Истина или пропоганда

Вандеман Джордж

ЧАСТЬ I: ЛИЧНОСТНЫЙ КРИЗИС

 

 

Униженные и оскорбленные

На заре христианства языческий писатель Цельс, насмехаясь над Иисусом, презрительно называл Его самым странным из учителей. Почему? Да потому, что, «в то время как другие взывали: «Придите ко мне, достойные и добродетельные», этот одинокий Учитель провозгласил: «Придите ко мне, отверженные и растоптанные жизнью». В результате эти ужасные люди поверили Его словам, и за Ним потянулся самый разнообразный человеческий сброд».

Христианский мыслитель Ориген дал сокрушительную отповедь писателю-язычнику. «Верно, Иисус призвал униженных и оскорбленных, — говорил Ориген, — но Он не позволил этим людям остаться никчемным сбродом; из материала, который вы отбросили как бы негодный, Он вылепил людей, вернув им самоуважение и дав возможность встать на ноги и посмотреть в глаза Господу. Они были забитыми, ничтожными и жалкими существами; Сын сделал их свободными».

Вы, должно быть, замечали, что порой труднее всего иметь дело с теми, кто якобы абсолютно безгрешен. По крайней мере с теми, кто нетерпим к чьим-то недостаткам. В Библии сказано: «Все согрешили» (Рим. 3:23). Но некоторые люди считают себя исключением из этого правила.

Предполагается, что все люди добры. Верно? Тогда почему с некоторыми святыми так трудно уживаться? Почему столь многие явно хорошие люди выглядят так, будто их выстирали, но забыли отутюжить? Вы не замечали за собой грешных мыслей, что предпочли бы жить на небе по соседству с каким-нибудь террористом, чем со своей теткой Кейт?

Почему же рядом с Иисусом, несмотря на Его совершенство и Божественную природу, было так легко и свободно? Почему даже последний из грешников находил в Нем понимающего Друга? В то время как религиозные деятели того времени, с их надуманными суровыми требованиями и вечной гримасой неодобрения, держали людей в страхе и напряжении?

Дело в том, что Иисус любил грешников — даже тех, кого остальные считали отщепенцами и ни к чему не годными человеческими отбросами. Он ел вместе с ними, утешал, исцелял и подбадривал их. Если Он и не мог терпеть кого-то, так это тех, которые считали себя безгрешными. До них Он никогда не мог достучаться. Он любил их, но они не желали, чтобы их любили. Он хотел спасти их, но этих людей оскорбляло малейшее предположение о том, что они нуждаются в спасении

Иисус пришел «призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:13). Он пришел «в мир спасти грешников» (1 Тим. 1:15). Только грешники являются предметом Его заботы!

Означает ли это, что Иисус был снисходителен ко греху? Нет. Нисколько. Скорее всего, Он обладал удивительной и неоценимой способностью ненавидеть грех и в то же время любить грешника. Ему всегда удавалось стать на сторону грешника, не попустительствуя при этом греху.

Однажды, когда Он проповедовал, к Нему бесцеремонно притащили какую-то женщину. По словам обвинителей, ее застигли в момент прелюбодеяния. Следует ли побить ее камнями, как то заповедано законом Моисея? Стражи нравственности делали вид, что нуждаются в Его совете. Но за этим скрывалась тщательно продуманная интрига. Если Он ответит, что ее не следует побивать камнями, они обвинят Его в забвении Моисеева закона. А если Иисус ответит, что согрешившую следует наказать, то они донесут на Него римским властям, ибо римляне, как вам известно, не желали, чтобы иудеи развлекались такими вещами, как смертная казнь.

Иисус сразу же заметил подстроенную фарисеями ловушку. Он, казалось, не обратил внимания на их вопрос. Низко склонившись, Он стал что-то писать на земле у Себя под ногами, как бы ничего не слыша. И это разозлило книжников и фарисеев. Они приходили в негодование, когда на них не обращали внимания.

Законники придвинулись ближе, настаивая, чтобы Иисус ответил. Затем, посмотрев вниз, прочитали написанное Им. И были поражены. Возможно ли это? Неужели там, на песке, начертаны позорные тайны их собственной жизни?

«Хорошо, — согласился Он, — побейте ее. Только первым пусть бросит камень тот, кто никогда не грешил!» И продолжал писать.

Знал ли Иисус, что обвинители этой женщины как раз и были теми, кто довел ее до греха? Я думаю, знал. Неудивительно, что все блюстители законности разошлись. Опасаясь, как бы толпа любопытных не заглянула через их головы и не прочитала то, что было написано на земле, они незаметно улизнули, оставив женщину наедине с Иисусом.

Парализованная стыдом и страхом, ожидая, что в нее вот-вот полетит первый камень, женщина боялась взглянуть вверх. Но вот она услышала ласковый голос Иисуса. «Где твои обвинители? Осудил тебя хотя бы один из них?»

«Нет, господин», — ответила женщина.

И тогда раздались самые прекрасные слова, какие ей только приходилось слышать: «И Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши».

У Иисуса была прекрасная возможность устроить перекрестный допрос и прочитать лекцию, которую грешница никогда бы не забыла. Но Он этого не сделал, напротив, Он постарался пощадить ее стыдливость. Он произнес только: «Иди и впредь не греши». И этого было достаточно. Согрешившая женщина знала, что Иисус беспощаден к греху. Но она знала и то, что обрела понимающего Друга. Надо ли удивляться, что она навсегда полюбила Его?

Да, именно лицемерные обвинители, а не их жертва, вышли из этого столкновения пристыженными и уязвленными.

Иисус пришел «исцелять сокрушенных сердцем» (Лк. 4:18), а не наносить новые раны. Он всегда проявлял чуткость к чужим чувствам. Он не ставил людей в неловкое положение и не разоблачал виновных публично. Даже Иуду пощадил Христос. Он неоднократно мог бы уличить в преступных замыслах того, кто Его предаст, но, не желая зла, Христос пытался любовью уберечь Иуду от этого ужасного поступка.

А вот иной пример. Барбара Уолтерз брала интервью у Патти Херст. Кто такая Патти Херст? Похищенная в девятнадцатилетнем возрасте девушка, «с которой никогда не происходило ничего плохого», в течение пятидесяти семи суток содержалась взаперти в чулане, в кромешной тьме. Ее пытали, допрашивали, насиловали. Непрестанно угрожали смертью. Принудили участвовать в ограблении банка. Так Патти стала преступницей, которую разыскивало ФБР. Убежденная в том, что родители от нее отказались, что они никогда не захотят иметь с ней ничего общего, что она никогда не сможет вернуться домой, убежденная в том, что это конец, что она — конченый человек, и ей надо смириться и присоединиться к своим похитителям, убежденная в том, что агенты ФБР расстреляют ее на месте, а если не они, то это сделают ее преступные компаньоны, — Патти Херст настолько отчаялась и уверилась во всем этом, что ей даже в голову не приходило бежать, хотя возможностей для этого было предостаточно.

Барбара Уолтерз — прекрасная журналистка, но она забрасывала девушку все более мучительными вопросами, которые иногда казались просто безжалостными. «Почему вы не отказались? Почему не сказали им, что не желаете в это впутываться? Почему вы вели себя именно так? У вас было много возможностей бежать… Почему вы ими не воспользовались? Несколько дней вас никто не охранял… Вы могли найти телефон и позвонить родным. Почему вы этого не сделали?»

«Это просто не приходило мне в голову», — отвечала несчастная девушка.

Мы не можем ее понять. Мы не можем понять, почему кто-то не делает того, что мы, как нам представляется, обязательно сделали бы. Мы совершенно уверены, что в подобных обстоятельствах мгновенно бросились бы к телефону; или издали такой душераздирающий крик, что его услышали бы во всей округе; или стремглав бросились бы к первому полицейскому. Мы уверены, что, освободившись и оказавшись в дружеских руках полиции, мы не стали бы сжимать кулаки, демонстрирующие преданность революции, и не выдавали бы свою сомнительную деятельность за «партизанскую войну».

Нам не потребовалась бы целая неделя, чтобы осознать, что мы «никогда больше не должны говорить все это», чтобы выжить. Мы очень хорошо умеем задавать вопросы и соизмерять ответы критериями своего сознания, не понимающего, что значит быть похищенным.

А вот Иисус понимает. Он понимает жертву похищения. Он понимает каждого грешника. Он понимает вас и меня.

