Когда доктор Питерс вернулся из «Хогенциннена», в приемной уже дожидались пять человек. Только в начале восьмого он закончил прием и поднялся на кухню приготовить нехитрый ужин. Звонок в дверь оторвал его от этого занятия. Поздним посетителем оказался шериф Фостер; медвежьего склада человек, изнывавший от скуки в своем офисе. Теперь его полное лицо раскраснелось, в движениях сквозила необычайная деловитость.

— Добрый вечер, док. Признаться, мне было бы больше по душе заглянуть к вам на огонек… Но дела есть дела. Наверное, вы и сами догадываетесь, с чем я пришел?

— Могу держать пари, что это каким-то образом касается мисс Томас. — Доктор Питерс достал из холодильника пару бутылок пива. — О ней сейчас болтает весь Ньюбери.

Шериф неуклюже прихватил откупоренную бутылку, сделал щедрый глоток и утвердительно мотнул головой.

— У девчонки не все в порядке с башкой; оно и не мудрено: столько времени провести в психушке.

— Ее выписали с положительным диагнозом.

— Знаю, знаю. Ничего удивительного, врачи тоже могут ошибаться. Лучше послушайте, что рассказывают люди. В Ньюбери все от страха понаделали в штаны. Представьте только, девица скачет на лошади, не разбирая, кто попадется на пути, да еще и натравливает на всех, кто косо посмотрит, злющую собаку!

— Глупости! Вы же знаете Ньюбери. Город только тем и живет, что выдумывает самые невероятные сплетни.

— Может быть, и так, но жители города выбрали меня на эту должность, и я обязан защищать их, док. Бог с ней, с девицей, неужели, вам жаль какого-то бешеного пса?

— Я видел его. Не могу подтвердить, что он бешеный. Очень послушное животное.

— А-а, и черт с ним! — Шериф вытащил из кармана трубку и принялся набивать ее. — Миссис Томас поручила заняться псом Дэйву Эндрюсу, и, если он прикончит его, мне незачем вмешиваться. Будет лучше, если я услышу от вас, как обстоят дела на самом деле, — он внимательно посмотрел на Питерса. — В городе считают, что опасен не только пес, но и сама девушка.

Краткий пересказ истории болезни не отнял много времени. Когда Питерс закончил, шериф несколько секунд сидел неподвижно, затем поднес ко рту едва тлевшую трубку, выпустил облако дыма и нахмурился.

— Похоже, что лучше всего было бы отправить ее обратно в клинику. Так будет спокойнее.

— Не уверен. Мне кажется, старуха так сильно этого добивается только потому, что прекрасно понимает нереальность своих желаний. Как врач, я не вижу для этого никаких оснований.

— На вашем месте я не отзывался бы так о старой миссис. Я-то буду помалкивать, но если услышит кто-то другой, все станет известно миссис Томас. А с ней шутки плохи; каждое ее слово — закон для Ньюбери. Больница в Гейнсвилле существует фактически только за счет ее пожертвований. Кое-кто упрекает ее в излишнем властолюбии, но еще никто не осмеливался даже подумать, что она способна на преступление. Так что будьте поосторожнее со словами, док.

— Спасибо за совет. Однако зачем ей понадобилось так спешно отправлять родную внучку в клинику? Часто встречаются плохие матери, но плохую бабушку я вижу впервые. У Морин нет ни гроша, а старуха отказывается ей помогать, препятствует ее обследованию у психиатра — это, мол, выброшенные деньги. Она и слышать не желает о частной лечебнице, нет, ей непременно подавай городскую клинику. Все это очень странно, шериф.

— Гм… — Фостер задумчиво покосился на струйку дыма из своей трубки. — Не завидую вашему положению, если вам придется отвечать за эти слова. Наша старушка не просто злопамятна.

— Есть много другого, чего я не могу объяснить, — добавил Питерс. — Девушка конфликтует с миссис Томас лишь потому, что оказалась полностью в ее власти. Стычка с Джонсонами тоже вполне понятна. Однако в чем заключается ее страх перед Гасом Дэниелсом?

— Гас Дэниелс? — шериф удивленно приподнял брови. — Полнейшая чепуха. Безобидный дурачок, которому не под силу сложить два числа; за всю свою жизнь не слышал о нем плохого.

— Тем не менее, факт остается фактом. Почему? Может, страх Морин как-то связан с несчастным случаем на озере?

— С каким еще несчастным случаем?

— Когда погиб юный Сэм Томас. Вы были в то время в Ньюбери, шериф?

— Ах, да… Конечно, был. С тех пор прошло почти десять лет.

— Вы не помните, как это произошло?

Фостер кивнул:

— Так, будто все случилось вчера.

— Было бы интересно услышать все из первых рук. Моя пациентка до сих пор страдает от воспоминаний, хотя и не до конца осознает причину своих страданий. У меня складывается впечатление, что она всеми силами пытается вытеснить картину происшедшего из памяти.

