— И всегда у него все так и было! Где бы он ни появлялся, начинались склоки, несчастья и даже самолет загорелся. А уж мелких происшествий без счету! — седой мужчина в кожаной куртке сидел напротив Рыжего и предавался воспоминаниям. Материала накопилось на «Сагу о Форсайтах» с комментариями, а к главному так еще и не подошли. Сбоку от мужчины примостился как две капли воды похожий на него молодой человек, тоже в кожаной куртке и следами смазки на ладонях. В обоих Настя давеча опознала своих родственников-погорельцев, так скоро собравшихся из ее гостеприимного дома, но почему-то не уехавших дальше подвала Поповской многоэтажки. Видимо, район им подходил.

— Это я понял, — опер перелистал распухший от показаний протокол. В целом, его можно было бы кратко и емко озаглавить: "Поленко: как Земля его носит?", и даже на этот вопрос он света не проливал. Истина, как всегда, околачивалась где-то рядом, но найденыши все еще были слишком взволнованы, чтобы дать ей подойти поближе.

— Да, представляете, он в первый же день со всеми переругался! Еще до завтрака, — встрял юноша. Безо всяких пошлых анализов было видно, что он приходится мужчине постарше сыном. — А потом еще с прошлого гарнизона телеграмма пришла. В ответ они мечтали получить его скальп. Или хотя бы добрую весть, что Поленко сломал ногу, утонул и его съели моржи, — молодой человек открыто взглянул на Рыжего и, спохватившись, добавил: — Но вы, товарищ милиционер, не подумайте плохо: мы моржам зла не желали!

Опер прикрыл глаза и откинулся в кресле. Шутить не хотелось. Когда зло мира выползает наружу, стражам порядка не до смеха. Впрочем, к гостям из подвала претензий оставалось все меньше. Рыжий подтянулся, внимательно посмотрел на парочку и с расстановкой проговорил:

— Граждане, суть я уже немножко уловил. К тому же жители нашего города с вами согласны, — отец и сын просветлели и переглянулись. Но нам, — продолжил опер после секундной паузы, — нужно что-то делать с такой прозой, как ваше алиби. Еще раз, подробно, расскажите мне, зачем вы следили за Леонидом Серафимовичем Поленко и как оказались в подвале?

Мужчины заерзали в креслах и, перебивая друг друга, пустились в объяснения:

— Понимаете, — начал седой, — мы инженеры. В нашей семье эта профессия передается по наследству. Мы все — инженеры авиации. Мой сын — вообще специалист экстра — класса, он обслуживает Боинги. А я так, Сушки да Тушки.

— Сын работает, а вы занимаетесь продуктами питания, правильно? — милиционер старательно вникал в детали.

Инженер как-то косо посмотрел на Рыжего и выдавил:

— Хм… Так их еще никто не обзывал… Но, в общем, связь есть: мои тоже все гниют. Значит, несколько лет назад я и мой сын работали на авиабазе в Североморске. Только это секретная база, так что вы не пишите! Туда к нам и перевели Поленко, прямо из Анадыря. Что-то он у них там напортачил. Но это тоже секрет.

— Этот протокол является тайной следствия, — заверил опер. — Строго между нами, отделом и судом, если до него дойдет. Так что не волнуйтесь. Продолжайте.

Успокоенный инженер расслабленно выдохнул, а вместо него в беседу вступил сын:

— Перевели, да. И сразу стало ясно, почему дольше пары месяцев он нигде не задерживается. Во-первых, никаким летчиком — испытателем он не был. Испытывать он мог только наше терпение, и то недолго. А вот кретин он был первостатейный!

— Олежек! — папа одернул разошедшегося молодого человека. — О старших так не говорят. Пусть это и правда. Запишите, гражданин милиционер: Поленко имел ограниченные способности.

— Где-то я это уже слышал, — поморщился Рыжий, но в протокол занес. Поскрипев ручкой, опер встал, взглянул в список вопросов, который оставил ему умчавшийся за город Катанин, и понял, что ответов пока не получается. Встряхнувшись, милиционер упер локти в стол и начал твердо возвращать задержанных к основной цели их встречи:

— Так. Воспитательный процесс отложите до дома. Хотя, — опер критически посмотрел на инженера-сына, — в вашем возрасте его успешно ведут на базе сибирских трудовых лагерей. Еще немного, и вы сможете выиграть путевку. Ближе к делу: зачем вы прятались?

