Появился у Гугуцэ бинокль, но кого теперь удивишь биноклем? Оставит его Гугуцэ днём на завалинке, вечером придёт — он там и лежит; забудет бинокль у калитки, там же его и найдёт.

— Кхе-кхе! — дразнит мальчика говорун-сосед. — Вот на войне биноклю цены не было. У нашего генерала, помню, был бинокль: только он поднесёт его к глазам, а немец уже — руки вверх и вылезает из укрытия.

Гугуцэ и сказать нечего. Не начать же ему войну, чтоб для бинокля дело нашлось?

Так бы и забыли люди про бинокль Гугуцэ. Но вот однажды посмотрел мальчик в бинокль: подвода к селу идёт. А ездовой, задумавшись о чём-то, не видит, что одна лошадь распряглась и осталась щипать травку на обочине, — знай себе погоняет кнутом другую, то в горку, то под горку. Так и въехал в село.

Навстречу ему Гугуцэ с биноклем:

— Лошадь потерял, дедушка!

— Что ты! — ахнул дед. — Где ж она?

Гугуцэ — бинокль к глазам и тут же нашёл лошадь под Хыртопским холмом.

Дед распряг лошадь, вскочил на неё верхом и пустил рысью. Вот и Хыртопский холм. От радости, что нашёлся серый, дед пересел на него, а гнедого, на каком приехал, забыл под холмом. Навстречу опять Гугуцэ с биноклем.

— Дедушка, где ж та лошадь, на которой ты за этой ездил?

— Ну и бинокль! — почесал дед макушку у своей шляпы и опять к холму.

Вернулся с лошадьми, не нашёл подводу. Он прямиком к Гугуцэ, стучит в ворота.

Гугуцэ с биноклем залез на сарай. Вот оно что! Дед оставил подводу на одном конце села, а искал совсем на другом.

Вечером дед принёс Гугуцэ миску урды — сладкой брынзы, а слух о бинокле обошёл всё село.

Теперь все ходили к Гугуцэ и с пропажей, и с находкой, чтобы узнать, кто хозяин.

Гугуцэ вставал на заре, брал с собой бинокль, узелок с едой и влезал на самую высокую акацию, выше дома.

Видя Гугуцэ над селом, люди радовались: что ни говори, а приятно, когда тот, кто наверху, замечает тебя и всегда готов помочь.

Чуть послышится шум над головой, Гугуцэ направляет бинокль в небо: не чужой ли самолёт? Вот бы поймать его над селом!

Мама ворчала, что вся его жизнь так и пройдёт на дереве, но когда мальчику хотелось пить, сама же привязывала к верёвке бутылку с водой: тяни, сынок, наверх!

Когда у него были дела в селе, Гугуцэ не забывал взять с собой бинокль.

Однажды Гугуцэ поднёс к глазам бинокль возле дома председателя колхоза и увидел двух человек. Один из них рос, рос да так вырос, что едва поместился в бинокле, а другой уменьшился настолько, что чуть было не исчез из виду.

Вечером человек, которого бинокль так сильно увеличил, был назначен бригадиром, а уменьшенного сняли с бригадирской должности.

С тех пор Гугуцэ частенько вертелся у председательского дома.

Не успеет председатель что-нибудь задумать, как, откуда ни возьмись, сбегается всё село:

— Бинокль у Гугуцэ показывает то-то и то-то!

И каждый при этом добавляет от себя всё, что у него на душе, как будто бинокль глядит глазами всех людей села.

— Сказки ваш Гугуцэ рассказывает! — спорил председатель, но бывало, что и соглашался.

Многим помог бинокль.

От дома врача Гугуцэ видел в бинокль, кто в селе заболел, и тут же больной получал срочный вызов к врачу, дело-то не шуточное!

— Спасибо, что вызвали, а то всё никак не соберусь к вам! говорила врачу какая-нибудь благодарная женщина.

Врач широко раскрывал глаза и мерил ей температуру.

От директорской калитки Гугуцэ видел в бинокль, кто и почему не пошёл сегодня учиться. Тут же родители получали приглашение директора явиться в школу вместо своих детей и непременно прихватить с собой их книжки.

— Можно войти? — снимал человек шляпу, садился за парту в первом классе и вместо сына писал всякие там крючки и кружочки.

«х + у =…» — выводила мелом на доске мама ученицы второго класса.

вспоминал дедушка за внука-шестиклассника.

Тут родители понимали: чего-чего, а бездельничать их детям в школе не приходится, и утром прямо-таки на руках приносили их в класс, да ещё совали им за это в карманы большие шоколадки в серебряных бумажках.

