Глава 13

Над долиной Нила висел непроницаемый серо-желтый купол из мелкой песчаной пыли и удушливого воздуха. Можно было лишь предположить, что вверху светит солнце. Оно с печальной регулярностью напоминало о себе утром и вечером светлой полоской на горизонте.

Было жарко, так жарко, что даже старые феллахи, обматывавшие головы белыми платками и оставлявшие лишь узкую щель для глаз, не могли припомнить столь высоких температур. Светлые частички мельчайшего песка висели в воздухе в полукруглой котловине Тель-эль-Амарны, на полпути из Луксора в Каир, где Нил огибает широкой дугой горный кряж, намывая по своим берегам плодородные вади. Пахло пылью и раскаленными камнями. Здесь люди не решались даже дышать.

Говард Картер снял с себя все, кроме изношенных штанов с прорехами на коленях. Из-за темных волос его едва ли можно было отличить от местных рабочих. К тому же за полгода своего пребывания в Египте юноша удивительно быстро выучился говорить по-арабски, по крайней мере, он знал достаточно слов, чтобы объясниться с феллахами, которые нанимались рабочими на раскопки. Этим он приобрел себе особое расположение и популярность У феллахов в отличие от многочисленных археологов, которые жили в долине Нила между Гизой и Асуаном и общались с местными жителями через драгомана, переводчика.

Повседневную жизнь археолога Картер себе представлял совсем иначе: менее напряженной и более комфортабельной, но прежде всего – более успешной.

Работа начиналась рано утром с восходом солнца, когда жара была еще терпимой, и заканчивалась около полудня.

Картер не гнушался браться за кирку и лопату, А после обеда и вечером он приступал к своим обязанностям рисовальщика. С тоской он думал о времени в Дидлингтон-холле, где от него требовалось намного меньше стараний. Говард уже считал комфортом то, что ему не приходилось спать на каменном полу одной из гробниц, как было в первые дни раскопок, когда он пугался мангустов, скорпионов и полевых мышей. Через некоторое время Говард и Ньюберри перебрались в одну из комнат дома Флиндерса Питри и его жены Хильды. Это было одноэтажное строение из кирпичей, сделанных из высушенного нильского ила. Сильного ливня или попытки вколотить в стену гвоздь было достаточно, чтобы развалить весь дом.

Что же до успехов в работе, то больше всего им повезло в первые три дня по приезде в Амарну. Хотя Флиндерс Питри, старый лис, выделил Картеру небольшой участок земли, который его люди давно уже перерыли, Говард отыскал в песке еще полдюжины осколков статуй. Но вскоре эта золотая жила иссякла. Находок после этого не было в течение недель, а именно их оплачивал лорд Амхерст, и о них ему следовало сообщать.

Настроение Говарда упало ниже некуда. И даже Ньюберри, у которого уже имелся опыт работы на раскопках и который знал, что каждая находка – это всего лишь счастливая случайность, не мог развеять грусть Картера. Говард ни с кем не разговаривал, а если и произносил несколько слов, то это были пошлости и грубости. Пустынное безумство – так называли археологи эту «болезнь», которая регулярно возникала у всех после шести месяцев тяжелого труда.

Поэтому Перси Ньюберри не удивился, когда однажды незадолго до полудня Говард Картер ударил со всего размаху лопатой о землю и изверг яростные ругательства.

– Эй, ты что, спятил?! – закричал Ньюберри и, не получив ответа, подбежал к юноше. – Что случилось, Говард?

Но Картер словно обезумел и, не обращая внимания на Ньюберри, молотил и молотил о землю лопатой.

Когда Ньюберри попытался отобрать у него орудие, он вдруг заметил перед собой четыре или пять королевских кобр – позже точное количество так и не смогли вспомнить. Нескольких Картер уже размозжил лопатой, еще две, готовые напасть в любой момент, стояли вертикально, распустив капюшоны.

Ньюберри осторожно отступил назад, как и нужно было сделать в такой ситуации, и инстинктивно принял самое правильное решение: он набрал горсть песка и бросил в опасных тварей.

Говард вскрикнул. С мужеством, граничившим с отчаянием, он разрубил сначала одну, а потом и вторую змею, которые уже собирались уползти. Пока половинки змей извивались на песке в предсмертной пляске, Ньюберри подошел к Картеру сзади и оттащил его в безопасное место.

– Тебе в очередной раз повезло, – сказал он юноше, когда они были в безопасности.

Но Говард ничего не ответил. Он лишь отошел на пару шагов и свалился без сознания.

– Воды! – закричал Ньюберри рабочим, которые наблюдали за происходившим со стороны.

– Куллах! – повторил он, заметил, что крестьяне его не понимают.

Двое мужчин бросились в дом и притащили куллах, так называемый глиняный кувшин с водой. Не раздумывая, Ньюберри принялся лить содержимое кувшина на голову Картеру, пока тот не начал фыркать и отплевываться.

Говард не смог подняться, у него подкосились ноги, но Ньюберри удалось подхватить юношу и удержать, иначе Картер ударился бы головой о камни.

– Отнесите его в дом! – приказал Ньюберри рабочим.

Двое мужчин подняли Картера и, взяв его под руки, потащили к дому археологов.

Тем временем о несчастье узнал и Флиндерс Питри, который с большой командой проводил раскопки дворца Амарны чуть севернее.

– Его состояние вызывает у меня опасения, – сказал Ньюберри при встрече с Питри. – Картер в сознании, но выглядит плохо.

Питри вошел в темную комнату, которая освещалась через смотровое окно в потолке. Картер лежал на спине неподвижно. Взгляд его был устремлен в потолок.

– Картер, вы слышите меня? – громко воскликнул Питри.

Говард чуть заметно кивнул.

– Что случилось, Картер? – Питри подошел поближе к деревянной лавке, на которой лежал юноша.

Говард не отвечал. Казалось, он что-то шепчет.

– Вы меня узнаете, Картер? Назовите мое имя!

Говард снова кивнул, но ничего не ответил.

Хильда, женщина суровой красоты и с энергичным характером, сунула голову в дверной проем и поинтересовалась, что произошло. На ней, как всегда, были широкие штаны для верховой езды и тропический шлем.

– Возможно, тепловой удар, – ответил Питри, а Ньюберри добавил: – Говард сражался с несколькими кобрами одновременно. А потом вдруг потерял сознание.

Он носовым платком обмахивал лицо Говарда.

– А кто-нибудь из вас подумал, что его могла укусить кобра?

Двое археологов повернулись к Хильде.

– Нет, – произнес Ньюберри, – я видел лишь, как он бьет лопатой по этим бестиям.

Миссис Питри прошипела что-то похожее на «идиоты», опустилась на колени возле Говарда и начала внимательно осматривать его тело.

– Вот! – вдруг вымолвила она и указала на маленькую красную пустулу на левой икре Картера.

– Ради всего святого, что же нам теперь делать? – прошептал Питри. – Нужно послать одного из рабочих в эль-Хадж Кандиль за доктором!

– Идиоты! – повторила Хильда в этот раз четко и разборчиво и, повернувшись к Питри, добавила: – Принеси мне стакан и кувшин с водой.

Потом она вскочила и покинула комнату.

Через несколько секунд она вернулась с блестящим ножом и полотенцем, которые взяла в кухне.

– Перси, держите его за ноги. – В это время вернулся Флиндерс с водой. – А ты держи туловище. Понял?

Не раздумывая, Хильда опустилась на колени, крепко схватила левую ногу Картера и сделала надрез через красную пустулу.

Сразу же потекла темная кровь, а миссис Питри все больше выдавливала ее из раны. Полотенце, которым она вытирала кровь, стало красным. Когда струйка перестала течь, она наклонилась над ногой Картера и стала высасывать кровь из раны. Затем Хильда торопливо вскочила и побежала на улицу, чтобы выплюнуть. После этого она набрала в рот воды и хорошо прополоскала его. Все это женщина повторила дважды.

Возле Картера в ожидании перемен стояли Питри, его жена Хильда и Ньюберри.

– Надеюсь, моя помощь не была запоздалой, – приглушенным голосом произнесла Хильда и полотенцем вытерла с губ следы крови.

Питри вновь протянул ей кувшин с водой, чтобы она прополоскала рот, и сказал:

– А не было ли опасно то, что ты только что делала?

– Я должна была наблюдать, как Картер умирает? – вопросом на вопрос резко ответила Хильда.

Говард, лежавший до этого момента недвижимо, неожиданно вздрогнул.

– Он приходит в себя! – взволнованно вскричал Ньюберри.

Оставаясь неподвижным и не поднимая век, Говард Картер начал медленно, запинаясь, едва слышно, но отчетливо произносить какие-то слова:

– Твое сияние прекрасно на краю неба, ты, живой Атон, живущий испокон веков… Ты наполняешь любую страну своей красотой, когда поднимаешься на восточном краю неба. Ты прекрасный, великий и сияющий, ты все еще над землей… Твои лучи обнимают земли и все, что ты сотворил…

Невидимая сила заставила его тело напрячься, и оно натянулось, как тетива. Картер немного приподнялся и потом медленно дрожа, опустился.

Хильда вопросительно взглянула на мужа.

– Ты знаешь, что означают его слова?

Питри кивнул.

– Это солнечный гимн фараона Эхнатона.

– Сэр, позвольте заметить, – запинаясь, произнес Ньюберри, – но этот гимн сохранился лишь отрывками, в отдельных бессвязных словах.

– Да, именно так, – ответил Питри и вытер со лба пот, – я и сам этого не понимаю.

– Он умер? – нерешительно спросила Хильда.

Ньюберри взял Картера за запястье и пощупал пульс.

– Его сердце бьется медленно… Чрезвычайно медленно… Но бьется!

Через час, прошедший в напряженном ожидании, из соседней деревни наконец-то приехал доктор Газал.

– Осел, – виновато пояснил он в ответ на укоризненный взгляд Питри. – Это упрямое животное просто остановилось на полпути. Я едва не забил его до смерти, прежде чем он снова тронулся с места. – Пощупав пульс Картера, он добавил: – Выживет. Когда, вы говорите, укусила его кобра?

– Я вообще ничего не говорил, – неохотно ответил Питри, – но укус, вероятно, произошел около двух часов назад. Моя жена попыталась высосать яд из раны.

– Она только что вышла на улицу.

Доктор Газал, египтянин с оливковой кожей и седыми курчавыми волосами, носил очки в проволочной оправе и, как поговаривали, с презрением относился к классической медицине, которую изучал в Берлине и Лондоне. Для каждого случая у него имелись свои травки и снадобья, и методы его были достаточно действенными.

После того как доктор оттянул веко Картера и внимательно осмотрел зрачки, он выудил из кожаной сумки колбу с желто-коричневым содержимым. Резко открыв рот Картера, он указательным и средним пальцами левой руки вытащил наружу его язык, а правой накапал на него содержимое стеклянной бутылочки. Потом доктор прижал нижнюю челюсть к верхней, напрасно ожидая реакции пациента. После этого он наложил повязку на икру.

– Он бредил, – заметил Питри, пока доктор осматривал лицо Говарда.

– Это типично для такого случая, – ответил Газал.

Флиндерс нерешительно спросил Питри;

– Вы бы сочли типичным, что пациент говорит такие вещи, которых абсолютно ничего не знает?

Доктор Газал поправил очки и оглянулся на Питри. Ничего не ответив, он вынул из сумки блокнот и начал что-то записывать.

Питри терзало любопытство, а Ньюберри не менее заинтересованно заглядывал через плечо.

Наконец доктор оторвал листок и протянул его Питри Газал ответил письменно на необычный вопрос, Питри жадно прочитал: «За выздоровление пациента – 50 пиастров или 10 английских шиллингов».

Питри молча исчез в своем кабинете, отодвинул там полку, за которой скрывалась металлическая дверца с замком. В утрамбованной почве было что-то вроде сейфа, в котором археолог хранил зарплату рабочих. Питри вынул пятьдесят пиастров и поставил полку на прежнее место.

Когда он протянул доктору купюры, Газал отодвинул их и спросил:

– Сэр, вы – англичанин, пациент – тоже. Не могли бы вы мне заплатить в английской валюте? Вы же знаете, эти египетские бумажки едва ли чего-то стоят.

– Нет, – солгал Питри, который знал об этой проблеме. – Вы уверены, что вылечили пациента?

Газал оскорбленно зыркнул поверх очков.

– Я этим снадобьем и мертвого на ноги поставлю. Не позже чем через час молодой человек подскочит как ни в чем не бывало. – Заметив сомнение на лице Питри, Газал добавил: – Тайное средство собственного приготовления. Я получаю его из лошадиной крови.

– Из лошадиной крови?

Своенравный доктор кивнул.

– У меня есть жеребец, которому почти двадцать лет. Ему и от десяти укусов кобры ничего не сделается. И знаете почему?… У его иммунитет к яду. Когда ему исполнилось пять лет, я начал вводить ему небольшие дозы яда. И у жеребца со временем выработалось противоядие. Оно настолько сильное, что для человека хватит и крошечной дозы. А что вы, собственно, имели в виду, когда сказали, что пациент говорит такие вещи, о которых абсолютно ничего не знает?

Питри вопросительно взглянул на Ньюберри, как бы спрашивая: можно ли доверять доктору, – и объяснил:

– Ну, я бы не поверил, если бы не слышал это своими ушами. В бреду Картер начал декламировать солнечный гимн фараона Эхнатона.

– Бред – это довольно частое явление при змеиных укусах, сэр. Яд вызывает расстройство сознания.

– Вполне вероятно, доктор. Только Картер произносил связные предложения одного текста, от которого сегодня у нас есть несколько отрывков, отдельные иероглифы, не больше!

– Это действительно странно. – Доктор пожал плечами. – Иншаллах – с Божьей помощью. Вы должны обязательно спросить об этом, когда он придет в себя.

Доктор взобрался на осла и поехал домой, вниз по течению реки.

– Странный человек, – сказал Перси Ньюберри, когда они вернулись в темную комнату.

Питри хотел согласиться, но тут увидел, что к Картеру вновь возвращается жизнь.

– Вы только взгляните, – удивленно произнес он.

Картер поднялся, поморщился и глухо прохрипел:

– Во мне будто огонь пылает. Можно мне воды?

Ньюберри тут же исчез и вернулся со стаканом.

Говард залпом выпил содержимое.

– Что случилось? – спросил он, указывая на повязку на левой ноге.

Питри скроил серьезную мину.

– Я думаю, Картер, моя жена спасла вам жизнь. Вас укусила кобра. Хильда высосала яд из раны. Врач дал вам противоядие.

– Ах вот оно что, – удивленно протянул Картер. – А у меня было такое ощущение, будто я сплю. Я вдруг оказался при дворе Эхнатона и Нефертити, во дворце, окруженном прудами, в которых плавали утки… Тысячи комнат, бассейн с цветущими лотосами, и над всем этим – ярко-голубое небо. И как приятно грело солнце! Жаль, что я вдруг проснулся.

Питри и Ньюберри обменялись многозначительными взглядами, но никто так и не решился задать юноше вопрос.

Тем временем жена Питри вернулась с корзиной и начала возиться в кухне. Археолог снова отправился на раскопки, а Ньюберри остался рядом с Картером.

– У меня кружится голова, – сказал Говард и снова опустился на лавку. – И перед глазами все расплывается.

Ньюберри понимающе кивнул.

В Говард, я думаю, ты сегодня был на волосок от смерти. Жена Питри мужественно повела себя. Флиндерс и я просто окаменели от страха, когда она взрезала твою ногу кухонным ножом и высосала из раны яд. Я не знаю, могли бы мы с тобой сейчас говорить, если бы она этого не сделала.

– Я все равно ее не очень люблю, – ответил Картер, – даже если она спасла мне жизнь.

– Никто ее не любит, Говард, я еще не встречал ни одного человека, который бы отзывался о ней хорошо. Но это не умаляет важности ее поступка. Множество женщин скрывают под твердой оболочкой мягкую сердцевину.

– Она с самого начала обращается со мной так, будто я маленький мальчик. Кроме того, я слышал, как она шепталась с Питри, когда я жаловался на ее стряпню. «Его светлости, – брюзжала она, – ничем нельзя угодить. Мне стоит сначала поучиться».

– Ну, ты же знаешь ее, – попытался успокоить его Ньюберри, – она не держит на тебя зла.

Не глядя на Ньюберри, Картер ответил:

– Перси, тебе не нужно утешать меня. Скажи честно, что мы нашли до сегодняшнего дня? Пару фигурок без головы и десятки мешков осколков. И это за полгода. Не удивлюсь, если в один прекрасный день лорд Амхерст вернет нас обратно в Англию и скажет: «Спасибо, юноши, с меня довольно».

– Чепуха! – ответил Ньюберри. – Археология состоит из десяти процентов знаний и умений и из девяноста процентов совпадений и удач. Ты же знаешь лорда Амхерста.

– Но Амхерст послал нас сюда не как археологов, а как искателей сокровищ. Ты забыл об этом?

– Конечно нет. Но именно поэтому он должен понимать, что мы не можем всего лишь за полгода сделать такую находку.

Говард надолго задумался и наконец произнес:

– Перси, скажи честно, ты веришь, что мы найдем в Амарне тот большой клад, на который рассчитывает Амхерст?

В темной комнате было так душно, что едва можно было дышать. Перси Ньюберри прижал носовой платок ко рту, глубоко вздохнул и только потом ответил:

– Мои надежды тают с каждой неделей. Вначале я был уверен, что если и есть большой клад, то он может быть спрятан только здесь. Амарна – большое поселение, и оно даже некоторое время было столицей Нового Царства. А в Египте уже сотни лет проводились раскопки где угодно, только не здесь. И мы упорно искали все эти месяцы, не сидели на месте, а результат… менее чем скромный.

– Почему, Перси, я спрашиваю тебя, почему?

Ньюберри покачал головой.

– Если б я знал это, мы бы уже нашли клад. Есть множество причин. Амарна была основана фараоном-революционером, и правление его длилось недолго. Возможно, после смерти Эхнатона город разграбили. Дома, построенные из нильского ила, быстро разрушились. Лишь царский дворец был возведен из песчаника и известняка. Но ведь там уже ведет раскопки Флиндерс Питри. Старый лис наверняка знает: если тут и можно что-нибудь найти, то только в развалинах дворца.

– А нам остается лишь копаться в нильском иле!

– Так и есть. – Ньюберри смиренно кивнул и, когда Говард протянул ему пустой стакан, добавил: – Тебе нужно сейчас как можно больше пить. Я попрошу миссис Питри сварить тебе крепкий кофе. – Сказав это, он ушел.

Пока Говард смотрел в потолок, сделанный из тростника и сухих балок, ему в голову пришла мысль: не лучше ли было бы, если бы миссис Питри не применила своих медицинских умений? Его эйфория от того, что он ищет сокровища в далекой стране, давно прошла. Вот уже полгода он копал, как крот. Грязь, пыль и жара вошли в повседневную жизнь. Мечта Говарда сделать большое открытие не исполнилась.

Картер сел, поставил на лавку чемодан, в котором он хранил свои вещи. На самом верху лежал маленький сверток. Сара Джонс сунула его Говарду в карман, когда прощалась с ним в Сваффхеме. Картер сделал вид, будто ничего не заметил, но в поезде тут же развернул его и обнаружил фотографию Сары в рамке.

Эта фотография стала для него настоящей драгоценностью, но совершенно не способствовала тому, чтобы Картер мог выбросить Сару из головы. Временами, когда Говард оставался один, как сейчас, он вытаскивал фотографию и предавался воспоминаниям. Наверняка она уже давно вышла замуж за этого Чемберса. Может, и она с тоской вспоминает время, проведенное с ним?

Когда Говард услышал шаги, он поспешно спрятал фотографию, а чемодан сунул под лавку. Ньюберри принес ему кофе в маленьком медном кувшинчике. От него шел запах чего-то пригорелого, что свойственно египетскому кофе, а сверху напиток венчала высокая пенка.

– Это приведет тебя в чувство, – сказал Ньюберри, переливая черное варево в толстостенный стакан.

Говард пригубил кофе и довольно улыбнулся.

Спускались сумерки, когда миссис Питри ударила в гонг, созывая людей к ужину. В роли гонга она использовала крышку от ведра из-под повидла, которую повесила на двух шнурках в кухонном дверном проеме.

Вот уже час, как дом археологов наполняли резкие, но приятные запахи. Запахи такого рода были редкостью, потому что кулинарного искусства миссис Питри боялись все археологи от Луксора до Каира. Лишь Флиндерс хвалил ее стряпню. Мысль, что его язва желудка, возможно, вызвана как раз блюдами Хильды, не приходила археологу в голову.

Причиной сказочных кулинарных ароматов стало подобие гуляша, который миссис Питри подавала большими кусками под острым красным соусом. За ужином Говард счел нужным поблагодарить за помощь миссис Питри. Здесь присутствовали также Флиндерс и Перси Ньюберри.

Наконец Флиндерс Питри решился рассказать о странном бреде Картера и спросил, не помнит ли Говард что-нибудь об этом.

Говард утверждал, что видел сказочные картины, но он и не представлял, что говорил во сне.

Перси Ньюберри похвалил ужин и спросил у миссис Питри, что же все-таки за деликатес она подала на стол.

– Я уверена, что вы ни за что не догадаетесь, – улыбнулась Хильда, – я забрала убитых Говардом змей. Эти твари хоть на что-нибудь сгодились. У меня еще много осталось в кастрюле!

Ньюберри поперхнулся.

Картер выбежал на улицу и вывернул весь ужин наружу.

Следующие три дня он вообще отказывался от пищи.

Перси Ньюберри и Говард Картер безуспешно искали сокровища, и их стойкость и выдержка ослабевали с каждым днем, каждой неделей и каждым месяцем. Они уже серьезно подумывали о том, чтобы прекратить раскопки, а Флиндерс Питри по-прежнему собирал единичные находки – осколки египетского прошлого.

На месте Тель-эль-Амарны в то время была еще пустыня, и это не только касалось качества почвы. Исторические памятники были засыпаны толстым слоем песка и камня. Обломки известняка, расписанные узорами черепки и, прежде всего, пограничные стелы, которые стояли на краю города, наводили на мысль, что здесь более 1360 лет до нашей эры была резиденция фараона Эхнатона и царицы Нефертити.

Картер следовал по пятам за Питри. Он был заворожен знаниями этого человека, но еще больше Говарда впечатляла способность Флиндерса к осмыслению того, что ученому удавалось найти. Он делал впечатляющие выводы относительно, казалось бы, незначительных и неприметных обломков, обнаруженных его рабочими в песке.

Однажды ночью Говард никак не мог заснуть от удушающей жары и в конце концов выскользнул из дома во двор, опоясанный изгородью. Луна размытым желтым диском висела над речной долиной. Издалека доносился лай собак, а на утесах раздавался грай черных птиц, которые днем кружили над возвышенностью.

За оградой Питри хранил более трех сотен находок: самые маленькие – размером с ладонь, самые большие – от шестидесяти до девяноста сантиметров в поперечнике. Ни один из этих обломков не представлял ценности, чтобы его можно было украсть, но в целом каждый камень представлял собой частицу истории древней страны. Так, во всяком случае, утверждал Флиндерс Питри.

В одних штанах бродил Говард среди обломков камней, выставленных рядами. То тут, то там на камне были изображены лицо, рука или другая часть тела – странно вытянутые, как в комнате смеха. Картер опустился перед каменным блоком с высеченной частью солнечного диска, от которого отходили длинные руки в форме лучей. И тут он услышал шаги. Это был Питри.

– Сэр! – вежливо обратился к нему Говард. – Вы тоже не можете заснуть, сэр?

Питри рассеянно кивнул и осмотрел коллекцию камней.

– Человек проводит во сне слишком много времени, – после паузы сказал он и присел рядом с Говардом. – Вам ведь здесь не особо нравится, мистер Картер, я прав?

– Ну что вы, сэр! – смутился Говард. – Почему вы делаете такие выводы?

– Друг мой, у меня же есть глаза. Меня вы не проведете. Впрочем, я не упрекаю вас ни в чем, Картер. Вы не первый и не последний, кто сдается после бесплодного года археологических раскопок. Это не порок. Скорее понимание, что человек не создан для этой профессии.

Сердце Говарда беспокойно забилось. Слова Питри звучали так, будто он собирался в ближайшие дни отправить Картера обратно в Англию. Это разозлило Говарда. Разозлило прежде всего потому, что отправку домой от Питри он воспринял бы как унижение.

Поэтому Говард ответил несколько грубо:

– Сэр, вам не стоит забывать, что я приехал в Египет по поручению лорда Амхерста.

Флиндерс Питри махнул рукой.

– Лорд Амхерст – фантазер. Зная, что нас никто не подслушивает, я скажу: он просто чокнутый. Отправлять экспедицию только потому, что его манерная дочка предсказала, что где-то этой стране спрятаны большие сокровища, явная глупость. Здесь их давно нет. Если лорд Амхерст так убежден в способностях своей дочери, пусть спросит у нее, где именно искать, А все остальное – не более чем надувательство.

Картер глубоко вздохнул и взглянул на небо.

– Я тоже пришел к такому выводу, сэр. Я просто представить себе не могу, что здесь лежит клад, на который рассчитывает Амхерст: золото, драгоценные камни и тому подобные вещи.

– Знаете что, Картер, – начал Питри, снова взмахнув рукой, – настоящие сокровища – это камни, они ценнее, чем все золото. Я заставлю их заговорить. Я напишу заново историю вместе с ними.

– Сэр, о чем вы?…

– Сейчас мы практически ничего не знаем о фараоне Эхнатоне. Официальные списки царей умалчивают об этом имени, будто его и не было вовсе.

– Но откуда у вас столько уверенности, что он был на самом деле?

Питри нагнулся и поднял небольшую каменную пластину. В бледном лунном свете можно было увидеть овал царского кольца с многочисленными иероглифами.

– Вот здесь, – ответил Питри и обвел указательным пальцем высеченный овал, – иероглифы означают не что иное, как имя «Эхнатон», а это кольцо указывает на то, что он был царем.

– Но должна же быть причина, почему имени этого фараона нет в древних списках!

– Да, конечно! – улыбаясь, ответил Питри. – Есть множество примеров в истории, когда случались подобные казусы. Вспомните только разделение Церкви в XIV веке; тогда появились два Папы, которые игнорировали друг друга и старались уничтожить даже имя соперника.

– Значит, вы считаете, что в те времена тоже было два царя, которые хотели называться фараонами?

– Это можно было бы допустить. Но я так не думаю. По моему убеждению, фараон Эхнатон совершил непростительный поступок. Упразднив всех звероподобных богов, он стал утверждать, что есть только один бог – Атон, то есть солнце.

Питри вернул камень на место и поднял другой.

– Посмотрите на этот диск. Это символ единого бога Атона. Это было, конечно, нечто неслыханное. Представьте себе, что ее величество королева Виктория вдруг сообщает: бога, в которого до сих пор верили, вообще не существует. Новый бог – солнце. С сегодняшнего дня всем нужно молиться только ему, а всех священников – отстранить от должности.

– Я думаю, наша королева осталась бы тогда совсем одна.

– С Эхнатоном произошло то же самое. Ему ничего другого не оставалось, как переселиться в Амарну, место между столицами Старого и Нового Царства. Эхнатон, вероятно, был сильной личностью, потому что он изменил практически все, что было значимым для египтян, – не только религию, но и искусство, даже поэзию. Наверное, люди испытали настоящий шок, когда фараон, до сих пор приравнивавшийся к богу, повелел высекать на камне свою личную жизнь. Видите тот камень, мистер Картер? Что на нем изображено?

– Влюбленная пара, сэр. Двое людей целуются.

– Совершенно верно. Подобное изображение мы не встретим больше во всей истории Египта: фараон прилюдно ласкает свою жену Нефертити!

– Они, должно быть, очень любили друг друга.

– Похоже на то. Но здесь есть одна проблема. На многих обломках, которые мы нашли, Нефертити изображается женой Эхнатона, а на других – супругой Аменхотепа IV.

– И в чем же тут проблема, сэр? Один умер. А другой женился на вдове.

– Возможно, но это не так. У обоих мужчин было одно и то же Царственное имя, и от обоих мужчин Нефертити родила детей.

– Из этого можно сделать только один вывод, – разгорячился Картер. – Аменхотеп и Эхнатон – один и тот же человек, и этот человек просто сменил имя, как, например, лорд Кромер, который раньше звался Эвелин Баринг. Я прав, сэр?

Вы догадываетесь быстрее, чем многие мои коллеги, мистер Картер. Пока мою теорию никто не поддерживает. Большинство просто не верит мне. Но у меня есть железные доказательства. Я нашел целый ряд кувшинов для припасов, на которых были печати с цифрами годов от 1 до 17, подписанных именем фараона. Как вы знаете, древние египтяне отсчитывали время не по прошедшим годам. Для этого у них просто не было отправной точки, как у нас с рождения Христа. Египтяне ставили первый год с началом правления нового фараона. Впоследствии это сделает историографию весьма сложной.

Картер задумался. Вдалеке слышался отдаленный рокот, не похожий на раскаты грома, какие были у них в Норфолке. Он озадаченно огляделся по сторонам, но, кроме пары пролетевшей и скрывшейся в темноте саранчи, ничего не увидел. Наконец он сказал:

– Из этого можно было бы сделать вывод, что Аменхотеп и Эхнатон – один и тот же человек.

Флиндерс Питри взглянул на Говарда и ответил:

– Мистер Картер, у вас есть способности к археологии. В вас сидит не просто искатель кладов. То, что вы говорите, совершенно верно, и ваши умозаключения точно совпадают с результатами моих археологических исследований. Летосчисление Аменхотепа начинается с 1 и заканчивается 5 годом правления. С 6 по 17 год на всех печатях стоит имя Эхнатона.

– Значит, тогда загадка Амарны разрешена? – вскрикнул Говард.

Питри засмеялся:

– Одна загадка, мой дорогой Картер, одна-единственная! Но сразу же возникает следующая! – Он вытянул руку и растопырил пальцы перед лицом Картера. На его указательном пальце красовалось широкое золотое кольцо. Один из рабочих нашел его в мусоре несколько недель назад. С тех пор Питри носил его на правой руке.

– Посмотрите, – сказал он, – похоже, мы имеем ту же самую проблему. На кольце выгравировано царственное имя «Тутанх-Атон», что значит «Дающий жизнь Атон». Я думаю, этот Тутанхатон был сыном Эхнатона.

– Позвольте, сэр, но в чем же тут проблема?

– В паре километров отсюда, вверх по Нилу, в Долине царей, археологи нашли украшение и табличку с именем «Тутанхамон, что означает не что иное, как «Дающий жизнь Амон».

– Если я правильно делаю выводы, – сообразил Картер, – то этот фараон обратил революцию Эхнатона вспять!

– Хорошо подмечено! – согласился Питри. – Но, к сожалению, не все так просто. Там, в скалах, мы нашли гробницу Эхнатона, правда тоже разграбленную, а этот Тутанхамон, или Тутанхатон, больше не оставил после себя никаких следов. И поскольку этого имени тоже нет в царских списках, возникает сомнение: а был ли этот человек вообще фараоном? Все гробницы фараонов в Долине царей найдены, а здесь, – Питри обвел рукой вокруг, – здесь уже не найдешь гробницы фараона. Поверьте мне.

Говард все еще сидел на камне, согнув ногу и уперев подбородок в колено, и смотрел на обломки, которые Питри, словно фигуры на шахматной доске, расставил в строгой геометрической последовательности. Через мгновение Говард задумчиво спросил:

– Как, говорите, имя этого загадочного фараона?

– Тутанхатон. Дающий жизнь Атон.

– И он был сыном Эхнатона и Нефертити?

– Это почти наверняка так. А почему вы спрашиваете, мистер Картер?

– Просто думаю, сэр. Ведь есть лишь две возможности… Этот Тутанхатон либо был, либо его не было. Если его не было, возникает вопрос: разве могли люди дать имя фантому? Если фараон существовал, то следов должно было остаться больше, чем просто кольцо и пара табличек.

В темноте Картер не заметил, как Флиндерс Питри улыбнулся. Питри был доволен тем, что своим рассказом увлек молодого археолога.

– Иногда, – сказал он после паузы и взглянул в сторону Нила, – несмотря на мои сорок лет, я чувствую себя стариком. У вас, Картер, есть еще огонь, который нужен человеку, чтобы решать, казалось бы, неразрешимые задачи. А почему бы вам не поискать этого проклятого Тутанхатона? Вы молоды, у вас еще вся жизнь впереди. Но не обманитесь, вам потребуется целая Жизнь, чтобы отыскать забытого фараона.

Говард не поверил своим ушам. Он сомневался, можно ли принимать слова Питри всерьез. Или он снова подшучивал над ним? Наконец Флиндерс отправился обратно в дом. Время близилось к четырем часам утра, и Картер раздумывал, стоит ли вообще ложиться спать, ведь жара все еще не спала. Помедлив, он решил пройтись к Нилу.

Над горами на востоке занимался новый день, а с севера доносились первые крики петухов. На месте, где пески переходили в плодородную низменность, где чудесным образом вдруг начинали расти пальмы и кусты, Говард остановился. В сумеречном свете он заметил маленькую стройную фигуру, похожую на ребенка. Она шла прямо на него. В десяти шагах от Картера она остановилась. Говард разглядел темнокожую нагую девочку. Вокруг ее бедер шнуром был привязан грубый мешок.

Секунду они стояли друг перед другом и молчали: Говард – в растерянности, девочка – настороже.

– Что ты здесь ищешь? – на ломаном арабском спросил Говард.

Наверное, девочка не поняла его вопроса, потому что замахала руками и коснулась своего рта.

– Ты – эль-Хадж-Кандиль? – Картер указал в сторону деревни.

– Нет. – Девочка помотала головой. – Я – дахабия , берег Нила. Я убежала. Меня зовут Селима.

Говард подошел поближе к девочке; ее говор был плохо понятным диалектом, но вскоре Картер догадался, что Селима жила в Нубии, где отец продал ее работорговцу. В полумиле отсюда, у берега Нила, встала на якорь дахабия с тридцатью девочками-рабынями, которых везут на продажу. Теперь она страдает от голода и жажды, потому что за все восьмидневное путешествие на лодке от Асуана им не давали ни есть, ни пить.

Говард пожалел нубийскую девочку и пригласил ее пройти в дом археологов.

По дороге девочка застенчиво поинтересовалась у Говарда, не нужна ли ему рабыня. Она пусть и несильная, но ловкая и может выполнять всю работу по дому. Она не боялась труда, просто не хотела, чтобы ее продавали жестокому человеку. Она сказала, что ее уже достаточно били в жизни.

Тем временем стало совсем светло, в доме закипела жизнь. Ньюберри поднимался раньше всех. Сейчас он нежился под душем собственной конструкции у входа в дом. Душ состоял из садовой лейки, висящей на балке, которая была закреплена на двух высоких кольях. Оставалось лишь приделать шнур к носику лейки и тянуть за него, чтобы лилась вода.

– Эй, кого ты там себе притащил? – вскричал Ньюберри и набросил полотенце на бедра, когда заметил Картера с девчонкой.

Говард замахал руками, будто хотел сказать: «Успокойся. Это совершенно не то, о чем ты подумал». Потом Картер ответил:

– Она – нубийка, сегодня ночью сбежала с корабля работорговцев. Хочет есть и пить. Миссис Питри уже проснулась?

Перси скептически взглянул на Говарда.

– С корабля работорговцев? Да она наговорит тебе с три короба! Рабство в Египте официально запрещено!

– Но зачем ей было врать? Она рассказала, что недалеко отсюда причалил корабль с тридцатью рабынями на борту.

Селима усердно закивала и указала на запад в направлении реки.

На шум из дома вышел Флиндерс Питри (тоже в одном полотенце на бедрах) и поинтересовался, что случилось.

Картер в двух словах описал ситуацию и сказал, что нубийка действительно выглядит ослабевшей, и из христианской любви к ближнему нужно ей что-нибудь дать поесть и попить.

Ньюберри по-прежнему был настроен скептически.

– Что вы на это скажете, сэр, ведь рабство в Египте уже давно упразднено. Разве я не прав?

Питри осмотрел нубийскую девочку, которая опасливо озиралась, и ответил:

– По законам рабство действительно упразднено, но я спрашиваю вас, кто в этой стране придерживается законов?

В этот момент появилась миссис Питри в своей обычной одежде: рейтузы и тропический шлем. Она попеременно взглянула на полуодетую нубийскую девочку, а затем на лица троих мужчин и ехидно рассмеялась, что не предвещало ничего хорошего.

– Может, кто-нибудь в состоянии объяснить мне, что здесь происходит?

Питри повторил слова, которые минуту назад говорил Картер, и убедительно попросил Хильду дать девочке еды и хоть какую-нибудь одежду.

Хильда неохотно выполнила просьбу и поманила девочку указательным пальцем внутрь дома. В кухне она дала девочке кувшин воды и оставшиеся лепешки.

Пока Селима жадно уплетала это за обе щеки, миссис Питом снова вышла из дома, где Питри, Ньюберри и Картер совещались, решая, сможет ли девочка быть полезной в лагере.

Едва миссис Питри услышала, о чем идет речь, она начала бурно протестовать. Женщина угрожала покинуть лагерь и уехать в Англию, если Питри не выбросит из головы мысли о том, чтобы оставить в доме эту молодую кралю, как она ее назвала. Хильда уверяла, что рассказ нубийки – выдумка, высосанная из пальца, что Селима хотела лишь разжалобить их всей этой придуманной историей.

Вдруг в дверях показалась Селима. Она испуганно наблюдала за ссорой. Даже если девочка и не понимала иностранного языка, то сделать выводы по резкой интонации миссис Питри было нетрудно. Она и не надеялась остаться у археологов; Наконец девочка подошла к Картеру и сказала:

– Селима благодарна эфенди . Селима уходит.

– Что она говорит? – поинтересовался Питри.

– Она благодарит и хочет уйти.

– Скажи ей, что она должна остаться! – угрожающе закричал Питри.

Еще до того как Картер успел перевести требование Флиндерса, Хильда скрылась в доме. Вскоре она снова появилась и, не говоря ни слова, решительным шагом направилась куда-то на запад.

Флиндерс побежал за ней.

– Хильда, что ты надумала? – кричал он. – Ты же знаешь, тебе нельзя ходить одной!

Хильда обернулась и, не останавливаясь, ответила:

– Я хочу знать, соврала она или нет. Я хочу видеть, что там за корабль работорговцев. Если все это правда, пусть остается. Если нет, я прогоню ее кнутом.

– Делай что хочешь, но знай: мне это не нравится! – рассерженно заявил Флиндерс и вернулся в дом.

В воздухе уже несколько часов слышался странный шум, причину которого никто не мог понять. Жужжание то нарастало, то утихало, будто летал громадный шмелиный рой.

Нубийская девочка, казалось, тоже разволновалась. Прищурившись, она глядела на небо и поворачивалась вокруг своей оси. Вдруг Селима указала на восток, где горная цепь прикрывала долину Нила.

– Эфенди, посмотрите!

Картер взглянул на восток, небо там угрожающе почернело.

Селима прокричала слово, которого Картер не знал. Она снова и снова повторяла его, но Говард ничего не мог понять. Наконец девочка указала на летящую саранчу, которая уже несколько дней атаковала возвышенность в Тель-эль-Амарне. Селима была очень взволнована и утверждала, что им нужно закрыть распахнутые оконные проемы дома.

С библейских времен Египет страдал от нашествий саранчи. Но так как никто из археологов до сих пор не сталкивался с этим явлением, они полагали, что ужас остался давно в прошлом. Лишь в Нубии, где природа немилосерднее к человеку, чем где бы то ни было на планете, до сих пор встречаются полчища саранчи, которые за считанные дни превращают скудные земли в бесплодные.

Питри сомневался, может ли исходить от саранчи такая серьезная угроза. Ньюберри тоже принялся высмеивать опасения девочки, как вдруг три или четыре насекомых размером с палец ударились о его голову, так что ему пришлось прикрыться от них руками.

Картер указал на восток, где небо темнело с каждой минутой. Черные облака все приближались.

– Если это все – саранча, то спаси нас Бог! – вскрикнул он ввернувшись к Флиндерсу.

Теперь начал побаиваться и Питри – гул над долиной становился все громче.

– Мистер Ньюберри, мистер Картер, забаррикадируйте дом закройте все оконные отверстия и отдушины в крыше. Берите доски, ящики и одеяла. Девочка будет вам помогать. А я отправлюсь на поиски жены.

Флиндерс Питри убежал, а Картер и Ньюберри попытались найти подходящий материал, чтобы закрыть все дыры в доме. Это было непросто, потому что в строении от жары было проделано множество незастекленных вентиляционных отверстий, даже входная дверь была сделана в виде деревянной решетки.

– Селима, неси камни! – приказал Картер девочке, пояснив что они нужны ему, чтобы заложить окна.

Селима кивнула и убежала в северном направлении, где виднелись развалины храма Атона. Спустя некоторое время она вернулась с двумя каменными пластинами, которые Картер осторожно установил в оконные проемы. В оставшиеся дыры он засунул газетную бумагу, которая здесь была дороже шелка, и не только потому, что использовалась для разжигания, а потому, что даже спустя три месяца у старых английских газет в этой глуши находились благодарные читатели. Досок и картона, которые хорошо подходили для заделывания дыр, было очень мало, поэтому дверной проем Картер и Ньюберри начали завешивать старой одеждой.

Тем временем с неба сыпалось все больше и больше саранчи. Изнуренные полетом через пустыню, насекомые врезались во все, что стояло у них на пути. Они оставались лежать на земле, дергаясь и шурша. Шум в небе усиливался. И хотя долина все еще была освещена утренним солнцем, постепенно над Тель-эль-Амарной сгущались сумерки.

Селима притащила еще несколько камней и сложила их возле двери. Она дрожала всем телом.

– Ты боишься? – спросил Картер.

Селима потупила взгляд. Очевидно, она стеснялась в этом признаться.

– С тобой уже когда-нибудь такое случалось? – осторожно поинтересовался Говард.

Селима молча кивнула. Наконец она взглянула на Картера и сказала:

– Это было ужасно, эфенди. Селима не может этого описать.

– Черт побери, где же Питри? – вскрикнул Ньюберри, который стоял возле двери и смотрел в ту сторону, куда ушел археолог.

Казалось, что снова наступила ночь. Жужжание и шум переросли в треск и гул. Туча коричнево-зеленых насекомых посыпалась с неба. Некоторые продолжали лететь роем, выписывая в душном воздухе странные фигуры.

Говард завел девочку в дом и закрыл дверь снаружи. Словно стрелы, саранча билась о его тело. Защищаясь, он прикрыл глаза ладонью. Вряд ли что-либо было видно на расстоянии пятнадцати метров.

– Я пойду навстречу Питри! – крикнул Картер Ньюберри. Тот стоял метрах в трех от него, но из-за жужжания и гула можно было разобрать только крик.

Ньюберри хотел ответить, но не успел он что-то сказать, как Говард, зажав палку между ног, пошел сквозь гудящую преисподнюю, оставляя за собой линию на песке.

– Мистер Питри! Мистер Питри! – кричал Картер в бурлящем и грохочущем аду. – Сюда, мистер Питри! Сюда! – Юноше приходилось постоянно отплевываться, потому что в рот залетала саранча. Несмотря на это, он продолжал звать.

Еще ребенком, когда Фанни или Кейт читали ему из Ветхого Завета о десяти египетских казнях, он часто представлял себе, как это было, когда на землю опускаются полчища саранчи. Теперь он понимал, что все его фантазии были ничем по сравнению с действительностью!

– Мистер Питри! Сюда! – позвал он еще раз и уже готов был повернуть обратно, как вдруг перед ним появились Флиндерс и Хильда. Миссис Питри казалась вовсе обессиленной. Вцепившись в Флиндерса обеими руками, женщина всхлипывала. Что касается Питри, то он делал вид, будто ничего не происходит.

– Картер, идите сюда! – закричал он.

– Чепуха! – заорал Говард и показал на линию на песке. Питри бежал в противоположном направлении. Говард знал, каким несговорчивым может быть Питри, поэтому он схватил Хильду и потащил ее за собой, не обращая внимания на Флиндерса.

Картер волок за собой женщину и при этом старался не спускать глаз с линии на песке. Иногда он неуверенно останавливался, лишь догадываясь, куда мог вести след. Говард размахивал руками, отгоняя саранчу от лица» чтобы лучше видеть. Опираясь на палку, он упрямо продолжал идти. Говард был уверен, что Питри следует за ними.

Тем временем наступила почти непроглядная мгла и отыскивать след становилось все труднее. Говард начал сомневаться: уж не промахнулся ли он мимо цели. В беспомощной ярости он махал палкой вокруг себя. Пару раз он даже попал по летящим насекомым, и те замертво упали на землю.

– Ньюберри! – закричал он так громко, как мог, отплевываясь от саранчи, застревающей у него между зубов. – Ньюберри!

Ждать ответа было бесполезно: гул саранчи стал слишком сильным. На мгновение Картер вдруг увидел на песке прочерченную им линию.

– Мы на правильном пути! – сказал он миссис Питри. – Пойдемте!

Говард удовлетворенно заметил, что Флиндерс плетется позади своей жены, взяв ее за руку. Картер почти обессилел. Неуверенность от того, что он мог сбиться с пути, забирала у него последнее мужество. Все его тело было измазано клейкими экскрементами летающей саранчи. Говард не решался на себя взглянуть. Кожа зудела и горела. В воздухе стоял своеобразный запах – запах гниющих яблок и мокрых газет.

По расчетам Говарда, они уже давно должны были бы добраться до дома археологов, если, конечно, не потерялись в этом гудящем и жужжащем хаосе. Следа на песке, который он прочертил палкой, уже давно не было видно: всюду ползали насекомые в поисках пищи. Однако, несмотря ни на что, они должны вернуться к дому. Но в каком направлении им идти?

– Картер! – вскрикнула вдруг миссис Питри и потянула его за руку. Она по-прежнему сжимала ее, пребывая в паническом страхе. Женщина указала куда-то вправо, но и там, и впереди, и слева можно было увидеть лишь сплошной непроницаемый рои проклятой саранчи. Насекомые гроздьями висели на одежде миссис Питри. Хильда даже прекратила их стряхивать, поскольку это было бесполезно. Она снова махнула рукой, давая знак, что это направление верно, и потащила Говарда за собой. И вдруг словно из-под земли вырос дом археологов. Поддавшись унынию, Картер даже сначала подумал, что это мираж, фантом, потому что едва о увидел очертания спасительного дома, как тот мгновенно вновь исчез из виду. Но через секунду снова появился.

Питри издал радостный крик, чего Картер от него меньше всего ожидал. Тут начали кричать Картер и Хильда:

– Получилось! Мы добрались!

Питри и его жена стряхивали друг с друга саранчу. Говард с отвращением выдирал насекомых из волос.

Испугавшись криков, Ньюберри осторожно приоткрыл завешенную одеждой дверь. Картер, Флиндерс и Хильда проскользнули внутрь, яростно отбиваясь от насекомых.

Большая комната была обставлена по-спартански: деревянный стол, потертое кресло и две оттоманки. Ньюберри зажег керосиновую лампу. Из стеклянного цилиндра к потолку поднималась черная струйка копоти. Едкий запах гари был намного приятнее гнилостного, затхлого запаха снаружи. В углу по-турецки сидела Селима. Она все еще была наполовину раздета.

Когда к ней подошла миссис Питри, Селима боязливо пригнула голову. Вид у Хильды был не очень располагающий. Темные, грязные пятна покрывали ее одежду. К тропическому шлему прилипли раздавленные насекомые и отдельные части саранчи. Миссис Питри протянула руку и похлопала девочку по щеке.

– Не бойся, ты можешь остаться. – И, повернувшись к мужчинам, которые наблюдали за ее поведением, добавила: – Я думаю, мы многим обязаны девочке.

Селима хоть и не поняла, что сказала миссис Питри, но почувствовала явную перемену в ее отношении к себе. На лице нубийки просияла застенчивая улыбка.

Флиндерс Питри огляделся в доме.

– Отличная работа! – произнес он, бросив взгляд на забаррикадированные окна. – Иначе саранча могла бы просто нас сожрать.

– Саранча – травоядное насекомое, сэр! – заметил Ньюберри.

– Только я сомневаюсь, что саранче это известно, – саркастически ответил Картер. А Ньюберри показал правую руку, на которой отчетливо были видны следы крови.

Обессиленные, все трое опустились на оттоманки. Картер закрыл глаза. Ему казалось, что перед ним опускается занавес в театральной пьесе, которую он не хотел смотреть и в которую попал по ошибке. Может, это действительно сон? Говард вполне серьезно задавался вопросом, уж не приснилось ли все это ему.

Вдруг откуда-то в дом залетела саранча. Одни насекомые неистово бились о стены, другие летели к стеклянному цилиндру керосиновой лампы. Ньюберри вскочил и бросился к двери, где как он полагал, была щель. И точно, несколько насекомых пробрались в дом в щель под дверью. Перси в ярости затоптал их ногами.

Говард прошелся по дому с лампой и осветил каждый угол. Саранчи становилось все больше.

– Мистер Картер! – раздался крик Хильды. – Печная отдушина в кухне!

Ньюберри и Говард бросились в кухню. Из открытой каменной печи, дымоход которой был сделан из простой металлической трубы, выползали насекомые.

– Бог мой! – вскрикнул Ньюберри. – Как же нам с ней справиться?

– Нужно заткнуть дымоход! – недолго думая, сказал Картер. – Но для этого нам придется вырвать трубу из кирпичной кладки, и тогда на нас посыплется еще больше саранчи.

– Нам нужно развести огонь, – предложил Ньюберри, – насекомые боятся дыма.

– Хорошая идея! – Картер скомкал старый номер «Таймс» и поджег газету от керосиновой лампы. Горящую бумагу он сунул в очаг, потом положил сухие коровьи лепешки и верблюжий помет, которым миссис Питри топила печь по примеру феллахов. Дым от горящего навоза и саранчи хоть и вызывал рвоту, но возымел свое действие: наплыв насекомых прекратился. Вооружившись полотенцами, Картер и Ньюберри принялись истреблять оставшуюся в доме саранчу.

До сегодняшнего дня Говард не видел ничего омерзительного в саранче – напротив, во время прогулок в Касл-Акре он даже зарисовывал особо понравившиеся экземпляры. Но сейчас, столкнувшись с таким количеством саранчи, он испытывал непреодолимое отвращение. Миллионы насекомых вызывали у него просто ужас. Он боялся, что саранча может накрыть его с головой и похоронить под метровым слоем своих тел.

В доме не было возможности помыться, но в кухне стояла старая деревянная бочка с водой. С помощью метлы-щетки Картер попытался хотя бы немного избавиться от налипших на тело остатков саранчи. Потом он вернулся в комнату к остальным.

Флиндерс Питри испуганно вжался в кресло, а Хильда, казалось, была охвачена своими страхами. Ньюберри нервно стучал пальцами по обивке оттоманки. Селима все так же сидела в углу и смотрела перед собой.

Впервые у Говарда появилась возможность рассмотреть девочку повнимательнее. У нее была темная матовая кожа. Длинные руки и ноги указывали на то, что она была еще моложе, чем показалось Картеру при первой встрече. Едва ли ей исполнилось пятнадцать лет. Голова, черные курчавые волосы, благородный профиль, высокий лоб и нос с горбинкой… Ее губы не были пухлыми, как у большинства нубийских женщин. Груди Селимы – она все еще оставалась полуобнаженной, потому что лохмотья мешковины прикрывали лишь ее бедра, – были маленькими, круглыми и упругими.

Хильда, вероятно, заметила взгляд Говарда и, поднявшись, вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с застиранным халатом и бросила его Селиме.

– Вот, оденься! – сказала она и попыталась улыбнуться. Селима тут же исполнила требование и в благодарность энергично закивала.

Они долго сидели в кругу, погрузившись в молчание. Каждый раз, когда гул и жужжание на несколько секунд затихали, все в ожидании поднимали головы, надеясь, что скоро все закончится. Но уже в следующую секунду невыносимый шум снова нарастал.

Было глубоко за полдень, когда миссис Питри, в праздности подремав с остальными, вдруг сказала, пристально глядя на мигающий огонек керосиновой лампы:

– Девочка говорила правду. У берега Нила стоит дахабия с рабынями на борту. Они выглядят ужасно. Эти изверги посадили Девочек в мешки по шею и связали так, что те даже не могут по шевелиться. Я и представить не могла, что такое еще где-то есть.

Селима поняла, что разговор шел о ней, и беспомощно взглянула на Говарда. Тот успокоил ее и сообщил, что жена археолога подтверждает слова о работорговцах.

– Селима говорит правду! – на ломаном языке произнесла девочка и кивнула.

– Твое любопытство могло стоить нам жизни, – упрекнул Флиндерс Питри свою жену.

Тут Хильда взорвалась:

– А я могла предположить, что на нас надвигается такое?! Если бы кто-то вчера сказал, что сегодня на нас нападут полчища саранчи, его бы просто засмеяли!

– Это верно, сэр! – заметил Ньюберри. – Даже я не воспринимал всерьез возможность такого события. Мы должны быть благодарны девочке, что она нас предупредила. Я не знаю, как бы выглядело наше жилище, если бы мы не забаррикадировались. Как долго это может продолжаться?

– Я тоже этого не знаю, – раздраженно проворчал Питри, – знаю только, что Ветхий Завет после такого события обретает совсем иную значимость.

– Вы думаете о египетских казнях? – спросил Ньюберри.

– Флиндерс, неужели ты на старости лет станешь таким набожным? – язвительно произнесла Хильда.

Питри неодобрительно взглянул на жену.

– Тут дело не в набожности, любовь моя, а скорее в историографии. Невероятный факт, что библейское событие повторяется в наши дни, значит лишь то, что Ветхий Завет основан на исторических фактах. – И, повернувшись к Ньюберри, добавил: – Я спрашиваю вас, мистер Ньюберри, не смехотворно ли это? Толпы археологов бьются над каждым библейским словом, и тут вдруг небо темнеет и природа нам дарит подобное ветхозаветное представление! – Питри покачал головой.

– Позвольте спросить, сэр, – начал Ньюберри, внимательно наблюдая за Питри, – как мне понимать ваши слова по поводу набожности и Ветхого Завета?

– Ну, это совсем просто: если вы сомневаетесь в чем-то, что написано в Ветхом Завете, тогда вы – ученый. Если вы сомневаетесь в чем-то, что написано в Новом Завете, тогда вы – еретик По крайней мере, в глазах Церкви.

Ньюберри вежливо усмехнулся.

Тем временем Селима улеглась спать на голый пол. Она спада крепко и беспробудно, что свидетельствовало о том, что нубийская девочка чувствовала себя в новом жилище в полной безопасности.

– Кто знает, что ей довелось пережить за последние дни, – сказал Картер. – Нам нужно заявить властям об этих работорговцах.

– Вы это можете сделать, мистер Картер, – ответил Питри. Но вы ведь еще не так давно в Египте, чтобы оценить успешность своих действий. Понимаете, мистер Картер, в этой стране правят не англичане и не хедивы. В этой стране есть лишь одна сила – бакшиш. Бакшиш здесь, бакшиш там, бакшиш за любую услугу и бакшиш, чтобы сделать невозможное возможным. Без бакшиша я не мог бы проводить здесь работу. Я думаю, что первое слово, которое говорит египетский младенец, это не «мама» или «папа», а «бакшиш». Конечно, вы можете полагаться на законы этой страны и даже написать жалобу мудиру из Миньи. Но я уверен, что дело будет улажено, обвиняемый просто принесет обычный в таких случаях бакшиш.

– Мне жаль эту девочку, – ответил Говард.

Флиндерс Питри пожал плечами.

– Сочувствие – слово, которого не знают в этой стране, мистер Картер. Вы всегда должны помнить об этом. И даже если работорговля здесь десять раз запрещена, я уверен, она будет процветать еще сотни лет. Ты помнишь, Хильда, когда мы прибыли на вокзал в Каир, к нам подошел упитанный мужчина в ослепительно-белой галабии и предложил купить нам двух ослов и трех рабов. Ослы оказались дороже рабов. Нубийские рабы здесь самые дешевые. У большинства из них плоскостопие и плохие зубы, рабов используют чаще всего для стирки или готовки. Впрочем по закону, когда они отработают семь лет, их отпускают на свободу.

– Как благородно! – заметил Картер.

– Не забывай, мы ведь на востоке, – ответил Ньюберри.

– Совершенно верно, мистер Ньюберри, мы судим о египетских законах и обычаях по английским меркам. Это неправильно и даже иногда опасно, потому что мы тем самым не учитываем, счастливы ли эти люди. Счастье египтянина – это совсем не то, что счастье британца. Что же касается меня, я счастлив от приобретенной находки, а к купюре в сто пиастров буду совершенно равнодушен. Феллаха сто пиастров сделают счастливым, а к находке он будет равнодушен.

Перси Ньюберри, который лишь изредка показывал на людях свое превосходное образование, заметил:

– Сэр, ваши слова напомнили мне о греческом историке Геродоте, который описал обычаи и традиции египтян еще за полторы тысячи лет до Новой эры. Здесь было все иначе: земля, Нил и люди. Даже при мочеиспускании египтяне ведут себя не так, как другие люди: мужчины приседают, а женщины справляют нужду стоя. Простите меня, миссис Питри.

– Ничего страшного! – воскликнула Хильда. – Не обращайте на меня внимания.

Едва она произнесла эти слова, как издала истошный крик, так что Селима подскочила, а Картер испугался. Хильда молча указала на потолок. Теперь и Картер увидел: крыша, сделанная из вязанок тростника, казалось, ожила. Саранча прогрызла стебли и уже проделала первые дырки.

– Святой Эхнатон, – пробормотал Флиндерс Питри, – это конец. – Он бросил взволнованный взгляд на Картера, будто хотел сказать: «Вы уже один раз помогли. Что же нам делать теперь?» Но Говард сам не видел выхода из этой ситуации. Через дыры в потолке внутрь уже полетела саранча. Питри и Ньюберри пытались давить насекомых, но это удавалось не всегда. И скоро уже множество насекомых летало по комнате.

– В Нубии против саранчи используют огонь, – объяснила Селима.

Картер беспомощно взглянул на чернокожую девочку.

– Нам что теперь, дом поджечь?

Селима кивнула и сказала, что нужно развести на полу костер.

– Сэр? – Говард обратился к Флиндерсу Питри. Археолог долго не раздумывал и нерешительно ответил:

– Возможно, это действительно наше последнее спасение. В любом случае мы не должны сидеть сложа руки, когда саранча нападает на нас. Я предложу вот что: мы переберемся в кухню, а вы, мистер Картер, разведите здесь огонь.

Говард принес из печки углей и осторожно высыпал на пол. Потом он начал искать что-то горючее, чтобы дать пищу огню. Дров было мало, и они были сложены в поленницу снаружи дома, поэтому Картер принес из своей комнаты стул и поломал его. Обломки он положил поверх углей.

Прошло немного времени, и от костра повалил густой дым. Говард повязал мокрый платок на рот и нос, пытаясь облегчить дыхание. Дым трудно было вынести, но он возымел действие: саранча отступила.

В кухне, над которой был купол из глиняных кирпичей, все дремали до утра на голом полу, когда наконец жужжание и гул начали утихать.

Последние часы они провели молча, кашляя, отплевываясь и экономя воздух. Миссис Питри за это время несколько раз теряла сознание. Теперь же всех насторожила внезапная тишина. Они выдержали восемнадцать часов, восемнадцать часов, проведенных в смертельном страхе. За это время они много раз думали, что все кончилось. И что же теперь? Внезапная тишина была жуткой, зловещей и даже угрожающей – они ожидали самого худшего. Никто не отваживался взглянуть соседу в глаза, никто не знал, что их ждет снаружи.

Хильда! – Питри пытался привести в чувство свою жену, вторая уже некоторое время не подавала признаков жизни. – Хильда! – вскрикнул он еще раз.

Говард, находясь вблизи, испуганно наблюдал за этой сценой. Он, как и Питри, сидел на полу по-турецки. Вдруг Питри вскочил и бросился к входной двери с отчаянным криком:

– Она умрет, она умрет, если немедленно не получит глоток свежего воздуха!

Прежде чем кто-то успел ему помешать, Питри распахнул дверь. Застывшие от ужаса Картер и Ньюберри смотрели, как Флиндерс подхватил свою жену под мышки и выволок наружу.

Говард осторожно последовал за мистером Питри.

– Воды! – закричал Флиндерс. – Принесите ведро воды из кухни.

Говард выполнил просьбу. Питри, не задумываясь, взял ведро и выплеснул воду в лицо Хильде. Это помогло. Миссис Питри вздрогнула и открыла глаза.

– Хильда! – взволнованно вскрикнул Питри и забегал вокруг жены. – Хильда! Мы выдержали!

Из дома нерешительно вышли Ньюберри и Селима. Только теперь Картер огляделся по сторонам.

– Бог мой! – пробормотал он. – Бог мой!

Солнце, которое многие дни скрывалось за облаками пыли и маревом горячего воздуха, висело над горами на западе, ярко освещая равнину Тель-эль-Амарны. Это придавало пейзажу еще большую нереальность. Все выглядело абсурдно и фантастично, как театральные декорации: миллионы насекомых объели все догола. Пальмы, деревья и кусты нельзя было узнать, потому что остались лишь стволы и толстые ветви. Даже тростник с крыши дома прожорливые насекомые употребили в пищу, оставив лишь решетчатый каркас.

Тысячи насекомых лежали на песке: мертвые, неподвижные или все еще трепыхающиеся. Над всем висел мерзкий запах, который не улетучивался еще два дня.

Картер приставил к глазам руку козырьком и осмотрел равнину. Ничто не шевелилось. Было тихо. Не показывались даже большие черные птицы, которые в это время обычно кружили над Амарной.

Флиндерс Питри помог жене встать на ноги. Хильда взглянула вдаль, где еще позавчера зеленая полоса растительности окаймляла берега Нила, Теперь здесь была голая пустыня. Не веря своим глазам, Хильда покачала головой и тихо произнесла:

– Так я себе в детстве представляла день Страшного суда.

 

Глава 14

Прошли недели, пока следы нашествия саранчи не исчезли, но даже после этого люди в панике разбегались, завидев два-три летящих насекомых. Повсюду на равнине лежали трупы животных: кошки, собаки, даже ослы и коровы. И когда ночью над долиной дул теплый ветер, повсюду разносилась невыносимая вонь. Но настоящий ужас становился виден лишь утром, когда всходило солнце: голые деревья и стволы пальм отбрасывали призрачные тени, как обглоданные скелеты китов.

Урожаи кукурузы, хлопка и сахарного тростника были уничтожены. Хозяева плантаций распустили рабочих, потому что нечего было делать. По Среднему Египту расползался страх. Страх перед голодной смертью.

Однажды утром Картер проснулся от приглушенного шума. Первой его мыслью было: «Саранча!» Но когда Говард прислушался, он понял: это голоса сотен людей.

Картер выглянул в окно. Перед домом археологов собрались около трехсот мужчин. У них были лопаты, мотыги и дубины. Все были очень раздражены. Картер разбудил Ньюберри. Тот уведомил о происшествии Питри.

Археологи втроем вышли на улицу.

– Что все это значит? – спросил Флиндерс Питри.

– Не имею понятия! – ответил Ньюберри. – Приветливыми этих парней никак не назовешь.

Миссис Питри, которая тем временем оделась и тоже увидела толпу народа, прихватила с собой ружье из кабинета Флиндерса и зарядила патрон. Еще дюжину зарядов она рассовала по карманам своих штанов. Хильда, дочь британского колониста, часто доказывала свою меткость на деле.

– Флиндерс! – скомандовала она в присущей ей манере – Ты сейчас пойдешь и спросишь, чего хотят эти люди. И пусть только волос упадет с твоей головы, я перестреляю их, как кроликов. – И Хильда привела ружье в боевое положение.

При появлении археолога народ притих и замер.

– Что вам нужно в такую рань? – громко закричал Питри Незнакомый мужчина с черными волосами и седой бородкой вышел вперед. Ему было около пятидесяти лет, в руке он держал дубинку. Хильда подняла ружье.

– Господи, – сказал Картер, обратившись к Ньюберри, – если миссис Питри сейчас спустит курок, наша жизнь и гроша ломаного не будет стоить.

Мгновение Питри и незнакомец смотрели друг другу в глаза, потом последний на понятном английском произнес:

– Эфенди, вы очень щедрый, наняли семьдесят рабочих и платите им по десять пиастров в день. Но в пять раз больше рабочих из эль-Хадж-Кандиля вообще сидят без работы. Нечего делать, поля голы, как голова хедива. Ни работы, ни денег. Наши жены и дети умирают от голода, когда семьдесят ваших работников получают оплату мудира.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Флиндерс Питри.

– Я – раис Мехмед Заки.

– Хорошо, Мехмед Заки, то, что ты говоришь, верно. И то, что саранча уничтожила весь урожай на полях, – прискорбно. Но еще прискорбнее то, что для вас нет работы. Мне не нужно больше семидесяти батраков.

– Это несправедливо, когда семьдесят из нас получают оплату мудира, а у трехсот пятидесяти вообще нет работы. Эфенди, все мужчины, которые пришли сюда, готовы работать за два пиастра в день. Больше на хлопковых полях они едва ли могли бы заработать. Дайте нам работу, эфенди. Вы не разочаруетесь.

Миссис Питри все еще держала ружье на изготовку. Ньюберри подошел и взял его из рук Хильды.

– Что вы скажете на это, мистер Ньюберри? – Питри повернулся к нему.

Ньюберри подумал и после паузы произнес:

– Задействовать на раскопках более четырехсот рабочих – заманчивое предложение, сэр. Прежде всего, при мысли, что дополнительные расходы составят не более ста пиастров.

– Я всегда говорил, что у нас оплата слишком высока. Но когда я здесь начинал, Масперо, который был инспектором древностей, считал, что мне нужно платить по десять пиастров в день одному рабочему. Старый плут! Теперь я понимаю, почему у нас не было отбоя от батраков.

Ньюберри одобрительно кивнул.

– Сэр, все равно сезон продлится еще четыре-шесть недель. Мне кажется, вам стоит попробовать. Может, с четырьмя сотнями батраков нам удастся откопать всю Амарну.

– А если я откажусь?

Перси Ньюберри взглянул на лица крестьян. Они обступили дом археологов полукругом и напряженно ждали ответа.

– Вы только посмотрите на этих людей, сэр. Вы же не хотите, чтобы они превратились в наших врагов?

Флиндерс Питри скривился и поднял брови, потом бросил вопросительный взгляд на Хильду. Но когда та лишь беспомощно пожала плечами, Питри снова повернулся к раису и сказал:

– Хорошо, Мехмед, я готов нанять всех вас, если ты договоришься с остальными работниками и возьмешь на себя всю организацию работы! Можете начать прямо сегодня. Мистер Ньюберри объяснит вам некоторые требования.

Мехмед Заки обернулся, чтобы сообщить крестьянам радостную весть. Едва он закончил говорить, как поднялся дикий крик. Феллахи окружили дом археологов, начали танцевать и радоваться, прославляя эфенди и крича в его честь здравицы.

В течение последующих дней и недель археологи откопали столько остатков стен, что стали видны очертания целого города: дороги и дворцы, воротные башни и внутренние дворы, фундаменты и гипостильные залы, даже обнесенный стенами бассейн.

Однажды вечером, после окончания работ, Питри отвел Картера в сторону и предложил присесть на остаток стены.

– Мистер Картер, – начал Питри, – мы сидим на обочине дороги главной улицы города Ахетатона. Поскольку мы не знаем названия этой улицы, назовем ее просто «Царская улица». А если мы призовем на помощь фантазию, то сможем представить, что вот это – придорожное кафе. Мы наблюдаем за вечерним движением на улицах, видим зажиточных людей в роскошной одежде, которые прогуливаются по бульвару. Вы только взгляните на мост который протянулся над Царской улицей! В это время тут собираются жители столицы и ждут, когда Эхнатон появится на мосту со своей прекрасной женой Нефертити, чтобы услышать, как почитают его подданные. Слева от моста мы видим частные владения царя, справа, на заднем плане, – большой гипостильный зал, в котором Эхнатон принимает великих людей царства. Здесь, напротив нас, – -магазины, в которых хранятся припасы на несколько лет: зерно и сушеные фрукты. А там, на другой стороне, – высокая стена, окружающая храм Атона. Ворота в храм в это время закрыты. Лысые жрецы торопятся в свои жилища, что находятся неподалеку. Вы видите это, мистер Картер, видите?

– Да, я вижу это, – задумчиво ответил Говард.

– Хорошо, – произнес довольный Питри. – У меня, собственно, есть для вас поручение: я хотел бы, чтобы вы нарисовали план города Ахетатона со всеми улицами, площадями и зданиями. Это, конечно, непростое задание, но вы были бы первым, кто запечатлел бы план города, которому насчитывается более трех тысяч лет. Вам можно это доверить, мистер Картер?

Говард сомневался: остатки стен и фундаменты всего лишь выступали из песка, так что нужно было применить всю фантазию, чтобы увидеть очертания домов. Но потом он коротко ответил:

– Я попробую это сделать, сэр.

– Ничего другого я от вас и не ожидал услышать, мистер Картер, – удовлетворенно произнес Питри.

Вооружившись мерной лентой и этюдником, Говард на следующий день взялся за работу. Сначала он от руки набросал обзорный чертеж города и лишь потом принялся вымерять отдельные улицы и дома.

Говард начал с центра, где возвышались большие остатки стен. Это упрощало работу.