Задумайтесь на мгновение о том, какие трудные вопросы мог бы задать нам Иисус, будь Он репортером! Но Он этого не делает. Он не таков!

Давайте вместе отправимся в далекое-далекое прошлое, в тот день, когда Иисус, утомленный и изнывающий от жажды, в самую жару сидел у колодца. Какая-то женщина с кувшином подошла набрать воды. Иисус попросил у нее напиться.

Как? Иудей просит у самарянки напиться? Женщину поразило уже одно то, что иудей вообще с нею заговорил!

Но Иисус знал, что она жаждала даже больше, чем Он. Иисус знал, что до сих пор самарянка пила из загрязненных, не утоляющих жажды источников. И Он обратился к женщине с сочувствием и лаской, доселе ей неведомыми. «Если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: «дай Мне пить», то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую» (Ин. 4:10).

Самарянка захотела этой живой воды. Тогда Иисус велел ей пойти позвать ее мужа и вернуться вместе с ним.

«У меня нет мужа», — ответила женщина. И Иисус сказал ей, что у нее было пять мужей, а тот, с которым она теперь жила, также не был ее мужем.

Потрясенная, она попыталась сменить тему разговора. Да и кого бы это не поразило? Ведь женщина осознала, что перед нею Тот, Кому все о ней известно. И все же Он хотел дать ей воды живой. Может быть, это и есть Мессия, приход Которого предсказывали пророки? И Иисус сказал ей: «Это Я, Который говорю с тобою» (стих 26).

Самарянка была так взволнована, что, забыв свой водонос, забыв дать Иисусу напиться, побежала в город, говоря каждому встречному: «Пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос?» (Стих 29).

Иисус велел ей привести мужа, но она созвала всех, кого знала. Спаситель окинул взглядом окрестные поля и увидел, что идут и лудильщик, и землекоп, меняла и землевладелец, арендатор и врач, сосед и знакомый, дядя и зять. Поля побелели от одежд самарян, жаждущих посмотреть на Человека. Иисус был счастлив, ибо только Он знал, как они нуждаются в живой воде!

Какое назидание мог бы прочитать Иисус женщине с подобным прошлым! Какие уничтожающие обвинения могли бы слететь с Его уст! Он мог бы безжалостно забросать ее каверзными вопросами. И тогда никто не пошел бы через поля, чтобы встретиться с этим Человеком!

Друг мой, я хочу повторить слова той самарянки: «Пойдите, посмотрите Человека! Оставьте ваши негодные источники, никогда не утоляющие жажды; оставьте попытки выкопать свой собственный колодезь. Копая, вы только усилите жажду. Идите и встретьтесь с Иисусом; приходите и пейте из Его источника, и вы никогда больше не будете страдать от жажды!»

В Сан-Франциско, как и на всем побережье Восточного залива, стояла небывалая жара. И как раз в это время шло богослужение на открытом воздухе. В те дни все жили, готовили пищу и спали в палатках, буквально задыхаясь от жары. Но, несмотря на это, жители палаточного городка до отказа заполнили огромный павильон, чтобы послушать одного из своих самых любимых проповедников — пастора Лютера Уоррена. Среди них находилась молодая женщина с двумя маленькими детьми. И им, разумеется, никак не сиделось на месте.

Наконец, вдоволь набегавшись, одно очаровательное дитя, двухлетняя девочка, уснула на руках матери. У старшей девочки, которая никак не могла угомониться, были такие же голубые глаза и слегка вьющиеся белокурые волосы. Женщина очень хотела послушать проповедь и терпеливо увещевала сидящую рядом дочь. Но было слишком жарко, да и складной стул казался чересчур жестким, и вскоре произошло неизбежное — девочка попросила пить.

Мать медлила, не решаясь потревожить спящего у нее на руках ребенка. И вдруг старшая малышка неопределенно махнула рукой в сторону кафедры: «Там у одного человека есть вода!»

В те дни ребенок не боялся попросить воды у незнакомца — тем более в церковном лагере. Мать разрешила, наказав сразу же вернуться, затем откинулась на спинку стула и расслабилась. Может быть, теперь она спокойно послушает проповедь.

И вдруг, не веря своим глазам, она увидела, что ее маленькая дочь направляется прямо к помосту и просит проповедника дать ей напиться! Оцепенев от стыда, женщина смотрела, как пастор Уоррен прервал проповедь и налил стакан холодной воды из стоявшего на кафедре графина. Девочка выразила свою благодарность тем, что подняла красивенькие голубые глазки и пристально посмотрела в очи проповеднику.

Если бы вы знали пастора Лютера Уоррена, то догадались бы, что он не имел ничего против такой неожиданной сцены. Наоборот, это дало ему идеальную возможность поговорить о прохладной, вселяющей бодрость живой воде в жаркий день, когда все страдают от жажды.

Посмотрите, друг мой! Там, на кресте, — Человек, у Которого есть вода! Живая вода! И вы можете пойти прямо к Нему и попросить у Него напиться. Он не будет возражать, если Его побеспокоят такой просьбой.

В ту пятницу Иисус умирал. Грехи рода человеческого сокрушили Его жизнь. Во всей мировой истории еще не было более важного момента. А вор, распятый на кресте рядом с Ним, потревожил Его, безмерно страдающего, странной просьбой.

Что случилось? Ведь исполнение всего замысла спасения было приостановлено на то время, пока Иисус отвечал на мольбу раскаявшегося злодея!

Обратитесь к Нему! Он остановится, чтобы ответить и вам — в любое время! Можете смело идти к Нему и попросить у Него глоток воды — чтобы никогда больше не страдать от жажды! Вы можете попросить Его об этом прямо сейчас!

 

Безрассудство Голгофы

Иногда Господь проявляет в Своих действиях некоторую странность. Его приемы ведения войны или разрешения конфликта выглядят довольно причудливо, если не сказать — эксцентрично. Ни один современный генерал не одобрил бы Его стратегию.

Попробуйте представить, что вы — часовой, стоите в дозоре на стене древнего города Иерихона. И вот однажды к нему приближается войско, состоящее из 600 000 бывших рабов. Вы усмехаетесь при одной только мысли, что Иерихон может пасть и оказаться в их руках. Намечается что-то интересное!

Как же дальше развиваются события? Ни с того ни с сего вокруг города начинает ходить какая-то странная процессия. Впереди — группа отборных воинов, затем — семь священников с трубами, следом — священники в полном облачении, несущие на плечах золотой ковчег. И за ними — все войско Израиля. Почитайте об этом в 6-й главе Книги Иисуса Навина.

Не слышно ни единого звука, кроме мощной поступи марширующих и торжественного гласа труб, прокатывающегося эхом по окрестным холмам и улицам Иерихона. Обойдя вокруг города, войско так же молча возвращается в стан. Что происходит?

То же самое повторяется на следующий день и на третий. В этом есть что-то непостижимое, даже пугающее. Что все это может означать? Вы вдруг вспоминаете, что перед этим народом расступилось Красное море, и река Иордан во время разлива приостановилась, и образовался проход. А Иордан слишком близко, чтобы чувствовать себя спокойно. Что же собирается совершить Бог этих евреев на этот раз?

В течение шести суток один раз в день иудеи обходят город. Только и всего. На утро седьмого дня осады происходит нечто странное и зловещее. После очередного обхода войско не отступило, как это было прежде, а пошло второй, третий, четвертый раз… Уже сделано шесть кругов. Что будет дальше? Какая надвигается угроза?

Вам не придется долго ждать. Совершив седьмой круг, войско остановилось. Трубы, некоторое время молчавшие, затрубили с такой силой, что земля содрогнулась. Стены с массивными башнями покачнулись и обрушились до основания. Ваше счастье, что вы находились на крепостной стене только в собственном воображении!

Ну что за способ взятия города! Какой, казалось бы, нелепый способ! Просто-напросто маршировать вокруг и трубить в трубы! Но ведь он сработал!

В годы правления Иосафата, царя иудейского, произошло нечто не менее странное. На его страну напало войско, при одном упоминании которого все трепетали. Но царь, воодушевленный Господом, поставил во главе своего войска певцов, чтобы они возносили Богу благодарение за победу!

Слыханное ли дело — выставлять впереди армии хор? Не чересчур ли это? Но неожиданный прием снова сработал! Когда захватчики услышали певцов, провозглашающих победу, они так испугались и растерялись, что подняли оружие друг на друга и сами себя истребили!

