1. Этнический фаворитизм как объясняющий фактор
2. Меры этнических конфликтов и этнический фаворитизм
3. Результаты эмпирических исследований
4. Влияние особых местных факторов
5. Средства смягчения этнических конфликтов и насилия
6. Живучесть этнических конфликтов и насилия
Этнические конфликты вновь и вновь сотрясают этнически разделенные общества во всех уголках нашего мира. Даже незначительные этнические различия могут приводить к конфликтам и насильственным действиям. В современном мире большинство ожесточенных столкновений, включая межгосударственные, гражданские войны, восстания и терроризм, имели связь с этническими конфликтами. Миллионы людей были убиты в межэтнических конфликтах, еще больше стали переселенцами, будучи вытесненными, изгнанными из регионов своего традиционного проживания или вынужденными бежать из своей страны. Число беженцев по этническому признаку достигает десятков миллионов. Масштабы этнических конфликтов, как представляется, не будут уменьшаться. Проблема, рассматриваемая в настоящем исследовании, касается вопроса, почему этнические группы имеют тенденцию конфликтовать между собой во всех этнически неоднородных государствах.
1. Этнический фаворитизм как объясняющий фактор
Я попытался показать в этой книге, что мы способны проследить истоки этнических конфликтов в некоторых эволюционных характеристиках человеческой природы (этнический фаворитизм), а следовательно, логично ожидать продолжения этнических конфликтов во всех этнически разделенных обществах. Тем не менее следует отметить, что этнический фаворитизм не представляется первопричиной конфликтов интересов в человеческих обществах. Как объяснялось в главе 1, первопричина конфликтов заключается в том, что мы обречены на бесконечную борьбу за постоянно ограниченные ресурсы. Теория этнического фаворитизма не выявляет причин возникновения конфликтов, но объясняет, почему многие виды конфликтов интересов в этнически разделенных обществах имеют тенденцию к канализации по этническим линиям. Эволюционные корни фаворитизма, как представляется, находятся в нашем геноме, так как в генетическом плане рационально поддерживать родственников. Этнический фаворитизм является расширенной формой семейного фаворитизма. В среднем члены этнической группы генетически теснее связаны друг с другом, нежели с чужаками. Поскольку правила этнического фаворитизма запечатлены эволюцией в наших генах, вряд ли можно искоренить эту модель поведения из человеческой природы.
Аргументация относительно казуального влияния этнического фаворитизма привела меня к предположению о существовании систематической связи между степенью этнической разнородности общества и уровнем этнического конфликта. Я предположил, что этническая разнородность приводит к этническому конфликту во всех этнически разделенных обществах, а иногда этнические конфликты перерастают в ожесточенные столкновения. Масштабы и значимость этнических конфликтов, как предполагается, будут тем значительнее, чем сильнее этническая неоднородность популяции. Короче говоря, была выдвинута гипотеза, что чем глубже этническое разделение населения страны, тем больше конфликтов интересов канализируется в ней по этническим линиям.
В силу того, что этнический фаворитизм присущ нашей природе, общей для всех человеческих популяций, эта связь предположительно должна быть универсальной и проявляться во всех человеческих популяциях, охватывая все цивилизационные и культурные границы. Эта гипотеза противоречит объяснениям этнических конфликтов с точки зрения феноменов
культуры, базирующихся на предположении, что этнические конфликты и насильственные столкновения вызываются определенными факторами культуры и среды, варьирующими от одного места к другому. Следовательно, не может существовать какого-либо общего объясняющего фактора, лежащего в основе всех этнических конфликтов. Безусловно, различные культурные, местные и случайные факторы всегда влияют на проявление и природу конкретных этнических конфликтов. Но мой аргумент заключается в том, что в определенных пределах, хотя и не в полной мере, можно связать происхождение всех этнических конфликтов с действием общего объясняющего фактора – этнического фаворитизма, мерой которого в настоящем исследовании служила этническая неоднородность общества (ЭН).
Эту гипотезу о влиянии этнического фаворитизма можно проверить на основании эмпирических данных, тогда как культурные объяснения протестировать обычно невозможно по той простой причине, что трудно или невозможно оперировать культурными концепциями в качестве измеряемых переменных. Гипотетические концепции культурных объяснений оказались слишком расплывчатыми.
2. Меры этнических конфликтов и этнический фаворитизм
Центральная гипотеза, выведенная из теории этнического фаворитизма, была протестирована на эмпирических данных путем замены гипотетических концептов переменными операционной среды – оценкой по шкале уровня этнического конфликта (УЭК) и уровнем этнической неоднородности (ЭН).
