Они немного остыли, очень медленно оделись.
– Искупаемся? – позвал Барабанов.
Публика уже растеклась, лишь самые отъявленные любители ждали их и пошли к реке вслед за ними. Был уже вечер, но он почти ничем не отличался от дня; солнце стояло еще высоко, было светло и лишь не так жарко. Но река была вечерняя, тусклая, с красноватолиловым подсветом.
Толпа смотрела, как они раздеваются – длинный, как верста, Коляда, широкий в кости Барабанов, мальчишески легкий Алтынов. Сами зрители деликатно не купались.
Игорь, вытянув вперед руки, нырнул в прогретую за день воду, с открытыми глазами пошел вниз, видя перед собой увеличенные пальцы рук, а потом гладкие камни на песчаном дне. Тело охватило холодом, но это было только приятно. Он резко оттолкнулся руками от дна, перевернулся и полетел в стремительно светлеющую высоту. Теперь наверху было еще теплей, чем раньше, он, раскинув руки, блаженствуя, немного полежал на воде и саженками быстро вернулся к берегу.
Он опять был свеж, как когда-то после мытья ног под краном, – хоть снова на игру.
Утереться было нечем, переодеться негде, да и не во что. Они сильно отжали трусы прямо на себе, это, правда, сделалось заметно вскоре после того, как они натянули брюки, – особенно сзади, – но самим им не стало холодно.
Толпа почти разошлась, и тут он увидел Ларису, и как бывает во сне или в кино, она была только что в отдалении и вдруг приблизилась, заполнила весь экран, – так радостно он к ней бросился.
– Здравствуй! – Он совершенно забыл про нее!
– Это называется: буду ждать? – поинтересовалась она снисходительно.
– Я и жду! В порядок себя немножко привел, – он посмотрел на свои брюки, и она засмеялась:
– Ладно, первый раз прощается… – и взглянула через его плечо.
Он обернулся: в двух шагах стоял Барабанов.
– Познакомьтесь! – предложил Игорь.
Она довольно безразлично подала ему руку, а он разве что рот не раскрыл. Игорь усмехнулся про себя, но все же его запоздало кольнуло: «Зря познакомил!»
– Пошли? – обратилась она к Игорю, но Барабанов сделал вид, что это и его касается, и они вышли со стадиона втроем. На улице она неожиданно взяла их обоих под руки.
Над районным городком все длился, светлел вечер. В городском саду заиграла радиола, там, в аллеях, было, наверно, уже сумеречно и зажгли фонари. Над рекой пластами висел туман, меж домами лиловел воздух.
Они оба были в белых рубашках, в слегка намокших брюках, которые, впрочем, уже высыхали, она в синем платье шла между ними. Когда Игорь косился вниз, он видел, как она стройно выносит вперед ноги в белых носочках. Он по-прежнему остро чувствовал сквозь рубашку ее руку, – полному счастью мешало то, что она так же держит Барабанова.
Они степенно, в ногу, двигались по щербатому тротуару. И вдруг она сквозь рукав захватила пальцами его кожу и несильно ущипнула. Его, как током, пронзило нежностью. Она ущипнула снова, больнее, он не подал виду. Она, спокойно разговаривая, очень больно, словно с негодованием, скручивала ему кожу, а он испытывал сладкое удовлетворение, что этого не знает никто, кроме них. Он был уверен, что Барабанова-то уж она не щиплет.
На углу одноэтажной, уже вечерней под старыми липами, улицы Робеспьера она остановилась, отпустила Барабанова и сказала ему вежливо:
– До свидания. А нам сюда…
Он опешил, а они пошли вдвоем под старыми, еще не зацветшими липами, разом оглянулись – его уже не было, – она рассмеялась коротким нервным смешком и убрала ладошку с его согнутой в локте руки.
– Это разве твоя улица? – спросил он, чтобы чтото сказать.
– Нет.
Прошли несколько шагов, он сам скованно взял ее под руку, пообещав тихо:
– Я щипаться не буду.
В тени лип было почти темно, они сели на пустую лавочку под чьим-то глухим серым забором. Она, словно всматриваясь, приблизила лицо:
– Помнишь, ты спросил, чего я смеюсь? У тебя глаза такие смешные, я все смотрю: не то серые, не то зеленые…
– А у тебя, – и задохнулся, не смог договорить, коснулся губами ее лица, а она, закрыв глаза, мягко и длительно поцеловала его в губы. У него словно молния ударила перед глазами.
– Ты зачем его с нами повел, – отрываясь, быстро и ласково сказала она, – Игорище поганое?…
Договорились встретиться завтра, когда стемнеет, около городского сада.