Глава 1

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Из вентиляционной шахты медленно лилась музыка. Тихо. Едва слышно. Чарующие звуки причудливо сплетались, то набирая силу, то завораживающе растворяясь в густом теплом воздухе подземелья. Мелодия была настолько проста и красива, что Лере все время хотелось подпеть ей, но только очень-очень тихо, чтобы, не дай бог, не разрушить эту хрупкую, неизвестно где зарождающуюся гармонию.

Природу доносящегося из шахты звука было трудно определить. Его могли бы создавать потоки воздуха, струящиеся через многочисленные отверстия в стенках износившегося от двадцатилетней работы сооружения. Но иногда до задравшей голову девушки долетали настолько четкие переливы и аккорды, что казалось, будто на другом конце ствола работал магнитофон или приемник. Лера даже изредка представляла себе, как некий ветхий дедушка или, что намного интереснее, какой-нибудь рослый красавец, подойдя к краю шахты там, наверху, ставит на мягкий от густой, свалявшейся пыли пол магнитофон и включает его. И они сидят так, на разных концах, и каждый думает о чем-то своем, пока не приходит время прощаться. Интересно, а какой представляет он ее?

«Но если таинственный незнакомец действительно существует, где он смог достать магнитофон в рабочем состоянии спустя столько лет, да еще и раздобыть такую качественную запись?» — в который раз сомневалась девушка. А проверить свои домыслы у нее все равно не было никакой возможности — хрупкая лесенка давным-давно рассыпалась где-то посреди ствола. Да и если по-честному, лезть не хотелось — несмотря на все любопытство, в душе Лера не хотела рассеивать туман тайны и загадки.

Хотя, все может быть еще проще и это добытчик, изредка захаживающий к вентшахте с поверхности? Но тогда почему за все время он до сих пор так и не обнаружил себя?.. Лера знала всех немногочисленных добытчиков, изредка совершавших вылазки на небольшие расстояния от убежища. Но прицельно интересоваться у них она не стала, боясь ненароком обнаружить свое секретное место — один-единственный, заветный уголок во всем бункере, где она могла остаться одна.

Думала Лера и о другой причине появления звука — аномальной. Но как измерить аномалию? Дозиметр, который она как-то захватила с собой, молчал с партизанской стойкостью в ее дрожащих от волнения руках. Стрелка чуть колебалась на границе с желтой полосой, и девушка понемногу успокоилась. Хотя чего не бывает в этом новом мире, который вот уже два десятка одинаковых долгих лет был поставлен с ног на голову? Лера иногда слышала, как редкие караванщики или добытчики, забредающие с поверхности, рассказывали о жутких вещах, которые видели в местах, вообще не тронутых радиацией. Но особого доверия к россказням разморенных сивухой подозрительных немытых мужиков у нее не было.

Музыка была похожа на те неуклюжие самодельные колыбельные, под которые по вечерам баюкала своего долгожданного и хиленького первенца то и дело путающаяся в словах товарка по грибной плантации, Зина. Загнанное под землю человечество забывало о своей прежней гордости, да и язык-то свой даже забывало.

Каждый раз, лежа на своей кровати и слушая тихий знакомый голос из-за стены, Лера пыталась представить себе маму. Силилась вспомнить хоть что-нибудь из тех давних и потому призрачных, коротких трех лет, что провела на ее руках. Но давно позабытые образы прошлого, забитые вглубь окрепшим сознанием, боялись выходить на свет, и девушка снова и снова всматривалась в фотографию, тщетно пытаясь хоть что-то выжать из памяти. Все это время тускнеющий снимок был ее единственным другом и напоминанием о родителях.

— Сирота! — однажды бросили ей в лицо.

Тогда она подралась со сверстницей — в первый раз в своей жизни. И надолго запомнила жалящие удары дедовского армейского ремня.

В доносившейся из шахты мелодии не было слов. Затаив дыхание, Лера неоднократно пыталась представить, о чем могли бы рассказать эти чарующие звуки. О королях и принцессах, о которых она когда-то с трудом прочитала в рассыпающейся прямо в пальцах обгоревшей книге? О любви? О мире, которого больше нет?

Несколько раз она все-таки попыталась подпеть, но вышло настолько нескладно и грубо, что Лера испугалась и, прикусив язык, дала себе зарок молчать. С тех пор девушка просто приходила сюда, перед этим обязательно проверив, чтобы рядом не оказалось чужих глаз, тихонько садилась на торчащий из стены кусок вытертой ее джинсами арматуры и слушала, слушала…

Папа и мама тоже приходили с ней. С любовью смотрели они на дочь с неумолимо тускнеющей фотокарточки, обнимая трехлетнюю малышку с огненно-рыжими волосами. Теперь эти волосы шелковистой волной спускались до плеч — малышка выросла, превратившись в стройную девушку с большими зелеными глазами, на острых плечах которой мешком висела неизменная матросская тельняшка.

Мама и папа гордились бы ею. Так говорил дед.

Лерины родители были биологами, и за два месяца до Катастрофы их пригласили принять участие в научной экспедиции, которая отправлялась на исследовательском судне к берегам Антарктики. Судно — «Лев Поликарпов» — так и не вернулось домой.

И кажется, кроме Леры, его судьба никого во всем мире и не интересовала. Какая разница, что случилось с каким-то плавучим институтом, когда сгинуло все человечество? За несколько дней закончилось все: войны, суета, история.

В одно мгновение оборвалось бессчетное количество жизней. Осмысленных и прожигаемых бездарно, счастливых и не очень.

Кончилась грызня за место под солнцем. Таким ярким в знойный июльский день, похожим на румяный апельсин… Все исчезло. Остались только названия да горстка бледнеющих и тающих без этого солнца воспоминаний.

Закончился мир, а на смену пришел всепоглощающий кошмар. Страшный сон, от которого невозможно проснуться.

Уж Лериной-то жизни точно не хватит дождаться того момента, когда можно будет подставить лицо теплому полевому ветру, напоенному запахом скошенной травы, увидеть чистое голубое небо и легкие облака — четко, чисто, а не через захватанное и запотевшее стекло респиратора, воняющего прелой резиной.

И еще она иногда думала, что, может быть, родители спаслись. Может, у них просто вышла из строя аппаратура, и после Катастрофы они не смогли выйти на связь. Но пытаются, отчаянно пытаются сделать это все последние двадцать долгих тоскливых лет. Ерофеич как-то сказал, что те-о-ре-ти-чес-ки это возможно, так как в первую очередь бомбили крупные города и стратегические объекты. А в Антарктике-то чего — ни стратегических объектов, ни выработок полезных ископаемых — лед да пингвины.

Воспитавший ее старик хорошо помнил мир до войны и частенько вместо сказок на ночь рассказывал о той жизни. Помнил он и родной Калининград, по которому били прицельно. Пионерску, в одном из ремонтных доков которого оказалось бомбоубежище, приютившее несколько членов личного состава ВМФ и их семей, тоже досталось, но все же последствия были не так чудовищны, как в Калининграде.

Лере особенно нравилась история, в которой Ерофеич рассказывал о метро, на котором когда-то ездил в столице и Петербурге. Сама она поездов никогда не видела и уж тем более не могла понять, зачем им было нужно передвигаться непременно под землей, — тогда-то люди еще могли спокойно жить на поверхности. Тем не менее, каждый вечер, усевшись на подушку и затаив дыхание, она с приоткрытым ртом слушала рассказы о залитых ослепительным светом станциях, эскалаторах и тоннелях, робко пытаясь представить, как бы они могли выглядеть на самом деле. После Катастрофы дед часто говорил о том, что мет-ро-по-ли-тен с самого начала проектировали и строили как огромное бомбоубежище и что в крупных городах люди наверняка укрылись под землей. Кто-то обязательно должен был успеть. Кому-то мог улыбнуться случай.

Вот только на счастье ли…

Может, в Москве или Петербурге кто и выжил, но связаться с ними никак не удавалось. После Катастрофы что-то стало с радиоэфиром, и установить связь с другими городами никак не удавалось. В конце концов Совет старейшин постановил, что во всем мире людей — по крайней мере, цивилизованных — не осталось. Исключение составляла разве что группа морских пехотинцев с семьями, окопавшаяся в одном из командных бункеров севернее балтийского полигона. Однако те земли были суровыми и неприветливыми даже для мутантов. Все побережье от Янтарного и на юг, к Балтийску, а может, и дальше, часто затягивали гнойного цвета туманы, идущие с моря. Каким образом пехотинцы там выживали, понять было невозможно.

Дальнейшие попытки найти других уцелевших бессмысленны и даже вредны, потому как отвлекают население от борьбы за выживание на глупые и бесполезные мечтания. Люди повздыхали-повздыхали, да и смирились.

А там и новая реальность окончательно расправила свои крылья, и вопрос уже встал не о том, как других отыскать и вытащить, а как самим бы вслед за ними не отправиться в никуда… Ничего, флотская выправка помогла удержаться — не свихнуться с тоски и от ужаса, выкарабкаться как-то в черные первые недели.

— Кому война, а кому мать родна, — дымя безвкусными самокрутками, хмуро ворчали мужики на всхлипывающих жен. — Что теперь, веревку мылить?

А потом, через несколько месяцев после Катастрофы, в Пионерск пришел «Иван Грозный»!

Это было настоящим чудом.

Подлодка была в походе, когда началась Последняя Война. В первые страшные дни она чудом уцелела, а потом уже охотиться на нее было некому. Какое-то время скиталась вдоль разоренных берегов, пока экипаж не поймал сигнал из убежища.

Красавец атомоход, да еще исправный! С тех пор огромное судно всего пару раз выходило из-под могучего купола доков, отстроенных незадолго до войны, — пока еще теплилась надежда, искали. Но так никого и не нашли…

В этот раз мелодия оборвалась раньше обычного, словно почувствовав приближение чужака. Зато сзади, за спиной, послышалось шуршание. Лера спешно убрала фотографию родителей в задний карман штопаных-перештопаных джинсов и, привстав с арматуры, настороженно вгляделась в темноту коридора.

— Эй! — тихо поинтересовалась у пустоты девушка. — Кто это?

Мутанты?! Откуда им тут взяться! — попыталась взять себя в руки Лера. Давно она не бывала на поверхности, видимо, раз так трясется из-за малейшего шороха… Видел бы ее сейчас дядя Миша…

— Попалась!!! — внезапно из темноты выскочила маленькая фигурка.

Даже не успев крикнуть, Лера попятилась назад, споткнулась и спиной назад полетела на торчащую ржавую арматуру. Хорошо, просто оцарапалась… И уже беспомощно лежа на полу, наконец разглядела пришельца. Испуг сменился гневом.

— Юрик?! Ты что, следил за мной?

— Ага, — мальчишка важно кивнул, но под налетом важности и самодовольства заметен был испуг и тревога за Леру — не сильно из-за него ушиблась?

Пробравшись через покачивающиеся прутья, он протянул Лере руку и помог подняться.

— Ушастый послал? — нахмурилась девушка, отряхиваясь.

— Не-а! Я с этой каланчой не вожусь!

— Юрик, — Лера внимательно посмотрела в глаза паренька.

— Да не боись, — отмахнулся тот. — Чес-слово!

— Расскажешь кому, что видел меня здесь, — уши оборву, понял?! — вставая, пригрозила девушка.

Юрик снова закивал, улыбаясь, и вдруг загорланил свою любимую песню:

— Ты чего такой веселый? — насторожилась Лера.

— Я твоя Птица Щастья! — объявил Юрик, вытаскивая из-за пазухи какую-то коробочку.

— Так! — девушка скрестила руки на груди. — Это что еще за…

— С днем рождения! — выпалил мальчишка, протягивая коробку ей.

Ой, а ведь и правда! Сегодня ей исполнилось двадцать три.

Очередная зарубка на жизни.

День такой же, как и все остальные дни, — проведенный в душном сумраке. Немудрено забыть. Что есть, что нету. Непонятно даже, благодарить ли Юрика за то, что напомнил…

Взяв подарок, Лера осторожно раскрыла его и посмотрела на свое отражение в маленьком поцарапанном зеркальце.

— Там даже пудра осталась, — гордо доложил Юрик. — Правда, совсем чуть-чуть.

— Ты где ее взял? — удивилась девушка.

— А где взял, там уже нету, — уклонился от ответа парень и сразу сменил тему. — Слышала про караван с поверхности? Говорят, из самого Калининграда пришли!

— Слышала. Девчонки на плантации все уши прожужжали, — скоро «налюбовавшись» отражением своего бледного, не избалованного косметикой лица, Лера закрыла пудреницу. — Классный подарок. Спасибо, Юр.

В новых условиях обитания простая женская безделушка становилась настоящим сокровищем. Хоть и не было у запертых в бункере женщин, разрывавшихся между грибными плантациями, скудным бытом и детьми, особых поводов наводить красоту, редкая из них упускала возможность покрутиться перед осколком зеркала накануне какого-нибудь незатейливого праздника. Из тех, которые еще не успели забыть. А некоторые из Лериных подруг, те, что посмелее, в извечной борьбе за мужские взгляды, даже решались прокалывать уши «продезинфицированными» сивухой булавками, чтобы потом, с закушенной губой, неумело вставлять в них скрученные из проволоки колечки.

— Я знал, что тебе понравится, — с забавной самоуверенностью ответил Юрик, словно заправский кавалер, потративший несколько часов на выбор подарка в дорогом магазине.

— Спасибо, — Лера протянула руку, и довольная физия Юрика заметно подкисла.

— А я думал, поцелуешь, — с досадой промямлил он, неохотно отвечая на рукопожатие.

— Размечтался! Так что там с караваном?

Парнишка пожал плечами:

— Не знаю. Они как спустились, так сразу со старейшинами и заперлись. Пошли, может, разузнаем чего!

Лера последний раз посмотрела на затихший ствол шахты и пошла по коридору вслед за убежавшим вперед Юриком. Из глубины коридора доносилось задорное:

* * *

Воздух загустел от лениво клубящегося дыма множества самокруток.

Лобачев еще раз оглядел рассевшуюся как придется калининградскую делегацию из двадцати человек. Как горстка, пусть и основательно вооруженных, людей смогла проделать такой путь поверху?

Крепкие, навьюченные тюками и боеприпасами караванщики, все как один — в добротной химзащите, сразу привлекли внимание дозорных на поверхности. Кроме мужиков в отряде было даже несколько женщин — подтянутых, с бледными лицами, на которых, в свете множества карбидок тускло блестели глаза. Цвет кожи, пожалуй, был единственным, что объединяло этих нежданных гостей.

Ели и выпивали гости чинно, не торопясь, хотя наверняка испытывали зверский голод. Если, конечно, верить в то, что их припасы действительно закончились пару дней назад. Добирались пешком. В дороге погибли двое. Еще бы, сейчас у буренок как раз разгар брачных игр… Лобачев снова оглядел собравшихся. Странно это все. Какая сила могла сорвать горстку людей из убежища, или где еще они там сидели, и погнать черт знает куда? С какой целью? Ладно, вот после ужина и узнаем. Последний раз затянувшись, он затушил окурок в дырявой банке из-под тушенки и чинно выпустил из ноздрей сизые струйки дыма.

Когда гости наелись и старший в отряде, немолодой крепкий мужик с проседью, которого звали странным именем Ежи, поблагодарил начальников убежища, Ерофеев, один из старейшин, задал, наконец, волновавший всех вопрос:

— В Калининграде есть выжившие? Сколько?

— Немного, — уклончиво ответил Ежи. — Во время бомбежки кое-кому удалось укрыться в старых немецких бункерах и фортах.

— Почему же вы раньше не давали о себе знать?

— Пока не узнали про лодку, думали, что вокруг никто не выжил. Так же, как и вы.

— А как вы узнали про лодку? — насторожился Ерофеев.

— Слухи, — пожал плечами Ежи. — Рассказы добытчиков и караванщиков, которым удавалось до нас дойти. Неужели вы думали, что удастся долго держать в секрете такое?

— Какова цель вашего прибытия? — поинтересовался кто-то.

— Спасательная экспедиция, — ответил Ежи, поправив съехавшие на переносицу очки, и, расшнуровав свой рюкзак, бережно достал из него потрепанную морскую карту.

— Какого рода, можно узнать? — поинтересовался сидящий рядом с Ерофеевым начальник безопасности, усатый дядька лет пятидесяти.

— Незадолго до войны, во время исследований заброшенной немецкой базы в Антарктиде, был обнаружен вирус, к которому не было иммунитета ни у людей, ни у животных, — Ежи развернул карту на столе, с которого успели убрать посуду.

— Вы бы еще черта помянули, — хмыкнул Ерофеев, но внутренне весь напрягся, неожиданно почувствовав дрожь в пальцах.

— Разумеется, столько лет прошло! Итак, к нашим исследователям попали документы, датированные тысяча девятьсот сорок третьим годом. Согласно им, во время Второй мировой войны на немецкой базе «Двести одиннадцать», расположенной на Земле Королевы Мод, активно велись различные эксперименты в области радиобиологии и вирусологии.

— Антарктическая база Рейха — миф, — нахмурился начальник безопасности.

— Отнюдь, — Ежи достал из второго рюкзака несколько ветхих папок. — Мы никогда бы не предприняли такой поход, тщательно не изучив все доступные архивные материалы. Немцам удалось значительно продвинуться в разработке медикаментозных средств, которые существенно повышали невосприимчивость живых организмов к действию радиации. Сейчас важность этих разработок трудно переоценить, так как на их основе можно создать более качественные и действенные медицинские средства для лечения лучевых болезней.

— А если нету там ни хрена? — раздался хриплый раскатистый голос. Все находящиеся в столовой повернули головы к дальнему краю стола, над которым в окружающем сумраке высилась массивная фигура. — Вы об этом подумали? А народ гоношить да глотку драть наш Птах почище вашего умеет!

— Батон, тебя только не хватало! — шикнул кто-то, но говоривший не шелохнулся, словно был вытесан из камня.

От неожиданного вопроса гости заметно растерялись, и Ежи переглянулся с несколькими членами своего отряда.

— Вам мало документов? — облизнув пересохшие губы, наконец спросил он.

— Да этой макулатуре скоро перевалит за стольник! Неужто вы решили, что сможете ею меня купить? — продолжал холодно дожимать невидимый в сумраке Батон, но его перебил Ерофеев.

— Миша, охолонись, — сконфуженно пробормотал он. — Дай людям высказаться.

— Я уже достаточно услышал, — сказал Батон и вышел, наконец, на свет.

При виде показавшегося оппонента Ежи, до этого храбрившийся, нервно сглотнул. Половину лица Батона занимал широкий рыхлый шрам с глубокими вмятинами. Рваный, чуть вздернутый кверху край верхней губы создавал жуткое ощущение жестокой ухмылки.

— Что вы конкретно предлагаете? — возвращая разговор в деловое русло, Лобачев сдвинул на затылок капитанскую фуражку и, отодвинув банку с окурками, посмотрел на разложенную на столе карту.

— Экспедиция за образцами, — подал голос Марк, парнишка в круглых очках, устроившийся на ящиках с патронами, которые путешественники принесли с собой. — Немецкие разработки позволят людям жить на поверхности в условиях невысокого радиационного заражения без негативных последствий для здоровья.

В помещении зашелестел возбужденный шепоток.

— Очистить поверхность от нежити… Можно создавать небольшие колонии… Человечество снова встанет на ноги…

— В немецких документах четко сказано, — убедившись, что полностью овладел всеобщим вниманием, продолжал парнишка, — что исследования в области радиобиологии позволили создать вирусы, которые были способны уничтожать организмы, пораженные радиацией. То есть, сейчас мы можем получить реальную возможность уничтожить оккупировавших поверхность планеты мутантов и вылечить зараженных людей!

Обдумывая услышанное, Лобачев снова закурил.

— Мы должны попытаться, — твердо сказал Ежи, оглядев присутствующих. — Это наш долг.

— И каким, интересно, образом? — Лобачев выдохнул папиросный дым и почесал давно не стриженную бороду.

— Ваша лодка на ходу?

— Допустим, — переглянувшись с соседями, ответил насторожившийся Ерофеев.

— Мы фрахтуем ее, — твердо сказал Ежи и протянул ему сложенную вдвое бумагу. — Это письмо от нашего начальства.

— Но от реактора лодки питаются некоторые системы убежища, — тут же возразил начальник безопасности, пока Ерофеев, нацепив очки, вчитывался в послание.

— Какое-то время попитаются от собственных источников снабжения, — пожал плечами Ежи. — Мы же не навсегда уплываем.

— Она двадцать лет на приколе простояла, — не отступался усач. — Люди на нее молятся, детям сказки на ночь придумывают, а вы — «уплыть»? Да вы в своем уме — тут же такое начнется!

— Значит, устроим собрание, — Ежи уверенно стоял на своем. — Всеобщий референдум.

— И что оно даст? — все больше распалялся начальник безопасности.

— Потолкуем, обсудим, да и проголосуем.

— Вы хоть представляете, что такое в нынешних условиях — отправляться в такой поход? — усмехнулся до этого с интересом прислушивающийся к спору Лобачев. — Это же, считайте, автономка. Да с нами по дороге что угодно может случиться, мир-то уже давно совсем другой! А еда, припасы, топливо, наконец?

— Думаю, с топливом проблем не будет, принимая в расчет реактор лодки. Что касается припасов, на базе бывшего учебного центра ВМФ наверняка что-то еще можно найти, — парировал явно подготовившийся к вопросу Ежи.

— Воронка там давно, а не учебный центр, — вздохнул Ерофеев и потер морщинистые костяшки. Пальцы продолжали дрожать.

— Не волнуйтесь, — калининградец одной рукой поднял со стола несколько документов. — Мы знаем, что конкретно искать. И, самое главное, — где.

* * *

Даже несмотря на поздний вечер, растревоженные прибытием таинственных визитеров обитатели убежища не спешили расходиться спать.

— Проводи-проводи дедушку, горлица, — привычно бормотал, заглядывая Лере в глаза, местный юродивый по кличке Птах. — Ангелы Господни дланью указующей проведут меня в чертоги благодатные…

Лера шла по коридору, вполуха слушая размеренную болтовню уцепившегося за ее тельняшку старичка. Раньше Птах числился среди самых удачливых добытчиков и постоянно выходил на поверхность. В тот день к Калининграду ушла группа из восьми человек. Вернулся он один — почти через неделю, в лохмотьях и с блаженной улыбкой на постаревшем лице. И никто за все время на поверхности его не тронул — ни зверь, ни человек. Что с ним произошло, одному Богу известно. Кто-то тогда в шутку сказал — Божий птах. Вот и прицепилось.

— Чертоги благодатные, земли обетованные, до которых дойду по барашкам морским, аки Христос… Нельзя плыть! Нельзя плыть! — юродивый неожиданно сосредоточился на какой-то новой мысли. — Птаху видно, народ не знает. Горе! Горе великое…

— Ты о чем это? — не поняла Лера.

— …закручинится Земля-Матушка пуще прежнего, умоется слезами горючими. Мир стал безжалостным, а человек — смертным, и воцарилась пустота великая. И небо скрылось, свившись как свиток, и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные и вельможи, и богатые и тысяченачальники и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор…

— Птах, ты куда? — окликнула девушка неожиданно отцепившегося от тельняшки блаженного.

— Не верь пришлым, ибо они есть слуги лукавого! Надобно Николе Чудотворному поклончик сложить, — бормотал ковыляющий прочь старик, зачем-то баюкающий левую руку. — Николушка не благословит, не благословит… Ионы во чреве китовом! Нельзя плыть!

Лера почти дошла до небольшой каморки, которую они делили с дедушкой, когда за очередным поворотом чуть не споткнулась о груду кевларовой брони на полу.

— Дядя Миша, опять? — девушка потеребила за плечо Батона, который, по обыкновению, к вечеру был мертвецки пьян. — Ну, вам же нельзя!

— А, это ты, лисенок? — буркнул мужик и громко икнул. — Чего Птаха-то разорался? Снова сеет свет в подземном царстве? Прометей м-мать…

— Вы упали, да? — протиснувшейся под могучую подмышку Лере с трудом удалось поставить пьяного на ноги. В ноздри резко ударил острый мужской пот.

— Тихо ты, а то расплескаешь, — бессвязно бормотал дядя Миша, опираясь на плечо девушки, которая с невероятными усилиями потащила его по коридору. — Неладное что-то с отрядом этим. Лихое дело задумали. В круиз им, видите ли, захотелось…

— Вы о чем?

— Да делегаты эти калининградские… Странные какие-то.

— Чего, Батоныч, опять змия за хвост поймал? — усмехнулся попавшийся навстречу мужичок. — В этот раз хоть зеленый?

— Отвали! — огрызнулась из-под плеча охотника Лера.

Но прошедший мимо острослов был прав. Известный на весь бункер свирепый одиночка по кличке Батон в таком состоянии превращался в податливый мякиш.

— Опять ходили туда? — осторожно поинтересовалась девушка, когда Батон с ее помощью втиснулся в свою холостяцкую каморку и, не раздеваясь, повалился на драный матрас.

— Не дошел, как всегда, — изогнувшись, дядя Миша пошарил под матрасом и достал полупустую бутыль сивухи.

— Дайте! — Лера строго протянула руку.

— Цыц! — отмахнулся Батон и, привычным движением сбив крышку, сделал пару жадных глотков. — Что нас не убивает, делает нас сильнее!

Присев рядом, Лера осторожно провела рукой по изуродовавшей лицо ране.

— Вам очень больно? Хотите, доктора позову?

— Нет, лисенок, мои болячки аспирином не вылечить. Да и от него последние двадцать лет толку — одно название. — Еще раз приложившись к стремительно пустеющей бутылке, добытчик закрыл чудом уцелевшие после первой встречи с буренкой глаза. — Знаешь, а ведь я руки жены до сих пор помню. А до дома так и не дойти: то химза сдаст, то твари полезут. А ведь мне каждую ночь снится, что я домой вернулся, дверь открываю, а мне Димка на шею прыгает. Как котенок, маленький такой… А еще апельсины. Много…

По небритой щеке неожиданно скатилась слезинка, растворившаяся в складках шрама. Этого от вечно задиристого одиночки не ожидала даже Лера.

— А дойти не могу…

— Дядя Миша, вам нужно поспать, — девушка огляделась в поисках одеяла.

— Я тебе, кстати, подарок принес, — неожиданно спохватился охотник. — Вас с Ерофеичем не было, так я его на стол поставил, не ошибешься. Конечно, не ах, но тварей я из-за него знатную кучу положил! Гнезда у них там разбросаны вот такусенькие, а пушка-то у меня во-о-от такущая…

— Вам нужно отдохнуть, — терпеливо повторила Лера, укутывая мужика ворсистым клетчатым одеялом.

— Спасибо тебе, Лерка, ты настоящий мужик! — пробормотал напоследок добитый сивухой дядя Миша, отвернувшись к стенке. — Одна меня понимаешь. Валера и я. Вале-е-ерия…

Через некоторое время он уже раскатисто захрапел.

