Ветерок приятно овевал лицо. Пришпорив лошадь, я скакала вдоль зеленых полей, наслаждаясь счастьем и свободой. Сзади донесся отрывистый лай Барона, заставивший меня натянуть поводья. Увы, псу было нелегко тягаться в беге с лошадью.

Показались первые дома: мы были на главной улице Ньюбери. Проезжая мимо церквушки, я на мгновение почувствовала сильное желание войти внутрь, насладиться прохладной тишиной. В детстве я любила бывать здесь, отдыхая от душной атмосферы «Хогенциннена». К сожалению, поблизости не нашлось места, где можно было бы привязать лошадь, и мы миновали церковь, не замедляя шага. Барон бежал за нами. Не поворачивая головы, я видела перед собой только холку лошади, стараясь не обращать внимания на людей, останавливавшихся на тротуарах и глазевших мне вслед. Нервы были напряжены до предела: казалось, что я слышу за спиной злорадное шипение.

«ОЛЛИ СОНДЕРСОН — ПОДКОВЫ, СЕНО И КОРМ»

Заметив издали вывеску, я, не раздумывая, остановилась и спешилась. Под соломенным навесом мирно стояло с десяток лошадей, терпко пахло конским потом и сеном. Подбежавший Сондерсон взял у меня из рук поводья.

— Добрый день, мистер Сондерсон. Можно мне ненадолго оставить у вас лошадь? Я собиралась пройтись по городу пешком.

— Ну конечно, Морин, конечно. Она, кажется, немножко вспотела. Сначала я проведу ее по кругу, а уж потом поставлю в стойло. Вы заплатите сейчас или записать на счет миссис Томас?

— Ой, я забыла, — пробормотала я смущенно. — Всюду нужны деньги, деньги…

— Ну какие же это деньги, Морин. Десять центов это не сотня долларов! Ладно, чего уж там, ставьте так.

— Нет-нет, я обязательно заплачу. Но только в следующий раз. А сейчас… — я покраснела, не найдя никакого объяснения.

Жгучий стыд заставил меня опустить голову. Не иметь с собой жалких десяти центов? Лошадь, словно почувствовав мою нерешительность, сама прошла во двор и направилась к бочке с водой.

— На вашем месте я бы не позволял ей много пить, Морин, — послышался за спиной голос Сондерсона. — Она еще не остыла после бега.

Я обернулась. Владелец конюшни стоял у ворот в ковбойской позе и жевал потухшую сигару.

— Позвольте мне самой решать, что делать, мистер Сондерсон, — ответ прозвучал резче, чем я хотела.

— Конечно, конечно. Не буду навязываться с советами. Кстати, ваша собака так хороша! Уже наслышан, что в усадьбе миссис Томас теперь есть настоящая полицейская овчарка.

Он двинулся с места, направляясь к Барону. Тому это явно не понравилось. Пес резво вскочил и тихо зарычал.

— Не трогайте его, — громко сказала я. — Барон не любит незнакомых людей.

— О, я умею обращаться с животными, Морин. Не волнуйтесь. Ну, песик, ты же у нас хороший малый. Дай я только посмотрю на тебя.

Барон ощетинился, зарычал громче, обнажив белоснежные клыки. Сондерсон отшатнулся в испуге.

Я сама удивилась, с какой скоростью вскочила в седло.

— Барон, ко мне! — крикнула я, выезжая на улицу. Барон бросился следом, мгновенно забыв про Сондерсона.

Не вернусь ни за что, уныло пронеслось в голове. Бог ведает, какие небылицы будет теперь рассказывать Сондерсон обо мне и моей собаке! Отъехав на приличное расстояние, я оглянулась. Ну конечно, прохожие глазели на меня, некоторые перешептывались. Я заставляла себя улыбаться, кому-то кивала, но лишь немногие смущенно отвечали на приветствие. Остальные отводили глаза. Для них я была сумасшедшей…

На холме, с вершины которого Ньюбери был виден как на ладони, я спешилась и присела на поваленное дерево. Лошадь принялась мирно щипать траву, Барон улегся у моих ног. Далеко на колокольне зазвонили колокола. Словно в тумане я видела перед собой бабушку — неестественно прямую, с ничего не выражающим лицом, восседавшую на церковной скамье. Рядом с ней — отец, уставившийся широко раскрытыми глазами в пустоту. И мать, закрывшая лицо руками в черных перчатках. Раскрытый гроб…

Потом я увидела себя — застывшую, без слез, дрожащую всем телом. В отчаянии я прислушивалась к словам пастора, который говорил о неисповедимом Божьем помысле, повелевавшем жизнью и смертью. На этот раз — смертью. Смертью моего брата Сэма.

