Внимание, с которым вы слушаете эти истории, пусть снова вернется к тому моменту битвы, когда Миколаш и его люди напали на часть капитанова войска. Вы помните, что граф Кристиан и Лазар были пленены одновременно? И что же с ними сталось? Многоуважаемые господа, оба старца трусили рысцой подле коней, с петлей, болтавшейся на шее. Разбойникам и дела не было до того, что веревка натягивается, они спешили к своей цели! Смилуйся, господи, над несчастными старичками! Никто их не щадит! И все-таки! Миколаш обернулся и, увидев стариков, с головы до ног покрытых грязью и снегом (ибо шлепались они, словно дети, не привыкшие ходить), приказал перерубить путы.

«Скажи-ка мне свое имя», — молвил он, обращаясь к Кристиану.

Граф ответил, вкладывая всю надежду в звук своего голоса. И стало так, что припомнилась разбойнику ночь, которую он провел в цепях. Представилась ему цепочка узников, молоденький Кристиан и Маркета Лазарова. И сделался он счастлив, словно рыбак, сети которого полны рыбы. Он был счастлив оттого, что обстоятельства переменились, что промеж жеребцов своих он влечет тех, кого так долго ждали. Он возвращался, как муж, идущий с дарами. Он был счастлив, и в счастье своем повернул к себе голову Лазара, повторяя имя Маркеты. Лазар, однако, чуть не плачет. «Дайте им коней, — молвил до крайности удивленный разбойник, — дайте им коней, пусть они развеселятся, дайте им еды, дайте им всего, что только душе их угодно!»

Ах, дурачок, какая еда в вашем мешке?! Обглоданная кость! А вы чувствуете себя богачом, раздавая блага, и сознание правоты разглаживает ваше чело. Вы, путаник, ваше толкование вещей сокрушает читателя, которому ясны человеческие мысли.

Слыхивал я, будто водятся в океане такие твари, что окрашивают вокруг себя воду, и она попеременно становится то голубой, то розовой, то шоколадного цвета. Окрашивать море! Окрашивать время! А что? Разве не окрашивает дух человеческие поступки? Да есть ли где чистая истина?

Уверенность, с которой я принялся за повествование, истаивает, и я, право, не знаю, смею ли я одобрить ликование разбойников, ибо Лазар плачет. Хорошо, пусть смерть в боевых сражениях не наводит на вас тоску, слезы любовниц, оплакивающих утраченную девственность, вас не трогают, но рыдания старцев? Не случалось ли такое и с вами? Может, надежды ваши были похищены так же, как надежды этого Лазара?

Пиит, которого я снова призываю в свидетели, заметил однажды, что многие из нас подобны перевяслу, которое сохраняет вид и подобие круга, словно и до сих пор перехватывает пояс вывалившегося снопа.

Право, не знаю, придется ли это по душе скептикам, угожу ли я мудрецам, греющимся у печки, но я держу сторону Миколаша, держусь этого свирепого малого, мне нравится ощущать великолепное кипение жизни под его шкурой. Стократно жаль мне всех неудачников, но в этом повествовании полюбился мне Миколаш, хотя он и изверг.

Вблизи от лагеря разбойники спешились и начали подъем на крутую гору. Их уже приметил Козликов дозор. Уж доносятся до них голоса разбойников. Граф прислушался и, различив веселость в этих звуках, снова обрел надежду. Прибавив шагу, он обогнал Лазара, который — в отличие от этого отца — колебался. Беднягу удручал шум в разбойничьем стане, опасался он, что Маркете там приходится худо. Многоуважаемые государи мои, я не знаю, отчего убийцу порой приводит в ужас убийство, а вора — кража. Лазар, конечно, был бродяга и жулик, бог весть сколько награбил дукатов, сколько девок перепортил в молодые годы, но теперь он от всего сердца взывает к милосердию господа и королевских законов. Какой он ни на есть, вы слышали его речи. Теперь черед графа Кристиана. Пусть поднимется и скажет своему сыну и разбойникам все, что готов им сказать,

«Сын мой, — говорил он, превозмогая скорбь, — вижу я тебя в дурном месте, и сам ты — будто исчадье ада, а я вижу тебя невредимым и без оков. Не обманывают ли меня мои глаза? Ясно ли мое зрение? Ты ли это? Какая-то ведьма касается твоего плеча и целует ежеминутно».