* * *

На столе, рядом с моргающей карбидкой, в стеклянной бутылке стоял он. Настоящий, живой… ЦВЕТОК. От неожиданности Лера даже перестала дышать и замерла на пороге, боясь ступить в комнату, в сумраке которой таинственно переливались розоватым светом миниатюрные ромбовидные лепестки. Выйдя из оцепенения, девушка осторожно прикрыла за собой дверь и робко подошла к столу. В спертом воздухе комнаты разливался восхитительный сладковатый аромат, источаемый бледно-желтой мохнатой сердцевиной цветка.

— А, вернулась! — выглянул из своей половины Ерофеев. — Тебя тут уже прызент дожидается.

— Как красиво! — пролепетала присевшая на краешек скрипнувшего стула девушка. — Деда, а что это?

— Вестимо, что, — усмехнулся тот, разливая по чашкам дымящийся грибной чай. — Цветок. Все честь по чести, я на радиацию проверял. Где его Батон откопал, одному богу известно. На болотах, что ли?

Лера представила себе мерцающий бескрайний ковер где-то там, на поверхности.

— А как он называется?

— Спроси чего полегче, — поставив перед девушкой кружку, Ерофеев подсел к столу. — У природы теперь другие порядки. На тюльпан или розу вроде не похож. Вот и гадай теперь, кто. Цветочек аленький!

— Аленький, — завороженно повторила Лера незнакомое слово.

— Ладно, родная. С днем рождения!

Лера и дедушка чокнулись жестянками кружек.

— Деда, а зачем к нам караван пришел?

— Дело у них к нам серьезное, — прихлебнув из кружки, нехотя ответил Ерофеев. Девчонке совершенно необязательно знать об истинных целях визита гостей.

— Еще бы, — нахмурилась Лера. — Раз они проделали такой путь.

— Да не забивай ты себе голову чужими проблемами! Пусть Совет разбирается, — Ерофеев подлил девушке еще чая. — У тебя праздник все-таки.

— Ой, совсем забыла! Смотри, что мне подарили! — Лера достала из кармана пудреницу.

Дед повертел безделушку в руках, прищурился:

— Ишь ты! Витек расстарался?

— Как же! Я его вообще сегодня не видела. Юрик где-то достал.

— Подрастает, шельмец, — хмыкнул Ерофеич и вернул Лере подарок. — Все вы теперь, как на дрожжах. Скоро своих рожать приметесь.

— Дед, я тебе уже тысячу раз говорила и еще повторю, — Лера сверкнула глазами из-под рыжей челки: — Я эту образину ушастую и за ящик патронов к себе не подпущу! Хватит об этом!

— Ну, перестань, не кипятись. Не все же тебе в девках сидеть, вон уже какая, — примирительно сказал Ерофеев и стрельнул взглядом на лежащий на столе пожеванный томик с названием «Домоводство». — Прочитала?

— Деда, ну это же такая скука! — закатив глаза, простонала девушка.

— Конечно, живность по поверхности куда интереснее гонять. Только тебе давно уже о другом думать пора: как домашнее хозяйство вести, семейный быт налаживать…

— Нет, это тебе нужно. Чтобы породниться с Боровиковым и на Совете получить право голоса. А я? Меня ты спросил? Я сама хочу решать, как мне жить!

— Поверь, так будет лучше для всех, — прихлебнув из кружки, авторитетно заявил Ерофеев. — Я знаю.

— Не знаешь! — упрямо отрезала Лера.

— Опять перечишь? — нахмурился дед.

— В угол поставь! — буркнула та.

— И штаны на коленях заштопай, — Ерофеев оглядел порванные в некоторых местах джинсы девушки. — Ходишь, как неряха.

— А мне нравится! — Лера с вызовом вскинула подбородок.

— У всех родителей дети как дети, а ты…

— Между прочим, я уже не ребенок, а ты мне — не родитель!

— Знаю, — после непродолжительной паузы пробормотал неожиданно сникший старик.

Вскочив, Лера подбежала к Ерофееву сзади и, приобняв за шею, чмокнула в щеку.

— Деда, ну прости! Само вырвалось, дура я. Завтра всю посуду перемою и уборку сделаю, вот увидишь!

Ерофеев все не поднимал взгляда, молчал.

— Быстро ты у меня выросла, — наконец покачал он головой и погладил девушку по руке.

— Неправда, — Лера зарылась носом в колючую серебристую бороду. — Я еще ма-аленький-ма-аленький лисенок.

— Ты давно уже взрослая девка, — не поднимая глаз, с грустной усмешкой отозвался тот. — И кусаешься не хуже волка.

— Р-р-р! — довольная, что деда отпустило, шутливо зарычала Лера.

— Ладно, засиделись мы чего-то… Утро вечера мудренее, — сдвинув к центру стола опустевшие кружки, Ерофеев чмокнул скинувшую калоши Леру в макушку и пошаркал на свою половину, прикрыв за собой дверь.

— Спокойной ночи, — расстегнув пуговку и тихонько звякнув короткой молнией, Лера качнула бедрами, вылезая из джинсов.

Она забралась на свой матрац и укрылась одеялом, свернулась калачиком, поджав ноги.

Опять ему нагрубила. Глупый, дурацкий язык! Но при одном упоминании о свадьбе внутри у девушки все мгновенно воспламенялось от злобы и омерзения. Она открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на чудесный подарок одинокого охотника, который по-прежнему источал сладковатый дурманящий аромат. Устав ворочаться в бесполезных попытках уснуть, Лера вылезла из-под одеяла и подошла к столу. Диковинное растение медленно засыпало, складывая мерцающие лепестки в бутон. Лера забралась на стул и, подобрав ноги, уперлась подбородком в острые коленки. Мерцание лепестков волшебными искорками отражалось в ее глазах.

— Ты чего колобродишь, отбой два часа назад был, — в комнату заглянул Ерофеев, спросонья трущий глаза.

— Еще немного, деда, — не отрываясь от цветка, тихо попросила девушка. — Он закрылся почти.

— Насмотришься еще, — проворчал Ерофеич, пряча широкий зевок в кулак. — И так на плантации больше всех вкалываешь, вон, на лице одни глаза остались…

Большущие зеленые Лерины глаза, чуть прикрытые рыжей челкой, были предметом восхищения всей мужской половины убежища.

— Да ладно, — стушевалась девушка, но тут же, оглядев себя, заявила со всей непосредственностью юности: — Я нормально выгляжу. Не хуже других.

— Нормально, — с отеческой укоризной покачал головой снова зевнувший дед. — А ну-ка быстро спать!

В коридоре за стеной послышался неразборчивый гомон. Раздалось несколько коротких фраз, будто отдавали приказы, и дверь в комнату без стука распахнулась.

— Фу-у, чем это у вас… дезинфекцию, что ли, устроили? Да не суетись ты, Лерка, я не смотрю, — загремел с порога заспанный начальник безопасности, за спиной которого по коридору мельтешил возбужденный народ.

— Женя, в чем дело? — сразу насторожился дед.

— Птах! — мужчина оглянулся в коридор и понизил дрожавший голос. — Он их главного порешил!

 

Глава 2

МАТЬ

Как это обычно и бывает, простое недоразумение, пропущенное через множество словоохотливых языков, разрослось до размеров смертоубийства. Птах действительно пробрался в отведенное гостям помещение в дальнем конце бункера, но не хотел никого убивать. Его целью был прислоненный к стене рюкзак Ежи, туго набитый морскими картами. Аккуратно сложив из них кучу прямо на полу, прикрытом стертым ковром, Птах благоговейно поднес дрожащее пламя карбидки к распечатке фрагмента Антарктики. По счастью, тот был запаян в целлофан и никак не хотел заниматься, а лишь добавлял в воздух помещения специфический привкус горелой химии. Вот на этот запах и прибежал завалившийся было спать Ежи.

Когда Ерофеев и Евгений Сергеевич прибежали к месту происшествия, дерущихся уже разняли.

— Вот, тут два деятеля свалку затеяли, — объяснил ситуацию рослый оружейник Азат, могучими руками поддерживающий за шкирки насупившихся драчунов.

Под левым глазом Ежи набухала длинная царапина, в то время как Птах обиженно размазывал по бороде и усам сочащуюся из носа кровь.

— Этот ваш юродивый пытался карты поджечь! — начальник калининградского отряда злобно ткнул в Птаха пальцем.

— Без карточек-то дорога трудная, неисповедимая, — обиженно мычал всхлипывающий старик. — Не зная пути, до цели не дойти. Нельзя плыть, нельзя!

— Да этим документам цены нет! — выкрикнул ему в лицо Ежи. — Без них мы ничего не сделаем! По морю вслепую идти — что акулам в зубы!

— Слепые, слепые, — снова утерев кровь, улыбнулся Птах. — Ионы во чреве китовом.

— От них жизни людей зависят! — брыкнулся в мертвой хватке Азата Ежи. — Жизни, понял? Слышишь, ты?!

— Перестаньте шуметь, — примирительно поднял руки Ерофеев. — И примите наши извинения. Кто ж знал-то, что Птах такое выкинет…

— Извинения! — пробурчал нахохлившийся калининградец. — Таких в изоляторах держать надо!

— Юра, распорядись, — кивнул своему помощнику Евгений Сергеевич.

Азат отпустил противников, и несколько рослых парней из местных живо скрутили старика, который и не думал сопротивляться.

— Ты, дед, извини, — сказал Ерофеев, — но нам конфликты с гостями не нужны. Придется тебе в одиночке посидеть.

— Посидит, посидит пташка в клетушке, — покорно забормотал уводимый по коридору старик. — Нахохлилась, знай, перышки чистит. Один к одному. Один к одному.

Сбежавшиеся на гвалт зеваки постепенно расходились.

— Еще раз извините, — Ерофеев посмотрел на Ежи, который отодвинул опасную карбидку подальше и бережно укладывал карты обратно в рюкзак. — Вам помочь?

— Не утруждайтесь, — через плечо буркнул тот. — На днях нужно организовать вылазку по окрестностям за необходимым для лодки. Поможете?

— Разумеется. Чем сможем…

* * *

— Вызывали? — буркнул протиснувшийся в дверь Батон, и комнату старейшин тут же наполнила кислая вонь перегара.

— Завязывал бы ты с сивухой, Мишаня.

— Чего надо, спрашиваю?

— Садись, — Ерофеев указал охотнику на стул. — Калининградская группа отправляется к разрушенной базе учебного центра за необходимым снаряжением для лодки. Нужен проводник.

— Сейчас нельзя. Тварь там какая-то в районе старого аэродрома появилась, еще не разобрался, — нехотя отозвался Батон и поскреб подернутую щетиной скулу. — Добытчики ее Матерью окрестили. Буренок да залетных мародеров за милую душу дерет. А чего, там их ферма неподалеку — вот ей и жрачка, и кров.

Животноводческую ферму Пионерска, окруженную лугами, усеянными метровыми цилиндрами тюков из травы, выбирающиеся на поверхность добытчики обходили стороной. Поползли слухи о безмозглых и свирепых курицах размером со страуса и двухголовых боровах с перекрученными телами. Но самыми опасными представителями новой живности в окрестностях фермы стали коровы. Безобидные, греющие сердце русского человека милые пятнистые буренки под воздействием неведомых ядов превратились в хищных тварей с вытянутыми мордами и пастями, усеянными несколькими рядами острых, как бритвы, зубов.

Мясо их казалось съедобным, но после нескольких отравлений и короткой вспышки непонятной сыпи у детей, от него пришлось отказаться. А из вымени у этих чудовищ, по слухам, сочилась настоящая кислота.

— Что-нибудь еще известно? Видели ее? — придвинулся начальник службы безопасности, Евгений Сергеевич.

— Крохи, — пожал плечами Батон. — Кое-кто из пришлых мужиков говаривал, что днем в окрестностях фермы хоть хороводы води да на травке нежься. Но после заката — как вымирает все разом. Идти туда можно только пьяным или если жить надоело.

— А почему Мать? Странное название…

— То-то и оно. Штука одна непонятная. Добытчики-морпехи, что в прошлом месяце к нам из бункера в юго-западной с караваном умудрились прийти, рассказывали, будто раз они к нам мимо старого самолета шкандыбали, на закате. Так вот, почудился им вдруг голос ребенка, а откуда идет — непонятно. Там ведь такие места есть — трава мне до шеи достает. И голосок-то, главное, жалобный-прежалобный, то ли плачет, то ли зовет. А потом, вроде как, женщина тихонько петь начала или рассказывать что-то. Трое на звук пошли — никто не вернулся. Хотя орали так, что пара караванщиков так на месте с обмороком и полегли, а начальник конвоя, спина в два обхвата, в штаны напустил. Может, и брешут, но поди теперь, дознайся…

— Мы тебя за этим, собственно, и позвали, — выслушав охотника, перешел на деловой тон Евгений Сергеевич. — Ты ведь у нас по мутантам спец. Мать там, или Отец — то нам, как говорится, до лампады. Дорогу к складу нужно расчистить, и как можно скорее. Калининградцы Лобачева, вроде, уломали, так что отплывают как только, так сразу.

— Принесла же нелегкая! — буркнул охотник. — Мне что, заняться больше нечем, кроме как сафари устраивать?

— Будешь заниматься тем, чем совет постановил, — сухо отрезал Ерофеев. — Или слабо? Оплата сдельная — цинк патронов. Плюс, я слышал, что у тебя вроде как выпивка закончилась…

У Батона дернулась скула, и он исподлобья посмотрел на собеседника.

— Лерке скажи, пусть через три часа у гермы меня ждет. Сегодня пойдем, — сказал он и, увидев протестующий жест Ерофеева, быстро добавил: — Сроки короткие, вдвоем больше силков расставим. Приманка ее нужна.

— Знаю, вы обычно вместе охотитесь, но сейчас-то случай особый, — сделал попытку дед. — Да у нее и свадьба скоро, ты же знаешь.

— Вот по-особенному учить и буду, а то что-то она у меня на буренках расслабилась. Чем больше зверина, тем больше опыта, — Батон поднялся, и подлатанный скотчем пластиковый стул с облегчением скрипнул. — Надо ведь будет на кого-то все оставлять, когда… если…

— Если хоть один волос, — в какой уже раз пригрозил Ерофеев, прекрасно зная, что девчонка ни с кем из местных не была в такой безопасности, как в компании охотника, — то я тебя…

— Что, по щам надаешь? — поддерживая давно заведенную игру, беззлобно ухмыльнулся тот, прикрывая за собой дверь. — Милости прошу — только, смотри, не нахлебайся.

— Одна она у меня, Миша.

— У меня тоже…

По обыкновению проигравший в перепалке Ерофеев растерянно посмотрел на Евгения Сергеевича. Тот молчал, задумчиво шевеля усами.

В остающееся после работы на грибной плантации время Лера любила возиться на кухне, готовя наживку для силков Батона. Охотник с малых лет брал смекалистую и быстро учившуюся девчонку с собой на поверхность, упрямо отклоняя кандидатуры парней-подмастерий. Со временем черствый смурной одиночка крепко привязался к помощнице, да и Лерка явно тянулась к нему. Ерофеев поначалу дергался, но, увидев, что Батон ей то ли вместо отца, то ли вместо старшего брата, махнул рукой.

Лера и Батон — хрупкая девчонка и изуродованный великан-охотник — были чем-то неуловимо друг на друга похожи и странным образом друг друга дополняли. Может быть, оттого, что оба были сиротами — две потерявшие семью, в одночасье замкнувшиеся в себе души, неосознанно тянущиеся друг к другу…

Ерофеев понимал: сам он отца Лерке не заменит — ни по возрасту, ни по авторитету, ни по отношению. А вот у Батона получится… Получается. А угрюмый здоровяк, навсегда разлученный Катастрофой со своей семьей, видит, наверное, в девчонке своего собственного ребенка… Если бы тот остался жив, если бы мог вырасти, был бы как раз Лериным ровесником.

Нелюдимого и сильно пьющего Батона в убежище терпели только за одно — редкостное умение разбираться с хищными тварями с поверхности. Нет-нет, кто-то из благодарных обитателей бункера совал ему под матрац пару патронов, пока Батон был в очередной отлучке, а иные и шкалика сивухи не жалели. Ясно ведь, что жизнь у мужика не сахар — каждый день в одиночку с чудовищами воевать. Мишу костерили, побаивались, но уважали и берегли.

Но только по силам ли и ему та тварь, что завелась теперь в окрестностях?

* * *

Когда в назначенный час экипированная Лера топталась у преграждающих выход на поверхность гермоворот и привычно налаживала дыхание в заранее натянутом душном респираторе, кто-то осторожно потрогал ее за локоток.

— Возьми, возьми, горлица, — ласково забормотал улыбающийся Птах, вкладывая в ладонь девушки странную изогнутую костяшку. — Счастье тебе дедушка принес.

Долго держать под замком безобидного и уютного старца, к которому все жители убежища давно привыкли, Ерофееву не позволила совесть. Показательные меры приняли, и будет.

— Что это? — Лера с любопытством повертела странный подарок.

— Повстречалась Птаху в странствиях девица с младенцем. Доброго человека горьким плачем звала, — с охотой принялся объяснять старик в своей непонятной манере. — И пришел к ней добрый человек, и говорили они с восхода и до заката солнышка. И не мешали им ни птицы небесные, ни твари земные, но попрятались да беседу слушали.

— Ничего не понимаю, — растерявшись, выдавила кислую улыбку Лера. — Вы сейчас о ком?

— Принеси его матушке, — заковылял прочь блаженный, заметив подходящего дядю Мишу. — Потеряла его, сердешная, а ты вот верни. Скажи, Птах передал. И поклонись, поклонись девице с младенцем…

— Что, очередные побасенки? — кивнул в сторону ковыляющего прочь Птаха появившийся дядя Миша, и Лера поспешно спрятала странный подарок в карман «химзы».

— Как всегда, — в последний раз проверяя снаряжение, девушка подтянула лямку рюкзака. — Вы же знаете.

— И откуда они только в его голове берутся? — фыркнул Батон, натягивая на голову противогаз. — Ну что, готова?

Лера кивнула.

— Тогда пошли, — двупалой перчаткой дядя Миша махнул караулившей герму охраннику. — Открывай!

Под потолком что-то глухо лязгнуло, и массивные створки с надсадным скрежетом стали неторопливо расползаться в стороны. Стоявшая рядом с охотником девушка вновь ощутила томительное покалывание в груди, с которым за последние восемь лет успела свыкнуться, но так и не сумела побороть. Это был первобытный восторг, смешанный со страхом только вкусившего азарт охоты молодого хищника, в очередной раз вынужденного против воли ступать на территорию врага. Легкомысленный вызов миру, давным-давно ставшему чужим.

Они выходили на поверхность.

* * *

— Ты зачем деду про выпивку наболтала? — угрюмо просипел в фильтры противогаза Батон, наблюдая, как Лера осторожно раскладывает приманку в центре замаскированного губчатым лиловым мхом самодельного капкана. — Вон тот кусок наверх подтяни, аппетитнее выглядит.

— Сейчас-сейчас, — громко шмыгнула носом пытающаяся сосредоточиться девушка. Он сильно зачесался, но надетая на лицо маска не позволяла исполнить сиюминутную прихоть не вовремя раскапризничавшегося организма. Вдобавок аппетитное сырое мясо привлекло к себе полчища возбужденно жужжащих болотных обитателей, так и норовящих облепить стекло респиратора. — Блин, мухи мешают!

— А ты не суетись, не на свидании, — в обычной своей манере неторопливо напутствовал ее опустившийся на колено Батон. — Спокойнее. Сюда вот. Педальку им прикрой, только не дави сильно… Не сильно, сказал! Кисти отрубит — чего делать станешь? Культями в барабаны бить? Вот так, добро.

— Вы прекрасно знаете, что вам нельзя столько пить, — ободренная похвалой, решилась ответить девушка, продолжая работать.

— Ишь ты, в няньки записалась? Подругам своим нотации читай, — беззлобно огрызнулся Батон и тут же прикрикнул на зазевавшуюся напарницу: — Вот здесь пропустила… Не халтурь! Так, первое правило охотника?

— Никогда не теряй бдительность, — тоном ученика, вызубрившего урок, послушно ответила Лера, продолжая привычно месить окровавленное мясо. — Иначе…

— …сожрут, — в тон ей наставительно закончил охотник. — Каждый раз, когда на поверхности, повторяй это себе, как молитву! Глядишь, и не сожрут тогда.

— Да знаю! Выучила! — девушка подняла голову, и Батон увидел, как за поцарапанным моностеклом респиратора блеснули ее глаза. — Вы тему-то не меняйте.

— Тебе какое дело? Своими проблемами голову забивай! А если выпивку перестанут носить — выпорю, усекла? — с этими словами Батон легонько постучал пальцем в перчатке по стеклу Лериного респиратора.

— Не имеете права! — мгновенно нашлась та. — Вы, дядя Миша, мне не родственник!

— Зато учитель, — приглушенно хмыкнул наставник. — Так что, считай, у нас с твоим дедом воспитательные обязанности пополам. Да и далась тебе моя выпивка!

— Мне просто обидно, что вы совсем себя не уважаете. — Вытерев перчатки о траву, Лера встала с колен и закинула на плечо рюкзак. Охотник остался сидеть рядом с полупустым ведром для приманки. — Вы ведь хороший человек, столько всего знаете, умеете, а как выпьете — в тюфяка превращаетесь. Над вами же смеются все… А вы и не слышите.

— Много ты о жизни знаешь, пигалица… — отмахнулся Батон и некоторое время молчал, тупо смотря перед собой, словно о чем-то задумавшись. Под непроницаемой маской противогаза Лера не могла видеть выражение его лица.

— Хорошо тебе рассуждать, — наконец тихо пробормотал охотник. — Остался я бобылем, вот и озверел совсем. А выпивка… с ней забыться можно, хоть на время. Все не так тоскливо…

— Вы сильный. Вам это не нужно, — твердо ответила девушка, поднимая с земли ведро. — Пойдемте, а то солнце садится.

Старая-престарая башня из красного кирпича, стоявшая у КПП учебного центра неподалеку от изувеченного собирателями цветных металлов еще до войны самолета, покосилась и казалась гигантским воткнутым в снег окурком.

— Привал! — объявил Батон.

Они устроились с подветренной стороны на самом верху, откуда, сквозь лишенные стекол проемы, далеко просматривалась окружающая местность: сметенные корпуса центра, заболоченные пустыри, и сам самолет… Какой-то из первых реактивных перехватчиков, оставленный после расформирования аэродрома. Охотник стянул противогаз со взмыленного лица и, перехватив встревоженный Леркин взгляд, усмехнулся:

— Да не бойся ты, чисто тут. В малых количествах ничего. А подкрепиться надо: кто знает, что за чудо-юдо к нам пожаловало? Может, до самого утра просидим.

До утра — на поверхности!? Девушка поежилась.

— Не боись, — подбодрил копающийся в рюкзаке охотник. — Думаю, быстрее управимся. Местная живность под вечер не особо-то кочевряжится, значит, неподалеку она, родимая.

Лера неохотно избавилась от респиратора, с опаской и с облегчением вдыхая сырой, наполненный густыми ароматами неведомых растений болотный воздух, и снова спрятала собранные в хвост волосы под вязаной шапкой с затертым словом, составленным из четырех букв, складывающихся в странное слово «NIKE».

Отчего-то Лера была абсолютно уверена, что это имя. А что еще можно написать на одежде, кроме имени её обладателя? Если потеряется, все будут знать, кому её вернуть. Вот только никого с именем Ника среди обитателей убежища Лера вспомнить не могла. А может, это Ник? Сокращенное от «Никита» или «Николай»? Интересно, что стало с хозяином этой шапки? Кем он был и почему написал свое сокращенное имя ла-тин-ски-ми буквами — так их назвал подслеповатый заведующий скудной и неумолимо чахнувшей библиотеки. Наверняка чтобы перед девчонками выпендриться, зачем же еще. Когда Лера спрашивала об этом деда, тот только непонятно усмехался в бороду, что её страшно бесило. Она терпеть не могла загадок.

В прежние вылазки они никогда не задерживались наверху дольше нескольких часов. Но тогда и добыча была попроще. Лере было не по себе. Вдобавок сильно давил на нервы жалобный скулеж детеныша буренки, которого Батон поместил в центре самой большой западни, на равных удалениях от которой они замаскировали силки поменьше.

Растерянно топтавшееся у пятисоткилограммовой туши самки, из которой с костями был вырван бок, существо, не пуганное людьми, доверчиво пошло на зов охотника и тут же жалобно замычало, пока Батон хладнокровно перерезал сухожилия на тоненьких ногах. Лере было жалко малыша, но перечить старшему она не посмела. Раз для дела, значит, надо.

— А это что такое? — спросила она, оглядывая хрустящие под подошвами маленькие белые кусочки, напоминавшие отточенные водой камешки, в изобилии разбросанные по широкой смотровой площадке маяка.

— Мало ли чего за двадцать лет накопилось, — пожал плечами Батон. — Не бери в голову.

Алый диск солнца, тускнея, катился за горизонт, и по остывающей земле извивающимися узловатыми пальцами медленно поползли первые тени, растворяясь в наступающих сумерках. С интересом оглядывая незнакомую местность вокруг маяка, в окрестностях которого она была впервые, Лера заметила переливающуюся розоватым свечением цветущую лужайку, примыкавшую к плотной стене травы, из зарослей которой доносились вопли невидимой приманки.

— Вы мне отсюда цветок принесли? — поинтересовалась она у наставника, когда они устроились на краю площадки, свесив ноги.

— Ага, — Батон ухмыльнулся, с наслаждением почесывая запревший под противогазом, слегка посеребренный ежик волос. — Не завял еще?

— Пока стоит. Спасибо. Мне такого никто никогда не дарил.

— На здоровье. А что жених? Не балует? Мы раньше своим девчонкам их целыми охапками таскали: хризантемы, тюльпаны, ландыши… розы, разумеется…

Девушка не ответила. Прекрасно зная, да и, чего уж там, разделяя отношение напарницы к предстоявшему «торжеству», охотник не стал продолжать. В душе он здорово ревновал Леру к неожиданно замаячившему на горизонте семейному быту, страшась потерять единственного оставшегося человека, который слушал его, доверял и… по-своему любил. По крайней мере, Батон сильно на это надеялся.

— Ты чего грызешь-то? — меняя тему, поинтересовался он, когда Лера достала из своего рюкзака маленький мешочек и, как зверек, аппетитно захрустела сморщенными белыми палочками.

— Грибов насушила. Хотите? — спохватилась девушка и протянула охотнику мешочек.

— Не-е, у меня своя пайка, — отмахнулся тот и стал расшнуровывать рюкзак. — Сколько лет прошло, мир разрушили, повыродились совсем, а вам, молодежи, все бы чем-то хрустеть.