В главе 2 я сформировал показатель: шкалу оценок уровня этнического конфликта—меру масштаба и значимости этнических конфликтов на национальном уровне. Показатель представляет собой комбинацию более или менее мирных и институализированных, а также насильственных этнических конфликтов. Его величина варьирует от 1 до 5, от незначительных этнических конфликтов (1) до чрезвычайно ожесточенных насильственных конфликтов (5) за период 2003-2011 годов. При выставлении оценок УЭК я пытался применять одинаковые критерии этнического конфликта, кратко определенные и описанные в главе 2, ко всем вошедшим в исследование странам. Оценки УЭК представляют собой лишь грубые приближения, но я полагаю, что они удовлетворительно разделяют страны с широкомасштабными этническими конфликтами от стран с менее значительными этническими конфликтами или без каких-либо существенных этнических конфликтов. Полученные оценки УЭК для 176 стран с краткими характеристиками природы этнических конфликтов представлены в Приложении 1.
Поскольку в настоящем исследовании этнический фаворитизм использован в качестве главного объясняющего фактора, было необходимо сформировать основную эмпирическую переменную для измерения его влияния. К сожалению, мы не имеем общепризнанной меры этнической неоднородности общества (ЭН). Для целей настоящего исследования я сформировал переменную, измеряющую уровень ЭН. Она базируется на процентном отношении наиболее значительных расовых, национальных, языковых, племенных или длительно существующих религиозных групп. В каждом случае было необходимо решить, какой из типов этнического разделения будет наиболее подходящим для оценки ЭН в стране. В некоторых странах наиболее значимо разделение по расовому признаку, тогда как в ряде других важнейшим является разделение по национальному, языковому, племенному или религиозному признаку. В Приложении 2 представлены данные о процентной доле наиболее крупных этнических групп наряду с инверсной долей остальных (ЭН). Следует отметить, что доля основной этнической группы представляет собой показатель этнической однородности популяции, в то время как инверсная доля является мерой ее этнической неоднородности (ЭН). Я считаю эмпирические данные о наиболее значительных этнических группах сравнительно надежными, хотя в нескольких случаях были возможны разные интерпретации. Кроме того, при формировании оценок ЭН мы пытались учесть тот факт, что генетические расстояния между расовыми группами намного больше, чем между этническими группами других типов, особенно между племенными. Это было принято в расчет в случаях племенных групп в регионах
Африки южнее Сахары, когда инверсный процент наибольшей племенной группы делили на 2. В случаях же, когда этнические разделения разных типов совпадали почти полностью, инверсный процент наибольшей этнической группы умножали на 2 (Израиль и Шри-Ланка). Согласно моему предположению, генетическое расстояние между этническими группами, как правило, тем больше, чем дольше эти этнические группы были отделены друг от друга.
Уровень этнической неоднородности (ЭН) был моей главной объясняющей переменной, но, разумеется, существуют и другие переменные, пригодные для измерения этнического разнообразия. Я нашел в литературе две меры этнической фрагментированности (Anckar et al., 2002; Alesina et al., 2003), которые могут быть использованы как альтернативные меры этнического фаворитизма. Задачей было определить, в какой степени эти меры этнической фрагментированности коррелируют с ЭН и насколько они способны объяснять глобальные вариации уровня этнических конфликтов.
Кроме того, я хотел проверить объясняющую силу показателя ЭН с помощью некоторых альтернативных объясняющих переменных. Для этой цели я избрал четыре переменные: 1) валовой внутренний продукт на душу населения по паритету покупательной способности за 2008 год (ВВП/ППС-08); 2) индекс развития человеческого потенциала за 2010 год (ИРЧП-2010); 3) индекс демократизации за 2010 год (ИД-2010); 4) объединенный рейтинг политических прав и гражданских свобод американской организации «Дом Свободы» за 2010 год (РПС-2010). Использование этих переменных основывалось на гипотезе, согласно которой повышение уровня социально-экономического развития, как правило, сглаживает этнический конфликт, а демократия способствует этническому миру. Целью было выяснить, в каких пределах эти переменные могут объяснять вариацию УЭК, а также насколько они пригодны для этого вне зависимости от показателя этнической неоднородности.
Оперирование зависимыми и объясняющей переменными позволило преобразовать исходную гипотезу в четыре проверяемые рабочие гипотезы, описанные в конце главы 2.
3. Результаты эмпирических исследований
Четыре рабочие гипотезы были протестированы с помощью корреляционного анализа. Методика и результаты представлены в главе 3. Было найдено, что меры этнической и языковой фрагментированности, предложенные Анкаром (Anckar et al., 2002) и Алесиной (Alesina et al., 2003), коррелируют с ЭН в умеренной степени, а их меры религиозной фрагментированности практически независимы от ЭН и от их мер этнической и языковой фрагментированности (таблица 3.1). Четыре альтернативные объясняющие переменные (ВВП/ППС-08, ИРЧП-2010, ИД-2010 и РПС-2010) лишь незначительно коррелировали с ЭН (таблица 3.2), что было интерпретировано как указание на очень слабую зависимость уровня этнической неоднородности от уровней социально-экономического развития и демократизации.