Около полудня, когда батраки как раз заканчивали работу, пришел раис Мехмед Заки и издалека закричал:

– Телеграмма, Картер-эфенди!

Картер разорвал коричневый конверт, развернул плотную бумагу и прочитал:

«Отец Сэмюель Картер вчера умер тчк Похороны Патни пятницу тчк Фанни и Кейт тчк»

– Что-то нехорошее? – поинтересовался Мехмед Заки.

– Нет-нет, – ответил Говард. – Какой сегодня день?

– Сегодня четверг, Картер-эфенди.

– Хорошо.

Раис ушел.

Смерть Сэмюеля Картера застала Говарда врасплох. Его отцу было всего пятьдесят семь. Это событие не вызвало у Картера-младшего никакой боли. Он никогда не уважал и не любил отца. Для него отец был прежде всего эталоном как художник. Говард вос-'хищался им как творческим человеком, но презирал как отца. Нет, он не скорбел. В тот момент его волновала лишь одна мысль: что теперь станет с матерью. Она привыкла к сильной руке Сэмюеля Картера, и Говард беспокоился о том, как она будет жить без него.

По дороге домой Картер заметил, что плачет. Неужели на самом деле он любил своего отца больше, чем думал? Или это всего лишь осмысление неизбежности судьбы? Говард вытер рукавом слезы и, раздраженно тряхнув головой, продолжил путь.

Скудный обед прошел в молчании. Он состоял из похожих на огурцы жареных овощей, нарезанных кружочками. Благодаря кулинарным способностям Селимы все было приготовлено вкусно.

Ничего необычного в этом молчании не было. Всему виной полуденная жара. Беседы между археологами завязывались ближе к вечеру. Нередко они заканчивались лишь глубокой ночью. Но в тот день в воздухе висело странное напряжение. Это Говард почувствовал сразу. Сначала он думал, что молчание вызвано смертью его отца, но откуда было Ньюберри и Питри знать о содержании телеграммы?

Не проронив ни слова, Картер вынул из кармана свернутую бумагу и протянул ее Питри через стол. Тот прочитал и передал телеграмму жене.

– Мне искренне жаль, мистер Картер, – сказал он. – Могу себе представить, что у вас сейчас на душе.

– Будет вам, – ответил Говард после того, как Хильда, Питри и Ньюберри высказали свои соболезнования, – не ждите, что я буду в глубоком трауре. Вы ведь знаете, что по сути у меня не было ни отца, ни матери…

Снова наступило долгое тягостное молчание. Наконец Перси Ньюберри заговорил:

– Нет, сегодня действительно день несчастий для всех нас.

Теперь Картер заметил конверт, который лежал на столе рядом со сковородой. Отправитель – Фонд исследования Египта, Оксфорд-хоум, Лондон.

– Давай отгадаю, о чем там написано! – сказал Говард Ньюберри. – Лорд Амхерст хочет прекратить поиски сокровищ.

– В яблочко, – с горечью ответил Перси. – Амхерст оплатит нам еще четыре недели до конца сезона. Кроме того, он оплатит билеты на корабль в Англию.

– Как благородно! – вспылил Говард. – Но лорда Амхерста не в чем упрекнуть. Что мы нашли за это время?! Если быть честными, то… ничего. В любом случае мы не нашли ничего, что могло бы привести в восхищение его светлость. Почему он должен оплачивать наши раскопки еще год или два?

– Это не так, Говард! Лорд Амхерст запланировал поиски на два года. Но произошло что-то, что делает наши поиски бессмысленными. Египетское правительство издало новый, более строгий закон, который запрещает вывоз любых найденных на расколках предметов. И это означает…

– …что даже если бы мы добились успеха и сделали бы значительное открытие, то у лорда Амхерста не было бы ни единого шанса завладеть сокровищами.

– Совершенно верно! – подтвердил Ньюберри. – Фонд исследования Египта отказался брать на себя расходы на наше содержание, которые раньше выделял лорд Амхерст, и мы волей-неволей должны будем вернуться в Англию в ближайший месяц.

Картер вскочил и разъяренно выкрикнул:

– Никогда в жизни! Я не вернусь в Англию, даже если я буду зарабатывать себе на жизнь погонщиком верблюдов! Я останусь здесь! – При этих словах он бросил взгляд на Питри, ища поддержки.

Говард ожидал, что Питри вступится за него. Но тот лишь смущенно отвел глаза и промолчал. После довольно продолжительной паузы Питри вздохнул и сказал:

– Если бы все зависело от меня, я бы оставил вас обоих. Вы› мистер Ньюберри, великолепный египтолог. А вы, мистер Картер,, прекрасный археолог и рисовальщик, такую комбинацию не часто встретишь в нашем ремесле. Но от меня, увы, ничего не зависит…

Флиндерс Питри взял конверт со стола, вытащил письмо и начал читать:

– «…и сообщаем вам, что, посоветовавшись предварительно с каирским Управлением древностями, Фонд исследования Египта принял решение прекратить раскопки в Тель-эль-Амарне к концу этого сезона. Но мы хотели бы использовать вашу неоценимую помощь в Дейр-эль-Бахри, где уже некоторое время ведет раскопки ведущий археолог Фонда исследования Египта Эдуард Навилль…»

Последнее предложение Питри прочитал отчетливо громко, в его глазах блеснула злость. Он разорвал письмо на клочки, бросил их на пол и, захлебываясь, закричал:

– Флиндерс Питри не позволит водить себя на поводке, как цирковую лошадь, ни Фонду исследования Египта, ни Управлению древностями! Флиндерс Питри проводит раскопки там, где он сам считает нужным. А если достопочтенные господа иного мнения, то им следовало бы самим взять в руки лопату.

Таким Говард Картер археолога еще не видел. Он привык воспринимать Питри как человека, которого ничто не может вывести из себя, даже своеобразный характер его жены Хильды. Когда он топтал ногами обрывки письма на полу, то казался совершенно другим человеком. Питри был вне себя от злости. Даже Хильда, которая держала бразды правления этого брака, не решалась подойти к нему.

Пока Питри, заложив руки за спину, энергично ходил по скудно меблированной комнате, Картер и Ньюберри озадаченно смотрели на стол, где еще стояла посуда с остатками ужина.

– Мне жаль вас, мистер Картер, – произнес Питри после того как немного успокоился. – Я надеялся сделать из вас известного археолога. Но вы же видите, как эти борзописцы все обставили Единственное, что они могут, – это перекладывать стопки документов с одного стола на другой. Так же они обращаются и с живыми людьми. Поверьте мне, мистер Картер, письменные столы – это смерть для любого исследования. Здесь, – он постучал указательным пальцем по столешнице, – здесь нужно заниматься наукой, а не в кабинетах Каира и Лондона.

Последние недели сезона медленно и безутешно подходили к концу. Питри с помощью четырехсот батраков обнаружил в песке больше находок, чем все его предшественники. В основном это были рельефные камни с надписями и изображениями из жизни древней столицы Ахетатон.

Тем временем Говард Картер заканчивал свое последнее задание – рисовал план города Ахетатон. Иногда он проходил до двадцати миль в день, и за короткое время у него развился такой глазомер, что Говард мог определить расстояние с большой точностью, а измерительная лента нужна была только для контроля.

Одновременно с обзорным планом Картер выполнял детальные зарисовки отдельных строений, вплоть до мельчайших подробностей. В соответствии с предметами, которые батраки находили внутри несущих стен, Картер, посоветовавшись с Флиндерсом Питри, иногда даже отваживался давать зданиям названия.

Чертежи Картера тем временем так увеличились в объеме, что ему трудно было носить их все в одной папке. Селима вызвалась помогать Говарду в его многомильных путешествиях по городу. Нубийская девочка быстро прижилась у англичан и, конечно, понимала, что ее приключения в Тель-эль-Амарне вскоре закончатся.

– Картер-эфенди, – сказала Селима по дороге домой после долгого рабочего дня, – ты поедешь обратно в Англию?

Говард застенчиво улыбнулся.

– Нет, Селима, для меня в Англии больше нет места. Я останусь в Египте.

Они еще немного прошли молча. Потом Селима снова спросила:

– Ты любишь эту страну, Картер-эфенди, правда? Ты любишь Египет больше, чем Англию?

– Не в этом дело, Селима. У меня свои причины, по которым я не хочу возвращаться в Англию.

Селима подняла указательный палец вверх и вскрикнула:

– А, я понимаю, ты боишься полиции!

– Ты считаешь, я что-то натворил? Нет, тут я могу тебя успокоить. Это не та причина, по которой я не хочу ехать в Англию.

– Тогда я знаю! – Селима снова подняла указательный палец.

– Ничего ты не знаешь!

– Наверное, из-за женщины. Я угадала, Картер-эфенди?

Сначала Говард замолчал, но, догадываясь, что Селима так просто не отстанет от него, ответил:

– Да, причина в женщине. Именно поэтому я не хочу возвращаться в Англию. Теперь ты довольна?

Селима понимающе кивнула, но теперь на ее лице можно было прочитать печаль.

– Ну и дела, – наконец произнесла она и повторила: – Ну и дела…

Когда показался дом археологов, девочка вдруг остановилась и взглянула на Говарда.

– Она была неверна?

– Неверна?

– Ну да, женщина должна быть верна мужчине, иначе… – Она сделала движение рукой, будто взмахнула плеткой. – Ты не должен грустить, Картер-эфенди! На свете есть много женщин.

Картер рассмеялся и продолжил путь, а Селима снова остановилась.

– Картер-эфенди, Англия – красивая страна?

– О да, – ответил Говард, – очень, очень красивая.

– Красивее, чем Нубия?

– Я не был в Нубии, Селима. Но наверняка Англия совсем Другая, не такая, как Нубия. Там нет пустынь, там везде зелень. В некоторых городах больше жителей, чем во всей Нубии, Они говорят на другом языке. А зимой в Англии так холодно, что люди надевают на себя много одежды сразу. Можешь себе такое представить?

Селима поморщилась.

– Нет! – коротко ответила она.

На следующее утро Селима исчезла. Перси Ньюберри, который вставал раньше всех, первым заметил ее отсутствие, потому что Селима спала на кухонной лавке. Ничто в мире не могло заставить спать ее на кровати.

– Этим местным вообще доверять нельзя! – возмутилась миссис Питри, – Я не удивлюсь, если она нас обокрала. Флиндерс, Перси, Говард! Осмотритесь вокруг, может, что-то пропало. Нам нужно сообщить в полицию.

Потребовалось много усилий, чтобы осмотреть весь дом и успокоить Хильду. Ничего не пропало.

– Неблагодарное создание! – ругалась миссис Питри. – А я еще обещала взять ее с собой в Англию. Она могла бы пригодиться при ведении домашнего хозяйства. Такой шанс этой девчонке больше не представится!

Флиндерса Питри исчезновение Селимы не так расстроило, как Хильду. Он пожал плечами и сказал:

– Знаешь, Хильда, возможно, девочка не считала твое обещание шансом. Возможно, она просто боялась жизни в далекой незнакомой стране.

Картер одобрительно кивнул.

– Да, наверное, она испугалась.

На следующий день Питри рассчитал батраков. Раис Мехмед Заки оставил лишь пару работников, которые упаковывали важные находки в деревянные ящики. Питри приказал их отправить в Минью. Заки доверили задание охранять дом с ящиками, пока их не увезут в Каир.

– А как же вы, мистер Картер? – спросил Питри в один из последних дней. – Вы точно хотите остаться в Египте? Вы хорошо над этим подумали?

– Да, сэр, – ответил Говард. – Я попытаюсь пробиться. Может, где-нибудь будет нужен рисовальщик почтовых открыток, в Луксоре или Асуане, где богатые люди проводят отпуск.

– Вы хотите ехать в Луксор?

– Здесь я все равно не смогу остаться, сэр. Здесь я просто умру с голоду.

– Я, собственно, за вас не беспокоюсь, мистер Картер. Вы молодой, образованный человек. Наверняка найдете свой путь. у меня есть идея. Когда будете в Луксоре, пойдите со своим планом Ахетатона к Эдуарду Навиллю.

– Сэр, вы же хотели забрать планы с собой в Англию!

– Да, я так хотел. Но думаю, что эти планы сейчас для вас намного важнее. Когда Навилль увидит чертежи, он непременно возьмет вас рисовальщиком. Если, конечно, у него осталась в голове хоть искра ума.

– Вы действительно так думаете?

– Я же сказал: если у него осталась в голове хоть искра ума, он наверняка еще осознает реальность. Навилль, да будет вам известно, всегда немного витает в облаках. Он напыщенный, как павлин, и, одетый с иголочки, гордо вышагивает по участкам раскопок. Единственное, что есть у него привлекательного, – это его молодая жена Маргарита. Она графиня, к тому же невероятной красоты.

– Вам не особо нравится Навилль?

– Никто терпеть не может этого надутого дуралея. Он ведет себя так, будто сам сочинил историю Египта. У него на лбу написано три звания доктора наук: филологии, литературы и теологии. Египтологию он изучал у профессора Лепсиуса в Берлине. Сам он родом из Женевы. До того как он стал ведущим археологом Фонда исследования Египта, Навилль работал в Королевском колледже.

– И вы думаете, у меня есть шансы устроиться у Навилля?

– Почему нет? Насколько я знаю, у Навилля уже есть два ассистента, но хороший рисовальщик нужен всегда. Попробуйте!

Расставание далось Картеру тяжело. Миссис Питри едва не плакала, а Флиндерс Питри сунул Говарду пятьдесят пиастров так, чтобы не увидела жена. Подмигнув, Питри сказал, чтобы Говард отдал деньги, когда разбогатеет. Перси Ньюберри обещал держать Картера в курсе всего, что происходит в Сваффхеме, и отправлять иногда английские газеты до востребования в Луксор.

Около полудня Говард и раис Мехмед отправились на двух ослах в Минью, откуда в пять часов отплывал пароход в Луксор. Багаж Картера состоял из чемодана, который он привез еще из Англии, и папки с планами Ахетатона. В кожаную сумку, болтавшуюся на шее, Картер положил все свои деньги, паспорт и фотографию в серебряной рамке.

Если быть честным, то его бегство в Египет не увенчалось успехом. Это была попытка поехать на другой континент, подальше от Сваффхема, продиктованная желанием выбросить из головы Сару. Не было и дня, чтобы Говард не думал о ней, и каждый раз такие мысли бередили ему душу. Если быть честным перед самим собой, то Картер надеялся, что рано или поздно ему представится случай, который снова сведет его с Сарой Джонс.

Вопреки обычным правилам почтовый пароход не опоздал и уже был готов к отплытию вверх по Нилу. Картер дал раису пять пиастров, тот протянул ему в ответ листок с адресом и сказал, что, если в Луксоре у Говарда возникнут проблемы, он должен обратиться к этому человеку по рекомендации Заки.

После невыносимой жары раннего лета сейчас установилась приятная погода. Легкий бриз дул над рекой. Картер подошел к маленькому дощатому домику, где располагалась билетная касса.

За три пиастра Говард стал пассажиром третьего класса, для которого не предусматривалось не то что каюты, но даже не было места, где он мог бы присесть. Говарду предстояло как-то проплыть сорок часов до Луксора. Из трубы парохода «Рамзес» с большими лопастными колесами по бокам валили клубы черного дыма, которые окутывали его, будто тайной. Возможно, благодаря этой завесе пассажиры не видели, что старая калоша опасно перегружена. На открытой кормовой части верхней палубы, где не было и двадцати посадочных мест, толпились больше сотни галдящих человек. Они делили палубу с двумя коровами, кучей клеток с утками и курами, горой ящиков и чемоданов, возвышавшейся метра на три.

Картер очень переживал за папку с рисунками, которая должна была помочь ему устроиться на новую работу в Луксоре. Неожиданно на качающихся, сбитых из неструганых досок сходнях ему встретился мужчина европейской внешности. На нем был грязный, некогда белый костюм. На лице его читалась скука, будто он совершал такую поездку уже не в первый раз.

– Простите, сэр, – обратился Картер, – у вас ведь наверняка есть каюта на этом корабле?

Незнакомец оценивающе взглянул на Картера, обдумывая, стоит ли вообще отвечать. Наконец он произнес:

– Что вам надо? Кто вы такой? Мы с вами когда-нибудь встречались?

Его акцент наводил на мысль, что он либо американец, либо хорошо говорящий по-английски европеец.

Говард самоуверенно ответил:

– Меня зовут Картер, Говард Картер. Я археолог из Англии. А что до вашего последнего вопроса, сэр, мне кажется, что раньше мы никогда не встречались.

– Вот как! Неужто вы действительно археолог, мистер? Тогда вы, возможно, из Амарны?

– Совершенно верно, сэр. Вы специалист в этой области?

Незнакомец пропустил вопрос мимо ушей и спросил в ответ:

– И вы работали успешно?

Картер состроил кислую мину.

– С какой стороны посмотреть, сэр. Больших сокровищ мы не нашли, но мой шеф, Флиндерс Питри, сказал, что в науке мы достигли успеха.

Мужчина в белом костюме горько улыбнулся.

– Так-так, значит, это говорит мистер Питри.

– Вы знаете его, сэр?

– Немного. Я куратор музея в Каире. Кстати, меня зовут Эмиль Бругш. Не перепутайте с моим старшим братом Генрихом Бругшем.

– Так вы немец?

– Я должен за это извиниться?

– Нет, совсем наоборот. Должен признать, что вы отлично говорите по-английски.

– Я долгое время жил в Калифорнии, к вашему сведению.

У входа на корабль один матрос с густыми усами, облаченный в псевдоуниформу, отделял плевелы от зерен пшеницы, то есть направлял пассажиров третьего класса на корму, а таких людей, как Бругш, – на нос.

– Почему я позволил себе к вам обратиться» – быстро сказал Говард Картер, пока их пути с незнакомцем не разошлись. – У меня есть папка с планом города Ахетатон, все до последнего здания.

Для меня эта папка представляет большую ценность. Я хотел бы с этой работой пойти к Навиллю в Луксор. Могу я вас попросить сохранить ее до приезда в Луксор? Кормовая палуба – не лучшее место для хранения таких вещей. Вы же едете в Луксор?

Бругш неохотно поворчал, но в конце концов сказал:

– Хорошо, мистер Картер, давайте ее сюда.

Матрос потребовал освободить сходни. Картер поблагодарил Бругша и начал пробираться со своим чемоданом в сторону кормовой палубы.

На корабле и на берегу люди забеспокоились, когда капитан ударил в рынду и отдал команду отчаливать. Громадные лопастные колеса, вынужденные вращаться против течения, медленно заработали. «Рамзес» неспешно направился к середине реки. Казалось, корабль просто несет вниз по течению. Прошли томительные секунды, прежде чем колеса парохода не набрали ход. Судно поплыло вперед.

Говард отыскал место возле клетки с четырьмя дикими кошками, которые при приближении любого человека шипели, как настоящие тигры. Картер удобно уселся на свой чемодан и даже приспособил его для ночевки.

На кормовой палубе путешествовали только мужчины. Картер был единственным европейцем. Он не стеснялся говорить с торговцами и спекулянтами, на которых остальные косились с опаской и с таким видом, будто ехали совсем в другую сторону. Поначалу чувствовалась неловкость. Но потом молодой человек с кустистыми бровями, сросшимися над переносицей, что придавало ему диковатый вид, достал два маленьких, обтянутых мехом барабана, другой пассажир выудил из своего багажа странного вида флейту с раструбом на конце, похожим на капюшон кобры (инструмент издавал жалобные звуки), а третий извлек необычный предмет, состоявший из двух струн и резонатора и, наверное, бывший в прошлой жизни водяным орехом. Втроем они производили такой шум, что многочисленные звери в клетках, к большой радости музыкантов, забеспокоились.

Должно быть, прошло пару часов, пока «Рамзес» миновал всю Амарну Говард бросил унылый взгляд на долину, где он провел последние два года своей жизни. Скалистые утесы на востоке в это время дня, как всегда, были окрашены в красно-золотистый цвет. У их подножия лежал город Эхнатона и Тутанхатона. Там Говард знал каждую стену, каждый дом, каждую улицу, которые выиграли битву со временем.

От шума, стоявшего вокруг, у Говарда болели уши, он понимал, что проведенное время было годами спокойствия, молчания и раздумий. Иногда выдавались дни, когда Картер вообще не произносил ни слова, а если и произносил, то говорил сам с собой, будто рядом с ним находился собеседник. «Это был лучший способ, – думал Говард, – стать чудаком, одиночкой и нелюдимом. Может, я уже им стал?»

С отделенной от черни верхней палубы, где путешествовали приличные люди, Говард услышал голос:

– Эй, мистер Картер! Мы, кажется, знакомы? – Это был Бругш, человек, которому Картер доверил свою папку с планами города.

Картер улыбнулся и кивнул.

– Поднимайтесь наверх, я в двух шагах от вас! – прокричал Бругш.

– Но ведь я пассажир третьего класса! – крикнул Говард в ответ.

– Я уже это уладил. Поднимайтесь!

Дружелюбие, которое немец проявил к нему, удивило Картера, но он принял приглашение. Страж, который сурово разделял пассажиров на классы, беспрепятственно пропустил молодого человека. Картер поднялся по деревянной узкой лестнице на верхнюю палубу.

Бругш сидел в плетеном кресле возле перил и дымил толстой сигарой. Снизу доносилась экзотическая музыка египтян.

– Присаживайтесь, мистер Картер! – Бругш придвинул Говарду плетеное кресло и сделал приглашающий жест. – Шотландского виски? – спросил он, ухмыльнувшись.

– Охотно, – ответил Картер, хотя терпеть не мог виски, потому что пьянел от одной рюмки. Но Говард не хотел отказывать немцу.

Бругш подозвал слугу в белой галабии и сделал заказ, потом взглянул на левый берег и спросил, не глядя на Говарда:

– Как вы думаете, мистер Картер, есть ли еще в Тель-эль-Амарне сокровища времен Эхнатона? Или там бессмысленно дальше проводить раскопки?

Говард был сбит с толку тем, что именно куратор Каирского музея задает такой вопрос. Что ему было ответить? Какие намерения преследовал Бругш? Наконец он сказал:

– Мистер Бругш, у вас ведь достаточно опыта, и вы знаете, что на этот вопрос так просто не ответишь. Нигде успех и неудача не ходят так близко, как в археологии. Но, возможно, вам достаточно того факта, что эти раскопки организовал Фонд исследования Египта, а потом эта же организации отозвала Флиндерса Питри.

Слуга подал виски, и Картер сделал большой глоток. С берега, над которым постепенно сгущались сумерки, донеслись странные звуки, громкие трели: «ли-ли-ли-ли-ли-ли». Но ни Картер, ни кто-либо другой на корабле не обратили на это внимания.

– Я просто не могу себе представить, – снова начал Бругш, – что древние египтяне не оставили никаких сокровищ в таком городе, как Ахетатон.

– Вы не единственный, кто так думает, мистер Бругш! Вопрос только в том, где именно!

Немец нервно затянулся сигарой и теперь выдыхал небольшие облачка дыма, которые быстро рассеивались на встречном ветру. Потом он сказал, глядя на противоположный берег и, видимо, потеряв мысль:

– Если вы составили план древнего города, мистер Картер, то знаете Ахетатон как никто другой. Я это говорю к тому, что у вас, должно быть, есть определенные предположения, где еще можно покопать.

Картер покачал головой. С этим Бругшем явно было что-то не так. Казалось, его, кроме сокровищ, ничто не интересует. Это не было оскорбительным или порочным, в конце концов, лорд Амхерст отправил его, Картера, в Египет как искателя сокровищ. Но то, что у музейного куратора в голове были только сокровища, показалось Картеру странным.

– Если я вас правильно понял, – снова начал немец, – вы в настоящее время без работы. Не очень завидное положение.

– И не говорите, мистер Бругш! Но я уверен, что в Луксоре найду что-нибудь новое.

Бругш щелчком выбросил окурок через перила и, наклонившись к Говарду, произнес:

– Несмотря на то что вы англичанин, мистер Картер, вы симпатичны мне! Вы не хотите работать на меня?

– На Управление древностями? – ошеломленно переспросил Говард. – Или как мне понимать ваши слова?

– Я сказал «на меня», мистер Картер!

– На вас лично? Я не понимаю. Вам придется мне растолковать.

– Объяснение совсем простое. Сколько вы раньше зарабатывали, мистер Картер?

– Пятьдесят фунтов в год, – не раздумывая, смущенно пробормотал Говард.

– Хорошо. Я буду платить вам столько же, плюс доля в пять процентов от каждой продажи.

Говард вопросительно взглянул на немца.

– Простите, мистер Бругш, но я не понимаю, что вы имеете в виду. За что вы будете платить мне долю?

Тут немец окончательно разозлился и зашипел сдавленным голосом:

– Не притворяйтесь идиотом, Картер! Даже ребенок знает, что творится в Египте между Асуаном и Александрией. Повсюду разъезжают охотники за сокровищами, во всех гостиницах слоняются агенты в поисках находок, за которые коллекционеры всего мира готовы выложить кругленькую сумму. Вы оглядитесь здесь, на палубе! Вы думаете, эти люди путешествуют ради своего удовольствия? Да они все как один ищут золото фараонов!

Картер внимательно осмотрел пассажиров на верхней палубе: в основном здесь были мужчины в дорогих белых костюмах, путешествовавшие в одиночку. Лишь изредка мужчин сопровождали жены. На заднем плане, у перил, стояла одна представительная дама и смотрела на небольшие речные волны.

На ней было темное платье, а лицо скрывала вуаль.

– Или вы думали, – снова заговорил Бругш, – что археологи, которые здесь работают с разрешения правительства, единственные, кто роет эту землю подобно кротам? – Он громко захохотал, так что на него обернулись другие пассажиры, а затем, понизив голос, продолжил: – Нет, мистер Картер, то, что здесь происходит, – это гонка со временем. Кто первым придет, у того будут все шансы заработать больше денег. В Луксоре встречаются мужчины в костюмах на заказ, с собственными яхтами. Они несколько лет не обували одни и те же туфли дважды. Откуда, по-вашему, у них появилось это внезапное богатство? Что касается меня, то на жалованье куратора я бы не смог прожить…

– Вы говорите…

– Это ведь не тайна! У большинства археологов есть второй источник дохода. Я мог бы вам назвать имена весьма уважаемых людей.

– Все зависит от характера, мистер Бругш!

– У археологов нет характера, мистер Картер. Тот, кто роется в могилах своих предков, не знает угрызений совести.

Хладнокровность Бругша, его манера гнусавить и заносчивое поведение произвели на Говарда отталкивающее впечатление. Он с удовольствием прямо сейчас спрыгнул бы обратно вниз и оставил бы этого человека в одиночестве. Его удерживала лишь одна мысль, мысль о том, что Бругш однажды может ему еще пригодиться. Поэтому Говард смолчал и залпом допил оставшийся виски.

– Я вас напугал? – осторожно поинтересовался Бругш.

Картер пожал плечами.

– Я не знаю, насколько разросся черный рынок.

– Ли-ли-ли-ли-ли-ли, – снова послышался пронзительный звук. Теперь казалось, что на восточном берегу запели чуть ли не в сотню голосов.

Бругш превосходно владел арабским, чем был обязан своей жене, бывшей обитательнице гарема хедива. Он подозвал слугу. чтобы поинтересоваться причиной этого странного явления. Слугу звали Кашеф. Он и сам не знал точно, сказал лишь, что таким образом женщины оплакивают умершего.

– Ну, что вы скажете на мое предложение? – не отставал Бругш. Он уже понял, что молодого англичанина так просто не купить. Но такие случаи особенно привлекали Бругша. – У вас еще есть время над этим подумать, – сказал он наконец, – до Луксора далеко.

Слова немца Картер пропустил мимо ушей, он не мог отделаться от ощущения, что дама с вуалью уже какое-то время наблюдает за ним. Когда он пытался взглянуть ей в глаза, она делала вид, будто смотрит поверх него вдаль. Но там не было ничего, кроме темной поверхности Нила.

Тем временем над верхней палубой зажгли яркие подвесные фонари. Бругш все болтал без умолку о пороках археологов, и Картер, собравшись с духом, неожиданно спросил у него:

– Простите меня, сэр, вы не знаете имя той дамы у поручней, что прячет лицо под вуалью?

Бругш был раздосадован: похоже, молодой англичанин совершенно не проявлял интереса к тому, что он говорил. Несмотря на это, немец ответил с нарочитой вежливостью:

– К сожалению, нет. Но наверняка это какая-то необычная женщина. К тому же путешествует одна. Я немедленно выясню это. Один момент.

Не сводя с женщины глаз, Бругш поднялся и ушел к лестнице, которая вела по правому борту на мостик. Казалось, Бругш на этом пароходе плыл не в первый раз, потому что, когда он достиг конца лестницы, дверь будто сама собой распахнулась, и немец вошел внутрь. Картер мог видеть, как на мостике Бругш оживленно разговаривает с капитаном, рослым египтянином средних лет.

Вернувшись, Бругш сообщил все, что узнал о незнакомой даме. По словам капитана, эта молодая леди, англичанка, путешествует одна. Совсем недавно она потеряла мужа и теперь пытается забыть утрату, предприняв поездку в Египет. На вид она довольно зажиточная, забронировала каюту на носу парохода до самого Луксора и заплатила вперед, не называя своего имени.

– Может, стоит позвать леди к нам?

Говард неотрывно смотрел на незнакомку. Встречный ветер подхватил вуаль, затрепетавшую, как крыло ибиса. Говард не ответил, он лишь видел, как Бругш подошел к даме, вежливо поклонился и сделал приглашающий жест присоединиться к ним.

Картер был взволнован. Он чувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди. Говард так переживал, что подумывал, не убежать ли обратно на кормовую палубу, где ему и было место. Но в тот миг, когда Картер хотел вскочить, он увидел, как незнакомка покачала головой, отвернулась и направилась на нос корабля.

– Немного жеманная женщина, – прогнусавил Эмиль Бругш, – красивая, но жеманная. Она поблагодарила, однако отказалась Наверное, она из тех, которые любят, чтобы их завоевывали.

Говард молчал, но по пристальному взгляду юноши Бругш понял, как его заинтересовала эта женщина. Говард все так же смотрел на поручни, где стояла незнакомка.

– У нее темные глаза? – почти беззвучно произнес Картер.

– Да. Черные как смоль!

– И изогнутые густые брови?

– Именно так!

– И бархатный голос?

– Я не знаю. На ее голос я меньше всего обратил внимания. Но, возможно, что и так.

Говард открыл кожаную сумку и вынул фотографию.

– Она не похожа на эту женщину?

Бругш долго смотрел на фото, Говарду показалось даже, что слишком долго, и Картер настойчиво повторил свой вопрос:

– Она не похожа на эту женщину, мистер Бругш?

Бругш осмотрел фотографию со всех сторон, потом поморщился и нерешительно произнес:

– Трудно сказать. С этими фотографиями такое дело… Да вы и сами знаете, мистер Картер. В ателье все норовят скроить радостную мину, как в воскресный день, но в основном мы встречаемся с людьми с понедельника по субботу. Нет, я не думаю, что это может быть английская вдова. Но позвольте мне вопрос: что связывает вас с этой фотографией?

Картер сунул фотографию обратно в сумку и молча взглянул на пустое место у перил. Бругш был ему несимпатичен, и, кроме того, Говард знал этого человека слишком мало, чтобы посвящать его в свою тайну. Говарду стало вдруг совершенно ясно, что этой таинственной незнакомкой может быть только Сара. Ведь он хорошо знал ее, помнил каждый жест, каждый взгляд. Картера беспокоило лишь одно: зачем Сара Джонс скрывается? Что это за театр, черт побери? Его чувства будто играли с ним. У Говард закружилась голова, к горлу подступила тошнота.

– Простите, – прервал немец поток мыслей Картера, не желаете еще виски?

Картер одобрительно кивнул, и монолог о махинациях археологов продолжился. Это Говарда уже давно не интересовало, но он ждал, что незнакомая дама еще раз появится на палубе. Он решил, что просто подойдет к ней и заговорит. Картер не сводил глаз с того места, где она стояла, будто после нее там осталась тень.

С кормовой палубы все еще доносился шум пассажиров третьего класса. Картер положил свой чемодан так, чтобы на нем можно было спать под открытым небом. Но из-за криков и громкой музыки он решил остаться с Бругшем наверху.

Корабль благодаря лунной ночи на всех парах шел вверх по Нилу. Иногда палубу затягивало едким дымом. Около полуночи пароход доплыл до Асьюта. Уже издалека можно было слышать пронзительное «ли-ли-ли-ли-ли-ли» плакальщиц. И еще до того, как корабль причалил к пристани, с берега раздались крики:

– Хедив умер! Машаллах! Так было угодно Аллаху! Хедив умер!

С помощью азбуки Морзе об этом событии сообщили из Каира по всем провинциальным городам Египта. Оттуда новость распространялась по всей стране подобно лесному пожару. В этом и крылась причина многоголосых криков плакальщиц «ли-ли-лили», разносившихся над Нилом.

– О горе, – с легкой иронией в голосе заметил Эмиль Бругш. Картер смотрел на людей, которые в темноте стремились пробиться на и без того переполненный корабль.

– Смерть хедива не предвещает ничего хорошего для страны? – осторожно поинтересовался Говард.

– Знаете, мистер Картер, – ответил Бругш, – я так давно живу в этой стране, что меня уже ничто не впечатляет. Я пережил двух египетских вице-королей, и после смерти каждого казалось, что хуже и быть не может. Но каждый раз я ошибался Было бы удивительно, если Тауфик-паша умер собственной смертью. Конечно, в этой стране это не является нормой, но Тауфик был не таким уж старым, хотя и выглядел неважно.

– Я надеюсь, вы не обвините в этом несчастье англичан мистер Бругш! Я знаю, нас, англичан, в Египте не очень любят Но без нас в этой стране было бы еще больше хаоса. Вам ведь известно, что Египет признали банкротом и мы вместе с французами выплатили долги измученной страны.

– Да, но какой ценой, мистер Картер! Египет практически перестал существовать. Лорд Кромер хотя и носит официально титул британского генерального консула, но на самом деле он – король Египта, а хедивам досталась лишь роль статистов. Кроме того, все важные посты в правительстве, в финансовом ведомстве занимает сэр Риверс Уилсон – англичанин! Этим все сказано.

Слова Бругша долетали до Картера, будто журчание ручья. Он слышал его голос, но все мысли были о таинственной даме.

– Это – она. Это должна быть именно она! – произнес Говард вполголоса.

– Что вы говорите, мистер Картер? – Бругш приложил ладонь к уху.

Картер растерянно взглянул на него и ответил:

– Ах, ничего.

Колесный пароход отчалил и вновь отправился в путь. С берегов Нила, которые южнее Асьюта сходились ближе, чем где бы то ни было, крики плакальщиц доносились особенно громко. Виски возымел действие. Говард чувствовал, как его руки и ноги тяжелеют. Он уже опасался, что не сможет самостоятельно спуститься на нижнюю палубу. Картер поднялся и, не говоря ни слова, шатаясь, побрел к узкой лестнице, которая вела на кормовую палубу.

Внизу уже воцарилась тишина. Картер с трудом взобрался на свой чемодан и положил кожаную сумку под голову вместо подушки. Его последние мысли были о Саре, потом им овладел сон. Пронзительный крик петуха из клетки разбудил Говарда. Уже наступил день, и пароход медленно плыл вверх по течению. Картер чувствовал себя несчастным. Он все еще не избавился от усталости, но о сне нечего было и думать, потому что все вокруг наполнилось шумом и стало походить на восточный базар.

Какой-то мужчина с погнутой металлической канистрой за спиной продирался через кормовую палубу и выкрикивал непонятные слова. На канистре было написано «кахва», что, очевидно, означало «кофе». Картер принял предложение продавца. Тот из бокового краника канистры наливал всем желающим горячий черный пенящийся напиток в маленький стаканчик. Продавец, улыбаясь, терпеливо ждал, пока Картер выпьет, потому что у него был лишь один стакан.

Все утро Говард искал глазами Бругша, единственного, кто мог обеспечить ему проход на верхнюю палубу. Когда немец не появился и в обед, Говард обратился к дежурному матросу у двери, который неусыпно следил за разграничением пассажиров по классам. Картер попросил его позвать на палубу мистера Бругша.

Матрос закрыл вход решеткой и исчез. Прошло много времени, когда тот наконец вернулся с ответом: мистер Бругш сожалеет.

«Я, видимо, обидел его вчера вечером своим внезапным уходом, – пронеслось у Картера в голове. – Но как извиниться, если Бругш даже на глаза не показывается?» Однако еще больше, чем Бругш, Говарда интересовала загадочная дама с верхней палубы. Но и она за весь день не показалась ни разу. «Неужели это алкоголь так предательски повлиял на чувства, – думал Картер, – что теперь я преследую фантом человека, по которому тосковал, но который был слишком далеко?» Конечно, в жизни бывают странные совпадения. Но ее внешний вид, жесты, происхождение и потаенные взгляды, которые она бросала на Говарда, не оставляли ему никаких сомнений.

Прощаясь с ним в Сваффхеме, Сара заверила его, что любит. Почему же тогда она вышла замуж за Чемберса? Женщины иногда бывают непостижимы. Так же тяжело было понять ее теперешнее поведение. Ведь не было никаких причин для такой игры в прятки. Или все же это была не Сара? Говард злился на себя. Почему ему не хватило смелости просто заговорить с ней, если он был так уверен?

Для Картера, заваленного со всех сторон ящиками, мешками и клетками с животными, день на кормовой палубе тянулся бесконечно долго. Находясь в полупьяном состоянии, Говард был одержим женщиной, которую отчаянно любил, но обстоятельства мешали ему встретиться с Сарой и вселяли в него неуверенность.

Часами Картер, как крокодил, подстерегал добычу, глядя на поручни верхней палубы, – больше снизу ничего не было видно. Он представлял, как они заживут с Сарой, и эти картины овладели его сознанием. Говард поймал себя на мысли, что представляет, как ласкает грудь Сары, как обнимает ее сзади, как раздвигает коленями ее бедра, наполняя ее наслаждением. Возможно, два года назад он был еще подростком, но теперь стал мужчиной и мог овладеть Сарой со всей страстью. Ему было все равно. Он был готов бороться, пока она не будет принадлежать ему…

Еще одна ночь спустилась над долиной Нила. На кормовой палубе уже не царило безудержное веселье, как за день до этого. Египтяне оплакивали смерть своего вице-короля. Они стояли на коленях, склонив голову к востоку, некоторые даже бились лбом о палубу. В стороне, присев на свой чемодан, Картер наблюдал, как мужчины, которые еще вчера музицировали полночи, кричали и танцевали, теперь пребывали в молчаливом трауре. Лишь с верхней палубы доносились приглушенные голоса да с берега Нила долетал уже знакомый плач «ли-ли-ли-ли-ли».

В течение ночи, которую Говард провел в полусне, у него созрел план. Около шести часов утра пароход должен был приплыть в Луксор. Картер хотел сойти на берег одним из первых, чтобы ни Сара, ни мистер Бругш не могли от него улизнуть. Едва забрезжил рассвет, Говард уже стоял со своим чемоданом у правого борта близ выхода.

Картер много слышал о Луксоре, об элегантных набережных, светских отелях и роскошных магазинах, в которых одевались знаменитости и богачи со всего мира. Но рано утром, когда пароход приблизился к причалу, Луксор выглядел немного убогим и жалким, а люди – скорее бедняками. Этому были свои причины. В такой ранний час не спали лишь дети-попрошайки, носильщики и погонщики ослов.

Как и было запланировано, Картер сошел с корабля одним из первых и подыскал место, откуда можно было наблюдать за сходнями. Это было не так-то просто, поскольку народу на борту находилось превеликое множество: пассажиры, носильщики и слуги, которые, толкаясь и ругаясь, медленно продвигались вперед, а с берега уже поднимались на борт новые пассажиры.

Прошло двадцать минут, прежде чем поток пассажиров направился в обратную сторону. Ни Сары Джонс, ни мистера Бругша не было видно. Картер в нерешительности бросил свой чемодан и вернулся обратно на корабль, чтобы отыскать пропавших пассажиров.

Матрос, к которому Говард часто обращался с вопросами во время плавания, лишь пожал плечами. Только после того как Картер дал ему пиастр, он припомнил, что немец и молодая леди покинули пароход еще ночью на промежуточной остановке в Кене.

– А как же моя папка с рисунками? – сердито вскричал Говард. – Я ведь оставил ее на хранение мистеру Бругшу!

Матрос покачал головой и поднял руки к небу.

– Иншаллах, мистер, да будет угодно Богу.

 

Глава 15

Картер нанял в долине Нила погонщика ослов и спросил у него о самом дешевом пансионе. Тот, недолго думая, ответил:

– «Маамура пэлэс», мистер!

– Послушай, – повторил Говард, – я ищу самую дешевую квартиру в Луксоре. Дорогую я не могу себе позволить. Я хоть и европеец, но сейчас сижу без работы. Ты меня понимаешь?

– Мистер без работы. – Погонщик сочувствующе кивнул. – «Маамура пэлэс».

Отель на одной из боковых улочек Шариа-аль-Махатта, которая вела на вокзал, оказался совсем не таким помпезным, как можно было судить по громкому названию. На улицу выходило всего по два окна на каждом этаже, номеров тоже было мало. Пятиэтажный дом, втиснутый между кожевенной фабрикой и магазином, действительно предназначался для постояльцев со скромным достатком.

Пожив в Амарне, Говард привык к спартанской обстановке, и его не могла испугать бедная обстановка номера: заржавевшая кровать с заплесневевшим матрацем, стул,.стол с фарфоровой миской и деревянный брус для одежды вдоль всей стены. Изумляли только двери в номера – метр в высоту и по размеру туловища в ширину, так что пролезть в комнату можно было, лишь согнувшись в три погибели. Как оказалось впоследствии, это было преимущество.

Еще в день прибытия Говард Картер отправился на западный берег Нила. Там стояла толпа погонщиков ослов вместе с животными, и, когда Говард спросил, кто может доставить его к Эдуарду Навиллю, началась жуткая потасовка, потому что каждый погонщик указывал свое направление и уверял, что именно он лично знаком с Навиллем и знает, где тот сейчас находится. К тому же все погонщики наперебой обещали довезти Картера задешево. Молодой погонщик, который смешно говорил по-английски, объяснив, что так его научила одна француженка, вызвал у Картера доверие и получил заказ. Мохаммед, так его звали, бежал позади осла, на котором сидел Говард, и погонял животное. Говард вначале ехал по плодородной зеленой равнине, потом пересек канал по стволу дерева, который служил мостом, и через час достиг деревушки Курна. Это была стайка в тридцать разноцветных домишек среди барханов и каменистых холмов. В окнах домов не было стекол; как и везде в этой местности, в проемах стояли лишь коричневые или зеленые деревянные ставни. Дверные проемы были завешены тряпьем.

Немного поодаль от деревни Навилль приказал построить дом для археологов – видное здание из крепких кирпичей, обнесенное каменной стеной, служившей защитой от незваных гостей.

Картер покричал возле дома, стараясь привлечь к себе внимание, и через некоторое время на пороге появилась молодая женщина. На ней была серая галабия, но по лицу можно было смело утверждать, что она – европейка. Она была настолько красива, что Картер сразу понял: именно ее описывал Флиндерс Питри.

– Меня зовут Говард Картер, а вы, наверное, миссис Навилль.

– Так и есть, Маргарита Навилль. – Она протянула ему руку. – Вы англичанин, мистер Картер? Добро пожаловать в Курну!

Теперь Говард понял, у кого научился английскому Мохаммед. Я приехал из Амарны, – ответил Картер, – последние два года я работал там у Флиндерса Питри и теперь ищу новую работу. А где мистер Навилль?

Маргарита подняла левую руку и указала на запад, в сторону горной цепи. Затем, улыбнувшись, произнесла:

– Где ж ему быть в это время, как не в Дейр-эль-Бахри! Мохаммед отвезет вас туда, мистер Картер.

Говард поблагодарил за информацию, влез на осла, а погончик направил его на восток.

– Но не питайте больших надежд, мистер Картер! – прокричала ему вслед миссис Навилль. – Лучше промолчите о том, с кем вы работали!

Картер кивнул и помахал на прощание.

– Спасибо за совет. Я приму это к сведению, миссис Навилль!

Проехав двести метров, Говард наткнулся на узкоколейку, которая, как стрела, вела к скалистым утесам.

– Приказал построить мистер Навилль! – гордо заметил Мохаммед. – Чтобы вывозить мусор от храма мистера Навилля. Нет локомотива, но такая куча народа, чтобы тащить! – Произнося эти слова, погонщик смеялся и радовался, как ребенок.

Приблизившись, Говард увидел, как много батраков работало на раскопках. Их, наверное, было здесь не меньше пятисот. Минимум десять помощников передвигали вагонетку, на которой отвозили мусор. У подножия отвала – больше ничего на раскопках не удавалось увидеть – был натянут огромный тент, под ним сидел Навилль с планами и картами, как на центральном командном пункте. Заметив Говарда, он вышел к нему навстречу из-под тента. На Навилле был белый костюм, стоячий воротничок с бантом – будто и жары никакой для археолога не существовало. Он был среднего роста и отличался манерностью жестов – среди песков пустыни это выглядело очень элегантно. Светлые, с рыжеватым оттенком волосы и покатый лоб выдавали в Навилле некую неприступность. Нет, ни о какой симпатии говорить не приходилось, ибо Навилль являл собой полную противоположность Флиндерсу Питри.

После того как Говард представился и сказал о своем желании работать, лицо Навилля еще более посерьезнело. Повысив тон, будто ему надоел незваный посетитель, он сказал, скрестив руки на груди:

– И как вы убивали время до сегодняшнего дня, мистер Картер?

Говард чуть не поперхнулся. Он уже сомневался, что когда-нибудь отношения с этим человеком станут более дружелюбными. В тот же момент ему в голову пришла мысль, не назвать ли ему. учитывая обстоятельства, имя своего учителя, ведь рано или поздно Навилль об этом все равно узнает. Поэтому Говард ответил:

– Сэр, я два года проработал на раскопках в Амарне вместе с Флиндерсом Питри.

– Ах, так вы протеже лорда Амхерста!

– Если вам так будет угодно, сэр.

– Он называет уважаемое собрание своим, но к науке не имеет ни малейшего отношения. А что касается Питри, то у него достаточно заслуг, однако я не терплю ученых в рубашках с засученными рукавами и сандалиях.

Картер взглянул на себя. Его изношенная одежда вряд ли могла впечатлить Навилля.

Археолог продолжал задавать вопросы:

– А в чем заключалась ваша работа у Питри, мистер Картер?

– Я составил план города Ахетатон. Собственно, я хотел показать вам эту работу, но меня обокрали на корабле по дороге сюда. Один человек по имени Бругш, которому я отдал на хранение рисунки, украл их.

– Эмиль Бругш?

– Да, именно он, сэр!

– Поздравляю, вы отдали ваш план в руки самому злостному спекулянту антиквариатом. Надеюсь, что ваши планы не были слишком подробными, иначе этот мошенник без труда управится.

– Вы думаете, что Бругш будет проводить раскопки в Амарне ради своей корысти?

– Он уже не раз проделывал это, мистер Картер. Честно говоря, я удивляюсь, как вам пришло в голову отдать планы на хранение Бругшу.

«В последнее время, – подумал Картер, – у меня все идет наперекосяк». Его шансы устроиться на работу к Навиллю стремительно приближались к нулю. И Говард совсем не удивился, когда Навилль холодно сообщил:

– Мне очень жаль вас, мистер Картер, но в данное время У меня нет места, которое я мог бы вам предложить. Возможно, позже, вы понимаете? Вы уже где-то остановились?

– В одном пансионе возле вокзала, – ответил Говард, – он называется «Маамура пэлэс».

Навилль подошел к своему столу под тентом и сделал пометку в блокноте.

– Сэр, – спросил Картер, – можно мне поближе взглянуть на раскопки?

– Да, конечно. – В один момент мрачное лицо археолога просияло улыбкой. Он схватил свою соломенную шляпу с широкими полями и водрузил ее на голову. – Пойдемте, мистер Картер!

Когда они шли по отлогой рампе, поднимавшейся на первую террасу высеченного в скалах храма, Навилль походил на триумфатора. Он запрокинул голову и почти смежил веки. Археолог смотрел то в одну, то в другую сторону и останавливался у отдельных групп рабочих, причем каждый раз хмурился и на его лбу проявлялись две вертикальные морщины, но через секунду они тут же исчезали, будто их и не было.

Дойдя до галереи, археолог распростер руки, как проповедник, и, совершенно неожиданно рассмеявшись, сказал дрожащим голосом:

– Добро пожаловать в храм царицы Хатшепсут, прекраснейшей из всех!

На секунду Навилль даже закрыл глаза, и казалось, что он наслаждался эхом своих слов.

За два года работы вместе с Питри в Амарне Говард еще ни разу не видел такого торжественного представления. И Картер, учитывая ситуацию, воспринимал подобное поведение как вполне уместное. Этот Навилль и в самом деле был странным человеком, но в то же время его жесты и слова завораживали. Поэтому Картер отреагировал тоже весьма необычно: он поклонился, так что его руки свисали, как плети, а голова была чуть не на уровне колен, что иногда можно было увидеть на древних рельефах. Говард произнес:

– И возрадовалось сердце слуги ее величества, правительницы обеих земель!

Навилль смущенно взглянул на юношу, который явно подыгрывал ему. Он не ожидал такой реакции от Картера и, чтобы скрыть свое удивление, произнес:

– Есть три причины, благодаря которым этот величественный храм пережил три тысячи лет. Так, в раннехристианскую эпоху на самом верхнем этаже храма устроили церковь, стены с изображениями древних богов были оштукатурены и разрисованы христианскими фресками. Потом пришли арабы и перестроили весь комплекс под оборонительное сооружение. Еще несколько лет назад снаружи можно было видеть громадную сторожевую башню, построенную из камней храма. И третья причина – природное окружение храма. Тысячелетиями каменные глыбы и осколки откалывались от утесов и не было никого, кто бы убрал их. Поэтому храм вскоре исчез под громадной кучей камней.

Говард задумчиво кивнул.

– Мариэтт предполагал, – продолжал Навилль, – что под этой грудой находится маленький храм. Но потом он начал проводить систематические раскопки, и на свет появилось много интересных фрагментов. Прежде всего настенные рельефы помогли прийти к выводу, что значение этой женщины на троне фараонов было колоссальное. Она была дочерью Тутмоса I и вышла замуж за своего сводного брата Тутмоса II. Между ними в браке было много конфликтов, из которых победительницей вышла Хатшепсут. Она стала правительницей, первой в истории царства женщиной-фараоном. Идите за мной, мистер Картер!

Они прошли через остатки колонного зала. Навилль становился все возбужденнее. Его глаза, в которых обычно ничего нельзя было прочитать, теперь горели от волнения.

– Вы только посмотрите, мистер Картер, это Хатшепсут – правительница обеих земель!

Он указал пальцем на рельеф, который был едва ли больше трех футов. Царица выглядела как мужчина: в набедренной повязке и с голым торсом. На подбородке у нее висела накладная борода.

– Какая таинственная женщина, – заметил Говард и покачал головой.

Как и все они, – ответил Навилль. – Как все женщины, Хатшепсут тоже была весьма общительной. Но, в отличие от нынешних представительниц слабого пола, приказывала изображать на камне все, что было достойно внимания. Я убежден, что, если когда-нибудь этот храм будет полностью откопан, мы узнаем о Хатшепсут столько же, сколько о королеве Виктории.

– И за какое время вы справитесь с этим заданием?

– Это в основном вопрос денег, мистер Картер. Я не уверен, что успею осилить эту работу до конца своих дней.

С другого конца храма послышался крик ассистента Навилля. Чтобы усилить голос, он использовал рупор – длинную воронку из листового металла с ручкой сбоку. Навилля звали на место находки.

– Я прошу меня простить, – коротко извинился археолог, будто только что вернулся в действительность. – Как говорится, если что-нибудь подходящее подвернется, я дам знать. Как, вы говорите, называется ваш великолепный отель?

– «Маамура пэлэс», сэр.

– Ах да, «Маамура пэлэс». Ну, до встречи!

Навилль ушел, даже не подав Говарду руки. Хотя поведение Навилля было не очень обходительным, Говард не избежал чар археолога. В Навилле был какой-то огонь, восторженность, отличавшие хороших археологов. Этим он даже напоминал Питри, учителя Говарда. Однако, несмотря на то что это было единственное сходство между археологами, Говард был безоговорочно очарован Навиллем.

На обратном пути в долину Нила, который он молча проделал на осле Мохаммеда, мысли его вертелись лишь вокруг исчезновения Бругша и таинственной женщины. Почему Бругш утаил, что знает эту женщину? Неужели у Сары с этим плутом какие-то темные делишки? Зачем ей играть в такие коварные прятки? Картер сомневался, он сомневался в себе, в Саре и в том, любит ли она его вообще.

Ночь он проспал вполглаза, потому что ему мешал несмолкающий шум привокзальных улиц, а на следующий день надел костюм для тропиков, который ему любезно предоставила леди Маргарет. Костюм сидел кое-как, но для плана Говарда такая одежда была просто необходима.

Накануне Картер нарисовал дюжину визитных карточек с надписью: «Говард Картер, художник-анималист, отель "Маамура пэлэс" Луксор» и, прихватив их, отправился к отелю «Уинтер пэлэс», роскошному зданию цвета охры. Его фасад в это время находился еще в тени, поэтому у входа стояла приятная прохлада. В магазинчиках, расположенных рядом с отелем, постепенно просыпалась жизнь. Над ними на террасе подавали завтрак дорогим гостям. С рисунками под мышкой Говард поднялся по лестнице, насчитывающей двадцать одну ступеньку, к входу в гостиницу и исчез за вращающейся дверью.

Дворец не мог быть красивее. И Картер был готов уже повернуть обратно, но тут увидел свое отражение в сверкающем зеркале и посчитал, что его вид соответствует показной напыщенности знати в отеле.

На пересечении диагоналей шести квадратных колонн в центре зала стоял круглый мраморный стол на четырех выгнутых ножках в форме рыб. На противоположной стороне от входа, по левую руку, лестница вела вверх в галерею, под потолком которой висела хрустальная электрическая люстра. Еще никогда в жизни Говард не видел такого шикарного освещения. Через вращающуюся дверь под галереей можно было видеть парк. Шесть ступеней с левой стороны холла вели к номерам от 122 до 140. Это можно было прочитать на табличке справа от двустворчатых стеклянных дверей. Комната для швейцаров, с правой стороны холла, была обшита африканским деревом драгоценных пород и походила своей обстановкой на модный лондонский клуб. Одетый в черный костюм и красную феску метрдотель, завидев Говарда, учтиво поклонился.

С равнодушной самоуверенностью постояльца гостиницы Говард прошел швейцарскую, поднялся с правой стороны по ступеням и попал в длинный коридор, из которого многочисленные стеклянные двери вели в ресторан. Навстречу Картеру повеяло запахом кофе и жареного сала. В ресторане сидели лишь три одинокие пожилые дамы, остальные постояльцы предпочли завтракать на свежем воздухе. Итак, Говард пошел на террасу, откуда открывался прекрасный вид на Нил и его противоположный берег.

Появление Картера не привлекло внимания. В своем белом костюме для тропиков он едва ли отличался от постояльцев отеля, Говард критическим взглядом окинул гостей, прежде всего дам, которые выглядели так, будто никогда не путешествовали без собачки или кошки. Он целенаправленно подходил к таким и, представившись художником-анималистом, предлагал нарисовать портрет их маленьких любимцев.

Работой Картера интересовались, и он оставлял визитные карточки. Вскоре Говард раздал все, кроме одной, и подумал, не оставить ли ее у портье отеля за бакшиш, как вдруг увидел за столом мужчину, который сидел спиной, а теперь обернулся.

– Мистер Бругш! – удивленно вскрикнул Говард.

Тот, казалось, был удивлен не меньше Картера.

– Мистер Картер, вы здесь? Я вас не узнал.

Говарда на самом деле трудно было узнать. Его белый костюм придавал ему вид джентльмена из высшего общества. Но и Бругш тоже изменился: на нем была белая галабия и феска, под которой он прятал свои светлые волосы.

– Я искал вас на пароходе, но это было все равно что искать иголку в стоге сена, – без лишних слов начал Картер. – Почему вы велели сказать, что вас нет? Почему вы сошли с парохода в Кене, даже не заикнувшись о ваших намерениях, мистер Бругш?

Губы Бругша растянулись в улыбке.

– Мистер Картер, я ведь не обязан вас информировать о каждом своем шаге. Но если вы действительно хотите знать, пожалуйста: я сошел в Кене по важному делу. Надеюсь, вы ничего не имеете против?

– Мне абсолютно все равно, где и когда вы сходите с корабля, – рассерженно ответил Картер, – мне нужна лишь моя папка с рисунками из Амарны.

– Вы разве ее не нашли? – Бругш наморщил лоб, всем своим видом показывая, как серьезно он относится к сложившейся ситуации.

– К сожалению, нет, мистер Бругш. Она должна быть у вас И я требую, чтобы вы вернули мне ее!

– Вот тебе раз! – вскрикнул переодетый немец. – Я же оставил ваши рисунки в своей каюте и попросил капитана выдать вам их по первому требованию. Разве он не сделал этого?

– Нет, мистер Бругш. Я не верю ни единому вашему слову и не сомневаюсь, что планы города все еще у вас.

– Тем самым вы хотите сказать, что я – лжец?

Говард скрестил руки на груди.

– Обстоятельства не позволяют мне сделать иного вывода, мистер Бругш. Именно вам я не собираюсь объяснять, что для расхитителей гробниц они неоценимы.

Бругш со звоном поставил чашку на блюдце, так что некоторые постояльцы испугались, и, покраснев от злости, в ярости закричал:

– Это неслыханная наглость! Посудите сами, я – куратор Египетского музея, мне незачем красть планы раскопок! А теперь убирайтесь отсюда! Иначе я велю вышвырнуть вас!

Картер слишком много знал об этом человеке, чтобы опасаться его резких высказываний. Ничуть не смутившись, он перешел в нападение и пригрозил немцу:

– Мистер Бругш, если вы не вернете мне планы до завтра, я обращусь в полицию и дам показания против вас.

Эти слова привели археолога в бешенство, так что он даже призвал на помощь лакеев, которые по неизвестным причинам были рядом с ним.

– Уберите этого англичанина от меня, – велел он. – Ему нечего делать в этом отеле. Его имя Картер, он – мошенник и вор. Дамы и господа, следите за своими драгоценностями!

В тот же миг на террасе началась паника. Мужчины вскочили, чтобы уйти в безопасное место, а состоятельные дамы принялись осторожно ощупывать свои украшения. Прислуга отеля тут же окружила Картера. Мужчина, похожий на шкаф, заломил Говарду руки за спину и, хотя у Картера не было никакого оружия, позвал полицию. Через пять минут весь отель всполошился, как будто было совершено покушение на мудира. Лишь Бругш, который заварил всю эту кашу, внезапно исчез.

Хамди-бей, начальник полиции Луксора, сделал строгое лицо, когда спустя полчаса прибыл на место происшествия. Едва он вошел на террасу отеля и поинтересовался составом преступления, как тут же вновь началась суматоха, которая до этого уже заметно улеглась. Постояльцы, старший официант и лакеи тыкали пальцем в Говарда Картера и кричали:

– Это он!

Не успел Говард и глазом моргнуть, как его вывели из отеля в кандалах и посадили в запряженный мулом полицейский вагончик, который ждал у обочины.

Говарду казалось, что все это ему снится. Но вот его привезли в полицейский участок. Пустые комнаты, выкрашенные в бирюзовый цвет, были здесь выше обычных. Тут Картера начали допрашивать как преступника. В течение всего допроса начальник полиции старательно смотрел на свой стол и ни разу не взглянул на собеседника.

После записи личных данных, которая прошла не без сложностей, потому что английское правописание очень отличалось от арабского, Хамди-бей снял с Говарда наручники и заявил:

– Расскажите о совершенных вами преступлениях, мистер Картер.

– Каких преступлениях? – возмущенно вскричал Говард.

– О краже!

– Какой краже?

– Постояльцы отеля «Уинтер пэлэс» утверждают, что вы их обокрали.

– Кто это утверждает, Хамди-бей?

– Господин Бругш, мистер Картер.

– Вот как! Значит, он это утверждает. И что же, позвольте спросить, я у него украл?

Полицейский пожал плечами.

– Господин Бругш сообщит нам об этом завтра. А покуда я должен задержать вас, мистер. – Он указал на нечто, похожее на камеру, которую было видно в конце коридора через дверь. За решеткой стояли и глазели пятнадцать-двадцать заключенных: мужчины, женщины и даже дети, которым едва ли исполнилось двенадцать лет. Они с любопытством прислушивались к допросу. Это, бесспорно, было единственным развлечением в их мрачной повседневной жизни.

С трудом сохраняя спокойствие, Говард произнес:

– Хамди-бей, я – англичанин, и вы не имеете права держать меня здесь!

– Даже англичане должны соблюдать законы нашей страны, – как бы между прочим, холодно ответил начальник полиции и подписал протокол. – Как только выяснится, что вы невиновны, вас тут же отпустят. А пока у меня нет причин не верить мистеру Бругшу. Он – уважаемый человек, куратор Каирского музея.

Хамди-бей щелкнул пальцами, и из-за спины появились двое полицейских в униформе. Резким кивком начальник подал им знак, и они, схватив Говарда, повели его к камере, толкая впереди себя.

Заключенные зааплодировали, когда Картер вошел туда в белом тропическом костюме. Две беззубые нищенки с темной кожей и седыми волосами попробовали качество ткани на рукавах и штанинах, потерев материю между большим и указательным пальцами. Это тут же вызвало всеобщий хохот окружающих.

– О, какой знатный эфенди! – пронзительно взвизгнула одна. – Что же он такого натворил, что его бросили к нам в эту дыру?

Говард оттолкнул обеих старух и осмотрелся. Смутившись, он обнаружил, что в камере нет ни скамейки, ни стула, чтобы можно было присесть. Единственным признаком комфорта была дыра в полу в правом углу, куда заключенные справляли естественные потребности.

Говард в отчаянии присел на каменный пол у стены напротив входа. Он чувствовал, что все на него смотрят. Но когда он бросал ответный взгляд, арестанты отводили глаза. Большинство из них цеплялись руками за прутья решетки и глядели наружу, через длинный коридор, где кипела повседневная жизнь полиции Верхнего Египта.

Через некоторое время Картер обратился к одному из сокамерников, одетому в серую галабию и имевшему не такой запущенный вид, как у всех остальных. Египтянину было около тридцати. Говард спросил его, как он здесь очутился. Но тот, явно не расположенный к разговору, лишь неохотно покачал головой и отмахнулся, будто хотел сказать: «Оставь меня в покое».

Единственной, кто проявил к Говарду интерес, оказалась красивая, но грязная девочка с курчавыми волосами до плеч. Она сидела недалеко от него и пыталась обмахиваться своей длинной широкой юбкой. Она то притягивала ее поближе к лицу, то махала у пола. При этом она прищелкивала языком. Ужасные условия содержания не способствовали тому, чтобы заключенные стеснялись. А когда девочка вообще сняла юбку, чтобы показать Картеру, что под ней действительно ничего нет, он с отвращением отвернулся.

Один парень – ниже Говарда ростом, но на вид старше, чем был на самом деле, – подошел к англичанину и с трудом спросил на почти непонятном английском:

– Как вы сюда попали, мистер?

У Говарда уже не было желания говорить, но потом он взглянул в открытое и честное лицо египтянина и ответил:

– Ты спокойно можешь говорить со мной на своем языке. Как тебя зовут?

– Сайед, – ответил юноша, – мне уже четырнадцать!

– Четырнадцать? – удивленно повторил Картер. – Тебе в твоем возрасте лучше бы в школу ходить, чем сидеть в тюрьме. И что же ты натворил?

Сайед закатил темные глаза и хитро улыбнулся. Ему ведь нужно было отрицать, что он что-то украл, поэтому он сложил лодочкой правую руку и затем резко повернул ее в запястье.

– Сумочка одной леди из Европы. Это было не в первый раз. Меня просто поймали впервые.

– И где, при каких обстоятельствах?

– У корабельной пристани. Хассан, мой учитель, лучший вор-карманник между Асуаном и Александрией, говорит, что идеальная возможность что-нибудь стащить появляется в тот момент, когда люди спускаются с корабля. Никто не следит за своими вещами. Все смотрят только вперед, на то, что их ожидает.

– Вот как! Значит, так говорит Хассан.

– Да, Хассан говорит, Хассан умный. Он может пересказать первую суру Корана наизусть! А вы можете, мистер?

– Нет.

– Вот видите.

– И кто же тебя поймал?

Сайед выпятил нижнюю губу и кивнул в сторону полицейского бюро.

– Хамди-бей, лично. – Он наклонился к Говарду и, прикрыв ладонью рот, прошептал: – Он единственный, кто мне может принести воды. Остальные здесь – настоящие болваны и тряпки, они не стоят тех денег, которые им платят.

Говард рассмеялся, маленький воришка нравился ему.

Некоторое время оба молча глядели в пол, и тут Сайед вдруг вполголоса пробормотал:

– Вообще-то, я не люблю англичан…

Картер взглянул на мальчика.

– Но почему, позволь спросить?

– Хассан говорит, что англичане купили Египет. Просто так, как на рынке покупают верблюда или мешок сахара. Но, как говорит Хассан, у англичан не было на это права. Мы, египтяне, хотим жить так, как нам хочется. Мы ведь тоже люди! Так Хассан говорит.

– Я вижу, что этот Хассан – националист. А ты тоже хочешь стать таким же?

Сайед уверенно кивнул.

– Честно сказать, – тихо произнес Говард, – я целиком на твоей стороне. То, что англичане делали в Александрии десять лет, – это позор для всей Британской империи.

– Хассан собственными глазами видел, как ваш флот стрелял по Александрии и разрушил полностью базар, площадь Мохаммеда Али и улицу Консульства. При этом наш предводитель Араби-паша всего лишь хотел, чтобы англичане не вмешивались в египетские дела. Но Хассан говорит, что Аллах дает силы даже цыпленку, чтобы разбить скорлупу.

– Насколько я знаю, Араби-паша все еще жив?

– Его сослали в ссылку на Цейлон, и он больше не может вернуться домой. Теперь Хассан наш… – Сайед запнулся.

– Ваш кто? – поинтересовался Говард.

– Да так, ничего. Я уже много чего разболтал, мистер.

– Картер, – добавил Говард. – Ты можешь мне доверять. Я не имею ничего общего с политикой. Я – археолог и интересуюсь лишь людьми, которые жили три тысячи лет назад. Если взять это во внимание, то я – плохой подданный ее величества королевы Виктории.

Сайед сморщил нос.

– Хассан говорит: кого один раз укусила змея, тот и маленькой веревки боится.

– Умный человек этот Хассан. Где он живет?

Мальчик на какое-то время замолчал. Наконец он сказал:

– Хассан вытащит меня отсюда. И, если хотите, я могу и за вас замолвить словечко.

– Как же это получится?

Сайед захохотал, будто мог дать голову на отсечение за свои слова. Да и вообще казалось, что он не принимает всерьез содержание под стражей.

– Эфенди, – вымолвил он после паузы, – вы ведь еще не так давно в Египте? Мне кажется, вы слишком плохо знаете традиции и обычаи нашей страны.

– Почти три года, – ответил Картер, – хотя два из них я прожил в пустыне, вдали от городов, в Среднем Египте.

– Ах, вот оно что, – улыбнулся Сайед. – Знаете, есть только один бог – Аллах. Но на самом деле рядом с Аллахом есть еще два других бога – бакшиш и нужные связи. Если у тебя есть один из них – это хорошо, а если оба – еще лучше.

– Так говорит Хассан?

– Нет, так говорит Сайед. Можете мне верить. Больше одного дня я здесь не проторчу. У вас есть с собой деньги?

– Да, – нерешительно ответил Говард.

– Сколько?

– Зачем ты спрашиваешь?

– Ну, я бы сказал так: если у вас есть однофунтовая банкнота, тогда вы свободны.

Картер недоверчиво взглянул на мальчика.

– И еще один фунт для меня, – поторопился добавить Сайед. – Мне здесь тоже не очень-то нравится. – При этом он посмотрел на толстого египтянина, который сидел на корточках над дырой в полу, справляя естественную нужду.

Говард сомневался. Мальчик казался ему слишком хитрым. С другой стороны, лишь от одной мысли, что придется провести в этой камере пару суток, у Картера по спине бегали мурашки. Под рубашкой Говард носил сумочку со всеми своими сбережениями – почти шестьдесят английских фунтов. Это было целое состояние, и он должен был предусмотреть все. Если сокамерники нападут на него ночью, а среди них Говард заметил двух мрачных типов, он потеряет все. Возможно, это был единственный шанс, а потому ему придется доверить свою судьбу парнишке.

Стараясь не привлекать внимания, Говард подсел поближе к Сайеду. Тот сразу смекнул, в чем дело, и повернулся спиной, чтобы отгородить Картера от ненужных взглядов. Говард осторожно расстегнул рубашку, потом достал сумочку, вынул фотографию Сары и выудил две банкноты по фунту, которые быстро сжал в кулаке.

Картер как раз хотел положить обратно фотографию, как вдруг заметил любопытный взгляд Сайеда. На лице мальчишки просияла улыбка, и он спросил:

– Ваша жена, мистер Картер?

