Как же быстро Египет погружался в ночь…
Алан Сандерс не мог оторвать глаз от манящей полоски затухающего горизонта. Три пирамиды, одна выше другой, черными треугольниками заграждали тоскливую пустыню близ Каира, а молчаливый Сфинкс охранял покой погруженного во тьму некрополя.
Какое величие!..
Алан Сандерс затаил дыхание. Смел ли он даже представить ещё год назад, что сможет увидеть всё это не на рисунках и фотографиях, а воочию? Какой же удачей было попасть в экспедицию к известному профессору рисовальщиком и окунуться в мир древних тайн, скрытых песками и молчанием истории.
Нет, теперь, когда заканчивалось девятнадцатое столетие, в Британии невозможно было найти ничего подобного! Там не осталось ни тайн, ни загадок. Руины замков уподобились скелетам мертвецов — их разъедало время. А здесь, на месте некогда великого Мемфиса, даже спустя тысячелетия все дышало жизнью. Пирамиды не были подвластны времени, ведь они бессмертны!
До чего же были глупы и суеверны местные арабы, раз считали, что по ночам полчища джиннов витают вокруг пирамид! Старушечьи сказки, «Тысяча и одна ночь»! Эти россказни только отвлекали от настоящих тайн и портили впечатление от грандиозных строений.
Как хорошо было прогуливаться по плато ночью, когда здесь не суетились члены экспедиции, не кричали рабочие, и не был слышен стук их орудий. Тишина и прохлада, такие желанные днем, наступали только с заходом солнца, и можно было остаться одному посреди величественного безмолвия памятников ушедшей в вечность цивилизации.
Из пустыни послышался вопль шакала, и Алан Сандерс невольно вздрогнул. Глупый зверь нарушил его единение с высоким и непостижимым. Мужчина и не заметил, как на небе уже взошла луна, тускло осветив искалеченный лик Сфинкса, чья фигура по грудь утопала в песке.
Какими же варварами нужно было быть, чтобы совершить такое? Чем эта древняя статуя заслужила себе отколотый нос?! Кто бы ни был тем вандалом, суфийский фанатик или солдат наполеоновской армии, этот человек совершил преступление против человеческой истории и её памяти!
Шакалий лай стал просто невыносим, и Алан решил последовать к источнику звука. Должно быть, животное кто-то потревожил. Лишь бы это не оказались презренные воры из деревни. Расхитители — вот угроза мемфисского некрополя, как во времена фараонов, так и сейчас.
Решительным шагом Сандерс двинулся в сторону пустыни. В кромешной тьме, разбавленной лишь лунным светом, он не увидел ни людей, ни шакала, да и вой неожиданно прекратился. Алан уже подумал возвратиться обратно, поближе к пирамидам, как заметил что-то ослепительно белое вдалеке. Бесформенной массой оно колыхалось, то приближаясь, то отклоняясь в сторону. В голову Сандерса полезли нехорошие мысли о джиннах и призраках. Мужчина изо всех сил напряг зрение, но не смог различить ни одной черты непонятного, и оттого немного пугающего создания. С четверть часа он наблюдал как белесое облачко, отчетливо выделившееся в темноте, блуждало по пустыне. И вдруг неожиданно оно пропало, исчезло, словно растворилось в черноте.
Ещё долгое время Алан Сандерс не мог прийти в себя. Он ждал, что нечто появится в пустыне вновь, но вот уже рассвет окрасил грани пирамид и лицо Сфинкса медным налетом, но ничего необычного так и не произошло.
На следующий вечер, забыв об утомительном рабочем дне, Алан Сандерс твердо решил провести ещё одну ночь на плато Гизы. Теперь не памятники седой старины занимали его разум. Алан был уверен, что накануне увидел нечто запредельное и не поддающееся пониманию, и оно было не менее завораживающим, чем пирамиды. Чем бы ни оказалось то белое свечение, Алан намеревался узнать его природу.
Шакал молчал, будто вовсе не появлялся возле плато. Пустыня затихла. И вот на небе появилась луна, и её мертвенный свет тут же выхватил белую фигуру, но уже не в пустыне, а рядом с пирамидой Менкаура.
Теперь Сандерс явственно различил в её облике нечто сходное с человеком. Сердце Алана затрепетало. Чтобы там ни было, но оно явно наблюдает за ним.
Переборов волнение, Сандерс рискнул и, не отводя глаз от белой фигуры, сделал несколько шагов навстречу к неизведанному. Кажется, та фигура тоже двигалась к Алану, но застыла на месте, стоило только ему остановиться.
