1

…После разговора с Кайболом я много думал об атомных взрывах на Альве, о трагедии на планете Рам и о таинственной силе «желтого облака». Отчего разрушаются металлы? Это - не взрыв и не коррозия, а нечто другое. Ядерная физика на Земле вступила в новую фазу своего развития - открыто множество элементарных частиц. Альвины знают, конечно, больше. Один наш профессор сказал: «Задача изучения этих частиц столь же трудна, как и познание далеких глубин Вселенной». Если альвины могут легко преодолевать громадные космические пространства, то они глубже познали материю, им известно большее число элементарных частиц, а именно на этом пути открывается тайна «желтого облака».

Я пытался представить себе, как разрушается металл.

Атомы металлов и их сплавов расположены в геометрически правильном порядке и создают так называемую кристаллическую решетку. Внешние электроны их слабо связаны с ядром и могут переходить на внешние орбиты других атомов. Эти свободные электроны создают вместе с кристаллической решеткой особый вид связи - металлическую связь.

Но как бы ни был идеально строг порядок расположения атомов, все же в решетке встречаются свободные места - вакансии, их больше всего около поверхности. Надо полагать, «желтое облако» создает новую, необыкновенную для металлов внешнюю среду. Неизвестные элементарные частицы врываются в вакансии, раздвигают атомы, перемещают их. Орбиты свободных подвижных электронов неимоверно растягиваются, как бы рвутся. Металлическая связь нарушается. Вместо кристаллической решетки - хаотическое расположение атомов. Вместо металла - порошок, напоминающий золу.

Объяснение очень примитивное. Я понимал, что спрашивать об этом не следует. Да и зачем мне нужен секрет альвинов, зачем Земле «желтое облако»?

Кайбол часто приглашал меня к себе. Я заметил, что магистр стал выглядеть лучше, цвет лица изменился, как у больного, который, поборов свой недуг, быстро пошел на поправку. Движения стали энергичными. Если он раньше разговаривал сидя за столиком, то теперь часто вставал и прохаживался по лаборатории. Я подумал, что это, возможно, сказалось действие моих биотоков, но разумеется и словом не обмолвился.

Я поражался страшной работоспособности Кайбола, его необыкновенной памяти. Как-то он пригласил меня для очередного разговора, и я убедился, что сказанное магистром о возможности читать приказы, которые находятся в военных штабах на Земле, не было пустым словом.

Кайбол сидел окруженный приборами, на которых вспыхивали, мерцали, гасли и снова вспыхивали огненные точки, похожие на его глаза. Эти приборы по приказанию магистра могли двинуть на Землю такую силу, которая изменила бы там жизнь. Я смотрел на приборы и ждал, что скажет магистр.

- Последнее время я думал, не послать ли предупреждение Земле. Без угроз. Скорее, как совет, - медленно проговорил Кайбол.

- Не все поверили бы, - усомнился я.

- Мы сделали бы это вдвоем.

Я промолчал: это был бы новый для меня шаг, и нельзя решиться на него сразу.

- Но я отказался от этой мысли, - продолжал Кайбол. - Не надо, и я не могу вмешиваться в чужую жизнь. Кроме того, опасаюсь безрассудной попытки захватить нашу базу. Но мы решительно встанем на защиту человеческих жизней, как только упадет первая бомба, не так ли? Посмотрите сюда! - Кайбол поднял голову, высоко на стене засветился большой экран.

Я увидел Землю, задернутую голубоватым покрывалом, с едва заметным контуром материков. Земной шар медленно поворачивался, как глобус, только без линий параллелей и меридианов.

- Хотите получше увидеть свою родину? - предложил Кайбол.

- Еще бы!

Кайбол нажал синюю кнопку на пульте - Земля осветилась. Я догадался, что он включил оптический генератор.

Земной шар надвинулся, он не умещался в рамки экрана, вращение его стало еще медленнее. Поплыли темно-зеленые массивы дальневосточных лесов. Байкал засветился, как зеркало, - в нем отражалось солнце. Потом показались желтые степи Казахстана.

- Это пески? - спросил магистр.

- Нет. Пшеничные поля. Хлеба созрели… Пустыни коричневые. Смотрите, их осталось совсем мало - отдельные пятна.

Уходил за экран Уральский хребет. Сейчас покажется Москва. Интересно, что можно увидеть? Неужели одну точку?

Угадав мое желание, магистр еще приблизил изображение. Москва выросла и заполнила весь экран. Я увидел Кремль, здание университета, голубую ленту реки, арену стадиона в «Лужниках» - все в миниатюре, но настолько четко, ясно, что казалось, мы летим над Москвой в пассажирском самолете, который, накренясь, делает вираж.

Москва отдалилась и поползла вправо. Я мысленно провел западную границу Родины. Через некоторое время засинел океан…

Кайбол выбрал крупный город, расположенный недалеко от побережья, и стал приближать его. Город расползался во все стороны, распадался на кварталы, я видел отдельные дома. Кайбол нацелился на высокое здание. По экрану сверху вниз пробежали ряды окон.

- Скоро начнут совещаться, - сказал магистр.

Одно из окон увеличилось до размеров экрана. Я увидел человек двадцать военных - это были генералы, и по их форме я узнал, в чей штаб мы с Кайболом заглянули. Видимость была плохая. Генералы двигались в полумраке, что-то пили у столика, потом уселись за длинным столом, и один из них, высокий, сухой, с множеством орденских ленточек, разложил перед собой бумаги, поднялся и начал говорить. Голоса мы не слышали. Кайбол повернул регулятор на пульте. Свет на экране собрался в одно пятно. Оно легло на листы бумаги, мы могли читать, что было написано там: буквы выступали отчетливо.

Генерал говорил быстро - листы один за другим переворачивались, и я не успевал прочитывать их. Но все-таки мне стало ясно, о чем докладывал генерал.

