Алибек решил, что время наступило: работу в этот день кончили рано, до вечера еще далеко, люди сидели в палатках — никто не увидит, куда он пойдет.

На всякий случай, чтобы его не вздумали искать, Алибек сказал Дмитричу, что наведает земляков в соседней палатке и, возможно, задержится там…

Все эти дни он работал и отлучиться не мог. Он мог только издали смотреть в сторону развалин, в недрах которых таились сокровища Джунаид-хана, и несколько раз видел Стольникова — профессор пешком ходил в сторону развалин, подолгу рассматривал их, а однажды отправился туда вместе с Жакупом. У Алибека появилось опасение, что профессор намеревается и там начать раскопки и экспедиция наткнется на спрятанные сокровища. Потом возникло подозрение: а вдруг Стольников или Жакуп знают о существовании сокровищ Джунаид-хана! Очень странной показалась ему молчаливая дружба этих совершенно разных людей — за ней что-то кроется…

Алибек не мог ждать дольше, не мог упустить такого благоприятного момента, какой выпал в этот день, иначе терялся весь смысл пребывания его в экспедиции. Надо использовать этот момент хотя бы для разведки, посмотреть — нет ли каких признаков существования пещеры, какого-нибудь тайника. Отец перёд смертью сказал, где спрятаны сокровища, но эти развалины очень похожи друг на друга, много виднеется их вдали, и только в одном месте уцелела стена: найти тайник не так-то легко.

Погода не благоприятствовала разведке. Ветер, пыль ухудшали видимость, к тому же время клонилось к вечеру. Но Алибек надеялся, что ветер с наступлением сумерек стихнет. Вон и Жакуп не беспокоится о своих верблюдах — они пасутся на правом берегу Куван-Дарьи. Правда, верблюды не пропадут ни в какую бурю, но она все же может загнать их в глубь пустыни. Если бы предвещалась такая опасность, старик по своим, известным только ему одному признакам и приметам, предугадал бы ее и пригнал верблюдов.

Алибек пошел. Когда он поднялся на высокий берег, ветер чуть не сшиб его с ног. За желтой мглой не видно неба, и солнце, скользящее к горизонту, светило тускло, без лучей, было красно-медным, как остывающая после накала сковорода. За мглой Алибек не видел развалин, он пошел наугад, с трудом преодолевая встречный ветер и прикрывая глаза рукой. Он не боялся сбиться с пути — солнце было прямо перед ним, он шел на запад, и позади, на востоке, оставался лагерь.

Ему казалось, что сегодня он непременно что-то найдет — пусть не сокровище, а только явный намек на его существование, и этого будет пока достаточно. Он возьмет его потом…

Алибек шел, погруженный в мысли о своем будущем, о том, что он сделает с сокровищами, как удивит всех… И чуть не наткнулся на груду кирпичей, полузанесенную песком. Вернее, тут лежали обломки кирпичей, побелевшие на солнце, утратившие от времени прочность. Алибек обошел их кругом и ничего похожего хотя бы на нору не обнаружил. Лежали тут еще огромные камни.

Ветер выл, метался вместе с песком, но, внимательно оглядевшись по сторонам, Алибек различил слева, метрах в пятидесяти, белеющий остаток стены; ее же он видел и с высокого берега от древней крепости, где производятся раскопки. Алибек пошел к этой стене.

Солнце уже висело над горизонтом, но времени еще хватало, чтобы осмотреть эти развалины. Кажется, ветер стал стихать, и небо немного прояснилось. И все же Алибек споткнулся о что-то и чуть не упал — под ногами оказался большой плоский камень, похожий на жернов.

Стена была длинная, метров около десяти. К обеим краям ее примыкали остатки других стен и благодаря этому сохранились углы. Четвертая стена, завершавшая прямоугольник здания, обрушилась полностью и была занесена песком. Уцелевшая часть строения возвышалась над поверхностью земли метра на три. Поскольку высота была значительной, вполне вероятно, что здание уходило глубоко в землю.