А еще был Гедеон. Его войско насчитывало 32 000 человек. Господь сказал ему, что у него слишком много солдат. Поэтому Гедеон стал отпускать воинов домой, пока их не осталось всего триста. По указанию Господа их разделили на три отряда. Каждому воину дали трубу и светильник, спрятанный в кувшин. Эти три отряда подошли к вражескому лагерю с разных сторон. На исходе ночи по сигналу Гедеонова боевого горна затрубили все трубы. Затем, разбив кувшины и подняв горящие светильники, воины ринулись на вражеский лагерь с криком «Меч Господа и Гедеона!»

Внезапно пробудившись от сна, враги увидели повсюду пылающие светильники, со всех сторон доносились звуки труб и крики людей Гедеона. Полагая, что на них напали значительно превосходящие силы, мадианитяне страшно запаниковали. Спасаясь бегством, они принимали соплеменников за врагов и истребляли друг друга!

Какие странные сражения! Трубный глас! Разбитые кувшины! Светильники! Крики!

К чему столь необычные методы? Ответ мы находим в указаниях, данных Господом Гедеону. Послушайте: «И сказал Господь Гедеону: народа с тобою слишком много, не могу Я предать Мадианитян в руки их, чтобы не возгордился Израиль предо Мною и не сказал: «моя рука спасла меня»» (Суд. 7:2).

Вы понимаете? Господь предлагает такие простые, такие, казалось бы, нелепые, неоправданные и бесперспективные методы — и делает это для того, чтобы люди никогда не посмели заявить: «Мы совершили это своими руками!»

Ситуация повторялась снова и снова. Совершая время от времени поступки, выглядевшие не слишком разумными, Господь давал понять, что человек никогда не смог бы сделать этого. То было дело Его рук!

Поэтому, когда в далеком прошлом Господь столкнулся с величайшим кризисом — вторжением греха в Его совершенное мироздание, — неудивительно, что Он встретил это совсем не так, как мы могли бы ожидать.

Это было столкновение, затрагивающее не один какой-то мир, но всю Вселенную. Репутация Господа оказалась под вопросом. Сам Господь подвергался испытанию. Его верховенству был брошен вызов. Судьба всего Божественного творения была поставлена на карту!

Как же ответит Господь? Массированным ударом? Своей всепобеждающей силой? Или Он подавит восстание при помощи огромного грибовидного облака? Нет. Господь сделал Свой выбор. Он одолеет восстание крестом!

Странный замысел? Безусловно. Некоторые сочли его безрассудным!

С первого дня Своего появления на этой планете Иисус нарушал все правила достижения успеха: родился в хлеву, вырос в нищете, не написал ни одной книги. Он никогда не возглавлял армии, не устраивал маршей протеста, не поднимал восстания и не затевал революций. Он никогда не числился среди профессоров престижных философских школ. Не ладил с богословами. Он обходил стороной ученых — последователей Платона и Аристотеля, а Своими помощниками сделал неграмотных рыбаков, избрав «немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира… чтобы посрамить сильное» (1 Кор. 1:27).

Иисус мог бы возглавить восстание против Рима. Подобным ходом Он бы мгновенно завоевал популярность среди тех, кто впоследствии стали Его врагами. Учитывая Его способность творить чудеса, у римлян не осталось бы никаких шансов. Подумайте к тому же о преимуществах армии, возглавляемой Тем, Кто мог накормить всех солдат обеденной порцией ребенка!

Христос мог бы без труда овладеть троном Давида — если бы действовал правильно, в обыденном понимании. Но Он постоянно упускал возможности. Казалось, у Него не было чувства времени. Когда общественное мнение склонилось в Его пользу, и Его готовы были сделать царем, Он отослал толпу по домам и удалился на гору молиться. Иуда был далеко не единственным, полагая, что Иисус должен был бы лучше распорядиться Своими возможностями!

Еще раз ожидания Его последователей достигли апогея в то воскресенье, когда Он торжественно въезжал в Иерусалим, осеняемый пальмовыми ветвями и сопровождаемый восхвалениями. Несомненно, Он мог бы взять тогда власть!

Но всего через несколько дней Он позволил Своим врагам унизить Себя тяжким крестным путем от этого города до места под названием Голгофа. Он позволил им распять Себя на необструганном, грубо сколоченном кресте, позволил совершить злодеяние без единого слова протеста — и молился за тех, кто забивал гвозди в Его тело.

Ни один человек в толпе не понял, что произошло в тот день: ни Его враги, ни Его друзья — особенно друзья. Они знали, что Иисус мог бы спокойно уйти из рук Своих врагов. Ученики видели, как Он делал это раньше. Они знали, что Он может в любой момент сойти с креста, если захочет. Почему Он не сделал этого? Почему Он позволил Себе умереть? Вот чего они никак не могли понять.

Ученики Христа никак не предполагали, что происходившее у них на глазах не было случайностью. Они не знали, что Иисус, в соответствии с замыслом, умирал вместо человека. Он умирал смертью, которой в конце концов умрут все грешники, отвергнувшие Его жертву. Это не та обычная смерть, которой все мы должны умереть. Это не та смерть, когда умирающий окружен в последние часы друзьями и близкими, когда о нем заботятся сестры милосердия, поднося к его запекшимся губам стакан прохладной воды. Это и не смерть мученика, который, подобно Стефану, взирает на небеса и видит Спасителя, одаряющего его сочувствием и любовью. Это не смерть христианина, которого поддерживает надежда на воскресение. Смерть, о которой мы говорим, — это абсолютное, полное и окончательное отделение от Бога!

Там, на кресте, Иисус, Чьи страдания были милосердно скрыты наступившими сумерками, умирал смертью, которой должны умереть грешники. Он испытал на Себе все ужасы ада!

Что я имею в виду? Буквально следующее. Ад, когда он наступит, будет очень и очень реальным, и пламя его будет обжигающим. Но самым страшным окажется не пламя — самое ужасное произойдет в часы, предшествующие пламени. Это будет понимание того, что решения, принятые в земной жизни, были окончательными, и изменить их уже невозможно. Грешники будут лицезреть сияющий Небесный град и осознавать, что для них вход туда навеки закрыт. Это будет страшное прозрение о том, что вход туда навеки закрыт. Это будет страшное прозрение о том, что могло бы быть, но уже никогда не осуществится. Это будет ужас полного и безвозвратного отделения от Бога, отделение от Источника жизни. Это — окончательная смерть, за которой не наступит рассвет. И лишь пламя ада милосердно положит конец невыносимым мукам.

Но неужели Иисус все это испытал? Разве Он не знал все это время, что воскреснет?

Знал, но не все время. Несколько раз Он действительно говорил, что воскреснет. Тогда Он был в этом уверен. Но только до тех пор, пока ощущал поддержку Своего Отца. Во мраке же той пятницы, когда Его распяли, ощущение присутствия Отца совершенно исчезло. Не потому, что Отец перестал о Нем заботиться, вовсе нет. Незримый, Отец страдал вместе со Своим Сыном. Но Иисус взвалил на Себя непомерную тяжесть грехов всего человечества. Он, не имевший за Собой ни единого греха, отождествил Себя с нашими грехами, грехами каждого из нас, как если бы они были Его собственными. Однако между Господом и грехом пролегает пропасть. Грешник, умирая своей окончательной смертью, не ощутит спасительного присутствия Отца. Так и Иисус, умирая вместо нас, не мог ощущать его. Он должен был умирать в одиночестве.

Грешник умирает без надежды на будущую жизнь. Так же должен был умереть Иисус, Он должен был и это испытать. И Он испытал. Ибо, когда Отец окончательно Его оставил, Христос с ужасом понял, что грех, взятый Им на Себя, грех людей, настолько отвратителен, что отделение от Бога будет вечным. И вот в эти страшные минуты Он не имел надежды!

Все это время сатана нашептывал злобные, исполненные лицемерного сочувствия слова искушения: «Ты никогда больше не увидишь Своего Отца! Никто не спасется. Ты попусту растратил все эти годы. Даже Твои друзья предали Тебя. Почему Ты не предоставишь людям самим расплачиваться за свои грехи?»

Каждый мучительный вздох приближал Спасителя к тому, что, как Он думал, могло оказаться вечной смертью. Но Он ни на секунду не усомнился в Своем решении. Он готов был вечно пребывать в гробу, лишь бы оставалась возможность спасти хотя бы одного человека, к примеру только вас, Вот как Он заботился о людях!