– Это тебя не касается! – тихо проворчал Говард и сунул фотографию в сумочку, потом незаметно застегнул рубашку.

– Мистер, – нерешительно начал Сайед, – а где ваша жена сейчас?

– В Англии, – неохотно ответил Картер. – Почему ты спрашиваешь?

Сайед смущенно отвел глаза.

– Неловкая ситуация получается, – неохотно произнес он. – Но я мог бы поклясться, что именно у этой дамы с фотографии я стащил сумочку. Мне очень жаль, мистер Картер.

Прошло время, прежде чем Говард смог привести свои мысли в порядок. От слов Сайеда Картеру стало не по себе. Говард еще раз вынул фотографию Сары из-под рубашки и сунул под нос мальчику.

– Да, точно эта женщина! Она сходила с почтового парохода на пристани. Ее багаж повезли в отель «Луксор». Когда она спускалась по сходням на берег, я… Ну, вы знаете уже. Мне действительно очень жаль, мистер Картер. Я просто в отчаянии. Как я могу теперь загладить свою вину?

Слова Сайеда звучали правдиво.

– Эта дама сошла на берег здесь! – недоверчиво спросил Говард, размахивая фотографией перед носом Сайеда. Хотя он и старался, ему не удавалось скрыть своего волнения.

– Ну, я же говорю вам! Она и послужила причиной того, что я тут сижу!

Говард поспешно сунул фотографию под рубашку.

– Мне нужно выйти отсюда! – почти беззвучно прошептал он и повторил: – Мне нужно выйти отсюда!

Сайед указал на кулак Картера, в котором все еще были зажаты два фунта.

– Если вы будете так любезны…

Говард не питал больших надежд, но теперь ему было все равно. Он сунул деньги Сайеду так, чтобы никто не заметил, и пригрозил мальчику:

– Но если ты обманешь, я убью тебя. Можешь не сомневаться!

– Договорились, – невозмутимо ответил тот. Картер спрашивал себя, действительно ли этот паренек такой хладнокровный жулик или просто он уверен в своих силах? Картер не спускал с него глаз. Мальчик подошел к решетке и позвал охранника, дремавшего в конце коридора на стуле.

Охранник с явной неохотой поднялся на зов Сайеда. Он пробормотал непонятное проклятие и зашаркал по каменному полу стоптанными башмаками. Было слышно, как Сайед что-то шепчет ему, но разобрать хотя бы слово Картер не смог. Наконец охранник так же шумно удалился, как и пришел.

Через пару минут у решетки появился Хамди-бей, и между ним и Сайедом снова началось долгое перешептывание. Во время разговора парнишка часто оборачивался и показывал пальцем на Картера. После короткого спора начальник полиции ушел.

Закусив от злости губу, рассерженный Сайед ударил кулаком по решетке и вернулся к Говарду. Сокамерники с любопытством смотрели на Сайеда, но тот предпочитал молчать. Как только интерес к происходящему немного ослабел, он, растопырив пальцы, шепнул на ухо Говарду:

– Сукин сын остался недоволен. Он хочет пять фунтов!

Говард уже видел себя на свободе. Неужели все его усилия напрасны? Тщательно обдумав ситуацию, он решил, что в камере может лишиться всего. Только Хамди-бей знал, что у Говарда при себе есть деньги, поэтому Картер вытащил из-под рубашки еще три фунта и передал их Сайеду.

Представление повторилось. Вначале подошел охранник, потом – Хамди-бей. Пять английских фунтов моментально возымели действие на начальника полиции, и он исчез.

– Все в порядке, мистер Картер, – вернувшись, сказал Сайед. – Ничего не в порядке, – прошипел в ответ Говард, – я заплатил пять фунтов и хочу выйти отсюда!

Мальчик успокаивающе поднял руки.

– Погодите немного! Хамди-бей хоть и плут, но не обманщик.

– А в чем же разница? – тихо возмутился Говард. Его злость не знала предела. Но что было делать: кричать, протестовать, размахивать кулаками? Пока он беспокойно искал выход из сложившейся ситуации, пока всерьез думал, как прикинуться потерявшим сознание и потом сбежать из больницы, охранник открыл решетку и, указав на Картера и Сайеда, крикнул:

– На допрос!

Оба незаметно переглянулись и подчинились требованию. А через пару минут они уже стояли на улице перед полицейским участком.

– Ну, что я говорил? – улыбнулся Сайед и повторил: – Хамди-бей хоть и плут, но не обманщик!

Говард тут же отправился к гостинице «Луксор», которая была недалеко от полицейского участка. Он был взволнован так же, как несколько лет назад в Сваффхеме. Говард пытался подобрать подходящие слова, которыми хотел встретить Сару. Вполголоса он бормотал их себе под нос, потом вошел в отель и справился у портье о миссис Саре Чемберс.

– Сожалею, – ответил маленький дружелюбный египтянин, – но такая дама у нас не останавливалась!

– А может быть, есть мисс Сара Джонс? – Говард умоляюще взглянул на портье.

– И никакой мисс Сары Джонс, сэр!

– А не останавливалась ли в вашем отеле англичанка?

Тут низенький портье рассердился и, нервно закатив глаза, ответил:

– Сэр, у нас большой отель, и здесь живут не только англичанки. А сейчас простите, я занят.

«Бакшиш!» – пронеслось в голове у Картера. Вспомнив, что говорил ему Сайед в камере, Говард положил на столешницу перед портье два пиастра и спросил:

– Не могли бы вы мне показать на секундочку список постояльцев?

Портье, не имевший права этого делать, внимательно смотрел по сторонам, пока Говард изучал фамилии. Англичанками, которые путешествовали одни, оказались миссис Шоуки из Глочестера, мисс Эванс из Манчестера, миссис Джейн Калин с дочерью Мэри из Брайтона и леди Элизабет Коллингем из лондонского Саут-Кенсингтона.

Картер разочарованно отложил гостевую книгу. Может быть, Сара путешествует под вымышленным именем? Признаться, он не видел в этом никакого смысла, однако это была его последняя надежда. Тем временем наступил вечер, и Говард ходил взад-вперед перед отелем «Луксор». С противоположной стороны улицы он наблюдал за каждым окном в надежде, что Сара все-таки появится и помашет ему. Но ничего не произошло. Спустя два часа Говард устал как собака, сдался и пошел обратно к своему пансиону.

Ночь Картер провел в беспокойном сне. Ему грезилось, что Сара сидит в камере полицейского участка, а его при попытке ее освободить схватили охранники и бросили в другую камеру. Он кричал и прислушивался к каждому звуку, чтобы понять, что ему отвечает Сара, но эхо пустых коридоров лишь искажало ее голос. Они не могли разобрать, что кричали друг другу.

Незадолго до восхода солнца Картер вновь отправился к отелю «Луксор», чтобы с улицы наблюдать за окнами и входом. В такую рань у входа царило оживление. Дрожки и повозки, запряженные мулами, отъезжали, чтобы доставить багаж постояльцев к вокзалу. Торговцы привозили свои товары, а целое войско полураздетых лакеев с песнями подметало улицу перед отелем. От этого в воздух поднялись серые тучи пыли и совершенно закрыли обзор.

После трех часов безрезультатного ожидания Говард присел на скамейку на набережной и уставился в пустоту. Тут он услышал позади себя незнакомый женский голос:

– Простите, сэр, но меня не покидает ощущение, что вы за мной следите вот уже несколько дней. Вы не хотите назвать причину столь странного поведения?

Обернувшись, Говард испугался до смерти. Перед ним стояла загадочная дама с корабля. Она была как две капли воды похожа на Сару, и лишь голос выдавал, что это была не она. В тот момент Картер подумал, что чувства изменили ему. Неужели глаза или уши сыграли с ним злую шутку?

– Я думал… Я надеялся… Мисс Джонс? – Говард вскочил. Он бесстыдно разглядывал незнакомку. – Мисс Джонс? – беспомощно повторил он.

– Меня зовут леди Элизабет Коллингем, – ответила незнакомая дама, так похожая на Сару.

– Леди Коллингем, – беззвучно прошептал Картер и растерянно закивал. Наконец, запинаясь, он произнес: – Меня зовут Говард Картер. Я археолог.

– Вы все еще не ответили на мой вопрос, мистер Картер! – настаивала незнакомка.

– Да… – медленно произнес Говард, с трудом приводя разум и чувства в порядок. Умом он понимал, что перед ним – совсем другая женщина, но его чувства указывали обратное. – Я просто спутал вас, – робко сказал Картер, – я никогда бы не осмелился…

– Довольно неуклюжий способ оправдать свое поведение. Вы не находите, мистер Картер?

Говард пожал плечами.

– Так, наверное, это выглядит со стороны, миледи, но поверьте, что у меня и в мыслях не было компрометировать вас. Пожалуйста, поверьте мне.

Леди Коллингем улыбнулась. Казалось, она не совсем верит молодому англичанину. С другой стороны, она не могла скрыть, что нерешительность археолога ей нравилась.

Когда Картер заметил недоверчивую улыбку леди, он разозлился. Говард вынул свою сумочку из-под пиджака и показал незнакомке.

– Это она! – торжествующе произнес он.

– Миленькая, действительно очень симпатичная, – насмешливо произнесла леди. – Но разве это объясняет ваше поведение?

– Вы правы. То, что вы похожи с мисс Джонс, еще не является поводом для того, чтобы вас преследовать. Но знаете, когда наши пути разошлись два года назад, это случилось не потому, что наши чувства угасли. Мисс Джонс вышла замуж за другого, хотя любила только меня. Вы можете себе это представить? С тех пор я стал довольно успешным археологом и попытался забыть Сару Джонс Но, как видите, ничего из этого не вышло. Простите мое поведение, миледи.

– Извинения принимаются! – Леди Коллингем внимательно посмотрела на Говарда. – Но при одном условии. Вы расскажете мне о себе и этой мисс Джонс.

Картер не поверил, что прекрасную незнакомую леди действительно интересует его судьба. Он также не знал, готов ли рассказать ей о своей жизни. Говард нерешительно взглянул в ее темные глаза, которые так напоминали Сару, и ответил:

– Леди Коллингем, вы уверены, что вам это и в самом деле нужно?

– Абсолютно уверена! – ответила незнакомка. На ней было длинное черное платье с черным кантом и кружевами и зонт от солнца того же цвета. Она раскрыла его и взяла Говарда под руку. – Пойдемте, составьте мне компанию во время моей утренней прогулки!

Говард не знал, как ему поступить. Еще вчера он сидел в душной тюремной камере, а теперь разгуливал по набережной Нила под руку с прекрасной леди, которая чертовски была похожа на Сару Джонс. Он был смущен, сбит с толку и напуган. Его обуревали смешанные чувства. Что-то в его душе противилось отвечать на близость красивой леди, но уже в следующий момент эта близость породила приятное чувство сродни тому, которое Говард испытывал, когда рядом была мисс Джонс.

В сложной неопределенности оба некоторое время шли молча. С противоположного берега Нила дул горячий пустынный ветер, и леди Коллингем с трудом удерживала зонтик. Говард отчаянно подыскивал нужные слова. Он не знал, с чего ему начать. Как ему рассказать свою историю женщине, которую он совсем не знал? Неужели она думает, что он готов поведать ей о своих самых сокровенных чувствах?

Картер вдруг остановился. Он отпустил ее руку и подчеркнуто вежливо произнес:

– Миледи, прошу меня простить.

И, прежде чем леди Коллингем успела что-то ответить, Говард бросился наутек. Картер мчался по набережной Нила, будто за ним гналась свора собак. Возле отеля «Савой» он повернул налево и, только удостоверившись, что леди его не преследует, замедлил шаг. Когда он вошел в свой пансион, его костюм, влажный от пота, прилип к телу.

– Эфенди! – вскрикнул Махмуд Хабила, вечно веселый хозяин «Маамура пэлэс». Он махал какой-то бумагой. – Новость для вас, от мистера Навилля!

Говард прочитал: «Прошу срочно приехать ко мне в Дейр-эль-Бахри. Эдуард Навилль».

И снова в жизни Говарда Картера произошел внезапный поворот. Приехав к Навиллю на противоположный берег Нила, юноша узнал, что ассистент археолога Перси Браун получил серьезную травму. Браун занимался копированием надписей и настенных рельефов и упал с лесов, сломав при этом правое бедро и обе руки.

– Вы готовы работать вместо мистера Брауна? – спросил Навилль в своей обычной резкой манере.

– Почему нет? – нерешительно ответил Картер. Он знал теперь, что нужен Навиллю, и добавил: – Все зависит от условий, сэр.

Навилль, конечно, был не тот человек, с которым можно было торговаться, но в такой ситуации он явно зависел от молодого англичанина. Поэтому археолог измученно взглянул на Говарда и, будто он испытывал боль от таких слов, спросил:

– Назовите свои условия, мистер Картер!

Говард думал, что все это ему снится. Великий Навилль говорит ему: «Назовите свои условия!» Картер подумал немного, Не сыграть ли с археологом по-крупному, и рискнул всем.

– Доктор, – самоуверенно произнес он, – я хотел бы жалованье в два раза большее, чем я получал в Амарне у Флиндерса Питри, – сто фунтов.

– Договорились.

– И кроме этого…

– Да? – Навилль в ожидании посмотрел на Картера.

– Мне хотелось бы, чтобы вы научили меня археологии.

Говард сам удивился своей смелости.

– Еще что-нибудь? – провоцируя молодого человека, осведомился Навилль.

– Нет, сэр. Это все.

В тот же миг лицо Навилля просветлело и гримаса мучившей его боли исчезла.

– Что касается последнего, это достойно похвалы, – довольно заметил он, – значит, вы – вдохновленный этим делом человек. Мне это нравится, мистер Картер. Я согласен! – Он протянул Говарду руку. – Добро пожаловать в Дейр-эль-Бахри. Когда вы сможете начать?

– Скажем, послезавтра.

– Хорошо, послезавтра в шесть часов на этом месте!

Перевозчик поставил парус, и вечерний ветер наполнил воздухом треугольный лоскут материи цвета охры. Говард сидел и злился на себя и свое поведение с леди Коллингем. Он повел себя довольно глупо, и она наверняка посмеялась над ним. Тут он вдруг вспомнил, что убежал и от мисс Джонс, когда они встретились в первый раз. Ветер необычайно быстро пригнал лодку к противоположному берегу. Говард по-царски отблагодарил лодочника, и тот пожелал ему благословения Аллаха. «Почему, – думал Говард по дороге в «Маамура пэлэс», – я убегал в ситуациях, которые не укладывались у меня в голове?»

Конечно, тогда в Сваффхеме он был моложе. Запуганный мальчик, который ходил в школу для девочек. Но сегодня? Разве он не профессиональный рисовальщик с жалованьем в сто фунтов в год? Это было больше, чем когда-либо зарабатывал его отец! Почему же он вел себя, как последний остолоп?

В пансионе никогда нельзя было побыть наедине с собой из-за круглосуточного уличного шума, который проникал через незастекленные окна и едва прикрытые двери. В этом условном уединении Говард сидел и писал письмо красивой леди. Но прежде чем он устало вывел карандашом для рисования первое предложение на бумаге, как его посетила другая мысль: пойти и лично извиниться перед леди Коллингем.

На следующее утро Картер отправился в отель «Луксор» и застал леди Коллингем в саду за завтраком. С первого взгляда он даже не узнал ее и не сразу понял, что в ней изменилось. Задумавшись, Говард стал было сомневаться, а не является ли леди Коллингем плодом его воображения?

Леди пригласила Картера позавтракать вместе с ней. Странное вчерашнее происшествие, видимо, мало удивило ее. Они говорили о погоде и наводнении, которое, по словам местных жителей, живущих на берегу Нила, уже запаздывало на одну неделю. Леди пила черный кофе и ела ложечкой йогурт из стаканчика. Через какое-то время она неожиданно спросила:

– Мистер Картер, почему вы вчера убежали от меня?

Говард подавился кусочком сыра, который как раз жевал, и резко закивал, словно хотел сказать: «Это, собственно, и стало причиной моего визита». После небольшой паузы он ответил:

– Миледи, я хотел бы извиниться за свое поведение. Признаться, я не был готов довериться совершенно незнакомому человеку. Я хочу сказать, что не знаю вас и, честно говоря, побаиваюсь, что вы посмеетесь надо мной…

– Возможно, вам будет легче, – ответила леди Коллингем, – если я вам что-нибудь расскажу о себе. Мне тоже нужно набраться смелости для этого, и потому я вас отлично понимаю. Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я езжу одна, да еще оказалась в такой далекой стране.

– Я прошу вас, миледи! – смутился Картер.

– Нет-нет, не препятствуйте мне! – Леди окинула взглядом гостей, которые завтракали в саду отеля. – Все задаются этим вопросом, и некоторые даже перешептываются. Я к этому уже привыкла.

– Вы не замужем?

– Была еще год назад. Как это водится в наших кругах, четыре года назад, когда мне было двадцать, я вышла замуж за лорда Коллингема. Никто меня не спрашивал, хочу ли я этого, люблю ли я лорда. Мне полагалось рассматривать этот брак как оказанную честь. Что же до чести, то вскоре она обернулась полным позором потому что его светлость, несмотря на то что он владел роскошным поместьем, имел одну пагубную страсть,– лорд Коллингем был пьяницей. Правда, об этом никто не знал. Он был из тех, кто без рюмки не может решиться ни на какое действие. Я не хотела рожать слабоумного ребенка, поэтому отказывала ему. Я поставила мужу ультиматум: я или абсент. Четыре дня он не пил ни капли, а на пятый прыгнул под приезжающий поезд на вокзале «Виктория».

После словесного потока леди наступило долгое молчание. Говард не отважился сказать хотя бы слово, но затем, чтобы как-то скрасить свое смущение, произнес:

– Мне очень жаль, леди Коллингем.

– О, вам не стоит меня жалеть, – холодно ответила леди. – Ну, теперь вы рассказывайте свою историю, мистер Картер!

После того как леди Коллингем без каких-либо условий и оговорок открылась Говарду, все его опасения исчезли. Ему было жаль эту женщину. Несмотря на то что их прошлое вряд ли имело смысл сравнивать, Говарду показалось, что они были даже похожи в своем одиночестве. Разве эта леди не отправилась в Египет по той же причине, что и он? Разве ей не хотелось забыть свое прошлое?

Итак, Говард Картер начал описывать свою жизнь в Сваффхеме и свою любовь к Саре Джонс, на которую леди Коллингем так была похожа. А когда Говард рассказывал о прощании на вокзале, которое состоялось почти три года назад, он смущенно смотрел на верхушки пальм, потому что не хотел, чтобы леди видела, что он едва не плачет.

– Должно быть, вы очень любили ее, – произнесла леди Коллингем после того, как Говард закончил историю.

Картер горько улыбнулся.

– Возможно, это глупо, но я до сих пор люблю ее, пусть даже она вышла замуж за другого.

– Я, признаться, в чем-то завидую вам, мистер Картер. Ведь за вашим несчастьем стоят сильные, глубокие чувства, а где есть чувства, там есть и страдания. Но страдания не длятся вечно, когда-нибудь вы взглянете на них со стороны и рассмеетесь. Мне же в жизни не повезло – не довелось пережить нечто подобное…

У Говарда возникло ощущение, что прекрасная леди охотится за ним, бередя его душу или вызывая к себе сострадание. Не то чтобы ему это было неприятно – Говарда лишь удивляло, что леди Коллингем излила душу именно ему. Разве, кроме него, не нашлось бы более представительных мужчин, которые могли бы сделать предложение, мужчин знатного происхождения и презентабельной внешности?

Если бы пару дней назад ему задали вопрос, смог бы он себя видеть в жизни с другой женщиной, кроме Сары Джонс, он бы ответил однозначным отказом. Сейчас Говард задумался: «А не может ли это быть именно она?» Он будто очнулся от сна, который совершенно отличался от реальности, и ужаснулся. Картер вскочил, намереваясь попрощаться.

– Надеюсь, я вам еще не сильно наскучил, – выдавил он, – позвольте мне откланяться.

– А у вас сегодня нет свободного времени, чтобы составить мне компанию на утренней прогулке?

– К сожалению, нет, миледи. Меня неожиданно приняли на работу, я буду откапывать вместе с доктором Навиллем храм в Дейр-эль-Бахри. Может быть, в другой раз. Вы здесь надолго?

– А стоит ли мне надолго остаться? – Леди Коллингем протянула Говарду руку и не отпускала его ладонь дольше, чем полагалось во время обычного прощания.

Говард почувствовал, как покраснел, но потом собрал все свое мужество и ответил:

– Я бы охотно увиделся с вами еще, леди Элизабет.

Она смотрела на него, и у Говарда было такое чувство, будто он смотрит в глаза Саре. Его странным образом тянуло к этой женщине.

 

Глава 16

Монотонное пение рабочих разносилось по каменистой долине в Дейр-эль-Бахри и очень действовало европейцу на нервы. Оно начиналось в шесть часов утра и заканчивалось около полудня, когда работы приостанавливались. Навилль утверждал, что работа движется быстрее, если феллахи поют. Более четырех сотен батраков выстраивались в бесконечную цепочку с корзинами, сплетенными из ивовых прутьев. Они наполняли их на верхней террасе храма Хатшепсут и высыпали в ржавую вагонетку на узкоколейке. Навилль приказал проложить железную дорогу до деревни, и среди рабочих считалось почетным исполнять роль локомотива. Несмотря на все странности археолога – а сюда входили общая утренняя и вечерняя молитвы, как в школе, – Говард Картер понимал Навилля все лучше и лучше. Он был предоставлен самому себе и, приступив к своим обязанностям, копировал самые важные рельефы и настенные рисунки. В отличие от своего неудачливого предшественника Говард не удовлетворился изображением в масштабе 1:1, он выполнял рисунки и в других масштабах, а также раскрашивал их акварельными красками. Результаты его работы привели Навилля в восторг.

Помимо этого Картер находил время, чтобы смотреть, как Навилль ведет раскопки. Юноша сразу отметил, что он отличается от Питри не только своим характером, но и манерой ведения работ. Питри всегда ставил задачу вырвать у земли новые тайны. Навилль же, напротив, довольствовался найденным и прикидывал, какие новые научные выводы можно сделать. Навилль мог целыми днями рассматривать крошечную деталь, углубившись в какие-то мелкие иероглифы. А Питри всегда искал новые предметы и был недоволен, если день прошел без новых находок. Навилль же воспринимал новые находки как своего рода помеху его работе. Он видел свою задачу не в обретении чего-то нового, а в сохранении уже найденного. Этим он отличался и от Картера.

Однажды вечером Говард стоял, запрокинув голову, у подножия храма в скале. Он изучал отвесные охряные стены, которые в разное время суток выглядели по-иному. Было тихо. Но иногда тишину взрывал звук падающих камней, которые откалывались от скал и с шумом бились о насыпь – так происходило тысячи лет.

В это время выступы на скалистой стене отбрасывали темные тени в виде гримас или каких-то сказочных существ. Они были огромными – размером с пятиэтажный дом. Взгляд Говарда блуждал от одного места на стене к другому, снизу вверх. Каждая щель, каждый изгиб, каждый выступ вызывали у него интерес и пробуждали фантазию.

Навилль, уже некоторое время наблюдавший за Говардом, сейчас подошел к нему со спины.

– Мне кажется, я знаю, что вы ищете, мистер Картер. Но, если позволите, я дам вам совет: оставьте это!

Говард обернулся.

– С тех пор как я тут работаю, меня не покидает одна мысль: не могла ли. царица Хатшепсут приказать построить где-нибудь в этих утесах свою гробницу? Это было бы вполне логично, вы не находите?

– Я тоже об этом думал, – ответил Навилль с улыбкой, – И из чего же вы сделали такой вывод, что позволило вам прийти к подобной мысли? Может, вы нашли какое-то указание?

– Нет. – Говард по-прежнему смотрел вверх. – Неужели моя идея столь абсурдна?

– Абсурдна? Ни в коей мере. Вся археология строится на цепочке абсурдных предположений и событий. И этот храм – прямое тому доказательство. Конечно, я не могу запретить вам осмотреть всю стену в поисках тайного входа в гробницу, но поверьте мне, Картер, это так же опасно, как и бессмысленно.

– Можно было бы спуститься вниз на канате и обстучать стену на предмет скрытых полостей.

– И вы думаете, что эта идея вам первому пришла в голову? Более двадцати лет назад братья Абд-эр-Рассул таким образом нашли величайший на сегодняшний день археологический клад.

– Здесь, в этой скале? – недоверчиво вскрикнул Картер.

– Нет, там, на скальном выступе, – Навилль указал рукой, – в двенадцати метрах над землей Ахмед, старший из трех братьев наткнулся на дыру в скале, заложенную камнями. Ее невозможно было увидеть ни отсюда, снизу, ни сверху. Ахмед обнаружил ее, когда спускался по канату. После того как он убрал камни, которыми был заложен вход, его глазам открылся потайной лаз, заворачивающий влево и ведущий вглубь скалы на семьдесят метров, к гробнице. В этой камере лежали мумии сорока фараонов. Среди них были Рамзесы, Сети и Тутмос III, на каждом была табличка с именем.

– Бог мой! – благоговейно произнес Картер.

– Целый год, – продолжал Навилль, – братья скрывали свою находку. Потом они решили заработать на этом деньги. Они рассказали о своем открытии консулу Мустафе Ага Айяту, самому крупному спекулянту антиквариатом в Верхнем Египте. С его помощью братья годами продавали посмертные дары, золотые украшения и кольца, которые срывали с пальцев царских мумий.

Картера так впечатлил рассказ Навилля, что у него просто не было слов. Прищурившись, Говард вновь взглянул на скалу, где происходили все эти события.

– Я одного не могу понять, – сказал он, – как все эти мумии попали в одну гробницу, если каждый должен быть похоронен с большими почестями в отдельной, собственной?

– Пойдемте! – позвал Навилль, и они отправились домой. По пути Навилль ответил на вопрос Говарда.

– К счастью, в этой общей гробнице обнаружилось послание, в котором указывалось, что уединенную Долину царей обворовывали банды охотников за сокровищами еще за 1200 лет до нашей эры. Во время правления Рамзеса III у жрецов Амона возник план. В строжайшем секрете они несколько лет пробивали в скале недостижимый лабиринт и однажды ночью организовали тайную операцию: перенесли мумии всех фараонов к утесам в Дейр-эль-Бахри и подняли их на веревках в гробницу, где они и хранились три тысячи лет.

– И кто же напал на их след? Кто сломал все их планы?

Навилль остановился и взглянул на Картера. Несмотря на опустившиеся сумерки, юноша отчетливо видел ухмылку на лице археолога.

– Вы не поверите, – язвительно произнес Навилль, – это был Эмиль Бругш.

Говард мог предполагать все, что угодно, но чтобы это был Бругш, которого Картер про себя заклеймил именем мошенника, казалось ему просто непостижимым. Пока они шли к дому археологов, Навилль объяснил, как все получилось.

– В течение пятнадцати лет на черный рынок прибывало все больше и больше драгоценных находок – сокровищ, которых до сих пор еще никогда не видели. На многих из них стояли имена фараонов времен Нового Царства, так что можно было предположить, что преступникам удалось вскрыть не одну, а сразу несколько гробниц. Уже тогда перед Бругшем, замешанным в темных делах и имевшим контакты с преступным миром, поставили задачу: сделать фиктивную закупку. Бругш осведомился в соответствующих кругах, где можно купить стоящие драгоценности. Все нити вели в Луксор. Консул Мустафа Ага Айят и братья Абд-эр-Рассул предложили ему находки, которые высоко котировались на международном черном рынке. Но о том, где были найдены эти предметы, они умалчивали. Однако Бругш не отставал, он следовал по пятам за братьями. И в конце концов самый младший, Сулейман, потерял самообладание и сделал признание. Управление древностями в Каире даже выплатило ему вознаграждение в пятьсот английских фунтов. Впрочем, я слышал, что Бругш снова появился в Луксоре!

– Я знаю, – ответил Картер, – я уже имел удовольствие с ним общаться.

– Вы спрашивали его о своих чертежах из Амарны?

– Конечно. Но все обернулось совершенно неожиданным образом.

Навилль вопросительно взглянул на Говарда.

– Дело в том, что Бругш позвал полицию и заявил, что я его обокрал. Меня арестовали, и я полдня провел в камере вместе с ворами и проститутками. Я смог выйти, только заплатив бакшиш.

– Эмиль Бругш был и останется мошенником. Вам не стоит бояться этого человека, Картер. Призовите его к ответу!

Говард уныло кивнул. Подойдя к дому археологов, он спросил:

– А что стало с братьями Абд-эр-Рассул?

– Их никто и никогда не посадил бы в тюрьму. Двое младших братьев ведут созерцательный образ жизни зажиточных рантье, а Ахмеда, который обнаружил тайник, назначили старшим смотрителем в Долине царей. Его задача – помешать разбойникам в разграблении гробниц.

– Вы шутите!

– Отнюдь. Не забывайте, Картер, мы же находимся в Египте!

Связь с лордом Амхерстом и леди Маргарет прервалась с тех пор, как раскопки в Амарне подошли к концу. Картер в письме извинился за безрезультатную работу и сообщил об утрате плана города Ахетатон, но его светлость, разочаровавшись, видимо, не счел нужным отвечать на это письмо.

Поэтому Говард и не подозревал, что лорд Амхерст за день до этого прибыл в Египет. Его светлость путешествовал вместе с леди Маргарет, дочерью Алисией и ее женихом лордом Рокли, с ними также были дворецкий Альберт и горничная Эмили. Неудивительно, что путешественникам по приезде в Александрию понадобилось четыре двойных фаэтона, которые могли довезти самих господ, их слуг и значительный багаж к вокзалу.

За некоторым исключением все разрушения, нанесенные британским флотом, были устранены. На площади Мохаммеда Али и на улице европейских консульств появились новые роскошные дома. Как и в прежние времена, в городе было полно европейцев.

– Посмотри только на это, мама! – вскричала Алисия и потянула леди Маргарет за рукав. Экипаж повернул на привокзальную площадь, и перед ними возник сказочный замок с эркерами и башенками. Стены, выкрашенные в синий и красный цвета, были украшены высокими стрельчатыми окнами. Стройные колонны окаймляли портал. Вокзал «Виктория» в Лондоне в сравнении с этим зданием казался приютом для нищих.

Лорд Рокли любезно помог Алисии выбраться из экипажа. Леди Маргарет сомневалась, подойдет ли ее скромное дорожное платье для такого знаменательного события, как путешествие на поезде по долине Нила. Куда ни глянь, здесь была одна знать. Продавцы открыток в тисненных золотом ливреях выглядывали из специальных окошек, которые можно было встретить только в банке Англии, но их надменные физиономии даже не хотелось сравнивать с банковскими клерками. Старший носильщик в белых перчатках позаботился о чемоданах путешественников, хотя по должности он не должен был прикасаться к ним лично. Он откомандировал целую толпу низкорослых лакеев в белых галабиях.

На вокзале царило большое оживление, однако никто не мог точно назвать вызвавшую его причину. Продавцы толкали по залу впереди себя тележки и громко хвастались уникальностью товара: здесь были орехи, медовые коврижки и крендели. Одной тележки хватило бы, чтобы накормить огромное количество приезжих, но продавцов было как минимум пять. Все они, стараясь услужить гостям, перекрикивали друг друга.

Для себя и своей семьи лорд Амхерст забронировал купе первого класса, а для Эмили, Альберта и багажа – третьего. Там были простые деревянные лавки, в то время как зажиточные пассажиры путешествовали на сиденьях, обитых плюшем. Лишь европейцы могли путешествовать в купе смешанного типа, где мужчины и женщины ехали вместе. Египтяне и египтянки путешествовали отдельно, для женщин был даже особый вагон.

Путешествие на поезде из Александрии до Каира, через разветвленную дельту Нила, по времени обычно занимало полдня и было настоящим приключением, потому что нередко рельсы засыпало песком или они деформировались из-за палящего солнца.

На середине пути между Каиром и Александрией, возле деревни Кафр-эль-Зайат, где железная дорога пересекала широкий западный рукав Нила, перед путешественниками разыгрывалось редкое зрелище. Рельсы резко обрывались на берегу реки. Но после того как пара кораблей проходила вверх по течению, рельсы каким-то чудом вдруг вновь обретали продолжение. Это был поворотный мост, сконструированный англичанином. Он приобрел сомнительную славу при хедиве Саид-паше. А случилось это вот как. Братья Ахмед и Исмаил, племянники хедива, ждали своей очереди, чтобы взойти на трон вице-короля. После семейного праздника в Александрии все родственники хедива отправились поездом особого назначения обратно в Каир, среди них был и наследник трона Ахмед. Не было в поезде только Исмаила. Когда состав подъехал к мосту, тот, будто по мановению волшебной палочки, повернулся, и состав с королевской родней пошел ко дну Нила. Так Исмаил стал хедивом Египта.

Лорд Амхерст и его семья невредимыми добрались до Каира; там они остановились в отеле «Шепердз», сняв анфиладу из пяти комнат с видом на Нил и речной остров Гезиру. После ужина на террасе отеля, в вечернее время погруженную в волшебный свет электрических фонарей, главный официант на серебряном подносе принес визитную карточку. Лорд Амхерст взял ее и прочитал: «Дж. М. Кук-Томас-Кук, агенты бюро путешествий. "Шепердз", Каир».

– Извольте пригласить! – ответил лорд, и в тот же момент перед ним появился роскошно одетый мужчина.

– Я узнал о вашем приезде, милорд, и о том, что вы собираетесь продолжить путешествие в Верхний Египет. Было бы честью для нашей компании продумать ваше путешествие до мельчайших подробностей.

Леди Маргарет негодующе взглянула на него, словно перед ней стоял бродячий торговец, который предлагал никому не нужные товары, но лорд проявил интерес и спросил англичанина:

– Вы потомок знаменитого Томаса Кука?

– Если быть точным, я его сын. Мой отец умер четыре года назад.

– Я знаю, – ответил Амхерст, – все газеты сообщали об этом. Ваш отец, если позволите заметить, придумал путешествия.

– Милорд, вы очень любезны, позвольте согласиться с вашим замечанием. Даже короли и важные особы путешествуют сегодня с дорожными чеками от Томаса Кука. И Тауфик-паша тоже не был исключением.

Алисия, увлеченно следившая за разговором и внимательно наблюдавшая за отцом, сказала:

– Мне кто-нибудь может объяснить, что значит «путешествовать с дорожными чеками»?

– Все очень просто, миледи! – ответил Кук, обратившись к Алисии. – С незапамятных времен каждому, кто приезжал в далекую страну, нужно было иметь при себе сумму, которая полагалась для всего путешествия. Это было неудобно и, прежде всего, опасно. В нашем мире хватает негодяев, сомнительных личностей, которые следуют за приезжими по пятам. Томас Кук предоставляет возможность уладить проблемы с путевыми расходами в собственной стране. Наши агенты организуют бронирование билетов на корабли и поезда, а также резервируют номера в отелях. Куда бы вы ни поехали, о вашем прибытии уже будут извещены.

– Но ведь это великолепно! – восторженно вскричала Алисия, и леди Маргарет теперь удовлетворительно кивнула.

Лорд Амхерст склонил голову набок.

– Мы хотели бы провести зимние месяцы в Верхнем Египте, подальше от туманов и Дидлингтон-холла. Думаю, вы могли бы подобрать для нас соответствующий отель.

– Без проблем, милорд. Наши агенты находятся сейчас здесь, в отеле. Позвольте спросить, как долго вы рассчитываете оставаться в Египте?

Амхерст ответил, взглянув на леди Маргарет:

– Мы хотели бы встретить Рождество в Луксоре, предусмотрев остановки в Амарне, Эдфу и Асуане.

Кук понимающе кивнул.

– В Амарне и Эдфу будет трудно найти подходящий отель. Сказать по правде, это вообще невозможно. Это попросту будет заведение, в котором по ночам бегают крысы…

– Уильям! – вскрикнула леди Маргарет и схватила мужа за руку. – Давай лучше я останусь здесь.

Лорд счел замечание Кука в высшей степени неподходящим ведь он боялся, что Маргарет действительно воспримет все всерьез и не захочет дальше оставаться в Каире. Поэтому в поисках поддержки он взглянул на Кука.

Кук, казалось, понял Амхерста и добавил:

– В вашем случае я бы посоветовал нанять дагабию. Это жилое судно с салоном, библиотекой и шестью каютами, в которых будет весьма комфортно. Оно полностью укомплектовано командой, то есть там есть капитан, матросы и повар. Мы позаботимся о том, чтобы выбрать такое судно.

– О, как это романтично! – восхищенно воскликнула Алисия. А леди Маргарет довольно произнесла:

– Уильям, Уильям, это было бы чудо как хорошо.

– Это действительно чудесно, потому что впечатление от плавания по Нилу как раз такое, что не вы плывете, а Египет проплывает мимо вас.

Амхерст поднял брови.

– Ну хорошо, мистер Кук, и сколько стоит такое удовольствие?

– Сто английских фунтов, – небрежно ответил Кук и невозмутимо добавил: – В месяц.

Лорд, леди Маргарет, Алисия и лорд Рокли переглянулись.

– Это большие деньги, – после паузы заметил Амхерст, – я бы даже сказал, что очень большие, мистер Кук.

– Конечно, милорд. Но если позволите заметить, вы сэкономите на ежедневных расходах на транспортировку багажа и вам не нужен будет отель. К тому же вы будете жить в большей безопасности, чем на суше, а что касается комфорта, то наши корабли могли бы спокойно конкурировать с лучшими гостиницами. Я хотел бы сделать вам предложение: завтра утром, около десяти, у отеля причалит «Нефертари». Вы сможете спокойно осмотреть эту дагабию и принять решение.

Решение путешествовать вверх по Нилу на корабле было принято тут же, как только лорд Амхерст и лорд Рокли побывали на «Нефертари». У дагабии было две мачты, главная на носу, еще одна, маленькая, на корме. Поперечные реи с белыми парусами косо поднимались к небу и придавали кораблю необычный вид. Почти треть тридцатиметрового судна занимала открытая носовая палуба со штурвалом, такелажем и прочими устройствами. На корме возвышалась белая надстройка с узкими высокими окнами кают. Навесная палуба над надстройкой позволяла отдыхать на свежем воздухе на плетеной мебели и любоваться ландшафтом.

Интерьер, уют и чистота в каютах, стены которых были обшиты темным деревом африканских пород, создавали приятное впечатление. Салон с семью окнами от пола до потолка находился на корме, напоминавшей корму средневековой галеры. Мебель на корабле была красного дерева и отличалась средним удобством.

– Я пообещал вам слишком много? – поинтересовался Кук, после того как лорд Амхерст и лорд Рокли обстоятельно осмотрели «Нефертари».

Лорд Амхерст отвел агента в сторону.

– Я нанимаю это судно со всей командой на три месяца.

– Быть к услугам вашей светлости – большая честь для Томаса Кука и сыновей. Могу ли я попросить вас пройти в наше бюро? Когда вы планируете отправляться, милорд?

– Если позволят обстоятельства, то прямо сегодня.

– Этому нет никаких препятствий.

Был конец года, и летняя жара уступила место умеренным температурам. Но до полудня дул сильный ветер, который придавал «Нефертари» нужную скорость. Ночью корабль причаливал к берегу. Тогда, словно навьюченные мулы в конце напряженного рабочего дня, начинали скрипеть планки и всхлипывать мачты. В первые ночи все с трудом привыкали к таким звукам.

На четвертый день «Нефертари» причалила близ деревни Эттилль, что южнее Малави. С восточного берега Нила открывалась захватывающая дух картина: пустынная равнина Тель-эль-Амарна и скалистые утесы в полутора милях от нее.

Прибытие роскошной дагабии в эти места было редкостью. Обычно жители деревни могли полюбоваться такими кораблями богатых европейцев лишь издалека. В мгновение ока причал окружили местные жители, которые решили, что на шикарном судне к ним приплыл лично новый хедив Аббас Хильми или сэр Герберт Китченер, с недавнего времени сирдар, главнокомандующий египетской армией. Ни того, ни другого в Среднем Египте еще не видели, а потому не знали в лицо. Так случилось, что назир из Эттилля, старый бородатый шейх, и высокий раис, которые вышли встречать «Нефертари» в сопровождении обычных жителей, бросились на колени и стали биться головой о землю, когда лорд Амхерст вместе с лордом Рокли, леди Маргарет и Алисией спустились по качающимся сходням на берег.

Капитан дагабии, которого звали Нагиб Афифи, знал помимо английского еще и французский, а также пел каждый вечер во время швартовки под аккомпанемент укулеле, с трудом пытался объяснить местным жителям, что приезжие – всего лишь путешественники, интересующиеся развалинами Ахетатона.

Амхерст заметил, что, едва Нагиб закончил говорить, как долговязый раис поспешил уйти и, вскочив на осла, рысью поскакал в сторону скал. Лорд быстро приказал Афифи раздобыть двух ослов для себя и Рокли. Солидный бакшиш ускорил дело, и двое мужчин отправились вдогонку.

– Что вы видите, Рокли? – Амхерст указал вдаль.

– Толпу рабочих! Их там около сотни, сэр. Выглядит так, будто они проводят раскопки. – Рокли с трудом удавалось погонять вперед норовистого осла.

– Да, – ответил лорд Амхерст, – именно так это и выглядит. Признаться, именно это я и предполагал. – Он издал несколько гортанных звуков, подгоняя осла.

– Я не понимаю, сэр.

– Вы сейчас все поймете, Рокли, поторопитесь!

Едва раис добрался до рабочих, как те кинулись врассыпную, побросав кирки, лопаты и корзины. Амхерст и Рокли застали лишь нескольких из них.

– Почему эти парни убежали? – спросил Амхерст, слезая со своего осла.

Мужчина европейской внешности, на котором были поношенный костюм и соломенная шляпа, подошел ближе и ответил:

– Конец рабочего дня, сэр. В такое время даже лентяи торопятся и бегут.

Амхерст вынул карманные часы из жилетки, бросил на них беглый взгляд и произнес:

– В одиннадцать часов конец рабочего дня?

Мужчина в соломенной шляпе пожал печами. Возле стены стояли две корзины с обломками, никаких статуй или черепков с надписями. Лорд Амхерст критически осмотрел находки, потом взобрался на каменную стену в полтора метра и оглядел окрестности, где еще недавно работали около сотни батраков.

– И что? – осведомился он, взглянул сверху вниз. – Доходная работа?

Мужчина в шляпе, с недоверием наблюдавший за странным поведением незваного гостя, неуверенно произнес:

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы же не собираетесь доказывать мне, что занимаетесь этим исключительно ради науки?

– Сэр, я археолог!

– Я вижу это, друг мой, но находки вы кладете в свой карман. Тут мужчина в шляпе вскипел:

– Сэр, я куратор музея в Каире! Меня зовут Эмиль Бругш. Вам придется извиниться за такие слова.

– А мое имя – лорд Уильям Джордж Тиссен Амхерст, я – владелец лицензии на раскопки в этом месте, и мне кажется, что вам придется объяснить свое присутствие здесь.

Прошло несколько секунд, прежде чем Эмиль Бругш сумел преодолеть шок от неожиданной встречи. Чтобы выиграть время, он отряхнул пыль с костюма. Когда неловкая процедура чистки была наконец-то завершена, Бругш подошел к стене и протянул лорду руку.

– Милорд, я безутешен – заявил он, – будьте покойны, очевидно, здесь какая-то ошибка.

Амхерст не обратил внимания на протянутую Бругшем руку.

– Ошибка? Не смешите меня, мистер Бругш! Вы же всем известны своими сомнительными махинациями. Вы серьезно хотите заверить меня, что ничего не знали о лицензии от Управления древностями? Господин Бругш, я заплатил много денег за разрешение проводить раскопки в Амарне. И даже если я не воспользовался этой лицензией сразу, вы не имеете ни малейшего права проводить раскопки на моем месте. Я потребую возмещения убытков от вас и от Управления древностями.

Тут Бругш начал причитать, но его стенания выглядели такими же наигранными, как и у коренного египтянина.

– Милорд, – скулил он, – я признаю, что вел себя неправомерно, но поверьте, это случилось не из жажды наживы или для того, чтобы обмануть вас. Я нахожусь в безвыходной ситуации, мне нужны деньги. У меня нет ни одного пенни. Не в первый раз меня разорила женщина. Не в первый раз мое состояние утекло сквозь пальцы. Я женился на одной из жен из гарема хедива Исмаила, прекраснейшей женщине традиционной восточной красоты. Ее имя Эммина. Она согласилась выйти за меня после того, как я переписал на нее свой дом в Каире и дал ей уйму денег. Это, как заявила женщина, отвечало стандартам ее жизни в гареме хедива. Ослепленный страстью, я поддался требованиям Эммины в надежде на несравненное счастье любви. Но едва я поставил последнюю подпись на документах, как эта коварная женщина вышвырнула меня из дома. Мои деньги пропали. Милорд, поверьте мне, я без гроша за душой, у меня нет крыши над головой. Я готов возместить ущерб, если таковой имеется, но только не выдавайте меня. Моя должность в Управлении древностями – единственное, что у меня осталось.

Лорд Амхерст слез со стены и вопросительно посмотрел на Бругша. Тот выглядел беспомощным. Но можно ли было верить этому ничтожеству?

Когда Эмиль Бругш увидел, что мужчины холодно отнеслись к его стенаниям, он добавил:

– Милорд, я откопал пару ценных статуэток и отправил их на хранение мудиру Миньи. Речь идет об Эхнатоне и Нефертити. Я, само собой, передам их вам и ни словом не обмолвлюсь о них в Управлении древностями. На таможне у меня есть хорошие связи. Это будет что-то вроде ответного жеста!

– Бругш, вы прожженный негодяй! – ответил Амхерст и покачал головой. – Вы стараетесь заключить сделку даже при полном фиаско.

– Если позволите замечание, милорд, я в Берлине учился коммерции. – Бругш лукаво улыбнулся.

– Так-так, Значит, этому учат в Берлине. Ну хорошо! Тогда скажите мне, где именно вы сделали находки?

Бругш широко развел руками.

– Прямо здесь, на этом самом месте!

– Здесь? – Лорд Амхерст, не веря своим ушам, поковырял носком ботинка песок. – Вы знаете, что Флиндерс Питри почти два года проводил тут раскопки и не обнаружил ничего сенсационного. Что подвигло вас копать в этом месте?

Бругш тоже начал ковырять туфлей песок, но лишь из смущения.

– Я думаю, – наконец вымолвил он, – вы несправедливы к мистеру Питри. Флиндерс Питри не столько искал сокровища, которые можно было бы продать на рынке антиквариата, сколько предметы, которые могли бы больше рассказать о временах Амарны. И таких находок, с вашего позволения, у него было более чем достаточно. – Бругш указал в сторону покинутого дома археологов, который находился в полумиле от них. – Там лежат полторы сотни обломков с рельефами, среди них есть громадные каменные блоки с текстами и изображениями того времени. По ним можно сделать вывод, как жил фараон из Эхнатона. Эти обломки нельзя продать только по причине их большого размера и веса.

Амхерст понимающе кивнул.

– Но вы так и не ответили на мой вопрос. Почему вы начали копать именно здесь?

– Интуиция, – с хитрой улыбкой ответил немец, – а может быть, просто удача. Кажется, я случайно наткнулся на мастерскую скульптора, которой три тысячи лет. Только так можно объяснить, почему в этом месте были обнаружены скульптуры.

«Этот Бругш, – подумал Амхерст, – действительно прошел огонь и воду. К нему невозможно подступиться. Повезет, если он вообще отдаст находки». Чтобы не рисковать, лорд спросил:

– Мистер Бругш, вы не могли бы проводить меня до моей дагабии? Мы бы вместе проплыли до Миньи и забрали у мудира статуи, которые вы нашли. Договорились?

Бругш медлил, потому что у него уже созрел план, как, невзирая ни на что, обмануть лорда Амхерста. Но когда он понял, что лорд не собирается уступать ему, разочарованно произнес:

– Раз уж этого не миновать…

Ответ разозлил Амхерста.

– Послушайте, Бругш, я ведь могу предъявить иск! – пригрозил лорд. – Тогда вам придется заплатить значительный штраф и вы наверняка лишитесь вашего места в Каире.

– Нет, только не это! – воскликнул Бругш. – Ну что ж, пойдемте!

Так лорду Амхерсту неожиданно и без особых хлопот удалось завладеть несколькими необычными находками, среди которых были две статуэтки – Эхнатона и Нефертити. Они стали роскошными экземплярами в его коллекции.

Спустя пару дней у Картера появился мул, звали его сэр Генри. Разумеется, это было не первое его имя, но изначальное казалось настолько непонятным и непроизносимым для англичанина, что Говард сразу, как только купил животное на рынке скота в Луксоре, поменял ему кличку.

У сэра Генри был хлев неподалеку от пристани на западном берегу Нила. Мул помогал Картеру добраться до Дейр-эль-Бахри и возил его целый день, если работа требовала перемещения с места на место. Как и все мулы, сэр Генри обладал скоростью лошади и выносливостью осла, но при этом был лишен пресловутого упрямства последнего.

Как обычно, утром Картер ехал на спине сэра Генри от Нила к дому археологов, а оттуда – к храму Хатшепсут, но тут вдруг мул, в полумиле от цели, оступился на переднюю ногу и упал. Картер кубарем полетел вниз, но, к счастью, остался невредимым, приземлившись на песок.

– Эй, сэр Генри, ты что, не выспался сегодня? – крикнул Говард, отряхивая пыль с одежды. Именно в этот момент Картер обнаружил дыру в земле, диаметром примерно в две ладони. Песок, который Говард ссыпал ногой в дыру, беззвучно исчез. То же самое произошло и с камнем размером с кулак.

– Бог мой, – пробормотал Говард и потрепал сэра Генри по холке, – сдается мне, ты из нас двоих лучший археолог.

Говард был взволнован. Он вскочил на спину мула и отправился обратно к дому археологов. Оттуда навстречу ему вышел Навилль.

– Сэр, – издалека закричал Говард, – мне кажется, я сделал открытие! Пойдемте со мной!

После того как Навилль, опустившись на колени, о6следовал дыру и проверил ее положение с разных сторон, он ничего не сказал. Сначала он нерешительно глядел в отверстие, потом, качая головой, поднялся.

– Что вы думаете, сэр? – нетерпеливо спросил Говард.

– Жизнь полна неожиданностей, – ответил Навилль. – Я по этому пути ездил сотни раз. И мне ничего не попадалось. Поздравляю вас, мистер Картер! Мы должны маркировать это место и снова засыпать дыру.

– Простите, что вы сказали? – Голос Картера эхом отразился в долине. – Вы сказали «засыпать», сэр?

– Да, засыпать. Когда-нибудь у нас точно появится возможность, чтобы вернуться к ней.

Невозмутимость Навилля привела Картера в бешенство.

– Сэр, может быть, там скрыт значительный клад! Может быть, мы стоим над гробницей забытого фараона Тутанхатона! Может быть, это – открытие века! А вы говорите, что мы должны засыпать дыру?

Навилль скрестил руки на груди, будто хотел защититься от нападок ассистента. Он еще никогда не видел Картера таким возбужденным. Но это было первое открытие Говарда, и поэтому Навилль понимал вспышку эмоций новичка и причину его неподобающего поведения. Чтобы немного успокоить его, Навилль произнес:

– Итак, что касается ваших предположений насчет гробницы фараона, то я могу заверить вас, мистер Картер, что на этом месте похоронен не фараон. Вероятно, мы имеем дело с последним приютом какого-нибудь знатного человека, каких здесь покоятся сотни.

«Этот Навилль не отберет у тебя славу и успех», – разгневанно думал Картер. Он слышал внутренний голос, который говорил ему: «Говард, это твой шанс! Используй его!» Хотя Картер оглядел весьма взволнованным, он подошел к Навиллю и на Удивление уверенно произнес:

– Сэр, я хотел бы сам откопать это захоронение. Пожалуйста. Прошу вас, не отбивайте у меня желания. Мне нужно двадцать рабочих на три дня.

Навилль отреагировал так, как думал Картер: он повернулся на каблуках и ушел прочь, не сказав ни слова.

Говард ошарашено глядел ему вслед. Вдруг Навилль остановился и крикнул Картеру:

– Извольте, делайте что хотите, но на мою поддержку не рассчитывайте, мистер Картер!

Говард стоял, не в силах сдвинуться с места, и чувствовал, как кровь пульсирует в висках. В голове лихорадочно проносились путаные мысли: его, Говарда Картера из Сваффхема, графство Норфолк, запишут в учебники истории как открывателя, нашедшего гробницу. Если бы только отец дожил до этих дней, ведь он ни во что не ставил своего сына! Его будут поздравлять, восхищаться его археологическим чутьем и предложат ему более высокую, ответственную должность.

Говард был рад, как мальчишка, который наконец-то получил желанную игрушку. Картер танцевал вокруг дыры в Дейр-эль-Бахри, сыпал туда песок и ликовал, глядя, как он пропадает в черной неизвестности. Потом он вскочил, хлопнул ладонью по крупу мула, так что тот подпрыгнул и лягнул задними ногами.

– Отлично сработано, сэр Генри! – воскликнул Говард. – Разве теперь мы не в одной великолепной упряжке?

Еще до обеда Картер подобрал нескольких лучших батраков, которые занимались расчисткой верхней террасы храма. Сообщив, что речь может идти о гробнице фараона, Картер привел в восторг всю команду.

До вечера рабочие откопали старый свод десять на двадцать шагов, под которым были видны каменные ступени. Они круто спускались вниз и исчезали под слоем песка и камней.

Известие о том, что возле храма Хатшепсут нашли гробницу фараона, распространилось подобно лесному пожару. Путешественники, проживавшие в Луксоре в отеле «Уинтер пэлэс», были рады любым переменам в их монотонной жизни и сотнями совершали паломничество в Дейр-эль-Бахри, чтобы стать свидетелями сенсационных поисков сокровищ.

По поводу такого события Говард Картер надел свой тропический костюм и соломенную шляпу. Его задевало то, что Навилль даже ни разу не показался возле раскопок, но Говард и этим остался доволен: по крайней мере, ни с кем не придется делить славу.

Напряжение возросло, когда в конце второго дня раскопок, после того как были расчищены двадцать крутых ступеней, взору открылся замурованный входной портал. За натянутыми на кольях канатами, служившими оградой, царило напряженное беспокойство, и даже то, что Картер заверил, что в ближайшее время об открытии гробницы не может быть и речи, не возымело действия. Кто-то пустил слух, будто гробницу фараона можно открывать только ночью и в присутствии хедива или другой высокопоставленной особы. Поэтому толпы любопытствующих буквально дежурили у гробницы, а богатые приезжие, которые в отеле «Уинтер пэлэс» тыкали пальцем в каждую пылинку, не боялись провести ночь на песке под открытым небом.

Утром место раскопок походило на полевой лагерь: слути и лакеи из отеля на противоположном берегу Нила несли своим постояльцам еду в корзинах и кувшины с кофе. Ослы тащили бочки с водой. Слуги натягивали льняные покрывала, чтобы господа могли приступить к утреннему туалету я другим потребностям. О том, что уход рабочих воспримут серьезно, никто и не помышлял.

Картер раздумывал, что теперь делать, и пришел к неожиданному решению. Он взобрался на бочку с водой и обратился к окружающим:

– Леди и джентльмены! Интерес, который вызвала наша работа, льстит нам и служит стимулом для будущих задач. Поскольку мы все не имеем ни малейшего представления, что скрывается за этим порталом, то можем лишь предполагать, что это будет значительное открытие!

Публика зааплодировала, некоторые закричали:

– Браво! – И стали бросать вверх головные уборы.

Несколько англичан, которые, несмотря на ранний час, уже были пьяны, попытались проорать своими охрипшими голосами: «Боже, храни королеву», но затея провалилась.

– Однако именно потому, что речь, возможно, идет о значительном открытии, – продолжил Картер, – мы не имеем права просто взять и сразу развалить эту стену подобно тому, как это делают расхитители гробниц. Это действие требует присутствия специалистов из Каира. А пока те не прибыли, мы снова засыплем вход песком из соображений безопасности. Вскрытие гробницы состоится в ближайшую неделю, и в отеле об этом будет дополнительно извещено.

По сигналу рабочие начали засыпать вход в гробницу. Более сотни зевак разочарованно отправились по домам.

Картер послал телеграммы и письма с приглашением на открытие гробницы министру культуры, господам из Управления древностями, мудиру провинции, назиру из Луксора и некоторым археологам из Англии, Франции и Германии, которые находились в этой местности. Особое приглашение получила леди Элизабет Коллингем из отеля «Луксор».

Когда Картер на следующий день вернулся в пансион, он обнаружил известие от госпожи Коллингем, которая приглашала его поужинать с ней в отеле «Луксор» около семи. Он не видел причины отказать в просьбе прекрасной леди. Картер отправился в ванную комнату, единственную на всю гостиницу «Маамура пэлэс», находившуюся на заднем дворе под открытым небом. Там он помылся, почистил от пыли свой костюм и в приподнятом настроении отправился в отель на набережной, где на плюшевом диване его поджидала Элизабет.

– Я знала, что вы не откажетесь от моего приглашения, – встретив его, заявила леди.

Он немного смутился, когда увидел перед собой со вкусом одетую даму, В своем поношенном костюме он уже не мог щеголять, как раньше, но в магазине товаров для мужчин, в крытой галерее, за новый мужской костюм просили от пяти до десяти фунтов. Это было месячное жалованье. Принимая во внимание предстоящее событие, Говард решил одеться, как подобает археологу, сделавшему открытие.

– О вас ходят удивительные слухи, – начала леди Элизабет, не отрываясь от жаркого из баранины. От него исходил пряный запах чеснока и розмарина.

– Вот как, – отозвался Картер, – и что говорят? – Он хотел замять эту историю, что не укрылось от Элизабет.

– Это правда, что вы вновь засыпали вход? – заинтересованно спросила она. – Но ведь это сумасшествие, если вы собираетесь через пару дней вскрывать гробницу. Или нет?

Картер рассмеялся.

– Леди Коллингем…

– Элизабет!

– Леди Элизабет…

– Элизабет!

– Элизабет, конечно, это безумие. Но речь идет о единственной возможности избавиться от наплыва зевак. Вы просто не можете представить себе, какая суета царила вокруг раскопок. Некоторые люди ночевали возле входа в гробницу. Им приносили еду и питье из гостиницы с другого берега Нила!

– И вы уверены, что нашли гробницу фараона?

– Вполне уверен, хотя доктор Навилль иного мнения. – Говард наклонился к Элизабет: – Я думаю, он не хочет, чтобы я добился успеха. Но это и понятно. Археологи ведут себя друг с другом, как кошка с собакой. Мой прежний учитель, Флиндерс Питри, камня на камне не оставил бы, узнав о моем открытии, хотя на самом деле он не так уж плох. Он несколько набожен, немного заносчив, но у всех бывают недостатки!

– И вы лично обнаружили эту гробницу фараона?

Элизабет смотрела Говарду прямо в глаза, и молодой человек почувствовал, что просто не может поступить иначе: он должен был сказать правду.

– Если вы никому об этом не расскажете, послушайте, Элизабет, никому, тогда я вам откроюсь, кто на самом деле нашел гробницу. – Говард незаметно огляделся по сторонам. – Его зовут сэр Генри.

– Сэр Генри?

Картер многозначительно кивнул и прикрыл глаза.

Сэр Генри, мой мул.

Элизабет громко рассмеялась.

– Говард, вы смеетесь над моим любопытством!

– Нисколько. Сэр Генри бежал рысью и попал ногой в дыру Он и я свалились на землю. Когда я обследовал ее, то обнаружил вход в гробницу.

– И вы надеетесь найти там сокровища? Большинство гробниц уже открыты, причем некоторые из них – более трех тысяч лет назад. По крайней мере, так утверждают проводники в Долине царей.

– Большинство? До этого дня не было найдено ни одной, где не побывали расхитители гробниц.

– Но почему вы так уверены, Говард?

– Входной портал, который мы откопали, до сих пор замурован. Обычно грабители сразу ломают стену, чтобы потом свободно вытащить сокровища. Или вы думаете, что после кражи эти негодяи замуровывают за собой проход?

– Наверное, вы правы. Я уже сегодня крайне взволнована и желаю вам всего наилучшего.

– Могу я рассчитывать на ваше присутствие в Дейр-эль-Бахри, Элизабет?

– Ну конечно, Говард. Но только при одном условии!

– Я приму любое ваше условие. Выдвигайте свое требование, миледи!

– Я хотела бы, чтобы вы завтра сопровождали меня на «Фантазии» консула Мустафы Ага Аята. Праздники, которые устраивает Аят, славятся на всю округу, и меня туда пригласили.

– Говорите, Мустафа Ага Аят?

– Да, именно так.

– Вы знаете, что Мустафа Ага Аят – самый знаменитый спекулянт антиквариатом в Луксоре, а то и во всем Египте? Он был связан с братьями Абд-эр-Рассул и Эмилем Бругшем, который ненамного от него отстал со своими махинациями, Элизабет, вы понимаете, чего от меня требуете?

– Возможно, все это правда, Говард, но Аят – консул Англии, России и Бельгии. Он образованный человек, бегло говорит по-английски, по-французски и по-итальянски. Он знает обо всем, и, как известно, приглашение к нему на праздник – это своего рода знак отличия. Я прошу вас, исполните мое желание!

Говард неохотно покачал головой, и леди добавила:

– Меня не удивит, если доктор Навилль и его прекрасная жена тоже приглашены на этот праздник.

– Вы знаете Навилля?

– Его – нет, но с Маргаритой, женой археолога, мы когда-то встречались. Она действительно очень красива. Это значит, что Ага испытывает слабость к красивым женщинам.

– Возможно, в этом и кроется причина, почему он вас пригласил, Элизабет!

Леди Коллингем застенчиво улыбнулась, потом ответила:

– На «Фантазии» встречаются те, кто обладает положением и именем. Я думаю, что для консула будет честью принимать у себя в гостях такого археолога, как вы.

Говард прислушался к ее словам. В душе у него боролись два чувства: желание оставаться в рамках приличия и тщеславие. Что должно было случиться, то случилось: тщеславие победило.

Было далеко за полночь, и Картер после приятного вечера с леди Коллингем крепко спал, как вдруг в ужасе проснулся. Единственный стул в его комнате в пансионе вдруг начал двигаться, издавая шорох на каменном полу. И прежде чем Картер смог что-то разглядеть в темноте, к нему прыгнула тень и потная ладонь зажала рот.

– Тише, Картер-эфенди! – услышал он шепот. – Это я, Сайед. Не бойтесь!

Говард, подумавший было, что это его последние минуты жизни, вздохнул с облегчением. Дрожащими руками пытаясь зажечь керосиновую лампу, он спросил:

– Ты с ума сошел, Сайед? Я чуть от страха не умер! Что тебе нужно посреди ночи?

В тусклом свете Картер все-таки заметил, что Сайед очень взволнован. Мальчишка вздохнул и произнес:

– Мистер Картер, гробница в Дейр-эль-Бахри!

Говард подскочил с кровати и быстро натянул штаны.

– Что случилось? Да говори уже, черт побери!

– Четверо мужчин собираются обворовать гробницу.

– Это невозможно, – возразил Говард, – я поставил двух охранников.

– Они убежали, эфенди. Разбойников было больше.

– Это неправда!

– Все так, как говорит Сайед.

– Мы должны позвать полицию, пойдем! – Картер надел рубашку, набросил пиджак и уже хотел выйти из комнаты.

– Об этом нечего и думать, эфенди! – Сайед махнул рукой. – До утра ни один полицейский не решится отправиться на противоположный берег Нила.

– Но мы же должны что-то предпринять!

Мальчик открыто взглянул на Говарда, как тогда, в полицейском участке, и сказал:

– Хассан говорит, что самому умному человеку знания ни к чему, если у него нет друзей. Сайед ведь ваш друг, правда?

– Да, конечно, – смущенно ответил Картер.

– Значит, так. Я собрал десять человек с оружием. Они ждут в лодке у причала. Конечно, их участие будет не бесплатным. Никто не хочет рисковать жизнью…

– Никто не хочет рисковать жизнью даром. Я понимаю, Сайед. Давай обсудим вопрос о деньгах позже. Договорились? Я не останусь в долгу.

Они бегом направились к причалу. Как и было условлено, в темноте их ждала барка с десятью вооруженными людьми в черных одеждах. Они сидели на палубе на корточках, держа оружие вертикально и зажав его коленями. После короткого спора с предводителем группы Сайед сказал:

– Он хочет пять фунтов за своих людей.

– Пять фунтов? – взволнованно вскрикнул Говард, не решаясь ступить на борт барки.

– Это задание связано с опасностью, эфенди, – напомнил Сайед, – решайтесь! В этой ситуации каждая минута дорога.

Говард вынул две однофунтовые банкноты из кармана и прошипел:

– Два фунта, и ни шиллинга больше. Скажи им это!

Главарь кивнул, и Картер запрыгнул на борт.

– Как ты узнал об этом деле? – поинтересовался Говард у Сайеда во время молчаливой переправы.

Тот прищелкнул языком.

– Разве я вам не говорил, мистер Картер: Сайед все знает. У Сайеда много друзей по обе стороны Нила!

Едва барка причалила к берегу, вооруженные мужчины выскочили из нее и бегом направились в сторону Дейр-эль-Бахри. С утесов раздавалось завывание шакалов. Когда они приблизились к дому археологов, Говард заметил слабый свет.

– Вон там! – тихо вскрикнул он и указал направление.

Главарь развел руками, подавая знак, чтобы вооруженные люди замедлили шаг. В полном молчании, пригнувшись, они осторожно продвигались вперед. Чем ближе они подходили к источнику света, тем осторожнее были их шаги.

– Тесс! – Главарь сделал знак, чтобы Картер и Сайед остались сзади.

Уже стали слышны тихие голоса и лязг лопат. Говард и Сайед опустились на колени и внимательно следили за мерцающим светлым пятном, к которому бесшумно приближались мужчины с оружием наизготовку. Не дойдя до гробницы шагов тридцать, один из мужчин вдруг споткнулся. Ружье, снятое с предохранителя, упало на землю, и раздался выстрел. Картер увидел пламя ружейного выстрела, и тут же от скал отразилось тройное эхо, постепенно слабеющее.

Едва оно стихло, как раздался крик и из освещенной шахты выскочили четверо низкорослых голых людей. Было слышно, как они выкрикивают проклятия. Все четверо разбежались в разные стороны.

Главарь поднял ружье и выстрелил в воздух: это был сигнал к атаке. Мужчины начали неистово стрелять во все стороны, но скорее они стремились отработать вознаграждение, чем в кого-либо попасть.

Когда отгремел последний выстрел, Картер поднялся с земли. За сражением он наблюдал лежа на животе. Говард сразу же осмотрел, не разрушили ли грабители входной портал. Песок и камни, которыми был засыпан вход, лежали грудами у входа. Говард предполагал самое страшное. Но удалось ли грабителям проделать ход в гробницу?

На самой верхней ступени горела большая керосиновая лампа, отбрасывая рассеянный свет на нижние ступени. Грабители как раз добрались до замурованной стенки входного портала. Но керосиновая лампа так тускло светила, что Говард не мог понять, удалось ли проделать грабителям дыру в стене.

Со смешанными чувствами он спустился по лестнице. Он был не в своей тарелке, когда на полпути обернулся и увидел суровые лица мужчин, которые недоверчиво наблюдали за каждым его шагом. Кое-кто из особого усердия даже направил на него ствол винтовки.

– Что вы видите, мистер Картер? – крикнул Сайед, заглянув в шахту. Говард ощупывал стену обеими руками, чтобы убедиться: входу не причинили ни малейшего вреда. Потом Картер крикнул в ответ:

– Нам в очередной раз повезло, Сайед. Все в порядке!

От Курны доносился многоголосый лай собак, растревоженных выстрелами. Перестрелку наверняка было слышно на мили вокруг, но, казалось, в деревне никого это не интересовало.

Из темноты вдруг появился Навилль. Он был наполовину одет. Археолог не увидел Говарда и закричал:

– Картер! Где мистер Картер?

Сайед указал на шахту, из которой струился свет.

– Что случилось? Кто-нибудь ранен? – взволнованно спросил Навилль.

Картер выбрался наверх и успокаивающе поднял руки. Керосиновая лампа освещала его снизу, и Говард выглядел как привидение.

– В очередной раз повезло, – ответил он по-военному кратко. – Все в порядке.

Навилль протер глаза ото сна, подошел к краю шахты и заглянул внутрь. Потом он покачал головой и сказал:

– Невероятно. И все это – за одну ночь! Сколько вам понадобилось времени, чтобы расчистить вход, мистер Картер?

– Почти три дня, сэр! И у меня было двадцать работников. Разбойников же, судя по всему, было всего четверо. Действительно невероятно! – Он бросил взгляд на плетеные корзины, которые оставили грабители.

– Я думал, вы поставили охрану…

Говард пожал плечами.

– Я так и сделал, но вы же видите, сэр!

– А кто сообщил вам об этой вылазке?

Картер указал на Сайеда, который стоял в стороне рядом с мужчинами.

– Мой друг Сайед, – ответил он. – Он поднял меня посреди ночи с постели. Его люди уже ждали нас. Все это обошлось мне в два фунта.

– Что ж, умеренная цена за предприятие такого рода. Но при условии…

– Я знаю, что вы хотите сказать, сэр! При условии, что за этой стеной действительно скрывается гробница фараона, так?

– Именно так.

– Значит, вы все еще сомневаетесь?

Навилль ничего не ответил и молча пошел прочь.