В ходе построения корреляций ЭН и еще десяти других объясняющих переменных с УЭК (таблица 3.3) было выявлено, что в группе из 176 стран наличествует высокая корреляция (0,812) между ЭН и УЭК, тогда как корреляции между остальными 10 объясняющими переменными и УЭК были умеренными или низкими. Результаты корреляционного анализа строго подтверждают первую гипотезу о положительной корреляции между ЭН и УЭК. Объясняемая доля корреляции (66%) удивительно высока, принимая во внимание тот факт, что уровни этнических конфликтов зависят также от многих сугубо местных факторов и обстоятельств, варьирующих от страны к стране.
Результаты корреляционного анализа поддерживают вторую гипотезу о наличии положительной зависимости между УЭК и шестью переменными этнической фрагментированности. Корреляции были умеренными в случае этнической и языковой фрагментированности, но отсутствовали в случае религиозной. При этом предложенные Анкаром и Алесиной переменные этнической и языковой фрагментированности объясняли не более 22-36% вариации УЭК. Это означает, что по объясняющей силе обозначенные переменные сильно уступают ЭН. Полученные результаты опровергли вторую гипотезу в случае переменных религиозной фрагментированности.
Третью гипотезу об отрицательной зависимости между УЭК и ВВП/ППС-08, ИРЧП-2010 и ИД-2010 результаты поддерживают лишь в незначительной степени. Корреляции, как и предполагалось, были отрицательными, но слабыми (см. таблицу 3.3). Доля вариации УЭК, объясняемая этими переменными, лежала в пределах от 6% (ИД-2010) до 16% (ИРЧП-2010). Это означает, что невозможно в какой-либо существенной степени объяснить выраженность этнических конфликтов величиной национального дохода на душу населения, уровнем развития человеческого потенциала либо уровнем демократизации. Это важное открытие. Уровень этнического конфликта представляется почти независимым от уровней социально-экономического развития и демократизации.
Результаты корреляционного анализа в незначительной степени поддерживают четвертую гипотезу о положительной зависимости между РПС-2010 и УЭК (корреляция на уровне 0,330). Уровень демократизации не дает сколько-нибудь удовлетворительного объяснения вариации УЭК, хотя результаты корреляционного анализа в незначительной мере поддерживают гипотезу о демократическом гражданском мире. Уровни этнических конфликтов оказались почти одинаковыми как в демократических, так и в недемократических обществах.
Для проверки способности восьми альтернативных объясняющих переменных объяснить вариацию УЭК независимо от ЭН нами был применен множественный корреляционный анализ (таблица 3.4). Результаты показали, что эти иные объясняющие переменные способны увеличить объяснимую долю вариации УЭК лишь в самой малой степени, на величину от 1% до 6%. Почти все объяснения, даваемые этими альтернативными переменными, перекрывались объяснениями, даваемыми ЭН.
Результаты эмпирического анализа привели нас к выводу о том, что этнический фаворитизм, измеряемый показателем ЭН, является основным эволюционным фактором, объясняющим повсеместное возникновение конфликтов этнических интересов практически во всех этнически разделенных обществах, и способен объяснить 66% вариации УЭК в глобальном масштабе. Так как склонность человека к этническому фаворитизму, вероятнее всего, запечатлена в нашем геноме, небезосновательно предположить, что этнические конфликты в человеческих обществах сохранятся и в будущем.
Необъясненная часть вариации УЭК (34%) обязана действию других факторов, включая различного рода местные, временные и случайные факторы наряду с погрешностями измерения и влиянием политического руководства. Моей целью в настоящем исследовании было сосредоточить внимание на объясняющей силе этнического фаворитизма.
Я не пытался полностью раскрыть причины вариации уровня этнических конфликтов на национальном уровне. Но было бы полезно получить какие-нибудь намеки относительно природы этих иных объясняющих факторов. Некоторые из них могут находиться под сознательным контролем человека, что подразумевает возможность их использования для смягчения или обострения этнических конфликтов, особенно насильственных. Нами был использован регрессионный анализ (см. главу 4) для выявления: 1) стран, где оценки УЭК за 2003-2010 годы приблизительно совпадали с предсказанными регрессионным уравнением; 2) стран, чьи оценки УЭК отклонялись от линии регрессии между ЭН и УЭК; 3) стран, где отношения ЭН и УЭК в большей или меньшей степени противоречили гипотезе о причинной связи этих показателей. Поскольку 34% вариации остались необъясненными, остается достаточный простор для стран, явно отклоняющихся от модельной зависимости. Рассмотрение наиболее отклоняющихся стран может предоставить подсказки о других факторах, влияющих на выраженность этнических конфликтов. Я был особенно заинтересован выяснением влияния демократических институтов, поскольку они представляют собой фактор, находящийся под сознательным контролем человека. Нет необходимости приспосабливать все виды демократических институтов в равной мере для смягчения конфликтов этнических интересов. Демократические институты, которые предполагается применять для смягчения этнических конфликтов, должны быть приспособлены к местным условиям и этническим структурам, способным значительно различаться от страны к стране. Мой интерес основывался на идее о том, что, приспособив в достаточной мере демократические институты к запросам этничности и этнического фаворитизма, будет возможным избежать эскалации этнического конфликта в открытое насилие. Вследствие этнического фаворитизма конфликты этнических интересов неизбежны во всех этнически разделенных странах, но этническое насилие не является неизбежным. Вероятно, можно избежать насилия на этнической почве посредством политических компромиссов между этническими группами. Систематические различия между значительными положительными и отрицательными выбросами могут давать нам подсказки относительно факторов, обусловливающих более высокий или более низкий относительно ожидаемого уровень этнических конфликтов.
