподобной субстанции.

Госсейн знал, что эта субстанция не человек в склепе и не мозг, сообщающий ему свои знания.

Люди смотрят на светящуюся точку. Люди, которые жили и умерли много миллионов лет назад. Светящаяся точка, парящая у края тенеподобной субстанции, на миг остановилась и скользнула за край.

В тот же миг ее не стало.

Окружающий космос слегка изменился. Внезапное напряжение прервало основной ритм. Начала деформироваться материя.

Для целой галактики нарушилось равновесие времени, но уже задолго до физического кризиса для ее жителей настал решающий момент. Альтернативы были мрачными. Остаться и умереть или отправиться в другую галактику.

Они знали, что на такой перелет потребуется безграничное время, против которого бессильна вся машинная и человеческая изобретательность. По прошествии лет даже электронные образцы радикально меняются, переставая удовлетворять многим требованиям.

Вылетело более десяти миллиардов кораблей, каждый со своим склепом, каждый со своими сложными механизмами для контроля жизненных циклов двух мужчин и двух женщин на миллион и более лет. Это были замечательные корабли. Он неслись сквозь космическую тьму со скоростью в три четверти скорости света. У них не было искривителей пространства для быстрого путешествия, не было установлено матриц подобия. Не было «запомненных» зон, куда люди могли бы переместиться со скоростью мысли. Все это еще будет создано.

Сон изменился еще раз. Он стал более спокойным, более личным, хотя пришедшие мысли все еще не особенно адресовались ни Госсейну, ни Ашаргину.

«Я перенес сознание Госсейна в тело Ашаргина. Госсейн обладает единственным дополнительным мозгом в галактике, кроме Спящего Бога, которого можно не брать в расчет. „Бога“ вероятно можно разбудить, но некоторые механические процессы, необходимые для его развития, долгое время бездействовали, поэтому он прожил бы лишь несколько минут.

Почему я выбрал Ашаргина? Из-за его слабоволия. Из опыта я знаю, что более сильная личность могла бы сознательно подавить чужое управление. Кроме того, Ашаргин был поблизости от меня, что тоже немаловажно для первоначального установления канала. После расстояние уже не имеет значения. Но была и другая, не менее существенная причина для выбора Ашаргина. Из-за запутанных имперских планов Энро принц оказался в более выгодном положении, чем многие другие, чтобы дать Госсейну возможность попасть в склеп. И мне казалось, что он будет полезен Госсейну сам по себе.

Всю грандиозность достигнутого можно себе представить, если знать, что сейчас я впервые рассказал историю Переселения оставшемуся в живых участнику экспедиции. Много раз я пытался доставить тело Лавуазье-Госсейна в склеп. Но преуспел только в создании последовательных поколений тела Госсейна.

Предшествующая попытка переноса сознания имела страшные последствия.

Чтобы дать возможность Лавуазье отремонтировать хотя бы самые важные элементы моей структуры, я перенес его сознание в тело одного из рабочих священников, чьей обязанностью было убирать эту гробницу. План оказался невыполнимым по двум причинам. Первая, священник не мог получить необходимого оборудования. И вторая, он сопротивлялся.

Поначалу сопротивление было не особенно сильным и кое-что было сделано: Лавуазье провел некоторые исследования в механизмах склепа. Но это обернулось несчастьем, поскольку Лавуазье отремонтировал прибор, над которым я не имел контроля, – инструмент для изменения материи, которое и вызвало разрушение той галактики. Такие приборы находились в каждом десятитысячном корабле только для научных целей. Этот инструмент заинтересовал Лавуазье, потому что на его корабле не было ничего подобного.

Он не знал, что прибор автоматически настроился на тело священника – изготовители приняли эту меру предосторожности, чтобы быть уверенными, что инструмент всегда будет под контролем человека. Естественно, они считали, что этим человеком будет один из них.

Теперь священнику достаточно было подумать о себе вне фазы времени, и происходило изменение материи, к счастью ограниченное. С помощью искривителя пространства он может направлять небулярную субстанцию в любую точку галактики.

Когда его сопротивление управлению Лавуазье стало слишком сильным, пришлось прервать контакт. Признаюсь, я не предвидел, что последует за этим. Когда священник обнаружил, что с ним произошло, он решил, что в нем был Спящий Бог. Казалось, его способность принимать форму тени подтверждала это. В общем-то есть доля истины в том, что он получил эту свою силу от Спящего Бога, так же как и в том, что я являюсь Игроком, манипулирующим вашим сознанием. Хотя настоящие Боги и настоящие Игроки умерли около двух миллионов лет назад.