Он излагал план войны с применением нового оружия - «лазеров». Предполагалось создать на Луне базу с батареей квантовых генераторов, сбить пущенной отсюда мощной ракетой астероид с его орбиты, затем, корректируя с Луны квантовыми лучами его полет, заставить упасть на территорию Советского Союза. Подготовленный в глубокой тайне и нанесенный внезапно удар будет расценен народами как божье наказание стране коммунистов. По словам генерала, лучше, конечно, выбрать астероид побольше, взять Цереру или Палладу - тогда удалось бы уничтожить почти все живое и все созданное на европейской части Советского Союза. Но в этом случае надо считаться с опасностью, что удар крупного астероида может сбить с орбиты Землю и она уйдет от Солнца. Ученые должны изучить этот вопрос…

- Насколько реален план использования астероидной бомбы? - спросил Кайбол.

- Думаю, что пока он нереален, - ответил я. - В руках этих генералов пока нет столь мощных «лазеров», чтобы можно было регулировать полет астероида.

- Однако в их план входит использование Луны и космического пространства, даже целой небольшой планеты, как оружия. Я не могу смотреть на это безучастно.

Кайбол оставил совещавшихся генералов, он приблизил другой город, заглянул в один дом, другой третий…

- Никак не удается отыскать штаб «Атлантик-компани», - сказал магистр. - Очень хотелось бы знать планы ее президента.

Он устало откинулся на спинку стула, посмотрел на меня и улыбнулся.

- Очень неприятная работа, но необходимая. Куда интереснее это…

Кайбол опять взялся за ручку на пульте, и я снова увидел Москву. Я различил здание библиотеки имени Ленина. Одно из окон ее, надвинувшись, стало как бы экраном.

В большом зале, склонившись над книгами, сидело множество людей. Светлое пятно луча побежало по открытым страницам. Вот луч выбрал нужное, остановился, приблизил книгу. Я прочитал сверху «В. И. Ленин». Кто-то сидел над раскрытым томом Ленина, читал доклад о войне и мире на седьмом партийном съезде. Открытая страница начиналась словами:

«…наше триумфальное шествие по всей России, сопутствуемое стремлением всех к миру. Мы знаем, что односторонним отказом от войны мы не получим мира…».

Увлекшись, я стал читать дальше. Страница перевернулась. Скосив глаза, я посмотрел на Кайбола. Мне показалось, что он прочитывал на каждой странице всего лишь несколько фраз и ждал следующей страницы. Почему он не читает все подряд? Это меня заинтересовало. Кайбол понял невысказанный вопрос.

- Если бы я читал так, как вы, мне понадобилось бы очень много лет, чтобы узнать ваших мыслителей и писателей.

- А как же иначе?

- Я вижу сразу всю страницу, выбираю главное и это главное прочитываю. Можно, разумеется, и сфотографировать. В этом зале сидит около ста человек, я читаю сразу несколько десятков нужных мне книг. Пока новая страница не открыта, я заглядываю в другие книги.

- Значит, я вас задерживаю?

- Признаться, да, - улыбнулся Кайбол. - Пока вы читали, я не мог перевести фокус света на другой стол.

- Я читал эти книги раньше. Не задерживайтесь из-за меня.

Кайбол погасил экран.

- Этим я займусь, когда останусь один. - Кайбол помолчал и сказал, довольный:

- Да, у вас был великий человек. Он видел далеко. Ленин! - произнес он, прислушиваясь к собственному голосу и стараясь, видимо, по-своему понять, как звучит это имя, и повторил: «Ленин!»

- А кто из писателей вам больше нравится?

- Этого еще не могу сказать, - ответил Кайбол. - Я читаю больше Ленина. Но знаю многие страницы Льва Толстого. Он интересует меня как мыслитель.

- Чем же именно?

- Он сказал, я вспоминаю почти с точностью: железные дороги, телефоны и другие принадлежности цивилизованного мира, это все полезно, хорошо. Но если бы стоял выбор: или вся эта цивилизация - и для нее не сотни тысяч гибнущих людей, а только одна жизнь, которая должна неминуемо погибнуть, - или не нужно цивилизации, тогда бог с ней, с этой цивилизацией, с этими железными дорогами, телефонами, если они непременно обусловлены гибелью человеческой жизни!

Кайбол посмотрел на меня вызывающе. Я догадывался, к чему он поведет разговор, и молчал.

- Бог с ней… - это выражение я понимаю как «лучше не надо цивилизации». Так ли это?

- Так.

- Человеческая жизнь дороже любой самой сложной машины, ракеты, дороже высокого дома и даже большого города. Все это можно построить заново, но нельзя вернуть жизни. Я на стороне тех, кто ценит человека превыше всего.

- Это верно, - согласился я. - Но я отдал бы свою жизнь, если бы ценой ее удалось спасти город, в котором живет моя мать.

- Вы говорите так потому, что это невозможно. Борьба такая, что нельзя защитить город хотя бы и ценой жизни. Это жертва бессмысленная. Вы плохо цените себя или… - Кайбол остановился.

«Или это пустая фраза, бахвальство», - закончил я его мысль. Но Кайбол продолжил:

- Или не знаете, что такое человеческая жизнь, что такое человек. Но я думаю, вернее первое.

Кайбол встал и сделал несколько шагов назад и вперед по своему тесному кабинету. Голова его была опущена.

- Я слышал, фашисты во время войны разрушили и сожгли в вашей стране много городов. И я слышал по радио, что все эти города восстановлены, многие из них стали еще лучше, потому что построены заново. Это правда?

- Правда.

- Но восстановилась ли из многих миллионов жизней, загубленных фашистами, хоть одна? Нет, это невозможно. Жизнь, каждая в отдельности, неповторима, как неповторима история. Ваш Толстой говорил, что каждый человек представляет единственный, никогда не повторяющийся случай и потому уничтожение единственного существа является таким ужасом! Это большая правда. Бывают люди похожие друг на друга, схожи и некоторые повороты истории, но это не одно и то же. Скажите, есть у вас другой Ленин?

