Секох решил пышно обставить мероприятие. Через три часа полчища самолетов с офицерами и священниками на борту усеяли небо над горой у Храма Спящего Бога.

Госсейн-Ашаргин надеялся, что попадет в Храм через искривитель, установленный в апартаментах Патриции и Кренга. Когда его надежда не оправдалась, он потребовал, чтобы Кренг летел в одном с ним самолете.

Госсейну хотелось выяснить многое. Однако, он опасался подслушивающих устройств, поэтому заговорил осторожно:

– Я начал понимать вашу дружбу с Главным Хранителем.

Кренг кивнул и сказал с такой же осторожностью:

– Я удостоился его доверия.

Госсейна поразила проницательность Кренга, еще четыре года назад безошибочно выбравшего Секоха, а не Энро.

Разговор продолжался в той же манере, и постепенно Госсейн узнал все, что его интересовало. Перед ним открылась удивительная история ноль-А детектива, покинувшего Венеру, чтобы выяснить природу опасности, угрожающей ноль-А.

Именно Секох, советник Энро, назначил Кренга ответственным на венерианской секретной базе. Почему? Чтобы горгзин Риша была вне досягаемости и Энро не смог сделать ее своей женой.

Тут Госсейн вспомнил слова Энро, обвиняющие Секоха:

«Она всегда нравилась вам».

Он представил рабочего священника, влюбившегося в первую леди планеты. Эмоции отложились на бессознательном уровне, и с тех пор все достигнутые им победы ничего не значили по сравнению с этим ранним чувством любви.

Кренг дал ему понять, как была преподнесена Секоху его свадьба с Патрицией. Этим фиктивным браком они спасали Ришу до того дня, когда сам Фолловер сможет претендовать на нее.

Следующие слова Кренга казались никак не связанными с предыдущими, но они объясняли их опасную игру.

– Когда человек избавляется от страха смерти, – тихо сказал Кренг, – он освобождается и от более мелких страхов и неприятностей. Только тот, кто в любых условиях цепляется за жизнь, страдает от этих условий.

То есть в случае провала супруги Кренг были готовы принять смерть.

Но зачем они помогли Секоху устранить Энро? Чтобы выяснить это, потребовалась еще большая осторожность в беседе. Но ответ потряс Госсейна. Теперь диктатор будет вынужден приостановить войну. Энро, выдворенному со своей родной планеты, оставившему сестру в руках врага, придется заключить внешний мир, чтобы сконцентрировать усилия на проблемах в собственной империи.

Невероятно! Этот способ, найденный Кренгом, действительно останавливал войну.

В голосе Кренга послышалось легкое беспокойство, когда он сказал:

– Конечно, это большая привилегия присутствовать в Храме по столь великому поводу, но возможно некоторые из участников слишком плохо уравновешены эмоционально. Не выведет ли их из равновесия близость бога?

– Я уверен, – твердо сказал Госсейн-Ашаргин, – что Спящий Бог лично обо всем позаботится.

Это был почти прямой намек на его план.

Яркий свет скрытых ламп освещал гробницу. Священники выстроились вдоль стен, держа жезлы и знамена из дорогой ткани. Итак, подготовительные мероприятия закончились.

Настал решающий момент, Госсейн-Ашаргин положил руку на рычаг управления искривителя. Прежде чем передвинуть его, он в последний раз огляделся глазами Ашаргина.

Ему не терпелось начать действовать, но он заставил себя изучить окружение.

Возле двери толпились гости. Среди них были священники, возглавляемые Смотрителем Еладжием, облаченным в серебряную с золотом мантию. Его пухлое лицо было хмурым, как будто он не радовался вместе со всеми.

Здесь присутствовали придворные, которых Госсейн знал только поверхностно или же совсем не знал. Ближе стояли Нирена, Патриция и Кренг. Они стояли слишком близко, что было опасным, если Секох применит свою энергию. Но на этот риск приходилось идти. На карту было поставлено все, и возможные опасности отступали на задний план.

Секох стоял перед «гробом» один. Он был голым. Это унизительное положение он сам декретировал несколько лет назад для всех важных церемоний в гробнице, а особенно для тех случаев, когда мантия впоследствии посвящалась почитаемой персоне. Его тело оказалось стройным и крепким. Черные глаза блестели в лихорадочном возбуждении. Вряд ли он заподозрит что-нибудь в таком состоянии, но Госсейн решил не рисковать.

– Благородный Главный Хранитель Спящего Бога, – начал он, – в момент моей телепортации через этот искривитель к тому, что у двери, в гробнице должна быть полная тишина.

– Тишина будет, – обещал Секох, вложив в голос угрозу, адресованную всем присутствующим.

– Хорошо, а теперь… – сказал Госсейн-Ашаргин и нажал рычаг.

Он оказался, как и обещала «во сне» машина, лежащим в саркофаге. Он лежал тихо. Затем послал мысль.

– Искусственный мозг!

– Да? – тут же пришел в его сознание ответ.

– Ты говорил, что отныне мы с тобой можем связываться, когда захотим.

– Правильно. Установленные отношения постоянны.

– Ты еще говорил, что Спящий Бог может проснуться, но быстро умрет.

– Смерть наступит через несколько минут, – был ответ. – Из-за повреждения оборудования железы внутренней секреции атрофировались, и я искусственно поддерживал их функции. Когда эта искусственная поддержка прекратится, мозг начнет разрушаться.

– Как ты думаешь, способно ли тело физически реагировать на мои команды?

– Да. Это тело, как и другие, имеет образец упражнений, разработанных для того, чтобы оно могло функционировать, когда корабль прибудет на место назначения. Госсейн глубоко вздохнул и отдал следующее указание:

– Я собираюсь телепортироваться в кладовку за склепом. Когда я сделаю это, перенеси мое сознание в тело Спящего Бога.

