Переговоры у помойки

Молчание было таким густым, что его можно было ножом резать и по тарелкам раскладывать. Мы ехали в яхт-клуб, Репа вел машину и поминутно бросал на нас взгляды в зеркало заднего вида. Тоха сидела в середине между мной и Тимуром – прямая, как весло проглотила. Митрофан сидел на переднем сиденье рядом с Репой и водил пальцами по экрану айфона.

– По прогнозу ветер 7 узлов, – сообщил Митрофан.

Никто не ответил. Защелкал сигнал поворота – Репа скрутил руль вправо и остановился на обочине. Поставил машину на ручной тормоз и повернулся к нам.

– Так, давайте поговорим, – сказал он решительно. – В таком состоянии на гонки нельзя.

Мы молчали.

– Александр Николаевич, – подал голос Митрофан, – тут останавливаться запрещено. Тут знак висит.

Репа включил аварийку.

– Все равно я бы на вашем месте… – начал Митрофан.

Репа заскрежетал зубами, снял машину с ручника и тронулся. Проехав вперед, он свернул на узкую асфальтовую дорогу, ведущую к помойке с выстроившимися в ряд железными контейнерами, и встал.

– Так пойдет? – спросил он у Митрофана, и тот кивнул.

Снова подняв ручку тормоза, Репа повернулся к нам.

– Хорошо, я начну, – он помолчал, подбирая слова. – Вы свободные люди, у вас могут быть свои дела и свои секреты. Но в этой поездке за вас отвечаю я. Отвечаю не только своей зарплатой и местом тренера, но и своей свободой тоже. Если вы будете гулять без спроса и попадете под машину, или отравитесь паленой водкой, или на вас нападет маньяк с ножом на темной улице, меня посадят в тюрьму. Это не говоря о том, что вы своей глупой кончиной причините адскую боль своим родителям. Ну и мне немного.

Он сделал паузу, набрал воздуха и продолжил:

– Поэтому. Обсуждайте со мной все свои намерения и желания. Алкоголь запрещается.

Тимур на этих словах издал какой-то сдавленный звук. Репа остановился, вопросительно глядя на него, но Тимур больше ничего не сказал, и Репа снова продолжил:

– Исчезновения без спроса запрещаются. До окончания чемпионата и доставки вас домой вы одна команда и находитесь под моим началом. А потом можете катиться на все четыре стороны. Вопросы?

– А вам тоже алкоголь запрещается? – спросил Тимур.

– И мне тоже, – серьезно ответил Репа.

– Так чего же вы пьете?! – воскликнул Тимур, уже не сдерживая свою злость.

– Я не пью уже четыре дня, – глядя ему в глаза, сказал Репа.

– Врете! – фыркнул Тимур. – Что вы вчера сникерсом закусывали? И почему мы так долго не могли выехать?

– Куда выехать? – не понял Репа.

– Сюда! – Тимур ударил кулаком в спинку водительского сиденья, и Репа вместе с этой спинкой вздрогнул.

– А, – коротко сказал Репа. – Сникерсом я ничего не закусывал, я его просто съел. Перенервничал, пока вы гонялись, не ел ничего с утра – у меня башка не выдерживает, если я на нервах несколько часов подряд, да еще и голодный. Надо было взять себя в руки и что-то съесть. Понятно?

Тимур яростно сопел, раздувая ноздри.

– Тимур, – обратился к нему Репа, – если бы я выпил, я бы не сел за руль и не повез бы вас в гостиницу. Что я, совсем дурак – пьяным детей возить?

– Вы дурак, – негромко сказала Тоха. – А мы не дети.

Несколько секунд Репа молчал, глядя на Тоху.

– Вы нас на трассе чуть не угробили, – встрял Тимур. – Вы водить не умеете. Митрофан от страха чуть наизнанку не вывернулся.

– Я не от страха! – возмутился Митрофан. – Меня всегда в машине тошнит. Особенно при резком торможении и резком разгоне.

Репа провел рукой по лицу.

– Митрофан, – повернулся он к Митрофану, – Тимур, Тоха и Яша, – повернулся он к нам, – я прошу прощения за то, что вас напугал. Даю слово, что ни за что бы не стал рисковать вами. Я обгонял только тогда, когда был уверен. Я езжу быстро, это правда. Но аварий у меня никогда не было.

Он три раза постучал костяшками себе по голове.

– Это во-первых. Во-вторых, я действительно не пью четыре дня. Я не знаю, как вам это доказать. Могу дать честное слово. В-третьих, извините, если оскорбил вас чем-то. Я не хотел.