4. Влияние необычных местных факторов
Обзоры по странам в главах 5, 6 и 7 даны с целью предоставления большей информации относительно природы этнических разделений и этнических конфликтов в каждой их стран. Приведенные в Приложениях 1 и 2 значения оценок УЭК и уровней этнической неоднородности основываются на этих данных. Этнические конфликты и разделения неодинаковы в каждой из стран и зависят от местных обстоятельств. При этом удивительно, что, вопреки бесчисленным местным различиям, уровень этнической неоднородности (этнический фаворитизм) достаточно хорошо предсказывает уровень этнических конфликтов в большинстве из 176 исследованных стран. Результаты регрессионного анализа зависимости УЭК от ЭН показали, что в 105 случаях оцененный нами уровень этнических конфликтов отклонялся от линии регрессии на величину всего лишь ±0,4 единицы шкалы УЭК или менее. Действительные значения УЭК отклонялись от линии регрессии на умеренную величину (от ±0,5 до ±0,6 единиц) в 34 случаях, а на более значительную величину (±0,7 единицы или более) в 37 случаях. Страны, расположившиеся вблизи линии регрессии, не являются проблемными с точки зрения настоящего исследования, так как строго поддерживают его базовую гипотезу. Но 34 страны с умеренными и особенно 37 стран со значительными отклонениями в определенной мере противоречат базовой гипотезе. Это подразумевает воздействие на УЭК неких систематических или случайных местных факторов. Было бы полезно узнать что-либо о них. Представленные в главах 6 и 7 обзоры стран с умеренными и значительными отклонениями включают некоторые пояснения относительно особых местных факторов, имеющих отношение к отклонениям этих стран от линии регрессии. Давайте посмотрим, какого рода факторы фигурируют в обзорах стран.
Из обзоров 18 стран с умеренными положительными отклонениями следует, что глубокие расовые и культурные разделения активизировали этнические конфликты, по крайней мере в таких странах, как Бангладеш (бенгальцы и племена региона Читтагонг Хиллз), Чили (белые/метисы и племена индейцев мапуче), Франция (европейцы и не-европейцы), Мавритания (арабы мусульмане и чернокожие африканцы) и Зимбабве (чернокожие и белые). Борьба за владение одной и той же территорией, как представляется, увеличила масштабы насильственных конфликтов в Бангладеш, Китае и Израиле. Глубокая религиозная и общинная вражда, как видится, интенсифицировала этнические конфликты и привела к насилию между мусульманами и индуистами в Бангладеш, между католиками хорватами и православными сербами в Хорватии, а также между мусульманами и придерживающимися христианства коптами в Египте. Притеснения и дискриминированное положение значительного цыганского меньшинства интенсифицировали этнические конфликты в Венгрии и Румынии.
Обзоры 16 стран с умеренными отрицательными отклонениями указывают на три типа местных факторов, характерных для нескольких из этих государств: 1) наличие демократических институтов в таких странах, как Бенин, Эстония, Германия, Гайана, Ямайка, Малайзия, Маврикий, Панама и Швеция; 2) наличие жесткой автократической политической системы на Кубе, в Иране и Лаосе; 3) наличие расово смешанного населения, особенно на Кубе и в Панаме. Уровень институализированных этнических конфликтов в демократических обществах может оставаться высоким, но если всем этническим группам обеспечено участие в национальной политике через демократические институты, это может препятствовать эскалации конфликтов этнических интересов в насилие. Автократические режимы могут быть достаточно сильны для того, чтобы поддерживать институализированную дискриминацию и неравенство некоторых этнических групп и предотвращать насильственные этнические столкновения. В странах с большой долей этнически смешанного населения неуверенность многих людей в своей этнической принадлежности может способствовать сглаживанию этнических конфликтов и насилия.
Очевидно, что особые местные факторы, связанные с повышенными или пониженными против ожидаемых уровнями этнических конфликтов в группах стран с умеренно повышенными или пониженными отклонениями, совершенно различны. Интересно, будут ли такие же типы систематических различий проявляться и в группах с большими положительными или отрицательными отклонениями.