Я заплакала, бросилась на землю, лицом во влажную траву. Сдержать рыдания было невозможно. Рядом тихо скулил Барон.

Не знаю, сколько времени я так пролежала. В чувство меня привел Барон, влажным языком лизавший лицо. Слезы высохли, отчаяние сменилось странным, беспричинным спокойствием.

Неожиданно я почувствовала, что проголодалась. Может быть, есть хотелось уже давно, но только сейчас я это осознала? Часы Дэвида Эндрюса показывали начало второго. К обеду в «Хогенциннене» я опоздала. Бабушка рассердится, скандал неизбежен. Но мне было уже все равно.

Машинально посмотрев вниз, я заметила многоэтажное здание, окруженное несколькими приземистыми коттеджами. «У Пита. Бар и мотель» — вспомнилась неоновая реклама, которую мы с Эндрюсом видели при въезде в город. Тогда это было лишь смутным воспоминанием. Теперь же я вспомнила, что Питом звали хозяина бара; с ним работала его жена — Мэри. Когда-то я дружила с ними, и они были рады мне. Что ж, не все было так плохо, как казалось. По крайней мере, нашлось такое место в Ньюбери, где меня могут накормить в кредит!

На парковке перед мотелем стояло несколько грузовиков. Все верно: у Пита и Мэри обедали шоферы, проезжавшие через город. Воспоминания возвращались, ясные и отчетливые, словно никогда не стирались. С минуту я раздумывала, затем решительно толкнула дверь и вошла. Барон проскользнул следом.

Я осмотрелась; помещение выглядело свеже отремонтированным. За стойкой бара стояла Мэри, ничуть не изменившаяся за эти годы. Она с улыбкой протянула мне руку. Рукопожатие было крепким и искренним.

— Рада видеть тебя, Морин. Выпьем что-нибудь за встречу? Заведение платит, — она рассмеялась.

— Конечно, Мэри, — ответила я, — но неплохо бы сначала что-нибудь съесть. Сэндвич, двойной. Терпеть не могу виски на голодный желудок. — Я уселась верхом на высокий табурет. — Ты даже не представляешь, как приятно тебя видеть.

Подошел Пит, принес порцию ветчины, сыр, плеснул в рюмку виски, добавил кусок льда. Мир вокруг медленно окрашивался в розовый свет.

Пододвинув стул, Мэри села за стойкой напротив.

— Слава Богу, самое плохое позади. Как ты жила все эти годы в Нью-Йорке, Морин?

— Что сказать… У меня, конечно, остались провалы в памяти, но одно я помню точно: когда меня привезли в клинику, я была нищей. К сожалению, с тех пор в моем положении мало что изменилось, — я попыталась усмехнуться.

— Да, неприятно, — Мэри сочувственно вздохнула. — Бабушка все еще командует в замке?

Я кивнула.

— Как и раньше. Мечтаю убраться подальше с ее глаз, как только стану более или менее самостоятельной.

Жадно проглатывая куски, я быстро расправилась с сэндвичем, отпила виски, которое налил Пит, и мне сразу стало легче. Щеки запылали, по всему телу разлилось тепло. Мыслей почти не было, лишь ощущение безмерного счастья переполняло меня.

Из безмятежного созерцания меня вывел тихий шепот Мэри:

— Знаешь, я еще никому не говорила… Даже Пит ничего не знает. Я, кажется, серьезно больна. Придется лечь в больницу на операцию…

Я подняла глаза и только сейчас заметила восковой оттенок кожи, плотно обтянутые скулы. Какой она была несколько лет назад? Да, нет сомнений, она очень изменилась. Следовало сразу спросить о ее самочувствии, но я отвлеклась, обрадовавшись встрече.

— Когда меня положат на операцию, Питу будет трудно управляться по хозяйству. Нанять человека в городе сложно, так что если решишь уйти из «Хогенциннена», можешь рассчитывать на место. Вместо меня. Заработок, конечно, не слишком большой, но питание бесплатное. Жить можно в любом домике, который пустует.

Я недоверчиво взглянула на нее:

— Ты серьезно? Я просто в восторге, но… Что скажет бабушка? Да и весь Ньюбери?

Мэри, смеясь, пододвинула мне тарелку с сэндвичами.