- Нет, - ответил я и, подумав, добавил: - Есть великие люди, есть продолжатели его дела, но Ленина - нет.

- Теперь подумайте, что осталось бы вам в наследство, если бы Ленина не стало в вашем возрасте, в таком же возрасте убили бы Пушкина, рано умерли бы Толстой, Менделеев, Циолковский, Жолио-Кюри, Курчатов?

- Но Стебельков - это совсем другое: я обыкновенный.

- Откуда вы знаете? - с задором спросил Кайбол и остановился с широко открытыми огненными глазами. - Я вижу, вы плохо читаете своих мыслителей. Назову опять же Толстого. Он говорил о сложности жизни, о том, что в ней все устроено в высшей степени мудро и поэтому невозможно сказать, зачем именно эта индивидуальность живет… Может быть, она окажется впоследствии великой?

- Я уважаю вас, молодой человек. Но не играйте в скромность и уважайте других. Многие ваши сверстники - будущие великие люди. А о вас уже теперь можно сказать это. Не улыбайтесь! - Магистр снова опустил голову и заговорил раздраженно и глухо: - Не научились вы еще ценить жизнь. Война - это высшее проявление бесчеловечности. Допустить ее - столь же страшное преступление перед человечеством. Мы не совершим этого преступления, не так ли?

- Да, это было бы непростительно, и мы договорились с вами.

- Вот видите! - снова воскликнул Кайбол. - Я же говорил, что вы не просто Стебельков. Когда человек, пусть он еще молод, берет на себя ответственность за судьбы других, - это уже настоящий человек. Когда человек в массе и делает то, что делают другие, не отдавая себе отчета, лица и характера его не видно. Зрелость проверяется, когда он должен принять самостоятельное решение.

Магистр говорил долго. Кажется, он хотел подготовить меня к тому, чтобы скорее заняться делами Земли. Конечно, судьба человечества Земли волновала его не так, как меня. И по-своему он прав: опасность войны есть, вмешательство будет оправдано. Но согласиться мне на это сейчас было трудно. Ответственность ответственности - рознь…

Выходило так, что я не мог здесь целиком положиться даже на Кайбола, несмотря на его искреннее желание защищать человеческие жизни. О земных делах я знал больше магистра, я мог бы спорить с ним. Борьба не обходится без человеческих жертв, и тот, кто хочет во что бы то ни стало спасти свою жизнь, просто трус и шкурник. Кайбол, конечно, не трус. Он просто не совсем понимает сути этой борьбы, она для него - слишком далекое прошлое, странное и почти забытое.

Но спорить я не стал и сказал только:

- Мы договорились действовать вместе. У нас принято не отступать от своего слова. Я сдержу его.

- Разумеется… - сказал Кайбол, - мы будем действовать вместе.

2

Ильмана рассказала мне легенду.

…Давно живут под светом Айро - Солнца несчастные влюбленные Рам и Альва. Они кружатся в танце, каждый в отдельности, вокруг Айро, стремясь к сближению. Идет время, все лучше видит Альва Рама и он ее. Вот они совсем рядом, стоит протянуть руки - и они вместе. Но Рам и Альва медлят, ожидая еще большего сближения. И не замечают того, что время уже упущено и они взаимно удаляются. Через двенадцать больших кругов танца вокруг Айро они оказываются далеко друг от друга, а затем все повторяется. За это время новорожденные становятся взрослыми и создают свои семьи. А несчастные влюбленные Рам и Альва вечно молодые. Подчиняясь в движении силе Айро, они снова и снова пытаются сблизиться, но каждый раз происходит то же…

Однажды Альва протянула руку Раму, но тут же стала удаляться. Рам, воспринял это как насмешку. Любовь затмилась озлоблением. Рам неожиданно ударил Альву против сердца, и левая грудь ее сразу же опала и завяла.

Альва была наделена великим умом, а ум дает необыкновенную силу. Она взяла у остывших звезд горсть пыли и швырнула ее в лицо Раму. Пыль умерших звезд окутала его желтым облаком, скрыла из глаз. А когда облако рассеялось, Рам предстал совсем другим. Сильный юноша с короткими жесткими волосами превратился в безобразного, обросшего дикой шерстью пещерного жителя…

Легенда была немного грустной, но в устах Ильманы она прозвучала как жестокое осуждение коварства Рама.

- Хотите посмотреть Альву? - предложила Ильмана. - Мы захватили с собой кинопленку, чтобы всегда помнить и думать о своей родине.

Комната Ильманы, в которой она работала, находилась рядом с лабораторией магистра. Это был кабинет врача. Но здесь имелась также радиостанция. Ильмана слушала передачи на русском языке и наиболее важные из них записывала. Теперь это не являлось для меня тайной. Радиостанция - приемник и передатчик вместе - была чуть больше спичечной коробки: радиотехника альвинов развилась на основе молектроники. Киноаппарат напоминал фотокамеру с двумя объективами. Экран засветился прямо на стене, он менял форму в зависимости от изображения - принимал вид квадрата, круга, вытягивался по горизонтали или по вертикали.

Пленка была цветная. Меня изумила роскошная природа Альвы. Широко раскинувшиеся кроны деревьев закрывали небо. Листва была синей, голубой, зеленой. Цветы на тонких стеблях обвивали стволы, перекидывались с дерева на дерево и повисали гирляндами. По горным склонам серой тучей двигались какие-то животные с причудливо выгнутыми рогами. Вершины гор были осыпаны золотыми блестками, а выше светились две «луны».

- Слева спутник Альвы Ларс, справа планета Рам. В год великого противостояния планеты подходят друг к другу очень близко, - пояснила Ильмана.

Показался город. Это был небольшой городок, так укрытый зеленью, что об архитектуре зданий ничего нельзя было сказать. И ни одной заводской трубы, никаких машин на улицах!

- У нас нет больших городов, - сказала Ильмана.

