Кардинал Моро покачал головой и пробасил:
– Гонзага, снова Гонзага! Только лишь Бог всемогущий знает, какое он ниспослал испытание, дав нам такого государственного секретаря! - Мужчина богатырского телосложения с рыжими кудрявыми волосами в ярости поднялся с кресла.
Несколько часов назад Моро, глава Святой Палаты, совещался по поводу дальнейших действий с Зальцманном, просекре-тарем по вопросам образования, префектом совета Церкви по делам с общественностью. Нужно было сохранить в абсолютной секретности факт исчезновения государственного секретаря Филиппо Гонзаги и монсеньора Соффичи, которых похитили после беседы с президентом.
Франтишек Завацки настаивал на том, чтобы подключить к этому делу полицию, но кардинал Моро и Арчибальд Зальц-манн отклонили его предложение. Больше всего Моро боялся скандала: если общественность узнает, что Гонзага опять предпринимал свои одиночные вылазки, его было не избежать.
Тот факт, что Гонзага поехал вместе со своим секретарем Соффичи, а не с личным шофером, уже наводил на подозрения. Но потом выяснилось, что Альберто заболел гриппом и не смог отвезти кардинала на встречу с президентом.
Под картиной святого Борромео кардинал Моро после трехчасовых дебатов решил еще подождать - до шести часов утра. Если Гонзага и его секретарь до этого времени не дадут о себе знать, нужно будет подключать полицию и объявлять всеобщий розыск.
Когда совещание подошло к концу, в комнату вошел монсе-ш.ор Абат, секретарь Моро, и хотел что-то прошептать кардиналу на ухо.
– Вы можете спокойно сказать это при всех, монсеньор! - раздраженно воскликнул Моро. - В отличие от остальных членов курии, у меня нет тайн.
Секретарь, чуть заметно пожав плечами, сообщил:
– Ваше высокопреосвященство, в приемной ждет прокурор. Он сказал, что хотел бы поговорить с самым старшим членом курии.
Моро, Завацки и Зальцманн выглядели озадаченно. Хотя у каждого в голове были свои предположения, все они подумали об одном: ничего хорошего это не сулит.
– Пригласите прокурора войти! - обратился Моро к секретарю, при этом сделав благосклонный жест рукой.
– Меня зовут Ахилл Мезомед, я из прокуратуры Рима, - представился молодой человек.
В ответ Моро, Завацки и Зальцманн тоже представились и назвали свои должности в курии.
– Что вас к нам привело? - осведомился кардинал, хотя із глубине души догадывался, что речь пойдет об исчезновении государственного секретаря.
Мезомед молча вынул из кейса конверт и достал дюжину крупноформатных фотографий. Он разложил их на столе перед присутствующими.
– Эти снимки были сделаны на похоронах на кладбище Кампо Верано, - объяснил прокурор. - Я думаю, некоторые из присутствующих там лиц вам небезызвестны.
Зальцманн внимательно рассмотрел фотографии и сказал:
– Это государственный секретарь Филиппо Гонзага. Моро взял фотографию у Зальцманна из рук и пробормотал:
– Я не понимаю, что все это значит.
– Вы узнаете человека на снимке? - с нажимом спросил прокурор.
– Что все это значит? - повторил свой вопрос кардинал. - Я думал, вы нам принесете новости о местонахождении государственного секретаря Филиппе Гонзаги. - Моро отдал фотографию Мезомеду и требовательно посмотрел на него. На лице прокурора появилось недоумение.
– Я вас не понимаю, ваше высокопреосвященство, - вежливо произнес он. - Я провожу дознание для повторного возбуждения уголовного дела, которое было преждевременно закрыто. Речь идет о смерти некой Мар/іеньї Аммер, которую обнаружили мертвой в ванне. Вскрытие показало, что женщина захлебнулась, приняв барбитураты.
– Простите, - перебил прокурора кардинал, - и чтобы сообщить об этом, вы специально пришли сюда?
– Не только для этого, - возразил Мезомед. - Мне бы еще хотелось узнать, что делали государственный секретарь Фи-липпо Гонзага и другие члены курии на похоронах простой смертной. Кроме того, я ищу объяснение тому, каким образом на халате убитой появились следы определенных ароматических веществ.