Седой мужчина возбужденно подпрыгнул на стуле и с раздражением сказал:

— Так мы же вам и объясняем! Вы перебиваете постоянно, слова не сказать. А между прочим, в этом все дело, в деталях! В подвал мы попали из-за Поленко, а Поленко нас туда загнал из-за нас. Ясно теперь?

— Предельно, — с большим сарказмом в голосе отозвался Рыжий. — Можно расходиться. Так и запишем: фигуранты перемешались и никто не виноват, кроме обоих. Чудненько.

— Что вы ерничаете! — теперь вспылил Олежек. — Слушайте, как все было. Мы не виноваты!

Так вот. Коротколапая фигура Леонида Серафимовича Поленко появилась на Северодвинском полигоне ранним февральским утром. В тот месяц полярная ночь была особенно мерзкой и темной, и одиозный летчик прекрасно подошел к декорациям. Успев показаться у коменданта и начфина, новый сослуживец подошел к ангару уже с двумя кровными врагами за спиной, хотя день только начинался. Впрочем, до полуночи была еще уйма времени, чтобы исправиться и завести с десяток недругов.

Поленко всеобщая ненависть не мешала нисколько: в каждом коллективе все равно находилась пара-тройка отщепенцев, которые приставали к нему, как банные листы. Сколотив дурную компанию, Леонид Серафимович тут же принимался вредить. Ему можно было смело поручать развалить любую работу, казалось, он в состоянии сместить ось Земли, настолько виртуозно он гадил.

В часть Леня попал переводом. Что-то не задалось у него в общении на Дальнем Востоке. До его приезда на аэробазе имелось несколько вполне боевых самолетов, кое-что по гражданской части, а главное, замечательный ангар для ремонта и совершенствования авиатехники. Здесь вкалывали и творили лучшие инженеры, собранные по всей стране, и биографии их были безупречны, а результаты внушительны. Лучшее, как известно, враг хорошего, поэтому высокому начальству взбрело в голову что-то посильнее наладить в идеальном механизме ангара. Леонид Серафимович, тупое самодовольство которого показалось одному генералу принципиальностью, прибыл показать инженерам, как надо работать.

Сначала он затаился. Просто ходил вокруг, совал нос в каждую гайку, тыкал пальцем в концевики и пробивал инженеров на крепкое словцо. Главный мастер, а теперь Поленкин заместитель, хватался за сердце и тайную надежду, что это все — страшный сон. Леонид Серафимович ничего не знал, не понимал, мнения своего не высказывал, но где-то там, в глубине омута склизких глазок чуялось мастеру что-то нехорошее. Через месяц Поленко напал внезапно и точно:

— Кручинкин, — обратился он к бывшему начальнику, — у тебя жена есть?

— Есть, — осторожно ответил мастер.

Летчик забулькал себе под нос и вдруг заорал, как работник доменного цеха, которому коллега нечаянно капнул олова за шиворот:

— Что-то я по твоей работе не заметил, чтоб ты с женой жил! Неудовлетворительная у тебя работа, Кручинкин! Не удовлетворяешь ты ее, а она меня. Уволен!

Ангар замер. Всем было известно, что главный мастер доводится кумом начфину, образование имеет и изобретения, и это может очень кособоко выйти крикуну. Вышло, однако, совершенное недоразумение: Кручинкина вдруг перевели, правда, с повышением, в южные края, а Поленко остался на царстве. С той поры от него не было коллективу ни малейшего роздыху. Он без конца внедрял, исправлял, вносил предложения, выговаривал, лишал премий, проверял, перепроверял и снова проверял перепроверенное, находя у людей с высшим техническим то недостаточное знание этикета делопроизводства, то огрехи в составлении авансовых отчетов по средствам, которых им никто никогда не выдавал. Инженеры отвечали ему взаимностью. Летчик обзавелся нервным тиком на правом глазу, но позиций не сдавал.

Его мудрое руководство оборвалось так же внезапно, как и установилось: в один опять же чудесный февральский день пресловутый генерал где-то там, наверху, наигрался в кубики и сказал: "Ё-моё! Развалили страну. Учителя у нас на рынке торгуют, завлабы недра приватизируют, а летчики, вон, на складах прозябают. Непорядок! Рожденный летать не должен ползать!". Так Поленко получил свое письмо счастья: его приглашали в центр на тренажеры, поучиться. На прощание он гордо сфотографировался на фоне истребителя, инженеров и ремонтного ангара, а к вечеру испарился, будто его и не было. Инженеры даже по-новомодному заказали коллективный молебен за здравие их цеха, но радость оказалась преждевременной.