Я увидел людей. Женщины в белых платьях, мужчины в коротких спортивного покроя брюках и бесцветных рубашках с короткими рукавами прогуливались между деревьями. В густой тени лица их вырисовывались довольно отчетливо, объемно, глаза светились мягко и не казались столь красными, как сейчас у Ильманы. Альвины выглядели физически хорошо развитыми. Я любовался энергичным шагом мужчин и легкой походкой женщин, удивлялся фарфоровой белизне их лиц и рук.

Почва Альвы оказалась красноватой. Трава на ней кустистая, невысокая, издали похожая на лесной мох. Дороги и дорожки не были покрыты камнем или асфальтом. Они были из того же темно-красного грунта, чуть приподняты. И слегка блестели. Ильмана объяснила, что дорожный грунт пропитывается специальным составом, он затвердевает и делается гладким. По обочинам - плотные кустарниковые заросли, их не подстригают, но они все одинаковой высоты - около двух метров. Они придают окрестностям своеобразный «сельский» вид.

Ильмана сказала, что альвины очень любят природу, не насилуют ее, стремятся сохранить в естественном виде. Исключение составляют плодовые деревья, их сажают в определенном порядке. Все имена у альвинов - из природы. Ильмана - название деревца с серебристыми листьями. Имя Кайбол - от названия лесного плода в виде ореха. Грос - так зовут инженера, вместе с которым я спускался в лунную расщелину, - несмотря на громкозвучность и кажущуюся величественность слова, всего-навсего полевой цветок.

Киноэкран показывал богатства Альвы, и я видел горы из чистой железной руды, которую и добывать не надо - отправляй прямо в плавку. Но металлы там применяются очень редко, их заменяют пластмассы - прочные, легкие, негнущиеся, гибкие, любых цветов, не поддающиеся порче - им не страшно и «желтое облако».

Дно горных рек усеяно самородками золота, вода переливается по ним, и весь поток ее кажется золотым. Это скорее природная красота, но не богатство, потому что золото никуда не используется. Но почвы Альвы каменисты и скудны, в большинстве это - пастбища, и только лучшие участки заняты садами.

Есть деревья, которые дают не только фрукты, но и хлеб и даже масло. Сады расположены вокруг городов, это очень удобно для работы.

А животноводство Альвы - это огромные заповедники с лесами и пастбищами, озерами и реками. Охота на диких животных, на зверя и птицу - увлекательнейшее занятие. Мужчины и женщины, прежде всего юноши и девушки, соревнуются в едином для всех виде спорта, среди природы.

- У нас нет стадионов, - сказала Ильмана. - У вас это своеобразные театры для показа ловкости и борьбы физкультурников. Не правда ли, странным кажется, когда спортсмен тренируется в беге, прыжках, метании копья или диска, стрельбе из лука только для того, чтобы выйти на стадион и поставить рекорд? На Альве занятие спортом - это, главным образом, подготовка к охоте. Бег с препятствиями, скачки, скалолазание, метание копья и многие другие виды спорта служат охоте, ловле зверей и птиц. Огнестрельного оружия у нас нет совсем. Очков, как и добычи, никто не считает. Поощряется трудная добыча, меткость удара на дальнее расстояние.

Я видел, как пожилой альвин метко поразил козла «бейка» в момент, когда горный красавец прыгал со скалы на скалу, и видел, как юноша в специальной защитной одежде выходил на поединок с крупным зверем «харом», напоминающим нашего медведя, - в схватке хар должен быть задушен голыми руками. Юноша победил по всем правилам, и девушки поднесли ему цветы.

Экран помог мне совершить путешествие на спутник Альвы. Ларс - небольшая планета, не имеющая атмосферы. Я видел закрытые помещения, похожие на ангары, и звездолеты, стоявшие вертикально, - они были очень высокие, темные резкие тени от них уходили за горизонт. Ларс - это ракетодром, с которого космические корабли альвинов отправляются в межзвездные рейсы.

И снова я вернулся на Альву. Объектив показал мне множество городов, они мало чем отличались друг от друга. Обычный пейзаж Альвы - небольшой городок на фоне скалистых гор, укрытый густой зеленью. Промышленные предприятия по внешнему виду - обыкновенные жилые дома. Все производственные агрегаты расположены глубоко в недрах, либо в горных расщелинах, либо в разрезах, на месте добычи сырья, а линии управления выведены на поверхность, к городу.

Но растительность вокруг городов была не всюду одинаковой. Я видел деревья, похожие на тучи, от них спускались вниз тонкие гибкие стебли - картина особенно красивая. Мир, раскинувшийся под этими качающимися деревьями, был голубоватый, как глубины океана, тихий, как начинающееся утро.

Под деревьями стояла молодая женщина, очень похожая на Ильману. Она улыбнулась, помахала рукой и пошла в густой голубой тени по красноватой, как ковер, дорожке.

- Это вы? - спросил я у Ильманы.

- Нет, это моя мать. Смотрите дальше и ни о чем пока не спрашивайте, - голос у нее дрожал.

На экране вспыхнуло пламя, все взметнулось вверх, будто сорвалась пленка, и кадры понеслись беспорядочно. Свет и тьма смешались, на секунду движение замерло.

Когда экран прояснился, высоких деревьев уже не было, они лежали обуглившиеся, и города тоже не было - камни и среди них трупы… Объектив переметнулся на другой город. Та же страшная картина…

Я смотрел на экран и временами поглядывал на Ильману, сидевшую рядом.

- Отец в то страшное время был на Ларсе, я с подругами - далеко в горах, и все мы потеряли своих матерей, родных, близких, - тихо сказала Ильмана.

Я понял, что не просто так, не для развлечения показывала она мне Альву. Она и Кайбол хотели, чтобы я был сговорчивее, когда Кайбол придет к решению вмешаться по-своему в дела Земли.

- Высший совет Альвы решил наказать убийц, - сказала Ильмана. - Это было справедливое наказание.