Молодой граф отвечает ему, и по его ответу нам не трудно распознать, как целомудренна юношеская любовь и первая близость.

«Батюшка, ты ошибаешься! — сказал Кристиан. — Ведь это Александра! Жена моя!» Как легко мы заключаем браки, когда нам девятнадцать лет!

Хотите ли вы услышать, что на это ответил старый граф? Разумеется, он бранился на чем свет стоит и отрекся ничтоже сумняшеся от сыночка. Я вижу, как содрогаются старческие плечи, как его трясет от гнева и от поколебленной уверенности в себе.

Что поделаешь — свет гроша ломаного не даст ни за его благоразумие, ни за брань. Стало так, что Александра забрюхатела. Не смешивайте житейские вещи с бурлением греха, не стращайте влюбленных! Смотрите-ка, Кристиан в растерянности, не знает, что и ответить, смущается, и Александра притихла, притихла и ждет, что будет. Смиряет она свою гордыню и слышит нетерпеливую поступь гнева, а он все ближе и ближе. Если еще мгновение любовник поколеблется, если старец хоть на вершок приподымет руку — Александрина дубинка опустится на их головы. Поверьте мне, головы проломятся от этого удара, ибо Александра — разбойничья дочь и хорошо владеет оружием разбойников.

Наслаждение видеть, как она постигает смысл чужой речи, наслаждение видеть ее плечи и руку, запястье. Она готова.

В эту минуту как раз Козлик и Лазар договорили, и теперь Козлик намерен запросить графа Кристиана; зовет он к себе и епископского слугу.

«Передай графу на своем языке, что я желаю знать, отчего он ходит с Капитановым войском».

Александра тешила себя надеждой, что услышит настоящие извинения, и промедлила с местью. Все приготовились слушать, а три немца, чередуясь, разговаривают между собой… Теперь вот речь держит слуга:

«Господин, граф Кристиан прибыл с королевским указом. Король повелевает войску, городам и весям и всем своим подданным оказывать графу помощь. Он разыскивает сына. Долго искал он его и обнаружил у тебя. Не станет он тебе отвечать, покуда ты его не освободишь».

«Король, — возразил Козлик, — господин наш, но война — господин и над королями. Война рассудит нашу тяжбу. Ты видел бирюча, что рыскал бы за мной с судейской жалобой, или ты видел солдат? Так не будь же более заносчив, чем подобает пленнику. Я разобью полк и буду разговаривать с королевскими парламентариями перед Болеславом. Может, я буду побежден и убит, мы не знаем, что нас ждет впереди. Все станет так, как захочет победитель, ты же разорви свою бумагу и пусти ее по ветру, пусть ветер разнесет ее клочья. Я сказал, что теперь война, и нет у меня писаря».

Тут из рук Александры выскользнула дубинка — пусть ее валяется, где упала. Она была уверена в своем отце, а он не выпустит Кристиана и отвратит от доченьки беду и поношенье.

Граф через своего слугу снова спросил, как главарь разбойников замышляет поступить с подданными императора, и Козлик ответствовал ему посредством того же толмача:

«Король владеет нашим краем до самых его границ. И в этом лесу, где хозяйничаю я, ты услышишь его горды, но что я знаю об императоре? Ничего! Не повинуюсь!»

Граф Кристиан, человек несдержанный и отъявленный гордец, воспылал гневом, и гнев его обрушился на Козлика, как голод, что заставляет нас наброситься на амбары. Граф несет какую-то несусветицу, и, ей-ей, негоже нам слушать, чего он там городит.

Теперь подошел черед возлюбленного Александры. Уязвленный шпорой отцовского гнева, он хотел было что-то сказать, да слуга воспротивился повторить его слова. Как же он держит себя? Целует свою любезную в уста, берет меч в руку и становится рядом с Козликом, бок о бок. Он — заодно с разбойниками!

Старому графу связали руки. Он стоит неподалеку от своего сына, который перекладывает оружие из правой руки в левую и подыскивает тихое словечко примирения. Теперь нам видны Лазар и Маркета Лазарова. О, перед нами печальное зрелище — грешница; дочь и отец, проклинающий ее.