Тревога не проходила, но Сандерс твердо решил, что непременно разберется в увиденном. Покров тайны должен быть сорван! Сегодня или никогда!
Когда до разгадки тайны оставалось 30 футов, Алан замер. Впереди стояла девушка. Никогда в жизни он не видел подобной красоты! Сокращая расстояние шаг за шагом, Сандерс не мог оторвать взгляда от её чудесного лика. Какая светлая кожа, словно свежий снег и даже белее. А черты лица… Алан не мог представить, к какой нации или расе принадлежит незнакомка, но она была несказанно, невыразимо прекрасна. Её белые волосы опускались ниже колен, струясь по таким же белым развивающимся одеждам.
Стоило им поравняться, как от восхищения Сандерс лишился дара речи. Пусть эта девушка и окажется призраком, но она самый прекрасный призрак на свете.
«Я та, кто любит тишину», — раздался неспешный бесстрастный голос в его голове.
Алан был ошеломлен и напуган. Что это?! Он помешался, или просто не увидел, как незнакомка открывала рот?
Светлые глаза напротив насмешливо сощурились, но губы призрака не дрогнули.
«В этих землях я умерла и родилась вновь».
Что значили эти слова? Или мысли? Мысли, но чужие.
«Зачем ты ходишь над моей обителью?»
Мужчину охватил ужас. Не иначе как призрак похороненной в некрополе царицы явился ему. На лице её не было видно гнева, только легкая заинтересованность. А эта полуулыбка, так и тянула, тянула…
— Смилуйся, великая жена царя… — выдавил Алан, не надеясь, что она поймет его английскую речь, и упал на колени.
Белая царица продолжала безмолвно взирать на Сандерса, и ещё больший трепет овладел им. Улыбка пропала с её лица.
«Поднимись и следуй».
Белые одежды легким шелестом скользнули мимо Алана, и царица исчезла за его спиной. С минуту Сандерс собирался с духом, понимая, что видение пропало, и призрак покинул его. Поднявшись, мужчина не мог надышаться. Древняя правительница говорила с ним! Самым необычным образом, но говорила! А что ей оставалось, если она не знала английского языка, а он не говорил по-древнеегипетски? Интересно, поняла ли царица его слова?..
Сандерс повернулся и побрел обратно, в сторону Каира. Но что же это?! Белая фигура никуда не делась, не растворилась в ночном воздухе. Она шла к Сфинксу!
Приключение Сандерса пока и не думало подходить к концу. Вспомнив последние слова царицы, он пулей рванул за ней. Запыхавшись и сбиваясь с ног, Сандерс настиг её, а белая царица только посмотрела на него через плечо, но шага не сбавила, пока они не подошли к статуе, которую бедуины с давних времен прозвали «Отцом ужаса».
Словно исполняя неведомый Сандерсу ритуал, покачивающейся походкой, с простертыми к небу руками она приблизилась к изваянию Сфинкса и приложила ладони к камню.
Что это было? Молитва? Церемония? Может, так древние египтяне поклонялись Сфинксу? Вот бы узнать, как проходили в давние времена ритуальные бдения. Белая царица наверняка знает. Только как её спросить? А если она не поймет, и любопытство только разгневает её?
Прекрасная и белоликая повернулась к Алану. Нет, она не злилась, но и не улыбалась. Кажется, в её глазах появилась грусть.
«Ты не берешь чужого, но твои спутники грабят город мертвых».
— Нет, нет, что вы, — затараторил Сандерс, активно жестикулируя, — мы не осквернители, мы — ученые…
Но царица была непреклонна.
«Никому из живых не дозволено тревожить покой мертвецов», — раздались в его голове монотонные слова.
Сандерс обхватил голову руками. Задумывался ли он когда-нибудь, что совершает нечто дурное, участвуя в раскопках древних мастаб? Нет. Это дело казалось необходимым во имя науки. Ведь так они, ученые, хотели оживить историю, явить миру скрытые песками знания о древних людях. Теперь, глядя в бесцветные глаза белокожей царицы, Сандерс чувствовал себя преступником, расхитителем гробниц, настоящим вором.
«Всякая вина должна быть искуплена».
— Сжалься, царица, помилуй! Я не знал! — в ужасе от неминуемого возмездия мужчина припал к ногам хозяйки его судьбы. Теперь ей карать или миловать. — Позволь искупить, прошу тебя!
Белая рука опустилась ему на голову, и Алан почувствовал как холод исходит от её тонких пальчиков. Ладонь царицы скользнула по его подбородку, обращая лицо испуганного Алана на себя, дабы взглянуть прямо в глаза, прямо в душу.
«Исправь».
— Я сделаю все!