Борьба была такой жестокой, что едва ли Иисус осознавал, что происходит у подножия креста. Его мучители смотрели на Него с беспримерным презрением и глумились: «Других спасал, а Себя Самого не можешь спасти!» (Мф. 27:42). А римские солдаты, те и вовсе играли в кости, не подозревая, что над их головами разыгрывается эпохальное сражение.

Судьба этой битвы решалась не в свете присутствия и покровительства Его Отца, а в длинной тени, отбрасываемой смертью, — в тени, сквозь которую почти до самого конца трагедии не мог проникнуть Его взор. И лишь в последнюю секунду Его вера прорвалась сквозь тьму, и Он понял, что победил.

Рассевшись на земле, несли дозор Солдаты. А на кресте, пока они играли в кости, Он жертвовал Собой И умирал, распятый, чтоб избавить Мир Божий от греха. Он тоже игроком был, мой Христос. Он бросил жизнь на карту Ради спасенья мира. И прежде чем мучительная смерть Его настигла и закат погас, Венчая день багровою короной, Он осознал, что выиграл!

Да, случившееся в тот день на Голгофе, с точки зрения честолюбивцев, было каким-то безрассудством. Апостол Павел скажет: «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23).

Безрассудство Голгофы. В глазах непонимающих это чистейший абсурд. Но Господь знал, что делал. То, что представлялось ужасной ошибкой, было самым блестящим ходом, который могла сделать Любовь. А то, что представляется позорным поражением, оказалось мгновением величайшей Любви!

 

Личностный кризис

Рассказывают, что некий летчик, летавший на международных воздушных линиях, купил небольшую станцию техобслуживания, поскольку у него всегда было несколько свободных дней между полетами. Однажды он зашел за какой-то мелочью в скобяную лавку, расположенную на той же улице. Сделав покупку, он задержался и немного рассказал о своем последнем перелете через океан.

Когда летчик ушел, другой покупатель спросил: «Кто этот человек?» Владелец лавки ответил: «У него станция техобслуживания на том конце улицы, — и добавил с улыбкой: — Бедняга вообразил, что он летчик!»

Большинство из нас воспринимает человека, заблуждающегося насчет своей личности, со снисходительной улыбкой и легким сочувствием. Мы мысленно зачисляем его в соответствующий разряд — наряду с теми, кто воображает себя Наполеоном, — и продолжаем идти своей дорогой. Но иногда мы сами оказываемся заблуждающейся стороной и ставим себя в неловкое положение.

Во времена Иисуса все было точно так же. Кто-то думал, что Он заблуждается, другие отнеслись к Нему как к самозванцу и даже богохульнику, ибо Иисус действительно объявил Себя Богом. Но вопрос об истинной природе Его Личности не терпел отлагательства. А что, если Он говорит правду? Что, если Он действительно Бог? Даже Его враги не могли отделаться от ощущения, что ошибаются именно они. И это их тревожило.

Однажды они спросили у Него напрямик: «Кто же Ты?»

И Иисус ответил им: «Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я» (Ин. 8:28).

Но ведь Иисус имел в виду гораздо большее, Он подразумевал: «Когда вы вознесете Меня, когда вы распнете Меня, когда подвергнете Меня бичеванию, унизите Меня и насмеетесь надо Мной; когда вы вобьете гвозди в Мои ладони, когда вы повесите Меня между небом и землей на позорном римском кресте и будете призывать Меня сойти, если это в Моих силах; когда вы оставите Меня умирать, не дав ни глотка воды, тогда вы узнаете, что это Я!»

И вот Он умирал — в полном одиночестве. Однажды, — нет, дважды — звучал Голос с небес, признававший в Нем Своего Сына. Но сейчас не слышно было никакого голоса. Все тихо, если не считать насмешек толпы и гневного ропота оскорбленного творения. Кем был этот Человек, этот умеющий сострадать Целитель, этот полюбившийся многим Учитель? Что Он совершил дурного, что Небо отказывается защитить Его? Какое за Ним преступление, если сама природа карает Его своими безжалостными стрелами? Кем же Он был?

Он что — просто хороший человек, лучший из живших когда-либо на земле и умерший как покорная жертва в руках злодеев? Или это был воплотившийся Господь, расплачивающийся за грехи падшего человечества?

Никогда об этом не забывайте! Если бы Он был всего лишь человеком, то мы имеем случай элементарного убийства невинного человека. Если Он был Богом, то мы описываем жертвоприношение. Если Он был всего лишь человеком, то мы видим перед собой мученика. Если Он был Богом, то перед нами Жертва!

Разбойник на соседнем кресте знал, Кто Он! Он понял, что последняя надежда на помилование стремительно ускользает. И нарушил благоговейную тишину мольбой: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!»

Но Иисус умирал. Найдет ли Он слова для разбойника, умирающего рядом? Казалось, время остановилось, пока небо и земля ожидали ответа Спасителя. «Истинно говорю тебе ныне — ныне же, когда все Меня предали, ныне же, когда кажется, что Я никогда не обрету Царствие, — говорю тебе ныне же, будешь со Мною в раю».

Римский сотник знал. Кем Он был. Он чувствовал, что совершается необычная казнь. И когда Иисус испустил последний мучительный вздох, он, не обращая внимания на глумливую толпу, убежденно сказал: «Истинно Человек Сей был Сын Божий».

Враги Иисуса знали больше, чем им хотелось бы. Они вынуждали Иисуса открыться не потому, что хотели узнать, Кто Он, а потому, что хотели заманить Его в ловушку. Они страстно желали только избавиться от Иисуса. Они ненавидели Того, Кто был настолько чист, настолько незапятнан, что их лицемерные души выглядели рядом с Ним чернее черного. Иисус должен был умереть!

Но когда враги погубили Его, когда они совершили свое грязное дело, удовлетворения они не получили. Преступление не прибавило радости уходящему дню. Мертвого Христа враги боялись даже больше, чем живого!

Высокомерный Каиафа знал. Кем Он был. Первосвященник сказал Ему: «Заклинаю, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» Иисус ответил ему просто: «Да, это так, как ты сказал». Неудивительно, что лукавый законник стал бледным как смерть, узнав от римской стражи, что Иисус восстал из гроба!

И Пилат знал. Он не нашел за Иисусом вины. Он стремился спасти Иисуса от сговорившихся врагов. Он пытался смыть вину со своих рук. Но не смог. До самой смерти он будет жить в страхе перед Тем, Кого приказал бичевать и отправить на казнь. Как он мог быть уверен, даже находясь в предполагаемой безопасности в своем дворце, что воскресший Иисус не возникнет перед ним и не потребует ответа?

Да, они спрашивали у Иисуса: «Кто же Ты?» И Иисус им ответил: «Когда вознесете Меня, тогда узнаете, что это Я».

Некоторые из тех, кто был свидетелем Его смерти в ту черную пятницу, потеряли сон, пока не узнали из Писания, Кто Он. Многих мучили угрызения совести за то, что и их голос звучал в безжалостном крике толпы: «Распни Его! Распни Его!»

Попробуйте представить себе человека, случайно затянутого в эту толпу, наблюдавшего за казнью и увидевшего в тот день немало странного и пугающего. Но вот толпа рассеялась, и человек побрел в одиночестве домой. Его мучают угрызения совести. Зачем он это сделал? Почему позволил себе присоединиться к обезумевшей толпе, требующей смерти Человека, не причинившего ему ничего плохого, Человека, Которого Пилат объявил невиновным? Он надеется обрести покой и избавиться от чувства вины в стенах родного дома. Но что ожидает его на пороге? Об этом рассказывает поэт:

Сын маленький — кумир его души — внезапно заболел. Они рыдают у его постели. Одна надежда теплится у всех — Целитель Назарянин. Никто еще не знает, что Он мертв! Запекшиеся губы сына шевельнулись: «Пожалуйста, неси меня к Нему!» Как выговорить страшные слова: «Сегодня вечером, сынок. Его распял я!»

Прошло пятьдесят долгих дней. Смешанные с правдой, по стране ходили слухи, порождая смятение в сердцах людей. Один вопрос, как никакой другой, требовал немедленного разрешения: Кем был Иисус из Назарета, Распятый Иисус?

Наступила Пятидесятница. И Петр встал, чтобы говорить. Петр, тот самый ученик, который убежал. Петр, который клянется, что не знает Иисуса. Петр, который кощунствовал, лишь бы его не отождествляли с Ним.