С тех пор, как появился бинокль, люди вставали на час раньше, ложились на два часа позже, но зато были веселы и спали без тревог, а их дети быстро подрастали и были прекрасны, как только что народившаяся луна.

Сторожа, видя, что в последнее время воровства почти не стало, начали один за другим расходиться по домам.

Но людям с хмурыми лицами и вороватыми руками (а в селе были такие) бинокль пришёлся не по душе.

— Вот напишу генералу, что попусту изводишь бинокль в мирное время, — приставал к Гугуцэ болтливый сосед. — С какой стати ты меня в бинокль затискиваешь, как только в голову взбредёт? Какое тебе до меня дело?

— Да мне интересно, как поживают зелёные человечки. Бегают за вами или нет?

— Что ещё за человечки? — злился сосед. — Я тебе не дед, который лошадей терял!

Мальчик подносит бинокль к глазам. Так и есть, зелёные человечки! Один карабкается по штанине соседа, другой оседлал пуговицу пиджака, третий из рукава высунулся.

Гугуцэ давно углядел этих человечков. Уснёт сосед, а они давай шнырять по саду, хотят подобраться к мальчику, но через забор перелезть боятся.

Могу поспорить, что сосед знал про них, но помалкивал.

— Чёртов бинокль! — процедил он однажды сквозь зубы и пошёл к двум другим хмурым людям сговариваться, как бы им поскорей избавиться от опасного бинокля.

На другой день сосед пришёл к Гугуцэ. Под мышкой у него был щенок, а в голове мысль, не сменяет ли мальчик бинокль на щенка. Гугуцэ не стал и слушать об этом. Тогда сосед привёл целую собаку. Мальчик втиснул его в бинокль: «Ага! А человечки-то с вами!» Сосед припустился от бинокля, только пятки засверкали.

Собака остановилась у ворот, залаяла на мальчика, человечки злобно погрозили зелёными кулачками…

Пробовали и купить бинокль и украсть, да ничего из этого не вышло.

И вдруг в бинокль ничего не стало видно, кроме каких-то драных облаков. А кто виноват? Сам Гугуцэ. Вот как это получилось.

Однажды мама сказала:

— Сходи, сынок, к дяде Пантелею. Скажи, пусть, пожалуйста, придёт и поможет мне тянуть филёнки. А то так и застанет меня праздник в недокрашенном доме.

Какие ещё филёнки, когда у Гугуцэ есть дела поважнее! Притворился он, что смотрит в бинокль, а сам возьми и соври: нет, мол, дяди Пантелея дома.

Мама есть мама. Поверила сыну, сама стала тянуть филёнки: как ни проведёт кистью, криво у неё получается. Мучилась она, мучилась, да и побежала искать по селу дядю Пантелея.

Ложь показалась Гугуцэ маленькой, с ложечку величиной, как раз для его рта.

Но чуть мама вышла со двора, как маленькая ложь — раз! — и превратилась в человечка со шляпой набекрень.

— Добрый день, папаша! — снял человечек шляпу.

Гугуцэ оглянулся — никого. Значит, человечек с ним разговаривает. Нагнулся, осмотрел гостя. Крошечный, с зелёными, как плесень, волосами, не отличишь от человечков соседа.

— Есть хочу, папаша! — попросил гость.

Гугуцэ взял человечка к себе на ладонь, угостил сначала хлебной крошкой, но человечек отказался, потом семечком подсолнуха, но человечек пнул его ножкой.

— Ухо корми, а не брюхо! Чем слушаем, тем и кушаем! — Человечек повернул к мальчику ухо. — Знаешь, чем я питаюсь? Не зёрнышком ржи, а зёрнышком лжи!

Гугуцэ растерянно посмотрел на него.

— Так где, говоришь, дядя Пантелей? — спросил зеленоволосый.

— Дома нет, — пробормотал мальчик.

— Кхе-кхе! — человечек спрыгнул с ладони, весело перекувырнулся и вроде бы чуть подрос. — Спасибо, папаша, за обед!

Глаза у Гугуцэ сделались больше человечка, и мальчик пустился бежать от него со всех ног. Он и скрывался в посадках кукурузы, и прыгал через огуречные грядки, и метался взад-вперёд по картофельному полю, и продирался сквозь кусты, а потом влез на чердак, открыл, сам не зная как, заслонку и забился в дымоход.

Только решил, что сбил человечка со следа, как кто-то влез к нему чуть ли не в самое ухо и шепчет:

— Вот что я думаю, папаша. Придёт мать, разожжёт под нами огонь. Она ведь сегодня собиралась испечь хлеб.

Гугуцэ недовольный вылез из дымохода.