Сейчас вы проснетесь. Помните, у вас есть одна обязанность. Вы должны убить этого священника. Как сделать это, когда он пребывает в форме тени, я не знаю.

Но тем не менее, его надо убить.

Еще несколько слов. Как только Ашаргин воспользуется искривителем, я освобожу его от контроля Госсейна, и Госсейн немедленно проснется. Если Ашаргина убьют, сознание Госсейна так же автоматически вернется в прежнее тело.

Элдред Кренг был доверенным лицом Лавуазье. Несколько лет назад, получив информацию от Лавуазье, он пришел сюда и попытался исправить некоторые поломки. Тогда он не смог ничего отремонтировать. Позже ему удалось установить реле, с помощью которого я посылал ему предупреждения звуковыми и световыми сигналами. Такими сигналами я вызвал его, когда Ашаргин прятал тело Госсейна.

И еще одно последнее предупреждение. Прошедшая атака предпринята не Лигой. На самом деле это священник в борьбе за власть применил метод комплексной силы, чтобы дискредитировать Энро».

«Сон» начал стираться. Госсейн пытался задержать его, но тот отступал все дальше и дальше. Госсейн почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.

Госсейн-Ашаргин открыл глаза и уставился на Нирену. Ее лицо было бледным, но держалась она спокойно.

– Дорогой, тебя хочет видеть Секох. Вставай.

Послышался скрип двери. Нирена подалась назад, и Госсейн увидел человека в дверях.

Секох, Главный Хранитель Спящего Бога, стоял на пороге, без улыбки глядя на него.

«Секох, – думал Госсейн, – рабочий священник, некогда бывший уборщиком гробницы Храма».

Секох, он же Фолловер.

 

XXI

Теперь он многое понял. «Сон» расставил все на свои места. Например, стало ясным поведение механика на эсминце. Он предпочел допросу смерть. Какая личная эмоциональная причина могла подвигнуть его на это? Конечно, религия.

И кто мог быть в лучшем положении, чтобы узнать об открытии такой планеты, как Алерта? Как главный советник Энро, Секох имел в своем распоряжении ресурсы всей империи. Миллионы битов информации могли быть обработаны, каталогизированы и предоставлены ему под видом передачи их Энро. Любая информация для диктатора о научных достижениях проходила через него. Таким образом, принципиально новое оборудование искривителя привлекло внимание человека, мало или вообще ничего не понимающего в науке, но нуждающегося в ее развитии для расширения сферы деятельности в собственных целях.

Он называл себя именем с религиозным подтекстом: Фолловер, то есть Последователь.

Мотивы всего прочего тоже коренились в религии. Естественно, что Главный Хранитель Спящего Бога, подстегивая честолюбие Энро, нацелил его на завоевание Великой Империи, а затем на объединение галактики для дальнейшего распространения религии.

Картина была не совсем полной, но Госсейн принял ее за основу. Его нынешние действия должны исходить из этого.

Секох-Фолловер искренне верил в Спящего Бога. Секох был фанатиком, мудрым и бдительным почти во всем, кроме своей религии, которая была возможно единственным его слабым местом.

Госсейн-Ашаргин сел, когда Секох приблизился к кровати и сказал:

– Принц, у вас есть возможность вернуть прежнее положение вашего рода.

Госсейн догадался, какими будут следующие слова. Он не ошибся. Он услышал предложение стать вице-регентом, как осторожно выразился Секох, «только со Спящим Богом над вами».

Имелся в виду он сам. И, тем не менее, он искренне верил тому, что сказал.

Секох не стал врать, что на Горгзид напали силы Лиги. Он не лицемерил.

– Кренг считает, что если покажется, будто Лига напала на столицу, это может быть хорошим поводом, чтобы ставить свои условия. – Он махнул рукой, отвергая это. – Могу вам сообщить, – доверительно сказал он, – что Энро больше не удовлетворяет Спящего Бога. Зов, который вы получили из Храма, указывает, что Спящий Бог хочет обратить мое внимание на вас.

Он действительно так думал. Этот человек истово исповедовал свою странную религию. Его глаза светились огнем фанатичной веры. Госсейн с изумлением понял, насколько психически нездоров Хранитель.

Он спросил, жив ли Энро.

Секох колебался только мгновение.

– Должно быть, он что-то заподозрил, – признался он. – Прошлой ночью, когда он вернулся, я был у него, надеясь задержать его беседой. У нас произошел довольно резкий разговор. – Он нахмурился. – Богоотступник! Раньше он умудрялся скрывать ненависть к Спящему Богу. Но прошлой ночью, будучи взволнован, он, забывшись, пригрозил уничтожить Храм, а когда началась атака, успел сбежать на флагманский корабль Палеола.