Но посмотрите, с Петром что-то произошло. Смело, без тени страха, в присутствии врагов Иисуса, он возгласил: «Итак, твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2:36).

Задумайтесь, какое бесстрашие демонстрирует Петр! «Сей Иисус, Которого вы распяли! Тот, Кого вы распяли, — Сын Божий!»

Что за этим последовало? Как отозвался на эти слова народ? Ополчился на Петра? Нет. «Слыша это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим апостолам: что нам делать, мужи братия?»

В тот день было обращено три тысячи человек, они припали к ногам Распятого и обрели прощение своей вины!

«Сей Иисус, Которого вы распяли». Эти слова стали вестью раннего христианства. В них была его сила!

Мы говорим, что сами лично не участвовали в этом, что мы не распинали Его, что все злодеяние сотворили Пилат и римские солдаты. А нас там не было, нас не в чем упрекнуть!

Но Иисус умер не от тех ран, что оставили гвозди. Не эта боль убила Его. Он умер от надорвавшей Его сердце тяжести грехов, которые Он принес с Собою на крест.

Вы только подумайте! Если наши грехи — ваши и мои — не входили в их число, если среди грехов, сокрушивших Его жизнь, не было наших, то как мы можем утверждать, что Иисус заплатил и за них? Но если они все же вошли в их число, то и вы, и я виновны в распятии Иисуса. На гвоздях остались отпечатки и наших пальцев!

Сирил Дж. Дейви рассказывает историю о Сандаре Сингхе, индийском мальчике. Когда ему было всего четырнадцать лет, умерла его мать, и мир для него рухнул. Сандар был безутешен, и никто не мог его успокоить. Он знал, что не может жить без Бога, но ему в горе казалось, что Господь забрал того единственного человека, благодаря которому он ощущал Его присутствие.

Сандар посещал школу христианской миссии, поскольку государственная находилась слишком далеко. Он всегда был спокойным и вежливым учеником, однако теперь все изменилось. Горе превратило его в отчаянного хулигана, сердечность преподавателей только разъяряла его. Он ненавидел учителей и их школу, и их Книгу. И ненавидел их Иисуса!

Однажды Сандар подошел к учителю и вежливо сообщил, что хочет купить Новый Завет. Никто и не подозревал, зачем он ему понадобился!

Через некоторое время он предложил приятелям: «Идемте со мной. Вас удивило, что я купил эту Книгу? Тогда приходите ко мне и увидите, что я с ней сделаю! Я не знаю, сколько я проживу, наверное, совсем мало, но, прежде чем я умру, я покажу вам, что я думаю об Иисусе и о Его Книге!»

И Сандар привел друзей во двор своего дома, взял охапку хвороста, банку керосина и зажег костер. Затем медленно и методично стал по одной вырывать страницы из Книги и бросать их в огонь. Он хотел, чтобы этот поступок стал его последним оскорбительным жестом по отношению к христианской Книге!

Внезапно из дома вышел его отец и закричал: «Сын, ты сошел с ума! Ты вне себя, коль сжигаешь христианскую Книгу! Это хорошая Книга — так говорила твоя мать. Я не желаю, чтобы в моем доме совершалось такое кощунство. Прекрати! Ты слышишь? Прекрати!»

Сандар наклонился, втоптал остатки Нового Завета в костер и, ни слова не говоря, удалился в свою комнату. Там он провел три дня и три ночи.

И вот наступила ночь, когда все должно было решиться. Он знал, что сделает. Было слышно, как невдалеке прошел поезд в Лахор. Следующий экспресс ожидается в пять часов утра. И если Господь не заговорит с ним до этого времени, он пойдет, положит голову на рельсы и подождет, пока поезд, следующий из Ладхианы в Лахор, не оборвет его жалкое существование.

Его сознание должно быть ясным в эту ночь, поэтому Сандар пошел в купальню и целый час мылся холодной водой, а затем возвратился в свою комнату. До прохождения экспресса оставалось семь часов.

Он молился: «Боже, если Ты есть, яви мне Себя, прежде чем я умру!»

Медленно текли минуты, еще медленней они складывались в часы.

Без пятнадцати пять Сандар ворвался в комнату отца и схватил его за плечо. «Я видел Иисуса!» — выпалил мальчик.

«Ты бредишь, — сказал спросонья отец. — Иди спать».

Но Сандар не бредил. Он тут же как на духу выложил отцу всю свою затею с самоубийством.

«Несколько минут назад, — продолжал он свой рассказ, — в мою комнату вошел Иисус… И заговорил со мной… Он сказал: «Долго ли ты будешь преследовать Меня? Мне пришлось прийти, чтобы спасти тебя. Ты молишься о том, чтобы найти верный путь, так почему же до сих пор не стал на него? Я и есть этот путь». Он говорил на хинди, и говорил со мной. Я припал к Его ногам. Как долго я пробыл на коленях, не могу сказать. Но когда встал, видение рассеялось. Это было видение. Я и в мыслях не держал звать Его… Если бы это был Кришна или один из моих собственных богов, я бы не так удивился. Но только не Иисус!»

Он умолк на минуту, а затем твердо заявил: «Я христианин. Я не могу служить никому, кроме Иисуса!»

«Ты, должно быть, рехнулся, — резко бросил отец. — Врываешься среди ночи, чтобы сообщить, что ты христианин. А ведь не прошло и трех дней с тех пор, как ты сжег христианскую Книгу!»

Сандар замер, глядя на свои руки, и прочувствованно воскликнул: «Мои руки совершили это. Я никогда не смогу смыть с них этот грех, до самой смерти!»

Неудивительно, что Сандар полюбил Христа! Неудивительно, что он до самой смерти проповедовал Иисуса! Неудивительно, что почти каждое лето Сандар уходил в запрещенную страну Тибет, где подвергался за свою проповедь жесточайшим гонениям. Но чем сильнее его преследовали, тем более счастлив он был оттого, что страдает за своего Господа. Из последнего странствия в Тибет христианин Сандар не вернулся!

Друзья мои, посмотрите на свои руки, а я посмотрю на свои. Вот руки, распявшие Иисуса! И ничто, кроме алой Крови Голгофы, никогда не очистит их!

Этот личностный кризис должен произойти с каждым из нас. Мы не преодолеем его, пока не узнаем, кто мы. Невинные свидетели, надежно отдаленные от вины Голгофы двумя тысячелетиями? Или же одни из тех, кто распял нашего Господа? Мы поймем это, если будем долго и честно смотреть на крест!

Но надежда есть! Ибо когда Иисус молился: «Отче, прости им», я знаю, что Он подразумевал меня! Я знаю, что Он подразумевал вас!

 

Что в действительности произошло на Голгофе?

Наше поколение одержимо манией расследования. Разбился, к примеру, самолет, но еще до того, как уцелевшие будут спасены из-под обломков, а погибшие пересчитаны, мы пускаемся в расследование всех доступных деталей, имеющих отношение к катастрофе.

Если какой-то государственный деятель становится жертвой наемного убийцы или умирает при загадочных обстоятельствах, наше расследование бывает особенно продолжительным и доскональным.» Прошло много лет, но до сих пор расследуется убийство Джона Ф. Кеннеди. Миллионы людей не успокоятся, пока не будет известна вся правда. До сих пор возникают вопросы относительно смерти Роберта Кеннеди в одном из отелей Лос-Анджелеса, случившейся именно тогда, когда он достиг пика популярности. Многие считают, что не решен вопрос и обо всей полноте ответственности за убийство Мартина Лютера Кинга.

Пытливый ум — это замечательная штука! Не всегда разумно соглашаться с первым же ответом, всплывающим на поверхность. А вот расследовали ли вы когда-нибудь смерть Иисуса из Назарета? Это, несомненно, была самая загадочная смерть всех времен. Но она остается тайной только при небрежном подходе к расследованию. Почему? Хотите узнать ее подоплеку?

О смерти Иисуса из Назарета написаны миллионы страниц и высказано бесчисленное количество версий. Но многие из нас не имеют ни малейшего представления о том, что в действительности произошло в ту пятницу 31 г. по Р. X. на холме за Иерусалимом. Почему же так и не состоялось заслуживающее доверия расследование и не были выяснены все факты? Почему существует так много предположений и так мало известно твердых, абсолютно аргументированных свидетельств и доказательств?