— Ох, папаша! Ты же чёрный от сажи!

Человечек перескочил с одного плеча мальчика на другое и принялся стряхивать своей шляпой сажу с одежды.

— Говоришь, дяди Пантелея нет дома?

— Прицепился ко мне как репей! — злился Гугуцэ, слезая с чердака. — Ну, где ты там?

— Здесь, папаша! В трёх моих шагах от твоего левого уха. Ты вперёд глядишь, я — назад. У тебя теперь, можно сказать, четыре глаза!

Гугуцэ как припустил под горку. Добежал до Рэута и уже возле Лушки вниз головой нырнул прямо в пучину. Терпел под водой, сколько мог, думал, что избавился от человечка. Но не успел высунуть голову, чтобы набрать воздуху, — глядь, плывёт у него перед носом шляпа человечка, а в ней животиком кверху разлёгся зеленоволосый.

— Раздеться забыл, папаша! — насмехается человечек.

В мгновение ока он вскочил на голову Гугуцэ, нырнул с неё в воду и поплыл так, что любо-дорого смотреть. Потом ещё и ещё понырял, покувыркался, обрызгал мальчика. А по дороге домой сказал:

— Спать хочу, папаша! Охохонюшки! Видать, после купанья разморило.

Гугуцэ втиснул человечка в воробьиное гнездо под самой крышей, заткнул выход оттуда, слез, поставил лесенку на место и поглядел в бинокль, не идёт ли мама.

Вертит бинокль и так и сяк, что-то неладно: ничего не видно, кроме каких-то зелёных облаков.

— Идёт, да не мама! — раздался голосок прямо из самого бинокля.

— Ты и туда забрался! Кыш из бинокля! — рассвирепел Гугуцэ.

Тут открылась калитка, и во двор вошёл агроном.

Мальчик скорей спрятал бинокль за пазуху.

— Слушай, Гугуцэ, — просит агроном. — Дай-ка мне твой бинокль. Погляжу, не зарастает ли бурьяном кукуруза на том краю села. Помнишь, какой позавчера ливень прошёл?

— И рад бы, дядя, да не могу. Одолжил бинокль на сегодня двоюродному брату, — опять соврал Гугуцэ, боясь, что агроном посмеётся над тем, каким теперь сделался бинокль.

Агроном ушёл.

А у Гугуцэ, как только он сказал ложь, появился ещё один зелёный человечек. Сидит на шляпе у мальчика, ножками болтает:

— Ты звал меня, папаша?

— Кхе-кхе! Нас уже двое! — обрадовался тот, кто сидел в бинокле.

— Вот скормлю вас обоих кошке! — пригрозил Гугуцэ. — Чего пристали? Я вам не наседка, а вы не цыплята. А-а, хотите без бинокля меня оставить?

— Гугуцэ-э-э! — кличет с улицы какая-то женщина. — Прошу тебя, детка, посмотри, где председатель, а то к нему человек приехал из самого Кишинёва.

Гугуцэ с биноклем залез на дерево. Но чуть поднёс бинокль к глазам, как второй человечек — шасть туда.

— Сколько всего видно в папин бинокль! Куда это курица побежала? — удивлялись человечки. А мальчик видел один зелёный туман. Тряс, тряс Гугуцэ бинокль: «Кыш, кыш отсюда!», но не вытряс человечков.

А вот и мама с дядей Пантелеем. Гугуцэ слез с дерева и бегом к воротам, а человечки за ним, придерживая шляпы.

— Мама! — Гугуцэ упал перед ней на колени. — Прогони меня насовсем, но только прости меня, мамочка! Дядя Пантелей был дома.

Видит мама, что Гугуцэ смотрит ей прямо в глаза, велела ему подняться и простила.

— Ах! — раздалось за спиной у Гугуцэ. Повернул он голову, а первый человечек сквозь землю провалился. Только шляпа от него осталась, зацепилась за травинку. Второй, весь бледный, тянул Гугуцэ за рукав:

— Держись, папаша! Стой на своём, папаша!

— Кто это с тобой разговаривает, Гугуцэ?

— Да так. Человечки какие-то. Один уже удрал…

Мама чуть усмехнулась и пошла с дядей Пантелеем в дом, а Гугуцэ кинулся искать агронома, чтобы поскорей рассказать ему всю правду про бинокль.

Домой вернулся весёлый, будто гора с плеч свалилась.

С тех пор никаких зелёных облаков в бинокле не замечалось,

Односельчане, как и раньше, чуть что — идут к Гугуцэ. Сторожа в его селе стали портными, сапожниками, плотниками. А один переселился в город и продаёт мороженое.