Алибек внимательно осмотрел стену, заглянул под ее основание — всюду только песок и кирпич. Зашел внутрь развалин. От середины бывшего здания земля косо опускалась под уцелевшую длинную стену, благодаря этому стена с внутренней стороны была обнажена больше и возвышалась метров на пять-шесть.

Когда Алибек по осыпающемуся песку спустился вниз и остановился шагах в трех от стены, он заметил небольшое треугольное отверстие. Присмотревшись внимательно, он убедился, что это не просто пролом в стене; угол отверстия был ровно выложен кирпичом. Должно быть, внизу было подвальное помещение, и он стоял сейчас перед входом в него.

Это открытие, к удивлению самого Алибека, даже не обрадовало его, хотя он и понимал, что если действительно существуют сокровища Джунаид-хана, то они могут находиться только здесь. «Не много же я затратил сил, чтобы оказаться перед входом, который ведет к этим сокровищам, — подумал он. — Странно, что у меня так же ровно и спокойно бьется сердце, как и час назад».

Он посмотрел по сторонам, взглянул на небо. Ему хотелось увидеть в природе что-то необычное, что бы навсегда запомнилось в этот выдающийся в его жизни момент. Но ничего особенного он не заметил. Ветер ослабевал, но иногда он проносился сильными порывами; песчаная мгла рассеялась, песок крутился сейчас отдельными смерчами; небо заметно поголубело. В общем пустыня была обыденной и довольно равнодушной ко всему. Но солнце прояснилось, оно румяно и молодо светилось, улыбалось всему живому. Только оно и видело Алибека. И радость внезапно хлынула в сердце Алибека, он подпрыгнул, топнул ногой, хотел даже выкрикнуть что-то и вдруг почувствовал, что земля уходит из-под йог. В три прыжка он отскочил от стены и взобрался на бархан.

Песок с шумом плыл вниз, под стену, оседал, и вскоре в стене открылось прямоугольное отверстие шириной в метр. Песок уплывал через него куда-то в глубину темного подземелья. Но скоро он перестал осыпаться, замер; отверстие осталось открытым.

Алибек осторожно спустился с бархана и приблизился к стене. Песок был недвижим. Рядом темнело отверстие, ведущее в тайник, в него можно было свободно пролезть на животе.

«Сокровища могут быть только здесь, — подумал Алибек, но уже с полной уверенностью, — и я должен проникнуть туда… Никто мне не мешает, до наступления темноты еще около часа — вполне достаточно, чтобы осмотреть это подземелье. К счастью я захватил с собой спички».

Он лег на песок и заглянул в подвал, но одновременно и загородил собой свет, которого и без того очень мало проникало через небольшое отверстие. Алибек смог различить только часть стены напротив, кирпичный потолок, а внизу была непроглядная тьма, оттуда пахло гнилью. Он поднялся, взял обломок кирпича и, наклонившись, швырнул его в темноту. Камень упал на глубине не более двух-трех метров. Алибек просунул руки в отверстие и зажег спичку, но пламя сразу же погасло от ветра, залетевшего снаружи. Тогда он нарвал сухой травы, сложил ее возле входа и поджег. Пламя хорошо освещало противоположную стену, но внизу ничего нельзя было рассмотреть, потому что просунуть голову мешал огонь.

Алибек, разозлился на себя:

«Что я — трус? Зачем я трачу зря время, эта игра не стоит свеч — не следует зря жечь спички. Залезу и посмотрю. Спуск туда, несомненно, пологий, как и здесь. Я легко спущусь и поднимусь обратно. Ведь здесь, здесь лежат сокровища!»

Раздумывать много и в самом деле не было времени — солнце садилось. Алибек лег на живот и просунул ноги в отверстие, продвинулся немного назад, держась руками за кирпичную стену. Спуск был действительно пологий. Алибек мысленно продолжил его косую линию и решил, что песчаный откос упирается в противоположную стену. Следовательно, можно без опасения спускаться.

Он отнял руки от стены и, пятясь назад, стал спускаться. Он часто останавливался и прислушивался. В подземелье стояла могильная тишина, воздух был спертый, к нему примешивался сырой и противный до тошноты запах могилы. Вот каблуки сапог стукнули о что-то твердое, он обернулся и увидел в полутьме серую стену.