Была ли смерть Иисуса случайностью? Или она была запланирована? Если да, то кем? Почему Он умер? На самом ли деле Его смерть была величайшей трагедией, разыгравшейся на этой планете? Или она означала блистательную, полную победу, которая вызвала ликование ангелов и вынесла приговор самой смерти?

Быть может, в смерти Иисуса содержится поразительный скрытый смысл, о котором вы никогда не догадывались?

Голгофа была чем-то вроде гигантской афиши, оповещавшей всех, что Иисус потерпел неудачу. Какова бы ни была Его миссия, что бы Он ни собирался совершить — произошла осечка. Мертвый Иисус лежал в новом гробу Иосифа. Его враги, явные и тайные, были убеждены, что Он останется там навсегда!

Ученики Иисуса до самого конца не верили, что Он умрет, ибо Он был Мессией. А Мессия, по их понятиям, не должен был умереть и не мог умереть. Они ждали, что Он совершит какое-нибудь чудо, чтобы уйти от врагов. Но чудо не произошло — Иисус был мертв. Опуская в гроб Иосифа безжизненное Тело, ученики пали духом и погрузились в глубокое отчаяние.

Послушайте, о чем они говорят между собой: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк. 24:21). Теперь же им кажется, что они ужасно заблуждались. Должно быть, Иисус вовсе не долгожданный Спаситель. Жизнь сразу стала пустой и бессмысленной.

Солнце все ниже клонилось к закату, напоминая, что вот-вот начнется суббота, и они поспешили в укрытие, опасаясь, как бы им самим не попасть в черный список врагов Иисуса.

Спустя двадцать четыре часа, когда солнце на западе возвестило об окончании субботы, гроб Иосифа был надежно защищен римской печатью и караулом из сотни солдат. Иисус был так замурован в Своей каменной темнице, как будто Ему предстояло оставаться там до скончания времен.

Медленно тянулась длинная ночь, но солдаты исправно несли свой дозор. Множество незримых ангелов ожидали Христа, чтобы приветствовать Его. Был там и сатана, мечтавший об обратном, — ему хотелось навечно удержать Иисуса в гробу; да к тому же его сопровождал сонм демонов, которым было приказано не сдаваться ни под каким предлогом.

Внезапно на землю быстро спустился Гавриил, могущественный ангел, очевидно, занявший место Люцифера. Планета содрогнулась, а демоны в страхе рассеялись при его приближении. Оцепеневшие от ужаса римские солдаты смотрели, как Гавриил легко, словно пушинку, отвалил от дверей гроба громадный камень, и услышали, как он воскликнул: «Сын Божий, выходи! Твой Отец призывает Тебя!»

Они увидели, как Иисус вышел из открытого гроба и провозгласил: «Я есть Воскресение и Жизнь!» Солдаты смотрели, как низко поклонились ангелы, приветствуя своего Предводителя хвалебной песнью. Все эти великие сцены запечатлели глаза и уши римских солдат. Ни за какие деньги их не заставили бы молчать об этом! Теперь уже — не заставили бы!

Да, в ту черную пятницу крест Голгофы был символом поражения. Но теперь Иисус из Назарета выходил из гроба поступью Победителя. Он одолел смерть!

Иисус отнюдь не проиграл! Он выполнил Свою миссию во всем. Но вначале даже Его ученики не поняли, в чем заключалась Его миссия. Ведь Христос пришел не для того, чтобы бросить вызов Риму, и не для того, чтобы овладеть престолом Давида. Он был Человеком, рожденным для распятия. Это был Агнец Божий, пришедший, чтобы очистить мир от греха. Он пришел, чтобы взять наши грехи на Себя и умереть вместо нас, чтобы мы получили прощение и могли жить. Его смерть не была поражением. Сам факт Его смерти ознаменовал победу столь великую, что запели ангелы небесные. Иисус победил!

Понимаете, друзья, Голгофа была полем сражения. На этом фоне произошел самый решающий, рискованный и окончательный поединок в противостоянии Христа и сатаны, противостоянии, которое началось на небесах и ныне близится к своему завершению. Мы можем постичь истинный смысл Голгофы только в контексте данного противостояния. И, по большому счету, понимание сего факта означает понимание Библии, ибо Священное Писание — это повествование о непрекращающемся конфликте, повествование о Божественном замысле спасения человечества и о попытках сатаны помешать его реализации.

Мы замираем, изумленные невероятной любовью, продемонстрированной Христом на этом грубом деревянном кресте. Богочеловек, умирающий вместо нас. Как смогли бы мы жить без прощения? Мы благодарны Господу за то, что у нас есть воскресший Спаситель. Мы радуемся, что Он победил смерть и что мы можем ожидать утро воскресения, когда любящие воссоединятся, чтобы уже никогда не разлучаться.

Все это мы видим в тех памятных днях. Но на самом деле на Голгофе произошло нечто большее. Гораздо большее!

Что подразумевал Иисус, когда в последнее мгновение, перед тем как уронить голову на грудь и умереть, Он воскликнул: «Совершилось!» Это не было слабым стоном мученика, но возгласом Победителя! Христос произнес это слово чистым, как звук фанфар, голосом, эхом прокатившимся по всему мирозданию. Что Он имел в виду? Что совершилось? Почему Иисус пришел на эту планету? В чем заключалась Его миссия? Почему Он должен был умереть ради спасения людей? Не было ли иного пути? Затрагивала ли Его миссия и Его смерть только падшее человечество? Или другие миры тоже?

Ответ на этот вопрос гораздо-гораздо глубже:

Иисус пришел на землю и принял мученический венец, чтобы положить конец обвинениям сатаны, направленным на Господа, Мятежный князь обвинил Бога в том, что Он — жестокий тиран, не любящий Своих подданных, и тут же заявил, что только он, сатана, по-настоящему о людях заботится.

Но вам достаточно только взглянуть на Голгофу, чтобы понять, кто действительно о вас заботится! Распятие — вот высшее проявление заботы. И оно не прошло незамеченным во всех мирах!

Иисус пришел, дабы разоблачить сатану перед всей Вселенной, чтобы ангелы и непавшие миры увидели, как смертелен, как губителен грех и как далеко он может завести. Когда восстание только начиналось, казалось невероятным, что нечто под названием «грех» может быть таким опасным, как утверждает это Господь.

Однако, наблюдая в течение столетий, как падший ангел повсюду сеет войны и разрушения, оставляя после себя боль, страдания и смерть, многие кое-что начали понимать. А когда они увидели сатану, распинающего своего Создателя на позорном кресте, ни у кого во всей Вселенной не осталось к нему ни капли сочувствия, за исключением немногих на этой планете.

Иисус пришел почтить Закон Своего Отца, пусть даже ценой собственной Крови. Закон Божий был ключевым предметом спора с самого начала противостояния между Христом и сатаной. Этот вопрос разделил небеса, он же был поставлен и в Едеме. Первое посещение сатаной нашей планеты ознаменовалось бесстыдным и наглым подстрекательством к неподчинению Господу.

В финальном кризисе, который уже не за горами, главным предметом борьбы по-прежнему останется Закон Божий и его авторитет. В книге Откровение сказано, что в эти последние дни разъяренный сатана будет сражаться с теми, кто соблюдает заповеди Господа. «И рассвирепел дракон на жену,, [церковь], и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божий и имеющими свидетельство Иисуса» (Откр. 12:17).

Почему Иисус должен был умереть, чтобы спасти человечество? А не было ли другого пути? Нет. Закон Божий был нарушен, и расплатой за это могла быть только смерть. Кто-то должен был умереть.

Мой друг Лу Уолтон, юрист, очень удачно выразил эту мысль:

«Творец стоял перед неразрешимой дилеммой: с одной стороны — любовь к человеку, с другой — любовь к истине.

Все мироздание зависело от Закона, который Он Сам написал, благодаря которому все — от небесных сфер до элементарных частиц — пребывало в упорядоченном движении. Закон был совершенен, — а разве можно вносить поправки в совершенство? Если бы Он попробовал приспособить Божественный закон хотя бы к одной, самой незначительной человеческой претензии, Ему пришлось бы признать, что совершенство допускает изменения, — и Он последовал бы за Люцифером прямо в долину смерти, где кроме собственных изменчивых желаний не существует никаких абсолютов».

Разве нельзя было хотя бы раз отложить Закон в сторону, пренебречь им? Нет. Закон — это основа Божественного управления. Шутить с Божественным законом — значит способствовать воцарению хаоса. Не будь Закона, вся Вселенная погибла бы.