— Пусть твоя бабушка болтает сколько угодно, да и весь Ньюбери вместе с ней. Наверное, мы с Питом здесь единственные, кто не зависит от миссис Томас. В основном, у нас останавливаются водители грузовиков, а если кто из жителей города и забредет сюда, то это бывает очень редко. Мы вполне можем обойтись без местных. Долгов нет, а заведение хоть и невелико, дает нам все необходимое. Подумай над моим предложением, Морин.

Слова Мэри поразили меня, и я в первый момент даже не нашлась что ответить, а когда наконец собралась с мыслями, за спиной раздался грубый мужской голос:

— Ага, возвращение блудной дочери!

На этот раз я узнала голос моментально. Даже не оборачиваясь, можно было сказать, что это Джордж, старший из братьев Джонсон.

— Морин во всей своей красе, — добавил его брат Бад. — Высший класс, как всегда! И сидит на своем любимом месте.

— Оставьте свои приветствия при себе, — недовольно сказал Пит. — Что вам здесь надо?

Джонсоны подошли к стойке, загремели стульями, усаживаясь по обе стороны от меня. До боли стиснув пальцы, я заставила себя не поворачивать голову, не смотреть на них.

— Три виски, — заказал Джордж, — Морин пьет с нами. Отметим возвращение.

— Может быть, пересядете на другой конец стойки или за столик? — вмешалась Мэри. — Нам с Морин нужно кое о чем поговорить.

— Брось, Мэри. Мы просто хотим с ней поздороваться. Эй, Морин, ты даже не сказала нам: «Добрый день».

— Не желаю с вами разговаривать, — отрезала я, стараясь говорить спокойно. — Пересядьте и оставьте меня в покое!

— Так-так, вот как ты разговариваешь со старыми друзьями? — спросил Бад. — А мы-то обрадовались, что ты опять с нами. С тех пор, как ты удрала отсюда, в городе мало что изменилось. — Он недовольно посмотрел на рюмки, которые поставил перед ним Пит. — Мы же заказывали и третью, для Морин.

— Я не просила об этом, — возразила я. — Того виски, что у меня есть, вполне достаточно.

— Она сама себе закажет, если захочет, — пришла мне на помощь Мэри.

— Ты слышал, она хочет, чтобы вы ее оставили в покое, — добавил Пит.

— Я смотрю, у тебя и собака есть, — не обращая внимания на его слова, ухмыльнулся Бад Джонсон. — Сондерсон рассказывает, что она его чуть не разорвала на куски, хотя бедняга собирался всего-навсего погладить ее.

— Ложь! — крикнула я.

— Не дергайся, лапуля…

— Психушка редко кому идет на пользу, — засмеялся Джордж, — особенно молодым девушкам! Ничего, такая ты даже лучше — горячая, как необъезженная кобылица. Морин, ты просто душка! — с этими словами он обнял меня за плечи и притянул к себе.

Не раздумывая долго, я выплеснула ему в лицо остатки виски и, что было сил, толкнула. Джордж рухнул со стула. Из угла темной массой выкатился Барон. Послышалось угрожающее рычание.

— Барон! — закричала я. — Барон, на место! Стой! — и, спрыгнув со стула, схватила его за ошейник.

Пес послушался, но продолжал тихо рычать, не желая отходить от меня. Джордж, пошатываясь, поднялся с пола.

— Ты еще пожалеешь об этом, Морин! — В его глазах вспыхнули зловещие искорки.

— Убирайтесь оба, — коротко приказал Пит. — Мой бар не место для потасовок. Платите за выпивку и проваливайте.

— Нет, ты послушай, чего ты дергаешься? — противно ухмыльнулся Бад. — Уйдем, когда захотим, приятель.

Джордж попробовал снова усесться на табурет, однако крепко подумав, решил повременить, когда увидел угрюмые лица двух водителей, встающих из-за столика у окна. Мужчины подошли к стойке и смерили мрачными взглядами обоих братьев. Один из них выразительно поскреб пятерней подбородок.

— Не слышали, что вам сказано? — спросил Пит.

— Пошли, Джордж, не будем с ними связываться, — Бад с раздражением нашарил в кармане скомканную купюру, швырнул на стойку и с ненавистью посмотрел на меня. — Полоумная! Мы всем расскажем, чему ты учишь свою собаку. Порядочным людям в бар зайти нельзя. Свинство!

Он вразвалку вышел, Бад следом. Шоферы молча вернулись за свой столик.