Во-первых, очутившись на безопасном расстоянии от суровых северных ребят, Леонид Серафимович по своему обыкновению подал на начальника части в суд. О восстановлении его, летчика-испытателя, на работе. Просто из вредности. Совместными усилиями гарнизон отбился, хотя это и стоило коллективу годовой премии. А начфину еще и чести, потому как ему как первому красавцу пришлось ехать в город и падать в объятия секретарши арбитражки, а потом и завканцелярией, для стимуляции правильного и беспристрастного судейства в пользу военных.

А второй удар заставил себя подождать. Спустя пару лет после увольнения Поленко, когда все уже немного подзабылось, а страсти улеглись, старший инженер, сидящий теперь напротив Рыжего, открыл еженедельную газету. Открыл и схватился за голову, потом за своего сына, а потом и за стенку, которая его не удержала. Очнувшись в больнице, мужчина срывал трубки и метался в беспокойстве, пока ему не доставили воскресный выпуск. Инженер судорожно пролистал издания, не обращая внимание на холодок, который опять подбирался к сердцу, и в отчаянии снова увидал ту же фотографию, что и пригвоздила его к койке в реанимации.

Позвали родственников. С той наметкой, что все равно идти прощаться. Больной с удивительной прытью сунул газету наследнику и ткнул пальцем в последний лист. Почтительный сын взглянул и так и обмер. Пока медперсонал искал еще одну койку в заведении под падеж инженеров, юноша выхватил издание из ослабевших рук родителя и понесся в ангар. Каждый из его коллег, кто знакомился с материалом, тут же начинал громко материться, сыпать проклятиями или искать валидол. Когда весь коллектив был в курсе дела, собрался чрезвычайный совет.

— Это означает наш конец, — обратился к присутствующим заслуженный авиатехник. — И все из-за проклятого Поленки, леща болотного.

— Да, нас всех посадят, — тоненько вторил механик с МиГов, — мы должны его найти! И наказать.

Хотя это предложение совпадало с настроением большинства, имелись товарищи, которые настаивали на более продуктивных мерах.

— Это мы еще посмотрим, чей конец, — взял слово интеллигентный питерский специалист, — не все потеряно, друзья мои! Тираж у газетки маленький. Снимок дан нечетко. Поленко нужно найти, это факт. Пленку отобрать, негативы уничтожить. А ему по шее.

Выступление было встречено бурными аплодисментами. Коллектив заулыбался. У туннеля в вечный позор и тюрьму с кандалами обнаружился боковой ход, куда устремились теперь все помыслы ангарного цеха.

На поиски Поленко самовыдвинулись отец и сын Лукины, как первые пострадавшие и идейные враги этой бородавки на теле родной авиации. Дел им виделось на один отпуск, так как в газете черным по белому было написано, что летчик оставил испытательство и состоит нынче по хозяйственной части на заводе таком-то. Через неделю, примчавшись на завод, инженеры обнаружили пепелище, разорение и хаос. Простые работяги Леонидом Серафимычем пугали детей, а дирекция в полном составе жаждала его крови, и только из внутренние междоусобицы помешали мести свершиться. Самого Поленко не было ни в городе, ни в окрестностях. Озадаченные Лукины взяли отпуск за свой счет, получили от коллег матпомощь на вендетту и отправились дальше. По вечерам они внимательно изучали газеты и сводку криминальной хроники, потому как, если где заваривалось что-то из ряда вон, то это могло указывать на появление там их героя.

Наконец, после многих месяцев тщетных поисков они случайно оказались в этом городе. Собственно, он просто затесался на пути к огромной конфетной фабрике, где подозрительно лопнул резервуар с карамелью, что на Поленко косвенным образом указывало. И вот, в один из дней инженер-сын остановился на светофоре. Оглянувшись на взвизгнувший тормозами автомобиль, молодой человек чуть сам не закричал: в машине сидел Поленко. Юноша даже не успел слиться с фонарным столбом для маскировки, как летчик посмотрел на него в упор и дал по газам. Черный джип скрылся за поворотом, а растерянный охотник застыл у перехода, действуя на нервы вежливым областным водителям.

Тем же вечером Лукины начали методично обходить все дворы, стоянки и гаражи города. Им повезло вдвойне: они не только нашли авто Леонида, но и сразу его признали. Прямо на капоте, во всю ширь железки аэрографией был выведен портрет владельца, тот самый, который когда-то опубликовала воскресная пресса. Теперь, помимо негатива и оригинала, требовалось уничтожить еще и машину. Технику было жалко.

