Валерий Николаевич Ванико

Золото по ленд-лизу

 

Часть 1.  Секретный груз.

 

на фото морской десант Северного флота.

 

 Глава 1. В лапландских тундрах.

       Заполярье.  Май 43-го. Лапландия.

       Над бескрайним морем голубых лапландских тундр, что, перемежаясь с сопками, тянутся от скалистых фьордов  Норвегии до  побережья Кольского полуострова, полярный день.

       В лучах  немеркнущего солнца искрится последний, еще не растаявший   снег,  зеленеет ягель, блестят холодной водой небольшие озера, с которых доносятся разноголосые  крики   вернувшихся с зимовки птиц.

      На теплом валуне дремлет отощавший за зиму пестрый лемминг. Вдруг  он   настораживается, вскакивает и с писком ныряет в щель.

      Из-за ближайшей сопки появляются два человека. Они едва передвигают ноги и, подойдя к  камню, устало садятся на него.

      Оба путника предельно измождены, с серыми, заросшей щетиной лицами. На одном - высокого роста и с широкими вислыми плечами,  лопарский колпак, выцветший солдатский ватник,   драные бриджи и размокшие  от воды пьексы. 

      На втором - коренастом и непрерывно кашляющем, видавшие виды  матросская шапка и бушлат с позеленевшими латунными пуговицами, рваная на коленях брезентовая роба и полуразвалившиеся кирзовые ботинки.  

       В руках у высокого финский автомат «Суоми», а на поясе коренастого,  нож   «пуукко» с костяной рукояткой. За плечами у обоих тощие котомки.

      На незнакомцев тут же наваливается дрема, и они начинают клевать носом.

 Однако через минуту высокий вздрагивает, открывает глаза  и толкает локтем напарника.

      - Не спи, Сашок, замерзнешь.

      - А, чего?! - испуганно вскидывается тот и недоуменно вертит головой.

      - Не спи, говорю, идти надо.

      Они  тяжело встают и, покачиваясь,  бредут дальше. Примерно через километр тот, которого назвали Саней, падает лицом в пропитавшийся  сыростью  мох и  вновь заходится мучительным кашлем.

      Высокий  сплевывает  и присаживается на корточки рядом.

      - Вставай, Сашка, вставай, вот эту марь пройдем  и  под сопкой отдохнем, - трясет он за плечо спутника.

      Тот поднимается, высокий обхватывает его за плечи  и, спотыкаясь, тащит дальше.

      У относительно сухого склона сопки  оба валятся у чахлой березки и засыпают.

 Когда они открывают глаза, солнце все также сияет в высоком небе.

      - Дим, а что сейчас, день или ночь? - шепчет  Сашка.

      - Я и сам не знаю, все в башке перепуталось от голода. Надо пашамать.

      - Надо.

      Дим, так зовут высокого, приподнимается, стягивает с плеч котомку и достает из нее вяленый кусок оленины.  Затем протянутой  Сашкой финкой разрезает ее и большую часть отдает  другу.

      - Ты отдыхай пока, а я схожу туда, - кивает он на синеющее неподалеку,  окаймленное редким кустарником и карликовыми деревцами озеро, - может птицу какую подстрелю.

      - Это последний патрон?, - шепчет обметанными  жаром губами  Сашка.

      - Последний. Как и мясо, что лопари дали. Больше ничего нету.

      Дим встает, щелкает затвором автомата и уходит к озеру. Через несколько минут оттуда доносится гулкий  выстрел и над сопкой проносится стайка птиц. А чуть позже возвращается Дим и швыряет  автомат на землю.

      - Все, кончился наш «суоми».

      - А птица ?

      - Промазал, руки дрожат. Но ты не дрейфь, через неделю-другую птицы яйца класть станут, тогда заживем.  А пока ягель жрать будем, прошлогоднюю морошку, что найдем, и кору с молодых  деревьев. Все равно к своим выйдем. Вот увидишь.

      - Зря мы все-таки у лопарей  не остались, - произносит Сашка. - Чуть отдохнули  бы   и двинули дальше.

      - И вовсе не зря. Ты ж слышал, к ним за оленями и рыбой финны с немцами  наезжают. Снова к ним в лагерь захотел?

      - Не-е, - тянет Сашка.

      - Ну, то-то же. Значит, не ной. Ты, кстати, какого года призыва?

      - Сорок первого.

      - Совсем салага.

      - А ты?

      - Тридцать девятого.

      - И где ж ты Санек, служил, небось, при штабе?

      - Не, на  морском охотнике, рулевым-сигнальщиком. Прошлым летом  в Белом море нас финская лодка торпедировала.   Командира, меня и боцманом при взрыве за борт выбросило. Финны всплыли и подняли  нас к себе на палубу.  Командира тут же расстреляли.

      Затем, выяснив специальность,  боцмана выкинули  за борт.   А я назвался коком и меня не тронули.

      - Чего ж это они?

      -  До этого мы несколько часов гоняли лодку по дну залива и бомбили. Да так, что она соляром течь стала. Видать разозлили  финнов здорово.

      А кок  на позиции им был здорово нужен - своего  при взрывах кипятком ошпарило.

      Правда, что я готовить не умею, финны поняли через пару часов, как погрузились. Снова рассердились и выбили мне половину зубов. Во, -  ощерил Санька щербатый рот. -А как вернулись в базу, сдали меня  в  лагерь. А ты Дим как туда попал? Ведь раньше я тебя почти не знал.

      - Я, Санек, до марта 41-го служил на Балтике, на крейсере «Октябрьская революция»,  это бывший   «Гангут», слыхал про такой?

      - Да,  это на котором при царе восстание было.

      - Точно, молоток. И был я старшиной 1 статьи, командиром отделения торпедистов   и призером  флота по боксу. А потом стал диверсантом.

      - Как это?  - широко распахивает глаза Сашка.

      - Очень просто.  Отобрали на кораблях пару десятков ребят покрепче, погнали на медкомиссию, а потом доставили  к начальнику Кронштадского укрепрайона адмиралу Ралю.

      И тот сообщил, что особым приказом Главкома ВМФ, с этого дня все зачислены в специальную команду, где из нас будут готовить подводных диверсантов. До мая  на закрытом полигоне   обучили водолазному и подрывному  делу,  стрельбе и рукопашному бою. А затем переодели в солдат  и перебросили самолетом в Белоруссию, в закрытый гарнизон, где дислоцировалась воздушно- десантная бригада. Там обучили прыгать с парашютом, работе с рацией и прочей хурде - мурде.

      А тут война. Флоту не до нас. Мы в этой бригаде и застряли.

      Уже в июне 41-го нас забросили в тыл  к немцам, под Минск. Там рвали  их  эшелоны с техникой  и мосты,    склады с боеприпасами  и громили небольшие гарнизоны. Потом, кто остался,  вышли к своим, и всех доставили в Подмосковье. Дали немного отдохнуть, пополнили и  в августе снова отправили за линию фонта, теперь уже  подо Ржев - немцы к Москве подходили. И там наделали шуму. А когда в январе 42-го прорывались к своим, меня  осколком в  башку садануло  и сильно контузило.

      Очухался  уже в плену. Документов  никаких, их перед заброской отбирали. Назвался военным строителем Васей Пупкиным. В результате оказался в финском лагере на строительстве укреплений, откуда мы с тобой  и «подорвали» Вот такие дела.

      - Ну, ты даешь,- восхищенно  смотрит на товарища Санька, - а я уж думал, ты и впрямь строитель.

      - И впрямь и вкось, - смеется Дим, - до флота техникум по этому делу закончил. Слушай, а давай попробуем наловить рыбы. Она в этом озере должна быть, птица ведь чем-то кормилась?

      - Давай, - с готовностью соглашается Сашка, - только вот чем будем ловить? Крючков и лески у нас нету.

      -  А это  что?,-  отстегивает  Дим с подкладки ватника  и демонстрирует  средних размеров крючок и булавку. - Вот, пока ты дрых, я у хозяйского пацаненка за звездочку  выменял.  А это? - он сдергивает  с покрытой шрамами головы и бросает   Сашке в руки  старую лопарскую шапку, расшитую цветными нитками.  Ты давай, бери нож, распускай нитки и вяжи леску, а я согну еще крючок.

      Затем друзья   принимаются за дело и через час у них готов  еще один крючок и метров пять достаточно прочной шелковой нити.

      Удочки сооружает Сашка, оказавшийся в прошлом заядлым рыбаком.

      В качестве грузил он использует оторванную от каблука своего ботинка и разломанную на две части  рапитовую подковку, поплавков - оброненное какой-то птицей перо, а удилищ  - автоматный шомпол и срубленный финкой кривой ствол березки.

 Находятся в котомках и несколько крошек оленьего мяса. После этого друзья собирают нехитрые пожитки,   идут к озеру и забрасывают  свои снасти.

      Их ожидания оправдываются.

      Через час, на берегу поблескивают чешуей три небольших  окунька и пяток неизвестной породы малявок. Поскольку наживка закончились, Сашка режет одну на мелкие ломтики и насаживает их  на крючки.

      Переносить голод парням больше невтерпеж.  Они  с трудом  втыкают  удилища  в неподатливую мерзлоту,   проверяют, насколько прочно те держатся  и начинают заниматься костром.

      Сашка достает из своей котомки подаренные лопарями огниво, вываренный в золе трут   и  небольшую консервную банку с проволочной дужкой,  а  Дим обходит берега озера, обламывая с карликовых берез, ив и кустов засохшие ветки, и собирая сухой мох. Потом он издает радостный возглас и машет рукой Сашке. Прихрамывая, тот ковыляет к Диму.

      - Ты погляди, чего я нашел, -показывает он на небольшую полянку, усеянную веселой россыпью сыроежек.

      -  Здорово, - шепчет Сашка, и приятели  бережно собирают их в шапки.

      Затем, вдоволь  намучившись с непривычным кресалом и отбив себе пальцы, они разжигают небольшой костерок, над которым на двух плоских камнях водружают свой  «котелок», с озерной водой и заложенной туда частью рыбы и грибов. Огонь друзья поддерживаю небольшой, изредка подкладывая в него скудное топливо. 

      Через некоторое время вода в банке закипает и из нее валит ароматный пар.

      - Готово, - сглатывая голодную слюну, произносит Дим и, подцепив котелок веткой, осторожно ставит его наземь.

      - Вот только ложек у нас нету, придется хлебать прямо так, из банки. 

      - А вот и есть, - оживляется Сашка и извлекает из кармана штанов самодельную алюминиевую ложку с коротким черенком.

      - Ну, ты кореш, прям волшебник, - гудит Дим, затем приятели усаживаются  на мох перед котелком и,  обжигаясь, поочередно черпают горячее варево.

      - Вкусно, - шмыгая носом и   облизываясь, говорит Сашка.

      - Вкусно, - вторит ему Дим.  - Это ж сколько мы горячего не ели, поди неделю, а Сань?

      - Ну да, как  от лопарей ушли. У  них, кстати,  с продуктами тоже было не густо. Совсем бедные. Слушай, старшина, а давай еще  ухи сварим,- предлагает он, когда банка пустеет. - Жрать еще больше захотелось.

      - Нет, - решительно заявляет Дим,- хватит. Завтра еще поедим. А пока спать.

 Друзья  отгребают  с места, где еще тлеет костер, прогоревшие угли и, прижавшись друг к другу  спинами, ложатся на чуть теплую землю.

      - Сань, а ты родом откуда?, - сонно спрашивает Дим.

      - Из Ленинграда.

      - А кем был?

      - Никем, только десять классов закончил, хотел в институт податься, а тут война.

      - А ты?

      - Я из Ростова. У нас там арбузы и лето, те-е-плое…

      Просыпается Дим от какого-то тревожного чувства. На вершине ближней сопки стоят два   полярных волка и внимательно смотрят вниз.

      Старшина хватает автомат, громко матерится и передергивает затвор. Оскалив клыки, волки злобно рычат и исчезают.

      - Дим, ты чего?!  -  хлопает  сонными глазами  встревоженный Сашка.

      - Волки, здоровенные, я таких никогда не видел.

      - Ты знаешь,  - морщит лоб Сашка, я где-то читал, что на людей с ружьем они   не нападают. Разве только раненые. Запаха  железа и сгоревшего пороха боятся.

      - Может и так, - бурчит  Дим, и заботливо стирает ладонью с оружия  обильно покрывшую его росу.

      - Эх, нам бы  хоть десяток  патронов. Зря все расстрелял.   Вот  нарвемся в тундре на егерей и хана. Пиши, пропало.

 Он отщелкивает у «Суоми» рожок  еще раз убеждается, что тот пуст и огорченно вздыхает.

      - Зато ты  двух немцев укокошил. А нарвемся, живыми не дадимся, ведь так?

      - Конечно, не дадимся.  Ну, а пока давай проверим удочки, может еще чего поймалось.

      Но их ждет разочарование. Одна удочка  бесследно исчезла, а на той, что с шомполом,   пусто.

      - Видать крупная рыба утащила, - уверенно заявляет Сашка.

 Затем парни вновь собирают немного веток и мха, разводят костер, и варят уху из оставшейся рыбы и грибов.

      А через час, забросив на плечи свой нехитрый скарб, уверенно идут дальше,  на восток, в  бесконечно расстилающееся перед ними пространство тундры.

 

Глава 2. Лубянка

#_470.jpg      

  Москва. Июнь 43-го. Лубянка. Управление военной контрразведки.

       В кабинете с зашторенными окнами трое. Преклонных лет седой генерал, со знаком     «Почетный чекист» и двумя орденами Красного Знамени  на габардиновом кителе, полковник и майор.  

       - Надеюсь, вам все ясно?   - обращается генерал к офицерам.

       - Так точно.

       - Вы, Алексей Иванович, - адресует он полковнику, - лично отвечаете за проведение  всей операции. С момента получения груза в Москве и до передачи его   военно-морскому атташе  США  в Мурманске.  Об исполнении немедленно доложите мне по «вч». На этом все. Удачи.

       Полковник и майор встают и выходят из кабинета.

       На следующее утро, к шлагбауму контрольно-пропускного пункта одного из подмосковных военных аэродромов подъезжают черная «эмка» и    армейский «студебеккер» с  брезентовым тентом.

       Сидящий за рулем легковушки капитан предъявляет начальнику караула удостоверение контрразведки «Смерш», тот козыряет и машины катят  к стоящему на взлетной полосе   дальнему  бомбардировщику «ИЛ-4».

       Рядом с ним они останавливаются, и из «эмки» выходят уже знакомые нам  полковник и майор.

       По трапу из кабины на землю спускается летчик и докладывает о готовности к полету.

       - А как с сопровождением?  - интересуется полковник.

       - Два истребителя Северного флота, присоединятся к нам вот здесь, в районе Архангельска,  - летчик достает из планшета карту и показывает на ней отметку.

       - Добро, - кивает головой полковник. - Александр Иванович, приступайте к погрузке.

       - С машины!  - командует майор.

       Брезент «студебеккера» откидывается и на землю поочередно выпрыгивают   солдаты в форме войск НКВД, вооруженные автоматами.

 Они извлекают из кузова  два окрашенных в защитный цвет деревянных ящика,   грузят их через бомболюк  в самолет и сами исчезают в нем.

       - Капитан, - обращается полковник к летчику, -  прикажите экипажу оставить все парашюты на аэродроме.

       -  Не имею права,  товарищ полковник - отвечает тот, - это нарушение летной инструкции. 

       - Я вам приказываю. У меня инструкция наркома НКВД.

       - Слушаюсь, -  нехотя отвечает летчик  и исчезает в самолете.

       Через минуту хмурый бортмеханик  выбрасывает из него   четыре парашюта, затем   офицеры «смерша» поднимаются на борт, и бомболюк закрывается

       Взвывают моторы, бомбардировщик  тяжело катится по взлетной полосе и отрывается от земли.  

       Когда  он набирает высоту и  рев двигателей переходит в ровный гул, полковник достает из кармана  плаща  коробку «Казбека», открывает ее и протягивает сидящему на ящиках майору.

       - Закуривай, Саша.

       - Да нет, Алексей Иванович, что-то не хочется. Экипаж - то хоть опытный? До Мурманска почти  две тысячи километров.

       Полковник  неспешно достает папиросу,  разминает ее, чиркает зажигалкой и, глубоко затянувшись, выпускает тонкую струйку дыма.

       - Не беспокойся, лучший в полку. Командир  еще в Испании воевал.  И машина новая,   с мощным  вооружением. Так, что все будет в порядке, долетим… 

 

  Глава 3. Бой железных птиц

       Заполярье.  Июнь 43-го. Лапландия.  

       Над голубыми тундрами, с сияющим в небе солнцем,  отсвечивая плоскостями, барражируют  два немецких  «мессершмита».

       Не так давно они взлетели  с  аэродрома  в Финляндии  и ведут в воздухе «свободную охоту». После Сталинграда в небе Суоми  довольно часто стали появляться русские самолеты и наносить удары по  финским военно-морским базам.

       В головном  истребителе, как всегда невозмутимый, командир авиаэскадрильи майор    Рихард Шульц.  Он воюет давно и успешно.  В ведомом -  лейтенант  Отто  фон Вернер, это его пятый боевой вылет.

       На очередном вираже, взмыв высоко в небо, майор замечает на горизонте черную точку. Через секунду она увеличивается и обретает контуры самолета.

       - Внимание, Отто,  вижу цель, идем на сближение!

       Мессеры набирают скорость и, зайдя со стороны солнца,  со звоном ввинчиваются в голубое пространство.

       Однако на самолете, а это идущий на предельной высоте бомбардировщик, их  своевременно замечают, он резко меняет курс и пытается уйти в сторону моря. Но скорости  машин несопоставимы,  и через несколько минут в небе над тундрой завязывается  бой.

       - Осторожно, Отто, не горячись, - цедит в лорингофон  майор, - это новый бомбардировщик  русских, постараемся взять его в клещи и посадить на наш аэродром.

       - Слушаюсь, герр майор, - доносится в ответ,   и бой продолжается.

       Но исполнить свой план  честолюбивому майору не удается. Во время очередной атаки, его  напарника  срезает меткая очередь одного из пулеметов бомбардировщика.

       Волоча за собой густой шлейф дыма, истребитель входит в штопор и с воем врезается в сопку. За  несколько секунд до этого из него выбрасывается летчик. Однако времени на полное раскрытие парашюта у него не хватает, и пилот  камнем падает вниз.

       Русский самолет тоже поврежден, из-под  капота  правого двигателя, вырываются багровые языки пламени, а  верхний турельный  пулемет умолкает.

       Оставшийся мессер, почти в упор начинает расстреливать теряющий ход и маневренность  бомбардировщик.

       Теперь  Рихард Шульц, ждет самого главного, когда из подбитой машины начнут выбрасываться  русские летчики.  Их так забавно убивать под куполом парашюта, что он не раз проделывал в небе   Испании и Франции.

       Но из самолета так никто и не выпрыгнул. Он дотянул до низкой гряды сопок и   рухнул  в тундру.

       - Упрямые «иваны», - цедит   сквозь зубы майор, и   его истребитель, заложив  над местом  гибели   бомбардировщика последний вираж, тает в  небе…

       Старый лопарь Ярви, со склона  поросшей ягелем сопки, возвышающейся на берегу обширного, с многочисленными заливами озера,   внимательно наблюдал за смертельным боем железных птиц в поднебесье.

       Раньше такого в этих местах не случалось. Но времена изменились. В тундре стали появляться злые люди, которые обижали его племя и угоняли оленьи стада, а в небе над ней, вот такие птицы, убивающие друг друга.

       Из-за них и зверя стало меньше и рыбы.  Словом, плохие люди.

       А на ту  большую железную птицу, что последней с воем упала за дальнюю сопку, надо обязательно взглянуть. Прошлой зимой он уже находил одну такую, однако поменьше. И совершенно целую, с мертвым человеком  внутри.

       У него он взял  необычную кожаную шапку и  блестящую  сумку на длинном ремешке. А еще красивый  черный  амулет с шеи, в виде креста.  И все отвез в финское село, старосте. Год назад тот приезжал со злыми людьми  в стойбище  и приказал   лопарям сообщать ему о всех  чужих людях в тундре - живых и мертвых. И обещал награду -муку, спирт и табак.

       Не обманул. Очень обрадовался  амулету и сумке, дал мешочек муки, бутылку спирта и пачку табаку. А затем  заставил показать то место злым людям, которые увезли мертвого человека и сожгли железную птицу.

       Ярви выбивает о  темную ладонь давно  погасшую трубку, поправляет висящее за плечами старое ружье  и садится на  ездового оленя.

       Через пару часов он на месте падения самолета.

       Загадочная  железная птица лежит в неглубокой низине меж сопок. От удара о землю у нее отвалилось одно из крыльев и лопнуло брюхо.

       Старик привязывает оленя к низкорослой березке и опасливо приближается к самолету. В нескольких шагах от машины останавливается,   внимательно ее рассматривает и, чуть наклонившись вперед, чутко прислушивается. В ответ звенящая тишина.

       Ярви бесшумно снимает с плеч ружье, кладет его на землю и  осторожно заглядывает в огромную дыру в корпусе, образовавшуюся на месте сорванной  обшивки.  Затем, поколебавшись  и  что-то пробормотав, забирается через нее в самолет.

       Его взгляду предстают многочисленные, не подающие признаков жизни, тела мужчин в одинаковой   одежде. Она не такая, какую он видел у злых людей. Стараясь не шуметь, лопарь мягко ступает пьексами  по искореженному металлу и трогает  каждого.  Мертвы. Все одиннадцать.

       Затем его внимание привлекают   судорожно сжатые в    руках  у некоторых, короткие ружья. Они с необычно толстыми, дырчатыми  стволами  и   круглыми магазинными коробками. Примерно такие, старик видел у финнов, когда те приезжали отбирать оленей  и перестреляли  часть стада. Страшное оружие, выпускающее целый рой пуль.

       Он бережно вынимает из одной мертвой руки такое ружье, поглаживает его и вешает себе за плечи. 

       Внезапно в пробоину   проникает яркий  луч катящегося к горизонту солнца  и в нескольких местах под ногами Ярве, вспыхивают веселые блики. Он нагибается и поднимает   небольшой, матово отсвечивающий слиток. На нем клеймо -  восходящее солнце в обрамлении венка из колосистых трав и непонятные знаки. Лоб старика покрывается испариной - это золото, таинственный   металл белых. Он много слышал о нем   и даже видел у  шамана несколько золотых монет с изображением бородатого человека.   

       Тот уверял, что за них  можно купить большое  стадо оленей. Шаману   можно верить, ему обо всем рассказывают духи. А сколько монет получится из этого слитка? И из всех тех, которые сияют на полу?  Да ведь это все оленьи стада в Лапландии!

       Но золото Ярве не нужно. Он отнесет слиток старосте  и получит за него награду - муку, спирт и табак. А вот короткое ружье спрячет, пригодится для охоты. И еще возьмет   в подарок внуку  вон то зеленое яйцо в зарубках, что валяется у пробоины.

       Старик наклоняется и поднимает   гранату «Ф-1».

       - Красивое яйцо, вот только какая-то железка сбоку, надо оторвать.

       Он тянет за чеку, та отскакивает и спустя мгновение, в самолете раздается оглушительный взрыв.

 

Глава 4. Вершители судеб

       Во второй половине того же дня в Москве, не дождавшись из Мурманска обусловленного звонка, пожилой генерал связывается по «вч» с  начальником контрразведки «Смерш»  Северного флота.

       - Здорово, адмирал.

       - Рад Вас слышать, Виктор Петрович.

       - Ну, где там  мои люди, почему не звонят?

       - Самолета пока нет. Кстати, истребители сопровождения с архангельского аэродрома взлететь не смогли, там сплошная облачность и туман. А сейчас и у нас от синоптиков получено штормовое предупреждение.   

       - Все ясно. Ну, ты там смотри, обеспечь встречу и как только сядут, пусть Азаров сразу же отзвонится.

       - Слушаюсь, товарищ генерал.

       - А союзники пока не беспокоят?

       - Нет. Время доставки груза им неизвестно.

       - Ну, добро, бывай.

       Генерал с досадой кладет трубку на рычаг  и  смотрит на  циферблат, стоящих в другом конце кабинета напольных часов. Они гулко отбивают пятнадцать ударов.

       В 18.00, ему вместе с начальником Главного управления контрразведки «Смерш»  генерал - полковником, докладывать о результатах операции  Наркому Внутренних Дел. А тот, после полуночи,  лично проинформирует обо всем Главковерха.

       Контрольное время еще не вышло, но задержка самолета и отсутствие у него сопровождения,  генерала  не на шутку встревожили, и он вызывает адъютанта.

       Тот появляется как всегда мгновенно,  подобострастно вытягивается и  ждет приказаний.  

       - Явный холуй, - пора на фронт отправить, -  неприязненно думает генерал и приказывает:

       - Немедленно  поезжай в штаб ВВС и выясни, что с самолетом. Пусть свяжутся  со всеми штабами ПВО по линии его маршрута. Доложишь через час. И не тянись ты, как, салдафон.  Здесь не плац.

       - Слушаюсь!  - щелкает каблуками  майор и покидает кабинет.

       Генерал вздыхает и вспоминает прежнего порученца, несколько месяцев назад арестованного за шпионаж в пользу Японии.   Какой там шпионаж, просто  идет  очередная чистка рядов. С начала 30-х. А ведь какой парень был, на  Халхин-Голе  воевал и за линией фронта себя проявил. Да что там вспоминать, не ровен час и самого в чем-нибудь обвинят. Как старого чекиста.  Сколько из них   молодая смена уже поставила к стенке и засадила в лагеря, по разного рода  сфабрикованным обвинениям и наветам. Подумать страшно.

       Невеселые  думы генерала прерывает резкий зуммер внутренней связи. Он вздрагивает и  берет трубку.

       - Ну, как там дела с нашим самолетом, Азаров докладывал? - слышится  из нее  напористый баритон  начальника Управления.

       - Пока нет, товарищ генерал-полковник. Контрольное время еще не вышло.

       - Добро,- отвечает тот и  отключается.

       Докладывать начальнику о своем разговоре с  адмиралом Громовым, генерал не стал. Преждевременно. У того и так забот хватает. Готовится новое наступление  на Орловско-Курской дуге и вся  контрразведка «стоит на ушах». Формируются и отправляются за линию фронта разведывательно-диверсионные группы, осуществляется активный поиск и ликвидация вражеской агентуры в тылах наших войск, ведется несколько серьезных радиоигр с разведкой  «Абвера» на направлении главного удара.

       И все это на плечах начальника. Тот даже ночует в кабинете.

       Осторожно приоткрывается дверь и появляется голова адъютанта.

       - Разрешите?   - товарищ  генерал.

       - Заходи, - досадливо морщится тот.  -Ну, что выяснил?

       -  В штабе ВВС сообщили, что в назначенное время самолет  приземлился на военном аэродроме Вологды, дозаправился топливом и взлетел.

       - Это точно?

       - Да, я дополнительно связался  с начальником контрразведки, дислоцирующегося там авиаполка. Тот это подтвердил.

       - Все?

       - Никак нет. Истребители морской авиации из Архангельска, для   встречи  и сопровождения   бомбардировщика не взлетели. Низкая облачность и штормовой ветер.

       - Свободен. Готовься завтра в командировку на Северо-Западный фронт. Засиделся  ты у меня.

       - Слушаюсь, - бледнеет адъютант и  бесшумно исчезает за дверью.

       Без четверти пять вечера, генерал еще раз звонит Громову и, выслушав его доклад, приказывает  организовать поиски исчезнувшего самолета.

       - Уже занимаемся,  Виктор Петрович. На это ориентированы все  находящиеся в воздухе самолеты морской авиации и наземные службы ПВО  флота.

       - Возьми это дело под самый жесткий контроль, подключи оперативный состав и о результатах докладывай мне лично, каждый час.

       -  Будет исполнено.

       Генерал кладет трубку на рычаг, смотрит на часы, и с первым  из семнадцати ударов, выходит из кабинета, прихватив со стола тонкую коленкоровую  папку с тиснением  «К докладу».

       Когда, тяжело ступая по ковровой дорожке, он появляется в кабинете начальника Управления, тот  беседует по телефону и кивает генералу на стул.

       - С захваченной группой  разбирайтесь у себя. А старшего и  радиста   утром   к нам.  Справку об операции, за твоей подписью, по телетайпу немедленно мне. И обязательно укажи фамилии всех участников.  

       Через час я буду  у Наркома и обо всем доложу. Молодцы.

       Он кладет трубку «вч», делает какие-то пометки карандашом в настольном календаре и удовлетворительно хмыкает.

       - Не ошиблись мы с тобой Виктор Петрович. Правильно выцарапали  Рыбакова с «Дальстроя», хотя кое-кто  и возражал. Блестяще провел разработку.

       У нас «под колпаком» резидентура  абвера в Куйбышеве, и в руках  сброшенная этой ночью  для ее усиления группа диверсантов  с радистом.  А какой там стратегический объект, ты знаешь. Есть о чем докладывать Наркому.

       - Хорошо бы еще жену Рыбакова найти, она где-то на Севере, - тихо произносит генерал.

       - Уже поздно, - отвечает  начальник и отводит глаза.

       -  Ну, да ладно, вернемся к нашим баранам. Что там с вояжем  к американцам?

       -  Плохо, Виктор Семенович, самолет исчез.

       Карандаш в начальственной руке с сухим треском лопается пополам.

       - Исчез?  Да ты что, шутишь?!

       - Какие уж тут шутки. В Мурманске он не приземлялся.

       Абакумов  нервно закуривает, глубоко затягивается папиросой  и хмурится.

       - Давай  подробней.

       Генерал обстоятельно,  с привязкой по месту и времени  докладывает все известные ему обстоятельства.

       - Старшим  группы у тебя там кто, Азаров?

       - Да. С  ним Коваленко, и отделение автоматчиков из «омсбона».

       - А экипаж?

       - Лучший в полку, больше сотни боевых вылетов, и по нашей линии чисто.

       - Машина?

       - Дальний бомбардировщик, недавно с завода.

       - Сопровождение обеспечили?

       - Так точно. Два истребителя морской авиации на подлете к Архангельску. Но в назначенное время взлететь они не смогли - низкая облачность и туман.

       - Поиски организовали?

       - Да.

       - Какими силами?

       - Дежурной авиацией, находящимися в море кораблями   Северного флота и нашими подразделениями. Я думаю, если с самолетом что случилось, то только над морем или тундрой. Немецкой авиации там хватает.

       На минуту в кабинете наступает почти осязаемая тишина, нарушаемая только размеренным стуком напольных часов.

       - Послушай, Виктор Петрович, - нарушает затянувшееся молчание  Абакумов, - ты хоть представляешь, что с нами будет, если исчезнет груз? Ведь это на несколько десятков миллионов рублей золота для  взаиморасчетов  с союзниками по ленд-лизу.  

       - Вполне, - отвечает  генерал, - мы предпринимаем все от нас зависящее.

       - Значит не все, если до сих пор нет ясности! - жестко парирует начальник.

       - Иди, и продолжай поиски. Задействуй все, что в наших силах. Ты это умеешь. И держи меня в курсе. Иначе, сам знаешь…  Не помогут никакие заслуги. Там - он показывает на потолок,- не простят.

       Генерал согласно кивает головой,  встает  и идет к двери.

       Через полчаса, внимательно ознакомившись с занесенной ему дежурным шифровальщиком  справкой, полученной из Куйбышева, генерал-полковник визирует ее,  кладет в  красную папку   и поднимается в приемную Наркома.

       Открыв дверь, и войдя в обширное светлое помещение с портретом вождя на стене, он  кивает сидящему за столом с несколькими  телефонами  молодому полковнику кавказской внешности  и присаживается  на один из стоящих в приемной стульев.

       Спустя некоторое время, на столе у адъютанта звонит телефон, полковник издает гортанное  «слушаюсь» и  предлагает генералу пройти в кабинет.

       Удобно расположившись за обширным столом, Нарком внимательно читает «Правду». Затем  на миг отрывается  и, холодно блеснув стеклами пенсне, предлагает Абакумову сесть.

       - Правильно  пишет  Поспелов  о гении товарища Сталина, - темпераментно взмахивает он ладонью и с удовлетворением откладывает газету в сторону. - Очень правильно!   Ты, кстати, читал?

       - Не успел Лаврентий Павлович,  с утра работы невпроворот.

       - А зря. Обязательно почитай. Там и о нас сказано  - вооруженном  отряде Партии. Сигнал к действию, так сказать 

       - Ну, ладно. С чем пришел? Давай, порадуй.

       - Первая новость хорошая, товарищ нарком. В Куйбышеве вскрыта резидентура абвера, и ночью захвачена выброшенная  для работы с ней   диверсионная группа. Вместе с радистом и передатчиком.

       Он достает из папки  полученную справку и кладет перед наркомом. 

 Вах! - оживляется Берия и внимательно ее читает.

       -  Это действительная стоящая весть! - восклицает он.

       - Будет о чем доложить руководству Страны. Кто у тебя  в Самаре начальник?

       - Полковник Рыбаков. Вы его должны помнить.

       - Как же, помню, это тот, о котором ты мне  год назад все ужи прожужжал. Ну что ж, доверие  он оправдал. Готовь документы на генерала. Присвоим второй раз. Там, - он поднимает палец вверх, - нас, я думаю, поддержат. И всех участников операции представь к наградам. Заслужили. А это дело возьми на личный контроль. 

       - Слушаюсь. Немедленно  все подготовлю и сделаю. А вот вторая новость  Лаврентий Павлович неважная, не знаю, как и сказать.

       - Чего уж  там, говори, я сейчас добрый.

       -  Самолет с золотом  для союзников  исчез…

       Эти слова производят эффект разорвавшейся бомбы.

       Нарком выпучивает глаза, приподнимается в кресле и наливается гневом.

       - Ты понимаешь что несешь?!  Откуда такие сведения?!

       -  Из наших источников.

       - Плевать я хотел на твои источники! Говори конкретно!  - брызжет слюной Берия.  

       - От начальника «Смерш» Северного флота» и командования ВВС.

       - Да они там что, с ума посходили ?!

       - Никак нет, согласно полученным докладам, самолет с грузом и опергруппой благополучно прибыл в Вологду, там дозаправился и вылетел на Архангельск.   Затем испортилась погода,  и  к месту назначения, в Мурманск, он так и не прибыл. Бесследно исчез. Скорее всего, где-то совершил вынужденную посадку. Сейчас ведутся его активные поиски, но пока безрезультатно.  

       Нарком достает из кармана  белоснежный платок и утирает обильно вспотевший лоб. Затем  вскидывает  зловеще блестящие стекла пенсне на  стоящего перед ним Абакумова и шипит:     

       - Исчез говоришь.  Да ты хоть представляешь важность этой операции?   

       - Да, товарищ нарком, она касается будущих взаиморасчетов по ленд-лизу.

       - Вот именно, - вновь багровеет Берия, - будущих!  Мы должны показать союзникам, что уже сейчас готовы  выполнять, отсроченные платежи по ним.  Чтоб  Рузвельт и Черчилль   в нас не сомневались  и не саботировали  отправку  жизненно необходимых стране грузов через Арктику и Иран. Это же большая политика!  - вскидывает он над головой  пухлую руку.

       - И что  мне теперь докладывать товарищу Сталину?  Что груз испарился?!

 Берия  снова утирает лоб платком,  наливает себе в стакан «боржоми»  из стоящей на столе  бутылки, и жадно пьет воду.

       - Товарищ  нарком, - каменея лицом,  чеканит  генерал, - мы сделали все, что в наших силах. Погоде не прикажешь.

       - Но ее можно было предвидеть! Для этого синоптики есть! Кто у тебя готовил операцию?

       - Один из моих заместителей, генерал Иванов.

       - Это тот старый баран, который еще с Кедровым работал?

       - Он опытный чекист и хороший организатор.

       - Вот и организовал, мать бы вас!  Значит так. Синоптиков, прозевавших погоду, арестовать и отдать под суд. С твоим заместителем я сам разберусь, а пока отстрани его от дел. Мне сюда, - нарком тычет в стол пальцем, -   подробную справку обо всем этом и  план  мероприятий по розыску груза.

       Немедленно организуй опергруппу из самых опытных розыскников и перебрось их в Вологду. Оттуда пусть и начинают. Если в ближайшее время не найдешь самолет - пеняй на себя.

       И благодари Бога, что  Рыбаков тебе такую индульгенцию подбросил! - трясет Берия справкой по резидентуре. Все, пока свободен. 

       Абакумов, деревянно ступая, покидает кабинет.

       Спустившись к себе, он вызывает Иванова и приказывает ему  в течение часа подготовить необходимые наркому документы.

       - Потом занесешь  их  мне, - и иди, отдыхай, Виктор Петрович.

       - Я отстранен от дел?  - хмурится генерал.

       - Да, и это не мое решение.

       В назначенное время  Иванов приносит документы и кладет   начальнику на стол. Тот внимательно читает, одобрительно кивает головой и визирует их.

       Все это время заместитель напряженно молчит и  только маятник часов, размеренно отсчитывает  тягостные минуты.

       - Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный. Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет,  найдем мы этот чертов самолет…

       В своем кабинете Иванов  подходит к окну, отдергивает плотную штору  и несколько минут смотрит на моросящий за стеклом дождь и памятник Дзержинского, что на площади. По ней, в пелене брызг,  куда-то спешат автомашины, у метро снуют прохожие с зонтами,  «орудовец»  с жезлом  и в накидке, уверенно регулирует движение.

       Генерал убирает в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрывает тяжелую металлическую дверцу и запирает ее.  Затем достает из шкафа защитную фуражку, старенький габардиновый плащ, одевается и  поднимает телефонную трубку - вызвать машину. Несколько секунд держит ее в руке и опускает.

       Из здания он выходит пешком и неспешно следует в сторону метро.

       Доехав до Фрунзенской набережной, Виктор Петрович подходит к ведомственному кирпичному дому, поднимается по гулким  широким ступеням на второй этаж и отпирает обитую дерматином высокую дверь. Закрыв ее за собой, включает  в прихожей свет и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету,  идет на кухню. Там достает из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, затем, не снимая плаща, садится за стол и наполняет его до краев. С отвращением выпивает  водку, ставит  стакан на стол  и проходит в одну из  комнат.

       Он давно живет один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м.   Жена умерла через год, узнав о его  смерти. 

       С началом войны  Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию  в 42-м. В основном дневал и ночевал  на службе.

       Включив настольную лампу, он подходит к окну и снимает с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присаживается к своему рабочему столу  и выдвигает один из  ящиков. Оттуда извлекает  наган, с   врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней «За безупречную службу от коллегии ОГПУ» и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сует в карман галифе, а с альбомом ложится на старый кожаный диван.

       Открывает его и начинает перелистывать страницы. Вот он  совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом - учителем  подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.

       На несколько минут взгляд генерала задерживается на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами  из особых отделов ВЧК  и своим первым начальником -Кедровым.

       Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок.  Тяжело вздохнув, Виктор Петрович переворачивает очередной лист и долго смотрит на фотографию сына - тот снят в летной форме, сразу же после окончания училища.

       По щеке ползет одинокая слеза, и он смахивает ее с лица. Потом закрывает альбом, откладывает его в сторону и  бездумно  смотрит в лепной потолок.

       Часы в гостиной бьют полночь, и во дворе дома слышится шум въезжающего автомобиля.

       Генерал встает с дивана и подходит к окну. Из остановившейся у подъезда     «эмки», выходят трое людей  в легких  плащах и неспешно входят в парадное.

       Через минуту тишину  квартиры  нарушает  резкий звонок в дверь. В ответ раздается приглушенный выстрел…

       В это же время, по  блестящему после  дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчатся два черных автомобиля - «паккард»  и «ЗиС».

       На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении  и надвинув на лоб шляпу  - Берия, а следующим за ним на некотором удалении - Абакумов.

       Грозный нарком едет  на доклад к Сталину, на его «ближнюю дачу», а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного «козла отпущения».

       Примерно через двадцать минут машины въезжают на засаженную тенистыми деревьями территорию  тщательно охраняемого двухэтажного особняка и останавливаются перед входом.  Прибывшие  выходят из них,  и следуют в дом.

       Переступив порог,  они оказываются в небольшом тамбуре, по которому следуют в прихожую. На ее стенах  две карты - одна армейская, с  нанесенной на ней линией фронта, вторая обычная, с обозначением  объектов  наиболее важных  строек в СССР.   Здесь же,   настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон,  несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало и набор щеток  для чистки платья и обуви. На   паркетном полу -  бухарский ковер ручной работы, с замысловатым  узором.

       - Ты пока тут посиди, подумай, - обращается   нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и  приглаживая  жидкие волосы, - а я к Хозяину.

       Абакумов кивает, снимает фуражку и   присаживается на  один из стульев, а Берия идет  в переднюю часть прихожей и осторожно стучит  в ближайшую слева   дверь. Затем входит, и закрывает ее за собой.

       Нарком оказывается в просторной  уютной комнате, с весело потрескивающими в камине  дровами  и стоящим напротив  затененных шторами окон, у глухой стены, кожаным    диваном.

       В ее центре, ближе к камину, за большим широким столом, с разложенной на нем топографической картой, усеянной многочисленными отметками, сидит и делает какие-то пометки в бумагах, человек  в полувоенном костюме  и с  погасшей    во рту трубкой.  Рядом с ним, у локтя, остывший чай в блестящем подстаканнике,   коробка папирос «Герцеговина Флор» и спички.

       - Разрешите, товарищ Сталин?

       Человек продолжает писать, затем неспешно откладывает  в сторону остро отточенный  карандаш и  поднимает голову.

       - Проходи, Лаврентий. С чем пришел?

       - Как обычно, по делам, Коба.

       - Все у тебя дела, совсем заработался, - человек берет спички, чиркает одной и раскуривает трубку.

       -  Вот вчера ко мне Калинин  с Микояном и Ворошиловым заезжали - поговорили,   «кинзмараули» выпили, тебя вспоминали. А ты не приехал.

       -  Очень уж дел много, до утра работаю.

       - У всех нас их много, а встретиться, посидеть, надо. Или зазнался?

       - Что ты, Коба, - я всегда счастлив  быть рядом с тобой. Мамой клянусь.

       - Ну, вот и приезжай, завтра как раз выходной. И Кобулова с собой прихвати, пускай барашка и сулугуни привезет. Посидим, вспомним  молодость, родные места.

       - С радостью приеду.  

       - Ну, а теперь садись, рассказывай о делах.

       Нарком присаживается на  стул и  кладет перед собой папку.

       Затем докладывает о раскрытой в Куйбышеве немецкой резидентуре  и захваченной диверсионной группе.

       Сталин, заинтересованно  слушает  и одобрительно  хмыкает.

       - Значит, и туда добрались, подлецы. К нашим засекреченным объектам.  Кто проводил операцию, НКВД?

       - Нет, военная контрразведка, Абакумов.

       - Молодцы, контрразведчики, пришли мне официальный документ. 

       - Он  со мной. Берия достает из папки справку и передает  Сталину.

 Тот ее  внимательно читает   и постукивает пальцами по столу.

       - Значит, будут работать под нашим контролем?

       - Да, и дезинформировать противника  о планах  нашего предстоящего наступления.

       - А какой это Рыбаков, не тот ли, что при Ежове арестовали?

       - Именно, за него    Абакумов и Иванов   ходатайствовали.

       - Помню, - кивает головой Сталин, вынимает изо рта и бережно кладет на стол трубку.

       - Всех представить к наградам, а Рыбакова восстановить в звании. Он оправдал наше доверие. Ответственно работает Абакумов, пусть твой Кобулов у него поучится. Все с чеченцами  и немецкими диверсантами в горах разобраться не может. 

       Берия цепенеет под льдистым взглядом хозяина кабинета  и пытается что-то сказать.  

       - Так, с этим решили,- отмахивается тот. Что дальше?

       - Товарищ Сталин, у нас «чп» - самолет с грузом для союзников пропал.

       Рука вождя, которой он собирается взять трубку вздрагивает  и ложится на стол.

 В сузившихся  глазах появляется  хорошо знакомый наркому золотистый блеск - предвестник нарастающего раздражения.

       - Как так пропал, это что,  тебе иголка?

       - Утром взлетел и не приземлился в назначенное время в Мурманске.

       - Почему только сейчас докладываешь?

       -  Не хотели преждевременно беспокоить,  в том районе была густая облачность и он, возможно, сбился с курса или совершил вынужденную посадку. Организовали  активный поиск всеми имеющимися средствами.

       - Результаты?

       - Пока ничего. Час назад отправили в Вологду, где он садился на дозаправку, оперативную группу из Главного управления контрразведки.

       -  Операцию организовывал Абакумов?

       -  Так точно, под моим контролем.

       -  Где он?

       -  Ожидает в прихожей.

       -  Зови.

       Берия выходит и возвращается с генералом.

       - Здравия желаю, товарищ Сталин!  - вытягивается тот,  сделав несколько шагов к столу.

       - И тебе не хворать.

       Вождь медленно поднимается с кресла (нарком тут же вскакивает) и неслышно ступая по ковру ногами в мягких  сапогах, подходит к Абакумову.

       - Кто у тебя непосредственно занимался подготовкой операции?

       - Генерал-майор  Иванов.

       - Снова Иванов, -  оборачивается Верховный к Берии. - Да он у вас, я смотрю, незаменимый.

       Затем, сутулясь, возвращается к столу, набивает трубку и, сломав спичку, раскуривает ее. 

       - А знаете ли вы, что это народное золото, добытое кровью и потом, - вкрадчиво обращается вождь, к застывшим с побледневшими лицами наркому и генералу.

       Те молча кивают. 

       - И как оно политически  важно  для активизации поставок по ленд-лизу тоже знаете, - констатирует  Сталин. - Так что это, предательство или саботаж?  

       В ответ тягостное молчание.

       - Ты, Лаврентий,  найди виновных и примерно накажи их.

       - Уже занимаюсь, товарищ Сталин, - оживляется тот. 

       - А ты, - вперяет вождь палец в Абакумова, - отыщи самолет.

       - Идите пока.

       Нарком и генерал поворачиваются и  быстро выходят из кабинета, чувствуя спинами пронзительный взгляд Верховного.

       В прихожей нарком дрожащей рукой вынимает из кармана платок и утирает покрытое испариной лицо, а начальник контрразведки прикладывает руку к дергающемуся нервным тиком глазу.

       Уже светает. В кронах деревьев щелкает какая-то птица Они полной грудью вздыхают холодный  предутренний воздух, и садятся в   машины.

       - На Лубянку,-  бросает шоферу Берия, и автомобили трогаются  в обратный путь.

 

Глава 5. Герои Нарвика и Крита

        Подлетая к аэродрому, Шульц запрашивает разрешение на посадку и, приземлив самолет, подруливает к ангару. К нему спешат механик  и несколько летчиков эскадрильи.

        Майор выбирается из кабины, спускается на землю  и  освобождается с помощью механика от парашюта.

        - А где же Отто, герр майор?   - спрашивает кто-то из пилотов.

        - Погиб во славу Рейха,- смотрит на него льдистыми глазами командир.

        - Макс, - обращается он к механику, - нарисуй на капоте еще один крест. Мы с лейтенантом  сбили дальний бомбардировщик русских.

        - Яволь!  - господин майор, щелкает тот каблуками.

        - К группе, стоящей у остывающего мессершмита, рысцой подбегает дежурный по эскадрильи и докладывает  майору обстановку.

        - Вызовите мне  машину,- приказывает тот, и неспешно идет к  двухэтажному кирпичному строению, расположенному за ангарами. 

        Через час, благоухающий чистотой и облаченный в отутюженный мундир с двумя рыцарскими  крестами,  Шульц садится в подъехавший к дому  черный «опель»  и уезжает на доклад к командиру полка, в расположенный неподалеку  городок Рованиеми, именуемый  у финнов столицей Лапландии. 

        Штаб соединения находится в небольшом каменном доме, с высокой, готического стиля крышей и широким крыльцом.  Перед ним несколько разлапистых сосен и       застывший  у входа часовой с автоматом.

        При появлении майора он щелкает каблуками и вытягивается. 

        В расположенном на втором этаже  небольшом кабинете сам оберст - похожий на высохшую хищную птицу, и командир горнострелкового полка майор Вульф - коренастый и жизнерадостный крепыш.

        Они  неторопливо пьют кофе  и обсуждают план взаимодействия  в предстоящей наступательной операции.

        - Хайль Гитлер!  - выбрасывает руку в нацистском приветствии Шульц. 

        - С возвращением  вас Рихард, - оберст аккуратно ставит чашку на стол, подходит к майору и пожимает тому руку.

        - А где же наш юный «Зигфрид»?

        - Лейтенант Отто фон Вернер погиб в бою, - вздергивает подбородок майор.

        Оберст  печально опускает глаза и вздыхает, - бедный мальчик, он был так молод.

        - А к тому же  еще и чертовски богат, - думает про себя Шульц.

        - И кто же его сбил?

        - Дальний бомбардировщик русских. Шел на Мурманск. И отчаянно сражался. Я давно не встречал такого противника.

        - Как погиб фон Вернер?

        - Выбросившись из машины, он не успел раскрыть парашют и разбился.

        Лицо оберста принимает скорбное выражение,  и он хмурит белесые брови.  Вульф участливо морщится и вздыхает

        Затем командир присаживается к столу и приглашает майора сесть.

        - Курите, Рихард, - отличные  бразильские сигары, -  придвигает он к нему  лакированную коробку.   Майор Вульф только что оценил их достоинство.

        Шульц отрезает переданными  ему оберстом миниатюрными щипцами конец извлеченной из коробки сигары, щелкает зажигалкой и окутывается клубами ароматного дыма.

        - Ну, как вам табак?  - интересуется  Вульф.

        - Отличные сигары. Подобные   я последний раз курил в Париже.

        - О! Франция, -  чмокает губами и закатывает глаза майор. - Кафе, варьете, жизнерадостные парижанки. Это вам не Суоми, со жгучими морозами и мужеподобными бабами.

        - Господа, насколько вам известно, - обращается к офицерам оберст,- лейтенант Отто фон Вернер, отпрыск старинного германского рода и крестник  самого рейхсмаршала.  

        И я считаю своим долгом немедленно доложить ему об этом. Предлагаю встретиться  у меня через час.

        Вульф с Шульцем встают, энергично кивают головами и выходят. 

        Когда в назначенное время они снова появляются, оберст  внимательно изучает лежащую перед ним топографическую карту.

        - Присаживайтесь, господа.

        - Шульц, вы можете показать на карте место гибели  Вернера?

        - Безусловно, я этот квадрат хорошо знаю. В нем озеро, напоминающее сверху оленью голову.

        Майор встает, берет из подставки на столе  синий карандаш и быстро находит на карте нужное место.

        - Действительно, - одобрительно хмыкает оберст, - форменная голова оленя. Отличный ориентир.

        - Господа! - встает он из-за стола.  Рейхсмаршал лично  поручил нам  отыскать тело любимого крестника и транспортным самолетом доставить его в Германию. Для организации торжественных похорон.  Наше командование о его приказе я уже проинформировал.  Прошу учесть, что рейхсмаршал не забывает об оказанных ему услугах.

        - И так, Рихард, судя по измерениям, которые я сделал на карте, до этого квадрата чуть больше двухсот  километров.

        - Так точно, господин полковник.

        -  Людвиг,  (вопрос к майору), - ваши егеря бывали в этих местах?

        - Нет, так далеко мы еще  не забирались. 

        - Что ж, придется их навестить. Какое количество людей  и сколько времени нам понадобятся на поиски.

        - Я думаю, достаточно отделения  егерей с опытным проводником. А по времени это займет не меньше недели.

        - Почему так долго?

        - Лето. Тундра растаяла, и бронетранспортер далеко не пройдет. Основную часть пути придется идти пешком. Да и обследование квадрата займет немало времени.  

        - Тогда за дело. Мы займемся проводником, а вы готовьте группу и бронетранспортер.

        Когда  офицеры покидают кабинет,  фон Штимлер,- так зовут оберста, снимает трубку и вызывает к себе начальника охраны аэродрома. Он финн и хорошо знает местных жителей.

