2
Была только половина восьмого, но все мужчины деревни и несколько пастухов из окрестных поселков уже собрались на рыночной площади. Конфискованное оружие доставили в Сен-Мартен по эстафете, и теперь оно кучами лежало на полу в мэрии, которая сразу превратилась в некое подобие оружейного склада. Комбаз никого не взял в помощники, даже своего заместителя и бухгалтера Фабиана. Каждый, кто изъявил желание поучаствовать в облаве, получал свое оружие назад, но только при условии, что подпишет особый документ. Обер-лейтенант Браун пообещал: в случае успеха подумает, не оставить ли все эти ружья и карабины их владельцам, однако если охотники сегодня вернутся ни с чем, оружие отправят назад на склад бошей. Это было лучше, чем ничего, и Марсель Комбаз гордился тем, что так ловко провернул дело.
Он в третий раз пересчитал охотников в гетрах. Большинство прихватило с собой охотничьи рожки, у многих имелись ягдташи, из которых торчали горлышки бутылок — значит, будет, чем подкрепиться, если охота затянется. Полчаса назад, видя, что пятидесяти человек не набралось, мэр попросил женщин проявить инициативу. Сюзанна Дорше и две юные девушки — ее племянница Люсиль с подружкой Колетт — присоединились к группе. Гийом оказался единственным мужчиной подходящего возраста, который остался в стороне. Но поскольку он был доктором (слабая отговорка!), его пришлось оставить в покое. Да и вообще, о докторе ходило столько разных слухов, что Марсель старался по возможности с ним не связываться. Он чувствовал: доктор Фабр — не тот человек, которого легко запугать или к чему-то принудить.
Волнение витало в воздухе. Туман уже начал рассеиваться, и погода обещала быть отличной. Было прохладно, однако никто не жаловался. Все понимали: чем скорее с этим будет покончено, тем лучше. Пока охотники весело переговаривались, старики и те, кто не смог поучаствовать в облаве из-за недомогания, собрались возле церкви поглазеть на происходящее. Кюре благословил собравшихся, хотя и не совсем понимал цель этой организованной в угоду немцам охоты.
Те, у кого были трудности с провизией, рассчитывали при случае подстрелить дичь, некоторые уже представляли, как обманут бошей, подсунув вместо своего карабина какое-нибудь старое, ни на что не годное ружьишко. Немцы в облаве участия не принимали, в деревне их не было, поэтому многие радовались пусть временной, но свободе.
Анжелина подошла к Гийому и, кивнув, поздоровалась. Она знала: местные кумушки следят за каждым ее жестом, особенно после того дня, когда они с доктором вместе вернулись с пастбища. Одного взгляда в сторону «представителей власти», стоявших на пороге мэрии, оказалось достаточно для смутного разочарования: тот, кто организовал эту облаву, не приехал. Анжелина попыталась убедить себя, что ничего личного в этом нет, ей просто интересно побольше узнать о враге и его повадках. Здесь, в толпе, у нее был бы шанс посмотреть на обер-лейтенанта со стороны, не испытывая замешательства и необходимости следить за каждым своим словом, каждым жестом и даже выражением лица. Девушка попыталась отогнать воспоминание о том, как он на нее смотрит и сколько тепла временами бывает во взгляде его голубых глаз… Она поежилась, обхватила себя за плечи и рассеянно спросила вполголоса:
— Ты не идешь с остальными?
— У меня есть дела поважнее. И вообще, это не мое. Ненавижу облавы. Удивляюсь, что Сезар решил идти.
— У него со Зверюгой свои счеты.
— А у меня с ней никаких счетов нет. И мне было бы неприятно думать, что я исполняю приказ боша.
— Гийом, говори тише!
— Они слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание! Кстати, а Себастьян останется в булочной, с тобой?
— Он пообещал, что будет сидеть тихо.
— Вот как?
Гийом не успел закончить свою мысль. Мэр, приложив ладони к губам словно рупор, призвал охотников к порядку. По толпе волной прокатился ропот, и стало тихо. Марсель, раздуваясь от сознания собственной важности, посмотрел на свои часы с компасом. Без четверти восемь… Обер-лейтенант сказал «в восемь, и по немецкому времени». Он не приехал проверить, но Марселю хотелось доказать, что французы тоже умеют быть пунктуальными. И потом, кто знает, может, у фрицев в деревне есть свои информаторы?
Без пяти восемь в толпе началось движение. Марсель вдруг почувствовал себя генералом, которому предстоит вести армию на приступ. В прошлой войне он участвовал, но в качестве конторского служащего, на что была уважительная причина — плоскостопие.
— Друзья мои и сограждане! Прежде чем мы отправимся, я хочу напомнить: дикую собаку видели трижды, и все три раза — недалеко от тропы Глантьер. Скорее всего, у нее там логово, и если мы начнем подниматься с долины по склону, то в конце концов спугнем ее. Теперь обращаюсь к тем, кто привел с собой собак! Пес должен лаять, только когда видит добычу. Если у вас такой, берите его с собой, если же нет — лучше оставьте пустобреха дома. Зверюга, услышав лай раньше положенного, уйдет через горы, и тогда вся затея провалится. Главными я назначаю Пауло, Фабиана, Гаспара, Жана и себя. Фабиан сразу поведет своих людей к перешейку, чтобы перекрыть все отходные пути. Жан и его люди пойдут снизу. Центровую группу я поведу сам.