Опять я увидел Ларс. Несколько кораблей поднялось со спутника Альвы, они исчезли между звезд. Нет, это были не пассажирские корабли - звездолеты. Я видел один такой корабль, похожий на дирижабль, недалеко здесь, в глубине лунной трещины. Я знал, что это такое. Снаряд, выбрасывающий «желтое облако»…

3

Заглянув вместе с Кайболом отсюда, с Луны, в здание военного штаба одного из государств Земли и в библиотеку, я уже не удивлялся тому, каким образом альвины могли заснять все происходящее на планете Рам. Ильмана рассказывала:

- Планеты Альва и Рам через каждые двадцать четыре круга сближаются настолько, что между ними можно установить регулярное пассажирское сообщение. Однако никакой связи между ними не было. Альвины не любили вмешиваться в чужие дела, но они, конечно, знали, что происходит на соседней планете. Там шли непрерывные войны, и в конце концов создалось единое государство, управляемое гарамуналом.

«Рам» - значит, «голова»; «Раму» - «главный». Жители Рама считают свою планету главной в системе Айро - нашего Солнца - и себя тоже главными. Из рамуинов выделяются гарамуины - знать, элита, главенствующая во всей жизни, но законы издает одно лицо - гарамунал, что в переводе означает «наиглавнейший».

Сейчас вы увидите, что такое Рам.

Я увидел черную планету, голую - без лесов, ровную - без гор, озер и рек. Черная и серая пыль носилась волнами. Никакого намека на строения. Мертво было на всем полушарии, обращенном к нам.

- Неужели это сделали вы? - опросил я встревоженно.

- Нет, - ответила Ильмана. - Это сделали гарамунал и его воины.

- Как, почему?

- Всех, кто был против него, не хотел подчиняться ему, - уничтожали, сжигали их жилища. Погибли деревья и травы, высохли водоемы. Мы не знаем, каким образом гарамунал это делал, возможно, в озлоблении он не думал о последствиях, но вот уже давно на большей части планеты ничего не растет - ведь погибли семена и корни растений. Уцелевшие жители перебрались в места, не тронутые огнем, но там они оказались лишними. Они называют себя обездоленными. Жители планеты и войско гарамунала давно испытывают недостаток в продовольствии. Гарамунал, чтобы сохранить свою власть, начал войну против Альвы - он знал, что наша планета богата, и обещал всем гарамуинам и воинам богатую жизнь.

Планета на экране медленно поворачивалась, очертания ее ушли за пределы экрана, и я увидел наползающую светлую сторону ее. Обозначились города. Один из них, самый крупный, расположенный среди желтой равнины, приблизился, можно было разглядеть строения. Они были круглые, высокие и напоминали водонапорные башни; окна тоже круглые.

Объектив нацелился на одно из окон громадной башни с куполообразной крышей и, приблизив его, позволил заглянуть во внутрь.

Здесь проходил, видимо, суд. Гарамуины с торчащими во все стороны жесткими черными волосами, с красными лицами, в длинных сверкающих драгоценностями одеждах, скрывавших руки и ноги, сидели полукругом, а перед ними стоял голый по пояс рамуин. Длинные волосы его были заломлены назад, связаны вместе с голыми мускулистыми руками, закинутыми за спину и схваченными в кольцо.

- Запомните этого рамуина. Это Брай Лут, вождь обездоленных, - сказала Ильмана. - Он и его сподвижники выступили против войны с Альвой.

Снова на экране показались похожие на дирижабли снаряды альвинов, нацеленных на черно-желтую планету. Вот они врезались в атмосферу Рама, и густые коричневые клубы дыма повалили из них. Дым рассеивался, окутывая всю планету легкой желтоватой мглой. Ильмана сказала:

- Мы не хотели жертв. Мы знали язык рамуинов, и наши самые мощные радиостанции трижды передавали: всем покинуть жилища, остановить транспорт… Там посчитали это проделкой сообщников Брай Лута с целью вызвать панику и захватить власть. Никто не придал значения появившемуся над городом желтому туману. Он окутал не только столицу Рама, но и всю планету, проник всюду, куда проникал воздух - в дома, склады, шахты. И началось невероятное…

Высокое здание с блестящим куполом и острым шпилем, из которого горизонтально выбрасывались три световых луча - красный, зеленый и желтый, - было чем-то вроде храма. Его заполнили священнослужители и верующие. Высоко над их головами висел громадный светящийся шар. Ильмана объяснила:

- Шар изображает Айро с его теплом и светом - жизненным даром бога Айрамуши. Религия…

Главный священнослужитель, видимо, читал проповедь. Он был одет во все черное, усыпанное блестками драгоценных металлов. Чья-то дрожащая рука указала на одежды святейшего. Они вдруг потускнели, блестки исчезли.

Служители храма отшатнулись от проповедника. Все подняли головы вверх, они ждали ответа от бога Айрамуши: что это значит?

Тяжелый светящийся шар сорвался с цепей и низринулся вниз…

- Эти не поверили нашему предупреждению, - сказала Ильмана. - К счастью, пострадал только проповедник.

Гарамуины, видимо, не сразу поняли, что это был ответный удар Альвы. Но война уже шла, странная, небывалая, все рушилось без выстрелов, без взрывов.

Гарамунал являлся, очевидно, и главнокомандующим войска. Он показался в городе верхом на каком-то ящероподобном животном. Ильмана пояснила мне, что давно один из предшественников гарамунала впервые посадил войско на ящериц и одержал победу. Эти ящерицы были похожи на земных гекконов. Горы, пустыни, водные пространства не были для них преградой, они способны взбираться на отвесные скалы, им не страшны удары холодным оружием - эти гекконы хорошо защищены, как панцирем, роговыми чешуйками. Со временем гекконов заменили боевые машины, гекконы в малом количестве остались лишь для высочайших церемониальных выездов.

Гарамунал выглядел жалким. Чего-то существенного не доставало в его одеждах, которые не держались на его тучном теле.

Высокие здания зияли оконными и дверными проемами, как после сильнейшей бомбежки. Дорога была захламлена. Геккон, чувствуя что-то неладное, кидался из стороны в сторону, Гарамунал еле удерживался на его круглой спине.