Над Нилом занимался новый день, и теперь были видны следы, которые оставили после себя грабители: на песке лежали кирки, лопаты, ведра и корзины. Однако Картер даже не надеялся, что полиция попытается найти разбойников.

Сайед отправил своих людей по домам и пообещал до открытия гробницы привести вооруженный отряд. Он уверял, что тогда сокровища будут под более надежной охраной, чем в банке Англии.

Пока Картер и Сайед договаривались о стоимости такого предприятия, Говард на песке заметил что-то блестящее. Картер наклонился и поднял перочинный нож. В суматохе его, должно быть, потерял кто-то из грабителей. На одной стороне ножа стоял маркировочный знак, а на другой – выгравированная буква «Э».

Картер лишь покачал головой.

 

Глава 17

Дом консула был построен недалеко от храмов Луксора и напоминал сказочный замок. Айят построил его несколько лет назад, потому что старый дом порядком обветшал. Как и замок Трутцбург, он возвышался на крыше храма, который тогда еще был погребен под песком. От его вида у гостей должно было захватывать дух.

Для своего дома Мустафа Ага Айят, которого богатство, казалось, преследовало подобно тому, как некоторых преследует бедность, не пожалел ничего. Тут было электрическое освещение, несколько ванных комнат с водопроводом и фонтаны как внутри дома, так и в парке.

Помимо тридцати слуг, в основном мужчин, у консула имелась своя служба охраны. Одетые в белую униформу, охранники щеголяли по двору с блестящим оружием наперевес. Такие праздники, как «Фантазия», консул устраивал дважды в год, приглашая именитых гостей. Вместе с ними он наслаждался музыкой, танцами, хорошей едой и более или менее умными беседами. В этот раз охранники выстроились цепью по обеим сторонам дорожки, ведущей к входу.

Для приветствия знатных гостей, какими, например, были прусский консул с женой и дочерью, по какому-то тайному знаку охрана Айята давала три почетных залпа в воздух, а в честь других гостей, которые выстроились в длинную очередь, чтобы пожать хозяину дома руку, кричали «ура».

Почетный караул по тайному знаку уже отсалютовал мудиру из Кены, директору Управления древностями и даже начальнику телеграфа в Луксоре, который прибыл с самой представительной и всех своих трех жен. Но когда по красной дорожке, которая вел от парка до мраморных ступеней дома, пошел консул из Берлина, почетный караул только молча вытянулся по стойке смирно. Наверное, появление леди Коллингем и Картера, входивших в ворота сразу после немецкого консула, привлекло бы не больше внимания, чем прибытие других гостей, хотя они и были прекрасной парой. Но какое-то необъяснимое обстоятельство послужило тайным знаком охране, которая отсалютовала в воздух залпом в тот самый миг, когда Говард и леди Элизабет вошли в ворота. Этот момент сразу вызвал оживленную дискуссию об общественном положении молодой пары. Тут же распространились невероятные слухи, и все единодушно согласились, что молодой человек – не кто иной, как знаменитый археолог, обнаруживший на другой стороне Нила гробницу фараона, которую он собирался вскрыть на следующей неделе. Что же касается богатой леди из Лондона, то это его любовница.

Пока Говард и Элизабет, наслаждавшаяся кривотолками во сто крат больше, чем ее сопровождающий, стояли в очереди, чтобы пожать руку консулу, до него тоже дошел этот слух. Айят, одетый, как паша, был высоким статным мужчиной с темными волосами и маленькими хитрыми глазами. Он встретил Говарда словами:

– Сэр, для меня честь, что вы приняли мое приглашение. Вы непременно должны рассказать мне о своей находке.

Мустафа хотел еще поцеловать руку леди Коллингем, но из-за своего выступающего носа, который не был приспособлен для такого рода приветствий, ему это не удалось.

К счастью, на Говарде был новый костюм, белый, модного покроя, так что он без стыда мог показаться в обществе рядом с леди Элизабет. Даже в Англии на светские приемы у лорда Амхерста Говард так роскошно не одевался, как в этот вечер. Дамы в основном были одеты в легкие воздушные платья с широкими юбками и глубокими декольте. Мужчины были в черных фраках и по египетской традиции с фесками на головах. На празднике также были мужчины, одетые в белые галабии, и, надо сказать, иноземная одежда не портила их внешний вид.

В гостиной дома, освещенной бесчисленными электрическими светильниками, царила необычайная теснота. Наверное, здесь было больше сотни человек, которые, перекрикивая друг друга старались поддержать беседу. Пять музыкантов, вооруженных двумя скрипками, флейтой, аррабонкой и тамбурином, так рьяно взялись за дело, что гости опасались, как бы от жалобных стенаний и диких ритмов не лопнули дорогие бокалы и тонкий фарфор, стоявшие в открытых витринах. На полу из мрамора цвета охры лежали красно-синие ковры, а на них – туго набитые шелковые подушки для сидения, так и манившие отдохнуть. Кальяны из латуни и слоновой кости, некоторые в человеческий рост, десятками наготове стояли вокруг. Тлеющий древесный уголь, табак, гашиш и розовая вода распространяли чарующие ароматы. Но это был не единственный источник запахов. Ага Айят расставил громадные, как автомобильные колеса, чаши с высушенными цветами, чтобы они радовали глаза и нос гостей. Человек, подходивший к этим чашам ближе чем на три шага, оказывался в плену чарующего аромата лепестков. И если гость слишком долго стоял возле чаши, он мог даже опьянеть. Но и это было не все: сквозь толпу гостей протискивался караван мойщиков, состоящий из трех лакеев в желто-зеленых шароварах и тюрбанах. Первый нес медный кувшин с водой, которой гости могли ополоснуть руки, второй нес чашу, а третий вытирал им руки.

– Почти так же, как в моем пансионе «Маамура пэлэс», – шепнул Картер леди Элизабет и, само собой разумеется, помыл руки. Запах, который при этом ударил ему в нос, вызвал приятный озноб, прокатившийся по спине. Леди Коллингем рассмеялась:

– Стоит ли мыть руки – это еще спорный вопрос. Наверное, мыло для некоторых в этом зале было бы полезнее, чем духи. Но в единственном хозяину не откажешь – у него есть стиль.

– И деньги! – добавил Говард.

– Причем зачастую одно мешает другому, – добавила Элизабет.

И тут, словно волк в басне, появился Мустафа Ага Айят. После того как хозяин осыпал комплиментами леди Элизабет – ему удалось не обойти вниманием ни ее прелестное платье, ни обворожительную прическу, – он повернулся к Картеру.

– Я много слышал о вас, мой друг, – врал он, как продавец ковров на базаре. – И почему мы с вами до сих пор еще не встречались?! Вы знаете, я коллекционирую археологические находки и предметы искусства Древнего Египта.

Картер пожал плечами и ответил:

– Ваше превосходительство, глубокочтимый Ага, в этом повинна моя юность: с одной стороны, у меня пока нет больших успехов в области археологии, с другой, я в Луксоре лишь недавно.

– А как же гробница в Дейр-эль-Бахри?

– Она чуть не стала жертвой грабителей. Прошлой ночью туда хотели пробраться четыре бандита. Мне пришлось нанять отряд из десяти вооруженных людей, чтобы их отогнать.

– И что? Вам удалось схватить грабителей? – Айят пришел в негодование.

– Нет, – ответил Картер.

– Вы нашли какие-нибудь улики, может быть, у вас есть подозрения?

– Конечно, некоторые имеются. Но я не хочу об этом говорить сейчас.

Мустафа Ага Айят был озадачен и спустя некоторое время произнес:

– Вы же пригласите меня на вскрытие гробницы, мистер Картер? Главные гости, как видите, уже прибыли сюда. Когда же наступит этот знаменательный момент?

– В среду! – невозмутимо ответил Картер. – И конечно же, вы будете приглашены, сэр!

Вдруг Ага хлопнул в ладоши. Говард сначала подумал, что это консул от радости, но потом заметил, что по его сигналу начали заносить блюда. И когда это случилось, удивились не только Говард и леди Коллингем.

– Вы только взгляните на это, Говард! – восхищенно воскликнула Элизабет и сжала его руку, будто перед ней происходило нечто страшное. Лакеи выстроились в круг в середине гостиной, и в тот же миг, словно по мановению волшебной палочки, пол вскрылся и из глубины поднялся круглый, уставленный яствами стол, минимум трех метров в диаметре, со стеклянной столешницей, которая была подсвечена снизу. Это чудо стало возможным благодаря электрическому току, – бесспорно, полезному, но очень дорогому изобретению, которое можно было увидеть лишь в дорогих отелях.

В центре празднично подсвеченных блюд возвышался украшенный перьями запеченный индюк с приделанной фарфоровой головой. Вокруг него стояли блюда с жирной деликатесной рыбой (некоторые ее экземпляры – полосатые зубатки и семга – достигали метра в длину), подносы с цыплятами и певчими чужеземными птицами, зажаренными на гриле и сложенными в пирамиды, а также ножки ягнят, жареная говядина, нарезанная тонкими ломтиками специально для европейских гостей. Красные, желтые и лиловые цветы служили удивительным съедобным украшением стола. Ага еще раз хлопнул в ладоши, и лакеи начали повязывать гостям белые расшитые салфетки. Тут гостям отвертеться не удалось – каждый должен был пройти эту процедуру. Только после этого им выдали маленькие тарелочки, но ножей и вилок не было. Нужно было брать кусочки пищи с тарелки и пальцами отправлять их в рот. Картер быстрее смирился с этим странным обычаем, чем леди Коллингем. Она несколько раз в поисках помощи поворачивалась к своему сопровождающему, когда нужно было съесть кусочек рыбы, рис или огненный соус.

Европейцы ели стоя, а египтяне устроились удобно, по-турецки, на коврах, поэтому представилась возможность незаметно понаблюдать за ними.

– Я и не знала, что хлеб можно использовать вместо ложки, – произнесла леди Коллингем и кивнула в сторону рослого египтянина, который оторвал себе кусок лаваша, сложил его в ладони наподобие разливной ложки и черпал соус с тарелки.

– Нужно лишь потренироваться, – заметил Картер, наблюдая за мрачноватым мужчиной. – Я одно знаю, – продолжил он, – если меня еще раз пригласят на такой праздник, я прихвачу с собой ложку, а лучше две – одну для себя, другую для вас.

Египтянин заметил, что на него смотрят, и, проглотив последний кусок, поднялся и подошел к ним.

– Вы можете не верить, но все египтяне едят так же, как я. Я ведь простой крестьянин и не получил должного образования. Мой брат и я были рады, когда нам вообще было что поесть. Позвольте представиться, меня зовут Ахмед Абд-эр-Рассул.

– Говард Картер, – ответил юноша, – а это леди Коллингем.

– Я знаю. – Мрачноватый мужчина попытался улыбнуться. – В Луксоре все друг друга знают. И через пару дней чужак здесь уже не будет чужаком. Удивительно, что мы еще ни разу не встречались.

– Вы работаете смотрителем в Долине царей? – спросил Говард, хотя он хорошо знал биографию Абд-эр-Рассула.

– Главный смотритель! – поправил египтянин. – Мы не могли бы поговорить минутку? Я имею в виду с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной.

– Мне нечего скрывать от леди Коллингем. О чем речь?

Ахмед Абд-эр-Рассул закатил глаза, как будто его мучили адские боли. Элизабет заметила это и отошла в сторону. Довольный Ахмед подступил к Картеру и, не глядя на него, но при этом не спуская глаз с окружающих, произнес:

– Речь пойдет о вашей гробнице, мистер. Мои поздравления. Вы уже думали о том, что ждет вас за замурованным входом? Я имею в виду, нашли ли вы какие-либо подсказки?

– Ни единой, к сожалению. Но почему вас это так интересует, мистер Абд-эр-Рассул?

– Ну, знаете, может, вы наткнетесь на сокровища, которыми никто не заинтересуется, а я могу предложить покупателей. И для вас это была бы выгодная сделка.

Картер подумал, что ослышался. Абд-эр-Рассул, услуги которого оплачивало Управление древностями, чтобы препятствовать подпольной торговле находками с раскопок, предлагал Говарду заняться именно этим бизнесом.

– Как вы себе это представляете? – возмущенно прошипел Картер. – Я на среду пригласил тридцать людей, в том числе и Ага Айята. Они станут свидетелями того, как я вскрою гробницу!

– Что касается Ага, то могу вас успокоить, мистер Картер, мы работаем сообща. Вы же не думаете, что все это он приобрел на Жалованье консула? Нет, мистер Картер, там, на другой стороне Нила, спрятаны настоящие сейфы с деньгами. Большинство, конечно, уже пусты, но все время находят новые. Возможно, и вам улыбнулась удача найти такой сейф. Ага уполномочил меня сделать вам предложение: двести английских фунтов за то, что вы уберете охранников до среды и пустите нас в гробницу.

– Двести фунтов?! – вскричал Картер, едва не задохнувшись от гнева.

– Ну хорошо, скажем, три сотни фунтов. Но это мое последнее слово.

У Картера в голове пронеслась тысяча мыслей, но о том, что в Египте он может стать богатым, Говард еще никогда не думал.

Возможность одним махом заработать три сотни фунтов привела его в замешательство.

Триста фунтов – неплохое начало для небольшого состояния.

– Четыреста фунтов – это мое самое последнее слово! – услышал Картер слова Ахмеда Абд-эр-Рассула. Но Говард в мыслях был далеко отсюда. Такая сумма для молодого человека известного происхождения была просто непостижима. И непостижимы были возможности, которые открывали ему эти деньги: независимость и свобода.

– Как вы себе это представляете, мистер? – рассеянно произнес Говард. – Доктор Навилль и другие люди видели, что вход в гробницу не был поврежден.

Тут долговязый египтянин снова закатил глаза, так что, казалось, они вот-вот завертятся в глазницах.

– Мистер Картер, пусть это будут мои заботы. Вы не увидите на стене входного портала гробницы никаких следов взлома. Значит, я могу рассчитывать на ваше согласие?

Неожиданно возвратилась леди Коллингем.

– Я надеюсь, мне уже позволят находиться рядом с вами?

Картер извинился за бестактность. Он сказал, что был важный разговор, не подходящий для такого праздника.

– Вы не скучали?

– Нисколько. Здесь можно встретить столько новых людей, что чувствуешь себя почти как дома. Тут, кстати, и лорд Амхерст со своей семьей. Они рассказали мне о яхте, на которой живут, и пригласили меня и вас, Говард, на ужин. Конечно же, я рассказала им, что вы меня сопровождаете. Семья Амхерстов прост горит желанием увидеть вас.

Вдруг перед Картером как из-под земли появилась Алисия. Говард едва смог ее узнать. Светло-рыжая озорница превратилась в привлекательную молодую даму. Алисия теперь носила длинные волосы, к тому же они были искусно уложены в прическу. Ее платье из светло-голубого шелка подчеркивало фигуру, застежка тянулась до самой шеи. Плавные линии позволяли маленькой Алисии казаться выше.

– Говард! – вскричала Алисия и обняла Картера. Она так решительно поцеловала Картера, что у него перехватило дыхание.

– Я и понятия не имел, что вы здесь! – смущенно произнес Говард. – Из тебя получилась настоящая красотка.

Алисия отпустила Говарда.

– В этом он виноват! – Она ткнула пальцем в мужчину с рыжими бакенбардами, молчаливо стоявшего возле нее. – Лорд Рокли, мой жених.

Картер протянул Рокли руку.

– – Милорд, я могу лишь поздравить вас с таким прекрасным выбором. Алисия – восхитительная женщина.

Вдруг взгляд Говарда упал на Ахмеда Абд-эр-Рассула, который стоял немного в стороне и наблюдал за этой неожиданной встречей. В следующее мгновение проблема Картера – продаваться египтянину или нет – улетучилась.

– Кстати, мистер Абд-эр-Рассул! – воскликнул он. – Мой ответ – нет! И да будет вам известно, я даже усилю охрану в Дейр-эль-Бахри.

Лицо египтянина омрачилось еще больше. Он неловко поклонился, горделиво держа голову и согнув колени.

– Как пожелаете, мистер. Надеюсь, вы не будете потом об этом жалеть, – сказал он и исчез.

– Какой неприятный человек, – заметил Картер. – Но пусть это не испортит нам настроения. – И, повернувшись к Алисии, добавил: – Ты здесь со своими родителями?

Алисия кивнула.

– Они приглашают тебя и леди Коллингем на ужин. Мы привезли с собой собственную гостиницу. Она плывет вниз по Нилу. Кстати, тебе привет от мистера Боба!

Тут оба рассмеялись, а Элизабет и Рокли вопросительно переглянулись.

– Мне кажется, – обратился лорд к Элизабет, – нам стоит их ненадолго покинуть. Обоим наверняка нужно о многом поговорить, не так ли?

Алисия и Говард одобрительно кивнули, глядя друг на друга. Лорд Рокли взял леди Коллингем под руку, и они исчезли среди гостей. Говард, улыбаясь, посмотрел им вслед.

– Я хорошо помню ту молодую даму из Дидлингтон-холла, – сказал он, полностью погрузившись в мысли, – она сомневалась в возможности серьезных отношений и в том, что когда-нибудь влюбится. От нее уже не осталось и следа. И теперь она меня знакомит со своим женихом…

– Да, я действительно люблю этого Рокли! Хотя это и не мой выбор, а лишь предпочтение моих родителей. Ты же знаешь, они отличаются своим сословным высокомерием. Но мне он нравится, пусть даже он и не красавец. Он так трогательно заботится обо мне, как еще никто в моей жизни. Мы поженимся в следующем году. А ты?

Говард пожал плечами и взглянул куда-то поверх гостей.

– Эта леди Коллингем… – скромно начала Алисия, – я хочу спросить, это у тебя серьезно?

– Ну что ты! Я почти не знаю ее! Мы познакомились случайно. Да, она мне нравится, даже очень, но…

– Что «но»?

– Я вижу в леди Элизабет просто копию Сары Джонс.

– Сары Джонс? Ты все еще не забыл эту женщину? Боже мой, Говард!

– Я знаю, это сумасшествие. Но что я могу поделать? Чем больше времени проходит, тем яснее я понимаю, что Сара – это единственная женщина для меня. А сейчас я будто вижу призрак. На корабле, который плыл в Луксор, я принял леди Элизабет за Сару, но потом выяснилось, что это ошибка. Так мы и познакомились. А как дела у Сары Джонс? Ты ее видела, может быть, что-то слышала о ней?

Алисия растерянно опустила глаза, потом ответила:

– Нет, Говард. Ты совсем не писал ей? Или она тебе?

– Нет. Мы знали, что письма лишь усугубят наше положение. Тогда, во время прощания на вокзале в Сваффхеме, Сара сказала, что любит меня больше всего на свете и что придет время, когда я сам все пойму. С тех пор прошла целая вечность, но я так и не понял, почему она должна была выйти замуж за того органиста.

– Говард…

– У них есть дети?

– Говард, я не хотела тебе этого говорить, но думаю, что у тебя есть право знать правду.

– Правду? Какую правду?

Алисия отвела Говарда в укромное место, так чтобы никто их не услышал.

– Когда мой отец принял решение послать тебя и Ньюберри в Египет, – начала она, – он быстро сообразил, что ты не хочешь ехать из-за женщины. Мой отец был о тебе высокого мнения и сказал, что «парень может не использовать единственный шанс в своей жизни». Он спросил меня, знаю ли я о твоей пассии, и я рассказала ему все, что ты мне говорил. Да, понимаю, я не должна была этого делать, но я и не подозревала, как сильно ты любишь мисс Джонс. И, прежде всего, не догадывалась, что у моих родителей на уме. Моя мать отыскала мисс Джонс и, объяснив ей ситуацию, рассказала о шансе, который тебе представился. Беседа не продлилась и получаса, женщины пришли к единому мнению и вместе подготовили план: мисс Джонс должна была признаться тебе, что выйдет замуж за Чарльза Чемберса.

– Значит, Сара Джонс вообще не собиралась выходить замуж?

Алисия покачала головой и взглянула на Говарда снизу вверх.

– По крайней мере, не за этого органиста. В Сваффхеме поговаривали, что между ними произошла ссора и вскоре после этого Сара Джонс уехала. Она продала школу для девочек. Одни утверждают, что мисс Джонс сейчас живет в Лондоне, другие – что она вернулась в Ипсвич, свой родной город.

Говард не проронил ни слова. Зачем Сара затеяла всю эту игру? И хотя у него в памяти еще свежи были ее слова, он никогда по-настоящему не верил, что Сара Джонс может выйти замуж за Чарльза Чемберса! И все же эта новость для Говарда была слишком неожиданной, чтобы просто принять ее. Но Алисия никогда бы не стала его обманывать в таких серьезных вещах.

Он должен послать Саре телеграмму, а еще лучше забронировать билет на ближайший пароход в Геную, а дальше ехать на поезде Париж – Кале – Дувр. Но где он будет искать ее? Неужели она намеренно сожгла все мосты?

– Кто знает, может, так было лучше, – произнесла Алисия. – Мисс Джонс все же намного старше, чем ты. А моя мать сказала тогда: «Такие любовные связи добром не кончаются».

– Вот, значит, как она думала, – с горечью произнес Говард и, ударив себя кулаком в грудь, воскликнул: – Но это моя жизнь! Алисия, у меня есть право учиться на своих ошибках. И даже если бы твоя мать оказалась права, я приобрел бы этот опыт, но не оплакивал бы зря эти годы. Любовь – это чувство между двумя людьми, а третий здесь только мешает. Есть достаточно примеров тому, что самые невероятные отношения являются наиболее прочными.

– Прости, Говард, я не хотела тебя обидеть. Но, честно говоря, я думала, что ты уже забыл об этом любовном романе. Ведь столько времени прошло!

– Забыл? – Говард вскрикнул так громко, что на него стали обращать внимание другие гости. – Забыл? Я никогда не забуду Сару, никогда! – взволнованно сказал он.

Алисия попыталась успокоить Картера:

– Поверь, моя мать не хотела ничего дурного, когда впутала Сару в эту интригу. Она желала тебе только добра. И она не собиралась поступать несправедливо. Ты на верном пути и скоро станешь знаменитым археологом. По крайней мере, о тебе говорят потрясающие вещи. Ты нашел гробницу фараона?

Говард ответил с измученной улыбкой:

– Во-первых, еще неизвестно, что Это гробница фараона, а во-вторых, лучше бы я остался художником-анималистом в Сваффхеме, а со мной рядом была Сара Джонс.

Алисия с усилием выдохнула воздух через сжатые губы, как она всегда делала раньше и как совершенно не подобало делать молодой леди.

– Лучше бы я держала язык за зубами, – сказала она, – теперь испортила тебе весь праздник.

Говард отмахнулся:

– Рано или поздно я все равно узнал бы об этом. Давай отыщем леди Коллингем и лорда Рокли!

Элизабет сразу заметила, что что-то произошло. Говард изменился. Он замкнулся, лицо стало серьезным, а в мыслях он и вовсе был где-то далеко отсюда. Алисия не понимала этих перемен, но леди Коллингем, будучи опытной женщиной, считала неуместным задавать лишние вопросы.

Неудивительно, что встреча Говарда с лордом и леди Амхерст прошла довольно прохладно и по-деловому. Лорд поздравил Картера с находкой в Дейр-эль-Бахри и выказал надежду, что Говард пригласит его на вскрытие гробницы. Говард ответил, что это была бы честь для него. Амхерст смотрел на Говарда, но тот, очевидно, не воспринимал его слова всерьез. Картер будто издалека слышал, как лорд говорил, что с самого начала был убежден в его таланте, однако перед глазами Говарда стояли лишь стены Касл-Акра и Сара, бегущая к нему с распахнутыми объятиями.

Тут он услышал голос леди Маргарет:

– Мы были бы рады видеть вас с леди Коллингем у нас на яхте. Мы приглашаем вас на ужин. «Нефертари» причалила совсем недалеко от отеля «Уинтер пэлэс». Повар-египтянин, несомненно, проявит все свое кулинарное искусство и приготовит несравненные блюда.

Элизабет, мягко оттеснив Говарда в сторону, ответила:

– Мы с благодарностью примем ваше предложение.

– Конечно, миледи, мы с удовольствием придем, – вернувшись к реальности, добавил Говард.

Тем временем гигантский стол с изысканными блюдами ушел обратно под пол. На его месте из темных недр сказочного дворца появилась пышная танцовщица, обернутая в полупрозрачные платки со сверкающими блестками. Черноволосая египтянка под зажигательную музыку оркестра демонстрировала не только свое искусство, но и смелыми движениями открывала на обозрение свои прелести. Нижняя половина лица танцовщицы затенялась вуалью, а костюм скорее подчеркивал обольстительные формы тела, нежели скрывал их. Сверкая глазами и взмахивая руками» красотка ударяла в такт маленькими металлическими пластинами, надетыми на пальцы. Когда она начала безудержно трясти своими крутыми бедрами, мужчины, прежде всего египтяне, пришли в экстаз и стали выкрикивать двусмысленные фразы, которых европейцы, к счастью, не понимали.

Казалось, это польстило танцовщице: чем громче были крики, тем энергичнее она трясла бедрами и веселее смеялась. Она уже давно распустила искусно сделанную прическу. Ее длинные волосы свисали на лицо и липли к потному телу. Женщина, танцуя, приблизилась к Говарду Картеру и затрясла грудями у него перед глазами.

Мужчины ликовали, но Говард, находясь в центре всеобщего внимания, чувствовал себя неуютно, глупо, просто посмешищем. Даже Алисия и Элизабет хохотали и аплодировали. А Картеру было совсем не до шуток. Он чувствовал, как кровь ударила в голову, как покраснели уши. Говард был похож на загнанного в угол зверя и искал путь к отступлению, чтобы сбежать с унизительного представления, но все было напрасно. Полуголая танцовщица распростерла руки, опустилась перед ним и, широко расставив колени и откинувшись назад, стала играть всем телом. И тут Картер толкнул ее, так что женщина опрокинулась и резко упала на спину.

Музыка мгновенно стихла, и необузданное, лихое веселье сменилось негодованием и возмущением. Не зная, что произошло, Мустафа Ага Айят протиснулся сквозь ряды гостей и, увидев лежащую на полу танцовщицу, подал знак двум лакеям, чтобы те подняли ее.

Говард, не ожидавший такого развития событий, взглянул на леди Коллингем в поисках поддержки. Та уже поняла, сколь опасной может быть ситуация. Она энергично схватила Картера за руку и громко произнесла, чтобы окружающие могли услышать:

– Пойдемте, Говард, мне кажется, будет лучше, если мы уйдем. Оркестр снова начал играть, а Элизабет и Говард стали продираться наружу.

– Почему эта потаскуха пристала именно ко мне со своими выкрутасами? – не сдержавшись, прорычал Картер.

Они уже приближались к выходу, как вдруг за ними появился Ага Айят и как ни в чем не бывало спросил:

– Миледи, мистер Картер, неужели вы покидаете меня?

Элизабет обернулась.

– Да, мы все равно уже собирались уходить, мистер Айят. И принимая во внимание досадное происшествие…

– Простите мое поведение! – перебил ее Картер. – Все так неудачно произошло.

Ага подошел ближе и тихо произнес:

– Понимаете, мистер Картер, если бы речь шла о какой-то второсортной танцовщице, никто бы и рта не посмел открыть после того, как вы ее толкнули, но это Лейла. А Лейлу в Египте почитают как святую. У нас многие шлюхи считаются святыми, а Лейла – самая знаменитая из всех. Боюсь, вы сделали всех мужчин Египта своими врагами.

– Что ж, такова судьба, – сухо ответил Картер, но по ноткам в его голосе можно было уловить явную неуверенность.

– Разумеется, я передам ваши извинения, – произнес Айят и подал руку леди Коллингем, а потом и Картеру. Из дома доносилась дикая музыка и неистовый хохот.

На открытие гробницы Картер пригласил тридцать гостей, хотя понимал, что их будет гораздо больше. И все равно на такую толпу он не рассчитывал: три сотни людей, а то и больше, тянулись по тропе от берега Нила в Дейр-эль-Бахри. Они брели с раскладными стульями в руках, с зонтиками от солнца и корзинами для пикника. Большинство по такому праздничному случаю нарядилось в парадные костюмы.

Картер сдержал слово и сообщил в отели Луксора о дате открытия гробницы. Конечно, едва ли нашелся человек, который пожелал бы пропустить столь неординарное событие, кроме тех, конечно, кто был прикован к постели или кому было за девяносто.

Поговаривали, что Уолли Бак, вдове фабриканта из Чикаго, которая регулярно вот уже два десятка лет подряд проводила зиму в Луксоре, было уже за девяносто, но точно назвать ее возраст не мог никто. Мисс Бак в Дейр-эль-Бахри принесли два коренастых феллаха; она сидела в плетеном кресле, как в венецианском паланкине, по бокам которого были приделаны две балки. Но для завсегдатаев это не было удивительно: дама передвигалась так каждый день, пока была в Египте. Она любила комфорт, поэтому еще два лакея несли сзади столик, подходивший к креслу, и дорожный чемодан со сменой белья.

Еще ночью рабочие расчистили портал в гробницу и приделали поручни. Для приглашенных гостей были расставлены стулья, а на накрытых белыми скатертями столах стояли прохладительные напитки. Министр культуры, облаченный в европейскую одежду, появился вместе с двумя чиновниками высокого ранга в фесках. Были также представители из Управления древностями. В сопровождении четырех телохранителей прибыли мудир из Кены и назир из Луксора. Консулы пришли вместе с дамами, которые едва ли отличались одна от другой: все они были в широкополых шляпах и длинных белых платьях. Когда около восьми часов утра около гробницы появился Картер, на нем был светлый костюм и галстук-бабочка. Его встретили аплодисментами. Говард вежливо приподнял свою панаму и раскланялся. Вместе с ним шли шесть лучших рабочих Навилля, держа в руках корзины, кувалды, кирки и тяжелый заостренный лом.

– Удачи! – шепнула ему леди Коллингем, когда Картер протискивался через ряды гостей.

– Пусть Аллах правит вашей рукой, мистер Картер! – тихо произнес Ага Айят.

Говард кивнул, сдержанно поблагодарив их. От взгляда Картера не укрылось, что за широкой спиной Ага Айята прятался Эмиль Бругш. Говард уже почти достиг цели, как вдруг кто-то потянул его за рукав и он услышал голос:

– Эй, мистер Картер, поздравляю вас с успехом!

Когда он обернулся, перед ним стоял Порчи, лорд Карнарвон.

Говарда охватило радостное волнение.

– Меньше всего сегодня я ожидал увидеть здесь вас!

– Значит, получился сюрприз. – Карнарвон подмигнул и, повернувшись к красивой даме, стоявшей возле него, добавил: – Альмина, позволь представить тебе мистера Картера. Мы виделись с ним в последний раз еще в Дидлингтон-холле, он тогда помогал лорду Амхерсту зарисовывать его коллекцию. А сегодня он уже знаменитый археолог. А это, мистер Картер, моя жена Альмина.

Говард поздоровался с леди Альминой.

– Для меня большая честь, миледи, знать, что вы будете присутствовать в этот знаменательный день.

– Ну хорошо, – сказал Карнарвон, – мы не будем вам мешать. И плюнем трижды через левое плечо!

Пройдя еще пару метров, Говард наткнулся на Амхерстов. Не было только лорда Рокли.

– А где же жених? – спросил Говард Алисию.

– Он пожелал пойти на охоту на кроликов. Нет, здесь нет ничего, что заинтересовало бы Рокли.

– Вы знаете, что лорд Карнарвон прибыл в Луксор? – обратился Картер к его светлости.

– Я слышал, что он собирался приехать в Египет вместе со своей молодой женой, но то, что лорд будет присутствовать именно в этот знаменательный день, для меня, признаться, неожиданно.

Леди Маргарет подошла к Картеру поближе и почти шепотом спросила:

– Как вы находите его молодую жену Альмину Уомбвелл?

– Если позволите заметить, она действительно очень красива.

– Ну да, – ответила леди Маргарет и подозрительно огляделась по сторонам. – Ее отец на самом деле никакой не сэр Фредерик Уомбвелл, а сам барон Альфред Ротшильд.

– Ах, – ответил из вежливости Говард: мыслями он уже весь был в работе.

– Да, именно так, – прошипела леди Маргарет, – Ротшильд подарил Альмине на свадьбу 250 000 фунтов! Вы можете себе такое представить, мистер Картер?

– Маргарет, – вмешался лорд Амхерст, – мистера Картера интересуют сейчас другие вещи, а не сплетни о семье Карнарвонов.

Говард благодарно кивнул. Когда он наконец добрался до шахты в гробницу, наступила полная тишина. Словно египетский жрец, Картер осторожно спустился по ступеням, еще раз взглянул на стену и позвал двух самых сильных своих помощников с железными ломами. Он указал место посередине стены и подал знак. Мужчины держали ломы, как канатоходцы – балансир.

Наконец они начали размахивать ломами наподобие тарана, так что их заостренные концы впивались в каменную стену. Этот шум будто разбудил зрителей: имея возможность только слышать, что происходит в шахте, они ахали и охали, когда из глубины до них доносились особенно сильные удары.

«Почему Навилль решил наблюдать за происходящим издалека?» – думал Картер, сидя на ступенях и стараясь не пропускать ни одного удара. Ломкие, хрупкие камни не могли противостоять тяжелым инструментам. Прошло не больше получаса, и рабочие пробили в стене небольшое отверстие.

Картер отправил двух помощников с ломами наверх и позвал еще двух с корзинами, чтобы они убрали мусор. После того как задание было выполнено, к работе приступила следующая пара с мотыгами, которая расширила дыру на ширину локтя. После этого снова потребовалось вынести обломки камня.

Все трудились молча, словно выполняли это задание уже в сотый раз. Спокойствие и точность, с которой проводились работы, поразили не только праздных зрителей, но и представителей Управления древностями, и некоторых иностранных археологов. Напряжение росло.

Через час из шахты послышался голос:

– Картер-эфенди! Картер-эфенди!

Говард как раз был занят тем, что пытался немного оттеснить зрителей от ограды. Он тут же спустился вниз. Люди замерли и будто парализованные смотрели на выход из шахты, откуда в любой момент должен был показаться Картер. Гости поднялись со стульев. Какая-то женщина в первом ряду упала в обморок, а другая, до этого момента что-то без умолку рассказывавшая, прижала кулаки ко лбу и завопила:

– Фараон, фараон!

Из шахты снова послышались сильные удары. Когда они вдруг стихли, народ опять благоговейно замолчал.

Вдруг появился Картер.

– Мне нужен свет! – взволнованно выкрикнул он, не обращая внимания на окружающих.

Двое мужчин зажгли заранее подготовленные керосиновые лампы. Картер взял их и исчез в глубине.

– Фараон, фараон! – снова закричала болтливая дама. Это была жена французского консула. Она металась, будто у нее были предродовые схватки.

Ограждение вокруг шахты грозило вот-вот обвалиться, и помощники прилагали все усилия, чтобы удержать возбужденных гостей от края шахты. У мудира из Кены, маленького круглого человека в ладно скроенном сером костюме, на лбу выступил пот. Он нервно вскочил, отпихнул телохранителей, которые тут же возникли перед ним, чтобы оказать услуги, встал на первую ступень шахты и, скрестив руки на груди, крикнул:

– Я – мудир, я имею право первым взглянуть на сокровища фараона!

Эти слова привели в ярость назира Луксора. Он был такого же низкого роста, как и мудир, но худощавый. Словно павлин, распустивший хвост, он с красным от злобы лицом накинулся на мудира, который, как известно, не относился к числу его друзей, и дал ему понять, что тот вообще не имеет права ничего здесь говорить. Слово за слово, и ожесточенный диспут перешел в рукопашную схватку, к которой присоединились телохранители. Тут вмешался непонятно откуда появившийся среди зрителей начальник полиции Луксора Хамди-бей и дважды громко крикнул:

– Успокойтесь, иначе я велю всех вас арестовать!

Это подействовало на разгорячившихся мужчин, и снова наступила тревожная тишина.

Когда через четверть часа ничего не произошло, среди гостей начало распространяться беспокойство. Министр культуры поднялся и исчез в шахте. Через несколько мгновений он вернулся сообщил о том, что увидел:

– Там дыра в стене, в которую может свободно пролезть человек. Нам нужно еще немного подождать.

– А Картер? Что делает Картер?

Министр культуры пожал плечами и повторил:

– Вам нужно подождать, леди и джентльмены.

Прошло еще полчаса, волнение росло и грозило перерасти в сумятицу, и тут появился Эдуард Навилль. Лицо его было серым. Его непоколебимая осанка, казалось, соответствовала особой ситуации. Он молчал. Не говоря ни слова, Навилль взял керосиновую лампу и спустился в шахту.

– Мистер Картер! – тихо позвал он и посветил в проем. – Мистер Картер?

Ответа не последовало, и Навилль протиснулся в дыру, прошло немного времени, пока глаза археолога не привыкли к темноте. Потом он поднял лампу над головой.

Перед ним была комната двадцати шагов в длину и десяти в ширину, а до потолка он мог бы дотянуться рукой. Стены были высечены прямо в скале. Ни дверей, ни коридора, который бы вел в другие помещения, Навилль не увидел. Пахло пылью. От лампы на полу исходил рассеянный свет.

– Картер? – крикнул Навилль в темноту. – Проклятие, где вы? Навилль осветил голые стены: никаких украшений, никаких рисунков – ничего. Голый камень. Гробница оказалась пустой.

Вдруг то, что Навилль сначала принял за камень в левом углу, зашевелилось.

– Картер! – испуганно вскрикнул археолог. Говард сидел на корточках в углу, сложив руки на коленях и уперев в них голову.

– Мне очень жаль, – тихо произнес Навилль.

Картер поднял голову. Его глаза покраснели.

– Вы ведь подозревали это… Я прав?

Навилль кивнул.

– Такие незаконченные или маленькие гробницы в этой местности встречаются очень часто. Достаточно было бы как-нибудь посмотреть, что за этой стеной. Шансы на большое открытие были минимальными, если не равнялись нулю.

Говард покачал головой, а затем с силой тряхнул ею, как будто не хотел во все это верить.

– И вы позволили такой беде случиться! – горько пожаловался он.

– Ну что значит «беда», мистер Картер! Все великие карьеры начинаются с первого поражения. Помните об этом. У меня было точно так же.

– Это больше чем просто поражение. Я погиб.

– Да что вы такое говорите! Вы просто слишком много наобещали. Вы еще очень молоды, и вам это позволительно. Давайте выйдем наружу и объясним людям, что произошло. Или лучше сказать, чего не произошло.

– Никогда, – заявил Картер, – я останусь здесь.

Навилль долго смотрел на Говарда, и чем дольше он наблюдал за ним, тем отчетливее понимал, что молодой человек не шутит.

– Вы не против, если я сам отправлю людей по домам, мистер Картер? Вы организовали это мероприятие, вы и должны решить.

Говард ничего не ответил. Он с присущим ему упрямством смотрел в пустоту.

– Картер, – повторил Навилль, – мне самому отправить народ по домам?

– Делайте что хотите! – вскричал Говард, и Навилль исчез в проеме.

Издалека Картер слышал его голос, но не мог разобрать, о чем тот говорит. Он только съежился, когда вдруг раздался громкий шум. Язвительный хохот резал слух. Крики становились все громче.

– Фараон, фараон!

Больше всего на свете Говард сейчас хотел замуровать стену изнутри, так ему было стыдно!

Спустя час после того как шум снаружи стих, в проеме показался силуэт и Картер услышал голос:

– Говард, это я, Элизабет. Не будьте ребенком, выходите наружу!

Говард молчал. «Почему леди Элизабет?… Почему именно она причиняет такую боль? Зачем она меня унижает?» – думал он. Ему хотелось побыть одному и никого не слышать и не видеть. И чтоб его никто не видел.

– Оставьте меня в покое! – взревел Картер, не поднимаясь из своего угла.

Силуэт исчез, и постепенно наступила тишина. Говард не знал, Как Долго он смотрел в пустоту. Керосиновая лампа уже давно погасла. Лишь через дыру в стене падал слабый свет. Он судорожно пытался привести круговерть мыслей в порядок, разработать план, как ему избежать еще большего позора.

В стенах гробницы зазвучал тихий смех. Смеялся сам Говард, вспомнив, как когда-то Сара Джонс сказала ему, что будет гордиться, если однажды Картер вернется в Сваффхем знаменитым археологом. Знаменитым археологом? Знаменитым неудачником! Как жестока порой может быть жизнь!

Уже вечерело; должно быть, на землю опустились сумерки по тому что света в проеме больше не было. Говард наконец отважился подойти к выходу. Он вдохнул свежий воздух, как умирающая рыба. На мгновение он даже подумал добровольно покинуть свою тюрьму, но тут ему почудились голоса. Он снова забился в угол где просидел до этого весь день. Там он чувствовал себя защищенным. Защищенным от насмешек, и шуток, и сострадания – самого неприятного из всех чувств.

Постепенно жуткая тишина окутала его невидимым покрывалом. Иногда Говарду казалось, что он слышит, как скребутся мыши и шуршат жуки, а может, ему казалось, что это струится песок. «Утром, – думал он, – я выйду из своего убежища». Будто один день сможет изменить ситуацию. Он хотел пойти к Навиллю и сказать, что увольняется и возвращается в Англию. С этой мыслью Говард и заснул.

 

Глава 18

Картера разбудил скрип колес. Он не спал почти пять суток и неимоверно устал после долгой поездки. Когда состав отправился из Дувра, Картер немного вздремнул. Наконец поезд остановился.

– Лондон, вокзал «Виктория»! Лондон, вокзал «Виктория»! – громко кричал мужчина в униформе.

Родная речь показалась Говарду приятной на слух. И даже та чопорная сдержанность, с которой пассажиры сходили на перрон, радовала молодого человека. Англия вновь приняла его. Говард отправил матери телеграмму о том, что он приезжает, и надеялся, что она встретит его.

С трудом вытащив на перрон чемодан и завязанный пакет с восточными сувенирами, он искал глазами в толпе мать. Вокруг него люди радостно приветствовали друг друга, целовались, обнимались, жали руки. Минут десять он напрасно искал в толпе знакомое лицо, потом позвал носильщика:

– К кебам!

Лондон встретил Говарда ясным голубым весенним небом. Картеру казалось, будто город вычистили специально к его приезду. Пыль и грязь, постоянные спутники Говарда в последние годы, исчезли. И даже запряженные в экипаж лошади, которые в Луксоре и Каире источали зверский запах, здесь распространи приятные ароматы, как на скачках в Эскоте.

– Рич Террэс, 10, пожалуйста! – Картер заплатил носильщику и сел в черный фаэтон.

Извозчик повторил адрес, приветливо кивнул, и экипаж тронулся. После того как они свернули с Букингем-Пэлэс-роуд в Гровенорские сады, извозчик обернулся на козлах и дружелюбно спросил:

– Вы путешествовали, сэр?

Картер кивнул.

– По Египту. Луксор, Каир, Александрия.

– Господи милостивый! – вскрикнул извозчик. – В колониях! В Африке!

– Ну да! – рассмеялся Говард. – Собственно, Египет не британская колония.

– Разве нет? – удивился извозчик. – Но газеты полны сообщений об успехах лорда Китченера. Значит, он командует египетской армией.

– В общем, правильно, – ответил Картер, – но вам все равно не стоит верить всему, что пишут в газетах. Следите-ка лучше за дорогой, мистер.

Целыми и невредимыми они добрались до Рич Террэс. Несмотря на то что это место было расположено в центре Кенсингтона, одного из самых богатых районов Лондона, вид у него был несколько провинциальный. Маленькие узкие двухэтажные домишки громоздились один над другим, что было нередко в городе, к тому же они были похожи друг на друга как две капли воды и их легко можно было спутать. Дом под номером 10, на фасаде которого некогда белая краска от времени превратилась в мутно-серую, не был исключением.

Говард подергал за дверной звонок и после того, как никто не открыл, с силой постучал в дверь. Долгое время ничего не происходило. Наконец на пороге показалась Марта Картер. Говард испугался. Было около полудня, а мать стояла в изношенном домашнем халате. Очевидно, она не нашла времени, чтобы переодеться.

– Ах, это ты, – произнесла она без особых эмоций. «Ах, это ты» – будто она видела Говарда еще вчера.

Говард безуспешно попытался ее обнять, и она равнодушно спросила:

– Ты хорошо доехал, мой мальчик?

– Да, – ответил Говард, – если не принимать во внимание трудности, связанные с четырехдневным плаванием из Александрии в Геную, путешествие на поезде по Франции и переправу из Кале в Дувр. Признаться, я смертельно устал.

К тому же Говард чертовски проголодался: во время тяжелого путешествия он ел только то, что взял с собой в дорогу, и то, что предлагали вокзальные торговцы. Но Марта Картер предложила ему только чашку чая. Говард ожидал, что мать засыплет его вопросами, будет расспрашивать, как он жил в Египте, но этого не произошло. Собственно, он был рад этому, потому что не хотел называть истинной причины своего возвращения на родину.

В доме, порог которого он не переступал вот уже много лет, казалось, все было по-прежнему, но Говарда не покидало ощущение, что здесь теперь живут чужие люди. Картер занес свой чемодан в комнату на верхнем этаже, где прошло детство его старших братьев – Сэмюеля, Вернета и Уильяма, и тут услышал голос матери. Она уже некоторое время готовила чай в кухне, на первом этаже.

Сначала он подумал, что мать хочет поговорить, но потом испугался, когда услышал, как Марта Картер зовет его отца:

– Твой сын приехал, Сэмюель, ты не хочешь спуститься? – И после короткой паузы: – Он вернулся из Египта. Ты должен на него взглянуть.

Говард крепко ухватился за лестничные перила. Он не решался спуститься. Его отец умер три года назад.

– Сэмюель! – снова услышал он мать. – Ты же выпьешь с нами чаю? Тебе, как всегда, с молоком и без сахара? Как у тебя дела сегодня утром, Сэмюель? Наконец-то пришла весна. Ты уже смотрел в окно? На розах «форсайт» уже появились первые почки. Ты обязательно должен их нарисовать, как только тебе станет получше. Слышишь, Сэмюэль?

На некоторое время воцарилась тишина, и Картер отважился спуститься. В оцепенении он заметил, что мать поставила на стол три чашки с чаем. Как теперь Говарду себя вести?

Заметив неуверенный взгляд сына, Марта Картер снова заговорила:

– Твоему отцу сегодня нездоровится. У него больные легкие, но он наверняка еще присоединится к нам.

Говард понимающе кивнул.

– А как Фанни и Кейт, как у них дела? Здоровы ли они?

Мать рассмеялась:

– Ах, эти! Им всегда лучше, чем горожанам. Я была у них в Сваффхеме на Рождество. Твой отец послал меня к ним немного развеяться.

– Я хочу к ним съездить в ближайшие дни. Вот Фанни и Кейт удивятся! Они еще не знают о моем возвращении.

Говард бесцельно бродил по Лондону два дня. От своей сестры Эмми, которая вышла замуж за скупщика Джона Уокера, он узнал, что мать страдает от временной потери реальности – частого недуга нынешнего времени, но почти всегда находится в здравом рассудке, так что об этом не стоит беспокоиться. Картер надеялся во время своих скитаний по Лондону увидеть Сару Джонс.

Это были, конечно, пресловутые поиски иголки в стогу сена. И скоро Говард понял: если ему и суждено отыскать Сару Джонс, то он должен вернуться на место, где ее видели в последний раз, – в Сваффхем.

Фанни и Кейт приняли Говарда очень радушно. Для сестер он все еще был их большим мальчиком. В отличие от матери их очень интересовали его профессиональные успехи, и Говарду приходилось часами рассказывать о своих египетских приключениях в Луксоре и Тель-эль-Амарне. Тетки удовлетворились его ответом: Картер им сообщил, что приехал в Англию для длительного отпуска.

Принявшись за поиски Сары Джонс, Говард первым делом отправился в школу для девочек и обнаружил там пожилую супружескую пару. По супругам сразу можно было сказать, что они из обедневшего дворянства. Леди Лэнгтон и ее муж лорд Горацио погрязли в долгах и купили школу у мисс Джонс за «приличные деньги», как выразилась леди. На вопрос о семейном положении мисс Джонс она ответила, что та никогда не была замужем, и это было довольно странно, принимая во внимание ее привлекательную внешность. Леди также рассказала, что у мисс Джонс была несчастная любовь, и именно это послужило причиной ее отъезда из Сваффхема. Насколько было известно супружеской паре, Сара Джонс переехала в Лондон. Леди Лэнгтон также поинтересовалась, зачем молодому человеку все это знать?

Картер признался, что Сара Джонс была влюблена в него. Он намеренно утаил, что был ее учеником.

Говарду тоже показалось, что Сваффхем – не идеальное место для жительства. Воспоминания о Саре навевали каждая улочка, каждый старый дом. На что бы Говард ни взглянул, все вызывало в душе жгучую боль, которая зовется тоской. Эта тоска и гнала его по улицам, как отчаявшегося, унылого бродячего пса. После двух дней безуспешных поисков ему пришла в голову мысль обратиться к владельцу гостиницы «Джордж коммершиал хотэл», мистеру Хейзлфорду, выпить у него кружку эля и как бы невзначай осведомиться о теперешнем местожительстве мисс Джонс.

Мистер Хейзлфорд принял Говарда очень дружелюбно и за элем рассказал, что Чемберс уехал вместе с Сарой Джонс из Сваффхема, чтобы сыграть свадьбу в Лондоне. Хозяин гостиницы предположил, что преемник Чемберса, новый органист мистер Спарелл, может знать больше.

Картер обнаружил Спарелла в обветшалом доме на Норвич-роуд, недалеко от особняка. Тот снимал там маленькую комнату под крышей. Он был молод, почти вдвое младше Чемберса, и в отличие от предшественника довольно симпатичный. Картер сначала сомневался, но потом понял, что Чемберс – серьезный соперник, и стал выяснять, не женился ли тот на его юношеской любви – Саре Джонс.

Спарелл вел себя сдержанно и сожалел, что почти ничего не знает о Чемберсе, потому что виделся с ним лишь однажды, да и то случайно. В тот раз Чемберс упомянул, что нашел себе место органиста в лондонском кинематографическом театре. Это была хибарка, где на льняном полотнище показывали живые картинки. В голосе Спарелла явно чувствовалась насмешка.

Говард хотел подольше задержаться в Сваффхеме, но то, что он услышал, взволновало его. Картер покинул маленький городок, который был его родиной.

Прибыв в Лондон, Говард не отважился снова прийти к матери. Можно было без труда найти дешевый отель, которых в Лэмбете и Сохо имелось великое множество. Они были Картеру по карману, но Говард предпочел бесцельно слоняться по городу. Он поел в небольшой азиатской забегаловке в Сохо, переночевал на станции метро «Площадь Пикадилли», на следующий день устроился спать, прикрывшись лохмотьями, на Трафальгарской площади, а потом безрадостно отправился на поиски кинематографического театра в Челси; Он нашел его на одной из боковых улочек Кингс-роуд.

На плакатах, похожих на театральные афиши, стояла надпись: «"Месть леди Корь" – драма о ревности в аристократическом обществе, показ производится под музыку». Говарда драма о ревности интересовала мало. Он решил узнать, кто будет осуществлять «музыкальное сопровождение». Для этого он купил билет за два шиллинга и вошел в затемненный зал с плюшевыми мягкими стульями и восточными коврами. Вместо сцены, как это бывает в театре, здесь было натянуто белое полотнище, по обеим сторонам которого стояли растрепанные комнатные пальмы. Слева от экрана стояло пианино, за которое сел музыкант в сюртуке, – но это был не Чемберс.

Апогей представления из мерцающих картинок наступил, когда муж-рогоносец застрелил своего соперника. Пианист озвучил и это: громко ударил линейкой по инструменту. Зрители аплодировали бурно, но вряд ли потому, что их растрогала драма. Скорее, по той простой причине, что они стали свидетелями значительного изобретения.

Даже Картер был впечатлен кинофильмом. Спустя двадцать минут зрители покинули зал, а Говард подошел к пианисту и спросил, не знает ли тот некоего Чемберса – органиста кинематографического театра.

Пианист едва ли был старше Говарда. Он ответил, что в Лондоне есть только один кинотеатр с органным сопровождением – «Трокадеро», на площади Пикадилли. Картер отправился в это заведение и осведомился об органисте по фамилии Чемберс.

Приветливая дама в капитанской униформе и круглой шапочке на голове – весьма смело по тому времени – продавала программки в отделанном серым мрамором фойе.

– Да, какой-то Чемберс играет на кинематографическом органе, – сказала она, – в день проходит по три представления. Чтобы увидеть Чемберса, Говарду пришлось купить билет на фильм. Красные плакаты обещали историю из времен Древнего Рима и гладиаторские бои с настоящими львами.

«Трокадеро» вмещал более двухсот зрителей, кроме того, в нем были боковые ложи, каждая на четыре персоны. На возвышении, в торцевой части зала, стоял орган – громадное чудище с золочеными трубами и такими же ангелочками.

Говард занял крайнее место в последнем ряду и слушал шикарную органную музыку, которой развлекали публику до начала сеанса. Потом погас свет – представление началось.

В темноте Картер незаметно поднялся на возвышение к органу. Клавиши органа тускло освещала низко подвешенная лампа. Сначала Говард даже не узнал Чемберса – настолько изменился бывший органист церкви Святых Петра и Павла. Его некогда вьющиеся волосы были коротко пострижены, а сам Чемберс носил усы и был одет в шикарный красный сюртук, который придавал ему вид зажиточного денди и делал похожим на директора цирка.

Чемберс, целиком поглощенный аккомпанированием маршу гладиаторов, играл руками и ногами и не заметил в тусклом свете, как к нему сбоку приблизился Картер. К тому же Чемберс постоянно смотрел на экран, чтобы музыка соответствовала движениям актеров.

Он испугался, когда вдруг увидел перед собой Картера. Чемберс его сразу узнал.

– Вы?… – замешкавшись, спросил он. – Что вам здесь нужно?

– Я ищу Сару Джонс, – прошептал Говард, чтобы не мешать представлению.

Чемберс поднял руки, но это движение было адресовано не Картеру: он с силой нажал на клавиши, аккомпанируя новой сцене фильма. Говард подумал, что тот не понял его, и после того, как закончилось фортиссимо, снова повторил:

– Я ищу Сару Джонс!

И тогда Чемберс прошипел, повернув голову в сторону:

– Я же не глухой. Оставьте меня в покое. Разве вы не видите, что мешаете!

Но Картер был упрям.

– Вы наверняка знаете, где она живет! Почему вы не хотите ответить на мой вопрос?

– Ничего я не знаю, – пробормотал Чемберс, – но даже если бы я зная, то сказал бы вам об этом в последнюю очередь!

У Чемберса появилась пара свободных минут, потому что гладиатор на экране говорил, и его слова выводились для зрителей на картинке.

– Что я вам такого сделал? – прошептал Говард.

Чемберс не спускал глаз с экрана.

– И вы еще спрашиваете? – горько фыркнул он. – Вы отняли у меня Сару Джонс!

– Отнял? Отнять можно только то, что принадлежит другому. Мисс Джонс вам не принадлежала!

– А вам?! Разве она вам принадлежала?

– Я никогда не говорил этого. Мы просто любили друг друга.

– Ха, это смешно! Вы были глупым школьником, у которого еще молоко на губах не обсохло. Вы утверждаете, что уже в таком возрасте понимали, что такое любовь?

– Да, именно это я и хочу сказать. Мы действительно любили друг друга. Может, Сара Джонс вам когда-нибудь говорила, что любит вас?

Чемберс ничего не ответил, потому что представление снова требовало аккомпанемента. Картеру показалось, что Чемберс хочет выместить свою злость на органе: как только гладиатор приблизился к симпатичной рабыне, он яростно забарабанил по клавишам, будто на экране происходила ожесточенная схватка.

После того как злость органиста немного улеглась, Чемберс проворчал в надежде избавиться от Картера:

– Единственное, что я знаю о Саре Джонс, так это то, что позапрошлым летом она уехала в Америку.

– В Америку? Но почему именно туда?

Чемберс состроил гримасу.

– Я не знаю. Меня же она не любила. А теперь убирайтесь, иначе я велю вышвырнуть вас отсюда.

Не тратя лишних слов, Говард ретировался. Снаружи, на площади Пикадилли, жизнь била ключом. Улицы были запружены кебами, в них сидели нарядные люди, спешащие в театры на Вест-Энде и Сохо. Картер видел все будто сквозь пелену: мерцающие уличные фонари, освещавшие витрины и пешеходов, прогуливающихся теплым весенним вечером.

Если Чемберс сказал правду, у него больше не было шансов найти Сару. Если Сара Джонс решила покинуть Англию и начать новую жизнь в Америке, ему придется смириться с мыслью, что он ее никогда не увидит. Но этого не должно случиться!

При входе на станцию подземки «Площадь Пикадилли» Говард остановился. Новый фонтан с богом любви Эросом посередине был излюбленным местом для встреч, и теперь он наблюдал за влюбленной парочкой.

Продавцы газет выкрикивали новости. В Лондоне шла газетная война; в прошлом году появилась «Дейли мейл» – многотиражная газета, которую продавали на улицах в жестокой конкуренции с «Дейли телеграф». С тех пор все знали о главных новостях из заголовков.

Газетчики прошли мимо Говарда, а тот, погруженный в свои мысли, все пытался понять, соврал ему Чемберс или нет. Может быть, он просто хотел, чтобы Картер прекратил свои поиски? Но как Говарду проверить это?

Картер бродил по площади Пикадилли около часа. Он был подавлен и совсем отчаялся. Наконец он решил сменить место и направился в сторону Трафальгарской площади, где было много подобных ему мужчин, отвергнутых и беспомощных. Когда настроение упало до нуля, Говард пошел в паб. Ни в какое-нибудь сомнительное заведение, а в приличный паб с полированными стеклами на входных дверях.

Картер заказал что-то покрепче, надеясь, что это снимет боль. Но потребовалось три порции джина, чтобы хоть немного ее унять. Совершенно неожиданно Говард вдруг оказался лицом к лицу со своими старыми проблемами. Спустя полчаса после того, как, уперев локти в барную стойку, Картер начал разглядывать свое отражение в бутылках на стене, его сосед, принявший такую же позу, поинтересовался, не глядя на него:

– Горе?

Картер не был уверен, относится ли этот вопрос к нему, поэтому молчал, пока незнакомец не спросил во второй раз, так же коротко:

– Женщины?

– Хм, – ответил Говард и взглянул на отражение соседа в бутылках. Он был среднего возраста и, в отличие от Картера, хорошо одет. Ничто так не роднит мужчин, как общее несчастье.

– Я не хочу об этом говорить.

– Это ничего, – сочувствующе заявил незнакомец. – Я могу вас понять. – И через мгновение добавил, разглядывая отражение Картера: – Джон Галлахер. – И протянул Говарду руку.

Картер с опаской относился к панибратству и неохотно ответил:

– Говард Картер.

Потом оба снова замолчали.

– Моя мать, – наконец начал Галлахер, – моя мать, ах, впрочем, все равно…

– Ну, рассказывайте уж! – выпалил Картер. – Что там с вашей матерью?

– Моя мать отсоветовала мне жениться. «Джон, – говорила она, – Джон, такие мужчины, как ты, никогда не женятся. Ты месяцами в разъездах. Это добром не кончится…» Так говорила она…

– И что, мать оказалась права?

– Да Когда я приехал домой, моя жена ушла, удрала с моим лучшим другом.

– И долго ее не было? – спросил Говард, едва ворочая языком.

– Четыре недели. Тридцать дней. Я уверен, она меня уже давно обманывала. Такие они, женщины. А вы? Ваша жена тоже убежала?

– Можно и так сказать. Хотя обстоятельства совершенно иные.

– Что это значит?

– Это значит, что она мне была верна, но у наших отношений не было ни единого шанса на существование.

– Не понимаю вас, мистер Картер.

– Она на тринадцать лет старше меня, моя бывшая учительница, И она говорила, что для нас это добром не кончится.

Галлахер присвистнул.

– Сегодня я узнал, что, возможно, она уехала в Америку, – продолжил Картер. – Но я не уверен. Я жил в Египте несколько лет. Мне об этом сказал мужчина, который сам положил на нее глаз. Значит, можно допустить, что он соврал мне, чтобы я прекратил поиски.

– Меня это, конечно, не касается, – произнес Галлахер, – но мне кажется, вы страдаете от всей этой неопределенности.

Картер кивнул.

– Если Сара Джонс – так ее зовут – действительно уехала в Америку, это было бы для меня знаком, что она окончательно порвала со мной. И я должен смириться с этим. С другой стороны, мысль, что она может быть где-то в Лондоне, для меня просто невыносима. Вы можете это понять, мистер Галлахер?

Галлахер молчал, казалось, он думает – насколько это позволяло его состояние.

– Выпьете со мной портвейна, – наконец вымолвил он, не ответив на вопрос Картера, и сделал знак бармену. Потом вдруг сказал: – Не так уж трудно установить, уехала ли эта мисс Джонс в Америку.

Говард, не веря своим ушам, уставился на Галлахера.

– И как вы это узнаете? Может, это было еще два года назад.

– Нет ничего легче. В этом случае она могла воспользоваться лишь одним рейсом – «Саутгемптон – Нью-Йорк», это классический вариант для отъезда в Америку. А этот маршрут обслуживают «Кыонард» и «Уайт Стар». Есть списки пассажиров каждого рейса, выстроенные в алфавитном порядке от «А» до «Я». Нужно лишь проверить пять-десять пассажирских списков за этот период. И тогда у вас не останется никаких сомнений. Приходите ко мне завтра в бюро «Уайт Стар». Посмотрим, что я смогу для вас сделать.

Картер взглянул на Галлахера так, будто хотел сказать: «Вы что, меня разыграть вздумали в такой ситуации?»

Когда Говард отвернулся, Галлахер как бы мимоходом произнес:

– Я – начальник финансовой части в «Уайт Стар». Перед следующей поездкой в Индию мне нужно отработать в бюро две недели.

Картер вдруг разом протрезвел, по крайней мере, ему так показалось. «Завтра все должно разъясниться», – думал он.

– Мальчик мой, как же ты выглядишь! – в ужасе воскликнула Марта Картер, когда Говард вернулся посреди ночи домой. Его мать будто подменили; дома было убрано, на столе в маленьком салоне стоял букет весенних цветов. Отражение в зеркале возле входной двери действительно не вызывало положительных эмоций. Говарду стало стыдно, что он опустился до такого состояния. Если быть честным, сейчас он ничем не отличался от нищего на Трафальгарской площади, где он провел последние ночи. В ванной комнате старого дома еще не было водопровода но двух фарфоровых тазов с водой вполне хватило для умывания Потом Говард, смертельно уставший, повалился на кровать.

Проснувшись утром с тяжелой головой, он тут же отправился в лондонскую контору «Уайт Стар». Неуклюжее здание было высоким, как океанский лайнер. Холл походил на зал собора с мраморными колоннами и боковыми алтарями, на которых под стеклом демонстрировались гигантские модели кораблей. Сравнительно маленьким казался главный алтарь в торцевой части зала, где сидел портье, одетый в черный костюм. За ним висела карта мира, на которую были нанесены все морские маршруты компании.

Джон Галлахер встретил Картера радушно. Вместе они поднялись по четырем лестницам и прошли в конец длинного коридора, в бюро, которым заведовали две пожилые дамы в белых блузках и черных юбках. После того как Галлахер объяснил, что им нужно, дамы принялись перерывать архивные документы, и вскоре на столе уже возвышались две стопки бумаг – списки пассажиров со всех трансатлантических рейсов за указанный период.

– Как имя разыскиваемого человека? – официально спросил Галлахер.

– Мисс Сара Джонс, – ответил Говард.

Галлахер взял одну стопку, вторую протянул Картеру.

У Говарда были списки пассажиров с парохода «Океаник», корабля, который со спуска на воду в 1870 году работал на маршруте Ливерпуль – Нью-Йорк и Саутгемптон – Нью-Йорк и перевез тысячи бедняков из Англии в Новый Свет.

– Боже мой! – вдруг вскрикнул Картер. Он только что просмотрел два пассажирских списка и как раз читал третий. – Мисс Сара Джонс, Лондон. – Он ткнул пальцем в запись, сделанную чернилами. – Это она!

Галлахер прекратил перебирать документы и склонился над сложенным в несколько раз листком. Потом он вопросительно взглянул на Говарда.

– Такая невзрачная запись, – чуть не плача произнес Картер, – но это значит что величайшая любовь моей жизни ушла.

– Мне очень жаль, мистер Картер, могу себе представить, что вы сейчас чувствуете.

Говард провел ладонью по листу, словно хотел разгладить складки, но на самом деле он нежно гладил имя Сары. Он понимал, что это прощание навсегда.

Будто издалека он слышал голос Сары, как тогда, на вокзале в Сваффхеме: «Я люблю тебя, Говард, я люблю тебя больше всего на свете! Придет время, и ты сам все поймешь. Сохрани добрую память обо мне».

– Нет, – еле слышно произнес он. – Я никогда не пойму этого.

Говард аккуратно сложил списки пассажиров. Он смотрел на имена и фамилии, за которыми скрывались чьи-то судьбы. Вдруг его взгляд остановился на записи: «mister С. Chambers, London».

Картер насторожился, прочитал запись еще раз, ничего не понимая, тряхнул головой и, запинаясь, сказал:

– Чемберс. Этого не может быть!

Галлахер не понял и переспросил:

– Что вы имеете в виду, мистер Картер?

– Ничего, ничего, – ответил Говард, – это лишь мысли вслух. Я благодарен, что вы пошли мне навстречу. Я не смею вас больше задерживать.

Галлахер удивленно взглянул на Картера. Он не мог объяснить поспешного ухода молодого человека, но по собственному опыту знал, в какое замешательство может привести мужчину женщина.

На самом деле Говард был в смятении, он бесцельно бродил по улицам, как пес в поисках незнакомого следа. Не обращая внимания на движение на площади Пикадилли, он спустился немного по Риджент-стрит, повернулся и вдруг обнаружил перед совой кинематографический театр.

«Этот тип тебе в любом случае бесстыдно солгал, – думал Говард, не спуская.глаз со входа. – Но что теперь делать? Вновь призвать Чемберса к ответу? Конечно, он будет все отрицать, Нет, нужно припереть его к стенке, чтобы выпытать у него правду, даже если она будет еще горше».

А пока Говард нервно вышагивал взад и вперед перед «Трок деро», ломал голову над тем, зачем Чемберс жил в Лондоне и по чему его имя было в списках уезжавших в Америку, и представлял себе фантастические картины. В конце концов у него созрел план.

Было около полудня. Первое представление в кинематографическом театре начиналось в пять. В половине десятого заканчивался последний сеанс. Говард удалился.

В двадцать минут десятого он снова был на месте и наблюдал за входом с противоположной стороны улицы. Начался небольшой дождь, первый теплый весенний дождь, который придал площади Пикадилли и окрестному району неповторимый шарм.

Картеру не пришлось долго ждать: Чемберс вскоре появился в дверях кинотеатра. Говард надвинул шляпу на лицо, поднял воротник своего легкого пальто и пошел по пятам вслед за Чемберсом. Тот побрел на север, в сторону Сохо, затем свернул на Брюйер-стрит с ее темными узколобыми домами и быстрым шагом направился по боковой безымянной улочке. Говард с трудом поспевал за ним.

Чемберс исчез в одном из домов, который отличался от других на этой улице только тем, что выглядел более запущенным, потому что штукатурка осыпалась и наружу проступила кирпичная кладка. Спустя некоторое время на самом верхнем этаже зажегся свет.

Подождав несколько минут, Говард решительно взялся за ручку двери, ведущей в парадное. К своему удивлению, он обнаружил, что дверь не заперта. На лестнице было темно. Картер осторожно, на ощупь поднялся, а затем громко постучал в дверь, через мутное стекло которой был виден свет.

– Кто там? – услышал он голос из квартиры.

– Говард Картер.

– Что вам нужно? Вы знаете вообще, который час?

– Я знаю, – ответил Картер, – пожалуйста, откройте. Мне нужно с вами поговорить! – Он еще раз с силой постучал в дверь.

Наконец Чемберс открыл ему со словами:

– Вы перебудите всех жильцов в доме. Я вам рассказал все, что знал.

Тут Говард пришел в ярость.

– О нет, мистер Чемберс, вы умолчали о самом главном! Но для этого, конечно, были весомые причины! – Он оттолкнул Чемберса в сторону и, прежде чем тот успел опомниться и запротестовать, вошел в квартиру.

Чемберс был в ужасе, а Говард продолжал напирать.

– Вы, наверное, держите меня за идиота, – произнес он, осматриваясь в квартире, где все свидетельствовало о нищете. Казалось, что женщина никогда не переступала порог этого жилища. Трудно было представить, что Сара Джонс могла здесь жить. – Да, я моложе вас, но это вовсе не значит, что я глупее, мистер Чемберс.

– Убирайтесь прочь из моей квартиры! – брызгая слюной, вскричал органист. – Иначе…

– Что иначе? – спросил Картер. Чемберс ничего не ответил, и он продолжил: – Как вы можете объяснить то, что ваше имя значилось в списках пассажиров корабля «Океаник» вместе с именем Сары Джонс?

– Как вы об этом узнали? – Чемберс не мог скрыть своего удивления.

Говард пожал плечами.

– Говорю же вам, не нужно принимать меня за идиота. Факт остается фактом: вы поехали вместе с Сарой Джонс в Америку. Этого вы не можете отрицать.