Старики в толпе согласно закивали. Что тут скажешь? Комбаз, когда надо, умеет навести порядок. Неплохой план для охотника-любителя, хотя, надо полагать, он полночи не спал, чтобы его придумать…
— Сразу предупреждаю хитрецов, которые под шумок хотят поохотиться. Стрелять только в Зверюгу! Кого бы мы ни подняли, пусть даже дикого кабана, приказ — не трогать! И в такие времена, как эти, я бы не стал его нарушать…
Мясник, которого не назначили командиром, протестовал громче всех, подозревая, что мэр поступил так в отместку ему. Пятнадцать лет назад он выдвигал свою кандидатуру в мэры, проиграл Комбазу и с тех пор сожалел о своей дерзости. Марсель Комбаз — человек злопамятный…
— В наше время, Этьен, если нарушишь мой приказ, просто не успеешь порадоваться кабанчику! Ты думаешь, Зверюга будет стоять и ждать, когда мы начнем стрелять налево и направо?
— Ну…
— Я буду строго следить за порядком. Это всем понятно? Мы идем за шкурой дикого пса, убивающего наших овец, и только! Все согласны?
Охотники громко выразили свое согласие, и Комбаз продолжал:
— Идем цепочкой и часто дудим в рожки, чтобы знать, кто где находится, особенно это касается тех, кто на флангах. Чем выше мы будем подниматься, тем больше окажется риск, что где-то в цепочке появится дыра. Ты, Андре, со своей ногой, будешь в правом крыле с Жаном. Там должно быть полегче. И не забывайте обшаривать кусты. Зверюга может прятаться и за камнями, так что заглядывайте и туда. Она очень хитрая! Если что, Жан тебе поможет.
Андре согласно закивал.
— Чтоб я да упустил Зверюгу? Ни за что!
— Ты, Фабиан, бери себе левое крыло, и идите до самого гребня. Я пойду по центру с Пауло и Гаспаром. Мы разделимся на три группы. Моя будет центровой, один пойдет от меня по левую руку, другой — по правую. Каждому командиру отдаю в подчинение девять человек, включая, разумеется, и наших милых дам!
И он засмеялся, радуясь своей галантной шутке. Охотники начали строиться. Теперь, когда план действий стал известен, они торопились приступить к делу. Пока все стояли на площади, поднялся холодный ветер, и многие начали замерзать. Женщины присоединились к группе Жана и Андре. Только Сезар не сдвинулся с места. Мэр, подумав немного, обратился к нему:
— Мы не назначили стрелков! Как тебе такое задание, Сезар?
— Я пойду к Мейе!
— К Мейе? Это еще зачем? Терять время возле Мейе, когда остальные будут прочесывать долину и тропу Глантьер?
— Нужно подниматься не к тропе, а к горе Мейе.
В толпе зашумели, многие начали громко протестовать. Среди охотников было немало тех, кто хотел подольститься к Комбазу, а заодно и насолить Сезару и хоть немного сбить с него спесь. Остальные начали кричать, что лучше последовать совету пастуха или хотя бы его выслушать. Андре завопил: эта тварь искусала его на тропе Глантьер, значит, там ее и надо искать. Мэр задумался. Он уже злился на себя, ведь не спросил мнения старика загодя, тогда бы с его планом никто не спорил, но еще сильнее мэр сердился на Сезара за то, что тот осмелился ему возражать перед всей деревней. Драгоценное время утекало. Но если уж Сезар говорит «Мейе», значит, у него есть на то серьезные причины.
— Ты уверен? Это довольно далеко от тропы Глантьер…
Видя, что мэр колеблется, Андре подскочил к нему и шепнул на ухо очень тихо, но Сезар с его тонким слухом все равно услышал:
— И ты поверишь этому пьянчуге? Марсель, он зовет нас на Мейе только потому, что это место ближе к его пастбищу, и если мы вспугнем волков, ему же зимой будет спокойнее!
Комбаз резким движением оттолкнул советчика.
— Прекрати нести вздор, Андре! Если Сезар говорит, что псина там, значит, он это точно знает. Теперь понятно, почему ее никто не может поймать. Я положусь на его опыт, потому что политик из меня лучше, чем охотник! Друзья, мы идем к Мейе, и если не найдем зверюги там, то пойдем к тропе Глантьер! А теперь хватит болтать, в путь!
Толпа ответила возбужденными возгласами, в которых утонули протесты Андре. Наконец-то они выступают!
Цепочка загонщиков растянулась почти на два километра. Грубо разбуженные горы, казалось, стонали и дрожали от их ритмичного шага и ударов. Звери разбегались во все стороны: олени, косули, зайцы и не успевшие спрятаться под землей мелкие грызуны, самка дикого кабана с детенышами, стремительные как молния лисы… Проходя по лесу, охотники потревожили не одну стаю тетеревов и куропаток. Поначалу многим приходилось усилием воли подавлять желание вскинуть ружье и подстрелить запретную дичь. Но очень скоро они приспособились к монотонному ритму движения, и в голове осталась одна мысль: отыскать и уничтожить злобную псину. О ней в регионе уже ходили слухи один страшнее другого. Поговаривали о двух десятках пропавших овец, а кое-кто опасался, что с приходом зимы псина может напасть на какого-нибудь старика, женщину или ребенка. Куда-то же подевался тот мальчик из семьи Фао, который несколько лет назад ушел в горы, ведь с тех пор его никто не видел! И охотники без устали стучали своими палками по камням, деревьям и земле…
Они проходили по лугам и редколесью, через буковые и лиственничные рощи, спускались по мокрым от росы склонам. Вскоре остался позади первый перевал, и они увидели речку. Отсюда начиналась долина Мейе. Гигантские отроги горного хребта, кружевные вершины которого были украшены сверкающим снегом, в ярком утреннем свете казались почти достижимыми. Комбаз объявил остановку, чтобы проверить, все ли на местах. Охотники решили подниматься по западному склону, в конце которого был ледник. Лес закончился, уступив место чахлой растительности. Они прошли по краю пропасти, на дне которой мчался горный поток, пересекли несколько каменистых холмов и замедлили шаг, чтобы избежать мелких травм. Идти становилось все труднее, но никто не жаловался. Заслышав стук, сурки и другие грызуны попрятались в норы, орлы поднялись выше в горы. Обрывистые склоны выглядели голыми, горные козы тоже поспешили скрыться. Даже ветер умолк, напуганный неумолимым наступлением людей.