В городе начался грабеж. Наиболее предприимчивые из рамуинов шныряли по складам, тащили все, что уцелело, запасали продукты. Не стало запоров и охраны.

На гарамунала никто не обращал внимания: нет оружия - нет войска; нет войска - нет главнокомандующего и гарамунала. Он посмотрел в ту сторону, где стоял храм - одно из самых высоких зданий города. Оно потеряло шпиль и сверкающую крышу - безобразно торчал ее ребристый остов.

Гарамунал подъехал к рамухонде - главной канцелярии, которая была также военным штабом. Перед входом стояла какая-то скульптура, вероятно, наполовину сделанная из металла, но от нее остались одни обломки.

У подъезда вместо машин стояли загнанные гекконы, некоторые лежали, пригнув короткие лапы и откинув длинные хвосты.

Армия еще существовала. Она жила вчерашней дисциплиной, а главное потому, что в этой странной и страшной войне пока не было жертв. В рамухонде толпились одетые кое-как военачальники. Гарамунал вошел в середину этой толпы, обликом похожей на группу пленных, которые ожидали тут своей участи от командования неприятеля.

Что они могли доложить своему правителю и командующему?

На экране открывались двери складов - ни одного снаряда, никакого оружия, все превратилось в прах. На взлетных площадках и ракетных базах - пустота, чернеют только пологие кучи золы. Аппараты связи молчат, как пустые коробки. Воины, лишившись оружия, толпами бродят по городу.

Власть, державшаяся на оружии и насилии, пала. Я не видел, что стало с гарамуналом и его помощниками. Кинопленка альвинов оставила их в рамухонде.

Я увидел плачущего старика, он сидел в большой захламленной комнате, седые жесткие волосы лежали на его плечах.

- Это скульптор, - сказала мне Ильмана. - После нам попалась в развалинах дома книга, написанная им. Он был автором всех памятников, установленных в столице Рама и других городах.

Основным материалом в его работе являлись металлы и их сплавы. Работа обычно проходила так: по чертежу скульптора металлисты изготовляли каркас, его привозили и устанавливали в мастерской. Скульптор брал листы соответствующей формы и определенного металла и обрабатывал их путем холодной ковки и чеканки. Подготовленные таким образом куски затем укреплялись на каркасе, который постепенно обретал художественную, по замыслу скульптора, форму. Заказчик сам представлял материал, из которого хотел иметь скульптуру; богатые, разумеется, предпочитали драгоценные металлы. Иногда в мастерской накапливалось столько ценностей, что возле дома скульптора выставлялась стража.

И вот не осталось никакого намека на эти художественные и материальные ценности. Все металлические фигуры были словно истерты в порошок, валялись лишь гипсовые обломки и грязные полотнища.

Старик поднял голову - лицо его, искаженное горечью обрушившегося несчастья, вдруг просветлело. Он смотрел в дальний угол, там что-то возвышалось, окутанное покрывалом. Скульптор тяжело встал, подошел и стащил полотно. Это была единственная уцелевшая скульптура, высеченная из камня. Пьедесталом служил расползающийся тяжелый свиток цепей, он охватывал фигуру до пояса. Это был, несомненно, простой рамуин, с сухими напряженными мускулами и широкой грудью. Лицо сосредоточенное, угрюмое; длинные волосы раскиданы ветром. Опираясь левой рукой о толстые кольца каменных цепей, он как бы привстал. В правой, высоко вознесенной руке угрожающе поднят молот. Сейчас он освободится от цепей, ударом молота раскрошит их и затем…

Не от его ли страшных ударов превратились в прах монументальные памятники гарамуналам и прославленным полководцам? Каменный богатырь сокрушил прочнейшие и драгоценные металлы, и все разрушенное лежало возле его ног.

- Это Брай Лут, - я вспомнил кадр, показавший суд над вождем обездоленных.

- Да, - подтвердила Ильмана. - Символично. Не правда ли? Это была одна из первых работ скульптора. Он встречался с Брай Лутом, когда будущий вождь обездоленных работал каменотесом. И знаете, о чем думает старик, глядя на эту единственную на всей планете скульптуру? Он думает: пройдет какое-то время, исчезнет город, он превратится в развалины. И когда возникнет новая цивилизация и потомки Брай Лута начнут раскапывать останки этого городища, чтобы узнать прошлое, - они наткнутся на эту единственную каменную скульптуру и прочтут на ней имя скульптора. Вот почему у него посветлело лицо. Он все-таки доволен: что-то сделано в жизни полезное.

- Если остался среди рамуинов хоть один сколько-нибудь счастливый, - сказал я, - так это старик скульптор.

- Нет, - возразила Ильмана. - Таких оказалось много - Брай Лут и его сподвижники.

- Его не успели казнить?

- Смотрите дальше.

Я увидел рамувалу - главную тюрьму, она была далеко за городом. Высокое здание в кольце каменных стен. Вокруг - кремнистая равнина без признаков растительности. Тяжелые окованные двери, надежные запоры, толстые прутья оконных решеток, недремлющее око вооруженной стражи, кандалы на руках и ногах - всего этого было с избытком для того, чтобы заключенные не могли бежать.

Брай Лут сидел в одиночной камере, в этой же рамувале содержались и другие члены «Лиги обездоленных», все они ожидали только смерти.

Брай Лут смотрел в окно. Там, на свободе, наступал вечер. Но что это? Почему голубое небо, сумеречно темнея, стало вдруг закрываться желтизной? Вероятно, над кремнистой равниной пронесся ураган, он поднял пыль?

Постепенно за окном голубое, желтое и черное смешивалось. Наступала ночь. Для жизни осталась только эта ночь. Завтра на рассвете…

Брай Лут вскочил. Глаза его горели в темноте. Он рванул руками, и - отчего это, неужели столько силы у него? - наручные металлические кольца лопнули!