На этом месте Рыжий отхлебнул водички и подошел к окну. Прямо перед ним на стоянке в загончике сиротливо стоял транспорт Поленко, главная улика следствия и мечта всех милиционеров из дежурки. Опер вглядывался в изображение, выведенное перед лобовым стеклом, ломая голову, что же в нем могло так оскорбить чувства инженеров с Севера. Да, физиономия у пропавшего директора не напоминала шедевров Боттичелли, но самолет на заднем плане задорно сверкал крыльями, а ребята из ангара получились вообще симпатяги, все в комбинезончиках и с какой-то хитрой аппаратурой. Что не так?

— Да, что не так? — вслух спросил Рыжий и повернулся к парочке. — Или это тоже секрет?

Лукины занервничали. Они мялись, отводили глаза, пока более молодой, а, значит, все еще безрассудно-отважный Олежек не решился:

— Товарищ…господин милиционер. Они все не виноваты. Это я его сделал.

Рыжий неодобрительно посмотрел на рослого специалиста по Боингам.

— Нет, гражданин. Это не вы его. Так эксперты говорят. Но если вы настаиваете… Вы заявляете, что убили Поленко Леонида Серафимовича?

Молодой человек отшатнулся и побледнел:

— Убил? — видно было, что новость его поразила. — Его убили? Так как же это, он ведь его сам…Ударил…И потом гнался за нами, и замуровал…

— Выражайтесь яснее, Лукин, — у опера отлегло с души. Уж очень ему нравились смелые люди, которые, оставив семью и работу, впряглись за честь коллектива.

— Я имел в виду…Там, на фото…

Рыжий закатил глаза так, что позавидовала бы Марлен Дитрих:

— Про него позже, никуда не денется! Кого он ударил? Поленко в смысле.

— Давайте я расскажу, мальчик слишком волнуется, — вмешался инженер-отец. Сын с благодарностью посмотрел на папу, и Рыжий еще раз про себя подумал, как сближает семейный бизнес. В данном случае, поиски общего врага.

— Так вот. Мы его выследили. Он ставил машину в аккурат перед зданием школы. Мы, конечно, подумали, что он стал дедушкой.

— А почему не папой? — по привычке уточнил Рыжий.

С важным видом, будто Архимед студенту, инженер пояснил свою теорию:

— Только так. Ребенку прямая стыковка с Поленко рискованна. Для безопасного детства между ними должен был быть трансформатор в виде родителей. В любом случае, получалось — подлец прикрылся младенцем. Наше дело осложнялось.

Опер зачарованно внимал своеобразной логике технарей, почти не прерываясь на заметки в протокол. Видно были, что инженерный взгляд на расширение семьи его возбудил необычайно, но Рыжий держался. Сверившись с опросником, милиционер уточнил:

— Допустим. То есть вы планировали в отношении пропавшего нечто, что с ребенком не сочетается?

Лукин-сын вскочил со своего места и взволнованно заговорил:

— Поймите же, мы делали все, чтобы спасти честь! И наш враг должен был пострадать. Но детские слезы в наш замысел не входили! К тому же, имелись и другие слабые моменты: мы не сумели раздобыть два пистолета с ажурной чеканкой.

— А два зачем? — опер даже бровью не повел и спросил так, для проформы.

Молодой человек сделал меланхолическое лицо, которое могли бы воспитать только в Тарханах, и скорбным шепотом ответил:

— Чтобы стреляться. Чтобы был честный поединок. Знаете, такие с витым литьем по бокам.

Рыжий быстро упал на стол, чтобы скрыть в конце концов победивший его смех. Парочка задержанных тянула на матерых преступников так же, как потешные тюлени в цирке. Но долг есть долг, и расследования еще никто не отменял.

Спустя еще час удалось окончательно и бесповоротно установить следующее. В день педсовета инженеры пришли к коронному выводу, что Поленко в школе живет, ибо торчит в ее стенах постоянно. Наверное, опять организовал что-то зловредное и снял в беззащитной гимназии помещение под офис. Негативы злополучной фотографии было решено искать там, как стемнеет. Негодяя караулили до самой ночи, сидя в кустах напротив парадного, и таким образом разжились информацией от выходящих из здания учителей. Те громко обменивались репликами о странном директоре-камикадзе, и Лукиных озарило: новый начальник — это и есть Леонид Серафимович. Около полуночи их жертва четким строевым шагом, пусть и давая изрядного кругаля, проследовала за ограду в направлении большой улицы. Машина осталась на стоянке, что косвенно подтверждало догадку об основном месте жительства негодяя.