То было похоже на поступь великана — размеренную, непреклонную. Возле каждой россыпи валунов линия нарушалась: нужно было проверить все расселины и все ямки, что могли бы послужить собаке укрытием. Шедшим впереди пришлось остановиться и подождать. Никто не жаловался, радуясь короткому отдыху. Некоторые хитрецы умудрились даже подбодрить себя глотком водки. Участие в общем деле наполняло сердца ликованием, и люди не переживали такого с начала войны. Они чувствовали себя непобедимыми.
Наконец после трехчасового перехода глазам охотников открылась долина Мейе. Если Зверюга там, ей не уйти живой!
Сезар шел одним из первых. Когда его усталые товарищи присели отдохнуть, он только ускорил шаг. Жестом дал понять, что намеревается занять позицию на самом верху. Совершенно измученный Комбаз скомандовал сделать привал. Если старик решил загонять себя до смерти, это его дело. А им всем надо перекусить. Иначе к концу дня они просто попадают с ног!
Старик чувствовал, как по мере приближения к цели нарастает тревога. Странное дело, ему ни разу не захотелось достать фляжку, даже когда он оказался в одиночестве. У подножия тропинки, которая вела к ущелью, Сезар остановился. Ему вдруг стало так стыдно, что он едва не повернул обратно. Малыш никогда ему этого не простит! И все же мысль, что мальчику может грозить опасность, заставила его двинуться дальше. Это его вина. Нельзя было пускать все на самотек! Мальчик очень жадно впитывал знания о горах, обладал поразительной интуицией относительно всего живого, поэтому он, Сезар, забыл — внука нужно не только поощрять, но в чем-то и ограничивать. Теперь пришло время все исправить, хотя у него не лежало к этому сердце.
Происходящее заставило старика вспомнить тот далекий день, когда он впервые столкнулся с предательством. Это случилось до войны, он еще не побывал в грязи траншей, еще не испытал последствий ярости и глупости генералов. Он был еще очень юн, но любовь пришла и превратила его в мужчину. Господи, как он любил эту девушку! Сегодня уже не смог бы сказать, белокурые у нее были волосы или каштановые, высокая она была или миниатюрная, однако он прекрасно помнил вкус их поцелуев, то, как дрожали их губы, сладкий аромат ее дыхания. Тем летом дни слились в один-единственный волшебный полдень, наполненный вкусом ее губ, светом глаз, неотрывно смотревших на него, и ее серебристым смехом. Сезар очень изменился, он потерял голову от любви. А потом был один вечер, когда он увидел, как она проделывает то же самое с другим. Ему стало так больно, что он думал, будто умрет тут же, на месте. Он остался в живых, но рана в душе так и не затянулась. В тот страшный вечер он понял: самые пылкие чувства не могут изменить мир, но они очень просто разбивают вам сердце.
Прежде чем вся долина зазвенела словно барабан, они поняли: облава близко. Сначала едва слышный рокот поднялся будто бы из недр горы, потом послышались глухие удары. Белль посмотрела в сторону альпийских пастбищ и заскулила.
Они видели, как звери, стремительные, словно тени, уносились прочь, едва заслышав порожденное землей эхо. Дикие козы бежали вверх, в горы, за ними следовали зайцы. Мимо пронеслась оленуха и целое семейство диких свиней, которые метались из стороны в сторону, оказавшись в непривычной обстановке, — обычно они не поднимались в горы так высоко. Вскоре стук стал ритмичным как биение сердца, и Себастьяну пришлось признать очевидное. Хотя все его существо отвергало эту страшную правду.
Он заглянул в глаза Белль, про себя молясь, чтобы собака своим спокойствием развеяла его страхи. Но Белль волновалась, то и дело поглядывая вниз, на долину. Когда шум внезапно стих, мальчик понял: это их последний шанс убежать от охотников. Обняв собаку за шею, он заставил ее посмотреть на себя:
— Я не понимаю. Их тут быть не должно. Они собирались идти на тропу Глантьер, клянусь тебе! Белль, теперь нам нельзя останавливаться! Ни за что! Мы пройдем через расселину и спустимся в соседнюю долину, а оттуда — в тот домик, в мое логово, помнишь, я тебе показывал? Если пройдем ущелье, считай, мы спасены! Идем!
Собака встала, и они вместе побежали, выбирая тропинки, вившиеся меж камней: идти, конечно, было труднее, зато их нельзя было заметить со стороны охотников. Если поторопиться, до расселины можно добежать за полчаса… Себастьян быстро выбился из сил. Ноги болели, временами кружилась голова — взбираться по пресеченной местности было очень трудно. А может, все дело в высоте и в разреженном воздухе? Когда они окажутся в безопасности, он поест хлеба, и головокружение уйдет. Жаль, но сегодня он не сможет накормить Белль рыбой. Он отдаст ей свой сыр. Хорошо еще, что он догадался взять завтрак с собой! Рыба, это, конечно, здорово, однако нужно было придумать что-то другое, чтобы Белль смогла пережить эту зиму.