Разве нельзя было совсем немного изменить Закон — чтобы спасти Иисуса? Нет. Закон — это совершенная копия совершенного характера Божьего. Он не может изменить Свой Закон, не меняя Своего характера. Это Бог Любви, и Его Закон — закон любви, который определяет, как должна действовать любовь.

Несмотря на неслыханную жестокость испытания, через которое Он лично должен был пройти, несмотря на страшную цену и тот факт, что Иисус действительно погиб на кресте Голгофы, — это сильнейшее, неоспоримое доказательство того, что Закон не подлежит изменению. Даже ради спасения Сына Божьего. Если в Закон можно вносить изменения и поправки, если его можно оставлять без внимания, обходить или даже совсем отбрасывать, то в смерти Иисуса не было необходимости, а Голгофа стала бы всего лишь бессмысленной драмой!

Иисус пришел, чтобы доказать возможность соблюдения Закона Божьего человеком. Сатана утверждал нечто противоположное. Разве падение Адама не доказательство тому? Но Иисус принял человеческую природу не в силе Адама и не в идеальной обстановке Едема. Он принял человеческую природу, ослабленную тысячелетиями неповиновения. Тридцать три года Он прожил так, как должен жить каждый из нас, ни разу не использовав Свои сверхъестественные возможности, — и ни разу не согрешил, несмотря на все козни, которые строил сатана, лишь бы заставить Его совершить ложный шаг!

Иисус умер, чтобы навечно обеспечить безопасность Вселенной. Мятеж не должен больше повториться. И пророк говорит, что этого никогда не будет. «Бедствие уже не повторится» (Наум 1:9).

Благодарение Богу, ужасная демонстрация смертоносной природы греха никогда больше не повторится! Почему? Неужели Господь лишит нас свободы выбора и в конце концов превратит в роботов только лишь ради того, чтобы мы больше не согрешили? Нет. Мы теперь слишком хорошо знаем, что такое грех, — благодаря Голгофе. И никогда больше не захотим соприкасаться с ним!

Иисус умер, чтобы защитить всю Вселенную. Жертва на Голгофе была принесена не только за нас, но и за другие миры. Непавшие миры застрахованы от мятежа на бесконечные времена. Небу не грозит опасность. Не благодаря Закону, не из страха, а вследствие того события, которое произошло в тот день на кресте близ Иерусалима и за которым все миры следили, затаив дыхание от ужаса!

Уже наступил поздний вечер, но маленький мальчик — совсем ребенок — никак не мог угомониться. Ему хотелось играть. Он забрался в спальню родителей и открыл тумбочку. Там лежал блестящий черный пистолет. Он был очень похож на его собственный игрушечный пистолетик.

Мальчуган вошел с пистолетом в гостиную, направил дуло на отца и сказал: «Бах-бах! Папа, ты убит!:» И отец упал. Затем прицелился в мать и сказал: «Бах-бах! Мама, ты убита!» И мать упала. Точь-в-точь как в их обычных играх.

Но родители не вставали, и мальчик не знал, что делать. Должно быть, что-то не так. Он забросил пистолет подальше, как только мог, и упал на колени перед телом отца. «Встань, папа! Встань! Я больше не хочу играть!»

О, мои друзья! Вы видите, что сделал грех со Спасителем? Вы видите, что сделал грех с этим некогда прекрасным миром? Вы видите, что он причиняет тем, кого вы любите? Вы видите, что он делает лично с вами?

Что же нам остается, как ни отбросить грех подальше и упасть на колени перед Спасителем? Что нам остается, как ни дать волю слезам и сказать Ему, что мы не хотим больше играть с грехом?

Именно этого Он ждал — ждал все эти годы! И именно этого ждали вы. Не так ли?

 

Перекрашивание Голгофы

Египетский фараон Рамсес II считал, что битва при Кадеше была всего лишь небольшой стычкой, из которой он, разумеется, вышел победителем. Но это привычная пустая фараонская похвальба. Битва при Кадеше была вовсе не стычкой, а одним из наиболее значительных сражений в истории, и Рамсес не только не победил, но еле-еле унес оттуда ноги.

На массивных колоннах и стенах величественного дворца в Карнаке Рамсес снова и снова описывает свои столкновения с царем хеттов. Постоянно вспоминают страну хеттов и ассирийцы. Но историки не догадывались о правде. Считалось, что хетты были каким-то малочисленным племенем, и никто не задавался вопросом, как могло это незначительное племя сражаться с двумя крупнейшими государствами, причем на протяжении столь длительного периода. И выяснилось, что хетты были отнюдь не племенем, а третьей по масштабам империей той эпохи и их царство простиралось от Черного моря до Дамаска.

Но что бы там ни говорили, Рамсес полагал, что он вполне способен справиться с хеттами. По крайней мере, ему надо отдать должное за храбрость.

Одна из египетских надписей, посвященных битве при Кадеше, описывает Рамсеса как «неустрашимого воителя, положившего конец хвастливости хеттов». Он был «сын бога Ра, поправший царство хеттов своей стопою… Он был подобен быку с острыми рогами… могучему льву… шакалу, одним прыжком покрывающему круг земли… прекрасному богоподобному соколу». Кроме того, существовала поэма, в которой описывалась эта замечательная победа Рамсеса.

В настоящее время известно, что все приведенные утверждения есть самая бесстыдная пропаганда. Но ей верили более трех тысячелетий!

Дело в том, что Рамсес позволил двум вражеским лазутчикам, подосланным в его расположение хеттским царем, ввести себя в заблуждение. Эти люди, утверждавшие, что дезертировали из хеттского войска, сообщили Рамсесу, будто царь хеттов уже отступил из страха перед фараоном. А так как Рамсес был весьма падок на лесть, он отдал приказ идти вперед, его войско попалось в ловушку, а ему самому еле-еле удалось спасти свою жизнь.

Ловкий фокус, не правда ли? Проиграть сражение, но убедить мир в победе. И пользоваться успехом на протяжении трех тысячелетий. Я точно не знаю, кто первый додумался до подобной уловки, но не могу избежать следующего сравнения. Битва при Кадеше состоялась примерно в 1300 г. до Р. X., а около 31 г. по Р. X. повелитель павших ангелов — мы называем его сатаной — вознамерился использовать тот же прием. Он проиграл битву бесконечно более важную, чем битва при Кадеше, и о нем тоже можно сказать, что ему едва удалось унести ноги. Но возраст его рассказа о вселяющем ужас успехе приближается в наши дни к двухтысячелетней отметке, и лишь сравнительно немногие догадываются об истине!

Эта история берет начало на Голгофе, известной как «место черепа», вероятно, из-за сходства скальных образований этой холмистой местности с человеческим черепом.

Распятый на кресте Иисус из Назарета только что умер. И я живо представляю себе сатану, мятежного князя, сидящего неподалеку в полном унынии. Он проиграл сражение и отлично понимал это; более того, сатана понимал, что его конец предрешен!

Вы, наверное, ожидали, что он будет ликовать? В конце концов, именно сатана был главным инициатором казни.

Да, он страстно желал, чтобы Иисуса распяли, но я не уверен, что он хотел, чтобы Иисус умер. Дьявол, вероятно, хотел довести Иисуса до предела, хотел заставить Его заглянуть в лицо смерти, надеясь, что Он сдастся и возвратится на небеса.

Понимаете, целью сатаны было расстроить план спасения человека. От Вифлеема до Голгофы падший ангел неотступно сопровождал Иисуса, пытаясь лишить Его чувства мужества, заставить оступиться, согрешить — хотя бы единственным словом; сатана всячески пытался принудить Его сдаться.

Вначале он полагал, что Господь, конечно, не станет тревожиться о павшем человечестве. Плач одинокой заблудшей планеты не должен был, по мнению сатаны, вызывать глубокого сочувствия в душе Всемогущего. Эгоистичному уму мятежника казалось непостижимым, что Сын Божий примет беду людей так близко к сердцу, что даже спустится на Землю и умрет вместо человека, чтобы тот мог жить. Эгоизм с трудом понимает любовь. По-видимому, сатана считал, что как только он проделает свои жалкие делишки, Иисус обязательно отступит и откажется от Своего замысла спасти людей, и уж тогда человечество будет обречено на уничтожение. Ничто не доставляет мятежному ангелу большего удовольствия, чем массовое уничтожение.

