Аварийная бригада на буханке ярко-желтого цвета с красными полосами неслась навстречу очередному приключению, с молодецким безрассудством закладывая крутейшие виражи на поворотах и распуская за собой дымовую завесу солярки с нотками хмеля. Этот дребезжащий и яркий, как передвижной цирк-шапито, автомобиль заключал в своих недрах золотые руки и отборную смекалку города и области. Слесарь, электрик, сантехник и мастер общих вопросов были готовы придти на помощь в любую минуту, а оставшееся еще с советских времен коммунальное хозяйство еще с большей частотой требовало их неусыпного бдения над своим изрядно потрёпанным телом. Сейчас бригада в полном составе спешила на срочный вызов в элитную гимназию. Там, помимо нашего всеобщего богатства, дорогих детишек, их наверняка ожидали и специализированные дары, типа «биотоплива сантехника» в виде чистой, как слеза, пшеничной или хотя бы наваристых супов в столовой.

Настроение у пролетариев в этой связи было отменное, хотя диспетчер так и не смогла назвать им точный диагноз поломки. Звонки из школы обрушились на пульт бесконечным Ниагарским водопадом час назад. Нескончаемый поток истерических голосов на фоне какого-то шипения и треска слился в единый призыв: "Приезжайте срочно!". Хладнокровная обычно властелинша "Буханки и Ко" не смогла устоять перед искушением узнать детали, поэтому воздержалась от обычных советов не включать, не спускать и не дергать, чтобы потом не жаловаться, и вообще задуматься, как люди выживали в войну. Но очевидцы аварии сами не могли толком объяснить, что же именно у них вышло из строя. Девушка на пульте сгорала от любопытства, поэтому не прошло и пяти минут, как ворота подстанции с лязгом изрыгнули колоритный автомобиль с полным составом и инструментами, и аварийка устремилась к месту таинственного происшествия.

А незадолго до этого Динара Ефимовна еще не сомневалась, что все обойдется. Навесив на старозаветную ручку не менее древний стул, она подергала дверь и с одобрением крякнула: враг не пройдет. Повернувшись к ребятам, у которых плотный румянец и сбитые челки выдавали не зря проведенные десять минут без учителя, она на всякий случай их пересчитала и уже вслух подытожила:

— Тринадцать. Если считать тебя, Игнатов, за целого ученика. Хотя и оценки, и посещаемость у тебя натягивают только на полмальчика. Значит так, дети, — Динара Ефимовна подошла к своему столу и с подозрением всмотрелась в явно исправленный и дополненный чьей-то дрожащей, но дерзкой рукой классный журнал. Игнатов, кажется, не терял надежды выбиться в отличники с помощью прикладного творчества. Единственный промах состоял в том, что первого сентября заполнить ведомость отметками на месяц вперед мог только беспросветный романтик, а таких англичанка вычисляла сразу и для возвращения к трезвой жизни прописывала факультатив по три часа пять раз в неделю. За дополнительную плату. Если не ученики, то их родители сразу задумывались об ответственном и честном подходе к английскому языку. Но сейчас было не время.

Маленькая и светленькая, прямо какая-то прозрачная девочка на первой парте подняла руку и тонким голоском пропищала:

— Динара Ефимовна, я вопрос скажу, можно? Вот мама говорит, если что случается, надо прятаться или бежать, и кричать громко: "Пожар!". Потому как если кричать "Убивают!", никто не поможет, а на пожар всем охота посмотреть. Вот я думаю…

— Ну почему сразу "пожар"? — встрял малец сзади. — Лучше тогда кричать: "Там деньги рассыпались! Целая фура!" — вот и побегут все. Бандитов затопчут.

Динара Ефимовна в который раз отметила, что не оскудевает земля русская, спасибо правительству за оплачиваемый трюк по расширению семьи. Больше детей, больше мнений, больше доплата учителям за вредность. Теперь же в педагогических целях нужно было подбить дискуссию авторитетным заключением, то есть словом педагога.

— А ничего страшного не произошло, дорогие мои, — Динара Ефимовна заулыбалась. — Анастасия Борисовна уже спускается вниз, чтобы навести там порядок. Чтобы мы с вами смогли в тишине позаниматься английским языком! Ведь нам для этого Анастасия Борисовна нисколечко не нужна, да, мои хорошие?

Детишки кисло закивали. Они бы с радостью поменялись местами с учительницей, которая не только совершенно безнаказанно ушла с уроков, но всего через несколько минут самолично увидит оборотня из "Сумерек" и, может быть, даже никогда больше не вернется! Наивные, они еще не знали, что в школу могли заглянуть персоны пострашнее смазливого хлыща-вампира, санинспекторы, например. Правда, борцы за чистоту никогда не огорчаются настолько, чтобы так выть: их большие сердца и емкие ладони позволяют обсуждать претензии тихим-тихим шепотом.

Пока ученики ломали голову, сам ли пришел Эдвард Каллен или прислал заместителя, а Динара Ефремовна наслаждалась покоем. Вой и в сравнение не шел с той вихрастой какофонией, в которую дети превращали старый добрый английский. Вдруг звуки с нижнего этажа внезапно оборвались. В школе установилась полная, в том числе тревогой, тишина. Через несколько минут по двери лингафонного кабинета кто-то резко чиркнул острым и крепким ногтем; дети зашлись в радостном щебете: "Точно! Вампир, слышь, забрался когтями по стенке!", и начали спорить, кому первому с ним кусаться, потому как станешь бессмертным, будешь носить зачем-то камзолы и не надо есть кашу утром. Динара Ефимовна слегка побледнела и немного сдулась. На две секунды даже исполнилась мечта всей ее жизни: из портового баса ее голос перешел в колоратурное сопрано, коим она оперно пропела:

— Кто-о-о-о т-т-т-а-а-м?

"Там" вполне по-человечески огрызнулись и попытались открыть дверь, в качестве сезам-пароля используя самые ядовитые интонации физика Вишневской:

— Динара Ефимовна, вы не на Привозе. Не надо опасаться за свою девичью честь, я не старьевщик, — англичанка поджала губы, но облегчение от прибытия подкрепления заглушило все прочие чувства. Физик по ходу дела не скупилась на утешительные подтверждения того, что это действительно она стучится в дверь:

— Открывайте давайте, а то забаррикадировались, как революционные матросы в винном магазине!

Хлипкая ручка не выдержала и отвалилась, потянув за собой всю линию Динариной обороны. Отсюда мораль: не сдавая деньги на ремонт школы, не надейтесь на учителя — в критический момент трухлявая указка не даст ему защитить ваше чадо от опасности! На этот раз пронесло: за дверью стояла "Могучая Кучка" во всем блеске своей силы и стервозности, а Назар Никонович замыкал троицу с фланга.

Сразу уловив присутствие ледяной Амалии где-то поблизости, класс мобилизовался и с похвальным усердием зарылся в учебники, изображая из себя глубоко безразличных к внешнему миру фанатов ученья. Заскрипели ручки, неправильные глаголы речитативом зазвучали в наушниках, вливаясь в одно ухо и тут же выливаясь обратно из другого: так в магнитофоне не иссякал запас знаний. Динара Ефимовна от неожиданности тоже углубилась в работу, с удивлением замерев на четвертой странице методического пособия — так далеко в науку она никогда не ходила.

Таким образом, взглядам пришельцев открылась совершенно пасторальная картина. Ужасы воя сюда вроде не докатились, и посевная разумного и вечного, пусть даже за минусом доброго, была в самом разгаре. Голубой лазер глаз Амалии Петровны, пронзив пространство кабинета, не встретил на своем пути никаких подлежащих уничтожению препятствий, типа сонных двоечников или витавших в облаках девиц, а ничто так не раздражало математика Винтер, как вид праздного гимназиста. Занятой человек ее, впрочем, тоже не успокаивал, разве что он не был не раб на галерах или моторист в шесть ставок на китайской швейной фабрике — лишь они согласно критериям Амалии выкладывались на все сто. В Динарином хозяйстве с ее точки зрения всегда имелись недочеты, но сейчас разговор предстоял короче и не об этом.

— Шум внизу мне мешает, — процедила математик. — Имя?

По рядам пронеслась холодная волна испуга, пригнув детские головки еще ближе к учебникам. Мальчик за последней партой у входа выронил наушники, но, как завещал Дункан МакЛауд, устоял, чтобы спасти честь и тихо, но твердо ответил:

— Игнатов.

Винтер медленно повернула голову и направила на солиста немигающий взгляд горгульи с Нотр-Дама.

— Как вы это узнали?

Паренек замялся. Он как-то не отследил момента, в котором ему открылась правда о его происхождении, а теперь оказалось, что это важно. Кажется, мама говорила, что они вообще все — Игнатовы. Уж так им повезло встретиться, одинаковым! Папа натолкнулся на маму, а там уже и сын показал голову из капусты, вот мальчишку и подобрали. А подробностей ему, как водится, не сообщили и даже к тому огороду не подвели. Но строгой, как гауляйтер Силезии, Амалии Петровне в этом признаваться категорически не стоило: Игнатов-младший, еще не доросший до фамильных секретов, уже был в курсе, что случается с парнями, которые ничего не знают или слишком быстро все рассказали. За его будущее в математике дадут не больше ломаного циркуля, если не ответить учительнице Винтер правильно. А не ответить было вообще нельзя. Школьник посерьезнел и интуитивно нащупал единственно верный, ссылающийся на авторитетов, вариант.

— Мама всегда говорит, что я — вылитый Игнатов. И она не знает, исправит ли это наша школа. Но вот сколько я здесь, так ничего не поменялося.

Амалия недовольно поморщилась.

— Здесь поменяется, когда вы уйдете и освободится место для людей с логическим мышлением. Вы не поняли условия задачи. Я спрашиваю: кто воет?

Динара Ефимовна не спеша отложила методичку и коброй вытянулась навстречу интервенции Амалии Петровны в ее пенаты.

— Так, дети! Говорить будете, когда вас спросит учитель. Ваш учитель. А до этого счастливого момента, вы все — глух и нем. Игнатов, я смотрю, у тебя появились другие авторитеты, и ты хочешь поговорить об этом? Нет? Тогда сделай открытие, взгляни, что там в учебнике после слов "Английский язык. 4 класс", — в кабинете тут же восстановилась рабочая атмосфера, а понятливые ученики все, как один, развернулись к своему истинному руководителю. Довольная англичанка переключилась на коллег, стоявших за дверью:

— Товарищи, вы вырвали нас из языковой среды! И некоторые сегодня уже не смогут туда вернуться. Как занимательно, три учительницы на пороге, а дисциплины ноль. Надеюсь, повод у вас серьезный?

Амалия Петровна поджала губы. Неизвестно, с каким счетом закончился бы поединок на Ярмарке тщеславия заслуженных учителей, но тут Назар Никонович с элегическим лицом продекламировал:

— Вечная история. "Ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья". А каков финал, дамы! Но у нас с вами, кажется, уже кто-то принял яду на лестнице. И кто-то уже воет над дорогими останками. Будете вторым актом на бис?

Физик Вишневская прыснула и с задором посмотрела на химика:

— Берин, вам за ваши акты скоро больше дадут, чем Ромео вообще прожил! Вы своей поэзией вгоняете меня в краску, а тут дети, им может быть страшно за мое сердце. Давайте уже пощупаем, зачем пришли. Динара Ефимовна, вы таки знаете, зачем надрывается этот голос?

Англичанка всплеснула руками.

— Госпожа Вишневская, а похоже, что я тут сижу совсем случайно, что я в отрыве от пульса жизни? Конечно, знаю. Туда пошла Анастасия Борисовна, сейчас она либо окажет первую помощь, если этот Вый — хороший человек. Ну, либо не окажет. Если не человек. Так что все ясно, предлагаю расходиться.

— А вам не кажется, что это может быть опасно? — возразил Берин.

— Назар Никонович, если вам страшно, вы можете разойтись до моего кабинета. Я доведу вас за ручку, — проворковала Марина Тухтидзе и посмотрела прямо в прекрасные глаза химика. Назар понял, что у него отсюда две дороги: под венец с биологиней или в темные недра первого этажа на встречу с неведомым. Он был верен идеалам современного мужчины: узы брака страшили его больше мифических чудовищ и вполне конкретных преступников. Не раздумывая, педагог решился:

— Мадемуазель Марина, — с краешку пожав протянутую ему руку, химик поспешно вернул ее владелице. — Тронут вашей смелостью и заботой. Но долг призывает меня вниз, тем более, что туда уже пошла наша молодая коллега. Если с ней что-то произойдет, свидетель лишним не будет.

Марина скривила богато раскрашенные губы, но неприкрытое мужество Назара ее все же впечатлило. Женщины уже пошли провожать героя до лестничной клетки, когда вой завис на высокой ноте, резко оборвался, и всю школу заволокла плотная, осторожная тишина. В этот момент Вишневская чисто машинально посмотрела в окно и заметила канувшую в куст боярышника фигуру Поленко.

"Жив, курилка", — отметила про себя физик и тут же нашла объяснение этому странному явлению: "Дуракам везет. Не оглох, зато обосновался на природе." — а вслух просто заметила:

— Берин, вам надо было на государственной скорой работать: выезжаете, когда клиенту уже памятник успели обмыть. Но давайте таки сначала обсудим. Как вам, за что так дребезжали наши молоточки в ушах? От этого зависит, с чем идти вниз.

— Ага, ведь можно просто дождаться, когда вообще идти будет не надо, — саркастически усмехнулась Тухтидзе. — Может, там Настасья ведет неравный бой. У вас совесть есть?

Вишневская повернулась к биолгичке с видом пинчера, ужаленного клопом:

— Совесть из меня выжимать не советую. Она слишком нежная, на люди не показывается. Я о деле! Сначала поговорить, а потом пойдете делать хорошо Анастасии Борисовне.

Химик, которому не очень-то хотелось спускаться, с радостью ухватился за предложение подумать, поразмыслить, составить план кампании и перенести на никогда то, что нужно было сделать прямо сейчас. Он выразил полную готовность командовать операцией и взять на себя всю опасность принятия острых решений. Но полководцу в Назаре суждено было умереть, едва зачавшись: лестница зазвенела каскадом цокающих каблучков и с четвертого этажа на инициативную группу обрушилась истерическая лавина молоденьких преподавательниц словесности.

— Настя…Звонила…Там Настя…Тихон Гаврилович…Помощь! — наперебой загалдели девушки. — Скорей!

Назар Никонович замер, как напомаженный культурист из голливудского боевика. Положение складывалось патовое: стайка прелестниц умоляли его о спасении не пойми, чего; внизу зиял мрак неизвестности, пусть теперь и без звука, а сзади наседали гарпии. В этих случаях в американском кино на помощь приходят высшие силы, оставляя прямо под ковриком у двери героя ящик с гранатой или забывая в его авто обрывок карты с телефоном и точным адресом сокровищ. В суровых российских реалиях посланником небес стал медик Максимович, который вдруг образовался в пролете второго этажа и скучным голосом сказал:

— Там Тихон утопился. А сейчас женщина топится. Еще и говорит, помогите ей. А я врач, я клятву давал. Я в таком деле не могу помочь. Кто у вас здесь самый беспринципный?

По всему выходило, идти надо Назару. От переизбытка волнения он еще раз пожал Марине руку, что чуть было опять не отложило поход надолго, и сбежал по лестнице вниз. Шаги его оборвались где-то на первом этаже и снова наступила тишина. Прошло пять, затем десять минут, но химик не возвращался. Амалия Петровна, все это время диктовавшая в радионяню задачи своему классу, поставила рацию на подоконник, разместила напротив песочные часы и, лязгнув в динамик: "Считайте! Приду — проверю", бойко зашагала по лестнице на первый.

Прошло еще минут семь, а вестей с места событий не наблюдалось. Тут не выдержала Вишневская. Щелкнув пальцами, обширная красавица сорвалась с места и понеслась по пролету, обтекая ступеньки пухлыми в ямочку ногами. Тяжелая поступь оборвалась где-то на дальних ступенях и снова наступила тишина. Немного поколебавшись, Марина побежала вслед за физиком, перегибаясь через перила и тщетно пытаясь высмотреть, куда же все запропастились. Спустя некоторое время Кондрат, пробурчав себе под нос что-то про массовый психоз и диссертацию, тоже устремился на первый. Минуты текли, но никто не возвращался. Деятельная натура Динары Ефимовны не могла больше выносить неизвестности. Пометавшись по узкому пяточку лестничной площадки и как следует расспросив молодых учительниц русского, она принялась выяснять, зачем звонила Настя. Кое-что наковырять удалось, хотя молодежь посекундную раскладку переговоров предоставить затруднялась. Вместо этого девицы галдели, как начинающий петь, но опытный пить грузинский хор.

Связь была плохая и в трубке трещало, и ничего почти не было слышно, кроме того, что Тихон Гаврилович не дышит, и что нужна помощь и почему-то аварийная служба. А потом звонок оборвался и телефон совсем-пресовсем не отвечал, и учительницы подумали, что Тихон, пожалуй, что-то сделал Насте своими поделками, ведь взорвалась же в прошлом году его ультрасенсорная сигнализация, и незадачливые воры его сначала чуть не посадили, все-таки травма на производстве… Зато теперь они в Москве зашибают огромные деньги в мафии вокзальных инвалидов. Вроде, даже подарок Квазимодышу присылали.

Англичанка поняла, что для здоровья полезней будет пройтись, чем вникать щебет перепуганных учительниц. Она назначила прячущегося где-то историка за старшего — все-таки мужчина — и отправилась вниз. Широкие лестницы со стертыми ступенями блестели венгерским сервелатом, в большие окна лился мягкий свет осеннего солнца, а за окнами у стоянки Поленко отчитывал какого-то незнакомца. Ясно было, что жизнь школы проходит мимо него и чрезвычайное происшествие придется ликвидировать без директора. Динара Ефимовна фыркнула на этого фальшивого смельчака и открыла двери первого этажа. И ахнула: обещанный медиком психоз был в самом разгаре.

Как это сплошь и рядом случается с психиатрами, расстройство сознания захватило уже самого Максимовича. Он ползал на четвереньках вдоль плинтуса под доской почета и иногда прикладывай лицо к самому паркету. У стенки под расписанием со сложенными на груди руками лежал трудовик. Анастасия Борисовна и Кондрат елозили рядом с ним по полу и щупали досочки, с большим интересом проводя ногтем по щелям. Остальные пропавшие сгрудились у преподавательского туалета и сосредоточенно бросали в унитаз не предназначенные для этого предметы. Химик при этом простукивал санфаянс со всех сторон и возмущенно чертыхался.

— Нет, не достать! Далеко ушли, заразы, — Берин выпрямился, отер пот со лба и тут заметил испуганно вжавшуюся в стенку Динару. — О, милости просим! Нам как раз нужно подкрепление. Переведите нам, что говорит этот лишенец, — Назар указал неподвижного Тихона. Тот вдруг сразу же открыл глаза и вмешался:

— Шапи вы ышеес! Иа повхгахахший!!

Берин утвердительно кивнул и перевел глаза на англичанку:

— Ну, Динара Ефимовна, вы у нас знаток зарубежных наречий. Мне мерещится что-то индийское, "Пхай-Пхай", например. Хотя Марина утверждает, должно быть "Джими-Джими". По-вашему, что там лопочет этот Рабиндранат Тагор?

Завуч покосилась на Квазимодыша и с осторожностью спросила:

— Вообще и на "цимес" похоже. Редкий язык. Бельгийский наверное. А что это с ним? Вид вообще странный. Не настолько, как обычно, но в принципе.

— А что с ним не так, по-вашему? — химик округлил глаза в притворным удивлении. — Вы удивляетесь, почему он такой пожухлый и смирный? "Все лучшее от горя хорошеет" — вам этот рецепт должен быть знаком по работе. Как наш коллега до такого докатился, он пока сказать не может. И не сможет, если мы немедленно не найдем его зубы.

Физик Вишневская, тыкающая в недра унитаза метровой линейкой, в сердцах бросила Назару:

— Кончайте трепаться, юноша. Этот самурайский вазон легко идет один на десятерых. Он меня уже и взвесил, и шампунем облил, и дал рекомендацию чаще жить семейной жизнью против запоров. Лучше помогите. Динара Ефимовна, подрежьте его справа, когда он опять начнет в меня плеваться ландышами.

— Ганхыши, ганхыши, — затянул Тихон. — Шпо ше вы гапехахи!

— Видите, — назидательно сказал Никон Назарович, — мы на правильном пути. Ландыши ему тоже что-то сделали. Значит, зубы отобрал унитаз.

Вишневская презрительно посмотрела на поверженного трудовика.

— А лобзик, наверное, угрожал ему в подворотне и отобрал зарплату. Его этот падучий в два раза чаще вспоминает, — физик брезгливо отодвинула ногой Тихоновский башмак, валявшийся у нее на пути, и распрямилась на подиуме во весь рост: — Зачем благородному фарфору его подержанные зубы? Может, этот заморыш кому-то неудачно улыбнулся, а мы здесь нападаем на невиновного.

Тихон приподнял голову:

— Похвойте! Иа пубу шаховатша в Евгопешкий шут!

Амалия Петровна успокоила несчастного холодной улыбкой:

— Отличный выбор. Вас там давно ждут. Европейских шутов не хватает, они еще не всех мировых фриков собрали.

Тихон опять впал в состояние застывшей лужи, а Винтер поднесла ему листок и ручку.

— Вот, держите. Лежите смирно и думайте. Делите длину труб на скорость смыва, вы же всюду лезете, должны знать, сколько их. Рассчитайте, где ваша бесценная челюсть, — Тихон взял бумагу и забылся в расчетах, а математик повернулась к остальным участникам операции. — Здесь их нет. Правильно госпожа Вишневская говорит: унитаз не хранит всякую гадость. Она уже мчится где-то по сливу. Вызывайте аварийку.

— А если они не поедут? — Настя знала привычки городских коммунальщиков и поэтому в успехе немного сомневалась.

— Наша зубная фея чувствует ответственность, — в дискуссию вступила женщина — физик. — Настя, вам не кажется, что вы приносите людям падеж протезов? О вашем утреннем приключению только собаки не лают. Вот идите теперь и звоните. Заинтересуйте их как женщина, если не умеете за прямые обязанности.

Настя побежала в учительскую. С этого момента из школы на пульт аварийной службы посыпались вызовы. Звонили преподавательницы русского, звонил Кондрат, звонила администрация города, потревоженная Назаром, звонил Районо. Через полчаса мастера были на месте. Ребята в спецовках, чеканя шаг, прошли через фойе к месту событий и получили от Амалии Петровны краткую зарисовку проблемы. Сантехник, который робел строгих женщин, решил сразу смягчить ее через результат. Зубы он точно нашел бы на фильтрационной решетке, куда можно было попасть через люк на школьном дворе.

На улице выяснилось, что Поленко и здесь подгадил коллективу: прямо над люком стояла его похожая на бульдога машина. Обойдя автомобиль, ремонтники заметили владельца, вольготно устроившегося на переднем сиденье и даже ухом не ведущего на вежливые призывы убраться с технического отверстия. Главный пролетарий постучал в окно, затем дернул дверь, потому как время аварийки дорого и подороже будет этой буржуйской иномарки.

Хам за рулем не снизошел до ответа простым работягам и получил последнее предупреждение разводным ключом по коленке. Тело откинулось и на бригаду уставились два немигающих застывших глаза.

Хозяин авто был окончательно и бесповоротно мертв.