        - Послушайте, Тикконен, - обращается оберст к явившемуся по вызову светловолосому капитану.  - Нам, для  наземной разведки  необходим хорошо знающий тундру проводник - финн или лопарь. Найди такого.

        - Лучше лопарь, господин полковник - они всю жизнь в них проводят. И я знаю одного такого, он сейчас как раз в городе, в гестапо - доставил туда сбежавшего из лагеря норвежца.

        - О! Это местный патриот? - высоко поднимает брови Штимлер.

        - Скорее коммерсант -  он получит за беглеца щедрое вознаграждение.

        - Немедленно найдите его и доставьте ко мне.

        - Слушаюсь!  - рявкает капитан,  поворачивается кругом и идет к выходу.

        Через час в кабинете оберста  стоит низкорослый человек с узкими глазами, одетый в      высокую шапку, меховую куртку и  остроносые сапоги  из оленьей кожи. За плечами у него длинная   винтовка «Бердана» с обшарпанным ложем, а на  широком поясе нож с деревянной рукояткой  и кожаный мешочек с огнивом. 

        - Скажите   туземцу, что мы дадим  ему целую банку спирта и списанный парашют, если он проведен наших людей  вот к этому озеру, - обращается Штимлер  к стоящему рядом    капитану и указывает карандашом на карту.

        Тот с минуту что-то живо говорит  оживившемуся  и утвердительно кивающему головой лопарю, слушает его ответ   и поворачивается к Штимлеру.

        - Он согласен  и проведет   к озеру, если вы разрешите посмотреть на него на карте.

        - А разве туземец понимает карту?

        - Да. Он был проводником в шведской экспедиции до войны.

        - Отлично, пусть смотрит.

        - Тикконен бросает лопарю несколько слов, тот, по кошачьи мягко,  подходит к столу и внимательно разглядывает карту  в том месте, куда уткнулся карандаш оберста.

 Затем возвращается назад и что-то быстро говорит финну.

        - Господи полковник, - переводит капитан, - лопарь сказал, что это очень плохое озеро. Называется  оно Оленьим и охотники всегда обходят его стороной.

        - Почему?

        - Финн снова вступает в беседу с  проводником, а затем переводит.

        - Когда-то  очень давно, целая община местных аборигенов погибла там от козней  каких-то злых карликов, якобы живущих под землей. Лопари называют их  «сайвок» и очень боятся. С тех пор они считают  озеро проклятым и там никто не бывает.

        - Это все детские сказки, - ухмыльнулся  Штимлер. А почему оно называется Оленьим?

        - Лопарь не  знает, говорит, так было всегда.

        - Так он готов оказать услугу великой Германии?

        Капитан переводит слова оберста лапландцу,  тот что-то бормочет и поднимает вверх два пальца.

        - Он требует две банки спирта и два парашюта.

        - Жадная  каналья, - усмехается   Штимлер.  - Ну, что ж, я согласен.

        Затем он звонит Вульфу и сообщает, что отправляет в его полк опытного проводника, а капитану приказывает обеспечить сопровождение  того в часть.

        Утром следующего дня майор лично инструктирует вызванного к нему  старшего фельдфебеля  Ирвина Кранка - ветерана соединения, не раз проводившего  всевозможные поисковые и разведывательные операции.

        Я надеюсь на вас, - напутствует он стоящего перед ним  в походном снаряжении    коренастого фельдфебеля и похлопывает его по широкому плечу.

        - Мы выполним задание, господин майор! - подобострастно рявкает тот.  

        - Удачи вам, Кранк. И не обижайте проводника.

        - Слушаюсь! Разрешите идти?

        - Идите.

        Фельдфебель выходит из штаба полка и следует к стоящему неподалеку легкому гусеничному бронетранспортеру,  у которого весело балагурят и дымят сигаретами  егеря его группы. Их девять, со служебно-розыскной собакой.  Здесь же и лопарь, невозмутимо покуривающий трубку. 

        При виде командира егеря замолкают, швыряют наземь сигареты и выстраиваются у машины.

        Звеня шипами высоких ботинок, Кранк проходит вдоль короткого строя и оглядывает солдат. Это рослые спортивные парни, с жесткими обветренными лицами, экипированные в форму альпийских стрелков, с кинжалами у пояса, шмайсерами на груди и горными ранцами за плечами.

        - В машину! -   приказывает фельдфебель и идет к кабине водителя.

        Перебрасываясь шутками, егеря ловко взбираются в кузов бронетранспортера, туда же сигает и овчарка, а последний  дает крепкого пинка замешкавшемуся  проводнику.

        Вперед, герои Нарвика и Крита! - восклицает кто-то в кузове и,  взревев мотором, машина срывается с места.

 Мчись, могучий поток,

 Выше головы, парни,

 Вы теперь не в Баварии,

 Путь ваш, вперед на Восток! 

 доносится из  ее боевого отсека. 

        Сидящий в кабине Кранк, не обращает внимания  на допускающих вольности солдат. Их можно понять.

        Полк не так давно отведен на кратковременный отдых  с передовой из-под Мурманска, а в небольшом  лапландском городке никаких развлечений, даже борделя нет. Письма и газеты доставляются с опозданием, а старые фильмы все пересмотрены. Вот и сидят  парни целыми днями в казармах - спят, режутся в скат, да потягивают шнапс.  И этот необычный выезд в летнюю тундру, для них   все равно, что прогулка ни пикник.

        Унтер-офицер Ланге, взводный балагур и пройдоха, даже предложил поискать там местных туземок, чтоб поразвлечься с ними.

        - А что? Было бы неплохо.

        Фельдфебель мечтательно улыбается, отстегивает с пояса обшитую войлоком флягу и делает из нее изрядный глоток. Крепкий ром обжигает глотку и приятным теплом растекается по телу.

        Между тем, лязгая гусеницами, бронетранспортер уже около часа движется в солнечном  мареве тундр, нарушая их вселенскую тишину. По пути встречается все больше образовавшихся от талого снега озер и топей,  которые приходится объезжать, и  продвижение вперед  не столь быстрое, как того хочется.

        Опытный Кранк не испытывает иллюзий по поводу того, что на тяжелой машине удастся добраться до конечной точки пути. Рано или поздно их  маршрут станет для нее непроходимым. Но чем больше они проедут, тем меньше придется идти пешком. И это предусмотрено полученными от майора инструкциями.

        В таком случае, бронетранспортер с водителем остается на месте, а поисковая группа проследует дальше. Затем они возвратятся с телом летчика, которое, фельдфебель уверен, найдут, вновь  погрузятся в машину и отправятся назад.

        Перед очередным, судя по виду, реликтовым озером, фельдфебель приказывает водителю остановиться и  выбирается из кабины.

        Он разрешает  солдатам оправиться и перекурить, а сам достает из планшета карту и подзывает к себе проводника с Ланге, который, неплохо владеет финским языком  и местными наречиями.

        - Судя по карте, мы в этом месте, - тычет он пальцем в голубую точку на ней.

        - Спроси у лопаря, так ли это?

 Ланге спрашивает, и  проводник, взглянув на точку, утвердительно кивает головой.

        - А теперь выясни, как зовут эту обезьяну?

        - Мунк, - белозубо скалится унтер-офицер.

        - Вперед, Мунк!  - взмахивает рукой Кранк  и идет к машине.

        Егеря  с гоготом грузятся в бронетранспортер, и,  лязгая гусеницами, он  трогается с места.

        На следующий день  тундра становится все более непроходимой для тяжелой машины, и та, увязая в грязи, с трудом продвигается  по зыбким марям.

        При очередной остановке  фельдфебель вновь рассматривает карту и  изучает маршрут с  Ланге и проводником, а затем поднимается на  сопку, у подножия которой приткнулся бронетранспортер. 

        В горный бинокль он внимательно оглядывает горизонт и замечает на юго-востоке едва различимую струйку дыма. 

        Через несколько минут, покрытая грязью  и болотной тиной рычащая машина,  катит  в ту сторону.

        Спустя час, она  достигает  обширной, покрытой карликовым лесом и редким  кустарником  долины,  в центре которой  стоит неказистое конусообразное строение из шестов, покрытое  шкурами. 

        Перед ним  жаркий костер, над которым парит закопченный котел и  небольшая группа людей,  а чуть в стороне,  несколько тощих после долгой зимы ездовых оленей на привязи, беспокойно вскидывающих  рогатые  головы и перебирающих  тонкими ногами.

        В десятке метрах от  жилища   бронетранспортер  резко останавливается, и егеря, спрыгнув на землю, во главе с Кранком подходят к  костру. 

        Стоящие у него люди - а это средних лет мужчина и женщина, со жмущейся к ней девочкой - подростком и  мальчишкой,     испуганно смотрят на незнакомцев и неведомое им чудовище. Впереди них, ощетинившись загривком, скалит  белые зубы крупная лайка.

        Приказав солдатам осмотреть жилище и ближайшие окрестности, фельдфебель подзывает к себе Ланге с проводником  и тычет   в людей пальцем.

        - Выясните, кто они  и откуда.

        Посасывая трубку, Мунк задает мужчине несколько вопросов и тот, отвечая ему,  машет рукой в сторону  востока.

        - Они саамы и возвращаются домой после  зимней охоты, - переводит Ланге.

        - Спроси , не встречали ли они в тундре других людей?

        На вопрос  проводника мужчина отрицательно вертит головой.

        В это время к Кранку подходит ефрейтор  и докладывает, что жилище и окрестности вокруг него осмотрены, никого больше нет.

        - Правда в чуме много пушнины, даже не верится, что столько добыл  один туземец -  кивает он на саама.

        - Хорошо, выстави охранение, и разбивайте лагерь - здесь остановимся на ночлег.

        Внезапно проводник что-то бормочет, делает шаг вперед, и, сдернув с головы мальчика  суконную шапку, протягивает ее Кранку.

        На ней маленькая рубиновая звездочка с отколовшейся  на одном луче эмалью.

 Тот берет шапку, секунду ее рассматривает и подносит к лицу охотника.

        - Откуда это?

        Саам  что-то отвечает и разводит руками.

        - Господин старший фельдфебель! - доносится от  жилища, и к Кранку спешит один из егерей.

        - Вот, нашел  в их конуре - протягивает  рваные кирзовые сапоги.  - Такие «иваны» носят.

        - А это что? - кивает  фельдфебель на сапоги и не получив ответа, бьет охотника кулаком в лицо.

        Саам  покачивается и хватается рукой за висящий на поясе нож.

        Тут же гремят  несколько выстрелов, и он, вместе с хрипящей лайкой, которая   пыталась вцепиться в горло Кранка, падает наземь. В руке хищно ощерившегося Ланге дымится  парабеллум.

        - В отношении туземца, ты несколько поторопился, Фриц, - бросает ему Кранк, бесстрастно  наблюдая, за рыдающей на груди мужа женщиной  и онемевшими от ужаса детьми.

        - Ничего, баба нам все расскажет, - ухмыляется тот и схватив мальчика за плечо, впечатывает ему  в голову  ствол люгера.

        Ребенок  вырывается и визжит, а мать, оторвавшись от мужа, ползет к немцам на коленях и, заливаясь слезами, что-то  бессвязно лепечет.

        Из ее слов выясняется, что  неделю назад  у саамов останавливались на ночь двое чужих людей. Утром они собрались и ушли на восток.

        - Как выглядели эти люди, и было ли у них оружие? - обращается  Кранк  к Ланге.

 Через проводника тот выясняет, что они были измождены, в рваной одежде и с оружием.

        - Расстрелять, -  кивает фельдфебель Ланге,  и тот с одним из солдат тащит женщину  в  ближайший кустарник.

        Спустя минуту оттуда доносится короткая очередь, и егеря возвращаются к костру.

        Все это время Мунк  невозмутимо посасывает свою трубку и, щуря узкие глаза, равнодушно наблюдает за происходящим.

        Затем солдаты снимают с догорающего костра благоухающий свежей рыбой   котел, ставят его на аккуратно расстеленную  у бронетранспортера пятнистую плащ-палатку, с блестящими на ней коробками консервов и, черпая   из котла  складными алюминиевыми ложками  наваристую уху, жадно  едят.  Свою долю получает и овчарка.

        Одиноко сидящему у  догорающего костра Мунку, кто-то бросает   пачку  черствых галет.

        После обеда, а точнее ужина, поскольку незаходящее  солнце висит  у западной кромки горизонта, егеря разморено сидят на плащ-палатке, дымят сигаретами  и лениво переговариваются.

        Основной предмет беседы - несколько связок, найденных  в саамском жилье   песцовых шкурок, среди  которых три необычно редкие - коричневые с серебристым отливом. Это, так называемые «голубые» песцы, при виде которых даже невозмутимый Мунк оживился и зацокал языком.  Они уже упакованы в мешок, и по указанию Кранка помещены в кабину бронетранспортера. Егеря гадают - поделится   с ними прижимистый фельдфебель или нет.

        А тот, провожаемый  их завистливыми взглядами, неспешно  идет к чуму, в котором спрятались дети, откидывает полог и исчезает в нем.

        Спустя минуту из жилища доносится громкий ребячий плач, а чуть позже   душераздирающий крик  девочки.

        - Ну и хваткий парень  наш командир, - ухмыляется громадный ефрейтор, - всегда найдет, где поразвлечься. Солдаты гогочут и отпускают сальные шутки.

 Через некоторое время крики в чуме смолкают, и оттуда появляется Кранк.  Он застегивает штаны  и блаженно щурится на солнце.

        - Ланге, твоя очередь, ты сегодня заслужил! -  бросает он резво вскочившему унтер-офицеру и, присев на корточки у костра, подбрасывает в него несколько веток.

        Затем, приказав одному из егерей сварить кофе, забирается в кабину бронетранспортера, пихает себе под голову мягкий  мешок с пушниной и, развалившись на сидении машины, погружается в сон.

        Просыпается Кранк от металлического щелчка. У открытой  бронированной дверцы  стоит Ланге.   

        - Кофе с ромом готов, Ирвин, прошу. И протягивает ему кружку с ароматно дымящимся напитком.

        Фельдфебель подносит ее ко рту, делает глоток и довольно щурит  глаза:

        - Настоящий бразильский. 

        - Да,- отвечает Ланге, - как   в  старые добрые времена на Крите.

        Допив кофе, Кранк отдает  кружку  унтеру, закуривает и выбирается из кабины.     

        Белесый шар солнца совершает свое обратное путешествие по высокому небу. На плащ-палатке, вповалку, храпят его солдаты, а из чума доносятся приглушенные всхлипы и рычание ефрейтора.

        - Это наш   Гюнтер ублажает саамскую девку, - смеется Ланге…

        Рано утром идущая след в след цепочка людей, в сопровождении навьюченных ранцами  двух оленей,  удаляется  в безбрежное море  тундр, а у бронетранспортера остается  пожилой  хмурый водитель, с заросшим щетиной лицом.

        Когда последний  олень исчезает в туманном мареве, он забирается в кузов, проверяет установленный в нем станковый  пулемет «МГ», спрыгивает на землю и идет к  чуму.

        Тела мужчины и трупа собаки у костра уже нет -  егеря оттащили их  в ближайшие кусты.

        Солдат несколько мгновений смотрит  на это место и сплевывает, -  герои Нарвика, черт бы вас побрал, - произносит он.

        Потом заходит внутрь жилища, щелкает зажигалкой и осматривается.

        У стены,  вцепившись ручонками в деревянную  жердь остова и  поскуливая,    сжался мальчик, а ближе к центру, у очага, на кипе  вытертых оленьих шкур раскинулось обнаженное тело девочки, с широко открытыми глазам и застывшей струйкой крови на прокушенной губе. 

        Солдат нагибается, касается худенького  тела рукой и отдергивает ее. Потом снимает с перекладины какое-то тряпье и  накрывает им девочку.

        Постояв несколько секунд неподвижно, он  делает шаг к мальчику, вынимает из кармана плитку шоколада и протягивает ее ребенку.

 

Глава 6. Смерть у озера

  на снимке слева, старшина 1 статьи Д.Д.Вонлярский (фото из личного архива)

        Высоко в арктическом небе парит старый кречет - небесный хозяин этих мест.  Он изредка взмахивает широкими крыльями  и вглядывается  еще зоркими глазами в проплывающую под ним тундру.

        Вся мелкая живность - полярные куропатки,  зайцы, песцы и лемминги, спешат укрыться в камнях, щелях и норах при появлении бесшумно несущейся по земле тени громадной   птицы.

        На очередном витке своего полета хищник что-то замечает  у далекой гряды  сопок  и  планирует к ней. Затем  мгновенно взмывает в высь и скользит обратно.

        За свою долгую жизнь кречет не раз встречал то, что увидел. Это двое бескрылых существ, которые способны метать молнии в птиц. Одна такая, давным - давно, сразила его подругу. И хозяин небес помнит это.

        - Санек, смотри какой обед  летает, -  с тоской смотрит вслед удаляющейся птице,  бредущий впереди Дим, волочащий за собой по мху давно  бесполезный «Суоми».  Плетущийся сзади продолжает слепо двигаться, утыкается ему в спину и падает.

        - Все, Дим, я больше не могу,- шепчет он и закрывает глаза. Передний устало  садится  рядом, утирает изодранным  рукавом ватника вспотевшее, лицо и роняет голову на грудь. Несколько минут  в тишине раздается только их хриплое дыхание и  мучительный кашель лежащего.

        За  прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели - рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что, кончилась наживка. Питались молодым ягелем, изредка встречающейся прошлогодней вымороженной морошкой и  вызывающими тошноту сырыми грибами. Сырыми  потому, что варить их было не на чем.

        Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, друзья едва не утонули и лишились   котомки с  огнивом,  кресалом и котелком. К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Дим, постоянно жующий всякого рода зелень  и даже кору деревьев, мучительно страдал животом.  

        Все эти дни, неторопливо и упорно, за ними следуют волки. Теперь их двое.   Близко звери не приближаются, но то и дело возникают на дальних марях и сопках.  

        Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге сел,  бросил мутный взгляд на поникшего головой Дима и прислушался.

        Откуда-то издалека,  с простирающегося справа  плато, едва различимо доносился волчий вой.  Низкий, протяжный и тоскливый.

        Сашка вздрогнул и повернул на него голову. В самом начале уходящего к горизонту плато, белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего  в его складках. Яркое и серебристое.  

        - Дим, - хрипло прошептал он.

        - Чего?  - ответил тот, не поднимая головы.

        - Посмотри, что там,  справа, за белое пятно.

        - Напарник поднимает голову, и бессмысленно озирается.

        - Да справа, я тебе говорю. Вон, на возвышенности - показывает в ту сторону рукой.

        - И точно, Сань, что-то белеет. На снег не похоже, а?

        - И мне так кажется.

        Они с трудом встают и пристально вглядываются в даль.

        - Надо ближе подойти,  в глазах все плывет, - бормочет  Дим, и парни, едва волоча ноги,  бредут в сторону возвышенности.

        Примерно через километр пятно увеличивается, и им кажется, что оно шевелится.

        - Дак это ж купол парашюта! - внезапно хрипит Дим, и, спотыкаясь о кочки, бежит к пятну. Едва поспевая, Сашка плетется за ним.

        Спустя полчаса, напарники стоят у  лежащего на земле купола  парашюта. Его шелк серебристо блестит  в солнечных лучах и едва уловимо колышется от порывов легкого ветра.

        - А где ж летчик?  -  смотрит Сашка на Дима.

        - Хрен его знает - мрачно бурчит тот, - наверное,  в тундру ушел. Он видит, что парашют не такой, с какими ему приходилось  иметь дело и настораживается.

        - Давай, по быстрому сворачиваем купол. Шелка на портянки нарежем  и стропы на снасть пригодятся.

        Парни тянут к себе  неподатливый купол и обнаруживают под ним наполовину ушедшее в мох  тело человека.

        - Вот он, твой летчик, - произносит Дим и присаживается у тела на корточки.

 Через секунду, в его руке   появляется извлеченный из кобуры  на поясе мертвеца пистолет.

        - «Вальтер, - восхищенно  бормочет  Дим, у меня такой был, - и выщелкивает из рукоятки обойму. В ней масляно блестят патроны.

        Он загоняет обойму обратно и сует пистолет за пояс. Затем   нагибается, достает из кармашка кобуры запасную обойму и опускает ее в карман ватника.

        - А ну-ка, давай вытащим этого асса.

 Вместе с Сашкой, путаясь в стропах, они с трудом извлекают из пропитанного водой  мха неподатливое    тело и оттаскивают чуть в сторону.

        Затем с минуту рассматривают его.

        Вместо лица, у немца размокшая в воде   бесформенная маска с расплющенным носом и черными прядями прилипших ко лбу волос.

        - Ты, гляди, - не рыжий, - удивленно восклицает Сашка.

        - А почему он должен быть рыжим?  - сопит Дим и расстегивает на меховой куртке летчика молнию.

        - Не знаю. Мне все фрицы такими кажутся, - шмыгает носом Сашка.

        - Ты смотри, -  какой был красавчик, - хмыкает Дим и протягивает ему извлеченное из нагрудного кармана  немца  удостоверение пилота «люфтваффе» и  черный кожаный бумажник с золотой монограммой.

        С фотографии на документе, на Сашку холодно смотрит молодой симпатичный  парень с аккуратной прической и пробором на голове.

        - Лейтенант Отто фон Вернер, - по складам читает матрос.

        - Ты слышишь, Дим?  Целый «фон», это у них вроде  нашего князя.

        -  Да, парень видать был не бедный, - смотри какие у него часы.

        Сашка принимает из рук приятеля отсвечивающие тусклым металлом необычно тяжелые часы с браслетом и внимательно рассматривает их.  На задней крышке  клеймо - орел со свастикой и какая-то гравировка.

        - Фельдмаршал Геринг, - разбирает он последние слова. - Ни хрена себе!

        - Дим, эти часы от Геринга!

        - Я ж тебе и говорю, что не простой это немец. Надо отсюда быстро сваливать, его могут искать. Стоп, а коль фриц дохлый, значит «нз» у него цел. Как это я сразу не догадался?

        Он отстегивает на теле немца  парашютные карабины   и стаскивает с его плеч   ранец. Расстегивает клапана   карманов и извлекает оттуда поочередно две плитки шоколада, пачку прессованного изюма, небольшую ракетницу с запасными ракетами,  таблетки сухого спирта и спички, в непромокаемой упаковке.

        - Живем, Санек!  - радостно восклицает старшина и сует ракетницу и шоколад     тому в руки, а остальное  быстро распихивает по карманам.

        После этого  Сашкиной финкой  они отрезают от купола парашюта несколько строп и большой кусок шелка, которые заталкивают  в оставшуюся котомку. Парашют сворачивают, туго перетягивают его стропами, суют внутрь несколько камней и топят в    снеговом озерце, расположенном неподалеку. 

        Затем возвращаются назад, Дим стаскивает с ног летчика меховые унты  и швыряет их Сашке - бери.

        - Не, - вертит тот головой,  - оставь себе, твои пьексы совсем развалились.

        - Бери, я тебе сказал! У меня сорок пятый, а это как раз твой размер.

 Сашка сует  унты в мешок.

        Сняв с Вернера летный планшет, который Дим вешает себе на плечо, моряки   волокут его   к озерку где утопили парашют, и тоже сталкивают туда.  Знакомец Геринга сразу же исчезает в густой  ледяной  воде.

        - Туда ему и дорога, -  произносит Сашка и утирает вспотевший лоб.

        После этого друзья возвращаются к своей последней останове. По пути  Сашка достает из кармана плитку шоколада, с молчаливого согласия  Дима освобождает ее от бумажной упаковки, разламывает и протягивает половину старшине. Друзья жуют шоколад на ходу и  мычат от наслаждения.

        У сиротливо лежащего на небольшом валуне «Суоми» они останавливаются. Дим берет автомат в руки, вывинчивает шомпол  и  с размаху бьет прикладом по камню. Затем  сует металлическую часть под  слой мха, а приклад и шомпол прячет за пазуху. 

        - Пригодится, для костра, - бросает он  другу, и моряки исчезают в тундре.

        С плато вновь доносится протяжный волчий вой…

        Когда потускневшее солнце завершает свой бесконечный путь к горизонту, а с затянувшегося тучами неба начинает сеять  мелкий зернистый снег, друзья  подходят  к обширному,  преградившему им путь озеру.   Его извилистые  берега  заросли карликовым лесом и чахлым кустарником, в котором тоскливо пищит какая-то птица.

        - Ушли порядочно. Тут сделаем привал, - оглядывается Дим на бредущего за ним  в импровизированной накидке их парашютного шелка  приятеля.

        Они находят место посуше  на небольшой скальной площадке, оставляют на ней котомку, шомпол и приклад, после чего  исчезают  в  леске, откуда возвращаются  с охапкой хвороста  и  полной шапкой красно-бурых подберезовиков.

        Пока Дим  колет финкой на тонкую щепу автоматный приклад и разводит костер, Сашка достает из кармана их самодельную снасть, берет из вороха сухих веток две подлиннее, и идет к ближайшему заливчику. Там он крепит к ним узловатую шелковую нить,   наживляет крючки половинками размоченной во рту   изюмины  и забрасывает  в воду.

        Когда старшина, щурясь от дыма и прихватив рукавом ватника   конец шомпола, печет  над огнем издающие дразнящий запах грибы, на берегу раздается радостный вопль и вскоре оттуда появляется Сашка, торжественно несущий в руках среднего размера серебристую  рыбину.

        - Подвезло нам,- улыбается Дим. - Что за порода такая?

        - Да похожа на хариуса, а там, кто его знает? Здесь все  по чудному.

        Старшина кладет шомпол с уже испеченными грибами на лежащий на камне лоскут шелка, вытаскивает из кармана пакетик с прозрачными таблетками и протягивает другу.

        - На, Санек, погрызи.

        - Что это?

        - Леденцы с ментолом, у фрица в планшете нашел. Там, кстати и карта. Идем мы, судя по ней, верно, разве чуть отклонились к югу. Но топать еще далековато. Верст  триста.

        - Ну, как тебе леденцы?  - интересуется он, снизывая финкой грибы на шелк и насаживая на шомпол рыбину.

        - Вкусные, и во рту холодят, - шепелявит Сашка.

        - Я ж тебе  говорю, с ментолом, это от простуды. Я такие на Северо-западном пробовал, отобрал у пленного офицера. Готовились, все-таки фрицы к войне основательно, все предусмотрели, не то, что мы, - хмурится Дим.

        - А все равно, под Москвой и Сталинградом их разбили, и здесь, на Кольском, они увязли.

        - Это точно, - соглашается старшина и подбрасывает в костер веток.

        - Хлипкие они уж очень. Вот мы с тобой  из плена почти месяц  идем. Полуживые, и без всего. А  тот  фриц, - кивает он головой назад, - с раскрытым парашютом в мох свалился и  рожа всмятку.  Ну да черт с ним, давай есть.

        Дим разламывает густо парящую рыбу на   две части и большую отдает Сашке.

        - Чего это ты меня все время  подкармливаешь - то  свою часть шоколада отдал, то эти таблетки, а теперь вот и кусок побольше? - обижается  тот.

        - Это потому, что салажонок ты еще, Санек, да и в лагере почти дошел. Так, что давай, наворачивай. А мне не впервой. Считай третий раз из окружения выхожу - жестко прищуривает старшина глаза.

        Приятели жадно глотают сочную рыбью мякоть, а потом принимаются за грибы.

        - На вот  еще, хлебни, у фрица в кармане нашел, - протягивает старшина другу миниатюрную плоскую фляжку.

        - Когда успел?  - я и не заметил.

        - И В Ростове мало кто замечал, я пацаном беспризорником был и по карманам ловко притыривал,- беззвучно смеется Дим.

 с чувством   напевает он и подмигивает Сашке. 

        - Вот  жалко курева у фрица не оказалось, видать здоровье берег. Щас бы в самый раз подымить.

        Сашка отвинчивает колпачок,  делает глоток из фляжки и морщится.

        - Ну, как, получше «шила»?  - интересуется  старшина.

        - А я его на «охотнике» один раз только и пробовал, боцман не давал. Тоже говорил, что салага.

        - Это коньяк. Давай теперь ногу твою поглядим и спать.

        Морщась, Сашка поднимает до колена широкую штанину робы. Нога - от щиколотки до лодыжки, у него синяя и распухшая. Дим отпластывает  финкой от парашютного лоскута длинную ленту и крепко бинтует ею ногу матроса.

        - Порядок. Теперь спать.

        Друзья, как  и  в прошлый  раз, сдвигают в сторону от прогоревшего костра горячие угли, вынимают из котомки унты и скользкое полотно шелка, после чего укладываются на теплый базальт.

        Унты  они  суют себе под головы,  полотнищем накрываются сверху   и закрывают глаза. С неба невесомо продолжает сеяться мелкий снег.

        Утром, когда они просыпаются, накидка и все тундра кругом, покрыты его серебром,   которое искрится в лучах восходящего солнца.

        - Лето и зима одновременно, - бурчит Сашка, стряхивая снег с шапки, и сладко зевает. - Впервые по настоящему выспался. Без кошмаров.

        - Еще бы, - откликается, лежащий рядом Дим.  - Мы согрелись и неплохо пошамали.

        Затем друзья встают, умывают снегом чумазые лица, и  старшина ощупывает унты. Они полностью  сухие.

        - Снимай свои «гады», - кивает он на Сашкины, истертые до дыр ботинки. Тот присаживается на котомку, сбрасывает  ботинки с ног и шевелит бледными, распухшими от сырости и стертыми в кровь пальцами.

        Дим разрезает надвое, служивший им  скатертью за ужином кусок шелка и протягивает куски товарищу. После этого стаскивает с ног свои размокшие пьексы, и отрезает от одной из шелковых накидок, еще  два куска. 

        Приятели туго наворачивают на ноги эти шикарные портянки, и вновь обуваются.

        - Дим, тепло, как в печке  и веса никакого,-  притопывает кожаным унтом о базальт Сашка и улыбается потрескавшимися губами. - И кашель меня  почти не бьет.

        - Погрызи еще   леденец и мне   дай, - запихав в мешок остатки шелка, протягивает к нему  широкую ладонь напарник.

        Матрос достает из кармана бушлата леденцы и оделяет одним приятеля. С минуту они посасывают  их и щурятся от удовольствия.

        - Я уж и забыл, какой он есть, сахар, оказывается сладкий, - шутит старшина.

        - А шоколад? - вскидывает белесые брови Сашка.

        - Так он же горький был. Ну, ты давай, достругивай  приклад   и  готовь костерок, а я к озеру, может рыба какая  сдуру поймалась. Заодно и веток  там наломаю.

        Не появляется он довольно долго, потом над озером гулко разносится выстрел, и Сашка испуганно вскакивает.

        Через минуту из кустарника  появляется  Дим, несущий в руке какую-то птицу и волокущий за собой несколько  корявых сухостоин.

        - Ух ты, куропатка! - удивленно восклицает Сашка и всплескивает руками.

        - Держи, - бросает  ему еще теплую, рыжеватой окраски  птицу, старшина.

        - В березнячке подшиб. Там их целая стайка почками кормилась. Хороший у «вальтера»  бой, - похлопывает он по рубчатой рукоятке торчащего за поясом пистолета.

        - А вот рыбы нету, удочки я снял.   Дай-ка мне портмоне фрица, там много бумажек. Я с вечера мха подсушил,  может, приспособлю какую под цигарку.

        Сашка достает из внутреннего кармана бушлата кожаный бумажник и протягивает Диму, а сам начинает ощипывать куропатку.

        Тот, присев на корточки, достает из бумажника тонкую пачку рейхсмарок,  несколько фотографий   и какие-то сложенные вчетверо листки - судя по всему письма.

        Снимки привлекают внимание старшины, и он поочередно внимательно  их разглядывает.

        На одном погибший   в парадной  форме офицера «люфтваффе» и с какой-то расфранченной девицей в мехах, на втором в летном комбинезоне у «мессшершмита», а на третьей - рядом с грузным  человеком, в высокой фуражке и  мундире с аксельбантом, увешанном крестами, спесиво смотрящим в объектив.

        - Вот тебе Геринг, - показывает Сашке  фото  Дим. - Я видел его портрет в одной немецкой комендатуре, которую мы разгромили под Оршей.

        - Ну и боров, - хмурится матрос, - заканчивая ощипывать птицу и смахивая рукой перья с колен.

        - И карта у этого фрица интересная, с их аэродромами и воинскими частями, пригодится нашим. А вот из этого послания я себе самокрутку и сварганю, - разворачивает одно из писем старшина. - Судя по всему от «фрау» - бумага тонкая и духами пахнет.

        Он ловко сворачивает  из странички «козью ножку», достает из кармана бриджей горсть  сухого бурого  мха и набивает ее. Потом берет из горящего костра ветку и прикуривает.

        - У-у-у, - с наслаждением затягивается, и выпускает изо рта густую струю дыма, - даже башка закружилась.

        После этого Дим забирает из рук Сашки  ощипанную и ставшую намного меньше куропатку, ополаскивает ее в ближайшей лужице и водружает на шомпол.

        - На, жарь пока, а я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить - кивает  на высокую сопку.

        Когда зарумянившаяся  птица начинает  издавать  дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искорками капающего с нее сока, старшина возвращается и, тяжело дыша, садится у костра.

        - Черт! Как вкусно пахнет. Да ты  настоящий кок.

        Затем разжимает ладонь и показывает Сашке  два лежащих на ней кусочка металла. Это изъеденный временем железный наконечник стрелы и позеленевшая бронзовая пряжка, с головой льва внутри

        - Вот это да! -  восклицает матрос, - я такие в Эрмитаже видел, где взял?

        - Там, - показывает Дим на  вершину сопки.

        - На ней какое-то непонятное нагромождение камней, их довольно много, вроде колонн.

        - А больше ничего нету?

        - Нет, - да и это я случайно обнаружил. Наколол  ногу обо что-то, нагнулся, смотрю, лежат подо мхом. Сколько им лет интересно и чьи они, а, Сань?

        - Наверное, викингов, они  с северными народами воевали, нам учитель по истории рассказывал. Слыхал о таких?

        - Угу, - бормочет старшина, - разглядывая пряжку.

        - Ну ладно, давай порубаем и в дорогу, - откладывает он ее в строну.

 Сашка рассекает куропатку на две равные части, протягивает одну Диму и они с наслаждением едят  дымящееся мясо.

        - Жирная, подъелась за лето, - произносит старшина и вытирает широкой  ладонью текущий по подбородку сок. Сашка молча  жует, блаженно щуря глаза и мыча от удовольствия. Через несколько минут от птицы не остается даже косточек.

        Дим вытирает руки о мох, свертывает очередную цигарку   и, улыбаясь, смотрит на Сашку. Тот, причмокивая, облизывает масляные пальцы.

        - Теперь слушай, - произносит старшина. - Обходить озеро будем с юга, там  равнинная тундра, а с севера сплошная цепь сопок. В них замаемся. Вот сейчас перевалим, ту невысокую горку, - показывает он на последнюю к югу сопку  и, как говорят, «вперед  с песнями».

        Спустя час, их медленно  бредущие  фигуры,  виднеются на далеком склоне.

        Взобравшись на вершину, где  тонко свистит летящий над тундрой ветер, друзья останавливаются. Внизу, на несколько километров, примыкая одной стороной к озеру, а другой уходя в безбрежную тундру, тянется   обширная низменность, в центре которой что-то неясно чернеет.

        Старшина напряженно  всматривается  в ту сторону, протирает слезящиеся глаза и сдавленно  шепчет, - кажись самолет.

        Не сговариваясь,  друзья падают в мох и замирают.

        - Это, наверное, тот, из которого немец выпрыгнул, - шепчет Сашка. 

        - Щас узнаем,- хищно ощеривается Дим и  тянет из-за пояса «вальтер».   - Ты, давай, лежи и наблюдай,  а я  малость разведаю.

        После этого,  передернув затвор, он  ужом ползет вниз.

        Сашка достает из-за пазухи ракетницу, взводит курок и ощупывает висящий на поясе нож. Тянутся утомительные минуты.

        Наконец сбоку слышится шорох и появляется голова Дима.

        - Кажись наш, бомбер, но вокруг никого, - сообщает он и утирает вспотевший лоб.

        - Ур..!  -  радостно вскидывается Сашка и осекается  под яростным взглядом старшины.

        - Молчи, карась, - шипит тот, - я ж сказал «кажись», точно не разглядел. Вот туман рассеется, тогда и увидим.

        Они вновь замирают и напряженно вглядываются  в искрящееся над низиной  марево.  Снег под лучами солнца тает, и   согревающийся  воздух призрачно дрожит  над тундрой.

        Когда фосфорицирующие стрелки швейцарского «лонжина»  на  Сашкиной  руке  подбираются к  полудню, туман редеет, и  сквозь него проступают очертания  уткнувшегося в землю самолета. 

        - Точно, наш русский, Ил-4, -  взволнованно произносит старшина.   Нас на таком, под  Ржевом сбрасывали, после бомбежки.

        - А теперь, матрос  двигаем вперед, только тихо, - бросает он  Сашке.

        Тот  молча кивает, они  крадучись спускаются с сопки и, чутко прислушиваясь,   медленно идут к машине.

 Дим впереди, держа наготове  взведенный пистолет, а Сашка  чуть сзади и в стороне. Так учил его старшина.

        Первое, что им  бросается в глаза - оторванное от фюзеляжа,  искореженное крыло, с   красной звездой на нем и многочисленные рваные дыры в корпусе самолета. Погнуты   и лопасти одного из винтов,  а  правый двигатель густо закопчен.

        - Да, досталось ему, - шепчет старшина и, когда друзья приближаются  к машине почти вплотную, замечает лежащее  у самого корпуса, напротив большой пробоины,  застывшее  тело человека  в оленьей одежде, с размозженной головой.  Рядом с ним валяется  искореженный автомат ППШ.    

        Старшина поднимает вверх  согнутую в локте левую руку, приказывая  напарнику оставаться на месте, и на секунду замирает.   

        Потом скользит вперед, поднимает атомат, и прижимается к обшивке машины чуть в стороне от пробоины. Затаив дыхание прислушивается - вокруг тишина, нарушаемая только размеренной капелью, где-то внутри самолета.

        - Гранатой саданули, - мелькает в голове Дима, когда он замечает  на одежде убитого многочисленные и разные по величине дыры.

        Он делает Сашке жест занять позицию с другой стороны от зияющего в корпусе отверстия, и, когда тот выполняет это, прикладывает палец к губам.  Затем  левой рукой швыряет  ППШ через пробоину  внутрь машины. Там раздается металлический грохот и снова  наступает  мертвая   тишина.

        Держа в полусогнутой руке «вальтер», старшина  осторожно переступает  мертвое тело  и сквозь дыру ныряет внутрь самолета.

        - Саня, залазь, -   слышится через минуту оттуда, и матрос следует за напарником.

        Тот молча стоит  посреди искореженного отсека, в который из повреждений и дыр  в корпусе, проникают солнечные лучи. 

        В их свете видны  разбросанные по отсеку в самых немыслимых позах, тела людей в военной форме и с оружием.

        - Точно, наши, -  произносит Сашка и поднимает с пола  новенькую фуражку с синим околышем и рубиновой звездочкой на ней

        - Да,  судя по всему из  НКВД, наверное, на задание летели.

        - Смотри, Дим, этот даже полковник - шепчет Сашка и показывает пальцем  на одного - в плаще  и хромовых сапогах.

        - С чего ты   взял?  - хмыкает  старшина.

        - У него погоны с тремя звездами. А вон  тот,  что рядом  лежит, в кожаной куртке - майор.

        - Я таких знаков различия  в 41-м не встречал.

        - Точно Дим, погоны совсем недавно ввели, после Сталинграда, а ты не знал?

        - Нет  - коротко отвечает старшина и поднимает с пола отсека  валяющийся   автомат.

        - Новенький, - ласково проводит он рукой по лакированному прикладу и отстегивает диск. Тот полностью снаряжен. 

        - Теперь и воевать можно, - вщелкивает диск старшина на место и вешает ППШ на плечо.

        - Знаешь, Сань, не люблю я этих чекистов. Очень уж они въедливые. Один  майор из особого отдела стрелковой дивизии, когда  мы вышли на  ее охранение, возвращаясь с  задания, мордовал нас трое суток. Пока не выяснил, что десантники. И потом смотрел  волком, очень уж ему хотелось нас в расход пустить. А еще, сука, «парабеллум» мне так и не вернул. Мол, младшим командирам не положено.

        - Ну ладно, Сань, на тебе  тоже ППШ, - выворачивает он из мертвых рук одного из солдат автомат, -   собери у всех документы,  а заодно  и личные вещи. Они мертвым ни к чему. А я пока летчиков в кабине посмотрю, вдруг  есть кто  живой? 

        Он отпихивает ногой, какой-то валяющийся на проходе  блестящий кусок металла и выбирается наружу.

        Когда Сашка  появляется из самолета, с  туго набитым вещмешком и полевой сумкой на шее, Дим сидит неподалеку и  молча курит папиросу.

        - Ну, как? - интересуется  матрос.

        - Всем хана, - безнадежно машет рукой  старшина.  - А ребята, видно, смелые были. Пилот так со штурвалом в руках и застыл. Капитан, и с двумя орденами «Красного Знамени».   Штурмана расшибло  в лепешку о приборную доску. Оба стрелка тоже мертвые - верхний в турели завис, а нижнего  при ударе  вдрызг  раздавило. Это видать они того немца и завалили.  Только вот что, непонятно. Парашютов у экипажа нет. Или сейчас без них летают?

        - А мне вроде все ясно, Дим, на вот, погляди. 

        Сашка достает из кармана и протягивает ему вспыхнувший на солнце, таким же светом, небольшой слиток.

        - Что это?  - берет  его старшина в руку и едва не роняет.

        - А ты посмотри  повнимательней.

        Тот вертит  слиток  перед глазами и обнаруживает на одной из его граней  небольшое клеймо в виде герба СССР и какие-то цифры.

        - Никак золото?

        - Именно. Там, в самолете, два ящика с ним, и на полу еще много  валяется. Ты этот брусок ногой пнул, - смеется Сашка.

        - Ну, де-ла-а, - тянет Дим, - теперь и мне дошло, отчего у летчиков парашютов нет.  Они перевозили особо ценный  груз, а те, которые в бомбовом отсеке - охрана.   Видать «нкэвэдэшники» заставили оставить парашюты,  что б те не выпрыгнули, если собьют. Не доверяли, гады.  Интересно, а куда мог лететь  этот бомбардировщик?

        - Судя по документам,  которые  у полковника - из Москвы в Мурманск.

 Сашка отстегивает клапан офицерской полевой сумки,  вынимает из нее  сложенную вчетверо бумагу,   малинового цвета удостоверение, и протягивает их старшине.

        В удостоверении, с двумя красными, расположенными по диагонали полосами, фото  человека в военной форме с четырьмя шпалами на петлицах и надписью «Главное управление контрразведки «СМЕРШ» на правом развороте.  А чуть ниже  «Полковник Азаров Алексей Иванович - начальник  отдела»,  синяя гербовая печать и неразборчивая подпись.

        - Да, - хмурится Дим, не повезло тебе полковник, - и разворачивает бумагу.

        В ней значится, что полковник Азаров и майор Коваленко с группой военнослужащих из девяти человек, направляются в командировку в Мурманск для выполнения особо важного задания. На бумаге синяя расплывчатая  печать и угловой штамп  «НКВД СССР».

        - Бойцы, что с ними, - кивает  Сашка на справку, - из мотострелковой бригады НКВД особого назначения. Я никогда не слышал про такую.

        - А мне доводилось, - отвечает Дим. -Нас когда после первой операции из Белоруссии в Подмосковье перебросили, так перед второй заброской,  из  этой бригады два инструктора приезжали, мастера спорта. Проводили с личным составом  занятия по стрельбе и рукопашному бою. Неплохие ребята.

        - Так, ладно, - возвращает он Сашке документы, - а что это у тебя за «сидор»?

        - У переборки валялся, в нем продукты. Наверное, сухой паек. 

        - Ну, что ж, давай подрубаем, -  говорит Дим, -  жаль парней, но мы пока живые.

        Сашка достает из мешка  кирпич серого хлеба, банку консервов в яркой упаковке и завернутый в газету солидный шмат сала.

        - «Правда», - уважительно произносит старшина, вскрывая  финкой банку, и пластая кусок на крупные ломти.

        Затем друзья без особого аппетита едят и о чем-то думают.На фронте и в лагере они повидали немало смертей, и вот очередная, в своем новом обличье.

        Когда Сашка аккуратно заворачивает  в газету  и прячет в мешок остатки хлеба и сало, Дим  достает из кармана  мятую пачку «Беломора» и закуривает.

        - Саня, так ты говоришь, там, - он кивает на самолет,- целых два ящика такого добра? - и взвешивает на руке слиток.

        - Ну да, - деревянные, вроде зарядных.  Один, на котором майор лежит,  развалился, а второй, такой же, целый и опломбирован.

        - И на хрена в Мурманске это золото? Пули из него отливать?

        - Кто его знает, - пожимает плечами Сашка.   Может оно для союзников. 

        - Каких таких союзников?  - вскидывает на него глаза приятель.

        - Ну, вон тушенку мы с тобой ели, - показывает Сашка на пустую банку, - вкусная?

        - Ничего. Я раньше никогда такой не пробовал.

        - Так вот, она американская. «Второй фронт» называется. Англичане и  американцы гонят сюда, в Заполярье, по морю, караваны  судов с военной техникой, снаряжением и продовольствием. И разгружают их в портах Мурманска и Архангельска.

        - Не трави.

        -  Гадом буду! Наш «охотник» один такой до Соломбалы сопровождал.  А на палубах транспортов самолеты, танки и  грузовики.  Сам видел. Неужели   ничего про это не слышал?

        - Нет, в лагере, сам знаешь,  не до разговоров было.

        - Ну, так вот, как  нам рассказывал замполит, это все доставляется в СССР в качестве военной помощи. 

        - Так  возможно, золото везли в Мурманск  как оплату за нее?

        - Ну, этого я не знаю, может и так. Замполит не говорил, а мы не спрашивали.  Кстати, оружие у них  неплохое. На нашей коробке английский «Эрликон» стоял, -   зенитный пулемет. Так  мы с боцманом из него немецкого «фоккера»  срезали.

        - Не врешь?

        - Честное слово. Нас даже  к медалям  представили - «За отвагу».

        - Да, - пристально смотрит на приятеля старшина, - не такой уж ты и салажонок, Санек. Держи «краба»!  - и протягивает другу  руку.

        - А ты думал?  -  стеснительно улыбается Сашка, и крепко ее пожимает.

        - Ну, что ж, а теперь за работу, - Дим встает и смотрит на кабину верхнего стрелка, с мутным от трещин и пулевых пробоин плексигласом.

        - Для начала того бедолагу вытащим, что б в случае чего,  организовать круговую оборону. Сектор обстрела оттуда подходящий.

        Парни забираются в самолет и  бережно спускают тело стрелка, зависшего на пулеметной турели,  в отсек.

        - Сможешь с ним управляться?  - кивает на пулемет старшина.

        - Обижаешь, Дим, я ж по боевому расписанию был вторым номером на «Эрликоне». Конечно, смогу.

        После этого они внимательно осматривают ящики со слитками, и старшина пытается сдвинуть целый.

        - Тяжелый, черт.

        Затем   присаживается на корточки и с минуту остро смотрит на Сашку.

        - План  будет такой, матрос. Поскольку  ты и я люди служивые, а это золото военное, мы за него в ответе. И о ящиках, кровь из носа, нужно сообщить нашим. До ухода, их  где-нибудь поблизости спрячем. А то видал, у самолета лопарь без башки, -  не такая уж тундра и пустая. Вот только кто его подорвал, непонятно?

        - Может сам?  Вот, этим, - Сашка достает  из бушлата и демонстрирует рубчатую лимонку, - они у ребят в подсумках.

        - Возможно, - сплевывает Дим, - «феньки» нам в дорогу пригодятся. Короче, шхерим ящики, забираем документы и идем дальше. Как можно быстрей. Тем более что оружие, жратва и карта у нас теперь есть.

        - А куда мы их спрячем? Кругом же одна тундра  и мох.

        - Да хоть бы в озеро, до него рукой подать. Пошли-ка, взглянем. И   стропу от парашюта   заодно прихвати, глубину измерим.

        Моряки  выбираются из самолета, Сашка достает из лежащей на мху котомки аккуратно свернутый в  бухту трос,   и они идут в сторону виднеющегося метрах в пятистах от машины, озерного залива.

        Там Дим разматывает бухту, прикрепляет к ее  концу  небольшой  гранитный окатыш и,   держа все это приспособление на весу, подходит к кромке низкого берега. Вода в озере чуть голубоватая и кристально чистая. Камень с плеском шлепается в нее и быстро утаскивает за собой часть троса.

        - Ну, вот видишь, всего метра три будет, - вытаскивает старшина намокшую стропу. Затем делает еще несколько забросов чуть дальше и по сторонам. Глубина такая же.

        - В самый раз. Не глубоко и  дно скальное, не заилит.

        - А я знаю, как дотащить  сюда ящики,- заявляет Сашка, -  на листе обшивки, что валяется у самолета. Она гладкая и будет хорошо скользить по мху. К тому же тут небольшой уклон.

        - Точно, Саня, молоток - на руках мы их едва ли утащим, очень уж тяжелые.

 Приятели  сматывают трос и идут назад.  При этом Сашка морщится и  слегка припадает на ногу.

        - Чего ты?

        - Да нога что-то сильно заныла. Когда из самолета выбирался, ушиб.

        После того, как они подходят к машине, Дим заставляет Сашку сесть, стаскивает с него унт и осматривает ногу. Она еще сильнее опухла.

        - Да, с такой ходулей ящики мы сегодня не потащим. Еще больше ее разбередим.  Ты пока сиди, а я слажу в кабину к летчикам, может там какая аптечка есть?

        Через минуту старшина выглядывает из разбитого  окна кабины и машет защитного цвета флягой.

        - Во, спиртягу нашел!

 Затем спускается на землю.

        - Под сиденьем  у штурмана лежала, в заначке. Почти полная. А аптечки, к сожалению, нету.

        Несколько минут, поливая на ладонь сладковато пахнущую на воздухе жидкость, он втирает спирт другу в ногу, а потом снова  туго бинтует ее  шелковой лентой.

        - Порядок. Нога за ночь прогреется и даст бог отойдет. Только ходи поменьше. На, вот, хлебни чуток, - протягивает Сашке флягу.

        Тот делает глоток, морщится и кашляет. На глазах выступают слезы.

        - А ты?

        - Я уже приложился в кабине. Чистый ректификат. Ты пока полежи, отдохни, -бросает он матросу  мягкую котомку, - а я пока в дорогу  все соберу. Завтра с утра и двинем. Путь не близкий и медлить нельзя. 

 Исчезает в самолете.

        Когда он снова появляется, в руках у Дима  еще один  солдатский вещмешок, офицерский пояс с кобурой  и почти новые яловые сапоги.

        - Он  кладет все около Сашки на землю и присаживается рядом.

        - Так, сначала сапоги. Похоже, мой размер, у сержанта снял.

        Сбрасывает с ног остатки пьексов и, перемотав портянки, натягивает обнову.

        - Как по мне шили.  А это тебе, - протягивает Сашке ремень с кобурой.    -Здесь «ТТ» с запасной обоймой, а  фрицевскую ракетницу выкинь.

        Дим встает на колени, переворачивает мешок и вываливает из него в мох несколько дисков  и гранат. 

        - По три на автомат и по паре «фенек». 

        Затем тянет к себе вещмешок с продуктами и, раздернув горловину, тоже опорожняет его.  Там оказывается два кирпича хлеба, початый ими кусок сала,  три банки тушенки,  пачка сахара и  два цыбика чая.

        Старшина все это раскладывает в вещмешки поровну: боеприпасы и продукты. Потом, побулькав у уха,   сует  в один и флягу со спиртом.

        - Все,  морской порядок, - удовлетворенно произносит он, затягивая бечевками горловины и захлестывая их наплечными лямками.