Чемберс задумчиво ухмыльнулся.

– И почему вы так уверены в этом, мистер Картер?

– Списки пассажиров! Я видел их собственными глазами.

В тот же миг выражение лица Чемберса изменилось, он предложил Картеру стул и невозмутимо спросил:

– Не хотите ли чего-нибудь выпить?

– Я пришел сюда не для того, чтобы пить с вами, Чемберс. Я хочу наконец узнать, какую игру вы со мной ведете.

Чемберс наполнил два стакана портвейном, один протянул Картеру и сказал:

– И что же, в этих странных списках пассажиров действительно было мое имя?

– Да.

– Мистер Картер, я никогда в жизни не был в Америке. Вероятно, речь идет о какой-то ошибке.

Картер взглянул на Чемберса со стороны. Конечно, он не верил ни единому его слову. Этот Чемберс был подлецом, хитрым и коварным.

– Мистер Чемберс, кому нужно было случайно писать ваше имя в пассажирских списках, да еще в тех, где значится имя Сары Джонс?

Тут Чемберс сел за свою фисгармонию, на которой в ряд стояло множество фотографий в рамках. Он взял одну, бегло взглянул на нее и потом сунул под нос Картеру. На фото был изображен молодой Чемберс и еще какой-то мужчина.

– Мой брат Кристофер, – произнес он. – Два года назад летом он уехал в Америку. Я попрощался с ним на набережной Саутгемптона. И так было угодно случаю, что моя фамилия и инициалы попали в списки пассажиров, среди которых была и Сара Джонс. Она, как и мой брат, взяла билет на «Океаник» в Нью-Йорк. Судя по ее многочисленному багажу, она уезжала, чтобы начать новую жизнь. Напрасно я пытался поговорить с ней, Сара ушла. Сожалею. Во время путешествия она не захотела общаться и с моим братом, которому я поведал о своем горе. – Чемберс поднял стакан и залпом выпил содержимое.

Картер тоже сделал глоток.

– Как, вы говорите, зовут вашего брата?

– Кристофер.

– Это на самом деле все объясняет. Имя в пассажирских списках могло быть и «mister Christopher Chambers». Мне очень жаль.

Чемберс горько рассмеялся.

– Что вас так развеселило? – поинтересовался Картер.

– Ведь мы на самом деле – соперники. А теперь мы оба проиграли, и я боюсь, этим все и закончится.

Говард опустошил стакан, а Чемберс уселся за фисгармонию и заиграл грустную мелодию, так и не заметив, что Картер безмолвно покинул его жилище.

События последних дней заставили Картера задуматься над тем, стоит ли ему и дальше оставаться в Англии. Когда он вспоминал Сваффхем, в памяти всплывали картины несчастного детства, Лондон казался Говарду чужим и пустым, здесь он чувствовал себя неудачником.

Говард надеялся устроиться на работу у лорда Амхерста, и, несомненно, лорд взял бы его, но Картер теперь вздрагивал при мысли, что ему снова придется жить в каморке под крышей в Дидлингтон-холле и проводить дни напролет за копированием каких-нибудь надписей. Картер стал другим, ему нужны были пыль пустыни, палящее солнце и голые камни. Ему не хватало шума по ночам и всевозможных запахов.

Ни на что особо не надеясь, Говард зашел, чтобы забрать оставшуюся зарплату, в гигантское здание «Оксфорд Мэншн», где находились государственные организации и прочие конторы, среди которых был и Фонд исследования Египта. Картер получал в Египте лишь часть своего жалованья, остальное хранилось в фонде, в Лондоне.

Совсем недавно эту организацию возглавила энергичная дама – Эмили Паттерсон. Когда-то она работала секретарем у легендарной Эмили Эдвардс, которая путешествовала по Египту, переодевшись мужчиной, и которая многие годы была директором Фонда исследования Египта.

Картер и мисс Паттерсон еще никогда в жизни не встречались, но когда Говард вошел в вестибюль знаменитого общества, уставленный скульптурами, находками и картинами в человеческий рост, ему навстречу вышла Эмили и обняла его, как блудного сына. Говард не знал, как себя вести.

– Мадам, я пришел сюда, чтобы забрать свои деньги, – промямлил он и хотел еще что-то сказать, но мисс Паттерсон перебила его:

– Конечно, мистер Картер, я сейчас же все организую. Вообще, само небо послало вас. Доктор Навилль ежедневно шлет телеграммы. Он угрожает, что прекратит работу в Дейр-эль-Бахри, если вы срочно не вернетесь в Египет. Я прошу вас, мистер Картер, не отказывайте Навиллю в его желании. Я уверена, что он исполнит свои угрозы. Мы просто не можем себе этого позволить. Дейр-эль-Бахри – наш самый большой проект, вопрос престижа, так сказать. Фонд исследования Египта просто не вправе отказаться от этого проекта. Навилль пишет, что от него сбежали все рабочие, что у него нет людей. Он утверждает: вы единственный, кому по силам вернуть рабочих.

– Я ничего не понимаю, – ответил Картер, которому льстило такое предложение. Молодой человек ждал сочувствия или упреков из-за того, что он так спешно покинул Египет. Но теперь предложение мисс Паттерсон пришлось как нельзя кстати.

– Я ничего не понимаю, – повторил Картер, – я не могу сказать, что рабочие не любят доктора Навилля, пусть даже ему и не хватает знания языка, чтобы напрямую общаться с ними.

Мисс Паттерсон указала на карту Египта на стене и ткнула пальцем в Асуан.

– Египтяне строят двухкилометровую дамбу, самую большую плотину в мире, для этого им понадобились десять тысяч человек. Очевидно, люди могут заработать там больше, чем в Дейр-эль-Бахри.

– Я в этом уверен, – ответил Картер, – но тут я вижу единственный выход, мисс Паттерсон. Мы должны платить рабочим в Дейр-эль-Бахри такое же жалованье, как на плотине в Асуане. Любой египтянин пойдет на работу охотнее, если она в паре километров от его дома, а не в двухстах, где он будет далеко от своей семьи и ему придется ночевать в каком-то лагере. По своей воле на это никто не согласится. Единственное, чем можно заманить в Асуан людей, – деньги. Эти люди не романтики, которые гордятся тем, что раскапывают храм Хатшепсут. Они хотят зарабатывать деньги, ничего больше. Они бы стали копать и в Долине царей, если бы им сказали, что там есть нефть.

На мисс Паттерсон, аристократку, слова Говарда подействовали шокирующе. Но, возможно, это была та самая грубая манера разговора, которую надо было использовать в Египте, работая с феллахами?

– Вы же не оставите меня в беде? – неуверенно спросила она.

Картер сделал вид, будто ему нужно еще раз все хорошенько обдумать. На самом деле для себя он уже давно все решил.

– Ну хорошо, – ответил он, – если вы даете мне полномочия платить рабочим такое же жалованье, как в Асуане, я посмотрю, что смогу сделать.

Уже на следующий день Говард отправился в Египет с вокзала «Виктория».

 

Глава 19

«Внимание! Фонд исследования Египта ищет рабочих для раскопок в Дейр-эль-Бахри. Оплата на тех же условиях, что и на строительстве в Асуане».

Добрая дюжина объявлений на арабском была развешена в Курне, Луксоре и на пристанях. Картер занимался этим лично. Результат не заставил себя долго ждать. Спустя неделю после его возвращения у Навилля было уже двести батраков, и с каждым днем народ все прибывал. Навилль возложил на Картера все организационные вопросы. Картер нанимал на работу и платил жалованье, поэтому вскоре он пользовался даже большим авторитетом, чем сам Навилль.

Говард поселился в том же номере в «Маамура пэлэс», даже сэр Генри, его мул, которого он чуть было не продал, теперь снова оказался к его услугам. Картер в первый же день уговаривал его никогда больше не попадать ногой ни в какие дыры.

Однажды осенним вечером, когда темнело уже рано, по дороге от Дейр-эль-Бахри до переправы на Ниле Говарда перехватил Сайед, парнишка, который помог ему выбраться из тюрьмы.

– Картер-эфенди! – окликнул он его издалека. – Сенсация, сенсация!

Говард остановил сэра Генри и обернулся. Мальчик, сидя на осле, размахивал фонарем.

– Я никому не скажу, – тихо шепнул парнишка, приблизившись, – но Картер-эфенди – мой друг, а друзья всегда рассказывают друг другу тайны, правда, Картер-эфенди?

Говард не мог не рассмеяться.

– Ну давай, говори! – произнес он, подмигнув.

– Вы же знаете француза в Долине царей?

– Ты имеешь в виду Виктора Лоре?

– Думаю, его как-то так зовут.

– Он – директор Управления древностями в Каире, и здесь честно говоря, ему нечего делать. Так что там с Лоре?

– Это тайна, Картер-эфенди, никто не должен этого знать Мистер Лоре в Долине царей нашел гробницу фараона.

– Ерунда, – проворчал Картер, – Лоре не археолог, он просто чиновник в организации. Уже несколько недель он вертится здесь и болтает о каких-то открытиях, но при этом не имеет ни малейшего представления о нашей работе. Навилль говорит, что Лоре смыслит больше в музыке, чем в археологии.

Сайед беспомощно пожал плечами.

– Раз я вам об этом говорю, Картер-эфенди, значит, так и есть: мистер Лоре нашел гробницу фараона.

– Откуда ты знаешь? Это наверняка какие-то слухи!

– Нет, Картер-эфенди, это не слухи. Пойдемте со мной!

Настойчивость Сайеда вселила в Картера сомнения и пробудила любопытство. Что мешало ему разок взглянуть на это?

– Ну хорошо, – согласился Говард, – отправляемся в путь.

Неудивительно, что в такое время в Долине царей не было ни единой живой души, и Картер начал уже опасаться, не заведет ли его мальчик в западню. В глубине души Говард все еще не доверял Сайеду. Он уже хотел повернуть обратно, как вдруг Сайед соскочил с осла и осветил фонарем воронку на каменистом склоне, не больше десяти шагов в диаметре, но глубиной футов в двадцать.

Картер привязал сэра Генри к ослу Сайеда. Так было надежнее: мулу сложно было бы сбежать вместе с ослом. Потом Говард отправился вслед за парнишкой, который, опираясь на одну руку осторожно соскользнул на дно ямы, где в земле зияла дыра, достаточно большая, чтобы в нее мог, пригнувшись, забраться человек.

Говард поднялся и попытался что-нибудь разглядеть в сумеречном свете.

– Подай мне фонарь! – приказал он Сайеду, и тот повиновался, не проронив ни слова.

Они стояли на высеченном в скале уступе, по щиколотки засыпанном осколками камня, пылью и песком. С этого места начинались крутые ступени, которые вели вниз.

В слабом свете фонаря можно было разглядеть конец лестницы. По своему опыту Картер точно знал, что лезть в неисследованную гробницу смертельно опасно. Древние египтяне оборудовали усыпальницы своих царей западнями, ловушками, внезапно падающими с потолка каменными блоками, которые должны были остановить любого незваного гостя. Но Говард отгонял прочь такие мысли, его охватил азарт археолога.

– Все время иди в десяти шагах позади меня! – тихо приказал Картер. Сайед ничего не ответил, и Говард переспросил: – Понятно?

– Да, Картер-эфенди.

Говард осторожно нащупывал путь вниз, стараясь не потревожить сантиметровый слой мельчайшей пыли на ступенях, которая в считанные минуты забивала легкие. С каждым шагом воздух становился удушливее. Странно пахло чем-то сладковатым. Ступени все не заканчивались.

Наконец Говард достиг второй площадки и увидел, что от нее под небольшим уклоном вниз шел длинный высокий коридор, конец которого терялся в темноте.

Говард помахал фонарем, подавая знак Сайеду, чтобы тот шел за ним.

– Только очень медленно, – тихо произнес Картер, – как можно меньше поднимай в воздух пыль. Иначе мы здесь задохнемся!

Сайед все сделал так, как было велено. Спустившись вниз, он остановился, в то время как Картер, увлекаемый неведомой силой, продолжил путь. Он даже не обратил внимания на искусные рельефы, нескончаемые картины и иероглифы, повествующие о жизни фараона. Освещая путь фонарем, Говард шаг за шагом ступал вперед, пока вдруг в кромешной темноте не зазияла вертикальная шахта, такая глубокая, что свет фонаря не достигал ее дна. Отверстие шахты было три метра в поперечнике и три в длину.

– Господи Боже! – пробормотал Говард. В тот же момент его догнал Сайед. Вместе они опустились на колени и уставились в непроглядную тьму шахты.

Картер сжал губы и покачал головой. Он взглянул на противоположный край шахты, откуда дальше вел коридор.

– На ту сторону невозможно перелезть.

Тут Сайед потянул Говарда за рукав и указал на правую сторону шахты. От волнения Говард сначала не заметил, что у стены была уложена деревянная балка.

– Это невозможно, – произнес Картер, внимательно рассмотрев странную конструкцию.

Сайед тоже смерил балку критическим взглядом, потом повернулся к Говарду и сказал:

– Аллах протягивает руку, если ему доверяют. Держите лампу повыше, Картер-эфенди!

И прежде чем Говард успел его одернуть, Сайед уперся руками в стену и начал боком продвигаться по балке.

Балка прогнулась под весом юноши. Она заскрипела и затрещала, когда Сайед дошел до середины, а затем стала слегка раскачиваться. Еще несколько быстрых шагов – и Сайед ступил на противоположную сторону.

– А теперь вы, Картер-эфенди! – крикнул он, будто это было привычное дело.

Мужества Говарду было не занимать. Он не раздумывая бросился спасать девочку из горящего дома, да и не меньше отваги проявил во время своего пробного полета. В общем, не теряя времени, он продел ремень от брюк сквозь ручку фонаря и отправился вслед за Сайедом. Балка устрашающе скрипела и прогибалась, но через несколько секунд, которые показались Говарду вечностью, он уже был на другой стороне.

Там Картер обнаружил, что коридор неожиданно обрывается. Но по левую руку был еще один ход, довольно узкий и не такой высокий, как коридор. Говард оцепенел: в конце хода можно было увидеть слабый мерцающий свет. Картер боялся вздохнуть.

Сайед подал Говарду знак идти вперед. Картер молча кивнул. Они уже были в десяти шагах от камеры, в которую вел постепенно расширявшийся ход, и могли различить очертания предметов. Говард слишком волновался, чтобы трезво мыслить, и был слишком возбужден, чтобы представить, что ждет его там.

Он в любом случае ошибся бы.

Едва он дошел до конца коридора, как перед ним открылся зал с четырьмя колоннами, в середине которого стоял саркофаг в человеческий рост. Тяжелая крышка была отодвинута в сторону, керосиновая лампа на ней распространяла бледный рассеянный свет.

– Есть здесь кто-нибудь? – тихо позвал Говард и в тот же момент испугался до смерти: его взгляд упал на пол. У стены лежали в ряд восемь или десять мумий (может, даже больше). Человеческие тела были обернуты мешковиной.

Сайед, который практически ничего не боялся и сохранял самообладание в любой ситуации, потянул Картера за рукав и, запинаясь, прошептал:

– Картер-эфенди, мне здесь не по себе. Это и есть загробная жизнь?

Говард жадно хватал ртом воздух, казалось, он задыхается. Кровь громко стучала в ушах. «Исида и Осирис всемогущие, все боги загробного мира, кто же все-таки зажег эту керосиновую лампу на саркофаге? Неужели Лоре?»

Едва Говард подумал об этом, как в дальнем углу поднялась фигура, которую Картер принял за сидящую на корточках мумию. Сайед до боли сжал его руку. Говард отпихнул мальчишку в сторону, а сам поднял над головой фонарь.

– Вы – Картер? – спросил мужчина, подойдя поближе. Это был Виктор Лоре. – Вы, наверное, посчитаете меня умалишенным, – произнес он, – может, так оно и есть, но я хотел здесь просто побыть один несколько часов.

– Это я хорошо понимаю, – ответил Картер, – но скажите мистер Лоре, где мы, собственно, с вами находимся?

Лоре взял керосиновую лампу и осветил боковую стенку саркофага. Он указал пальцем на кольцо фараона.

Аменхотеп II! – удивленно воскликнул Картер.

– Аменхотеп II! – повторил Лоре и поднял лампу над щелью через которую можно было заглянуть в саркофаг. – Я не решусь утверждать наверняка, но, похоже, там все еще лежит мумия Аменхотепа.

– А что с этими мумиями? – Картер указал на тела, лежащие у стены.

– Вы сами видите, мистер Картер! – Лоре подошел к ним. У каждой мумии на груди был маленький изящный амулет, и на каждом было написано имя фараона: Тутмос, Аменхотеп, Меренптах, Сиптах, Сети. Вместе – тринадцать имен тринадцати царей Нового Царства.

– Вы ничего не говорите, мистер Картер, – прервал долгое молчание Лоре.

Говард взглянул на выкрашенный в темно-голубой цвет потолок гробницы, на котором были нарисованы желтые звезды, – именно так выглядело небо ночью над Долиной царей.

– Я пытаюсь привести мысли в порядок, – ответил Картер.

– И к какому же выводу вы пришли?

– В Долине царей не один тайник с мумиями, а два. Вероятно, оба созданы за тысячи лет до новой эры, потому что уже тогда были такие люди, как Абд-эр-Рассул. Они бессовестно вторгались в гробницы и выносили все, что было там ценного. Остается вопрос, почему именно этот тайник не обнаружили расхитители гробниц?

– Об этом я тоже думал, – ответил Лоре, – и даже нашел одно объяснение… Вероятно, эта гробница была просто засыпана строительным мусором, когда возводили еще одну сверху. И ни один человек не мог предположить, что именно здесь скрывается древнее хранилище.

– Да, наверное, так и было. Но расскажите, мистер Лоре, как же вы все-таки нашли вход в эту гробницу?

Лоре усмехнулся.

– Очень просто. Я начал копать там, где меньше всего ожидал успеха. Говорят, что в Долине царей давным-давно все раскопано. И так утверждают самые опытные археологи. Будучи в здравом уме, я никогда бы не решился копать именно здесь, но меня словно что-то заставляло, какой-то голос твердил мне: «Виктор, тут и нигде больше!»

– И что вы теперь хотите делать?

– Над этим я и ломаю голову с тех пор, как десять дней назад впервые вошел в эту гробницу.

– Десять дней?! Но почему вы до сих пор не сообщили никому о своем открытии?

Археолог протестующее поднял руки.

– Как вы себе это представляете, мистер Картер? Не было бы ничего глупее, чем выдать этот тайник, Поверьте старому археологу. Молчание в нашем деле – это половина успеха.

Говард понял намек Лоре очень хорошо, но сделал вид, будто ничего не слышал, и начал разглядывать мумии на полу. Тут он снова услышал голос Лоре.

– А откуда, собственно, вы узнали о моем открытии и как сюда попали? – поинтересовался Лоре.

Картер обернулся.

– Сайед, – коротко произнес он.

Говард осмотрел камеру, заглянул в коридор, который вел к шахте, но мальчишки с фонарем и след простыл.

– Ловкий тип этот Сайед, иногда такой загадочный. Он подчас знает такие вещи, о которых не догадывается никто. Как в данном случае.

– Странно, – произнес Лоре, – я вообще не знаю этого Сайеда, а кроме моего раиса и старшего рабочего, пока еще никто не знает, что находится в этой дыре. Могу я рассчитывать на ваше молчание?

– Конечно, сэр! – ответил Картер. – Но позвольте спросить; что вы теперь собираетесь делать?

– Хороший вопрос, – сказал Лоре и подошел к Картеру. – Тогда разрешите мне спросить вас: как бы вы повели себя на моем месте?

Говард чувствовал себя польщенным, оттого что директор Управления древностями спрашивал его мнения. Он недолго думал над ответом.

– Мне кажется, нужно перевезти эти мумии к остальным в Каирский музей, где они будут в полной безопасности. Но что касается мумии Аменхотепа II, то я оставил бы ее здесь вместе с саркофагом. Ни один цивилизованный человек не обладает правом нарушать покой мертвых, даже если они уже три тысячи лет лежат в гробнице.

Тут случилось то, чего Картер никак не ожидал. Лоре подошел к нему и пожал руку.

– Спасибо, мистер Картер. Вы утвердили меня в этом намерении. Так и должно произойти. Я даже думал снова закопать гробницу фараона и сделать ее недоступной для грабителей.

– Это все же ваше открытие, мистер Лоре, – возразил Говард. О, как он завидовал этому человеку! – Вы позволите?

Картер взял лампу и принялся рассматривать мумии на полу. И вдруг у него возникло загадочное видение: процессия бритоголовых, наполовину обнаженных жрецов; двое тащат мумию фараона в темноте по узкой протоптанной тропе к гробнице Аменхотепа И; жрецы сходятся сюда по двое, неся мумии и освещая путь факелами, как муравьи с добычей, и исчезают в яме. И вот теперь перед Картером лежали самые могущественные мужи Египта, вернее, то, что от них осталось – останки человеческих тел, обмотанные высохшим, пыльным и рассыпающимся полотном. Когда-то их почитали как богов, приносили им всевозможные богатства земли, а теперь их тела разбросаны, как падаль. Никогда еще Говард не чувствовал бренность человеческой жизни, как здесь. Вдруг он заметил в небольшой нише в стене маленький запыленный предмет.

– Вы видели это, мистер Лоре?

– Что это? – Археолог подошел поближе.

Говард протянул французу лампу и вытащил свиток, шириной не больше открытой ладони. По своему опыту Картер знал, что папирус очень легко крошится, ломается и при первом прикосновении просто разлетается в пыль. Этот свиток был в удивительно хорошем состоянии.

– Возможно, это послание для потомков? – Картер протянул свиток Лоре.

Француз принялся осторожно разворачивать папирус, как вдруг огонек керосиновой лампы начал заметно мигать.

– Нам нужно выбираться! – взволнованно воскликнул Лоре. – Без света мы здесь пропадем.

Он сунул свиток под рубашку. Оба археолога опрометью бросились в обратный путь по узкому коридору.

Добравшись до шахты, Картер закрепил лампу на поясе и подал знак Лоре, чтобы тот шел первым по балке.

– Поторопитесь, ради Бога! – вскричал он, заметив нерешительность Лоре. – Вы же видите, керосин в лампе заканчивается!

Француз неуверенно шел по балке. Когда археолог уже приблизился к краю шахты, он так оттолкнулся от балки, что она заходила ходуном. Картеру пришлось подождать, пока балка не перестанет колебаться. На полпути Говард, дрожа всем телом, остановился, потому что балка начала сильно раскачиваться. Картер сделал неосторожное движение – лампа соскользнула с пояса прежде, чем он успел ее подхватить, и исчезла в глубине. Через мгновение раздался грохот. Наступила кромешная тьма.

– Картер! – послышался голос Лоре. – Главное – сохраняйте спокойствие.

Говарда будто парализовало, он не мог сделать следующий шаг. «Это конец», – подумал он. И вдруг совершенно перестал волноваться, хотя понимал, что любой неверный шаг может привести к падению и неминуемой гибели.

– Только спокойствие! – негромко повторил Лоре. И тут вдруг на противоположной стороне шахты зажегся слабый огонек. Этого было недостаточно, чтобы осветить путь по балке, но хотя бы можно было ориентироваться.

– Не спешите, Картер! – крикнул Лоре. – У меня еще целый коробок спичек.

Француз зажигал одну спичку за другой, и Картер продолжил путь по качающейся балке. Когда Говард добрался до противоположной стороны шахты, его подхватил Лоре. Едва напряжение спало, Картер начал всхлипывать. Прошло несколько минут, прежде чем он смог успокоиться.

Полночь давно уже миновала, когда оба мужчины, уставшие и изможденные, выбрались на четвереньках из дыры, как два крота. Сэр Генри преданно ожидал снаружи. Лоре зажег последнюю спичку и поднес к ярко-красному коробку. На нем было написано большими буквами «Lucifer Matches». Француз протянул Говарду коробок.

– На память, мистер Картер. Эти спички спасли вам жизнь.

Картер кивнул, но не проронил ни слова.

В конце ноября Луксор каждый год превращался в место, где кипела работа. Прежде чем красавицы и богачи со всего мира приезжали сюда, чтобы провести мягкую зиму, все отели на набережной Нила вычищались так, чтобы можно было соперничать с гостиницами Брайтона, Довилля или Монте-Карло.

Каждое утро Говард шел от «Маамура пэлэс» к набережной Нила, где его дожидался паром, и украдкой с завистью наблюдал за роскошью и изобилием, доступным лишь немногим. Не то чтобы он был недоволен и жаловался на свое положение в Египте, нет, но восемь лет в этой стране, проведенных в пыли, грязи и обломках камней, к тому же без особых успехов, изменили Говарда. Он стал не по годам старше, молчаливым, задумчивым и ко всему прочему – и немного странным.

Сказать, что Картер вел жизнь отшельника, было бы преувеличением Но в жизни, ограниченной номером гостиницы на восточном и работой на западном берегах Нила, не было места для светского общения. Любую свободную минуту он использовал для того, чтобы изучать египетскую историю и иероглифы, значения которых вскоре узнал лучше, чем образованные археологи. Так он расшифровал свиток папируса для Лоре, который сам же и обнаружил в гробнице Аменхотепа II. В нем говорилось, что тринадцать мумий времен двадцать первой царской династии были изъяты жрецами Амона из гробниц и спрятаны в усыпальнице Аменхотепа И.

Единственной связующей нитью с внешним миром для Говарда оставался Сайед. Картер прикипел к нему душой. Египтянин при встрече рассказывал ему обо всем важном, что происходило в Луксоре, и даже немного больше.

Однажды утром Сайед удивил Говарда новостью: леди Коллингем вечером предыдущего дня прибыла в город и остановилась в гостинице «Луксор».

Картер ничего не слышал о леди Коллингем с момента своего внезапного отъезда и во время пребывания в Лондоне так и не встретился с ней. Теперь он рад был возможности вновь повидаться с Элизабет.

– Откуда ты знаешь, что она приехала? – спросил Говард.

Сайед растопырил два пальца в форме латинской буквы «V» и указал на глаза.

– Я сам видел эту даму! – возмущенно воскликнул он. – Она приехала на поезде. Это намного быстрее, чем на пароходе.

– Надеюсь, ты не украл снова у нее сумочку! – Говард состроил строгое лицо.

Тут Сайед положил руку на грудь и сказал:

– Картер-эфенди! Какого вы обо мне мнения! Сайед никогда в жизни не обворует возлюбленную своего друга.

Говард рассмеялся.

– Я на это рассчитываю, – ответил он. – Но с пустыми руками ты не ушел, раз шатался в такое позднее время на вокзале, так ведь?

– Правда, Картер-эфенди! – Сайед лукаво подмигнул. – Не стоит беспокоиться о моем пропитании. Всегда можно что-нибудь найти.

Картер на ходу спросил:

– Сайед, ты когда-нибудь задумывался над тем, что нужно получить приличную профессию? Я имею в виду такую, чтобы зарабатывать на жизнь собственными руками?

– О, Картер-эфенди, – ответил парнишка, возведя глаза, – вор-карманник зарабатывает себе на жизнь только руками. Хассан говорит: нет ничего плохого, если бедняк что-то берет у богача.

– Да? Ну, если Хассан так говорит… Значит, ты утверждаешь, что никогда не воровал у бедных?

– Никогда! – заверил его Сайед и поклялся, подняв руку.

– Но как ты узнаешь, мой друг, кто беден, а кто богат? Тут мальчик упер кулаки в бока и ответил;

– Картер-эфенди, Сайеду достаточно одного взгляда, чтобы понять это.

– Но одежду можно сменить!

– Конечно, – подмигнул Сайед. – Одежда о богатстве человека вообще ничего не говорит.

– Но тогда как?!

– Я скажу вам, Картер-эфенди. Богатых людей можно сразу узнать по обуви, и только по ней.

Оба посмотрели вниз. Говард изучал ноги Сайеда, а Сайед – ноги Картера.

– Вот видите, – после паузы сказал юный египтянин, – такой нищий пес, как я, ходит босиком, а…

– Да?

– А когда я вижу ваши стоптанные башмаки, то могу точно сказать, что о богатстве тут не может быть и речи. Впрочем, как и о бедности тоже. Короче, я не запустил бы руку в ваш карман, Картер-эфенди.

– Очень успокаивает! – ответил Говард. – Будем надеяться, что этих правил придерживаются и другие карманники!

Оба расхохотались.

Вечером Картер сменил свою рабочую одежду на чистый костюм. Он даже надел свои лучшие туфли, приобрел на Шариа-аль-Махатта букет жасмина и отправился прямиком к отелю «Луксор», чтобы засвидетельствовать свое почтение леди Коллингем.

Картер как раз хотел спросить у портье о леди Коллингем, как вдруг за спиной услышал голос:

– Говард, как я рада снова видеть вас!

– Элизабет! – удивленно воскликнул Картер и неловко протянул ей букет. – Я узнал о вашем прибытии и тут же поспешил сюда. Позвольте заметить: вы выглядите ослепительно.

Комплименты не были его коньком, и теперь, когда Картеру не очень удалась фраза, он опасался, что леди Коллингем тоже так показалось. Она протянула было руки, чтобы обнять его, но потом вдруг опустила их и приняла букет. Запнувшись, женщина произнесла:

– Говард, позвольте представить вам моего мужа! Мне кажется, вы знакомы.

Картер замер, как соляной столб, и уставился в пустоту. Он видел лишь очертания мужчины, который подошел к нему. Неужели он не ослышался: «Позвольте представить вам моего мужа? Мне кажется, вы знакомы»! Только теперь Говард рассмотрел человека, который подошел к нему и, улыбаясь, протянул руку.

– Спинк? – почти бесшумно спросил Картер, растягивая имя.

– Удивлен? – спросил Спинк и крепко хлопнул Картера по плечу, потому что тот отказался пожать ему руку.

– Можно и так сказать, – пробормотал Говард себе под нос, так что едва ли можно было разобрать слова.

Элизабет постаралась сгладить неловкость встречи и радостно сообщила:

– Роберт рассказывал мне о вас, Говард, и о том, что вы не были друзьями. Но все это в прошлом, и я надеюсь, что ребячество давно забыто.

Спинк кивнул. Говард промолчал. У него просто не укладывалось в голове, как леди Коллингем могла связаться с этим ужасным Спинком.

Она будто читала его мысли.

– Вы, наверное, задаетесь вопросом, как же мы познакомились? – начала Элизабет. – Кеннет Спинк, отец Роберта, владелец большого дома в Саус-Кенсингтоне. Мы соседи. Когда Роберт узнал о смерти моего мужа, он так трогательно заботился обо мне. А затем все и случилось.

– Тогда вас можно поздравить! – горько произнес Картер. Хотя от Элизабет не ускользнули явные враждебные нотки в его голосе, Говард не хотел показывать, что Спинк до сих пор его раздражает. За его жеманной ухмылкой скрывалась лишь ненависть, чистая ненависть.

В этот момент Говарду в голову пришла мысль: можно ли считать случайностью то, что его заклятый враг женился на женщине, с которой он очень сблизился? Сейчас Картеру больше всего хотелось вырвать букет жасмина из рук Элизабет и убежать, но разве она была виновата в сложившейся ситуации? Поэтому Говард скроил дружелюбное лицо и обратился к леди:

– Надолго ли вы сюда прибыли?

Элизабет лукаво взглянула на Спинка и взяла его руку.

– Вы же знаете, что с Робертом произошел несчастный случай. С тех пор ему вреден влажный английский климат. Врачи посоветовали ему побыть в Египте, сухой воздух которого может уменьшить боли. Роберт планирует построить в Луксоре фабрику по изготовлению водяных насосов. Отдельные детали пришлет его отец с фабрики в Сваффхеме. В Египте нужно неимоверное количество насосов для орошения полей. Для начала мы подыщем дом в Луксоре. Вы уже давно здесь живете и, вероятно, могли бы нам с этим помочь. Роберт был бы вам очень признателен. Правда, Роберт?

«Я не возьму из рук этого проходимца ни одного пиастра, – подумал Картер. – Только не у Спинка!»

– Посмотрим, что можно сделать, – ответил Говард скорее из вежливости. Он был уверен, что никогда не будет этим заниматься. Даже Элизабет, к которой он раньше испытывал симпатию, потеряла его расположение.

– Собственно, Спинк хочет снова уехать, – весело сказала Элизабет. – Вчера по прибытии на вокзал у него вечером украли значительную сумму денег, которые он носил в боковом кармане.

Говард поперхнулся и зашелся кашлем.

– Ну, надо же! Мир не очень хорош, и мне кажется, Египет – самое худшее место на земле.

Произнеся это, Картер мельком взглянул на модные туфли Спинка. На самом деле Сайед, должно быть, оказался прав.

 

Глава 20

Для Картера потеря леди Коллингем не была бы такой болезненной, если бы не тот факт, что отнял ее именно Роберт Спинк. Выходило, что Спинк разрушил все его надежды. Но если быть честным, у Говарда в голове сейчас вертелись слова, которые ему когда-то довелось сказать злополучному Чемберсу: если он никогда не обладал женщиной, то и не мог отнять ее.

Подобные мысли преследовали Картера и на следующий день, когда он приступил к работе в Дейр-эль-Бахри. Под его руководством уже работали более четырех сотен батраков, которые расчищали от мусора и камней храм Хатшепсут.

Около полудня, когда у батраков уже заканчивался рабочий день, со стороны Курны показался гонец верхом на муле. Он привез приглашение от Мустафы Ага Айята на ужин в отеле «Уинтер пэлэс».

– С дамами, – недвусмысленно подчеркнул он.

Говард согласился, но сказал, что придет на ужин один. Вообще-то, он пытался понять, какую цель преследует Айят, предложив ему встретиться.

Прежде чем отправиться домой, Картер верхом на сэре Генри объехал крутые утесы, которые отделяли храм Хатшепсут от Долины царей. Он хотел еще раз поглядеть на находку Лоре – гробницу Аменхотепа II. Француз отправился в Каир, чтобы сопроводить транспорт для перевозки мумий, и попросил Картера присмотреть за гробницей.

У ямы стояли двое вооруженных мужчин, которые тут же набросились на Картера с расспросами, что же они все-таки здесь охраняют. Заглянув внутрь, невозможно было сделать какие-либо выводы и понять, почему Лоре платит им ежедневно по пять пиастров в день.

Говард рассмеялся и ответил, что они получают пять пиастров еще и потому, что не задают лишних вопросов, а если они будут настаивать на ответе, то их жалованье уменьшится на два пиастра. Поэтому они не стали больше расспрашивать Картера. Теперь они и вовсе утверждали, что их совершенно не интересует, что там, внизу, нашел Лоре, и Картер мог спокойно удалиться.

В ресторане отеля «Уинтер пэлэс», который располагался по правую руку от холла, Говарда встретил Мустафа Ага Айят. Ага сопровождала танцовщица Лейла. На ней было белое облегающее платье по последнему слову моды, подчеркивающее ее пышные формы и оттеняющее оливковый цвет кожи. Без сомнения, Лейла была чрезвычайно красива.

– А где же вы оставили прекрасную леди? – приветствовал своего гостя Айят. – Насколько я знаю, она снова приехала в Луксор.

– Леди? – резко переспросил Говард. – Леди нашла свою вторую половину. Пусть они будут счастливы!

Ага удивленно поднял брови.

– О! – воскликнул он. – Звучит так, будто вы не одобряете выбора леди?

– Вот именно, – выпалил Говард. И тут же добавил: – Я уже давно знаю этого человека. Мы терпеть друг друга не можем. – Картер быстро повернулся к Лейле: – Я надеюсь, вы простили мое несносное поведение в прошлый раз. Я и в мыслях не хотел вас обидеть или причинить вам боль.

– Уже давно об этом забыла! – улыбнувшись, ответила Лейла и протянула руку Говарду.

Когда они сели за стол, Картер окинул взглядом собравшееся здесь светское общество. После того скандального случая с Бругшем он больше ни разу не заходил в роскошный отель. Бругша тоже давно не было видно в Луксоре. От Сайеда Картер знал, что немец продолжает заниматься махинациями, вывозя дорогие археологические находки за границу. При этом также всплывало имя Айята.

В кухне отеля «Уинтер пэлэс» готовили французские повара. но можно было заказать и арабские блюда. Картер выбрал себе утиное мясо в листьях мелокии , Лейла и Айят решились на жареную ягнятину с начинкой, тушенной в верблюжьем молоке и политой кисловатым соусом.

Прежде чем завязался разговор, к Айяту подошел темнокожий слуга в белой галабии и красной феске и сообщил новость. Дело было срочное и требовало немедленного ответа Айята. Ага прочитал записку и велел слуге.

– Скажи мудиру, что я сейчас приду!

– Какие-то неприятности? – поинтересовался Картер.

– Одному Аллаху известно. Мудир из Кены сейчас проездом в Луксоре. Он ожидает меня на своем корабле. Мне очень жаль, мистер Картер. Придется отложить наш разговор, надеюсь, вы не будете против… Если мудир зовет, Айят должен повиноваться.

Говард понимающе кивнул, и Ага добавил:

– Но не печальтесь. Не сомневаюсь, что Лейла скрасит этот вечер и поужинает с вами. Вы ведь мой гость, мистер Картер. Иншаллах.

Прежде чем Говард успел что-то ответить, Мустафа Ага Айят исчез.

Лейла смущенно улыбнулась.

– Думаю, это не будет вам неприятно?

– Неприятно?! Я прошу вас! Если вы желаете провести вечер в моем обществе… Я не уверен лишь в одном: подходит ли мое общество такой женщине, как вы.

Пока четыре официанта подавали блюда, Лейла вдруг заговорила по-английски:

– И какое же общество, по-вашему, мне подошло бы больше всего?

Говард пропустил ее вопрос мимо ушей и, запинаясь, спросил: Вы… говорите по-английски?

– Вас это удивляет, мистер Картер? Что ж, отвечу на ваш вопрос: да. А кроме того – по-французски и по-немецки. Я училась в высшей женской школе в Лозанне.

Картер от удивления не мог вымолвить и слова.

– Или вы думали, что я неграмотная? Танцовщицы могут читать и писать, мистер Картер. Возможно, не все, но Айят дал мне приличное образование. Когда мне исполнилось восемь лет, он купил меня у моих родителей за пятьдесят египетских фунтов. Это звучит пошло, но для меня это было большое счастье. Я была одной из девятнадцати детей и сегодня бы наверняка попрошайничала или воровала, если бы Айят не вырвал меня из нищеты. Это было в традициях моей страны. В Лозанне я научилась всему, чему сегодня могут научиться девочки. Так почему же мне не быть благодарной всю оставшуюся жизнь Мустафе Айяту? Он не требует от меня ничего невозможного. Немного любви, иногда – кое-какие общественные обязанности. А вообще, он предоставляет мне полную свободу. Вы, как европеец, наверное, не понимаете этого?

– Почему же? – ответил Говард, хотя с трудом воспринимал исповедь Лейлы.

– А вы? Что привело молодого англичанина в Луксор? Я не хотела вас обидеть, мистер Картер, но у вас вид не самого счастливого человека.

Говард испугался, ему показалось, что Лейла видит его насквозь. Ему стало стыдно. Неужели он должен признаться, что Лейла права?

– Ах, знаете, – начал он и впервые взглянул в ее большие темные глаза, – у всех археологов, которые живут здесь уже долгое время, есть свои причуды. Они ищут прежде всего сокровища прошлого, но в действительности пытаются обрести самих себя. И я – не исключение.

– Существенное признание, – ответила Лейла и, склонив голову набок, спросила: – Вы, наверное, от чего-то убегаете, мистер Картер, так ведь?

Постепенно Говарду становилось не по себе от разговора с умной танцовщицей. Он не видел повода отрицать ее предположение и ответил:

– Да, несчастная любовь заставила меня стать археологом. Но все это уже давно в прошлом. Мне не хотелось бы об этом говорить.

На лице Лейлы промелькнула улыбка.

– Так я и думала. Есть люди, у которых их прошлое на лбу написано. Мне кажется, что вы именно такой человек, мистер Картер.

Говард, весьма впечатленный, кивнул. Лейла нравилась ему, даже очень нравилась.

Айят не появился и через два часа оживленной беседы с танцовщицей, и Лейла попросила, чтобы Говард проводил ее домой.

Несмотря на то что было уже довольно поздно, у гостиницы все еще стояло множество экипажей, освещенных шипящими карбидными лампами. С Нила веяло прохладой, и Лейла, как ни в чем не бывало прижавшись к своему провожатому, осведомилась:

– Вас это не смущает, мистер Картер?

– О нет, совсем напротив, – вырвалось у Говарда, и он сам удивился своей смелости. Лейла все-таки была любовницей Айята, и половина мужчин Луксора почитали ее как богиню.

– Набережная Аль-Бар, 160, – уверенно назвала Лейла адрес вознице, который ударил вожжами сивую лошадь и направил экипаж на север по набережной.

– Неплохой дом, – удивленно заметил Картер, когда экипаж остановился перед роскошным, окруженным садом строением – двухэтажной виллой с колоннами на входе и окнами, защищенными жалюзи с обеих сторон. – Подарок Айята? – не без иронии спросил он.

Лейла кокетливо отвела глаза.

– Мистер Картер, что за вопросы вы задаете?!

– Простите, Лейла, я не хотел показаться бестактным. Я думал только… Бы хвалили широту души Айята…

– Нет, – ответила танцовщица, – отношения с Айятом подразумевают такие подарки. Но все же это подарок – от хедива Тауфик-паши.

Вице-короля Египта?

Именно так. Тауфик-паша очень великодушный человек. Все, кому удается заслужить его благосклонность, он заваливает подарками. При этом он все время старается перещеголять своего отца, Исмаида-пашу, о котором рассказывают удивительные вещи. Если к нему кто-нибудь приезжал из Европы, то он отправлял своих гостей домой на роскошных яхтах. Корабли, конечно, переходили в собственность гостей. Как-то Тауфик-паша, его старший сын, устроил большой праздник в Каире и пригласил тысячу гостей в свой дворец на нильском острове Гезира. Я была приглашена, чтобы исполнить танец живота, впрочем, я была не единственной, но мой танец так понравился хедиву, что он наградил меня этим домом, в котором раньше иногда проводил лето.

Возница, неподвижно сидевший на козлах, все время помалкивал, будто был глухонемым. Лишь лошадь беспокойно перебирала копытами, словно хотела предостеречь пассажиров, чтобы те продолжили разговор в каком-нибудь другом месте. У входа, освещенного двумя громадными электрическими канделябрами, ожидали двое слуг в белых одеждах. В окнах виллы горел свет.

Лейла лукаво взглянула на Говарда и сказала:

– Если вы хотите, я охотно покажу вам дом. – При этом она взяла его руку и прижала ее к своей щеке.

Говарда охватило сладостное беспокойство. Приглашение Лейлы польстило ему, но, несмотря на это, он на секунду засомневался и отклонил его:

– Мне очень приятно, мадам, но я думаю, что сегодня уже слишком поздно. Если позволите, я охотно навещу вас в другой раз.

Тут прекрасная танцовщица отдернула руку, как будто обожглась, и, опустив глаза, произнесла:

– Вы правы, мистер Картер, у вас, наверное, был напряженный день. А где вы, собственно, живете?

При взгляде на роскошную виллу Картер замешкался с ответом. Он не решался назвать свой адрес. Несмотря на громкое название, его отель располагался далеко не в престижном районе. По правде сказать, на маленьких улицах у вокзала жили лишь те, кто был не в ладах с законом. И поэтому Говард ответил:

– Позвольте, я умолчу об этом, иначе у вас может возникнуть обо мне превратное мнение.

Лейла попрощалась с ним, быстро поцеловав его в щеку.

Словно по какому-то тайному знаку, подбежали слуги и проводили ее до дома.

На мгновение Картер пожалел о том, что отказался от приглашения Лейлы, но потом коротко приказал вознице:

– Шариа-аль-Махатта!

Утром следующего дня из Каира вернулся Виктор Лоре и прямиком отправился в Долину царей. Еще издалека его охватило беспокойство – охранники, которые должны были стоять возле гробницы Аменхотепа II, исчезли.

Лоре обнаружил их связанными внутри гробницы. Мужчины утверждали, что прошлым вечером на них напали и оглушили, поэтому они ничего не помнят.

При детальном осмотре гробницы самые страшные опасения Лоре подтвердились: воры вынесли мумию Аменхотепа и саркофаг. Для этого они положили над шахтой лестницы и таким образом вынесли добычу.

Лоре приказал позвать Картера. Между ними возник горячий спор, француз возложил на Говарда всю вину за то, что тот разболтал о содержимом гробницы.

Слово за слово, и оба мужчины уже были готовы броситься друг на друга. После того как страсти немного улеглись, Лоре даже извинился перед Говардом, а Картер выказал сожаление, что как раз в тот вечер, когда обворовали гробницу, он был в гостинице «Уинтер пэлэс».

– Я зол не меньше вашего, – произнес Картер» – и можете быть покойны, я никому и словом не обмолвился о том, что находится в этой гробнице.

– Это были разбойники, которые хорошо знают свое ремесло, – ответил Лоре. – Они не взяли остальных мумий, потому что видели – на них нет украшений и драгоценностей.

– А вы не думали о том, что охранники могут быть в сговоре с грабителями?

– Мистер Картер! – возмутился Лоре. – Я лично обнаружил охранников связанными.

Говард горько ухмыльнулся:

– Это еще ни о чем не говорит, мистер Лоре, за хороший балшиш эти люди позволят с собой сделать все, что угодно. Возможно, они наивно полагают, что тем самым смогут отвести подозрение от себя.

Лоре задумался: «Этот Картер – тот еще лис, наверное, он знает, что на уме у египтян, лучше, чем любой другой европеец».

– Я даже не могу позвать на помощь полицию, – пожаловался француз. – по крайней мере, не сегодня, ведь тогда все в Верхнем Египте узнают, что здесь хранятся еще тринадцать мумий. Я могу заявить в полицию только после того, как мумии погрузят на корабль и они будут на пути в Каир.

– Когда это будет?

– Я зафрахтовал пароход. Он должен прибыть сюда завтра вечером.

Лоре был убит горем.

– Может, я вам смогу помочь, – произнес Картер и оглядел-. ся по сторонам, словно выискивая союзника.

– И как мне это понимать?

– Не хотелось бы навязываться, – ответил Говард, – но я уже несколько лет живу в этой местности и поневоле вынужден встречаться с некоторыми темными личностями. То есть я хочу сказать, что знаком с людьми, которых как раз ни в коей мере нельзя назвать друзьями археологов.

Лоре от удивления поднял брови.

– Если вы хотите, – продолжал Картер, – я могу задействовать свои связи. Иначе все пойдет прахом и мы не выйдем на след грабителей. Единственный вопрос, который я вам должен задать: какими деньгами вы располагаете, мистер Лоре?

– Что, простите? – Лоре в ужасе взглянул на Говарда, но тот его успокоил:

– Понимаете, в этих кругах никто и не пошевелится, если ему не предложить бакшиш. Есть люди, которые живут с того, что где-нибудь что-нибудь подслушивают. Это значит, что мы должны платить за любую информацию.

– Я понял, – кивнул Лоре, – мистер Картер, постарайтесь, чтобы мы нашли Аменхотепа. Я готов заплатить за это любые деньги. Картер отправился прямиком к Сайеду. Тот жил вместе с остальными братьями (их было семеро) возле полицейского участка, и квартале, куда избегали заходить иностранцы. Все братья Сайеда понемногу воровали и выполняли случайные поручения, поэтому нередко знали больше, чем кто-либо другой.

Об ограблении гробницы Сайед ничего не слышал, во всяком случае, он так утверждал, и Картер не мог ему не поверить. Старший брат Сайеда кое-что смог сообщить: за ночь до нападения он видел загадочное судно. Но больше он ничего не знал.

Когда Говард назначил премию в десять английских фунтов в надежде узнать местонахождение украденной мумии фараона, лица братьев Сайеда вмиг просветлели, прояснилась и их память. Самый младший брат, отстававший в физическом развитии, но имевший довольно живой взгляд, сообщил, что немногим позже Ахмед Абд-эр-Рассул вышел из гостиницы «Луксор» и направился в «Уинтер пэлэс». Но мальчик не мог утверждать, что это было как-то связано с похищением мумии.

– И сколько времени пройдет, прежде чем тебе удастся выйти на след? – спросил Картер, повернувшись к Сайеду.

Тот взглянул на каждого из своих братьев, пожал плечами и поднял ладони кверху.

– Одному Аллаху известно, – ответил он. – Но Аллах на нашей стороне, и он не допустит, чтобы это продолжалось слишком долго.

Уже вечером того же дня Сайед сообщил о первых успехах. Ахмед Абд-эр-Рассул и Ага Айят встречались в отеле «Луксор», и место это, разумеется, было выбрано не случайно. За ночь до этого груз с таинственного судна перенесли в отель.

У Сайеда возникла идея подкараулить Айята и Абд-эр-Рассула у отеля и проследить за тем, куда они направятся. Картер и паренек сели в экипаж и приказали ошарашенному вознице не двигаться с места.

Через час их ожидание было вознаграждена Айят и Абд-эр-Рассул приблизились к отелю с разных сторон. Мужчина, который вышел им навстречу, был знаком Говарду – им оказался Роберт Спинк.

– Англичанин! – прошептал Сайед Картеру – Он недавно поселился в отеле.

– Я знаю его слишком хорошо, – ответил Говард. – Там, где он появляется, жди беды.

Трое мужчин исчезли в холле отеля, и Картер хотел уже пойти вслед за ними, но Сайед удержал его:

– Оставайтесь здесь, Картер-эфенди. Они вас быстро заметят.

– Я хочу знать, что там происходит, – возразил Картер, – мне нужно туда!

– Без паники! – Сайед кивнул Говарду, как отец, который пытается убедить сына, что тому не стоит беспокоиться о будущем. – В холле гостиницы ждет мой старший брат Анис, а в парке прячется Али, наш младший. Не волнуйтесь, эти двое ничего не упустят.

– Сам черт тебе не брат! – с удивлением заметил Картер.

Тут Сайед вздрогнул, как от удара плетью, и сказал:

– Вам не стоит произносить это слово. Иблис, так называют у нас черта, – это самое плохое слово в нашем языке. Говорите лучше, что сам Аллах мне брат. Так будет приятнее для Сайеда.

– Ну хорошо, Сайед, действительно сам Аллах тебе брат.

В этот момент из отеля вышел Анис и огляделся в поисках Сайеда и Картера. Увидев, что они сидят в экипаже, он подал им знак следовать за ним. Не тратя слов попусту, они тотчас же перебежали холл гостиницы, где, как всегда вечером, было полно народа, так что их никто не заметил, и направились к противоположной двери, ведущей в парк.

Прошло немного времени, и их глаза привыкли к темноте. Вдруг перед ними появился Али и, ожесточенно размахивая руками, подал им знак идти за ним. Казалось, он был очень взволнован.

Следуя друг за другом, они прошли по заросшему темному парку, пока Али не остановился у какого-то домика. Нескладное приземистое строение без окон было не больше десяти кубических метров. Неяркий свет пробивался сквозь верхнюю часть тяжелой двери, которая была застеклена. Из дома доносились тихие голоса. Старший брат Сайеда, Анис, стал спиной к двери и сложил руки, знаками объяснив Говарду, что ему следует стать на них, как в стремя. Картер, недолго думая, поднялся и заглянул внутрь. То, что он обнаружил, едва не лишило его дара речи.

Маленький дом был наполнен ценными археологическими находками. Самые изысканные произведения искусства, золотая посуда, таблички с рельефами и рисунками, статуэтки были свалены в кучу; тут же стояли сундуки и канопы, а в центре лежала мумия. Над ней склонились Мустафа Ага Айят, Ахмед Абд-эр-Рассул и Роберт Спинк. Ахмед как раз собирался ножом взрезать материю, в которую была завернута мумия.

Картер, понимая свою беспомощность, был в отчаянии. Снова спустившись на землю, он сказал Сайеду:

– Мы должны действовать быстро, пока еще не слишком поздно. Ты известишь начальника полиции Хамди-бея. Я побегу к Лоре. – Повернувшись к двум остальным братьям, Говард велел им: – А вы глаз с этого дома не спускайте.

Но прежде чем они успели уйти, случилось непредвиденное. Неуклюжий маленький Али споткнулся в темноте о корень и, вскрикнув, упал. Испуганные шумом, трое грабителей выскочили из дома и бросились наутек.

В ту же ночь сад отеля «Луксор» был окружен полицией. В предрассветных сумерках Картер и Лоре отправились осматривать украденные сокровища.

– Боже мой, – залепетал Лоре при виде мумии, – вы появились как раз вовремя. Приди вы на пару минут позже, и повязки фараона были бы уничтожены. Поздравляю вас, мистер Картер, вы сослужили науке неоценимую службу.

– Для археолога, который посвящает своему делу душу и тело, это само собой разумеется,' – скромно ответил Говард. – А вообще-то, вы должны быть благодарны моим друзьям. Это они навели меня на верный след. Где они, собственно? – Картер огляделся в поисках Сайеда и его братьев. Ho, как оказалось, встреча с таким количеством полицейских их совершенно не прельщала, и они удрали без лишних слов.

– У вас замечательные связи с местным населением, – с уважением заметил Лоре, пока они перебирали собранные сокровища и зарисовывали каждый предмет, – Это может быть более полезно, чем дорогостоящий заказ на раскопки для какого-нибудь университета.

– Глядя на все сокровища, что попали к нам в руки, – ответил Картер, – я не могу с вами не согласиться, мистер Лоре. Вероятно, и десяти археологам за десять лет не удалось бы найти столько старинных предметов.

– Возникает вопрос: кто же все-таки стоит за этими темными делишками? Кто скупщик, по заказу которого действуют расхитители гробниц?

Картер огляделся по сторонам.

– Двое из них известны вот уже много лет. Однако подобраться к ним очень тяжело, почти невозможно, потому что свидетели никогда не назовут их имен, чтобы не исчез этот источник дохода. А третьего я тоже знаю.

– Вы их знаете?!

– Каждая собака их знает. Это Мустафа Ага Айят и Ахмед Абд-эр-Рассул.

– Речь идет о консуле Мустафе, который обнаружил первый тайник с мумиями?

– Да, о нем.

– А кто же третий?

– Он новичок в этом деле, но такой же бессовестный, как и остальные. Его имя – Роберт Спинк, англичанин. Он как раз собирается осесть в Луксоре.

Лоре удивленно уставился на Картера.

– Откуда вы все это знаете?

Говард горько усмехнулся и указал на стекло в верхней части двери.

– Я видел их собственными глазами. А что до англичанина, то я знаю его уже много лет. Спинк готов на любые подлости.

Картеру и Лоре потребовалось целых два дня, чтобы разобрать предметы, найденные в садовом домике отеля «Луксор», и под присмотром полиции перевезти их на пароход. Вместе с мумией Аменхотепа II на борт погрузили тринадцать других царских мумий.

Вечером, незадолго до отхода корабля в Каир, Виктор Лоре отвел Картера в сторону и сказал:

– Вы очень способный молодой человек, мистер Картер. Я думаю, вы могли бы быть очень полезны здесь, в Луксоре, для Управления древностями, если получите новое задание.

Говард отмахнулся:

– Ваши отзывы льстят мне, мистер Лоре, но я и так рассматриваю свое теперешнее задание как награду. Я работаю ассистентом у доктора Навилля для Фонда исследования Египта. За это время я многое узнал и научился ценить свою профессию. Спасибо, мистер Лоре.

Француз понимающе закивал.

– Теперь просто послушайте, что я вам хочу сказать. Я предлагаю вам пост инспектора исторических памятников в Верхнем Египте и Нубии. Это значит, что вам предоставляются все полномочия и руководство всеми археологами в этой местности. Кстати, Навилль тоже будет подчинен вам.

Картер думал, что все это ему снится. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл слов Лоре. Наконец Говард нерешительно произнес:

– Я?… Но почему именно я?

– Потому что я считаю, что вы, и только вы, подходите для этой должности. Я предложу вам, скажем, пятьсот фунтов в год. Ну как?

Говард чуть не поперхнулся. Жалованье было в десять раз больше того, что он получал, когда только приехал в Египет. Зазвенела корабельная рында – сигнал к отправлению.

– Ну как? – повторил Лоре и протянул руку Говарду. – Я не понимаю, почему вы колеблетесь. Нет никаких разумных причин, чтобы отказаться от моего предложения.

«Не слишком ли ты молод для такого задания? – пронеслось в голове у Картера. – Сможешь ли ты вообще быть справедливым?» Но тут Говард услышал внутренний голос: «Берись за это! Или ты вечно собираешься бежать от принятия важных Решений?»

С мостика закричали:

– Мистер Лоре, мы уже отчаливаем!

Француз все еще стоял перед Картером с протянутой рукой.

– Договорились! – ответил Говард и пожал ее. – Надеюсь, вы не разочаруетесь во мне.

Лope похлопал Картера по плечу.

– Другого ответа я от вас не ожидал. Я дам о себе знать, как только прибуду в Каир.

Газеты всего мира пестрели заголовками о скандальном обнаружении тайника с мумиями в Долине царей и о находке Картера в садовом домике отеля «Луксор». Эти новости публиковали в своих передовицах прежде всего американские газеты. Целые пассажирские суда с любопытными из Нового Света прибывали в Александрию и расспрашивали о Картере и его царских сокровищах. Но когда им сообщали, что эти события разворачивались в семистах километрах южнее, быстро наступало разочарование. В гостиницах Луксора не было ни одного свободного номера. На поиски сокровищ в Долину царей отправлялись толпы людей, вооруженных лопатами и грохотами для песка. Покоя в долине не было даже ночью. Авантюристы бродили по дюнам с фонарями, как стаи майских жуков.

Картер поселился в маленьком одиноком домике между деревнями Дра-абу-эль-Нага и эль-Тариф. Как самого главного смотрителя по обе стороны Нила, его уважали и почитали, но в то же время не любили, даже презирали. Тот же Навилль теперь не разговаривал с ним, потому что археологу пришлось срочно искать замену своему ассистенту. Лондонский Фонд исследования Египта сообщил, что Картер теперь никогда больше не получит у них должности.

Но это больше и не нужно было, потому что он, как инспектор Управления древностями, отныне сам распределял рабочие места. Говарду подчинялся даже вооруженный отряд, который охранял места раскопок и гробницы в Долине царей. У Картера вошло в привычку совершать контрольные обходы с одноствольной или двуствольной винтовкой арабского производства. И не только потому, что Говард опасался феллахов. Там, где раньше они чувствовали себя спокойно и по ночам проводили незаконные раскопки, теперь заправлял новый инспектор. Он появлялся с вооруженной охраной в самых невероятных местах и в любое время. По этой причине незаконные раскопки почти прекратились. А жители Эль-Куриы, которые в основном жили зa счет темных делишек, к один момент остались без пропитания и работы.

Расследование в связи с обнаружением в садовом домике отеля «Луксор» зашло в тупик, поскольку полицейские постоянно натыкались на стену молчания. Менеджер отеля, образованный египтянин, клялся бородой Пророка, что в садовом домике, кроме столов и стульев, никогда ничего не хранилось. А Мустафа Ага Айят даже слышать не хотел об этой истории. У него было алиби: он во время обнаружения сокровищ находился у мудира Кены, что письменно подтверждалось свидетелями. Двое англичан, с которыми Роберт Спинк вел дела, клялись, что тот был вместе с ними в Каире. Дабы не быть голословными, все трое предъявили железнодорожные билеты.

Картер остался один.

В один из последних знойных сентябрьских дней (жара и духота стояли с февраля, и на землю не упало ни капли дождя), когда люди ожидают их конца как избавления, Мустафа Айят ехал на дрожках на север по набережной Нила. Солнце висело низко над горизонтом, и по земле ползли длинные тени.

Нужно отметить тот факт, что Ага ехал именно в дрожках, хотя в его каретном сарае стояло множество двухместных фаэтонов. Такая маскировка натолкнула Сайеда на мысль, что за Мустафой стоит проследить. Сохраняя почтительное расстояние, Сайед босиком бежал вслед за экипажем. И когда дрожки наконец остановились перед большим храмом в Карнаке, парень обливался потом, а его галабия липла к бедрам.

Сайеду было ясно, что такому человеку, как Айят, нечего было делать в храме Карнака. Не за тем же он приехал, чтобы изучать архитектуру Древнего Египта. Если Ага хотел незаметно пробраться в храм, значит, на то были весомые причины. Повинуясь шестому чувству, Сайед проследовал за Айятом до первого пилона, потом до второго, где навстречу Мустафе вдруг вышел старый Ахмед Абд-эр-Рассул. Вместе они исчезли в направлении большого гипостильного зала – каменного леса из 134 колонн высотой более 24 метров и 10 метров в обхвате. Они пугали своей монументальностью, и казалось, будто здесь когда-то жили великаны или какие-то человеконенавистнические чудовища. Радостное щебетание птиц совершенно не сочеталось с царившей тут гнетущей атмосферой. В храме стояла такая глубокая тишина, что можно было услышать каждое слово, которое мужчины произносили шепотом.

Подкравшись, Сайед оказался всего лишь в двух рядах колонн от них.

– Этот человек лишил нас целого состояния, – услышал он голос Айята, – меня, тебя и твоих людей. Если он и дальше будет так действовать, то вообще лишит нас всякого дохода. Этот Картер должен уйти. Нам нужно убить его.

– Конечно, досточтимый Ага, – ответил Ахмед, – я и мои люди придумали верный план. Вот, взгляните.

Сайед видел, как Ахмед вынул из своей темной галабии свернутый листок и показал его Айяту. Как раз в этот момент на входе показалась группа англичан с экскурсоводом, который громко и в подробностях рассказывал соотечественникам о назначении этого сооружения. Теперь Сайед не мог расслышать шепот Айята и Абд-эр-Рассула. Он беспомощно наблюдал, как Ахмед рисовал в воздухе пальцем какие-то странные знаки. Что было на уме у этих мужчин?

В тот же вечер Сайед отправился на другой берег Нила и отыскал Картера в его доме у деревни Дра-абу-эль-Нага. Говард еще издали заметил юного египтянина. За домом Говард построив нечто вроде вышки. Когда спускались сумерки, он сидел там с подзорной трубой и ружьем и высматривал подозрительных личностей, которые шли в Долину царей, или в Эль-Курну.

– Картер-эфенди! – закричал Сайед. – Вы должны знать: Айят хочет убить вас!

Новость Сайеда скорее развеселила Картера. Улыбаясь, он слез со своей вышки и спросил:

– Тебя не мучит жажда, друг мой, не хочешь ли чего-нибудь выпить? – Говард хотел уже войти в дом, но Сайед преградил ему путь со словами:

– Картер-эфенди, Ага Айят вместе с Абд-эр-Рассулом разработали план, как вас убить. Клянусь аллахом, я слышал это собственными ушами!

Картер замер и со всей серьезностью посмотрел на юношу.

– Что же ты слышал?

– Я слышал, как Мустафа Айят сказал Абд-эр-Рассулу: «Этот Картер должен уйти. Нам нужно убить его».

– Но когда это было? И где?

– Два часа назад, Картер-эфенди, в храме Карнака.

– В храме Карнака? – Говард задумался, – Что привело их в Карнак?

– Я не знаю, Картер-эфенди, но я видел, как Ахмед Абд-эр-Рассул развернул перед Айятом план. К сожалению, мне помешали и я не услышал, о чем шла речь. Вам следует быть осторожным, Картер-эфенди.

Говард поднял ружье вверх и крикнул:

– Не беспокойся, я смогу защитить свою шкуру! Тебя кто-нибудь видел? Я имею в виду, что, возможно, Мустафа и Ахмед просто разыгрывали тебя в надежде, что ты доложишь обо всем мне. Может, они хотят нагнать на меня страху, чтобы я не делал обходы?

– Это невозможно, Картер-эфенди, меня никто не видел.

– Хорошо, – ответил Говард, – позаботься о том, чтобы тебя никто не заметил и по дороге домой. Завтра я присмотрю в Карнаке за порядком.

Сайед убежал, а Картер снова занял свой наблюдательный пост. Солнце уже давно скрылось за горной цепью. На равнину Нила опустилась темнота. Говард взглянул на небо, где на западе появилась Венера, которая сияла неспокойным, мерцающим светом.

Обычный день Картера начинался в половине пятого утра. Теперь, осенью, Картер седлал сэра Генри еще в темноте и скакал в сторону Мединет-Абу, Дейр-эль-Медины или в Долину царей, чтобы следить за порядком. Часто он оставлял на обломке колонны или стене, возвышающейся из песка, записки для археологов, которые приходили на место через час после него. Поэтому казалось, что Картер вездесущ. Многим это не нравилось.

Говард уже пять часов был на ногах, а около десяти утра он переправился через Нил. Для этого он воспользовался дагабией Управления древностями, которая была в его распоряжении вместе с командой из двух человек.

Он как раз хотел сесть в дрожки, чтобы поехать в Карнак как вдруг возле него остановилось ландо, запряженное двумя лошадьми. В экипаже сидела Лейла, одетая на европейский манер – длинная обтягивающая юбка и тонкая шелковая блузка. Темные волосы были заплетены в длинные косы.

– Куда путь держите в такой ранний час? – улыбаясь, спросила Лейла и, чтобы оказаться поближе, передвинулась на другую сторону сиденья.

– В Карнак, – неохотно проворчал Говард и повесил на плечо ружье.

– И чтобы туда добраться, вам обязательно иметь при себе ружье?

– Конечно, – коротко ответил Говард. Сдержанность Картера была понятна. Хотя Лейла с ее волнующей фигурой, плавными движениями и огнем в глазах, который мог свести с ума любого мужчину, нравилась ему чрезвычайно, с их последней встречи многое изменилось. При всей симпатии к женщине Говарда волновал один вопрос: не была ли Лейла подослана Айятом, чтобы прекратить его, Картера, деятельность?

Лейла склонила голову набок.

– Что с вами, мистер Картер? Мы ведь совсем недавно провели такой чудесный вечер!

Говард перешел улицу, приблизился к экипажу танцовщицы и с деланным спокойствием произнес:

– Я почти попался на вашу удочку. Но только почти, мисс Лейла.

Танцовщица не поняла, что он имеет в виду; по крайней мере, ее недоумение выглядело искренним.

– Что это значит, мистер Картер? Я чем-то обидела вас?

– Тем, что вы держите меня за дурака. Может, вам и удавалось легко обвести вокруг пальца других мужчин, но с Говардом Картером из Сваффхема такой номер не пройдет! Своей благосклонностью вы лишь хотите отвлечь мое внимание, чтобы Мустафа Ага Айят мог спокойно заниматься своими темными делишками. Я знаю, что он свел нас вместе на празднике, чтобы в это время со своими людьми украсть мумию фараона Аменхотепа, а затем спрятать ее в садовом домике отеля «Луксор». Здорово придумано, мисс Лейла, но все прошло не так гладко, как вам хотелось.

Говард в бешенстве вскочил в свои дрожки и крикнул вознице:

– В Карнак! Быстро! – И умчался прочь.

Гигантский храм в это время был пуст и тих. Говард и сам не мог сказать, что собирается здесь искать. Он тяжело ступал по песку, как вдруг за спиной услышал шаги.

– Мистер Картер, я должна с вами поговорить! – Это была Лейла. Она поехала вслед за Говардом в Карнак.

– О чем еще можно говорить? – холодно ответил Говард. – Выполняйте и дальше ваши поручения для Айята, но только оставьте меня в покое. У вас ничего не выйдет, мисс Лейла, – сердито выпалил он и продолжил путь.

Лейла шла за ним по пятам, словно верная собака.

– Вы должны мне поверить, я ничего не знаю об этих махинациях. Я бы никогда на такое не пошла!

Говард остановился и сурово взглянул на Лейлу, будто хотел сказать: «Почему я должен поверить вашим словам?»

– Это правда, – произнесла Лейла и умоляюще посмотрела на него. – Иначе зачем мне бежать за вами? Мне известно, что Айят занимается незаконными сделками, но я к этому не имею никакого отношения.

Лейла робко взяла Говарда за руку, как ребенок, который ищет защиты у отца.

Картер не решился выдернуть руку. Он чувствовал нежность и тепло, и ему этот жест был вовсе не противен.

– Почему вы ничего не говорите, мистер Картер? – настойчиво спрашивала Лейла.

– Что мне на это ответить? Я лишь могу верить или нет, но и то, и другое для меня очень тяжело.

Танцовщица разочарованно отпустила руку Картера. Она отвернулась и хотела молча уйти.

– Ну не обижайтесь так сразу! – крикнул он ей вслед. – Я ведь хочу вам верить. – Говард удивился, как быстро Лейле удалось убедить его. Он уже хотел отказаться от своих обидных слов, когда Лейла подошла к нему и обняла. На мгновение он почувствовал прикосновение ее пышного тела, которого жаждали все мужчины Египта. Это были ощущения, которыми Говард уже давно не наслаждался. Он был ошарашен. Ошарашен потому, что прекрасная танцовщица бросилась на шею именно ему. Его все еще терзали сомнения, не была ли эта внезапная симпатия блефом, обманом, который подстроил Айят.

Картер был в растерянности, потому что скорее хотел другого. Он высвободился из объятий, снял ружье, которое висело у него на плече, и поставил его на землю. Потом он собрал все мужество в кулак и спросил Лейлу:

– Знаете, чего я не могу понять? У ваших ног тысячи мужчин. Мужчин, которые в день зарабатывают больше, чем я за год. Мужчин, которые по должности и положению в обществе несравненно выше, и, несомненно, среди них есть более симпатичные, чем я. Почему, черт побери, вы проявляете свою симпатию именно ко мне?