— И больше, пожалуйста, не заходите! — крикнула вслед Мэри.

Дверь с треском захлопнулась. Все рассмеялись, но мне было не до шуток.

— Надо было видеть его физиономию, когда ты плеснула в него виски, — с довольной усмешкой сказала Мэри. — Пусть оставят тебя в покое, не то…

Вскочив со стула, я бросилась в туалет; почти ничего не различая, добралась до кабинки. Меня тошнило, мир словно палуба корабля шатался, ускользал из-под ног. Потом я долго стояла перед умывальником, слушала, как льется вода, и плакала от бессильной злости.

Тихо вошла Мэри:

— Все в порядке?

— Да, спасибо, — я вытерла слезы. — Извини, что так получилось… Эти ублюдки вели себя точно так же, когда я была ребенком. Ничего не изменилось…

— Не принимай это близко к сердцу, — она ласково обняла меня.

В памяти мелькнули ее слова о больнице и предстоящей операции. Бог мой, я даже не поинтересовалась, что с ней. Однако поговорить с Мэри в тот день так и не удалось.

Когда мы вернулись в зал, возле стойки сидел Дэвид Эндрюс. Барон лежал у его ног, печально положив морду на вытянутые передние лапы.

— Думаю, вы зашли сюда не случайно?

— Меня послала миссис Томас.

— Взять меня под стражу и доставить домой?

— Мне поручили не оставлять вас одну.

— С каких это пор вы взялись за работу охранника?

— Мне не хотелось бы, чтобы вы думали обо мне плохо. Поверьте, я не желаю вам зла. — Он нахмурился. — Вам же нужны друзья, а в этом городе найти их очень не просто.

— Простите, Дейв. Я сама не знаю, что говорю.

— Я все понимаю, Морин.

Мэри принесла две чашки кофе, однако Дэйв отказался, отдав предпочтение кружке пива. Некоторое время все хранили полное молчание.

— Проклятый выводок, — Дэйв угрюмо пристукнул кулаком по столу. — К сожалению, остальные не лучше.

— Слава Богу, мы выгнали их.

— К добру ли? Теперь они разнесут по всему городу, как в баре на них спустили собаку.

— Естественно! И каждый в Ньюбери, от малого до старого, этому легко поверит, — я допила горячий крепкий кофе, закурила и почувствовала себя гораздо лучше. — А что слышно о Сондерсоне? Тоже, наверное, испуган свирепым псом?

Дэйв мрачно кивнул:

— Да, уже позвонил и пожаловался миссис Томас.

Все было предельно ясно. В «Хогенциннене», должно быть, вовсю трезвонит телефон, и обсасывается история с Джонсонами. Мне не хотелось думать, что будет дальше.

— Что теперь? — спросила я.

Дэйв улыбнулся:

— Я заезжал к доктору Питерсу, чтобы сменить повязку.

— Он с вами разговаривал?

— Больше о погоде. О вас сейчас судачит весь Ньюбери. Кому-нибудь может прийти в голову следить за вами. Например, Джонсонам.

— Признаться, я рассчитывала сегодня же увидеться с доктором Питерсом, рассказать ему все. Но вы правы, Дейв, нужно быть осторожнее. А который сейчас час?

— Не знаю.

Конечно, ведь часы Дэйва были у меня на руке,

— Простите, я забыла вернуть вам часы.

— Оставьте пока у себя. Я прекрасно обхожусь без точного времени. — Он показал на ходики над камином. — Четверть пятого. Думаю, самое время вернуться в «Хогенциннен».

— Я не могу, — прошептала я. — Если я это сделаю, меня окончательно сломают. Они только и мечтают об этом… — Я еле сдержалась, чтобы не разрыдаться, и дрожащим голосом продолжала: — Она снова запрет меня на замок. И сделает все, чтобы я не смогла вырваться. Врачи говорят, что этот страх — плод моего больного воображения. Пусть так… я ничего не могу… Вы же видите, она всегда одерживает верх надо мной.

— Может быть, и так. Но виноваты в этом вы сами.

— Я?..

— Конечно. Есть старая пословица: стоит позволить вытирать о себя ноги, и с тобой начнут обращаться, как с половой тряпкой.

До сих пор я либо уступала, либо пыталась бежать от опасности. Возможность сопротивляться… Обстоятельства подталкивали меня к сопротивлению.

Но как? И выход ли это? Неужели мне всегда! суждено оставаться в проигрыше?