Обзоры 21 страны с большими положительными отклонениями указывают на то, что глубокие расовые разделения и религиозная вражда характерны для многих из этих стран, равно как и для стран с умеренными положительными отклонениями. Серьезные расовые и культурные различия, как представляется, интенсифицировали этнические конфликты, по крайней мере в Чили (белые и коренное население), Франции (европейцы и иммигранты не-европейцы), Мали и Нигере (чернокожие африканцы и туареги), России (русские и мусульмане кавказского региона), Южной Африке (чернокожие африканцы и белые) и Судане (арабы и чернокожие африканцы). Широкомасштабное этническое насилие, связанное с религиозной враждой, особенно проявлялось в Ираке (мусульмане шииты и сунниты) и Нигерии (христиане и мусульмане). Существенная разница между странами с умеренными и большими положительными отклонениями заключалась в выраженности этнического насилия. Страны с умеренными положительными отклонениями избегали серьезных вспышек этнического насилия, тогда как уже чрезвычайно высокий уровень этнического насилия возрастал в Афганистане, Бирме, Бурунди, Демократической Республике Конго, Кот-д’Ивуаре, Восточном Тиморе, Ираке, Кении, Сомали, Шри-Ланке, Судане, Таиланде и Турции. Некоторые необычные местные обстоятельства и неудачи политических лидеров в достижении компромиссов способствовали вспышкам серьезного этнического насилия во всех этих странах. Я хочу акцентировать внимание на том, что серьезные конфликты этнических интересов не перетекают в насильственные действия автоматически. Всегда или почти всегда возможно избежать насильственного конфликта посредством политических компромиссов, удовлетворяющих стремлениям основных соперников. Иными словами, вспышки насильственных этнических конфликтов часто связаны с неспособностью политических лидеров идти на компромисс.
Обзоры 16 стран с большими отрицательными отклонениями показали, что объясняющие факторы в большинстве случаев были сходны с таковыми для стран с умеренными отрицательными отклонениями. Следует отметить, что большинство наиболее выпадающих стран этой группы являлись на 2010 год демократиями. Очевидно, что их политические лидеры оказались в состоянии достичь компромиссов, позволивших избежать серьезного этнического насилия. Несколько стран с большими положительными отклонениями также являлись в 2010 году демократиями, но их правительства оказались не в силах удовлетворительно решить все этнические проблемы. Точно так же, как в случае стран с умеренными отрицательными отклонениями, недемократические и автократические режимы в Брунее, Катаре, Туркменистане и Объединенных Арабских Эмиратах оказались достаточно сильными, чтобы предотвращать этническое насилие и поддерживать институализированную дискриминацию некоторых этнических групп. В случае Мадагаскара вспышкам этнического насилия препятствовало, вероятно, обширное этническое смешение.
Рассмотрение различий местных факторов, связанных с более высокими или более низкими, чем ожидалось, уровнями этнических конфликтов, дает некоторые подсказки относительно природы других факторов, способных объяснить явные отклонения оценок стран от линии регрессии. Некоторые из этих объясняющих факторов могут предоставить средства смягчения этнических конфликтов и насилия.
5. Способы смягчения этнических конфликтов и насилия
Сведения, полученные в ходе настоящего исследования, предоставляют материал для изыскания средств смягчения этнических конфликтов и насилия. Я обращаю особое внимание на институциональные реформы, демократические компромиссы и использование разделения. Радикально устранить этнические конфликты из нашего мира невозможно, так как они коренятся в нашей закрепленной эволюцией предрасположенности к этническому фаворитизму и проистекают из неизбежной борьбы за ограниченные ресурсы. Но в отдельных случаях может оказаться возможным смягчать этнические конфликты и предотвращать или уменьшать этническое насилие с помощью стратегий, находящихся под сознательным контролем человека.
Институциональные реформы
Некоторые обзоры стран с умеренными или большими отклонениями дают основание полагать, что уровень этнических конфликтов зависит не только от ЭН, но и от различных институциональных механизмов. Степень приспособленности политических и социальных институтов к требованиям этничности варьируют в широких пределах. Поскольку политические и социальные институты в принципе находятся под сознательным контролем человека, было бы полезно понять, как они использовались и как могут быть использованы для регулирования этнических отношений.
Дискриминация, репрессии и рабство служили для поддержания гегемонии доминирующей этнической группы и предотвращения насильственных восстаний покоренных этнических групп в этнически разделенных обществах преимущественно с автократической формой правления, но также и в некоторых демократиях. Это тоже метод защиты этнического мира, но он сам по себе основан на насилии. В период 2003-2011 годов систематическая дискриминация и подавление порабощенных этнических групп использовались для поддержания этнического мира в таких, к примеру, странах, как Бахрейн, Бутан, Бруней, Гватемала, Кувейт, Мавритания, Оман, Катар, Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, а также, в меньших масштабах, в нескольких других. Такой метод не всегда оказывался успешным. Некоторые из угнетенных этнических групп восставали и пытались улучшить свое положение посредством насилия в период 2003-2011 годов или несколько ранее, например, в Боливии, Бирме, Бурунди, Китае, Джибути, Восточном Тиморе, Эквадоре, Грузии, Гватемале, Индии, Индонезии, Иране, Израиле, Лаосе, Мексике, Непале, на Филиппинах, в России, Руанде, Южной Африке, Шри-Ланке, Судане, Таиланде и Турции. Как авторитарные, так и демократические системы могут потерпеть неудачу в своих попытках сохранить этнический мир и традиционное этническое неравенство.