Сатана знал, что Иисус мог без труда совершить чудо и уйти от Своих врагов. Он знал, что Иисус, если бы захотел, мог легко сойти с креста и позволить десяти тысячам ангелов унести Себя на небо прямо на глазах Своих мучителей.

Но Иисус не отступил. Он не сошел с креста. Он оставался там до конца и позволил грехам мира уничтожить Свою жизнь. Сатана не был глупцом и сразу же понял, что разоблачен. Перед лицом всего мироздания он предстал как убийца, уничтоживший своего собственного Создателя. Отныне он не мог больше рассчитывать на сочувствие непавших миров, ибо лишился этой возможности навеки.

С той поры сатана возненавидел крест, и его ненависть не поддается описанию. Но там, в тени орудия смерти, предрешившего его судьбу, сатану осенила та же самая идея, которой когда-то воспользовался Рамсес, чтобы утешить свое самолюбие. Что ж, он проиграл сражение, но ведь можно создать видимость победы. Он состряпает собственную версию событий на Голгофе и перекрасит крест. Он даст ложную интерпретацию распятия, исказит ее смысл и будет способствовать всеобщему заблуждению посредством массированной пропаганды. Он превратит ненавистный ему крест в оружие против Господа!

Изначально бунт сатаны был направлен против власти Господа, против Его правления и Его Закона. При первой же встрече с нашими прародителями в Едеме сатана нагло подверг сомнению данный Господом запрет. И в последние дни, согласно книге Откровение, именно власть Господа станет предметом разногласий. Еще останутся люди, признающие власть Господа и исполняющие Его заповеди, вот именно на них и обрушится гнев мятежного ангела (см.Откр. 12:17).

Взбунтовавшись, Люцифер развернул агитацию за отмену Божественного закона. Но разве мог Господь отменить Закон, являющийся точным отражением Его собственного характера, Закон, на котором зиждется Его правление? Как мог Господь изменить столь важный, совершенный, неизменный и священный Закон, нарушение которого даже ради спасения собственного Сына было недопустимо?

Согласитесь, разве не странно звучат рассуждения о том, что крест аннулировал Закон или, во всяком случае, ослабил его? Можете ли вы поверить, что Господь позволил Своему Сыну умереть, поскольку Закон не подлежал изменению, а затем передумал и изменил его, как только Его Сын умер? Едва ли!

Спросите у апостола Павла, и он ответит вам, что Закон Божий «свят, и заповедь свята и праведна и добра» (Рим. 7:12). Спросите Давида, и он ответит, что «закон Господа совершен, укрепляет душу» (Пс. 18:8). Другой псалом поведает вам, что все заповеди Господа «тверды на веки и веки» (Пс. 110:8). И Сам Господь говорит: «Не нарушу завета Моего, и не переменю того, что вышло из уст Моих» (Пс. 88:85). О Себе Он говорит так: «Я — Господь, Я не изменяюсь» (Мал. 3:6).

Невозможно отделить единство Божественного закона от единства Самого Господа. Они или выстоят, или погибнут вместе!

Сатана прекрасно знал, что Божественный закон нельзя — да и невозможно — не учитывать. Смерть Иисуса, свидетелем которой он только что был, явилась сильнейшим доказательством неизменной природы Божественного закона, ибо если с Законом можно было бы не считаться, Иисусу не пришлось бы умирать!

Понимая все это, а также многое другое, сей некогда блистательный ангел задумал на Голгофе свой дерзкий и недостойный план. Он скажет миру, что крест, который он ненавидел, крест, который предрешил его судьбу, крест, который укрепил Закон ценой Крови Создателя, на самом деле дал ему все, чего он хотел. Он заявит всему миру, что целью Голгофы было устранение Божественного закона, что Господь решил, наконец, освободить людей от всяких ограничений и дать им свободу поступать, как им будет угодно!

Сатана понимал, что ненавистный для него крест будет почитаться всеми христианами, что рассказ о том, как Бог принял смерть вместо человека, будет передаваться из поколения в поколение, и люди вечно будут проповедовать, молиться и петь об этом событии. Но мятежного князя это не беспокоило. Он с радостью присоединится к восхвалению Голгофской Жертвы, правда, при условии, что она будет ложно истолкована, ее смысл будет искажен и ее можно будет использовать для дальнейшего разжигания бунта.

Сатана представит Синай с его дымом и раскатами грома как дело рук жестокого Бога-тирана, а Голгофу — как дело рук любящего Спасителя. Он противопоставит эти события, чтобы Синай был понят людьми как некая ошибка, которую пришлось потом исправлять на Голгофе. Сатана провозгласит, что Синай — это жестокий закон, а Голгофа — милосердие. И насладится, увидев, что люди превратили милосердие в оправдание греха. Он будет постоянно напоминать людям указание апостола Павла о том, что христиане живут «не под законом, но под благодатью», надеясь, что они не станут читать непосредственно следующих за этим слов Павла: «Что же? станем ли грешить, потому что мы не под законом, а под благодатью? Никак» (Рим. 6:14, 15).

Да, сатана нахально похитит Божественную благодать, помогающую нам соблюдать Закон, и сбудет ее под видом лицензии на грех!

Ничто не остановит мятежного князя. Он навяжет миру представление о том, что Господь будто бы фактически упразднил Свои установления, аннулировал нравственные нормы и предоставил людям право следовать их собственным наклонностям.

Но именно это представление — представление о том, что мы подчиняемся только своим наклонностям и чувствам — было с готовностью воспринято людьми и передавалось из поколения в поколение, сделав наши улицы небезопасными и превратив наши дома в укрепленные крепости. В своем стремлении к вседозволенности мы отринули единственный способ борьбы с эпидемией преступности, обрушившейся на нас!

Повиновение в наши дни непопулярно, поскольку для общества вседозволенности это недостаточно утонченная идея. Мы предпочитаем бесконечно болтать о любви. Мы не избежали заражения облегченной религией, не предъявляющей к нам никаких требований. И самое поразительное — крест Голгофы, которым силы сатаны весьма искусно манипулировали, способствовал созданию этого положения.

Не трагедия ли, что кресту, который стоил Крови Иисуса и являющему собой высший образец послушания воле Отца, предстояло ложное истолкование? Не ужасает ли вас то, что Жертву, навеки утвердившую власть и неизменный характер Божественного закона, представили как силу, разрушившую Закон? Неужели миллионы людей ослепли? Но в этом-то и будет состоять последний великий обман. Как раз он и станет итогом последнего великого столкновения, в котором произойдет отделение верных от неверных.

Да, сатана будет сражаться с крестом, притворяясь, что любит его. Он с радостью присоединится к прославлению всего, что произошло в тот черный день на холме Голгофы. Но каждый миг он будет целить в самое уязвимое место, используя крест, предрешивший его судьбу, как не вызывающее подозрений оружие в своей безумной и отчаянной попытке свергнуть Господа!

В старой доброй Англии часто рассказывают о мальчике по имени Брон, который впервые пришел в церковь со своей гувернанткой. На кафедру поднялся священник и сообщил ужасную новость: он рассказал о том, как невинный Человек был прибит гвоздями ко кресту и оставлен там умирать. Какой ужас, подумал мальчик. Как это несправедливо! Наверное, люди обязательно что-нибудь предпримут для Его спасения. Но он посмотрел вокруг и не увидел ни одного встревоженного лица. Должно быть, они ждут окончания службы, подумал мальчик, а потом обязательно что-нибудь сделают, чтобы исправить эту страшную ошибку.

Брон вышел из церкви, дрожа от обуревавших его чувств и нетерпеливого ожидания спасательных действий. Но гувернантка сказала: «Брон, не принимай это близко к сердцу. А то подумают, что ты ненормальный!»

Ненормально — расстроиться и потерять покой из-за несправедливости? Ненормально — прийти в смятение от этого трагического рассказа? Ненормально — встревожиться и отчаянно стремиться хоть чем-нибудь помочь?

Позор нашей несерьезной и показной вере, которую мы оставляем за порогом церкви и о которой забываем до следующего собрания! С тем, что произошло на Голгофе, надо что-то делать. Иисус сказал: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14:15).

Любовь — это не столько слова. Любовь — это прежде всего поступки!

А теперь, продолжая исследовать различия между истиной и пропагандой, обратимся к свидетельствам нашего происхождения. Следующие несколько глав будут посвящены необходимым разъяснениям, которые приблизят нас к полному пониманию смысла последних страниц этой книги.