В боковом окошке у входа горел свет, и инженеры справедливо рассудили, что в школе имеется охрана и часовой на посту. Вооружившись безусловными аргументами — легендой о потерянной сменке и бутылкой водки — мстители двинулись в здание. Секьюрити действительно вскоре обнаружился, практически в виде заливного: жирно блестя щеками, он неподвижно лежал на столе весь в завитках морковки. Уговаривать спящего не пришлось, и чисто из сострадания Лукин старший положил в карман его брюк припасенную четвертинку, для утренней профилактики. Потом отец и сын довольно быстро нашли кабинет директора. А вот дальше в их жизни опять наступила черная полоса. В ставке было пусто, то есть абсолютно и совершенно никаких следов пребывания Поленко там не наблюдалось. Разочарование помутило разум, и Олежек совершил необдуманный поступок: в гневе написал директору записку, чтоб, значит, отдал все по-хорошему, потому как по-плохому они уже еле сдерживаются. Но это только пока.

Погорюнившись с полчасика, не привыкшие сдаваться северяне стали заново методично перетряхивать все шкафы, полочки и ящички, и тут в дверь постучали. Постучали, поскребли и еще раз двадцать деликатно кашлянули. Роняя канцелярские безделушки, инженеры метнулись к несгораемому шкафу у стены за столом и захлопнули створки как раз в тот момент, когда в кабинет прокралось существо самого странного вида. Им запомнилось, что оно было все черное, с оттопыренными ушами, и постоянно приговаривало: "высокоуважаемый" и "попляшете".

Сквозь узкую щель Олежек видел, как незваный гость усаживается в директорское кресло к нему спиной. Сначала ничего, как водится, не предвещало, и Лукины стояли в шкафу спокойно. Эти домушники находят и золотые сережки, упрятанные хозяевами в варенье, что говорить про какую-то фотопленку? Сейчас черный вор — плясун вскопает им грядку, возьмет себе статью и ценности, а им, инженерам, только останется забрать негативы и гордо удалиться. Однако что-то пошло не так. Вместо того, чтобы простукивать паркет в поисках школьной кассы, черный с полчаса подрыгался в кресле, а затем вдруг схватил со стола послание Поленке. Допустить огласки их страшной тайны Лукины не могли: выпрыгнув из шкафа и схватив какую-то фентифлюшку со столешницы, Олежек отправил вора в нокаут.

Так им с папой достались трофеи: при посетителе обнаружились весьма занятная тетрадка и лобзик. Инструмент оставили убогому — конечно, он краденый, и сейчас безутешная вдова с шестью детьми плачет на том конце города, заламывая руки по единственному богатству, доставшемуся ей от мужа. По крайней мере, когда милиция придет брать этого ворюгу, награбленное окажется при нем немым укором. В тетрадке же на последней странице имя Поленко встречалось раз двести. Решив поизучать ценный документ в более располагающих условиях, Лукины забрали листок, порвали свою записку и побежали домой.

— Вот с этого места поподробней, — прервал плавное повествование Рыжий. — Каким образом ваш дом оказался на кухне у гражданки Поповой, она же учительница, она же свидетель?

— О, очень просто, — заулыбался инженер-отец. — Мы же давно путешествуем. Из экономии стараемся останавливаться в частном секторе, у знакомых. Так вот, у нашего сослуживца сестра в деревне. И с год назад ее соседка, Нина Васильевна, подалась в город, к сыну. Говорила, он там страшно разбогател и выстроил себе хоромы, есть и отдельное крыло с прислугой для родительницы. Сестру в гости приглашала, да забыла адрес оставить. Так и уехала, только вот посылка с добром, которую соседка на новое место отсылала, назад вернулась. Что-то там было не заплачено. На коробке куда, кому — все указано, сестра нам передала, сказала, мол, они не в обиде будут, места полно. А когда мы уже приехали, пришлось действовать согласно обстановке.