Алибек встал на ноги. До потолка нельзя было дотянуться, а предстоял еще спуск в сторону по откосу осыпавшегося песка. Он зажег спичку. Легкое пламя колебалось, при его слабом свете внизу ничего нельзя было рассмотреть. Спичка, догорев, обожгла пальцы. «Что ж, пойдем дальше», — сказал сам себе Алибек и, держась за стену, стал спускаться вниз по песку, который рекой пробился снаружи через небольшое отверстие, уперся в противоположную стену и, рассыпавшись, замер. Кругом была тьма, только светился над головой полуквадрат входа, свет рассеивался там и не проникал в глубину подземелья.

Алибек остановился, не спеша зажег спичку и, когда она хорошо разгорелась, поднял ее над головой. При ее недолгом шатком свете он различил не то, что ожидал.

Пол был ровный, слегка запорошенный серо-желтым песком, и потому все на нем виднелось отчетливо. В углу лежало что-то длинное, напоминающее сверток или рулон, покрытое пестрой материей, кажется, халатом. Больше ничего не было, исключая тонкие прямые или кривые саксаульные палки, разбросанные по полу; особенно много их лежало вдоль стен.

Затаив дыхание, Алибек прислушался. Внизу, под ногами что-то шумело, вероятно, осыпался песок. Собственно, пугаться было нечего. То, что он увидел в углу, по всей вероятности, как раз и было тем, что он искал, хотя своей формой скорее напоминало человека, который лег отдыхать, прикрывшись халатом. Но подземелье не место для отдыха. Если это был человек, то он, конечно, давно мертв, а мертвых бояться нечего…

Алибек зажег спичку и смело сошел вниз. Да, мертвые не тронут, но живые!.. Руки его задрожали, огонь погас.

То были не палки саксаула. То были змеи, великое скопище змей! Неподвижные, серые, прямые или причудливо изогнутые, они с первого взгляда напоминали обломанные ветки безлиственного саксаула. Стоял сентябрь с очень прохладными ночами — чувствовалась осень, а за ней придет зима, и змеи облюбовали это подземелье для спокойной зимовки. Но вот сюда пришел человек и нарушил их покой. Они обозлились, задвигались и, угрожающе подняв головы, издавая шипение и свист, стали со всех сторон приближаться к нему.

Алибек не ожидал встретить здесь змей, хотя знал, что в пустыне их очень много. Они шипели где-то совсем рядом, прямо под ногами. Словно неведомая сила отбросила его назад и вверх на песчаный склон. Сапоги глубоко утопали в рыхлом песке, а когда» он выдергивал их, образовавшиеся пустоты моментально заполнялись — под ногами песок переливался, и спускающаяся от входа в подземелье гора вновь пришла в движение. Он стремился наверх, а песчаный поток отбрасывал его вниз, откуда доносился змеиный свист и шипение. Он пробивался, казалось, сквозь живую массу песка, утопал в ней, она засасывала его, давила, отбрасывала, и наконец ценой огромных усилий Алибек пробрался к входному отверстию. Но, разрушив песчаный скат, разбив его сапогами, он тем самым вызвал новый поток песка, который стремился заполнить образовавшуюся внизу пустоту. Выход был захлестнут желтой волной. Алибек; судорожно работая руками, разбросал песок, сунул голову, но плечи его уперлись во что-то твердое. А навстречу, в лицо, песок плыл безудержно, закрывая свет.

Наверху шумел ветер. Темнело. И может быть, как последний рывок непогоды, над пустыней промчался вихревой смерч. Последнее, что увидел Алибек, был песчаный столб, поднявшийся до неба, а затем раздался грохот: прямо перед глазами обрушилось что-то тяжелое, загородив выход, песок с крошевом кирпича брызнул ему в лицо, и свет исчез перед ним. Он оказался в кромешной тьме страшного подземелья.