Слова Сезара до сих пор звучали у него в ушах. «Отправляйся к горе Мейе, там ты будешь в безопасности». Так откуда этот шум, эти крики? Себастьян отказывался об этом думать. Как не хотелось ему думать и о том, что привело сюда всех этих людей и почему они не отправились в сторону тропы Глантьер. Наверное, случилось что-то, чего дедушка предвидеть не мог.
Сезар стоял у подножия кучи камней, копившихся здесь веками, неподалеку от расселины в горе. Через нее проходила тропинка. Извиваясь, она сначала поднималась на пригорок, а оттуда словно стекала вниз, в соседнюю долину. Старик прислонился спиной к камню — может, чтобы отдышаться, а может, потому что так его труднее было заметить. Лицо его было настолько лишено всякого выражения, что мальчик не сразу его узнал. На мгновение Себастьяну почудилось, будто это каменный страж охраняет горную дорогу. Он просто думал про деда, вот он ему и почудился. Но что это? Каменный страж поднимает ружье и прицеливается… в Себастьяна! Дедушка никогда бы такого не сделал, никогда! Дуло ружья вдруг отклонилось вправо, туда, где была Белль. Собака напряглась и приготовилась к прыжку. Мгновение, и грянет выстрел! Себастьяну хотелось закричать, но в груди вдруг заболело так сильно, что он смог только просипеть что-то неразборчивое. У него не было ни дыхания, ни сердца — одна только боль, которая разрывала ему грудь.
— Это ради твоего блага, Себастьян!
У стража был его, дедушкин, голос. И прозвучал он ласково, просительно, но только все это была неправда. Разве просят, наставив на тебя ружье? Разве тот, кто хочет тебе добра, станет смотреть на тебя через щель прицела?
Себастьян сам не понял, как у него получилось крикнуть:
— Нет! Не стреляй! Это мой друг!
Отчаяние придало ему сил, и он схватил первое, что попалось под руку, — палку. Повернувшись к собаке, он махнул своим импровизированным оружием и крикнул:
— Убегай, Белль! Убегай! Быстрее!
Собака, похоже, забыла про ружье и бросилась назад по тропинке. В несколько прыжков она исчезла меж камней, словно растворилась в воздухе. Дуло ружья проследило ее траекторию, но выстрела не последовало.
Мальчик между тем все кричал и кричал. Сезар стоял и смотрел, как псина убегает, но так и не нашел в себе силы спустить курок. Ей теперь все равно не спастись… Там, внизу, Зверюгу ждали другие охотники. Да он и не смог бы застрелить ее на глазах у внука. Он почувствовал толчок, и пришлось прислониться к камню, чтобы не упасть. Себастьян набросился на него с кулаками. Мальчик колотил деда из последних сил, однако с такой яростью, что старик невольно вздрогнул. Не удары, а отчаянный плач внука потрясли старика. Он попытался найти слова утешения, но не смог. Сезар понимал, что ничего уже не поделаешь, остается только продолжать начатое.
Он схватил Себастьяна за руку и потащил за собой, не обращая внимания на крик.
— Зачем ты соврал? Зачем устроил мне ловушку? Это мой друг, и она не злая! Ты просто мне завидуешь, что это я ее нашел, я ее приручил! И поэтому хочешь, чтобы ее убили! А она, она не злая, это ты злой! Это все из-за тебя! Из-за того, что ты соврал! Ты лжец! Ты мне соврал!
Сезар молчал. Вскоре Себастьян понял, что от криков нет никакого толку, и умолк. За много минут он не уронил ни слезинки, не обмолвился ни словом. И вдруг мальчик понял, что они идут по дороге, по которой он сам намеревался увести Белль от охотников. Старый пастух шел теперь впереди с лицом, застывшим как камень. Он еще не понял, сколько горя принес Себастьяну своим поступком…
Предательство деда стало для Себастьяна таким ударом, что мальчик утратил чувство пространства и времени. Поэтому, когда они пришли к овчарне, он подумал: это ему чудится. Наверное, они прошли короткой дорогой, потому что весь путь занял не больше часа. При мысли, что теперь он так далеко от Белль, Себастьян прикусил губу, чтобы не заплакать в голос. Ноги ужасно болели, однако теперь ему было все равно. Если поспешить, возможно, он еще успеет ее спасти! Сезар должен его выслушать!
Они вошли в овчарню. Внутри оказалось холодно как в могиле. Огонь в очаге давно погас, зола успела остыть. Мальчик подождал, пока Сезар напьется. Когда дед подал ему стакан с водой, Себастьян взмолился:
— Пожалуйста, де, я хочу вернуться…
— Нет, это исключено. Я возвращаюсь один.
— Ты не понимаешь! Она не злая, и она мне доверяет!
Старик не подал виду, но эти последние слова заставили его устыдиться больше, чем все остальное. Себастьян просил его во имя чувства, которое он не сумел оправдать. Доверие! Но вместо того, чтобы извиниться, Сезар сухо сказал:
— Этот зверь никогда не будет ничьим другом. Его нужно убить.
— Нет! Ты не можешь ее убить! Это невозможно! Мы с ней решили быть друзьями! Пожалуйста, де!