— Это плохо? — поперхнувшись грибом, растерялась Лера.

— Нет, — улыбнулся дядя Миша. — Видимо, вы это друг другу по генокоду передаете. Была до войны штука такая, чипсы называлась. Ее из сушеного картофеля делали… Ну, помнишь пару недель назад на плантации три кило клубней вырастили, мячики такие коричневые… Во-во! Димка мой тоже эту отраву шибко любил. Выпросит у матери этих… лейсов… и хрустит в своей комнате, как хомяк, да «колой» заливает. И добавки были разные — с луком, беконом, сыром. А как начнешь читать, что в них понамешано, так таблицу Менделеева зараз и выучишь. Молодежь!

— А вы как будто молодым не были никогда!

— Не знаю… Мне иногда кажется, что и вправду не был… — глухо ответил охотник, разворачивая тряпицу, в которую был аккуратно завернут его ужин.

— А почему вы в пекарне просите, чтобы хлеб был всегда такой формы? — поспешила перевести разговор на другую тему Лера.

— Ностальгия. Батон столичный. Нарезной, — разломив выпечку пополам, промычал набитым ртом Батон. — Двадцать семь рублей сорок копеек. Перед войной подорожал, правда. Сейчас-то это все не то, суррогаты. Помню, у нас в соседнем районе пекарня была, там же и продавали. Так пока дойдешь, от одного запаха с ума сойти было можно. А хлеб-то какой! Кирпич «дарницкого» в руках сожмешь, а он распрямляется. Медленно-медленно. А если на него сверху маслица, да килечки. Или под Новый год икоркой присыпать, м-м-м! В общем, батон — лучшее достижение человечества.

Грызущая гриб Лера улыбнулась, наблюдая, как дядя Миша даже зажмурился от воспоминаний. Вкус у местного печива был не ах. Слепленное из кислого теста, замешанное на грибах и щепотке водянистых злаков неопределенного сорта, оно и хлебом-то именовалось только все из той же ностальгии.

— Симфонь, однозначно! — кивнул охотник, снова с аппетитом вгрызаясь в пористую сдобу.

Неожиданно что-то вспомнив, он запустил пятерню в рюкзак, доставая оттуда помятую банку консервов без этикетки.

— Будешь?

— Опять со-ба-чьи? — Лера брезгливо наморщила носик, вспомнив название хвостато-лохматого животного, которое когда-то видела на картинке. — Бе-е-е! Как это вообще есть можно?

— Ну, извините. Тоже мне, привереда нашлась. Для животных, между прочим, некоторые комбинаты жраку только из лучших продуктов делали.

— Вот именно — некоторые. Фу!

— А для меня мелочь, а приятно, — охотник невозмутимо подкинул банку в руке. — В теперешние времена жировать не приходится, а тут — какое-никакое мясо. Ха! Раньше животину кормили, а теперь сами с удовольствием лопаем!

— Говорите за себя, — Лера брезгливо повела плечами.

— Я и говорю, — невозмутимо согласился Батон, но банку в рюкзак все-таки спрятал. — Очень даже ничего, особенно если по хлебушку размазать.

— Почему вы его так сильно любите?

— Знаешь, как на Руси в старину говаривали: «Хлеб — всему голова».

— В смысле? — покончив с очередным корешком, Лера облизнула кончик большого пальца.

— Хлеб на стол, так и стол престол, а хлеба ни куска — и стол — доска, — замысловато ответил Батон и усмехнулся, увидев округлившиеся глаза девушки. — Пословица такая. Никуда нам, славянам, без него. Даже сейчас вон мастерим потихоньку.

Лера за это и любила дядю Мишу. За странные и замысловатые словечки, за умение вкусно рассказывать. С ним всегда было интересно.

— А вот…

— Тихо, — неожиданно шикнул охотник, подняв руку и перестав жевать.

— Я ничего не слышу, — через несколько мгновений, проведенных в тягучей вечерней тишине, все-таки решилась прошептать Лера.

— То-то и оно. Подранок наш замолчал чего-то, — отложив еду, Батон приник к прицелу винтовки.

Сообразив, что башню действительно окружила тягучая вечерняя тишина, Лера кинула недоеденный гриб в мешочек и поспешно спрятала его в рюкзаке.

— Что он там, дуба дал, что ли? — бормотал не отрывающийся от окуляра Батон, медленно шаря по расстилающимся зарослям травы стволом СВД. — Я ж только жилы подрезал…

— Видите его? — чувствуя, как внизу живота все привычно сжимается в преддверии охоты, прошептала девушка.

— Не-а. Трава высоченная. Или сбежал? В старину волки, пойманные в капкан, даже лапы себе отгрызали, так жить хотелось. Но мы бы услышали тогда. Слушай, ты посиди, я на разведку схожу.

— Я боюсь! — засуетилась девушка. — Можно с вами?

— Сиди, говорю. Ствол взяла?

— Конечно, — Лера проверила кобуру на бедре, в которой дожидался своего часа старенький «Макаров».

— В случае чего дашь одиночный. Только в окно стреляй. Я быстро, — охотник напялил противогаз и, перехватив винтовку, застучал сапогами, быстро спускаясь по лестнице.

Оставшись одна, Лера испуганным зверьком вжалась в стену, сжимая в руке вытащенный из кобуры пистолет. Вскоре она услышала, как внизу скрипнула дверь.

Ступив на влажную землю, Батон скинул винтовку с плеча и медленно пошел к тому месту, где был оставлен подранок, фалдами плаща стряхивая на землю обильную пыльцу с мерцающих бутонов цветов. Вокруг царила напряженная тишина. Лишь изредка чавкала упруго проминающаяся под подошвами сырая болотистая земля. Через несколько метров, раздвинув стволом винтовки высокие побеги, Батон вступил в заросли травы.

От лежащего посреди полянки теленка осталась только задняя часть туловища. Встав на одно колено, охотник оглядел нетронутую ловушку и тихо выматерился. Неведомый противник оказался хитрее.

— Объегорила, тварь! — с досадой огляделся Батон.

Кольнуло неприятное ощущение… Будто, выйдя на полянку, он и сам в свою очередь купился — и теперь ловушка расставлена не на неведомую тварь, а на него самого, а тварь эта наблюдает за ним из засады, как сам он наблюдал за поляной несколько минут назад… Будто теперь он не охотник, а дичь, и сам сейчас попался на свою приманку.

В стороне зашуршала трава, и в алеющее небо с испуганным клекотом брызнула стайка какой-то крылатой нечисти.

И вдруг он услышал.

Где-то неподалеку заплакал ребенок. Тоненько, с жалобными всхлипами. Жуткий, леденящий кровь звук, которому давно не было места в этом радиационном пекле.

Оставшаяся в маяке Лера почувствовала, как между лопаток лизнул ее зловещий холодок. Такой плач она слышала в бункере у соседей за стенкой. Плач человеческого существа, которого не могло быть здесь.

— Хозяйка пожаловала, — Батон медленно встал, не спуская глаз с неподвижной травы.

Знать бы, куда стрелять…

Не вяжущийся с ситуацией жалобный плач пугал и мешал охотнику сосредоточиться. Струящийся со лба пот заливал глаза, ухудшая и без того ограниченный линзами противогаза обзор. Еще раз оглядев землю вокруг ловушки, Батон увидел кровавый след на покрывавшем поляну мшистом ковре, уходящий в заросли травы. В следующее мгновение он с удивлением почувствовал, как в голову, отгоняя прочие мысли, с легкостью проникает что-то иное и невесомое. Еле уловимое. Ноги сами понесли вдоль кромки перепачканного бурой кровью мха. Ощущение было неприятное и никогда ранее не испытываемое, словно его телом сейчас управлял кто-то другой.

Батон, конечно, сто раз слышал россказни залетных добытчиков о тварях, умеющих подчинить жертву своей воле, загипнотизировать и сожрать, а то и заставить ее убивать своих товарищей, но всегда только посмеивался над этими историями, считая, что даже если такое и бывает, то уж сам-то он точно гипнозу не поддастся.

Вокруг Батона ласково шуршала трава, приветствуя каждый новый его шаг.

Сопротивляться неожиданному порыву не было сил. Да, если честно, теперь уже не очень и хотелось. Охотник с удивлением отметил, как внутри постепенно разливается непонятное уютное тепло, успокаивая напряженные нервы.

Через несколько десятков метров он заметил впереди трухлявый ствол какого-то дерева, на котором спиной к охотнику сидела женщина. В том, что эта была именно женщина, Батон не сомневался.

Хрупкая фигурка, с головой укрытая темной тканью… Одна, без химзы и респиратора? Какого…

Неожиданно плач прекратился, и охотника окружила напряженная, пронзительная тишина.

— Извините, вам помочь? — Батон почувствовал ледяной холод в спине, услышав собственные слова, выталкиваемые изо рта неслушающимися губами.

— Наконец-то ты пришел. А то я уже заждалась тебя, сынок…

Сидящая откинула капюшон и повернулась.

Это была его мама… Ее лицо!

То самое, еще не старое, но уже и не молодое. Первое родное лицо, которое он увидел, вернувшись из армии. А еще тогда в их маленькой квартирке была Женя. Все-таки дождалась, как и обещала. А он сомневался, балда, ревновал к сокурсникам. Конечно, они-то выйдут из института перспективными инженерами, будут строить планы, сватать его Женечку. А он кто? Пэтэушник, забритый прямо со школьной скамьи! На филфак не получилось, срезался на русском, а на положенную взятку у матери-одиночки денег не хватило. Да он и не попросил бы. Не посмел.

И вот она стояла рядом с мамой. Тоненькая, кареглазая, светящаяся счастьем. И отшлифованное жестким наждаком дедовщины и солдатских матюков сердце дембеля дрогнуло. Как тогда, в первый раз, когда столкнулись у булочной под проливным майским дождем. Он, растерянный одиннадцатиклассник, без зонтика топтался на пороге со свежевыпеченной булкой в руках, не в силах ступить в шуршащую по нагретому асфальту пелену. А у Жени зонт был. Это лицо, обрамленное потемневшими от воды русыми волосами, он запомнил на всю жизнь. И вот мама вернулась, говорит, ждала его. Наверное, и Женечка тут рядом где-то. Это не они потерялись, это он сам плутал где-то столько времени, хорошо, что нашел их наконец… Вот и кончились скитания, и не помнит он даже уже, где столько времени пропадал. Господи, хорошо-то как…

— Мама, — с нежностью пробормотал охотник, делая шаг вперед. — А Женя где? Она придет сейчас?..

— Дядя Миша-ааа!!!

Со стороны башни хлопнул выстрел.

Отчаянный крик разрезал хрупкое полотно воспоминаний, словно хирургический скальпель — старый нарыв. Перед лицом оцепеневшего Батона мгновенно развеялся морок, обнажая страшную харю почти вплотную приблизившегося чудовища.

Может быть, когда-то она действительно было женщиной. Но то, что теперь с гортанным клокотанием надвигалось на охотника, трудно было назвать человеком. Под два с половиной метра, серокожая, сгорбленная под тяжестью большого, раздутого живота, изборожденного сеткой лиловых вен, словно карта — реками, тварь пружинисто ступала сухими ногами, и когтистые ступни чавкали в сочащемся водой мху. Вытянутый череп с широкими надбровными дугами венчали длинные редкие космы бесцветных спутанных волос. Большие, лишенные зрачков и светящиеся тусклым зеленоватым светом глаза, из которых на болтающиеся, словно у шарпея, щеки стекала какая-то беловатая жидкость, не мигая, смотрели на заарканенную галлюцинацией жертву. То, что Батон поначалу принял за балахон, оказалось длинными складками кожи, свисающей со скрюченных, как у богомола, конечностей. Тварь, похоже, линяла.

Выйдя из оцепенения и вскинув винтовку, Батон выстрелил приближающемуся чудищу между болтающихся, словно сдутые мячи, грудей. Пуля увязла в складчатой плоти, не причинив существу видимого вреда, но Мать, словно удивившись, приостановилась. В следующую секунду, запрокинув морду в темнеющее небо, она издала скрипучий устрашающий рык. Решивший не искушать судьбу и метнувшийся в сторону поляны Батон успел разглядеть, как складки щек монстра натянулись, плотно обтягивая чудовищные клыкастые челюсти, вытолкнутые из недр перекошенного радиацией черепа.

В нескольких метрах от поляны Мать высоко подпрыгнула. Обернувшийся охотник, вскинув было винтовку, растерянно сделал шаг назад, не ожидая от противника такой прыти, и споткнулся об останки теленка. Пытаясь удержать равновесие, неуклюже переступил ногами и тут же заорал от боли, угодив сапогом в приготовленный мутанту капкан. Выронив винтовку, он повалился на землю.

«Вот и доели тебя, Батон, — промелькнуло в голове. — Одна горбушка осталась…»

Но приземлившееся на краю поляны чудище снова пружинисто оттолкнулось от земли и, перелетев над пытающимся разжать створы капкана человеком, снова исчезло в траве.

— Дядя Миша!!!

Тварь запрыгнула на стену башни, широко раскинув лапы, словно обнимая старого приятеля, и резво поползла вверх. Хрысь-хрысь-хрысь! — жестко царапали крошащийся кирпич могучие когти.

— Лерка, беги!!! — рванув с головы противогаз, заорал Батон.

Острые зубья крепко завязли в толстой коже сапога и с жадностью впились в плоть.

Крик охотника вывел девушку из оцепенения, и она, рванув с пола рюкзак, спотыкаясь, понеслась по ступенькам вниз, на ходу пытаясь нацепить маску. Стук сапог сливался с ритмом бешено колотящегося сердца.

Выбежав на улицу, Лера изо всех сил понеслась к зарослям травы. По коленкам застучали бутоны цветов. Сзади послышался оглушительный треск — несущаяся по пятам тварь с ходу протаранила разлетевшуюся на щепы трухлявую дверь. Откуда-то из зарослей грохнуло несколько выстрелов. Приближаясь к траве, Лера забрала немного в сторону, туда, где был замаскирован один из силков. С разбегу перепрыгнула ловушку и кубарем покатилась по земле от сокрушительного удара в спину. Что-то звонко щелкнуло, раздался скрипучий рык. Спасший от удара могучей лапы рюкзак отлетел в сторону, куда-то упал пистолет. Распластавшаяся среди цветов Лера тут же вскочила и снова грохнулась наземь, когда нечто жесткое и упругое обвилось вокруг ее лодыжки и с силой рвануло назад. Густое облако взметнувшейся от падения липкой пыльцы мгновенно запорошило стекло респиратора. Скользящая по земле ослепленная Лера испуганно забилась, не зная, с какой стороны обрушится удар. Цеплялась за что угодно, вспенивая пальцами сырую землю, выдирая из нее стебли прекрасных мерцающих цветов, но не имея возможности остановить движение аркана. Тогда девушка перевернулась на спину, протерла стекло респиратора и издала испуганный, тут же проглоченный фильтрами крик.

Лера успела заметить, что на нижней челюсти раззявленной пасти уставившейся на нее Матери не хватает изогнутого клыка. Узловатые руки-лапы перепончатыми когтистыми пальцами нетерпеливо месили землю. Но откуда взялся подтягивающий девушку трос?

Когда беспомощная жертва, наконец, пригляделась, из глаз ее от ужаса брызнули слезы. Из раскрытого, подобно цветку, живота Матери высунулась сморщенная детская фигурка, от раскрытого рта которой к Лериному ботинку протянулся длинный зеленый язык. Природа, изуродованная человеком, возвращала ему уродство сторицей, смешав двух существ в одно.

Абсолютно черные, лишенные зрачков глаза на детском личике отрешенно косили в разные стороны. Гладкая кожа на лбу и щечках бугрилась, словно лицо было резиновой маской, которую надели на руку и медленно водили под ней пальцами. Подтягивающий Леру язык, словно лебедка, продолжал с неравномерными толчками вбираться в детский ротик.

Лера снова закричала и засучила ногами, пытаясь стряхнуть с лодыжки ужасную тварь. Кинула в зубастую пасть камень, зашарила по комбинезону и неожиданно нащупала костяшку, которую перед выходом всучил ей Птах. Обрамленная спутанными волосами клыкастая пасть нависла над девушкой, и на Леру дохнуло невероятно густым смрадом, который не выдержали даже фильтры респиратора. Кричащая жертва зажмурилась и в последней попытке защититься выставила перед собой руку с острой костяшкой.

И тут все прекратилось.

Трясущаяся Лера с огромным усилием приоткрыла один глаз и, заскулив, вслепую попятилась от пасти, застывшей перед поцарапанным стеклом респиратора. Но тварь почему-то не нападала. Тогда Лера решилась и открыла глаза. Мать глухо рычала, настороженно нюхая костяшку в руке девушки, широко раздувая несимметричные кожистые ноздри. Переведя взгляд с пасти на импровизированное оружие, Лера неожиданно вздрогнула. Врученная Птахом костяшка оказалась недостающим клыком в пасти твари…

Но как?!

Грохнуло несколько выстрелов, и голова Матери взорвалась, с чавканьем разбрасывая вокруг себя ошметки рваной плоти. Отпустив ботинок, жуткий младенец со свистом втянул язык. Забрызганную кровью Леру отбросило на спину.

— Извини за задержку. Никак не мог решить, какая голова главнее, — мрачно пошутил подошедший Батон. Он протянул девушке руку и легко поставил ее на ноги. — Ты ее чего, загипнотизировала, что ли?

— Она свой клык учуяла, — Лера показала ему костяшку. — Мне ее Птах перед выходом дал.

— Действительно, подходит, — удивленно пробормотал дядя Миша, приставив костяшку к нижней челюсти монстра, которую не задело выстрелом. — Это что ж он его, голыми руками, что ль? Чудеса какие-то! Прямо Рэмбо старикан наш!

— Кто?

— Был в старину такой умелец… Во дает дед! — хмыкнул Батон, и Лера различила в его голосе нотки уважения. — Он вообще-то раньше ладным бойцом был. Но чтоб это… не с рогатиной же он на нее пошел? Чудеса…

— Вы ранены! — тут только Лера увидела, что на одной ноге охотника не было сапога, а застиранная портянка насквозь пропиталась бурой кровью.

— До свадьбы заживет, — дядя Миша пошарил среди цветов, раздвигая уцелевшие в схватке бутоны стволом СВД, и поднял выроненный Лерой «Макаров». — Главное, кость не сломана, а мясо зарастет.

Припадая на раненую ногу, Батон подошел к осевшей в неуклюжей позе фигуре Матери и с аккуратностью киллера выстрелил в лобик головы-уродца. Лера зажмурилась и отвернулась, ее знобило. Убрав пистолет, дядя Миша проверил магазин винтовки.

— Надо же, последним патроном я ее. В рубашке ты, Лерка, родилась. Точнее, в тельняшке, — Батон усмехнулся, прислонил винтовку к спине Матери и, достав из голенища оставшегося сапога зазубренный нож, стал деловито отпиливать поникшую голову младенца. — Гнездо у нее в башне было, поэтому она к тебе и ломанулась. Территорию защищать. Там же по всему полу кости перемолотые разбросаны, я только потом догадался.

Стараясь подавить ударивший в горло рвотный спазм, Лера снова отвернулась, вперив взгляд в мерцающую поганку на изогнутой ножке.

— Как там было у классика: «Даже счастье всего мира не стоит слезинки ребенка», — послышался из-за спины голос дяди Миши, обретший привычные невозмутимые нотки.

— Это из книжки? — необычная фраза заинтересовала девушку, и она посмотрела на свежевавшего добычу охотника. К счастью, за широкой спиной охотника почти ничего не было видно.

— Ага. Был такой замечательный писатель, Достоевский, — откликнулся продолжавший пилить Батон. — Психолог и умница. Про бесов и грехи человеческие сочинял. Эх, его бы сейчас сюда! На нынешние чудеса да бесов бы поглядел. Теперь они повсюду кишат, счастья в мире нету, да и дети, гляжу, непутевые пошли. Ну, ухнем!

С этими словами Батон несколько раз намотал высунутый из детского ротика язык на перчатку и с громким хрустом оторвал голову от туловища мутанта.

— Без гостинца неудобно, — пояснил он, свободной рукой вытирая нож о траву. — Да и не поверят ведь.

Почувствовав новый приступ тошноты, Лера зажмурилась. В густеющем вечернем воздухе послышался далекий протяжный вой. Через некоторое время ему ответили с противоположной стороны. Только на этот раз звук был намного ближе.

— Тикать нам пора, — заключил Батон, закинув винтовку на плечо. — Силки я уж завтра сам соберу. Ты и без того вся в кровище. И хорошо еще, что в чужой…

Подобрав рюкзак, Лера побрела за наставником, вяло перебирая ватными ногами. Когда они подходили к замаскированным воротам убежища, фигуры девушки и охотника перестали отбрасывать тени. Сумерки переходили в ночь.

* * *

— Получите и распишитесь! — на стол перед оторопевшими Ерофеевым и Евгением Сергеевичем бухнулась отрезанная детская голова.

— Эт-то еще что? — с ужасом пролепетал старик.

— Простите за каламбур, завалили мы вашу Мать. Такие мультики показывала — закачаешься. А это — дитенок ее.

— Сюда-то зачем приволок?!

— А потому что началось бы: «чем докажешь?», да «чем докажешь?»… Знаю вас!

— А где остальное? — не к месту спросил напуганный Евгений Сергеевич.

— А ты пойди, родной, сам дотащи. У маяка лежит. Но там неаппетитно выглядит, если бы я сюда эту дрянь припер, у баб у наших выкидыши бы послучались со страху… В общем, пусть ваши залетные калининградские щеглы в свой поход собираются и уматывают поскорее. А то уж больно мне рожи их не нравятся…

— Я передам, — Ерофеев облизнул пересохшие губы, не сводя глаз с головы чудовища. — Женя, распорядись, чтобы эту дрянь сожгли. Лучше, чтоб Азат: он не из болтливых, а нам сейчас лишние слухи ни к чему. Спасибо, Мишаня, выручил! Я распорядился, плату тебе в комнату уже отнесли.

— Не за что.

— Ты ранен? Сходи в медпункт. Мало ли, какая зараза…

— Зараза к заразе не липнет. Да и ничего там серьезного. Царапина. До свадьбы заживет, — устало бросил через плечо выходящий из комнаты Батон. — Если, конечно, лису свою строптивую уломаешь.

Дико хотелось напиться.

* * *

За изгвазданную «химзу» ей конечно же всыпали по первое число, а потом загнали в баню. И теперь Лера подставляла лицо чуть теплым струйкам воды, лившимся из пристроенной под потолком лейки, которую нужно было приводить в действие подергиванием отполированного множеством рук деревянного набалдашника на тонкой цепи.

Вода, щекоча кожу, неторопливо сбегала по шее, груди и животу, и девушка понемногу успокаивалась. Потом она остервенело терла себя кое-как намыленной ворсистой губкой, пока кожа не покраснела и не стала зудеть. Напряжение постепенно отступало.

Дома. В безопасности.

Завтра девчонки на грибной плантации с открытыми ртами будут слушать ее рассказ, а значит, день пройдет нескучно. Обернувшись в коротенькую простыню, в приятной рассеянности Лера с ногами забралась на пахнущую самодельным мылом деревянную скамью. Вспомнилась услышанная когда-то от деда поговорка: «Чистота — залог здоровья». Нынешние жизненные условия и вовсе возводили нехитрую фразу в заповедь, особенно для женщин. Лера провела пальцами по точеной лодыжке, которую, извиваясь спиралькой, опоясывала короткая вереница покрасневших точечек — следов жуткого языка мутанта. Девушка поежилась. Несмотря на окружающий ее жар, воспоминание о сегодняшнем поединке с мутировавшей тварью вновь бросило в холод. Нужно будет заглянуть в медпункт. Главное, чтобы дед не заметил, а то будет переживать, да и дяде Мише обязательно влетит, что не уберег.

По пути из бани домой ей, как назло, попался въедливый наследник клана Боровиковых, Витек, — долговязое, лопоухое существо с россыпью прыщей на отъетых щеках.

— Куда же ты, суженая! — окликнул парень, когда Лера, вовремя завидев его, свернула в боковой коридор и быстро зашагала прочь.

— От тебя подальше, — девушка отстранилась от скалящейся хомячьей физиономии, дышащей сивухой.

Бесцеремонно приобняв Леру за талию, Витек прижал девушку к стене.

— Намылась, чистенькая! И пахнешь, как цветок, — елейно зашептал он, норовя облапить Леру пониже спины. — Ты эти стариковские байки про то, что до свадьбы нельзя, на ум не бери. Давай сегодня со мной?

— Пусти! — злобно прошипела девушка.

— Посидим с ребятами, выпьем. Шкура гитару починил, — жилистая рука с кривыми пальцами потянулась к обтянутой тельняшкой высокой груди. — Потом можно ко мне. Родаков на посиделку к соседям зазвали.

Как жаль, что оружие сдавалось при входе в убежище! Она бы сейчас с огромным удовольствием размазала кретинские мозги Боровикова по потолку коридора или чиркнула бы ножом по гусиной шее с отвратительно колыхающимся кадыком. А там — будь что будет!

— Пусти меня, дурак! У тебя одно на уме! — Лера вывернула шею, не давая губам парня дотянуться до ее щеки.

— Не, ну ты чё такая дикая, а? Я же с тобой ласково, уважительно… — почему-то обиделся разогретый самогоном жених. — Гляжу, ты со своими мутантами на поверхности совсем озверела. Хотя вообще-то мне это по-кайфу, очень заводит. Дай только поженимся — быстренько тебя приручу, вот увидишь…

— Имбецил! — вовремя употребив подвернувшееся слово из запаса, щедро пополняемого дядей Мишей, Лера от души впечатала парню колено в пах.

— Уй, блин!.. Ты чего, дура? — жалобно заскулил скрючившийся Витек.

Не удостоив его ответом, девушка быстро пошла по коридору.

— Как ты ни кобенься, а лучше меня все равно не найдешь! — неслось ей вслед. — Да и дедуньке твоему без моего бати так до конца дней слова на сборах не вякнуть! Ничего, после свадьбы за тебя возьмусь. Все припомню! По струнке ходить будешь!

— Иди буренку подои… суженый! — обернувшись, презрительно выплюнула Лера, не сбавляя шага.

Все-таки облапал, гад! Хоть снова в баню возвращайся. Неужели это ее судьба? Дурацкие, поганые правила, придуманные старшими! Думают, за нее можно все решить. А вот хрен вам всем!

Проходя мимо приоткрытой двери в жилье начальника безопасности, она по обыкновению хотела заглянуть и пожелать спокойной ночи, но, прислушавшись к доносящимся изнутри голосам, замерла перед дверью.

— …не знаю. По мне, так эта затея с лодкой — чистая авантюра!

— Не зря же мы с Тарасом обучали новую команду. Как чувствовал, что еще может пригодиться наш «Ванюша». Через неделю выходим, — затаившая дыхание Лера узнала голос капитана Лобачева. — Ежи говорит, дольше тянуть нельзя. Как раз в Антарктику к зиме успеем.