        Один мешок подвигает к Сашке - твой, а второй, с флягой, взвешивает на руке и отставляет в сторону.

        - Килограммов по  семь будут. Зато своя ноша, как говорят, карман не тянет. Стоп. Нужно еще спичек и курева у ребят пошарить, им они теперь ни к чему, а нам в самый раз.

        Вновь идет к машине. У пробоины наклоняется и оттаскивает в сторону застывшее тело лопаря. Снимает у того пояс с ножом и котомку, которую перебрасывает Сашке. 

        - Посмотри, что в ней, - и исчезает в брюхе машины.

        Сашка лезет рукой внутрь  кожаной котомки и извлекает оттуда две сухие янтарные рыбины,  бурый кусок вяленой оленины   и небольшой, видавший виды котелок.

        Он кладет все на землю, прихватывает котелок и, морщась,  ковыляет к заливу.   Когда возвращается с водой, Дим  сидит на корточках и попыхивает «козьей ножкой». На газете перед ним   початая коробка папирос «Пушка», две пачки махорки, зажигалка и спички.

        - Добрая крупка, «моршанская», до нутра продирает, - щурится он от дыма. - А ты чего бегаешь? Я ж тебе сказал отдыхать.

        - Да я только к озеру, водички вон набрал, - кивает Сашка на котелок. - У лопаря в мешке нашел, а еще рыбу и мясо.

        - Вижу. Тогда давай  налаживать костер. Нужно горячего похлебать, сил набраться.

        Вскоре у самолета   полыхает небольшой огонь, на котором побулькивает и исходит паром котелок с похлебкой  из оленьего мяса.  К этому Дим прибавляет  половину одной из  рыбин, два ломтя ноздреватого, вкусно пахнущего хлеба, несколько кусков сахара и отсыпает из цибика с чаем, горсточку на заварку.

        Чуть спустя, друзья с аппетитом хлебают горячее варево, рвут зубами соленую рыбу и, сполоснув котелок, вновь вешают его на костер, для чая.

        - Давно так не ел, - душевно произносит  Сашка и хлопает себя по тощему животу. А Дим внимательно следит за котелком, и когда тот закипает, сыплет в  него чай  и  снимает с огня. 

        Через несколько минут,  прихватывая бока посудины рукавами, они по очереди прихлебывают из нее и хрустят сахаром.

        После трапезы, разморенный  Сашка откидывается на мешок и бездумно смотрит в небо, а  Дим вытаскивает из-за пояса «вальтер», разбирает его и смазывает маслом из ружейной масленки.

        - Слышь, старшина, а чего у тебя имя такое чудное, «Дим»?   - интересуется Сашка.

 Меня вообще-то Дмитрием кличут, - отвечает тот. Просто ребята так прозвали, давно, еще на флоте. И фамилия  подходящая - Вонлярский.   А у тебя какая?

        - Солнцев.

        - Красивая фамилия.

 На некоторое время приятели замолкают.

        - Слышь, Дим, а эти ребята так и будут лежать, в самолете? 

        - А куда ж мы их денем? Так и будут. Хоронить их негде, кругом вечная мерзлота и гранит. Самолет самое лучшее место. Когда ящики утопим, приладим обшивку на место, чтобы звери не растащили, и пусть себе лежат.

        - Да, наверное, это все, что мы можем для них сделать, - вздыхает Сашка.

        Однако осуществить свои планы друзьям не удалось.

        На следующее утро, когда они, позавтракав, возились с листом дюраля,     прилаживая к нему лямку из парашютной стропы, из тундры донесся тоскливый вой волка и эхо едва различимого выстрела.

        Моряки на мгновение замерли, а потом Дим, приказав Сашке оставаться на месте,  передернул затвор ППШ и рысцой  побежал к  ближайшей сопке.

        Вскарабкавшись на ее вершину, он прилег и, запалено дыша, стал всматриваться в тундру. Выстрел  прозвучал с той стороны, откуда они пришли.

        Через некоторое время старшина заметил на горизонте едва различимые темные точки и услышал позади  громкое сопенье.

 К нему, по склону сопки, забросив за спину автомат, полз Сашка.

        - Я ж тебе приказал оставаться  на месте, - прошипел Дим.

        -  Не, я с тобой, - мотнул тот головой, стряхивая рукавом  пот со лба и устраиваясь рядом.

        - Ну, салага, -  ощерился Дим и вновь впился глазами в синеватую даль.

        Через час точки увеличиваются, и становится ясно, что это идущие в   сторону  озера люди.

        - Один, второй, третий…,  девять человек, - считает  старшина.  - И позади   еще что - то, вроде олени. 

        - Может  саамы или лопари?  - с надеждой смотрит на него Сашка.

        - Или немцы, ищут своего летчика, - парирует Дим. - Слушай, Сань, ты оставайся пока здесь, а я быстренько вниз, патронов прихвачу.

        Когда он возвращается с несколькими дисками за пазухой и лимонками в карманах, Сашка внимательно наблюдает за караваном. Внезапно оттуда что-то на миг взблескивает и гаснет.

        - Бинокль, - сплевывает Дим. Теперь все ясно, это немцы или финны…

        Дав идущим за ним егерям знак остановиться, Кранк  вскидывает к глазам тяжелый горный бинокль и внимательно осматривает  открывшуюся впереди  гряду сопок, с синеющим  в долине озером.

        - Кажется, пришли,- бросает фельдфебель стоящим позади Ланге и лопарю. -       Ты хороший проводник Мунк, и заслужил  глоток рому,- удовлетворенно хлопает он лапландца  по  костистому плечу.

        - Привал на четверть часа!

        Егеря устало опускаются на землю, закуривают и прихлебывают из фляг. Мунк подходит к оленям,   осматривает  их ноги и проверяет  сыромятные крепления навьюченной на животных поклажи.

        - А палить в того волка, тебе Вилли,  не стоило, да еще из «парабеллума», - делает фельдфебель замечание  сидящему рядом с ним Ланге.

        - Надоел его вой, - очень уж тоскливый. - Да и наш Тор нервничает, - кивает он на овчарку. 

        - Больше так не делай, лишний шум нам ни к чему.

        - Да  будет тебе  Ирвин, в этих местах пусто как в Сахаре, - ухмыляется Ланге.

        Затем он подзывает Мунка, наливает в металлический стаканчик немного рому из фляги и протягивает  проводнику.

        - Держи, обезьяна.

        Тот с почтительностью его принимает, выпивает жгучую жидкость и что-то бормочет.

        - Переведи, - кивает Кранк  унтер-офицеру.

        - Он говорит, что в тундре, кроме нас, есть еще люди. У волков особенный вой.

        - Ну, вот видишь, не стоило шуметь. Здесь могут бродить и «иваны». Как те, что мы обнаружили зимой.

        Ланге хмурится. В  январе, в поиске, они действительно уничтожили в тундре  разведгруппу русских. В схватке погибли и двое егерей.

        Докурив сигарету, фельдфебель тычет окурок в мох, вновь осматривает в бинокль окрестности и, приказав проверить оружие, делает знак  продолжить движение…

        - Опять пошли, - бормочет Дим, - когда цепочка людей и животных стала менять очертания.

        - Значит так, Санек. Давай  в самолет и готовь турельный пулемет. Боеприпасов там хватает. А я останусь здесь. Судя по направлению, выходить они будут на эту сопку, а затем по долине, вниз к озеру. Тут мы их и прищучим. Я с фланга - очень уж тут удобная позиция, а ты в лоб, из машины. Но огонь открывай только после меня, как подойдут к самолету метров на триста. Усек?

        - Точно так, старшина, - кивает Сашка и уползает по склону.

        Когда он исчезает в брюхе самолета и колпак с пулеметом  в его   хвостовой части  бесшумно проворачивается в сторону  сопки, Дим удовлетворенно хмыкает, кладет рядом с собой один из  запасных дисков, пару гранат и   смотрит в сторону приобретающих все более четкие контуры людей. 

        Теперь уже он различает альпийские кепи с длинными козырьками, болотного цвета униформу и «шмайсеры» у них на груди. Немцы идут размеренным походным шагом. Позади всех  человек в меховой одежде с винтовкой за плечами,  и два тяжело ступающих оленя с  грузом на спинах.

        Старшина оборачивается назад, бросает взгляд  в сторону самолета и машет рукой.В ответ  едва заметное вращение  пулеметной турели.         

        Когда караван приближается  еще ближе и начинает спускаться в низину, егеря замечают  распластавшийся  в ней самолет и, по знаку переднего,  мгновенно разворачиваются в цепь. Теперь они идут медленно и осторожно, выставив перед собой  автоматы и внимательно оглядывая  окрестности.  Затем    останавливаются и один из солдат, по взмаху руки  ближайшего к Диму  коренастого егеря с биноклем на груди,  согнувшись, бежит к машине.

        Медлить больше нельзя. Старшина ловит в прорезь мушки его спину   и  плавно нажимает на спуск. Автомат знакомо отдает в плечо - егерь  по инерции делает еще несколько шагов вперед  и рушится  в мох.

        В ту же секунду от самолета, в сторону остальных, несутся коротко мерцающие пулеметные трассы.  Двоих  немцев они срезают, а остальные падают в мох и открывают  ответный  огонь по самолету.  Стреляют егеря и по вершине сопки, откуда огрызается короткими очередями автомат старшины.

        Дуэль крупнокалиберного  «шкаса»  и немецких  «шмайсеров»   оказывается неравной, и  через несколько минут,  отстреливаясь, и делая короткие перебежки, егеря пытаются вырваться из долины.

        Однако им этого не удается: пулеметная трасса перерезает еще одного, а старшина короткими очередями из ППШ  отсекает единственный для врагов путь к спасению.

        Тогда коренастый что-то гортанно кричит, и  стрелки  устремляются к сопке, уничтожить засевшего там  автоматчика.

        - Опытные, суки, - сплевывает Дим, и, выдернув чеки, одну за другой швыряет вниз две гранаты. Те рвутся с оглушительным грохотом  и еще два солдата остаются на месте. Однако оставшиеся двое, быстро продвигаются вверх, и огромного ефрейтора Дим  сваливает последней очередью почти в упор. Затвор ППШ лязгает и выбрасывает в мох дымящуюся гильзу.

        А Сашкин пулемет, продолжает сечь  длинными очередями  склон сопки  у самой вершины, высекая из нее гранитный крошки.   Последний немец -  это здоровяк с рвущейся с поводка овчаркой, с жутким воем исчезает в их круговерти и катится вниз.

        В это время  из-за одной из кочек   приподнимается голова в высоком колпаке, гремит  выстрел и пулемет замолкает.

        - Твою мать! - рычит Дим  и всаживает в кочку весь диск.

        Затем он отщелкивает его, вставляет новый  и чутко прислушивается.  Тишину нарушает лишь хрип лежащего неподалеку ефрейтора. 

        Старшина  кошкой прыгает к  нему и бьет прикладом  в висок. Ефрейтор дергается  и затихает.

        Держа наготове автомат, Дим  быстро   скользит по склону   и останавливается у      трупа коренастого.   Тот лежит на боку, прижав к  животу руки.  

        Старшина шевелит носком сапога его тело и  делает несколько шагов вперед. Сзади резкий свист, ответная очередь и вновь тишина.

        Морщась от боли, Дим вырывает из предплечья финский нож и швыряет его в сторону. Потом, скрипя зубами, зажимает рану ладонью и спотыкаясь  бежит к самолету.

        Когда он ныряет в мрачную утробу машины, Сашка лежит на спине под турелью. Он еще жив - наполненные болью глаза широко открыты, а на губах вскипают розоватые пузырьки.

        Дим падает на колени, расстегивает на друге бушлат и  задирает ветхий тельник.

 На худой мальчишеской груди, чуть ниже правого соска, небольшое пулевое отверстие, из которого толчками выбивается кровь.

        - Саня, - ты держись, я сейчас, - шарит непослушными пальцами старшина в карманах   и внезапно замирает.

 Сашка  чуть  поворачивает к нему голову и шепчет.

        - Д-и -и-ма. 

        Потом глаза его навсегда закрываются…

        Утро. Пробоины в самолете больше нет. На ее месте, плотно приваленный элероном,  дюралевый лист обшивки.

 У него, понурив голову, стоит  Дим.  Он с вещмешком и автоматом в руке.

        - Ну, что ж, прощай Саня, - тихо шепчет старшина, поворачивается и идет  в  сторону тундры. Туда, где над горизонтом снова встает солнце.

 

Часть 2. На осколках Империи.

 

 

 Глава 1.  Заключенный «К- 513».

        Хмурым  сентябрьским  утром  1996 года,  в помещении штрафного изолятора одной из колоний, расположенной  в Кандалакшском районе  Мурманской области, по холодному  бетонному полу задумчиво прохаживался человек. Он был выше среднего роста, худощавый и  в  лагерной одежде. Лицо неприметное - из тех, что встретишь в толпе и сразу  забудешь.

 Звали его  Юрием  Огневым.

        Еще год назад  Огнев был  полковником  федеральной службы налоговой полиции и жил в Москве.  А сейчас он заключенный, с лагерным номером  «К-513».

 Чтобы понять дальнейший ход событий, в которых обитателю камеры предстоит сыграть не последнюю роль, стоит  заглянуть в его прошлое.

        Родился  Юрий  на Дальнем Востоке, а точнее на Камчатке, откуда в конце семидесятых был призван на службу в погранвойска. Проходил он ее в Средней Азии, на одной из высокогорных застав. Там, перед самой демобилизацией, его и приметил, изредка наезжавший в подразделение, «особист» из штаба округа.

        Общение разбитного майора  и  немногословного сержанта закончилось тем, что  спустя месяц, несостоявшийся «дембель» был направлен в качестве абитуриента для поступления в Высшую школу КГБ СССР  в Москву.

        Вступительные экзамены,  не смотря на высокий конкурс и жесткий отбор, он сдал успешно и был зачислен на факультет военной контрразведки. Годы учебы пролетели стремительно и в  1984 году, молодой лейтенант, с учетом поданного рапорта и прошлой службы, был направлен  в Афганистан, в одно из спецподразделений спецназа КГБ о котором в ту пору мало кто знал.

        Ко времени  вывода наших войск оттуда, Огнев был уже капитаном, имел  ранение и орден «Красной звезды».

 В отличие от других офицеров-афганцев, которых «благодарное» руководство  распихало по забытым богом дальним гарнизонам, чтоб поменьше болтали, Юрию повезло. Ему удалось остаться в Москве. Помог однокашник - генеральский сынок, подвизавшийся в кадровом аппарате Лубянки.  

        Перспективного капитана определили в кураторы штаба Московского военного округа  и    выделили  однокомнатную  квартиру в Теплом Стане.

        Связывать себя брачными узами он не спешил, привыкал к новой  жизни  и  полностью отдавался службе.

        В стране назревали перемены, и периодически встречаясь с бывшими, разбросанными по всей стране и за ее пределами сокурсниками, которые  иногда возникали на московском небосклоне,  Юрий  слышал от них, много нелицеприятного в адрес «отца перестройки» и его окружения.

        В 1992-м, когда он стал  майором и планировался на вышестоящую должность, но Союз рухнул, и вскоре после этого начала разваливаться «система».

        Новое руководство Лубянки  стало выбрасывать на улицу  всех, не воспринявших «демократию». Попал в эту когорту и Огнев, нелицеприятно высказавшийся  о нем в узком кругу сослуживцев.

        И снова помог старый приятель. Теперь из комитетского кадровика он реформировался в ответственного работника центрального аппарата Федеральной службы налоговой полиции   и порекомендовал туда своего однокашника.

        Названная структура только зарождалась, возглавил ее  авторитетный генерал из бывшего КГБ и майор, оставшийся без работы, с благодарностью   принял приглашение. Тем более что на руководящие должности в аппарат, набирались в основном, оказавшиеся не у дел чекисты.

        С учетом опыта и навыков проведения спецопераций, Огнева назначили  заместителем начальника подразделения физзащиты, в обязанности которого входило силовое обеспечение различного рода оперативных мероприятий.

        На этой должности он проявил себя отлично и вскоре стал  его начальником и  полковником.

        Однажды, поздним майским вечером, когда Огнев  уже собирался домой, его вызвал к себе один из заместителей Директора.

        В конфиденциальной беседе  генерал сообщил, что полковнику вместе с сотрудником управления собственной безопасности и группой захвата, необходимо срочно выехать на дачу в ближайшее Подмосковье и обезвредить там вооруженную группу преступников, имеющих удостоверения  офицеров налоговой полиции.

        При этом особый акцент генерал уделял  изъятию у них именно документов и оружия, которые потребовал немедленно представить ему. 

        В целом операция прошла успешно, но один  из бандитов - лидер    известной преступной  группировки, оказал сопротивление и был убит. 

       Этим делом занялась Генеральная  прокуратура, и вскоре выяснилось, что изъятые   у задержанных   удостоверения оказались подлинными, а два «макарова» и «стечкин» оформлены в ФСНП  на бандитов,  как на  действующих сотрудников.

        Разразился скандал, в результате которого генерал  открестился от той операции  и   «по тихому» был отправлен в отставку.  Из полковника  же сделали «стрелочника» и уволили из органов за превышение служебных полномочий.

        А  через месяц, ночью, в его квартиру вломились «братки» и в завязавшейся драке он застрелил одного  из трофейного «бура», привезенного из Афганистана.  За что и получил семь лет за умышленное убийство и незаконное хранение огнестрельного оружия.  Доводы адвоката   о наличии в действиях его подзащитного необходимой обороны, суд во внимание не принял.

        Для отбытия наказания, Огнев был этапирован  в Заполярье, в один из лагерей обычного контингента, где теперь и отбывал срок.

        Раздумья заключенного прервал металлический лязг врезанной в массивную дверь    «кормушки».

        -  Обед, - глухо донеслось из-за нее,  и на  откинувшейся полке  появилась мятая алюминиевая миска с лагерной баландой и кусок  черствого хлеба. Огнев взял их в руки, присел на узкий  металлический топчан в углу камеры   и стал  неторопливо есть.

        Поздним вечером хмурый пожилой   охранник  вывел его из ШИЗО и  доставил к  начальнику лагерной оперчасти, по местному «куму».

        Тот сидел за  массивным столом в своем  кабинете  с тамбуром  и  просматривал бумаги в одной из лежащих перед ним  папок.

        - Заключенный  «К- 513»  по вашему вызову прибыл, - сказал Огнев и снял шапку.

        - Присаживайся, - кивнул майор на стоящий  напротив стул. - Вот, смотрю твое  личное дело. Лихо на следствии  и в суде «сплели тебе лапти».  Тут же чистейшей воды самооборона, или дорогу кому перешел?  - вскинул на заключенного  прозрачные глаза  начальник.

        - Не знаю, им виднее, - отвел свои Огнев.

        - Все ты знаешь, полковник. Все. А не желаешь говорить, и не надо. Мне это собственно без разницы.  Ну, ты подумал над моим предложением?  А то ведь заключенные народ ушлый - вдруг узнают, что в прошлом ты мент?

        - Ты же  в курсе, майор, что в милиции я не служил.

        - Я то да, а вот им «по барабану» - все, кто из системы, для них менты.  И знаешь, что тогда будет?

        Огнев  знал и промолчал.  

        - Для начала блатные  тебя «опустят», а потом замордуют до смерти. И твои кореша, будут молчать, даже  Душман.

        - Ну, и что ты предлагаешь?

        - То же, что и в прошлый раз, сотрудничество. Ты подумал?

        - Да.  Но при одном условии. Вы разрешите мне свиданье с родственником. Он тут неподалеку, в Петрозаводске живет.

        - Чем занимается?

        -  Лесом. Генеральный директор фирмы.

        Начальник задумался. Свидание  заключенному  не положено. Но  в следующем году, как и многие  в ту пору, майор собирался  выйти в отставку по выслуге лет и где-нибудь найти  более-менее приличную работу. А тут целый директор, да еще лес. В Карелии им занимались     серьезные люди.

        - Ну, будь по твоему, Огнев. Только перед свиданием я с ним  сам встречусь и поговорю. Но потом дашь подписку. Выхода у тебя нет.  А сейчас бери ручку и бумагу, пиши заявление на имя начальника колонии на  свидание. Так и быть, дам ему ход.

        Когда собеседник исполняет необходимый документ, указав в нем установочные данные и телефон «родственника»,  майор внимательно   читает заявление, хмыкает и откладывает его в сторону. Потом нажимает под столом кнопку, появляется охранник и уводит заключенного.

        В камере Огнев присаживается на топчан и откидывается к стене.

 Первая часть плана удалась. Если получится увидеться с Лешкой, тот обязательно поможет.

        Дело в том, что уже несколько месяцев он тщательно обдумывает план побега.

        В колонии, как и по всей стране, полный бардак, заключенные предоставлены сами себе и лагерная администрация работает спустя рукава, обеспечивая только их охрану и полуголодное существование.

        Уйти Огнев собирается во время разгрузки барж, которые доставляют из Кандалакшского залива по реке в эти забытые богом места различные грузы. Причем не просто уйти, а инсценировав  гибель во время работ.

        Метрах в тридцати от деревянного причала, где ведется разгрузка, у берега догнивает старый полузатопленный  дебаркадер. Если оступиться на сходнях с мешком цемента,   свалиться за борт и проплыть эти метры до посудины под водой, то там можно спрятаться, а ночью уйти  в тундру.

        Потом дело техники. В Афгане Огневу доводилось немало ходить по горам и пустыне,  а здесь тундра - та же пустыня, только арктическая. Вот только нужны припасы и хоть какая-нибудь карта.

        Затем под видом  бомжа  (сколько их теперь бродит по стране), добраться на грузовых составах до Москвы, посчитаться с генералом, а там видно будет. В случае чего, можно записаться  в иностранный легион, вербовщики которого подвизаются в столице  и  покинуть Россию. Такие, как он, ей больше не нужны.

        На следующее утро Огнев покидает камеру - десятидневный срок  изоляции за нарушение режима истек, и препровождается в жилую зону.

        В отряде его   тепло встречают друзья, которыми он успел обзавестись уже здесь.

        Это бывший «афганец», а теперь, как говорят в блатном мире «беспредельщик»   Душман  и его  подельник, в прошлом мастер спорта по боксу  Зингер. 

        С ребятами Юрий познакомился уже здесь, в колонии, на помывке в бане,  заметив на предплечье веселого громилы  знакомую наколку в виде  парашюта  в обрамлении двух самолетов.

        - Никак из ВДВ, парень? - обратился он к тому.

        - Соображает, - кивнул громила на Огнева, мывшемуся с ним рядом сухощавому   парню с перебитым носом.

        - А ты из каких?

        - Да я все больше  по земле, но с  вашими ребятами частенько пересекался.

        - И где же?

        - В Кабуле и под Кандагаром.

        После этого начались взаимные уточнения, в ходе которых Огнев выяснил, что с 1987 по 1989   Душман, так назвался парень, служил в Афганистане  в десантно-штурмовом полку  одной из воздушно-десантных дивизий, командование которого  Огневу было хорошо знакомо.

        Сам он о себе распространяться особо не стал, сказал, что из Москвы и представился  бывшим прапорщиком - мотострелком. Когда же собеседники поинтересовались, за что   попал «в места не столь отдаленные», сказал, что за  обычную драку, в которой убил человека. 

        Это известие новые знакомцы встретили с пониманием, ибо сами здесь «чалились», как сообщил  Зингер   за «гоп-стоп», то - есть разбойное нападение. Родом парни были из Ростова, и  до конца срока им оставалось чуть больше года.

        - А потом, как говорят, с чистой совестью на волю -  ухмыльнулся  Душман.  - Погуляем и снова за дело.

        Он предложил Огневу держаться вместе, сообщив, что  в лагере немало ребят воевавших в горячих точках,  и все они  «на ножах» с местными авторитетам.

        - Какие  они авторитеты - шакалье,- сплюнул  Зингер. - Только фраеров обжимать могут, да шоблой  метелить. 

        А через неделю у них случилась драка с блатными, в которой Огнев изувечил  здоровенного амбала.

        - Ну, ты  прапор, орудуешь как Рэмбо, - уважительно прогудел  тогда  Душман, а  Зингер  заинтересовался его необычной техникой боя. 

        - Да это я случайно, с перепугу, - отшутился Огнев.

        С тех пор они еще больше сдружились  и  почти все свободное время проводили вместе.   Душман, а в прошлом сержант Сашка Вонлярский,  часто вспоминал  об афганской войне и как-то рассказал эпизод, заставивший Огнева взглянуть на этого безбашенного парня другими глазами.

        «Я тогда на МИ-8  возвращался из Кандагара, куда по приказу комбата  отвозил в госпиталь заболевшего малярией бойца. В вертолете были еще несколько военных и   баба из военторга, сопровождавшая  груз. В предгорьях Гиндукуша, над каким-то кишлаком,  нас подбили из «стингера», и мы стали выбрасываться на парашютах.   Я сиганул третьим. Мимо, вращаясь вокруг своей оси,   пролетел падающий вертолет. Считанные секунды - и он рухнул на землю, расколовшись на части.

        Передо мной выпрыгнула баба из военторга, ее купол виднелся чуть ниже. Сверху кто-то начал стрелять короткими очередями.   Вижу - в «духов».   Я тоже приспособил своего «коротыша» и  стал вести по ним огонь.

        Приземлился в нескольких метрах от вертолета. Следом спустился труп. Я отстегнул парашют  и рванул к машине. У нее уже  стояла  та самая   баба  и билась в истерике  - экипаж и не успевшие выпрыгнуть, были все мертвые.

        Я ей, - беги, спрячься куда-нибудь, сюда идут «бородатые»!

        А она, - нас что, сбили?

        - Да, - говорю, - как видишь.

        - А почему второй борт не улетает?

        - Думаю,   он вызывает «крокодилов». 

        - Он что, не может сесть и забрать нас?

        - Не может, - толкую ей. Если собьют и его, то нас не вытащит никто. Нас просто не найдут. Некому будет наводить «крокодилов».

        А она лепечет, - у меня в штабе друг, он полковник.

        - Это   «духам» расскажешь, - говорю.- Короче, ты прячешься, а я увожу  их в горы. Пока   буду с ними возиться, может кто-нибудь и прилетит за нами.

        А та, - я с тобой. 

        Я ей и толкую, что в своих туфельках она далеко не уйдет. Пару километров, не больше. А если здесь ее «духи» найдут, то убивать не будут. Она для них товар, Тем более что блондинка и молодая. В худшем случае изнасилуют.

        Баба в слезы, -  буду жаловаться в политотдел армии…

        Ну, я сгреб ее за шиворот и затащил внутрь корпуса вертолета, в обломки, к трупам экипажа.

        Говорю, - сиди тихо, может, я за тобой и вернусь.

        Но в горы   сразу не пошел. Вставил в автомат новый рожок  и побежал к кишлаку.   Как и ожидал, «духи» шли оттуда толпой, не таясь. Думали, что серьезного сопротивления им не окажут.

        Ничего личного у меня к ним не было. Но я же не виноват, что там, в горах, нет ни клуба, ни стадиона, ни телевизора и развлекаются они тем, что сбивают вертолеты, а с живых неверных сдирают шкуру или отрезают им голову.

        «Духи» совершили две грубые ошибки.  

        Не убили меня, когда я был в воздухе, и сейчас шли к вертолету толпой. Не иначе, были обкуренные. К тому времени я уже служил   по второму году и не мало их повидал.

        Залег за валун, подождал, когда  подойдут метров на двадцать, и метнул в толпу две «феньки». А затем открыл по ней огонь из автомата. Опорожнив диск, рванул в сторону гор.  Ушел недалеко, с полкилометра. Только залег и приготовился отстреливаться - над головой шум и ветер. 

        Смотрю наверх - там наш вертолет «крокодил».   Завис   надо мной и выпустил целую серию НУРСов.   

        Набегавших «духов»  разнесло в клочья. Затем появился второй и понесся к кишлаку. А из кабины первого на меня пялится летчик   и  машет  рукой, чтобы следовал за ним. Приземлился он возле обломков Ми-8.

        Назад я несся как на крыльях. Когда добежал, десантники загрузили всех погибших и ждали меня.

       Спрашиваю их, - а где девка?

       - Не знаем, - говорят, - никакой девки  мы не видели.

        Тогда я побежал к остаткам вертолета и там обнаружил ее под обломками. Схватил   за руку  и, матерясь,  потащил за собой. 

        - Так это ты включила радиомаяк?  - спрашивает ее стрелок-радист с «крокодила».

        Она кивает, - я. 

        - Ну вот, она  сержант спасла тебе жизнь, - а ты лаешься,- бросил он мне.

        Пока летели назад, я узнал, что девушку зовут Люба и втюрился в нее. Такие вот дела».

        - Ну, а потом?, - поинтересовался «Зингер.

        - Потом нас перебросили в Баграм, и я ее больше не встречал…

        Через неделю Огнева вызвали в лагерную администрацию и сообщили, что согласно поданному заявлению, ему разрешено кратковременное свидание.

        Оно состоялось вечером, в  холодной комнате специального «дома свиданий», расположенном в неприглядном строении неподалеку от здания лагерной администрации.

        Лешку Огнев поначалу даже не узнал, так тот изменился за последнее время.

        Вместо длинного худого Шмакова, перед ним стоял заматеревший и уверенный в себе  делец, каких он немало повидал в столице. Тем не менее, приятели тепло обнялись, а гость даже прослезился.

        - Как же так, Юр?  У тебя же вроде все было нормально, когда я в последний раз  с Зеей заезжал.

        - Было, да сплыло, Леш. Теперь  бывший  полковник Огнев  -  «зэка»  № К- 513, статья 108 УК  России,  срок семь лет.

        - Да, все смешалось в нашей блядской стране, - выматерился приятель.

        - Ну, да ладно, теперь давай, рассказывай  все по порядку. У нас целая ночь впереди. Жратвы и курева я привез, - ткнул он ногой объемистую  сумку.  - А еще вот, - заговорщицки оглянулся Лешка на дверь, и достал из внутреннего кармана стильного пиджака  плоскую фляжку.

        - Коньяк, меня  не шмонали, майор провел.  Мы с ним  немного поговорили, дельный мужик. После встречи с тобой, просил еще зайти.

        - Он меня в «полосатые» сватает, -  улыбнулся Огнев, - за это и свидание разрешил.

        - Вот курва  ментовская, а мне плел, что в запас готовится, мол, хотел бы  работу приличную подыскать и не найдется ли у меня места.

        - Может и это. Сейчас многие из «системы» бегут.

        - Ну, да хрен с ним, с майором, давай пока пожуем, что бог  послал и встречу вспрыснем, а затем потолкуем, как и что. Мы ведь  тоже не пальцем деланы.

        Лешка открывает сумку и быстро накрывает на стол. Затем приятели усаживаются на хлипкие казенные стулья и,  по очереди  хлебнув из фляжки, начинают есть.

        - Ты, давай, давай, жуй, - заботливо гудит Шмаков, - а то на лагерных харчах, я вижу, совсем дошел.

        Насытившись, друзья  еще раз прикладываются к фляжке, затем откидываются на спинки стульев и закуривают.

        Потом Огнев вкратце рассказывает гостю  историю  своего превращения из  обличенного властью человека в бесправного «зэка», не забыв упомянуть, какую роль сыграл в этом его непосредственный начальник,   генерал-майор  Ляхов.

        - Теперь где-нибудь благоденствует, тварь, а я здесь парюсь, - с ненавистью закончил он.

        - Да, - закурил очередную сигарету Лешка, - генералитет сейчас весь скурвился. Те же коммерсанты, только в погонах. Ну, да хрен с ними. У них своя жизнь, а у нас своя.  Я думаю, ты меня не просто так повидаться пригласил, говори, что задумал?

        Огнев с минуту внимательно смотрит на приятеля, затем встает, усиливает звук  радиоточки, что-то вещающей о победе демократии в стране  и, вновь присев к столу, наклоняется к Шмакову.

        - Я Леш, надумал подорвать отсюда. Гнить ни за что еще шесть лет, не хочу и не буду. У меня есть план, но нужна помощь. Могу я надеяться на тебя?

        - Обижаешь, Юра, ты ж меня хорошо знаешь еще по Школе. Я курвой не был и друзей в беде не бросал. Говори, что нужно сделать?

        После этого Огнев в деталях  излагает  Шмакову  план побега.

        - До дебаркадера, я уверен, донырну и там спрячусь. Но чтоб по тундре выйти к железной дороге  и по ней  двигать в сторону Москвы, сам понимаешь, нужна подходящая одежда, продукты и хоть какая - нибудь карта этих мест.

        - А стоит ли тебе возвращаться в Москву? Может есть резон двинуть к югу - на Украину или, к примеру в Крым, и там осесть. В крайнем случае, я могу тебя переправить в Финляндию, у меня там надежные  партнеры по бизнесу.

        - Нет Леш, я все обдумал. В столице свяжусь с нашими, поквитаюсь с генералом и рвану «за бугор», в иностранный легион. Это по мне. Пять лет  службы по контракту, не так уж и много. Выход на одно из вербовочных агенств  в Москве, у меня есть.  

        Тем более, ты знаешь, по натуре  я авантюрист. Ну и к тому же приличная зарплата, возможность получения французского  гражданства и официальная легализация.   C'est entendu? 

        - Je n'ai rien contre. - проворчал Лешка. Язык - то, смотрю, помнишь еще?

        - Да и ты не забыл, - смеется Огнев, неплохо все-таки нас учили в «вышке», - и хлопает друга по плечу.

        - Значит так, - заявляет Шмаков, - закладку   на дебаркадере я  тебе организую. Как только она будет готова, сообщу запиской, с указанием места. И как говорится, - дай Бог! Если в Москве что не свяжется, приезжай ко мне. Я найду, где отсидеться. И Зея будет рада повидаться. Я ей, кстати, рассказал, что еду к тебе на свидание.

        - Так  у вас все наладилось? Помнится, в последнюю нашу встречу в Москве, вы были на грани развода.

        - Все путем, братишка, - рассмеялся Лешка, - я перебесился, а восточные женщины, как ты знаешь, отходчивы.  

        Затем, не раздеваясь, приятели укладываются   на  стоящие рядом жесткие солдатские койки, дымят сигаретами  и до зари вспоминают о прошлой учебе, службе и друзьях.

        Утром они расстаются также тепло, как и встретились.

        - Держись, Юр, - шепчет на прощание Лешка, - я все сделаю как надо.

        А еще через неделю Огнев получает с воли записку, в которой значится: «Дрова в бане. Шмак».  Из нее он делает вывод, что все необходимое спрятано в душевой  дебаркадера.

        Очередной груз на пристань, что находится на противоположном берегу реки, баржи доставляют только в начале октября, который удался на удивление  погожим для этих мест.  Выгружать предстоит цемент в мешках и заключенные не выражают восторга по этому поводу.

        Как обычно, на разгрузку занаряжают самых строптивых в  колонии. Так сказать, в воспитательных целях. Таких набирается полста. В том числе  Огнев,  Душман  и  Зингер.

        - А блатные снова  припухают, бережет их «хозяин» - сплевывает    бывший боксер, когда отрядный, назвав их  номера, распускает строй.

        - Ничего, - скалится  Душман, - погода вон какая,  разомнемся на свежем воздухе. Эх, братцы, рвануть бы в тундру, там свобода!

        - В тундре говорят не выжить, - замечает Огнев.

        - Туфта. Мой дед - моряк в войну по ней месяц выходил к своим. Бежал с товарищем из немецкого плена и ничего, дошел. Правда, потом его определили в штрафбат, но ничего, с войны пришел героем.

        - Жив?

        - Ну да, крепкий черт. После войны дальнобойщиком  работал до семидесяти. Все мечтал  снова в  те места съездить, дружок там у него погиб. И меня хотел прихватить.  

        Да, видать, не судьба. Как я сел, старик сильно сдал.  Он же меня и вырастил, как батю в шахте задавило. Вот такие дела.  Выйду, деда не оставлю. А ты, прапор, как «откинешься», приезжай к нам в гости, в Ростов. С дедом познакомлю, у него свой дом в старом районе, на Седова.  Фамилия, как и у меня, Вонлярский.

        - Спасибо,  Душман, может и заеду.

        На следующее утро, серая колонна заключенных, в окружении конвоя с собаками, неспешно шествовала к месту разгрузки.

        Когда проследовали  мост и подошли к причалу, конвоиры заняли свои привычные места  и «зэки» приступили к работе. Из трюмов барж  они извлекали  бумажные мешки с цементом и по шатким  деревянным сходням таскали их на пристань, где укладывали в штабеля.

        Ближе к обеду, когда пригрело осеннее солнце,  многие, и в том числе Огнев,   сняли лагерные бушлаты.

        - Ну, что, Юрок, последний рывок и на «съем»?  - спросил  раскрасневшийся  Душман, когда они перекуривали в  темном трюме.

        - Да, наверное, пора. А ну-ка, поддай мне  тот мешок. 

        Приятель взвалил ему на плечи очередной куль, Огнев выбрался из трюма и ступил на шаткую сходню. На ее середине он внезапно оступился, коротко вскрикнул и, не удержав равновесия, вместе с мешком, полетел в воду.

        - Полундра! Человек за бортом!  - хрипло заорал наблюдавший за разгрузкой  из рубки баржи  пожилой шкипер, и к месту падения сразу же бросилось несколько человек.  Но на поверхности воды так никто и не появился. 

         Несколько минут охрана бестолково  суетилась у трапа и вдоль ржавого борта баржи,  а затем старший -  молоденький прапорщик, приказал выстроить всех «зеков» на пристани и лично всех пересчитал.

 В наличии оказалось сорок девять человек.

         -  Утоп, стервец, -  спокойно заявил  его заместитель, плотный сержант- сверхсрочник,  и смачно харкнул в  воду. - Ничего, сактируем, не расстраивайтесь, товарищ прапорщик.

        Затем, для проформы, сержант и матрос с баржи пошарили принесенными с нее баграми в месте падения заключенного  и у борта.

        - Хрен чего тут найдешь, дна не достать, - хмуро пробурчал матрос, и на этом поиски закончились.

        После обеда, в колонии, по этому поводу администрацией был составлен акт о несчастном случае на производстве, и заключенного  «К- 513» исключили из лагерных списков.

        - Вот так, Санек, - сказал   Зингер  после вечерней поверки  Душману. - Загнулся Максим, ну и хер с ним.

        - Э, не скажи, Витек, - когда мы в трюме курили, у Юрки «гады» были расшнурованы. А прапор, как  ты заметил, мужик аккуратный. К чему бы это? И никакой он не мотопехотинец. Таким приемам тех не учат.  Думаю, «подорвал» он.

        - Может  ты и прав, - согласился  Зингер …

 

  Глава 2. Старые счеты

        Простившись с Огневым  и покинув территорию колонии,  Шмаков  сел в стоящий  у ее административного корпуса  пыльный «джип» и тронулся с места.  Cпустя час, вырулил  на трассу Мурманск - Петрозаводск и прибавил газу.

        Да, не думал он, что ему придется встретиться с Огневым при таких обстоятельствах. В отличие от их многих однокашников и самого Алексея, которые вынуждены были оставить службу вскоре после развала СССР, Юрий ее продолжил и добился значительного продвижения во вновь созданной силовой структуре. И объяснялось это не приспособленчеством, а фанатичной преданностью избранной профессии. Из-за нее он так и не обзавелся семьей, собственным углом и  новыми друзьями.

        Старых не забывал,   искренне радовался  коротким встречам и никогда не отказывал в помощи.

        Был в их числе и Шмаков, на которого с год  назад здорово «наехали» местные правоохранители. После  вмешательства москвича,  его  фирму  они обходили десятой дорогой.

        Теперь Огнев никто. Даже если ему удастся побег, в организации которого Шмаков обещал  помочь.

        Дома он рассказал жене о встрече с Огневым, предупредив, что бы она не распространялась по этому поводу. Узнав, за что тот попал в колонию и сколько ему сидеть, обычно сдержанная   Зея расплакалась и долго не могла успокоиться.

        - Алексей, Юре надо как-то помочь, - заявила она.

        - Я и пытаюсь. Встретился и привез ему передачу. Чуть позже организую посылку.

        - Это не то. Нужно нанять  хорошего адвоката и написать жалобу в Верховный суд.

        - Малышка, все это ерунда, неужели ты до сих пор веришь в справедливость?

        - Да, верю.

        - А я нет.

        В результате они поссорились, но их с Огневым план, Шмаков не раскрыл.

        В последующие дни он вплотную занялся им в своей части и подготовил практически все для побега, в том числе карту и новенький «ТТ», приобретенный  через знакомого, на одном из воинских складов.  Дело оставалось за главным - организовать закладку. Для этого снова пришлось выехать в расположение колонии  (Зее Шмаков сказал, что едет на сутки в лесхоз) и, дождавшись ночи, пробраться на дебаркадер. Это оказалось несложным, благо причал  никем не охранялся. 

        Там Шмаков  спрятал объемистый  рюкзак в одной из кабин душевой, на следующее утро, через знакомого прапорщика, за сто долларов, передал для  Огнева записку о месте закладки и двинулся в обратный путь.

        На подъезде к городу, в салоне «Нивы» раздался звонок, и секретарь Шмакова сообщила, что в офисе фирмы сотрудниками милиции проводится обыск.

        - Сейчас буду!  - рявкнул тот и прибавил газу.

        Этот визит не был первым, и Шмаков отлично знал, кто за этим стоит.

        Еще в бытность работы в республиканском КГБ, когда он курировал милицию, в поле зрения его оперативников попал начальник ОБХСС ГУВД Петрозаводска. Вскоре того взяли с поличным при получении крупной взятки, возбудили уголовное дело и передали   для расследования в прокуратуру. Однако вмешался тесть милицейского начальника, работавший в республиканском ЦК.

        В результате дело прикрыли, а борца с расхитителями соцсобственности  перевели  на аналогичную должность в один из отдаленных районов. Затем повеяли ветры перемен и он, не без помощи тестя, перелившегося в новые властные структуры, вновь возник на горизонте. Сначала в качестве одного из заместителей начальника ГУВД Петрозаводска, а затем,  с приходом нового генерала из Москвы - начальника ГУВД.  

        И сразу же у Шмакова начались неприятности.  Его фирму стали рьяно проверять. Сначала районный, а потом и городской ОБЭП. Располагая старыми связями в Москве  и республиканских силовых структурах, он отбился от назойливых проверяющих. И вот теперь они возникли снова. Причем в самый неподходящий момент.  

        В стране завершилась очередная  реорганизация  системы,  в ходе которой она в очередной раз «обновилась», отторгнув старые  советские кадры. «Ушли» практически всех бывших сослуживцев Шмакова. А кто остался, сидел ниже травы, тише воды.

        Подъезжая к  своему офису, расположенному в одном из  административных зданий в районе порта, Шмаков увидел стоящие  у   подъезда черную «Волгу» и микроавтобус с тонированными стеклами.

        В фойе  его встретили два омоновца  в масках и с автоматами. Выяснив личность, один из них сопроводил Шмакова на второй этаж, в его кабинет, где за столом сидел  молодой рыжеволосый  человек в замшевой куртке и, дымя сигаретой, просматривал лежащие перед ним папки с документами.   Второй, чуть постарше и в форме капитана милиции,  рылся в шкафах  в комнате отдыха.

        Здесь же, в кабинете, на стульях у окна, сидели бледные секретарша и главный бухгалтер.

        - А вот и хозяин, - ухмыльнулся  рыжий. - Я начальник следственного отдела ГУВД майор Ветров. Вот санкция на обыск вашего офиса и складских помещений -  прошу, - протянул  он  Шмакову извлеченную из папки бумагу с гербовой печатью.

 Тот внимательно прочел ее.

        - Но здесь указано, что обыск проводится в связи с возбужденным в отношении меня уголовным делом. Какое еще дело, я ничего о нем не знаю!? - возмутился Шмаков.

        - Обыкновенное,  по части 2 статьи 199 Уголовного кодекса Российской Федерации -  уклонение от уплаты налогов    с организаций.

        - Чушь. Месяц назад нас проверяла районная инспекция  и все было в порядке. К тому же это подследственность налоговой полиции.

        - Ну, об этом мы после поговорим, а пока будьте добры, откройте ваш сейф, тот, что под картиной в комнате отдыха.

        - Это беспредел, я буду жаловаться в прокуратуру!

        - Пожалуйста, но сначала откройте сейф.

        Дрожащий от негодования Шмаков прошел в комнату, набрал шифр на кодовом замке вмонтированного в стену сейфа и со звоном открыл его дверцу.

        - Т-э-экс, что тут у нас?  - поинтересовался стоящий рядом капитан и оттеснил хозяина в сторону.

        - Алексей Иванович! Можно вас на секунду? - раздался в это время  голос майора. 

        - Слушаю - подошел к нему Шмаков.

        - Вы, кстати, можете пригласить своего адвоката, если считаете нужным.

        - Да нет, благодарю. Я, как вам известно, сам юрист и в адвокатах не нуждаюсь.

        - Ну-ну, - хмыкнул майор, дело ваше. 

        - Альберт Павлович, вы посмотрите что я обнаружил! -  раздался голос капитана из комнаты отдыха.

        - Ну- ка, ну- ка, посмотрим, - поднялся тот из-за стола и пригласил Шмакова с женщинами следовать за собой.

        Стоя у сейфа, капитан держал в руках запечатанную пачку  долларов и  небольшой целлофановый пакет с белым порошком.

        - Опаньки!  - воскликнул майор, - а это что такое? Объясните, пожалуйста.

        - Это провокация, денег и  пакета в сейфе не было. Их подбросил ваш сотрудник.

        - Э нет, - осклабился рыжий. - Мы их изъяли при понятых, ведь так девушки?

        - Н-не знаю, - пролепетала секретарша, а бухгалтер закрыла лицо руками и разрыдалась.

        - Капитан, успокойте дам и составляйте протокол! - рыкнул майор. - И попробуйте    только его не подписать, - прошипел он в сторону женщин. - Сгниете на помойках.

        - Ну и сволочь же ты, майор, - процедил сквозь зубы Шмаков. 

        - А ты меня не сволочи, я к этому не привык. Артюхов!   

        Из приемной в кабинет, гремя ботинками, вошли два омоновца.

        - Руки! - приказал один из них, и когда Шмаков протянул руки, защелкнул на них стальные наручники.

        - В  СИЗО его, я подъеду чуть позже, - махнул рукой майор. 

        Шмакова сопроводили вниз, впихнули  в микроавтобус,  и он понесся  в сторону центра.

        Через полчаса, оформив  протокол задержания и обыска, а также отобрав у  Шмакова   ремень и шнурки от ботинок, его поместили в одну из общих камер следственного изолятора. В ней, на  трехъярусных нарах  теснились по меньшей мере, два десятка полуголых мужчин самого разного возраста. 

        - Здорово, лишенец! - пробасил здоровенный громила, вольготно раскинувшийся на нижнем ярусе у забранного решеткой окна.

        - И вам не хворать, - ответил Шмаков, осматривая помещение в поисках свободного места.

        - Курево есть? - поинтересовался  здоровяк.

        - Нету.

        - А водяра?

        - Тоже.

        - Ну и дурак.

 Камера грохнула хохотом.

        - Да будет тебе, Колян, - прохрипел сидящий рядом с ним костлявый мужчина с наколотыми под ключицами восьмиконечными звездами. - Первый раз чалишься? 

        -  Первый.

        - Ну, так не маячь, полезай наверх, к бекасам.

        Взобравшись на верхний ярус, Шмаков кое-как втиснулся между стеной и     молодым парнем, отвернулся к стене и стал   анализировать  случившееся, в поисках выхода.

        Милицейский спектакль с проверкой, явно сфабрикованным делом и «подставой», не вызвал у  бывшего оперативника Шмакова особой  растерянности, а тем более испуга. 

        В том, что  «наезд» организовал  его старый недруг, он не сомневался и, оставаясь на свободе, смог бы наверняка в очередной раз отбиться от проверяющих.    Однако, находясь в СИЗО  в качестве фигуранта по уголовному делу, Шмаков лишался свободы маневра и нужных связей.  

        Интересно, знает ли Зея о его аресте?  Менты любят скрывать такие факты от родственников и сделают все, чтобы ей об этом стало известно как можно позже.  К тому же, выезжая в колонию, он сообщил жене, что едет  на пару дней  в один из леспромхозов, с которым работал. Так, что оставалось только ждать.

        Незаметно для себя, измотанный дальней  поездкой  Алексей задремал и очнулся от лязга замка камерной двери.

        Она с грохотом приоткрылась, и  чей-то голос проорал, - Шмаков, на выход!

 Шмаков протер глаза, спустился  с нар вниз и шагнул в дверной  проем.

        - Лицом к стене,- пробурчал мордастый надзиратель, запер дверь и, побрякивая ключами, повел  его по тускло освещенному коридору к выходу.

        Во внутреннем дворе СИЗО Шмакова вновь впихнули в знакомый автобус, защелкнули на запястьях наручники и  завязали глаза платком.

        -  М-да, везут явно не на допрос, - промелькнуло в голове, когда автобус тронулся.

        Поколесив немного по городу, он свернул на грунтовую дорогу, что чувствовалось по снижению скорости и шороху гравия  под колесами.

        Затем автобус притормозил, куда-то въехал и, скрипнув тормозами, остановился.

 Со Шмакова сдернули платок  и вывели из салона.

        В нос ударил   свежий запах сырости и хвои.

        Микроавтобус стоял во дворе  помпезного особняка, окруженного разлапистыми соснами  и высокой оградой.

        Шмакова сопроводили в просторный холл с ярко горящим камином, а оттуда, по мраморным ступеням вниз, к высокой, из мореного дуба, двери. Один из сопровождающих открыл ее, а второй втолкнул Шмакова в обширное, освещенное мягким светом помещение.

        В центре его, на мягком кожаном диване, перед  изыскано накрытым столом, вальяжно развалился  человек в  купальном халате. Это был начальник городского УВД  полковник  милиции Князев.

        - Ну, вот мы и встретились, майор, проходи, садись,-  ухмыльнулся он и указал он на одно из стоящих у стола  кресел.  - Снимите с него браслеты.

        Когда со Шмакова сняли наручники, и он, растирая запястья, присел в кресло, сопровождающие удалились.

        Князев потянулся к бутылке с «Хенесси», плеснул янтарной жидкости в два  хрустальных бокала  и один протянул Шмакову.

        - Выпьем за встречу, майор.

        - Выпьем, - ответил Шмаков и выплеснул содержимое бокала в рот.

        - Закуси, в СИЗО наверное оголодал.

        - Спасибо, не хочу.

        - Тогда кури, -   кивнул Князев на открытую пачку «Мальборо»  и лежащую рядом с ней зажигалку.

        Шмаков с наслаждением закурил   и выжидательно уставился на хозяина.

        А тот извлек откуда-то  пластиковую папку с документами и протянул ее собеседнику.

        - Что это?

        -  Посмотри, увидишь.

        В папке были ксерокопии протоколов обыска  и допросов секретаря и бухгалтера  фирмы.

        Из них следовало, что в сейфе Шмакова были обнаружены десять тысяч «черного нала» и семьдесят пять  граммов  героина, которые, со слов допрошенных, принадлежали генеральному директору и использовались им в личных целях.

        - Я еще раз, заявляю, что это грязная провокация. Никаких  долларов и героина в моем сейфе не было.

        - Были, майор, были. Мы это  элементарно докажем  и загремишь ты  лет эдак  на семь  туда, куда меня в свое время пытался определить. Но есть и другой вариант. Если договоримся.

        - Какой же это?

 - Ты продаешь свою фирму компании, которую я тебе назову и мы прекращаем дело.

        - Этого никогда не будет.

        - А ты не спеши майор, подумай, время у тебя есть. Ведь мы можем пойти дальше и заняться твоей азиаткой, она мне, кстати, очень нра…

        Закончить фразу  Князев не успел.

        Шмаков сгреб со стола хрустальную вазу с фруктами и изо всей силы метнул ее  полковнику в голову.

        На звон разбитого стекла и вопли  начальника, в комнату ворвались охранники   и через минуту, бешено матерясь и  пытаясь освободиться  от наручников, Шмаков, лежал на полу.