Ничего на это не сказав, старый пастух вышел на улицу и закрыл за собой дверь. Себастьян остался стоять, глядя на дверь широко раскрытыми от изумления глазами. Когда же послышался стук щеколды, его охватила паника. Сезар решил его запереть! Нет, он не может так поступить! Лучше пусть его выпорют или на всю жизнь лишат сладкого, пусть прикажут месить тесто или даже запишут в школу, где все будут его презирать и смеяться над ним! Все что угодно, только не сидеть взаперти, когда загонщики и охотники окружают Белль, которую он должен, должен спасти!
Себастьян разрыдался перед запертой дверью, но ничего не произошло. И тогда гнев взял верх и он прокричал несколько слов так громко, чтобы Сезар услышал, а потом сел на земляной пол, дрожа от холода и утомления. Но просидел недолго. Волнение заставило его вскочить на ноги. Вот Белль сейчас точно не плачет! Она в смертельной опасности! Он и сам может отложить слезы на потом. Когда все закончится! Пока остается хоть немного надежды, он будет сражаться!
И мальчик принялся лихорадочно обыскивать овчарню в поисках предмета, с помощью которого можно будет сдвинуть щеколду. С внутренней стороны двери имелся другой замок, понадежней, и Сезар пользовался им, когда хотел, чтобы его оставили в покое, или когда гнал самогон. Но Себастьян никогда не ябедничал на него Лине! Снаружи дверь на ключ ни разу не запиралась. Пастухи сходились во мнении — в горах запирать дверь дома все равно, что плыть на корабле мимо утопающих. Заблудившийся путник в любом доме находил приют и еду, это был святой закон гостеприимства. Кто бы говорил… Все они, взрослые, обманщики!
В ящиках нашлось несколько ножей, но лезвия у них были слишком короткими или слишком толстыми, чтобы пролезть в щель между досками двери. Тогда мальчик побежал в дальнюю комнату, куда Сезар запрещал ему заходить. Себастьян знал, что там он прячет самогонный аппарат. Ему вдруг захотелось все здесь разгромить, но он не стал этого делать. Затаив дыхание, Себастьян принялся рыться между бутылками (от едкого запаха полынной водки его начинало тошнить), но не нашел ничего, кроме куска проволоки, намотанной на ножку резервуара. Он быстро ее отмотал и вернулся к двери. Проволока легко проникла в тонкую щель. Себастьян вынул ее, сделал на конце некое подобие крючка. Теперь оставалось только сдвинуть щеколду и вернуть проволоку на место.
Мальчик трудился долго и упорно, позабыв о холоде и усталости. Раз десять, не меньше, ему казалось, будто еще движение — и все получится, но щеколда срывалась снова и снова, и надежда понемногу таяла. Себастьян попытался придумать другое решение, однако ничего не приходило в голову. В отчаянии он решил вынуть проволоку из щели и дернул так сильно, что сбил щеколду. Дверь распахнулась.
Свобода!
Стараясь справиться с душившими его рыданиями, Себастьян бросился к тропе, тянувшейся по гребням гор. Теперь, когда он вырвался из плена, на него снова накатила паника. Где Белль? Как отыскать ее раньше, чем это сделают охотники? Он позвал ее по имени, но голос прозвучал совсем слабо, как шепот. Себастьян снова заплакал. За пеленой слез горы вдруг закачались, огромные и пустынные…
Перекусив и вздремнув часок, охотники собрались обсудить, надо ли посылать еще кого-то наверх, на подмогу Сезару. Теперь они уже были над лесом, и потребность в большом количестве людей отпала сама собой. До сих пор Зверюги никто не видел, и шансов, что это случится, оставалось все меньше. Господин мэр уже начал сердиться. Идею отправиться в долину Мейе выдвинул не он, а старый Сезар, однако отвечать-то в случае провала ему, Марселю Комбазу! Речь шла о его репутации, не говоря уже о том, что придется объясняться с бошами! Мужчины устали от долгой ходьбы, с дамами вышло еще хуже: две девицы попросились домой, потому что, видите ли, пришло время кормить скотину. Только Сюзанна Дорше решила остаться, и то из чистого упрямства: ей хотелось вернуть ружье, которое фрицы отобрали у ее отца.
Собрав последние силы, охотники снова разделились на группы. Первая направилась к небольшому сосновому леску, еще две — к ущелью, четвертая пошла вдоль реки, а члены пятой стали подниматься вверх по склону. К разочарованию прибавилась усталость, и большинство охотников начали про себя ругать Сезара. Старик слишком много о себе возомнил! И эта его неприятная привычка к месту и не к месту говорить правду в глаза при том, что сам он потихоньку спивается и становится совсем нелюдимым! Мэр тоже хорош! Тряпка, ему любой может навешать лапши на уши! Не смог поставить спятившего старика на место! Чересчур часто Марсель якшается с людьми из долины, совсем чутье потерял!
Когда солнце начало клониться к закату, раздражение достигло наивысшей точки. Вот уже два часа они прочесывают это место, и ничего! Если это не прекратить, они вернутся домой ни с чем и глубокой ночью. Сколько дичи в буквальном смысле слова выпущено из рук, а теперь еще и придется сдать обратно немцам все оружие! И все из-за этого набитого дурака Комбаза!
Высоко на склоне появился силуэт Сезара, озаренный лучами заходящего солнца. Жан указал на него остальным, и на короткое мгновение надежда вернулась. Старый пастух размеренным шагом спускался к той группе, что медленно продвигалась через небольшую долину, напоминавшую зарубку на склоне огромной горы. Комбаз приказал всем остановиться. К нему, спотыкаясь, спешил мясник Этьен. Ярость копилась в нем с самого утра и теперь нашла выход:
— Почему он ушел со своего места? Уже два часа мы тут ждем! Я думал, он будет стоять там, наверху, а он спускается руки в брюки! Можно подумать, мы сюда погулять пришли, горами полюбоваться! Помянешь мое слово, он уже успел побывать в овчарне и набраться!