— Но ведь свадьба Леркина через две недели, — вступил Ерофеев. — Может, погуляете, да и с богом? Событие-то, какое!

— Нет, — твердо ответил Лобачев. — Ждать нельзя. Завтра — поход на базу, а через неделю — отчаливаем. Если эти ребята правы, то мы действительно можем помочь всем выжившим на планете. Нет сейчас более срочных дел, понимаешь?

Антарктика!

Ноги сами понесли Леру в свою комнату. Неприятную встречу с женихом словно щелчком вытолкнули из головы. Лодка уходит через неделю, а ненавистная свадьба — через две! Лера вытащила из-под подушки снимок родителей. А может, ее судьба будет другой?

— Прости, деда, — решительно прошептала Лера, вставая на цыпочки и сдергивая с веревки над кроватью лоскутки нехитрого самодельного белья, которое, исколов пальцы в кровь, научилась шить из старых тельняшек и прочего бесхозного тряпья. — Свадьбы не будет.

Плотно закрыв дверь и вытащив из-под кровати запасной рюкзак, она принялась собирать вещи, стараясь не шуметь. А управившись, долго не могла заснуть.

— Ну, что ты все колобродишь? — потер слипающиеся глаза показавшийся из-за перегородки Ерофеев.

— Не спится, деда, — отозвалась из сумрака возящаяся с чайником Лера, наливающая в кружку воду. — Ложись, не обращай внимания.

— Случилось чего?

В несколько глотков осушив жестянку, девушка вернулась в смятую кровать.

— Монстр из головы не идет. И как дядя Миша не боится, раз за разом…

— Рожать тебе пора, а не на эти страсти глядеть! — покачал головой Ерофеев, исчезая за переборкой. — Спи.

Но стоило укутавшейся одеялом Лере закрыть глаза, как перед ней снова вставало отрешенное детское личико с бугрящейся кожей, в ротик которого неторопливо вбирался неимоверно длинный язык. Еще в раннем детстве, когда ей становилось страшно, девушка начинала мысленно рассуждать сама с собой, и от этого всегда становилось легче. Чего она трусит, в самом деле? Все давно закончилось. Дядя Миша убил тварь, а Лера цела, лежит в своей кровати…

Лере вспомнилось, как однажды кто-то из подруг мрачно пошутил: дескать, добытчики и охотники навроде Батона — это рыцари, а мутанты — драконы. Да, они все сейчас живут в кошмаре, только не выдуманном, а настоящем, и очень-очень страшном. Думали люди двадцать лет назад, какой мир завещают ее поколению? Вряд ли. Да и о чем, вообще, способны думать люди, с легкостью превратившие поверхность в отравленную пустыню, присыпанную пеплом давно исчезнувших городов, с которым изредка водил хороводы все такой же беззаботный ветер.

Ветер. Кое-кто из ее подруг даже понятия не имел, что это такое. То есть, знали, конечно, по рассказам других, но чтобы ощутить его кожей… Все-таки как хорошо, что Лера однажды встретила дядю Мишу. Точнее, приготовила лучшую приманку, тем самым победив в негласном конкурсе на расположение необщительного одиночки.

Она улыбнулась, не открывая глаз, вспомнив, как однажды битый час пыталась объяснить непонятливому Юрику, что такое туча.

Да-а… Повезло ей.

Непобедимый рыцарь Батон, победитель драконов, и его отважный оруженосец Валерия Степанова…

Лера так широко зевнула, что даже зажмурилась. Мысли путались, плавно превращаясь в вязкую патоку. Еще через некоторое время свернувшаяся калачиком девушка мягко провалилась в объятия сна.

 

Глава 3

MOPE ЗОВЕТ!

После того как Ежи и Марк на скорую руку ввели обитателей убежища в курс дела, на срочно организованном Совете старейшин стали обсуждать два самых насущных вопроса — еды и электроснабжения.

— Грибная плантация от реактора уже пятнадцать лет работает, — разводил руками начальник отдела питания. — А овощи? С ними как быть? Им круглосуточный уход нужен.

— Ваше руководство доложило, что автономной системы жизнеобеспечения хватит еще… — Ежи мгновение колебался, встретившись с цепким взглядом сидящего во главе Совета Боровикова. — Надолго.

— Надолго это на сколько? — спросили из зала.

— Вернуться они точно успеют, — степенно ответил Боровиков.

— А с отоплением как быть? — подняла руку худенькая девушка с запавшими глазами. — Нам детей в яслях морозить нельзя.

— Товарищи, все решаемо, — примирительно подняв руки, успокоил глава старейшин. — Все вопросы по мере поступления.

— Почему вы уверены, что в этой Антарктике вообще что-то есть? — снова поинтересовался кто-то.

— Да что ж они все об одном и том же, — коротко переглянувшись с Ежи, с досадой пробормотал Марк. — Расселись тут, как на пресс-конференции.

— Как уже было сказано ранее, — стал терпеливо отвечать тот, — в нашем распоряжении оказались ценнейшие документы и карты, указывающие на возможное местонахождение хранилища искомого вируса.

— Вот именно, возможное! Документы… А вы и расселись, уши развесили, ага, — с заднего ряда поднялась дородная бабища с поросячьей мордой и, подбоченившись, воинственно оглядела присутствующих. — Лодку они нашу стибрить захотели, вот что я скажу, ага! А вы свою заведите, а на чужое не зарьтесь!

— Да нет же… — смутился под неожиданной атакой Ежи. — Говорю вам, миссия у нас. Люди в вопросе подготовленные. Я, к примеру, бывший аспирант Гданьского медицинского университета.

— Аспирант он… Тогда документ за подписями кажи, — делая ударение на последний слог, продолжала наседать толстуха, уже прорываясь к столу старейшин. — А то знаем мы таких, слышали, гастролеры какие-то, ага. Мы вам не профуфырки какие-нибудь, а жены офицерские! Давай сюда!

Видя растерянность калининградских гостей, похрустывающее грибом дородное бабье племя, рассевшееся на галерке, поддержало товарку одобрительным гомоном.

— Ты Михална, раньше времени-то воду не кипяти, — осадил крикунью Ерофеев.

— А ты, Ерофеич, тоже хорош, уши развесил, ага, — Михална грозно нависла над председательским столом. — Мы даже толком не знаем, что они за птицы такие!

— Ладно-ладно, покажи ей, — как от головной боли поморщился Ежи и кивнул сидящему рядом Марку. — Не отстанет ведь.

— Нукась посмотрим, ага. Так, от временно исполняющего обязанности командующего калининградской группировкой западного военного округа генерала Федотова. Официальная просьба… — послюнив палец, толстуха развернула протянутый Марком лист и, чуть шевеля мясистыми губами, стала быстро читать. — Мужики, вы же солдаты, вы же давали присягу… знаю, нет больше той страны, но спустя столько лет в Приморске, настоящее чудо… О-о-ой бабоньки! — не добравшись до конца, пронзительно заголосила она, прижимая руки с комканым письмом к груди. — Че ж это делается-то! Мужей-то наших забирать пришли-и, ага!

— Вы что делаете! — вскочил со своего места Ежи. — Это же официальный документ! Верните сейчас же!

— Охолонись, курица! — не выдержал вскочивший с места Тарас, рослый плечистый мужик с густыми висячими усами. — Чего перед людьми позоришь!

— Не пущу-у! — решительно скатившись с возвышения, на котором располагался председательский стол, толстуха с воем вцепилась в нахмурившегося мужа. — Тридцать лет боками терлись, пацанье сопливое, куда я одна-а-а! Пусть забирают свою лодку и катятся к черту на рога!

Подруги Михалны тут же возбужденно заквохтали, словно куры на насесте. В небольшом помещении поднялся возмущенный гвалт.

— Тихо, товарищи! — повысив голос, Боровиков звонко застучал по столу подвернувшимся под руку дыроколом.

— Посмотрите на себя! — поднявшийся Ежи повысил голос, стараясь перекричать царящий в помещении кавардак. — Расселись тут, как у Христа за пазухой.

— Да уж сидим, не жалуемся, ага! — окрысилась по-прежнему не отпускающая Тараса Михална.

— Так и помирать будете, как кроты? А дети? Хотите, чтобы они, а потом и их дети, так под землей дальше и гнили?! Это ведь шанс не только для нас, но и для остальных выживших!

— Да нету больше никого, уж поверь, братуха! — из середины помещения пробасил начальник местной группы добытчиков. — Не за кого больше задницу рвать, финита! Отстрелялись!

— Но мы-то ведь как-то к вам пришли? — повернулся к явно подвыпившему мужику Ежи.

— А это, между прочим, тоже странно, — не сдавался тот. — Последняя группа до Калининграда дойти пыталась, так только Птах через неделю вернулся и то — того, умишком тронулся. А вы тут, отте на — как снег на голову! Живы-здоровехоньки — принимайте хозяева-дорогие! Уж не мародеры ли из дачных районов?

В поисках поддержки Ежи переглянулся с сидящим Марком, который с возрастающим беспокойством следил за перепалкой.

— Прекратите шуметь, перетопчемся! — снова прикрикнул Боровиков, выводя разговор из опасного русла. — Они не на десять лет уходят! А так, глядишь, и получится чего. В конце концов, если техника есть — почему не попытаться? Наша лодка, может, теперь одна-единственная во всем мире осталась.

— Не хотелось бы в это верить, — мрачно пробормотал сидящий рядом с ним Лобачев.

— Мое слово последнее, — тоном не терпящим возражений подытожил Боровиков. — Начинайте готовить экспедицию!

Стук дырокола возвестил об окончании заседания.

* * *

— Это точно все? — Ежи оглядел собравшихся в тесной квартире капитана людей.

— Да. Собрали самых сильных. Значит, так, мужики, — Лобачев еще раз внимательно оглядел сидящих за столом. — Если кто откажется, пойму. Дело такое, сами понимаете. Но решать все-таки надо. И быстро.

— Я пойду, — из-за стола поднялся Тарас. — Ты меня, Юра, знаешь, я тебе в любой ситуации пригожусь.

— Спасибо, Тарас, садись.

— Допустим, мы доплыли, — поинтересовался Савельев — заводила и весельчак, тридцатилетний сотрудник метеостанции. — Какие условия ждут нас там?

— Средние температуры зимних месяцев колеблются от минус шестидесяти до минус семидесяти градусов…

— Да это ж охренеть как холодно! — не выдержал кто-то.

— Ну да! Говорят, плюнешь там, а до земли ледышка долетает!

— …летних — от нуля до минус пятидесяти, — проигнорировав восклицания, закончил Марк.

— Нам потребуется огромное количество теплой одежды, — Лобачев покачал головой.

— Со снарягой проблем не будет, — заверил Ежи. — У нас все с собой.

— Хорошо. Что дальше? Сколько времени займет плавание? — снова спросил Савельев.

— Раньше с нашей техникой можно было в срок меньше месяца уложиться, — ответил Лобачев и оглядел сидящих за столом. — Сейчас — не знаю. Одному богу известно, во что за двадцать лет успели превратиться моря и океаны и какая живность теперь там обитает. На вашем месте я бы готовился к самому худшему.

В комнате зашелестел возбужденный шепоток.

— Даже месяц запросто так из кармана не вытащишь, — покачав головой, ответил сидящий напротив Савельева добытчик по кличке Доза. — А у меня жена, сынишка только родился. Как я их оставлю? Да и если всех крепких мужиков заберете, в убежище-то помогать да работать кто останется? Птах с бабами?

— Еще раз повторяю, — затянулся самокруткой сидящий во главе стола Лобачев. — Насильно никого не тащат. Каждый решает за себя.

— А провизии и припасов на обратный путь хватит? — насторожился пристроившийся в уголке Азат.

— По нашим расчетам — вполне, — кивнул Марк.

— От этой экспедиции зависит много жизней, мужики, — Лобачев выпустил из ноздрей сизые струйки дыма. — И наши с вами тоже.

— Да она ведь у черта на рогах, Антарктика ваша! Я у дочки в атласе посмотрел.

— Но это же круто! — Савельев с азартом оглядел сидящих за столом. — Неужели вам неинтересно поглядеть, что там — за горизонтом? Сидим тут в четырех стенах. Мы же целый мир спасать отправляемся. О нас легенды будут складывать! Я с вами, капитан.

— Эх, молодо-зелено, — печально покачал головой кто-то.

— Хорошо. Кто еще? — продолжал набирать Лобачев.

Одна за другой над столом поднимались неуверенные руки.

* * *

К великому удивлению Батона, вылазка с калининградским отрядом оказалась не бесполезной. Охотник поначалу бузил и отпирался, не желая идти в проводники к сформированному отряду — мол, что на мне свет клином сошелся, других мало? Нашли экскурсовода! Но пара бутылок отличной магазинной водки из личных запасников Ежи перетянули чашу весов. Батон сдался — раз такое дело, устроим туристам сафари.

С погодой подфартило. Было облачно, зато без дождя. Да и ветер поутих. В центре отряда тарахтел старенький мотоблок, за которым волочилась подскакивающая на кочках пустая таратайка. Батон хмыкнул в фильтры: калининградские явно были настроены на хороший улов. Живность хоть и показывалась, но нападать на хорошо вооруженную, издающую странный вибрирующий звук группу пока не решалась.

Через несколько часов после выхода в одном из домов обнаружили бомбоубежище, в которое вела винтовая лестница. Но спуститься не получилось — все было затоплено водой. На гладкой поверхности одиноко плавала оторванная кукольная голова.

В соседнем доме, на ощетинившемся пружинами диване, съежились обнявшиеся скелеты. Погреб был уже кем-то вылизан начисто.

— Насмотрелись? — поинтересовался Батон, когда все вышли на улицу. — Или еще чего изволите? Может, на ферму, молочка парного?

— Ты нас не торопи, — усмехнулся Ежи. — Нужно как следует все осмотреть. Чай, не на два дня уходим.

— Чего веселишься, бензюка в бачке — кот наплакал, — охотник кивнул в сторону мотоблока, который начинал нехорошо кашлять и периодически глох.

— Не боись, успеем, — уверенно сказал калининградец.

Ближе к вечеру порядком подуставший отряд добрел, наконец, до разрушенного военного лазарета учебного центра.

— И вот сюда мы шли? — оглядев покосившиеся руины, хмыкнул Батон. — Да местные тут давным-давно каждый кирпичик обшарили.

— Уверен? — хитро подмигнул Ежи.

Батон лишь пожал плечами.

Благодаря планам калининградской группы, после недолгих поисков в подвале обнаружилась заваленная кирпичами и мусором массивная дверь из нержавейки, снабженная кодовым замком и покрытая пушистым слоем пыли толщиной в палец. Удивительно, но Ежи знал код.

В огромном, уставленном стеллажами схроне оказалось такое количество различных медикаментов, что их хватило бы Пионерскому убежищу не на одно поколение. И самое главное — практически все препараты были в отличном состоянии.

— Интересно, а аспирин тут есть? — со скрытой надеждой поинтересовался Батон.

— Найдем мы твой аспирин, — Ежи с благоговением оглядывал разложенные на нескончаемых стеллажах коробки с бирками.

Пока богатства перетаскивали в таратайку, Батон, устроившись в сторонке, по обыкновению жевал свой хлеб.

— За одну ходку не управимся, — оценил ситуацию остановившийся рядом Ежи. — Придется побегать туда-сюда.

— Дерзайте, — откликнулся охотник, не переставая жевать.

Настроение у отряда заметно улучшилось. По дороге домой даже постреляли разинувшую было пасти стаю буренок.

* * *

— И с чего Люську так разнесло? — поинтересовалась Лера у своего испещренного трещинками лица, отражаемого множеством различных зеркальных осколков, замысловато склеенных между собой.

Тоненькая девушка, на которой безразмерное свадебное платье висело, словно складки парашюта, придирчиво смотрелась в огромное широкое зеркало во всю стену, от пола до потолка. На примерку в швейную мастерскую, расположенную в нижнем ярусе убежища, болтливые, сердобольные подруги все-таки уговорили прийти, из-за чего пришлось пожертвовать вылазкой с дядей Мишей. Ничего, вечером она у него все выспросит.

— С быту, да с детей. Она ж поначалу тоже как ты была, о! — несмотря на дурацкое настроение, Лера невольно улыбнулась, когда перед ее лицом возник сморщенный мизинец. — А уж потом вширь пошла. Да не вертись ты! В талии не жмет?

— Нормально.

— Фигуристая ты, Лерка, уродилась, — пристроившись за спиной девушки, швея баба Дина проворно завозилась со шнуровкой корсета. — В мамку, небось.

— Будет вам. Ой! — от неожиданного укола хватанув ртом воздуха, девчонка зажмурилась и закусила губу.

— Потерпи-потерпи, — невозмутимо возилась с платьем баба Дина. — Главное скажи, когда совсем уж тяжело дышать будет. Мне его сейчас максимально ужать надо, чтобы разметку для перекройки сделать. Поди, замуж-то хочется?

— Да не очень, — Лера встретилась со своим взглядом в отражении зеркала.

— Все вы так говорите, а потом за мужем хвостиком с горящими глазами ходите и прям светитесь!

— Баба Дина!

— Молчу-молчу! Так, повернись-ка.

Платье хоть и было ношеное-переношеное, но зато самое настоящее. Сшитое еще ТОГДА. Через несколько лет после войны в убежище собирались играть первую свадьбу, и родители невесты захотели, чтобы все прошло честь по чести. С фатой и бросанием букета, значит. Поэтому кому-то из лихих новоиспеченных добытчиков был сделан небывалый заказ — принести с поверхности свадебное платье. С гардеробом жениха было попроще — пара-тройка костюмов кое у кого имелась.

Отправленного черт знает куда разбитного инженера-самоучку Пашу Васильева, который никогда никому не отказывал, не было долго. Почти четыре дня. А когда его уже мысленно похоронили и плеснули сверху стопкой сивухи, улыбчивый парень неожиданно вернулся. И принес платье. Пронзительной, слепящей глаза, непонятно каким образом сохранившейся белизны. С корсетом и тремя широкими, спускающимися до пят воланами, с воздушными тюлевыми рукавами и фатой. Чудо, а не наряд. Да и свадебку сыграли ладно — с песнями, плясками и обязательной дракой — пользуясь случаем, до краев нагрузившиеся сивухой добытчики под конец отвели душеньку.

Потом гости протрезвели, молодые принялись налаживать семейный быт, и жизнь в убежище вернулась в прежнее унылое русло. А вот платье ждала своя, особенная судьба. Как и все, случающееся в первый раз, подземное бракосочетание надолго запомнилось. И когда еще через год среди молодежи назрел новый союз, родители невесты выкупили наряд у последних владельцев. Зачем на добытчика тратиться да и гонять мужика почем зря, когда вот оно, у соседей, вполне себе сносное и им совершенно ненужное? Сделка состоялась — за весьма и весьма значительную, по новым меркам, цену. Но разве счастье дочери патронами измеришь? И вот уже много лет платье передавалось из семьи в семью, неся на себе отпечатки множества невест, постепенно снашиваясь и тускнея.

Так в убежище родилась первая традиция.

А еще про платье ходила легенда. Пристроившиеся где-нибудь в уголочке сморщенные старушки, словно в старину семечками, хрумкали тертым сушеным грибом и пугали очередную вылупившую глаза невесту необычным свойством наряда. Во-первых, говорили, что иногда оно… еле заметно светится. Притом — только в ночь накануне свадьбы, и не у всех. Дескать, если невеста ночью проснется и увидит сияние — быть браку крепкому, а дому сытому. Не будет светиться — задуматься надо. И вот накрученные россказнями дурехи накануне торжества не спали всю ночь, испуганно вглядываясь из-под одеял на висящее в сумраке платье. И ведь действительно, у кого-то светилось, а у кого-то нет. И действительно лепились крепкие семьи с детьми и достатком, а где-то брак разваливался, словно плохо склеенная ваза, всего через несколько дней.

Так родилось первое поверье.

— Ох, и растете вы, окаянные! — всхлипнула возящаяся за спиной девушки швея. — Раньше-то дед на работу уйдет, приду с тобой посидеть, так «Баба Дина! Баба Дина!» и на ручки бросаешься. От пола два вершка. А теперь? Скоро уже свои побегут, как грибы по осени.

Лера вздрогнула. Впивающийся в грудь корсет напомнил ей хваткие объятия тины-ползунка, в которую она угодила в одну из своих первых вылазок с дядей Мишей.

— Уколола? — испугалась баба Дина.

— Ничего, — совладав с дрожью, успокоила девушка. — Непривычно просто.

— Подосиновик ты мой! — вздохнула баба Дина, ласково погладив будущую невесту по спадающим на кружева огненно-рыжим волосам.

Посмотрев на свое отражение, растрескавшееся, словно написанная маслом старая картина (она видела такие в книгах), Лера снова вспомнила не дававшее ей спать слово. Конечную цель, к которой отправлялась лодка. Слово, донесшееся в спину, когда она пару дней назад отошла от двери Евгения Сергеевича, и которое заставило ее замереть.

Антарктида.

Родители, которые без вести пропали двадцать лет назад.

Лера так до конца и не разобралась в причине порыва, побудившего ее собирать рюкзак. «А как же дед? А дядя Миша?» — думала она, наблюдая за медленно увядающим цветком, который продолжал тускнеть, несмотря на то, что девушка по несколько раз на дню меняла воду. Как нелюдимый одиночка Батон, все эти тоскливые годы заменявший ей отца, будет охотиться без нее? Конечно, по большому счету, закаленный в вылазках охотник уж точно не пропадет. Он ведь в одиночку отстреливал разных гадин задолго до того, как к нему присоединилась непоседливая рыжая девчонка. Только будет скучать, одиноко карауля в засаде, и вспоминать ее, пережевывая кислое тесто своих обожаемых булок. Лера очень надеялась, что будет. Пока окончательно не сопьется. Ведь присмотреть за ним будет некому…

А может быть, это всего лишь капризный сиюминутный порыв, который нужно попросту выкинуть из головы? Платье накануне свадьбы не засветится, и все будет иначе. Она встретит кого-нибудь более подходящего и создаст семью. По собственному выбору. По любви.

А если засветится, что тогда? Принять постылую неизбежность, позволить надеть на шею петлю брака, нужного лишь деду, куда сильнее внучкиного счастья озабоченного своим социальным статусом?

Сорваться?! Сейчас! Но куда?! Бросить все и рвануть к неизвестной земле, которая, Лера даже не знала, в какой части света находится? Внутри девушки все буквально разрывалось на части от неожиданно нахлынувших противоречивых эмоций.

Или все-таки рискнуть и попытаться найти родителей?

Как она устала слушать тоскливо ноющее сердце каждый раз, когда из кармана появлялась ветшающая фотография утраченной семьи. Ведь не могла же просто так, случайно появиться в ее жизни калининградская группа, специально проделавшая невероятный путь из-за сохранившейся в Пионерске лодки. И новая таинственная экспедиция. Не куда-нибудь, а в Антарктику.

Нужно было решать.

— Вот и управились, — баба Дина сделала шаг назад и внимательно осмотрела Леру, похожую на куклу вуду, утыканную иголками. — Накануне попросим дядю Мишу тебе букет нарвать и — с богом, под венец.

И снова всхлипнула.

Когда швея, наконец, ее отпустила, Лера незамедлительно отправилась на поиски Батона. «С кем, если не с дядей Мишей, посоветоваться? Кто еще способен понять, не посмеяться, не осудить?..» Но охотник еще не вернулся, и измотанная долгой примеркой девушка отправилась домой. Жутко зудели ребра и грудь, которые, впервые в жизни, безжалостно стиснул непривычный телу корсет. Раздевшись, Лера с наслаждением вытянулась под одеялом и закрыла глаза.

Завтра она обязательно попробует поговорить с капитаном.

* * *

— Смотри, что мне один из калиниградских подарил! — выпалил с порога влетевший в комнату Юрик, прижимающий к груди небольшую книжку с потускневшей обложкой.

— Ты чего, стучаться надо! — воскликнула подскочившая на кровати Лера, едва успев прикрыться одеялом.

— «Яр-ма-роч-ный замок»! — игнорируя возглас девушки, прочитал название Юрик. — Здорово, да? Дед твой просил меня к ним передачку одну забросить так их главный так и сказал: «Вот тебе, парень, за труды!». И даже руку пожал!

— Отвернись, я, вообще-то, не одета, — елозившая под одеялом девушка, беспомощно закусила губу, глядя на свои голые ноги, — ветхая ткань уже давно не могла целиком укрыть выросшую хозяйку.

— Чего я там не видел! — с напускным безразличием парировал Юрик.

— Ничего ты там не видел, — покраснела Лера. — Отвернись, говорю!

— Не боись. Я за тобой никогда не подглядывал, мы ведь друзья, — успокоил парнишка и демонстративно отвернулся, раскрывая книгу.

— Чертенок! — пробормотала Лера, быстро натягивая тельняшку и втискиваясь в джинсы. — А о чем она?

— Еще не читал. А что такое «Ярмарочный»?

— Не знаю, надо у дяди Миши спросить, — пожала плечами девушка. — Он по таким словам спец, наверняка знает.

— Слушай! А может, это секретная карта какого-нибудь мертвого мародера, в которой указано, как открыть секретный замок в схрон с сокровищами? — мальчишечьи глаза блеснули азартным огнем.

— Ага, фиг бы ее тогда тебе отдали! — фыркнула Лера. — Наверняка просто чьи-нибудь путевые заметки о вылазках или что-то вроде того. Дашь почитать?

— Готов поменять на Птицу Щастья завтрашнего дня! Поймаешь? — Юрик заглянул ей в глаза. — Ты же охотник!

— Юр! Я тебе сколько раз говорила? Нет никакой такой Птицы Счастья! — покачала головой Лера.

— А я тебе говорю, есть! — уверенно заявил Юрик. — И кого она выберет, у того будет Щастье! Мне баушка рассказывала! Она видела. А тебя тогда еще вообще не было!

— Бабушка… — Лера не стала спорить, махнула рукой, сдаваясь. — Ну ладно, скажи хоть, как эта твоя Птица выглядит. А то как я ее на поверхности искать буду?

— Ну… Как. Думаю, у нее шесть крыльев, во-первых, — принялся завирать Юрик. — Думаю, они прозрачные и звенят.

— Птицы вообще не так выглядят! — рассмеялась Лера. — Крылья у них огромные и кожистые! Черные как ночь. И если тебя такая птица выберет — хана тебе, а не «щастье».

— Это твои птицы такие. А моя — не такая, — нахмурился Юрик. — Моя — с шестью прозрачными крыльями. И звенящими.

— Откуда ты только это взял? — усмехнулась Лера.

— Во сне видел! — признался Юрик. — Но там вообще-то все как взаправду было. Так что Птица Щастья тоже, думаю, есть. Ты не найдешь — сам найду!