— Хорошо, хорошо. — Шериф откашлялся, отложил погасшую трубку и потянулся к пиву. — Все началось, с того дня, когда старуха Томас подарила своему сыну на день рождения шикарную моторную лодку. Онавообще к нему очень привязана, задаривает дорогими.: вещами. Однако у того на уме лишь цветочки да выпивка.

— Он и тогда отличался пристрастием к спиртному?

— Сколько помню, да. Раньше он, наверное, был совсем другим человеком, пока не обанкротился в Бостоне. Пришлось ему вернуться сюда, под крылышко к матери, другого выхода у него не было. Старуха по-всякому пыталась отучить его от пагубной привычки. Например, ту же лодку подарила. Однако я уже говорил, не в коня корм. Лодка проржавела бы без пользы, если бы не его жена…

— Вы ее помните?

— Сибил Томас? Бойкая дамочка, за словом в карман не лезла. Старина Реджи познакомился с ней в баре, где она работала официанткой. Тоже любила заглянуть в стаканчик…

Фостер одним глотком допил свое пиво. Тяжело вздохнул.

— Как начинаешь рассказывать о семействе Томас, сразу хочется промочить горло.

Питерс с улыбкой достал из холодильника новую пару бутылок.

— Подвыпив, она не чуралась шумных развлечений, — продолжал довольный шериф. — Когда в клубе на той стороне озера бывали танцы, отправлялась туда на лодке.

— Но в ту злосчастную ночь в лодке оказалась не она, а ее сын.

— Случайность, просто случайность. Был субботний вечер, в клубе, как всегда, танцы, и Сибил хотелось развеяться, встретиться с друзьями. Но тут в доме что-то произошло. Какой-то скандал. Сэм побежал к причалу, сел в лодку, оттолкнулся от берега и завел мотор. Все произошло так неожиданно, никто и понять ничего толком не успел. Лодка загорелась, пожар, взрыв… в общем, трагедия.

— Это следует понимать так, — доктор Питерс побарабанил пальцем по столу, — что мать осталась в живых только потому, что произошла ссора и сын сел в лодку вместо нее?

Фостер пожал плечами:

— Можно и так сказать.

— А из-за чего произошел скандал?

— Ни имею ни малейшего понятия. И ничего не удалось узнать. Единственным свидетелем несчастья была Агнес. А из нее, как известно, слова не вытянешь.

— А Морин Томас? Несчастье произошло на ее глазах?

Шериф отодвинул в сторону бутылку из-под пива и зажег потухшую трубку.

— Очень может быть. По словам Агнес, Морин выбежала из дома вслед за мальчиком. В ту ночь она не пришла ночевать домой, потом две недели молчала. Никому не сказала ни слова. Никому… Я пытался задать ей пару вопросов, но она не ответила и смотрела сквозь меня… как будто меня не было. Даже жутковато, — шериф вздохнул. — Похоже, у девицы уже тогда начались нелады с головой. Хотя об этом никто и не логадывался.

— Или она была в шоке; — медленно произнес Доктор Питерс.

Шериф поднялся с места.

— Уже поздно, пора идти, док. Было очень любопытно вас выслушать. На вашем месте я не стал бы затевать ссору со старухой Томас. Сила все равно на ее стороне.

— Я знаю, — Питерс накинул плащ и вышел проводить гостя на лестницу.

— Если вы не направите девушку в клинику, она вызовет врачей из Нью-Йорка. Или прикажет отвезти в Гейнсвилл, где все пляшут под ее дудку. А что у Морин не все в порядке, вы и сами не отрицаете.

Врач проводил посетителя до дверей.

— Несомненно, у нее расстроены нервы, травмирована психика. Но это еще не повод, чтобы на всю жизнь заточить ее в клинику. Она нуждается втщательном обследовании, в поддержке…

— В этом я все равно ничего не смыслю, — хмуро пророкотал шериф. — Пусть разбираются врачи. Все, что я знаю — это то, что Ньюбери ждет-не дождется, чтобы она поскорее уехала. Могу я дать вам совету док? Не берите на себя ответственность. Вы же не психиатр. Старухе стоит только свистнуть — и сюда сбежится целая орава врачей. А вы умоете руки, не наживая себе врагов. Спокойной ночи.

С этими словами он вышел. Заперев двери, Питерс поднялся наверх, поставил разогреваться прерванный ужин, убрал со стола пустые бутылки. Шериф Фостер — очень неглупый человек и его нельзя назвать настроенным враждебно. Что же делать? Следовать врачебной этике? Или повиноваться чувствам? Впервые за время самостоятельной работы ему захотелось посоветоваться с отцом. Но тот был далеко, в Нью-Йорке.

Доктору Питерсу даже пришла в голову мысль заказать междугородний разговор. Но дело было слишком сложным, чтобы обсуждать его по телефону. Представив себе, как сестры Фогельсон будут прислушиваться к каждому его слову, он отказался от этой мысли.

Вместо этого он достал рукопись Морин, которую ему в свое время прислал доктор Джеймсон. Сел в кресло и включил настольную лампу. Когда-то он лишь бегло пробежал эти бессвязные записи, рассматривая их как приложение к истории болезни.

На этот раз он читал внимательно, не пропуская ни слова.