        - Ну, тварь, -  прижимая к рассеченному лбу салфетку, заявил Князев, - ты у меня до суда сгниешь в камере.  В СИЗО его!

        Обратный путь Шмаков проделал лежа на полу микроавтобуса с целлофановым пакетом на голове.Затем его, багрового от удушья  и мучительно кашляющего, поместили в другую камеру.

        В отличие от первой, она была значительно меньше, с  одноярусными, застеленными одеялами нарами и  небольшим телевизором  на столе.

        - Проходи, мент, - прозвучало с нар, на которых, дымя сигаретами,  играли в карты четверо бритоголовых  парней. 

        - Я не мент, - прохрипел Шмаков и обессилено присел на крайнюю постель.

        - Пшел! -  пнул его ногой один из играющих, и Шмаков свалился на пол камеры.

        - Ату, его  Кувалда!  -  захохотали остальные.

        - Тебе кто, разрешил садиться,  гнус?- прошипел  Кувалда и, встав с нар, по кошачьи мягко, двинулся к  поднимающемуся   новичку.

        Предвидя дальнейший ход событий, Шмаков не стал ждать и  снизу саданул  нападавшего кулаком в солнечное сплетение, а  когда всхлипнув, тот повалился на пол, сцепленными в замок руками  нанес ему сверху резкий  удар по затылку.Но выпрямиться не успел - сокамерники Кувалды   навалились  на него скопом и сбили с ног.   

        - Шустрый мент, - хрипел кто-то над ухом, до хруста в суставах, выворачивая жертве руки.

        Затем сопротивляющегося Шмакова швырнули лицом на нары, и стали срывать    джинсы.

        - Ну держись Саша, щас будешь Машей!  -  осклабился держащий его за горло золотозубый  крепыш.

        - Давай, Кувалда,  ты первый!

        Неимоверным усилием  Шмаков сбросил с себя насильников, подмял под себя крепыша и впился ему зубами в горло. 

        Последнее, что он почувствовал - солоноватый привкус заполнившей рот крови  и сокрушительный удар, потрясший все его тело  …

 

  Глава 3. Свобода

    

    А в это время  бывший   полковник и заключенный  Юрий Иванович Огнев, буром  пер по ночной  тундре в сторону, противоположную лагерю.

        Когда, инсценировав падение за борт, он оказался в ледяной воде и отпустил     мешок, то сначала едва не выскочил на поверхность. Однако, через мгновение, пришел в себя и, сбросив с ног тянущие ко дну ботинки, поплыл под водой  в сторону дебаркадера. Ему повезло - вынырнул как раз в узком промежутке между бортом посудины и  осклизлыми сваями пристани.

        Быстро оглядевшись, и заметив краем глаза, как охрана мечется у сходни баржи, Огнев ухватился руками  за почти касающуюся воды леерную стойку, подтянулся и оказался на палубе. Затем, оставляя за собой мокрый след, ужом пополз  к  надстройке и перевалив через высокий комингс, скрылся в темном проеме двери.

        Щелкая от холода зубами, он нырнул в полумрак  чрева посудины  и довольно быстро нашел обширную душевую, с  десятком ржавых кабин  в ней. В самой последней, в углу, лежал туго набитый рюкзак.  В нем оказался комплект зимнего камуфляжа с обувью, несколько банок тушенки и консервов, упаковка галет, фляга со спиртом  и блок сигарет.  А в  пришитых сбоку карманах - вороненый «ТТ» с двумя запасными обоймами, финка, несколько одноразовых газовых зажигалок и карта Кольского полуострова. 

        - Ну, Леха, молодец, с этим можно и на Полюс двигать, - растроганно бормотал  посиневший Огнев, сбрасывая с себя  лагерное шматье и облачаясь в привычный камуфляж.

        Затем он отхлебнул из фляги, и, крякнув, стал рассовывать по карманам  оружие,  сигареты и спички. Во внутреннем наткнулся на бумажник с несколькими отечественными купюрами   и  зеленой американской сотней…

        Когда над осенней тундрой стало  нехотя подниматься тусклое солнце, Огнев был уже далеко от лагеря. В неглубоком распадке, поросшем  багульником,  он устроил свой первый привал.  Вскрыл финкой банку «Китайской стены» и ополовинил ее, закусывая пресными галетами. Затем  черпнул изо мха горсть зрелой клюквы и с наслаждением сжевал вяжущие рот ягоды.

        Закончив  трапезу, Огнев закурил, достал из рюкзака карту и,  цедя сквозь зубы     «полковника никто не любит, полковника никто не ждет…» принялся ее изучать.

        Его сразу же привлек красный пунктир железной дороги, пересекающий Кольский полуостров в сторону Карелии. По расчетам беглеца, он находился примерно в сотне километров от нее. Если выйти к «железке», по которой  следовали грузовые составы с рудой в центральную часть страны, то можно без особых усилий добраться до  Санкт-Петербурга или Москвы. Отсутствие документов его не смущало. Главное, что имелись оружие и деньги. А с ними Огневу был не страшен и сам черт.

        Однако все оказалось не так просто.

 На третий день пути, в россыпи сопок, его заметил   подвижной  наряд   Арктического погранотряда, патрулировавший этот участок тундр.  Пограничники - их было двое, с собакой,  начали  преследовать незнакомца, а когда тот наддал ходу, спустили на него овчарку.

        Зная по опыту, что от нее не уйти, Огнев залег за ближайший валун и  из «ТТ»   третьим выстрелом, почти в упор, свалил летящего на него громадного пса.

        Солдаты открыли ответный огонь и   короткими перебежками стали приближаться к  валуну.  Стрельбу они вели прицельно, охватывая беглеца с флангов и Огнев понял, что  оторваться   ему вряд ли удастся. Решил воспользоваться афганским опытом.

        Сбросив с плеч рюкзак, быстро достал из кармана финку и спрятал ее  в правый рукав куртки, зажав лезвие в ладони. Потом закричал,  что сдается и, когда стрельба прекратилась, встал из-за валуна, швырнул пистолет в сторону пограничников и поднял руки.

        - Только бы не положили на землю, - пульсировало в  мозгу.

        Взяв оружие наизготовку, пограничники осторожно, уступом, двинулись к Огневу. Впереди  плотный коренастый сержант со злым,  обветренным лицом, сзади и чуть в стороне молоденький  щуплый солдат.

        - Профессионально работают, молодцы,- отметил про себя Огнев, активно демонстрируя испуг  мимикой лица и дрожанием    рук.

        - Серый, обыщи его, -  кивнул сержант солдату.

        - А вот тут парни у вас прокол, -  мелькнуло в голове Огнева, и как только щуплый, забросив автомат на плечо, коснулся его, молниеносно сгреб того в охапку, саданул головой в нос и развернул лицом к сержанту.  У шеи солдата хищно блеснуло жало финки.

        - Бросай  автомат, или перережу ему глотку, - прошипел  сержанту Огнев.

        - Ты что, с-сука, отпусти его!  - опешил тот и сделал шаг вперед.

        В то же мгновение Огнев швырнул обмякшего солдата на сержанта, прыгнул вперед и рубанул того ребром ладони по шее.   

        Уже в падении пограничник нажал спуск, и короткая очередь унеслась в   небо.

        Тяжело дыша, беглец  нагнулся над неподвижными телами,  подобрал автоматы, и сдернул  с пограничников ремни с подсумками.   Затем, опершись спиной о валун, достал сигарету, закурил  и стал наблюдать за лежащими.

        Первым очнулся сержант. Держась за горло и мучительно кашляя, он перевалился на бок, шатаясь, встал  и злобно уставился на незнакомца.  Через минуту, зажимая разбитый нос и пуская розовые сопли, поднялся и второй.

        - Так, ребята, - улыбнулся Огнев, -  за то, что гнали вы меня как волка, овчаркой травили и чуть не подстрелили, я зла не держу. Понимаю - служба. А посему отпускаю с миром домой. Вот только  один «калаш»  прихвачу  в качестве компенсации.   Свои подсумки  с магазинами  заберете в километре от этого места.  А то сдуру в спину мне очередь всадите. Усекли?

        - Вполне, - прохрипел сержант и сплюнул.  

        - А чтоб отцы-командиры не отдали вас под трибунал за утрату оружия, расскажите им байку, как едва не потонули в мари.  Мол, там погибла овчарка и утонул «калаш». В худшем случае на «губу» попадете. А что со мной встретились и немного постреляли, рассказывать им не стоит. Тогда вам точно дисбат светит.

        - А я смотрю, дядя, ты бывалый, - прохрипел сержант. - Так все и сделаем, а Серый? - обратился он к напарнику.

        - Угу, -  нечленораздельно промычал тот. 

        -  А почему вы в тундре без рации?  - поинтересовался Огнев.

        -  Их на заставе нету, - буркнул сержант, -   и уже давно.

        -  М-да, - вздохнул Огнев, - а ну ка дай мне ваш  «сидор».

        Сержант стащил с плеч  тощий армейский рюкзак и бросил его к валуну.

        Держа солдат на прицеле, Огнев  раздернул  шнур горловины и проверил его содержимое. В рюкзаке оказался кирпич черствого хлеба, две банки  рыбных консервов,   спички  и походная аптечка.

        - Не густо, - пробормотал он и  швырнул рюкзак хозяину. Затем, приказав пограничникам отойти на десяток метров в сторону,  отщелкнул магазин у одного из автоматов, и сунул его карман.  Автомат прислонил к валуну, вскинул на плечи рюкзак, и, прихватив солдатские пояса с подсумками, двинулся в путь.

        - Через полчаса пойдете по следу, заберете  магазин и подсумки! - прокричал на прощание…

        На следующий день, греясь у небольшого  костерка и оценив все «за» и «против», Огнев решил  уйти в тундру  в сторону Финляндии, там немного переждать и предпринять вторую попытку прорыва к железной дороге.

        Самолет, вернее то, что от него осталось, Огнев обнаружил на второй день своего пребывания на берегу встретившегося на пути озера. Оно понравилось беглецу своей обширностью и   многочисленными, поросшими березками и густым кустарником  заливами, в которых копошились стаи готовящихся к отлету птиц. Здесь можно было несколько дней отсидеться и набраться сил.

        Для начала, обнаружив  в промоине  в карликовом леске что-то вроде пещеры, Огнев натаскал туда листьев.  Затем   подстрелил  в кустарнике двух куропаток, а заодно насобирал там грибов и ягод. После этого разжег у промоины небольшой костер, на котором зажарил истекающие соком тушки и грибы. Экономно поел и завалился спать.

        На следующее утро, изучая окрестности озера, он обратил внимание на  необычный предмет в прилегающей к нему низине.

        - Что за черт, сарай какой-то, что ли?  - подумал  Огнев и  двинулся  в ту сторону.

        Когда подошел ближе, от удивления ахнул. Перед ним был  густо поросший мхом  самолет времен прошлой войны. Причем советский - на одном из крыльев сохранились остатки красной звезды.

        - «Бомбер», - воскликнул  Огнев, окидывая взглядом громадную машину. Его внимание привлек отвалившийся от корпуса лист обшивки, за которым, сквозь пряди мха проглядывала  большая,  чуть ли не в рост человека, пробоина. Рядом   лежал  изъеденный лишайником элерон.

        Осторожно ступая, беглец  подошел к пробоине, встал на элерон и заглянул внутрь.    Дохнуло холодом и  запахом склепа.  Стараясь не шуметь, он влез внутрь машины  и чиркнул зажигалкой.  Неверный огонек высветил часть отсека,  и  несколько   скелетов в остатках военного обмундирования, лежащих в разных его концах.

        - М-да, - произнес Огнев, - да тут целое  братское кладбище. Его внимание привлек  пожелтевший лист бумаги, по видимому вырванный из блокнота, пришпиленный  к  искореженной металлической стойке. Огнев сделал шаг вперед, протянув руку снял его  и    выбрался наружу.

        На ломком сером листке виднелся выцветший от времени, но хорошо различимый текст, выполненный, по видимому, химическим карандашом: «Здесь покоятся бойцы советской  Армии, погибшие при выполнении задания». И следовал список из  16 фамилий.

 «Находящийся в самолете груз принадлежит СССР. Ухожу к своим»

        Ниже подпись: «Старшина 1 статьи Вонлярский Д.Д.»  И дата: «июнь 1943».

        Прочтя записку, Огнев  бережно  спрятал ее в бумажник  и решил более тщательно осмотреть самолет. Соорудив из сухих веток и травы, набранных в ближайшем леске импровизированный факел, он поджег его и вновь забрался в машину.

        Никакого груза в отсеке не оказалось, разве что полуистлевший деревянный ящик, стоявший  рядом с двумя  скалящими  белые зубы скелетами. Судя по остаткам обмундирования, это были офицеры.

 Огнев  наклонился и финкой поддел крышку ящика. Она рассыпалась,  и  в неверном свете  догорающего факела  он увидел тускло блестящие  металлические   слитки.

        - Золото!  - пронеслось в мозгу, факел с шипением  погас и беглеца охватил  почти осязаемый, непроглядный мрак.

        На несколько секунд, ошарашенный увиденным, Огнев замер, а затем, отбросив факел, опустился на колени.  Дрожащей рукой он на ощупь   нашел ящик и извлек  один из слитков. Тот оказался необычайно тяжелым  и холодным. Натыкаясь на покореженные стойки и ребра отсека, беглец  вернулся к абрису пробоины и спрыгнул на землю. Затем присел на элерон и стал  внимательно рассматривать слиток.

        Да, это, несомненно золото, причем самой высокой пробы и явно из Гохрана СССР, о чем свидетельствует пробирное клеймо.

        Раньше Огнев никогда не проявлял особого интереса к  драгоценностям, а тем более золоту, хотя по роду деятельности  и участвовал в нескольких операциях по их изъятию.  Но там золото имело своего владельца - государство, и возвращалось ему. Здесь же оно было  ничье - Союз рухнул, а то, что возникло на его останках,  полковник  давно государством не считал. 

        Он несколько раз взвесил слиток в руке -  по меньшей мере, грамм пятьсот. А сколько их в том ящике?

        - Не было печали, черти накачали, - пробормотал Огнев, сунул слиток в карман  и двинулся к своему логову. Осмыслить ситуацию. Он давно уже не принимал скоропалительных решений.  Тем более, спешить было некуда.

        Через полчаса, сидя на камне у разведенного у промоины костерка и прихлебывая из консервной банки крутой кипяток со  спиртом, Огнев обдумывал создавшуюся ситуацию.

        Золото он просто так не оставит, это факт. Но и переть его по тундре на горбу  смерти подобно.

        А посему, слитки  необходимо перенести в укромное место и спрятать, захватив с собой парочку на текущие расходы. А их впереди предвиделось немало.  

        И стоит ли теперь безоглядно спешить  в Москву? Не лучше ли заскочить к Лешке в Петрозаводск, отблагодарить приятеля и посоветоваться, как быть с кладом?

        Спал Огнев в эту ночь тревожно. Ему снились кошмары: бежал по тундре с золотыми слитками в мешке, а за ним гнались скелеты. Несколько раз просыпался, хватался за автомат и тревожно прислушивался.

        Утром проснулся с тяжелой головой.   Умывшись в ближайшем заливчике, развел костер, вскрыл последнюю банку с тушенкой, разогрел и слил жир в пустую.  Оторвав тонкую полосу от низа футболки, скрутил ее жгутом, вымочил в жире и соорудил   коптилку. Затем, прихватив опорожненный вещмешок и автомат, пошел в низину, к самолету.

        По пути наткнулся  на человеческий череп, россыпь позеленевших гильз  и ржавый «шмайсер».

        - Немец. Откуда он здесь?

        Обойдя бомбардировщик, метрах в десяти от него нашел  груду заветренных  костей,    истлевший подсумок с гранатами и второй автомат. А чуть дальше еще и еще.  Судя по всему, у самолета был бой. Это подтверждали и многочисленные пулевые пробоины в его корпусе.

        - Не отдали  ребята  золото врагу. Интересно, куда они его доставляли?

        Постояв несколько минут  у машины, Огнев забрался внутрь, зажег коптилку и тщательно обследовал самолет. В тусклом свете потрескивающего фитиля обнаруживает на дюралевом полу еще множество рассыпавшихся слитков, несколько ППШ  и две    гранаты Ф-1.

        Автоматы бурые от ржавчины, а «феньки»  в довольно приличном состоянии, даже защитная краска сохранилась.

        - Пригодится, - пробормотал Огнев и сунул одну в карман.

        Потом он обследовал содержимое рассыпающихся в руках офицерских планшетов - документов там не было. Отсутствовали они и в остатках обмундирования бойцов.

        Скорее всего, их забрал оставшийся в живых старшина. Но он моряк, а погибшие в армейском обмундировании, кроме одного,  в полуистлевшем морском бушлате  с латунными пуговицами.

        После этого Огнев осматрел кабину пилотов. Там тоже два скелета,   в летных шлемах  и рыжих хромовых куртках.

        - Да, теперь только Богу известно, что здесь произошло, - вздохнул  полковник и вернулся в отсек.

        До позднего вечера он  загружал в мешок слитки и перетаскивал их в свою нору. Затем пересчитал - ровно двести штук.

        - И на сколько же тут?  - разговаривал сам с собой.

        -  Миллионов на десять, в «зеленых»? Ну, что же,  полковник Огнев, вот ты и стал миллионером.  Только за все эти цацки, здесь  и булки хлеба не купишь.

        Мысль о еде разбудила в Огневе щемящее чувство голода. Последние  дни он всячески урезал свой и без того скудный паек. 

        - Нужно поохотиться, а то так и загнусь, на этом злате, как тот Кощей.

        Он взял автомат,  направился к озеру  и  устроил  у берега засаду. Однако водоплавающих здорово поубавилось. А те, что остались,  перебрались в заливчики на  противоположную сторону.

        Когда через час бесплодных ожиданий, раздосадованный Огнев собирался    покинуть свою лежку и заняться поиском грибов,  метрах в трехстах от него, в карликовом березняке внезапно  появилось небольшое стадо северных оленей.  Бык, две  оленухи и несколько телят. Сторожко переступая тонкими ногами, звери  лакомились молодыми  ветками берез  и кустарника. 

        Огнев замер и прицелился в одну из самок. Короткая очередь  расколола тишину, и стадо растаяло как дым. А на земле осталась бьющаяся в агонии оленуха. Когда он подбежал к ней, животное затихло. Беглец радостно похлопал рукой по теплой  податливой туше и достал финку.

        Через час, в жарко пылающем костре,  на автоматном шомполе   подрумянивались и постреливали голубоватыми искрами, несколько кусков оленины.

        Основательно подкрепившись и завершив трапезу заваренным на багульнике кипятком, Огнев закурил и стал прикидывать, как ему лучше заготовить мяса в дорогу.

        Имелось три варианта  - зажарить его, сварить или закоптить. Он выбрал второй, как наиболее простой и продуктивный. Мясо в дорогу - бульон для восстановления сил. Тем более, что имелась посудина -  немецкая каска. Нехватку дров компенсировал отломанными от найденных в самолете ППШ прикладами. Дерево, из которого они были сделаны, хорошо сохранилось и жарко горело.

        Дело оставалось за малым - спрятать слитки.  Их полковник решил закопать в промоине.    Поскольку  почва в ней была довольно рыхлой и состояла из голубовато-серого глея, орудуя финкой и дюралевой стойкой, прихваченной в самолете, Огнев довольно быстро справился с этой задачей.    

        Когда  весь груз за исключением двух слитков был зарыт, он тщательно  уничтожил следы своего пребывания в этом месте и перебазировался к самолету. Соседство с мертвыми Огнева давно не пугало. Опасаться следовало живых.

        А еще через сутки, помянув на прощание  погибших солдат и вновь привалив обшивку к пробоине в самолете, Огнев,  с туго набитым «сидором», размеренно двинулся на восток, к железной дороге. В пути его настиг первый снег, затем на несколько дней в тундре запуржило и беглец сбился с маршрута. Не помогли ни опыт передвижения по пустыне, ни карта.

        Уже совсем ослабев в бескрайнем метельном пространстве, на третьи сутки беглец вышел к становищу оленьих пастухов в поросшей кустарником долине.   Оно было небольшим - всего два  чума, со вьющимися над ними дымками и  парой десятков оленей, пасущихся неподалеку.  От чумов, навстречу незнакомцу, вымахнула пушистая  хаска  и звонко залаяла.

        Полог одного жилища откинулся и из него появился низкорослый мужчина в ватнике и меховых штанах. Он отозвал собаку и  сделал несколько шагов навстречу незнакомцу.

        - Здравствуй хозяин, -  протянул ему руку Огнев.

        - Однако, здравствуй, - протянул тот свою.

        Судя по внешности, перед Огневым был местный житель - саам или вепс.

        - Я военный, - перехватив взгляд аборигена, брошенный на его автомат, - произнес Огнев.   - Отстал от своих, попал в пургу и заблудился. Нельзя ли у вас немного передохнуть и обогреться?

        - Военная, это хоросо, -  напевно произнес тот и сделал приглашающий жест в сторону  жилища.

        Когда сопровождаемый хозяином беглец пригнувшись вошел туда, в нос ему ударил  дразнящий запах вареного мяса и табачного дыма.

        У ярко горящего очага, с висящим на треножнике закопченным котлом, одетая в меховый балахон женщина,  дымя трубкой, помешивала деревянной ложкой  кипящее варево. Чуть дальше, на лежанке из шкур, сидели старик, чинивший ременную упряжь и  внимательно наблюдавший за его работой  черноглазый  мальчишка, лет семи.

        Взрослые  появление незнакомца восприняли внешне бесстрастно, а мальчишка издал удивленный возглас и спрятался за деда.

        Встретивший Огнева мужчина что-то  сказал присутствующим на незнакомом языке  и пригласил его присесть у очага.

        - Это моя семья, однако, - сообщил он. - Отец, баба и сын.

        Женщина в это время  извлекла откуда-то  металлическую кружку, налила в нее из стоящего у очага  медного чайника горячего чаю и протянул кружку гостю.

        - Спасибо, - кивнул ей Огнев и с наслаждением сделал первый глоток. Чай был необычайно крепок и с запахом каких-то трав.

        - Чифир!  - улыбаясь произнес хозяин. - Пей, скоро согреешься.

        Затем Илья, так  его звали, поинтересовался, чем может помочь  гостю.

        - Мне нужно выйти к Петрозаводску, там моя часть.

 - Ой-е?!  - удивился тот.  - Это далеко, однако.  Дня два на олешках. 

        - Выведи, пожалуйста, я в долгу не останусь, подарю тебе  «калаш», -  хлопнул гость по лежащему на коленях автомату.

        - Как так, он же казенный?!

        - Ничего, у меня в части еще есть.

        Илья о чем-то живо залопотал со стариком, показывая то на гостя, то на его оружие.

        Тот что-то ответил сыну и благосклонно кивнул головой.

        - Мы с отцом согласны, однако. Сегодня отдыхай, а завтра утром поедем  к городу на олешках.

        После этого он вышел из чума и вскоре вернулся  с молодым парнем.

        - Это мой брат, Василий. Он поедет с нами.

        - Нет вопросов, - согласился Огнев.

        Затем вся семья и гость уселась у очага, и каждый получил по миске душистого бульона с куском жирной оленины и ломтю черствой лепешки. Огнев  покопался в рюкзаке,  извлек из него армейскую флягу и предложил хозяевам спирту.

        Те оживились и с готовностью протянули кружки. После еды, завершившейся  чаем  с морошкой, мужчины закурили трубки и завязался разговор.

        Словоохотливый Илья рассказал, что раньше  его семья  жила в небольшом поселке на северном побережье Онежского озера и трудилась в оленеводческом совхозе. В начале девяностых совхоз развалился и предоставленные сами себе, оленеводы разбрелись кто куда.

        - Так и живем третий год  в тундре. Пасем олешков, ловим рыбу, мал-мал охотимся, - пыхнул трубкой рассказчик.

        - А где берете припасы и все необходимое?

        - По весне кочуем к Онеге. Там и берем в поселке - чай, табак, спирт и патроны. Остальное  дает тундра. Нам много не надо.

        Потом разговор пошел об охоте, рыбалке  и   выяснилось, что встреченное Огневым  на пути озеро у саамов и лопарей именовалось Оленьим и пользовалось дурной славой.

        Рано утром, простившись с радушными хозяевами и подарив мальчишке на память понравившуюся  тому флягу, Огнев  с Ильей и Василием, на двух оленьих упряжках  тронулся в путь.

        Только по им известным приметам, саамы уверенно  двигались к цели, объезжая встречающиеся на пути незамерзающие мари и озера.  Несколько раз делали привал, варили чай на костре  и, обжигаясь, пили его, заедая сушеным мясом и вяленой рыбой.

        На исходе третьего дня, в морозных сумерках,  на горизонте возникло мерцающее море огней, а затем и смутные очертания города.

        - «Сайнаволок», - ткнул пальцем в  его сторону Илья, - по-вашему Петрозаводск, дальше мы не пойдем.

        - Ну, что ж, спасибо вам за помощь, - ответил Огнев и  вылез из соана.

        - Держи, как обещал, - снял он с плеча и протянул Илье покрытый изморозью автомат. - В рожке 25 патронов. Пользоваться то хоть им умеешь?

        - Не беспокойся, начальник, моя оружие понимает. А патронов я добуду у военных, за песца.

        На  том и расстались. Взмахивая хореями и гортанно покрикивая на оленей  его спутники умчались в тундру, а Огнев, проводив их взглядом, проверил спрятанный за поясом «ТТ» и двинулся к городу.

        Через час полковник вышел на его окраину, застроенную одно и двухэтажными  деревянными домами. Улицы, по которым он шел, неверно освещались редкими фонарями, дорожное покрытие и   тротуары давно пришли в негодность. Изредка навстречу попадались   пробиравшиеся  по ухабам автомобили и немногочисленные прохожие.

        - Который час?  - поинтересовался Огнев  у  пожилой женщины,   идущей с ведром воды  в руке от водопроводной колонки к дому.

        -  Двенадцатый, сынок.

        - А откуда здесь у вас можно позвонить?

        - А ниоткуда. Телефоны из будок давно разворовали, разве что в центре или на вокзале остались. Езжай  на вокзал. Остановка через два дома.

        - Спасибо мать.

        На пустынной  остановке с  покосившимся навесом  было пусто и ветрено. Минут через двадцать к ней подрулил расхлябанный автобус, на котором  Огнев добрался до железнодорожного вокзала.

        Тот жил обычной ночной жизнью. В тускло освещенном зале ожидания  неспешно прохаживались, тихо переговаривались или дремали на жестких скамьях пассажиры.   Сонный женский голос время от времени объявлял прибытие и отправление поездов. В темных, с запахом мочи закутках,  валялись пьяные  и бомжи, по перрону невозмутимо дефилировал  наряд милиции.

        Опасаясь, что его  армейский  камуфляж, рюкзак и  заросшее щетиной   лицо могут привлечь внимание, Огнев,  избегая освещенных мест, пробрался к висящим на стене у  закрытого газетного киоска в прозрачных сферах телефонам и только тут вспомнил, что у него нет  мелочи.    

        Пришлось зайти в привокзальный буфет и разменять одну из имеющихся купюр. Заодно он купил несколько пачек сигарет, бутылку пива  и  два бутерброда с колбасой.

        Рассовав все это по карманам, снова вернулся в зал, подошел к крайнему аппарату и, опустив в щель приемника монету, набрал Лешкин номер.

        Как и многое другое, он профессионально запечатлелся в мозгу Огнева.

        В трубке возникли длинные гудки, а затем далекий женский голос, - алло, я  вас слушаю.

        - Зея, здравствуй. Это Огнев.

 Минутное молчание и почти крик, - Юра, это ты? Откуда?! 

        - Я. С железнодорожного вокзала. Как вы?

        -  Плохо. У нас горе. Леша погиб.

        -  Как погиб, когда?!

        -  На днях. Вчера похоронили.

        Лицо Огнева окаменело, и на щеках заиграли желваки.

        - Юра, мне страшно, ты можешь приехать?  - всхлипнула Зея.

        - Конечно, но куда?

 Дрожащий голос назвал адрес.  

        Через десять минут, поймав у вокзала частника на старых  «жигулях»,  Огнев ехал в сторону центра.

        - Как же так? Теперь и Лешка. Уже седьмой из их группы. Но пятеро погибли на войне - в Агане, Африке и Чечне. Сему Иванова убили  «братки» на Камчатке.  Что же случилось с Лешкой?  Зея сказала  - погиб.

        - Давай, друг, давай, гони, - торопил Огнев  водителя, словно это могло что-то изменить.

        - Быстро едешь,  тихо понесут, - пробурчал тот, но  газу прибавил.

        Минут через двадцать, взвизгнув тормозами, автомобиль остановился у современной кирпичной девятиэтажки в центре.  Огнев расплатился с водителем, вскинул на плечо рюкзак и  вошел в подъезд.

 На лифте поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь одной из квартир. Она почти сразу распахнулась, и  Зея с плачем, бросилась ему на грудь.

        - Юра, Юра, - лепетала она, - как хорошо, что ты приехал. Сзади женщины, уцепившись за халат, стоял худенький  мальчик лет пяти и испугано таращился на гостя. 

        А Леша говорил, что ты в лагере, - утирая слезы и прижимая к себе сына, - прошептала Зея.

        - Уже нет, - тихо ответил Огнев. - Как погиб Алексей?

        -  Проходи, я все тебе расскажу.

        Огнев  сбросил с плеч рюкзак, снял шапку, куртку  и последовал за хозяйкой.

        В просторной   гостиной,  обставленной стильной мебелью, на небольшом столике стоял Лешкин портрет в траурной рамке.

        Несколько секунд Огнев пристально всматривался в него, затем проглотил вставший в горле ком и сел в одно из кресел.

        Зея  присела  рядом и, прижимая к себе сынишку  рассказала, что после встречи с Огневым в лагере, Алексей выехал по делам в соседний лесхоз. Когда через сутки муж   не вернулся, она попытался  связаться с ним.   Но   мобильный телефон Алексея оказался выключенным. Тогда она позвонила директору лесхоза, и тот ответил, что Шмаков к ним не приезжал.

        - Последние годы, Леша остепенился и стал больше времени уделять нам с Димкой. На дружеские вечеринки выезжал редко и без ночевок.  Поэтому я  сразу же забеспокоилась и  позвонила его секретарше, в офис. И та сообщила, что Алексей арестован, в связи с возбужденным против него уголовным делом.

        Я сразу же связалась с его приятелем в ФСБ, тот подтвердил этот факт и сообщил, что Леша содержится в следственном изоляторе. Якобы у него в офисе нашли «черный нал»  и наркотики.

        - Лешка наркоман?! И кто же это все нарыл?  - вскинулся Огнев.

        - Городское УВД. Его начальник -  Князев,  старый недруг Алексея.  Я тут же созвонилась с нашим адвокатом и вместе с ним мы поехали в СИЗО. А там, там…, - Зея  затряслась и вновь заплакала, - там сообщили, что Леша погиб. Несчастный случай - упал с нар и разбил голову о бетонный пол.  Тело нам выдали на следующий день, и друзья помогли организовать похороны. В то, что Алексей так  дико погиб я не поверила, и  мы обратились в прокуратуру. У нас приняли заявление и обещали разобраться. Но разве  они вернут мне мужа, а Димке отца?!

        Огнев молчал и прятал глаза от плачущей Зеи. Он отлично понимал, что  случилось с Лешкой. Такие «несчастные случаи» с  бизнесменами в Москве, да и по всей России происходили довольно часто.  

        Их «заказывали» бандитам и  правоохранителям  конкуренты, а порой «братва» и  органы  сами «убирали» коммерсантов в целях завладения их бизнесом.

        Судя по всему, Лешку «убрала» милиция с чьей-то подачи.

        - А что ты знаешь о Князеве?  - спросил он Зею, когда та немного успокоилась.

        - У меня в городе свой салон красоты, один из лучших. И постоянная клиентура из жен  и подруг «отцов города».   

        А они, как все женщины, любят посплетничать. Так вот. С их слов, Князев тот же бизнесмен, только в погонах. На жену оформлено несколько фирм, дочь учится в Оксфорде, он имеет хорошие связи в столице. К тому же является близким другом городского мэра. Поговаривают, что в ближайшее  время Князева прочат на генеральскую должность в  республиканском министерстве.    

        - Все ясно, ты разрешишь мне закурить?  

        - Да, Юра, кури  - вот пепельница.  А потом я тебя покормлю, ты, наверное, голоден.

        - Раньше был, а теперь не знаю, - глубоко затягиваясь сигаретой, ответил Огнев.

        Он уже твердо знал, что не уедет отсюда, пока не отомстит за Лешку. Шмаков был один из немногих, кому Огнев в последние годы доверял. Теперь расправились и с ним. К тому же еще со времен учебы в «Вышке», он  был  тайно влюблен в Зею, и всегда по доброму завидовал  Шмакову.

        Ее Лешка привез  в Москву из Калининграда, где проходил  свою первую оперативную практику. И все ребята в группе опупели, настолько экзотичной и неординарной была эта девушка.

        Миниатюрная кореянка с  точеной фигуркой и восточным разрезом глаз, знала два иностранных языка, играла на фортепиано и была перворазрядницей по художественной гимнастике.   Когда они с Лешкой расписались, Огнев присутствовал в ЗАГСе в качестве свидетеля. На время учебы,  чете Шмаковых предоставили однокомнатную служебную квартиру в Теплом Стане, где он с друзьями   был частым гостем.

        Продолжив обучение в одном из педагогических ВУЗов  Москвы, Зея, вплотную занялась воспитанием бесшабашного весельчака Шмакова, который  вскоре стал одним из лучших слушателей не только в группе, но и на факультете.

        Потом судьба разбросала их всех по Союзу, но Огнев всегда помнил Зею, с ее раскосыми глазами, задорной мальчишеской челкой и звонким смехом.  И радовался, когда получал от Шмаковых открытки с поздравлениями, написанными ее рукой.

        - Юра, все готово, - появилась из кухни Зея. - Иди мой руки и будем ужинать.

        - А малыш? 

        - Димку я уложила спать. Ему утром в садик.

        Затем они помянули Лешку, Огнев потыкал вилкой в тарелку и отодвинул ее.

        - А как ты оказался в городе? -  нарушила тягостное молчание Зея. - Леша  говорил, что встречался с тобой…

        - Все правильно, был там, а теперь на свободе. Благодаря Алексею. И меня возможно ищут.

        - Я тебя спрячу, у егеря в соседнем районе. Он наш близкий  и надежный друг.

        -  Хорошо, я там решу, как расквитаться  за Лешку.

        - А вот этого не надо, - побледнела Зея.  - Они  и тебя убьют.

        - Ну, это мы еще посмотрим, - процедил  сквозь зубы Огнев и потянулся к бутылке с коньяком. 

        - А теперь ложись спать, - сказала Зея. - Я приготовлю тебе постель на диване, в кабинете Алексея. Утром никому не открывай. Я отвезу Димку в садик и сразу же домой.

        Когда она вернулась, полковник  курил и задумчиво смотрел в окно. За стеклом неспешно кружились пушистые хлопья снега.

 

Глава 4. Загонная охота

  

        На следующий день Огнев был уже в доме  егеря, на  лесном  кордоне, расположенном в  часе езды от Петрозаводска. Туда утром, на  «джипе», отвезла его Зея. Перед этим они заехали на кладбище и  молча постояли у заваленной цветами могилы Шмакова.

        Егерь жил один, встретил их радушно и сразу понравился Огневу.  Это был средних лет худощавый мужчина, с  военной выправкой и отрытым взглядом.   

        Гостя  Зея представила  как бывшего сослуживца мужа, приехавшего  на похороны из Санкт-Петербурга и пожелавшего провести несколько дней за городом.

        - Ну, что ж, милости просим, я  Виктор Лебедев, - протянул хозяин руку. - А вас как величать?

        - Юрий, - протянул Огнев свою. - И предлагаю сразу на «ты», без церемоний. Идет?

        - Идет. И они обменялись крепким рукопожатием.

        - А что сюда заехал правильно, - сказал егерь. - После смерти друга всегда хочется побыть одному. По себе знаю.

        Затем они проводили Зею, которая обещала наведаться в выходные вместе с Димкой, и Виктор затопил баню.

        Когда они мылись, Огнев обратил внимание на глубокий багровый шрам у хозяина на спине.

        - Память о Чечне, - перехватив   взгляд гостя, -  жестко усмехнулся Виктор.

        - Ты был там?

        - Да, в первую чеченскую командовал ротой. В Грозном меня и ранило. После госпиталя списали вчистую, и я вернулся  в Петрозаводск, к  родителям.  Пытался устроиться на работу, да куда там. На бывших офицеров смотрели как на быдло. Вот так, перебиваясь случайными заработками, и сидел на шее у стариков, пока не встретил  Алексея Петровича.

        - А ты разве знал его?

        - Еще бы, он в Чечне обслуживал наш полк, там и познакомились. Рассказал я Петровичу, что и как, он меня сюда и пристроил. Зарплата,  правда, небольшая, но на жизнь хватает.  Ну, ты давай, домывайся, а я пока стол накрою. Помянем майора.

        Когда чуть позже Огнев  вернулся в дом,  в просторной горнице, на  столе,  истекал  паром рассыпчатый отварной картофель в чугунке, в глиняной плошке белоснежно отсвечивала квашеная капуста с рубиновыми блестками клюквы, а рядом, на тарелке,  лежал  тонко напластанный  шмат сала.  Здесь же возвышался каравай нарезанного крупными ломтями, ноздреватого хлеба.

        Одобрительно оглядев распаренного гостя, Лебедев достал из старого массивного буфета стеклянную четверть и два граненых стакана.

        - Милости прошу к столу, - сделал он приглашающий жест и наполнил их  доверху.

        - Ну, Петрович, земля тебе пухом, - глухо произнес егерь,  и они молча выпили. Потом закусили капустой и с минуту молчали.

        - Чача?  - поинтересовался Огнев, - кивнув на посудину.

        - Она.  Дружок заезжал поохотиться. Он  аварец, держит кабак в городе. Земляки привезли. Повторим?

        - Давай.

        Они снова выпили и  закурили.

        - Насколько я понял, ты, как и Петрович, из «конторских»? - нарушил молчание Виктор.

        -  Да. Но теперь в отставке.

        -  И как тебе его смерть?

        - Я думаю, она не случайная.

        - И я так считаю. И знаю, кто за этим стоит.

        -  Кто же?

        -  Начальник УВД Князев. Та еще гнида.

        -  Почему ты так считаешь?

        - Они на дух не переносили друг друга, и об этом знали многие. С год назад князевские менты «наехали» на Петровича.  Стали курочить его компанию. Тогда  он  смотался  к кому-то из друзей в Москву, и их осадили.  А незадолго до смерти Петрович заехал ко мне, дал денег и попросил  достать ему «ствол», мол, нужен в целях безопасности. Я и купил для него «ТТ» у знакомого прапорщика. А потом эта смерть. Кого он мог опасаться? Только ментов.

        - Да, резонно, - кивнул Огнев.

        - Ну, вот, коль ты из «конторы», дай ход  этому делу, иначе  здесь все замнут. Городской  прокурор приятель Князева. 

        -  Откуда тебе это известно?

        -  Охотятся вместе. 

        Несколько минут Огнев молчал, что-то решая для себя, а затем жестко   произнес, -ход делу я дам, но неофициально. Уберу Князева. Поможешь?

        -  Нет вопросов, - без колебаний ответил  Виктор. - Я б сам удавил эту тварь.

        -  Ты сказал, что он охотится с прокурором. Как часто и где?

        -  Да почитай круглый год. В нашем заказнике. Бьют курвы зверя, почем зря. У них своя компания: мэр, Князев, прокурор и их свита. Останавливаются в охотничьем доме на берегу озера.   Обязательно с ночевкой и бабами. Заезжают, как  правило, вечером. Сначала застолье, баня и прочее. А утром охота.

        Сейчас, кстати, заканчивается гон у лосей, так, что думаю, в скором времени  они будут. Тут, Князева, прищучить и можно.

        - А в чем заключается  охота на лосей?  - поинтересовался Огнев, - я как-то все по людям.

        И Виктор рассказал, что существует несколько ее видов. Основные - загонная  и с подходом. Загонная, или облавная охота, предусматривает  значительное число участников, которые гонят зверя на стоящих на «номерах» стрелков.    Охота же  с подходом  заключается в выслеживании лосей у мест их кормежки небольшими группами охотников.    

        - Начальственные гости, да еще с бодуна, шариться по лесу не любят и предпочитают первую. Тем более, что загонщиков у них предостаточно.

        А расставляю их по «номерам» я, как старший егерь. Вот на таком номере Князева убрать и можно.  Я уж и место подобрал, вот, смотри.

 Лебедев  достал из висящей на стене полевой сумки  крупномасштабную карту  и, отодвинув в сторону посуду,  развернул ее перед Огневым.

        - Это наш заказник. Вот тут, на его южной границе, находится охотничий дом. А здесь, ближе к центру, небольшая, вытекающая из озера река. На правом ее берегу лесной массив и болота, на левом невысокая  каменная гряда. С нее хорошо просматривается  противоположный берег, на который в этот раз  я  и думаю гнать зверя.    

        Номера  тоже     определены. Вот на этот, у речного переката, я и поставлю Князева. С вершины гряды до него метров сто пятьдесят. Как раз на прицельный выстрел. И стрелять нужно, когда  начнется общая пальба.

        - А если зверь не появится?

        - Палить они все равно будут. Как только загонщики  подымут шум, так и начнут. Это обычное дело у любителей.  В результате, в общей массе, наш выстрел останется незамеченным.  А с учетом того, что номер от номера  в тридцати метрах  и лес там довольно густой, этого деятеля хватятся не сразу. За это время можно тихо уйти.  

        - Да, неплохо придумано, - хмыкнул Огнев.

        - Но стрелять тебе, -  я буду на том берегу. Как, кстати, у тебя с этим делом?

        - В свое время «духи» не жаловались. Сейчас не знаю.

        -  Добро. Теперь об оружии. У меня здесь  служебная «тулка» и личный «Барс».  Использовать их, сам понимаешь, нельзя. Но есть еще армейский СКС. Его по весне  эти «охотники» по пьянке утопили в озере.  Искали, но так и не нашли. А я  ночью его «кошкой» и вытралил. Карабин можно использовать. Тем более, что в этой компании есть еще несколько. Накупили по дешевке, когда их распродавали  с военных складов.

        - Да, в начале девяностых  и у нас эта эпопея была. У моего приятеля такой, с   оптикой. Бой отличный.

        - А ты давно стрелял? 

        - Последний раз год назад, в служебном тире из табельного «макарова».

        - М-да, - протянул Виктор. - Надо бы потренироваться.   Предлагаю завтра же съездить в карьер, он тут недалеко, в паре километрах. 

        На следующий день, едва только рассвело, они выехали на видавшем виде «Уазе» в заброшенный карьер, и там Огнев высадил  обойму в стандартную бумажную мишень, установленную Виктором в двухстах метрах. 

        - Неплохо, - пробормотал тот,   рассматривая пробоины. Две в десятку, и остальные  близко.

        - Раньше было лучше, - нахмурился Огнев. - Для гарантии нужна оптика. Деньги на нее у меня есть. 

        - Так в чем проблема? Я сегодня же съезжу в город и куплю.

        - Они не совсем обычные, поехали назад, покажу.

        Когда  дома Огнев извлек из рюкзака слиток и передал его Виктору, тот выпучил глаза.

        - Так это ж золото! И с клеймом. Откуда?

        - Из казны, - улыбнулся Огнев. - Продать сможешь?

        - А на сколько тут?

 Полковник назвал примерную цифру.

        - Иды ты!  - еще больше удивился егерь.

        - Серьезно. 

        - Что ж, попробую «хачам» загнать, через Казбека.

        - Только не попадись. А то посадят за валютные махинации. На оптику денег не жалей.   А еще купи мне часы, я свои у Зеи забыл,  и нам с тобой курева,  продуктов и водки. 

        - Хорошо.

        Вернулся  Виктор поздно вечером.

        - Принимай заказ, - поставил он на стол объемистую челночью сумку. - А это часы и  наличность, -  протянул Огневу пластмассовую коробочку и тонкую пачку зеленых банкнот. - Кавказцы заплатили чуть ниже по курсу.

        После этого, раздернув молнию, он достал из сумки  картонную коробку, из которой извлек оптический прицел.

        - Наш  армейский «ПСО», у меня в роте у снайперов были такие. Не жаловались.  У того же прапорюги купил, что загнал мне пистолет. Он оружейник на складах, там у них целая мафия.  И еще взял  сотню патронов.   Ничего?

        - Все правильно, оптику ведь нужно пристрелять.

        Затем они поужинали и установили прицел на карабине. А на следующее утро вновь съездили на карьер, где Огнев  проверил его в деле. Кучность боя заметно возросла.

        - Уверенно работаешь, - одобрительно заметил Виктор. - Чувствуется профессионал. Где так наловчился?

        -  В командировках, в Афгане.

        - А вот я туда не попал, хотя и писал рапорт.

        - Считай, тебе повезло. Хорошего там было мало. Теперь желательно побывать  на гряде, осмотреться и  определить место  засады.

        - Добро.

        После обеда, прихватив с собой карабин, карту и термос с горячим  чаем, мужчины  пешим ходом отправились к гряде.  

 Снега еще было мало, и продвигались они достаточно быстро.

        Примерно через час спутники  вышли к   обозначенной на карте речке и, чтобы не оставлять следов, пошли по ее каменистому берегу. Он постепенно поднимался  и превращался в невысокую, покрытую низкорослой порослью и кустарником  базальтовую гряду.

        - Вон там самое удобное   для засады место, - указал  егерь  на  поросшую лишайником  скалу  на самом гребне.

        Действительно, с небольшой площадки на вершине скалы, отлично просматривался противоположный, густо покрытый деревьями и кустарником берег.

        - Вон под той  сосной, у самого переката, - сказал  Виктор, -  я и поставлю  Князева. Ближайший к нему стрелок  будет в березняке, в тридцати метрах  выше по течению. Речка здесь как раз делает поворот.

        - Да, место лучше не придумаешь, - согласился Огнев, внимательно осматривая  в прицел,  указанные Виктором ориентиры. - И расстояние подходящее.

        - Уходить будешь по противоположному склону гряды, в ту же сторону, откуда мы пришли. На нем никогда не бывает снега, так что не наследишь.

        Затем они покурили, выпили  по чашке настоянного на багульнике чая и двинулись в обратный путь.

        На следующий день, в субботу, ближе к полудню, приехала  Зея с Димкой. Мужчины заготовляли дрова. Огнев  колол звонко лопающийся березовый швырок, а Виктор укладывал его в поленницу.

        Когда  «джип» остановился у дома, мужчины подошли к машине и по просьбе Зеи  выгрузили из него сонного Димку, прикорнувшего на заднем сидении и спортивную сумку   стоящую в багажнике.

        - Это вам   гостинцы из города, - сказала  Зея,   и все пошли в дом.

        Там, сняв дубленку, она достала из сумки  два батона сервелата,  различные деликатесы и несколько блоков сигарет.

        - А  вот это мне вчера пришло по почте, - протянула Огневу  белый конверт.

        В нем был ответ из прокуратуры, в котором значилось:  «Ваше заявление проверено. Проверкой установлено, что смерть  А.П. Шмакова  наступила в результате закрытой черепно-мозговой травмы, полученной в результате несчастного случая. При названных обстоятельствах, оснований для возбуждения уголовного дела не имеется.

               Заместитель прокурора города

 советник юстиции                                                                                            Н.С.Крылов

        - Этого и следовало ожидать, - сказал Огнев и передал  бумагу Виктору. Тот прочел ее и молча вернул женщине.

        - Юра, я хотела бы с тобой поговорить, - сказала Зея. - Виктор, ты нас можешь на минуту оставить?

        - Конечно, -  с готовностью согласился тот. - Димка, пойдем - ка со мной, я тебе  покажу что-то интересное.

 Когда они вышли в смежную комнату и егерь прикрыл  за собой дверь, Зея подошла к  Огневу и  с болью глядя ему в лицо  произнесла, - Юра, я тебя еще раз прошу, не нужно мести. Алексея этим не вернешь. Отдохни здесь немного и уезжай. Я помогу тебе с  документами и деньгами.

        - Хорошо, - сказал Огнев, отводя глаза.-  Я так и сделаю. Ты, наверное, права.

        - Спасибо,- чуть слышно прошептала Зея, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. 

        - Мужчины!  -  позвала она, давайте накрывать стол, пора обедать.

        Дверь смежной комнаты тут же распахнулась, и из нее выбежал радостный Димка  с большущей кедровой шишкой в руках.

        - Мама, погляди, что мне дядя Витя подарил,- счастливо произнес он. - Это ведровая шишка, а в ней орешки.

        - Не ведровая, а кедровая, - горе ты мое, - взъерошила его вихры Зея.

        Через несколько часов, подкрепившись и отдохнув,  гости уехали, обещая еще наведаться,  и мужчины остались одни.

        - Жаль Зею, - глядя  вслед исчезающей в ранних сумерках машине, - сказал Лебедев. - Семья у них была на загляденье. А теперь что?

        Огнев нахмурился и ничего не ответил.

        А через три дня  Виктора   вызвали на центральную усадьбу.

        - Не иначе гости припожалуют, -  сам директор звонил, - оживился он и уехал.

 Вернулся через пару часов.

        - Точно. Будут  во вторую половину дня в пятницу. Обычной компанией, с  прихлебателями и девицами.

        - Широко охотятся, - сказал Огнев.

        - Не то слово. Так, что с завтрашнего дня я буду в закрутке, а ты сиди тихо. Вечером, накануне охоты  обязательно заскочу, уточним диспозицию.

        На следующее утро, облаченный в полную егерскую экипировку  Виктор уехал, а Огнев занялся подготовкой к своей охоте.

        Для начала он  разобрал,   тщательно  вычистил и смазал извлеченный из тайника карабин. Потом  собрал, зарядил   и поставил  его на предохранитель. То же проделал и с пистолетом.

        После этого  достал рюкзак   и положил  туда несколько запасных обойм, пакет с сухарями, спички и флягу с водкой. Затем тщательно осмотрел свой камуфляж и обувь. Они были в порядке.

        Из практики Огнев знал немало случаев, когда незначительная мелочь приводила к срыву операций, а порой и к гибели их участников. И готовился к ним со всей тщательностью. Даже к этой, которая показалась бы дилетанту не такой уж и сложной. Если по каким-то причинам  его «вычислят» на позиции или при отходе, путь на кордон, а тем более в город, будет заказан. 

        Закончив с приготовлениями, Огнев плотно поел и принялся с интересом читать  привезенные Зеей газеты.

        Следующие два дня он играл сам с собой в шахматы, слушал транзисторный приемник  и  рано ложился спать.

        Поздним вечером пятницы,  темные окна дома осветил луч фар и  у крыльца, пофыркивая двигателем, остановился УАЗ Виктора. Он вышел из машины, отпер дверь, наткнулся на что-то в коридоре и  громко чертыхнулся.

        - Ну, как, ты тут не окочурился без печки? -  простужено спросил егерь у встретившего его  на пороге Огнева   и устало присел на лавку.

        - Да нет, терпимо, к тому же я утеплился - повел тот плечами, на которые был накинут хозяйский полушубок.

        - Значит так. Наши охотники накачались по полной программе, и сейчас развлекаются с певичками. В шесть утра я их подниму и расставлю по номерам. Так что, к этому времени, будь на месте. А через час начнем облаву. Дальше дело за тобой. Потом возвращайся сюда и жди меня. Выходить тебе часа в четыре, не позже. Не забудь прихватить водки, а то окоченеешь. Ну, как у нас говорят, «ни пуха, ни пера».

        - К черту,- ответил Огнев, и проводил Виктора до порога.

        Когда свет фар машины скрылся в ночи, Огнев присел к столу, закурил и включил транзистор. Из него полилась тихая музыка. Где-то там, в теплых постелях,  спали и видели сны люди. А он бодрствовал, чтобы лишить жизни одного из них. В который раз. Причем без сожаления, ибо это был враг.