— А что она тебе так сдалась-то, Птица эта? — подняла бровь Лера. — Что ты с ней делать будешь?

— Как это «что»? — Юрик посмотрел на нее как на дурочку. — В клетку посажу. И буду по людям носить. Она ведь многоразовая, Птица-то. Баушку счастливой сделаю. Себя там. Батона. А начать вообще-то с тебя планировал.

— Почему с меня? — тихо спросила Лера.

— Не знаю, — Юрик засмущался. — Почему-то хочется именно с тебя начать.

* * *

Часть внутреннего портового мола пришлось взорвать, чтобы огромная лодка протиснулась во внутреннюю гавань порта и встала у причальной стенки. Позже общими усилиями над лодкой соорудили из рифленых листов старых портовых хранилищ эллинг для могучего атомохода.

В ангаре, где все эти годы громадной пойманной рыбиной ютилась подлодка, работа шла полным ходом. Местные добытчики, да и просто энтузиасты, желающие подсобить, по дощатым трапам затаскивали на борт ящики с медикаментами, найденными во время вылазки, которой руководил Батон. Кто-то, пыхтя, вдвоем или поодиночке, боролся с заполненными горючим бочками. Под пристальным надзором улыбчивого повара Бориса Игнатьевича, устроившиеся за расставленными тут же столами женщины сортировали по мешкам и корзинам заготовленную впрок немудреную провизию.

— Ну, она и здоро-о-овая! — восхищенно прошептал Юрик, когда они с Лерой спрятались за поставленными друг на друга ящиками, на каждом из которых стояла таинственная и малопонятная подросткам маркировка «12,7 мм». — Говорят, там внутри целый город! Папа рассказывал, что когда у Лобачевых старший сын чуть квартиру не спалил, капитан его на борт с завязанными глазами отвел и где-то там оставил. Пацан повязку-то снял, да вот выход почти шесть часов найти пытался. Когда его вытащили, колотился весь. Месяц потом из дому носа не казал.

— Слышала, — в ответ прошептала Лера.

— Пошли, посмотрим поближе.

Прежде чем девушка успела испуганно шикнуть, Юрик, прячась за ящиками и массивным инвентарем, стал пробираться к лодке.

— Смотри, а это что? Рыба?! — продолжал азартно комментировать парнишка, когда Лера пристроилась рядом с ним в новом укрытии. — Треску опять на рыбалку отпустили, что ли? Его же после того, как он последние сети утопил, отстранили.

— Новые сплел, — предположила Лера.

— С ума сошла? Из чего? Из буренкиных потрохов?

Девушка рассеянно пожала плечами. Сейчас она чувствовала, как от вида приготовлений по телу горячей волной растекается незнакомое радостное возбуждение. Нечто подобное Лера ощущала всего один раз в жизни — когда Батон только учил ее стрелять.

Путешествие. Другие места.

Свобода!

* * *

— Войдите, — раздался изнутри прокуренный голос Лобачева, едва Лера оторвала от двери кулак.

— Здравствуйте, Юрий Борисович, — проходя в помещение, поздоровалась девушка.

— Здорово, Валерия, — Лобачев оторвался от мореходных карт, в изобилии разложенных на столе. — С чем пожаловала? Как Ерофеич?

— Спасибо, ничего. Я к вам… то есть, — растерянно забормотала Лера, мгновенно позабывшая все заранее отрепетированные фразы.

— Да ты садись, — указывая на стул, предложил Лобачев.

— Понимаете, я… — бормотала Лера, изучая носки стоптанных ботинок и мысленно ругая себя за глупость. Стоило приходить!

— Да ты не тушуйся. Говори, как есть, — подбодрил капитан и поднялся из-за стола. — Чаю хочешь?

— Нет, спасибо, — тихо ответила Лера и вдруг решилась. — Возьмите меня с собой!

Огорошенный вопросом Лобачев так и застыл, не донеся жестянку с грибной заваркой до кружки.

— Куда?

— В Антарктику.

— А тебе-то зачем? — оправился от первого потрясения Лобачев и сыпанул заварки в кружку. — У тебя ж свадьба скоро, совсем другие заботы начнутся.

— Мне нужно… понимаете, — опять сбилась растерявшаяся под внимательным взглядом капитана девушка. — Родители…

— Ах, это, — вздохнул Лобачев и, придвинув стул, сел рядом с Лерой. — Я же тебе рассказывал. К началу войны там находилось более восьмидесяти исследовательских баз, включая наши. Стреляли по ним, нет, — но если бы там кто-то выжил, за двадцать лет они смогли бы найти способ выйти на связь. Двадцать, Лера. Ты, вон, за это время выросла и свою семью создаешь. Это же пропасть!

— Понимаю, — пробормотала девушка и всхлипнула.

— Не ты одна с этим живешь, уж поверь. У меня тоже родители и первая жена… Там остались, в Северодвинске. Я тогда в автономке был, — голос Лобачева изменился.

Шерстяной свитер мешком сидел на ссутулившейся фигуре человека, который в глазах маленькой Леры всегда был героем. Но сейчас перед нею сидел обычный и адски уставший от постоянного напряжения человек.

— Знаешь, что для моряка самое страшное? Это когда некуда возвращаться. Зовешь, зовешь на всех частотах — первой, второй, третьей… А в ответ — тишина. До сих пор кровь стынет, как вспомню голоса моряков, которые во сне мамку звали. Потом со всех сторон налетело: «В Англию!», «Америку!», «Севастополь!», «Хоть куда-нибудь! К черту на рога!» Я тогда команду еле от бунта удержал. Все с ума посходили. Рвали друг друга, как голодные медведи…

Лера молча слушала.

— Отпусти ты их, дочка, — поднял голову Лобачев, и девушка различила в уголках его тускнеющих глаз бусинки слез. — Там они все остались. За чертой.

— И что, нет надежды?

— Надежда… — Лобачев скривился устало. — Я и слово-то это скоро забуду…

— Ой, Лерусик, привет! — в квартиру зашла Лобачевская жена, сжимающая ручонку их младшего сынишки. — Юра, ну ты расселся. Хоть бы чаем девчонку напоил!

— Спасибо, Вера Михайловна, — Лера встала. — Мне уже идти пора, дед просил не задерживаться.

— Ну ладно. Передавай ему привет, пусть тоже заходит.

— Обязательно передам. До свидания.

Перед тем как Лера закрыла за собой дверь, до нее донесся тихий голос Лобачева.

— За чертой…

* * *

В маленькой каморке, где обитал Птах, по обыкновению царил полумрак. Ровное пламя единственной карбидки едва освещало лики святых, смотревших на застывшую на пороге Леру грустными глазами с растрескавшихся икон.

— Птах, это я, Лера, — тихо позвала девушка. — Можно войти?

— Входи-входи, милая, — донеслось из дальнего угла. — Навести дедушку.

— Я посоветоваться зашла, — Лера осторожно присела рядом с лежащим на полу стариком.

— В дорогу дальнюю горлица собралась, — тихо пробормотал Птах, ворочаясь на своем матрасе, но не открывая глаз. — Манят душу тропинки новые, пути неисповедимые.

Хоть Лера и была к этому готова, она все равно вздрогнула. Эту особенность Птаха знали все. Вроде болтает сумасшедший старик всякий вздор, так ведь на то и сумасшедший. Поначалу смеялись, а как раз от раза сбываться стало, так и сторониться начали. Крепко думали, прежде чем за советом приходить. Только по серьезным поводам обращались. Поверять старику свои секреты было не страшно, так как после каждого своего «сеанса» у него жутко ломило голову, словно с похмелья, и напрочь отшибало память. Где такое с ним приключилось, одному Богу известно. То ли на поверхности, то ли еще где.

— Уйти я хочу, — тихо сказала Лера.

— Время положенное, горлица должна гнездо вить, — назидательно пробормотал неподвижный старик.

— Не будет свадьбы, — девушка отвернулась от Птаха и посмотрела на стоячее пламя карбидки. — Не пойду за него.

— А за море пойдешь? — лежащий старик по-прежнему не открывал глаз.

— Что, если родители живы? — не поворачиваясь, Лера, наконец, задала просящийся с языка вопрос. — Вдруг я могу их найти?

— И что с ними делать будешь? Хороводы водить? Нет там ничего. Здесь твои родители, — сухой палец ткнул девушку в грудь. — А поедешь — черным людям на корм пойдешь. Ионы во чреве китовом. Нельзя плыть.

— Я решила, — упрямо сказала Лера и повела плечами — перед глазами снова встало прыщавое лицо суженого Вити.

— Если так, зачем пришла? — ей показалось, что старик чуть улыбнулся под вечно всклокоченной бородой.

— Не знаю, — Лера потупилась, спрятав ладони между коленями.

— Ледяной плен не пустит, холодом душу скует, — тихо пробормотал Птах, повернулся и, взяв ее руку, что-то бережно вложил в нее, прикрыв подарок девичьими пальцами. — Молись.

— Я не умею, — растерялась девушка, смотря на свой сжатый кулак.

— И люди на ледяной земле не умеют, — странно ответил старик и протянул ей руки. — Дай мне длани свои.

— Зачем? — растерялась Лера, увидев, что ладони Птаха сильно обожжены.

— Дай мне длани свои, — терпеливо повторил тот. — И закрой глаза.

Поборов внутренний страх, девушка робко вложила свои руки в ладони старика. Они были холодными-прехолодными…

— Господи! — почувствовав ее прикосновение, негромко заговорил Птах. — Благодарю тебя за каждый день, что дан мне великою волей Твоею. Благодарю за еду и кров, насыщающие и согревающие меня. И верю, что все делается по высшему Твоему святому помышлению. Аминь!

Старец замолчал, и девушка решилась открыть глаза. Птах смотрел на нее и грустно улыбался.

— Повторяй ее иногда, и он будет рядом.

— Кто?

— Бог, который придумал тебя и меня, — порывшись под своей лежанкой, Птах протянул девушке маленький потрепанный томик. — Вот, тебе она нужнее.

— Что это? — Лера с любопытством посмотрела на книжку.

— Библия.

— Но я не могу! Это же вера, надежда! — излишне громко воскликнула девушка и, спохватившись, понизила голос, спешно подбирая слова. — Так многие говорят… Она же одна в убежище. Ее нельзя уносить.

— А толку-то? — усмехнулся старик и настойчиво сунул Лере книгу. — За все время у Пташки ее никто не попросил, а свадьбы да отпевания — это так, для ритуала больше. Бери. Теперь все в твоих руках: и вера, и надежда. Только любви нет. А в ней-то и сокрыт ключ к спасению м-м-м… — он поморщился, приложив пальцы к вискам. — Голова… голову ломит.

Это был сигнал, что Лере пора уходить.

— Пойду я, — спрятав книгу под тельняшку, она поднялась, от чего колыхнулось пламя карбидки. — Спасибо вам.

— С богом. Вспоминай Пташку.

Выходящая Лера тихонько прикрыла за собой дверь и разжала ладонь, на которой лежал маленький нательный крестик.

Оставшийся в каморке старик отвернулся к стене и, обняв себя за плечи, жалобно забормотал:

— И взглянул я, и вот Атом, и на нем всадник, которому имя смерть. И ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными. И расступится твердая вода, и белое станет алым…

* * *

Ночью накануне отплытия Лера лежала на кровати, с нетерпением выжидая, когда дед, наконец, уснет.

Прислушавшись к себе, она еще раз убедилась, что решение приняла твердо, несмотря на странные подарки и увещевания Птаха, несмотря и на разговор с Лобачевым.

К побегу давно все было готово, и девушке оставалось лишь выждать удобный момент. Нервы были напряжены, как стальные канаты. Не обратил ли дед внимание, что она слишком много болтала за ужином? Не заподозрил ли чего? Сунув руку под кровать, Лера нащупала плотно набитый рюкзак. На месте. Порядок.

Еще раз проверила несколько аккуратно сложенных листков с планами атомохода в разрезе. Страницы из технической книги в библиотеке Лобачева, которые она вырезала, пока хозяев не было дома, в убежище давно не запирались на ключ. Лера сгорала от стыда, но куда в этом лабиринте без карты?

Вскоре за стенкой перестали возиться, и под дверью пропала неровная полоска света от затушенной карбидки. Еще немного посидев в тишине, Лера достала клочок бумаги с заранее составленной прощальной запиской. Дядя Миша спозаранку собирался совершить длительную вылазку, на целый день, и это могло послужить отличным поводом для неожиданной отлучки девушки, когда Ерофеич поутру обнаружит ее пустую кровать. С первой частью готово. А вот дальше… Дальше надежда на Юрика.

Несмотря на то что времени было в обрез, одевалась медленно. Каждая вещица и деталь, составляющие нехитрую начинку их простенького жилища, вдруг стали пронзительно родными. Немудрено, ведь она прожила в этой комнате всю свою сознательную жизнь. Только сейчас, покидая родной дом, может быть, навсегда, Лера увидела, что вечно занятый делами Совета ворчливый дед все-таки нашел время и починил старый шкафчик на стене, который много лет заваливался на бок. Сколько раз она просила его это сделать. Раздражалась. И вот шкафчик снова висел как положено, а она этого даже не заметила.

Осторожно приоткрыв дверь на половину деда, тихо постояла на пороге. Поцеловать не решилась, боясь разбудить. А ведь сколько все-таки для нее сделал этот неумолимо стареющий, родной человек! Вырастил, выходил, рассказывал истории перед сном, заказывал у добытчиков книги и игрушки. У них всегда была неплохая еда. Получается, сейчас она, неблагодарная, его предает? Шмыгнув носом, Лера размазала бегущие по щекам упрямые слезы. Но было ли предательством ее желание самостоятельно решать свою судьбу? Пожизненный гнет семейного быта с нелюбимым человеком в обмен на право всего лишь иметь слово в бессмысленных спорах…

Как ее выходку расценит Совет и что сделают с беглянкой, когда… если она вернется? Плевать! Лопоухая образина наверняка успеет жениться на одной из своих смазливых расфуфыренных поклонниц, у него (а вернее — у богатств его папаши) их целый табун. На Лере что, свет клином сошелся? Она не приз и не вещь, которой можно распоряжаться по своему усмотрению. Девушка снова тихонько шмыгнула носом, посмотрев на укрытую пледом фигуру. Все у деда будет хорошо.

Оставалось последнее. Где Ерофеев прятал ключ от сейфа, в котором хранилось оружие, Лера подглядела давно: день ото дня все сильнее назревало желание как следует пугнуть распоясавшегося жениха. Медленно проворачивая ключ, чтобы замок щелкнул как можно тише, девушка не сводила испуганных глаз со спящего. Сердце колотилось, как после бега по пересеченной местности.

Разряженный «Макаров» лежал на нижней полке. Сунув пистолет в висящую на бедре кобуру, девушка быстренько выскребла из сейфа запасную обойму и две коробки с патронами.

Возвращая ключ в тайник у двери в перегородке, нервничающая, а от этого совершающая много лишних движений, Лера выронила одну из них. К счастью, пол покрывал старый стоптанный половик, смягчивший звук удара и позвякивание брызнувших во все стороны патронов. Лера замерла на полусогнутых, боясь вздохнуть. Заколотившееся сердце словно макнули в ведро с колотым льдом. Все, что должно было произойти дальше, четкой картинкой встало перед глазами. Сейчас дед проснется и, несмотря на возраст девчонки, всыплет ей дубленым армейским ремнем так, что она потом неделю не сможет нормально сидеть.

Ерофеич всхрапнул, причмокнул губами, поворачиваясь на бок, но глаз так и не открыл. Полуживая от страха, Лера быстро опустилась на колени. Руки в свалявшихся шерстяных перчатках с отрезанными пальцами, подбирающие патроны, замелькали над половиком, словно головы птиц, клюющих рассыпанное зерно.

Наконец, рассовав по карманам боеприпасы и натянув на уши шапку, Лера присела на дорожку. Провела ладонью по ворсистому одеялу, которое бережно стирала и штопала все эти годы. Так хотелось взять его с собой, но исчезновение могло вызвать ненужные подозрения деда. Зачем, спрашивается, на охоте одеяло, да еще и днем?

Взглянув на съежившийся в бутылке цветок, положила рядом записку и, на цыпочках перейдя свою комнату, тихонько прикрыла за собой дверь.

— Прощай, деда! Прости…

В коридоре стояла наполненная важностью предстоящего события тишина.

Теперь нужно было найти Юрика, который колобродил как обычно в бесчисленных коридорах. Проходя мимо двери в жилище капитана Лобачева, Лера различила тихие женские всхлипывания и рокочущий мужской голос.

— Так и знал, что ты что-то задумала! — звонко прошептал появившийся из сумрака Юрик. — А мне сложно сказать? Друг называется!

— Тихо! Я как раз тебя ищу! — схватив под локоть, Лера оттащила парнишку к стене. — Вот, послезавтра передашь деду.

Она протянула приятелю сложенный листок бумаги.

— Что это? — Юрик попытался развернуть листок.

— Не читай! — остановила Лера. — Это записка для деда. Убегаю я.

— Куда?!

— С лодкой. В Антарктику.

— А-а, это чтобы за лопоухого замуж не идти? — немного подумав, понимающе протянул Юрик.

— Что-то вроде.

— Понимаю, не сахар. А с тобой можно?

— Нет. На кого мать оставишь, подумал?

— А ты деда своего? — тут же парировал Юрик.

— Он мужчина и член Совета. Не пропадет.

— Вечно все испортишь, — со вздохом опустил голову парнишка и, неожиданно что-то вспомнив, засуетился. — Погоди! Я сейчас быстро домой сбегаю, только никуда не уходи!

Лера собиралась возразить, но Юрика и след простыл. Впрочем, через несколько минут он вернулся и протянул ей что-то замотанное в тряпицу.

— Вот, хотел на свадьбу подарить, но раз такое дело, держи сейчас.

Развернув сверток, Лера с удивлением повертела в руках самодельную рогатку.

— Я у добытчиков специально с поверхности несколько веток попросил, — с гордостью прокомментировал мальчишка. — Думал, может, тебе пригодится?

— Где? В семейной жизни? — Лера засмеялась но, видя серьезность приятеля, осеклась.

— С оружием сейчас сама знаешь, перебои. Дед вон твой «макарыч» в сейф запирает…

— А ты откуда знаешь?!

— Разведка донесла. С рогаткой ты всегда вооружена, мне спокойней будет. Оставь мне что-нибудь на память, — неожиданно попросил он.

— Что? — растерялась беглянка.

— Не знаю.

Посмотрев на поникшую фигурку приятеля, Лера поддалась секундному порыву и, наклонившись, чмокнула Юрика в щеку.

— Мне пора, — выпрямившись, она пошла по коридору. — Приглядывай за дедом, ладно? Надеюсь, еще увидимся.

— Пудреницу взяла? — с беспокойством окликнул девушку Юрик, у которого от внезапного счастья запылали уши.

— Да, — кивнула Лера, пощупав задний карман джинсов.

— Переложи. А то сядешь, — посоветовал Юрик и тихо добавил: — Вспоминай обо мне.

— Хорошо, — смутилась остановившаяся Лера: вечно дуркующий парнишка как-то неожиданно повзрослел.

В этот момент в коридоре мягко погас свет, и силуэты замерших ребят несколько секунд выхватывали из сумрака малиновые сполохи аварийного освещения.

— Лодку отключили, — догадалась Лера, когда под потолком с едва слышным гудением снова разлился тусклый желтоватый свет. — Я пошла.

— Ты вернешься?

— Обещаю. С кем еще ты будешь собрания старейшин срывать?

— А помнишь, как мы подложили бомбу-вонючку Климову, когда они совещались о ремонте дренажных систем? — лицо Юрика тут же растянулось в улыбке.

— Еще бы! С ним потом неделю не разговаривали, — засмеялась Лера. — Завтра тоже будет финт — накануне свадьбы старейшин невеста сбежала!

— Класс! — оценил Юрик. — Крик поднимут! Я тебе потом все в подробностях расскажу…

Где-то в глубине коридора гулко хлопнула дверь.

— Возвращайся быстрее, — обернувшись, поторопил подругу Юрик. — Я буду скучать.

— Я тоже, — прошептала Лера.

Юрик кивнул и растворился во мраке коридора. Но сгустившаяся темнота еще пела его звенящим голосом:

* * *

Ствол вентиляционной шахты по обыкновению встретил ее таинственной полумглой и тишиной. Лера немного постояла, задрав голову, привычно всматриваясь в невидимый конец колодца. Ни шороха, ни знакомых аккордов чарующей мелодии, ради которых она столько лет тайком убегала с плантации, чтобы здесь, в одиночестве, укрывшись от посторонних глаз, побыть наедине с фотокарточкой родителей и своими мыслями.

Ни звука.

Загадочное место словно давало понять, что сейчас не желает посторонними шумами нарушать торжественную тишину, пронизывающую убежище и ее обитателей. Сверху долетел легкий порыв теплого воздуха, пропитанный запахом смазки работающих где-то наверху воздухоочистительных фильтров, и тихонько потрепал выбившуюся из-под шапки челку.

Как будто прощаясь.

Ждать не решилась — время стремительно утекало, словно песок сквозь пальцы.

— В другой раз, — сунув большой палец за лямку рюкзака, уверенно прошептала Лера и, в последний раз оглядев свое секретное место, быстро зашагала назад.

* * *

Рядом с дырявой бочкой, в которой с потрескиванием трепыхалось пламя, расположились трое ребят, оставленных на карауле. Переговаривались вполголоса. Неуверенно тренькала гитара.

На цыпочках прошмыгнув в ангар, Лера в очередной раз поразилась размерам окутанной сумраком лодки. Наверное, в старину все враги бросались наутек, едва завидев такое чудище, подумалось девушке. «Иван Грозный». Стошестидесятиметровый кит-исполин с душой былинного богатыря. Лера понятия не имела, кто такой Иван Грозный, но почему-то была уверена, что человек с таким именем обязательно должен быть похож на героев многочисленных сказаний, которыми изредка пересыпал свои сбивчивые проповеди Птах.

— …вот такой он Женька-фармазо-он, — с неуклюжим завершающим аккордом донеслось от костра, и негромко зашелестел одобрительный мужской хохоток.

Лера осторожно выглянула из-за поставленных друг на друга пустых топливных бочек. Рома-Дрын, Витя-Кальмар и местный заводила — Петя по кличке Шкура, которого так прозвали за ношение добытой с поверхности фасонистой кожаной куртки. Как всегда — с гитарой. Говорят, он ее обнимает куда чаще и охотнее, чем свою Вику… Нашли, кого оставить! Хотя, по большому счету, беглянке это даже на руку. Будет легче осуществить задуманное.

И Лера не стала медлить.

Достав из рюкзака фонарик и схему лодки, она подбежала к перекинутому на судно трапу и, изо всех сил стараясь, чтобы под ботинками предательски не скрипела доска, призрачной тенью юркнула на борт.

— Шкура, давай еще одну, — попросил Витя-Кальмар, прикуривая от мятущегося пламени самокрутку. — Да чтоб так, позабористей.

— Сейчас, подтяну только, — заскрипел струнами гитарист.

— Ты хоть настраивать умеешь? — фыркнул Дрын и бросил в бочку окурок.

— Не учи папу любить маму, — авторитетно оборвал Шкура.

Снова засмеявшиеся караульные не заметили, как от сложенных рядом с лодкой бочек отделилась еще одна тень и взбежала по трапу на борт, вслед за Лерой.

Натужный скрип досок заглушил первый гитарный аккорд.

* * *

Утром провожать лодку собралось все убежище от мала до велика. Пока створы ангарных ворот неторопливо расползались в стороны, успели в очередной раз наплакаться, заново перецеловать родные детские и женские лица, обнять друзей и рассовать по карманам памятные безделушки. Песен не было: «Прощание Славянки» без инструментов исполнить не получалось. В воздухе стоял возбужденный гомон.

— Ой, кровиночка ты моя! — в сотый раз приглаживая натянутую на могучие плечи Тараса химзащиту, причитала зареванная Михална. — Смотри, не простынь там. Деткам гостинцев привези.

— Ледышек, что ли? Так, глядишь, не довезу. Ну, полно, полно, мать, — пытался успокоить всхлипывающую жену явно растроганный Тарас. — Свидимся еще.

Чинно попрощавшись со старейшинами, облаченный в хрустящий кожаный плащ и начищенную фуражку капитан, гремя сапогами, поднялся на борт. Оставшиеся на берегу молча следили, как неторопливо убирали трап.

— Отдать швартовы! — наконец зычно скомандовал Лобачев.

— Ну, вот… Бог дал, бог и взял, — тихонько всхлипнула горстка толпящихся на пирсе старушек. — Как же мы без Иванушки-то теперь, горемычные?

— Хватит причитать, никуда они не денутся! — буркнул кто-то из мужиков в потертых офицерских кителях. — Мертвая та ледышка. Если тогда кто-то и выжил, то наверняка передохли все давно с голоду. Не найдут там ничего, да обратно воротятся. Благо, хоть «Грозный» разомнется, а то застоялся совсем. Глянь, как на волю тянет!

Лодка отправлялась в путь, медленно выходя в Балтийское море.

На крыше опустевшего ангара стояла одинокая фигура, под которой с гулким рокотом сомкнулись створы ворот. Соленый ветер трепал прикрывающие худое тело лохмотья. Что-то бормоча невидимыми под всклокоченной бородой губами, человек неторопливо крестил удаляющуюся навстречу неизвестности лодку.

Это был Птах.

 

Глава 4

СОЛЯРИК

Коридоры, коридоры, перегородки между отсеками, лестницы, двери с непонятными словами и буквами, змеящиеся трубы и пузатые вентили… все в обрамлении сложнейших приборов и устройств непонятного назначения. Пробираясь по этому рукотворному лабиринту накануне побега, Лера благоговейно глазела по сторонам. Прав был Юрик — лодка казалась плавучим городом. Сколько же она могла вместить людей? И как капитан с командой не потеряются здесь? Ха! А она-то думала, что будет трудно найти, где спрятаться. Теперь осталось присмотреть уголок поукромней. В поисках убежища девушка инстинктивно продолжала спускаться вниз, с каждым пролетом глубже проникая в недра лодки.

Наконец она нашла его за очередной массивной дверью с загадочной надписью «АСА». Застыв в дверном проеме и забыв про карту в опустившейся руке, Лера водила лучом фонарика по необъятному боку застывшего в чреве лодки механизма. Это был большой спасательный бот, изготовленный специально для субмарины такого класса, в экстренной ситуации способный вместить всю команду — без малого сто человек. Забравшись внутрь спасательного аппарата и оглядев каюту, Лера подумала, что здесь запросто могла бы поместиться их столовая в убежище.

Внутри бота было тепло. Стоячий воздух уютно пах резиной. Бросив рюкзак у круглой двери, Лера пошла по каюте, оглядывая ряды сидений вдоль стен. Может быть, так выглядели вагоны метро, о котором рассказывал дед? Присев на одно из посадочных мест, девушка стянула ботинки с шапкой и легла на бочок, подложив под щеку ладони. Тут ее точно не найдут! Кому в начале путешествия может потребоваться спасательный бот?