В чудеса Брай Лут не верил. Он конечно знал прочность металлов и мог ударами молота по долоту распарывать каменные глыбы. Многие металлы прочнее камня, и кандалы сделаны надежными. Но почему вдруг металлические кольца лопнули? Освободившейся рукой Брай Лут взял звенья цепи в кулак, сжал. Они искрошились, и на ладони осталась щепоть серой массы.

Брай Лут улыбнулся. Он подумал: это друзья готовят освобождение и постарались, чтобы на его руки и ноги надели не настоящие кандалы. И вот руки свободны! Что же дальше? Как вырваться из этих каменных стен?

Охранник ходил за дверью. Окно высоко, до него не дотянуться рукой. Раздумывая, что же делать, Брай Лут смотрел на решетку из толстых металлических прутьев. В камере сгустилась темнота, но на одну сторону оконного проема падал отсвет угасающей зари. Брай Лут видел, что черные прутья решетки стали сероватыми и не такими толстыми, как были прежде. У него ничего не было в руках, чтобы проверить крепость решетки. Он подошел к стене и вынул обломок камня, за которым было спрятано что-то очень дорогое - возможно, завещание. Брай Лут прицелился. Камень разорвал решетку, как паутину, и улетел наружу. Обломки ее упали в камеру на пол и рассыпались так же, как цепи и наручные кольца.

Брай Лут не хотел терять времени на размышления: что произошло, почему крепкий металл превращается в пыль? Ясно одно - металлы разрушаются, а камень остается неизменно твердым. Он подошел к двери. На внутренней стороне ручки не было, ухватиться не за что. Он сильно ударил о дверь плечом, и металлическая обивка посыпалась шматками высохшей грязи. Охранник встревожился. Еще один сильный удар. Запора как не бывало, дверь сорвалась и упала.

Охранник, вскинув пулевой самопал с кинжалом-штыком, возился с затвором, руки его дрожали. Брай Лут двинулся на него. Что-то крикнув, охранник навел оружие в грудь. Он не понимал, что случилось с оружием, хотел зарядить, но затвор рассыпался в руках. Страшный узник с длинными косматыми волосами, с черной во всю грудь бородой, заложив руки за спину, шел прямо на него. Он шел на самоубийство, хотел заколоться!.. Охранник пятился, пока не уперся спиной о стену. Заключенный надвинулся грудью на острие штыка. Острие от столкновения с грудью сломалось, штык рассыпался, как гнилой стебель.

Охранник выронил оружие, упал ничком, - видимо, посчитал узника за святого.

А Брай Лут шел по коридору и ударял в двери тяжелой рукой.

От толчков и ударов металлическая обшивка дверей осыпалась, как старая подмоченная штукатурка. Заключенные выходили в коридор, во двор.

Брай Лут поднялся на возвышение из какого-то хлама и начал говорить. Обездоленные слушали его, радовались и недоумевали. Некоторые, все еще не веря в свое освобождение, кинулись к тяжелым воротам в каменной стене, окружавшей тюрьму. Ворота упали под собственной тяжестью и развалились. Стража куда-то исчезла. Заметив, что многие из заключенных намерены поскорее покинуть эти стены, Брай Лут остановил их энергичным жестом руки.

Он разделил толпу на группы, и обездоленные взялись за дело: одни пошли на склад, где хранились продукты, другие разыскали гекконов, которых держали при тюрьме для различных работ, третьи занялись больными.

Начало светать, Брай Лут повел колонну к городу. Над головами летели несметные стаи черных птиц, они спешили в город - там могла оказаться богатая пожива. Дул ветер, и носились тучи серой пыли.

Брай Лут часто останавливал колонну на отдых. Обездоленные были измучены, многие истощены.

И вот показался город, без всяких признаков жизни в нем. Издали он походил на огромное кладбище. Высокие каменные здания стояли, как печальные памятники. Иногда клубясь поднималась пыль - обрушивалось какое-нибудь строение с металлическими опорами и перекрытиями.

Брай Лут и его товарищи увидели горожан. Одетые кое-как, с сухими истрескавшимися губами, они несли на себе громадные свертки. Женщины, разложив небольшие костры на улице, готовили пищу. Счастливцами оказались те, у кого нашлась глиняная посуда. Дети резвились и плакали. Старики и старухи сидели у костров молча, как осужденные к смерти, готовые отправиться в далекий невозвратимый путь.

На колонну Брай Лута обратили внимание, особенно мужчины. Они подходили и сразу же узнавали вождя обездоленных. У всех появилась надежда на спасение. Брай Лута обступили. Мертвенно-бледные старики, и те поднялись на ноги. Все говорили, все спрашивали Брай Лута, что делать?

Брай Лут слушал и молчал, он медлил со словом, обдумывая свое решение, видимо, считал, что поспешно высказанному слову могут не поверить, но все пойдут за своим вождем, если они увидят, что он долго молчал прежде, чем сказать и, значит, сказано единственно правильное. Его не торопили, не мешали думать.

Решение Брай Лута для многих оказалось неожиданным.

Установить порядок в городе - не самое главное. Кому нужен этот город? Надо уйти из него. Надо пойти в долины, где суком дерева можно взрыхлять почву, бросить в нее зерна, и с этого начать новую жизнь. Кто хочет идти - пусть собирается в дорогу. Пусть скажут всем об этом. Кто хочет своим трудом добывать пищу - тот пойдет за обездоленными. Брай Лут - каменщик. Он сделает первый каменный топор. Тогда можно будет срубить дерево. Потом он сделает плуг с лемехом из камня. Жители долин, что давно возделывают поля, примут горожан, - им не обойтись без плуга. И не надо делить пахотных угодий, они общие для всех, и работать все будут вместе. Придет время, и рамуины снова начнут плавить металлы. Снова возникнут города. Но тогда не будет деления на обездоленных, рамуинов и гарамуинов, никогда больше не будет гарамунала и войн. Пусть знают это все и собираются в путь. Пусть возьмут с собой всю одежду, огниво, а питание будет общим для всех.