— Не говори глупости, Этьен! Пьяный не стал бы спускаться по склону так быстро.
— А, так ты теперь его защищаешь?
— Пьяница он или нет, но Сезар — лучший охотник в наших краях, и вы все это знаете! Если он ходил наверх, значит, у него была на то причина. А теперь возвращайся на свое место!
Однако вместо того, чтобы объяснить, куда он уходил и зачем, Сезар ткнул пальцем в зону, которая не была покрыта, а потом снова поднялся чуть выше, чтобы оказаться посередине между гребнем горы и линией загонщиков. Комбаз сплюнул от злости и дал охотникам сигнал продолжать. Мужчины пошли дальше.
Фабиан приблизился к зарослям кустарника, когда вдруг услышал подозрительный шорох. Что-то белое молнией мелькнуло у него перед глазами, и он успел только вскинуть ружье и пальнуть наугад. Та белая молния — это точно была собака, огромная, но совсем не черная. А, какая разница! Он выстрелил трижды и как будто бы услышал визг боли. Попал! Фабиан закричал, обозначая свое местоположение, хотя остальные охотники и так слышали, откуда стреляли. В эту минуту, пока еще не развеялся запах пороха и теплый ствол ружья приятно согревал пальцы, он испытал гордость. Он, Фабиан Мюрге, вечный неудачник, на которого свалили всю грязную работу, подстрелил Зверюгу! Когда подбежал Комбаз, Фабиан все еще стоял с блаженной и глупой улыбкой на лице. Остальные охотники тоже спешили на звук выстрелов, испытывая любопытство, надежду и подспудное разочарование. Некоторые даже мысленно обвиняли Комбаза в том, что тот поставил своего заместителя Фабиана на самое выгодное место. Конечно, Марсель сделал это нарочно!
— Ну что, попал?
— А как же! Ты, Сезар, оказался прав!
Старик подбежал последним, и радость Фабиана поблекла при виде его мрачного, едва ли не рассерженного лица.
— Это же была Зверюга, да? Ты ее наверняка сверху видел?
— Я ее видел. Она скрылась в том овраге.
И он ткнул пальцем в ближайший овраг. Фабиан нервно поежился. Ему надо было бежать следом за псиной, а не ждать, выпятив грудь, как последний фанфарон!
— Думаешь, она ушла через тот пролом?
— Конечно! Если только не сдыхает где-нибудь поблизости. Идем посмотрим!
И они оба быстрым шагом направились к пролому в скале. Остальные, оставшись на местах, следили за ними взглядом. Слишком легко в такой ситуации забыть об осторожности и вывихнуть щиколотку, если не хуже! Возбуждение, которое за долгий день, казалось бы, покинуло загонщиков, вернулось вместе со вторым дыханием. Андре, которого мысль, что они разойдутся по домам, так и не отомстив за его рану, ужасно злила, побежал следом за Сезаром и Фабианом. И это он первым нашел следы крови.
— Кровь! Ты и в самом деле в нее попал!
Подбежал Сезар. При мысли, что сейчас он увидит окровавленную собаку, его чуть не стошнило. Он вообще едва держался на ногах. Вот уже три часа старик пытался заглушить угрызения совести, три часа сдерживал позывы к рвоте. Каждый раз, когда он пытался себя урезонить, перед глазами возникало искаженное горем лицо Себастьяна: «Де, я никогда тебя не прощу, если она умрет!». Это были последние слова мальчика, он прекрасно их расслышал, хоть и убегал от овчарни как заяц. Три часа Сезар пытался их забыть, и все это время они терзали ему душу! Гнев прорвался наружу внезапно, и он сам удивился тому, насколько грубо прозвучал его голос:
— Ну и где труп псины, разиня? Под каким он спрятался камешком?
— Я не говорил, что нашел труп. Но кровь, вот она! Не могла же она появиться из воздуха!
— Пятна крови еще не доказательство того, что собака мертва. Она могла уползти через расселину. Нужно ее догнать. Я знаю, она прячется где-то поблизости. Вы раз десять проходили по этому месту, и она все время сидела тихо. Она хитрая, эта Зверюга! И если она переживет облаву…
Он не стал объяснять, просто пошел к расселине в горе. Но все было ясно и без слов. Если рана окажется не смертельной, то эту злобную тварь, и без того осторожную и хитрую, поймать будет еще труднее. Не говоря уже о риске…
Они осмотрели все кусты и все каменные россыпи вокруг расселины. От нее начинался овраг с крутыми, но проходимыми склонами, а следом за ним — ровное место, постепенно переходившее в пологий спуск. Чуть дальше виднелся полный подвижных теней сосновый лес. Чтобы добраться до деревьев, собаке пришлось бы перейти через открытую местность. Но охотники потеряли эти драгоценные минуты, когда все бросились к Фабиану. Только Сезар видел, как она убегала, но почему же он не крикнул им, куда смотреть и стрелять?
Наступающая темнота постепенно скрывала от глаз ловушки рельефа. Все устали и начинали злиться. Почувствовав это, Комбаз решил объявить отбой. Во всяком случае, то было частичное поражение или частичный успех, в зависимости от того, с какой точки зрения смотреть. Если повезет, — по весне обнаружится и скелет издохшей псины.
— Баста! На сегодня достаточно! Темнеет, пора по домам. Не хватало только несчастного случая. Возвращаемся!