Несмотря на нервоз, вызванный дерзкой выходкой, уснуть удалось почти сразу — все-таки Лера еще была дома…

Ее разбудил громкий хруст. Спросонья привстав на сиденье, девушка включила фонарик и огляделась. На первый взгляд каюта по-прежнему была пуста…

— Эй, — шепотом позвала Лера. — Тут есть кто-нибудь?

Глупый вопрос. Понятно, что есть, — кто-то же издает эти звуки. Неужели нашли?! Дед все-таки заподозрил неладное или Юрик заложил, приревновав Леру к опасному приключению? Или, что еще хуже…

— Юрик, это ты?

Тишина. Сбросив куртку, которой она укрывалась вместо одеяла, девушка быстро зашнуровала ботинки. Даже через толстые подошвы чувствовалось, как едва ощутимо вибрирует пол.

Перестав суетиться, Лера облегченно выдохнула.

Значит, она проспала отплытие и лодка уже в море. Вот и славно. Берег наверняка далеко, а это значит, что теперь уже поздно препираться с собственной совестью. Возвращаться из-за нее все равно никто не станет. И к тому же, никто не знал, что она пробралась на борт.

Шевеление и хруст доносились от двери в каюту. Там, где был оставлен рюкзак. Лера подняла фонарь, и в луче света показался торчащий из раскрытого рюкзака белый пушистый зад. Толстый, похожий на вытащенного из земли червяка, лысый хвост энергично елозил по полу. Больше всего это напоминало…

Лера чуть не заорала от ужаса. На оставшейся позади суше содержимое многочисленных складов привлекало в убежище полчища крыс, и девушка неоднократно с содроганием наблюдала, как Азат выжигает пищащую массу из огнемета.

— А ну пошла, — неуверенно пробормотала девушка.

Грызун не шелохнулся. Невидимые челюсти продолжали невозмутимо харчить Лерины запасы.

— Кому говорю! — перехватив фонарь, Лера непослушными пальцами расшнуровала ботинок и, стащив его с ноги, запустила им в рюкзак.

Послышался глухой удар, и высунувшееся из сумки существо издало громкий, угрожающий писк. От неожиданно резкого звука Лера дернулась и выронила фонарь.

Убранный перед сном спасительный пистолет и рогатка, подаренная Юриком, остались все в том же рюкзаке. Отбиваться было нечем.

— Мамочки…

В сумраке сверкнули два глаза, красные, словно ягоды смородины. Подобрав фонарь, Лера попятилась, тщетно пытаясь найти выход из положения. Серый мародер находился как раз перед входной дверью бота, отрезая напуганной девушке путь к спасению. От обычной крысы он несколько отличался: уши и голова покруглее, морда не такая вытянутая. Хотя кто их знает, может, корабельные крысы (про них Лера неоднократно слышала) именно так и выглядят? Зверь пока не проявлял агрессии, но кто знает, чего от него ждать?

— Брысь! — чувствуя, как губы начинают предательски дрожать, Лера топнула, от испуга сделав это ногой без ботинка, поэтому толстый шерстяной носок заглушил звук удара. — Ну, пожалуйста.

В этот момент снова сунувшаяся в рюкзак крыса стала пятиться задом, и Лера увидела в ее зубах изрядно пожеванный план лодки. Беглянку словно водой окатили — без спасительной схемы она мгновенно заблудится в бесчисленных коридорах и, что еще хуже, обнаружит себя раньше времени. Хоть Лера и была уверена, что ее не ссадят, но все-таки решила подождать, пока судно достаточно углубится в море.

И вот теперь какая-то хвостатая гадина все портит в самом начале пути! У Леры даже сбилось дыхание, настолько гнев пересилил страх. Подскочив к рюкзаку, девушка пнула взвизгнувшую крысу ботинком. Та отлетела к стене, выпустив недожеванную добычу. Девушка же опустилась на колени и, отложив фонарь, подняла план лодки, превращенный в бесформенные бумажные лохмотья. Ей стало так обидно, что к глазам подступили слезы. Лера подняла голову и посмотрела в ту сторону, куда отфутболила крысу. Та уселась на задние лапы и, привалившись к стене, положила передние на живот. За девушкой внимательно следили умные глазенки, под которыми словно антенны шевелились большущие усы.

— Тебе грибов было мало? — всхлипнула девушка, позабыв про недавний страх. — Вот и перчатки испортила, чучело! Чего смотришь?

Вспомнив о подарке Птаха, Лера судорожно выпотрошила рюкзак — Библия оказалась цела. Крыса продолжала сидеть молча, словно обдумывая, что ей ответить.

— Как я без карты? — причитала Лера. — Дорогу сюда не запоминала, торопилась. А теперь и до туалета не дойду.

— Пи! — невозмутимо донеслось от стены.

— Конечно, — увидев, что крыса не собирается нападать, Лера немного успокоилась. — Сама, небось, каждый закоулок давно обнюхала.

— Пи-пи!

— Ну да, у тебя-то с этим проблем нет. А мне туалет нужен, понимаешь? Ту-а-лет!

— Пи! — на мгновение Лере показалось, что зверек… кивнул.

Прищурившись, девушка всмотрелась в сливающийся со стеной силуэт. Обитательница лодки была неподвижна, словно изучала незнакомое, невесть откуда взявшееся существо.

— Ничего ты не понимаешь. Что, грибы понравились? — Лера вздохнула и просунула пальцы сквозь прогрызенные в мешке дырки. — Я их запасла, чтобы первые дни отсидеть. Теперь, похоже, придется кухню искать.

Ссыпав остатки грибов на ладонь, Лера сунула один в рот, а другим поманила зверька.

— Иди сюда, не бойся.

Крыса по-прежнему была неподвижна, но девушка заметила, что усы-антенны зашевелились энергичнее.

— Иди же. Ц-ц-ц! — протягивая руку, Лера поцокала языком. — Ты крыса или кто?

Опустившись на все четыре лапы, грызун сделал несколько шагов к девушке, забавно виляя увесистым задом.

— Давай, не трону я тебя, — стараясь придать голосу дружелюбности, пообещала девушка. — Извини, что поддала.

Зверек, предварительно обнюхав ее руку, все-таки взял корешок и, усевшись на задние лапы, с удовольствием захрустел.

— Но ведь нельзя же ломиться без стука, — продолжала Лера, а сама подумала, что ситуация как раз выглядит наоборот, и это она бесцеремонно вторглась на чужую территорию.

— А есть тут еще такие, как ты? — стряхнув с ладоней крошки, спросила она.

Расправившийся с грибом зверек неожиданно выдал длинную тираду, состоящую из писков различного тембра и длины. Прислушавшись, жующая Лера с удивлением отметила, что крыса меняет интонации, словно выражая какие-то свои вовсе не односложные мысли.

— Есть хочется, — вздохнула девушка и оглядела каюту. — Не знаешь, где кухня? Может, удастся, чего-нибудь, стянуть.

— Пи? — подала голос крыса и почесала острую мордочку.

Еще раз, посмотрев на изжеванный план лодки, девушка стала натягивать ботинок.

— Вот и я не знаю.

«Ионы во чреве китовом», — вспомнилась Лере таинственная присказка Птаха.

Чем выше она поднималась, тем явственнее ощущалось присутствие других людей. Вот где-то по лестнице прогремели шаги, за очередной приоткрытой дверью кто-то щипал гитарные струны. Здесь разместилась калининградская группа, догадалась прошмыгнувшая мимо девушка. Крыса семенила следом.

Неожиданно впереди послышался смех, и Лера сбавила шаг.

— Хотите самый короткий? — поинтересовался невидимый за приоткрытой дверью кают-компании Азат. — Девушка спрашивает моряка: «Скажите, а море красивое?» «Извините, — отвечает тот, — никогда не видел. Я — подводник!»

Прозвучало несколько смешков.

— А вот еще один, — притаившаяся Лера узнала веселый голос Савельева. — Аварийная ситуация. Подлодка лежит на дне, балласт продуть не удается. Командир берет «каштан» и объявляет: «Ребята в отсеках, у меня для вас две новости, первая — плохая, вторая — хорошая. Начну с плохой: воздуха у нас на два часа. А хорошая: зато продовольствия — на семьдесят дней».

Из-за двери снова донесся одобрительный хохот, и Лера призрачной тенью мелькнула в узкой полоске света, льющегося изнутри.

— Какая огромная кухня! — не сдержалась она.

В этот час пустые владения Бориса Игнатьевича произвели на девушку впечатление. Начищенные кастрюли и сковородки, развешанные над мойками и разделочными столами, рифленые трубы вытяжек и полки с тарелками… И все эти годы, что лодка стояла в убежище, никто не удосужился принести хоть чуточку этой красоты в столовую?

И сразу заметила вместительную кастрюлю на огне, в которой что-то аппетитно шкворчало. Схватившись за крышку, тут же с шипением отдернула руку, закусив губу. Нашла тряпку, обернула ею ручку… В кастрюле пузырилось бурое варево непонятной консистенции, источающее такой восхитительный аромат, что Лера даже зажмурилась от удовольствия. Поиски ложки заняли чуть больше времени. Наконец, зачерпнув из кастрюли, девушка легонько подула на дымящуюся пищу. Только вот донести ложку до рта не получилось.

— Было же ясно сказано, обед через два часа!

Лера дернулась от неожиданности и, уронив ложку в кастрюлю, резко обернулась, встретившись взглядами с Паштетом и Треской.

Отправляясь в поход, Борис Игнатьевич не мог не взять двух своих главных помощников. Низенький и полный Треска, прозванный так за недюжинную искусность в рыболовном деле, и долговязый Паштет, вытянутое лицо с орлиным носом которого было похоже на настороженную мордочку грызуна, были признанными мастерами поварского дела.

— Едрить-мадрить… — вытаращил глаза Треска, чью небритую физию, увенчанную блестящей лысиной, обрамляли сальные нитки волос. — Лерка, ты, что ли?!

— Женщина на корабле не к добру, чувак! — прогундосил славящийся суеверием Паштет, но напарник шикнул на него.

— Тайком, что ли, пролезла? — прищурившись, догадался Треска.

— Да, — испуганная девушка так вжалась в стол, что лежавшая в заднем кармане джинсов пудреница, с тревожным хрустом больно впилась в ягодицу. — Не сдавайте меня пока, хорошо?

Парочка заговорщически переглянулась и скорчила садистские рожи.

* * *

— Смотрите, какого зайца на камбузе поймали! Борис Игнатьевич, я ее первый заметил! — Паштет подтолкнул сопротивляющуюся Леру в кают-компанию.

— Отпустите, дураки! — брыкалась в руках парочки пленница. — Больно же!

— Иди-иди.

— Здравствуйте, — ни кому не обращаясь, пробормотала Лера, не в силах поднять на сидящего во главе стола Лобачева испуганные глаза.

— Чудо-юдо, мосальская губа! — удивленно выдохнул сидящий рядом с капитаном Тарас.

— Ты?!

— Я же говорил, не надо было пацанье у лодки в дозоры ставить, — хмыкнул Азат и отпил из жестяной чашки.

— Простите, Юрий Борисович… — вконец растерявшись под многочисленными взорами, пролепетала Лера. — Понимаете, просто…

— Понимаю, — сурово откликнулся Лобачев. — Не понимаю только, что мне теперь делать? Ссадить тебя на первой попавшейся суше? Или посадить в резинку и отправить на веслах назад? Ты хоть представляешь, как далеко мы уже ушли?

Слушая перспективы своего возможно недалекого будущего, Лера почувствовала, как у нее задрожали колени.

— Это тебе не прогулочный катер, а военный корабль, — продолжал сурово выговаривать капитан. — Ну, чего молчишь?

— Не знаю, — Лера опустила голову и почувствовала, как по щекам мягким шелком скользнули волосы. «Сейчас лицо наверняка такого же цвета, как они», — отчего-то подумалось девушке.

— А кто знает? Я? — устало спросил Лобачев. — Ладно, шут с тобой. Разворачиваться, ясное дело, нельзя, время потеряем. Володя, поколдуй со связью, может, удастся в убежище передать, чтобы Ерофеев не волновался. Боря, а ты не обессудь, — капитан посмотрел на сидящего тут же кока. — Раз уж такое дело, бери в помощники. Пристроить ее больше некуда, а на камбузе девчонке всяко спокойнее будет.

— И чем мне ее занять? — развел руками Борис Игнатьевич.

— Я готовить умею! — выпалила обрадовавшаяся Лера.

— Это тебе не приманки из объедков для чудищ варганить, — авторитетно заявил Треска. — Тут, подруга, высокая кулинария! Искусство!

— Котлеты поджарить? — огрызнулась Лера.

— Ага, а сама трескаешь за обе щеки, — обиделся Паштет.

— Ша, Федя! К плите я ее всяко не пущу, — Борис Игнатьевич оглядел собравшихся в кают-компании и, не увидев поддержки на прятавших улыбки лицах коллег, махнул рукой. — Ладно, шагай за мной.

Пока Леру распекали в кают-компании, крыса дежурила снаружи у двери. Когда ботинки кока и девушки, которую отпустила расторопная парочка, вновь застучали по коридору, она тут же увязалась следом.

— Это еще что?! — нахмурился Борис Игнатьевич.

— Антисанитария, чуваки! — испуганно ахнул Паштет.

— Она моя, — сразу соврала Лера, обрадовавшись, что забавный зверек вернулся. — Из убежища.

— Ручная, что ли? — Треска подозрительно оглядел семенящего рядом зверька. — Что-то я там таких больших не видал.

— Ага. Она просто много ест, — беззаботно пропела девушка.

Борис Игнатьевич пробурчал что-то невразумительное — Лере удалось разобрать только про «лишний рот».

— Классная кухня, — желая смягчить кока, сказала девушка, когда они вернулись в плавучее царство поварешек и кастрюль.

— Не кухня, а камбуз, — возмущенно поправил Борис Игнатьевич. — Будто не с моряками всю жизнь прожила! Кухня! Еще гальюн «туалетом» назови… Значит, так. Готовить у меня уже есть кому, посуду лучше тоже не трогай… брысь! Там не доварилось еще. А вот по части уборки народу не хватает.

— Ну вот, — разочарованно застонала Лера, увидев довольные ухмылки Паштета и Трески.

— Цыц! На флоте до любого чина дослужиться надо, а ты, стало быть, с юнги начинаешь. Так что — есть к чему стремиться. Сейчас же и приступай. Держи ключ от шкафчика, в нем швабра с ведром лежат. Да смотри: потеряешь — новый заставлю сделать. Сдавать будешь каждый вечер после ужина.

Борис Игнатьевич скептически оглядел джинсы девушки и высокую, обтянутую тельняшкой грудь, над которой из выреза выглядывали острые ключицы.

— Что касается одежды, носи что-нибудь посвободней. Дырки на штанах зашей. А лучше поищи себе комбез в кладовке. В личном составе одни мужики, а у них по этой части нервы не железные.

— Ну, буду я раздутая, как пузырь, что они там себе, остальное не додумают? — подначила начальника Лера.

— Додумают или не додумают, то не твое дело. Делай, как сказал. Одежду и исподнее всегда сама стирай, в прачечной оставлять не советую. Пряталась-то где?

— В спасательном боте.

— Можешь в любую свободную каюту перебираться, какая понравится. А что до нее, — Борис Игнатьевич безжалостно ткнул пальцем в испуганно съежившуюся крысу, — чтобы духу этой твари на камбузе не было, ясно? Это в первый и последний раз. У меня весь паек по суточным расписан — талмуд потолще «Войны и мира». Каждая крупинка на счету! И это еще не говоря про чуму…

— Какую чуму? — испугалась Лера.

— Которую она разносит! — кок прицелился пальцем в лоснящегося и совершенно очевидно здорового зверька.

— Она не будет чуму разносить. Она себя будет хорошо вести, обещаю, — вздернув подбородок, захлопала глазками Лера.

— Ну, счастье ее, если так. Иначе — пришибу, — веско подытожил кок. — А теперь брысь! У меня еще обед не готов.

Благодаря указаниям Бориса Игнатьевича, Лера быстро нашла палубу, на которой находился склад. Точнее, даже не склад, а гигантский ангар, плотно заставленный всевозможными контейнерами, ящиками, да и бог весть чем еще. Плотно пригнанные друг к другу емкости в некоторых местах расступались, образуя что-то вроде узких коридоров. Пахло деревом, машинным маслом и перегаром. Перегаром?..

— Бывала уже тут? — наклонив голову, она посмотрела на спутницу.

— Пи!

Сжав выданный коком ключ в кулаке, Лера последовала за уверенно семенящим зверьком. Разыскать вытянутый металлический шкафчик с несколькими горизонтальными вентиляционными отверстиями не составило труда, и девушка уже вставила ключ в замок, чтобы открыть дверь, как неожиданно крыса, воинственно пискнув, исчезла среди ящиков.

— Ты куда? — позабыв про свое задание, девушка побежала вслед за сорвавшимся зверьком.

Вскоре впереди из-за ящиков послышались возня и знакомый переливчатый матерок.

— Э, ушастая! Это мой носок! Вот я тебе сейчас… А ну, назад! Стой, кому говорю! Ишь, чертяка!

Свернув на очередном повороте, Лера так и замерла на месте. А в следующий миг выдохнула:

— Дядя Миша?!

— Лерка?! — Батон даже забыл про крысу, которая вместе с носком спряталась в ногах у девушки.

— Но вы же отказались плыть? — Лера все еще не верила своим глазам.

— Передумал, — лениво бросил охотник. — А вот ты чего здесь делаешь?

— Борис Игнатьевич за шваброй послал, — Лера пожала плечами. — Убираться заставили.

— От охотника на мутантов до уборщицы за сутки! Шустро двигаешься по карьерной лестнице, — дядя Миша отсалютовал початой бутылкой сивухи и сделал большой глоток.

— Опять пьете? — нахмурилась Лера.

— Не грузи, — рыкнул Батон, но по всему было видно — он искренне обрадовался девушке.

Охотник расположился с комфортом. Подойдя ближе, Лера с любопытством оглядела убежище своего наставника. Среди огромных ящиков была втиснута небольшая брезентовая палатка, над входом в которую тускло светил фонарь «летучая мышь». Из-под края полога торчал вытянутый сверток, и девушка сразу узнала зачехленный приклад СВД. Набитый всевозможными ловушками и манками рюкзак тоже был здесь. Застигнутый любопытной крысой, Батон с невозмутимостью домохозяйки развешивал дырявые носки на веревке, протянутой между ящиками в двух метрах над полом.

— Вы для этого всем про свою вылазку говорили, чтобы незаметно исчезнуть? — догадалась Лера, внутренне ликуя от того, что встретила родное лицо.

— Ясен пень, — дядя Миша снова принялся за носки. — А тебя-то Ерофеич как отпустил?

— Я ему записку написала, что с вами ушла.

— Вот это я понимаю, срослось! — раскатисто захохотал Батон. — Сбежавшая невеста, блин! Гляжу, подругу себе уже нашла. Носок верни, Чучундра! И учти, будешь бузить — вздрючу! Я на твое семейство столько живности переловил — у буренки шерсти на заднице меньше!

— Чучундра — это разновидность? Вы знаете, что это за зверек? — отобрав у разочарованно пискнувшей товарки добычу, Лера вернула носок дяде Мише. — Белая крыса, да?

— Крыса?! — фыркнул тот. — Мышь это, самая обыкновенная. Только отожравшаяся. А Чучундра — просто кликуха, и все.

— Никогда не видела мышей.

— Надо же когда-то начинать, — подметил Батон и приложился к бутылке.

— Откуда она здесь?

Охотник пожал плечами:

— Шут его знает. В старину на атомных подлодках всегда белых мышей держали. Чья-нибудь пра-пра-правнучка, наверное.

— Они добрые? — Лера с любопытством разглядывала жавшегося к ботинку зверька.

— Это смотря как себя вести будешь, — ответил дядя Миша и нахмурился. — Только дверь на ночь запирай, а то ненароком пальцы обгрызет… Да шучу, шучу! — засмеялся он.

— А почему вы не со всеми?

— Гонцы залетные мне не нравятся. Хоть ты тресни, нечисто что-то тут, — прекратив возиться с бельем, нахмурился Батон. — А от рож этих калининградских вообще кулаки чешутся. Последить за ними решил. Так что я как-нибудь сам здесь, привычней это для меня. Чем меньше буду перед глазами мельтешить, тем лучше.

— Зачем им в Антарктику? — к своему стыду, Лера только сейчас поняла, что совершенно не знает цели экспедиции.

— Вирус, говорят, там какой-то есть, — ответил Батон и вкратце пересказал суть собрания в Пионерском убежище.

— Думаете, у нас получится? — спросила девушка, когда он замолчал и снова приложился к бутылке. — Вот было бы здорово!

— Черт его знает, — охотник зашуршал ладонью по небритой щеке, — что там у калининградских этих на уме. Ты с ними, это, ухо востро держи и не болтай особо. Я этот вопрос по-своему провентилирую.

— Как?

— Буду шпионить, ясен пень!

— Вы им не верите?

— Я давно никому не верю, — ответил Батон, задумчиво смотря перед собой. — Кроме тебя, разве что.

— А скоро мы доплываем?

— Ну, мать, ты даешь! — захохотал Батон, и Лера в очередной раз за день почувствовала, как у нее запылали уши. — Как же ты операцию-то готовила, а? Несколько месяцев плыть, лисенок. Всю лодку вдоль и поперек отдраить успеешь, да еще и по винтикам перебрать.

— Несколько месяцев… — прошептала поежившаяся девушка. Только сейчас она по-настоящему начинала осознавать, во что ввязалась.

* * *

Когда-то, чуть менее века назад, где-то на Балтике затопили тысячи тонн химического оружия Вермахта. Таким незатейливым способом страны-победительницы решили покончить с опасным наследием Третьего Рейха. Ни сил, ни желания решать проблему у них не было — и они просто отписали ее своим потомкам.

Соленая морская вода разъела металл.

Смертоносная отрава стала насыщать воду. Особенности течений не давали отравленной воде идти дальше мыса Таран и города Янтарного, поэтому тем, кто выжил в Пионерске, ядовитые туманы с моря были не страшны. Но лодка неумолимо приближалась к границам зараженной акватории, которая начиналась за мысом, к юго-западу от нынешнего курса.

На фоне кроваво-алого неба, подкрашенного фиолетовыми мазками облаков, вздымался громадный черный силуэт.

— Это еще что такое? — пробормотал приникший к окулярам бинокля Лобачев.

Напитанный солью ветерок щекотал лица собравшихся на палубе людей.

— Не знаю, — Азат, прищурившись, всматривался в горизонт. — Хрень какая-то.

— «Д-6» это, — поднявшийся на палубу Савельев натянул шапку на уши. — Мне еще отец про нее рассказывал.

— Кравцовское месторождение? — Лобачев снова приник к биноклю. — Оно же на востоке. Ты точно курс проверил?

Стоящий рядом Тарас кивнул.

— Значит, снесло. Разрешите? — Савельев взял у капитана бинокль. — Можно высадиться, поскрести по сусекам. Насчет топлива, например.

— Топлива, — усмехнулся Лобачев. — Атомную лодку сырой нефтью заправлять собрался?

— Для бота! Или там для генераторов переносных, — нашелся Савельев.

— Все равно по пути, — капитан отобрал у помощника бинокль. — Может, живой там кто? Скорость?

— Пять узлов.

— Увеличить до семи, — Лобачев оглядел небо. — Глядишь, до захода солнца успеем.

Вечерело. Надувные лодки одна за другой плюхались в воду.

— Заброшенная она, — разочарованно протянул Савельев, оглядывая массивный остов платформы, изъеденный бурой ржавчиной и оплетенный вьющимися побегами мясистых водорослей. — Зря народ гоношили.

— Не хоронись раньше времени, — посоветовал Тарас и первым спустился в неустойчивую лодку.

Гребли осторожно, плавно погружая короткие весла в окружающую станцию вонючую нефтяную пленку.

— Эй, на платформе! — подняв мегафон, сказал Лобачев. — Есть кто-нибудь?

Тишина. Эхо усиленного мегафоном голоса, несколько раз отскочило от стен внутри станции и, наконец, где-то спряталось.

— Нужно лестницу найти, — в своей манере прищурился, оглядывая строение ритмично гребущий Азат.

— Что бы мы без тебя делали, — беззлобно поддел сидящий позади Савельев.

Вереница лодок стала огибать остов платформы.

— Твою ж!.. — не сдержался первым повернувший за угол Тарас.

С другой стороны к основанию платформы тросами была прикреплена оскалившаяся в немом рыке туша тюленя, настолько огромного, что находящиеся в лодках поначалу приняли ее за останки кита.

И только невыносимая нефтяная вонь забивала трупный смрад, который источала гигантская туша.

— Это ж какая силища нужна, чтобы такую башку свернуть! — пробормотал сидящий в одной из лодок Батон, оглядев тюленя взглядом матерого охотника.

Незаметно отсиживаться в трюме у старого охотника получилось всего несколько дней. В очередной раз сцепившись с зеленым змием, он обнаружил, что окончательно истощил свой запас сивухи. Отправившись за догоном на пьяную голову, Батон, естественно, заблудился в коридорах лодки и наткнулся на Тараса.

— Едрить-мадрить! Ты же плыть не хотел, — обалдел от встречи старпом, а потом усмехнулся: — Сначала Лерка, потом ты. Если еще зайцы прячутся, так пусть уж сразу выходят.

— Больше никого, — икнул Батон, наваливаясь спиной на стену. — Не шибко я пришлым верю.

— Опять двадцать пять! Нам тут только игры в шпионов не хватало.

— Не вяжется у меня с ними, и все тут, — упрямо качнул головой Батон. — Жопой чую…

— А почему бы тебе просто не поверить, что мы реально можем помочь? Или ты уже окончательно доверять разучился?

— Ладно, просто не обращайте на меня внимания, и все, — вяло отмахнулся Батон.

— Как знаешь. А здесь-то чего забыл?

— Да вот, насчет самогончика интересуюсь, — охотник с ухмылкой почесал небритую щеку.

И вот теперь он сидел в одной из лодок, с удовольствием подставляя лицо соленому ветру. А вот Леру, как та ни просилась с остальными, оставили на подлодке.

— Эй! По днищу что-то стукнуло, — неожиданно привстал со своего места Савельев.

— Еще чего придумаешь? — отозвался гребущий Азат.

— Говорю тебе…

Внезапно по левому борту поверхность пленки вздыбилась, и над головами плывущих поднялось нечто бесформенное, в центре которого с низким клокочущим звуком раскрылось широкое отверстие, похожее на пасть. Лодка покачнулась, чуть не вытряхнув орущих людей за борт. Не расстающийся с винтовкой Батон, мгновенно среагировав, вскинул ее к плечу. Грохнул выстрел. Пуля прошла навылет, не причинив ожившей массе вреда.