Замявшись и мило улыбнувшись, танцовщица потупила взгляд. – Возможно, как раз потому, что вы не у моих ног, как все остальные мужчины. Неужели это так трудно понять? Еще раньше, на празднике у Айята, когда вы меня оттолкнули, мне стало любопытно. Я спрашивала себя, что же вы за человек? С тех пор как мы поужинали в гостинице «Уинтер пэлэс», я не могла выбросить вас из головы. А что касается вашей внешности, то не нужно недооценивать себя, мистер Картер.

Несмотря на осень, солнце в полдень все еще невыносимо пекло. Говард хватал ртом воздух…

– Пойдемте! – Он махнул в сторону второго пилона. – Там есть тень.

В тени портика, который переходил в большой гипостильный зал, было прохладно. Лейла присела на каменный цоколь и огляделась.

– Мистер Картер, неужели вы знаете значение всех изображений богов и надписей?

Говард рассмеялся:

– Думаю, да. В конце концов, это моя профессия. А те надписи, которые я сам не могу расшифровать, остаются загадкой и для других археологов.

Лейла запрокинула голову, чтобы осмотреть потолок. Картеру представилась возможность полюбоваться ее безупречной шеей и грудями, которые возвышались под тонкой блузкой, как упругие, налитые фрукты.

Не сводя глаз с потолка, Лейла вдруг сказала:

– Как вам нравятся мои груди, мистер Картер?

Говард вздрогнул. Почувствовав, что его застали врасплох, он стыдился. В один момент время будто перенесло его на десять т назад, когда он тайком заглядывал в декольте Сары Джонс. Что ему было ответить? Неужели он должен был сказать: «Не понимаю, о чем вы говорите»? Это смешно. Или: «Как вам пришло такое в голову?» Это было во сто крат лучше. Поэтому он собрал все свое мужество и почти по-светски ответил:

– Да, они, насколько я могу судить, очень хороши.

Едва он закончил предложение, как осознал двусмысленность своих слов. Не успел он исправиться, как Лейла начала расстегивать пуговицы на блузке, по-прежнему глядя вверх. Закончив, она предстала перед Картером полуобнаженной и вопросительно посмотрела на него.

Говард смутился до крайней степени. Если их кто-нибудь сейчас увидит…

– Вам не стоит этого делать! – нерешительно пробормотал Картер. – Если Ага узнает…

– Что нам до Айята? – ответила Лейла и протянула Говарду руки. – Он тоже относится к тем тысячам мужчин, которые У моих ног. Или я вам не нравлюсь?

– Нет-нет! – все еще чувствуя себя неловко, произнес Картер.

– Ну, так чего же ты ждешь? – Она притянула Говарда поближе. Ее длинная облегающая юбка мешала, но вот из-под нее показались чулки, и Лейла сжала Говарда между своих ног.

Лицо Картера горело, а его мужское достоинство налилось и отвердело до боли. В один момент ему вдруг стало все равно, что происходит вокруг. Он хотел прекрасную танцовщицу. Он должен был овладеть ею.

– Давай! – прошептала Лейла. – Пожалуйста! – Это слово привело Говарда в экстаз. Он быстро сбросил брюки и приблизился в неистовом возбуждении к танцовщице. Картер чувствовал себя богом Мином, когда дико и неистово вошел в нее.

Лейла сидела на каменном цоколе, опершись руками, и наслаждалась безудержностью Говарда. Она никогда бы не подумала что так хорош. Она тихо стонала, сном и снова повторяя его имя. Картер двигался, потеряв голову. Он наслаждался неутолимой страстью, когда Лейла обхватила его ногами. Ему казалось, что танцовщица зачаровала и свела его с ума. Они позабыли и о тысячелетних стенах, которые их окружали, и об обстоятельствах, которые их сюда завели. Исчезли все предрассудки. Раздайся сейчас выстрел, Говард бы и этого не заметил. Он со сладострастием смотрел на груди Лейлы, которые тяжело и мягко, словно морские волны, двигались вверх и вниз от его толчков.

Тихо вскрикнув, Говард повалился на нее и уткнулся лицом в шею.

– О, Говард! – в который раз повторила Лейла.

Воцарилась тишина. Постепенно к Картеру возвращался здравый смысл. Он отскочил от Лейлы и стал в спешке подбирать одежду, прислушиваясь, не раздаются ли шаги или голоса. Убедившись, что все спокойно, он снова обернулся к Лейле. Ее одежда была смята, а волосы растрепаны. Она сидела на камне в той же позе, с закрытыми глазами, будто вновь прокручивала в памяти происшедшее.

– Я знаю, из меня никудышный любовник, – произнес Картер. – У тебя наверняка бывали и получше.

Тут Лейла открыла глаза и рассмеялась. Решив, что она его высмеивает, Говард отвернулся. Он взял ружье и с опущенной головой побрел в гипостильный зал. А чего еще ему было ожидать? Что Лейла бросится перед ним на колени и скажет: «Говард, ты – лучший любовник на свете»? Только не такая женщина, как Лейла.

Посреди громадных колонн, где нещадно палило солнце, Картер услышал голос танцовщицы:

– Говард, почему ты себя так недооцениваешь? Ты был великолепен! Ты это хотел услышать?

Говард не был уверен, говорит ли Лейла серьезно. Когда она вышла к нему, поправляя одежду, Картер спрятался за одной из громадных колонн.

– Не будь глупцом, Говард! – крикнула Лейла. – Где ты.

Несмотря на то что гипостильный зал уже тысячи лет стоял без крыши, ее слова раздавались, как в церкви.

– Здесь! – лукаво ответил Картер и быстро побежал к другой колонне. Тут же началась веселая игра в прятки: Говард с ружьем на плече убегал от полуобнаженной женщины.

– Я здесь! – снова и снова кричал Картер, как вдруг остановился. Ему показалось, что он слышит вдалеке раскаты грома и какой-то шум. Он удивленно взглянул на небо, побелевшее от рассеянного света полуденного солнца. В тот же миг у него появилось ощущение, что капитель колонны качалась перед ним, как пальма на ветру.

Говард списал это на возбуждение, которое все еще не утихло, но вдруг услышал пронзительный хлопок, как будто лопнуло стекло: один, потом второй, третий. Последний прозвучал прямо возле него.

Картер провел ладонью по потному лицу. «Такая женщина, как Лейла, может свести с ума любого мужчину», – подумал Говард. Внезапно его взгляд застыл на цоколе колонны, который начал перемещаться, как по мановению волшебной палочки. Но прежде чем Говард успел сообразить, что к чему, каменный колосс стал медленно заваливаться, словно тысячелетнее дерево под топорами лесорубов. Под неимоверным весом, который теперь переместился на одну половину, цоколь распался на куски. В воздух взметнулось облако пыли, как будто взорвался порох, и гигантская колонна, выведенная из равновесия, ускорила разрушение цоколя.

Говард стоял как парализованный. Его мозг совершенно отказывался думать. Говард видел, как громадная колонна упала, задев соседнюю, но не мог сдвинуться с места. Окаменев, он наблюдал за дьявольским спектаклем.

Подобно костяшкам домино колонны валились одна за другой. Земля дрожала под смертельными ударами гигантов. Облака пыли заволокли место действия, и ничего не было видно Картер кашлял, отплевывался и протирал глаза, которые горели огнем.

«Лейла!» – вдруг пронеслось у него в голове, и разум мгновенно вернулся к нему.

– Лейла! – закричал Говард так громко, как мог. – Лейла! – Потеряв ориентацию, он на ощупь начал продвигаться к предлагаемому выходу. И вдруг перед ним упал каменный блок и разлетелся на куски, один из которых с чудовищной силой впился в правое бедро Говарда. Кровь окрасила штанину.

– Лейла! – дрожащим голосом прокричал он среди грома падающих колонн.

Неожиданно грохот стих и наступила жуткая тишина. Кашляя и отплевываясь, Говард вновь позвал танцовщицу:

– Лейла?

Прошло бесконечно много времени, прежде чем гигантское облако пыли наконец рассеялось. Издалека послышались взволнованные крики. Когда Говард все-таки смог сориентироваться, у него в голове была только одна мысль: «Мне нужно выбираться отсюда, и чем скорее, тем лучше!»

По левую сторону был выход. Картер лихорадочно карабкался через обломки громадных каменных блоков и обломков, как вдруг наткнулся на Лейлу, которая в неестественной позе лежала на каменном полу, а ее коса обвилась вокруг головы подобно черной змее. Танцовщица открыла глаза.

– Лейла! – вскрикнул Картер, опустившись на четвереньки. В волнении он схватил ее безжизненную руку: – Ты ранена? – тихо спросил он.

Лейла мучительно улыбнулась, но ничего не ответила.

– Ты меня слышишь? – еще громче спросил Говард. С его бедра на пол капала кровь. Вдруг Картера охватил панический страх. Лейле нужна была помощь. Он осторожно положил правую руку женщине под голову, чтобы поднять ее, но тут увидел на затылке кровь. Обрушившийся камень проломил ей череп. Напрасно пытался Говард приподнять ее.

– Лейла! – всхлипывал он в бессилии что-либо сделать.

В этот момент Лейла приоткрыла губы, будто хотела что-то сказать, но так и застыла. Из уголка рта тонкой струйкой потекла кровь.

Картер издал ужасный вопль. Женщина на его руках была мертва.

 

Глава 21

Весь Египет скорбел после гибели любимой танцовщицы. При этом выяснилось, что у Лейлы в покровителях был не только Ага Айят, но и многие другие мужчины.– Мустафа разрыдался, когда гонец принес ему новость о гибели Лейлы, и вскричал:

– Как она могла со мной так поступить, я же вложил в нее столько денег!

Двое других почитателей – богатый торговец из Булака и девяностолетний шейх – решили мумифицировать вожделенное тело Лейлы, как тело фараона, и возвести для нее мавзолей на утесах в Дейр-эль-Бахри.

Трое суток Картер без памяти бродил по пустынным равнинам на другом берегу Нила и не мог осознать происшедшее. Он стрелял в людей, которые, как ему чудилось, прятались в скалистых утесах. Ему казалось, что они хотят с ним говорить, чтобы вернуть его к печальным событиям.

Картер был убежден: удар по Карнаку был адресован ему. Три тысячи лет гигантские колонны стояли в равновесии, выдержав немало землетрясений, пока 3 октября 1899 года, когда Картер отправился в храм вместе с Лейлой, не случилось обрушение.

Прошло семь дней, прежде чем Говард отважился снова отправиться в Карнак. Тут он сделал судьбоносное открытие. Фундамент первой из одиннадцати колонн был наполовину подрыт. Можно было с уверенностью сказать, что именно по этой причине ствол колонны накренился и тем самым вызвал цепную реакцию. Достаточно было лишь немного подтолкнуть его, чтобы разразился ад. Под лопнувшими колоннами Картер обнаружил остатки каната. Сомнений не было: все это дело рук коварного Айята.

На обратной дороге в Дра-абу-эль-Нага Говарда поджидал коренастый человек в спортивной одежде.

– Мистер Картер? Меня зовут Джеймс Квибелл.

– Да, – раздраженно ответил Картер. – И что?

– Мне крайне неприятно, – начал издалека незнакомец, – но я уполномочен передать вам это письмо из Управления древностями.

Картер взял листок и прочитал. Гастон Масперо, новый директор Управления древностями, обвинил Говарда в разрушении карнакского храма, происшедшего якобы по недосмотру Картера, и принял немедленное решение.

Квибелл пожал плечами.

– Мне очень жаль, мистер Картер, я ваш почитатель. Говард задумчиво посмотрел вдаль.

– Надеюсь, вы не ждете, что я вас с этим поздравлю! Что же касается дома, отмечу, что это моя частная собственность. – Затем, смерив незнакомца взглядом, Картер добавил: – Хотя, наверное, его и не хватило бы для ваших потребностей. А сейчас оставьте меня в покое, мне нужно поработать.

Позже Говард счел это заявление не вполне логичным, потому что единственным, чего у него сейчас было в избытке, так это времени. В первые дни после увольнения Говард не знал, с чего начать. Он понимал, что в Луксоре было много людей, которые ликовали по поводу его отставки.

О том, чтобы вернуться в Англию, нечего было и думать. Умолять Фонд исследования Египта о новой должности? Никогда! Даже если Говарду придется опять рисовать кошек и собак, в Луксоре у него все равно клиентов будет больше, чем в Сваффхеме.

Говард представлял собой странное зрелище: неплохо одетый, в широкой панаме, он держал в одной руке ружье, а в другой – принадлежности для рисования. Так он издали наблюдал за раскопками, которыми когда-то занимался. Он избегал любых встреч, которые напоминали ему о прошлом, и жил бы уединенно и без происшествий, если бы не визиты Сайеда. Египтянин держал его в курсе всего, что происходило вокруг.

Сначала Картер рисовал открытки, виды Луксора, большие отели, Курну и Дейр-эль-Бахри с противоположного берега Нила, а Сайед продавал их туристам. Дело шло неплохо, но это был трудоемкий процесс. Картер был рад, если за неделю получал один фунт, за вычетом зарплаты Сайеда. Этого хватало на жизнь, но больших достижений в новом бизнесе Говард добиться не мог.

Однако Сайед не был бы Сайедом, если бы не нашел выхода из этой досадной ситуации.

Понаблюдав за зажиточными европейцами, которые проводили зимние месяцы в Луксоре и из скуки переправлялись на другой берег Нила, чтобы вести тщетные поиски сокровищ, Сайед как-то сказал Говарду:

– Картер-эфенди, вы знаменитый археолог, вы как никто другой знаете тот берег Нила. Почему бы вам не показать этим людям за солидное вознаграждение места, где можно что-нибудь найти?

Картера развеселила наивность Сайеда.

– Как ты себе это представляешь? У Навилля работает четыре сотни батраков, и каждые пару месяцев он делает какие-нибудь открытия и находки, но при этом все зависит от случая.

– Тогда нужно помочь этому случаю приключиться!

– Ага, – удивленно протянул Говард. – И как же все это произойдет?

– Очень просто, Картер-эфенди. Вы сегодня зароете сокровища, которые завтра найдут. Перед отелем «Уинтер пэлэо» спекулянты предлагают купить кучу находок, но никто их не хочет. Все думают, что это подделки. Но если человек сам что-нибудь откапывает, он даже не задумывается над тем, подлинные ли эти вещи.

Сайед с таким добродушием смотрел на него, что Картер с трудом удержался от смеха. Наконец Говард сказал:

– Ты – гениальный мошенник, Саейд, действительно гениальный.

– Сайед не мошенник! – запротестовал парнишка, – Сайед просто умный. Все говорят, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти.

Идея показалась Говарду интересной, и он решился немедленно воплотить ее в жизнь. Дома у Говарда хранился ящик с ушебти – статуэтками размером с ладонь. Они, конечно, чего-то да стоили. Картер находил их случайно во время раскопок то здесь то там. Пять или шесть из них он зарыл на глубину пятьдесят-шестьдесят сантиметров в разных местах и пометил их камнями особой формы. Все остальное обещал уладить Сайед.

На следующий же день к Картеру пожаловали два француза из Лиона. Они вежливо представились, и один из них без лишних слов вытащил пятифунтовую банкноту и предъявил сумку с инструментами. Говард великодушно кивнул.

По дороге к месту раскопок Картер сообщил французам, чтобы те никому не сообщали о своем приключении и не показывали возможные находки, поскольку дело это, как известно, незаконное. И вот Картер повел мужчин за дюну. После часа напряженных раскопок он указал французам на неприметный холмик с двумя камнями, и те бросились рыть песок как сумасшедшие. Вскоре они наткнулись на маленькую кобальтовую статуэтку.

Голыми руками Говард очистил предварительно вымазанную верблюжьим пометом мнимую находку и протянул гордым археологам. Речь шла о находке периода Нового царства, которой было около трех тысяч лет. Француз постарше даже расплакался от умиления.

Двумя днями позже действо повторилось, но уже с участием новых актеров. Говард вновь напомнил новоиспеченным археологам, что нужно держать язык за зубами и никому не говорить о раскопках. В случае поимки им всем грозит тюрьма, а египетские тюрьмы не отличаются комфортом.

Среди клиентов Говарда оказался также Теодор Дэвис, коренастый американец с толстым кошельком. Он заработал состояние в Чикаго на производстве меди, но это не мешало ему в далеком Египте одеваться как заправскому техасскому ковбою. Даже его симпатичная жена Линда, отправляясь в Долину царей, одевалась в том же стиле. Мистер и миссис Дэвис жили на яхте своего друга. Она называлась «Иштар» и как раз в эти дни стала местом грандиозного праздника.

Едва Дэвис откопал первую голубую статуэтку под руководством Картера, его тут же охватила археологическая лихорадка – довольно безобидное слово для неизлечимой болезни. Говард не мот закопать достаточное количество статуэток в песке, а для американца не существовало непреодолимых преград: он был готов таскать любые камни и копать любые ямы, лишь бы добиться успеха. После того как Картер выложил ему самые лучшие статуэтки из своей коллекции – естественно, за хорошие деньги, – Дэвис в свои шестьдесят шесть лет принял решение начать новую жизнь и стать археологом.

Говарду понадобилось три дня, чтобы объяснить ошалелому американцу, что нельзя просто взять лопату и копать где вздумается, но Дэвис упорно не хотел верить в это и думал, что все на свете можно купить. И он не ошибся. Деньги правят миром, и это касается и археологии.

Дэвис отправился на поезде в Каир и вернулся спустя два дня в Луксор с разрешением на проведение раскопок в Долине царей. Единственное условие, которое он должен был выполнить, – это проконсультироваться с опытным археологом.

Картер онемел, когда американский ковбой сделал ему предложение возглавить раскопки.

– Когда вы хотите приступить? – осторожно поинтересовался Говард. – И прежде всего – где?

– Когда? – удивленно переспросил Дэвис. – Уже сегодня! А на вопрос «Где?», я думаю, лучше ответите вы сами!

Картер и Дэвис отправились в Долину царей.

– Будет нелегко заполучить рабочую силу, – заметил Говард. – У доктора Навилля в распоряжении четыреста батраков, сэр Роберт Монд и граф Нортгемптон ведут в долине небольшие раскопки с пятьюдесятью рабочими – и больше людей нет.

– Сколько платит Навилль?

– Пять пиастров в день.

– Хорошо. Предложите батракам пятнадцать.

– Но это в три раза больше, сэр!

– Совершенно верно.

Вся Долина царей была изрыта, будто здесь находился гигантский муравейник с замурованными и зарешеченными входами гробниц. Говард остановился посреди этого хаоса и спросил американца:

– Так где вы, собственно, хотите копать, мистер Дэвис?

Американец наморщил лоб, будто он о чем-то напряженно думал, и после паузы ответил:

– Вы правы, молодой человек, об этом нам нужно поразмыслить вдвоем. Что предлагаете вы?

Картер покачал головой.

– В Долине царей можно искать лишь одного человека, я имею в виду гробницу царя, или фараона, как называли правителей древние египтяне.

– Значит, будем искать фараона. Ваше предложение?

– Как вам Тутмос IV?

– Хорошо.

– Или Тутанхамон?

– Тоже неплохо.

– Или Хатшепсут?

– Хатшепсут? Это не та леди, в честь которой построили террасный храм в Дейр-эль-Бахри, мистер Картер?

– Совершенно верно. Мне кажется, я знаю, о чем вы думаете, сэр. Вы спрашиваете себя, могли ли похоронить женщину в Долине царей? Вам следует помнить, что Хатшепсут была фараоном, а фараон – это закон!

– И где же будет отправная точка для каждого из них?

– Я не хочу, чтоб вы питали напрасные надежды, мистер Дэвис, но если мы завтра начнем раскопки, это будет выглядеть так, словно мы ищем иголку в стоге сена. Вероятность, что раскопки будут успешными, очень невелика.

– Это я слышу уже не в первый раз, мистер Картер. Директор Управления древностями в Каире считает, что в Долине царей нет ни одного камня, который бы не перевернули трижды. Долина исследована до последней щели в скале.

– Это же утверждал Бельцони почти сто лет назад, а после него Адольф Эрман, который провел здесь полжизни. При этом уже после них удавалось делать значительные открытия. В любом случае всегда находили не то, что искали. С открытиями в археологии дела обстоят так же, как и с великими изобретениями; самым выдающимся мы обязаны не человеческому разуму, а случаю.

Дэвис осматривал Долину царей и думал. Нет, то, о чем говорил молодой Картер, не могло ободрить и вдохновить. Но Дэвис приехал из страны с безграничными возможностями, где слово «impossible» – это ругательство. Поэтому он поднял указательный палец, ткнул им в крутой юго-восточный склон и, как пастор в церкви, произнес:

– Там мы начнем. В десять, если вам удобно, мистер Картер.

Говард глубоко вздохнул. Он с трудом скрывал свое негодование. Наконец молодой археолог ответил:

– Сэр, если позволите, я сделаю замечание. Дело в том, что около десяти батраки уже собираются заканчивать работу. В летнее время раскопки проводят с шести часов утра до двенадцати дня, в зимнее время – с семи до двух часов. Ну а что касается выбранного участка, то я бы рекомендовал начать не с подножия склона, а с середины.

– Нет! – коротко возразил Дэвис.

– А почему нет? Почему вы хотите начать именно у подножия? – в ярости спросил Говард.

Дэвис сначала взглянул себе под ноги, потом на то место, которое указал Картер, и с серьезным видом ответил:

– Потому что там, внизу, я меньше запачкаю свои туфли.

В тот момент Картер засомневался, сможет ли он работать с таким эксцентричным американцем, но в ту же секунду внутренний голос подсказал ему, что предложение Дэвиса – последний шанс вернуться в археологию. Поэтому Говард деланно улыбнулся и ответил с великодушием человека, которому нечего терять:

– Как пожелаете, сэр!

В тот же день Картер с кожаным мешочком, полным денег, отправился на поиски рабочих. Но, несмотря на все старания и увещевания, Говард смог нанять для Теодора Дэвиса не больше пятидесяти рабочих.

Утром, когда долину Нила еще укрывал серый предрассветный саван, Картера разбудил грохот. Он спешно оделся и вышел на улицу. По равнине от реки двигалось, пыхтя паром, неизвестное чудище – железный дракон с длинной шеей и вытянутой вперед жадно распахнутой пастью. Это был паровой экскаватор, которого Говард еще никогда не видел. Он не поверил своим глазам. Чудище взяло курс на Долину царей. Картер бросился навстречу экскаватору, не успев даже обуться. Вблизи он узнал в кабине водителя – Теодора Дэвиса.

«Этого не может быть, – подумал Говард, – мне это снится!» Раскинув руки, Говард вышел навстречу лязгающей тяжелыми гусеницами машине.

– Вы с ума сошли, мистер Картер?! – крикнул Дэвис из кабины. – Прочь с дороги!

Говард ожесточенно замахал руками и, когда экскаватор, злобно шипя, наконец-то остановился, гневно закричал в ответ:

– Мистер Дэвис, вы, наверное, шутите! Вы же не собираетесь работать на этой машине в Долине царей?

– Почему нет? – крикнул сверху американец. – Я нанял машину на один месяц. Вообще-то, она предназначалась для строительства дамбы в Асуане, но я заплатил двойную цену. Мне кажется, это отличная сделка. Экскаватор заменит труд как минимум сотни батраков. Это же простые подсчеты!

Говард начал сладкоречиво убеждать Теодора Дэвиса в поспешности принятого им решения.

– Сэр, вы не можете въехать на экскаваторе в Долину царей! – заявил он.

– Ба! – рассмеялся американец. – Поверьте мне, Картер, если бы у древних фараонов был такой экскаватор, они строили бы себе гробницы с его помощью. Почему же этого нельзя делать?

– Вы все разрушите, а не получите прибыль. Машина весит минимум двадцать тонн. Она завалит своды всех не обнаруженных до сих пор гробниц.

– Нет, этого не случится, если я буду внимательно следить за дорогой.

– А кто вам сказал, что гробница Тутмоса, Тутанхамона или Хатшепсут не построена прямо под дорогой?

Дэвис задумался.

– Вы это серьезно? – спросил он, будто Говард поведал ему какую-то невероятную историю.

– Кроме того, мистер Дэвис, – добавил Картер, – Управление древностями у вас сразу же отберет лицензию на раскопки, ведь если вы внимательно изучали договор, то наверняка читали пункт, который запрещает использование машин и тяжелой техники. Лучше всего будет, если вы вернете это чудище туда, где взяли.

Американец сплюнул.

– Вы не могли сказать мне об этом раньше? – Расстроенный, он состроил такую мину, будто глотнул уксуса.

– Сказал бы, если бы вы меня об этом спросили, – ответил Картер.

Дэвис проворчал что-то вроде тихого проклятия, но так, что Говард ничего не разобрал. Наконец он развернул экскаватор на месте, оставив в земле глубокую воронку, и направил машину обратно к реке.

Хотя в этом событии не было вины Говарда, Дэвис принялся за работу с брюзжанием. Его настроение внезапно улучшилось, когда Говард на третий день ниже дороги, которая вела через горы в Дейр-эль-Бахри, наткнулся на каменную стену.

– Что вы на это скажете, мистер Картер? – спросил Дэвис со сладкой улыбкой, словно забыл тоску последних дней. – Выглядит неплохо, не правда ли?

Говард пожал плечами.

– Посмотрим. – После многолетней практики он стал осторожнее с прогнозами.

– Я приглашу американского консула, директора Управления Древностями и министра культуры…

– Я бы на вашем месте так не делал, мистер Дэвис, – перебил этот речевой поток Картер и рассказал американцу историю, которой стыдился до сих пор.

Страх опозориться превзошел желание прославиться. Вход в гробницу вскрыли без лишних свидетелей, и Дэвис не скрывал радости, что послушал своего начальника раскопок. Уже первый осмотр гробницы разочаровал археологов. Они действительно нашли усыпальницу фараона, но она оказалась невзрачной, маленькой, да к тому же обворованной еще в древности.

– Спасибо вам, мистер Картер, что вы уберегли меня от позора, – сказал Теодор Дэвис. Даже тот факт, что гробница принадлежала Тутмосу IV, не мог его утешить.

– Вы ожидали большего. Я прав? – спросил Картер.

Дэвис кивнул.

Тут Говард рассмеялся.

– Терпение, мистер Дэвис, – лучшее достоинство археолога.

Новость об открытии гробницы фараона и о том, что Дэвис нанял Картера, долетела до Каира быстрее, чем могли представить археологи. Уже через неделю в Долине царей появился Эмиль Бругш. Картер, заметив его издалека, не ждал ничего хорошего.

– Опять вы! – крикнул он немцу издалека. Слова прозвучали не очень вежливо: Бругш для Картера был все равно что красная тряпка для быка.

– Да, я, – ответил Бругш, приблизившись. – Мне поручили сообщить вам, что Управление древностями запрещает вам любую археологическую деятельность в Долине царей.

Говард побелел как снег. Он молча поднял камень размером с кулак и уже замахнулся, чтобы швырнуть его в немца, но почувствовал, как кто-то ухватил его за руку.

– Не делайте глупостей, Картер! – Дэвис отобрал у него камень и, повернувшись к Бругшу, заявил:

– Мистер Картер работает не для вашей организации, а по моему заказу. А у меня есть действительное разрешение на проведение раскопок в Долине царей. Так что убирайтесь!

Бругш поднял голову и, заносчиво посмотрев на собеседников, ответил с самодовольной улыбкой, как он обычно делал:

– Мистер Дэвис, мистер Картер был уволен с должности, потому что халатно отнесся к своим обязанностям по надзору. Вам не стоит игнорировать этот факт. Мое учреждение предоставит вам в помощь двух молодых археологов – мистера Артура Вейгалла и мистера Эдварда Айртона. Они с завтрашнего дня поступят в ваше распоряжение.

Теодор Дэвис подошел к Бругшу и угрожающе произнес:

– А если я отказываюсь работать с этими господами?

– На вашем месте я бы не делал этого, – ответил Бругш» опустив глаза, и еще более язвительно добавил: – В этом случае мое учреждение будет вынуждено отобрать у вас лицензию на раскопки.

– Бросьте, – хладнокровно произнес Картер. – Я уйду добровольно.

Бругш протянул Дэвису руку и быстро попрощался. Но прежде чем тот ушел, Дэвис спросил:

– Откуда вам, собственно, стало известно, что мистер Картер работает на меня?

Говард быстро взглянул на Бругша.

Бругш замялся на секунду, но потом все же ответил:

– Некий мистер Спинк из Луксора известил нас об этом.

Я его не знаю, но, как видим, его сообщение не было ложным.

В последующие дни постоянными спутниками Говарда были уныние и разочарование, которые оставили в его душе глубокие шрамы. Он не заметил, как постепенно перестал вести буржуазный образ жизни. Его высмеивали и называли чудаком, но он всегда ходил по округе опрятно одетым. Говард снова рисовал. Он рисовал все, что ему заказывали, нанимался на раскопки. Нет, не голод и не страх перед завтрашним днем мучили его больше всего в то время, а одиночество и изолированность.

В мыслях Говард уже давно разговаривал сам с собой: так делает каждый, чтобы справиться со сложной ситуацией. Но теперь он часто замечал, что ведет громкие дискуссии с каким-то незнакомцем, лишь позже понимая, что незнакомцем был он сам.

Те, кто до недавнего времени были ею добрыми друзьями, вдруг начали обходить Картера стороной. Временами, когда Картер тайком пробирался в Долину царей, он чувствовал себя прокаженным. Он привык, что его сторонятся, и сам стал избегать встреч с любыми незнакомцами, даже если те и не собирались чураться его.

Единственным человеком, который хранил Говарду верность, был Сайед. Он испробовал все средства, чтобы взбодрить Картера. Но Говард был отравлен печалью и поэтому хочет жить в одиночестве. В сумерках часто видели, как он неподвижно сидит на утесе, будто изваяние, и, погруженный в мысли, смотрит вдаль.

На Новый год, когда одно столетие уступало место следующему, когда археологи вместе с богачами всего мира отмечали праздник на яхтах, будто это был последний день в жизни, а зелены и красные ракеты и серебряные фейерверки наполнили Долину царей сказочным светом, Картер сидел перед свечой в своем доме один и вел диалог с незнакомцем из Сваффхема.

Время текло мимо него, не оставляя следа. Из старых газет преимущественно «Эджипшиан газетт», которые Сайед приносил из Луксора, Говард узнал, что умер Оскар Уайльд и что на могиле королевы Виктории тоже давно зеленеет трава. Его оставило равнодушным даже окончание строительства асуанской плотины, которая давала электричество всему Египту. Его ничего не интересовало.

Однажды в сентябре Говард снова сидел на утесе высоко над Дейр-эль-Бахри и смотрел на Долину царей. Он, как обычно, разговаривал с незнакомцем, как вдруг почувствовал сзади чье-то прикосновение. Говард испугался. Испугался так, как может испугаться только тот, кто уже долгое время не видел людей.

– Мистер Дэвис! – тихо вскрикнул он. – Вы здесь?! Я не слышал, как вы подошли.

– Это на самом деле хорошо. Иначе вы бы убежали от меня! – серьезно ответил американец. – Как у вас дела, мистер Картер?

– Нормально, – коротко ответил Говард. Вопрос был ему неприятен.

– У меня сложилось впечатление, что вы испытываете трудности.

– Немного. – Картер смотрел прямо перед собой.

– У нас есть с вами кое-что общее!

Говард взглянул Теодору Дэвису в лицо.

– Вы шутите надо мной?

Дэвис опустился на пол рядом с Картером.

– Когда я вспоминаю о том недолгом времени, – начал он, отряхивая пыль со штанин, – то думаю, что это был самый успешный период.

– Рад слышать, – горько ответил Говард. – Но вам прислали двух новых людей!

– Вейгалл и Айртон? – Дэвис пренебрежительно махнул рукой. – О них можете забыть.

– Но все же они молодые образованные археологи!

– Но у них совершенно нет опыта. Знаете, что они нашли за последнее время?… Ничего!… По крайней мере, ничего, о чем стоило бы упомянуть.

Говард не мог скрыть своего злорадства и тихо хихикнул.

– Я хотел бы вам сделать предложение, мистер Картер!

Говард энергично покачал головой.

– Мистер Дэвис, самая высокая инстанция запрещает мне что-либо предпринимать в Долине царей. Вы же это прекрасно знаете!

– Конечно. Но об этом никому не нужно знать.

– И как все это будет происходить, позвольте спросить? – Картеру стало любопытно.

Дэвис огляделся по сторонам. Убедившись, что никто не подслушивает, он сказал:

– Мистер Картер, вы говорите на арабском лучше многих египтян, да и похожи больше на шейха, чем на английского археолога.

– Весьма любезно с вашей стороны, – иронично ответил Картер и добавил: – Если я вас правильно понял, нужно переодеться шейхом и возглавить ваши раскопки. Совсем неплохая идея.

– Я бы официально представил вас как десятника. Конечно, мы должны будем рассказать об этой тайне мистеру Вейгаллу и мистеру Айртону.

Говард поморщился.

– И вы думаете, что эти двое подыграют вам?

– Я в этом уверен! – Дэвис вынул пачку долларовых банкнот из кармана и помахал ею перед носом у Говарда.

Картер улыбнулся. Ему явно пришлась по душе эта затея. Она Должна была вырвать его из изоляции. К тому же он хотел доказать каирским бюрократическим сидням, что только ему под силу раскрыть последние тайны Долины царей.

Сайед раздобыл Говарду белоснежную галабию, тюрбан и платок на лицо – от пыли и песка. Облачившись в такой наряд и начавшись шейхом Ибрагимом, Картер через два дня приступил к своим обязанностям. Его не узнали даже те люди, с которыми он до этого работал. Они удивлялись лишь командному тону шейха и тому, что его приказания исполняют Айртон и Вейгалл.

С согласия Дэвиса Картер принял довольно абсурдное решение. В шестидесяти метрах севернее от гробницы Тутмоса в осыпавшемся щебне зияла дыра. Несомненно, это был вход в гробницу. Еще сто лет назад Наполеон во время своей Египетской кампании попытался продвинуться по этой шахте, но, расчистив двадцать шесть метров, сдался. Немец Рихард Лепсиус углубился на сорок шесть метров и тоже выбросил белый флаг. Оба капитулировали перед осыпавшимися камнями, которые полностью заполнили штольню. Обломки известняка под воздействием воды превратились в твердый бетон, и его приходилось вырубать с большим трудом.

Уже через несколько метров стало понятно, что штольня не прямая. Она уходила вниз дугой. Это, по всей вероятности, была совершенно необычная гробница.

– У вас, несомненно, есть какие-то догадки, мистер Картер, – заметил Теодор Дэвис вечером первого дня. Говард приложил указательный палец к губам и сказал:

– Шейх Ибрагим, так извольте называть меня, мистер Дэвис. Мы должны разыгрывать наш спектакль как можно лучше.

Дэвис сделал вид, что кланяется.

– Вы не поделитесь своими догадками со мной?

Говард удивленно поднял брови и ответил гнусавым голосом:

– Когда придет время, я поделюсь с вами своими соображениями по этому поводу, сэр.

Американец был рассержен. Он не привык, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне, но все же вежливо ответил:

– Мистер… Ах… Шейх Ибрагим.

Говард продолжал:

– Больше двух рабочих мне не понадобится. Штольня такая узкая, что для всех не хватит места. Мне кажется, я знаю причину того, почему Наполеон и Лепсиус отказались от проведения дальнейших работ. В тесной шахте не хватало света и воздуха, к тому же она спускается вниз по дуге.

– И как вы намерены решать эту проблему?

– Очень просто. Нам потребуется электричество.

– Грандиозная идея, шейх Ибрагим. Впрочем, ближайшее электричество находится на другой стороне Нила, в Луксоре.

– Тогда вам нужно позаботиться о том, чтобы как-то подать сюда ток. Я не разбираюсь во всех этих новомодных вещах, но если можно подать ток из Асуана в Каир, то, вероятно, можно подать немного этой чудесной энергии и из Луксора в Долину царей.

Теодор Дэвис уважительно кивнул.

Электрический ток в Долине царей – завораживающее действо.

– Шейх Ибрагим, у вас будет электрический ток!

Спустя несколько дней к берегу причалил пароход «Электрического общества», на борту которого находились гигантские катушки с кабелями. Целая армия рабочих уложила провода в воды Нила, у храма в Луксоре, где река была шириной всего в полмили. Весь день на равнине раздавались крики мужчин, которые в такт своим песням тащили тяжелый кабель в Долину царей. Спустя три недели в гробнице фараона зажглись первые электрические лампы.

Картер не мог скрыть своего восхищения. Казалось, будто рисунки и рельефы на стенах гробниц ожили. До этого на них падал свет от факелов или закопченных керосиновых ламп. Теперь они получили новую жизнь. Чтобы проводить работы, древние египтяне освещали стены гробниц с помощью солнечного света, отраженного сложной системой зеркал. Теперь же нужен был один простой выключатель, чтобы прогнать из-под земли вечную темень.

Чем глубже Картер со своими рабочими продвигался по шахте, тем понятнее становилось, почему предыдущие археологи отказались от раскопок. С каждым метром кислорода в воздухе становилось все меньше. Непостижимо, каким образом древние египтяне работали здесь при свете факелов! При горении факел потребляет больше кислорода, чем человек. Первая камера оказалась пустой и без украшений. Не было надписей, не говоря уже о рельефах и рисунках.

– Дальше! – скомандовал шейх Ибрагим. Но это было проще сказать, чем сделать, потому что рабочие не всегда могли отличить слипшуюся осыпь от крошащегося камня шахты, которая к тому же начала шла по дуге вниз, а потом снова поднималась.

– Шейх Ибрагим, шейх Ибрагим! Мустафа умер! – закричал двенадцатилетний мальчик, выбравшийся из гробницы. Его использовали для особых поручений, поскольку он был небольшого роста. Мальчик, словно рыба, выброшенная на берег, жадно глотал ртом воздух. Он сообщил, что один из лучших работников упал замертво на сороковом метре шахты.

– Это проклятие фараона! – закричал он и наотрез отказался снова идти в шахту.

Говард подобрал складки галабии и спустился в шахту. Ему навстречу, будто обезумев, бросились двое батраков. Они дико размахивали руками и показывали куда-то вниз.

– Шейх Ибрагим! Мустафа умер. Проклятие фараона!

– Ерунда! – сердито вскричал Картер. – Приступайте к работе, тугодумы!

Мужчины испуганно опустились на корточки.

Едва Говард добрался до того места, где лежал Мустафа, у него самого началось головокружение. Напрасно он пытался набрать воздуха в легкие, ничего не получалось. Он прижал пальцы к горлу батрака, пытаясь нащупать сонную артерию: Мустафа был жив.

– Вытаскивайте его! – велел он перепуганным батракам. – Только живо, иначе Мустафа действительно умрет!

Мужчины не верили шейху, для них Мустафа уже был мертв. Они с безразличием наблюдали за каждым движением Говарда, который схватил Мустафу под мышки и потащил безжизненное тело наверх, к дневному свету. Оказавшись вне шахты, египтянин открыл глаза.

– Где остальные? – взволнованно вскричал Картер.

– Там, внизу, еще минимум пять человек в полуживом состоянии.

Дэвиса, казалось, это мало впечатлило.

– Что нам делать? – спокойно спросил он.

– Нам нужно достать оттуда людей! – крикнул Говард и снова бросился к узкому проходу. Но еще до того, как исчезнуть в шахте, он предупредил Дэвиса: – Если я не вернусь через три минуты, вам больше не придется на меня рассчитывать!

Спустившись вниз, он обнаружил пятерых мужчин в том же месте, где оставил их. Они по-прежнему сидели на корточках и дремали, не замечая шейха. Говард по очереди растолкал их.

– Вам нужно выходить отсюда. Давай, давай наверх!

Казалось, они были одурманены и совершенно безразличны к опасной ситуации. Они последовали приказанию Картера и начали медленно, один за другим подниматься на поверхность Позади них шел Картер. На полпути вереница остановилась, потому что первый батрак упал. Сам Говард тоже был близок к обмороку но пробрался вперед, чтобы поднять человека. Он хлопал его по лицу, пока тот снова не пришел в себя.

После бесконечного подъема они добрались в конце концов до входа и глотнули свежего воздуха. Картер рухнул на землю, но громкий крик привел его в чувство. Батраки дергали его, каждый пытался поцеловать ему руку.

– Шейх Ибрагим, шейх Ибрагим! – вопили они хором. – Шейх Ибрагим – наш спаситель!

Дэвис протянул Картеру флягу. Говард сделал глубокий глоток. Неизвестно, что там была за жидкость, но Говарду полегчало.

– Воздух, – пробормотал он, – там… внизу нужен воздух, иначе придется прекратить работу.

– Вы не можете просто открыть окно? – весело пошутил Теодор Дэвис на радостях, что Говарду удалось спасти рабочих.

Говард еще раз отхлебнул из фляги и посмотрел вдаль.

– Одно я знаю точно, – после довольно продолжительной паузы произнес он, – так дальше мы продвинуться не сможем. Честно говоря, нам повезло, что батраки вернулись оттуда живыми. Всего лишь один труп – и ни один египтянин больше ногой не ступит в эту гробницу! Но у меня есть идея, как нам закачать воздух в эту дыру.

– С помощью электрического приспособления?

– Точно! Мы продолжим работу, только если у нас внизу будет достаточно воздуха. И для этого нам потребуется шланг и насос, который будет подавать воздух вниз.

– Будет исполнено, шейх Ибрагим. Я все устрою.

Картер не поверил своим глазам, когда на следующее утро увидел на участке раскопок Роберта Спинка. Говард мгновенно скрылся в гробнице. Меньше всего он хотел сейчас встретиться со Спинком. Но Дэвис ведь этого не предполагал.

Ничего не подозревая, американец подошел к шахте и прокричал вниз:

– Шейх Ибрагим, английский джентльмен пришел. Он может решить нашу проблему. У мистера Спинка в Луксоре насосная фабрика.

Говард надвинул пониже тюрбан и вышел, пробормотав несколько арабских ругательств. На ломаном английском Картер объяснил бизнесмену, о чем идет речь, постоянно следя за тем, чтобы тот его не узнал.

С непроницаемым лицом проклятый Спинк нагло смотрел на Говарда, и Картер решил вести себя во время разговора так же, как это делают египтяне, когда беседуют с незнакомцем.

Говарду стало легче, едва Спинк удалился. Тяжело вздохнув, он отер пот с лица. Он разволновался не на шутку. А вдруг Спинк его узнал?

Уже через несколько дней раскопки возобновились. Электрический агрегат подавал рабочим воздух на шестидесятиметровую глубину. Но шахта все больше сужалась, камень крошился все легче, а жара становилась невыносимой.

На глубине в сотню метров подачи воздуха не хватало, шахта, казалось, шла вниз до бесконечности. Для взрослых мужчин она стала слишком тесной, чтобы они могли работать, стоя в полный рост. Дэвис отправил вниз подростков, детей, которые выносили корзины с мусором.

Картер думал, что таинственный фараон снова водит его за нос. Все глубже штольня уходила в скалу. Воздух, который закачивали с поверхности, поднимал облака пыли. Уже спустя несколько минут пребывания в шахте у людей забивались нос и рот: дышать было практически невозможно.

Однажды вечером, когда рабочий день подошел к концу, Картер отвел американца в сторону.

– Мистер Дэвис, – серьезно произнес он, – положение безнадежное. Мы должны прекратить раскопки.

– Прекратить? – вскричал Дэвис. – Ни за что! Вы знаете, сколько тысяч долларов я вложил в эту шахту? Десять тысяч. А вы говорите о завершении работ?!

– Но дети выбиваются из сил. Они кашляют пылью, их легкие склеиваются. Они не могут и не хотят больше работать.

– Я плачу им в три раза больше, а с моей точки зрения, так вовсе в пять раз. Это должно как-то влиять на их энтузиазм, поверьте мне, мистер Картер.

Мучения продолжились. Говард поделил подростков на пятнадцатиминутные смены. Дэвис платил тройной оклад, к тому же премиальные. Одновременно была увеличена мощность насоса. На ста двадцати метрах штольня обвалилась и отрезала от внешнего мира двух взрослых и трех детей. Говард расставил детей цепочкой, и они голыми руками разгребли завал – батраки были спасены.

На ста шестидесяти метрах внизу показались две ступени. Картер наивно думал, что он у цели: «Наконец-то я тебя достану, проклятый фараон!» После дня напряженной работы археолог увидел камеру и понял: все усилия были напрасны. Ничего, кроме каменных неукрашенных стен, – пустая комната, от которой коридор все дальше шел вниз.

Через три недели шейх Ибрагим спустился уже на двести метров вглубь скалы. Перед ним была еще одна камера, доверху заваленная обломками. В который раз Картер подумал о том, чтобы завершить раскопки, но Дэвис попытался ободрить его:

– Нельзя сдаваться, мистер Картер. Мы в нескольких метрах от цели! Или вы хотите, чтобы кто-то другой пожал славу ваших трудов?

– Конечно нет, – глухо ответил Говард и, больной, ослабленный, сгорбленный, вновь взялся за работу.

Когда расчистили камеру, она оказалась пустой, как и предыдущая. В правом нижнем углу Картер наткнулся на лестницу. Ступени круто шли вниз, и понадобилось целых три дня, чтобы их освободили от обломков. Говард уже давно потерял надежду добраться до цели. Его ум был затуманен, и он не мог точно сказать, что ищет. Десять-пятнадцать раз на дню он спускался в преисподнюю, чтобы через несколько минут вновь подняться на поверхность в полном разочаровании и, подышав свежим воздухом, упорядочить мысли. С каждым разом это давалось все труднее и труднее.

Мальчик поднялся из шахты и оторвал его от раздумий, сообщив.

– Шейх Ибрагим, там стена!

– Стена! – крикнул Картер Дэвису, который, спрятавшись от солнца, приятно коротал время в плетеном кресле под зонтом. Вместе они предприняли спуск. До этого американец отважился лишь пару раз спуститься в гробницу. Сейчас же он торопился Дэвис хотел быть первым и отпихивал с дороги шумных батраков которые шли навстречу с корзинами, полными камней.

Чем ниже они опускались» тем дышать становилось все труднее. Через каждые двадцать шагов висела электрическая лампочка. От поверхности до самой нижней точки шахты было двести метров – триста шагов. Картер сплевывал пыль через короткие промежутки времени. Дэвис повторял это вслед за ним. Кашляя, он едва не выхаркал легкие и извергал проклятия, как заправский сапожник. Картер же, напротив, держал рот на замке. Он уверенно шел вперед и в конце концов обогнал Дэвиса, который, похоже, вообще выбился из сил. Говард спустился по крутой лестнице, в конце которой батраки обнаружили стену, и обернулся.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: это был удар! Перед ним была стена, посередине которой зияла дыра величиной с колесо повозки.

Напрасно Картер пытался вдохнуть побольше воздуха, который подавали вниз по шлангу: в нем преимущественно была пыль, а не кислород.

Тем временем пришел Дэвис. Прежде чем он увидел дыру в стене, Картер прокричал ему:

– Боюсь, сэр, мы опоздали на три тысячи лет!

– Что вы такое говорите? – пробормотал американец. Картер указал на дыру в стене.

Дэвис, ослепленный лампой, приставил руку к глазам козырьком.

– Скажите, что это неправда! – снова и снова повторял Дэвис, пока наконец его разочарование, гнев и беспомощность не вырвались наружу. Кашляя и отплевываясь, он закричал из последних сил: – Скажите, что это неправда!

Потом он, всхлипывая, опустился на пол и закрыл лицо руками.

Картер тоже был на пределе своих сил. Понеся невообразимые издержки, они углубились на двести метров, разгребая осыпавшийся камень и рискуя жизнью, чтобы узнать: и эту гробницу обчистили еще три тысячи лег назад. Говарду было стыдно и больно от своей очередной неудачи. В конце концов, это была его идея – вести раскопки именно в этом месте. Ради этого он напялил на себя маскарадный костюм, переоделся шейхом и в течение всех работ боялся, что об этом кто-нибудь узнает.

Будто под воздействием наркотического дурмана, Говард равнодушно снял со стены лампочку с кабелем и просунул в дыру, осветив помещение. Перед ним была неукрашенная камера пять на десять метров, подпертая в середине тремя колоннами. С правой стороны стоял взломанный саркофаг, крышка его была прислонена к стене.

Дэвис подошел поближе, заглянул внутрь и вопросительно посмотрел на Картера. Говард ничего не говорил. Он лишь качал головой. Наконец они залезли внутрь камеры.

Каменный саркофаг, расписанный иероглифами, был пуст. Говард посветил на него. Вдруг он замер.

– Мистер Дэвис, – взволнованно прошептал он, – вы видите этот картуш?

– Да, и что же это может означать?

– Это значит… Хнеметамон – Хатшепсут.

– Хатшепсут? Я думал, гробница Хатшепсут уже найдена!

– Правильно, мистер Дэвис. Очевидно, своенравной царице первая гробница показалась мелковатой и она в конце своего правления, а правила она более двадцати лет, приказала построить новое убежище в скале глубиной в двести метров. Несмотря на это, все усилия были напрасны – грабители добрались и сюда.

Дэвис потянул Картера за рукав.

– Вон там, в углу, стоит еще один саркофаг!

Говард обернулся. Из-за волнения он так толком и не осмотрелся в погребальной камере. С лампой в руке он приблизился к каменному гробу. Саркофаг, тоже искусно расписанный, как и первый, был пуст.

– Это было последнее пристанище Тутмоса, – произнес Говард, Детально осмотрев картуши. – Тутмос I был отцом Хатшепсут.

Картер и Дэвис уже слишком долго находились в пыльной камере, где в течение дня скопился затхлый воздух.

– Пойдемте! – сказал Говард и потащил за собой американца, который хватал ртом воздух. Почти без сил они выбрались к дневному свету, и Вейгалл с Айртоном засыпали их вопросами. Говард не без гордости поделился своим открытием. Конечно, гробница оказалась пустой, как и все ранее обнаруженные усыпальницы фараонов. Но Картер все равно достиг своей цели: он добрался до погребальной камеры, до цели, от которой отказывались поколения археологов.

Измученный и обессиленный, Дэвис опустился в свое кресло и влил в себя неимоверное количество воды. Он не мог скрыть разочарования. Мужчины закончили работу, в Долине царей наступил покой. Повернувшись к востоку, где в дымке лежала долина Нила, он сказал самому себе:

– Невероятно, на какие усилия толкает человека жажда золота! Где же сегодня находятся мумии Тутмоса и Хатшепсут?

Говард вылил себе на голову кувшин воды и, фыркнув, заявил:

– Я могу вам точно сказать. Оба правителя лежат в Каирском музее.

Американец с презрением взглянул на Картера, потому что думал, что тот над ним подшучивает. Но выражение его лица быстро изменилось, когда Говард продолжил:

– В тайнике с мумиями, который обнаружил более тридцати лет назад Ахмед Абд-эр-Рассул, была мумия Тутмоса I и, кроме того, деревянный ящик с именем Хатшепсут. Впрочем, в нем лежали две женские мумии, так что мы, наверное, никогда не узнаем, какая из них была царицей на самом деле.

Дэвис горько рассмеялся, как всегда делал, чтобы скрасить затруднительное положение. Наконец он прикурил сигарету и нервно выпустил дым. Спустя несколько секунд он подошел к Говарду и сказал:

– Ну хорошо, мистер Картер, на этом можете заканчивать ваш маскарад. Я благодарю вас за работу. Остаток вашего гонорара я передам в ближайшие дни. – Потом он повернулся к своим ассистентам, Вейгаллу и Айртону.

– Мистер Дэвис! – остановил американца Картер. – Я могу понять ваше разочарование, но, в конце концов, моей вины нет в том, что гробница оказалась пустой. И вы должны понимать, что внесли неоценимый вклад в развитие науки.

– Я здесь не для того, чтобы делать вклад в науку, мистер Картер! – прокричал в ответ Дэвис. – Я хочу прославиться – и больше ничего!

Говард испугался. Еще никогда в жизни Дэвис не был так откровенен с ним. Взаимно разочарованные, они стояли в десяти метрах друг от друга. Дэвиса озлобило фиаско, а Картера – признание американца, которому его работа была совершенно неинтересна и даже обременительна, так как не принесла славы.

– Знаете, – произнес Дэвис, подойдя поближе, – на медном производстве можно сделать отличные деньги. Хорошо и просто. Но едва ваше тело окажется под землей, вас тут же забудут. И поминай, как звали. Если повезет, наследники, возможно, поставят надгробную плиту, на которой будет написана дата рождения и дата смерти. Вот и все. Мистер Картер, я хочу, чтобы после меня осталось что-то более долговечное. Я всегда мечтал о том, чтобы и через сто лет люди говорили о Теодоре Дэвисе – великом первооткрывателе. Вы можете это понять?

Картер долго смотрел на Дэвиса, потом молча кивнул. Через некоторое время он глухо произнес:

– Мне очень жаль, сэр, что я ничего не смог сделать для вашего бессмертия.

 

Глава 22

В ту же ночь шейх Ибрагим снова превратился в Говарда Картера, безработного археолога. Несмотря на то что они с Дэвисом расстались не совсем по-доброму, Говард убедил американца оставить в гробнице Хатшепсут агрегат для подачи воздуха и электрическое освещение, чтобы он смог продолжить дальнейшие исследования. На самом деле Картер ночи напролет проводил в погребальной камере, в самом низу. Он голыми руками ощупывал засыпанный пылью пол в поисках еще одного хода в сокровищницу.

Смертельно уставший, с окровавленными руками, он выползал из шахты на восходе солнца и, шатаясь, брел к своему дому. Чем больше он занимался этой безрезультатной работой, тем меньше надежды у него оставалось. В конце марта он прекратил поиски.

«Эджипшиан гезетт» в большой статье сообщала об открытии самой глубокой гробницы фараонов, которую расчистили Теодор Дэвис со своим опытным старшим рабочим – шейхом Ибрагимом. Когда Говард прочитал об этом в газете, его охватило недоброе предчувствие.

Через несколько дней со стороны реки показались три всадника. Стояла послеобеденная пора, и в долине все было спокойно. Говард услышал их приближение издалека.

Всадники остановились перед его домом. Двоих он не ожидал увидеть: это были его преемники – Джеймс Квибелл и Гастон Масперо, новый директор Управления древностями, который раньше уже занимал эту должность. Третьего человека Говард ожидал увидеть здесь меньше всего – Порчи, лорд Карнарвон.

Еще до того как Масперо и Квибелл поздоровались с Картером, лорд Карнарвон подошел к Говарду и обнял его как старого друга. Картер не проронил ни слова.

– Великолепно! Действительно замечательно! – воскликнул Масперо и пожал Картеру обе руки одновременно. Говарду казалось, что ему все это снится, но затем, немного успокоившись, он спросил Масперо:

– Вы не могли бы объяснить, что привело вас в такой восторг?

Трое мужчин переглянулись и многозначительно улыбнулись. Квибелл воздел глаза, как церковник, и сказал:

– Отличный спектакль, который вы устроили, не мог не привлечь к себе всеобщего внимания!

– Я не понимаю, о чем вы говорите, господа, – рассерженно ответил Картер.

Тут Масперо схватил Говарда за плечи и, улыбаясь, сказал:

– Мистер Картер, вам не нужно больше притворяться. Мы знаем, кто такой шейх Ибрагим. Это вы, мистер Картер!

– Ерунда! – соврал Говард. – С чего вы взяли, что я имею какое-то отношение к шейху Ибрагиму?

– Шейх Ибрагим и Говард Картер – одно и то же лицо, ни больше, ни меньше.

– Почему вы так решили?! – возмутился Картер. – Вы вообще незнакомы с этим шейхом Ибрагимом. Вы никогда с ним не встречались!

– Вот как? – Масперо лукаво улыбнулся. – Откуда тогда вам это известно, если вы – не шейх Ибрагим?

Говарда приперли к стенке.

– Ну и что, если это так? – произнес Картер, покорившись судьбе.

– Тогда я готов поздравить вас с этим смелым шагом. Впрочем, я бы дважды подумал, прежде чем оспаривать личность первооткрывателя гробницы.

– И почему же, позвольте спросить?

– Все-таки речь идет о расчистке гробницы Хатшепсут, а это одно из величайших достижений археологии. Усыпальница ведь находилась в двухстах метрах, в толще скалы, так далеко археологи еще не проникали.

– Это стало возможным только с помощью электричества, – ответил Картер. • – Без воздушного шланга с поверхности мы все задохнулись бы.

– Великолепно! Это великолепная задумка! – пробормотал себе под нос Масперо. – Я думаю, что благодаря применению такой технологии вас и мистера Дэвиса занесут в анналы археологии. Поздравляю вас, мистер Картер.

Говард не мог не рассмеяться.

– Вам стоит сначала сообщить об этом мистеру Дэвису. Для него раскопки гробницы Хатшепсут обернулись большим разочарованием Дэвис надеялся, что это открытие принесет ему мировую славу, а усыпальница оказалась пустой.

– Ох уж эти американцы! – Масперо сложил руки, будто хотел прочитать молитву небесам.

Картер задумчиво покачал головой.

– Позвольте еще один вопрос, мистер Масперо. Откуда вам стало известно, что в роли шейха Ибрагима выступил именно я? Меня выдали Вейгалл и Айртон? Они оба мне с самого начала не понравились.

Масперо воздел руки к небу.

– Ни в коем случае! В сущности, вы выдали себя сами, когда назвались шейхом Ибрагимом – прямо как тот швейцарский искатель приключений, который почти сто лет назад, переодевшись арабом, пересек Нубийскую пустыню и открыл Абу-Симбел. Когда я узнал, что на Дэвиса работает некий шейх Ибрагим, мне стало ясно: это может быть только Говард Картер.

Картер немного смутился. Он наивно полагал, что никто не разгадает его загадку. Следующий вопрос Масперо оказался для Говарда самым неприятным:

– Мистер Картер, на какие средства вы сейчас живете?

– Не извольте беспокоиться о моих заработках, месье, – не сдержавшись, грубовато ответил Картер. – Как видите, мне хватает на еду, да и одет я наполовину прилично.

– Простите меня, мистер Картер, я задал неудачный вопрос.

– Мистер Масперо хотел спросить, – перебил его лорд Карнарвон, – свободны ли вы сейчас для следующего проекта.

Говард вопросительно взглянул на Карнарвона.

– Все зависит от того, чем предстоит заниматься, милорд.

– Мистер Масперо выдал мне лицензию на раскопки. Теперь я ищу директора раскопок. Мистер Картер, вы не хотели бы возглавить мои раскопки?

О чем речь! Картер закусил губу, чтобы не дать вырваться крику восхищения, и с наигранной холодностью ответил:

– Почему бы и нет? Все зависит от условий.

– Так выдвигайте условия, мистер Картер!

Квибелл и Масперо кивнули.

Заложив руки за спину, Говард прошелся взад и вперед. Что-то не нравилось ему во всей этой ситуации.

– Меня очень интересует, – иронично начал Картер, – что же все-таки заставило вас так кардинально изменить свое мнение обо мне, мосье. Ведь именно вы уволили меня с должности за недобросовестное выполнение служебных обязанностей!

– Давайте не будем вспоминать об этом! – ответил Масперо и подкрепил свое высказывание очередным энергичным кивком. – Расследование подтвердило, что здесь имела место диверсия. А от этого никто не застрахован.

– Интересно. И вы сообщаете о таком факте как бы между прочим. Может, вы расскажете, кто именно устроил диверсию?

Масперо в поисках поддержки взглянул на Квибелла и после паузы ответил:

– К сожалению, ничего выяснить не удалось, мистер Картер. Допросы свидетелей не дали результатов. У меня такое впечатление, что эти люди скорее готовы дать себе отрезать язык, чем что-то сообщить следствию.

Напряженные отношения между Масперо и Картером не могли укрыться от лорда Карнарвона. Он подошел к Говарду и сказал:

– Мистер Картер, как вы находите мое предложение перенести наши переговоры в гостиницу «Уинтер пэлэс»? Давайте встретимся за ужином. Допустим… сегодня вечером?

Признаться, Говард не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах ужинал последний раз в ресторане гостиницы «Уинтер пэлэс».

В гостиничном холле, который в это время, как всегда, был заполнен богато одетыми гостями, Говарду навстречу вышла маленькая девочка не старше двенадцати лет в красивом платье с рюшами и большим бантом в волосах.

– Вы, наверное, мистер Картер! Я права?

– Конечно, дитя мое! – ответил Говард. – И как же зовут маленькую даму?

– Я – Эвелин, дочь лорда и леди Карнарвон. Мы договорились встретиться с вами за ужином. Могу я проводить вас к нашему столику?

– О, я с удовольствием попросил бы вас об этом! – поклонившись, ответил Говард. Он весело улыбнулся, заметив, как непосредственно девочка взяла его за руку и повела в правое крыло гостиницы, где располагался ресторан.

– Я много о вас слышала, – по пути сказала Эвелин. – Вы – очень знаменитый археолог и очень умный!

– Так-так. И кто же так говорит, милая дама?

– Папа.

– И ты веришь своему папе?

– Сэр! – Девочка остановилась и наморщила лоб. – Если я не буду верить папе, кому я тогда вообще должна верить?

– Да, тут ты совершенно права. Прости меня за такие слова.

– Чего уж там! – Взявшись за руки, они продолжили путь.

Его светлость был в сопровождении леди Альмины. Ее несравненная красота привлекала внимание всех окружающих. Говард прежде всего обратил внимание на ее руки: нежные, узкие и белые, каких он еще не видел ни у одной женщины.

После того как все расселись по местам, лорд Карнарвон начал беседу:

– Мистер Картер, а вы помните нашу первую встречу? Говард рассмеялся:

– Ну конечно, милорд. Она состоялась на званом ужине в Дидлингтон-холле. И я повел себя немного невоспитанно. Лучше бы я в тот раз вообще промолчал. – Повернувшись к леди Альмине, он добавил: – В газетах тогда писали об истории, в которой главным героем стал некий Спинк, якобы спасший из огня девочку. На самом деле малышку из горящего дома вынес я, но никто мне не верил, потому что в газете было написано по-другому!

– Я слышала эту историю, – ответила леди. – Ваше поведение очень понравилось моему мужу.

– Вот как? – Говард взглянул на Карнарвона.

Тот кивнул:

– Знаете, мистер Картер, в этом мире слишком много конформистов и людей, не имеющих собственного мнения. Мне понравилось, как вы боролись за правду.

– Папа! – взволнованно воскликнула Эвелин. – Мистер Картер вправду спас девочку из огня? Тогда мистер Картер – герой!

Прежде чем Говард успел что-либо произнести, Карнарвон ответил:

– Да, дитя мое, мистер Картер – герой, потому что он совершил то, на что у других не хватило мужества.

Девочка смотрела на Говарда округлившимися от удивления глазами, и ему стало неловко. Наконец он произнес:

– Что было, то прошло, и не стоит об этом вспоминать. Как там дела у лорда и леди Амхерст?

Тут лорд Карнарвон неуверенно взглянул на жену и сказал: – Я думал, вы знаете…

– Что я должен был знать?

– Лорд Амхерст умер. Сердце. Я думал, вам уже давно об этом известно.

– Нет, – глухо ответил Говард. – Лорд Амхерст умер?… Я очень многим обязан ему, правильнее сказать – всем. Именно он сделал меня археологом. И что еще более важно, лорд Амхерст поверил в меня. Простите, я оставлю вас на минуту.

Картер поднялся и поспешил на террасу. Там он глубоко вдохнул несколько раз. Он смотрел на Нил, который медленно нес свои воды на север, а мыслями был в Дидлингтон-холле. Вдруг ему вспомнилась Алисия и ее предсказание: «Один из присутствующих мужчин найдет клад тысячелетия». Его неудачи привели к тому, что он уже давно не вспоминал об этих словах. Но теперь вдруг они снова всплыли в памяти. Говард и Карнарвон хорошо бы смотрелись в одной упряжке. Говард все больше склонялся к мысли, что нужно попробовать еще раз.

Погрузившись в размышления, он вдруг почувствовал, что его руку взяла другая, маленькая рука. Это была Эвелин.

– Тебе сейчас грустно, мистер Картер? – осторожно спросила девочка и посмотрела на него.

– Хм… – Картер вымученно улыбнулся.

– Папа всегда говорит: время лечит раны.

– Тут твой папа прав. Пойдем лучше к столу!

После того как Говард снова занял свое место и сделал заказ, леди Альмина, улыбнувшись, заметила:

– Мистер Картер, мне кажется, у вас появилась большая поклонница. Моя дочь просто глаз с вас не сводит.

– Я польщен, – ответил Картер и подмигнул девочке.

Но это совершенно не понравилось Эвелин. Она яростно ударила рукой по столу и крикнула:

– Я не желаю, чтобы со мной обращались как с ребенком! Папа все время говорит» что я уже не ребенок. Пожалуйста, считайтесь с этим!

Леди Альмина призвала дочь замолчать и вести себя за столом, как подобает молодой даме. С этого момента девочка за весь вечер не проронила ни слова.

– Дела в Дидлингтон-холле обстоят не очень хорошо, – снова взял слово лорд. – Леди Маргарет Амхерст уже не может содержать поместье. Все дочери разъехались. Она осталась в доме одна, не считая прислуги. Я получил большую часть египетской коллекции лорда Амхерста. С тех пор меня охватила археологическая лихорадка. Я мечтаю сделать значительное открытие, которое навечно впишет мое имя в историю. Вы меня понимаете, мистер Картер?

Говард улыбнулся. Эти слова были ему знакомы и, если быть честным, перекликались с его собственными мыслями. Помолчав, он ответил:

– Я очень хорошо понимаю вас, милорд. Вопрос состоит лишь в том, каким образом можно воплотить ваши мечты в жизнь. Когда я оглядываюсь на эти двадцать лет, которые провел в Египте, то должен признаться: они состояли из череды неудач.

– Но мистер Картер! – перебила его Альмина. – Вы – известный археолог и исследователь, и наука многим вам обязана!

Говард поднял обе руки, как бы отрицая это.

– Может, это и правда, миледи, но мне действительно не удалось сделать значительного открытия. Такое открытие, которое, как сказал его светлость, было бы связано с моим именем навечно. Поэтому я хотел бы вас предупредить, милорд. Я – прирожденный неудачник. Если мне не изменяет память, вы лично присутствовали при том, когда я грандиозно опозорился в Дейр-эль-Бахри, вскрыв на глазах у знатной публики пустую гробницу. И мой последний проект с американцем Дэвисом закончился не многим лучше. Мне пришлось расчистить от обрушившихся камней двухсотметровую гробницу, чтобы по прошествии года работ обнаружить: все старания были напрасны. Вы должны подыскать более везучего археолога и с лучшей репутацией в Управлении древностями.

– Но ваша репутация исключительна, – прервал его Карнарвон. – Масперо сам предложил вас в качестве начальника раскопок. Он сказал, что если кто-то и добьется успеха в Долине царей, то это будет именно Картер.

– Вот, значит, как он сказал. Масперо просто хочет загладить вину. Теперь, видимо, его мучает совесть.

– Ну что вы! – неохотно возразил лорд. – Масперо ни в чем здесь не заинтересован. Главное, что мы с вами доверяем друг Другу. Я слепо доверяю вам, мистер Картер. Вы – единственный, кого я представляю рядом с собой, единственный, с кем я готов пару лет проводить раскопки в Долине царей.

Слова Карнарвона польстили Картеру. С тех пор как они впервые встретились на ужине в Дидлингтон-холле, Говард не переставал удивляться своенравному лорду, его опытности, самоуверенности и красноречию. Конечно, Картер уже давно для себя решил, что нужно соглашаться на участие в большом проекте вместе с этим человеком.

С другой стороны, лорд Карнарвон ни секунды не сомневался, что Картер примет его предложение. Его светлость даже не ждал его согласия, а напрямую спросил:

– У вас уже есть идея, с чего мы можем начать поиски? Я имею в виду место, где мы хоть немного можем рассчи гывать на успех!

Этого момента Картер только и ждал. Как актер, который хорошо отрепетировал сцену, он хладнокровно вынул из кармана пиджака маленький золотой кубок и молча поставил его на середину стола среди тарелок с едой, которые как раз принесли. Несмотря на то что в отеле «Уинтер пэлэс» было принято подавать еду на серебряной посуде или фарфоре, маленький блестящий сосуд так отличался от всей остальной роскоши, что леди Альмина удивленно воскликнула:

– О, мистер Картер!

Лорд Карнарвон наклонился, уперев подбородок в столешницу, чтобы, не касаясь руками, внимательно осмотреть предмет в самой близости.

– Вы меня заинтриговали, – произнес лорд после того, как тщательнейшим образом осмотрел кубок. – Объясните же нам, при каких обстоятельствах вы его нашли.

Говард взял кубок и развернул его так, чтобы все увидели искусно выгравированные иероглифы.

– Что это значит? – спросил лорд Карнарвон.

– Небхепрура. Это тронное имя Тутанхамона.

– Никогда не слышал о таком фараоне.

– Ничего удивительного, милорд. Это не пробел в знаниях. Тутанхамон – забытый фараон. Почему этого фараона забыли потомки или должны были забыть, пока неясно. Но факт остается фактом – этот царь правил Египтом, иначе он не получил бы этого тронного имени.

– И когда же жил этот забытый фараон?

– Более трех тысяч лет назад.

Карнарвон прервал благоговейное молчание:

– А откуда у вас этот золотой кубок?

– Я его нашел в Долине царей.

Лорд, казалось, был наэлектризован.