Фабиан радостно закивал:
— Я всадил-таки в нее пулю, так что псина до утра сама подохнет! Смотрите, сколько на земле крови!
Охотники с ним согласились.
— А бошам что скажем? — не смог промолчать Андре.
Несмотря на больную ногу, а может, как раз таки из-за того, что рана все никак не заживала, он был настроен продолжать. Комбаз поспешил с ответом:
— Это мое дело, Андре. Ты лучше смотри, как бы ни упасть, с твоей-то ногой! Эй, Сезар, ты не против, если мы у тебя немного передохнем?
— В овчарне?
Отказать было нельзя, и старик с тоской подумал о Себастьяне, сидевшем взаперти вот уже много часов подряд. Перспектива оказаться в мужской компании взбодрила Марселя, и он озвучил свой план. Они отдохнут несколько часов у Сезара и на рассвете вернутся домой. У большинства в ягдташах осталось чем поужинать, да и у хозяина овчарни наверняка найдется припасенный для гостей круг хорошего домашнего сыра.
— Если кто-то из молодежи рвется домой, это их дело. А я не хочу потом полгода ходить с костылями! Ну, кто с нами?
Поднялось около дюжины рук. Остальные пошли вниз, в долину, предвкушая, как будут рассказывать семьям о своих подвигах. Сюзанна предпочла присоединиться к своим зятю и племяннику, которые смастерили себе факел. Самые предусмотрительные доставали масляные лампы из сумок, зажигали и перемещались в голову процессии, освещая всем путь. Никто не обращал внимания на Сезара, который, понурив голову, шел самым последним. Он искренне желал, чтобы с ним что-нибудь случилось, пусть хотя бы банальный вывих, лишь бы только избежать встречи с Себастьяном. Но луна освещала ему путь, и он даже ни разу не споткнулся.
Когда они подошли к овчарне, то увидели, что дверь, поскрипывая, раскачивается на ветру. Комбаз заметил торчавшую из щели проволоку, потрогал щеколду и не думая сказал:
— Ты что, дьявола тут запирал, а Сезар? Похоже, твой пленник дал деру!
— Себастьян!
— Что? Это его ты держал под замком? И то сказать, мальчишка все время шныряет где не следует. Тебе бы надо приструнить его, Сезар!
— Некоторые не умеют отличить козла от козы, а советы давать — пожалуйста! Мальчик не собака, которую нужно приструнивать! Не хочу, чтобы Себастьян потом всю жизнь за это расплачивался.
— Это ты на меня намекаешь?
Андре слишком устал, чтобы скандалить, но пообещал себе, что однажды обязательно сочтется с Сезаром. Ему вспомнились расспросы мальчика о собаке, только сейчас думать об этом не было сил. И в ответ на едкую реплику старика он буркнул:
— Ладно, нальешь нам по чарке, или надо тебя как следует попросить?
— Это дело, Сезар! Мы все хотим промочить горло! — Комбаз давно потерял привычку ходить по горам, и теперь ему казалось, что с минуты на минуту с ним случится апоплексический удар. Он с мольбой посмотрел на старика. Сезар пожал плечами.
— Входите! Над мойкой возьмете бутылку, хлеб и сыр вон в том ларе. Угощайтесь, а я пойду посмотрю, все ли в порядке у овец. Может, Себастьян там.
— Ну да! Пошел спеть им колыбельную! Не глупи, Сезар. Анжелина наверняка увела мальчонку домой. Она же сегодня приходила вечером доить вместо тебя, верно?
Если так, почему эта проклятая дверь хлопает на ветру. Сезар не испытывал ни малейшего желания пререкаться. Он едва стоял на ногах от усталости. Старик кивнул и, пошатываясь, вошел в овчарню. Довольные охотники последовали за ним. В доме было очень холодно, однако это никого не смутило. На улице поднялся ветер, и по контрасту овчарня показалась им чуть ли не раем.
— Сядь посиди, старик, мы сами все сделаем!
Фабиан, присев возле очага, принялся разжигать огонь. На столе уже появилось сало, домашний сыр и две уцелевшие после обеда бутылки: одна с вином и вторая с полынной водкой. Даже если прибавить к этому бутылку, обещанную Сезаром, получалось не больше трех-четырех чарок на брата, — только промочить горло, и все! Уже не таясь, старый пастух прошел в потайную комнату и вернулся с тремя бутылками. Его встретили криками ликования, а Марсель сделал вид, будто ничего не заметил. Может, Сезар и грубоват, но охотник он непревзойденный! Сказал, что Зверюгу надо искать на Мейе, там она и оказалась!
Позднее, поднимая очередной тост за Фабиана, пристрелившего злобную псину, никто не заметил, как в окне мелькнуло лицо мальчика.
Себастьян пошел прочь от овчарни. Ночные тени окружали его со всех сторон, но он больше не чувствовал холода и не испытывал страха перед темнотой. Он шел, не оглядываясь, не разбирая пути. Он тихо плакал, и эти холодные слезы казались почти лаской в сравнении с ощущением пустоты внутри, которое его сбивало. Несколько километров до шале мальчик прошел словно во сне, ни разу не остановившись даже в лиственничном лесу, который всегда казался ему обиталищем страшных привидений.
Крик Анжелины вернул его к действительности. Девушка ждала его у дома с наступления темноты. Уже несколько часов она терзалась, представляя худшее, но стоило ей увидеть опухшее от слез лицо мальчика, как она поняла, что случилось несчастье иного рода.