— Охренел?! — закричали из-за спины чудовища. — Ты Михалычу чуть башку не снес!

Вокруг лодок пленка волновалась, вспучивалась, клокотала. Поднялась суета. Загрохотали автоматы. Кто-то вывалился за борт, но его тут же потащили обратно за шкирятник.

— Тяните! Тяните меня!!! — орал отчаянно барахтающийся в топливе мужик. — Меня что-то за ноги схватило!!!

Весла лихорадочно пенили нефть.

— Выгребай! Выгребай!

— Э! Мужики, харэ буянить! Хто тут дисциплину хулиганит?! — над водой разнесся хриплый, искаженный динамиком голос. Бахнул дуплетный выстрел. — Ну-ка пугачи убрали, живенько!

С подветренной стороны к станции приближалась дрейфующая моторная лодка, в которой, побросав весла, стоял высокий бородатый мужик в камуфляжном ватнике и ушанке с красной звездой. В одной руке он держал двустволку, другой прижимал ко рту мундштук жестяного рупора.

— Ты кто такой? — проорал Тарас.

— Тутошний я, — отозвался стоявший в лодке мужик. — Еще раз, для тех, хто у бронепоезде, — оружие не применять!

— Тут в воде хрень какая-то! — Батон указал стволом винтовки за борт.

— Та не хрень це, а Солярик, — откликнулся приближающийся мужик, по-прежнему не опуская ружья. — А то шо он на вас полез сначала, так вы, хлопцы, не серчайте: не любит он чужих, не любит. Ну, здорово, здорово!

Мужик кинул в бугрящуюся пленку несколько рыбин, которые достал со дна моторки. Нефть благодарно забулькала. Потом лодочник, отложив громкоговоритель, начал усиленно грести, в то время как все недоуменно переглядывались.

— Какой такой Солярик? — громко спросил Савельев и тихо добавил, так, чтобы было слышно только соседям по лодке: — Съехал от одиночества мужик, уже топливо по имени называет.

Азат хохотнул.

— Та живэ тут такой товарищ, рокив через пять появился после Гаплыка, — продолжал приближающийся одиночка. — Несколько наших завалил, но потом успокоился. Буровики со временем кто от чего передохли, я туточки водин остался.

Сидящие в лодках люди с опаской косились на изредка взбрыкивающую пленку.

— Кравцовское месторождение ведь на востоке было? — спросил Лобачев.

— А то ж, — кивнул мужик. — Рокив семь назад сносить стало. Потихоньку так, я сперва и не заметил.

— Как звать-то тебя? — поинтересовался Тарас.

— Палычем, — отозвался мужик и опустил ружье, указывая на атомоход. — А вы с такой махиной откель будете?

— Мы из Пионерска, — ответил Лобачев. — Уходим в автономное плавание.

— Тудыть вас растудыть! — Палыч бросил рупор на дно лодки. — А я думал, там и нет-то ужо никого.

— Да вот, с грехом пополам пересидели двадцать годков.

— У нас научная экспедиция, — вклинился Савельев. — В Антарктику.

— Дело ваше. Хотя чего еще в мире научного остаться могло — в ум не возьму. А тута чого хотели? — мужик кивнул на опутанную водорослями станцию.

— Думали просто посмотреть — вдруг кто живой остался? А еще вопрос по топливу провентилировать.

— Остался-остался. Из топлива же тут зараз только Солярик, — Палыч шмыгнул носом и багром подтянул свою лодку к спускающейся к воде лесенке. — Ладно, залезайте! Со жрачкой точно допомогу. Видите, какой у меня тута гэкспонат? Солярик притащил. Я ж того мяса вовек не осилю, та и тошно вже. Вот, плавал сети ставить — рыбки захотелось.

— А водоросли? — лодка с членами калининградской группы подгребла к станции, и Марк с любопытством размял пальцами свисающую с верхнего яруса мясистую плеть. — Съедобны?

— На бинты добре годятся. Да иногда горилку закусить, — Палыч привязал лодку к ржавым перилам. — С горшка потом, правда, не слезть…

— И почему же тебя Солярик этот с остальными не порешил? — поинтересовался Ежи, когда часть команды перебралась на станцию и принялась сгружать мешки с вяленым мясом на лодки, которые переправляли их на «Грозного». А там за провизию уже принимались Паштет с Треской под бдительным надзором Бориса Игнатьевича. В довесок Палыч с легкостью расстался с дюжиной огнеупорных костюмов, обязательных на каждой буровой. — Кстати, и почему именно «Солярик»?

— Да потому шо вин как есть соляра! Думал я ж на эту тему, крепко думал. Не-е, я вже его не боялся, як поначалу, — Палыч запустил пальцы в бороду. — Понимаешь, времени ж дуже много прошло.

— И?

— Шо «и»? Вот, я так разумию. Дети то ж хулюганить по глупости любят, но таки ж не со зла, а по глупости малолетней. А як подрастут, так и думать начинают о том, шо робят. Може Солярик постарел? Ничего нам с ним от жизни вже не трэба. Он один, я один. Так и уживаемся. Привязался я к нему, та и он ко мни, видать, тоже.

— Разумные горюче-смазочные материалы? — усмехнулся Савельев. — Это же невозможно!

— Усе относительно, як говорил старина Енштейн. Чому ты решив, шо всяка жизнь возможна только на основе белковых соединений? Колы хочешь знать, возникновение жизни на нашей планете — це ваще парадокс. Теоретически, у такых вот условиях, у которых существуе универсальный растворитель — вода, та ще агрессивная атмосфера, — жизнь зародиться не могёт. Но ведь зародилась!

— Да ты батя, философ! — присвистнул Тарас.

— А то ж, — гордо кивнул Палыч.

— Слушай, а чего тебе тут прозябать? Айда с нами! — предложил Савельев.

— Ни-и, хлопцы, — обитатель станции с мягкой улыбкой покачал головой. — Нечего мне там за горизонтом смотреть, да и Солярика не оставлю. Плывите же с богом.

— Как знаешь, — пожал плечами метеоролог.

— Хлопцы, не серчайте, — спохватился Палыч, — но мени вам окромя тюленины да горилки предложить нема чого.

— Не волнуйся, мы погрузимся и в путь. Время поджимает, — сказал Лобачев. — А тебе продуктов и чая оставим.

— Чаек — це добре! — мечтательно протянул Палыч. — Рокив сто не пивав!

— Дед, а как ты вообще в такой вонище-то живешь? — прокашлялся Савельев.

— Дык кому вонища, а кому и благоухание райских кущей! — усмехнулся Палыч. — Не дуркуйте, хлопцы, я усю жизню на буровых!

* * *

— Дядя Миша, а вы чего не ужинаете? — Лера вышла на палубу и, поежившись, потуже запахнула ватник. — Остынет же.

— Не хочется пока. Оставь мне там чего-нибудь, потом пожую.

— Хорошо, — девушка кивнула, хотя сидящий к ней спиной охотник не мог этого видеть, и заправила за ухо мятущуюся на ветру прядку волос. — А что вы делаете?

— Рождаюсь я, Лерка. Заново, — помолчав, загадочно отозвался тот, вдыхая щекочущий легкие соленый морской воздух. — Ты там внизу скажи, чтобы пока нырять не вздумали. Я еще подышу, пока в отравленную зону не вошли.

— Не простыньте, — Лера исчезла за дверью рубки.

— Не боись.

Батон сидел на спине идущей лодки, скрестив ноги по-турецки, и задумчиво смотрел на алую полоску между небом и водой. Изредка он оборачивался, вглядываясь в чернильные сумерки за кормой, в которых уже совсем растворился остов платформы «Д-6».

В рубке снова открылась дверь, и по палубе дробно застучали ботинки.

— Я же тебе сказал… — начал, не оборачиваясь, охотник.

— Батон, спускайся скорее вниз! — на ходу заорал Азат. — У капитана приступ!

 

Глава 5

ПАЛАЧИ

— Ты видел у него пистолет?! — орал Тарас, тряся старшего механика Вадима Колотозова за грудки. — Он брал с собой пистолет, я тебя спрашиваю?!

— Да не знаю я! — голова парня болталась из стороны в сторону, словно бубенчик на узде. — Говорю ж, не видел!

— Я ведь предупреждал! Предупреждал, что в проливе может случиться! Предупреждал, нет?!

— Предупреждал-предупреждал…

— И что ты сделал? Ничего, твою мать?! А ты, плешивый зад, — разбушевавшийся старпом переключился на подбежавшего Батона. — Какого хрена на палубе медитировал?

— Громкость убавь! — огрызнулся охотник. — Что с ним?

— Попробуй угадать!

— Я в машинном застрял, — пытался оправдываться болтающийся в тисках Тарасовых лапищ Колотозов.

— Знаешь, где я видел твое машинное?! Если с ним что-то случится, без него мы эту бандуру не сдвинем, слышишь, ты?! — продолжал орать старпом. — Нам на него даже дышать нельзя! А-а, иди ты…

Отбросив Вадима, Тарас замолотил кулаком в дверь.

— Юра, я тебя по-человечески прошу! Ты только это, не дури, слышишь меня? У тебя жена и двое детей… Нам до Антарктики по-любому доплыть надо. Юра, ты там?

— А где ж еще-то? — попытался пошутить Савельев.

— Заткнитесь! — шикнул Тарас и приник ухом к двери. — Юрка? Отзовись!

— Все со мной в порядке, — до застывших в коридоре людей донесся тихий голос капитана. — Просто дайте побыть одному.

— Ты вооружен?

— Нет у меня ничего, — устало ответил Лобачев. — Нервы команде не трепли. Сам выйду. Потом.

— Ты это, — сбавил обороты старпом и, отпрянув от двери, попросил: — Зови, если что, в общем.

— Дядя Тарас, что с капитаном? — глаза притаившейся в сторонке Леры были полны тревоги. — Он заболел?

— Что-то вроде, — буркнул выпускающий пар мужик. — Ты чего здесь?

— Кричали, вот и пришла, — просто ответила девушка. — Может, ему лекарства какого принести?

— Нету от этой болезни лекарства, дочка.

— Но, может…

— Шла бы ты к себе, Лерка! — повысил голос явно чем-то терзаемый Тарас. — Нечего тут смотреть.

— Хорошо, — девушка оробела. — Только не сердитесь.

— Это ты не серчай на меня, дочка, — старпом потрепал Леру по голове. — Взвинченные мы просто все. Тяжелый отрезок сейчас будет.

— Какой?

— К Датским каналам подходим, — ответил Тарас и, повернувшись обтянутой тельняшкой могучей спиной, загремел сапогами по коридору.

* * *

Когда снаружи полился заунывный вой противовоздушной тревоги, устроившийся в будке охранник, крепкий мужик лет тридцати, отчаянно воевал с кроссвордом.

— Полевой цветок, пять букв, — пожевывая кончик ручки, сосредоточенно бормотал он. — Первая «и», последняя «и»… хризантема, что ли? Нет, не подходит…

Донесшийся звук заставил отвлечься от газеты и настороженно поднять голову, словно гончая из травы. Еще несколько секунд потребовалось на то, чтобы идентифицировать разливающийся над городом сигнал. Учения? Все-таки близкое расположение базы ВМФ… Но с какой стати? Да и в новостях бы предупредили… Но на душе становилось все тревожней. Охранник достал из нагрудного кармана формы телефон.

— Миша… мы в зоопарке, — из трубки послышался напуганный голос жены. — Народ как с ума сошел, сирены орут! Это не учения, не знаешь? Дима, отойди от клетки!

Точно, они же собирались сегодня в зоопарк. Вторую неделю сынишка просился посмотреть на томящихся в клетках зверюшек, а он все никак не мог найти время. Вот и сегодня, как назло, захворавший напарник попросил подменить. Выполнять отцовское обещание отправилась жена.

Снаружи гулко грохнуло. В дрогнувшей подземной парковке моргнул и погас свет. Тяжелый, зловещий звук отдаленного взрыва не оборвался, а стал, медленно меняя тембр, превращаться в нарастающий размеренный вой.

Его учили не тушеваться в критических ситуациях, и теперь он сохранил четкость мыслей. Железные пальцы с такой силой вцепились в мобильный, что чуть не смяли его.

— Женя, слушай меня внимательно… — сказал он осипшим голосом. — Нужно убежище…

Вмурованная в грунт бетонная коробка парковки начинала потихоньку дрожать. Словно встревоженная стая птиц, загалдели сигнализацией плотно забившие все пять этажей машины.

— Не слышу! Что? Что нам делать? Я не зн… — мобильник неожиданно замолчал, безжалостно отрезая причитания мечущейся где-то в центре города жены.

— Женя! Женечка!! Дим… Слышите меня!? В подвал бегите! Спрячьтесь куда-нибудь! — в бессильном отчаянии орал в навсегда отключившийся телефон человек. — Гады-ы!

Шваркнув мобильник об пол, он выскочил из будки и, гремя ботинками, побежал к шлагбауму у въезда, над которым была поднята створка ворот. Сирена стихла. В какофонию заполнивших улицу звуков вплетались крики мечущихся в панике людей, детский плач, угрозы и звон бьющегося стекла. Над головой, хлопая крыльями, неслись птицы. Из двора ближайших новостроек раздавался тоскливый собачий вой — словно по умершему хозяину, бездомный пес выл по всему погибающему человечеству. Потом эту собачью поминальную песнь разорвал выстрел, раздавшийся из районного отделения милиции.

Лицо застывшего у въезда на парковку охранника, высушивая слезы с небритых щек, лизнули первые струйки теплого воздуха. Через несколько мгновений они превратились в стремительно несущуюся неистовую и все испепеляющую волну жара. В запасе оставалось всего несколько секунд. Влетев в будку, Михаил что есть силы замолотил по рычагу опускания ворот, но вышедший из строя электронный механизм отказывался подчиняться. Снова кинувшись назад, охранник попытался вручную побороть заклинившую створу, подпрыгнув и повиснув на ней…

В этот момент находящийся через дорогу многоэтажный дом вздрогнул от чудовищного толчка ударной волны и жалобно зазвенел лопнувшими стеклами. Понимая, что уже не успел, Михаил метнулся по покатым пролетам вниз. За его спиной вздымались и стонали автомобили, которые яростно расшвыривала достигшая стоянки атомная стихия. Поделенный на этажи бетонный короб ходил ходуном, с потолка струилась щебенка. Ослепленный и оглушенным случившимся человек остервенело бежал вперед, чудом не оказавшись придавленным прокувыркавшимся над головой автомобилем, смятым, как пивная банка.

Оказавшись на последнем этаже, он рванул в дальний угол и забился в проем между «лэндкрузером» и перевернутым на бок прицепом от мотоблока. Действуя по инструкции на случай столкновения с ударной волной, съежившийся на полу охранник закинул руки за голову и, зажмурившись, разинул рот в беззвучном крике.

* * *

Когда закончились последние слезы, Михаил машинально принялся за работу. Военное прошлое и нудные лекции по технике выживания в зоне ядерного взрыва, прослушанные сто лет назад в учебке, диктовали, что делать. От мысли, что он в одно мгновение лишился семьи и будущего, жить не хотелось, но перештопанное мясорубками горячих точек сознание приказывало бороться.

Первое: Пометить свое убежище, чтобы нашли спасатели…

Слава богу, работал фонарь. На пятом и четвертом этажах обстановка казалась нетронутой, и, если бы не погасший свет, можно было подумать, что ничего не произошло. Привычные ряды перетасованных между собой иномарок, воздух с привкусом бензина… Охранник медленно поднимался, настороженно вслушиваясь в гулкое эхо от собственных шагов.

На втором этаже воздух стал более тяжелым и горячим. Многие машины лишились стекол и были беспорядочно сдвинуты со своих мест. Когда он подходил к подъему на первый этаж, жар стал таким нестерпимым, что пришлось повязать лицо шарфом.

Головешки, которые несколько часов назад были автомобилями, еще тлели, покрытые щелкающей окалиной. Под каблуками хрустел обугленный, перемолотый пожарищем мусор из выпотрошенных, разметанных остовов.

Часть входа на парковку обвалилась. Приближающийся к своей развороченной будке мужчина наконец догадался, что массивная глыба, словно пробка, плотно закупорившая собой выезд на улицу, — перевернутая на бок маршрутка, ударной волной воткнутая в ангар колесами внутрь.

С трудом протискиваясь мимо почерневшего остова «газели», мужчина изо всех сил старался не глядеть внутрь. Дрожащей рукой, которая сжимала красный маркер, накарябал на продавленной крыше маршрутки: «Помогите, я здесь!» Быстрее… Каждая секунда вне укрытия увеличивала риск схватить смертельную дозу. Оборачиваться и смотреть на город, мгновенно превратившийся в огромную братскую могилу, не хотелось. Тишина — страшная, небывалая — бетонной плитой придавила мертвый город. Ни шума улицы, ни привычной полуденной суеты, ни детского смеха. Ничего. Кладбище.

А вдруг он остался один? Один-единственный человек во всем в одночасье рухнувшем мире?.. Так, первые признаки паники. К чертям! Едем дальше…

Вернувшись, охранник тщательно забил узкую щель между «газелью» и стеной чем попало. Затем снял с себя одежду, покидав ее на пол, — за короткий промежуток времени, что он был снаружи, на ткань могли осесть радиоактивные частицы. Все открытые участки тела нужно сполоснуть водой.

В ящике рабочего стола, рядом с «дошираком», томилась наполовину пустая бутылка «Ессентуков». Мало, но все-таки. Да и лапшу можно съесть, завтра все равно никто не придет. Чайник только не вскипятить теперь. Значит, будем по старинке — на огне.

Чтобы достать нужное количество воды, Михаил спустился на третий этаж, где машины более-менее уцелели, и, вооружившись дубинкой, под разноголосый клекот сигнализаций стал методично лупить по стеклам, тщательно обшаривая салоны, в которые уже никто никогда не сядет. Ему повезло: в паре иномарок оказалось несколько бутылок с водой и пузатая банка с какой-то светло-зеленой химией, которую на английском называли «зеленый чай», а в потрепанной «пятерке» — небольшая алюминиевая канистра, на дне которой что-то плескалось. А вот стоящая на четвертом этаже «нива» с прицепом оказалась самой настоящей сокровищницей. Видимо, ее владелец собирался на рыбалку или в поход и запасся всем необходимым заранее. Поначалу не поверивший своему счастью уцелевший человек мысленно поблагодарил неожиданного благодетеля.

Мешок консервов и несколько палок «одесской» колбасы; две пары резиновых сапог; теплые армейские комбинезоны с ватниками; прочный американский рюкзак на пятьдесят литров; брезентовая палатка. Удочки, конечно, бесполезны, а вот толстой леске вполне можно найти применение. Плюс — мощные походные фонари с комплектом батареек, огниво, несколько литров средства для розжига, два мешка угля, саперная лопатка, несколько ножей… Обрадованный неожиданной удаче, Михаил провозился с «Нивой» допоздна.

Поскольку в машине при его немаленьком росте спать было неудобно, ночевал он в палатке, под прикрытием забившегося в дальний угол «лэндкрузера». Перед этим, правда, пришлось потратить какое-то время на усмирение противоугонок, вой которых изрядно действовал на нервы. Инстинкт самосохранения подсказывал: раз пятый этаж самый глубокий — значит, самый безопасный.

На следующий день его разбудили крики. Обрадовавшись, что стоянку обнаружили спасатели, Михаил заторопился было наверх, но, разобрав, наконец, смысл составляющих крики слов, в ужасе замер на площадке третьего этажа.

— Юра, Миша-а… — взывал срывающийся на рыдания и всхлипы тоненький женский голос. Слышался слабый стук кулачков по крыше маршрутки. — Андрей Ефимович, это вы написали? Тут есть кто-нибудь? Помогите!

Охранник узнал голос. Это была Зина, молоденькая продавщица из киоска через дорогу, в котором вечно скучающие на посту охранники парковки регулярно затаривались кроссвордами и глянцевой дребеденью с голыми девицами.

Открывать было страшно. За прошедшие сутки радиоактивное облако должно было полностью сгуститься над местом взрыва. Все, кто находился снаружи, были обречены на страшную смерть от радиации. И зачем он только сделал ту надпись? Ведь она могла привлечь не только спасателей, но и пораженных облучением горожан, которым уже ничем нельзя помочь. Спасательная бригада по-любому бы проверила стоянку, привлеченная остовом перевернутой маршрутки.

И он не впустил девушку.

Тук…

— Ау-у! Тут есть кто-нибудь? Пожалуйста, помогите, Богом прошу…

Тук-тук!

Охранник нарочито громко — чтобы заглушить слабеющие крики и негодующий внутренний голос — звенел банками с тушенкой и другой жестяной утварью, механически сортируя содержимое «нивы». Он действительно не мог ей помочь. Не мог! Не мог?..

К вечеру мольбы постепенно стихли.

Постояв некоторое время перед маршруткой и убедившись, что с той стороны действительно не доносится никаких звуков, Михаил решился выйти посмотреть. Все-таки, как-никак, изредка перекидывались парой слов. Если умерла, нужно хоть похоронить по-человечески, чтобы собаки не разодрали. Лопата, опять же, имеется…

Зины на улице не оказалось. Сигнальную надпись на крыше «газели» полностью скрывали под собой бурые потеки, к которым прилипла пара ногтей с потрескавшимся лаком и длинная прядка русых волос. От входа через дорогу, в сторону выжженного сквера, тянулся прерывающийся кровавый след.

С того самого дня он и начал пить. Найденные в прицепе «Нивы» два непочатых ящика водки были бережно переправлены в квартиру-палатку. Теперь в привычные походы за содержимым автомобилей его всегда сопровождала бутылка. Еще в учебке им вдалбливали, что спирт частично снимает воздействие радиации на организм. Сначала Михаил прикладывался помаленьку, а потом стал отчаянно нажираться, еле добираясь до палатки, либо просто засыпая на том месте, где водка играючи дергала за выключатель мозгов, на какое-то время притупляя теснящуюся в груди боль от утраты семьи и мира.

На шестой день его нашли — в беспамятстве распростертым на полу четвертого этажа.

— У меня один! — подозвала троих спутников высокая фигура в длинном плаще с накинутым на противогаз капюшоном.

— Живой?

— Сейчас посмотрим, — встав на одно колено, человек потрогал пульс. — Ага. Пьяный в салат!

— Харя, осмотрись тут быстренько, мало ли кто еще есть. Вооружен?

— Пузырь да дубинка.

— Как думаешь, Типун, облученный?

— Фиг знает, — откликнулся склонившийся над охранником человек. — Внешних признаков не наблюдаю. Вот наспиртовался он точно по горлышко, аж сквозь фильтры несет.

— На пятом палатка стоит, консервы кое-какие и ящик с лишним водяры! — отозвался вернувшийся с разведки Харя. — Шикует мужик!

— Документы, паспорт?

— Охранник. В палатке форма в углу.

— Вот кто послание накарябал, значит. Палатка и все остальное откуда?

— Видно по машинам шукал — у половины стекла битые и замки сорваны.

— Как думаешь, коробки на ходу? — первый человек оглядел стоянку.

— Теоретически… Стоят они, конечно, низко. Если покопаюсь, может, и заведу какую. Есть пожелания? Тут нам теперь целый автосалон — какую хошь выбирай!

— Без разницы. Главное, чтобы ехала. Ладно, будите спящую красавицу!

— Э! Братуха, подъем! — откинув капюшон, Харя стянул противогаз с взмыленного лица, которое, в пику кличке, оказалось вполне приличным.

Подталкиваемое носком ботинка, распростертое тело громко икнуло, а затем, с трудом разлепив губы, многозначительно изрекло:

— Остмякое!

— Чего? — не разобрал тот, которого звали Типун.

— Оставьте… меня… в покое… — с невероятным трудом вытолкнул из себя пьяный, с усилием переворачиваясь на живот.

— Ну, извини, — Типун тоже снял противогаз и беззлобно сунул лежащему сапог под ребро, — что потревожили ваше высокоблагородие-с. Нижайше просим прощения-с.

— Вы кто? — не открывая глаз, поинтересовался прижавшийся к полу щекой охранник.

— Ты сообщение написал?

— Какое… Где?

— Там, на маршрутке.

— Ну да… — пьяный пошевелился и, разлепив, наконец, глаза, с удивлением посмотрел на окруживших его людей, часто моргая. — А вы кто?

— He дуркуй, пока до чертей не допился. Хотя курсом идешь верным. Я лично еще неделю назад был учителем истории. А теперь вот в диггеры подался. К северному побережью идем. В Пионерск или Светлогорск.

— А какой смысл…

— Курортные зоны, — продолжил диггер. — Врезали вроде сюда и по Балтийску в основном. Говорят, что там отделались легче, чем в Кениге. Дотуда только импульс докатился. Здесь теперь по-любому не выживешь, факт. Облако уже полностью осело. Так что пакуй манатки, нам лишние руки не помешают.

— Идите в жопу! — тихо всхлипнул мужик. — Тут отсижусь.

— Жопа, старик, теперь понятие бесконечно растяжимое! — фыркнули в ответ. — Да и надолго ли тебя хватит? Дней пять максимум, а потом гарантированно кони двинешь.

— Не гони! У меня тушла и «беленькой» полно… — упрямо пробормотал пьяный.

— А когда закончатся, в ларек за догоном сбегаешь? — усмехнулся Типун. — Пешком, без «химзы» и намордника?

— Огнестрел какой-нибудь есть? — потеребив лямку пузатого рюкзака, деловито поинтересовался Харя.

— Да, там, — с трудом приподнявшись, охранник неопределенно махнул рукой. — В будке. «Макар» в сейфе лежит.

— Добро. В дороге пригодится. Витек, посмотри.

— Звать-то тебя как? — Типун помог охраннику подняться.

— Михаил… — хотя к чему теперь эти бессмысленные ярлыки, набитые в паспорте, шершавые листки которого теперь годились разве что на бумагу для самокруток. В мозгу промелькнуло армейское прозвище, которое он получил за регулярные посылки с выпечкой от жены и матери, каждый раз бережно завернутой в пахнущую домом тряпицу. — Батоном меня зови.

— Господином, что ли? — с заметным акцентом спросил один из мужиков.

— А?

— «Батоно» по-грузински означает «господин». Ты, случаем, плеткой орудовать не любишь?

— Это у меня из-за хлеба, — попробовал по-дружески объяснить Батон.

— А я думал, у тебя из-за водки все, — усмехнулся тот, что вроде был у них за главного.

— Жену, сына… поминаю, — вызывающе вперил в него свои красные глаза Батон.