Есть несколько стран, где этнические группы юридически примерно равны, но все же вступали жестокую борьбу за власть в период 2003-2011 годов или раньше, потому что в этих странах не удалось обеспечить удовлетворительное разделение институтов власти. Данная группа включает, по меньшей мере, Афганистан, Анголу, Боснию и Герцеговину, Центрально-Африканскую Республику, Чад, Демократическую Республику Конго, Республику Конго, Кот-д’Ивуар, Эритрею, Эфиопию, Гану, Гвинею, Ирак, Кению, Ливан, Либерию, Мозамбик, Нигер, Нигерию, Сенегал, Сьерра-Леоне, Сомали и Уганду. В этой группе оказались как демократии, так и недемократические государства. Большинство из стран находятся в Африке южнее Сахары. Очевидно, что их политические системы не располагали достаточными институциональными средствами разрешения конфликтов этнических интересов мирным путем. Вопрос в том, какого рода институты необходимы в подобных странах для сохранения этнического мира. Я полагаю, что природа демократических институтов имеет немаловажное значение. Такие страны, как Ангола, Босния и Герцеговина, Ливан, Либерия, Мозамбик и Сьерра-Леоне, действительно добились прекращения гражданских войн с помощью демократических компромиссов и посредством учреждения демократических институтов, учитывающих некоторые запросы этничности.
Я склонен утверждать, что каждой значительной этнической группе должна быть предоставлена возможность принимать участие в национальной политике через собственную партию (партии). Но правительства многих стран, особенно в Африке южнее Сахары, пытаются предотвратить создание этнических партий путем запрета партий, формирующихся на основе клана, сообщества, этнической принадлежности, веры, пола, языка, региона, расы, секты или племени (Bogaards et al., 2010; Moroff, 2010). Я думаю, было бы лучше позволить людям самим решать, какого рода партия способна лучше представлять их интересы в национальных политических институтах. Бенджамин Рейли (Reilly, 2006b) ссылается на Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), в «Руководящих принципах» которой «недвусмысленно подтверждаются права этнических меньшинств формировать свои партии и бороться за официальное представительство на этнической основе» (р. 814). Его вывод следующий: «Если этническая группа не способна мобилизоваться и конкурировать за власть демократическими средствами, она, вероятно, отыщет иные пути для достижения своих целей» (р. 824).
Демократические компромиссы
Старые этнически разделенные демократические страны наподобие Бельгии, Швейцарии и Канады избегли насильственных этнических конфликтов, но есть и несколько новых этнически неоднородных демократий, где этнические конфликты сохраняли более или менее мирные формы. Рассмотрение стран с умеренными и большими положительными и отрицательными отклонениями выявило, что в группах стран с отрицательными отклонениями явно чаще существовала демократия, чем в группах с положительными отклонениями. Это наблюдение в некоторой степени поддерживает теорию демократического мира, но следует отметить, что не все виды демократических институтов в равной мере способны смягчать этнический конфликт. Президентская система правления, как представляется, чаще существовала в группах с умеренными или большими положительными отклонениями, чем в группах с отрицательными отклонениями. Вероятно, президентская система не столь хорошо приспособлена для смягчения этнических конфликтов, как парламентская система, поскольку при президентской системе власть чрезмерно сконцентрирована в руках одной этнической группы.
С этой точки зрения было бы полезно проанализировать этнически разделенные демократии (показатель ЭН 20 или выше) с отрицательными отклонениями, успешно поддерживавшими этнический мир. Эта группа стран наиболее определенно включала Белиз, Бенин, Канаду, Эстонию, Гвинею-Бисау, Гайану, Латвию, Малайзию, Маврикий, Панаму, Перу, Суринам, Тринидад и Тобаго и Замбию. Следует отметить, что большинство из них (кроме Бенина, Гвинеи-Бисау, Панамы и Перу) являлись парламентскими демократиями. В этих странах политическая власть была более или менее разделена между всеми значительными этническими группами. Их партийные системы были приспособлены для представления во власти всех значительных этнических групп. Кроме того, для политических систем Канады, Малайзии и Испании характерно наличие некоторых федеральных структур (см. Stewart et al., 2008, pр. 306-310).
Политические системы этих 14 демократий с отрицательными отклонениями дают нам подсказки относительно демократических институтов, успешно использованных для урегулирования конфликтов этнических интересов и поддержания этнического мира в этнически глубоко разделенных обществах. Реально ли этнически разделенным странам с большими положительными отклонениями последовать их примеру и уменьшить этнические конфликты и насилие с помощью демократических институциональных реформ? В действительности некоторые из них более или менее успешно пытались регулировать этнические отношения путем приспособления конституционных институтов к требованиям этнических разделений. Группа таких стран включает Афганистан, Боснию и Герцеговину, Бурунди, Эфиопию, Фиджи, Ирак, Ливан и Руанду. Однако я подозреваю, что многие страны, страдающие от этнического насилия, окажутся неспособными к необходимым демократическим компромиссам, требующим в качестве условия, например, юридического равенства противоборствующих этнических групп. К тому же нелегко достигать демократических компромиссов в странах, где этнические группы борются за контроль над неразделимыми территориями, как, например, в Израиле и Шри-Ланке. Помимо этого, все страны не могут быть в равной мере способны к установлению и поддержанию демократических институтов (Vanhanen, 2009).
