Как всегда, в каждым первый четверг месяца, в девять ча-/ сов тридцать минут государственный секретарь Филип-по Гонзага выезжал из Ватикана, сидя на заднем сиде-% нье своего служебного темно-синего «Мерседеса-5008». л ь \И как всегда, путь его лимузина лежал через ворота Кортиде деи Сан Домазо. Целью его поездки был дворец Кви-ринал - резиденция президента Италии.

Обычно за рулем сидел Альберто, водитель кардинала, но сегодня тем же маршрутом Гонзагу вез его секретарь Соффи-чи. Они проехали по мосту Понте Витторио Эмануэле, потом свернули на одноименную набережную и помчались в восточном направлении.

Встреча с президентом была обычным мероприятием, на котором обговаривалось и согласовывалось государственное планирование. Как правило, диалог между государственным секретарем и президентом проходил, по сути, без неожиданной и новой для них информации. Такова была дань традиции.

Через час беседы государственный секретарь вышел к входному порталу дворца, где Соффичи припарковал тяжелый «мерседес». Гонзага предложил секретарю поехать в объезд по Ринита деи Монти - церкви над Испанской лестницей (никто и не догадывался, что ее построили французы). Предложение сделать крюк не было неожиданным. Такой маршрут иногда случался и не привлекал внимания, потому что государственный секретарь во время ознакомительных туров сидел за тонированными стеклами автомобиля.

Когда маашна притормозила в нескольких метрах от церкви Сан Джакомо, на узкой Виа Канова, дорогу перегородили

Гонзага беспомощно дернулся на крюке. Маневр был болезненный: пластиковые жгуты, которыми он был связан, еще глубже врезались в тело.

Дрожа от холода, кардинал попытался оценить ситуацию, но не мог сосредоточиться. Включился рефрижератор, и по огромному помещению прокатилась новая волна холода. Гонза-гу затрясло еще сильнее. Кардинал не знал, как долго он находился в холодильнике. У него начала болеть голова. Рук он уже не чувствовал. Холод медленно полз вверх по его ногам, будто скользкие щупальца каракатицы.

У Гонзага в голове было только две мысли. Первая: «Кто стоит за этим нападением?» И вторая: «Они тебя не убьют - слишком много возни, чтобы доставить жертву сюда».

В громкоговорителе, где-то под потолком холодильной камеры, раздался щелчок и послышался незнакомый мужской голос:

– Надеюсь, вы уже обдумали ваше положение, Гонзага? Температура там у вас минус четыре. В последующие полтора часа температура упадет до минус восемнадцати. Боюсь, что ваш черный костюм - неподходящее убранство для таких погодных условий.

– Послушайте, - ответил кардинал, голос которого звучал так, будто он говорил в пустое ведро, - я не знаю, кто вы и какие у вас намерения, но уверен, что вы не хотите меня убивать.

– Я бы не стал этого утверждать, - раздался голос из громкоговорителя. Теперь Гонзаге показалось, что интонации говорившего были ему знакомы. Но где он слышал этот голос?

– После тридцати минут при минус восемнадцати, - продолжал голос, - работа сердца замедляется настолько, что вы потеряете сознание. Еще через двадцать минут наступит остановка сердца. Через две-три недели ваше тело перевезут вместе со свиными тушами на мясокомбинат в Чивитавеккью для дальнейшей переработки. Советую вам подумать, стоит ли изображать из себя героя.

– Что вам нужно? - спросил Гонзага дрожащим голосом. - Говорите уже!

– Пла-ща-ни-ца из Турина! - мужской голос делал уда рение на каждом слоге.

– Это невозможно.

– Как это невозможно?

– Плащаницы Господа в Ватикане уже нет.

– Послушайте, Гонзага! - в голосе появились более резкие потки. - Речь сейчас идет не о копии! Я говорю об оригинале.

– Оригинал находится в Германии.

– А вот и нет, Гонзага! А вот и нет!

Холод не позволял думать четко, но кардинал пришел к мысли, что за похищением могло стоять только братство Fideles Tidei Flagrantes. Он попытался вспомнить голос Аницета, но попытка не удалась. Наконец он сказал:

– Как вы можете быть настолько уверены?

– Гонзага, вам не следует задавать вопросы - вам нужно отвечать. Мне кажется, что, облачившись в пурпурную мантию, вы совершенно ушли от реальности. У вас еще осталось восемьдесят минут, не больше и не меньше. Восемьдесят минут, которые решат исход всей вашей жизни. Честно говоря, мне с трудом верится, что вы попадете в Martyrologium Ro-manum '.

Гонзага вздрогнул. Был ли это голос Аницета? Во всяком случае, его собеседник упомянул теологический термин. Мар-тирологиум, в котором приводились имена всех почитаемых Церковью святых и их дни, был впервые издан в конце шестнадцатого века.

– Свежезамороженный мученик- это что-то новое! - усмехнувшись, добавил незнакомец.