Сначала была только темнота и ощущение, будто его сознание впиталось каким-то поглощающим материалом.

Но он не позволил этому состоянию продолжаться слишком долго. Он знал, что у него мало времени, и отдал первую команду этому телу.

«Вставай!»

Нет. Сначала надо отодвинуть крышку. Действия должны быть последовательными и соответствовать образцу, о котором говорила машина. Сесть и отодвинуть крышку.

Пятно света через приоткрытые глаза и осознание движения. И тут его уши наполнил крик удивления, исторгнутый сотней глоток.

«Я должен сесть. Надо отодвинуть крышку. Толкай сильнее. Сильнее!»

Он чувствовал, что толкает, и что сердце учащенно бьется. Тело пронзила острая боль. Превозмогая ее, он поднялся. Глаза полностью открылись, и он смог видеть. Он увидел расплывчатые фигуры в ярко освещенном помещении.

Он заставлял себя двигаться быстрее, думая в отчаянии: «У этого тела есть только несколько минут».

Он попытался окостеневшей гортанью произнести слова, которые уже сформулировал в своем сознании.

Ему стало интересно, как Секох воспринимает пробуждение своего «бога».

Эффект уже должен быть потрясающим. Эта религия была странной, нездоровой и опасной. Как и древнее поклонение идолам на Земле, она базировалась на отождествлении символов, но в отличие от ее дубликатов где-либо еще во времени и пространстве, ее идол был живым человеческим существом, хотя и лежащим без сознания. Такая религия принималась индивидуумами, пока Спящий Бог оставался на самом деле спящим.

Секох согласился бы и на пробуждение своего бога, уверенный, что тот не допустит ни малейшего сомнения в своем Главном Хранителе.

Проснувшийся бог поднялся перед толпой, указал обвиняющим пальцем на Секоха и произнес:

– Секох… изменник… ты должен умереть!

В этот момент инстинкт самосохранения потребовал от Секоха отказаться от своей веры.

Но он не мог сделать этого. Она слишком глубоко укоренилась в нем. Она соединялась с каждым его нервом.

Он не мог сделать этого и, значит, должен был принять предложенную богом смерть. Но он не мог сделать и этого.

Всю жизнь он рискованно балансировал, как канатоходец, только вместо шеста он использовал слова. Теперь слова оказались в конфликте с реальностью, как если бы человек на канате неожиданно потерял свой шест и начал сильно раскачиваться. С паникой появились опасные и разрушительные стимулы таламуса. На него обрушился жестокий удар. Безумие.

Во все века человеческого существования безумие приходило из-за неразрешенного внутреннего конфликта в сознании миллионов людей. Враждебность к отцу вступала в конфликт с требованием отцовской защиты; привязанность к матери вступала в конфликт с необходимостью расти и становиться независимым; отвращение к работодателю вступало в конфликт с желанием зарабатывать на жизнь. Поначалу всегда было только нездравомыслие, а потом, при невозможности удержать равновесие, наступало спасительное умопомешательство.

Однако первая попытка Секоха избежать конфликта была физической. Его тело стало расплываться и под стон ужаса зрителей превратилось в тень. Перед ними стоял Фолловер.

Госсейн, все еще управляющий нетренированной нервной системой «бога», ожидал этого перевоплощения.

Он медленно направился вниз по лестнице. Медленно, потому что мускулы «бога» одеревенели, несмотря на упражнения в ограниченном пространстве «гроба». Если бы не понукания Госсейна, этот почти бессмысленный оживленный предмет едва ли мог хотя бы ползти.

Управляя им, Госсейн с отчаянием чувствовал, что у него остались только минуты – минуты, за которые Фолловер должен быть уничтожен.

Он с трудом спустился и повернул к черной массе. Зрелище медленно шагающего бога с целью убить его должно быть умопомрачительным для человека. В ужасе Фолловер защитился единственным способом, имеющимся в его распоряжении.

Из туманной тени изверглась энергия. Во вспышке белого пламени тело «бога» превратилось в ничто.

В этот момент Секох стал убийцей своего бога. Ни одна нервная система не в состоянии вынести такую страшную вину.

И он забыл о ней.

Он забыл, что сделал. А поскольку это требовало забыть все часы его жизни, связанные с религией, он забыл и их. С раннего детства его готовили в священники. Значит, он должен был забыть обо всем с самого детства, чтобы память о его преступлении стерлась.

Амнезия снимает напряжение с нервной системы человека. Под гипнозом его можно убедить в чем угодно. Но гипноз необязателен. Встретив неприятного человека, вы вскоре будете не в состоянии вспомнить даже его имя. Неприятное впечатление тает, распадается, как сон.

Амнезия – лучший способ убежать от реальности, но у нее есть и отрицательные стороны. Например, нельзя забыть жизненный опыт и остаться взрослым.

Секоху пришлось забыть слишком многое. Он опускался все ниже и ниже. Происходящее не было неожиданным для Госсейна, который в момент смерти «бога» вернулся в свое тело и теперь стоял у двери, наблюдая.

Тень снова материализовалась, и Секох, качаясь, стоял на ногах, которые уже не слушались и не смогли удержать его дольше нескольких секунд.

Он безвольно упал. Физически он мог бы сделать несколько шагов, но путешествие его мыслей закончилось. Он лежал на полу, свернувшись калачиком. Его голова откинулась, он несколько раз всхлипнул, но быстро успокоился. Когда его положили на носилки, он лежал тихо, без слез. Он уже не плакал.

Еще не рожденное дитя не плачет.