        Первого, заколотого им ножом в рукопашной схватке в горах Гиндукуша, он сих пор помнил четко. Других, подстреленных из засад, подорванных гранатами или сброшенных с вертолета - смутно.

        Вернувшись из «афгана», Огнев наивно полагал, что все это позади. Оказалось нет, на родине врагов оказалось еще больше…

        Ровно в четыре утра, заперев дом,  с вещмешком за плечами и карабином в руке, Огнев  спустился с крыльца и скрипя ботинками по снегу, двинулся на юг, в сторону гряды. Ночь была   ясная и морозная. На небе холодно мерцали звезды. 

 К скале он вышел в предрассветных сумерках, в начале шестого.

        Заняв ранее намеченную позицию, Огнев  внимательно оглядел  смутно виднеющийся в предрассветной дымке противоположный берег. Там было тихо и пустынно. И только на речном  перекате чуть слышно шумели струи воды.

        Огнев снял с прицела карабина защитный чехол, протер кусочком фланели запотевшие линзы и  припал глазом к окуляру.

        Поросший лесом берег почти осязаемо приблизился и приобрел более четкие контуры. Затем он взглянул на светящийся циферблат часов. В запасе оставалось полчаса.

        Отложив карабин в сторону, Огнев  снял с плеч вещмешок, достал из него флягу, отвинтил колпачок и сделал  из нее пару глотков. После этого, вернув флягу на место, положил мешок перед собой, решив его использовать в качестве упора для стрельбы. Так было надежнее. Потекли тягостные минуты ожидания.

        Звезды на небе постепенно гасли, оно становилось светлее, и  темный лес внизу  приобретал все более ясные очертания. Над бессонной речкой возник легкий туман, что, впрочем, не мешало обзору. 

        На корягу у берега, вспорхнула какая-то птица и стала пить воду. Внезапно она тревожно пискнула и исчезла.  Из лесу вышли трое людей и направились к стоящей у переката сосне. 

        Огнев снял карабин с предохранителя, передернул затвор уткнулся в прицел.

        Первым в нем возник егерь, затем рослый, уверенно шагающий человек в охотничьем камуфляже, а последним подросток, в светлом комбинезоне и меховой шапке. Тройка остановилась под сосной, немного посовещалась, и егерь исчез в лесу.

        - Не понял, - пробормотал Огнев, - он же должен быть один.

        Между тем мужчина, прислонив к стволу дерева ружье, достал из кармана серебристо блеснувшую фляжку и, запрокинув голову, хлебнул из нее. Затем передал фляжку подростку. Тот тоже сделал несколько глотков, а после, обвив руками шею напарника, слился с ним  в поцелуе. Шапка скатилась с его головы и по плечам рассыпались золотистые волосы.

        - Женщина!  - пронеслось в мозгу, и Огнев  выматерился.  События же продолжали развиваться. Оторвавшись от Князева, который ей что-то беззвучно говорил, блондинка опустилась на колени, и стала расстегивать ему брюки.

        Когда в лесу  раздались первые выстрелы, партнеры, не обращая на них внимания, увлеченно занимались сексом.

        Совместив верхний угольник сетки прицела  с переносицей стоящего к нему лицом Князева, Огнев задержал дыхание и плавно нажал на спуск.

        Грохнул выстрел, приклад жестко отдал в плечо, и Князев, нелепо взмахнув руками, стал валиться на спину. Женщина на мгновение замерла, а потом  вскочила и с визгом помчалась в лес.

        Убрав в карман выброшенную из затвора гильзу, Огнев, прихватив рюкзак, быстро спустился со скалы и скрылся за гребнем. Пройдя  с километр, он закурил и прислушался. В лесу продолжали греметь выстрелы…

        Вечером, сидя с Виктором у жарко пылающей печи и задумчиво глядя на огонь, он слушал  его рассказ  о дальнейших событиях.

        При этом выяснилось, что женщина на номере оказалась по прихоти самого Князева, который не внял уговорам егеря.

        - Еще быдлом  меня обозвал, тварь, -  сплюнул в огонь Лебедев.- На твой выстрел никто внимания не обратил, увлеклись пальбой по лосихе с теленком, и Князева обнаружили только  к обеду. Ты ему пол башки снес. Но пуля застряла в стволе сосны, так что, от  «эскаэса» придется избавиться.

        - А женщина?

        - Заплутала  в лесу, едва нашли к вечеру. Трясется, внятно объяснить ничего не может. Кстати, она  жена председателя  суда. Тот на Канарах, а эта здесь «отрывается». Так, что разворошили мы гадючник. Шуму будет много. С утра мне в город, в прокуратуре будут снимать показания. Но уже сейчас поговаривают, что полковника подстрелил  кто-то из своих. Очень уж он любил чужих баб. 

        - Бабы бабами, а версию «заказа» следствие  будет отрабатывать непременно.   Лес и ближайшие  кордоны  обязательно осмотрят. Может мне лучше уйти?  - вопросительно взглянул Огнев на Виктора.

        - И это верно. Но уходить никуда не нужно. При необходимости я тебя спрячу.

        - Где?

        -  А прямо здесь. У меня подпол с секретом. Пойдем, покажу.

        Они захватили аккумуляторный фонарь и прошли в  комнату,  служившую хозяину кухней. Виктор сдвинул в сторону домотканую дорожку, поднял крышку подполья, и мужчины  по крутой лестнице спустились вниз.

        Луч света высветил  сухое, обшитое деревянными плахами   помещение, размером с пол  дома. У его боковых стен  был устроен  дощатый закром с картофелем, и стояли   накрытые крышками ящики и бочки.  К торцевой  стене были  пристроены   несколько  массивных стеллажей, с  различным охотничьим и рыбацким снаряжением. 

        - Эти снасти мне Петрович подарил, - сказал Лебедев и, вынув из поперечины одного из стеллажей болт, потянул его на себя.

        Стеллаж  бесшумно отошел от стены, и за ним оказалась небольшая комната  с застеленной  шерстяным одеялом  кроватью, столом и двумя стульями. На стене висели керосиновая лампа и полка с книгами.

        - Это мой схрон, - сказал егерь. - Можно прятаться год. И продукты под боком.

        - И для чего он тебе?

        - А для таких случаев, как сейчас, - хитро подмигнул Виктор. - И врасплох   нас не застанут. Пешком менты не пойдут, далеко. А машину на подъеме к нам, за версту слышно.

        Давай, тащи сюда свой вещмешок и полушубок, а я пока  смотаюсь на болотце, тут рядом, и утоплю карабин.

        Утром Виктор уехал в прокуратуру, а Огнев остался на хозяйстве.

        Он сходил  к колодцу за водой и наполнил ею дубовую кадку, стоящую на кухне.  После этого спустился в подпол, набрал ведерко картошки и миску  капусты. Из кладовки в сенях принес кус мороженой кабанятины и занялся приготовлением еды.

        Когда в полдень егерь вернулся из Петрозаводска, в доме вкусно пахло жареной картошкой и мясом. 

        Огнев  накрыл стол, и  когда  они, выпив водки, с аппетитом  уплетали картошку и привезенный хозяином еще теплый лаваш,  Виктор рассказал, что город взбудоражен убийством милицейского чина и по этому поводу ходят самый невероятные слухи. Одни говорят, что его застрелил  муж  любовницы, вторые  утверждают, что «заказали» коммерсанты, с которых полковник брал дань.

        - Я заехал к Казбеку за  хлебом - тот не скрывает радости. - Князев драл с его земляков три шкуры. Те ему даже кличку дали «хайван» - скотина по ихнему. Так, что рассчитались мы с этой мразью по справедливости.  А теперь, давай сыграем в шахматы. Мои белые…

        На следующий день, ближе к вечеру, на кордоне  появился милицейский УАЗ. Огнев тут же спустился в  подпол, а Виктор остался в доме.

        Участковый, а это был он, пробыл у егеря недолго и вскоре уехал.

        - Проверил, какое у меня оружие, переписал номера  и поехал к соседу, - сообщил Виктор. - Костит усопшего, на чем свет стоит. Видно не сильно его подчиненные любили.

        В очередную субботу, утром, приехала Зея, сама, без Димки. Мальчика взяли к себе на выходные, родители мужа.

        - Вы слышали, что в заказнике произошло? - поинтересовалась она у мужчин.

        - Еще бы, - ответил  Виктор.   -Князева кто-то подстрелил из-за женщины.

        - Так уж и из- за женщины, - нахмурилась Зея и пытливо взглянула на Огнева. 

        - Бог шельму метит, - жестко ответил тот и  все пошли к дому.

        В этот раз Зея привезла  большущий торт, несколько банок английского чая  и  две коробки  с  яблоками и лимонами. 

        - Балуешь ты нас, Зея Владимировна, - произнес  Лебедев, занося их в дом.

        - Ничего,  вам нужны витамины, а я женщина не бедная.

        Чуть позже, когда они пили  чай из попыхивающего березовым дымком  медного самовара, сообщила, что все это время изучала положение дел в компании мужа.     Назначила   на его место наемного директора и собирается создать службу безопасности.

        - Хочу предложить тебе, Виктор, место начальника. Ты немногий из тех, кому я теперь доверяю. 

        - Раньше у нас такой разговор с Петровичем был. И ты знаешь, что я отказался. Бизнес, Зея,   это не мое.

        - А тебе и не придется им заниматься. Только безопасностью.   

        - Да, Виктор, я бы тоже посоветовал тебе согласиться, - поддержал Зею  Огнев. - Ты надежный друг, а им с Димкой нужна помощь. Я, к сожалению, сейчас ограничен в возможностях  и скоро уеду.

        - Нет, ребята, это не по мне,   я уж лучше в лесу останусь. Звери лучше людей.  Ну, вы отдыхайте, а я пока схожу в обход. К вечеру вернусь. После этого он оделся, закинул за плечо «тулку» и, прихватив в сенях лыжи, вышел.

        -  Юра, скажи мне честно, Князев, это твоих рук дело?- подойдя к окну и глядя вслед удаляющемуся Виктору, спросила Зея.

        - Да, моих, - глухо произнес тот.

        - А Виктор знает об этом?

        - Он мне помог.

        - Я так и думала. Но лучше было оставить все, как есть.  Лешу все равно не вернешь.

        - Э, нет, - процедил Огнев. - Он значит, будет лежать в могиле, а эта гнида жировать?  Такому не бывать.

        - И что ты думаешь делать дальше,

        -  Немного пережду и вернусь в Москву, нужно кое с кем повидаться.

        - А потом?

        - Легализуюсь и займусь бизнесом.

        - И каким же, если не секрет?

        - Буду добывать золото.

        - Ты это серьезно?

        - А почему бы и нет?  Организую артель и поеду на поиски, хотя бы в ваши места. Глядишь, чего-нибудь и найду.  

        - Все это, Юра несерьезно. А вот с документами я тебе помогу. Несколько дней назад я встречалась со своей близкой подругой, она сделает их для тебя.  

        -Что ж это за подруга такая?

        - Она майор милиции - начальник паспортного стола.

        - И что для этого нужно?

        - Твое согласие и фото.

        - Я согласен, только вот, как быть с фотографией? Сейчас мне в город лучше не соваться.

        -  И не нужно, смотри, что я привезла.

        Зея открыла  свою дамскую сумочку и извлекла из нее  какой-то предмет в замшевом футляре.

        - Это цифровая  фотокамера. Алексей из Финляндии привез. Им я тебя и запечатлю, только без бороды.

        - Хорошо, - ответил Огнев и пошел бриться….

 

Глава 5. Под чужим именем

     

   Ранним ноябрьским утром, на перрон  Ленинградского вокзала столицы  мягко вкатился покрытый изморозью поезд Санкт-Петербург - Москва. В числе пассажиров навьюченных дорожными сумками и чемоданами, из одного из вагонов вышел  средних лет мужчина в  теплой замшевой куртке, синих джинсах  и с черным кейсом в руке.

 Это был Огнев.

        Он неспешно проследовал в зал ожидания,  подошел к одному из висящих на стене телефонов и, сняв трубку,   набрал  номер. Ему ответил сонный мужской голос.

        - Долго спишь, Лепс. Непорядок.

        - Кто это?  - зевнул мужчина.

        - Тот, у кого ты конспекты скатывал.

        - Юрка?! Ты откуда звонишь?

        - С вокзала, только что приехал. Нужно встретиться и поговорить.

        - Нет вопросов. Называй место и время.

        - В «Кишке»,  в десять. Помнишь такую?

        - Еще бы, - ответил Лепс. - Непременно буду.

        Положив трубку, Огнев купил в киоске свежую газету и зашел в одно из привокзальных кафе. Там он позавтракал, а затем спустился в метро и поехал в центр.  

        За время его отсутствия столица практически не изменилась. Те же толпы хмурых и куда-то спешащих  людей, вереницы цугом тянущихся друг за другом автомобилей,  мешанина всевозможных торговых  рядов, палаток и увеселительных заведений.

        Выйдя на Чеховской,  он пошел вниз по Тверской, у памятника Юрия Долгорукова  свернул влево и проследовал к Столешникову переулку.

        Здесь, в подвале одного из старых зданий располагалось кафе, на месте которого в советские времена находился  пивной бар, именуемый узавсегдатаев «Кишка». В его прокуренном, запутанном лабиринте можно было встретить кого угодно, но особенно почитался он почему-то военными, правоохранителями и блатными.

        Традиционно захаживали туда и слушатели  «вышки». От старого бара в кафе не осталось почти ничего, разве что миниатюрная прихожая со сводчатым потолком и  крутые ступени вниз. Общий зал был поделен на небольшие кабинки, в которых можно было  уединиться и спокойно поговорить.

        Заказав кружку пива и порцию креветок, Огнев взглянул на часы. Было без четверти десять. Он закурил и задумался.   Лепс  был тем самым генеральским сынком, с которым он учился в одной группе и дружил. «Лепс» кличка. Полная его  фамилия   Лепский. В отличии от многих других слушателей, родители которых имели высокие звания и занимали важные посты, Лепс был, как говорят, «своим парнем». Он не кичился  положением отца, первые два года, как и многие, жил  в ведомственном общежитии на Хавской и был надежным товарищем. Не изменился, как многие, и после развала «системы».

        Его мысли прервал  рослый  мужчина в  шляпе и кожаном плаще, который вошел в кабинку и радостно облапил Огнева.

        - Здорово, Юрка, не ожидал тебе так скоро встретить!

        - Пути Господни неисповедимы, -  с улыбкой   ответил тот.

        - Так ты вышел, или как?  - спросил Лепс.

        - Или как. И мне нужна твоя помощь Андрей - ответил Огнев. 

        - Ясно, значит будем помогать. Слушай, поехали ко мне  домой. Тем более, что мои у стариков, на даче.   Там все и обсудим.

        Они вышли из кафе, сели в припаркованную неподалеку  новенькую  «Ауди»  Лепса и  поехали в сторону Белорусского вокзала.

        - Ну, рассказывай, что нового у тебя, - поинтересовался Огнев.

        - А что у меня? Служу помаленьку. Недавно лампасы получил. Родитель подсуетился. Ты, кстати, слышал новый анекдот о теперешних генералах? Нет? Ну, так я расскажу. Сын спрашивает у отца-генерала «папа, а я буду капитаном? Будешь, сынок. А генералом? И генералом будешь. А маршалом? Нет. Почему? У маршалов свои дети есть.

        - А отец что, все еще служит?  - рассмеялся Огнев.

        - Служит. Он теперь консультант в Совете безопасности. Умирать не надо. Синекура!

        Через полчаса, свернув с Ленинградского проспекта в сторону стадиона «Динамо», Лепс припарковал автомобиль у  солидной  кирпичной  девятиэтажки, расположившейся     неподалеку от стадиона.

        - Вот мы и дома, -  сказал он, и приятели вышли из машины.

        - Да, давненько я у тебя не был, - произнес Огнев. - А что стадион, работает?  Помнишь, как  нас там  инструктора гоняли?

        - Помню. Он, по моему, свое отжил. Там теперь торговые ряды и  забегаловки.

 Они  вошли в подъезд, на лифте поднялись на шестой этаж, и Лепс отпер  металлическую дверь одной из квартир.

        - Заходи, - пригласил он.

        Сняв верхнюю одежду, мужчины прошли  на кухню, где хозяин быстро накрыл стол.

        - Ну, за встречу, - поднял он наполненный коньяком стакан.

        Приятели выпили, закусили лимоном, и стали с аппетитом есть. После этого Лепс  сварил  по чашке  кофе и  оба  закурили предложенные им сигареллы.

        - А теперь давай о деле, сказал хозяин, -  выпуская ароматную струю дыма. - Что думаешь делать дальше? 

        - Начинать новую жизнь. Но не в Москве. Кстати, я теперь Юрий Петрович Молох, уроженец  поселка Искра Кустанайской области, и гражданин  суверенной республики Казахстан. А заехал сюда я Андрей, чтоб посчитаться с генералом Ляховым, который мне всю жизнь сломал. Чем он, кстати, сейчас занимается?

        - А черт его знает. Свалил после отставки  к дочери, в туманный Альбион. Она там училась и вышла замуж  за  богатого англичанина. 

        - С чего это вдруг?

        - От греха подальше. Та история, с изъятыми тобой  у бандитов «ксивами» и стволами, получила продолжение. Генеральная прокуратура  установила, что в аппарате это дело было поставлено на поток. В результате слетел еще один заместитель  Директора, и сейчас копают под него.

        - Да, чудны дела твои Господи, - хмыкнул Огнев.

        - Так что Ляхова ты не достанешь. Отсидится за границей, а потом, когда все уляжется, вернется и будет у себя на даче мемуары писать.

        - Думаешь, прокуратура не расставит все по своим местам?

        - Уверен  в этом. Наши генералы ей не по зубам.

        - А где у Ляхова дача?

        - В Одинцово и  очень недурная. С бильярдом, зимним садом и бассейном.  А зачем тебе?

        - Взорву ее к чертовой матери.

        - Брось, Юрка, не заводись. Что это изменит?

        - Ничего. Но ты, Андрей, знаешь, такого не прощают.

        - С этим я полностью согласен, однако выше головы не прыгнешь.

        - А я попробую.

        - Ладно, об этом еще поговорим. А теперь давай о прозе. Что-то надо решать с твоей квартирой.

        - А что с ней решать? Вернуться в нее я не могу, продать тоже. Так и пропадет.

        - И не жаль?

        - Жаль, конечно. Но что поделаешь.

        - А вот тут ты не прав. Один из моих отделов занимается налоговыми преступлениями в сфере недвижимости. Так вот, в Москве в обход закона продается масса квартир. И выявляются эти факты, только в случаях оспаривания кем-либо, совершенных по ним сделок. В твоем случае, такой опасности нет. Так что, толкнуть твою «однушку»  можно. У меня в одной риэлтерской фирме есть надежные ребята, которые все это провернут.

        - Идет, без колебаний согласился Огнев. - Если номер пройдет, половина денег твои.

        - Да ладно, - рассмеялся Лепс, -  сочтемся. Теперь разберемся с норой для тебя. У меня есть явочная квартира на Чистых прудах. Хозяева третий год в командировке в Сирии. Место тихое, живи не хочу.

        - Эта не та, где мы с тобой как-то мальчишник устроили?

        - Та самая.

        - Предложение принимается.

        - Ну, так поехали, а то мне  во второй половине дня в поликлинику.

        - Приболел? А по виду не скажешь.

        - Сердце на днях прихватило. Полаялся с начальством, ну и ушел на больничный.

        - Бывает.

        Через час друзья были на Чистых прудах. Дом, в котором находилась квартира, располагался в старом доме, неподалеку от церкви Архангела Гавриила.

        - Ее по приказу Меньшикова возвели - кивнул на храм  Лепс, когда они  вышли из машины.

        Мужчины открыли дверь парадного, вошли в просторный гулкий подъезд, оборудованный допотопным лифтом, и по широким вытертым ступеням поднялись на второй этаж. Лепс достал из кармана ключи и, поковырявшись в замке, открыл двухстворчатую, обитую  черным  дерматином  дверь.

        Квартира была просторная, обставленная добротной старой мебелью, с    современным   телевизором в зале и холодильником «ЗИЛ» на кухне.

        - Смотри - ка, работает - удивился Огнев, слушая его тихое жужжание.

        - А почему нет?  Сделано в СССР. Значит так. Телевизор и телефон  тоже работают.   Горячая и холодная вода есть, можешь с дороги помыться, в ванной все необходимое имеется. Белье на постели чистое. А вот продуктов придется подкупить. Как у тебя с деньгами?

        - Деньги есть.

        - Ну и отлично. Так что давай, располагайся, а я поехал. Завтра  с утра буду в разгоне, а к вечеру  обязательно заскочу. Держи ключ.

        Когда Лепс уехал, Огнев запер за ним дверь и  по привычке осмотрел свое временное пристанище. Квартира была «распашонкой» - окна двух комнат выходили на улицу, а   еще одной и кухни, на противоположную сторону, во двор. В ванной  имелся целый набор туалетных принадлежностей, включая халат и махровое полотенце,  холодильник же был действительно пуст, за исключением  нескольких банок консервированного пива.

        Достав из кейса электробритву, Огнев побрился и  с удовольствием принял душ. После этого оделся и вышел из дома.

        На Москву легли ранние сумерки. С неба порошил мелкий снег, покрывая скользкие тротуары  и стоящие у домов автомобили. 

        Пройдя  метров сто по узкой, с редкими прохожими улице, он увидел на противоположной ее стороне неоновую вывеску с надписью «Продукты» и направился к ней. В магазине, располагавшемся в полуподвальном помещении, купил батон копченой колбасы, сыру, масла, пакет молотого кофе   и  хлеба.

        Вернувшись в квартиру, Огнев поместил все это в холодильник, сварил  в хозяйской  турке кофе и выпил под сигарету две чашки.

        Затем он куда-то позвонил, оделся и снова вышел на улицу.  На  Чистопрудном бульваре  остановил  такси, поговорил с водителем, затем сел в салон, и машина  тронулась в сторону  Полянки.  Там, миновав книжный магазин «Молодая гвардия», она свернула в один из переулков и остановилась у двухэтажного здания

        Расплатившись с водителем, Огнев подошел к металлической двери крайнего подъезда, над которым висела камера видеонаблюдения,   нажал кнопку домофона и что-то произнес.   Раздался  тихий щелчок, дверь открылась, и он исчез внутри.

        Здесь находилось частное охранное предприятие  «Легион», директором которого был его приятель и однокашник по «вышке», Виталий Мартыненко. 

        В свое время Мартыненко крупно не повезло - на третьем курсе завалил экзамен по иностранному языку, в связи с чем был отчислен за неуспеваемость. Пришлось поступить на службу в МУР.  Там Виталий дослужился до майора - начальника отделения, а в начале девяностых, как многие другие, уволился из органов и ушел «на вольные хлеба». Вместе  с еще несколькими бывшими оперативниками  организовал частное охранное предприятие,  которым руководил поныне. 

         На закате перестройки, когда охранные и детективные агентства стали расти как грибы и конкурировать с органами правопорядка, на них началась охота. У многих  стали изымать лицензии, оружие и спецтехнику, а  сотрудников сажать.  Коснулось это и «Легиона».

        Огнев по старой дружбе   помог приятелю, осадив нескольких не в меру ретивых проверяющих. Ко времени описываемых событий, «Легион» стал довольно солидной структурой, имеющей несколько специализированных подразделений и филиал в Подмосковье. Работали в нем бывшие силовики, афганцы и спортсмены.

        Миновав стильный холл с раскидистой пальмой в кадке, и поднявшись на второй этаж, Огнев  оказался в просторном, с погашенным верхним освещением помещении, куда  выходило несколько дверей. Одна из них, из мореного дуба  и  с медной табличкой «Директор», была приоткрыта, и оттуда лился яркий свет.

        За массивным столом, под портретом «железного Феликса», в кресле  сидел человек и с кем-то беседовал  по мобильному телефону. Он был плотного телосложения, с бритой головой и жестким волевым лицом  

        При виде гостя хозяин кабинета встал из-за стола и со словами, - на этом все, давай работай, - отключил абонента.

        - Юрка, черт!  - подобрев лицом, шагнул он к Огневу. - Куда ты пропал?  Звонил как-то на работу - сказали в командировке. Потом домой - телефон молчит.

        - Я, Виталий, был в «местах, не столь отдаленных»  и сбежал оттуда.

        - ?!

        -  Ничего, что к тебе заехал?

        - Обижаешь, Юра. Ты ж меня знаешь. Какая нужна помощь? Документы, «нора», деньги  -  это не проблема. 

        - Все это у меня есть. Хочу посчитаться с одним гадом, своим бывшим начальником.  Насколько я помню, с год назад ты собирался открывать филиал в Одинцово.

        - Он  есть и неплохо работает. Охраняем фазенды  московских  нуворишей.

        - Ну, так вот, и у него где-то там дача. Желательно, чтобы ты провел по ней установку. Где находится, кто ее посещает, система охраны и прочее.

        - Хочешь  с ним разобраться?

        - Не помешало бы, да хозяин за границей. Ограничусь   дачей.

        - А как зовут этого козла?

        - Генерал Ляхов.

        - Хорошо. Все сделаю. У меня в Одинцовской милиции свои ребята. А теперь предлагаю поужинать. Тут неподалеку ресторан - мы его охраняем, там тихо и кухня приличная.

        Спустя десять минут они подъехали к искрящемуся неоновыми огнями солидному заведению и, припарковав «джип» на стоянке, вошли в просторный зал. Гостей встретил  пожилой официант в строгом черном костюме и, поприветствовав, провел в отдельный кабинет, где уже был накрыт стол.

        - Виталий Петрович, что подавать из горячего?

        - А это как гость пожелает, - кивнул Мартыненко на Огнева.

        - Пробежав глазами меню, тот заказал борщ по-киевски,  шашлык из баранины и грибной жульен.

        - Мне то же самое, -   кивнул Мартыненко.

        Затем, когда официант вышел, он  откупорил стоящую на столе  запотевшую бутылку «Абсолюта» и  наполнил ею хрустальные рюмки.

        - За нас!

 Рюмки со звоном встретились, и приятели с наслаждением выпили. Потом закусили, взглянули  друг на друга и рассмеялись.

        - Чего ты?

        - А ты?

        - Вспомнил, как ходили слушателями в «Арагви» и у нас денег не хватило.

        - И я то же самое.

        - Ха-ха-ха!

        Они снова выпили и вполне довольные друг другом,  задымили сигаретами.

        Вскоре принесли горячее, и ужин продолжился. Потом  Мартыненко заказал кофе и фисташки.   

        - Значит так. Завтра с утра я  плотно займусь твоим вопросом, и как только получу всю нужную информацию,  сразу же позвоню. Ты где остановился?

        - На «яка» у Лепса.

        - Давненько я этого хитреца не видел. Последний раз  встречались у тебя, на Маросейке. Как он?

        - По - прежнему служит, генерала получил.

        - И я б получил, при таком родителе.

        - Не любишь ты его, как и раньше.

        - А чего его любить, он не баба.  Да хрен с ним, с Лепсом, теперь у нас по программе сауна, - подмигнул Виталий, - и тайский массаж.

        - А может не стоит? Уже поздно, тебя,  наверное, дома ждут.

        - Я домашним сказал, что еду в Серпухов, по делам.  Так что не спорь. Тем более что ехать никуда не надо. Это заведение  этажом ниже, и только для   випперсон.

        - Так ты уже «вип»?

        -  Вроде того. Эту богадельню, кстати, тоже мои парни охраняют. Пошли.

        -  Нужно же расплатиться,- полез Огнев в карман за бумажником.

        - Обижаешь, начальник, все за счет заведения, - хохотнул  приятель, и они вышли из кабинета.

        Пройдя через общий, утопающий в полумраке зал, где за столиками сидели немногочисленные  посетители и  тихо звучала   музыка, они прошли  в бар, а оттуда, в сопровождении  бармена, которому Мартыненко что-то шепнул, спустились по  узкой винтовой лестнице вниз. 

        Там, за массивной дверью, со скучающим охранником, оказался уютный холл, обставленный по последнему крику моды, где их встретила   миловидная женщина средних лет

        - Здравствуйте, Виталий Петрович? Решили немного отдохнуть? - томно улыбнулась она.

        - Да, попарить с приятелем старые кости.

        - И массаж?

        - Само собой.

        - С девушками?

        - Непременно…

        В квартиру на Чистые Пруды  Огнев вернулся под утро. Отпустив такси, он расслаблено поднялся на лестничную площадку, открыл дверь  и тут же получил сильнейший удар по голове.

        Очнулся бывший полковник в гостиной. Он сидел в кресле  с наручниками на руках, а напротив,   стоял Лепс, поигрывая пистолетом.

        - Ну как, нагулялся? - поинтересовался он, - а то я уж заждался.

        - Что за дела, Лепс?   Сними наручники, - сказал Огнев.

        - Э нет, Юра, ты беглый преступник и я обязан сдать тебя органам. Только  сначала ответь, откуда у тебя это? - кивнул он на  лежащие  на столе слиток и «ТТ». Ограбил кого?

        - Не твое собачье дело.

        - Ну и ладненько. Золото я заберу себе, за хлопоты. Потом вызову ментов, и сдам тебя правосудию.

        - А что будет с тобой, когда я выйду?

        - Выйдешь ты, Юра не скоро. Лет, эдак, через десять. Но можно и раньше, если подпишешь одну бумажку.

        - Какую?

        - Доверенность на продажу твоей квартиры.  Ты ее подписываешь, и менты   не находят при тебе «ТТ».  Видишь, какой я добрый?

        - Ну и гад же ты, Лепс. Кому же после этого верить?

        - А никому. Я давно так живу. В нашей чудной стране по иному нельзя.  А что б ты не питал ненужных  иллюзий по поводу мести, знай. В ближайшее время я выйду в отставку и свалю «за бугор». И бабки за этот слиток и твою квартиру мне будут очень кстати. Так подпишешь доверенность?

        - Подпишу, только сними наручники.

        - Э, нет, Юра. Это можно сделать  и в них. Держи. 

        Лепс достал из кармана и протянул Огневу лист бумаги. -  Слева от тебя журнальный столик. На нем ручка, там и подписывай.

        Огнев   взял бумагу скованными руками, стал читать, потом мучительно закашлялся и уронил ее на пол.

        - Что ж ты такой нелов…, -  наклонился за бумагой  Лепс и не успел закончить фразы.   Ногой Огнев нанес ему молниеносный удар  в лицо, и  приятель отлетел к окну, ударившись головой о мраморный подоконник.   

        - Вот так-то, Андрюша,-  процедил Огнев, с трудом вставая  и подходя к нему.  

        Лепс не подавал признаков жизни, а  под его затылком, на полу растекалась темная  лужа крови.  Огнев встал на колени и приложил ухо к груди лежавшего. Тот был мертв.

        Непослушными руками Огнев обшарил   карманы  приятеля и, найдя ключ, освободился от наручников. Судя по поведению Лепса, о том, что он здесь,  пока никто не знал. А значит  у Огнева был запас времени.

        Первым делом он поднял с пола доверенность и  положил ее  в кейс вместе со слитком и  «ТТ». Затем,  обыскав карманы Лепса, извлек из них  ключи от машины и бумажник. После этого снял с трупа наплечную кобуру, надел ее под свой пиджак и сунул туда пистолет  Лепса. Потом одел куртку, прошел на кухню и,  открыв все конфорки газовой печи, поджег одну из них.

        Закрыв за собой дверь, Огнев тщательно протер  ее  ручку  носовым платком,   и прислушался - дом спал. Он  удовлетворенно хмыкнув и спустился вниз.

 Машина Лепса  стояла  за углом. Он нажал кнопку на фирменном брелоке ключа и  «Ауди»  с готовностью мигнула фарами.

 

Глава 6. Встреча с прошлым

       Через пару часов, оставив  незапертую машину на  площади  у «трех вокзалов», Огнев дремал в салоне  автобуса, следовавшего  рейсом на Ростов. В связи со случившимся, все его планы, касающиеся столицы, рушились.

        Труп Лепса вскоре обнаружат, опознают и  начнут искать убийцу. Причем дотошно - он  действующий генерал.  

        Следовательно, на это время необходимо покинуть город, залечь на дно и в спокойной обстановке решить, что делать дальше.

        Ростов Огнев выбрал не случайно, поскольку вспомнил приглашение «Душмана». К тому же его заинтриговала найденная в самолете записка. Судя по рассказу Сашки, его дед   и написавший записку старшина, - могли быть одним и тем же  лицом. Адрес, где должен проживать старик, Огнев помнил - улица Седова.

        В Ростов автобус прибыл  поздно вечером и подрулил  к железнодорожному вокзалу. Сдав в автоматическую камеру хранения кейс, на ночь Огнев поселился в расположенной неподалеку гостинице. Там он принял горячий  душ, побрился и  поужинал в небольшом ресторане. После этого вернулся в номер, заперся  и принялся изучать содержимое бумажника Лепса.

        В нем оказались водительское удостоверение, несколько визиток,  две тысячи рублей  и девятьсот долларов сотенными купюрами. Удостоверение и визитки он спустил в унитаз, предварительно изорвав их на мелкие клочки,   деньги положил в карман висящей в шкафу куртки, а бумажник швырнул в ящик стола. После этого   достал служебное   удостоверение Лепса,  пробежал его глазами и  сунул в нагрудный карман пиджака.

        Проснулся он поздно и взглянул на часы. Было без четверти девять. За окном ярко светило солнце, а  на ветках растущей напротив  старой акации весело чирикала стайка воробьев.

        Огнев  снова принял душ, оделся, сдал номер горничной и спустился  вниз.   После шумной столицы,  улицы южного города показались ему необычно  тихими и пустынными. Автомобилей было значительно меньше, прохожие никуда не спешили и шли размеренным шагом.

        Заметив неподалеку от гостиницы  стоянку такси, Огнев направился к ней. 

        - Привет, мастер, - поздоровался он  с лузгающим семечки  у крайнего автомобиля пожилым  небритым водителем. - До центрального рынка подбросишь?

        -  Стольник, - флегматично произнес тот.

        - Поехали.

        Центральный рынок, или как здесь его называли Старый базар, поразил Огнева своим многолюдьем, шумом и южным колоритом.

        На многочисленных лотках и прилавках, всей палитрой цветов  веселили глаз разнообразные фрукты и овощи,  в павильонах и киосках   торговали мясом, птицей  и рыбой, а в молочных рядах - молоком, сметаной и творогом. Русский говор переплетался с неспешной украинской речью и гортанным клекотом горцев.

        Перекусив в одном из рыночных кафе и побродив по базару, Огнев  купил  бутылку марочного коньяка «Дербент», розовой домашней ветчины и сыру, пару золотистых вяленых лещей и душистую самаркандскую дыню. Все это  сложил в приобретенную здесь же, полиэтиленовую сумку и направился к выходу.

        Улица Седова, на которой его высадил подвернувшийся «бомбила», находилась в старой части города и была застроена  частными домами с высокими  глухими заборами.

        - Вы не подскажете, где здесь живет Вонлярский? - спросил Огнев  у идущей ему навстречу пожилой женщины, ведущей за руку маленькую девочку.  

        -  Это Дим Димыч? Как же, подскажу. Вон в том доме, у которого «жигули» стоят.  

        - Спасибо, -  поблагодарил ее Огнев.

        Дом, к которому он подошел, был  каменным, с зелеными резными ставнями на окнах   и высокими шатровыми воротами. 

        Сбоку от врезанной в ворота калитки, виднелась  кнопка звонка. Огнев нажал на нее и прислушался. Где-то в недрах дома хлопнул дверь, затем вторая и кто-то, шаркая подошвами,  направился к воротам. Потом щелкнул  запор, и калитка неслышно отворилась.

        Перед Огневым стоял высокий костистый старик в  накинутой на плечи телогрейке и резиновых колошах.  

        - Тебе кого сынок?  - поинтересовался он.

        - Мне нужен Вонлярский.

        - Это я.

        - Вам от внука  привет и гостинец.

        - Не забыл, знать Петька деда?

        - Не Петька, а Сашка.

        - И точно, Сашка, - хитро прищурился хозяин.- Ну, что ж, проходи, коли зашел. 

        Посторонившись, старик пропустил гостя во двор, запер калитку и они пошли к дому. Судя по всему, здесь жил рачительный хозяин.

        Вдоль всего двора, плотно вымощенного булыжником,  тянулась увитая виноградной лозой, терраса. Напротив дома  высилась летняя,   красного кирпича кухня, а в конце двора капитальный гараж, за которым проглядывались садовые деревья  и мохнатые багровые астры.  

        Поднявшись на высокое крыльцо, хозяин и гость прошли на веранду, а оттуда, открыв обитую утеплителем дверь, в дом. В первой комнате, судя по всему выполнявшей роль прихожей и кухни, топилась обложенная кафелем «голландка» с парящим на ней чайником, а у стоящего возле окна стола, на табурете дремал рыжий кот.

        - Брысь, Боцман, - столкнул его на пол дед и снял с плиты кипящий чайник.

        - А ты, парень,  разблокайся и  присаживайся, в ногах правды нету.

        Огнев  поставил сумку у двери, снял куртку, повесил ее на вешалку и  присел к столу.

        - Так говоришь, от Сашки приехал? Как он там, стервец?

        -  Ничего.   Перевоспитывается, работает, вас часто вспоминает. 

        -  Это хорошо, - усаживаясь напротив, сказал дед. - А ты какими судьбами тут? По говору вроде не наш.

        - Я с ним   в одном отряде был. Освободился, здесь проездом.  А сам с Дальнего востока, с Камчатки.  Это для вас, - кивнул он на сумку.

        - Ну-ка, ну-ка, покажи, что там?

 Огнев выложил на стол все купленное на рынке.

        - Так говоришь гостинец от Сашки? Откуда ж у него такие деньги? Тут один коньяк в половину моей пенсии станет.

        - Это от меня, неудобно как-то в гости с пустыми руками.

        -  И то верно. Знать, человек ты совестливый. Ну, давай почаевничаем и покуштуем твоих гостинцев. Коньяк я и не помню, когда пил.

        Через час, раскрасневшиеся от «Дербента» и чая, они живо обсуждали  результаты чеченской войны. Причем хозяин проявил незаурядные знания  всех ее событий.

        Чуть позже он спустился  в подвал под домом и принес оттуда запотевший кувшин виноградного вина.

        - Давай чихирю попробуем, нового сбора.

        После вина, узнав, что Огнев служил в погранвойсках и воевал в Афганистане, Дим Димыч, так звали хозяина, расчувствовался и пригласил его в горницу, где на стенах висели семейные фотографии.

        - Это мой дед в Первую мировую, - показал на чубатого урядника с шашкой и  двумя георгиевскими крестами. Это я, в мае 44-го, - ткнул пальцем в бравого флотского старшину с приятелем. А вот это Сашка в Афганистане  - провел дрожащей рукой  по фотографии  «Душмана» в парадной сержантской  форме и с медалью «За отвагу» на груди.                          

        Потом, когда они вернулись на кухню, старик предложил Огневу погостить у него.

        - Живу я сам, бабка давно померла. Дом большой, вдвоем будет веселей. Или домой спешишь?

        - Да нет, - ответил Огнев. - Дома, собственно, у меня нет. Из детдомовских я. 

        - Вот и поживи, оглядись. В наших местах тебе понравится. Съездим на Дон, в плавни, порыбачим, покажу тебе казачьи станицы.

        Так Огнев остался у Дим Димыча.

        Теперь он не сомневался, что хозяин именно тот человек, который оставил записку в самолете и мог прояснить историю с необычным грузом.

        Поселил хозяин  Огнева, тот  назвался Юрием Молохом, в небольшой уютной светелке, с окном, выходящим в сад. На следующее утро тот съездил на вокзал, забрал из   камеры хранения свой кейс, а в универмаге приобрел кое-что из вещей: спортивный костюм, пару сорочек, свитер и комплект зимнего армейского камуфляжа. А еще, не желая быть обузой для  гостеприимного хозяина,  накупил целую сумку продуктов.

        Вечером, когда посмотрев  по телевизору  очередную  серию документального фильма «Великая Отечественная», они с хозяином сидели на кухне и пили чай, Дим Димыч  заметил, что военная  хроника  тех лет не  отображает всех событий  первых дней войны.

        - А каких именно? - поинтересовался Огнев.

        - Да хотя бы  наших   десантов  в тыл  немцам летом 41-го.

        - Разве такие были?  - удивился Огнев.

        - И не один. В двух я лично участвовал.

        - Расскажите, это интересно.

 И старый солдат рассказал следующее:

        - Сам я, как ты видел на фотографии, из флотских. Но войну начал  воздушным десантником  в Белоруссии.  Там,  в лесу под  Минском, базировалась наша воздушно-десантная бригада. Тринадцатого июля мы получили приказ маршала Шапошникова высадиться в тыл наступающим немцам для совершения  разведывательно-диверсионных операций.

        Десантировались  с ночных   бомбардировщиков, сразу же после налета на несколько крупных вражеских объектов. Уничтожили то, что осталось после бомбежки и ушли в лес. 

        Потом рвали железнодорожные  и шоссейные  мосты, по которым двигалась вражеская техника, громили немецкие гарнизоны и комендатуры, захватывали немецких языков.  Через две недели остатки бригады с боями прорвались к своим, и нас перебросили в Подмосковье. Там пополнили личным составом  и в конце августа забросили в район Ржева.

        Через сутки мы уничтожили  крупный железнодорожный узел в Нелидово и  нарушили  график движения  вражеских эшелонов на восток. А затем по рации получили приказ, захватить немецкого штабного офицера и переправить его за линию фронта. Провели разведку и установили местонахождение одного из немецких  штабов.    

        Разгромив его, захватили в плен  немецкого генерала  и с партизанской базы  отправили его самолетом на Большую землю.  Фашисты в отместку организовали карательную операцию, и мы ушли в леса. Там отряд пополнился за счет   «окруженцев»   и  провел еще несколько операций  по  уничтожению живой силы и техники врага на дорогах. 

        Короче, воевали мы в тех  лесах, до января 42-го. А когда из десанта осталось всего ничего, решили прорываться к своим. Без приказа. Связи тогда у нас уже не было.

        Выходили ночью, по льду  Селигера, нарвались на вражеский заслон, там меня в бою и шарахнуло. Потом немецкий плен, побег из него и штрафбат.  А  в начале 70-х, уже здесь, в военкомате, мне вручили «Красную Звезду», за те десанты. Такая вот история.  

        Только в военных хрониках про это ничего нету, хотя некоторые из десантников до сих пор живы. Мы даже встречались  в Москве на сорокалетие Победы.  Мой корешок Миша Усатов организовал. Он, кстати, к тому времени стал  адмиралом и крупной шишкой в КГБ.

        - Михаил Андреевич Усатов? - удивленно вскинул брови Юрий.

        -Точно, Михаил Андреевич, - внимательно поглядел на него Дим Димыч. - А ты никак его знавал?

        - Нет, просто слышал от одного своего приятеля, - отвел  Огнев глаза в сторону.

        Первого заместителя начальника ПГУ вице - адмирала Усатова он знал, поскольку в Высшей школе  учился в одной группе с его сыном, парни дружили, и Юрий не раз бывал у них дома. К сожалению, в живых уже не было ни первого ни второго, иначе судьба Огнева могла повернуться  иначе.

        - Да,  белых пятен   в той войне немало,- задумчиво произнес он через минуту. - И аннотация к сериалу верная  - «Неизвестная война».

        В последующие дни,   перебрав двигатель на старенькой  «шестерке», Дим Димыч   познакомил гостя с городом,  а затем они съездили на рыбалку  в станицу  Кагальницкую, где у хозяина были родственники.

        На обратном пути с ними случилась неприятность.

        Километрах в тридцати от города, «шестерку»  Вонлярского подрезала иномарка и, чиркнув ее крылом, унеслась вперед. А  когда  Дим Димыч остановился  и они с Огневым вышли из салона, осмотреть повреждение,  резко затормозила и сдала назад.  Из машины вышли трое  бритоголовых парней в спортивных костюмах и кожаных куртках,  и не спеша, направились к «жигулям».

        - Ну что, дедуля, платить будешь?  -  просипел один из них.

        - За что платить?  Вы ж меня сами подрезали, - удивился Дим Димыч.

        - Плати, «козел» а то щас отрихтуем твой шарабан, - осклабился второй, и в руках у него возникла бейсбольная бита.

        В тот же миг старик резко взмахнул рукой, бита загремела по асфальту, а парень  дико взвыл. Остальные двое на мгновение опешили, и это им дорого обошлось. Одного Огнев  свалил молниеносным ударом ноги в пах,  а второго резким тычком  кулака в висок.

        - Так-то, парни,-  ухмыльнулся он, оглядев их бесчувственные тела,  и поднял валявшуюся у ног биту. - Дим Димыч, а что вы сделали этому?  - кивнул он на все еще воющего  в кювете  парня.

        - «Козу», - растопырил тот клешнястые пальцы. - Мне по моим годам она еще по силам.

        Затем   подошел к иномарке  и  вырвал из блока зажигания провода.

        - Нехай позагорают засранцы, может умней станут.

        После этого они сели в машину и тронулись с места.

        - Вот и мой Сашка,  вроде этих, -  переключая скорость, сказал Дим Димыч.  - Правда стариков и убогих не обижал, а все едино бандит.  Из армии пришел,  а работать негде - шахты и заводы позакрывали.   Потыкался к коммерсантам  - те нос воротят,  бывший «афганец», такие, мол, нам не нужны. Сходил к военкому, как же так? А тот ему, - живи, как знаешь - я тебя в Афганистан не посылал. 

        Вернулся домой, трясется весь,- где ж справедливость, дед? А что я скажу?  Промолчал. Ну, он и связался с «братвой». Смотрю, деньги появились, дорогие шмотки, а потом и крутая тачка.  Я ему толкую, завязывай с этим, внучок. Пропадешь. А он смеется - еще немного подзаработаю и открою   автосервис, будешь в нем директором. Подзаработал. Ограбили они богатых  армян  и попались. Теперь пишет из зоны -  вернусь, начну новую жизнь. Хрен он чего начнет. Дружки недавно заезжали, ждут, не дождутся.   

        …Шли дни, и чем больше Огнев  общался со стариком, тем больше проникался к нему доверием и удивлялся жизненной силе, заложенной в этом человеке. Не смотря на преклонный возраст,   Дим Димыч содержал в образцовом порядке дом,  немного подрабатывал извозом и живо интересовался всем, что происходило в стране. Причем отрицательно относился к новой власти и  всему, что  называлось «демократическими преобразованиями».  Называл их  по своему «дерьмократическими».

        И в один из вечеров, когда они чаевничали на кухне,  взвесив все «за» и «против», Огнев решил показать  старому солдату, найденную в самолете записку. 

        - Откуда это у тебя?  - внимательно ее прочитав и  отвердев лицом, спросил Дим Димыч.

        Пришлось рассказать кто он, почему оказался в лагере, и каким образом обнаружил записку.

        На несколько минут в кухне возникла тягостная тишина.

        - Ребят зверье не растащило?

        - Нет, так там и лежат. 

        - А груз?

        - Тоже.

        - Ну и что думаешь делать с ним?

        - В советское время сдал бы  государству. А теперь даже не знаю.

        - Да, дела, - нахмурился  старик.   

        - Я думал, то золото давно в казну поступило.  Когда вышел к своим, все в «смерше»  рассказал и даже   показал на карте. Только документы погибших передать не смог. Случайно утопил в болоте. Мне не поверили  и определили  в штрафбат.  Смывай, мол,  позор кровью

       Смыл, получил «Красное Знамя»  и дошел до Будапешта. А золото значит так и лежит в тундре.   Может тебе все-таки   сдать его новой власти? - наклонился Дим Димыч к Огневу. 

        - Этой не сдам. Очень уж она гнилая,  отец, на себе испытал.   

        - Тогда я тебе вот что скажу, Юрий. Считай это золото своим. И распорядись им, как знаешь.  

        Потекли дни мучительных размышлений.  

        Оценивая свое положение, Огнев понимал, что возврата к прежней жизни у него нет. Лагерь, побег и  все последующее, перечеркивали ее напрочь. Оставалось только одно -  забрать из тайника золото и, реализовав его, выехать   из страны.  Куда угодно, хоть к черту на рога. Иначе - «распорядиться», как сказал Дим Димыч.

        Но одному это сделать практически невозможно. Нужны  надежные помощники  и  серьезный покупатель. После гибели Шмакова и предательства Лепса, в Москве у него оставался только один верный человек - Мартыненко, у которого наверняка имелись связи в банковской системе. Реализовать же такое количество нелегального золота, можно было только через банк, и такая практика в стране существовала, о чем Огнев знал  не  понаслышке. 

        Если Виталька все организует, дело остается за главным - доставить груз из тундры  в столицу. 

        В памяти почему-то возник образ героя одного из рассказов Джека Лондона, блуждающего  с  мешком  золота  где-то на Аляске.  Кончил он весьма плачевно.

        Нет, самому ему такой груз и   транспортировку не осилить. Нужны  помощники. И не робкого десятка. Такие, как  егерь с кордона,  Зингер  или  Душман, возвращения которого с нетерпением ждал Дим Димыч.

        На следующее утро, сказав ему, что хочет навестить приятеля, Огнев выехал   рейсовым автобусом в Москву.

        Зима уже полностью вошла в свои права, и  за окном  натужно ревущего дизелем «Икаруса», проносились заснеженные поля и перелески.

        Ближе к Москве снега стало больше, а мороз крепче. На Казанский вокзал автобус прибыл со значительным опозданием, в офисе Виталия никто не отвечал, и Огневу пришлось провести ночь на жесткой скамейке в зале ожидания. Перед самым утром он задремал и проснулся от легкого толчка в плечо.

        - Гражданин, ваши документы, - произнес стоящий перед ним милиционер.

        Стараясь казаться спокойным, Огнев достал из куртки  паспорт и протянул его стражу порядка.

        - Куда следуете?  - поинтересовался сержант, внимательно изучив паспорт.

        - К родственникам, в Казань.

        - Счастливого пути, - произнес милиционер и вернул документ.

        Когда он удалился, Огнев  еще минут пять посидел, соображая, чем привлек внимание сержанта, а после встал и направился к выходу. Виталию  он позвонил после десяти, с Ленинградского вокзала.

        - Да, - раздался в трубке незнакомый голос.

        - Я бы хотел поговорить с Мартыненко.

        - А кто вы ?

        - Его близкий друг, сейчас проездом в Москве и хотел бы встретиться.

        - Виталий Петрович будет чуть позже, что ему передать?

        - Скажите, что звонил Юрий. Я еще позвоню.

        C приятелем ему удалось увидеться только во второй половине дня. В этот раз их встреча была более сдержанной.

        - Куда ты опять пропал?  -  поинтересовался Мартыненко, пожав Огневу руку.

        - Пришлось уехать, Лепс  меня  хотел сдать милиции.

        -  Вот сука! Так это ты его грохнул?

        -  Я не хотел, но так вышло.

        - Да, Юрка, везет тебе как утопленнику, врагу не пожелаешь. А по генеральской даче я все выяснил. В ней никто не живет, но по субботам наезжает внук с компанией - повеселиться. Гудят почем зря. Физической охраны там нет.  Обычная сигнализация, выведенная  на милицейский  пульт  охраны. Рядом, впритык, такие же дачи, а сзади,    метрах в трехстах,  сосновый лес.

        - Спасибо  Виталь за информацию.

        -  А, чего там, - махнул рукой Мартыненко. - Только я б на твоем месте плюнул на все  это и как можно быстрее рванул   отсюда  куда подальше. Наши бывшие коллеги хоть и хреново, а все-таки работают. Смотри, не играй с огнем.

        - Я так и сделаю. А заехал к тебе с предложением. Как ты смотришь на то, чтобы  поучаствовать в одном серьезном деле?

        - Положительно, если оно стоящее.

        - Ну, тогда слушай. И Огнев вкратце поведал Мартыненко о своей находке и планах на нее.