– Прекратите! - Гонзага сказал это настолько громко, насколько позволяли обстоятельства. - Если вы хотите убить меня, сделайте это… Или, может, вы хотите денег? Назовите свои требования. И я их выполню.

– Вы считаете, что весь мир можно купить? У вас очень скверный характер, господин кардинал.

Перечень почитаемых католической церковью святых и блаженных.

– А у вас нет? - Хотя ситуация к этому не располагала, Гонзага проявлял удивительную собранность. Вдруг он спросил: - Вы работаете на Аницета, бывшего кардинала Тецину?

Вопрос был явно неожиданным и вызвал удивление. Прошло несколько секунд, прежде чем громкоговоритель ответил:

– Я бы сказал, что Аницет работает на меня!

Гонзага не мог взять этого в толк. Постепенно он стал замечать, что незнакомец явно занервничал.

– Сколько у меня еще минут? - провоцируя своего мучителя, поинтересовался Гонзага.

– Семьдесят пять, если вы не ответите на мой вопрос. Если ответите, вас тут же развяжут и отведут в тепло. Температура в камере минус девять. Температура на улице - двадцать восемь. С плюсом, разумеется!

Точ(1ые температурные данные повергли Гонзагу в шок. Дрожь переросла в постоянную тряску. У кардинала появились сомнения, что он сможет провисеть еще семьдесят пять минут.

– Итак, - требовательным тоном произнес мучитель, - где же находится Туринская плащаница? Оригинал!

– В замке Лаенфельс - ответил Гонзага. - Я ее сам туда отвез. Поверьте мне, ибо это правда! - Казалось, он больше не сможет произнести ни слова. На его губах образовались кристаллики льда. Ему хотелось вытереть их о плечо, но он не мог повернуть шею из-за связанных и высоко поднятых рук.

– Я же сказал, оригинал! - прорычал голос из громкоговорителя. - Оригинал!

– Ради Святой Девы и всех святых! Это и есть оригинал, - повторил Гонзага, - я лично передал его братству Fideles Fidei Flagrantes. И, как вам известно, сделал это добровольно.

– Не будем вдаваться в подробности. Мое сочувствие имеет предел.

– Я отвез оригинал в Германию, и это факт.

– Ну хорошо, если вы не хотите… Я спрошу вас еще раз через пятнадцать минут. Возможно, к тому времени память к вам вернется и вы скажете, где находится настоящая Туринская плащаница.

I Ьнзага услышал отчетливый щелчок. Потом наступила тн шина. Только мотор холодильной установки зловеще завывал. I'. голове кардинала проносились бессвязные мысли и картин ми ярко-зеленая трава и ветер на лугах вокруг Кастель Гаи дольфо, где он летом навещал понтификат; поездка в замок Ла енфельс с плащаницей; лучи вечернего солнца в высоких окнах Апостолического дворца, похожие на желтые ленты, разбросанные по полу, как на картинах рафаэлитов.; Перед глазами кардинала появилось изображение Мадонны - с черными волосами, карими глазами и открытым корсажем, подчеркивающим красоту ее роскошной груди.

Внезапно ему стало страшно. Гонзага боялся потерять сознание до того, как снова объявится незнакомец. В панике он надрывно закричал и почувствовал, что холод почти полностью сковал голосовые связки:

– Эй, ты, трус! Есть там кто-нибудь, кто меня слышит?

Кардинал отрывисто дышал, наблюдая, как пар изо рта исчезает среди свиных туш. Ответа не было. Никакого щелчка в громкоговорителе. Не шевеля губами, Гонзага начал читать по-латыни молитву Credo. До сегодняшнего дня тысячи раз или даже чаще он повторял свои признания в вере машинально, как автомат. Но теперь, находясь в этой чудовищной камере, когда все его конечности сводило от холода, он всерьез задумывался над каждым словом: Credo in unum deum, patrem omnipotentem, factorem coeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium. Et in unum dominum Jesum Christum, filium dei unigenitum. Et expatre natum ante omnia saecula…1

– Вы слышите меня? - незнакомец из громкоговорителя прервал благочестивые мысли Гонзаги. - Еще пару минут - и у нас будет идеальная температура: минус восемнадцать градусов.

Молитва «Никейский символ веры»: «Верую во единого Бога Отца Всемогущего, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия единородного, от Отца, рожденного прежде всех веков».

Гонзага хотел ответить, но у него не получилось. Кардинал испугался, что, если он откроет рот, нижняя челюсть может сломаться, и прекратил попытки. Он стал похож на мраморную статую Микеланджело. Один удар молотком - и он рас сыплется на тысячи осколков. Отдельные куски, руки, ноги, пальцы - все разлетится вдребезги и упадет на пол.

– Гонзага, вы меня слышите? - снова прозвучал голос. Кардинал молчал.

– Проклятие, он потерял сознание! - словно сквозь пелену донеслось до Гонзаги. - Поднимите температуру. Мертвый кардинал нам не нужен. От трупа его преосвященства одни лишь проблемы.

Это было последнее, что услышал Филиппо Гонзага. Потом он погрузился в темноту.