Рыжий понимающе кивнул, а Лукин-старший продолжал дальше:

— Вот, значит, первого сентября мы назначили день "Ч". Сейчас или никогда. Утром спрятались за его машиной, там еще мальчуган такой симпатичный прыгал, я его гаечным ключом хотел применить. Да он не заинтересовался и убежал. Зачем ключ? Ну, мы, конечно, не робкого десятка, но для встречи решили, пригодится. В одиннадцать мы заметили эту девочку в горох, которая утром напала на Поленко. Я как-то сразу понял, что ей можно верить. Мы ей велели передать дяде директору, что у авто его ждет друг. А пришел совсем другой человек, красномордый. Курточка еще на нем была, ему как распашонка, маловата. Мы мимо прошли и в кусты, оттуда смотрели, пока этот пришлый возле джипа крутился.

Потом и Ленька-упырь подошел. Красномордый с ним сначала очень ладно беседовал, затем засмеялся так нехорошо, как робот без смазки, замахал руками и достал из брюк листок весь в скотче. Поленко прямо в лице переменился. Он этому, красномордому, стал на что-то указывать там, за оградой, и пока тот щурился, открыл переднюю дверь, быстро достал палку и как жахнет ей этого первого по голове! Тот упал. Я даже зажмурился, а когда открыл глаза, Леньки нигде не было.

— Я конкретно удара не видел, — добавил сын. — Я на школу смотрел. Там, в окне женщина стояла. И наблюдала за нами. Я беспокоился.

— Какая женщина? — встрепенулся Рыжий. — Она смотрела на стоянку в момент убийства?

— Да, она все время у окна торчала, — подтвердил Олежек. — Все белая такая. Волосы белые, одежда, лицо такое белое-белое. И взгляд как зубоврачебный лазер.

— Винтер! — опер хлопнул себя по лбу. — Я так и знал! Продолжайте, пожалуйста.

— А продолжение короткое, — вздохнул старший. — Мы, конечно, поняли, что план меняется. Выходило, что провидение накажет Поленко само, только ему надо помочь, потому как у нас, в правовом государстве, провидение в связке с милицией. Красномордого мы положили в машину, чтобы он никуда не делся. И чтобы было ясно, что труп — Поленкина собственность, а не просто рядом проходил. Палку — она там же лежала — мы хотели отнести в органы. Только решили ее послать по почте, от доброжелателей. Чтобы не объяснять, что мы делали в кустах.

— Умно, ничего не скажешь, — опер мысленно похвалил себя за верный вывод о своеобразной логике авиационных инженеров. — А в подвале вы как оказались? Решили мстить из подполья?

— Так нет же! — хором воскликнули Лукины. — Он нас выследил!

И в ответ на изумленный взгляд милиционера, Олежек пояснил:

— Мы понеслись к дому. Чтобы сначала забрать свои вещи, а потом послать деревяшку. Где-то на середине пути, влезая в трамвай, я понял: на меня кто-то смотрит. Я обернулся с подножки и увидел, что через площадь, сшибая людей, за нами несется Поленко! На тот трамвай он не успел, и мы успокоились. Потом пересели в автобус, все было чисто. И вот когда уже с вещами выходили из дома, вдруг на лавочке у детской площадки увидели его! Он уставился на верхние этажи и заметил нас только тогда, когда мы ринулись назад в подъезд. Тут мы деревяшку и уронили…

— А подвал мы еще накануне приметили, — сообщил старший. — И инструменты туда перенесли. Чтобы, значит, оборудовать независимое место, куда можно пригласить Поленко для разговора. Наверху у нас-то было тесновато, да и отношения становились не очень…Вот мы в него и спрятались. Люк там странный, вовнутрь открывался. Мы крышку быстро монтировочкой и заткнули. Поленко там сверху погромыхал чем-то и ушел. Но мы на всякий случай сидели тихо.

— Понятно, — протянул Рыжий. — Леонид Серафимович думал, что это он вас замуровал. Битой под скобку. Наверное, люк для верности подергал, — опер хмыкнул, представив, как директор потирал преступные ручонки. — А не вышло. Интересно, где же он сейчас?

Тишину кабинета прорезал телефонный звонок. Звонили по межгороду. Рыжий снял трубку и недовольно гаркнул на монотонный треск и шорох:

— Ну, говорите! Здесь люди работают.

— Здесь тоже не сальсу танцуют, — огрызнулась трубка. — Областная больница. Нас просили позвонить, когда очнется. Вот, очнулся. Забирайте.

Рыжий вскочил и выпучил глаза:

— Кого забирать? Поленко??

— Нет, пластмасску, — передразнил голос. — Вольдемара своего забирайте. Афонькина. У нас спирт закончился.

Больница дала тобой, а опер на глазах у изумленных инженеров провалился в обморок.