Тимур что-то невнятно пробурчал.

– Почему мы так поздно выехали, – продолжил Репа. – У меня есть дочь, Кира. Она учится в институте. Ей надо было готовиться к экзамену – он вчера как раз был, – и я сидел с ее сыном. Его зовут Вадим, ему год и два месяца. Это мой внук, получается.

Репа замолчал, снова открыл рот, растерянно взмахнул рукой и, не найдя что сказать еще, выговорил только:

– Ну вот.

К помойке подъехали «жигули». На крыше машины лежали, привалившись друг к дружке, черные пакеты, набитые мусором. «Жигули» остановились, вышел водитель – смуглый парень в испачканной машинным маслом рубашке и клетчатых шортах – и стал снимать пакеты с крыши и бросать их в один из контейнеров.

– Поехали в клуб, опоздаем, – устало сказал Тимур.

– Да нет, время есть, – ответил Репа, посмотрев на часы. – Спуск на воду только через полтора часа.

– На завтрак опоздаем, – пояснил Тимур. – Есть хочется.

– Ужасно, – подхватил Митрофан.

– А, в этом смысле, – улыбнулся Репа.

Он сел прямо, завел двигатель и опустил ручник. Когда мы уже выезжали на дорогу, Митрофан спросил:

– А что экзамен?

Репа махнул рукой.

– Завалила. Пересдавать будет.

– Митрофан подлизывается, – пробурчал Тимур.

Репа то ли не услышал, то ли пропустил мимо ушей. Митрофан услышал и показал Тимуру тощий кулак. Тоха сидела мрачная, опустив глаза.

 

Система координат

«Не перекладывай руль, – говорил я сам себе. – Привод, доворот, одержал, разгон». Если нет шансов на победу, можно перестать волноваться и полностью сосредоточиться на том, что делаешь. Перестать сердиться на свою лодку и сваливать на нее всю вину. Кажется, я до сих пор только мешал лодке идти, дергал руль изо всех сил, заставлял ее поворачивать, когда она не была готова. С такими манерами мне до победы как до луны. Репа прав – я проигрываю, и у меня все впереди. Я в самом начале. Даже прежде начала, прежде нуля – где-то в отрицательных значениях. Но я хочу научиться, я не собираюсь бросать, и я смогу, я в себе уверен – это главное.

Я видел Тоху, когда подходил к верхнему знаку, а она шла мне навстречу, давно обогнув его. Она кого-то искала глазами, потом нашла – это был Макс, я понял. Он шел впереди нее.

На знаке у меня было преимущество перед парнем в полосатой вязаной шапке. Парень был мельче меня раза в два, пятиклассник, наверное. Выговорить «Внутренний!», чтобы напомнить ему о правиле, я не мог, поэтому постучал ладонью по борту своего «оптимиста». Полосатый сделал вид, что не понимает, и тогда мне пришлось открыть рот.

– ААААА!

– Чего орешь-то! – возмутился полосатый, давая мне дорогу.

Мне стало неловко, и, чтобы загладить неприятное впечатление, я вежливо помахал ему рукой. Полосатый укоризненно покачал головой, я обогнул знак первым и, оставив соперника за кормой, с удивлением подумал: я обогнал! Впервые в жизни! Ого-го!

Через полминуты полосатый пятиклассник обошел меня, и я снова мог созерцать его худую спину, но все-таки.

 

Ура, аплодисменты

Победителей награждали на настоящем пьедестале, как положено. Сначала вызывали девчонок. Тоха оказалась на третьем месте, и мы все четверо, включая Репу, отбили себе ладони, когда ей аплодировали. Тоха была мрачнее тучи, даже ни разу не улыбнулась и не помахала нам. Рыжая в синей кепке взяла второе место. На первом была смешная пухлая девчонка, она улыбалась до ушей, споткнулась, забираясь на пьедестал, и тут же рассмеялась. У нее были кудрявые волосы – от ветра они встали надо лбом, как пружинки. Все вокруг хлопали, кричали «ура» и свистели, когда главный судья надевал девчонкам медали. Потом девчонки спустились с пьедестала, и судьи стали награждать парней. На первом месте был Макс – он улыбался как принц и махал рукой сдержанно и с достоинством. Тоха стояла в первом ряду зрителей, но Макс на нее не смотрел. Получив медали, парни спустились с пьедестала. Директор яхт-клуба в микрофон стал вызывать тренеров, судей, помощников судей, чтобы можно было их всех сфотографировать. Люди выходили, пожимали руки и вставали вместе, обнимая друг друга за плечи. Репа упирался, но мы с Тимуром и Митрофаном вытолкнули его вперед. И все тренеры и судьи ему тоже пожали руку, нашли ему место в первом ряду, и загремели овации, и засверкали вспышки фотоаппаратов.