— Да теперь впору весь мир поминать! Только вот, жаль, печень не резиновая. Я — Типун, а эти охломоны — Башка, Витян и Харя. Ладно… нарезной, — усмехнулся главный диггер, протягивая мешок с противогазом, — для начала «слоника» держи…

— Жень, да я с работы пораньше вернусь… — во сне бормотал Батон, ворочаясь на полу своей палатки, наполненной удушливым перегаром. — Димка, не серчай… никуда твое зверье из зоопарка не денется… Я тебе конфет по дороге куплю! Много-много… Дим… Дима!!!

Спросонья он так замахал руками, что едва не своротил забившуюся между ящиков палатку. А проснувшись — вскочил с диким ревом, весом своего могучего тела отрывая палатку от земли.

— Да что ж вы не отпустите-то меня!? — истошно орал крушащий все вокруг мужик, размазывая по щеке стекающую изо рта слюну.

Наконец, оглядевшись, он осознал, что находится не в разрушенном коробе городской парковки, а внутри продолжающей свой путь субмарины. Устав молотить, пинать и расшвыривать, Батон навалился спиной на ящик и сполз на пол, пряча лицо в ладони.

— Отпустите меня, — тихонько захныкал спрятавшийся в трюме лодки человек. — Пожалуйста…

Обтянутые водолазкой могучие плечи била мелкая дрожь.

* * *

«27 сентября 2033 года.

Итак, спустя почти двадцать лет, мы снова вышли в море. Только в последние дни начал понимать, как соскучился. Стараемся держать крейсерскую скорость. Идем точно по курсу, без видимых препятствий. К назначенному сроку должны успеть. Среди команды волнений не наблюдается, даже обнаруженная девчонка ведет себя смирно — ей на камбузе место нашлось. Лиса рыжая, чего на берегу не сиделось? Не знает, глупышка, во что ввязалась. Молодость…

Вроде бы все по плану, но все-таки в последнее время редко появляюсь на мостике, потому, что… Потому…

Отправившись в плавание, я стал заново открывать для себя мир, который больше не принадлежит нам. Для чего все это? Что ждет нас в конце пути? Мифическая немецкая база с сомнительной панацеей или бездушная глыба льда размером с Европу, на которой ровным счетом ничего нет?

Ничего… Как это действительно страшно звучит. Сколько невыносимого ужаса и страданий мы с такой легкостью вложили в это слово, которое правит планетой вот уже двадцать лет.

Вернуть людей на поверхность… по мне, так это все красивые сказки, не более того. И все-таки мы должны попытаться. Должны попытаться этой, хоть и призрачной, последней отчаянной попыткой смыть с себя кровь всех загубленных людей. Тысяч, миллионов людей. Если перед Богом не получится, так хоть перед уцелевшими осколками. Ведь мы теперь действительно осколки, как еще назвать? Бестелесные призраки. Тени. Обитатели чистилища, которое сами же и устроили…»

Отложив ручку на исписанную страницу судового журнала, сидящий в своей каюте Лобачев устало провел ладонью по осунувшемуся лицу и с тоской посмотрел на пожухлые фотокарточки над капитанским столом.

— Прости нас, Господи! — тихо пробормотал он.

* * *

Лера лежала на койке в своей каюте размером с две горизонтально положенные телефонные будки и, разметав волосы по подушке, сосала зубочистки, тупо уставившись в потолок. Навалившаяся несколько дней назад морская болезнь упорно не хотела сдаваться. Вообще поход давался юной путешественнице нелегко. В отсеках было тесно и душно. Непривычная еда с трудом лезла в расшатанный качкой желудок, подруги остались в Пионерске. Хуже всего было в нагрянувшие «женские дни» — девушка лезла на стены и, не находя себе места, раздраженно набрасывалась на всех подряд по пустякам, в ответ вызывая лишь безобидные усмешки мужиков, которые только еще больше бесили ее.

Сейчас Лере очень не хватало поддержки подруг. И зачем она, спрашивается, дала деру? Ну, вышла бы за ушастого. Глядишь, притерлись бы потихоньку — время лечит, как любил говаривать дед. А главное, сейчас она находилась бы в привычной комфортной обстановке, в которой пол не вибрирует и не ходит ходуном.

Дурацкая лодка, чтоб ей провалиться! Точнее утонуть…

Даже видя ее страдания, судовой врач, прозванный за свои габариты Колобком, все-таки не торопился расставаться с ценными медикаментами. Для начала он посоветовал пациентке распространенный среди моряков прием от морской болезни.

— Вставь между зубов две зубочистки и посасывай, авось и пройдет потихоньку, — проинструктировал он.

Когда Лере становилось особенно плохо, она задирала тельняшку, и мышь забиралась на ее впалый живот, сворачиваясь на нем калачиком. Батон продолжал называть зверька непонятным и совсем не пушистым именем Чучундра, но, увидев, что мышь начинает потихоньку откликаться, Лера пожала плечами — нравится и ладно.

Чувствуя тепло ее тельца, девушка немного успокаивалась, вслушиваясь в еле уловимый стук маленького сердечка. Смышленый зверек привязался к девушке и не отходил от нее ни на шаг. Леру это радовало, потому что подозрительный Батон вечно где-то пропадал, а занятые готовкой подчиненные Бориса Игнатьевича были не особо разговорчивы. Мышь же всегда находилась рядом, изредка отлучаясь из каюты по своим мышиным делам. Немного подслащивало пилюлю еще и то, что Лера страдала не в одиночестве — калининградская группа на собственной шкуре испытывала прелести флотской жизни.

— Когда же это кончится!? — простонала девушка, вытаскивая изо рта размякшие зубочистки. — У меня от этих деревяшек уже зубы свело!

— Пи! — отозвалась мышь и села на задние лапки.

— Тебе хорошо говорить, — Лера взяла со столика коробок. — Это твой дом родной. А у меня внутри все словно в узел завязали… Есть не могу, спать не могу, живот болит, голова болит… Ужас какой-то!

Сложив передние лапки, мышь стала забавно водить ими вверх-вниз, словно чесала чью-то невидимую спину.

— Дразнишься! — простонала Лера, откинувшись на подушку.

— Пи! — перебежав на стол, мышь сунула нос в миску с сушеным грибом и, вытащив сморщенную шляпку, озорно захрустела.

— Да ну тебя, глупая! — сорвав со лба мокрую тряпку, Лера запустила ею в зверька.

Недовольно пискнув, Чучундра спрыгнула на пол и скрылась за приоткрытой дверью каюты.

— Предатель! — крикнула ей вслед Лера.

Сев на койке и заправив тельняшку в джинсы, девушка прислушалась к своим ощущениям. Желудок и голову словно поменяли местами. Терпеть эти мучения больше не было сил. Собрав рассыпанные по плечам волосы в хвост и нашарив ботинки, Лера, пошатываясь, направилась в медпункт. «Пусть только снова отмазку придумает!» — воинственно думала она, петляя по коридорам лодки. На этот раз девушка была твердо намерена выцарапать у толстяка заветные таблетки.

По пути в медпункт ей попался Батон, выходивший из каюты Тараса, воровато прижимая к груди шкалик сивухи.

— Дядя Миша! — окликнула Лера и поморщилась — от долгого контакта с деревом челюсть неприятно онемела, а язык был словно ватный.

— Не сейчас, — на ходу бросил удаляющийся охотник.

— Зачем вы ему даете эту отраву, дядя Тарас? — заглянув в каюту девушка сердито посмотрела на старпома, на время забыв о своих болячках.

— А чтоб легче с совестью было ладить, — непонятно отозвался тот.

— Вы о чем?

— Видела, что последние дни на борту творится?

— Это из-за капитана, да?

— Он тогда только-только офицера получил, — обращаясь скорее к себе, чем к девушке, тихо сказал Тарас. — После училища пришел.

— Юрий Борисович справится, — уверенно сказала Лера. — Он опытный и сильный.

— Это его второе автономное плавание, — покачал головой старпом.

— Второе? — растерянно повторила девушка, присаживаясь на койку рядом с Тарасом, наливающим маленькую стопку.

— Ты думаешь, ему в двадцать пять доверили бы такую лодку? Она же класса «Борей»! Была совершенно новая — перед самой войной едва сошла со стапелей. Не-е, к этой девушке особый подход нужен, с приплясочкой, с расстановочкой, — Тарас задумчиво погладил усы. — Нашему настоящему капитану было под полтинник. Но, так получилось… из ста человек команды тогда осталось от силы сорок пять. Кто руки на себя наложил, кто умом тронулся и за борт.

— А он?

— А что он? — горько усмехнулся Тарас и, не морщась, махнул сивухи. — С аппендицитом в медчасти валялся, только вырезали. Народ после тяжелой автономки расслабился, торопились к семьям, шутили. Вдруг по всем каналам: «Боевая тревога! Всем системам полная готовность!» — и посыпались координаты, цели…

— А дальше? — осторожно спросила Лера, когда старпом нахмурился и на некоторое время замолчал.

— В случае часа «Икс» ракетная система лодки была автоматически запрограммирована на удар. Ну, чтобы исключить ошибки человеческого фактора. Одной из наших целей была Франция. Вот в положенное время «Грозный» и выложил по лягушатникам весь комплект как на духу. Когда лодка отстрелялась, командный состав заперся в кают-компании и пустил себе пули в лоб. Юрка-то лежал еще — реабилитация, наркоз, все дела. Как паника началась, я к нему сразу. Он у бывшего капитана в любимчиках ходил, большие надежды подавал. Еще в учебке «Грозного» до винтика наизусть выучил. Мы ж вместе там кантовались, я, правда, постарше был. Так вот, я ему ситуацию, а он в истерику: «Никакого командования! В крови мы все теперь! Стреляться буду!» Кровь-то горячая, молодая… Потом смирился, поостыл и вынужден был принять командование на себя. Без него ворочалась бы сейчас эта бочка где-нибудь на дне с призраками на борту. Если б не он тогда, не сидели мы бы здесь, Лерка…

Слушая старпома, забывшая про свои хвори девушка тупо смотрела перед собой, вцепившись руками в коленки. Под дрожащими ладонями джинсы были мокрыми насквозь.

— Так Юрка стал капитаном. И эта чертова ответственность за то, что совершили, не дает ему спокойно жить до сих пор. Врагу не пожелаю такого.

— Он же не виноват, — Лера почувствовала, как защипало в глазах.

— Да я ему это все последние двадцать лет вдолбить пытаюсь, — вздохнул Тарас, снова наполняя стопку. — Мне его Верка до сих пор рассказывает, что он во сне системы лодки упрашивает не стрелять. То матерится, то умоляет… Потом плачет до утра…

— Страшно, — прошептала Лера, вспомнив всегда приветливое лицо жены Лобачева.

— Представляешь, каково ему сейчас? Это же как возвращение в прошлое.

— Не представляю, — ответила Лера, покачав головой.

— А потом мы пошли в Пионерск, получив оттуда последние сигналы, — продолжал Тарас. — К тому времени уже не у кого было спрашивать разрешения.

— Разрешения на что?

— На Балтике, по определению, не может быть атомоходов. Это внутреннее море, а по международным законам подобным лодкам туда вход запрещен, — Тарас вздохнул. — Ты прости меня, что я тут разболтался, дочка. Не говори никому, хорошо? Юрке и так сейчас непросто, а я про него слухи распускаю… Не скажешь?

— Не скажу.

— Спасибо, — Тарас поднялся. — Так мы мир перетрясли, что и понять-то уже ничего нельзя…

* * *

«Иван Грозный» уверенно шел вперед точно по курсу, а на борту возрастало напряжение, словно давление в кессонной камере. Членов команды явно угнетало приближение мест былой «славы» уцелевшего судна. Говорили мало, ели тоже. Впрочем, последнее отнюдь не огорчало Бориса Игнатьевича — зато экономили провиант. Видя настроения балтийцев, калининградский отряд держался в стороне, стараясь не обращать на себя внимания. Но это лишь еще больше разжигало подозрительность Батона.

Разрядить обстановку за все время получилось один раз, и сделали это Паштет с Треской. Однажды со смотровой площадки приятели заметили, что к бортам лодки на уровне ватерлинии в изобилии присосались мясистые белесые моллюски, каждый — с добрый перезревший кабачок размером. Не теряя времени, соскучившиеся по рыбалке повара стали вытаскивать их на палубу, ловко подцепляя неповоротливую добычу гарпунами на длинных веревках. Пробный улов составил две увесистые плетеные корзины, хотя первая попытка включить в рацион морских обитателей с треском провалилась — при виде чавкающей шевелящейся массы все члены команды как один с отвращением воротили носы. А Лера так вообще наотрез отказалась показываться на кухне, пока оттуда не уберут эти отвратительные «личинки». О том, что «присосочники», как окрестили добычу Паштет и Треска, могли оказаться чьими-то многочисленными отпрысками, посредством лодки мигрирующими на другое место, они как-то не подумали.

— Ну и что, что лицом не вышли? Не фонят, и ладно! — по обыкновению цыкнув зубом, авторитетно заключил Треска, откладывая дозиметр. — Я, между прочим, тоже не баронесса Помпадур!

— Ничего, чувак! — утешил его Паштет. — Под конец плавания и ты сойдешь…

Дух кулинарного экспериментаторства все-таки взял свое, и повара решились на второй заход. Втайне от Бориса Игнатьевича несколько моллюсков шустро освежевали, зажарили, сдобрили щепоткой какой-то двадцать лет без надобности провалявшейся специи и, на собственный страх и риск (предварительно, естественно, кинув жребий), попробовали. Мясо на поверку оказалось хоть и пресноватым, но в то же время сытным и не отвратным на вкус, отдаленно напоминая свинину.

Тем же вечером изголодавшаяся команда, сама того не ведая, за обе щеки смолотила почти полторы корзины. А после того, как довольный работой помощников кок осведомился, из чего, собственно, изготовлен такой весьма недурственный пир, и получил прямой честный ответ, разбежалась по гальюнам с такой скоростью, что столовая опустела меньше чем за минуту.

Однако наутро все-таки удовлетворенный вкусом Борис Игнатьевич в компании Колобка лично провел придирчивую ревизию оставшихся моллюсков и с удивлением признал, что морская снедь вполне годится. Присосочников включили в меню, и теперь добрую половину дня ободренные повара проводили на палубе, с азартом соревнуясь, кто больше наловит. Как коллегу «по цеху» тянули с собой и Леру — лишняя пара рук нигде не помешает, но девушка каждый раз только с содроганием поднимала руки и делала большие глаза, отчаянно тряся головой.

Вместо этого, отмаявшись на камбузе положенное время, она ежедневно отправлялась в складской отсек, где по нескольку часов тренировалась стрелять из рогатки, пытаясь попасть в пустые банки из-под тушенки. Пока девушка занималась освоением нового оружия, не разделяющая ее интереса мышь бродила где-то по судну.

— Дядя Миша, вы тут? — после одной из тренировок приоткрыв полог палатки, Лера увидела охотника, с брезгливой гримасой листающего какую-то книгу. — Что это у вас?

Библия! Неужели нашел? Но дядя Миша никогда бы не посмел копаться в ее вещах без разрешения.

— Не видишь, что ли? Книга, — буркнул Батон, которому явно не понравилось, что его застали за этим занятием.

— Где вы ее взяли? — тревожное девичье любопытство было непросто остудить.

— Достал, — армейской присказкой беззаботно отозвался Батон. — Во время экскурсии по кулуарам калининградским.

— Украли! — ахнула девушка.

— Завязывай ты со своей правильностью, Лерка, — наставительно посоветовал дядя Миша. — Времена давно не те. Не украл, а позаимствовал. Для общего блага.

— Можно посмотреть? — Лера с интересом потянулась к незнакомой книге.

— Не вздумай! Это же «Майн кампф»! — отстранился охотник. — По-хорошему, за борт бы ее сразу, но пригодится еще — будет, что кэпу предъявить. Ее незадолго до Катастрофы во многих странах вообще издавать запретили, причислив к экстремистским.

— А что в ней такого страшного?

— А то, — невесело усмехнулся Батон, — что из-за нее почти сто лет назад мировая война началась.

— Война! Из-за книги? — у Леры округлились глаза. — Как последняя?

— Ну, по сравнению с последней, это, конечно, были семечки. Но народу тоже много полегло. Название этой книги переводится как «Моя борьба». Библия нацистов. Это их вождь обожаемый написал, расист хренов!

— Расист? — нахмурилась девушка.

— Это когда людей разделяют по цвету кожи, волос, глаз… Немец Адольф Гитлер утверждал, что блондинистая арийская раса стоит на вершине человеческого развития. Евреи, негры и цыгане относились к «низшим расам». Поэтому он призывал к борьбе за чистоту арийской расы и дискриминации остальных.

— Но мы ведь русские? — поежилась Лера, не услышав в непривычных названиях знакомого слова.

— Русские-русские, — недобро усмехнулся Батон. — Но погоды это не сделает.

— Вы о чем?

— Фашисты они скрытые. Едут, чтобы заразу на материк вывезти. Если база действительно сохранилась.

— Но зачем? — Лера почувствовала, как сердце сдавливает ледяной кулак.

— Чтобы возродиться. Продолжить, так сказать, дело вождя, — лицо дяди Миши дернулось, словно от пощечины. — В бункерах своих отсиделись — их в окрестностях Калининграда знаешь сколько сохранилось.

— Вы уверены?

— Мне других доказательств не нужно! — захлопнув книгу, Батон кинул ее в угол палатки.

— Когда же они хотели сказать правду?

— Откуда мне знать? — пожал плечами дядя Миша. — Скорее всего, там, в Антарктике.

— Но капитан ни за что не поплывет обратно! — Лера повысила голос, и охотник шикнул:

— Тише! Сдается мне, не будет никакого «обратно», Лерка. Мы нужны, только чтобы довезти их туда. У них карт и инструкций по лодке четыре рюкзака и команда из двадцати человек. Этого достаточно, чтобы управлять этой посудиной. Ресурс у энергоустановки громадный — бегать она сможет еще хоть лет двадцать. Загрузят трюмы под маковку, и вперед. Народец матерый, не один год готовились, сразу видно.

— Но они говорили, что это шанс для уцелевших людей. Что вирус поможет очистить поверхность от мутантов…

Лера упрямо не хотела верить в неожиданно открывшуюся правду. Ей вдруг захотелось оказаться далеко-далеко отсюда, в своей кровати, под любимым одеялом, и чтобы рядом сидел дед.

— Забудь ты эти побасенки, дочка, — страшно пробормотал Батон, и в его глазах тускло сверкнул огонек от висящего при входе фонаря.

— Но если они вернутся, обязательно отравят Пионерск! — выпалила Лера, осененная ужасной догадкой.

— Это в том случае, если они туда попилят, а не куда-нибудь, еще, — ответил дядя Миша. — Короче, возвращаться нам надо, пока еще не по… тихо!

Резко отодвинув полог палатки, Батон прислушался. В заполненном ящиками ангаре стояла плотная тишина.

— Может, это к вам? — высунулась из-за его плеча девушка. — Дядя Тарас собирался зайти.

— Никого я не жду. Всем нашим специально схемы с ловушками раздал, чтоб спокойно приходили.

— Тогда, наверное, это Чучундра.

— Не-ет, подруга твоя все мои силки давно изучила, — прошептал напрягшийся Батон, оглядывая высящиеся в сумраке стены из ящиков. — А это явно кто-то о ловушку споткнулся и деру дал. Следят за нами, Лерка. Чуют, что я копаю.

Испуганная девушка крепче обняла колени.

— Пора тебе. И смотри на камбузе не сболтни. А лучше — вообще забудь до поры, — прошептал Батон, закрывая полог. — С Лобачевым я сам перетру.

Напуганная Лера робко кивнула и полезла наружу.

— Я одна боюсь… — застыла она на полпути.

— Иди спокойно, — голова дяди Миши скрылась в палатке, и Лера осталась одна в мрачном лабиринте из ящиков и контейнеров.

* * *

«3 октября 2033 года.

Я для себя все решил…».

Лодка входила в Ла-Манш. Высокие иссиня-черные волны, с кончиков которых налетающий ветер срывал белые барашки пены, тревожно накатываясь, терлись о могучее сигарообразное тело, словно судно пересекало не морской пролив, а взболтанную склянку с чернилами. Вязкие, густо замешанные облака, шуршащие по палубе редкой снежной моросью, стремительно обгоняли возвышающуюся над водой рубку атомохода. Резко налетал колючий ветер, назойливо дергая за поднятый воротник потертого, но все такого же прочного кожаного плаща. Стоявший на палубе Лобачев безвольно опустил руки, всматриваясь в далекое серое марево, за которым когда-то простиралась Франция. Но наполовину прикрытые козырьком фуражки, потускневшие от времени и лишений глаза видели совсем другое.

Свадьба и долгожданная командировка, которую он так долго выпрашивал. Залитые алым багрянцем ласкового майского солнца Елисейские поля и Лувр. Уютные кафешки и впервые попробованное настоящее вино, заедаемое ломтиками сыра, вонючий запах которого не вязался с непередаваемым нежным вкусом. Примеряющая полушубок жена, которая, еще не веря в свое счастье, кокетливо крутится перед зеркалом в одном из многочисленных бутиков. Та, первая, провожавшая его в автономку из Северодвинска. Которая, наверное, двадцать лет назад так и не поняла, что ее убило. Просто потому, что не успела. Хрупкая фигурка среди нескольких сотен провожающих. Лицо и глаза, полные надежды, которые он запомнил на всю жизнь.

А еще он видел чудовищный силуэт атомного гриба, вырастающего в том месте, где еще несколько мгновений назад жил и дышал Париж. Миллионы судеб и жизней, в одночасье перемешанные в беспорядочные клубы черного пепла.

Почувствовав, как ладонь обожгла ледяная сталь рукоятки, Лобачев достал из кармана старенький наган и, откинув дверцу барабана, оглядел байки патронов. Ну, видит бог, столько лет собирался, а теперь уж пора. Надо было еще двадцать лет назад это делать, вместе с остальными старшими офицерами…

— Прости мою душу грешную!

Приставив холодный кружок дула к пульсирующему виску, Юрий последний раз взглянул на волнующееся море и закрыл глаза.

— Он здесь, стреляться собрался! — заорал появившийся в дверях рубки Савельев. — Стойте, капитан!

Щелк! — залежавшееся без дела оружие дало осечку.

— Юра!!! Так твою растак! — несясь по палубе, истошно матерился Тарас.

Пытаясь опередить бегущих к нему людей, Лобачев снова торопливо взвел собачку предохранителя и нажал на курок.

Щелк!

Добежавший первым Азат на ходу врезался Лобачеву в живот, опрокидывая капитана на палубу.

— Пистолет держите!

Выбитый кем-то из руки самоубийцы «наган» закрутился волчком, отлетая далеко по палубе.

— Застрелите меня! — захлебываясь брызжущей с губ слюной, остервенело орал Лобачев, с которого слетела фуражка. — Слышите?! Савельев, это приказ!

— Спокойно, капитан! — рядом с Азатом рухнул подоспевший на выручку Савельев. — У вашей стрелялки срок годности вышел!

— У Ахметова возьми! Это приказ, слышишь!?

— Юрий Борисович, вы не в себе, — пыхтел не разжимающий хватку Азат.

— Да как ты… на губу! Под трибунал… всех до единого!

— У него горячка! — перекрикивая свистящий ветер, к месту драки ковылял страдающий одышкой Колобок.

— Пусти, щенок! — сцепившийся с капитаном Савельев встретился с его безумными глазами.

— Ноги, ноги ему держи!

— Палачи! Мы все палачи! — продолжал орать Лобачев.

Его лицо стало землистого цвета, на видной из-за воротника свитера худой шее бугрились желваки.

— Еще раз такое выкинешь — лично тебя порешу! — взревел подлетевший Тарас, всем весом своего могучего торса наваливаясь на грудь мечущегося капитана.

— Решай! Решай, прямо здесь! — из глаз Лобачева неожиданно брызнули слезы. — В крови мы с ног до головы вымазаны! Отмаливать-то как?!

— Юра, охолонись, твою мать! — не стесняясь больше других членов команды, старпом кулаком-молотом от души съездил Лобачеву по челюсти. — Жену и сыновей на кого оставишь? О них подумал?!

— Прокляты… — прохрипел тот, выплевывая на подбородок кровавый сгусток слюны. — Будьте вы все прокляты!..

— Сейчас-сейчас, — Колобок, дрожащими похожими на сардельки пальцами лихорадочно копался в аптечке, спешно пытаясь разыскать шприц. — Подержите еще немного…

— Женщины, дети… Люди! Мы же их всех… Всех! Слышите меня?! Для чего?! Для кого?!

— Борисыч, в наших руках…

В этот момент палубу сотряс мощный взрыв, и борющихся людей чуть не вышвырнуло за борт, прямиком в ледяные объятия колыхающихся со всех сторон пенящихся бурунов.

 

Глава 6

ЧУЖИЕ СРЕДИ СВОИХ

Взрыв, заставивший содрогнуться могучий корпус подлодки, прогремел как раз в тот момент, когда Лера с тазом стираного белья подходила к лестнице, соединявшей душевой отсек с верхней палубой. Выронив ношу и едва успев ухватиться за перекладину, падающая девушка повисла на ней. Тут же в барабанных перепонках душераздирающим воплем отозвалась сирена. Сумевшая удержать равновесие Лера, позабыв про раскиданное по полу тряпье, стала быстро карабкаться наверх.

По ушам мужчин, втащивших в рубку Лобачева, размякшего от укола успокоительного, ударил заунывный рев баззеров аварийной тревоги. По узким коридорам, тревожно освещаемым сполохами мигающего освещения, гремя сапогами, металась переполошившаяся команда.

— Что еще за хрень?! — рыкнул поддерживающий капитана Тарас.

— Взрыв в одном из дальних отсеков! — крикнул в ответ бегущий по коридору матрос. — В восьмом. А может, в девятом! Из-за всей этой канители пока не разобрать…

— Твою мать! — выругавшись, старпом с помощью Савельева осторожно опустил на сиденье Лобачева. — Так разберитесь! Причину установили?

— Направленный взрыв.

— Какого?! — далее из луженой глотки матерого старпома, точно из прорванной плотины, хлынули лихие матюки.

Влетев в наполненный клубящейся гарью и запахом горелой проводки компьютеризованный центр управления, Тарас чуть не споткнулся о кучу малу на полу. Паштет и Треска пытались скрутить отчаянно сопротивляющегося Батона. Охотник по-обыкновению был мертвецки пьян и практически ничего не соображал, но сопротивлялся отчаянно. Вокруг дерущихся суетилась Лера, тщетно пытающаяся разнять их.

— Отпустите его! — заламывала руки девушка. — Вы что, не видите, он же пьяный!

— Пьяный не пьяный, а заряд подорвать сумел! — стиснув зубы, прорычал елозивший по полу Треска.

— Я ж для вас, придурки, старался! Фашисты это долбаные! Рейх возрождать плывут! — закатив глаза, орал брыкающийся Батон. — Отпустите меня, черти!!!

— Дядя Миша, успокойтесь, пожалуйста!

— Ты чуть всех нас не угробил, чувак!

— