Рыжий азартно выводил ручкой, кроя из текущего протокола новенькие, развесистые лавры себе на голову. Пока Виталий кланяется сановным подъездам, он, Рыжий, не жалея себя корпит над этим таинственным делом о пропаже директора и предшествующей ему находке совсем неживого охранника. Все вещдоки изучены, очевидцы опрошены и проверены, а некоторым даже придется сесть на месяц-другой за работу над ошибками, если настоящий преступник не проявится в ближайшее время. Все-таки это задача населения — помогать милиции в улучшении криминальной статистики, вот статисты из школьного сообщества пусть пока предварительно и поотдыхают у милиции в отдельных кабинетах.

Всесторонний анализ личности потерпевшего, то есть наиболее потерпевшего из двоих, Вольдемара Афонькина, показал, что врагов у последнего не имелось. Наоборот, в каждой подворотне и канаве у него имелись закадычные друзья, ну просто не разлей вода. Красномордый ценил людей и заработанную репутацию: за последние пять лет разливающим именно воду его никто не видел, только чистый спирт. Пестрая колонна его дружков и просто сочувствующих прошла через руки оперов, не сказав ни одного плохого слова об умершем. Все любили его за пустую и теплую комнату в общежитии, за романтических соседей, гнавших сивуху первого сорта, за бывшую жену, убравшуюся за сто километров в другую губернию, чтобы не отвлекать Вольдемара от жажды жизни, которая мучила его в последнее время до самого порога белой горячки. В общем, он был милый, симпатичный и свойский человек, чего не скажешь о втором фигуранте необычной истории.

Поленко ненавидели все, включая грудных младенцев и столетних дедков со двора соседней к школе пятиэтажки. Доминошникам он стал кровным врагом, когда смял задом своей хищной машины их столик, только к новому сезону выструганный из родных березок и заботливо оббитый цветастой клеенкой. Леонид Серафимович будто специально поддел хлипкую конструкцию своим кенгурятником, а потом еще выкинул на останки столика какой-то пожухлый мусор прямо из окна авто. Дедки от души желали ему разуть глаза или хотя бы сломать руку в двух-трех местах, и это не считая ноги и шеи. Малышня же, натыкаясь на Поленко в своих походах вокруг его припаркованного чуда, навсегда зарекалась вести себя плохо и тайно выуживать из супа вареную морковь, а то вон, кажется, скользкий Горлум уже разведал, где они живут, того и гляди, придет домой и все расскажет маме, а, может, и съест.

Но Рыжему все же казалось, что след директора не стоит искать в песочнице или среди членов древнего ордена "Забитого козла", а вот свидетелей там присмотреть стоило. Тщательный опрос старичков и мамаш с колясками принес неожиданный результат: оказывается, подозрительная возня вокруг директора началась задолго до привлечения милиции. В день убийства один любопытный мальчик, которого дед вывел погреться на солнышке, решил заглянуть в будущее и отправился поглазеть на торжественную линейку, которая по-настоящему ждала его на следующий год. Усыпив как дедулину бдительность, так и самого пенсионера, мальчишка перешел дорогу и спрятался за большой черной машиной, стоящей в первом ряду на стоянке. Водитель-тупица раскорячил свою ласточку на три парковочных места, перегородив остальным машинам въезд на следующий ряд. Паренек повис на решетке отбойника и оценил отличный выбор: видно было замечательно, к тому же на капоте и крыльях автомобиля яркими красками сияла изумительная картинка с самолетами, которую мальчик решил потом внимательно изучить.

Немного поглазев на букеты и банты избранных счастливцев, ребенок от нечего делать задумал выразить свою тоску по учению в рисунке. Черная лаковая поверхность машины была просто создана для таких упражнений и манила юное дарование блестящими бочками. Живописец немного поскреб хромированные дуги вдоль капота и стал подбираться к дверце, когда понял, что творит не он один.

Два человека притаились у заднего колеса и по очереди вытягивались, чтобы рассмотреть через стекла салона ревущую неподалеку линейку. Мальчик испугался, подумав, что это хозяева машины охраняют ее от дополнительного тюнинга и что сейчас за его манипуляции с ключиком могут поблагодарить не только его, но и родителей, и дедушку. Ребенок пока интуитивно избегал знакомства с медными трубами и решил, что слава подождет, а ему пока лучше остаться инкогнито. Он быстро юркнул под машину, дождался, пока беспокойные ноги двух мужчин исчезнут из поля зрения, и что есть силы припустил на свой двор. Оттуда он еще немного понаблюдал за сверкающим джипом, но ровно столько, сколько ушло у мамы на приготовлением сырников. Потом его позвали кушать, и малыш только и успел заметить, как эти двое отбежали от машины и скрылись в кустах боярышника во дворе.

Дети теперь пошли совсем другие, не сравнить с теми невинными созданиями, у которых любимой игрушкой была резиночка или непонятного происхождения стеклянный шарик с пузырьками внутри, а главным развлечением либо до поступления в институт, либо в противном случае навсегда, оставалась улица. Нынешние младенцы входят в мир высоких технологий с первым криком, потом надолго замолкают, общаясь с внешним миром только посредством сенсорной клавиатуры и джойстика. И в этой системе самое длинное слово состоит из трех смайликов с крестиками и нулями. Малец из пятиэтажки от требований эпохи не отставал. Про внешность и особые приметы двух мужчин он не мог сказать ровным счетом ничего, но зато с легкостью определил, что у них имелась рация воки-токи, предположительно самодельная, и электронный ключ к автомобилю. Как он это узнал? А по характерному треску на линии, по виду, да еще по таким признакам, что Рыжему пришлось бы доучиться до третьего курса политеха, чтобы подняться в подобные сферы. Вундеркинда отдали родителям, которые сокрушенно пообещали развивать у чада зрительную память вместо пагубной склонности к железу, а его показания приобщили к делу.

Деда туда же приписать не удалось: он видел птичек, осенние цветочки мягко отсвечивали ему приглушенной пастелью и разливались по легким сладко-медовым ароматом скорого увядания, красные, желтые, бурые листья жались от его ног к кромкам тротуаров, чтобы в общей тесноте пережить неминуемые холода. Медленными мелеющими потоками текла кровь по дедовым венам, не торопясь вдыхал старик холодок приближающейся зимы, кто знает, не последней ли? А внука не видел, нет, скакал вроде вокруг качелей, непоседа. Машину не признал, а что первое сентября гремело через дорогу, так им все равно не перегреметь первый школьный день тридцать пятого года, когда он, дед, мальчишкой в настоящих ботинках дул в трубу торжественного оркестра. В общем, толку от деда было никакого, разве что потренироваться в терпении.

Рыжий еще раз пролистал показания свидетелей, с отвращением посмотрев на отдельный томик — то были приходящие каждый час новые жалобы, доносы, текущие бюллетени и аналитические записки в помощь следствию от школьного скомороха, безумного учителя Тихона Гавриловича. Специалистам пришлось повозиться с расшифровкой Тихоновской тетрадки, и его пухлый "Аналдоз для Лесепока" вмиг стал бестселлером у весельчаков с психической неотложки и даже разошелся по управлению на цитаты. Жуткий трудовик с истерикой требовал свой кондуит обратно, грозя налетом на отделение карателей Всемирного суда по делам меньшинств, проверками ОБСЕ и Камызякского общества потребителей нюхательного табака, с которым он состоял в интенсивной переписке. При этом беззубый борец за свои права не верил в вечно занятые телефоны милиции и не менее десяти раз на дню являлся в отделение лично, шипя и плюясь на дежурного и на каждое замечание сокращаясь перед лицом говорившего, как придавленный к столу соломиной паучок. О директоре он знал больше всех и очень сокрушался, что не может из-за дурацких чиновничьих проволочек поскорее раздобыть истребитель и десять миллионов долларов, просто необходимых для вызволения не начальника из лап недругов. На вопрос о недругах директора и их подробных приметах трудовик отписался целым трактатом о том, что Поленко — разменная пешка в грязной игре на приказ о его, Тихоновском, повышении, и похитителей надо искать среди врагов учителя-ремесленника. К вечеру первый список недоброжелателей лег Катанину на стол-это была толстая бухгалтерская тетрадь с надписью "Аа-Аб", каллиграфически выведенной на заглавном листе и дающей намек на содержание: враги с фамилией на "А" до Абрамовых включительно. Картотеку негодяев Тихонов обещался пополнять каждый день и к лету закончить непременно, особенно, если некоторые буквы ему помогут отработать переданные на помощь курсанты Академии милиции. В отделении тихо дурели от энтузиазма добровольного помощника, уже вполне открыто жалея, что он заблаговременно не сообразил поменяться с бедным и безобидным Афонькиным местами.

Без особо труда эксперты установили, что Вольдемар пригласили в мир иной прямым ударом битой по голове, а, чтобы он не мог от приглашения отказаться, предусмотрительно зашли сзади. Преступник был ниже своей жертвы, но обладал значительной силой и определенно знал точку ее приложения. Какой-нибудь задохлик без практики вряд ли одним ударом справился бы с бывшим солдатом срочной службы, которому после неудачных учений в санчасти поставили простой и емкий диагноз: "Семь пулевых ранений в голову. Мозг не задет. К службе годен".

Значит, искать предстояло человека небольшого роста, этакого Жаботинского с пудовым кулаком и стальными нервами, циничного неряху, не пожалевшего кожаный салон дорогой машины и усадившего туда труп средь бела дня на глазах у всей школы. Преступник, или, возможно, группа лиц с криминальными склонностями, так и не ставшими профессией, караулила мужчину у автомобиля, вооружившись орудием преступления, но почему-то забыв портфолио своей жертвы дома. Это и ряд других оплошностей указывали на любительский характер злодеяния: мало того, что исполнитель не смутился портретной несхожестью убитого с оригиналом, так еще и звезданул потерпевшему именной битой: на затылке Афонькина крепко отпечаталась и ушла в вечность часть вырезанной на деревяшке надписи: перевернутые две двойки, "22". Видимо, что-то нападавшего спугнуло, или он из скромности решил отложить общественный резонанс на свое мерзкое деяние, только тело несчастного было им аккуратно перенесено с газона прямо в салон автомобиля. Следствие показало, что любовь к чистоте проявилась в убийце не сразу, а примерно спустя тридцать-сорок минут после наступления в теле Афонькина смерти. Когда рана на голове слегка затянулась и уже не окропляла багрянцем окрестности, Вольдемар был с комфортом размещен на анатомическом кресле. Сообразительному Катанину даже удалось исключить преступление в состоянии аффекта: труп поместили в аккурат на переднее правое "место смертника", так что в логическом мышлении киллеру не откажешь.

То, что Афонькина убили по ошибке, не вызывало никаких сомнений. Натянув на себя ветровку Поленко и прогуливаясь вдоль его приметного автомобиля, охранник пусть и не стал ниже, старше и вреднее, но у недоброжелателей директора запросто мог вызвать искушение удобным моментом. Момент был выбран идеально: никто ничего не видел и не слышал, только физик Вишневская с секундной точностью показала, когда именно Леонид Серафимович канул в кусты рядом с парковкой. Время приблизительно совпадало с исчисленным экспертами часом убийства, а это значило, что директора в боярышнике ждали, мало того, он сам активно шел на ловца. Гранитного алиби не имелось ни у кого в городе, и вместе с тем, виноватых не было, бита с подозрительной парочкой со стоянки не находились, испарившись так же капитально, как и сам Поленко. Следствие рвало на себе волосы.

Обо всем этом Рыжий с тоской размышлял, пока Виталий получал неоспоримые доказательства невиновности сильных мира сего в мэрии города. Натянуть хотя бы одного-разъединственного свидетеля на задержание не удавалось, значит, оперу опять не светило затмить своего начальника игрой ума и находчивости, преждевременно же по старой традиции рапортовать об успехах, которые непременно случатся в будущем, Рыжего отучило отсутствие у начальства веры в чудо. Получается, зря он пыхтел с протоколами с самого утра, так и эдак раскладывая, сверяя и отбрасывая версии. Все, что нужно для быстрого раскрытия преступление — мотив, оружие, все потерпевшие и нечаянно утерянный паспорт злоумышленника с пропиской — все, как назло, отсутствовало без малейшего намека на территорию их поиска.

Ударившись о самое дно уныния, милиционер с молодым задором от него оттолкнулся и сквозь толщу полной безнадеги над своей головой вдруг углядел свет надежды. Двор отделения пересекали две женщины, пташки-неразлучницы Тарапунька и Штепсель, а в миру мадам Поленко и ее подруга Нина Васильевна Попова. Опер потер ладони в предвкушении: и недалекому помпейцу в последний день было бы понятно, что эти осколки прошлого валятся к ним на голову не просто так. Рыжий успел заметить, что Клавдии Энгельгартовне их первое свидание не очень понравилось, зато все три этажа их заведения просто захлебнулись в смехотерапии. Заодно узнали много нового и познавательного из обычаев параллельного мира. Соответственно, повторного визита от мадам Поленко можно было ожидать только в чрезвычайных обстоятельствах, скорее всего, грозящих ее жизни и здоровью, а под таковые вполне подпадало возвращение или хотя бы мелькание на горизонте блудного супруга. Милиционер потер давно уже не чесавшиеся от приятных прогнозов ладони и быстро позвонил дежурному, строго напомнив, что дело делают вперед потехи и Клавдию надо без задержек проводить наверх в оперчасть. На том конце провода поворчали по поводу последней отдушины, но обязались в лучшем виде дамочку доставить туда, куда с ускорением неслась половина дел в отделении — тупик второго этажа, где помещались архив и кабинет Катанина.

Рыжий достал чистую бумагу, уверенно оседлал стул шефа и попытался задушить зародыш улыбки на веснушчатом лице. Предчувствия его не обманули, наоборот, передвижной цирк мадам Поленко в который раз превзошел самые смелые ожидания публики. Во-первых, дамы сильно задержались и, на манер лучших парижских кокоток, заставили кавалера томиться и изнывать в ожидании их встречи. Рыжий вставал, ходил по кабинету, прислушивался к шагам в коридоре — все это не расслабляя строгого выражения лица, которое при малейшей оплошности раскатывалась в широкую улыбку. Когда у него уже сводило от напряжения щеки, Рыжий бросил беглый взгляд в окно и с удивлением увидел, что компаньонка Клавдии Энгельгартовны, вся в каких-торюшчатых черных бинтах, пытается переиграть "Матрицу" и пройти сквозь сетку ограждения на милицейской стоянке. Гражданка Попова неистово кидалась на рабицу, отзывавшуюся ржавым и жалким скрипом переплетенного железа, и этот трезвон, изрядно елозя по ушам сотрудников, оставлял глубокие борозды раздражения в нервной системе. Служивые выглядывали в окна и их взоры не сулили бабуле ничего хорошего. Она, между тем, разошлась не на шутку: отчаянно жестикулировала, хватала мадам Поленко за рукав и вообще проявляла беспокойство, не свойственное российским пенсионерам, всегда слегка сонным от переизбытка радости и достатка. Интермедия во дворе все больше напоминала сцену встречи оравы дошкольников с последней пантерой в центральном зоопарке: несчастный хищник забился в свой пластмассовый грот и не дышит, а распущенные из городских квартир детки атакуют ограду, галдят, кидаются банановыми шкурками и вообще не скучают. Только в бабкином случае к стенке напротив жался ощерившийся хромом радиатора автомобиль Леонида Серафимовича, еще не до конца изученный экспертами-криминалистами. Рыжий понял, что пора вмешаться — еще немного, и трехтонный внедорожник сам себе пробьет картер, чтобы больше не видеть эту бесноватую. Ведь бывали такие случаи! Вот с местного завода приходили новенькие седаны, где надо было еще до начала пробега менять ось и перебирать ходовую, желательно вместе с кузовом и обивкой салона. А дело все в том, что у этих авто, как говорили заводские мастера, есть душа, и с ними надо нежно, и разговаривать, и прощения просить, если что. Ранимые четвероколесые создания с трудом переносили тяготы путешествия на трейлере из сборочного цеха в магазин, некоторые даже заканчивали жизнь самоубийством и не подлежали дальнейшей эксплуатации, роняя на нулевой отметке пробега двигатели и чихом выхлопа вынося мелкие детали. Плоды трудов местного автопрома нуждались в добром слове, ласке и лечении, как престарелый дядюшка с подагрой и несоставленным завещанием.

Конечно, среди иномарок гораздо реже встречаются такие самобытные кадры, но кто знает? Немцы, например, переборщили с интеллектом, и в их блестящих лаком и качеством агрегатах не осталось места для импровизации, зато на просторах хлопковой республики собираются машины вполне себе с настроением. Попадая в семью, они сразу же берутся за развитие и рост над собой всех ее членов. И белый воротничок из делового центра, и продавец мороженого, и налоговый инспектор получают возможность стать инженерами, тягачами, механиками на скорость, как в "Формуле-1", только без станции инструментов Феррари, а их боевые подруги учатся балансировать в каблуках на предательски скользких подножках автомобиля, что в будущем может здорово помочь им при устройстве канатоходцем или смертельным номером в цирковую трапецию. Смертельные трюки, кстати, — тоже конек этих средств передвижения.

Рыжий сомневался, что джип директора принадлежит к категории одушевленных машин, нуждающихся в психологическом комфорте. Тем более, что при живом владельце ему вряд ли вообще удалось узнать, что это такое. Но происходящее на стоянке могло бы пробудить к духовной жизни даже сфинкса и воротил с Уолл — стрит, что уж говорить о многотонной железке с компьютером вместо сердца. Еще чуть-чуть, и ограда не выдержит напора. Рыжий не был равнодушным к чужой беде и имуществу и без колебаний ринулся на помощь автомобилю. Терзать его старушечьими кошмарными прыжками под носом было чревато, а самой бабуле уже давно полагалось отчитаться о причинах своего эпатажного поведения, заставившего не одного хулигана, сидевшего в обезьяннике, переосмыслить прошлое и глубоко раскаяться.

Легко сбежав по ступенькам — сказывались лыжные тренировки в подростковом возрасте и подорожание теперь уже недоступных обедов в кафе напротив — Рыжий спустился во двор и столкнулся с начальником. Вернее, с его тылами. Моноспектакль бабули Поповой успел закончиться, и на импровизированной сцене в колодце милицейского здания полным ходом шла знаменитая "Репка" в новой смелой редакции. Старуха, запустив тощие руки через сетку и загнав их в авто с капота, на манер мартовского котейки что-то завывала. Мадам Поленко вцепилась в ее откляченную назад пятую точку, то ли стремясь вытащить подругу из плотоядно оскалившегося радиатора, то ли растянуть ее до размера ведущих игроков женской сборной по гандболу. Клавдии Энгельгартовне в этом сильно мешал висевший на ее дебелых плечах охранник, не знавший, что за блузку из лайкры можно тянуть, пока не дойдешь до соседнего двора, и отчаянно пытался отсоединить обеих женщин от ограды посредством превращения Клавиной кофточки в парус. Сзади пристроился Катанин, уверенно застывший в стойке бурлака на Волге, и с таким же отчаянно-туповатым выражением лица держал охранника за пояс, скорее всего, для равновесия всей динамической скульптуры. В эту творческую группу и влетел с разбега Рыжий, по завету мамани не ставший разбираться, за чем стоим, а просто с готовностью пристроившийся в хвост. Схватив Виталия за жилистый торс, Рыжий высоко задрал подбородок и стал совершать энергичные наклоны справа и слева от оси очереди, желая рассмотреть, за ради чего вообще собрались. Все остальные пыхтели, и, пульсируя напряжением, в такт дергали впередистоящего. В перерыве между рывками старший оперуполномоченный клацнул на Рыжего через плечо:

— Морально разлагаетесь, коллега! Без вас мы еще смотрелись парно и пристойно, — Катанин, шумно вдохнув, собрался с силами и смог на сантиметр сместить охранника в свою пользу. Хрупкое равновесие в цепочке тут же нарушилось, и коллеги из здания даже не успели сделать фото доя Фейсбука, как все участники действа оказались лежащими на асфальте в самых непринужденных позах.

Клавдия Энгельгартовна со звонким шлепком, как кусок липкого пюре, который опытная повариха метает в заводской столовой на край щербатой тарелки, уселась на ноги охраннику. Легкая тростинка в виде ее сообщницы Поповой, покружившись в воздухе, осела на краешек газона. Катанин упал в объятия Рыжего и теперь судорожно соображал, как ему выбраться из этого двусмысленного положения: все-таки начальник — пока он, и кто кого может обнимать должно показать штатное расписание. Выйти из ситуации как всегда помогло наличие чувство долга у Виталия и отсутствие чувства юмора у простейшего существа на охране Управления:

— Выдрали, — довольно сообщил секьюрити, пытаясь вытащить ноги из-под филейной части мадам Поленко. — Я уж думал, придется выпиливать. А сетку пилить нельзя, у ней же между металлом воздух. Не получится. В ножницы неметалл нельзя, там в инструкции все написано. А то затупеет.

— Выдрать стоили бы того, кто улики в людном месте оставляет, — парировал Катанин, — и тупеть им уже можно только в отрицательную область. Нулевого ума они же достигли. Гражданки, пройдемте! Вам надо пояснить ваш этот…Акт вандализма по отношению к воротам. И акт материализма тоже. Что покушались на материальные ценности, изъятые милицией за дело. А вам, — Виталий пристально посмотрел на Рыжего, — вам я бы порекомендовал держаться подальше от старших товарищей. И не подходите ко мне сзади, это меня нервирует. Ишь, Керубино нашелся! Помощничек.

Рыжий недовольно поджал губы:

— Я вообще-то начальство прикрывал, по инструкции положено! Брюки у вас того, только до колена брюки, а выше полная Древняя Греция, культ нагого тела. Но если вам так приятно или нужно, сверкайте задом в окна следователей, пожалуйста. Будет им мотивация на каждый день, пусть видят, куда отдел катится, — опер, похоже, всерьез обиделся. Рыжему нечасто выпадали такие героические будни и он высоко оценил свой вклад в разъединение вещдока и старухи Поповой. Он, конечно, не ждал тисненой грамоты в рамочке или наградного значка, но скромная материальная помощь вполне соответствовала его ощущениям. А вот брюзжание старшего по званию было явно лишним. Рыжий в отместку тут же накинулся на зачинщиц беспорядка.

— И не стыдно вам, в таком почтенном возрасте и хулиганить! Порча имущества, гражданочки, в том числе поломка целого милиционера и ущерб охраннику. Три месяца в колонии-поселении, а с учетом скидки за первый раз — полгода. Потрудитесь-ка объяснить!

Нина Васильевна встрепенулась, всплеснула черными крыльями рукавов и засеменила к Катанину, который ей показался более добрым. Виталий, обездвиженный порванными брюками, скромно стоял в позе солистки из балета "Дон-Кихот", вытянув ноги в пятую позицию и опустив очи долу.

— Родненький! — заголосила старушка. — Какое же это хулиганство! Это же счастье почище, чем у Зиты и Гиты. Родные нашли друг друга сначала по зову крови, а затем и по документам!

— Ну? — Катанин не впечатлился семейным счастьем Поповых. — А причем здесь нападение на стоянку?

Попова округлила глаза и снова кинулась к ограде, потянув за собой сопротивляющегося милиционера.

— Так там документики и есть! Правда вся и открылась и я от изумления сделалась чисто безумная! На картину-то на машине посмотрите! Что видите?

Виталий и Рыжий вперились в капот с богатой аэрографией. Посередине был запечатлен сам хозяин, как уже выяснили эксперты, а вокруг в качестве декорации были тщательно прорисованы самолеты, какой-то ангар, взлетная полоса и прочая дребедень. Нина Васильевна тыкала в гущу этих никому не интересных деталей из прошлой жизни Поленко и прыгала от восторга.

— Как причем, как причем? А вы сюда посмотрите, Клавочка уже увидела!! Родственнички же мои, племяннички, вот и они здесь, в уголочке, как живые! Рядом с директором. Значит, мы родня!

Виталий присмотрелся внимательней и увидел где-то на самом краешке силуэты двух мужчин.

Если бы он был Нининой невесткой Настей, он узнал бы их мгновенно.

То были съехавшие в день пропажи директора Поповские погорельцы.