Шансы многих стран на уменьшение этнического насилия путем демократических компромиссов, безусловно, достаточно ограничены, но полезно осознать, что этническое насилие не является неизбежным, и существуют институциональные средства урегулирования конфликтов. Дело в том, что многие современные демократические и иные политические институты не самым лучшим образом приспособлены для удовлетворения нужд этничности или для смягчения этнических конфликтов. Обычно политические институты приспособлены для охраны интересов господствующей этнической группы (групп). Мой вывод заключается в том, что имеется масса неиспользованных возможностей для смягчения этнических конфликтов посредством институциональной инженерии, особенно через демократические институты. Безусловно, это применимо только к демократиям или к странам, которые окажутся способны к установлению и поддержанию демократических институтов. Внедрение демократических институтов не поможет странам, которые не в состоянии поддерживать демократическую конкуренцию за власть, или же тем, где демократические институты несущественны в сравнении со значимостью авторитарных властных структур.
Демократические институты разделения власти в этнически разделенных демократиях должны быть приспособлены к местным условиям. Не существует единого общего образца, одинаково успешно применимого ко всем странам. В каждом случае следует рассматривать, какой вид государственного устройства (федерализм или унитарное государство), системы правления (парламентаризм или президентство), избирательной (пропорциональной или мажоритарной) и партийной систем будет наилучшим образом удовлетворять интересы разных этнических групп и создаст возможность политических компромиссов и разделения власти между ними. Существуют этнически разделенные старые демократии (подобные Канаде, Бельгии и Швейцарии), где демократические институты хорошо приспособлены к запросам этничности и где избегают этнического насилия. Имеются и некоторые примеры новых демократий (наподобие Боснии и Герцеговины или Фиджи), где были осуществлены серьезные и успешные попытки приспособления конституционных и демократических институтов к запросам этничности. Было бы полезно опробовать эти старые и новые примеры в других этнически разделенных обществах и решить, насколько они способны улучшить приспособленность их политических институтов к запросам этничности. Человеческий интеллект и накопленный в других странах опыт следует использовать для разрешения проблем сосуществования разных этнических групп в пределах одной страны.
Однако накопленный ранее опыт свидетельствует о невысокой готовности соперничающих этнических групп решать конфликты своих интересов посредством демократических компромиссов и разделения власти. Господствующей этнической группе нелегко предоставить равенство ранее угнетенной и разделить с нею власть на равных условиях. И угнетенным группам трудно согласиться на свое не вполне равноправное положение. Я думаю, мы не должны полностью исключать возможность демократических компромиссов, основанных на неравных условиях. На Фиджи и в Бурунди имеются новые конституционные структуры, являющиеся примерами демократических компромиссов, базирующихся на неравных условиях. На практике во многих старых и новых демократиях некоторые этнические меньшинства институционально дискриминированы и лишены справедливого представительства. В таких случаях этнические меньшинства, как представляется, принимают свое непривилегированное положение потому, что это уравновешивается некоторыми правами и возможностями выживания.
Вкратце, я полагаю, что во многих странах можно избежать этнического насилия посредством демократических компромиссов, что предполагает приспособление политических институтов для удовлетворения разумно обоснованных интересов всех значительных этнических групп. В практическом плане мы не может ожидать сколько-нибудь значительного увеличения использования демократических компромиссов по той причине, что какая-то этническая группа пожелает отказаться от достигнутых ею привилегий. Кроме того, непривилегированные этнические группы не всегда удовлетворяются уступками доминирующих. Достижение демократических компромиссов даже осложняется в ситуациях, когда более или менее равные этнические группы борются за контроль над одной территорией.
Разделение
При некоторых экстремальных обстоятельствах, когда этнические группы борются за контроль над одной неделимой территорией, не следует исключать возможности разделения (Thomay, 1993, pр. 124-126). Разделение было осуществлено в Индии, когда она добилась независимости в 1947 году, и позже в Пакистане, когда от него отделилась Республика Бангладеш. Кипр разделен на греческий и турецкий сектора. Недавно de facto разделение имело место в Сомали, когда Сомалиленд отделился в 1991 году; в Сербии, когда Косово провозгласило независимость в 2008 году; в Грузии, где Абхазия и Южная Осетия объявили о своей независимости в 2008 году; в Судане, где Южный Судан стал независимым в 2011 году. Имеется также ряд других стран, где возможно разделение. Но следует отметить, что не все разделения ведут к постоянному этническому миру, либо же эти разделения до сих пор официально не признаны всеми заинтересованными сторонами. Отношения между Индией и Пакистаном остаются натянутыми; сохраняется военное противостояние между греческим и турецким секторами на Кипре; Армения и Азербайджан до сих пор не сумели договориться о судьбе Нагорного Карабаха; то же самое относится к de facto разделенным Сомали, Молдове, Сербии и Грузии.