Жестом подняв растерянного и напуганного мужчину, готового исполнить любую её прихоть, белая царица не отняла бледной и обжигающей холодом руки от его щеки. Легкая улыбка проскользнула по её губам и тут же пропала.
Царица указала свободной рукой себе за спину. Сандерс верно понял её жест.
«Пески поглотили его».
Что сказать, а она была права. Говорят, ещё во времена Тутмоса IV Сфинкс покоился под песками, пока фараону не явился во сне дух его отца и не попросил откопать статую.
«Верни его лапы».
— Лапы?
«Верни его стан. Избавь от тяжести».
Что она имела в виду? Уж не хотела ли белая царица, что бы он, как и Тутмос принялся пересеивать песок по пустыне?
«Верни и будешь прощен».
Что же делать? Один он не сможет начать раскопки Сфинкса. Значит нужно убедить профессора, во что бы то ни стало. Надо что-то придумать, ведь так хочет царица.
— Я все сделаю, все исполню!
Ответ ей понравился, а улыбка стала более явной и требовательной.
«Поклянись».
— Я клянусь! Обещаю сделать все.
«Поклянись на крови».
— Что? Как?
В голове больше не звучали мысли царицы, а Сандерс силился понять, что значит такая клятва и как её исполнить.
Похоже, белая царица сумела понять все сомнения по его глазам. Прохладная рука скользнула по плечу, опустилась к локтю и обхватила запястье. Алан и не заметил, когда царица успела закатать ему рукав и поднести его ладонь ближе к своему лицу. Внимательно, словно хиромант, изучающий линии судьбы и жизни, она водила пальцем по его руке. Острый ноготь скользил по обветренной коже, пока не впился в бугорок под большим пальцем.
Завороженный движениями белой царицы Алан не сразу почувствовал боль, хоть и казалось, ноготь впился глубоко в плоть, достав до самой кости.
Глаза царицы блеснули, и губы её приникли к ране.
Сандерс был не в силах оторвать взгляда от белой макушки и рассыпавшихся волос. Он чувствовал их мягкое скольжение, ощущал теплый кончик языка, что проникал в рану и двигался вверх-вниз, все быстрее и быстрее, пока не заскользил по коже запястья вдоль вены выше и выше… А ногти все больнее впивались в его руку.
Сандерс вскрикнул и отпрянул. Перед ним стояла все та же царица, ни единой черточки не изменилось на её лице. Но как же он мог не заметить раньше этот багровый отблеск зрачков в её водянистых глазах? И седые волосы прилипли к бледному подбородку с алыми разводами. Следами его крови!
Нет, призрак не превратился в старую отвратительную ведьму. Царица оставалась прекрасной и величественной. Но она пила кровь, его кровь! Она не могла быть добрым созданием.
— Изыди… изыди, дьявол!.. — пролепетал Алан, пятясь назад.
Белая внимательно следила за каждым его неловким движением. Вот Сандерс споткнулся и растянулся на спине. Он пытался ползти, но нарастающая истерика, саднящая рука и зыбкий песок только мешали его побегу. У самого уха раздался тихий свист, и что-то длинное как канат заскользило по шее. Сандерс тут же отбросил удавку. Кобра, такая же белая тварь, как и та, что стоит на двух ногах позади и наблюдает, яростно зашипела и подползла ближе. Алан не шевелился — черные бусинки глаз заворожили и подчинили его своей воле.
Кровопийца подошла ближе, все так же бесстрастно глядя на мужчину.
«Верни лапы».
— Нет!.. — одними губами прошептал Алан. А белая гадина продолжала шипеть и подбираться ближе. Хвост противно щекотал шею.
«Верни», — монотонно стучало в голове.
Сандерс, не в силах больше терпеть, зажмурился.
— Не верну!.. Не могу! Не знаю!
Змеиные клыки впились в ничем не защищенную шею. Последнее, что почувствовал Алан, были губы белой царицы. Она высасывала из раны змеиный яд вместе с его кровью, а мысли в месмерическом ритме приказывали:
«Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни…»
На рассвете рабочие нашли изможденного, бредящего Сандерса у статуи Сфинкса. Он отмахивался от них и твердил о белом призраке со змеёй и шумящих песках. Месяц рисовальщика продержали в госпитале, подозревая лихорадку, и вскоре отослали обратно в Англию. Сандерс противился переезду, как мог, ведь после захода солнца, где бы он ни был — один в гостиничном номере или на вечеринке в шумной компании, в Египте, Италии или Англии — везде его собственные мысли заглушал неумолимый приказ: «Верни лапы… Верни лапы… Верни… Верни… Верни…».