Секох остановился. Его глаза сверкнули. Он задумчиво сказал:

– Конечно, Энро талантливый человек.

Это было сказано с плохо скрытой завистью, но сам факт признания способностей Энро говорил многое о Секохе. Он потерпел поражение, упустив Энро, но уже свыкся с этим.

– Итак, – сказал Секох, – вы со мной или против меня?

Вопрос требовал уточнения, ибо не было сказано, что повлечет за собой отказ. Госсейн решил выяснить это, не задавая прямого вопроса. Поэтому он сказал:

– Что вы бы сделали с Энро, если бы ему не удалось бежать?

Хранитель улыбнулся. Он встал и, подойдя к окну, кивком подозвал Госсейна. Госсейн приблизился к священнику и выглянул во двор. Там произошли кое-какие изменения. Более дюжины виселиц были уже установлены, и на девяти из них качались молчаливые тени. Госсейн печально смотрел на повешенных. Он не был ни удивлен, ни потрясен. Где бы ни действовали таламические люди, палачи не оставались без работы.

– Энро ухитрился сбежать, – сказал Секох, – но я захватил нескольких его приверженцев. Некоторых я все еще пытаюсь убедить. – Он вздохнул. – Мне требуется лишь сотрудничество. А такие сцены, как эта, – он указал вниз, – необходимы для уничтожения сил зла. – Он покачал головой. – Ни один непокорный не будет помилован.

Итак, Госсейн получил ответ, что станет с теми, кто против.

Он понял, что ему надо действовать на основе веры Секоха.

Нести околесицу оказалось невероятно просто. О причине он догадался почти сразу: помогла нервная система Ашаргина, установив канал для ложного пустостоловия о Спящем Боге. Сейчас ему сыграла на руку недостаточная тренированность принца в методах общей семантики.

Он сказал, что получил вызов от Спящего Бога, который приказал Секоху явиться в Храм, взяв с собой Ашаргина и цепь искривителей. Госсейн напряженно следил за реакцией хранителя на слова об искривителе, поскольку это было отклонением от древних ритуалов. Но, очевидно, Секох принимал любую команду от своего бога, не считаясь с формальностями.

Итак, первый и самый простой шаг сделан.

 

XXII

Секох решил пышно обставить мероприятие. Через три часа полчища самолетов с офицерами и священниками на борту усеяли небо над горой у Храма Спящего Бога.

Госсейн-Ашаргин надеялся, что попадет в Храм через искривитель, установленный в апартаментах Патриции и Кренга. Когда его надежда не оправдалась, он потребовал, чтобы Кренг летел в одном с ним самолете.

Госсейну хотелось выяснить многое. Однако, он опасался подслушивающих устройств, поэтому заговорил осторожно:

– Я начал понимать вашу дружбу с Главным Хранителем.

Кренг кивнул и сказал с такой же осторожностью:

– Я удостоился его доверия.

Госсейна поразила проницательность Кренга, еще четыре года назад безошибочно выбравшего Секоха, а не Энро.

Разговор продолжался в той же манере, и постепенно Госсейн узнал все, что его интересовало. Перед ним открылась удивительная история ноль-А детектива, покинувшего Венеру, чтобы выяснить природу опасности, угрожающей ноль-А.

Именно Секох, советник Энро, назначил Кренга ответственным на венерианской секретной базе. Почему? Чтобы горгзин Риша была вне досягаемости и Энро не смог сделать ее своей женой.

Тут Госсейн вспомнил слова Энро, обвиняющие Секоха:

«Она всегда нравилась вам».

Он представил рабочего священника, влюбившегося в первую леди планеты. Эмоции отложились на бессознательном уровне, и с тех пор все достигнутые им победы ничего не значили по сравнению с этим ранним чувством любви.

Кренг дал ему понять, как была преподнесена Секоху его свадьба с Патрицией. Этим фиктивным браком они спасали Ришу до того дня, когда сам Фолловер сможет претендовать на нее.

Следующие слова Кренга казались никак не связанными с предыдущими, но они объясняли их опасную игру.

– Когда человек избавляется от страха смерти, – тихо сказал Кренг, – он освобождается и от более мелких страхов и неприятностей. Только тот, кто в любых условиях цепляется за жизнь, страдает от этих условий.

То есть в случае провала супруги Кренг были готовы принять смерть.

