Как-то поехал Гугуцэ в город и увидел большие весы. У весов стоял старик в белом халате и взвешивал прохожих.

По дороге домой Гугуцэ вспомнил, что у него в сарае тоже весы. Утром папа с мамой ушли в поле, а Гугуцэ с сестрёнкой вытащили весы и поставили их у ворот. Гугуцэ надел рубашку навыпуск. Рубашка длинная белая. Чем не халат? Сестрёнка выкопала гнездо картошки. Картофелины большие и маленькие. Чем не гири?

Написал Гугуцэ на бумажке цифру «4», нарисовал копейку, прилепил бумажку к весам, встал рядом. Всё как в городе, но прохожие не те, идут себе мимо. Ладно, сотрём «4», напишем «3». Опять никто не подходит.

Хорошо, снизим цену до копейки. Ага, какой-то дяденька остановился, смотрит на весы, хочет что-то сказать. Нет, раздумал, пошёл своей дорогой.

Гугуцэ снял бумажку. Значит, можно бесплатно взвеситься. Всё равно никто не подходит. Тогда сестрёнка принесла подол яблок и подол груш. Яблоки — мужчинам за то, что взвесятся, груши — женщинам. Но прохожие, словно сговорились, не идут к весам. Зато мальчишки из соседних дворов набежали, взвесили свои шапки, съели все яблоки и груши.

Перед обедом ехал мимо ворот возчик, приятель Гугуцэ. Остановил коней, узнал, как дела.

— Не горюй, — говорит. — Научу тебя, что делать. Давай-ка весы на повозку. Едем на ток. Вот где народу собралось!

Приехали на ток, весы на землю поставили, смотрят: народу и вправду видимо-невидимо.

— Эй, люди! — закричал возчик. — Хотите узнать, сколько в вас пудов, обращайтесь к молодому человеку!

Но люди работали, никто даже не оглянулся. Стоит Гугуцэ у весов один-одинёшенек. Солнце уже заходило, когда он решил заправить рубашку и оставить весы на току. Зачем они, если взвешивать некого?

Вдруг вышел из толпы дядя Ион, смахнул с лица росинки пота.

— А ну, — говорит, — взвесь-ка меня, паренёк!

Нашёл он для Гугуцэ настоящие гири, стал на весы, и глаза у Гугуцэ вспыхнули от радости, как огоньки.

Поставил Гугуцэ гири, вынул из-за уха карандаш, подсчитал:

— Пять пудов, дядя Ион.

— Только и всего? — усмехнулся в усы дядя Ион.

Взял Гугуцэ другой карандаш, химический, опять подсчитал дядины килограммы. Всё сходится.

— Взвесь-ка ещё вот это, — улыбнулся дядя Ион и кинул на весы мешок с зерном.

Гугуцэ взвесил мешок и прибавил его вес к весу дяди Иона.

— Что-то не то получается, — покачал головой дядя Ион. — Добавь-ка вон ту кучу зерна.

До самой темноты играли весы у Гугуцэ. Вот уже и свет зажёгся, и оба карандаша стёрлись, простой и химический.

— Молодец! — улыбается дядя Ион. — Взвесь-ка заодно и эту кучу, и показывает на кучу зерна в семь раз больше прежней.

Гугуцэ не из тех, кто от работы бежит. Дал ему дядя Ион весы побольше и двух помощников. Целую неделю провёл Гугуцэ в поле, сестрёнка носила ему еду, карандаши, тетради в клеточку. Каждый день новая тетрадка. Про карандаши и говорить нечего: один помощник Гугуцэ только и делал, что карандаши точил.

На восьмой день кончил Гугуцэ взвешивать зерно и показал дяде Иону, какая цифра получилась. Наморщил лоб дядя Ион:

— Опять не то, сынок. Надо бы ещё добавить.

И указал на горы кукурузных початков высотою до неба, на холмы подсолнечника, на подводы с виноградными гроздьями. Дядя Ион дал Гугуцэ третьего помощника и самые большие весы.

Была осень. В школе давно уже шли уроки. Положил Гугуцэ тетрадки в чемодан и пошёл к старому учителю за помощью. Учитель усадил за работу весь третий класс. День за днём мальчики и девочки прибавляли, отнимали, опять прибавляли, пока не кончились чернила в чернильницах. И получилась у них цифра, длинная, как поезд.

Гугуцэ дал бы им ещё посчитать, да не знал он, как взвесить пшеницу, которую уже посеяли, виноград, съеденный детьми, зерно, которое птицы склевали. Нашёл он дядю Иона и показал ему цифру, похожую на поезд:

— Ты, дядя Ион, весишь сто тысяч пудов. Вот сколько!

— Ну, что ж. Теперь как будто правильно.

Разгладил усы дядя Ион и добавил:

— А ты, Гугуцэ, будь здоров, подрастай, сил набирайся. Хороший из тебя выйдет школьник.