– Нашли? Что значит «нашли»? Подобные вещи не валяются просто так…

– Нет, милорд. Я увидел в камнях что-то блестящее, подумал, что кто-то потерял монету в десять пиастров, и наклонился, чтобы поднять ее. Я разгреб песок, отбросил в сторону пару камней и вытащил… золотой кубок.

– Мы непременно начнем копать в том месте! – восхищенно вскричал лорд, так что даже его жене пришлось успокоить его, другие гости уже обратили на них внимание.

Говард покачал головой.

– Нет, мы не будем этого делать.

– Но почему, мистер Картер? Мы можем начать прямо с завтрашнего утра!

– Потому что я нашел кубок недалеко от входа в гробницу Рамзеса IV, куда сваливали землю из многих царских усыпальниц. Вполне возможно, что эту драгоценную вещь уже давно с мусором перебрасывали с места на место и ее просто не заметили.

– Вы хотите сказать, мистер Картер…

– Что нам нужно будет затратить немало усилий, чтобы обнаружить хотя бы еще один предмет, прежде чем начинать поиски гробницы забытого фараона.

– Но вы же предполагаете какой-то ареал раскопок?

– Конечно, милорд. Только это место находится как раз между трех площадок, на которых ведут раскопки Теодор Дэвис, сэр Роберт Монд и граф Нортгемптон.

– Они тоже ищут забытого фараона?

– Упаси бог, нет! В Луксоре есть только один археолог, который уверен в существовании этого фараона, его зовут Говард Картер.

Карнарвону нравилось упорство, с которым Картер шел к поставленной цели. Но, несмотря на это, он все же поинтересовался:

– А почему вы так уверены в том, что этого Тутанхамона похоронили именно в Долине царей и потом забыли о нем?

Говард задумчиво улыбнулся, взял маленький золотой кубок и приблизил его к свету, так что тот засверкал, как звезда на небосклоне. Выдержав паузу, он сказал:

– Милорд, мы нашли гробницы всех египетских царей, имена которых содержатся в анналах истории. Одного там только не хватает – Тутанхамона. Я не думаю, что он мог просто раствориться в воздухе. И этот кубок – наш первый след.

– О, как увлекательно! – воскликнула леди Альмина и намекнула его светлости, что еда остывает.

После десерта Карнарвон заказал шампанское. Лорд поднял бокал и торжественно произнес, глядя на Говарда и жену:

– За наше совместное предприятие! За Тутанхамона!

Картер протянул лорду золотой кубок. Тот все понял и налил в него шампанского.

– За Тутанхамона! – весело воскликнул Говард и залпом осушил кубок. Потом он снова спрятал важный предмет в карман пиджака.

Лорд Карнарвон прокашлялся.

– Мистер Картер, могу я задать вам один вопрос? – издалека начал его светлость. – Вы не продадите мне этот кубок? Скажем, за пятьсот фунтов?

Пятьсот фунтов – это куча денег, но Говард, покачав головой, твердо произнес:

– Милорд, этот кубок бесценен!

Ни лорд, ни Говард Картер не заметили, что за ними весь вечер наблюдали двое мужчин, сидевшие за соседним столиком, который стоял за пальмой. Это были Роберт Спинк и Эмиль Бругш. Они проявляли очевидный интерес к разговору Картера и Карнарвона. Продажному английскому официанту Джорджу, обслуживающему маленькую Эвелин, приказали слушать каждое слово.

В Долине царей толпились археологи и батраки, мешая друг другу работать, поэтому Говард сначала решил проводить раскопки в Дейр-эль-Бахри, где уже давно было обнаружено множество воронок. Сэр Роберт Монд и граф Нортгемптон собирались прекратить свои раскопки, как только начнется предприятие «Тутанхамон» в Долине царей.

Совместная работа с его светлостью с первого дня оказалась трудной задачей. Карнарвон обладал одной чертой характера, которая была заклятым врагом любого археолога, – он был нетерпелив. Для него все происходило слишком медленно. Значительные находки, которые были сделаны в первые недели, лорд называл мусором и заверял, что у него дома в коллекции есть экземпляры в тысячу раз лучше.

Лорд по-своему заботился обо всем и вся. Он даже лично занялся приемом на работу батраков, хотя не понимал ни единого слова по-арабски. Кроме того, он нанял больше рабочих, чем нужно было Говарду, и ругался, когда мужчины слонялись без дела. Спустя три месяца у Говарда появились сомнения: сможет ли он и дальше работать с этим эксцентричным человеком?

После плодотворного трудового дня Картер как раз мылся в душе, который был установлен прямо перед домом и состоял из простой подвешенной лейки, когда перед ним неожиданно появилась Элизабет Спинк. Платок был повязан так, как делали женщины, чтобы защититься от солнца. Говард, растерявшись, попытался прикрыть свою наготу полотенцем.

– Простите за мое вторжение, – сказала Элизабет и сняла с головы платок.

– Ничего страшного, – ответил Картер, – надеюсь, я вас не слишком напугал. Давно мы с вами не виделись. Как у вас дела, Элизабет, или мне стоит называть вас миссис Спинк? – Говард запнулся.

Левый глаз Элизабет был налит кровью, а лицо выглядело опухшим. Она едва не плакала.

– Бог мой, что произошло? Ну, говорите же, Элизабет!

Женщина отвернулась. Ей вдруг стало неловко. Смелость оставила ее.

Говард взял женщину за плечи и спокойно произнес:

– Говорите уж. Кто вас так отделал? – И после паузы добавил: – Спинк?

Элизабет опустила голову и вдруг выпалила:

– Он – чудовище. С тех пор как мы здесь, он стал другим человеком. Он пьет, в голове у него только две мысли: женщины и деньги. Мне приходится смотреть, как он развлекается с другими дамами. Насосная фабрика приносит недостаточно денег и он проворачивает незаконные сделки. Спинк занимается всем что может принести деньги. В основном опиумом и антиквариатом. Он уже давно угодил бы в тюрьму, если бы Хамди-бей, начальник полиции, не считался одним из его лучших друзей. Он не терпит возражений, его единственные аргументы – это сила и кулаки. Как я только могла выйти замуж за такого человека!

Несмотря на то что Говард стоял перед ней полуобнаженный он обнял Элизабет.

– Мы все делаем ошибки, которые потом сами не в состоянии понять, – произнес Картер и нежно погладил ее по спине. – Вас нельзя утешить, но я знаю Спинка дольше, чем вы. Он едва ли когда-нибудь изменится. Что вы планируете делать?

Элизабет осторожно высвободилась из его объятий, и Картер использовал эту возможность, чтобы одеться.

Она пожала плечами.

– Я еще не думала, оставаться мне в Египте или вернуться в Англию. Но с этим человеком я все равно не смогу жить дальше.

Говард долго смотрел в темные печальные глаза женщины. Они потеряли свой блеск и выглядели безжизненными. Это огорчило Картера.

– Только не ждите, пожалуйста, что я дам вам совет. За советом по поводу человеческих отношений вы пришли не по адресу. Я не был избалован женским вниманием. В этом кроется одна из причин, почему я стал отшельником. Или вы думаете, что такой человек, как я, добровольно сбежал бы в пустыню? Долина царей – это рай для одиночек.

Элизабет попыталась улыбнуться и дружелюбно произнесла:

– Говард, можно подумать, что это будет продолжаться вечно. Вы ведь не так стары, чтобы начать новую жизнь.

Тут Картер наигранно рассмеялся и воскликнул:

– Элизабет, у меня нет иного выхода! Я немногому научился в жизни, и если у меня есть шанс, то он здесь, и нигде больше!

– Я думала только…

– В данный момент это не моя проблема. Речь ведь идет не о моем будущем, а о вашем.

Прислонившись к деревянной изгороди, Элизабет задумчиво смотрела в сторону реки.

– Я люблю эту страну, – произнесла она, неотрывно глядя вдаль, – Египет стал моей второй родиной. Несмотря на это, наверное, будет лучше, если я уеду в Лондон. И я найму лучших адвокатов, чтобы вырваться из лап этой скотины.

После этого разговора Говард и Элизабет виделись почти каждый день. Чтобы исключить любые подозрения, они всякий раз выбирали новые места для встреч. Элизабет расцвела, и постепенно в ее глазах вновь появился блеск.

Говард сомневался, отпускать ли ему просто так эту женщину Но чем больше он думал об этом, тем яснее ему становилось; у Элизабет нет будущего в Луксоре. Спинк и дальше будет мучить ее, унижать, использовать, и все это сойдет ему с рук.

Он знал Спинка еще с юности и должен был догадаться, что тот нанял людей, чтобы они следили за его женой. Они уже давно сообщили ему о тайных встречах, и Спинк, конечно, сделал из этого ложные выводы.

Однажды Элизабет ждала возвращения Говарда в его доме в Дра-абу-эль-Нага. Она не видела, как со стороны реки приблизился Спинк в сопровождении трех решительно настроенных мужчин. Они притаились за одной из дюн.

Картер не заставил себя долго ждать. Он появился верхом на своем муле из облака пыли, словно мираж, и исчез в доме. Элизабет дожидалась его, соблюдая меры предосторожности. Сквозь щели и отверстия с таинственным звуком сыпался мелкий лесок. Элизабет искала защиты в объятиях Говарда. И тут вдруг распахнулась дверь.

Картер сначала подумал, что это произошло из-за ветра, но, прежде чем он успел опомниться, двое мужчин накинулись на него, а еще двое схватили Элизабет. Она кричала что есть мочи и изо всех сил отбивалась. Это было последнее, что помнил Картер. В тот же миг он получил страшный удар по голове и без сознания повалился на пол.

Песчаная буря стихла так же быстро, как и налетела. Когда Говард снова пришел в себя, в долине стояла гробовая тишина. голова болела. Песок скрипел на зубах, руки ныли и, казалось, готовы были рассыпаться от боли. -Дверь была распахнута. И без того бедная обстановка дома носила следы погрома.

Постепенно память возвращалась к нему. Говард присел. На руке запеклась кровь. Он с трудом ориентировался в этом хаосе, но постепенно ему стало понятно, что погром в доме совершила не песчаная буря, а четверо мужчин. От Элизабет не осталось и следа.

«Золотой кубок Тутанхамона!» – пронеслось у него в голове. Он бросился, прихрамывая, к нише в стене, где хранилась драгоценная вещь. Кубок исчез. У Картера не было сомнений что за этим нападением скрывается Спинк. Отделавшись легкими травмами, Говард теперь опасался за Элизабет. После того как она рассказала ему о своих мучениях, он почему-то чувствовал себя в ответе за нее.

Уже почти неделю от Сайеда не было известий, поэтому Говард с облегчением вздохнул, когда вечером парнишка зашел к нему во время работы в Дейр-эль-Бахри.

– Черт побери, где ты шлялся все это время? – недовольно прошипел Говард. – Когда ты нужен, тебя и в помине нет! Меня могли убить, а ты узнал бы об этом только из газет.

Сайед внимательно посмотрел на эфенди: не шутит ли тот с ним? Но потом, заметив, насколько серьезен тот, осведомился:

– Что случилось, Картер-эфенди? У Сайеда нет причин, чтобы докучать вам всякими мелочами.

– Мелочи, говоришь? – рассерженно вскричал Говард и покраснел от злости. – На меня в моем доме напали четверо мужчин, они же украли ценную вещь, а миссис Спинк, которая была при этом, пропала.

– Пропала, говорите, Картер-эфенди? Этого не может быть. Аллах свидетель, миссис Спинк я видел сегодня на утренней прогулке. Прекрасная леди прогуливалась от отеля «Уинтер пэлэс», потом зашла на минуту в бюро Томаса Кука и продолжила путь по набережной Нила.

– Ты уверен в том, что это была миссис Спинк? – взволнованно воскликнул Говард.

Сайед гордо задрал подбородок и скрестил руки на груди.

– Картер-эфенди, вы хотите меня обидеть? У Сайеда глаз наметан на красивых леди, а миссис Спинк – очень красивая леди. Впрочем, вы и сами это знаете.

Говард посмотрел на Сайеда, который почти перегнал его по росту, и отвел его в сторону. То, что он хотел ему сказать, было не для чужих ушей.

– Мистер Спинк плохо обращается с миссис Спинк. Она хочет развестись со своим мужем и сбежать в Англию. Мне обязательно нужно знать, что она замышляет. Понял?

– Без проблем, Картер-эфенди! – ответил Сайед и, не ожидая дальнейших указаний, побежал по долине, оставляя за собой облака пыли, словно удирающий от охотников лис.

Уже смеркалось. Говард занимался ремонтом своего дома, когда увидел Сайеда, который мчался к нему с той же скоростью, с какой удалился днем.

– Картер-эфенди! – кричал парнишка издалека, размахивая свернутым листком бумаги. – Вам сообщение от миссис Спинк.

Картер взял записку и прочитал:

«Говард, надеюсь, с тобой все в порядке. Я купила билет на ночной поезд в Каир и забронировала место на пароходе «Судан» на рейс из Александрии в Неаполь. Я молюсь, чтобы все прошло хорошо. Может быть, встретимся сегодня на вокзале на прощание? С любовью, Элизабет».

Говард задумчиво потер рукой подбородок и спросил:

– Сайед, а когда отходит ночной поезд в Каир?

Сайед поднял брови, словно хотел сообщить важную новость.

– Зависит от многого! – лукаво ответил он. – В соответствии с желанием железнодорожного общества поезд должен отправляться в десять минут одиннадцатого. Но это всего лишь мечта, как, например, мечта о хорошей погоде, если не придавать этому особой важности. На самом деле поезд в Луксоре редко отправляется с вокзала раньше одиннадцати. Как говорит мистер Заки Ракис, начальник вокзала, «спешку придумал дьявол».

Опечаленный, Говард Картер отправился вечером в Луксор. И даже паромщику, который знал Говарда уже много лет и все время напевал забавные песенки, не удалось приободрить его. В цветочной лавке перед «Уинтер пэлэс» Картер купил букет жасмина и стыдливо спрятал его под полу пиджака.

На вокзал он решил зайти через боковой вход, куда доставляли багаж пассажиров, поскольку был уверен, что его появления никто не заметит. Затем археолог встал под железным козырьком, откуда открывался наилучший обзор. Вопреки заверениям Сайеда поезд с вагоном-рестораном и двумя спальными вагонами прибыл вовремя, но при этом казалось, что никто не торопится занимать свои места. Машинисты, буфетчики, носильщики и кондукторы были заняты тем, что обменивались свежими новостями. Уже давно стрелки больших вокзальных часов перешагнули за время отправления, когда первые пассажиры начали занимать свои купе.

Картер, взволнованный, искал Элизабет. Конечно, он догадывался, что она постарается быть незамеченной. Говард не знал всех обстоятельств, поэтому ему ничего не оставалось, как внимательно осматривать всех пассажиров, которые выходили на перрон. Он должен был быть готов к тому, что Элизабет переоденется для маскировки. Но все было напрасно.

Наконец он решился пройтись по перрону, чтобы по очереди незаметно осмотреть каждое купе. Стрелки вокзальных часов приближались к одиннадцати, когда облаченный в красную униформу начальник вокзала, который проклинал любую спешку, вышел и, взяв в руки рупор, сообщил о скором отправлении поезда. Можно было только предполагать, когда же это произойдет, потому что время отправления давно прошло, а голос из рупора был неразборчивым, как призыв муэдзина к утренней молитве.

Говард беспомощно смотрел, как поезд тронулся и исчез в темноте, отправившись на север. Вероятно, случилось что-то непредвиденное. В любом случае Картер не мог найти другого объяснения. Он отправился в обратный путь в Дра-абу-эль-Нага. Переправляясь на лодке через Нил, он бросил цветы в воду.

Прошло два дня, и Сайед принес известие от Элизабет. Ее план побега был раскрыт. Спинк отобрал у нее паспорт и деньги. Женщина была в отчаянии и не видела выхода.

Говард быстро пробежал глазами по бегло набросанному письму, потом внимательно посмотрел на Сайеда и спросил:

– Как миссис Спинк смогла передать тебе это письмо? За ней наверняка сейчас больше следят, чем раньше?

– Вам не стоит об этом беспокоиться, Картер-эфенди. Мне жаль миссис Спинк. Она велела, чтобы я вам передал: вы должны остерегаться. Спинк – плохой человек. Все боятся его. Хотя миссис Спинк нравится слугам больше, они слушаются хозяина, потому что опасаются побоев. Лишь один слуга на стороне прекрасной леди: мой брат Сулейман.

– Твой брат служит у Спинка?

Сайед кивнул, словно это было нечто само собой разумеющееся, и, подмигнув, добавил:

– Хорошо, когда есть много братьев, правда?

Лорд Карнарвон жил в номере на первом этаже гостиницы «Уинтер пэлэс». Леди Альмина и дочка уже давно уехали – вернулись в Англию. Однажды в отель пришел по-европейски одетый египтянин с феской на голове и заявил, что хотел бы поговорить с его светлостью о важном деле. Имя он назвать отказался, пояснив, что оно не играет никакой роли.

Его светлость не привык к подобному невежеству, но в конце концов любопытство взяло верх, и он вышел в холл отеля к загадочному незнакомцу.

– Кто вы такой? – спросил лорд, смерив мужчину взглядом с головы до ног. Незнакомец был одет во все черное. Мужчина принадлежал к тому сорту людей, с которыми без особой нужды лучше не заговаривать. Его черные волосы были сильно напомажены, а на темной щетине виднелась пудра. Костюм при ближайшем рассмотрении выглядел грязным и засаленным.

Когда незнакомец проигнорировал его вопрос, Карнарвон собрался уже уходить, но тот вдруг произнес:

– Я слышал, вы коллекционируете антиквариат, милорд. А находки на ваших раскопках оставляют желать лучшего.

Лорд помедлил.

– Да, и что?

– У меня есть что вам предложить. Эта чудесная вещица станет украшением любой коллекции. Но не хотите ли перейти в более спокойное место, где мы сможем поговорить без свидетелей?

Карнарвон кивнул и жестом пригласил гостя пройти к мягкому уголку возле лестницы, которая вела наверх. Там они и присели.

– Так о чем идет речь? – спросил лорд.

– Ваза с золотой крышкой, I Династия, самый древний предмет искусства, который когда-либо находили в Египте.

– Я хочу на нее взглянуть. Прямо сейчас!

– Иншаллах, – ответил египтянин» сохраняя непроницаемое выражение лица. – Но у меня есть условия.

– Какие же?

– Три сотни английских фунтов. И вас отведут в тайное место с завязанными глазами, а потом сопроводят обратно. Я гарантирую вам безопасность, сэр. Даю вам слово.

Такие приключения были в духе лорда Карнарвона. Во время своих путешествий по миру он попадал в куда более опасные ситуации. Но лорд не боялся ни черта, ни смерти. Карнарвон без колебаний отправился к сейфу за швейцарской комнатой, приказал выдать триста фунтов и вышел из отеля на улицу, где его уже ждал египтянин. Они вдвоем сели в закрытый экипаж, который ждал у колоннады.

– Вы должны меня простить, – произнес незнакомец, завязывая Карнарвону глаза, – но это – для моей собственной безопасности. Если вам что-то не понравится, я привезу вас обратно в отель и будем считать, что мы не видели друг друга.

Он говорил достаточно серьезно. Экипаж тронулся с места.

Спустя десять минут его светлости показалось, что экипаж ездит по кругу: повторялись характерные звуки за окном. Карнарвон нетерпеливо спросил:

– Эй, мистер, далеко еще? Я ведь могу полагаться на ваше слово?

В ответ раздался смех незнакомца, который сидел напротив.

– Сэр, если мы, мошенники, не будем доверять друг другу, то кому же тогда вообще доверять?

Дома, в Англии, лорд, не задумываясь, вызвал бы любого на дуэль, кто осмелился бы так высказаться о нем. Но здесь, в Египте, все было по-другому Порчи рассмеялся. У него не оставалось иного выхода, если он не хотел упустить шанс и заполучить этот драгоценный предмет.

В тот же миг экипаж остановился. Незнакомец помог Карнарвону выйти, осторожно провел его по четырем ступеням в дом, а потом в пустую комнату, где эхом отражались голоса. Там лорду сняли повязку с глаз. Комната была окрашена в белый цвет, посередине стоял старый деревянный стол. Под потолком висела электрическая лампочка и освещала вазу из желто-зеленого алебастра. Ваза размером два фута в высоту была украшена изображениями богов и иероглифами, а сверху у нее имелась полукруглая золотая крышка. Карнарвон был ослеплен ее красотой. Еще никогда он не видел такой чудесной вещи.

Незнакомец, скрестив руки на груди, с коварной ухмылкой наблюдал за жадным взглядом лорда.

– Ну, ваши ожидания оправдались? – произнес он и взял вазу обеими руками, чтобы поднести к свету. Тут алебастр начал переливаться, будто внутри вазы горел огонь.

– Три сотни фунтов? – неуверенно спросил лорд, словно боялся, что египтянин может моментально повысить цену. Но тот просто кивнул, не сказав ни слова.

Карнарвон лихорадочно вынул купюры из кармана и протянул мужчине.

– Она принадлежит вам, милорд, – сказал тот и передал лорду драгоценную вещь.

Лишь такой же заядлый коллекционер, как лорд Карнарвон, мог понять, что происходило с его светлостью в тот момент. Лорд молча прижал вазу к груди, как отец впервые прижимает к себе новорожденное дитя. Он едва не плакал от счастья и не мог говорить от волнения. Его правая рука нежно скользила по гладкому алебастру.

Карнарвон испугался, когда незнакомец подошел к нему сзади и произнес:

– Простите, милорд, но мне нужно снова завязать вам глаза.

Порчи позволил сделать это, не выпуская вазу из рук. Потом его вывели из дома.

Уже опустились сумерки, на улицах почти не было транспорта. Карнарвона больше не интересовал маршрут, которым ехал экипаж. Но он понял, что обратно они ехали в два раза быстрее. Когда экипаж остановился, незнакомец снял повязку и быстро попрощался.

Карнарвон вышел, а мужчина продолжил путь в северном направлении. Стояла приятная ночная прохлада. Чтобы не привлекать внимания, Карнарвон снял пиджак и обмотал им вазу. Потом он вернулся в отель «Уинтер пэлэс».

На следующее утро его светлость послал гонца в Дейр-эдь-Бахри с сообщением: Картер должен срочно явиться к нему в «Уинтер пэлэс». Отправляясь в Луксор, Говард чувствовал что-то неладное. Он уже не видел Лорди – так Карнарвона называли рабочие – больше пяти дней, и периоды, когда его светлость не появлялся на раскопках, становились все дольше. Казалось, Карнарвон потерял интерес к исследованиям в Дейр-эль-Бахри. Переправляясь через Нил, Говард пытался подобрать подходящие слова. Он должен был продержаться минимум до осени, пока не начнутся раскопки в Долине царей.

Но вышло все иначе. Лорд принял Говарда в приподнятом настроении. Картер вскоре понял, в чем дело. В номере Карнарвона, на столе у окна, стояла ваза. Утреннее солнце освещало золотыми лучами драгоценный сосуд, придавая ему неземную красоту.

– Милорд! – потрясенно воскликнул Картер и подошел поближе к вазе, чтобы подробнее ее рассмотреть. Спустя несколько секунд он спросил: – Милорд, каким образом эта вещь попала к вам?

Карнарвон и не думал отвечать на вопрос Говарда. Вместо этого он произнес:

– Мистер Картер, не могли бы вы сказать, подлинная это вещь или мне сунули подделку?

– Подлинная ли это ваза? – Говард деланно рассмеялся. – Так вопрос в отношении данного предмета вообще не стоит. Кто мог бы подделать такую превосходную работу? Но знаете ли вы, что за вещь купили? Это одно из самых древних произведений искусства, созданных человеком. Вероятно, она относится к периоду I Династии. Значит, ей почти пять тысяч лет. Милорд, эта вещь бесценна!

– Я отдал за нее триста фунтов! – гордо ответил лорд.

И я спрашиваю себя, стоит ли тратить столько сил на раскопки по ту сторону Нила? Я несколько лет оплачивал раскопки, и все, что вы до сих пор просили. И что вы нашли?! Поймите меня правильно, Картер, моя критика не направлена против вас или вашей работы, но меня не оставляет мысль: может, вы направите свои усилия и знания на то, чтобы покупать на черном рынке такие вещи. Это было бы дешевле, и вам не пришлось бы пачкать руки.

Говард побелел как мел и словно окаменел. Он не проронил ни слова в ответ.

– Я не хотел вас обидеть, – произнес Карнарвон, когда увидел, к чему привели его слова. – Конечно, я буду оплачивать ваши услуги, как и раньше. Что вы думаете о моем предложении?

Картер сглотнул слюну.

– Откуда у вас это? – тихо пробормотал он.

– Продал один египтянин. Он не назвал своего имени и провел всю операцию в большом секрете. Но это мелочи, не относящиеся к делу.

– Совсем нет! – вскричал Картер, заметно повысив голос. – Вещь, которая сейчас стоит перед вами, украли из Каирского музея около месяца назад. Ее разыскивает полиция!

– Картер, что за шутки! – Лорд растерялся.

– Ни в коей мере.

– А вы уверены, что речь идет именно об этой вазе?

– Абсолютно уверен. Масперо высказывал опасения, что предмет может быть потерян навсегда. Он говорил, что эта ваза слишком знаменита, чтобы найти для нее покупателя. Только идиот может рисковать, отдавая за нее колоссальную сумму. Это то же самое, как если бы украли «Мону Лизу» и предложили продать ее на черном рынке…

Лорд Карнарвон подошел к буфету, в котором стояли бутылки и бокалы. Он налил себе виски и залпом выпил его. Потом лорд зашелся долгим и отвратительным смехом.

– Я не собираюсь навязываться, – произнес Картер после того, как лорд успокоился, – но, возможно, мы все-таки продолжим раскопки на той стороне Нила.

Два дня лорд обдумывал сложившуюся ситуацию, пытаясь разрешить ее так, чтобы не потерять лица. Потом он написал письмо директору Управления древностями Гастону Масперо. Лорд сообщил, что он выкупил драгоценный предмет у жадного до Денег торговца антиквариатом.

 

Глава 23

В середине мая, несмотря на траур по королю Эдварду VII, Теодор Дэвис устроил большой праздник в отеле «Луксор». Как правило, археологи покидали место своей деятельности незаметно и тихо, как и приходили. Дэвис, больше искатель приключений, нежели археолог, любил находиться в центре внимания. Поэтому прощальный праздник, устроенный богатым американцем, превзошел по масштабам все известные доныне мероприятия.

Бальный зал отеля украсили египетскими антикварными предметами, как было когда-то в Каире на премьере оперы «Аида» Верди. Никто даже не мог сказать, были это оригиналы или копии. Сфинксы и статуи в человеческий рост стояли на фоне изображений богов и рельефов на стенах. Женский хор исполнял тафельмузик; подобные картины с певцами и музыкантами можно было видеть в гробницах на той стороне Нила.

Теодор Дэвис решил переодеться фараоном и, несмотря на свой возраст, облачился в короткое платье. Его голые руки украшали золотые обручи, а сине-золотой полосатый головной платок скрывал редкие седые волосы. Жена Дэвиса выглядела более аристократично и сдержанно, надев длинное свободное платье, как царица Нефертити.

На праздник был приглашен весь высший свет Луксора, все археологи от Каира до Асуана, американцы и европейцы, и, конечно же, лорд Карнарвон и Говард Картер – в общей сложности двести парадно одетых гостей.

Дэвис сам инсценировал завершение своего пребывания в Египте. Когда у него уже заканчивалась лицензия на раскопки, он неожиданно для всех обнаружил значительное захоронение, пусть не усыпальницу фараона, но роскошную гробницу, где покоились родители жены Аменхотепа III с ценными дарами. Американские газеты, в том числе и «Нью-Йорк тайма», сообщали об этом в своих передовицах.

Гордая пожилая дама, одетая в платье черного бархата и с вуалью на голове, как у королевы Виктории, привлекала внимание всех гостей. Дэвис был неимоверно рад ее присутствию. Она поселилась в отеле «Уинтер пэлэс» под именем графини фон Пьерфон, но быстро распространился слух, что на самом деле это Эжени – последняя императрица Франции.

Маскарад американца понравился ей. Характерным резким тоном дама сказала по-английски с французским акцентом:

– Почему вы мне не сообщили, что нужно приходить в костюмах, мистер Дэвис? Я бы переоделась мумией.

Дэвис сдержал смех и ответил:

– Но, ваше высочество, мы бы тогда не насладились вашим видом!

Пожилая дама стукнула об пол своей черной тростью, украшенной серебряным набалдашником, и сказала:

– Мистер Дэвис, в моем возрасте слышать комплименты уже довольно неприятно. Прекратите это?

После того как американца поставили на место, он попытался сменить тему.

– Ваше высочество, – осведомился он, – вы первый раз в Луксоре?

– О нет. Когда-то, больше сорока лет назад, во время открытия Суэцкого канала я предприняла путешествие по Верхнему Египту. Вот это были времена! Тогда я путешествовала по Египту на своей яхте «Орел». Она считалась самым красивым судном на всем Средиземноморье. Сегодня я радуюсь, если заполучу билет на рейсовый пароход. Такова жизнь.

При этом ее взгляд упал на элегантного мужчину с седыми висками и очками в никелированной оправе с замшевыми вставками по бокам – для защиты от солнца. Эжени наклонилась к Теодору Дэвису и тихо спросила:

– Это не тот самый доктор Мунте, Аксель Мунте?

– О, ваше высочество, вы его знаете?

– Нет, до сего дня не представилось случая познакомиться но я много слышала о нем. Он долгое время жил в Париже, а когда человек живет в изгнании, то интересуется всем, что происходит на его родине. Он, должно быть, фантастический врач и его хорошо знают при шведском королевском дворе. Особенно женщины почитают Мунте, считая, что он, прямо как Иисус, творит чудеса.

На докторе была черная визитка. Он носил ее так, будто в ней появился на свет. Мунте привык, что его окружают женщины. То же самое было и здесь. Он словно случайно заметил взгляд бывшей императрицы и слегка поклонился в знак приветствия. Дэвис жестом пригласил его присоединиться к их обществу. Мунте не нужно было повторять дважды.

– И что же вас привело сюда, доктор Мунте? – поинтересовалась пожилая дама после того, как Дэвис представил знатного гостя.

Вопрос казался достаточно необычным, но ответ Мунте был еще более неординарным.

– Мадам, я ищу египетского сфинкса из красного гранита, – ответил доктор. – Он должен украсить собой лоджию моего будущего дома. Я выбрал клочок земли, на котором построю свой Тускул, где буду вести обычную жизнь среди простых, необразованных людей. Мне не нужно ничего, кроме одной побеленной комнаты с жесткой кроватью, сосновым столом и фортепьяно, а также пения птиц за окном и шума моря вдалеке.

– Доктор Мунте, расскажите же нам, чем вызвана такая перемена взглядов? Вы долго жили в Париже и по праву относитесь к сливкам общества. Нет ни одной герцогини или маркизы, которая не прибегала бы к вашим услугам. Разве вы не избавили нескольких русских князей и герцога Омальского от ишиаса. И сейчас вы хотите переехать в деревню? Но куда же, куда, позвольте вас спросить?

– На Капри, мадам, а если быть точным, то в Анакапри… Буду жить в горах, чтобы из окна открывался вид на Неапольский залив, И там, в ста метрах над морем, должен стоять сфинкс из красного гранита и стеречь мой покой. Мистер Дэвис, вы поможет мне? Я не покину Египет, пока не найду такого сфинкса.

Дэвис покачал головой.

– Боюсь, вы обратились не по адресу. Я бы не рекомендовал вам говорить об этом желании при посторонних Времена, когда в Египте можно было купить все, давно прошли. Даже предметы, которые выставлены в этом зале, зарегистрированы и не подлежат продаже.

Словно случайно на заднем плане появился Картер, и Дэвис сказал, повернувшись к Мунте:

– Я посоветовал бы вам обратиться к этому господину. Его имя Говард Картер, он полжизни провел в Египте и снискал себе славу выдающегося археолога. Собственно, как долго вы уже живете в Египте, мистер Картер?

Говард подошел, вежливо поздоровался со всеми и ответил:

– Двадцать лет, мистер Дэвис, но двадцать лет в Египте – это все равно что пятьдесят в Европе. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

– Это доктор Мунте, известный врач, – произнес Дэвис без предисловий, – он ищет сфинкса из красного гранита. Вероятно, вы могли бы ему помочь.

– Я? – сердито вскричал Картер. – Почему вы обращаетесь именно ко мне?

Дэвис неуверенно пожал плечами, а Говард продолжил:

– Я – археолог, мистер Дэвис, а не спекулянт, вот как! – Потом он развернулся и затерялся среди гостей.

– Он бывает резок, – заметил американец, глядя Говарду вслед. – Я могу много о нем рассказать, потому что мы долго работали вместе.

Тем временем Картер отправился на террасу. С наигранным Равнодушием он взглянул на Элизабет. Говард уже долгое время ничего о ней не слышал, но был уверен: Спинк не пропустит такой праздник, как этот. Тут кто-то схватил его за рукав.

– Мистер Картер! – Это был Артур Вейгалл. – Вам не очень Нравится Дэвис, правда?

– Правда, – коротко ответил Говард.

– Мне тоже, – сказал Вейгалл. – Работать с американцем – кара Божья, это можно сравнить только с десятью египетскими казнями из Библии.

– Чудо, что вы сумели сработаться с ним, – изумился Картер.

– Вы же сами знаете, как бывает, когда у человека есть деньги, – возразил Вейгалл. – Теперь я рад, что все закончилось Я возвращаюсь обратно в Англию. А вы? По-прежнему будете работать здесь? И как долго?

– Как долго? – раздраженно переспросил Картер. Казалось он еще никогда не задавался этим вопросом. – Как долго? – задумчиво повторил он. – Я бы сказал, пока не совершу находку всей моей жизни. Такую цель я когда-то себе поставил.

– А что вы подразумеваете под «находкой всей жизни», мистер Картер?

– Я найду гробницу Тутанхамона где-нибудь там, в каменистой пустыне! И я стану первым, кто ступит в эту гробницу после трех тысяч лет забвения!

Вейгалл задумчиво взглянул на Говарда. Казалось, он боролся с желанием что-то сообщить ему. Запинаясь после каждого слова, Вейгалл тихо произнес:

– Это тайна, но вы должны ее услышать. Дэвис взял с меня и Айртона слово молчать. Но если и есть человек, который имеет право об этом знать, так это вы, мистер Картер.

Говард оценивающе взглянул на Вейгалла: не смеется ли он над ним? Но потом увидел серьезное лицо археолога и сказал:

– Ну, говорите уже!

Вейгалл огляделся по сторонам, потер нос и произнес:

– В общем, дело обстоит так: Дэвис уже нашел гробницу Тутанхамона, по крайней мере, он в этом убежден. И это одна из причин, которая подвигла его прекратить работы и возвратиться в Америку.

У Картера появилось чувство, будто его ударил гигантский невидимый кулак. На мгновение он словно лишился чувств, ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание и упадет на пол. Но Говард тут же пришел в себя и, когда Вейгалл бросился ему на помощь, вцепился в него и закричал:

– Это неправда! Скажите, что это неправда.

– Мистер Картер! Пожалуйста, не привлекайте внимания.

Но Говард не мог успокоиться.

– Он нашел фараона или нет?

Тут Вейгалл начал объяснять:

– В начале года мы натолкнулись в Долине царей на неприметный склеп, собственно, это была всего лишь шахта без украшений и надписей. Могила находилась в восьми метрах под поверхностью земли и была полностью завалена грязью, которую просачивающаяся вода намывала в течение тысячелетий. Мы вынесли высохший ил на поверхность, чтобы неделю за неделей просеивать его, но единственное, что мы нашли, – это обломки ящичка с множеством золотых пластинок. На двух пластинках значились имена Тутанхамона и его жены Анхесенамон.

– Это еще ничего не значит! – взволнованно вскричал Картер.

– Двумя днями позже, – продолжал Вейгалл, – в нескольких шагах от этого места мы обнаружили еще один склеп с глиняными кувшинами, засохшими цветами, гирляндами и множеством мешочков с натром. В кувшинах не было ничего, кроме мусора и камней. Но один был завернут в материю, на которой значилось имя «Тутанхамон» и дата – «6 год». В этом кувшине находились драгоценные украшения из золота, кольца и браслеты, инкрустированные эмалью, полированное зеркало и сосуды из голубого фаянса для мазей. Для Дэвиса было совершенно очевидно, что этот склеп не что иное, как гробница Тутанхамона. Ее ограбили, а все, что не могли унести, бросили, в надежде забрать позже.

Картер сложил руки на груди и произнес с сочувствием:

– Так-так. И это утверждает наш сообразительный мистер Дэвис! Он же торгует медью, если я не ошибаюсь! Почему, черт побери, ему не заниматься своим делом?! Тутанхамона он нашел! Не смешите меня! Если американец так уверен в этом, почему же он тогда держит свою находку в тайне?

Об этом я и хотел вам сообщить. Теодор Дэвис пожелал оставить украшения себе. Поэтому ему ничего другого не остается, как скрывать находку, даже если речь идет о гробнице Тутанхамона.

– Вот уж сумасшедший! Но ему не удастся вывезти сокровища из страны!

– Тут я вас смею разочаровать, мистер Картер. Ему уже удалось это. Дэвис спрятал драгоценности в своих дорожных чемоданах, которые сейчас направляются прямиком в Нью-Йорк.

– И с этим человеком я работал несколько лет! – Говард покачал головой. – Признаться, у меня такое чувство, будто я сам причастен к этому преступлению. Но скажите мне одно: вы сами верите, что речь идет о гробнице забытого фараона?

Вейгалл поморщился, словно ему было неприятно отвечать на этот вопрос, и после паузы произнес:

– Если честно, сначала я сам был уверен в том, что мы нашли последнее пристанище Тутанхамона, поскольку на посмертных дарах было его имя. Но чем дольше я думал об этом, тем больше сомневался. Конечно, можно предполагать, что этот фараон был абсолютно незначительной фигурой, поэтому для него и сделали бедную, без особой отделки гробницу. Но против этого говорят драгоценные украшения, обнаруженные нами. Мистер Картер, я еще никогда не видел ничего более роскошного!

– А саркофаг? Я хочу сказать, как выглядел саркофаг? Он был искусно исполнен или скорее небрежно, без каких-либо претензий?

– Саркофаг? Не было никакого саркофага. Нет, шахта была слишком мала для него.

– Тогда, мистер Вейгалл, речь идет не о гробнице фараона. В истории Египта нет ни одного царя, которого похоронили бы без саркофага. Даже если бы грабители украли мумию, саркофаг они должны были оставить. Нет, Дэвис не сможет убедить меня, что гробница Тутанхамона найдена.

Картер попрощался быстрым рукопожатием и отправился в темный парк отеля, где присел на скамейку и стал разглядывать кроны узловатых деревьев, силуэты которых вырисовывались на фоне темно-синего ночного неба. Говард плакал. В какой-то момент он очнулся и задался вопросом: почему? Может, из-за злости, что кто-то другой захотел украсть его славу? Ведь не было никого, кроме Говарда Картера, кто был бы ее достоин.

В тот же миг его охватила какая-то лихорадка и он начал фантазировать. Воображение рисовало картину: череда батраков проходит мимо него, они несут кувшины и всякие драгоценности, полуобнаженные барабанщики отбивают ритм, а Дэвис наблюдает за этой сценой, сидя под зонтиком в золотом кресле, которое рабочие до этого вынесли из гробницы; он великодушно машет толпе, которая, ликуя, приветствует фараона. Говард узнал даже себя среди зрителей, хотя в мыслях он был готов убить Дэвиса.

Когда оцепенение от этого тягостного кошмара прошло, он испугался, испытав необъяснимый страх. У него появилось ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Широко раскрыв глаза, Картер уставился в темноту и прислушался, стараясь уловить любые шорохи. Наконец он поспешил обратно на освещенную террасу и увидел, что его неожиданное возвращение вызвало удивление у гостей.

«Ты сошел с ума, – говорил он сам себе, – ты выбрал самый быстрый путь, чтобы потерять рассудок. И все это из-за проклятого фараона, которого никто не знает, а умные люди говорят, что его вообще никогда не существовало!» Но пока Говард прикладывал все силы, призывал здравый смысл на помощь, уговаривая себя, что жизнь идет своим чередом, независимо от того, найдет ли он высохшую невзрачную мумию, он чувствовал страстное желание побольше узнать об этом таинственном человеке. Одно его имя – Тутанхамон, живое воплощение Амона, – имело магическую силу, которую Картер не мог объяснить. Мощная, но невидимая, она притягивала его как магнит.

Разговор с Вейгаллом смутил Картера. Он не хотел больше встречаться с Дэвисом и прятался от него, как вор-карманник. На входе в бальный зал Говарда перехватил лорд Карнарвон, который пришел сюда в сопровождении двух дам в длинных праздничных платьях.

– Милорд, – пробегая мимо, вскричал Картер с очень серьезным лицом, – завтра мы начинаем раскопки в Долине царей. Я слышал голос фараона!

Дамы вопросительно взглянули на лорда. Тот удивленно улыбнулся и пожал плечами.

– Иногда мистер Картер ведет себя странно, – прогнусавил лорд, – он слишком долго живет в пустыне.

Наступило утро следующего дня. Душная дымка нависла над Долиной царей. Даже издалека было видно облако пыли. Цепочка из трехсот батраков с корзинами, наполненными камнями и мусором, продвигалась из долины.

Одни шли молча, другие пели поодиночке – песня должна была подбадривать, но скорее усыпляла своей монотонностью.

На песчаном холме, сидя в кресле, возвышался Говард Картер, над ним – зонтик от солнца цвета охры, такой, как был во сне у Дэвиса. Картер кричал в рупор:

– Глубже, черт бы вас побрал, вы должны копать глубже! Намного глубже!

– Картер-эфенди! – отвечал ему раис Али Хусейн из ямы. – Картер-эфенди, мы уже на глубине девять метров. Песок такой зыбучий, что стенки в любой момент могут осыпаться. У моих людей дома жены и дети. Батраки больше не хотят копать. Это слишком опасно.

– Глубже, говорю я вам в последний раз. Скажи своим людям: кто боится копать дальше, может идти домой. Но пусть они больше не рассчитывают найти у меня работу. Скажи им это!

После короткой дискуссии батраки возобновили работу. В отчаянии они продолжали углубляться.

– Мы дойдем до десяти метров, – кричал Картер, как одержимый, – раньше из этой ямы никто не вылезет!

Когда лорд Карнарвон приехал в Долину царей около полудня, он в изумлении застыл перед громадной ямой, которую приказал вырыть своим людям Картер.

– Почему вы вчера так быстро исчезли? – спросил его светлость, осматривая яму в поисках каких-то особенностей.

– Это был не мой праздник, а медного магната Дэвиса, – холодно ответил Картер. – К чему мне было терпеть его до конца?

Карнарвон пропустил намек Картера мимо ушей и вежливо осведомился:

– Вам не понравилось? Можно было познакомиться со многими интересными людьми.

– Чем меня могут заинтересовать незнакомые люди? – неохотно возразил Говард и указал на глубокую яму. – Единственный человек, который меня по-настоящему интересует, лежит где-то там, под землей. Я хочу найти его. И, поверьте, я это сделаю.

Лорд Карнарвон снял шляпу и вытер лоб платком.

– И сколько таких ям вы собираетесь вырыть, мистер Картер?

– Десять, двадцать – откуда мне знать? Столько, сколько потребуется, чтобы обнаружить гробницу Тутанхамона.

– А что, если мы так и не найдем его следов, мистер Картер?

Говард подошел на пару шагов к лорду и взволнованно закричал:

– Милорд, я чувствую это! Он здесь, совсем близко! Разве вы не ощущаете близость фараона? – Он театрально раскинул руки, словно хотел взлететь, но при этом потерял равновесие, оступился и оказался у края ямы. Песок тут же начал осыпаться со скоростью лавины. Картер вскрикнул и замахал руками, как утопающий. Напрасно Говард пытался остановить обрушение стенок ямы, ожесточенность его движений лишь ускоряла процесс. Картера затягивало в яму, как в водоворот. На мгновение он увидел небо, и тут же наступила кромешная тьма. Археолог не мог пошевелиться, его будто забетонировали. «Фараон, почему ты хочешь убить меня?» – напоследок мелькнуло в голове Картера.

Панама лежала на том месте, где под песком исчез Говард. Раис и еще пара батраков, которые прибежали на шум, начали впопыхах откапывать Картера. С помощью корзин они отгребали песок в сторону, и уже спустя несколько минут показалась рука, а затем и голова Говарда. Али Хусейн наклонился и похлопал Говарда по щекам.

– Картер-эфенди, Картер-эфенди! – громко закричал он. Потом повернулся и приказал рабочим: – Воды! Принесите воды!

Раис вылил на лицо Картера содержимое глиняного кувшина. Батраки уже отрыли археолога до половины. Веки Говарда медленно поднялись, и он тихо произнес:

– Я был совсем рядом с ним.

Картер чудом остался жив, но при этом не получил никаких травм и не воспринял случившееся с ним как предостережение. уже наутро он приказал копать новый котлован, находившийся всего в нескольких десятках метров от прежнего. Рабочие углубились на десять метров – и снова ни единого следа забытого фараона. В последующие дни происходило то же самое, но все безрезультатно.

Спустя три месяца, когда Долина царей уже походила на лунный ландшафт с кратерами, батраки начали роптать. Они не видели больше смысла в своей работе, потому что, в отличие от других археологов, Картер предпочитал проводить раскопки в тех местах, которые казались абсолютно бесперспективными. День ото дня он становился все мрачнее и неразговорчивее. Ни одного доброго слова не слетало с его губ. Рабочих начали увольнять группами. В Долине царей распространилась ненависть и недоброжелательство тех, кто потерял работу, – эти люди завидовали батракам, получавшим хорошие деньги.

Однажды в ноябре, когда рано и быстро темнело, когда ночи тянулись невыносимо долго, Говард возвращался в Дра-абу-эль-Нага. В опустившихся сумерках он вдруг заметил, как вдалеке угрожающе поднимается в небо темный столб дыма. Картер нетерпеливо подгонял сэра Генри. Едва Говард добрался до места, где дорогу перекрыла песчаная дюна, у него перехватило дух. Пылал его дом. Чудовищно и одновременно прекрасно вырывались желтые и красные языки пламени из-под крыши, трещали горящие балки, а оконные стекла лопались, осыпаясь осколками на пол.

Говард завороженно смотрел на огонь, осознавая, что на помощь звать уже поздно. «Спинк!» – пронеслось у него в голове, и он почувствовал, как вместе с поднимающимся пламенем возрастает его ярость к врагу. Только Спинк мог стоять за этим чудовищным происшествием.

Говард спокойно, почти равнодушно опустился на землю и стал наблюдать за таинственным спектаклем. «Что я потерял?» – подумал Картер и в тот же миг неожиданно осознал, какую убогую жизнь он до сих пор вел. Не отдавая себе отчета, Картер громко расхохотался. Он трясся от смеха, глядя на пылающий дом, и катался по песку. Его язвительный хохот заглушил даже треск пламени.

Позже он не мог вспомнить, как долго находился в каталептическом состоянии, но в какой-то момент в свете пожара Говард увидел озабоченные лица людей. Они прибежали с берега Нила, из Курны и Дра-абу-эль-Нага. Однако вода была в полумиле отсюда, и никто не мог потушить огонь.

Ничего, абсолютно ничего не осталось от его имущества. На следующее утро Говард рылся в тлеющих углях. Ему показалось» что он перебирает свое прошлое. От чемодана, который сопровождал его более двадцати лет, остался жалкий каркас. Внутри можно еще было различить оплавившуюся рамку, но фотография, хранившаяся в нем, сгорела.

Хамди-бей, начальник полиции Луксора, явился вместе с двумя помощниками, чтобы установить причину пожара, но его следственные действия ограничились безрадостным ковырянием углей и заявлением, что вряд ли это удастся сделать. Впрочем, ничего другого Говард и не ожидал. Как бы между прочим Хамди-бей тихо, чтобы не слышали помощники, сказал Говарду:

– Мистер Картер, если позволите, я дам совет: вам лучше оставить все и уехать из Луксора. У вас здесь слишком много врагов.

Неспроста говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Лорд Карнарвон выразил готовность построить для археолога новый дом из крепкого кирпича. Говард выбрал место на возвышенности в Элват-эль-Дибан, в непосредственной близости от входа в Долину царей. Пока шло строительство, Картер несколько месяцев жил в палатке рядом со строительной площадкой. Его постоянно навещали незваные ночные гости: полевки, крысы и пауки. Говард спал все время с ружьем, держа палец на курке.

В одну из бесконечно долгих ночей, когда Говарда мучили кошмары и дикие фантазии, он вышел из палатки, чтобы дождаться рассвета снаружи. Тут он увидел, как к нему со стороны Нила приближается мерцающий свет. Кто-то шел прямо на Говарда.

Когда до него оставалось не больше ста шагов, Картер крикнул:

– Кто там?

Из темноты послышался ответ:

– Не бойтесь, это я, доктор Мунте!

Картер, не доверявший всему свету, переспросил:

– Мунте? Что вам здесь надо среди ночи?

– Поговорить с вами, мистер Картер.

– Вы выбрали для этого необычное время, – проворчал Говард, когда увидел перед собой доктора.

На Мунте была пелерина и мягкая фетровая шляпа с широкими полями. Он самоуверенно произнес:

– Но, мистер Картер, всем известно, что вы – ранняя пташка, а что касается меня, так я вообще больше трех часов не сплю, Сон – это напрасно потраченное время. Да и видеть нас вместе кому бы то ни было совсем не обязательно. Я знаю, что вам бы неприятно, когда я на прощальном празднике заговорил с вам о сфинксе. Каюсь, с моей стороны это было невежливо.

– Тут вы правы, доктор Мунте. Ваши поиски уже увенчались успехом?

Мунте отставил фонарь и покачал головой.

– К сожалению, нет, но я не теряю надежды. В последний раз меня отправили к некоему мистеру Спинку, хромому англичанину-проныре, который был готов продать все, что угодно, только не сфинкса. Он предложил мне свежих мумий и один старый золотой кубок. Но я же не могу выставить на террасе мумию!

Тут Говард Картер насторожился.

– Вы сказали – золотой кубок?

Мунте кивнул.

– Спинк утверждал, что эта вещь из гробницы одного неизвестного фараона, и просил за нее тысячу фунтов.

Картер молча зашел в палатку и оттуда крикнул:

– Вы же выпьете со мной чаю, доктор Мунте?

– Весьма охотно.

Пока Картер в своей палатке занимался приготовлением чая, Мунте говорил:

– Я бы не осмелился к вам прийти, но один молодой египтянин, которого я встретил в Луксоре, сказал, что вы – единственный человек, который способен помочь мне в этом деле. Мистер Картер, я должен вам передать привет от Сайеда.

Говард вышел из палатки и расставил чашки на небольшом складном столике. В качестве стульев он использовал два ящика.

– Не очень комфортно, – извинился Картер, – но лучше, чем ничего.

Доктор Мунте одобрительно кивнул.

– Я завидую вашей настойчивости в выполнении той задачи, которую вы поставили перед собой. Человек живет целями, выбранными им самим. Чем раньше мы поймем, что наша судьба зависит от нас, тем будет лучше. Счастье можно найти только в себе.

Прихлебывая чай, Картер слушал мудрого доктора.

– И для вашего счастья необходим сфинкс, если я вас правильно понял?

– Да. Невзирая на опасения, что вы сочтете меня полоумным.

– Ни в коем случае, доктор Мунте. У меня такое чувство, будто для вас этот сфинкс больше чем просто музейный экспонат.

Он воплощал бы исполнение вашей мечты, был бы ангелом-хранителем, символической фигурой вашей жизни. Так ведь?

– Да, верно, мистер Картер. Вы хотите мне помочь?

– Посмотрим, что я могу для вас сделать. Из Луксора в Карнак ведет дорога, по обочинам которой стоят несколько сотен или даже тысяч сфинксов, которые все еще засыпаны песком. Одним меньше, одним больше – не играет роли. Самая большая проблема заключается в транспортировке.

– Об этом вам не стоит беспокоиться, мистер Картер, О транспорте я уже позаботился.

Над рекой серело утро, и Мунте поднялся, чтобы попрощаться.

– Вы видели золотой кубок, который Спинк предлагал вам приобрести? – спросил Говард, когда доктор протянул ему руку.

– Нет, – ответил Мунте, – вероятно, он хранит эту драгоценную вещь в сейфе. Но меня это не интересует. А почему вы спрашиваете?

– Просто из любопытства, – произнес Картер. Затем он некоторое время стоял, задумчиво глядя вслед странному гостю, который удалялся в предрассветных сумерках.

Как только наступило утро, Картер повесил ружье на плечо и отправился в Луксор, чтобы призвать Роберта Спинка к ответу.

Почти раздетый, Спинк сидел за завтраком на террасе своего дома. Ему прислуживали двое мужчин в арабских костюмах: один подавал блюда, а другой стриг хозяину ногти на ногах.

Говард ворвался в дом. Охранника на входе, который справился о его намерениях, Картер ударил прикладом ружья, так что тот в испуге убежал.

– Спинк! – закричал Картер, еще не успев подойти поближе. – Я пристрелю тебя, как шелудивого пса. Ты поджег мой дом и украл мой золотой кубок.

Казалось, Спинка не удивили резкие слова Говарда.

Он лениво обернулся и, осклабившись, бросил в лицо непрошеному гостю:

– О, какой приятный визит в столь ранний час! – Но в тот же миг Спинк помрачнел и в ярости воскликнул: – Что тебе нужно, Картер? Я тебя не звал!

Говард размахивал ружьем и кричал:

– Золотой кубок, Спинк! Я знаю, что он у тебя. Неси его сюда, иначе сейчас будешь хромать на обе ноги!

Внезапно Говард почувствовал, как ему в спину уперлось дуло револьвера. Когда Картер осторожно обернулся, он узнал охранника, которого ударил при входе в дом.

– Брось ружье, – спокойно произнес Спинк. После того как Говард выполнил требование, Спинк велел охраннику удалиться. – Картер, ответь лучше, где моя жена?!

Говард поперхнулся.

– Твоя жена?… Откуда мне знать? Надо было лучше за ней следить, Спинк! Где мой золотой кубок, отвечай!

– Золотой кубок? Я не понимаю, о чем ты говоришь, Картер. Надо было лучше за ним следить… Моя жена вчера исчезла.

– Вот оно что, – язвительно произнес Картер. – Это неудивительно. Поражает лишь, что она терпела тебя так долго.

– Она взяла лишь самое необходимое и сбежала – без денег, без документов. Далеко уйти она не могла. Но наверняка ты приложил к этому руку, Картер. Если так, я убью тебя. Клянусь! – В темных глазах Спинка загорелся злобный огонь.

Тем временем Картер заметил, что его окружили трое охранников со спрятанным под галабиями оружием. Он чувствовал себя не в своей тарелке. От Спинка всего можно было ожидать. Но гнев Говарда был сильнее его страха.

Картер пригнулся, медленно подошел к Спинку, словно хотел броситься на своего противника, и сдавленным голосом прошипел:

– Ты предложил доктору Мунте купить золотой кубок. Он мне сам об этом рассказал!

Раньше Говард не замечал за Спинком такого: впервые тот явно занервничал – учащенно дышал и моргал. Но затем Спинк, как всегда, ухмыльнулся и возразил:

– Мунте – чокнутый. Он сам не знает, что говорит, и живет в своем сказочном мирке. Прямо как ты, Картер.

Говард немного отступил, чтобы поднять ружье. Охранник, стоявший позади него, следил за каждым его движением. Говард обернулся.

– Значит, ты не готов сейчас вернуть мне кубок?

– Как я могу отдать тебе то, чем не владею? Убирайся и оставь меня в покое со своим бредом!

Прежде чем уйти, Картер презрительно взглянул на Спинка.

– Со времен моей юности ты стоишь у меня на пути, Спинк. Тут, в Луксоре, я надеялся от тебя избавиться. Я уверяю тебя, здесь есть место только для одного из нас!

– Что ж, посмотрим, для кого! – крикнул ему Спинк.

Три дня Говард провел в большом беспокойстве. Пока его люди продолжали копать в Долине царей, Картер, взобравшись на холм, глядел на горизонт. Чем больше проходило времени, тем беспокойнее он становился.

Наконец на четвертый день около полудня показался Сайед на своем осле. Говард бросился ему навстречу.

– Ну, говори скорее! – нетерпеливо вскричал Говард, когда Сайед молча слез с осла.

Лицо юноши просияло, и он ответил:

– Картер-эфенди, это была трудная работенка, но все прошло хорошо. Миссис Спинк сейчас на пути в Геную.

– Ты уверен, Сайед?

– Абсолютно уверен, Картер-эфенди. Я подождал, пока корабль отчалит. Аллах мне свидетель. Хотя…

– Да?

– Было немного дороговато организовать британский паспорт. К тому же он превосходного качества. Али говорит, что лучше, чем оригинал.

– И сколько?…

Сайед, как обычно, смотрел по-детски, когда речь шла о деньгах. – Семьдесят фунтов – в общем и целом. – Ответ прозвучал скорее с вопросительной интонацией.

– Семьдесят фунтов? – выдохнул Картер, но потом ответил: – Хорошо!

 

Глава 24

Вдень, когда до Говарда дошло известие о прибытии Элизабет в Лондон, мир треснул по швам. Два смертельных выстрела сербского националиста в наследника австрийского трона и его жену ввергли Европу в кровавый хаос. Как дерево, прежде чем умереть, буйно зацветает в последний раз, так и то лето было ясным и жарким, как никогда раньше. Тучи сгущались, теперь не было и дня, когда какая-нибудь страна не объявляла войну другой: Австрия – Сербии, Россия – Германии, Германия – Франции, Англия – Германии, Франция и Великобритания – Австрии, Япония – Германии. Это было как раз в конце августа.

Говард переехал в свой новый дом на холме в Элват-эль-Дибан. Это был дворец в пустыне, с куполом над залом, защищающим от жары, столовой, кабинетом-библиотекой, гостевой комнатой для лорда Карнарвона и еще одной – для прислуги. Была предусмотрена даже ванная комната, хотя там всего лишь стояла цинковая ванна на каменном полу, а несколько несчастных литров воды приходилось доставлять на муле от самого Нила. Жители окрестных деревень называли этот приметный дом «Касл Картер». Говард был польщен.

– Как долго может продлиться война? – спросил Картер, когда они поздним вечером встретились с Карнарвоном в комнате для гостей. Лорд зажал мундштук, между губами, затянулся и выпустил дым небольшими облачками, чтобы выиграть время. После паузы он ответил:

– Я не решаюсь делать прогнозы, мистер Картер, но мне представляется, что эта война затянется надолго. Немцы и австрийцы превосходно вооружены. У них в артиллерии используются стапятидесятимиллиметровые гаубицы. Вы понимаете, что это означает, мистер Картер? Их снаряды долетят с континента и уничтожат здание нашего военного министерства, сровняв его с землей!

__ Боже мой! – воскликнул Картер. – Они сделают это?

– При условии, если попадут! – Лицо Карнарвона посерьезнело. – В любом случае я в срочном порядке отправляюсь в Англию, а вы, мистер Картер, останетесь здесь и придержите место, пока все безобразие не уляжется. Я могу на вас положиться?

– Само собой, милорд. Я буду отсюда наблюдать за Долиной царей, как если бы там стоял сейф банка Англии.

На следующий день лорд Карнарвон отправился на родину. Это было небезопасное предприятие. Хотя Италия объявила о нейтралитете в начале войны, Средиземное море все равно превратилось в театр военных действий.

В Египте все еще царило странное спокойствие, и многие, прежде всего египтяне, думали, что большая война обойдет их стороной. Но эта надежда так и осталась несбыточной мечтой. Страной на Ниле уже долгое время управляли британцы, а лорд Китченер, британский генеральный консул, был тайным правителем Египта. Хедивы, назначенные милостью турецкого султана, не имели права голоса. Едва Россия, Франция и Англия объявили войну Турции, Египет тут же аннексировали англичане. Такому англичанину, как Говард Картер, у которого и без того хватало врагов, в те дни небезопасно было появляться на улицах Луксора.

Говард не имел ни малейшего представления, что собой представляет война. Он считал, что война – это лишняя возможность проявить себя для обладателей дворянских титулов и униформы. Он вообще не любил униформу с детства, когда ему на Рождество в подарок достались оловянные солдатики старшего брата Вернета. Фигурки были уже такие затасканные, что нельзя было различить, кто – свой, а кто – враг, так что даже в войну ими не поиграешь. И сейчас Говард испытывал стойкое отвращение к войне. потому что не видел смысла разбивать незнакомому человеку череп, не получая от этого личной выгоды.

К всеобщему несчастью, следующие годы тянулись бесконечно долго, словно последние школьные деньки перед летними каникулами. У Картера было достаточно времени, чтобы подумать над этим, и он нашел причину, по которой время в те годы вдруг начало замедляться. Дело было в его одиночестве. Казалось что жизнь вообще остановилась.

Для раскопок у Говарда теперь оставалась лишь пара стариков из Курны. С их помощью он продолжал рыть котлованы, но все так же безуспешно. Молодых забрали на войну. Больше всего Говарду не хватало Сайеда.

Постепенно Картер засыпал ямы, которые он выкапывал в последние годы. Сначала, конечно, он наносил их точное месторасположение и глубину на детальную карту, но когда и эта работа закончилась, он ходил три дня подряд в Долину царей, просто наслаждаясь ландшафтом. Говард думал, что если опыт не в силах ему помочь, то, возможно, помогут чувства. Так он провел в долине, окруженной скалами, три бесконечных дня, намотав на голову влажный платок для защиты от пыли и солнца. В таком виде Говард испугал бы любого, кто появился бы у него на пути. Многие задались бы вопросом: в здравом ли уме отшельник, бродящий по пустыне?

К счастью, Картера никто не увидел, по крайней мере, он так думал. И вот под этот мокрый платок прокралась мысль, что гробницу забытого фараона стоит поискать в скалах, как и усыпальницу Хатшепсут.

Сидя на красноватом обломке камня, на вершине которого было углубление, словно приспособленное для зада, Говард осматривал утесы на предмет щелей, швов или уступов. Подзорная труба, которую он поначалу использовал, была бесполезной, потому что из-за необычной перспективы больше скрывала, чем показывала. А вот обычная свернутая газета фокусировала взгляд куда лучше, так что спустя несколько часов Говард присмотрел дюжину перспективных мест на утесах. Он аккуратно зарисовал каждое место. Но где и с чего начать?

Ему стало тошно при мысли, что все эти годы он проводил раскопки на одном месте, привлекая сотни рабочих, а в итоге все оказалось напрасным. Он выставил себя посмешищем, стал объектом для шуток всех археологов. И в который раз Говард задумался над тем, не прекратить ли поиски, чтобы избежать неминуемого позора.

Погрузившись в мысли, Картер не заметил, как наступил вечер, и опомнился, когда нужно было возвращаться в свой дом на песчаном холме. Хотя у него был электрический свет, он предпочитал ложиться рано, потому что привык вставать спозаранку. Обычно он спал глубоко и крепко, но в эту ночь вдруг проснулся около часа ночи. Ему показалось, что кто-то вдалеке выкрикивает его имя.

«Сон, – подумалось ему, – сон, который частенько снится». Он попытался снова заснуть. Вместо этого кто-то вдалеке опять выкрикнул его имя. Говард в замешательстве сунул голову под подушку, надеясь избавиться от странных галлюцинаций. Но ничего не помогало.

«Картер! Картер!» – звучало у него в голове.

Тогда он поднялся, набросил что-то из одежды, взял карбидную лампу, которая, шипя, отбрасывала бледный конус света, и отправился в Долину царей. Уже не в первый раз он отыскивал туда дорогу ночью. Но сейчас все было иначе. Его словно кто-то заставлял идти, будто его толкал вперед ураганный ветер. Картер побежал по тропе, не понимая, что ему ночью искать в долине.

Ему снова почудился далекий зов, в этот раз громче, чем в прошлый. Говард удивился: «Несмотря на то что имя выкрикивают достаточно громко, в долине нет эха. Да и вокруг так тихо, что можно расслышать дыхание».

На месте, где протоптанные тропинки в Долине царей расходились в разные стороны подобно паутине, Картер остановился, поставил лампу на землю и прислушался. Ясно и четко он услышал зов:

– Картер! Картер!

– Да? – нерешительно ответил он.

– Картер! Картер!

Говард поднял высоко лампу, но свет был слишком слабым, чтобы разглядеть утесы.

«Тутанхамон, это ты? – Картер прислушался. – Тутанхамон, ты подаешь мне знак!»

Ничего не произошло, только камень сорвался со скалы и, подпрыгивая, прокатился по откосу. «Неужели это знак?»

– Тутанхамон! – крикнул Говард, и его голос эхом отозвался в утесах.

Ответа не было. Вдали залаяла собака. Тишина, бесконечная тишина.

Каблуком Картер прочертил линию на песке в сторону, куда упал камень. А затем, углубившись в мысли, он отправился обратно домой.

Днем археолог попытался найти прочерченную им на песке линию. Но как тщательно он ни смотрел, так ничего и не смог обнаружить, хотя место было знакомое. Он не мог исключить, что стал жертвой самообмана, поэтому следующей ночью опять прислушивался к зову.

Говард не стал гасить лампу: она должна была помешать ему заснуть. «Иногда, – думал он в полусне, – одиночество – это большое счастье. Но так же, как и счастье, одиночество разрушает душу, когда начинает одерживать верх над человеком».

– Картер! – Он, должно быть, заснул, потому что вдруг до смерти перепугался. Это снова был зов – таинственный, словно доносившийся не издалека, а из-под земли.

– Картер!…

Говард выбежал из дверей в одной пижаме, широко раскрыв глаза и рот, вслушался в темноту. Наконец он опустился на четвереньки и прижал к земле правое ухо, которым он лучше слышал. Он думал, что звуковые волны в камне подобны гудению, распространяющемуся по проводам телеграфных мачт.

Когда такое прослушивание ни к чему не привело, а спокойствие ночи ничем не было нарушено, Картер вернулся обратно в дом, намереваясь заснуть. Едва он успокоился, как его испугал новый зов:

– Картер! Картер! – На сей раз это прозвучало так близко, будто кто-то кричал прямо под дверью.

– Да? – испуганно прокричал Говард в ответ. – Фараон Тутанхамон, это ты? – Едва он произнес эти слова, как сам испугался собственного голоса. Почему он заговорил с Тутанхамоном? Неужели он сошел с ума?

Конечно, в последние месяцы он много думал о Тутанхамоне, выдвигал теории и снова отбрасывал их, размышляя над тем, кем вообще был этот забытый фараон и где его могли похоронить. После этого Картер должен был задаться вопросом, а не сошел ли он с ума?

Снова прозвучали крики, и Говард в ночной одежде, босиком бросился наружу, вниз по песчаному холму в Долину царей. «Фараон зовет тебя, – пульсировала мысль у него в мозгу. – Тутанхамон зовет тебя».

Его будто влекла неведомая сила, и Картер вновь добежал до развилки тропинки, а затем остановился, как прошлой ночью. Говард снова прислушался, но в этот раз все было тихо. Минимум час стоял Картер на развилке. Лишь когда археолог совсем начал замерзать, когда песок между пальцами ног напомнил ему, что он босой и в пижаме выбежал на улицу, он постепенно вернулся к реальности.

Картер отправился в обратный путь, но дорога стала мучительной для него. Теперь Говард под босыми ногами чувствовал на дороге каждый камень. Обломки, острые, как ножи, впивались в ступни. Археолог не понимал, почему раньше не замечал этого.

Когда он наконец добрался до дома, то обнаружил, что все ступни в крови, а к утру у него начался сильный жар. Утром Говард не смог встать с постели. Он чувствовал себя ни живым, ни мертвым. Картер начал молиться, хотя раньше он не верил ни в черта, ни в Бога. Говард молился о том, чтобы фараон больше не звал его, пока он не найдет гробницу…

Обычно считается, что жар вызывает кошмары и галлюцинации, но к Картеру это не относилось, все было скорее наоборот. Когда у него со лба градом катился пот, когда все тело было охвачено дрожью, а дыхание превратилось в неприятные хрипы, рассудок Говарда прояснился, как вода в горном ручье. Во время жара ему больше не чудился голос, который звал его. Спустя семь дней жар постепенно отступил и Картер встал с постели. Едва он пришел в себя, как тут же отправился в Долину царей – на то место, к которому он дважды ходил ночью.

Тем временем ему стало ясно, что это не могло быть совпадением, что за этими странными событиями, скорее всего, скрывается знак таинственной силы: именно в этом месте нужно мекать гробницу фараона. Сверившись с картой, на которой он отмечал вырытые котлованы, Картер убедился: здесь, на перерестке, еще никто не проводил раскопки.

Когда рано утром Говард прибыл к обозначенному месту, он сделал неожиданное открытие: полоса, которую он прочертил на песке каблуком в первую ночь и которая исчезла на следующий день, появилась вновь. Она отчетливо указывала в юго-западном направлении на отвесные скалы, и, когда Говард посмотрел в ту сторону, он увидел на утесе фигуру, пропавшую сразу же, как только он ее заметил.

Несмотря на то что ступни Картера все еще болели, он взбежал по тропе, которая вела через горы, на противоположную сторону, в Дейр-эль-Бахри. Уже несколько недель ему никто здесь не попадался на глаза. Кто же бродил там в такую рань?