Алибек не сразу осознал всей опасности. Самым страшным ему казались змеи. В темноте он не видел их, они могли укусить в любую секунду. Достаточно одного укуса, и он пропал: в пустыне эти гады очень ядовиты.

Он отбрасывал ногами, обутыми в сапоги, невидимых в темноте тварей и одновременно выгребал из засыпанного отверстия песок. Для него теперь это был не вход, а выход, но закрытый наглухо. Каждую вынутую порцию песка заменяла новая порция, поступающая снаружи, и вскоре он понял, что усилия его напрасны. Отчаяние овладело им.

Он проклинал себя за то, что опрометчиво сунулся сюда, не подумал хорошо о том, как выйти назад; проклинал сокровища Джунаид-хана, — наверное, это они лежали совсем рядом, внизу, где шипят змеи, но о золоте сейчас не хотелось и думать, надо было думать о своей жизни.

Но проклятиями делу не поможешь. Алибек зажег спичку и осмотрелся. Под ногами — на косой насыпи песка — змей не было, они, слышно, шипели там, внизу. Это его несколько успокоило, и он начал раздумывать, как выбраться из этого каменного каземата. Надежды на помощь нет, ведь он никому не сказал, что пойдет сюда, и предупредил товарищей, чтобы они не беспокоились, если он задержится. Как безжалостно обернулась против него эта предусмотрительность!

Что же делать? Неужели погибать здесь! Раскапывать выход голыми руками бесполезно, он так забит песком, кажется, целая гора обрушилась на него. Ждать, надеясь на то, что кто-нибудь случайно забредет сюда, отыщет это подземелье, рискованно: об этом подвале никто не знает, да и его так засыпало, что не осталось и намека на вход. И как ждать без воды, без пищи в окружении змей?

Остается только одно — выгребать и выгребать песок на себя, пока хватит сил.

И Алибек начал борьбу с песком — хватал его пригоршнями, бросал через плечо, в сторону, отпихивал ногами, он с шумом осыпался вниз; а навстречу ползла и ползла песчаная стихия, и не было этому конца. Как будто все барханы пустыни переместились сюда и закрыли собой выход. Песок был всюду — внизу, вверху, в голенищах сапог, под рубашкой, в глазах, в ноздрях, в ушах, во рту. Хотелось пить, хоть промочить рот, но про воду лучше было не думать. Мысли о воде могли привести в отчаяние, обессилить и тогда — смерть.

Сколько времени он так работал, определить невозможно. Темнота была такой же, и песок по-прежнему неумолимо полз на него. Он чувствовал только, что весь взмок от пота, мокрый песок облепил под рубашкой тело; работая руками, лежа, он растирал на себе песок; под мышками, на боках, на груди и животе больно саднило.

Гора песка позади увеличивалась. Алибек соорудил из него кольцевую насыпь, чтобы отгородиться от змей.

Руки устали и уже не так энергично отбрасывали пригорошни песка. Он снял куртку, стал насыпать в нее песок и оттаскивать в сторону, наверх насыпи, которая грозила скоро вырасти до потолка.

У Алибека стучало в висках, начала кружиться голова. В подземелье был тяжелый, удушливый воздух — это Алибек почувствовал сразу же, как спустился сюда с поверхности земли, но потом в испуге и горячке работы забыл об этом. Теперь, переутомившись, он чувствовал с особенным отвращением этот удушливо-сырой, скользкий воздух; пахло чем-то мерзким, отвратительным, запах ощущался не только носом, но и всей кожей лица, шеи, даже рук. От этого усталость усиливалась еще больше, тошнило.

«Я задохнусь здесь раньше, чем умру от жажды, от голода или укуса змеи», — с ужасом подумал Алибек и бросился на песчаный поток, снова начал лихорадочно работать руками и ногами. Но быстро выдохся и в изнеможении опустился. Сердце билось так, что, казалось, вот-вот оно разорвется от напряжения.

Алибек достал коробок спичек, по привычке тряхнул им — пусто!