 

Кисель и бублик

А потом мы с Тимуром и Митрофаном пили кисель, который разливали всем бесплатно из огромных кастрюль, и ели бублики, которые тоже раздавали всем бесплатно. И я в какой-то момент вспомнил о Тохе – я не видел ее с самого награждения. Взяв для нее бублик и стакан киселя, я пошел по берегу. Сам не знаю почему, я не сомневаясь направился к тем дальним бурым валунам. Тоха была там – стояла, глядя на воду и высотные дома вдалеке.

Я подошел и громко кашлянул. Тоха обернулась, и я испугался – у нее были слезы на глазах. Это было дико. Она всегда была как из стали сделана. Так мне казалось.

Я протянул ей бублик и кисель – наверное, это было нелепо и неуместно. У нее лицо исказилось, как будто я сделал ей больно. Она отступила на шаг, сдернула с себя медаль и с размаху бросила ее на землю. Сделала шаг в сторону, потом в другую, будто не зная, куда убежать. Пошла, спотыкаясь, к воде, зашла в нее прямо в кедах и встала там.

 

Три билета до Эдвенчер

Мы выехали из Питера в семь вечера. Тимур и Митрофан взяли с Репы слово, что мы остановимся на ночлег, а не будем ехать без передышки всю ночь.

– Хорошо, – согласился Репа. – Митрофан, найди подходящее место для лагеря.

Митрофан уткнулся в айфон.

Проплыла и осталась позади табличка с перечеркнутым «Санкт-Петербург».

– Даже в Эрмитаж не сходили, – проворчал Тимур с заднего сиденья.

– Тогда в следующем году снова на гонки приедем, – улыбнулся Репа.

– Чего, правда? – подался вперед Тимур, кладя руки на спинку водительского сиденья.

С боковой дороги на трассу собралась выехать «мазда» и слишком далеко высунула свой нос. Репа вильнул в сторону и возмущенно посигналил.

– Подветренный! – крикнул Митрофан в окно своим тонким голосом.

Мы с Тимуром одновременно фыркнули от смеха.

– А-а у… – открыл я рот, решившись спросить кое-что.

– А у вас салфетки еще остались? – перебил меня Тимур.

– Какие? – не понял Репа.

– Ну те. Наши, – ответил Тимур.

– Или мы уже ничего не боимся? – спросил Митрофан.

– Ну, ты-то! – протянул Тимур.

Митрофан рассмеялся, ничуть не обидевшись, но потом умолк и отвернулся к окну.

– Меня батя убьет, что я последнее место занял, – сказал он.

– Да ну, релакс, – успокаивающе проговорил Тимур.

Тоха молчала. Она сидела теперь у окна, а я посередине. В кармане у меня лежала ее медаль – Тоха тогда не стала ее подбирать на берегу и ушла. Я подобрал.

Она сидела, прижавшись щекой к стеклу, подняв глаза вверх, и глядела на что-то. Я наклонился, заглядывая в окно, и увидел в небе над полем ястреба – он парил, описывая круг, не взмахивая крыльями. Четкий силуэт, словно вырезанный из черной бумаги.

Митрофан по своей карте нашел отличное место на берегу озера, километрах в пяти от трассы. Мы разожгли костер, пожарили на огне куски хлеба и съели их с сыром и сгущенным молоком. Потом купались, прыгая с берега в воду, и грелись у огня. Доели то, что оставалось, расстелили на земле туристические пенки, натянули на себя всю теплую одежду, какая у нас была, и легли. Митрофан читал нам «Три билета до Эдвенчер» Джеральда Даррелла – эта книга была у него в айфоне. Она, конечно, не про парусный спорт и не про мореплавание, но все равно хорошая. Мы пару раз хохотали так, что лягушки пугались и прерывали на время свои квакающие песни. В час ночи Репа объявил «отбой», Митрофан погасил айфон, и мы оказались в июньских сумерках под светлым небом. Шумели от легкого ветра камыши, голосили лягушки, догорал костер. Все вокруг нас и мы сами, и все, что с нами случилось недавно и что происходило сейчас, – все это было так невероятно, что я задохнулся от счастья, и глаза у меня, наверное, сияли и пламенели в сумерках, как угли. Я не мог уснуть, и лежал, вдыхая запах ночи, озера и леса, и хотел запомнить его на всю жизнь.