Наиболее успешные разделения имели место в бывшем Советском Союзе, где все республики провозгласили свою независимость; в Чехословакии, разделившейся на Чешскую Республику и Словакию; в бывшей Югославии, когда она распалась, и субъекты ее федерации провозгласили независимость. Разделы в Советском Союзе и Чехословакии происходили мирно, в то время как в некоторых частях бывшей Югославии они сопровождались кровавыми гражданскими войнами.
6. Живучесть этнических конфликтов и насилия
Наша развившаяся эволюционным путем склонность к этническому фаворитизму поддерживает межэтническую напряженность и конфликты этнических интересов в этнически разделенных обществах, а иногда приводит к этническому насилию. Поскольку мы не имеем каких-либо средств искоренения этой склонности, резонно ожидать, что конфликты этнических интересов в мире будут продолжаться и иногда приводить к этническому насилию. Тот факт, что история этнического насилия прослеживается вплоть до зари человеческой истории, поддерживает эти ожидания (Kiernan, 2007). Вследствие существования этнического фаворитизма также обоснованно ожидать, что уровень этнических конфликтов будет постоянно соотноситься с уровнем этнической неоднородности общества. Чем глубже этническое разделение, тем большего числа этнических конфликтов следует ожидать.
Межконтинентальная миграция увеличивает этническое разнообразие населения многих стран, а следовательно, и вероятность этнических конфликтов. Рост народонаселения планеты представляет собой другой фактор, скорее увеличивающий, чем снижающий вероятность этнических конфликтов и насилия. Когда большее число людей борется за выживание и ограниченные ресурсы на одном и том же пространстве, интенсивность конфликтов интересов возрастает, а в этнически разделенных обществах такие конфликты все более и более канализируются по этническим линиям. Закрепленная эволюцией человеческая предрасположенность к территориальному поведению увеличивает интенсивность подобных столкновений. Этнические группы защищают свои территории и не склонны отдавать их членам других этнических групп. По этим причинам мы можем ожидать в будущем скорее увеличения, чем уменьшения числа этнических конфликтов.
Мы обречены жить в мире, где возрастает число внутригосударственных межэтнических распрей и насилия. Количество межгосударственных насильственных этнических конфликтов также возрастает. Международный терроризм представляет собой новое измерение этнического насилия. Он приспособился к возможностям, предоставляемым современными технологиями вооружения и связи. Было бы целесообразным изучить институциональные средства, с помощью которых возможно смягчать этнические конфликты и избегать вспышек насилия. При этом шансы на предотвращение этнического насилия институциональными средствами могут оставаться достаточно ограниченными по причине того, что сторонам часто бывает трудно договориться о природе соответствующих учреждений, призванных разделить власть между этническими группами. Мы должны научиться принимать тот факт, что мир, в котором мы живем, небезопасен, что выкорчевать эволюционные корни конфликтов интересов невозможно. Между этническими группами, движимыми этническим фаворитизмом, часто происходит борьба на местном и межгосударственном уровнях за выживание и скудные ресурсы.
Я исследовал противоборство демократии и этничности на основе гипотезы о том, что демократия снижает опасность этнического насилия и ведет к демократическому этническому миру, способному в конечном итоге распространиться по всей планете (см. главу 2). К сожалению, результаты нашего анализа лишь в ограниченной степени поддерживают подобные надежды на демократический этнический мир. Уровень демократизации без учета уровня этнической неоднородности с трудом объясняет, если вообще объясняет, вариацию уровня этнических конфликтов, а демократии почти так же часты в этнически неоднородных, как и в этнически однородных обществах. Многие примеры показывают, что этническое насилие вспыхивает и в демократических государствах. Кроме того, международный терроризм как новое измерение этнического насилия преодолевает все политические границы. Демократия не ликвидирует предрасположенность к этническому фаворитизму, являющуюся частью человеческой природы, но дает нам некоторые примеры того, как демократические институты помогали сохранять этнический мир. Поэтому стоит изучить, какие именно демократические институты могут быть лучше всего приспособлены для конкретных этнически разделенных стран, и поэкспериментировать с ними.
Основной посыл настоящего исследования заключается в том, что этнические конфликты и насилие поддерживаются этническим фаворитизмом и что неизбежная борьба за ограниченные ресурсы не исчезнет. Вероятнее всего, вспышки этнического насилия будут учащаться в нашем мире, становящемся все более и более перенаселенным. Однако, вопреки этому предсказанию о сохранении этнических конфликтов, имеет смысл изучить, каким образом соперничающие этнические группы могут разрешать свои конфликты интересов мирными средствами.