        - Да-а, - огорошено  произнес тот, внимательно его выслушав, - если б кто другой рассказал - не поверил. И сколько ж там этого добра?

        -  Килограммов двести будет.

        -  И все в слитках?

        -  Ну да.

        - Ты представляешь, какая эта сумма? Космическая!

        Мартыненко встал  из-за стола, закурил и  стал расхаживать по кабинету. Затем, что-то решив для себя, вернулся на место и ткнул сигарету в пепельницу.  

        - Какая моя доля,  если операция пройдет нормально?

        - Все поделим  между участниками поровну.

        - А сколько людей будет в этом задействовано?

        - Если ты согласен, пока мы вдвоем.

        - Я согласен. Дело стоящее, хотя и рискованное. Но, как говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское.

        - В таком случае, предлагаю следующий план, - глядя на приятеля, сказал Огнев. - Я организую  доставку груза из тундры в Петрозаводск.  Ты же пока остаешься здесь и  ищешь надежного покупателя. Я повторяю, надежного. Им, думаю, может выступить только банк или крупная инвестиционная компания.  Одновременно прорабатываешь вопрос доставки груза из Петрозаводска в Москву. Как только у меня будет все готово, я тебе  отзвонюсь и  там встретимся.  Ну, а дальше, смотря по обстоятельствам.

        - Что ж, - чуть подумав, ответив Мартыненко. -   План реальный и меня   устраивает. Тем более, что кое-какие связи  в банках   есть. Сам понимаешь, в основном работаем на «черном  нале».  В тундру, я так понимаю, ты пойдешь не один?

        - Нет, конечно. Самому  такой груз не осилить. Да и места там гиблые. Есть у меня на примете в Петрозаводске один человек, он мне здорово помог.

        -  И кто же это?

        -  Егерь в лесничестве. Бывший военный, офицер. С ним и пойду.

        - А он согласится?

        - Думаю, да.  

        - Вдвоем вы все не вынесете.

        -  А зачем выносить?  Купим  снегоходы  с санями и на них вывезем.

        - Сколько они стоят? Я дам денег.

        - Не нужно, у меня пока  есть.

        - Хорошо, тогда я беру на себя расходы по транспортировке.

        - Теперь о связи, - продолжил Огнев. - Звонить в офис я больше не буду. У тебя есть сотовый телефон?

        - Да, имеется, здесь его номер. Мартыненко достал из бумажника ламинированную визитку  и протянул   Огневу.

        -  Хорошо, - произнес  тот и спрятал ее в карман.

        На этом разговор закончился и, распрощавшись с приятелем,  вечером Огнев  убыл обратно.

        Вернувшись в Ростов, он заехал на уже знакомый  Центральный рынок, приобрел там  недорогой сотовый телефон,  различных гостинцев для Дим Димыча  и отправился на Седова.

        Старик встретил его  радостно, угостил домашней  куриной лапшой  и выставил на стол  запотевший кувшин вина.

        - Ну   как, повидал дружка?  - поинтересовался он, когда Огнев опустошил тарелку и попросил добавки.

        - Повидал.

        - Ну и ладно. Хорошо, когда есть друзья, а вот мои почитай все померли. Остались одни воспоминания. Чаще всех вспоминаю Саньку, с которым   бежал из плена. Душевный парень был, из Ленинграда.  Снится порой по ночам. Сколько лет прошло, а веришь, снится.

        - Верю, - кивнул головой Огнев и задумался. Потом поднял глаза на  сидящего напротив старика.

        - Уеду я на днях, Дим Димыч. Подамся в Заполярье. За золотым руном.

        - Я в этом и не сомневался. Золото всегда к себе тянет. Покайлил я его в Магадане. А может до весны побудешь?  В тундре зимой не выжить.

        - Нет, поеду сейчас. Огнев встал, сходил к себе в комнату и вернулся со слитком в руках.

        - Это вам. Я оттуда взял два. Один продал.

        - Куда он мне?  - отодвинул слиток рукой Дим Димыч. 

        - Пригодится. Сашка вернется, откроете автосервис. А пока спрячьте.

        Через несколько дней, облаченный в меховую куртку, зимний камуфляж и  со спортивной сумкой в руках, Огнев покинул гостеприимный Ростов. На вокзал  его отвез  Дим Димыч на своей «шестерке».

        - Ну что ж, Юрий, - произнес старик, обняв его на прощание. - Удачи тебе.       Корешку моему, Саньке, привет передай. Пусть ждет. А будешь в наших краях, заезжай. Встречу как  родного.

        Добравшись автобусом до столицы, Огнев  взял плацкартный билет на скорый поезд Москва - Мурманск. До его отправления оставалось пару часов, и он решил позвонить Мартыненко на сотовый.

        Тот сразу же ответил и, узнав,  что приятель на вокзале, заявил, что он сейчас подъедет, есть новости.

        Они встретились у справочного бюро, и зашли в  небольшое полупустое кафе, расположенное  в здании вокзала. Там, за чашкой кофе, Виталий сообщил, что у него уже есть наметки по поводу вероятного покупателя. Это крупная московская компания, занимающаяся железнодорожными перевозками различных грузов.

        - При чем здесь перевозки? Ведь нас интересуют банки, - не понял Огнев.

        - В том-то и дело, что у них имеется свой банк. Через него они отмывают деньги и оптимизируют  налоги. А грузы эти ребята гоняют по всей России и ближнему зарубежью.  Соображаешь?

        - Ты предлагаешь их использовать  в качестве покупателя и перевозчика?

        - А почему нет? Тем более что у этой фирмы контрагенты в Никеле и Апатитах,  и составы  следуют через Петрозаводск.

        - Да, информация интересная. Откуда она у тебя?

        - Обижаешь, начальник, - рассмеялся Виталий. - Я с ними сотрудничаю уже второй год. Оказываю услуги по охране офиса и сопровождению некоторых грузов. Так что,   работать в этом направлении?

        - Работай. А почему сразу не сказал?

        -  Требовалось кое-что уточнить, спешка сам знаешь, когда нужна. Ну, что,   по пять капель за успех нашего безнадежного дела?  Мартыненко достал из кармана   миниатюрную, оправленную в кожу флягу и щелкнул по ней пальцем.

        -  Если за успех, то давай.

        Они выпили, посмотрели друг на друга и рассмеялись.

        - Чего ты?  - спросил Мартыненко.

        - Да снова вспомнил этот чертов «Арагви».

        - И я.

        Затем объявили посадку,  и приятели вышли на перрон.

        - А это тебе в дорогу, что б не замерз, - подмигнул  Виталий и сунул Огневу  привезенный с собой объемистый пакет.

        - Спасибо,- ответил тот и поднялся в вагон.

 

Глава 7. За золотым руном

        В Петрозаводск  поезд прибыл рано утром. Устало лязгнув сцепками  и задрожав вагонами, он встал  у заснеженного вокзала.   

        Захватив свой немудреный багаж, Огнев спустился на немноголюдную  обледенелую платформу и поднял воротник куртки -  на улице был крепкий мороз  и мела поземка.

        Еще в поезде он решил, что звонить, а тем более заезжать к Зее не будет. Не хотелось лишних расспросов. Поэтому он нанял частника и тот довез его до кордона. Вернее почти. Последние несколько километров  пришлось идти пешком -лесная дорога была заметена. 

        Наконец  за заснеженными  елями показался дом егеря. В его окнах уютно теплился свет, а из трубы в небо поднималась тонкая струйка дыма.

        Когда  взмокший Огнев, едва передвигая ноги, поднялся на крыльцо и, обметя голиком  ботинки, вошел в дом,  Лебедев  сидел за столом и лепил пельмени.

        - При виде гостя он встал, вытер руки полотенцем и шагнул к нему.

        - Здорово, путешественник. Ну, как, уладил свои дела в столице?

        - Уладил, - ответил Огнев,- пожимая протянутую ему руку.  - Можно у тебя на пару дней остановиться?

        - Отчего же нет?  Живи, места много,- улыбнулся хозяин. - И мне веселей, а то сижу сам, как бирюк.

        - А Зея разве не заезжает?

 - Были  с Димкой  с месяц назад. А сейчас сам видел, какая дорога. Ну, ты пока   отогревайся, а я стол накрою, будем обедать. 

        Через полчаса   хозяин  водрузил на стол  исходящие ароматным паром пельмени,  а к ним искрящиеся инеем  соленые грибы и капусту.

        - А это от меня, - произнес Огнев, и извлек из сумки матовую бутылку «Флагмана», полушарие сыра и  батон московского сервелата.

        Мужчины неспешно выпили, хрустко закусили  капустой и принялись за пельмени.

        - Как дела на кордоне? - поинтересовался  Огнев, когда хозяин подсыпал ему еще   и снова наполнил стаканы.

        - Хреново, - махнул рукой Виктор и выплеснул водку в рот. - Зарплату не получаем второй месяц, лесничество на грани банкротства. Ходят слухи, что его будут закрывать, а угодья продадут в частные руки.

        - М-да, - произнес Огнев, - дела. Ну, и что думаешь делать?

        - До весны подожду, а там будет видно. В крайнем случае,   попрошусь к новым хозяевам, авось возьмут.

        - А почему не к Зее?

        - Зея  фирму  мужа продала. С лесом возиться не женское дело, да и ребенок на руках. Теперь у нее только салон.

        - Слушай, Виктор, а что, если я тебе предложу поучаствовать в одном деле? Оно рискованное, но игра стоит свеч. Если  выгорит,  будешь обеспечен на всю жизнь.

        - Ты это серьезно?

        -  Вполне. Какие могут быть шутки? Тем более, в моем положении.

        - Ну что ж, готов тебя выслушать.

        - Мне нужен помощник, чтобы вывезти из тундры груз.  Сразу скажу, что это золото и его много, около двухсот килограмм. Я его нашел  в тундре, в сбитом немцами самолете.  Слиток, что  мы продали твоему приятелю,  как раз из той партии.

        - А как ты оказался в тундре?

        - Бежал из лагеря. Податься было некуда, ну  и остановился у Шмаковых.  Дальше ты знаешь.

        - Ну, ты Юра меня удивил, просто детектив какой-то, - озадачено почесал в затылке егерь. - Не знаю, что и сказать.

        - А ты не спеши, подумай, время есть. 

        - Да, чего-чего, а этого добра у меня навалом, - хмыкнул Виктор. - Давай еще по одной,  что - ли?  Чтоб легче думалось.

        - Давай, - и Огнев разлил по стаканам остатки водки.

        Когда они выпили, Виктор встал и принес из соседней комнаты географическую карту.

        - Можешь показать, где этот район?

        - Примерно   здесь, километрах в ста от Кандалакши, - ткнул пальцем  в карту Огнев. - Самолет  лежит в низине у большого озера. Встретившиеся мне саамы называли его Оленьим.

        - Да, путь   не близкий и о таком озере я не слышал.  Ну, да ладно, чем черт не шутит?  Я согласен. А как думаешь туда добираться?

        - Я предлагаю на снегоходах. Деньги на них у меня имеются. Купим снегоходы, необходимое снаряжение и двинем в тундру. Там найдем саамов или вепсов, и они выведут нас к озеру. В крайнем случае, укажут путь.

        -  Снегоходы можно и не покупать, у нас в лесничестве они есть - сказал Виктор. - Для начальства и состоятельных клиентов. Если что, я договорюсь с директором, за  деньги он себя напрокат  сдаст. А вот сани придется купить. Туда в них загрузим  снаряжение и горючее, а обратно груз.

        - Что ж, наша задача облегчается, - сказал Огнев, и приятели ударили по рукам.

        В течение следующей недели для похода в тундру было все готово: два отечественных «Бурана» и легкие  сани, двухместная палатка, несколько пластиковых канистр с бензином, а также другое, необходимое в пути снаряжение  и продукты.

        Как только установилась относительно спокойная погода (все эти дни валил снег и дул сильный ветер),  друзья отправились в путь.

        Впереди, как более опытный и не раз бывавший в тундре - егерь, c прицепленными к «Бурану» санями, а сзади Огнев.  Ревя  моторами и постепенно набирая скорость, машины взяли курс  на северо-запад, в сторону виднеющихся у самого горизонта тундр.

        В первые сутки  путешественники прошли около сотни километров и остановились на ночлег  в неглубоком распадке, густо поросшим ельником. Заглушив моторы, они  занялись обустройством лагеря.   

        Пока егерь устанавливал палатку, Огнев нарубил дров,   развел жаркий костер и повесил на металлический треножник  набитый снегом котелок. Через час, усевшись на спальные мешки и обмениваясь впечатлениями, они  с аппетитом уплетали  душистую гречневую кашу с тушенкой, запивая ее теплым чаем из термоса.

        На следующее утро, встав как только забрезжил рассвет, спутники наскоро позавтракали, прогрели моторы и, сверившись с картой, отправились дальше.

        По мере продвижения к цели,  полярный ландшафт ощутимо менялся:  заснеженная холмистая равнина  с причудливыми очертаниями  замерзших озер, поросшая лесами, постепенно сглаживалась и переходила в бескрайнюю, сливающуюся с небом пустыню. 

        Ближе к полудню, миновав заснеженную каменистую гряду, путешественники устроили бивак на плоскогорье. На этот раз, вскипятив на походном примусе чаю, они закусили вяленым мясом  с сухарями. Потом, дозаправив «Бураны» и оставив  у погасшего костра опустевшую пластиковую канистру, тронулись в путь.

        На третий день, к вечеру, путешественники подъехали к  обозначенному на карте небольшому селению саамов, расположенному у устья  впадающей в замерзшее озеро  реки.              

        У самого берега, впаянные в лед, виднелись несколько старых лодок,  а чуть дальше, в редколесье, стоял десяток невзрачных изб  и   установленных  на столбах  заветренных амбаров.

        На первый взгляд селение казалось покинутым, и только над   крышей одного из жилищ,  из трубы поднималась в небо прозрачная струйка дыма.

        Подрулив к  нему и заглушив двигатели, Огнев с Лебедевым открыли скрипучую дверь и вошли внутрь. В   разгороженном на две части помещении, с низким  закопченным потолком, у ярко пылающей  железной печки сидела на  вытертой шкуре худая старуха    и задумчиво  смотрела на огонь.

        -  Добрый вечер, бабушка! - поприветствовал ее  Виктор, -  нельзя ли у тебя  переночевать?

        -  Отчего же нельзя, ночуйте, - скрипуче ответила старуха и, подложив в топку  полено, с натугой распрямился.

        - Далеко кочуете?

        - Да вот, решили с приятелем отпуск в тундре провести. Поохотиться на куропаток  и порыбачить. Слыхали, в ваших краях есть озеро, где водится кумжа. Называется Оленьим, туда и направляемся.

        Старуха  неодобрительно покачала головой, что-то пробормотала и вышла  на улицу.

        - Чего это она?  - удивился Виктор.

        - Не знаю, но вроде не одобряет нашу поездку.

        Когда хозяйка вернулся, у нее  в руках  была  крупная мороженая рыба.

        - Обогревайтесь пока,  налима варить будем.

        К наваристой ухе, приготовленной  старухой, гости от себя добавили  батон колбасы, пару банок шпрот, мерзлый кирпич хлеба и бутылку    спирта.

 При виде его  старая саамка  оживилась и  достала кружки.

        Выпив  разведенного спирта, Мария, так звали хозяйку, сделалась словоохотливой и рассказала, что остальные жители селения  уже с год как покинули его, разъехавшись, кто куда.  А она остался.  

        - Здесь я родилась, здесь и помру, -  попыхивая короткой трубкой,  решительно заявила старуха. А на Оленье озеро   не ходите - это плохое место, однако.  В последнюю войну там пропал мой дядя. Поехал искать оленей и не вернулся. И раньше люди пропадали. Наши шаманы рассказывали, что  у озера есть капище, а под ним глубокие пещеры, в которых живут злые карлики - ульдры, пришедшие откуда-то с Севера. Они куют там железо и забирают к себе всех, кто появляется в тех местах. Иногда отпускают, но люди, кто у них побывал, навсегда лишаются рассудка.  Так, что лучше оставайтесь здесь. Рыбы  мы и тут наловим.

        - Послушай, Юра, а   ведь об этом,  не так давно,  по центральному телевидению была целая передача, - оживился Виктор.  - О Гиперборее,   древней загадочной цивилизации, якобы существовавшей на Кольской земле. Ее начали искать еще в двадцатых годах, причем ни кто-нибудь, а ОГПУ,  и с этой целью даже была организована научная экспедиция, обнаружившая много загадочных  артефактов и явлений. Отчет о результатах ее работы впоследствии  куда-то исчез.

        - Вот видишь, Мария, - обратился к старухе Огнев, - экспедиция в тех местах была и благополучно вернулась. Так, что спасибо за приглашение, но мы,  все-таки, поедем  на Оленье озеро. Вот только дорогу туда плохо знаем, может, укажешь ее?

        - Нет, с вами я не пойду, старая, и злых духов боюсь, однако. Но как туда дойти, растолкую. Вот смотри.

        Старуха взяла стоящий у печки посошок и  на земляном полу стала чертить  что-то вроде схемы.

        - Отсюда, - ткнула она в начальную точку, - пойдете к северу, пока не упретесь в гряду сопок.  Затем ее обойдете слева и увидите  низину. Пойдете по ней. Там и будет озеро.

        - И сколько туда пути?

        - На оленьей упряжке дня три, однако. А на ваших  санях  не знаю.

        Утром, распрощавшись с гостеприимной старухой и оставив ей  немного продуктов из своих запасов, друзья собрались и  отправились дальше. 

        Чем больше они углублялись в тундру, тем сильнее окружало их белое безмолвие.    

        Все кругом, казалось  погруженным в глубокий сон. Ни птицы, ни зверя, только бесконечная ледяная  пустыня с призрачными сполохами  северного сияния. 

        К гряде тянущихся с запада на восток заснеженных сопок,  они добрались  на следующий день, к вечеру. Здесь  случилась первая поломка.   У «Бурана» Огнева, на одном из подъемов лопнул трос сцепления. Пришлось разбить лагерь и заняться ремонтом.

        С поломкой провозились до глубокой ночи, при свете  аккумуляторного фонаря.  Закончив ремонт, разожгли примус,   сварили на нем пунш - смесь крепкого чая со спиртом и под него съели по банке тушенки. Потом влезли в палатку и, забравшись в спальные мешки, проспали до полудня.

        Разбудил их доносившийся откуда-то сверху, звук, похожий на стрекот  швейной машинки.  Когда Огнев с Лебедевым выбрались из палатки, они увидели исчезающий за дальней грядой вертолет.

        - Ты смотри, не так уж в тундре и пусто, - удивился  Виктор.  

        - Главное, что б это были не пограничники, - настороженно провожая взглядом машину, сказал Огнев.

        Через полчаса, взревев моторами, «Бураны» двинулись дальше. 

        Уходящая на северо-запад  обширная низина, открылась перед ними  на следующие сутки, за последней из гряды сопок. Она полого спускалась вниз и  исчезала в снежной бесконечности. В ее центральной части угадывались контуры замерзшего озера с причудливо изрезанными берегами. 

        - Кажется мы у цели! - закричал  Виктор и на малой скорости повел свой снегоход с санями  вниз.

        Да, это было именно то озеро, к которому они шли. Огнев узнал  его по  многочисленным небольшим заливам, по берегам которых чернели из-под снежного наста низкорослые деревья и кустарники, а также чуть видневшимся  в причудливом замете на склоне, останкам   самолета.  Неподалеку от них  спутники   остановили  снегоходы и, проваливаясь в снегу, подошли к   машине. 

        Там, сняв шапки, несколько минут постояли в молчании, затем одели их на головы и вернулись назад.

        - Нам нужно проехать вон к тому леску, - указал Огнев рукой на черневшие вдалеке корявые деревья. - Там, в промоине, я  спрятал золото.

        Въехав в  низкорослый полярный лес, они заглушили машины  и, наскоро обустроив лагерь,  приступили к поискам.  Промоину  с трудом обнаружили  через несколько часов, истыкав  снег двумя срубленными березками.

        Огнев раскопал ее извлеченной из саней  армейской саперной лопаткой, сдвинул в сторону слой  листьев и замерзшего глея под ними, и  передал Виктору  несколько скользких, холодно блеснувших слитков.

        Поскольку близилась ночь и начиналась метель, извлечение всего груза они отложили  на утро.  Забравшись в палатку, друзья  выпили спирта, перекусили  и  долго не могли уснуть, ворочаясь в спальных мешках.

        - Ты знаешь, Юра, - произнес Виктор, - в книгах пишут, что кладоискатели чуть ли не сходят с ума от радости, когда находят сокровища. А вот у меня, ее что-то нет. Да и ты, я смотрю, особых эмоций не проявляешь.

        - Это, наверное оттого, что мы бывшие военные. Эмоции у нашего брата на последнем месте, - ответил Огнев.

        - Да, наверное, так оно и есть. Послушай, а как мы продадим все это, ведь ты говоришь там двести слитков?

        - Уже меньше - сто девяносто восемь.

        - Пусть так, но все равно  очень много.

        - Когда вернемся на кордон, я созвонюсь с приятелем из Москвы - он будет заниматься  организацией доставки  туда груза   и реализацией его одному из столичных банков. Если все пройдет нормально, каждый из нас получит равную долю и распорядится ею по своему усмотрению.

        - То есть, мы получим деньги наличными?

        - Можно и так. Но я считаю, это неразумно и обязательно привлечет лишнее внимание. Лучше всего поместить их на счета в банке, нашем или зарубежном.

        - А это возможно? Я всю эту механику  представляю очень смутно.

        - Вполне. Сейчас, как ты знаешь, в России  для тех, у кого есть деньги, возможно все…

        Утром  они продолжили работу и вскоре все извлеченные слитки, упакованные в два  брезентовых мешка, покоились в санях.

        - Ну, что, аргонавт, двинемся в обратный путь?  -  толкнул  Огнев друга в плечо. Здесь нам делать больше нечего.

        - Это точно, - ответил Виктор и  в последний раз проверил крепления груза.

        Потом они запустили двигатели снегоходов, «Бураны» с ревом двинулись  вверх по склону  и, оставляя за собой глубокий санный след, направились к  белеющей вдали гряде сопок.

        Обратный путь был более долгим и трудным. Тяжело груженые сани  не позволяли двигаться быстро и  замедляли ход машин. К тому же начались январские метели, и маленький караван несколько раз сбивался с пути.

        На четвертый день, рано утром,  путешественники наконец добрались до селения саамов, где надеялись немного отдохнуть и обогреться.  По нетронутому снегу они подрулили к знакомой  избе, заглушили двигатели  и,  прихватив рюкзаки,  вошли внутрь.  Там было сумрачно и пусто.

        - Интересно,  куда подевалась старуха?  -  снимая шапку и  устало присаживаясь на нары, хриплым с мороза голосом  спросил Виктор.

        - Наверное, отлучилась куда-нибудь по делам,  -  ответил Огнев, заглянув в другую половину избы, где тоже никого не было. - Давай пока  затопим печку, а то здесь ненамного теплее, чем  на дворе.  Вон у бабки и дрова припасены.

        Через несколько минут в буржуйке  весело  затрещали сосновые поленья, и от нее потянуло живительным теплом.

        Выкурив по сигарете  и немного отогревшись, друзья сбросили куртки,  набили принесенным с улицы снегом  закопченный чайник и  поставили его на печку. Вскоре туда же были водружены и три  вскрытых банки  мясных консервов.

        - Сейчас  поужинаем, дернем спирту  и  спать, - мечтательно сказал  Виктор, кромсая ножом  лежащее на столе сало и мерзлый кирпич хлеба. - Слушай, Юр, а почему бы нам  не подарить один слиток Марии?  Жаль ее, хорошая старушка. Сдаст по частям в скупку, заживет как человек.

        - Я тоже об этом подумал, - согласился Огнев, снимая с печки вскипевший чайник  и засыпая туда заварку.  - Обязательно подарим.

        Не дождавшись Марии, приятели  выпили  разведенного  спирта, основательно закусили  и,   набив гудящую печку дровами, завалились на  нары.

        На следующее утро хозяйка   не появилась  и  гости забеспокоились. Несколько раз обойдя вокруг дома, они обнаружили едва различимую в снегу старую цепочку следов, ведших к озеру.

        - Наверное, старуха  отправилась на ночь на рыбалку, -  разглядывая их,  сказал егерь.  - Давай на снегоходе поищем ее. 

        Приятели  отцепили от саней один  из «Буранов» и, оседлав его, понеслись к озеру.

        Старую саамку  они нашли  у дальнего берега, рядом с замерзшей  лункой. Мария лежала на спине.  Ее сморщенное, цвета старой бронзы лицо было покрыто инеем, а открытые глаза  отрешенно смотрели в небо. Рядом  лежали  снасти и  два замерзших налима.

        - Видать  сердце прихватило, -  осторожно  сметая рукавицей с лица покойницы иней, - тихо произнес Виктор.

        - Да,  легко умерла старушка -  присел рядом с ним на корточки Огнев. - Мне бы так.

        Егерь ничего не ответил и, подняв легкое тело, друзья  понесли его к снегоходу.

        Еще через час,  разведя  на берегу  жаркий костер,  они принялись оттаивать землю и долбить  найденными в доме ломом и пешней, могилу.

        Когда саамка была предана земле и в свежий  холмик бурой земли вбит  небольшой, сооруженный из ствола молодой березки крест,  друзья сняли шапки, минуту помолчали, и, прихватив с собой инструменты, направились к избе.

        Там они помянули  старуху, немного отдохнули и стали собираться в дорогу. Но день, как говорят, не задался. Когда, проверив сани и поклажу, спутники стали прогревать двигатели снегоходов,  в  одном из них что-то   заскрежетало, и он остановился. Проверили. Оказалось, лопнул подшипник.

        - Все, отъездился, этот конь, мать бы его, - сплюнул  в снег егерь.

        - А запасного подшипника нет?  -  с надеждой взглянул на него Огнев.

        -  Нету, Юра, так что дальше поедем на одном.

        -  А разве он все потянет?

        - В том-то и дело, что нет.

        - Да, дела, - сокрушенно  вздохнул Огнев. - Ну что ж, тогда половину груза   оставим здесь  до лучших времен.

        - Придется, - согласился с ним Виктор. - А где его спрячем? В избе, думаю, не стоит. Селение хоть и заброшенное, но мало ли разных личностей по тундре шляется?

        - Резонно, - согласился Огнев. - Давай подумаем.

        Посоветовавшись, часть золота решили укрыть на обрывистом склоне противоположного берега, у которого нашли тело саамки.

        Доставив одни из саней к   обрыву, друзья  обнаружили  в его нижней части небольшую глубокую расщелину, куда спрятали  мешок с золотом и завалили его найденными на берегу камнями.

        - Отличное место и с ориентиром, - указал  егерь на  склонившуюся над обрывом  старую березу.

        Когда возвратились назад,  погода испортилась и разыгралась метель. Пришлось задержаться в селении еще на сутки.

 Натопив  печку и поужинав, Юрий и Виктор  слушали  последние новости по транзисторному приемнику, который захватили в дорогу. Они были обычными - политики грызлись между собой, в стране нарастали инфляция и разруха, в Россию с Кавказа пришел терроризм.

        - Что ты обо всем этом думаешь?  -  кивнул на приемник, сидящий у стола егерь.

        -  Ельцин со своей командой плохо кончит, - ответил  лежащий на нарах  Огнев.

        -  А страна?

        -  Не знаю. Спроси что-нибудь полегче. У нас, кстати, заканчиваются спички, нужно в избе поискать, может у старухи найдутся.

        Он встал, оглядел немудреную  хозяйскую утварь  и, заглянув под нары, извлек оттуда  небольшой  деревянный ящик с ременной ручкой.

        - Ты смотри, чемодан времен  царя Гороха, - хмыкнул  Юрий и открыл  изъеденную шашелем крышку.

        В ящике был  десяток   ружейных гильз, банка  пороха «Сокол»  и небольшая шкатулка из карельской березы, в которой обнаружились тонкая пачка советских купюр,  перетянутые резинкой    паспорт  и  военный билет, а также потемневшая  от времени медаль «За отвагу».

        - Вылко Мария Ивановна, 1915 года рождения, - открыв паспорт, прочел Огнев.  Затем он перелистал страницы военного билета, из которого следовало, что его хозяйка участница Великой Отечественной войны.

        - Вот так и мрут наши старики, - заиграл он желваками. - Всеми забытые и в нищете.  Что за страна такая, блядская? 

        - Не страна, правители, - жестко сказал Виктор. - А шкатулку прихватим с собой. Пусть у меня хранится. Как память.

        Всю ночь за окошком  выла и бесновалась метель, а под утро все успокоилось. Мороз спал, началась оттепель.

        Затащив сломанный снегоход и пустые сани  в стоящий неподалеку ветхий сарай, друзья  наскоро попили чаю и  отправились в путь. Оставшийся «буран», завывая двигателем,  с натугой тащил непомерный груз. 

        К заметенному снегом  кордону  они добрались только через неделю, смертельно усталые и с почерневшими от обморожений лицами. Из последних сил  перетащив золото  в схрон под домом, Юрий с Виктором затопили печь и  тут же   завалились спать.

        Проснулись почти через сутки. Натопили дом, баню, всласть попарились, и отметили свое возвращение. А затем  егерь  наведался в лесничество, вернул  снегоход  и расплатился за второй, якобы утонувший в болоте.

        На следующий день, утром, с трудом пробившись к дороге  на  завывающем «Уазе», они  съездили  за продуктами в город, откуда, по сотовому, Огнев позвонил в Москву, Мартыненко.  

        Тот сообщил, что  в следующее воскресенье, в полдень, он будет в  Петрозаводске с представителем компании,  и назвал   гостиницу, в которой  они остановятся.

        На встречу Огнев  с Виктором снова поехали вместе, прихватив с собой  один из слитков.

        В люксовом номере гостиницы «Северная»  их встретил  Виталий и  грузный,  преисполненный достоинства, человек.

        - Марк Ильич  Кац,    вице-президент банка, - представил его Мартыненко.

        После взаимного обмена приветствиями  и общих фраз, Кац сразу же перешел к делу и предложил гостям показать имеющийся у них  товар.

        Огнев открыл  кейс, извлек оттуда слиток и протянул  банкиру. Тот взял слиток в руки, внимательно его  осмотрел  и издал возглас удивления:

        - А это не золото Партии?!

        - Может быть, - сказал Огнев. - Но оно исчезло давно, еще в ту войну. Так что не беспокойтесь. Его никто не ищет.

        - И много у вас таких слитков?

        -  Девяносто четыре.  (Пять слитков приятели решили приберечь на всякий случай). 

        - М-да, - пробормотал Кац. - Целая партия. И вы желаете ее нам продать?

        - А почему бы нет? Насколько я понял, вас заинтересовало наше предложение.

        -  Конечно, иначе что б  я тут делал?  - развел руками банкир. - Но прежде одно «но». Я хотел бы  получить консультацию специалиста по поводу подлинности тех показателей, которые указаны на слитке. Вы разрешите мне ненадолго отлучиться?

        Огнев  с Виктором взглянули на Мартыненко. Тот  утвердительно кивнул головой. Когда, захватив слиток,  Кац покинул номер, Виталий сообщил приятелям, что по его сведениям компания очень заинтересована в этой сделке, почему с ним и прилетел  один из руководителей банка.

        - Но учтите, они постараются максимально сбить цену.

        - На сколько?

        - Думаю, процентов на тридцать от  реальной. 

        - И что, будем соглашаться?

        - Ни в коем разе. Для компании эта сделка, в обход закона, манна небесная. В стране сейчас полный бардак и «денежные мешки»  делают все возможное для увеличения своих активов. Будем  снижаться  до десяти процентов. В крайнем случае, до пятнадцати.  Вы  как, согласны?

        - Вполне.  

        Через полчаса Кац вернулся и, потирая руки сообщил, что все в порядке,   он намерен продолжить переговоры.

        Они длились   около часа, и в результате стороны пришли к соглашению: банк приобретает  всю партию золота за семьдесят пять процентов его рыночной стоимости, самостоятельно организует доставку груза в свое хранилище и открывает продавцам  валютные счета за рубежом.

        - Но для этого вам  следует приехать к нам, - предупредил Кац. - Выполнить, так сказать,  ряд необходимых формальностей. О дате визита   сообщит Виталий Петрович.

        - Непременно, заедем, -  ответил Огнев. - И последнее, господин Кац. Вы  дадите нам расписку в получении банком   всей партии слитков, якобы  для передачи их в Москве федеральному казначейству.

        - ?!

        - Да-да, и  причем на фирменном бланке    с   печатью вашего учреждения.

        - Для передачи  государственному казначейству? Но это невозможно, вы что, шутите?!

        - Нисколько, - пожал плечами Огнев. -  Золото, как и договорились,   получите вы.  Но эта расписка будет  для нас хоть какой-то гарантией.  А после выполнения банком своих обязательств, мы вам ее вернем.

        -  Так получается, что вы нам не доверяете?  -     остро взглянул Кац на Огнева.

        - Почему же, доверяем, но нам нужны гарантии.

        - Виталий Петрович, что за дела? Мы так не договаривались, - укоризненно сказал банкир   Мартыненко.

        - Полноте, Марк Ильич, - невозмутимо ответил тот, - просьба вполне резонная. Мы же с вами бизнесмены.  

        - Не знаю, не знаю, - забегал глазами Кац. - У меня нет таких полномочий.

        - Тогда свяжитесь с Артуром  Алиевичем, он, кстати, будет очень недоволен, если эта сделка сорвется.

        - Ну что ж, хорошо,- поколебавшись с минуту, согласился Кац. - Я так и сделаю.

        - Неплохой ход, - рассмеялся Мартыненко, когда Кац  вышел из номера. - Расписку они дадут. Жаль только, что мы не можем ее нотариально удостоверить.

        - Ничего, - улыбнулся Огнев. - Все-таки, хоть какой-то документ. Тем более что лишнего шума в этом деле финансистам не нужно.

        Банкир вернулся довольно быстро. 

        - Так и быть, мы дадим вам расписку, - сказал он. - Но только после получения груза. Когда он будет у нас? 

        - Сегодня ночью.

        - Принимается, - кивнул головой Кац. -  Груз следует доставить на железнодорожную станцию в полночь. Там я его приму, проверю  и выдам  нужный документ.

        Затем  Мартыненко растолковал приятелям, куда именно им следует подъехать, и Огнев с Виктором  отправились  на кордон.

        Передача золота состоялась  на одной из   платформ  запасного пути, где стоял  грузовой состав,  с прицепленным  к нему локомотивом. Слитки были погружены  в почтовый вагон, у которого прохаживались два молчаливых охранника с портативными рациями,  тщательно  осмотрены, пересчитаны  и заперты в сейф.        

        Здесь же,  на фирменном  бланке  с печатью,  была составлена   расписка. В ней значилось, что вице-президент  коммерческого  банка «Империал» Марк Ильич Кац,  принял  от граждан  Юрия Петровича Молоха и  Виктора Ивановича Лебедева  девяносто четыре золотых слитка Гохрана СССР (при этом были указаны их общий вес, дата изготовления и номер партии), предназначенные  для последующей передачи  федеральному казначейству России, с правом получения сторонами причитающегося им  вознаграждения.

        Внимательно прочтя бумагу, Огнев спрятал ее в карман, после чего, простившись с москвичами, приятели направились к машине.

        - Может быть, заедем к Зее?  - усаживаясь в кабину, спросил егерь.  - Она несколько раз спрашивала о тебе.   

        - Нет, - решительно сказал Юрий, - рано. Вот разберемся со всем  этим  делом, тогда и объявлюсь. А сейчас я кто? Лагерная пыль.

        - Ну, как знаешь, тебе видней - нахмурился Юрий и  повернул в замке ключ зажигания.

        Звонок из Москвы раздался через три дня, поздней ночью.

        - Виталька, ты?  -  хриплым  со сна голосом спросил Огнев.

        - Я, Юра, - донесся издалека   голос Мартыненко. - У нас проблемы. Жду тебя  в субботу в 14 часов в нашем сквере. Что на Хавской, помнишь такой?

        - Да, помню, - коротко ответил Огнев. - Что случилось?

        -  Эти суки нас хотят кинуть!  - выругался Мартыненко. - Так, что давай, приезжай,   пока не поздно.

        - Хорошо, -  ответил Огнев, - в субботу будем.  И  отключился.

        - Что-то случилось?  -  появился на пороге смежной комнаты  сонный  Виктор.

        - Неприятности.  Звонил Виталька, сообщил, что банкиры хотят нас кинуть. Нужно ехать разбираться.

        -  Вот  гады, -  сокрушенно вздохнул егерь. - Все им мало. Когда выезжаем?

        -  В субботу во второй половине дня,  нам нужно быть в Москве.

        - Ясно. Значит утром я отправляюсь за билетами.

        -  И захвати один слиток, толкни своим кавказцам. Нам понадобятся деньги.

        -  Понял, сделаю, -  присел егерь к столу и потянулся за сигаретами.

 

Глава 8. В Первопрестольной

        Мартовским утром, под звон капели,  поездом Мурманск - Москва, друзья прибыли в столицу и остановились  на сутки в  привокзальной гостинице. 

        Перекусив в номере купленными в буфете продуктами, они помылись в душе, немного посмотрели телевизор и     отправились  в  универмаг «Московский».   Там, в специализированном отделе,  купили   сотовый телефон для Виктора и снова вернулись в номер.   В полдень   пообедали в гостиничном ресторане  и отправились на встречу с Мартыненко.

        Сквер, о котором упоминал  Виталий, а точнее  десяток старых лип, со скамейками под ними, располагался  неподалеку от  ведомственного общежития, где в свое время  они жил с Огневым. 

        -  Значимое место, - сказал тот, когда  они с Виктором уселись на одну из скамеек. Во время учебы в «вышке»,  мы здесь часто выпивали по вечерам, в дни стипендий. 

        - Да, хорошие были времена, -  разглядывая высоченные липы, - вздохнул егерь. - И где теперь все это? 

        -  Ничего,  капитан, будет еще и на нашей улице праздник, - тепло положил ему руку на плечо Огнев. - А вот и Виталька, - кивнул он в сторону  расположенного неподалеку дома, откуда по дорожке к ним шел Мартыненко

        - Привет, старатели, -  пожал  Виталий руки друзьям. - Ну, как, добрались нормально?

        - Вполне, - ответил Огнев.

        - Тогда давайте ко мне в машину, она здесь, за углом, поедем в одно тихое место и там  пошепчемся.

        «Тихое место» оказалось  двухкомнатной квартирой,  в старом доме на Сивцевом Вражке, оборудованной  металлической дверью с кодовым замком.

        - Это моя «нора», приобрел по случаю, - сказал Мартыненко. - О ней никто не знает, даже жена. Так, что располагайтесь.

        Все разделись и прошли в небольшую гостиную.

        - А теперь к делу, -  кивнул гостям Виталий  на  черный кожаный диван и уселся напротив.

        - Когда вы уехали, и  поезд  тронулся, Марк предложил  обмыть сделку. Мы   перешли в служебное купе,  там прилично выпили,  и он уснул.  Ну и я, на всякий случай, «зарядил» его жучком. Чтоб быть в курсе  всех событий.  Мало ли чего? И не ошибся. Вот послушайте. Мартыненко достал их кармана  миниатюрный диктофон и нажал кнопку.

        « …  а не много ли будет этим лохам  семьдесят пять процентов?  -    сказал с южным акцентом чей-то голос. - Думаю, хватит и тридцати. Тем более  что  парни с периферии. Как ты считаешь, Марк ?

        - Я тоже об этом подумал, Артур Алиевич  и полностью с вами согласен, - подобострастно  ответил  второй  голос. - Но как быть с Мартыненко? Он с ними в доле.

        - Плевать. От услуг его  «Легиона» мы откажемся  и предупредим, что б не болтал.   Иначе лишится лицензии, а то и головы

        - Но если они  не согласятся на двадцать процентов?

        -  Согласятся, куда им деваться? - рассмеялся голос.

        -  А как быть с распиской, которую я дал?

        - Без нотариуса она недействительна.

        - Это так,  но  вдруг они обратятся в органы?

        - Сомневаюсь. Кроме того, слава Аллаху, у нас там имеются  свои люди. Так что передай Мартыненко,  пусть вызывает своих  алладинов где - нибудь на среду. После обеда у меня будет небольшое «окно». Пострижем этих баранов, ха-ха-ха!..»

        - Дальше неинтересно, - остановил запись Виталий.-  Вот такие дела. Что скажете?

        - Да, - задумчиво произнес Огнев. - У банкиров началась золотая лихорадка. Но ничего, как говорят «предупрежден, значит вооружен». Ты, Петрович как,  не будешь назад  отрабатывать?

        - Обижаешь, Юра, -  усмехнулся  Мартыненко, - ты ж меня знаешь. Тем более  что  я вас вроде бы, как подставил.

        - Ладно, проехали.  А ты, Виктор?  - взглянул  Огнев на егеря.

        - Как вы, так и я. Пойду до конца, мне терять нечего.

        - В таком случае, предлагаю следующий план действий,  - сказал Огнев. - Я его обдумал еще в поезде…

        В среду после обеда, на «джипе» Мартыненко, друзья отправились  из квартиры на Сивцевом Вражке, в которой он их поселил, в сторону Фрунзенской набережной,  где находился банк.

        -  Главное,  придерживаемся   разработанного сценария, пусть считают нас полными идиотами,  - сказал спутникам Огнев, когда  припарковавшись    на служебной стоянке, они вышли из машины.

        За  массивной, дверью банка,  в стильном  холле у турникета,  гостей  встретили  два спортивного вида охранника   в  униформе «Легиона», которые, поприветствовав хозяина, беспрепятственно пропустили их  внутрь.

        - Видные, однако, у тебя ребята, - сказал Огнев Мартыненко, когда, все  вошли в лифт, и он  стал плавно подниматься вверх.

        -  Разные есть, - подмигнул ему Виталий  и нажал в кармане кнопку диктофона.

        Еще через пару секунд раздался мелодичный звук, дверь лифта бесшумно  открылась и все оказались в просторном, оформленном в европейском стиле холле, где прохаживался еще один охранник с портативной рацией в руках.

        - Привет, Борис, - сказал Мартыненко. - Хозяин на месте?

        - Да, Виталий Петрович, только что приехал с обеда с Кацем.

        После этого, бесшумно ступая по мягкому ковру, посетители  направились к высокой  полированной двери, с латунной табличкой  «Приемная».

        За ней оказалась роскошная комната с дорогой   кожаной мебелью  и сидящей за офисным столом миловидной юной секретаршей, неспешно просматривающей  модный  глянцевый журнал.

        -  Здравствуй, Оленька, -  пропел с порога Мартыненко. - А ты все хорошеешь.

        - О! Вы как всегда преувеличиваете, Виталий Петрович, -  жеманно ответила девица, откладывая   журнал в сторону.

        - Артур Алиевич у себя?

        - Да. У него Кац.

        - Доложи,  пожалуйста, о нас.

        - Хорошо, - сказала секретарша и,  встав из-за стола, исчезла за  светлого дерева дверью с табличкой «Президент банка».  Через пару секунд она вернулась и пригласила гостей войти.

        В просторном, с высоким лепным  потолком и хрустальными люстрами кабинете, за находящимся в его дальнем конце массивным столом красного дерева, в мягком кресле с  золоченой резной спинкой,  вальяжно развалился  средних лет  бритоголовый человек  кавказской наружности, в  дорогом мятом костюме от Версаче.  Сбоку от него, за   длинным приставным столом,  расположился  Марк Ильич Кац, внимательно просматривающий какие-то бумаги.

        - Вах! Виталий, дорогой, наконец-то! - воскликнул бритоголовый  и сделал радушный  жест, приглашая гостей  пройти. 

        Обменявшись с ним и Кацем приветствиями,   Мартыненко  с друзьми присел к приставному столу напротив Каца и представил их  президенту банка.

        - Достойные, очень достойные люди, - хмыкнул тот, скользнув взглядом по Огневу с егерем. 

        -  Еще бы! - рассмеялся Огнев. - Подарить такие деньги государству! Кстати, а где   представитель казначейства?  - обратился он к Кацу.

        - Какого еще казначейства? -  округлил тот глаза.

        - Того самого, которому с вашей помощью мы должны передать клад. Вы что, забыли о расписке? - в свою очередь сделал   удивленное лицо Огнев.

        - Виталий Петрович, что за дела?  -  уставился на Мартыненко бритоголовый. -  Ваши приятели никак решили поиграть с нами?

        - Нисколько, Артур Алиевич, -  спокойно ответил тот. - Все, как договаривались с     господином Кацем в Петрозаводске.  Мы через ваш банк сдаем государству найденный клад и  получаем свое законное вознаграждение. Ну а  вы маржу за его доставку и хранение.  Кстати, я не понимаю вашего недовольства. Ведь  Марк Ильич  звонил вам по этому поводу и получил «добро».

        -Я не помню такого звонка, - оскалился бритоголовый. - А теперь  все   пошли вон!

        -  Как это вон?  - привстал со своего места егерь. - А наш клад?

        -  Он вам приснился. Я сказал, убирайтесь!

        - Ну, что ж, - отодвинул стул Огнев. - В таком случае мы обратимся   в  прокуратуру, а если понадобится, то и в прессу. Вы хотите присвоить себе то, что принадлежит государству.

        Вместо ответа  банкир нажал под столом кнопку, и через минуту в кабинете  появились два охранника.

        - Проводите всех этих господ вниз, - кивнул он  на посетителей.

        Когда дверь за вышедшим последним Мартыненко закрылась, бритоголовый   достал из кармана пиджака золотой портсигар с монограммой  и закурил коричневую сигареллу.

        - Эти свиньи блефуют, желая поднять цену, -  сказал он, играя зажигалкой в волосатой руке. - Никуда они не пойдут. Так что через пару дней пригласи их еще раз…

        Выйдя из банка,  Мартыненко с приятелями уселись в «джип» и отправились в   офис «Легиона». Там, уединившись в кабинете, они внимательно прослушали  сделанную во время беседы запись. 

        - Ну, как?  -  сказал Огнев, - убедительно?

        -  Вполне, - хмыкнул Виталий. - Это для  акул бизнеса будет  полной неожиданностью. 

        - А захотят ли  они снова встретиться с нами?  - выразил сомнение егерь.

        - Еще как, - улыбнулся Мартыненко. - Любой банк  очень дорожит своей репутацией и Артуру  ни к чему лишние разговоры. Это потеря серьезных клиентов. Я уверен, что через день - два Кац пригласит нас для дальнейших переговоров.

        Так оно и вышло.

        Очередная встреча, в том же составе, состоялась  в  «Империале»  через два дня.

 На ней  бритоголовый заявил, что они с Кацем  готовы выплатить второй стороне тридцать процентов  от рыночной стоимости золота. 

        -  Соглашайтесь, -  вкрадчиво произнес он. - Это очень  приличная сумма. А ваша затея с распиской - пустое.  Она бездоказательна.

        - Не скажите, уважаемый, не скажите - любезно ответил  Огнев  и, достав из кармана  диктофон, воспроизвел запись состоявшегося накануне разговора.

        - Вот вам и доказательство, - бросил он опешившим финансистам. - Вместе с распиской этого будет  вполне достаточно, чтобы  вами заинтересовалась Генеральная прокуратура, а еще больше  столичная пресса. Ведь здесь пахнет деньгами партии! Представляете, какая разразится шумиха?!

        На несколько минут в кабинете  воцарила мертвая тишина.

        - Подлецы, какие же вы подлецы  - придя в себя, прошипел  бритоголовый и дрожащей рукою потянулся  к  стоящей рядом бутылке с «Боржоми».  Бледный Кац тут же вскочил и быстро  наполнил  высокий  бокал, который президент  жадно выхлебал.

        - Хорошо. Будет вам семьдесят пять, - с  шумом выдохнул он. - А расписку и  аудиозапись  передадите нам.

        - Нет вопросов, - пожал плечами Огнев. - Но советую вам больше не делать  никаких опрометчивых шагов. Это обойдется «Империалу» еще дороже. Надеюсь, вы меня поняли?

        -  Вполне, - с ненавистью взглянул на него президент.

        -  И последнее. Деньги  мы желаем получить наличными. В сотенных купюрах. Место и время  оговорим позже.

        - А почему вы не желаете оформить  загрансчета?  - осторожно поинтересовался Кац.

        -  У нас изменились обстоятельства, - ответил Огнев.

        После этого стороны распрощались, и гости покинули банк.

        - Как жаль, такой куш  упустили, - поцокал языком Кац,  наблюдая в окно как «джип»  Мартыненко выруливает со стоянки.

        - А кто тебе это сказал?  -  злобно  проворчал президент. - Найди мне Ахмета и пригласи сюда.

        При упоминании этого имени, Кац съежился  и согласно кивнув, быстро вышел из кабинета.

        Ахмет Идигов, или как его звали свои - «Ахмет СС», в прошлом офицер милиции, в чеченскую войну служил в личной охране Дудаева, а затем  обосновался в Москве, откуда,  по мере сил, помогал своим собратьям по оружию. Помимо прочего, он не гнушался  выполнять хорошо оплачиваемые поручения бизнесменов  по устранению конкурентов и выбиванию долгов. Оказывал соответствующие услуги  Идигов  и банку «Империал», президент которого - Артур Алиевич Сокуров, был его близким другом.

        В полдень, на своем «Лексусе», Ахмет  подъехал к банку и неспешно  проследовал  внутрь.

        В кабинете  Сокурова он был встречен с распростертыми объятиями  и  препровожден  в комнату отдыха.

        - У тебя проблемы Артур?  - усаживаясь в кресло и принимая из рук хозяина бокал с «хенесси», поинтересовался двухметровый громила.

        - Есть немного, брат, - ответил тот, и они выпили.

        - Нужно кого-то валить?  - бросил в рот  золотистый кружок лимона гость.

        - Троих, - показал на пальцах  утирающий губы салфеткой банкир.

        - И кто же они?  - каменно двигая челюстями,  поинтересовался Ахмет. 

        - Одного ты знаешь. Это  хозяин «Легиона». А еще двое с ним, так, залетная шушера.

        - Твоя цена?

        -  Двадцать кусков «зеленых» за всех.

        - Э, нет. Не пойдет, - оскалил белые зубы Ахмет. - Я хочу тридцать. Надо же что-то и вайнахам в горы отправить? 

        - Ну, хорошо,  пусть будет тридцать, -  поморщился банкир, и они ударили по рукам.

        - А теперь расскажи, где валить этих баранов, - прогудел  бандит, извлекая из лежащей на столе пачки «Мальборо» сигарету.

        - Пока не знаю, -  пожал плечами  Сокуров. - Они назначат   встречу, и на нее поедет  Кац с деньгами.  Скорее всего, это будет где-нибудь за городом. Там  от них и нужно будет избавиться. А как - это дело твое.

        - Уши привозить? -  выпустил колечко дыма Ахмет.

        - Какие еще уши?  - не понял  банкир.

        - А  этих баранов, что замочим!  - гортанно рассмеялся  чеченец.

        - Ну и шутки у тебя, брат, - опасливо взглянул на  него Сокуров… 

        Вернувшись в офис «Легиона», приятели занялись обсуждением  деталей операции  по получению денег.

        Для начала, воспользовавшись картой Московской области, Огнев с Мартыненко  определили место, где это должно было состояться.  Оно располагалось  неподалеку от Горьковского шоссе, в районе Балашихи.

        - Здесь лес и небольшое озеро, - взглянув на егеря, - объяснил Мартыненко. - А за ними  несколько  дачных  кооперативов. У меня в одном живет приятель. Я его предупрежу, и после получения денег мы заедем к нему, а утром вернемся в Москву. Так будет безопаснее.

        - Ты думаешь, банкиры могут преподнести нам  очередной сюрприз?  - поинтересовался Лебедев.

        - Не исключено, -  ответил   Мартыненко. - Очень уж им не хочется  расставаться с такой суммой.  И на встречу нужно обязательно прихватить  оружие, - взглянул он на Огнева.

        - Да, оно бы нам здорово пригодилось, - согласился тот. - Найдешь?