Но зачем они помогли Секоху устранить Энро? Чтобы выяснить это, потребовалась еще большая осторожность в беседе. Но ответ потряс Госсейна. Теперь диктатор будет вынужден приостановить войну. Энро, выдворенному со своей родной планеты, оставившему сестру в руках врага, придется заключить внешний мир, чтобы сконцентрировать усилия на проблемах в собственной империи.

Невероятно! Этот способ, найденный Кренгом, действительно останавливал войну.

В голосе Кренга послышалось легкое беспокойство, когда он сказал:

– Конечно, это большая привилегия присутствовать в Храме по столь великому поводу, но возможно некоторые из участников слишком плохо уравновешены эмоционально. Не выведет ли их из равновесия близость бога?

– Я уверен, – твердо сказал Госсейн-Ашаргин, – что Спящий Бог лично обо всем позаботится.

Это был почти прямой намек на его план.

Яркий свет скрытых ламп освещал гробницу. Священники выстроились вдоль стен, держа жезлы и знамена из дорогой ткани. Итак, подготовительные мероприятия закончились.

Настал решающий момент, Госсейн-Ашаргин положил руку на рычаг управления искривителя. Прежде чем передвинуть его, он в последний раз огляделся глазами Ашаргина.

Ему не терпелось начать действовать, но он заставил себя изучить окружение.

Возле двери толпились гости. Среди них были священники, возглавляемые Смотрителем Еладжием, облаченным в серебряную с золотом мантию. Его пухлое лицо было хмурым, как будто он не радовался вместе со всеми.

Здесь присутствовали придворные, которых Госсейн знал только поверхностно или же совсем не знал. Ближе стояли Нирена, Патриция и Кренг. Они стояли слишком близко, что было опасным, если Секох применит свою энергию. Но на этот риск приходилось идти. На карту было поставлено все, и возможные опасности отступали на задний план.

Секох стоял перед «гробом» один. Он был голым. Это унизительное положение он сам декретировал несколько лет назад для всех важных церемоний в гробнице, а особенно для тех случаев, когда мантия впоследствии посвящалась почитаемой персоне. Его тело оказалось стройным и крепким. Черные глаза блестели в лихорадочном возбуждении. Вряд ли он заподозрит что-нибудь в таком состоянии, но Госсейн решил не рисковать.

– Благородный Главный Хранитель Спящего Бога, – начал он, – в момент моей телепортации через этот искривитель к тому, что у двери, в гробнице должна быть полная тишина.

– Тишина будет, – обещал Секох, вложив в голос угрозу, адресованную всем присутствующим.

– Хорошо, а теперь… – сказал Госсейн-Ашаргин и нажал рычаг.

Он оказался, как и обещала «во сне» машина, лежащим в саркофаге. Он лежал тихо. Затем послал мысль.

– Искусственный мозг!

– Да? – тут же пришел в его сознание ответ.

– Ты говорил, что отныне мы с тобой можем связываться, когда захотим.

– Правильно. Установленные отношения постоянны.

– Ты еще говорил, что Спящий Бог может проснуться, но быстро умрет.

– Смерть наступит через несколько минут, – был ответ. – Из-за повреждения оборудования железы внутренней секреции атрофировались, и я искусственно поддерживал их функции. Когда эта искусственная поддержка прекратится, мозг начнет разрушаться.

– Как ты думаешь, способно ли тело физически реагировать на мои команды?

– Да. Это тело, как и другие, имеет образец упражнений, разработанных для того, чтобы оно могло функционировать, когда корабль прибудет на место назначения. Госсейн глубоко вздохнул и отдал следующее указание:

– Я собираюсь телепортироваться в кладовку за склепом. Когда я сделаю это, перенеси мое сознание в тело Спящего Бога.

Сначала была только темнота и ощущение, будто его сознание впиталось каким-то поглощающим материалом.

Но он не позволил этому состоянию продолжаться слишком долго. Он знал, что у него мало времени, и отдал первую команду этому телу.

«Вставай!»

Нет. Сначала надо отодвинуть крышку. Действия должны быть последовательными и соответствовать образцу, о котором говорила машина. Сесть и отодвинуть крышку.

Пятно света через приоткрытые глаза и осознание движения. И тут его уши наполнил крик удивления, исторгнутый сотней глоток.

«Я должен сесть. Надо отодвинуть крышку. Толкай сильнее. Сильнее!»

Он чувствовал, что толкает, и что сердце учащенно бьется. Тело пронзила острая боль. Превозмогая ее, он поднялся. Глаза полностью открылись, и он смог видеть. Он увидел расплывчатые фигуры в ярко освещенном помещении.

Он заставлял себя двигаться быстрее, думая в отчаянии: «У этого тела есть только несколько минут».