Дух наш легко поддается обману! Я распознаю в себе возрастающую симпатию к двум старцам, но, может быть, это заблуждение, и несправедливость не вершится над ними? Заслуживают ли они лучшей участи? Ах, откуда нам знать, — но несомненно, что один из них — лицемер и притворщик, а другой — крохобор.

Вскоре после этих бесед и после того, как Лазар покинул лагерь, увидели Козликовы сторожевые приближающееся войско. Разбойники мигом забыли про пленников и шумно и поспешно принялись готовиться к битве. Сердца их пылали усердием. Уже видны верховые, королевская пехота уже выстраивается под холмом, и звенит рог герольда.

Разбойники плотнее прижимают к себе оружие, лук — к груди, меч — на уровне лица. От дыхания разъяренных фурий помутнели забрала; по доспехам рыцарей я мог бы чертить пальцем. Вы слышите, лучник коснулся тетивы, и она звенит, словно мушка в ваших сновидениях, словно обнадеживающее жужжанье игральной кости, вращающейся на игорном столе вокруг своей собственной оси. Выступайте же друг против друга!

Повествование наше возвращается назад, к тому, что уже было сказано.

И теперь случится то, что случилось.

Благородный Пиво приближается к холму и обнажает меч, королевский меч. Сердце старого графа Кристиана полнится восторгом. Любуйтесь вместе с ним этой надежной ратью. Брюхо у них вздымается при вздохе вместе с грудью, как брюхо мельника или какого другого представителя прочих честных цехов и ремесел. Карманы у них засалены, а возле воротников — лужицы пота. Они пригожи, будто корчмарь у святого Аполлинария. Это народ военный, и он пришелся по душе графу. Этот народец несет в своем зобу надежду, как птицы носят зерно.

Ах вы пузаны, вы — меха рева и храпа, до чего же вы милы! О, вы достойные гаранты прав!

Старый граф Кристиан не удержался от улыбки, видя подножие холма, покрытое усердными трудами этих молодцов, и снова пожелал, чтобы господь бог даровал им победу и вселил такую мощь, с которой не сравнится ничто. Вот ловкая шутка! Разбойники взяли меня в плен, а меньше чем через час сами окажутся в плену у королевских солдат. Господь бог надежно держит свой монарший скипетр и недурно правит своими графьями! Я вижу, как Пиво разворачивает наступленье. Вижу, что мозгляк, связавший мне руки, убит. (Да будет вам известно, господа, что это был Симон.) Я вижу, как дымится его разворошенное чрево. Вижу трехкратное паденье разбойников и свист солдатских мечей, опускающихся им на голову. Вижу маленькую девочку, что стремглав катится вниз, в средоточие королевского войска. Вот она выпрямляется во весь рост, эта ничтожная козявка, и размахивает ножом. Раздавите ее копытом! Да сгинет род чародейниц и хохлатых безумцев!

В этот миг скатилась с плеч голова девятилетней Драгомиры.

Кристиан затих на мгновенье, а обернувшись, увидал своего сына, который натягивает тетиву, но не выпускает стрелы. Вынужден я повествовать о делах неправдоподобных. Но пусть торжествует истина! Лучник плачет. По щекам его градом катятся слезы, и Александра отворачивается от него не с презрением — отнюдь, но со страхом. Ей померещилось, что это какое-то прискорбное безумие, передающееся от одного другому. Сейчас только видела она Маркету Лазарову, которая с кроткой улыбкой разглядывала окровавленный снег. Перекрестившись, схватила Александра обеими руками меч и ворвалась в гущу солдат. Не один воин пал в этой битве от ее руки.

«О боже, — сказал старый граф сыну, — и ты хочешь, чтоб эта ведьма стала твоей женой? Да если бы у меня не были связаны руки, я бы сам всадил копье в ее горло».

Кристиан ничего не говорит в ответ, разжимает кулак и роняет горсть стрел. Одна-единственная воткнулась в снег, остальные раскатились по земле. Кристиан растоптал их, и теперь они, ей-ей, уже к чему не пригодны.