        - Уже есть, -  рассмеялся Мартыненко.- Три «макарова»  и «фенька».  Пойдет?

        - А «фенька» зачем?

        - На всякий случай, мало ли чего.

        Следующим утром  Мартыненко  съездил в «Империал» и договорился   с Кацем  о встрече. Тот сказал, что приедет на  «лексусе», со всей суммой   и тремя  своими людьми.

        - И смотри, Марек,  чтоб без шуток, - предупредил  его Виталий.

        - Не беспокойся, все будет нормально, - забегал глазами Кац…

        К лесному озеру  приятели  подъехали за час до назначенного времени  и вышли из машины.  Над окрестностями опускались сумерки, в прохладном воздухе  чувствовался запах хвои и  талой воды..

        - Здесь  и будем ждать наших  «тельцов» - сказал Мартыненко,  осмотревшись вокруг. - А вон там, - показал он рукой  на  темневшие неподалеку сосны - дорога  к ближайшей деревне и кооперативу. Разбитая, правда, но  проехать  вполне можно.

        - И далеко до этого кооператива?  -  поинтересовался  Лебедев.

        - Нет, всего каких-то пару километров, и оттуда есть  второй выезд на трассу,-  ответил Мартыненко. - А Ильич, наверное, сейчас баньку топит, - мечтательно протянул он. -Приедем, всласть попаримся, выпьем  водочки и спать! Ты, кстати, Юра не помнишь Ивана Ильича?     

        - Майора  Окорокова?  -  оживился Огнев. - Конечно же, помню. Он у нас самбо и стрельбу  вел. Так старик жив?

        - А чего ему сделается?  Скрипит помаленьку. Иногда на рыбалку вместе ездим.

        - Да, сколько лет прошло, интересно будет  повидаться.

        Между тем  сумерки сгустились, с низкого свинцового неба посыпался мелкий снег, и приятели вернулись в машину.  

        Виталий включил  магнитолу, и в салоне  зазвучала тихая мелодия оркестра Поля Мориа.

        - Красивая вещь, - «Мост над тихими водами» называется, - задумчиво сказал Виктор.

        - Да, красивая, - эхом отозвался Огнев.

        - Так, парни, внимание, кажется, едут, -  пробормотал  Виталий  и  выключил музыку.

        Все трое проверили оружие  и  вперили взгляды в лобовое стекло

        Действительно,  в  туманной дали, со стороны  шоссе, блеснул яркий свет,   и через несколько минут, в километре от озера показался автомобиль.

        - Это они, -  сказал Мартыненко и дважды мигнул фарами. - Расписку  и кассету я пока в бардачок суну,  на всякий случай. Так спокойней будет.

        Черный «лексус»   остановился метрах  в десяти от «джипа»  и из него вылез Кац  в сопровождении нескольких  парней, двое  из которых держали в руках  кейсы.

        - Выходим, - потянулся к рукоятке двери  Огнев.

        Друзья вышли из автомобиля  и  сделали несколько шагов вперед.

        - Привез, Марк Ильич? -  бросил Кацу  Мартыненко, держа руки в карманах.

        - Как договорились, - пробурчал  тот, -  иди, смотри.  

        По его знаку двое парней  положили кейсы на капот «лексуса» и отошли чуть в сторону, а третий, огромного  роста, остался стоять рядом с  банкиром.

        Как только Мартыненко   подошел к  машине и  склонился над одним из кейсов, тот  что-то гортанно  крикнул, и  в его руке  блеснул пистолет.

        В то же мгновение с криком, - ребята, уходим, это  подстава! -  Виктор всадил в грудь здоровяку две пули.

        Последнее, что успел заметить Огнев, вырывая из-за пояса «макарова», - это вспышки автоматных очередей, понесшихся в их сторону от «лексуса» и падающего на спину Виталия,  метнувшего   в  автомобиль гранату.

        В следующее мгновение  раздался оглушительный  взрыв,  и  он  провалился в темноту…

        - А ну-ка, притормози, Мишаня - буркнул напарнику,  сидящий в кабине         патрульного   «УАЗа»,  пожилой старшина.    Автомобиль замедлил ход,  и,  съехав на обочину  пустынного шоссе, остановился.

        - Вроде палят?  -   открыв дверцу машины и  прислушавшись, - сказал старшина.

        Через минуту,  в той стороне, откуда доносились негромкие хлопки,  блеснула вспышка,  и глухо ухнул взрыв.

        - Не иначе разборка, твою мать, - выругался старшина и  передернул затвор лежащего на коленях автомата. - Включи мигалку и вызывай опергруппу

        - А может  сами  подъедем?  это у озера, -  щелкнул тумблером на панели сержант.

        - На прошлой неделе  экипаж  Мальцева вот так подъехал. Где теперь они? Я тебе сказал, вызывай!

        - Первый, первый, я шестой!  -  монотонно забубнил в рацию сержант. - Прошу связи!

        Когда  прибывшая через час  оперативная группа в сопровождении  «УАЗа»  подъехала к озеру,  там догорал   покореженный «лексус»  и валялись несколько тел.

        - М-да,  порезвились  «братки», - хмуро констатировал старший и приказал осмотреть место происшествия.

        - Четыре  «жмурика»  и еще вроде живой, - доложил  немного спустя один из оперативников. - А  в   сторону  леса   ведут следы  машины.  Судя по протекторам - «джип».

        - Что за лесом? 

        - Грунтовая дорога, товарищ майор. Очень разбитая. 

        -  Слепая?

        -  Нет. Километров через десять  выходит на шоссе.

        - Свяжись с дежурным, пусть объявит « план-перехват»  и вызови скорую.

        В девять утра, в  кабинете начальника райотдела, майор  докладывал о  ночном происшествии  своему шефу.

        -  Судя по всему, это  очередная бандитская  разборка, Валерий Павлович.  Двое из убитых кавказцы. А еще двое и   раненый, скорее всего, русские.

        - Личности установили?  -  недовольно  прогудел  толстый полковник. 

        - Устанавливаем. К сожалению, документы оказались только у двоих. Это некто Ахмет Идигов, чеченец по национальности   и  директор  московской охранной фирмы   Виталий Мартыненко.

        - Раненого допросили?

        - Пока нет, - вздохнул майор. -  Он  без сознания и  находится в больнице. 

        - Обеспечь  его охрану. Что еще?

        - Пока все, Валерий Павлович. Работаем, - закрыл тонкую папку майор.

        - Это  преступление нужно раскрыть, - жестко взглянул  на него полковник. - А то начальство с меня голову снимет. Свободен. Иди, работай…

        Огнев пришел в себя к вечеру. Он с трудом открыл глаза и  непонимающе уставился в  высокий потолок.  В голове шумело, к горлу подкатывала тошнота. 

        - Где я?  - увидев над собой  чье-то расплывчатое лицо, прошептал он спекшимися губами.

        - В больнице, - ответил   далекий  женский голос, после чего он почувствовал  влажную прохладу в предплечье руки и  едва ощутимый  укол. 

        - Вот и отлично, -  сказала,  вынимая  разовый шприц  медсестра. - Сейчас вам станет лучше.  

        Затем она напоила Огнева чем-то кислым,  вышла из палаты,  и вскоре туда вошел  бывший на месте происшествия майор, в накинутом на плече  белом халате.   

        Скептически оглядев  лежащего,  он присел на стоящий рядом стул  и  наклонился  к  нему.

        - А ты, однако,  везучий.  Вся братва  всмятку, а  у тебя  лишь контузия.  Давай, рассказывай, что там у вас  случилось?

        - Я не помню, - прошелестел губами больной и закрыл глаза.

        - А как тебя зовут?

 В ответ тишина.

        - Ну, что ж, подождем до утра, - хмыкнул майор. - Акимов!  

        Дверь палаты отворилась, и на пороге возник  хмурый сержант.

        -  Значит так,- сказал майор. - Принимай пост.  Береги этого пикимона, как зеницу ока. Утром сменю.

        - Александр Степаныч, но я ж  только с маршрута, может найдете кого другого? - просительно воззрился сержант на начальника.

        -  Не стони, получишь отгул, - отмахнулся тот  и вышел из  помещения.

        -  Хрен у вас чего получишь, - буркнул сержант, когда за майором закрылась дверь,  и   уселся на стоящую у окна кушетку.

        Все это время Огнев внимательно наблюдал за ними  сквозь неплотно прикрытые веки.

        Посидев несколько минут, сержант встал, снял   куртку и повесил ее на стоящую в углу стойку вешалки. Затем, сдвинув кобуру с пистолетом с бедра на живот, взглянул на безжизненное тело и проверил  шпингалеты  двух ветхих окон. 

        Убедившись, что все в порядке, он извлек из кармана куртки небольшой  сверток с бутербродами, снова уселся на кушетку  и  стал неспешно жевать.

        Через час в палату  вошла  та же сестра,    сделала  неподвижно лежащему Огневу второй укол  и, погасив верхний свет, включила ночник.

        - Послушай, фея, - обратился к ней сержант. - А  эта комната запирается?

        - Да, -  сказала  девушка.

        - Тогда принеси мне ключ.

        -  Зачем? - удивленно вскинула она брови.

        - А вдруг мне понадобится  выйти покурить или в туалет? Не могу ж я ее оставить открытой.

        - Хорошо, сейчас принесу, - согласилась сестра.

        Получив ключ, сержант  без интереса полистал  забытый кем-то на подоконнике   журнал «Здоровье», а потом  запер дверь и, подложив под голову куртку, с наслаждением растянулся на кушетке. Через десять минут в палате раздался тихий, с присвистом  храп.

        Выждав еще несколько минут и убедившись, что его страж уснул, Огнев открыл  глаза и  осмотрелся по сторонам. Головокружение и слабость, после уколов  исчезли, и чувствовал  он себя  вполне сносно.

        Спустив босые ноги на  пол, он осторожно встал  и, прихватив подушку,  скользнул к кушетке. Через минуту под ним забилось, а затем обмякло, воняющее потом  тело.

        Затолкав в рот  потерявшему сознания сержанту скрученный из полотенца кляп,  Огнев быстро раздел  его и облачился в милицейскую форму. Потом связал  незадачливого стража  извлеченным из медицинского шкафа резиновым  жгутом и, прихватив с кушетки  его куртку с шапкой, метнулся к окну.

        Еще через час, остановив  на  недалекой трассе  иногороднюю фуру с грузом, он  был в Москве.  Там Огнев  воспользовался услугами  ночного «бомбилы»  и вскоре сошел на Арбате.  В квартиру на  Сивцевом Вражке  он попал без труда, поскольку отлично помнил комбинацию цифр кодового замка.

        А попасть в нее Огневу нужно было обязательно. Там находились его и  Орлова паспорта, а также деньги,  без которых скрыться было  достаточно проблематично.

        В квартире он  быстро переоделся, сунул милицейскую форму в спортивную сумку  и, забрав все необходимое, вышел  из дома.

 

 Глава 9. Повторение пройденного

        Когда над столицей забрезжил рассвет, беглец  сидел  в   набитом «челноками»  автобусе с табличкой «Ростов» на лобовом стекле, который вырулил  со стоянки на Черкизовском рынке.

        Он смертельно устал  и вымотался - слишком уж неожиданными и трагичными были события последних дней. Огнев  в очередной раз потерял близких  ему людей  и  не мог себе простить этого. Никаких дальнейших планов у Юрия не было. Ему хотелось только одного -  укрыться где-нибудь в надежном месте  и забыть обо всем на свете.

        На выезде из Москвы  автобус остановил наряд милиции,  и мордастый старшина проверил у всех  пассажиров  документы.

        - Чего это они?   - удивилась  сидящая рядом  с Огневым тетка. - Раньше здесь никогда не проверяли.

        - Наверное, ищут кого - то,  пожав плечами,  безразлично ответил он.

        А в Ростове была настоящая весна.   Пригревало солнце, с крыш капала звонкая капель,  на деревьях набухали почки.

        Неподалеку от стоянки автобусов, в небольшом магазинчике,  Юрий  купил пару бутылок  коньяка  и,  остановив такси,   назвал адрес  Дим Димыча.

        За время его отсутствие на  Седова ничего не изменилось.  Так же молчаливо глядели на белый свет окна  домов,  по обочинам  журчали ручьи талого снега, во дворах изредка взлаивали собаки.

        Расплатившись с таксистом и вскинув на плечо сумку, Огнев  направился к дому  старика.

        Форточка одного из его окон была приоткрыта и на улицу доносилась  разухабистая мелодия  чернокожего  ансамбля  «Бони М».

        - Интересно, с чего это Димыча  на  зарубежье потянуло?  - подумал Огнев и нажал кнопку звонка. В то же мгновение  по двору что-то пронеслось, и  раздался басистый лай.   Затем хлопнула дверь, кто-то спустился с крыльца и через минуту лязгнул запор калитки.

        В ее проеме  стоял   Душман, из-за   которого  на гостя  скалилась громадная овчарка.

        - Прапор, ты?!  -  шагнув вперед, обхватил он за плечи гостя и весело рассмеялся. - Ну, дела! Не думал тебя снова встретить. Давай, проходи. Аскольд,  место!   - прикрикнул он на пса,   и тот  с достоинством  удалился.

        Приятели  проследовали во двор, поднялись на крыльцо, рядом с которым стоял новенький темно - синий «БМВ»  и вошли в дом.

        - А  где Дим Димыч?  - спросил Огнев, ставя на пол сумку.

        - Помер он, -  сокрушенно  вздохнул  Душман. - Через месяц как я откинулся. В начале января.  Такие вот дела.

        - Жаль, - сказал  Огнев. -  Сильный был  человек, старой закалки.  Теперь таких нету.

        -  Это точно. Но что поделаешь, все там будем, - философски изрек  Душман. - Да ты не стой, прапор, снимай куртку  и  будь как дома. Сейчас выпьем, а заодно и деда помянем.

        Спустя некоторое время приятели сидели за столом, и Душман  разливал в стаканы привезенный Огневым коньяк.

        Первый тост  выпили за встречу, второй, не чокаясь,  за Димыча.

        - Ты давай, Юра, налегай на жратву, - радушно угощал  хозяин гостя. - А то видок у тебя, прямо скажу, не того. Болеешь, что ли?

        - Да нет,  - криво улыбнулся Огнев.  - Я бы Саня вздремнул немного, больше суток на ногах.

        - Так чего ж ты молчишь, чудило? -  встал из-за стола и исчез в светелке  Душман.

        - Иди, ложись, - вернулся он через минуту.

        - Спасибо, - качнул головой Огнев и нетвердо шагая, прошел в комнату.  Там он снял с себя одежду, рухнул в разобранную, пахнущую свежими простынями кровать и  куда-то полетел.

        Проснулся  Огнев на следующее утро от  льющихся за окном  птичьих трелей.

 На старой яблоне, в лучах ослепительно  искрящегося  солнца, пел скворец.   

        Несколько минут  Юрий с наслаждением  его слушал, затем встал, оделся и прошел на кухню. На столе лежала  записка  «Прапор, еда и выпивка  в холодильнике. Не скучай, скоро буду».

        Огнев  извлек из стоящей у двери сумки туалетные принадлежности, с наслаждением поплескался под рукомойником и  побрился.  Потом закурил сигарету  и  вышел на крыльцо. У  гаража громыхнула цепь и на него с интересом,  чутко поводя ушами, уставился Аскольд.

        -  Ну, что  зверь,   посадили   из-за меня на цепь? - сказал ему Огнев  и легонько свистнул. Овчарка  мигнула янтарными глазами и дружелюбно замахала хвостом.

        - Потерпи немного, хозяин скоро придет.

        Вернувшись в дом, он  открыл холодильник  и, пробежав глазами по полкам, извлек оттуда  снежно белую, запотевшую банку.  

        - Домашнее, - открыв крышку  и вдыхая давно забытый запах, пробормотал Юрий  и направился к столу.  Налив  в чашку  густого, с капельками застывшего масла  молока, он достал из  висящего на стене шкафчика ломоть хлеба и с наслаждением стал есть.  Потом убрал банку в холодильник  и  подтянул гирьку звонко тикающих на стене ходиков.  Их стрелки  показывали без четверти десять.

        На улице радостно залаял Аскольд и  Огнев увидел,  как во двор въезжает автомобиль Душмана. Потом под тяжелыми шагами заскрипело крыльцо, отворилась дверь, и  Сашка  вошел в дом с двумя объемистыми пакетами в руках.

        - Вот, буду тебя откармливать,  - подмигнул приятель Юрию и шмякнул свой груз на стоящую у печи лавку. - Тут  парная свинина,  свежая рыба и  зелень.

        - Зачем так много?  - удивился  Огнев. - У тебя ж  в холодильнике полно продуктов.

        - Ничего, запас карман не тянет.  Давай будем шамать, я здорово проголодался.

 Помимо мяса, рыбы и зелени, в одном из пакетов оказался десяток горячих чебуреков, лепешка сулугуни и несколько банок немецкого пива.

        - А ты, я смотрю, не бедствуешь, -  сказал Огнев,  кивнув на все это изобилие.

        - Стараюсь, начальник, - ухмыльнулся Душман  и  достал из холодильника  початую бутылку коньяка.

        Изрядно подкрепившись, друзья  открыли по банке пива и закурили. Душман рассказал, что освободившись условно-досрочно, они  с Зингером  вернулись домой  и  решили открыть автосервис.

        - Дим Димыч посоветовал, и  отдал мне твой слиток, - сказал он, взглянув на Огнева. -Золото мы загнали,  купили  небольшую мастерскую,  но тут   начались заморочки с ментами.   Короче, дело не пошло. В итоге  мы ее продали за полцены  и  теперь в свободном полете.

        - Как это?  - не понял Огнев.

        - А очень просто, работаем  с братвой.  Пасем все городские рынки  и несколько  автозаправок.

        - То есть промышляете рэкетом?

        - Ну да,  - кивнул  бывший десантник. - А ты что предлагаешь? На заводе за копейки горбатиться   или на базаре  шматьем торговать?  Извини, но это не для нас, - ткнул он сигаретный окурок   в пепельницу.

        - Да, чудны дела твои, Господи,- задумчиво произнес Огнев. - Ну, что ж, давай еще выпьем Сашок.   

        - Давай, - согласился Душман. - Ну, а у тебя как дела? - выцедив коньяк  и  закурив очередную сигарету, поинтересовался он. - Если не секрет, конечно. Подорвал ты тогда из зоны лихо. Никто так ничего и не понял.

        -  А тебе Дим Димыч разве ничего не рассказывал?

        -  Нет. Хотя и вспоминал тебя часто.

        -  И о слитке тоже?

        - Я ж тебе сказал, ни-че-го, - раздельно произнес  Сашка. - Дед был кремень. Знал много, но  не болтал.

        - Ну, что ж, тогда слушай, -  тоже потянулся за сигаретой  Огнев, и   поведал  Душману историю с золотом, опустив ряд подробностей.

        - Да, - удивленно протянул тот, выслушав историю гостя. - Кто бы другой рассказал, не поверил. Здорово вы лоханулись.  Нужно было в кусты пару ребят с «калашами» посадить!

        - После драки кулаками не машут, -  горько усмехнулся Юрий.

        - Дак ты теперь в бегах?  - скрипнул стулом Душман.

        - Не то слово, скорее  всего во всероссийском розыске. Только   долго у тебя я не задержусь -  скажешь, сегодня же подамся дальше, - глубоко затянулся сигаретой Огнев.

        - Ты это, Юрка брось, - жестко сказал  Сашка. - Десантура  своих в беде не бросает.  А   этот розыск нам по барабану.  Завтра же  с Зингером  спрячем тебя в такое место, что ни одна собака не сыщет. Идет?

        - Идет, - пожал плечами Юрий.

        На следующее утро  Огнев  вместе с Душманом  и Зингером, который  воспринял встречу с ним как  само собой разумеющееся,  отправились на машине в сторону  Аксая.  По дороге, на небольшом базарчике, они накупили  целый рюкзак продуктов, несколько бутылок водки, курева  и ящик пива.

        - Будет чем Андрюху угостить, - сказал,  выруливая  на трассу Душман,  и  нажал кнопку магнитолы.

 мелодично зазвучал в салоне голос  Олега Анофриева.

        -  Хорошая песня,  за душу берет, -  сказал Огнев, глядя в окно.

        - Еще бы!  -  откликнулся  Душман. - Она  у братвы вроде гимна.  Ведь так, Зингер?

        -  Ну да, -  ответил тот с заднего сидения. - Мы ее всегда в кабаках заказываем. А кому не в масть, сразу в морду. Давай, Санек, притопи, чего плетешься как вошь!

 дружно заорали ростовчане, и Душман  до упора  отжал педаль газа. 

        Вскоре показался  раскинувшийся  на крутом берегу  Дона  Аксай,  миновав который,  машина  свернула с шоссе  на разбитую грунтовую дорогу.

        Через некоторое время, переваливаясь на ухабах,   она въехала в густую, прилегающую к реке балку и остановилась  у  высоких металлических  ворот, с расположенным рядом  небольшим строением, у которого стояла белая «Нива».

        Душман дважды просигналил, и из него появился одетый в камуфляж  рослый парень. Открыв запор, он распахнул  ворота,  и машина  въехала внутрь.

        - Здорово, черти!  -  приветствовал он Душмана и Зингера, когда те вышли из автомобиля.  - Давненько вас не было.

        - Дел много, братишка, - похлопал парня по плечу Душман. - А это тот кореш, по поводу которого я тебе  вчера звонил. Кстати, тоже бывший   афганец, - кивнул он на Огнева.

        - Андрей, - протянул парень руку.

        - Юрий, - пожал ее Огнев.

        - Ну, что, посмотрим жилье? - сказал  Андрей, после чего вся компания  уселась в «БМВ»  и он направился вглубь территории.

        Место, куда они приехали, являлось одной из баз  отдыха   производственного объединения «Ростсельмаш», а Андрей  Битов, ее комендантом.

        Миновав центральную часть базы, с  двухэтажным корпусом, вокруг которого росли высокие  разлапистые сосны, автомобиль свернул в одну из  дальних неприметных  аллей и остановился у щитового домика, стоящего  в густом подлеске, неподалеку от воды.

        - Стоп, приехали, - сказал Андрей и все неторопливо вышли из машины.

        - Здесь летом живет наш завхоз, - показал он на домик, - а теперь пусто, как, впрочем, и на всей базе. 

        -  И че, кроме тебя тут больше никого?  - вопросительно уставился на коменданта  Зингер.

        - Почему же, есть два сторожа и собаки - рассмеялся тот.   -  Я им скажу, чтобы они вашего приятеля не беспокоили.  Ты будешь у нас единственным отдыхающим, -  взглянул он на Огнева.

        - В таком случае, выгружаемся, - сказал Душман и открыл багажник. - Давай, салага, бери ящик, - толкнул он в бок Зингера и  вытащил мешок.

        В домике  было уютно и чуть пахло дымком.    В  оклеенной веселыми обоями комнате, с цветной занавеской на окне,  стояла  аккуратно застеленная кровать, платяной шкаф,  пара стульев  и тумбочка.  А в небольшой  кухне  с печкой -  стол,  два табурета,    висящая на стене  полка с посудой и небольшой холодильник под ней.

        - Ну, что же, неплохо, жить можно, -  констатировал Душман,  ставя на пол  тяжелый рюкзак.

        - Да, - согласно кивнул Огнев, трогая рукой  еще теплую печку.

        - С утра мои деды все привели в порядок и протопили, -  грузно уселся на скрипнувший под ним табурет  комендант. - Попозже Егорыч,  доставит сюда телевизор, правда небольшой.

        -  Спасибо, Андрей я за все заплачу, -  сказал Огнев.

        -  А вот этого не надо, - нахмурился Битов.- Я Сашкин должник и денег с его друзей не беру.

        Еще через полчаса, все уселись за уставленный  закусками стол,   и  Душман  разлил по  граненым стаканам водку.

        - За нас, - сказал он, и все молча выпили.

        -Ну, чего тут у тебя нового? - с аппетитом уплетая сочную ветчину, - поинтересовался у Андрея Зингер.

        - Все то же, -  хрустко  разгрыз тот  молодую луковицу. - База к лету, скорее всего, пойдет с молотка.

        - Шутишь?  -  вскинул на него глаза Душман.

        - Какие на хрен шутки. Завод  на грани банкротства.

        - Да, я тоже слышал об этом, - подтвердил  Зингер.  - И куда ж  ты тогда?

        - Пойду к вам в подручные, - ловко подбросил  в руке лежавшую на столе финку Андрей. - Возьмете?

        - А то, - добродушно прогудел Душман. - Конечно, возьмем.  Витек, - давай, наливай по второй. Кстати, Андрюха, у Юрки кое-какие нелады с законом, так чтоб  твои деды о нем помалкивали.

        - Заметано, - кивнул головой комендант.

        - А менты сюда не наведываются?

        -  Да нет, чего им тут делать? 

        Спустя пару часов   Душман с  Зингером уехали, пообещав наведаться  через неделю, а Андрей пригласил Огнева пройтись по территории.

        -  Что бы знал, где и что, - сказал он.

        База отдыха  занимала  несколько гектаров огороженного  металлической оградой смешанного леса и знала лучшие времена. 

        Асфальтированные дорожки аллей  зияли трещинами и выбоинами,  виднеющиеся среди деревьев  щитовые домики давно не красились, и только центральный, в три этажа кирпичный корпус, с расположенной неподалеку волейбольной площадкой, находились в относительном порядке.

        - Если что,  мой кабинет на первом этаже, -  кивнул Битов на  высокое крыльцо с двухстворчатой дверью. - Я, как правило, на месте и только на ночь уезжаю домой.  Ну, а сторожа всегда на месте, практически тут и живут, с собаками. У нас их три - кавказцы.

        - Серьезная охрана, - улыбнулся Огнев. - Воры не наведываются?

        - Было как-то  прошлой осенью. Едва ноги унесли. Ну, ты, давай отдыхай, а мне в город надо. Еще увидимся.

        Огнев  вернулся к домику и, остановившись у него, долго  смотрел на Дон. В этом месте он был достаточно широк и  противоположный низменный берег, едва различался в синеватом мареве балок.   От реки, еще скованной льдом,  тянуло запахом талой воды.

        Сзади  басовито  взлаяла собака  и, обернувшись, Юрий увидел  идущего по дорожке к дому усатого худого старика, в треухе и фуфайке, который нес в руке портативный телевизор. Его сопровождал  рыжий, ростом с теленка, лохматый пес.  

        - Тихо, Чечен! - прикрикнул дед на собаку и, подойдя к Огневу, поставил телевизор на вкопанную рядом скамейку.

        - Здоров будь, мил человек, - сказал он и протянул Юрию клешнястую руку.      

        - День добрый, отец.

        - Вот, принес тебе  «Сапфир». Смотри на здоровье.

        - Спасибо, - сказал Огнев, беря  телевизор за предназначенную для переноски рукоятку. - Ты погоди, отец не уходи, я сейчас, - и исчез в домике.

        Там он  взял целлофановый пакет, сунул в него  бутылку водки, круг  копченой колбасы, банку шпрот   и вышел наружу.

        - Это тебе с напарником, - протянул  деду.

        - Благодарствую, - с достоинством ответил старик, принимая пакет. - А ты молоко любишь?

        - Еще бы, да только где его тут взять? -  почесал затылок Огнев.

        - А я буду приносить, - усмехнулся старик в прокуренные усы. - У меня на хуторе корова. Духмяное молоко, не то, что в городе.

        - Идет, - согласился Огнев и, вынув из кармана  несколько купюр, вручил  их старику.

        - Тут дюже много, - сказал дед.

        - Ничего, отец, бери. Ты ж сам сказал,  духмяное?  - рассмеялся Юрий.

        - Ну, - кивнул головой дед. 

        - Вот и договорились. Так, что не спорь.

        Дед удовлетворенно крякнул и, аккуратно свернув деньги, спрятал их в карман  фуфайки.

        - Заходи к нам  в сторожку вечером, - сказал он. - Вяленым чебаком угостим и  чайком с медом побалуемся.

        - Обязательно зайду, - ответил  Огнев.

        Когда старик,  сопровождаемый собакой,  ушел,  Юрий вернулся в дом и, поставив телевизор на тумбочку,  раздернул молнию  дорожной сумки.  Он извлек оттуда  милицейскую форму,  которую запихал в печку и блеснувший воронением «макаров».   

        Выщелкнув  из рукоятки обойму, Огнев удовлетворенно хмыкнул и, вставив ее на место, сунул пистолет в карман.     

        Через несколько дней  вскрылся Дон. Всю ночь на реке слышался тихий шорох и треск, а утром, когда Юрий взглянул в окно, то увидел  скользящие по воде,  изломанные ледяные поля и отдельные льдины, громоздящиеся друг на друга.

        Просыпалась и природа. На  ветках потемневших деревьев набухли клейкие почки, зазеленела первая трава, над далекими  туманными балками, кружили стаи грачей. 

        В субботу  приехали Душман с Зингером  и привезли  резиновую надувную лодку,  рыболовные снасти  и полтуши барана.

        - Вот,  будешь рыбачить, -  кивнул на упакованную в чехол лодку Зингер, - а из барана шашлыки сварганим.

        Чуть позже на своей «Ниве» подъехал Андрей и извлек из багажника пластиковую канистру вина,  мангал  с  шампурами и  вязанку  сухой виноградной лозы.

        - Это что, вместо дров?  - удивился Огнев.

        - Э-э, Юра. Самый лучший шашлык на  виноградных углях, -  многозначительно поднял вверх палец Душман. - Ну, бойцы, за работу!

        Вскоре над берегом закурился синеватый дымок и  на шампурах  запузырилась   сочная баранина.  Еще через час, усевшись  вокруг раскладного столика, вся компания, весело балагуря,   уплетала душистые шашлыки, запивая их красным  вином.

        - Ну как?  - подмигнул Юрию  Душман. - Вкусно?

        - Не то слово, - отправляя в рот очередной кусок, - сказал Огнев. - И вино хорошее, никогда такого не пробовал.

        - Это, Юра, настоящее цимлянское, -  в очередной раз наполнил стаканы  Андрей. - О нем еще Пушкин писал в Евгении Онегине

 с чувством продекламировал он.

        - За Пушкина!  Здорово завернул, чертяка, -  поднял свой  Зингер. - А вот че такое «блан-манже», я не знаю, - сказал он,  опорожнив стакан и утирая губы. - Может ты в курсе, Сашок?

        -  А хрен его знает, - пожал широкими плечами  Душман. - Наверное, жратва какая-то.

        Потом, раздевшись до пояса,  все, кроме Огнева, принялись с увлечением гонять по берегу мяч, извлеченный из багажника  Андреем.

        Юрий же, покуривая сигарету, бездумно смотрел в высокое небо, с плывущими по нему белоснежными облаками…

        Незаметно пролетел апрель. Часто просыпаясь по ночам от щелканья и  трелей  соловьев, что пели где-то за Доном,  Огнев  мучительно размышлял, как быть дальше.  

        Бесконечно отсиживаться на базе не имело смысла. К тому же все чаще он вспоминал  Зею.   Юрию  очень хотелось вернуться к этой маленькой женщине.  Сдерживала только неопределенность своего положения. Кто он?  Изгой, человек без  будущего.  А таким  Огнев   являться к ней не хотел. 

        Оставалось одно. Снова отправляться в тундру, за этим проклятым золотом, которое приносило ему одни несчастья.

        Юрий пытался найти какие-нибудь другие варианты, но их не было.  И он решился.

        Когда  Душман с Зингером приехали к Огневу в очередной раз, он рассказал парням  о  спрятанном в тундре кладе.

        - Но ты же говорил, что  все захапали банкиры! -  опешил  Душман.

        - Не все. Половину  мы оставили в тундре. Не смогли вывезти.

        - И сколько ж там? -  сглотнул слюну Зингер.

        - Килограммов восемьдесят в слитках.

        - А чего раньше молчал, чудило. Или не веришь нам?  - обижено прогудел  Душман.

        - Да нет, Саня, верю. Просто я из-за этого золота троих друзей потерял. Проклятое оно какое-то. Не хотел вас втягивать.

        -  А зря, - хмыкнул  Душман. - Мы с  Зингером ни бога ни черта не боимся.  Так,  ведь, Витек?

        -  Ага, - сказал Зингер. - Пускай они нас боятся.

        - Ну, так что, прапор, берешь нас в долю?  - протянул Огневу здоровенную лапу Душман.

        - Куда ж мне без вас?  -  ответил тот и крепко пожал ее.

        Потом он рассказал  парням  где находится клад и   Зингер загорелся желанием, как можно быстрее отправиться за ним. 

        - Да нет, Витек, -  отрицательно покачал головой  Огнев. - Сейчас рановато. Ты ж был  в Заполярье, там еще снег не сошел и  тундра сплошное болото.

        -  Да, - поддержал его Душман. - Такие дела с кондачка не решаются. Нужно  все обмозговать и  основательно подготовиться.

        Посоветовавшись, решили  ехать в Карелию в конце мая, причем на автомобиле.

        - Так будет надежней, - сказал Душман. - Возвращаться с «рыжьем» на поезде  себе дороже. Нет свободы маневра. А на хорошей «тачке», нам сам черт не брат. Везде проскочим.

        - Вот только, как его потом  пристроить? -  задумчиво сказал Огнев. - Не хочется снова попасть в историю.

        - Насчет этого, Юра, можешь  не париться, -  рассмеялся Душман. - У ростовских армян денег  не меряно. Толкнем им.  А поедем на  Витькином  «джипе»,  под видом туристов.

        Через две недели  все было готово.  Парни закупили  необходимую экипировку, продукты и  завезли их на базу. Там же, по атласу автомобильных дорог, был тщательно изучен маршрут движения  и определены  места стоянок.

        В  путь отправились в последний день мая, сообщив Андрею, что едут навестить армейских друзей в  Карелии, а заодно и поохотиться там.  С территории базы выехали  ранним утром, едва над Доном забрезжил рассвет.

        Вся троица была одета  в охотничий камуфляж  и  прихватила с собой пару помповых ружей,   на которые у  ростовчан имелись разрешения. Не забыли и о палатке, для ночевок в тундре, а также бинокле и компасе. 

        Через час, выехав на трассу, Ростов-Москва, черный «джип»  прибавил скорость и  стал пожирать километры пути.    Ближе  к вечеру,  оставив позади Москву, которую они объехали стороной,  приятели  остановились на ночь  в небольшом  кемпинге, расположенном в сосновом бору, неподалеку от Рижского шоссе.

        - Клевое место, - сказал  выйдя из машины  Зингер, сменивший за рулем Душмана. - У нас таких сосен нету.

        -  Еще бы, - отозвался Огнев. - Едем по Тверской области, а тут всюду леса. 

        Оставив машину на  охраняемой стоянке,  все направились к  главному зданию, в котором  находились кафе и гостиница. Сняв на ночь трехместный номер и приняв душ, друзья спустились вниз, поужинать.

        Кафе оказалось полупустым. За дальним столиком, в углу, размерено поглощали пищу  несколько хмурых мужчин, судя по всему «дальнобойщиков»,  в центре расположилась пожилая семейная чета, пьющая кофе,  а у  стойки бара, на высоких стульях,  угнездились трое бритоголовых парней в кожаных куртках и высоких ботинках,   которые флегматично тянули пиво из фирменных кружек.  При появлении  новых посетителей они внимательно их оглядели, перебросились несколькими словами  и вскоре вышли.

        -  Видать местные братки,  - кивнул   вслед парням Зингер.

        -  Вроде того, -  согласился  Душман.

        Заняв один из столиков, друзья  сделали заказ и вскоре  с аппетитом уплетали принесенную разбитной официанткой  солянку и  бифштексы с  луком. После ужина они поднялись к себе в номер и, немного посмотрев телевизор, улеглись спать.

        Рано утром, плотно позавтракав и прихватив  с собой  в дорогу термос  горячего кофе  из бара, вся троица уселась в «джип» и он выехал на пустынную трассу. День обещал быть солнечным  и похожим. 

        Через пару километров,  сидевший за рулем Душман, обратил внимание на догоняющую их  бежевую «девятку» с тонированными стеклами.  Приблизившись к «джипу», она  пошла на обгон  и из   переднего правого окна высунулась рука, делающая жест остановиться.

        -  Интересно, чего им надо?  -  спросил сидящий рядом с Душманом Огнев.

        -  Щас увидим, -  ответил тот,  после чего сбавил скорость и, съехав на широкую обочину,  остановил  машину  позади  вставшей перед ней  «девяткой».  А из той  вылезли и вразвалку направились к  «джипу» трое парней.

        - Ба!  -  хлопнул Душмана по плечу сидевший сзади Зингер. - Да это же  вчерашние пацаны. - Видать хотят нас подоить.

        - Ну что ж, -  это дело хорошее, - пробормотал тот. - Посмотрим, что они за быки.  Ты, Юра, пока посиди тут, - наклонился Душман к Огневу. - А  мы с пацанами  маленько побазарим.

        - Хорошо, - кивнул Юрий и  нащупал в кармане пистолет.

        Подойдя к вышедшим  из  машины  Душману с  Зингером, парни  остановились, а потом самый рослый из них, ухмыльнулся и сказал, -  с вас «штука зеленых», мужики.  За проезд по нашей трассе.

        - Витек, выдай ему, -  кивнул Душман,  и в то же мгновение от молниеносного удара в челюсть, говоривший рухнул наземь. Через  пару секунд  рядом с ним валялись остальные двое.

        - Да это не быки, а сявки, -  небрежно сплюнул    Душман.  После этого он подошел к «девятке» и,  открыв  переднюю дверцу, вырвал из блока зажигания провода.

        -  Поехали, - зашвырнул их в кусты.  - Пока на дороге пусто. 

        Хлопнули дверцы и, набирая скорость, «джип»  тронулся с места.

        -  Да, блин, -  оглянувшись назад, вздохнул  Зингер. - Кругом одни бандиты. И что за страна такая?  Потом вытащил из кармана пачку смятых ассигнаций и  передал Душману.

        - На. Взял у старшего. Пригодятся на бензин.

        Очередную остановку сделали во второй половине дня,  уже на подъезде к Петрозаводску. В этот раз остановились у большого озера, с кристально чистой водой. Размяв затекшие руки и ноги, друзья  расстелили на лужайке под  старой  березой  извлеченный из машины брезент  и, усевшись на него, перекусили  бутербродами с сыром и колбасой, запивая их кофе из термоса.

        - Хорошо, - сказал  привалившись спиной к березе Зингер и  бездумно уставился в    голубое небо. - Вот так бы ехал-ехал  и ни о чем не думал.

        - А ты что, умеешь думать?  -  заговорщицки  толкнул Душман   Огнева и  уставился на приятеля.

        -  Не, только кулаками махать, - обиделся тот. - Я, между прочим, когда-то учился в институте, на тренера.

        - Это я знаю, - рассмеялся Душман. - Ты лучше расскажи Юрке, за что тебя оттуда вышибли.

        -  В морду декану дал, он к моей девушке приставал.

        - Ну, вот, а надо было думать, - назидательно сказал Душман. - А ты чуть что, в морду.   Кстати, за что ты тех парней  утром избил?

        -  Ты ж сам сказал, «дай им!», - аж подпрыгнул на брезенте Зингер.

        - Я имел в виду  денег, а ты сразу в драку. Нехорошо - багровея от сдерживаемого смеха, просипел Душман.

        - Да пошел, ты, - теперь уже всерьез рассердился Зингер и обижено засопел носом.

        Огнев беззвучно хохотал, уткнувшись лицом в траву.

        - Ну и артисты, вы, - сказал он чуть позже, утирая глаза.

        - Это есть, - невозмутимо  ответил Душман  и  лег на спину. - Ну что, вздремнем чуток?

        Спустя час, немного отдохнув, отправились дальше. День клонился к вечеру, но кругом было необычно светло и  первозданно  тихо.

        -  Белые ночи, -  ни к кому не обращаясь, сказал  Огнев.

        - На меня от них в зоне всегда тоска накатывала, -  пробормотал Душман, пристально  всматриваясь в даль. - Ни день, ни ночь. Ходишь как чумной.

        -  А мне нравится, -  бросил с заднего сидения  Зингер. - Очень необычно  и красиво.

        На въезде  в Петрозаводск   остановились у  новенькой автозаправочной станции и  залили полный бак бензина.

        - Интересно, кто ее пасет?  - озирая ухоженную территорию, -  поинтересовался Зингер.

        -  Скорее всего, никто, - ответил Душман, закрыв  крышку бензобака. - Видишь, вывеска «Лукойл»? Им менты крышуют.

        Здесь же, в машине, по атласу автомобильных дорог, приятели  определили, как им ехать до заказника  и  двинулись дальше. Петрозаводск  Душману с Зингером не понравился.

        - Куда ему, против нашего Ростова, -  сказал  Зингер.-  Совсем не тот колорит.

        На кордон  добрались через час, кляня разбитую вдрызг дорогу. Судя потому, что из трубы дома вился чуть заметный дымок, в нем кто-то жил.

        - Интересно, кто это может быть? -  подумал Огнев, когда Душман остановил машину неподалеку от крыльца.

        Приятели вышли наружу  и, поднявшись по ступенькам, вошли в дом. У порога их встретил  щуплый старик в душегрейке  и с газетой в руках.

        - Здорово дед!  - пробасил Душман. - У тебя на ночь остановиться можно? Мы заплатим.

        -  Отчего ж нельзя?  Ночуйте, места много, - кивнул головой  старик и пригласил всех в горницу. А вы откель будете?

        - Мы, отец с юга, - сказал Огнев. - Взяли отпуск и решили в тундре  немного поохотиться.

        - Ну, что ж, это дело хорошее, - прищурился  дед с интересом, оглядывая гостей. - В тундре сейчас красота и птицы полно.

        -  А ты дедушка никак местный егерь?  - поинтересовался Огнев. - Тут, я слышал заказник неподалеку.

        - Э, сынок, какой я егерь, - махнул рукой хозяин. - Так, вроде сторожа.  За кордоном присматриваю. А егерь здешний, Витька Орлов, зимой куда-то подался, и до сих пор нету. Такие вот дела.

        -  Пропал, что ли?

        - Да вроде того. Директор заказника, Михаил Аверьяныч, рассказывал, отпуск за свой счет взял  и поехал куда-то в Питер. С тех пор ни слуху, ни духу. Тут недавно девка  какая-то на машине заезжала, интересовалась. А я что знаю?

        - Зея, - кольнуло в сердце Огнева.

        Спустя немного времени, занеся в дом вещи, гости и хозяин, который представился  Архипом, сидели за столом  и ужинали.  

        Приезжие потчевали  старика  городскими продуктами, а он их горячим рассыпчатым картофелем, солеными грибами и капустой. За душевным разговором со словоохотливым дедом, приятели усидели литр прихваченной с собой водки  и сразу же после ужина, завалились спать.

        Наутро, позавтракав и  попив чаю из поставленного Архипом самовара, а также прихватив все необходимое для охоты, они вышли из дому.

        - И когда вас ждать?   - поинтересовался,  провожая  гостей старик.

        - Через пару недель, -  поправил на плечах увесистый рюкзак Огнев.

        - Это я к тому, что ежели меня не застанете, ключ от дома будет  вот тут, - указал Архип пальцем на  узкую щель в одном из  бревен.

        - Хорошо, дед, - кивнул головой Душман.- Бывай пока.

        После этого вся тройка  спустилась в поросшую редколесьем ложбину и направилась  в сторону синеющей  у горизонта тундры.

        В первый день осилили  километров тридцать. Идти было не особенно трудно. Низкорослый кустарник перемежался  каменистыми пустошами, зеленевшими молодым ягелем и мхом, упруго пружинящим под ногами. Досаждали только комары, надоедливо звенящие в воздухе. Привал устроили к вечеру, в   низкорослом березовом леске. 

        Сняв мешки и выбрав место посуше, споро установили  палатку, наломали сучьев и развели костер.

        Вскоре над ним парил  котелок  с  принесенной Огневым  из найденного бочага водой, а Душман с Зингером, расстелив рядом плащ-палатку, вскрывали на ней банки с тушенкой  и резали хлеб.

        Подкрепившись, друзья  закурили  и, неспешно  прихлебывая из кружек  пахнущий дымком чай, обменивались впечатлениями о первом дне пути.

        - Если  такими темпами будем чапать, в две недели не уложимся, -  сказал Зингер.

        - А куда торопиться?  - прихлебнул из  кружки Душман. - Спешка знаешь, когда нужна?

        - Завтра можно чуть быстрее, - слушая  препирания парней, - улыбнулся Огнев. -Втянемся понемногу, и пойдет лучше.

        Поговорив еще полчаса, они забрались в палатку, влезли в спальники и уснули.  На следующий день действительно  прошли на десяток километров больше  и оказались у большого, синеющего в каменном ложе озера, откуда доносился многоголосый птичий гам.

        - Гм, что-то  я не припомню такого, - сказал Огнев,  внимательно рассматривая карту. - А впрочем, все может быть. Здесь мы проезжали зимой и его, скорее всего, завалило снегом.

        Пока они с Зингером разбивали лагерь, Душман, прихватив  ружье, отправился к озеру, и вскоре оттуда прогремели несколько выстрелов. Вернувшись, он с гордостью продемонстрировал  друзьям двух   уток  и передал их Зингеру.

        - Во, шурпу заварим!  - обрадовано  воскликнул тот и, отойдя в сторону, начал  умело потрошить птиц.   Затем  сходил к озеру, вымыл молочно-белые тушки в воде и, разделав их, завалил  в подвешенный на рогулине котелок. Порывшись в запасах, сыпанул туда же горсть промытой крупы и бросил пару тонко посеченных  луковиц.

        - Отличная шурпа будет, - подмигнул Огневу. 

        Через полчаса в воздухе разлился  дразнящий аромат, и друзья с аппетитом похлебали горячего варева.

        - Ниче, так жить можно, - обгрызая утиную грудку, бубнил Зингер. - Воздух чистый,  жратвы навалом, вроде как в санатории.

        - Зато зимой тут тоскливо, - сказал Огнев. - Как в пустыне.

        - Это точно,  - согласился Душман.

        На третий день пути  приятели наткнулись  на  чью - то   стоянку. Судя по всему, охотников. На моховой подушке валялись  несколько   отрубленных оленьих голов и пустые бутылки из-под водки, неподалеку серел пеплом костер, и была разбита палатка, а в сторону запада  уходил  широкий  гусеничный след.

        - Браконьеры, -  окинул взглядом стоянку  Огнев. Выбивают последних оленей.

        - Да, с размахом охотятся суки, -  потрогал  ветвистые рога одной головы Зингер.

        - Ладно, пошли дальше, - вскинул на плечо рюкзак  Душман.

        К селению саамов, еле передвигая ноги,  вышли через сутки, в полдень. Его ветхие, потемневшие строения резко контрастировали  с весело зеленеющим  по берегам реки лесом  и  блестящим на солнце озером.

        -  Вон там наш клад, - указал Огнев рукой в сторону едва  виднеющегося вдали берега.

        - Далековато, придется обходить, - вздохнул Душман, окидывая взглядом озеро.

        - Зимой тут было несколько  старых лодок, глядишь, найдем целую,- сказал   Огнев.

        -Давайте за мной. И направился  к крайней избе.

        Когда он открыл  скрипучую дверь, из жилища пахнуло застарелым дымом и сыростью.

        - Тут жила та бабка, что ты рассказывал?   - спросил  Зингер, переступая порог.

        - Да, это изба Марии, -  подойдя к нарам, сбросил на них рюкзак Огнев. - Давайте, располагайтесь.

        Вскоре в  старой печке весело  затрещали дрова, и  от нее потянуло теплом.

        - Порядок, -  удовлетворенно хмыкнул  Душман, вставая  с колен и отряхивая штаны. - Ну что,  посмотрим лодки?

        Однако надежды Огнева не оправдались. Две из  лежащих на берегу долбленок были гнилыми, а  у третьей, сбитой из  досок, оказался проломленным борт.

        - Эту вроде можно  починить, -  пнул лодку   Зингер. - Только инструменты нужны.

        Но ничего подходящего в  брошенных домах не нашлось. Лишь в одном из сараев сиротливо стояли, уже начинающий покрываться ржавчиной  «Буран»  и сани.

        - Это тот, что сломался? - кивнул на машину Душман.

        - Он самый,-  ответил Огнев. - У него подшипник полетел.

        Поскольку силы были на исходе,  друзья, посоветовавшись, решили перекусить и немного отдохнуть, а потом  уже отправляться  на тот берег. Вернувшись в избу, они наскоро сварили  похлебку из концентратов и,  употребив ее с  сухарями, завалились на нары.

        - Представляешь, Санек, - мечтательно глядя в закопченный потолок, пробормотал Зингер, - через несколько часов у нас будет куча «рыжья».

        - Ага, - сонно ответил Душман,  и все уснули.

        Когда белесое солнце  склонилось к горизонту, опорожнив рюкзаки  и прихватив с собой ружья, вся тройка  углубилась в лес.  

        Он был смешанным, с то и дело встречающимися старыми поваленными деревьями, густо поросшими мхом, которые приходилось обходить. Огнев шел впереди, выдерживая направление. Через час, тяжело дыша и отмахиваясь от туч налетевшей мошкары, вышли  на противоположную оконечность берега.

        - Что за черт?  -  выругался Юрий.  Обрыва со старой березой  впереди не было. Вместо них  темнела свежая осыпь из камней и грунта, полого уходящая в воду.

        -  Здесь?  - перехватил его растерянный взгляд  Душман.

        Вместо ответа, Огнев  устало присел на ближайший валун и повесил голову.

        - Я ж говорил, что оно проклятое, - прошептал он. 

        - Да, дела, -  почесал в затылке Зингер. - А может это не то место?

        - То, -  сказал Огнев, доставая из кармана мятую пачку сигарет и закуривая.

        - Вон, внизу  и  береза, под которой была расщелина, куда мы спрятали золото.

        - Я спущусь, погляжу, - оскальзываясь на камнях и глине, побрел к урезу воды Зингер. А Душман  присел рядом с Огневым и  дружески  толкнул  его бок, - не бери в голову, прапор, знать не судьба.

        Потом они тоже спустились вниз и все вместе, в течение часа, внимательно обследовали всю поверхность осыпи. Никаких следов.

        - Сюда бы  бульдозер, - сокрушенно вздохнул Зингер.

 - А еще  лучше два, -  поддразнил его Душман. - Это все, Витек несерьезно. Тут камней и глины немеряно. Копать до второго пришествия.

        - Да, парни,  зря я втравил вас в это дело, - взглянул на приятелей Огнев. - Кто ж знал, что такое случится?

        - Ладно, Юрка, не парься  - шмыгнул носом Зингер. - Бывало и хуже.

        - Но реже, - рассмеялся Душман.  - Зато прогулка какая.  Будет, что вспомнить.

        Вернувшись в селение,  друзья  решили  сутки передохнуть  и  возвращаться обратно.

        -  Только избушку  нужно хорошенько  протопить, - заявил Душман. - Тут хоть и лето, но все равно Север.

        После этого, вооружившись  походным топориком, они с  Огневым отправились за дровами в ближайший сосняк, а  Зингер, прихватив в сенях бабкины снасти - на озеро,  в надежде поймать  немного  рыбы на уху.

        Когда в избе  снова  запылала  печка,  и на ней забулькал  хозяйский котел,  на пороге появился довольный Зингер.

        - Во!  -  продемонстрировал он двух крупных, серебристо-белых  рыбин, нанизанных на кукан.  - Форель, для ухи в самый раз.

        Рыбу почистили и, разделав на столе, завалили в котел, добавив туда  несколько горошин перца  и лавровый лист.  Когда уха была готова и зазолотилась янтарной пленкой, Душман  взял с нар  солдатскую флягу с водкой и разлил  ее по кружкам.

        - Ну, будем, - пробасил он и первым выплеснул водку в рот.

        Вскоре котел опустел, а на столе осталась только горсть  рыбьих костей.

        В обратный путь отправились на следующий день. Он был ненастный:  небо затянуло серой пеленой, откуда  вниз сыпался мелкий холодный дождь. Мешки наполовину опустели и идти было легко, тем более, что двигались по уже проторенному маршруту.  