Добравшись до самого верха, Говард осторожно выглянул из-за края утеса. Глубокие скальные расщелины представляли собой отличное укрытие для того, кто хотел спрятаться. Вдруг из-за расщелины вышел человек.

– Спинк! – испуганно вскрикнул Картер. – Я уж думал, мне мерещится дьявол. Но, впрочем, разница не так уж велика. Почему ты не на войне и не сражаешься за Англию?

– Н-да, ты еще спрашиваешь. – Спинк широко улыбнулся. – Собственно, я тебе обязан тем, что война меня обойдет стороной. – При этом он ткнул пальцем в искалеченную ногу, из-за которой хромал при ходьбе. – А ты? Или ты слишком труслив, а?

Нескольких слов хватило, чтобы вспомнить о старой вражде. Картер и Спинк ненавидели друг друга с их первой встречи в Сваффхеме, и, казалось, ненависть эта не кончится, пока один не убьет другого. Когда они стояли на краю утеса друг против друга как два гладиатора, то думали об одном и том же, но никто не решался первым сделать шаг. И вдруг Картера охватил необъяснимый страх. Он не боялся, что Спинк сбросит его с утеса, он боялся, что сам столкнет Спинка вниз и станет убийцей.

Из Долины царей вдруг донесся пронзительный крик:

– Картер-эфенди! – И оба мужчины озадаченно посмотрели вниз. Размахивая над головой бумагой, к ним бегом приближался посыльный.

В тот же момент напряжение ушло с их лиц, хотя каждый понимал: противостояние всего лишь отложено.

– Еще увидимся, Спинк! – фыркнул Картер и, повернувшись, побежал навстречу посыльному. Спинк отправился в противоположную сторону, в Дейр-эль-Бахри.

Говард уже думал, что на войне о нем совсем забыли. Теперь в руках он держал письмо от британской военной администрации, которая предписывала ему безотлагательно явиться в военный штаб в Каире.

Британские военные получили в свое распоряжение шикарный отель «Савой». Там, где еще недавно обходительный персонал гостиницы прислуживал знатным постояльцам, теперь бродили солдаты с винтовками. Вместо запаха духов и сигарного дыма отныне разило ваксой и оружейным маслом.

На Картере, как обычно, был тропический костюм, бабочка и панама, под мышкой – хлыст, точно такой же, как он когда-то видел у лорда Карнарвона.

Полковник, проводивший регистрацию, прищурившись, посмотрел на чудака. После того как Говард сообщил сведения о себе, полковник задал вопрос:

– А где вы служили до сих пор, мистер Картер?

– Служил?… Я служу лишь фараону Тутанхамону.

Полковник смущенно взглянул на него.

– Так-так. А на чьей стороне сражается ваш фараон Тут…

– Тутанхамон!

– Ну ладно. На чьей стороне он сражается?

Картер склонился над столом, так что полковник недовольно отпрянул, и тихо ответил:

– Знаете, майор, это не так-то просто установить. Фараон не особо разговорчив. Он окружил свою личность сплошными тайнами. Неизвестно даже его происхождение. Доподлинно можно лишь сказать, что он в двенадцать лет женился на тринадцатилетней вдове.

– И зачем вы мне все это рассказываете, мистер Картер?

– Вы же меня об этом спросили, майор!

– Полковник!

– Все равно. В любом случае я готов защищать свою родину от врага. Ибо я патриот, майор!

– Великобритания оценит это по достоинству, – ответил полковник и начал раздраженно рыться в бумагах, разбросанных по столу.

В этот момент в комнату, которая в лучшие времена служила курительным салоном, вошел статный генерал в мундире с орденскими знаками над левым нагрудным карманом. Весь его вид внушал трепет. Картер с удивлением наблюдал за четким ритуалом приветствия, чем-то напоминавшим утреннюю гимнастику. Потом генерал повернулся к Говарду, приложил ладонь к козырьку и сказал:

– Сэр Джон Максвелл! Мы знакомы, мистер Картер!

Картер вскочил, переложил панаму в другую руку и попытался по-военному отдать честь, но выглядело это более чем жалко.

– Сэр Джон Максвелл из Фонда исследования Египта? – не веря своим глазам, пробормотал он. – В такой униформе я вас и не узнал бы, сэр.

Не без гордости генерал оглядел себя и разгладил ткань цвета хаки. Потом, видимо, в порыве самоиронии он сказал:

– Да. Видите, мистер Картер, эта униформа может сделать представительным даже такого маленького человека, как я.

– Сэр, вы шутите.

Джон Максвелл поднял руку, как бы возражая.

– Знаете, многим так называемым патриотам униформа дороже, чем родина.

Пока они беседовали о войне в целом и о достоинствах униформы в частности, в комнату вошел еще один военный. Его звали полковник Нейл Малколм, он занимал высокую должность при генеральном штабе. В военных кампаниях он объездил всю Африку и выделялся двумя характерными чертами. Одна была как раз свойственна человеку в ранге офицера генерального штаба, но вот другая – совсем нет: Малколм был необычайно храбрым человеком, но в то же время питал особую слабость к археологии. Если бы он не стал офицером, то, как он сам говорил, взял бы в руки лопату.

Моментально возникла жаркая дискуссия на тему выдающихся успехов английских археологов, в то время как враги – имелись в виду прежде всего немцы – остались в этой области далеко позади.

Наконец Нейл Малколм спросил Говарда:

– И какой задачей вы сейчас занимаетесь, мистер Картер? Как я слышал, вы по-прежнему проводите раскопки по поручению лорда Карнарвона в Долине царей?

Говард смущенно кивнул и ответил:

– Мое задание секретно, сэр.

– Секретно? – Максвелл и Малколм, которые до этого момента вели ни к чему не обязывающий разговор, теперь наседали на Картера, а тот чувствовал себя так, будто на него наступали две армии. Говард взглянул на строгие лица.

– Секретно? – повторил Малколм.

Если бы Говард предполагал, какую реакцию вызовет простое слово «секретно» у взрослых мужчин, он, несомненно, употребил бы другое.

– Я ищу гробницу забытого фараона.

Генерал и полковник в недоумении переглянулись.

– Забытого фараона? Вы не хотите назвать нам его имя? Тут пришел на помощь полковник за регистрационным столом:

– Его зовут Тут…

– Тутанхамон, – поправил Картер. – Я несколько лет ищу его следы и чувствую, что он уже близко.

– И где же вы надеетесь его найти? – заволновался Малколм. Картер ухмыльнулся.

– Где-то в Долине царей. Точные данные, как я уже говорил, секретны.

– Насколько секретны? – осведомился полковник Малколм.

– Так секретны, что примерное расположение гробницы находится лишь в моей голове.

– И вы не готовы поделиться своей тайной?

– Полковник, вы бы согласились выдать место с кладом, который сами нашли?

– Нет, – ответил Малколм, – вы правы. Не раскрывайте нам своих тайн. – И, повернувшись к полковнику за регистрационным столом, добавил; – Откомандируйте немедленно мистера Картера в наше «Арабское бюро», в отдел гражданской тайной службы.

– Но это же… – растерянно запнулся Картер.

– Лучшее решение, – заверил полковник Малколм. – для лица, имеющего доступ к секретной информации забытого фараона, вы представляете для британской короны большую ценность. Ваша область действий – – Долина царей.

Тяжело сказать, кто над кем больше подшучивал: Картер над британскими офицерами или они над чудаком из Луксора. Война в Египте была далека от жестокости кровопролитных битв между немцами и французами или бомбардировкой Лондона немецкими цеппелинами. Каир, конечно же, был полон солдат, преимущественно это были люди из австралийской колонии, которых сюда доставили кораблями. Но страна на Ниле была далека от войны. Офицеры его величества сражались в ночных ресторанах и запрещенных заведениях за сердца дам легкого поведения, которые просили Аллаха, Изиду, Осириса и других божеств, чтобы война продлилась как можно дольше. А боги словно услышали их призывы: война затягивалась.

Как тайному агенту его величества короля Великобритании, Говарду Картеру выдали самое современное вооружение – карабин, револьвер и пистолет, – которое выгодно отличалось от арабского ружья, ибо после выстрела из него требовалось много времени на подготовку следующего заряда. Говард начал раскопки вблизи своего дома.

В военное время к Луксору, словно мотыльки на свет, слетелись разбойничьи банды, грабившие деревни, где не было мужчин, и археологические памятники.

У Картера уже давно вошло в привычку ходить в Долину царей, вооружившись карабином, револьвером и пистолетом, а ночью, когда ему становилось совсем страшно в своем доме на отшибе, Говард поднимался на крышу, стрелял в воздух и только потом вновь ложился спать.

Так прошло четыре года. Для Говарда это было потерянное время, он почти отчаялся найти гробницу Тутанхамона и чувствовал, что жизненная цель все больше отдаляется. По вечерам, когда Говард возвращался после дневных рейдов, его начали посещать сомнения: сможет ли он вообще добиться успеха? Прежде всего он обдумывал, будет ли готов лорд Карнарвон финансировать безуспешные раскопки.

Когда газеты начали предрекать скорый конец войне, потому что в боевые действия вмешалась и Америка, Говард решился написать лорду письмо, в котором сообщал, что сразу по окончании войны собирается искать гробницу Тутанхамона в магическом треугольнике между гробницами Рамзеса II, Мернептаха и Рамзеса VI. Не возникало ни малейших сомнений, что это было верное место.

Однако Говард скорее принимал желаемое за действительное, его предположения основывались лишь на том, что в этом месте еще никогда не проводились раскопки. Говард все еще располагал небольшими денежными средствами, но рабочих рук для раскопок просто не было. Картер считал дни. Одиночество стало почти невыносимым. Ночью Говард спал лишь урывками, а все остальное время дремал вполглаза или вел беседы с забытым фараоном.

Однажды ночью, погрузившись в мрачные мысли, он услышал жалобные звуки. Говард уже давно жил на грани реальности и с трудом мог отличить свои фантазии от действительности. Поэтому он сначала не обращал внимания на стенания, похожие на душераздирающий плач ребенка. Но они все не прекращались, и тогда Картер вышел за дверь.

Из темноты навстречу Говарду выбежала белая кошка. Это было очень странное животное; кошка казалась намного больше обычной, к тому же у нее были красные глаза, которые пугающе светились. А еще это животное отличалось от своих собратьев тем, что оно становилось на задние лапы, и это делало кошку похожей на молодую даму. Изображения животных в таких позах Говард встречал на настенных рельефах в гробницах фараонов.

Когда Картер приблизился к кошке, она перестала мяукать и уставилась на него большими красными глазами. По этим глазам ничего нельзя было понять, потому что кошки встречают как хороших, так и плохих людей с одинаковым выражением на морде. Сначала Говард нерешительно отпрянул, не зная, как ему себя вести со странным существом.

– Я – Бастет, – вдруг услышал он голос кошки, – прекраснейшая из всех богинь после Исиды.

Картер ужаснулся.

– Ты всего лишь кошка, и ничего больше! – испуганно вскрикнул Картер. – Что тебе нужно, да еще и посреди ночи?

– Я хочу проводить тебя.

– Куда ты меня хочешь проводить?

– Я проведу тебя к цели твоих желаний.

– Откуда ты знаешь, какие у меня желания, кошка?

– Ты – известный человек для богов этой страны. Они наблюдают за тобой с тех пор, как ты впервые ступил в Долину царей.

– А что ты знаешь обо мне, Бастет?

– Все, Картер, – ответила кошка. – От богов ничего не скрыть.

– Тогда тебе известно, что я ищу?

– Конечно. Ты ищешь Тутанхамона.

– Поиски слишком затянулись. А я до сих пор не знаю, на верном ли я пути…

Кошка погладила лапой морду и подняла голову вверх.

– Ты сейчас на правильном пути, Картер. Однажды, и это будет уже совсем скоро, ты найдешь фараона.

Лицо Картера просветлело.

– Хотелось бы, чтобы ты была права, Бастет.

– Я права, Картер. Боги никогда не ошибаются, – ответила кошка вкрадчивым голосом.

На следующее утро Говард смог припомнить происшедшее лишь отрывками. Он постарался убедить себя, что это был всего лишь сон, но… рядом с ним на постели лежала большая белая кошка.

Картер недоверчиво осмотрел животное со всех сторон. Кошка, закрыв глаза, лежала неподвижно.

– Бастет! – тихо воскликнул Говард.

Кошка испугалась и прыгнула под стол.

– Бастет, – повторил Картер уже громче и опустился перед столом на колени. – Ты потеряла дар речи? Сегодня ночью ты была намного разговорчивее!

Кошка молчала.

Глядя животному в глаза, Картер спросил:

– Ты же Бастет, которая предрекла мне ночью успех, не так ли?

Кошка не отвечала.

Картер уже хотел выгнать животное. Он все равно не любил кошек, считая их скрытными и непредсказуемыми. Но Бастет не двигалась с места. Она молча наблюдала за каждым движением Картера и, как только он направился к двери, тут же последовала за ним.

Волей-неволей ему пришлось смириться с новой соседкой» и вскоре археолог уже привычно шествовал в Долину царей вместе с большой белой кошкой, ведя с ней разговор. Правда, это был монолог, потому что ответа он больше не получал. Ни разу Бастет не явилась к нему даже во сне, и он не мог поговорить с ней.

Неделями кошка Бастет была единственным собеседником для Говарда, и он перестал бояться, что разучится говорить. Хотя кошка и не просила, Говард читал вслух своей домашней любимице книги, которые изучал, а кошка внимательно следила за выражением его лица и интонациями, пока спустя час не засыпала. Так через несколько месяцев Говард стал любителем кошек и даже не представлял своей жизни без Бастет.

Когда война наконец закончилась и мужчины вернулись обратно в Луксор, Эль-Курну и Дра-абу-эль-Нага и спрашивали Картера о работе, то большинство удивлялись перемене в археологе. Картер-эфенди странным образом изменился. Он стал похож на лорда Карнарвона. Не только потому, что он одевался, как его светлость. Говард стал носить такие же лихие усы и ходил все время с тростью, хотя в ней не было необходимости. Издалека его запросто можно было спутать с лордом Карнарвоном. Картер все так же гулял в сопровождении кошки размером с молодого тигра и вел с ней беседу, хотя со всеми остальными был неразговорчив и скрытен, как вражеский шпион.

Как и в других войнах, после этой войны было много победителей и мало проигравших, но при детальном рассмотрении оказалось, что в проигрыше оказались все. Конечно, Англия, Франция и Соединенные Штаты Америки выиграли войну, а к лагерю проигравших относились Австро-Венгрия, Османская империя и Германия. Ценой для победителей и проигравших стали десять миллионов смертей.

Для Египта наступило новое время. Египет больше не был зависимым государством, и со временем англичане отказались от протектората над этой страной.

Картера все это мало интересовало. Он собирал новую команду Для раскопок, решив действовать в том самом магическом треугольнике, где до сих пор никто не работал. Но с чего начать?

Карнарвон переждал войну в Лондоне, потому что фамильное гнездо – замок Хайклер – переоборудовали в лазарет. Лорд сообщил о своем возвращении в Луксор. Теперь Картер должен был показать свою успешность, иначе возникала опасность, что у лорда отпадет желание вести раскопки.

Не зная снисхождения, Говард отправлял своих людей на работу. За половину положенного времени батраки выкопали новый котлован, который в очередной раз не принес результатов.

Картер упрекал кошку в том, что она тешила его напрасными надеждами. Теперь его конец был близок.

Бастет смотрела на Говарда загадочными глазами, а он не мог понять, что значит этот взгляд.

– Ты соврала мне, проклятая кошка, – недовольно сказал Говард. – Я выброшу тебя из дома, тогда посмотрим, чего ты стоишь!

– Не делай этого! – Ему показалось, что он снова услышал голос кошки, но когда обернулся, она все еще глядела на него большими глазами. Говард испугался. Он не мог ошибиться.

– Ты снова говоришь со мной? – недоверчиво спросил археолог и опустился перед Бастет на колени. – Так пойми же, мне нужен успех, иначе меня уволят. Ты должна указать мне место, где копать, просто должна!

Большая белая кошка сидела перед ним неподвижно, будто окаменев, и со стороны казалось, что все это ее не касается.

Тогда Говард схватил животное за передние лапы и притянул к лицу. Бастет недовольно заворчала, а Картер вскрикнул:

– Я знаю, что ты меня понимаешь! Грсподи Боже, почему ты не отвечаешь?

Бастет молчала, какое-то мгновение животное и человек смотрели друг на друга, как два боксера перед началом поединка. Потом Картер в гневе внезапно отшвырнул кошку и крикнул:

– Тебя подослал дьявол, жалкая тварь! Исчезни и не появляйся здесь больше!

Говард распахнул дверь, и Бастет бросилась наружу, будто за ней гнались фурии.

 

Глава 25

На следующий день Картер отправился на вокзал, чтобы встретить лорда Карнарвона. Мрачная осень и сознание того, что его светлость наверняка недоволен его работой во время войны, негативно влияли на настроение. Раньше, до войны, в Луксоре невозможно было встретить на улицах попрошаек и нищих, теперь же по привокзальной площади шатались оборванные мужчины и женщины с всклокоченными волосами; они тащили за собой детей и протягивали руку каждому, кто шел навстречу. Говард, как уже было сказано выше, был опрятно одет, поэтому и ему не удалось скрыться от попрошаек. Его хорошо знали в Луксоре, и тот, кто не клянчил у него денег, выпрашивал работу. Повсюду царил голод, поэтому большинство мужчин были готовы работать весь день за один пиастр.

Когда Картер вошел в здание вокзала, перед ним предстал опустившийся, достойный сожаления человек с сумкой на шее. Вместо рук у него были культи, которые заканчивались чуть ниже плеч. Говард помедлил, прежде чем бросить милостыню в сумку, и вдруг замер в ужасе. Калека стыдливо отвернулся.

– Сайед? – беззвучно спросил Картер.

– Картер-эфенди, – произнес калека и опустил глаза.

Картер помотал головой, казалось, что он задыхается, – так шокировал его вид Сайеда.

Словно желая извиниться за свой ужасный, пугающий вид Сайед пожал плечами. Его обрубки подскочили вверх, как крылья неоперившейся молодой птицы.

– Машаллах, – сказал он с наигранным равнодушием и попытался улыбнуться. – Так угодно Аллаху.

Картер отступил в сторону от прохода.

– Как это случилось? – нерешительно спросил он, ибо в этот момент с трудом подбирал подходящие слова.

– Пакет с взрывчаткой! – горько усмехнулся Сайед. – Он предназначался для Али.

– И что?

– Али дал мне его открыть. Должно быть, он что-то подозревал.

– Какой подлец!

Сайед кивнул и посмотрел на культи.

– Несчастье обходит стороной больших людей, а маленьким всегда достается.

– Так говорит Али?

– Нет, Картер-эфенди. Так говорит Сайед. Война сделала меня умнее. Нельзя бессмысленно повторять все, что говорят большие люди.

– Значит, ты теперь не националист, если я тебя правильно понял?

– Нет, Картер-эфенди. Сайед – обычный египтянин, не более того. – Он лукаво взглянул, как бывало раньше, и добавил: – Но и не менее!

Растроганный Говард едва сдерживал слезы.

– А чем ты сейчас зарабатываешь на жизнь, Сайед? Я хочу сказать, время…

– Вы хотите сказать, время воров прошло. Говорите смелее, Картер-эфенди. Без рук это делать чертовски трудно, но у меня еще есть голова на плечах. Возможно, найдется кто-то, кому она пригодится. А вообще, у меня же есть братья, которые заботятся обо мне.

Говард задумался и через мгновение произнес:

– Твоя голова могла бы пригодиться мне. Ты не хочешь работать на меня?

– Работать головой? – удивленно переспросил Сайед.

– Головой, – ответил Говард. – Мне нужен посыльный. Скажем, за пять пиастров в день. Договорились?

Сайед не мог пожать Картеру руку, поэтому он низко поклонился, чтобы поцеловать ее. Но Говард, заметив намерение египтянина, отдернул руку.

– Я рассчитываю на тебя, – бросил он на ходу. Сайед улыбнулся.

Поезд из Каира прибыл с обычным опозданием, и Говард помахал панамой, когда увидел в окне лорда.

– Добро пожаловать в Верхний Египет, милорд! – прокричал он Карнарвону, когда тот показался в дверях вагона. Лорд постарел с тех пор, как Картер видел его в последний раз, еще до войны. Вышедшая за ним леди Альмина, напротив, была свежа и выглядела молодо.

Но потом случилось нечто, чего Картер совсем не ожидал и после чего лишился дара речи. За матерью показалось чертовски красивое личико девочки, дочери Карнарвона, Эвелин.

Хотя прошло десять лет, Говард все еще хорошо помнил тот эпизод на террасе гостиницы «Уинтер пэлэс», когда маленькая девочка держала его за руку и спрашивала: «Тебе грустно, мистер Картер?» Он как раз узнал тогда о смерти лорда Амхерста. И это создание было тогда маленькой девочкой? Если бы он не узнал Эвелин, то ее рукопожатие напомнило бы ему о ней. Когда она встретила его словами: «Тебе все еще грустно, мистер Картер?», когда обняла его как хорошего друга, Говард вдруг почувствовал внутри приятную теплоту, которая, как ему казалось раньше, исчезла навсегда.

– Как ты похорошела, – тихо сказал Картер, чтобы родители Эвелин не смогли услышать. У нее были короткие, слегка вьющиеся темные волосы, светлые глаза, почти прямые брови и тонкие аристократические губы – и все это можно было смело поместить на обложку журнала мод. Говард был очарован.

Эвелин весело поблагодарила Говарда за комплимент и закатила глаза, словно хотела возразить: «Только не преувеличивай». Но она не сказала этого. Эвелин лишь спросила;

– Я ведь могу называть тебя просто по имени? Мы же старые Друзья, правда?

– Ну конечно, – ответил Говард и запнулся, заметив, что все еще держит Эвелин за руку.

Леди и лорд Карнарвон, занятые своим багажом, не обратили внимания на эту теплую встречу. За багаж английских пассажиров среди носильщиков всегда происходила драка, потому что каждый желал получить щедрые чаевые.

По дороге в гостиницу «Уинтер пэлэс» они ехали в одном экипаже – Говард сидел рядом с Эвелин напротив лорда Карнарвона. Между Картером и его светлостью шла оживленная беседа.

– А здесь почти ничего не изменилось с того момента, как я уехал, – заметил Карнарвон, когда экипаж поехал по привокзальной улице за город.

– Нет, – ответил Говард, – только люди стали другими. Война сделала их еще беднее. Многие радуются, если им вообще удается поесть.

Лорд Карнарвон кивнул с очевидным безразличием.

– Тогда у войны есть хотя бы один плюс – рабочая сила стала дешевле. А как вы, мистер Картер?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Чем вы занимались в войне за Англию?

Говард смущенно вздохнул, незаметно взглянул на Эвелин и после паузы ответил:

– Я работал в Арабском бюро, тайная гражданская служба его величества.

– О, как увлекательно! Мистер Картер – тайный агент! – воскликнула Эвелин и, взяв его под руку, заявила: – Говард, ты обязательно должен нам рассказать о своих тайных операциях. У тебя был пистолет?

Картеру постепенно все это становилось неприятным. Но раз уж он начал говорить об этом, отступать было некуда.

– Ну конечно. А еще у меня есть револьвер и карабин последней модели. Что же касается моих тайных миссий, то я обязался хранить все в строжайшем секрете.

Лорд Карнарвон, улыбнувшись, отвел глаза в сторону, пока Эвелин восхищенно смотрела на Картера.

– Это, вероятно, было очень опасно!

– Ну, не опаснее моей обычной работы в Долине царей, – ответил Говард, облизнув губы.

Тут лорд обратился к своему археологу:

– Как продвигается ваша работа, мистер Картер? Я уверен, вы готовы нас чем-нибудь удивить. Я прав?

– Удивить? – смутился Говард. – Что вы имеете в виду, милорд?

– Ну, признавайтесь уже. Вы наверняка проводите ночи в гробнице фараона и до сих пор держите свое открытие в секрете.

– Относительно гробницы фараона… – У Говарда начал заплетаться язык. – Я должен сказать… Я уже близок к ней, но…

– Что это значит? – перебил его Карнарвон. – Вы уверяли меня, что вам известно точное расположение гробницы, что это вопрос считанных недель или месяцев, что вы так или иначе найдете Тутанхамона. С тех пор прошло почти два года, мистер Картер. Два года я весьма неплохо оплачивал ваши услуги. И вы наконец должны предъявить что-то, что покроет громадные финансовые затраты, которые я вложил в это предприятие.

Пока Картер собирался с мыслями, ему на помощь подоспела леди Альмина.

– Порчи, ты не должен упрекать мистера Картера. Успех не заставит себя долго ждать. Я уверена, что он отлично поработал. Но, возможно, этого загадочного фараона вообще не было. Поэтому мистер Картер и не может найти его гробницу. Тебе нужно решиться и прекратить раскопки.

– О нет, миледи! – горячо возразил Говард. – У меня нет ни малейших сомнений, что я найду Тутанхамона, поверьте мне. Недавно ночью я встретил богиню Бастет с головой кошки. Это белоснежное животное с красными глазами заверило меня, что в скором времени я найду фараона.

Лорд Карнарвон и леди Альмина многозначительно переглянулись.

Экипаж остановился у входа в отель.

– Увидимся завтра в Долине царей, – резко ответил лорд Карнарвон. Не в первый раз Говарда Картера унижали его работодатели.

По пути в свой номер на первом этаже отеля лорд Карнарвон сказал:

– Это будет лучший момент для того, чтобы Картер прекратил свою работу. Он уже слишком долго живет один в Долине царей и, кажется, немного переутомился. Ты слышала, что он говорил про встречу с этой богиней-кошкой? Я думаю, мистер Картер даже немного… – Запнувшись, он улыбнулся и помахал рукой перед лицом.

– Папа, ты несправедлив! – возмущенно воскликнула Эвелин и топнула ногой. – Мистер Картер ведет себя как совершенно вменяемый человек, но если он однажды сойдет с ума, то именно ты должен будешь спросить себя, кто в этом виноват.

– Эвелин! – призвала дочь к порядку леди Альмина. – Ты не должна разговаривать с отцом в таком тоне!

– Папа несправедлив к мистеру Картеру. Папа обвиняет мистера Картера в том, что тот выполнял его же поручение – искал фараона в Долине царей. Я думаю, папа тоже стал бы странным, если бы двадцать лет рыл землю на одном и том же месте в поисках фараона, о котором толком нельзя сказать, жил он на самом деле или нет.

– Эвелин! – еще раз упрекнула ее мать. – Ты не имеешь права так разговаривать со своим отцом! Немедленно извинись!

– Но это же правда! – разозлившись, ответила Эвелин. – А за правду мне не нужно извиняться.

– Ты извинишься перед отцом немедленно или сейчас же уйдешь в свою комнату.

Два старательных лакея в белых галабиях и красных фесках как раз провели постояльцев к номеру из четырех смежных комнат. Эвелин исчезла в комнате, не проронив ни слова, и захлопнула дверь.

Лучи заходящего солнца грели плоскую крышу дома на песчаном холме. Взобравшись наверх, Картер окинул взглядом Долину царей, которая казалась ему совершенно чужой, как в первый день его появления здесь. У него больше не было никаких желаний. Чего он достиг за это время? Абсолютно ничего: несколько случайных находок и открытий, не имеющих большого значения. Лорд Карнарвон был не так уж несправедлив. Последние годы принесли одни только расходы.

Пока Говард шарил в поисках ключа, который все время оставлял в песке возле двери, он наслаждался приятными мыслями об Эвелин, которую помнил маленькой девочкой. Прошло много времени с тех пор, когда его в последний раз охватывали такие чувства, как тогда с Лейлой. Вид Эвелин привел его в экстаз, тронул до глубины души и вверг в состояние приятной надежды и ожидания.

Картер уже давно и долго скрывал свои чувства за непроницаемой маской, он был амбициозным археологом, поставившим перед со6ой одну цель – добиться успеха. Картер понимал, что ведет необычную, неприемлемую для окружающих жизнь. Говарду никогда не приходила в голову мысль, что он страдает от отсутствия влюбленности. И если он и не чувствовал отвращения к женщинам – нет, этого определенно не было, – то страсть и желание у него точно пропали.

Сейчас же все в один момент переменилось. Взгляд Эвелин поразил Говарда подобно удару молнии, ее красота разбудила в нем фантазии и желание. Картера переполняли мысли, похожие на те, которые проносились в его голове в Сваффхеме, когда ему нравилась Сара Джонс. Но, как и тогда, Говард чувствовал какую-то робость в душе. Картер был в два раза старше Эвелин, он мог бы быть ей отцом. «Но все равно, – думал он, – мне никогда не хватит смелости открыться этой девочке», Говард был смущен и растерян.

Археолог нерешительно сел за большой стол, который стоял в гостиной под куполом. Этот стол служил ему для многих целей: он был и обеденным, и письменным, а иногда и гладильным, если Картер относил один из своих костюмов в чистку отеля «Луксор», а потом сам его гладил. Говард задумался. Снова и снова мысленно прокручивая встречу с Эвелин, он пытался найти такие признаки в ее поведении, которые бы указали на то» что она к нему чувствует нечто большее, чем симпатию. Но как бы тщательно он ни вспоминал каждую подробность, его разочарование росло с каждой минутой. Говард понимал, что девушка могла видеть в нем лишь достойного любви чудака, не более.

Тогда Говард решился на один шаг, который в этой ситуации казался ему неизбежным: он заставил себя преодолеть робость и написал письмо, точнее, попытался написать, потому что написанное письмо обычно отправляют адресату.

Чтобы написать на бумаге десять ясно сформулированных строчек, Картеру потребовалось полночи. Говард никак не мог определиться, как обратиться к девушке» потому что выражение «моя почтенная мисс» казалось ему таким же неуместным, как и «любимая Эва». После дюжины безуспешных попыток, когда в душе у Говарда противостояли друг другу застенчивость и нерешительность, он пришел наконец к приемлемому компромиссу в котором были и любовь, и определенная сдержанность. Говард написал: «Моя маленькая Эва!»

Эта фраза долго оставалась одинокой на листе, пока он не начал повествовать о том, как его впечатлила их вчерашняя встреча.

«Твоя красота, – писал он Эвелин, – зачаровала меня, и если бы я не достиг уже определенного возраста, то непременно был бы рад предложить руку и сердце».

Погрузившись в свои прекрасные мысли, Картер смотрел в сторону двери, как вдруг заметил нечто странное. Дверь медленно и бесшумно приоткрылась, будто в комнату вошел невидимый дух. Это случилось так неожиданно, что Говард даже не успел испугаться. Пока он завороженно наблюдал за входом, бесшумно отложив перо в сторону, в дверном проеме появилась большая белая кошка Бастет, которую он выгнал из дома два дня назад.

Картер уже давно об этом пожалел, потому что с тех пор ему и поговорить было не с кем. Несмотря на это, приветствие Говарда было не очень дружелюбным.

– Проголодалась, наверное, старая кошка! – воскликнул он.

Большая белая кошка не обратила внимания на его слова. Гордо подняв вверх пушистый хвост, Бастет прошла через комнату, запрыгнула в кресло и свернулась пушистым клубочком. Затем она безразлично посмотрела на Картера.

– Я же знаю, что тебе в округе негде больше столоваться, – произнес Говард и поднялся, чтобы принести из кладовки что-нибудь съедобное. В основном Картер кормил кошку консервами, которые заказывал из Англии в ящиках, но среди его запасов был и мешок риса, жестяные коробки с сухарями, сушеный горох и бобы – всего хватило бы на полгода.

Картер вернулся с баночкой консервированной сельди, выложил содержимое в мисочку, которую поставил перед креслом, где удобно устроилась Бастет. Потом он снова сел за стол, чтобы дописать письмо. И если до этого ему потребовалось много усилий, чтобы подобрать подходящие слова, то теперь стало еще хуже – так смутило его присутствие Бастет. Говард чувствовал себя студентом, пишущим экзаменационную работу, потому что кошка, то и дело открывала и закрывала глаза, наблюдая за ним. В ее взгляде чувствовалось что-то необъяснимое.

– Ну, ешь уже свою рыбу. Я открыл консервы специально для тебя! – крикнул Картер.

Но кошка даже не пошевелилась.

– Ты, наверное, слишком гордая. Ну хорошо. Если твоя гордость сильнее твоего голода, значит, будешь страдать.

Уже давно перевалило за полночь, у Картера слипались глаза, а большая белая кошка так и не притронулась к рыбе. Постепенно комнату заполнил неприятный кисловатый запах, который исходил от селедки. Говард слишком устал, чтобы закончить письмо. Он встал, сложил листок вдвое и сунул его в ящик стола.

– Нет так нет, – неохотно проворчал он и поставил миску у двери. Но Бастет уже давно погрузилась в глубокий сон.

В предрассветных сумерках в дверь постучали:

– Картер-эфенди, Сайед принес важные новости. Картер-эфенди!

Заспанный Говард открыл дверь и увидел Сайеда с кожаной сумкой на шее. Египтянин подбородком сделал знак, чтобы Говард достал из сумки конверт.

– Телеграмма из Англии, Картер-эфенди! Пришла вчера, было уже темно, – невнятно, глотая ртом воздух, сообщил Саейд.

– Ничего страшного! – Картер разорвал конверт. Его сестра Эмми сообщала о смерти матери.

– Наверное, что-то неприятное, – сказал Сайед и с любопытством посмотрел на Картера.

Говард пожал плечами, отвел взгляд в сторону и без особых эмоций, почти безразлично ответил:

– Моя мать умерла.

– О, это сильно опечалит эфенди.

– Да, Сайед, – ответил Картер, – хотя мне хотелось бы иметь мать получше, которая бы хоть немного любила меня, которая бы постаралась сделать так» чтобы я чувствовал, что одиннадцатый ребенок такой же желанный в семье, как и остальные.

– Мне очень жаль, Картер-эфенди. Но если бы можно было выбирать себе матерей, то были бы матери, у которых тысяча детей, и те, у которых нет ни одного.

Говард не мог не рассмеяться.

– Ты, несомненно, прав, Сайед.

– Сколько лет было вашей матери?

– Восемьдесят пять.

– До такого возраста можно дожить только милостью Аллаха, Картер-эфенди!

– Нет, Сайед, так бывает не всегда. Моя мать жила в другой реальности, она все время думала о своем муже, моем отце. Но он умер почти тридцать лет назад.

– Я понимаю, – с сочувствием ответил Сайед.

Картер задумчиво кивнул, потом спросил, будто одним махом вычеркнул только что полученную новость из памяти:

– Ты же выпьешь со мной чашку чая?

– Охотно, Картер-эфенди, если вы готовы подносить чашку к моему рту.

– Как-нибудь справимся.

Пока Картер заваривал чай и выкладывал на стол овечий сыр, повидло и лепешки, он все время говорил, не глядя на Сайеда:

– Я должен сообщить тебе новость, которая опечалила меня больше, чем смерть матери. Я прекращаю раскопки в Долине царей. Как там будет дальше, я не знаю. – Говард вздохнул.

– Но вам не стоит этого делать, Картер-эфенди. Нельзя сдаваться. Разве вы сами не утверждали, что уже почти у цели?

– Да, я утверждал, но, видимо, ошибался. Нужно признать, что лорд Карнарвон был прав, когда сказал, что последние пятнадцать лет из-за меня одни расходы.

Говард подносил чашку ко рту Сайеда, кормил его как ребенка и говорил:

– Я был бы очень благодарен, если бы ты отнес одно письмо. Но ты должен вручить его лично адресату. Понял?

– Понял, – ответил Саейд и проглотил кусочек лепешки. – Картер-эфенди влюбился.

Говард вздрогнул и вопросительно взглянул на египтянина.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто догадался. Картер-эфенди так всегда говорит. Как ее зовут и где она живет?

– Ее зовут Эвелин, она – дочь лорда Карнарвона. Их семья живет в отеле «Уинтер пэлэс».

Сайед кивнул.

– Будет сделано. Картер-эфенди может на меня положиться.

Преисполненный любви, Говард бережно вынул письмо из ящика, еще раз пробежал глазами строчки, которые писал всю прошедшую ночь, и поставил подпись. Потом он вложил листок в конверт и бросил его в кожаную сумку Сайеда.

Едва Сайед отправился в путь, как тут же на лошади прискакал лорд Карнарвон.

Его светлость похвально отозвался о новом доме и тут же добавил:

– Жаль, что нам так и не удастся пожить вместе в этом доме. Но как я уже вчера говорил…

– Давайте без обиняков, милорд, я не в обиде на вас за то, что вы потеряли интерес к раскопкам. Мне не очень везет в этом деле.

– Нам обоим не повезло, мистер Картер. В мои планы не входила Первая мировая война. Конечно, Англия победила в ней, но какой ценой! Английский фунт сейчас дешевеет. Мы пытаемся противостоять сильной инфляции. На прислугу в замке Хайклер уходят огромные суммы. Мои поиски Тутанхамона на сегодняшний день принесли мне расходы более пятидесяти тысяч фунтов. Пятьдесят тысяч фунтов, Картер! Вы себе представляете, какое Дело можно было начать на эти деньги?

Картер не проронил ни слова. Ему было стыдно. Стыдно, хотя он и не тратил деньги лорда безрассудно и легкомысленно. Он всего лишь верил в то, чего, видимо, не существовала Верить – значит надеяться, но надежды Говарда рухнули, как карточный домик.

– Поэтому я прошу вас, – снова заговорил Карнарвон, – прекратить раскопки сегодня же. В ближайшие дни я откажусь от финансирования через провинциальный банк в Луксоре.

Едва лорд сказал об этом, как через комнату пронеслась какая-то тень и послышалось ужасное шипение. Лорд Карнарвон, которой был не робкого десятка, испугался и озадаченно спросил:

– У вас здесь водятся привидения, мистер Картер?

Говард взглянул на дверь, за которой исчезла тень, и ответил:

– Это была Бастет, богиня этого дома. Что-то не понравилось ей в ваших словах. Вообще-то, она очень дружелюбная.

– Да-да, – неуверенно произнес лорд и тоже повернулся к двери, – богиня вашего дома. Я не хотел бы знакомиться с ней поближе, мистер Картер, но думаю, что вам не повредит некоторое время пожить в Англии.

Тут Говард замахал руками и взволнованно воскликнул:

– Только не это! Англия больше не для меня. Я живу здесь и здесь же умру. Я чем-нибудь заработаю себе на пропитание, милорд!

Лорд Карнарвон поморщился от такого «патриотизма» и возмущенно ответил:

– Мистер Картер, не у каждого есть возможность жить в Англии. Это честь, почти как дворянский титул от его величества короля. Каждый англичанин гордится своим происхождением. Вы должны понимать этот факт.

Говард пожал плечами и равнодушно сказал:

– Ну хорошо, милорд, если хотите, пусть будет так. Но что мне до этого дворянского титула, если я не знаю, чем завтра заработать на жизнь? Позвольте заметить, мне больше по душе быть сытым, чем дворянином.

Лорд Карнарвон вскочил. Гнев, вызванный словами Картера, отчетливо проявился на его лице. Он хотел ответить Говарду, поправить его, но удержался и смолчал. Не говоря ни слова, мужчины стояли друг перед другом: лорд, не желающий терпеть возражений от человека, которого он содержал пятнадцать лет, и Картер, гордо и достойно настаивающий на своем мнении.

Наконец лорд прервал тягостное молчание:

– Значит, все самое важное сказано, мистер Картер. Будьте здоровы.

Картер мрачно, с презрением наблюдал, как лорд Карнарвон садится на лошадь и уезжает. Говард обернулся и взглянул на Долину царей, на проклятый перекопанный ландшафт, который стал его судьбой. Он понимал, что никогда в жизни не покинет его.

Около полудня со стороны долины показались две фигуры. Еще издалека Говард узнал гордо вышагивающего Сайеда. Вместе с ним шла Эвелин. Египтянин вел ее горной тропой от Дейр-эль-Бахри, чтобы их никто не увидел. Когда Эвелин помахала Говарду, тот со всех ног бросился ей навстречу. Они горячо обнялись, Сайед застенчиво отвернулся и незаметно ушел по одной из тропинок.

Когда Эвелин прикоснулась к нему, Говарда вновь обуяло трепетное чувство, а печаль и разочарование, которые он только что чувствовал, ушли в ту же секунду. Картер позабыл о своем тяжелом положении и презрении, которое еще недавно испытывал к лорду.

– Говард! – прошептала Эвелин, встав на цыпочки, обняла его голову руками и поцеловала. – Ты написал мне такое красивое письмо… Я люблю тебя, Говард!

Она сказала это так естественно, что Говарда охватило еще большее беспокойство. Когда он отпустил ее, то заметил у ее ног клетку с желтой канарейкой, которая беспокойно порхала внутри.

– Я принесла ее с собой, – засмеялась Эвелин, – она очень смышленая. Она поможет тебе справиться с одиночеством. Ты должен дать ей имя. Это девочка!

– Тогда пусть ее зовут Эва.

– Ничего не имею против!

Взявшись за руки, они взобрались на холм, где стоял дом Говарда.

– Сегодня утром приезжал твой отец, – сказал Говард, понимая, что не может утаить это событие.

– Я знаю, – коротко ответила Эвелин. – И как вы поговорили?

– Все пропало, конец.

– Что это значит?

– Твой отец приказал мне немедленно прекратить раскопки.

– И так поступил папа? Вот подлец! Но это не последнее его слово. Я поговорю с ним!

– Я думаю, это не поможет, Эва. Лорд решительно настроен свернуть поиски, и, честно говоря, я должен сказать, что он прав. Нельзя заставить прийти удачу.

– Но… Говард! Можно! – Эвелин сердито посмотрела на него, и ее взгляд разбудил в Картере нежные чувства. Он с трогательностью наблюдал за девушкой, которая самоуверенно отстаивала свое мнение. – Можно! – повторила Эвелин. – Папа еще никогда не отказывал мне.

Картер смутился.

Когда они поднялись на холм, он предложил Эвелин осмотреть дом и, после того как они прошлись по всем комнатам, слегка смутившись, произнес:

– Это, конечно, не замок Хайклер, но по сравнению с моими прежними жилищами здесь вполне комфортно. В Амарне ночью мне приходилось сражаться с крысами, змеями и скорпионами, в Луксоре я боялся незваных гостей, потому что в комнате не было настоящих дверей. А это – почти дворец.

Эвелин с удивлением взглянула на Картера.

– Ты живешь очень скромно, Говард. У меня такое впечатление, что ты вообще не можешь быть чем-нибудь недоволен.

– Ну что ты, – не сдержался Говард, – моя скромность – это не что иное, как лицемерная покорность судьбе. Я бы охотно был менее скромным, если бы представилась такая возможность. Но я не родился с серебряной ложкой во рту, и мне приходится работать с такими людьми, как твой отец.

Эвелин задумчиво кивнула.

– Говард, ты не хочешь показать мне Долину царей? – после паузы спросила она. – Мне было двенадцать лет, когда я ее впервые увидела. Это было так давно, что у меня почти не осталось воспоминаний.

Они вместе взобрались на окаймлявшие Долину царей утесы, откуда открывался прекрасный вид на Нил.

Говард раскинул руки, как Пророк, и посмотрел вниз, на распростершуюся у его ног долину. С пафосом актера, участвующего в большой премьере, он прокричал:

– Это мой мир, Эва! Для большинства это место – лишь скалы, песок и камни, но для меня оно скрывает все тайны человечества.

Воодушевленная этими словами, Эвелин подошла к ГоварДУ и положила руки ему на грудь. Внезапно оба почувствовали магическую привлекательность этого места и счастье, которое казалось необъяснимым. И если бы сейчас Говард взял ее за руку и сказал; «Прыгай!» – Эвелин, не задумываясь ни на секунду, бросилась бы вниз. Она была очарована и тронута до глубины души.

Несколько минут они стояли, прильнув друг к другу, и наслаждались одиночеством. Но был один свидетель, о котором не догадывался ни Говард, ни Эвелин. В полумиле от них, притаившись за песчаной дюной, в подзорную трубу за каждым их движением наблюдал лорд Карнарвон. От его глаз не укрылось, как влюбленные целовались, а затем опустились на землю. Страстные ласки не знали конца. Лорд, донельзя разъяренный, сложил подзорную трубу» вскочил на лошадь и ускакал.

На следующий день, когда солнце еще не встало и над рекой дул теплый ветер, Картер уже вышел из дома. Он должен был снова увидеть Эвелин, поэтому отправился в Луксор под предлогом, что ему нужно передать лорду бухгалтерскую книгу, куда был записан каждый потраченный на раскопки фунт и пиастр.

В холле отеля «Уинтер пэлэс» царило большое оживление, вызванное появлением экзальтированной молодой блондинки. На ней была броская одежда и громадная, украшенная цветами шляпа размером с колесо от телеги. Она прибыла в сопровождении своего мужа Арчибальда. Арчибальд, невысокий, полноватый мужчина, вел себя достаточно сдержанно. Он стоял в стороне и весело улыбался, пока его жена пронзительным голосом жаловалась на то, что им предложили скромный номер на первом этаже, да еще и без вида на реку.

– Я – писательница! – взволнованно кричала она портье, который стоял на расстоянии вытянутой руки и мог бы услышать даже ее шепот. – Но, похоже, в этой стране совершенно не знают моих произведений. Меня зовут Агата Кристи, а это мой муж – Арчи!

Портье в черном костюме и красной феске кланялся так усердно, что кисточка его головного убора, казалось, исполняла бешеный танец – прямо как Айседора Дункан, о которой говорил весь мир.

Конечно, вы известны в Египте, миледи, но в это время в отеле заняты почти все номера. К моему величайшему сожалению, я могу предложить вам только этот номер. И, позвольте заметить, он очень комфортабельный.

– Это маленькая, нищая комнатушка, да еще и без вида на Нил. Откуда, по-вашему, возьмется вдохновение для моего нового романа?

Шум, который производила Агата Кристи, привлек администратора отеля, облаченного в строгий черный костюм. Он пытался пробраться к леди через ее бесконечные чемоданы, коробки и сумки, что оказалось совсем непростым делом.

– Одну минутку! – Администратора вдруг осенило. – Лорд Карнарвон неожиданно съехал сегодня утром. Вы могли бы вселиться в его номер, миссис Кристи. Вы готовы немного потерпеть?

– Лорд Карнарвон?… Я его не знаю, – ответила Агата Кристи. – Но если он жил в номере, в котором было больше одной комнаты с видом на Нил, то мне этого будет вполне достаточно.

Администратор кивнул.

– Его светлость проживал в четырех комнатах, окна которых выходят на реку и в парк.

Услышав это, энергичная дама впервые осталась довольна.

– Тебе ведь этого хватит, Арчи? – спросила она мужа скорее для проформы.

Картер, слышавший весь этот скандал, подошел к администратору и спросил:

– Вы только что сказали, что лорд Карнарвон съехал? Это, должно быть, какая-то ошибка. Лорд Карнарвон приехал в Луксор лишь несколько дней назад!

– О, мистер Картер, хорошо, что мы с вами встретились, – ответил администратор, – его светлость оставил для вас сообщение и чек…

Он исчез за дверью бюро. Чек был на три тысячи фунтов, а в сообщении лорд писал:

«Мистер Картер, не сочтите за оскорбление. Мы решили вернуться в Англию. Прилагающегося к письму чека должно хватить на последний, самый последний сезон раскопок. Если и в этот раз не будет успеха, мы с вами расстанемся навсегда. Я прошу вас выбросить мою дочь Эвелин из головы. Примите во внимание ваше положение и ваш возраст. К.»

Бегло написанные строки заплясали в глазах Говарда. Сообщение о продолжении работ могло бы очень порадовать Картера, если бы не отказ от Эвелин, – это была пощечина.

– Не может быть, – почти беззвучно пробормотал он, – мы же любим друг друга. – Говард едва сдерживал слезы.

– Его светлость отправились утренним поездом в Каир, – добавил администратор и удалился.

Говард был так погружен в свои мысли, что не заметил, как бойкая писательница нескромно разглядывает его с головы до нос Наконец она подошла к Картеру и сдержанным тоном спросила:

– Вы англичанин, сэр?

– Да, конечно, – потерянно ответил Картер.

– Агата Кристи, – представилась леди. – Я писательница, иногда немного шумная, но тихие писатели недостойны бумаги, на которой их печатают. Вы же читали мой роман «Таинственное преступление в Стайлз»?

– К сожалению, нет. Я археолог, и у меня совершенно нет времени для чтения хороших книг.

– Еще неизвестно, хорошая ли она. Главное – знаменитая.

– Меня зовут Картер, Говард Картер.

– Я бы назвала вас Эркюль Пуаро: в вас есть что-то французское. Ваши темные волосы, усы под носом, да, для меня вы были бы Эркюль Пуаро. Я собираюсь написать роман про Египет, как-нибудь потом. И там будет мужчина, похожий на вас. Приятно с вами познакомиться…

Говард, убитый горем из-за письма Карнарвона, побрел в Долину царей. А куда еще ему было идти? Он не мог понять, стоит ли ему вообще принимать новое предложение лорда, не лучше ли отослать чек обратно со словами: «Спасибо, я не беру денежных компенсаций».

Картер не заметил, как за ним по пятам тихо идет Бастет, но когда он увидел кошку, было уже слишком поздно отправлять ее обратно. Не обращая ни на что внимания, она шла рядом с Говардом, пока он не достиг развилки, где сходились пять протоптанных тропинок, и сел на камень, Бастет присела рядом.

Страсть к Эвелин, похожая на внезапную летнюю грозу, охватила его с такой силой, что Говард не мог трезво мыслить.

Он вообще не думал о том, что был намного старше Девушки что он, выходец из низов, в сравнении с ней нищий. Любовь не учитывает ни возраста, ни социального положения. И все же недворянское прошлое настигло Говарда.

Картер растерянно уставился на пески. Единственное, что у него оставалось, – это гордость. Именно поэтому он надумал отправить обратно щедро оставленный ему Карнарвоном чек, сопроводив его подходящим ответом.

Едва Говард принял решение, едва он перестал думать о том, что должен найти забытого фараона, как заметил Бастет, которая в нескольких метрах от него гребла песок, как это делают кошки после того, как сходили по своим делам. Не обращая внимания на оклики Картера, Бастет передними и задними лапами вырыла в песке настоящую яму, и тогда наконец он был вынужден подойти и посмотреть.

– Ты случайно не забытого фараона ищешь? – весело воскликнул Говард, надеясь спугнуть большую белую кошку. Но она, ничуть не смущаясь, продолжала рыть, пока Картер обеими руками не вытащил ее из ямы. Тут его взгляд упал на что-то блестящее, и Говард увидел вырытый кошкой предмет. Согнутая пластинка! Очень тонкая, размером со спичечный коробок, она блестела так, словно была из золота, но больше всего Картера заинтересовали надписи на ней.

Он взял пластинку и со всей осторожностью попытался выпрямить ее, как вдруг обнаружил три неприметных иероглифа один над другим: солнечный диск, скарабей и полукруг с тремя поперечными линиями. То было царское имя.

– Небхепрура, – задумчиво произнес Картер, – тронное имя забытого фараона…

Словно одержимый, Говард голыми руками начал копать яму.

– Небхепрура, – повторял он снова и снова. – Повелите перерождений – Ра.

Дыхание археолога становилось все тяжелее, пальцы нестерпимо болели, но он быстро вырыл яму почти в руку глубиной.

– Небхепрура!

Был ли это знак богов? Запыхавшись, Говард снова взял в руки пластинку. Тысячелетние царапины на смятой пластине сделали расшифровку остальных иероглифов невозможной. Но один знак Говард все же увидел – печать города мертвых. Жрецы в Долине царей ставили ее, когда хоронили фараона!

Говард почувствовал, как бесшумный вихрь подхватил его, перевернул в воздухе и снова опустил на землю. В тот же миг пришло осознание, что он, Говард Картер из Сваффхема, совсем рядом с забытым фараоном.

Говард не мог сказать, как долго он рыл яму голыми руками. Наконец к нему вернулся рассудок.

«Ты сошел с ума, – сказал он сам себе, – ты совершенно спятил». Глубоко вдохнув, он огляделся по сторонам в поисках кошки.

– Бастет? – неуверенно позвал он. – Бастет, ты где?

Ведь не могла же кошка просто раствориться в воздухе! Но сколько он ни звал Бастет, она не вернулась. Похоже, ее и след простыл.

Домой к Говарду она тоже не пришла, хотя он оставил дверь на ночь открытой. Бастет исчезла. С тех пор Говард больше никогда ее не видел.

На следующий день Говард выбросил из головы решение отказаться от чека, переданного ему лордом, нанял восемьдесят рабочих и начал вести раскопки в том месте, которое указала ему большая белая кошка.

 

Глава 26

После своего возвращения в Англию лорд Карнарвон и его дочь Эвелин долгое время избегали встречаться друг с другом в замке Хайклер. Это не требовало больших усилий: замок был таким большим, что никто, даже сам лорд Карнарвон и прислуга, не могли точно сказать, сколько комнат в замке.

Единственной трапезой, за которой собиралась вся семья, был ужин, проходивший в ранний вечерний час в огромном зале, где стоял большой темный стол и по стенам были развешаны фамильные портреты. Разговоров почти не вели из-за жутковатой атмосферы зала. Длинный стол, стоящий в середине комнаты, был рассчитан на двадцать персон, поэтому, когда Эвелин ужинала только со своими родителями, она чувствовала себя несколько потерянной. А теперь это чувство усиливалось еще и молчанием.

Внезапный отъезд из Луксора, для которого его светлость нашел сомнительные причины, заявив, что ему якобы нужно срочно посоветоваться с доктором и назначить лечение, укрепили Эвелин в догадке, что ее отец мог что-то вызнать про их любовную связь с Говардом. Она переживала, что отец начнет подыскивать ей жениха соответствующего статуса.

Возможно, такие отношения между дочерью и лордом продолжались бы еще несколько дней или даже недель, если бы не вмешалась леди Альмина, которая, оставаясь в неведении, больше всех переживала, поскольку чувствовала что-то неладное.

– Может, мне кто-нибудь объяснит, – произнесла леди Альмина во время перемены блюд, где-то между дичью и десертом (как раз был открыт сезон охоты), – что происходит?

Леди с укоризной взглянула на Эвелин, а та вопросительно посмотрела на Карнарвона. Тогда лорд повернулся к леди Альмине и сказал:

– Любовь моя, самое время напомнить нашей дочери, что она – леди и родилась в семье лорда, а не в семье безродного фермера.

Леди Альмина наморщила лоб.

– В нашей семье никогда не сомневались в этом Ты не мог бы объяснить, к чему ты клонишь?

Карнарвон отложил в сторону салфетку и подождал, пока дворецкий и горничная не уйдут. Потом он наклонился к своей жене, которая сидела справа от него, за длинной стороной стола, и произнес:

– Твоя дочь опустилась до того, что завела тайный роман с одним из наших служащих.

Тут Эвелин вскочила, собираясь выбежать из зала.

– Ты останешься! – в ярости вскричал лорд и ударил ладонью по столу, так что свечки, служившие признаком хорошего тона, вздрогнули, а пламя их замерцало. Девушка, которой отец ни в чем не отказывал, не могла вспомнить, чтобы он когда-нибудь так строго с ней обходился.

Леди Альмина остолбенела. Шокированная сообщением Карнарвона, она спросила, обернувшись к Эве:

– Отец говорит правду? Отвечай!

Эвелин молчала. Ее обидела спесь отца. А Карнарвон, несомненно, хотел именно этого.

Выйдя из себя, леди Альмина, раскрасневшись, заявила:

– Я хочу знать, кто осмелился приблизиться к тебе! – Затем она повернулась к мужу и добавила: – Надеюсь, ты сразу же уволил этого проходимца!

Лорд Карнарвон смотрел перед собой. Ему, очевидно, было трудно ответить на вопрос жены. Наконец он с самодовольной улыбкой сказал:

– Нет, я не сделал этого. Но, если ты узнаешь, кто этот негодяй, ты меня поймешь.

– И кто это? Не нужно меня щадить.

Лорд ободряюще взглянул на Эвелин: может, она сама соизволит ответить на этот вопрос? Но дочь лишь молча смотрела в пол.

– Это наш дорогой мистер Картер! – произнес Карнарвон и в его голосе явственно прозвучали насмешливые нотки.

Леди Альмина недоверчиво взглянула на супруга.

– Картер? Наш Картер? Но это невозможно!

– Я тоже так думал. Однако я собственными глазами видел как эти двое… ну, ты сама уже все знаешь.

Взволнованная услышанным, леди Альмина повернулась к дочери:

– Эва, ну скажи же, что это неправда!

Эвелин покачала головой.

– Это правда, мама. Я люблю Говарда!

Лорд Карнарвон и леди Альмина в ужасе переглянулись. Ничто их не могло шокировать в этот момент больше, чем признание дочери.

– Ты вообще понимаешь, что говоришь, дитя мое? – подчеркнуто спокойным тоном спросил лорд. – Этот мужчина мог быть твоим отцом, я уже молчу о его происхождении!

– И что же? – сердито возразила Эвелин. – Говард – очаровательный человек, и в душе он моложе большинства юношей благородного происхождения, многие из которых вообще появляются на свет стариками.

Лицо лорда помрачнело, в его позе появилось нечто угрожающее.

– А лорд Бешам? – спросил он. – Ты же знаешь, что вы с ним помолвлены!

– Он, конечно, милый мужчина, но я люблю только Говарда. – Я достаточно взрослая, чтобы самой определиться в жизни, о можете мне сказать, почему это вас так волнует?

– Я сомневаюсь, дитя мое. Я сомневаюсь, понимаешь ли ты вообще, в какое положение поставишь себя, связавшись с этим археологом-неудачником. Ты еще слишком молода, чтобы понимать, что такое любовь. То, что тебе сейчас кажется настоящей любовью, – всего лишь мимолетная страсть, временное увлечение, которое быстро появилось и быстро исчезнет. Тебе нужно выбросить Картера из головы как можно скорее.

– Я никогда этого не сделаю! – упрямо возразила Эвелин.

Лорд Карнарвон встал и заходил по залу взад и вперед, заложив руки за спину. Наконец он произнес:

– Хорошо, тогда я аннулирую чек на три тысячи фунтов, который я выписал мистеру Картеру для последнего сезона раскопок. Пусть он увидит, чего стоит на самом деле.

Эвелин побледнела. Можно было прочитать по ее лицу, о чем она сейчас подумала.

– Ты предложил Говарду деньги, чтобы он отказался от меня? – запинаясь, произнесла она.

Карнарвон ответил, не останавливаясь:

– Он взял деньги. Собственно, мы уже договорились о том, что прекратим наше сотрудничество. Но потом мы сошлись на этих условиях.

– Я в это не верю, – тихо произнесла Эвелин. Она едва не плакала.

– Это последний шанс для Картера, – снова заговорил лорд. – Ни один человек в здравом уме не даст этому археологу и пенни для его раскопок. Картер в течение пятнадцати лет живет и работает за мой счет, и каждый год он обещает, что в следующий сезон раскопок непременно сделает величайшее открытие. До сегодняшнего дня все было впустую. Мне кажется, мистер Картер, как бы это помягче выразиться, больше не владеет собой. Он видит духов, разговаривает с древними богами. И это неудивительно после тридцати лет отшельнической жизни в пустыне. Нет, Дитя мое, ты должна забыть этого археолога…

Значит, случай с Картером и послужил причиной нашего внезапного отъезда из Луксора, – печально заметила Эвелин.

Я надеюсь, что все это уже в прошлом. – Карнарвон подошел к дочери и положил руку ей на плечо. – Эва, ты молодая, привлекательная девушка, гордость твоего отца. Я желаю тебе лишь самого лучшего. Поэтому нам нужно объявить всем о вашей помолвке с лордом Бешамом. Будь хорошей девочкой и не позорь своего отца.

Леди Альмина усердно закивала. Она не увидела блеска в глазах Эвелин.

В последующие дни и недели Эвелин все больше отдалялась от родителей. Она не сердилась на них, она лишь хотела побыть в одиночестве и подумать. Что же так привлекало ее в Картере? Необычность этого человека или таинственность, которая его окружала?

Эвелин думала о своей нарастающей ненависти к отцу, о том, какой же путь ей все-таки выбрать. Девушка была уже достаточно взрослой, чтобы понимать: из-за своего упрямства она могла принять неправильное решение.

Необдуманно, в порыве легкомыслия она бросилась на шею Говарду, и он ответил ей таким же избытком чувств. Для них все случилось как нечто само собой разумеющееся, будто неожиданно произошло чудо.

Если еще в день ссоры с отцом она не сомневалась, что жить не может без Говарда Картера, и обдумывала фантастический план тайного бегства в Египет, то через несколько недель наступило прозрение и понимание того, что это мимолетное приключение не может стать основой для длительных отношений.

К тому же – очевидно, не случайно – именно в эти одинокие дни к ним часто приезжал молодой лорд Бешам, чтобы пригласить Эвелин на прогулку по окрестностям Ньюбери. Сэр Брогрейв Кемпбелл Бешам, так звучало его полное имя, был автомобилистом. У него был пневмоавтомобиль «роллс-ройс», двухместная машина, которая даже на полном ходу издавала лишь тихое шипение (сзади на ней был установлен баллон с горячим воздухом, с помощью которого она двигалась). Этот автомобиль очень веселил Эвелин.

Лорд Бешам обладал необходимыми манерами и прилагал все усилия, чтобы завоевать сердце дочери Карнарвона. Он привлекательно выглядел, у него были красивые руки. К тому же молодой лорд был богат, а его отец состоял в правлении «Ллойд» и был представителем от либералов в палате общин, но для Эвелин все это не играло решающей роли, хотя жизнь в браке с Бешамом обещала быть безбедной.

Так случилось, что спустя шесть недель после возвращения в Англию Эвелин написала на розовой бумаге письмо, которое начиналось словами: «Говард, мой любимый!» – но она так и не закончила его, в слезах разорвав на клочки и выбросив в окно третьего этажа в замке Хайклер. Обрывки бумаги смешались с опавшими осенними листьями, как последний привет лета.

Три недели спустя в замке Хайклер было сделано следующее заявление: Джордж Эдвард Стэнхоуп Молино Герберт, V граф Карнарвон, и его жена леди Альмина объявляют о помолвке своей дочери леди Эвелин Герберт с сэром Брогрейвом Кемпбеллом Бешамом, сыном сэра Эдварда Бешама и его супруги леди Бетти Кемпбелл Бешам.

В тот же день были разосланы три сотни извещений о помолвке, на одном из них значилось: «Мистеру Говарду Картеру, Луксор, до востребования».

В день помолвки над замком Хайклер разыгралась невиданной силы гроза. Небо было затянуто темно-серыми, почти черными тучами. Дождь лил как из ведра, угрожая всемирным потопом. Прислуга с трудом убрала в безопасное место столы, стулья и драгоценную посуду, которая была расставлена для празднования в замковом парке.

На праздник в замок Хайклер явились леди и лорды, все, у кого было имя и высокое положение. Большой зал был по-праздничному освещен. На дамах были длинные яркие платья, на мужчинах – визитки, соответствующие поводу. В воздухе висел дурманящий запах букетов, которые присылали с поздравительными карточками. Что касается музыкального сопровождения торжества, то леди Эвелин настояла на том, чтобы вместо запланированного сэром Брогрейвом струнного квинте га играл оркестр саксофонистов из восьми человек. Эвелин облачилась в длинное облегающее платье из белой органзы с декольте, расшитое блестками и собранное на уровне колен, как театральный занавес. Оно вполне отвечало стилю музыки. На голове у невесты красовалась лента с павлиньим пером над левым виском.

Никто бы не сказал, что у леди Эвелин был радостный вид, но всеобщее приподнятое настроение не могли испортить ни формальный обмен приветствиями, ни разговоры о плохих временах. В глаза бросалась лишь бурная радость лорда Карнарвона, который сильно сдал с тех пор, как стал страдать от подагры и артроза, но помолвка дочери была верхом его желаний.

Весело, как в молодые годы, лорд Карнарвон произнес речь. В ней он недвусмысленно намекнул на тяжкий жребий отцовства и пошутил по поводу невысокого роста Эвелин, несмотря на который его дочь, как и Наполеон, обладала своенравным характером.

Когда Эвелин открывала телеграммы, принесенные посыльным в коробке, она наткнулась на конверт, который не был адресован ни ей, ни сэру Брогрейву и был отправлен из Египта. Получателем значился лорд Карнарвон…

– Папа! Это для тебя! – воскликнула Эвелин и помахала конвертом над головой.

Карнарвон отвлекся от разговора и подошел к дочери.

– Теперь ты счастлива, дитя мое? – спросил он и взял конверт.

Эвелин не ответила. Вместо этого она спросила:

– Что-нибудь важное, папа?

Лорд Карнарвон скорчил гримасу.

– Кажется, да, – бросил он и взглянул куда-то мимо Эвелин. Потом он протянул телеграмму дочери, которая все еще вопросительно смотрела на него.

Эвелин прочитала, едва шевеля губами:

«Наконец сделал Долине царей удивительное открытие тчк Великолепная гробница с нетронутыми печатями тчк Засыпал все снова до вашего приезда тчк Мои поздравления тчк

 Картер».

Едва она закончила читать, как молния озарила зал ядовито-зеленым светом. В тот же миг прогремел гром, который потряс старые стены замка. Электрические лампочки замигали, как огни свечей на сквозняке. Эвелин прижала телеграмму к груди. Ища поддержки, девушка повернулась к отцу.

– Папа! – в страхе вскрикнула она.

Лорд, сам испугавшийся до смерти, в замешательстве выхватил телеграмму из ее рук.

Я не должен был показывать ее тебе, – сбивчиво пробормотал он.

Дамы в страхе бросились в объятия своих мужчин. Запах цветов в зале моментально сменился вонью от едкой смеси сухой серы и смолы. Две пожилые леди из провинции, о которых присутствующие ничего толком не могли сказать (никто не знал, по ей рекомендации они сюда попали), залились истерическим охотом и не остановились даже под укоризненными взглядами остальных гостей. А некоторые лорды, несмотря на мощное телосложение и недавнюю уверенность в собственных силах, бросились наружу и стали быстро креститься. Через какое-то время лорд Карнарвон вновь обрел самообладание, взобрался на стул, хотя мебель в зале была периода английского ампира, и крикнул:

– Леди и лорды, без паники! Эта молния – знак богов, которые таким образом благословляют помолвку моей дочери Эвелин и лорда Бешама. Давайте поднимем бокалы за молодую пару!

Молния ударила в замок Хайклер, но по счастливой случайности не причинила вреда. Лорду Карнарвону с трудом удалось перевести все это в шутку и убедить гостей, что никто не пострадал и замок Хайклер не поврежден. Праздник продолжился.

– Что ты собираешься делать? – спросила Эвелин отца, все еще державшего телеграмму в руках. Ей приходилось перекрикивать саксофонистов, которые, чтобы сохранить веселое настроение гостей, играли теперь в два раза громче.

– Мне нужно сейчас же ехать в Египет! – Карнарвон побледнел как мел. Эвелин пыталась понять по его лицу причину столь неожиданного решения. Неужели удар молнии так напугал лорда или все это было из-за волнения, вызванного сообщением о большом открытии Картера?

– Я буду сопровождать тебя, – ответила Эвелин, не в силах скрыть своего волнения.

Лорд поднял руки, возражая:

– Это Даже не обсуждается, дитя мое. Я понимаю, что это лишь предлог, чтобы встретиться с Картером. Сейчас ты помолвлена с лордом Бешамом и должна думать о своей репутации. Пожалуйста, не забывай об этом!

Но это не остановило Эвелин.

– Бешам может поехать с нами! Ты вот уже пятнадцать лет только и говоришь о забытом фараоне. И теперь, когда Картер, может быть, как раз нашел именно его, я должна остаться дома и ждать, когда ты вернешься? Папа, ты не можешь так со мной поступить! Я выполнила твое желание и обручилась с Бешамом. Теперь ты не вправе отказать мне в моем желании.

Тем временем громкий разговор Эвелин и лорда Карнарвона привлек внимание. Леди Альмина и молодой Бешам, ее будущий зять, который нравился ей все больше, подошли к ним.

– Можно ли нам узнать, о чем тут идет речь? – шутливо спросила леди.

– Телеграмма из Луксора, – опередив отца, сообщила Эвелин, – мистер Картер думает, что нашел ту самую гробницу, которую он искал пятнадцать лет. Мы должны немедленно отправляться в Египет! Брогрейв поедет с нами, правда ведь, Брогрейв?

Несмотря на волнение, Эвелин не могла не заметить, как мать вздрогнула, услышав имя Картера. Теперь леди Альмина замерла и вопросительно смотрела на Карнарвона, будто ждала его возражений. Но лорд молчал.

Наконец Бешам честно произнес:

– Я не хотел бы ехать с тобой. Эва, я надеюсь, ты меня поймешь. Неприлично, когда помолвленная пара совершает вместе такие дальние поездки. В любом случае это противоречит моральным устоям моей семьи. Мне кажется, будет лучше, если ты поедешь в Египет вместе с родителями.

– Я тоже не хочу ехать с тобой, – произнесла леди Альмина в надежде, что дочь откажется от поездки. Но Эвелин настаивала на том, что поедет вместе с лордом Карнарвоном. Да, в тот момент она горела желанием увидеть открытие Картера.

Лорд Карнарвон подозвал своего секретаря и поручил ему отправить телеграмму следующего содержания:

«Луксор. Мистеру Говарду Картеру. Приезжаю с Эвелин как можно скорее. Карнарвон».