Теперь отец обращается к сыну, как мужчина к мужчине. Расхваливает саксонскую землю и саксонские замки. От слова к слову раскрывает он перед ним всю силу отцовской любви, рассказывает о девушках, что живут затворницами.

«Несчастный, — говорит он, — вступай в права наследства и не дай мне умереть от страха».

Ладно, сын твой слышит тебя, и исполнит он твою волю. Бой разбушевался с новой силой, а значит, у графьев есть время.

Узы Кристиана разрублены, но старец просит, чтобы веревка, перехватывающая запястья, осталась нетронутой. Что, если это возбудит подозрительность разбойников? Дело сделано, а его зачинщик мчится без оглядки и не желает возвращаться. Схватил лук и стрелу, что выделила смерть, караулящая одного из королевских солдат. Вот он пускает стрелу. Вы видите струйку крови, видите выпученное от ужаса око и паденье. Уже завтра Кристиан в нескончаемом мучительном выяснении своих поступков припомнит именно эту минуту и завоет от смертной тоски. Пожелайте ему обрести утешенье, ибо для своих юных лет он очень несчастен.

Бой клонится к концу. Пани Катержина поняла, что настала пора выбрать из кладов самое необходимое, и быстро исполнила свое намерение. Женщины закутали своих малышей в покрывала и сети, уселись верхом на коней, и Козлик показал им дорогу. Самый крутой склон горы не стал полем брани. Вот спасительная тропа, которую охраняют два ряда парней. Два ряда! А парней всего шесть. Послушна Александра, послушна Маркета, а вот Кристиан колеблется. Его отец завладел мечом и не таит, что свободен от оков. Не пускает от себя сыночка, вопит и размахивает разбойничьим оружием. Александра, однако, торопит возлюбленного, и тут старый недужный человек подымает на нее руку. Но девушка ловчее, она бьет графа дубинкой прямо в грудь. Старый граф падает, а любовники мчатся прочь.

Боже, какая мука считать мертвых! Александрин конь пугается их и скачет, встревоженный, дальше. Три брата лежат на земле, обратив лицо к небу. Ах, троекратно повторенное лицо, три подбородка, разделенные ямочкой, три великолепных носа, которые вы легко узнаете. Кто не пожалеет их? Кристиан! Жестокий граф, который теперь приходит в сознание.

Одним из последних спустился Миколаш, чей конь, сев на зад, оставляет за собой головокружительный след. Это дьявольский спуск, но у самого подножия он еще страшней. Под склоном чернеет новая лужа крови, а возле нее, раскинув ручки и ножки, лежит мертвый ребенок. Миколаш проехал, помогай ему бог!

Вышло так, что молодой Кристиан прыгнул вниз прежде, чем конь Александры достиг края скалы.

Увы, Александра уже не в силах остановиться, уже слышит она свист воздуха в ушах и чувствует холод, пронизывающий ее до костей. Она ощущает головокружительность падения, и удар, и скользь, после чего приходит в себя, будто после обморока.

Какая живость и какой огонь в этой скачке! Какая непреклонность! Несколько прыжков — и конь снова на ровной земле, и Александра узнает, что Кристиан возвратился назад.

Вы полагаете, что необычайное волнение сокрушит девичье сердце? Вы опасаетесь, что у нее перехватит дыхание? Ничуть не бывало, она скачет все дальше и дальше. Ее переполняет горе, но Александра — дочь своего отца, и не испытывает она ничего, кроме гнева, и ее воображение, и без того растревоженное, будоражат картины мести. Развенчанный образ Кристиана будет вырван из этого сердца!

Амазонка нахлестывает спотыкающегося коня, она хлещет коня, понуждая скакать быстрее прежнего. О, сколь она счастливее своего возлюбленного! Кто утешит его, кто скажет ему ободряющее слово? Я чувствую, что в опущенной низко голове графа снова роятся раздумья, однако я, не колеблясь, рассеял бы их сонмы, не колеблясь, всыпал бы ему заодно с разбойничками хорошенько по задумчивой заднице! Предать возлюбленную! Вы, господин граф, это вполне заслужили!

Но оставьте его, пусть посидит на каменьях да погрызет себе пальцы.