        Заночевали друзья  у склона сопки, в палатке, но из-за сырости  и холода почти не спали, согревая себя табачным дымом. К утру распогодилось, но   тундра изрядно напиталась водой,  и движение  маленького отряда замедлилось.

        Через сутки  вышли к стану браконьеров. Теперь там стоял забрызганный грязью и тиной  гусеничный вездеход, рядом с которым копошились несколько заросших  щетиной мужчин.

        -  Добычу, свежуют,   охотнички, - сплюнул в мох Душман. - И видать не из простых, на личном транспорте.

        - Может оленины у них прикупим, а Саш?   А то от консервов уже воротит, - поправил за плечами  рюкзак  Зингер.

        -  Неплохая мысль, - сказал Душман.  - Прапор, ты как?

        -  Мне все равно, - пожал плечами Огнев.

        -  Ну тогда пошли. 

        При виде чужаков охотники - их было четверо, оставили свое занятие и настороженно замерли.

        - Здорово, мужики, - добродушно прогудел Душман, - не помешали?

        - Здорово, коли  не шутишь, - сипло ответил стоявший ближе к ним плотный крепыш в зимней камуфляжной куртке и   резиновых охотничьих сапогах. - Чего надо?

        - Оленины немного не продадите? - кивнул Душман на  две освежеванные, лежащие у  вездехода туши.

        - Нет, - покачал  тот головой, - давайте, валите отсюда, пока целы.  

        -  А чего так грубо, дядя?  -   встал рядом с Душманом Зингер, -  мы ж тебе не хамим?

        - Да чего ты с ними базаришь, Кеша!  -  заорал  от вездехода  здоровенный  детина и  потянулся  к стоящему у вездехода карабину.

        В ту же секунду  грохнул выстрел, и из его приклада брызнули щепки.

        - Стоять!  -  махнул стволом пистолета Огнев в сторону опешивших браконьеров.

        - И не дергаться!  - врезал крепышу по морде Душман. Тот хрюкнул и отлетел в сторону.    Секундой позже Зингер метнулся к  здоровяку и он с воплем повалился  в мох. Оставшиеся двое бросились бежать.

        - Так-то лучше, - добродушно  хмыкнул Душман и направился к кабине вездехода. 

        Забросив оружие незадачливых браконьеров в кузов, Огнев с Зингером  быстро забрались туда и через минуту, взревев двигателем, машина  унеслась в тундру.

        Через десяток километров  Душман остановил вездеход  и  все вылезли наружу.

        - Ну что, не растряс я вас?   - скептически оглядел он друзей.

        - Это ты так в ВДВ ездил?  -   сморщился Зингер, потирая ноющую спину.

        - Там по всякому бывало, - осклабился Душман. - А мужики, Юра, как я и говорил, не простые, вот погляди, в кабине нашел, - протянул  он Огневу  малинового цвета удостоверение  с гербом на обложке.

        В нем значилось, что предъявитель сего является  председателем   Сегежского  муниципального Совета. 

        -  Ты смотри, слуга народа, - усмехнулся  Огнев. - Это твой  недавний клиент Витя, на,  полюбуйся, - сунул  он удостоверение Зингеру.

        - Ну да, -  рассматривая фотографию на документе, удовлетворенно  хмыкнул Зингер. - Теперь  с недельку служить ему точно не придется.

        После этого встал вопрос, что делать  с вездеходом, в кузове которого лежали несколько оленьих туш.    Посоветовавшись, решили оставить его в  тундре, километрах в  двадцати от кордона.

 Дальнейшее путешествие было спокойным, и на  вторые сутки   приятели  подходили к дому егеря.

        Он оказался  пуст, а в горнице, на столе, лежала  нацарапанная  карандашом записка  «Уехал в город. Буду через пару дней».

        - Куда это деда понесло?  - прочитав ее,  сказал  Зингер. - Может к бабке?

        - А почему бы и нет, -  тронул рукой  еще теплую печку Душман. - У него тоже свои дела. Давайте топить баню и мыться. 

        Это предложение было встречено с воодушевлением  и вскоре  над  приземистой банькой, закурился дымок.

        Всласть напарившись,  довольные и разморенные, приятели  вернулись в дом.  Там нажарили прихваченной  Зингером из кузова вездехода  оленины  с картошкой, достали из багажника  «джипа»  пару бутылок водки и отметили свое возвращение.

        -  Хорошо сидим, - сказал  Зингер, когда утолив первый голод, все закурили. - Жаль, только, что  пустые. С «рыжьем» было бы веселее.

        - Стоп!  - взглянул на Зингера  Огнев. - Чуть не забыл. А ну ка, Саня, дай мне спички, - протянул  он руку к Душману.

        -  На, - ничего не понимая, ответил тот.

        Сунув коробку в карман, Юрий  прошел на кухню и,  отодвинув  в сторону лежащую на полу  домотканую дорожку, открыл крышку подпола.  Спустившись вниз, он чиркнул спичкой и,  затеплив стоящий  на бочке огарок свечи, направился к схрону.

        - Принимай, - глухо донеслось через несколько минут снизу, и  в руках присевшего на корточки у люка Зингера оказался  небольшой,  перевязанный шпагатом  тяжелый сверток.

        Выбравшись из подпола, Юрий взял его из рук Зингера, вернулся в горницу   и положил  стол.

        - Это вам, Саша.

        Когда  Душман  разрезал  шпагат и развернул сверток, в неярком  свете лампы матово блеснули четыре слитка.

        -  Все что осталось от первой ходки, -  кивнул на них  Огнев.

        - А тебе?  - удивленно вскинув брови и взвешивая в руке один из слитков, спросил Душман.

        - Мне не надо, - улыбнулся Огнев. - Глядишь, откроете с Виктором  автосервис. Только с ментами больше не заводитесь.

        Зингер с Душманом переглянулись  и Сашка  придвинул два слитка Огневу.

        - Так не пойдет. Это твои.

        - Как знаете, -  безразлично пожал плечами Юрий.

        Потом  пили  заваренный Зингером  крепкий чифирь и  каждый думал о своем.

        Утром, оставив Архипу денег за постой, Душман с Зингером стали собираться в дорогу.  Все это время Огнев безучастно сидел  на крыльце и задумчиво смотрел в высокое небо, по которому  плыли легкие облака.

        - Чего   загрустил, Юра?   - сказал,  подходя к нему от машины и присаживаясь рядом,  Душман.  - Сейчас двинем домой, у нас уже настоящее лето.

        - Ты знаешь, Саня, я, наверное, не поеду с вами, -  взглянул на него Огнев.

        - Почему?

        - Так будет лучше, для меня. Да и для вас тоже.

        - Ну, ты это брось, - нахмурился Душман. - Вить, ты слыхал, чего он буровит?  - обернулся  он  к появившемуся в дверях  Зингеру.

        - А чего?  -  поинтересовался тот, ставя на крыльцо спортивную сумку.

        - Отказывается ехать с нами.

        - Это не дело, прапор, - подумав, сказал  Зингер. - Вместе приехали, вместе и уедем. Чего тебе тут делать?

        - Нет, ребята, спасибо  вам за все, но я для себя все решил.  Подамся на Соловки,   в обитель.  Давно туда тянет.

        - Да ты че, с дуба рухнул?! - выпучил глаза Зингер. - На хрена  тебе это надо?

        -  Ладно, Витька, не кипятись, - тронул приятеля за руку Душман. - В обитель, так в обитель. Юрка сам себе хозяин.

        С минуту все молчали, потом Душман встал и протянул Огневу руку.

        -  Ну что ж, тогда не поминай лихом. А надумаешь, возвращайся. Пошли, Витька.

        - Бывай, - толкнул Юрия в плечо Зингер и, спустившись с крыльца, они направились к «джипу». Хлопнули дверцы, тишину кордона нарушил рев двигателя, и машина, длинно просигналив, тронулась с места.

        - Не поминай лихом!  - высунулся из окна Душман и помахал  Огневу рукой.

 

 Глава 10. Несостоявшийся эпилог

        Белесым июльским днем, когда  над Белым морем  еще властвует  незакатное солнце, к пустынной пристани  Большого Соловецкого острова  пристал  небольшой рыбацкий бот, с которого  на берег сошел  человек. Он был выше среднего роста, худощавый,  в выцветшем армейском камуфляже и с тощим рюкзаком на плече.

        Подойдя к  двум мужчинам,  конопатящим старую лодку, незнакомец     о чем-то  их спросил  и направился в сторону   монастыря, опоясанного  высокой крепостной стеной.

        Войдя на подворье, он  переговорил со встретившимся   монахом и тот проводил  гостя    в кабинет  к настоятелю.

        - Слушаю вас, - сказал  престарелый игумен в очках, отодвигая в сторону  старинный фолиант, и, внимательно оглядев незнакомца, предложил  стул.

        - Благодарю, святой отец, -  сказал мужчина присаживаясь. - Я бы хотел остаться в вашей обители,   если это, конечно, возможно.

        - Вот как?  - вскинул на него глаза настоятель. - Для чего?

        - Хочу уйти от мирской суеты.

        -  У вас горе?

        - Да нет, - последовал ответ. - Скорее всего, душевная усталость. И еще. Я хотел бы  пожертвовать на нужды обители. Вот, - мужчина достал из стоящего на полу рюкзака  небольшой   сверток и, развернув его, положил    на стол  перед игуменом.

        - Что это? - подслеповато прищурился тот.

        -  Золото. Прошлой зимой я нашел его в тундре.

        - Оно ничье?

        - Скорее всего, да. Лежало в обломках сбитого во время войны самолета.

        - А почему бы вам не сдать его государству?

        - Нынешнее государство того не заслуживает, святой отец, - горько улыбнулся незнакомец. - Я это точно знаю.

        - Как вас прикажете величать? - осторожно тронул пальцем сияющий металл настоятель.

        - Юрий.  

        - Ну, что ж, - сказал после длительного раздумья игумен, - оставайтесь. - А ваш дар  Юрий, пойдет на  ремонт храма.

        Чуть позже, в сопровождении настоятеля, Огнев  вышел наружу.

        Над  бескрайней  пустотой моря,  в небе  парила чайка

 

 Глава 11. В обители

 

        Прошел год.  Лето сменила зима, а зиму лето.

        Все это время Огнев, принятый в обитель послушником, упорно и смиренно выполнял  то, что требовал от него наставник.

        Жизнь в монастыре текла спокойно и размеренно, к чему располагала   удаленность от цивилизации и  раскинувшееся до горизонта море.

        Вставали рано, в шесть утра, и после утренней молитвы он  работал в мастерских и на подворье, затем следовала скромная трапеза и  опять работа, а вечер посвящался изучению святого писания  с наставником.

 Монах-схимник Отец Петр, так звали наставника, просто и неназойливо учил его всему, что знал сам, и Огнев   ощутил в себе что-то новое.

        Нет, это была еще не вера, она была  где-то впереди, но уже и не  слепое ее отрицание.

        Поздно вечером, когда жизнь в обители   замирала, ворочаясь в келье на жесткой койке, Юрий  часто вспоминал  прошлое, которое не отпускало.

        В тревожных снах он снова видел Афган, стрекочущие в небе «вертушки» и  дымы над разбитыми  кишлаками,  своих погибших однополчан и тех, кто лежал  в самолете в тундре, а  еще мертвых Витальку с Виктором.  Война не отпускала.

        Как-то вечером, на молитве, он спросил у наставника - почему так?  Это мой грех?

        - Да брат, - был тихий ответ. - Но терзайся так, все люди грешны. Главное, что ты пришел за советом к Господу.

        В погожие дни, в короткие минуты отдыха, Юрий часто уходил к морю, садился  на  прогретые солнцем валуны и подолгу смотрел вдаль.Она навевала думы  о бренности мира, притягивала и лечила.

        Иногда размеренная жизнь обители нарушалась приездом туристов, а то и высоких государственных мужей, которых почему-то  стало тянуть к Богу.

        Первые посещали  местные достопримечательности, любовались красотами природы островов и с интересом наблюдали жизнь монахов.

        Вторые  неизменно выстаивали литургии, ставили свечи  и о чем-то просили Бога.

        А как-то весной, на шикарном катере нагрянули «братки». Трое. Самые настоящие. Бритоголовые,  в золотых цепях с крестами на шеях и в стильных адидасовских костюмах.

 Хотели с почестями  захоронить в святом месте  кого-то из своих убиенных.

        Настоятель, бывший на подворье и наблюдавший за реставрацией  одного из храмов отказал,  и те попытались качать права.

        - Негоже так, парни, - сказал работавший здесь же  Огнев. - Тут святая обитель.

        - А тебе че, больше всех надо? -  растопырил пальцы старший, рыжий и с борцовскимим плечами. - Или хочешь чтоб мы с тобой побазарили?

        - Можно, - кивнул скуфьей Огнев. - Но не здесь. Разрешите я их провожу, отец Иосиф?

        - Да, брат Юрий, - кивнул тот, - проводи заблудшие души до пристани. Вместе с вот этими отцами.

        Сбоку материализовались два крепких  монаха, и один сделал приглашающий жест  - пошли.

        - Ну ладно, ты нас попомнишь, батя, - прошипел   игумену один из бандитов. - Айда к светлой жизни, пацаны.

        У небольшой пристани, где покачивался катер, вся группа остановилась, и у рыжего в руке   блеснул кастет.

        - Так че, падла, - сплюнул под ноги к Огневу,- ща  побаза…

        Договорить не успел.

        Зубодробительный удар  в челюсть сбросил парня в катер, а через несколько  секунд монахи бережно опустили  туда тела еще двух.

        - Плывите  отроки с миром, - набожно перекрестились они и с интересом уставились на Огнева.

        -  Хорошо ты его   вразумил  брат, - кивнул Огневу на катер первый, с   русой бородой и усами.

        - Да и вы остальных неплохо, - пробурчал Юрий и перекрестился. 

        - А вот и сатанинское оружие - вертя в руках вороненый «ТТ», -  изрек второй, безбородый  и профессионально выщелкнул из него обойму. - Полная.

        - Эй, вы, беспредельщики, - выплевывая в воду кровь и выбитые зубы, просипел из катера старший из братков. - Отдайте пушку.

        - Бог подаст, - смиренно произнес безбородый, и  оружие булькнуло в воду.

        Когда катер взревев мотором  унесся в море, все трое  долго смотрели ему в след и   молчали.

        - Как  вы думаете,   вернутся? -  покосился на монахов Огнев.

        - Если вернутся, порешу, - жестко произнес бородатый. И возведя глаза к небу, осенил себя крестом, - прости Господи.

        Кроме всевозможных хозяйственных  работ в обители,  монахи и послушники  занимались рыбной ловлей. Она была серьезным подспорьем к скудному монастырскому  столу, и он имел несколько карбасов.

        Огневу нравились бывать в море, и вскоре он стал заядлым рыбарем.

 В один из таких дней, в начале июня, когда над аргипелагом властвовал полярный день, монастырский карбас занимался ловлей трески  у острова Анзер.

 Улов был богатым, и монахи тихо радовались.

       - Сподобил Господь, - добродушно гудел  рослый отец Алексий, выбирая из сети и швыряя в лодку очередную серебристую рыбину.

       - Да, сурьезный, - поддакнул ему седенький  старец в потрепанной рясе, подтягивая вместе с Огневым  и еще одним послушником сеть к борту  сеть к борту.

       - Ну, все, шабаш -  взглянув на гору рыбы, махнул широким рукавом сидящий на румпеле отец  Егорий. - Ставим парус и идем назад.

       Спустя пять минут, увенчанное белоснежным крылом суденышко, рассекая носом морскую гладь, плавно заскользило  вдоль берега.

       - Красота какая, - восхитился сидящий в носу Юрий.

       Перед его взором, в белой кромке прибоя, золотилась узкая песчаная коса, чуть выше, причудливые, из  черного базальта и  красного гранита каменные террасы, а  над ними, в серебристом свете, отсвечивали ультрамарином  кроны  вековых сосен.

       Да, благодать Господня, - откликнулся сидящий на средней банке отец Алексий и широко перекрестился на синеющую над островом гору.

       - Анзер место благословенное, - сказал Огневу седенький старец. - Находящееся под особым покровительством Божией Матери. Здесь, на протяжении многих веков жили и трудились  во славу Господа  иноки - пустынножители. Они строили скиты и дороги, осушали болота под сенокосы и пастбища, прокладывали каналы и возводили пристани.

       А гора, которую ты лицезреешь, зовется Вербокольская, там и поныне живут иноки.

       Когда спустя час карбас  причалил к пристани, там стоял    прогулочный теплоход, у трапа которого скучал одинокий вахтенный

       - Никак   туристы, - переглянулись монахи. -  Приехали на экскурсию.

       Экскурсии на Соловки летом случались часто, были   немноголюдными и особого беспокойства обители не приносили.

 Когда нагрузившись рогожными мешками и корзинами с рыбой  артель ступила на подворье,   на нем, у церкви Благовещения,  тесной  группой стояли туристы и внимательно слушали экскурсовода.

       Мельком обозрев   мирских гостей,  рыбари проследовали в Поваренный корпус, спустились вниз по крутой, с вытертыми ногами  лестнице и поместили весь улов в выложенное  льдом хранилище.

       - Брат Юрий, - обратился к Огневу принимавший рыбу монах. -  Зайди в покои к отцу Иосифу. Он тебя спрашивал.

       - Хорошо, отец Амвросий, - утер потный лоб Огнев. - Сейчас   зайду.

       Наскоро умывшись и приведя себя в порядок,  он вскоре  был у настоятеля.

       - Входи брат Юрий, - кивнул клобуком сидящий за столом отец Иосиф, когда постучав в дверь, Огнев возник в проеме. - К тебе гости.

       Здорово, прапор, -  раздался сбоку знакомый бас и со стоящего у окна ряда стульев, - монолитно встал Душман. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, растянул рот в улыбке Зингер.

       - Здравствуйте, - удивленно обвел глазами парней Огнев. -  Какими судьбами?

       - Да вот, заехали тебя навестить, - переглянулись те. - И отец Иосиф не против.

       - Да, я не против, - чуть улыбнулся игумен. - До завтрашнего утра брат Юрий  ты свободен.

       - Благодарю вас, святой отец, - склонил голову  Юрий. - Мы можем идти?

       - Идите, - качнулся клобук. - Когда есть настоящие друзья это хорошо.

       - Юрка, черт, да ты настоящим попом стал! - весело прокаркал Зингер, когда вся тройка вышла на подворье. - Ряса, борода и морда постная.

       - Ладно, Витька, кончай базар, - одернул его Душман. - Тут тебе  не театр, а святое место.

       - Дак это ж я так, к слову, - развел руками Зингер. - И, можно сказать, от радости.

       - А вы ребята вроде изменились, - тепло оглядел парней Огнев. - Вроде стали какие-то не такие. Кстати, как вы меня нашли?

       - Так ты ж сказал, что двинешь на Соловки, - положил Душман тяжелую руку на плечо Огневу. - Ну а дальше  все было просто.

       - Ага, - кивнул жестким ежиком Зингер. - Прилетели на самолете в Архангельск, а оттуда на пароходе  сюда. И сразу к вашему патриарху.

       -  Наместнику, Витя,- поправил его Душман. - Патриарх сидит в Москве.

       - Да какая на хрен разница, - махнул рукой Зингер. - Короче к  вашему «бугру».

       - Интересный, кстати дядька, - задумчиво произнес  Душман. - Со мной давно так душевно не говорили.

       - Да, баки забивать он умеет, - согласно кивнул Зингер. - Ну что, пошли к нам в гостиницу?

       - Так вы уже и это расстарались? - улыбнулся Юрий.- Быстро.

       -  Какой вопрос? - пожал плечами Душман. - Конечно.

       Местная гостиница, с расположенной рядом небольшой церквушкой, находилась не особенно далеко от монастыря, и спустя полчаса  друзья  подошли к рубленному  деревянному зданию.

       - Апартаменты конечно не люкс, - поднимаясь на крыльцо сказал Зингер, - но вполне пристойно, жить можно.

       В  чисто убранном состоявшем из двух комнат номере, с печкой, умывальником и деревянной мебелью, Душман раздернул молнию одной из стоявших на полу спортивных сумок и на столе поочередно возникли две бутылки «Флагмана», сыр,  колбаса,  донской рыбец,  южные помидоры и зеленый лук,  а также кирпич хлеба.

       - А вот и лампадки, - извлек из буфетного шкафчика три граненых стакана Зингер  и, всполоснув их под умывальником, торжественно водрузил  рядом.

       В это время в дверь постучали, и в номер вошел благообразного вида человек с большой тарелкой исходящего паром рассыпчатого картофеля и зажатыми в руке  вилками.

       - Вот, как вы просили, - поставил  все на стол. - Приятного аппетита

       - Хозяин - кивнул на дверь Зингер, когда тот исчез. - Вообще-то тут живут паломники, и мест нету. Но мы ему сунули сто баксов и сразу нашлись.

       - Ну что, за встречу? - поднял наполненный до половины стакан Душман, когда все расселись за столом.

       -  За нее, - звякнули в него еще два. 

       - А ты почему не выпил? - аппетитно хруст луком, поинтересовался у   Зингер у Огнева.

       - Мне не положено, - был ответ. - Грех.

       - Ну, на нет и суда нет, - дуя на насаженную на вилку картофелину, добродушно прогудел Душман. - Давай, Витек, дерябнем по второй.

       Когда первая бутылка опустела и все основательно, подкрепились, Душман с Зингером закурили (Юрий снова отказался)  и  многозначительно переглянулись.

       - Слышь, прапор, - выдул к потолку  тонкую струйку Душман, - а тебе привет.

       - От кого это? - высоко вскинул брови Огнев.

       - От  Виктора, который был егерем.

       - ?!

       - Ну да, - мы, прежде чем лететь в Архангельск навестили кордон,   думали, а вдруг  ты там, - продолжал Душман. - Ну, и встретились  с этим самым Виктором. Фамилия его, кстати, Лебедев.

       - Точно, - прошептал Огнев, и его глаза стали влажными. - Так, значит, он остался жив? Уму непостижимо. И перекрестился.

       - Во-во, именно, - ткнул Зингер бычок в пепельницу. - На той «стрелке» пацаны всадили в твоего корешка две пули, и он вырубился. Приехавшие менты посчитали его «жмуриком» и  определили в морг.

 Ну а там Витька оклемался и им занялись врачи. Практически вытащили с того света.

 Менты хотели сделать из него «паровоз» и посадить. Но что-то там у них не склеилось и отпустили.

        - Да, Виктор серьезный парень, - прогудел Душман. -  Офицер, воевал в Чечне. - Кстати, тебе привет передавал, если найдем, конечно.

        - И чем  же он теперь занимается? - поинтересовался Огнев.

        - Служит в охране у какой-то бабы. В городе.

        На несколько минут в номере возникла тишина, все молчали.

        - Ну а теперь у нас к тебе дело, прапор, - закурил вторую сигарету Сашка.

        - То золото, что ты нам дал, оказалось счастливым. Мы его выгодно   толкнули и купили автосервис. А еще в прокуратуре у меня нашелся дружок - вместе были в Афгане. Он вошел в долю и теперь у нас  еще две заправки и кабак. Так что бабок   хватает, и с братвой мы завязали.

        - Завязали, Юр, - век воли не видать, - щелкнул ногтем себя по зубу Зингер.

        - Ну, так вот, - неодобрительно покосился на приятеля Душман. - Мы с Витьком долго думали и решили, что негоже тому золоту лежать в тундре. И не потому, что жадные. Просто обидно. Оно ж народное.  Нужно достать и пустить в дело.

        - Так, дальше, - уставившись в стол, отрешенно произнес Юрий.

        - Заберем рыжье, толкнем и купим  пару заводов и леспромхоз. А это рабочие места и хлеб для работяг.   Ну а еще построим церковь, в память о тех ребятах, что лежат в тундре.

        При последних словах Душмана Огнев поднял голову и в его глазах появился блеск.

        - Церковь говоришь? - тихо прошептал он и опять  задумался.

        В комнате снова возникла тишина, прервавшаяся  далеким голосом колокола. Звонили к вечерне.

        Юрий встал, поклонился и в ту сторону  и осенил себя крестным знамением.

        - Хорошо, завтра я дам ответ, - и направился к двери.

 

Глава 12. Время собирать камни

        Отстояв вечернее богослужение,  Огнев  смиренно  прошел в свою келью, где жил с еще с тремя послушниками и долго молился.

        Он просил Господа о ниспослании благодати  страждущим, прощении ему грехов и наставлении на истинный путь.

        Всю ночь послушник не спал,  и, лежа на жестком ложе, думал о сделанном  ему предложении.  За истекший год   его душа так и не обрела покоя, хотя  внутренний мир изменился. Огневу все больше нравилась жизнь в обители, соблюдение церковных канонов, долгие беседы с наставником и  размышления наедине. В этом было что-то новое,   выгодно отличающееся от мирских соблазнов и суеты.

        Однако встреча со старыми друзьями  снова всколыхнуло все то, отчего так хотелось освободиться. Бывший полковник не приемлел  несправедливости, лжи и обмана, мучительно переживал за страну и ее обездоленный народ.

        Он понимал, что помочь всем невозможно, но то, что сказал Душман, заставило  Юрия задуматься. Можно было сделать действительно благое дело,   для тех немногих, которым в случае удачи они могли помочь хоть чем-то, а еще отдать дань памяти героям, погибшим в тундре. Ведь ценой жизни они сохранили то, что принадлежит народу.

        После утренней литургии он направился в ризницу, где находился игумен и испросил разрешения побеседовать с ним.

        - Присаживайся брат Юрий, - кивнул отец Иосиф на стоящую у стены лавку. - Слушаю тебя.

        И Огнев рассказал настоятелю  историю своей жизни. Вплоть до сегодняшнего дня и предложения Душмана.

        - Да, - весьма печальна твоя история, -  задумчиво перебирая в руках четки, сказал после долгого молчания игумен. - Как, впрочем, и многих здесь.

        - И чего же ты от меня хочешь?

        - Отпусти меня на время из обители, отец. Я хочу добыть то золото и обратить в пользу страждущих. А еще построить  храм и увековечить память убиенных. Тех, которые  его сохранили.

        - Сие будет не просто, -  пытливо взглянул игумен на Юрия. - Найдешь ли в себе силы?

        - Найду отец, - склонил тот голову. - Ведь это благое дело.

        - Ну что же, тогда иди. А я буду молиться за тебя. И осенил Юрия крестным знаменем.

        В полдень, когда серебристый шар солнца стоял в зените,  теплоход, огласив окрестности грустным криком, плавно отошел от причала и взял курс в открытое море.

 На его палубе, в корме, стоял Огнев с  Зингером и Душманом,   и неотрывно смотрел на исчезающие в голубой дали  купола  церквей.

        Для начала друзья решили навестить Виктора и, по прибытии в Петрозаводск,  сразу же отправились на кордон.

 Первым, кто их встретил, была   пушистая хаска, весело взлаявшая и дружелюбно замахавшая хвостом.

        - Здорово, Альфа,  - потрепал ее по загривку Зингер, - не забыла нас?

        На лай в доме открылась дверь, и на крыльцо вышел Виктор.

        - Здорово, Витя, - прогудел  Душман, ставя на траву сумку. - А вот и тебе   «привет».   Так сказать, обратный. И хлопнул по плечу Огнева.

        - Юра?  - сбежал с крыльца бывший егерь. - Наконец-то нашелся!

        Огнев молча шагнул вперед, и они  крепко обнялись.

        - Живой, Витька, живой, - растроганно шептал Юрий, - просто не верится.

        - Ну ладно, хозяин, приглашай в дом, - а то мы прямо с вокзала, - улыбаясь, сказал Зингер. - Надо, так сказать, вспрыснуть встречу!

        Спустя полчаса вся компания   сидела за столом  и усиленно подкреплялась.

        - Ну что, еще по одной и перейдем к делу, - разлил по стаканам вторую бутылку Зингер.

        Все, кроме Огнева выпили  и задымили сигаретами. Альфа дробила под столом очередную кость.

        - Значит так, парни, - обвел взглядом присутствующих Душман. - Предлагается следующий план. 

        Мы с Зингером, - кивнул на приятеля, - финансируем все изыскания и беремся сбыть золото. У нас в Ростове есть надежный канал.

        Ты, Витек, купишь в Архангельске  бульдозер  с санями, вездеход и все, что нужно для  работ.

        Ну а ты, Юра, - наклонился к Огневу, - как и раньше, возьмешь на себя общее руководство. Идет?

        Лебедев с  Огневым  переглянулись  и  молча кивнули головами.

        - Заметано, -  пристукнул ладонью  по столу Душман.

        - А теперь еще, чтобы не было недомолвок.

        Из той суммы, что выручим, покупаем в Ростове пару заводов, а здесь, в Архангельске, леспромхоз. Ну и строим церковь, в месте, где укажет Юрий. В память о тех парнях, что лежат в тундре. Остальное пускаем на благотворительность. Ну, как, принимается?

        - Да, - ответил за всех Огнев. - Это будет по справедливости.

        - Золото, я думаю, мы найдем, -  щурясь от дыма, произнес  задумчиво Лебедев. - Вопрос в том, сможем ли  сбыть? - вопросительно обвел он всех взглядом.  - В прошлый раз это плохо кончилось.

        - Сможем, - решительно ответил Душман. - Мы с Витькой гарантируем.

        Потом все помылись в бане, и Душман с Зингером  завалились спать на сене, а Огнев  с Лебедевым   присели на крыльце дома.

        - Какие красивые здесь зарницы, - глядя  на пурпур заката, задумчиво произнес Юрий.

        - Красивые, - откликнулся Виктор. - Ты ни о чем не хочешь меня спросить?

        - Хочу.  Как поживает Зея?

        - Все также, расширяет бизнес и растит Димку. Я работаю у нее в охране. Кстати, Зея тебя любит.

        - И я ее, - жуя травинку, сказал  Огнев.  - Давно.

        - Так в чем вопрос? Вам нужно быть вместе. 

        - Нужно, - согласился Юрий. - Но еще не время.

        Вечером все снова собрались в горнице и обсудили детали операции, а рано утром Душман с Зингером  и Лебедев, отправились на его «Уазе» в город.

 Ростовчане - получить в банке   необходимую для изысканий сумму, а Виктор на поиски техники и снаряжения.

        - Ну что, Альфа, остались мы с тобой одни? - потрепал по загривку  загрустившую собаку  Огнев, когда машина скрылась за увалом. - Давай, займемся  по хозяйству.

        Когда над кордоном снова запылали зарницы, вдали послышалось комариное жужжание, потом оно  стало нарастать, и  к дому, пофыркивая,  подкатил «Уаз».

        - Как поездка? - поинтересовался Огнев, принимая из рук Зингера  туго набитую   спортивную сумку и рюкзак.  

        - Все путем, - помогая Лебедеву  выгружать из машины  какие-то ящики, мешки и свертки, - довольно прогудел Душман. -  Деньги из Ростова нам перечислили, начинаем делать закупки.

        Затем вещи занесли в дом, прибывшие умылись,  и  все сели обедать.

        - Царская уха, - опорожняя вторую тарелку,  довольно изрек Зингер. -  Только не пойму, что за рыба?

        - Семга, -  подрезая   хлеба, - ответил Огнев. - Виктор  презентовал.

        - Ценный презент, -  констатировал Душман. - В Дону такой не водится.

        Потом ели жареную картошку с мясом,  пили, закусывая морошкой, чай из самовара и потели.

        - Хороший из тебя повар, Юрок, - сыто рыгнул Зингер. - Благодарствуем.

        После этого, убрав со стола, все вышли и из дома, уселись под окнами на бревне и с наслаждением закурили.

        - Лепота, -  окинул взглядом северный пейзаж, пустил вверх несколько колечек дыма Зингер. - А когда был на зоне, вроде и не замечал. Чудно.

        - Ну а как дела с техникой? -  поинтересовался   у Лебедева Огнев.

        -  Да вроде, получается, - ответил тот. - Пока ребята были в банке, я смотался  в часть к военным строителям, у меня там командир   знакомый. Он обещал  дать бульдозер и вездеход на неделю. Цена - две штуки баксов.

        - Берем, - кивнул головой Душман, - Ты, Виктор, пообещай ему еще пятьсот,  и расстарайся аммонала с детонаторами  и взрывную машинку.  Ими мы здорово облегчим себе работу. Коль поинтересуется  зачем, скажи, что будем  прокладывать дорогу.    

        - Добро, -  согласился Лебедев. -  А теперь об оружии. У меня в наличии «тулка» и «Барс». Думаю, еще пара  стволов не помешают.

        - Наоборот, - оживились Душман с Зингером.  - Найдешь?

        - Постараюсь, - улыбнулся  Виктор и переглянулся с Огневым.

        Еще два дня прошли в хлопотах и сборах, а утром третьего, когда все завтракали, к дому подъехал «Джип» и длинно просигналил.

        - Зея, - взглянул на Огнева Виктор. - Я ей сообщил, что ты приехал. Так что иди, встречай гостью.

        Под взглядами друзей   Юрий встал из-за стола  и, розовея скулами, вышел.

        - Ты?

        - Я.

        - Здравствуй. И их губы слились в поцелуе.

        - Видная  дама, - глядя в окно сказал Зингер. - Очень.

        Спустя пять минут пара вошла в дом, и  Лебедев представил   ростовчан гостье.

        - Саня, - осторожно пожал  ей  громадной лапой   руку Душман.

        - А я Зин...,  тьху черт, Витя, - почему-то смешался Зингер, и все весело рассмеялись.

        Затем Лебедев принес  из машины увесистый пакет, и Зею усадили  на почетное место.

        С появлением красивой женщины в доме словно посветлело.

        Зингер не переставая шутил, Душман с Лебедевым улыбались, а  Огнев смотрел на Зею и в голове у него все кружилось.

        - Ну, что, парни, а не сходить ли нам за грибами? -  поглядев на Зингера с Лебедевым, предложил  Душман. - А Юру с Зеей  оставим на хозяйстве.

        - Люблю грибы, -  сделал умильную рожу Зингер. -  Особенно белые и под водку.

        Когда вся троица, прихватив корзины и весело переговариваясь, исчезла в синеющих  вдали соснах, Юрий и Зея  вышли на крыльцо и  прислонились друг к другу.

        Потом он подхватил  ее  на руки и понес к  сметанной за баней копне сена.

        В высоком небе  кувыркался и пел жаворонок…

        А  на следующий день, к вечеру, на подворье кордона с ревом вполз бульдозер, в сопровождении  крытого тентом  трехосного вездехода.   

        - О, «Захар», -  ткнул Душмана в бок Зингер. - А я думал таких уже нету.

        - ЗдорОво, Виктор Иванович, - протянул  руку Лебедеву, вылезший  из кабины     прапорщик. - Вот, принимай технику. Командир прислал.

        - ЗдорОво Петро, - пожал ее Виктор.- А как  с расходными материалами, не забыли?

        -  В кузове горючее и взрывчатка, как договорились.  Да заглуши ты свой агрегат! - заорал  прапор  в сторону бульдозера.

        Тот в последний раз чмыхнул, стрельнул  синим выхлопом, и из кабины вылез замурзанный солдат.

        - Во-во, - покури пока, - бросил ему Петро, и боец  устало присел на травку.  

        -  А этот пылесос, того, не развалится? -  с сомнение покосился на вездеход Зингер.

        -  Сам ты пылесос, - обиделся прапорщик. - Машина надежная, и проходимость дай боже. Идет по любому бездорожью.

        Затем военных накормили, Петро хлопнул стакан водки, и Лебедев повез  их в часть.

        - Да, давненько  не  сидел я за рычагами, - влез в кабину бульдозера Душман, - с самого Афгана.

        А Огнев с Зингером придирчиво осмотрели грузовик, проверили стоящие в кузове бочки с горючим  и взрывчатку, после чего стали загружать его снаряжением.

        Туда поочередно поместили кирки с лопатами и ломами, пару топоров и  шведскую «Хузварну», две палатки со спальными мешками и надувные лодки, а также  изрядный запас провизии с посудой  и  бидон спирту.

        - Оружие возьмем в кабины, - сказал Огнев, укрывая все брезентом.

        - А курево и транзистор захватили? -  утирая руки ветошью, подошел к ним Душман.

        - Забыл, черт, - ухмыльнулся Зингер и притащил из дома картонную коробку  и транзисторный радиоприемник.

        - Ну, вроде все, -  держа в руке бумажку, пробежал ее глазами Огнев. - Накомарники  у каждого в комбинезоне.

        Вернувшийся из города Лебедев еще раз дотошно проверил снаряжение, добавил к нему рыболовную сетку и  пару удочек, после чего все уселись ужинать.

        - Так, а теперь рассчитаем маршрут, -  по завершении его, развернул на столе карту Огнев…

        Встали на заре, разлившейся по небу причудливыми красками, по пояс умылись у колодца и, облачившись в летнюю «афганку» и тяжелые ботинки, наскоро позавтракали.

        - Ну, с Богом - перекрестился на восток Огнев, когда Лебедев запер дом, и все направились к машинам.

        Душман,  что-то напевая, влез в кабину бульдозера, Огнев сел за руль вездехода,  а   Зингер с Лебедевым и весело скалящейся Альфой, расположились в кузове, на тюках с палатками.

        Потом окружающая тишина разорвалась ревом двигателей, и караван медленно тронулся в путь.

        В первый день, делая короткие остановки, прошли шестьдесят километров и остановились на отдых  у небольшого озерца, опушенного густой порослью.

        Душман,  выбравшись из бульдозера,  устало  присел на валун и задымил сигаретой, а остальные принялись разбивать лагерь.

        Вскоре на жарко пылающем костре  запузырилась в котле каша и, щедро сдобрив ее тушенкой, парни навернули по две миски.

 Потом пили заваренный до дегтярной черноты чай, слушали тихо льющуюся из приемника  музыку и любовались  красками заката.

        - Интересные здесь места, - задумчиво сказал жующий травинку Зингер. - Будто на другой планете.

        Следующий несколько дней прошли в реве двигателей, дизельном чаде и борьбе с   тундрой. Она словно не хотела пускать  людей  дальше, строя им всяческие препоны.

        Пару раз вездеход застревал в марях, и его приходилось извлекать бульдозером, тучи гнуса вились над караваном, временами с неба проливался холодный дождь.

        - Да, а дорогу мы и впрямь проложили, - глядя на уходящий к горизонту след траков, как-то сказал Душман. - Сделать подсыпку и в самый раз.

        На девятые сутки, обросшие щетиной и в коросте от укусов,  путешественники, наконец, добрались до   селения саамов.

 Оно все так же неприкаянно чернело у озера, печально взирая на мир подслеповатыми окошками.

        - Ну вот, вроде добрались, -  глуша мотор, прохрипел сидящему рядом Зингеру Лебедев. 

        За истекший год деревушка еще больше пришла в упадок, но избушка Марии сохранилась.

        Выгрузив на траву часть вещей и  затопив ржавую  печку, все вышли наружу, уселись у стены и, сняв ботинки, с удовольствием вытянули ноги.

 Радуясь свободе, Альфа с лаем носилась по берегу и пугала чаек.

        - Сегодня туда не пойдем, - кивнул Огнев на синеющий за озером лес. - Нужно все разобрать и  привести себя в порядок.

        -  Ага, - поскреб  щетинистый подбородок  - Зингер. - И желательно помыться.

        Спустя несколько часов, когда настывшая за зиму избушка несколько просохла, друзья вымели из нее весь сор, застелили нары хвойными лапами и вооружили постели, а затем перенесли в жилище все необходимое.

        - Ну вот, а теперь можно заняться и собой, -  расстегнул клапан одного из рюкзаков Лебедев и извлек оттуда несколько  пар белья, мыло и полотенца.

 После этого все направились к озеру, стянули с себя пропотевшее шматье и, зайдя в   воду, стали мыться.

        - А вода братцы в самый раз, -  наяривая себя мочалкой, - довольно прогудел Душман, - усталость как рукой снимает.

        - Целебная, - улыбнулся Лебедев и окунулся с головой.

        Когда на землю опустился вечер,  одетые во все чистое, они сидели за столом и ужинали.

        - Скорее бы завтра, - хлебая наваристую лапшу, пробубнел Зингер. - У меня просто руки чешутся.

        -  Завтра никуда не уйдет, - тихо произнес Огнев. - От нас, во всяком случае.

        Утром на озеро пал туман, а трава покрылась росою.

        К похороненному кладу решили идти на лодках  и там определиться, как  вести работы.

        Огнев с Лебедевым сели в одну, Душман с Зингером в другую и, отгребая  короткими веслами, поплыли.

        Время от времени в воде всплескивала рыба, где-то в лесу  слышалась дробь дятла.

 Скоро из тумана показался   заросший лесом  берег и уходящая в воду проплешина осыпи,  с которой взлетели несколько  розовых чаек.

        - Швартуемся, -  сказал Огнев и,  сделав последний гребок, шагнул на скользкую гальку.

        Все последовали его примеру, живо оттащили лодки от воды и обозрели то, что предстояло копать.

        - Однако, -  цикнул слюной Зингер. - А она кажется еще больше чем в прошлый раз.

        - Да, немного расползлась, - согласился Огнев, и все стали осматривать осыпь.

        В основном она состояли из песка и глины, среди которых встречались и каменные фрагменты.

        - Ну что, для начала пригоним сюда бульдозер? - Взглянул на Огнева Душман. - Или сразу начнем со взрывчатки?

        - Бульдозер, - чуть подумав, ответил Огнев. - А заодно прихватим и взрывчатку. Мне приходилось с ней работать.

        Спустя некоторое время лодки вернулись обратно, в кабину бульдозера загрузили  два деревянных ящика и  в сопровождении  прихвативших топоры и бензопилу  Огнева, с Лебедевым и Зингера, он пополз по лесу, в сторону противоположного берега.

        К полудню  изрядно намаявшиеся друзья  перекуривали  у пышущей жаром машины, на краю осыпи.

        - Давно так топором не махал, - поводил  мускулистыми плечами Зингер. - Хорошая тренировка.

        Потом на лодках  туда же доставили  кирки и лопаты,  наспех перекусили, и Огнев определил порядок работ.

        Душману  отвалом бульдозера надлежало снимать слои грунта, а остальным, с кирками и лопатами, искать в нем мешок с золотом.

        К вечеру осилили  малую часть и, умаявшись,  отправились на ночевку в селение.

        - Слышь, пацаны, - зевнул Зингер, когда все  влезли в спальные мешки. - А может нам   того, поднять всю осыпь на воздух?  Дешево и сердито.

        - Нельзя, - сонно бормотнул  Душман. -  Слитки может забросить в озеро.

        Второй и третий дни тоже не дали никаких результатов, а утром четвертого, отвал бульдозера  проскрежетал по скальному грунту.

        - Стоп! - махнул рукой   Огнев  Душману. -  Где-то здесь должна быть расщелина!

        Спустя час, натужно сопя и орудуя кирками и лопатами, друзья нашли их целых три и все заваленные скальными осколками.

        - М-да, - неподъемные, надо   взрывать, -  сдвинул на затылок кепи Лебедев.

        К вечеру, матерясь и отмахиваясь от гнуса, все расщелины  углубили, Огнев с Душманом  зарядили их  и  протянули к опушке леса запальный провод, после чего все укрылись за вывороченным  из земли деревом.

        - Ну, Юра, давай, - почему-то шепотом сказал Душман, и Огнев, провернув  рукоятку, нажал кнопку взрывной машинки.

        Тишина  леса нарушилась вселенским грохотом, вверх взлетело темное облако, и   Зингер с воплем схватился за голову.

        - Никак контузило? - участливо поинтересовался Лебедев, когда многократно повторяющееся эхо затихло.

        Вместо ответа  Зингер  ткнул дрожащим пальцем  во что-то лежащее у его ног и, выпучив глаза, просипел, - оно…

 В зеленом  мху  матово поблескивал золотой слиток.

        - Ур-ра!!  - прокатился над лесом победный вопль и, прихватив находку, все ломанулись к месту взрыва.

        В одной из воронок и вокруг нее, весело искрились десятки солнечных зайчиков, и парни принялись их собирать.

        - В самый раз зарядили, не раскидало, - довольно гудел Душман, швыряя слитки на разостланный брезент.

        - Ага, аккуратно, - бормотал  Зингер, делая то же самое.

        Когда через час добычу пересчитали, в наличии оказалось  все, что ранее  было в мешке.

        - Не поскупилась, отдала, - окинув взглядом то, что осталось от осыпи, - констатировал Лебедев.

        И только Огнев стоял молча и задумчиво взвешивал в руке один из слитков.

        Потом все найденное сложили в ящики из-под аммонала, которые  через лес  доставили в селение

        - Ну, а теперь надо вспрыснуть находку, -  извлек из-под нар бидон Зингер. - А то удачи не будет.

        Вскоре все сидели за столом, пили разведенный спирт, закусывая его сухарями и  тушенкой с луком,   и  прикидывали сколько времени уйдет на  обратную дорогу.

        - Сколько бы  не ушло, это не главное, -  снимая с печки закипевший чайник, осторожно поставил его на стол Лебедев. - Вопрос в том, как доставить груз  в Ростов, - взглянул он на  Душмана с Зингером.

        - А нету никакого вопроса, -  переглянулись те. - Довезем  в гробу на машине.

        - ?!

        - Ну да, - снова разлил спирт по кружкам  Душман. -  Чего уставились?

 Наймем в Петрозаводске дальнобоя, загрузим на кордоне гроб с золотом и повезем его    в Ростов, как усопшего родственника.

        - А что? - дельное предложение, -  взглянул   на Огнева Лебедев. - Ты как  думаешь, Юра?

        -  Дельное,  - согласился тот. - Хотя есть определенный риск.

        - Ну, кто не рискует, тот не пьет шампанское, - поднял наполненную на треть кружку Зингер. - Вздрогнем!

        Утром  снова отправились на место работ, и бульдозером привели  его в порядок. 

        Потом навестили  могилу Марии, поправили на ней покосившийся крест, и Огнев прочел короткую молитву.

        - Ну, а теперь пора и в обратный путь, - напялил на голову кепи  Душман, и все заскрипели ботинками по гальке.

        Когда белесое солнце стало клониться  к западу,  караван чернел у далекого горизонта…

        На кордоне все было по - прежнему.

 Так же  синел вдали лес, розовела  мхом и разнотравьем тундра,  высоко в небе парил сокол.

        Заглушив разогретые моторы, друзья с трудом выбрались из кабин и, усевшись на бревно, молча задымили сигаретами. Альфа же радостно взлаяла и принялась весело бегать по подворью.

        Потом Лебедев снял амбарный замок с двери, машины разгрузили и поклажу занесли в дом, где вскоре жарко запылала печь.

 Весь остаток дня топили баню и мылись, потом ужинали, а когда в небе зажглись первые звезды, улеглись спать. Все, кроме Огнева.

        Тот снова вышел на крыльцо, сел, и,  поглаживая лежащую рядом  хаску, долго о чем-то думал.

        На следующее утро Лебедев с ростовчанами отправились на «Уазе» в город, сообщить в стройбат чтоб забрали технику, а Огнев с Альфой  остались на  кордоне стеречь золото.

        К вечеру  навьюченный гробом  автомобиль  въехал на подворье, мрачный атрибут занесли в дом и  загрузили в него «усопшего».

        Впрочем, не всего. Десять слитков  спрятали в схрон, на всякий случай.

        - Мы еще и сопроводительные расстарались, -  довольно ухмыляясь, сказал Зингер. - Во - и протянул Огневу  какие-то бумаги.

        Это были справка о смерти и разрешение на доставку в Ростов для последующего захоронения  некого Зубкова Ивана Захаровича.  

        - Липа? -  пробежав их глазами, поинтересовался Огнев.

        - Настоящие, - ответил Душман. - И стоили совсем ничего, двести баксов.

        А спустя сутки от кордона отъезжал крытый тентом «Камаз», в кабине которого,  рядом с водителем, сидели Душман с Зингером.

        - Ну, не пуха вам ни пера! -   махнул   рукой стоящий рядом с Огневым Лебедев.

        - К черту! - проорал в ответ Зингер,  и машина покатила  по затравеневшей дороге...

        Потянулись дни ожидания, наполненные  хозяйственными делами.

 К зиме нужно было заготовить дров и сделать запасы грибов и ягод, на которые выдался урожайный год, и друзья, пригласив в гости Зею с Димкой, целыми днями пропадали в лесу и тундре.

        Мужчины, вооружившись бензопилой и топором, разделывали сухостой и поваленные деревья, а Зея с мальчиком собирали  грибы и ягоды.

        По вечерам, вымывшись в бане, все сидели в горнице за самоваром и пили чай.

        Спустя неделю после отъезда гостей, когда за домом были сложены две высоких поленницы, а в подпол опущены пару десятков банок с маринованными грибами и вареньем, в кармане у Огнева запел  «мобильник»  и он приложил его к уху.

        - Здорово, прапор! - донесся издалека знакомый голос.- Как живете можете?

        - Вашими молитвами, - улыбнулся Огнев. - А вы?

        - Все путем, - рассмеялся Душман. -  А теперь, Юра, слушай меня внимательно. То, что было, мы определили и вплотную занимаемся производством.  Вам, как договаривались, перечислили часть суммы,  тоже занимайтесь. Кстати, мы тут с Витькой ДОК присмотрели. Так что нужен леспромхоз, для кооперации.

        - Понял -  ответил Огнев. - Завтра же и приступим.

        - Тогда пока все, - пробасил Душман. - Привет Виктору и Зее. На связи.

        - Ну, как, все нормально? - вопросительно взглянул на Огнева стоявший рядом Лебедев.

        - Вполне, - кивнул  тот головой. -  Завтра начинаем становиться капиталистами. -Тебе, кстати, привет.

        А спустя час позвонила Зея и сообщила, что на счет ее фирмы из Ростова поступили деньги. - Так что приезжайте, жду, - сказала она.

        Вопрос с покупкой леспромхоза решился быстро. Его  приобрели у одного   из бывших контрагентов Шмакова, который решил заняться более крупным бизнесом и переезжал в Москву. Предприятие планировалось  укрупнить, для чего Зея пригласила  ранее работавших с мужем партнеров из Финляндии.

        А вот  с  храмом дела не заладились.

        Огнев с Лебедевым решили  построить его на кордоне, сюда же доставить останки погибших и возвести на месте захоронения обелиск.

        Однако местная администрация и епархия воспротивились, желая иметь все это в городе. Их сторону занял и военный комиссариат, ссылаясь на имеющиеся на этот счет указания министерства.

        - Ну что же, тогда поеду на Соловки, - сказал Огнев Лебедеву. - Попрошу помощи у отца Иосифа.

        Спустя несколько дней он  вошел на  подворье монастыря, снял с плеча сумку и широко перекрестился на  плывущие в небе купола Свято-Преображенского собора. - Помоги Господи.

        Архимандрит принял  Огнева радушно, усадил   напротив и внимательно выслушал.

        - Да, брат Юрий, я верил в тебя и не ошибся, -  сказал он после долгого молчания, когда тот закончил. - Ты вершишь благое дело, но в миру не все это понимают. Я помогу тебе и обращусь к Патриарху.

        - Спасибо святой отец, - склонил голову Юрий. - У меня еще одна просьба.

        - Говори, - был ответ.

        - Я хотел бы стать настоятелем того храма.

        В кабинете снова возникла тишина.

        - Будешь, - нарушилась она. - Ты этого достоин.

        …Прошло три года, и наступила весна.

        В  бесконечно высокой  синеве, в сторону голубых тундр,  тянул клин журавлей. А внизу, рядом с выстроенным у кордона храмом, стояла группа людей и смотрела в небо.

        - А помните, как в той песне,  про солдат? -  сказал  Душман,  обращаясь к остальным.

        - Помним, - ответили  Зингер с Лебедевым, а Зея прижала к груди душистый букет роз.

        - Ну что же, тогда пошли к ним, - держа  на руках годовалую дочурку, кивнул скуфьей Огнев.

        И все направились по аллее в сторону гранитного обелиска.

 Москва - Луганск.  Май  2005.