«Спички кончились! Но когда же я их успел истратить? Я, кажется, экономил, приберегал…»

Он открыл коробок и ощупал его пальцем. Пусто! Но отбрасывать коробок не хотелось: это единственная вещь, которая была у него в кармане. Но и она теперь не могла принести никакой пользы. Алибек последний раз провел пальцем по донышку ящичка в коробке. О чудо! Спичка! Но откуда она взялась?

Алибек догадался, что спичка застряла в углублении между краем донышка и стенкой ящичка — там был зазор, снизу заклеенный бумажкой. Никакого чуда нет, все было просто. Но ведь он хотел выбросить коробок, а в нем, оказывается, была спичка.

Это малозначащее в обыденной жизни событие многое значило для Алибека сейчас. «Надо хранить надежду до конца, надо верить, не нужно отчаиваться, — твердил он, поднимаясь, чтобы снова приняться за тяжелый труд. Но работал он мало, скоро устал и присел.

Мысли снова вернулись к единственной спичке, которую он, обнаружив, решил приберечь на самый последний случай, когда без света никак нельзя будет обойтись. Сейчас это решение поколебалось.

«Приберечь или зажечь? — думал он. — Надо бы посмотреть, что вокруг, есть ли какие-нибудь изменения в засыпанном выходе. Песок, кажется, плывет сверху слабее… Но это уж наверняка последняя спичка. А, все равно!»

Достав единственную спичку, он осторожно, чтобы не сорвать головку, чиркнул о коробок. Тонкое лезвие пламени осветило потолок, стену и отверстие в ней, засыпанное песком. Алибек вскочил — радость прибавила ему силы. Труд даром никогда не пропадает. Он и тут не пропал, хотя вначале трудиться, казалось, было бессмысленно.

Песок уже не сыпался сверху, не было его косого ската возле отверстия, края которого хорошо были видны при свете спички. Алибек бросил спичку, еще недогоревшую, сунулся в отверстие и взглянул вверх. Но там была такая же тьма, как и всюду вокруг, и свет неба не находил ни единой щелки, чтобы проникнуть вниз, в подземелье к Алибеку.

И все же он воспрянул духом. Еще немного усилий, и он выберется из этой могилы!

Алибек заработал быстро — как собака, лапами роющая яму. Песок прекратил наступление. Алибек уже мог протиснуться туловищем в отверстие, а света все-таки не было видно. Он продолжал копать, отбрасывая песок, рыл прямо перед собой и вверху, но над головой по-прежнему была темнота. Вдруг пальцы его задели что-то твердое, как железо. Он ощупывал, очищал от песка это твердое и не мог понять откуда взялось оно. Что-то огромное, тяжелое лежало сверху, наглухо загородив выход. Задыхаясь и плача от досады, Алибек царапал ногтями эту неожиданную преграду, пытался сдвинуть, упираясь ладонями, снова хватался за нее ногтями и готов был грызть зубами, если бы смог дотянуться. Ему удалось отломить небольшой кусочек с острыми краями. Ощупав его. Алибек не сразу понял, что это, и взял на зуб.

Это был обломок кирпича.

«Так вот что наверху — кирпичная стена! Вот что означал тяжелый грохот, когда я сунулся к выходу, — смерч повалил стену, она рухнула целиком, осыпала песок и загородила выход!» — догадался Алибек, и руки его опустились вдоль туловища. Он устало прислонился к стене, но голова кружилась, и пришлось лечь на песок.

Он лежал долго, чувствуя, как бьется, надрываясь, сердце, как смрадом несет из подземелья и удушье забивает легкие. «Неужели это конец? У меня нет сил, чтобы пробить эту каменную стену, я задыхаюсь…».

Он стал на колени. Если бы он мог взглянуть на свое лицо, то ужаснулся бы. Глаза были красными, на запыленных щеках темнели борозды, проложенные каплями стекающего пота, — казалось, лицо исполосовано шрамами.

— Люди, друзья! — хрипло вырвалось у него. — Помогите! Я пропадаю. Не дайте погибнуть. Неужели никто не услышит меня? Помоги-ите-е!

Обезумев, он открывал рот и думал, что кричит, но у него получались только стоны и хрип.