Брай Лут говорил с жаром, он так выразительно жестикулировал, что я, не слыша его голоса и не понимая языка рамуинов, догадывался, о чем он говорит.

Брай Лут вместе со своими товарищами направился к центру города, и туда стали стекаться со всех сторон оживившиеся рамуины. Согнувшись под тяжестью ноши, шли мужчины. Женщины несли детей. Гекконы волочили за собой странные повозки, похожие на корыта.

Великое движение рождалось из одного шага обездоленных, а таких было тысячи, миллионы. Брай Лут, конечно, не знал, что происходило в других городах. Вероятно, то же самое. Но нужно было как-то организовать это движение. Во главе каждой колонны Брай Лут поставил своих друзей, и множество колонн по разным улицам направились на запад и в полуденную сторону, где было раздолье нив и лесов, не выжженных гарамуналом. Брай Лут остался пока в городе. К нему то и дело подходили горожане, по внешнему виду недавно богатые, но теперь все обездоленные.

Брай Лут приглашал всех и предупреждал, что новая жизнь начнется с тяжелого физического труда.

И за Брай Лутом пошли даже те, кто осудил его на смерть - им некуда было деваться.

Город опустел, он превращался в развалины. Айро розовым светящимся диском опускалось ниже, и черные тени легли среди желтой пыли и каменных обломков. Вот обвалилась крыша рамухонды, и из нее вышел гарамунал. Он был один, весь желтый от пыли, его короткие ноги дрожали и едва несли обмякшее грузное тело.

Напротив рамухонды обрушилась стена дома, гарамунал посмотрел туда. Лучи Айро били ему прямо в глаза. Там, на развалинах дома высилось что-то черное, похожее на памятник - фигура простого рамуина, взмахнувшая молотом. Обломки камня закрывали ее до пояса, и далеко вокруг была видна одна и та же картина - битый камень и остатки стен.

Гарамунал вздрогнул, он узнал - то был Брай Лут. Это он, бессмертный, для которого не нашлось топора, чтобы отрубить голову, ни стражи, ни палачей, увел с собой всех, опустошил город; он поднял молот, чтобы нанести последний удар.

Диск Айро спустился к горизонту, тень от поднятого молота удлинилась и коснулась гарамунала. Он упал лицом вниз, ожидая удара. Но Брай Лут медлил: вероятно, наслаждался видом повергнутого противника. Гарамунал приоткрыл глаза. Наплывшая тень не мешала смотреть вверх. Он увидел маленькое светлое облачко, быстро несущееся по небу. Сияние, подобно божественному, широкими кругами расходилось позади него…

- Это наш корабль, - сказала Ильмана. - Отец и другие члены совета полетели к рамуинам, чтобы установить дружественную связь с Брай Лутом.

Дискообразный корабль альвинов снизился и медленно пролетел над городом. С небольшой высоты столица Рама выглядела сплошными развалинами, оставленными жителями в незапамятные времена, над ними сгущались сумерки, но не зажглось ни одного огня.

Альвины поняли, что в городе никого нет. Дюзы корабля выплеснули длинные пики пламени, внизу заклубилась пыль. Корабль поднялся и перешел на горизонтальный полет, и скоро под ним в темноте засветилось множество огней.

- Огни новой жизни, - сказала Ильмана.

Экран потух…

Ильмана ждала, что я скажу об этом страшном столкновении жителей двух планет, но я молчал. Я думал о Брай Луте и всех рамуинах, оставшихся даже без каменного топора, который надо было как-то сделать. С того времени прошло около десяти лет. Трудно было представить, что успели сделать обитатели Рама, на вооружении которых первоначально находился только камень, какой образ жизни они ведут. Мне виделись пещерные жители, полуголые, с косматыми гривами волос; неугасающий очаг, в котором постоянно поддерживал огонь полуслепой немощный старик; групповая охота на крупного зверя - его загнали в западню, в длинной шерсти белеют, как соломинки, древки копий, и на вскинутую голову с разинутой пастью летят тяжелые камни…

Мне рисовались и другие картины: бескрайние зеленые равнины без дымных городов и машин; люди в белых платьях, травы по пояс, деревянные избы, прирученные звери, непуганые птицы, белые барашки облаков на горизонте… Эта безмятежная жизнь настолько понравилась жителям, что они отказались идти дальше сохи. Но я понимал, что этого быть не может - они пойдут дальше.

Угадывая мои мысли, Ильмана сказала:

- Брай Лут поступил очень благоразумно. Он выбрал в городе самые необходимые книги: как строить плавильные печи, машины, дома, мосты, изготовлять лекарства, книги по разным наукам. Благодаря этому общество пройдет второй путь к вершинам цивилизации в тысячу раз быстрее.

- Как встретил Брай Лут вашу делегацию?

- Он сказал: «В тот день мы благодарили наше избавление, от кого бы оно ни исходило». Ему предложили помощь. Он ответил: Нет, пока не нужно ничего. Все будут работать, мы позаботимся об этом, потому что простых рамуинов - большинство, дети, родившиеся от пастухов, сеятелей и жнецов вырастут равными. Он принял единственный подарок - радиостанцию, чтобы держать связь с Альвой и в крайней необходимости попросить помощи. Скорее всего потребуется медицинская помощь, сказал он.

- Сколько жителей города погибло при этой катастрофе?

- Гарамунал и несколько чиновников, - спокойно ответила Ильмана, - меньше того, сколько ежедневно погибали там от несчастных случаев. А на Альве погибли от атомных взрывов тысячи… У вас есть личное мнение на этот счет?

- Да, - сказал я твердо. - Вы поступили справедливо. Но мне все-таки жаль простых рамуинов - им приходится расплачиваться за преступления, которых они не совершали и сами никогда не совершили бы, вся тяжесть ложится опять на их плечи.

- Из двух зол выбирают меньшее - есть у вас, я слышала, такая пословица, - сказала Ильмана.

Я знал, к чему она клонит. Об этом мне еще придется разговаривать с магистром, и надо много, много думать…