– Молодой человек, - перебил его Моро, усмехнувшись. - Вы же не хотите призвать к ответу члена курии за парфюм некой сомнительной дамы!
– Нет, господин кардинал, о иарфюме речь не идет. Я говорю о благовониях!
– О благовониях? - Моро в испуге осекся.
– Даже о конкретных благовониях! - добавил Мезомед. - Олибано № 7 используется только в Ватикане.
– Так речь идет не об исчезновении государственного секретаря?
– Государственный секретарь Гонзага пропал? - вопросом на вопрос ответил прокурор.
Монсеньор Завацки тут же подтвердил:
– Уже два дня, после визита к президенту Италии. Кардинал Бруно Моро первым осознал свою ошибку и, сразу же поняв это, с нарочитой небрежностью пояснил:
– Понимаете ли, Гонзага - очень занятой человек и к тому же весьма своеобразный. Иногда он ездит один и как ему заблагорассудится…
Мезомед понимающе кивнул:
– Да, я припоминаю некоторые газетные статьи…
– Вы намекаете на происшествие с его преосвященством на 11ьяцца дель Пополо и пакет с деньгами?
– Именно!
– Это недоразумение. Главное, что Бог всемогущий уберег его преосвященство от увечий и сохранил ему жизнь.
Моро снова взял снимок у прокурора и еще раз внимательно посмотрел. Потом вернул и сказал:
– Вообще-то, я практически уверен, что на этой фотографии не государственный секретарь.
– А это? - Мезомед указал на другого человека на том же снимке.
Моро наморщил лоб, делая вид, будто пытается получше приглядеться. Наконец он покачал головой.
– Странно, - заметил Мезомед. - Когда я зашел в комнату и увидел вас, ваше высокопреосвященство, я мог бы поклясться, что второй человек на этой фотографии - именно вы.
– Не смешите меня! - Кардинал вынул мз сутаны носовой платок и громко высморкался, хотя явно не нуждался в этом. Тем не менее благодаря наступившей паузе, столь необходимой ему в этот момент, глава Святой Палаты успел обдумать ситуацию. Когда Моро окончил процедуру и сунул платок обратно, он заговорил совсем другим тоном: - Это допрос? Я не слышал, чтобы прокуратура Рима просила курию о помощи. Вы выглядите таким неопытным для вашей должности. В любом случае на земле Ватикана у вас нет ни малейших прав. Поэтому забирайте свои сомнительные фотографии и убирайтесь, синьор…
– Мезомед! - невозмутимо напомнил молодой прокурор, которого, судя по всему, не так-то просто было запугать. - Что касается вашего замечания по поводу моей неопытности, ваше высокопреосвященство, может, вы и правы. Но это не допрос. Скорее дача свидетельских показаний. Я надеялся, что вы прольете свет на это дело.
– И этот свет вы решили искать именно в Ватикане? Кто вам вообще разрешил заново возбуждать это уголовное дело?
– Теперь, ваше высокопреосвященство, я укажу вам на вашу юридическую неопытность. Дело, о котором идет речь, расследуется по итальянским законам и подлежит юрисдикции Италии. Что касается меня, то я, будучи членом прокуратуры Рима, не нуждаюсь в дополнительных разрешениях, дабы вести расследование. Особенно если речь идет об убийстве.
– Убийстве? - Монсеньор Завацки сложил руки в молитвенном жесте и, театрально закинув голову, уставился в потолок. - Пятая заповедь!
– Пятая заповедь, - глухо повторил прокурор. На столе кардинала зазвонил телефон.
Абат, личный секретарь Моро, наблюдавший за происходящим со стороны, снял трубку.
– Это господин государственный секретарь! - возбужденно закричал он.
Моро бросился к аппарату и вырвал трубку у Абата.
– Брат во Христе! Мы все очень взволнованы вашим отсутствием! Конечно, вы не должны передо мной отчитываться… Что значит «лицемерно»? Мы все сидим в одной лодке - в лодке святого Петра… До свидания, брат во Христе.
Он положил трубку и сказал:
– Гонзага снова объявился. Господь к нам милостив. Мезомед вежливо поклонился и молча вышел из кабинета.
Он достаточно услышал.
«Здесь нечисто и воняет до небес, - подумал он. - Именно в этом месте».