Вдруг ему показалось, что кто-то откликнулся, чей-то очень знакомый голос сказал: «Алибек!» Он вздрогнул и, будто очнувшись от тяжелого сна, повел глазами из стороны в сторону.

Но кругом была все та же без просвета темнота и могильная тишина. Даже змеи успокоились — не слышно было их злобного шипения.

«Я, кажется, схожу с ума, — слабо подумал Алибек. Здесь моя смерть. Я придавлен каменной стеной, как могильной плитой. Выхода нет. Света нет — темнота. Хоть бы еще одна спичка! Взглянуть последний раз вокруг… Нет ни единой спички, и коробок брошен вниз. Но ведь я хотел бросить его и тогда, когда в нем была последняя спичка. Не надо терять надежду. Собрать последние силы… Я слышал голос. Чей же это голос: знакомый, тонкий, нежный… Это ее голос. Это Лина сказала: «Алибек!» Но это мне почудилось: она не знает, что я здесь, как в могиле… Неужели я не увижу ее больше? А я ведь хочу ее видеть, очень хочу, и она об этом знает. Неужели не скажу ей больше: «Цветок пустыни», не дотронусь пальцами до ее руки. Какая она хорошая, какие волосы, глаза!..»

Он приподнялся, и еще больше расширив в темноте глаза, прошептал:

— Я хочу видеть тебя, Лина, и потом — хоть умереть. Но это невозможно: ты далеко и ничего не знаешь обо мне… Но все равно я вижу тебя, представляю, как живую. Лина, смотри на меня!

Он напряг все силы воображения. Ему, как жизни, хотелось, чтобы она оказалась рядом и протянула руку, чтобы дотронуться до этой руки с нежной, как атлас, кожей.

И он увидел ее, но не такой, какой хотел видеть. Лина сидела на верблюде и, повернув голову, смеялась и подзадоривала: «Прыгните!» И опять смеялась, но с укором: «Не можете!»

И он чувствовал, что лежит, как скованный, лишенный, сил. Она еще говорила что-то, губы ее шевелились, но слов не доносилось — это было, как в кино, когда пропадает звук. Но и по одному движению губ Алибек понял, что она говорила: «Попробуйте-ка прикоснитесь! Не сможете…» И ясные глаза ее улыбались из темноты.

— Смогу! — Алибек стукнул кулаком по песку, и видение исчезло. Тяжело поднявшись, он уперся руками в верх отверстия, выгнутого луком и, раскачиваясь, прохрипел в темноту перед собой как заклинание. — Не умру здесь, не умру! Найду силы, чтобы увидеть ее… Буду выламывать эти кирпичи один за другим. Наступит же когда-нибудь конец!..

И сначала медленно, потом все больше ожесточаясь, он стал колотить руками в опрокинувшуюся над головой стену, царапать ее ногтями. Кирпичи не поддавались, но вот отделился один, отломился другой… Руки его стали липкими от крови, но боли не чувствовалось.

«Не раздавил ли я змею?»— подумал он, принимаясь за очередной кирпич и расшатывая его.

Работать стоя, с поднятыми руками, было трудно, но он не садился, отдыхал прислонившись к стене, и снова, обливаясь потом и слезами, исступленно кидался на камни, скреб их, ломал ногти, кровянил пальцы.

— Пусть умру, но под солнцем, чем в этом подземелье, — хрипел Алибек.

Он уже глубоко расковырял стену, но света не было. И вот отвалились сразу два сцепившиеся кирпича; падая, они сильно задели щеку. Алибек вскрикнул, но не от боли — сверху хлынул солнечный свет. Алибек закрыл глаза и долго не решался открыть снова.

«Неужели это свет? — думал он, прислонившись к стене. — Не обманывает ли меня зрение?..»

Свет проникал даже сквозь веки — они были розоватыми, легкие жадно вдыхали свежий воздух.

Алибек приоткрыл глаза. Небо было светло-голубое, солнце стояло в зените.

— Не вечер и не ночь, а день, — прошептал он. — Как хорошо, что надо мной солнце! Сколько же времени я пробыл в этом страшном подвале, будь он проклят!