В ту ночь Анжелина не сомкнула глаз, и когда на рассвете Сезар ввалился в дом, она уже вся извелась. Старик пришел на ватных ногах, и от него несло полынной водкой. Он сделал вид, будто не заметил ее, и тяжело повалился на кресло у очага, в котором еще теплился огонь.
Чтобы сохранить хотя бы видимость спокойствия, девушка подошла к печке и наполнила чашку напитком из корней цикория и смолотого жареного ячменя, который теперь заменял им кофе. Рука сама собой потянулась к хлебу, но после короткого колебания она решила наказать старика. Наверняка его животу есть что переваривать, может обойтись и без еды! Анжелина подошла к Сезару и резким жестом протянула ему чашку. Он очнулся от дремы, заморгал и попытался улыбнуться, отчего ее раздражение только усилилось.
— Спасибо, Лина, ты такая заботливая…
— И это все? Даже не спросишь, что с Себастьяном?
— Он дома, разве нет?
— Он дома, но это не все.
— Он… С ним все в порядке?
Сезар хотел распрямить спину, однако движение вышло неловким, и он плеснул горячим напитком себе на запястье. Было больно, но старик лишь чертыхнулся себе под нос.
— Как посмотреть… Если ты о здоровье, то он цел и невредим, только очень устал и натрудил ноги. Но в остальном… Он пришел домой среди ночи с глазами, опухшими, как у больного кролика! И не проронил ни слова! Как я ни спрашивала, он ничего мне не сказал. Что ты ему сделал?
— А почему сразу я? Ничего я ему не делал! Твой кофе так хорошо пахнет…
— Оставь в покое мой кофе! Этот тот же самый, который ты ругаешь по утрам! Если Себастьян выглядит таким несчастным, значит, это точно связано с тобой! Это из-за облавы? Ты взял его с собой? И что случилось?
Сезар окинул ее мутным взглядом и вдруг расхохотался так бурно, что даже закашлялся.
— Мы подстрелили эту Зверюгу, которая пожирала наших овец и кидалась на бошей! Хотя из-за боша я, заметь, на нее зла не держал.
Горячий напиток расплескался снова, и это вернуло старика к реальности. Дрожащей рукой он поднес чашку к губам, выпил содержимое в три глотка и, как ему показалось, даже немного протрезвел.
— Ты права, это не кофе, а помои! В общем, этот пес… Они с мальчишкой подружились. Так это выглядело со стороны. Ну, вот мне и пришлось посадить его под замок.
— Кого посадить под замок?
— Да мальчишку! А ту Зверюгу, мы ее… пуф!.. пристрелили. Фабиан, не я, я не смог. Но это я привел к ней охотников. И Себастьян мне помог. Это он подал мне идею. Вышло так, что в последнее время я за ним присматривал. Мальчишке это и в голову не приходило. Думал, старый Сезар ничего не видит, проглотит любое вранье. Но окончательное слово осталось все-таки за Сезаром! Ну, на чем я остановился? Да, именно Себастьян привел нас к собаке. Поэтому он так на меня и злится. Думает, что я его предал, что-то в этом роде. Но я же сделал это только ради его блага! Предательство — когда тебя не любят, ты-то хотя бы понимаешь?
— Ничего я не понимаю! Путаница какая-то! Кто с кем подружился? Во имя неба объясни получше или иди и сунь лицо в кадку с холодной водой!
— Черт, да что тут непонятного? Себастьян — с той бешеной псиной! Я их видел вместе, они стали не разлей вода!
— Но я думала, ты его запер?
— Это случилось потом. Сначала они были вместе, потом я его запер, и… бум!.. Фабиан стреляет, псина дохнет! Конец истории!
Он попытался встать. Внезапно ему захотелось все объяснить, однако ноги отказывались его держать, и он снова упал в кресло. Чтобы унять головокружение, Сезар закрыл глаза. Голос Лины показался ему таким же ожесточенным, как и стиснувшая виски боль.
— И не стыдно тебе так напиваться? А остальные? Ты наверняка пил всю ночь с остальными охотниками, да? А ты знаешь, что они про тебя говорят? Тебя это не смущает? А Себастьян? Или ты думаешь, мальчик счастлив от того, что его дед пьет, так как не может забыть свои горести? Потому что не умеет говорить правду, если она горькая? Потому что не хочет отдавать его в школу под предлогом, будто это только навредит мальчику и горы — самый лучший учитель? Ну, что ты молчишь?
— Зачем ты так говоришь? К чему ты клонишь, Лина?
— Сезар, я просто говорю тебе правду, которую ты не хочешь слышать. Сейчас я пойду подою овец, а потом уже открою булочную. Думаю, в твоем состоянии ты ни на что не способен! Счастье еще, что ты не свалился в овраг, пока шел. Только учти: если так пойдет и дальше, придется нанять работника. Я не могу быть в двух местах одновременно! Ладно, я ухожу, а тебе надо проспаться.
И она вышла, хлопнув дверью. Звук болью отозвался в голове старика. Он уловил не все из сказанного Линой, но понял, что дело обстоит еще хуже, чем он думал. Когда он уже соскальзывал в приятную дрему, послышался полный ярости голос:
— Я никогда тебя не прощу! То, что ты сделал, хуже, чем убить маму козленка. Хуже, чем поклясться, а потом взять слово обратно. Хуже всего на свете!
Себастьян стоял у подножия лестницы и зло смотрел на деда. Лицо у него было белое как простыня, глаза полыхали яростным огнем. Разбитый усталостью и чувством стыда, Сезар не нашелся, что сказать. Невнятный стон сорвался с его губ.