Он попытался окостеневшей гортанью произнести слова, которые уже сформулировал в своем сознании.

Ему стало интересно, как Секох воспринимает пробуждение своего «бога».

Эффект уже должен быть потрясающим. Эта религия была странной, нездоровой и опасной. Как и древнее поклонение идолам на Земле, она базировалась на отождествлении символов, но в отличие от ее дубликатов где-либо еще во времени и пространстве, ее идол был живым человеческим существом, хотя и лежащим без сознания. Такая религия принималась индивидуумами, пока Спящий Бог оставался на самом деле спящим.

Секох согласился бы и на пробуждение своего бога, уверенный, что тот не допустит ни малейшего сомнения в своем Главном Хранителе.

Проснувшийся бог поднялся перед толпой, указал обвиняющим пальцем на Секоха и произнес:

– Секох… изменник… ты должен умереть!

В этот момент инстинкт самосохранения потребовал от Секоха отказаться от своей веры.

Но он не мог сделать этого. Она слишком глубоко укоренилась в нем. Она соединялась с каждым его нервом.

Он не мог сделать этого и, значит, должен был принять предложенную богом смерть. Но он не мог сделать и этого.

Всю жизнь он рискованно балансировал, как канатоходец, только вместо шеста он использовал слова. Теперь слова оказались в конфликте с реальностью, как если бы человек на канате неожиданно потерял свой шест и начал сильно раскачиваться. С паникой появились опасные и разрушительные стимулы таламуса. На него обрушился жестокий удар. Безумие.

Во все века человеческого существования безумие приходило из-за неразрешенного внутреннего конфликта в сознании миллионов людей. Враждебность к отцу вступала в конфликт с требованием отцовской защиты; привязанность к матери вступала в конфликт с необходимостью расти и становиться независимым; отвращение к работодателю вступало в конфликт с желанием зарабатывать на жизнь. Поначалу всегда было только нездравомыслие, а потом, при невозможности удержать равновесие, наступало спасительное умопомешательство.

Однако первая попытка Секоха избежать конфликта была физической. Его тело стало расплываться и под стон ужаса зрителей превратилось в тень. Перед ними стоял Фолловер.

Госсейн, все еще управляющий нетренированной нервной системой «бога», ожидал этого перевоплощения.

Он медленно направился вниз по лестнице. Медленно, потому что мускулы «бога» одеревенели, несмотря на упражнения в ограниченном пространстве «гроба». Если бы не понукания Госсейна, этот почти бессмысленный оживленный предмет едва ли мог хотя бы ползти.

Управляя им, Госсейн с отчаянием чувствовал, что у него остались только минуты – минуты, за которые Фолловер должен быть уничтожен.

Он с трудом спустился и повернул к черной массе. Зрелище медленно шагающего бога с целью убить его должно быть умопомрачительным для человека. В ужасе Фолловер защитился единственным способом, имеющимся в его распоряжении.

Из туманной тени изверглась энергия. Во вспышке белого пламени тело «бога» превратилось в ничто.

В этот момент Секох стал убийцей своего бога. Ни одна нервная система не в состоянии вынести такую страшную вину.

И он забыл о ней.

Он забыл, что сделал. А поскольку это требовало забыть все часы его жизни, связанные с религией, он забыл и их. С раннего детства его готовили в священники. Значит, он должен был забыть обо всем с самого детства, чтобы память о его преступлении стерлась.

Амнезия снимает напряжение с нервной системы человека. Под гипнозом его можно убедить в чем угодно. Но гипноз необязателен. Встретив неприятного человека, вы вскоре будете не в состоянии вспомнить даже его имя. Неприятное впечатление тает, распадается, как сон.

Амнезия – лучший способ убежать от реальности, но у нее есть и отрицательные стороны. Например, нельзя забыть жизненный опыт и остаться взрослым.

Секоху пришлось забыть слишком многое. Он опускался все ниже и ниже. Происходящее не было неожиданным для Госсейна, который в момент смерти «бога» вернулся в свое тело и теперь стоял у двери, наблюдая.

Тень снова материализовалась, и Секох, качаясь, стоял на ногах, которые уже не слушались и не смогли удержать его дольше нескольких секунд.

Он безвольно упал. Физически он мог бы сделать несколько шагов, но путешествие его мыслей закончилось. Он лежал на полу, свернувшись калачиком. Его голова откинулась, он несколько раз всхлипнул, но быстро успокоился. Когда его положили на носилки, он лежал тихо, без слез. Он уже не плакал.

Еще не рожденное дитя не плачет.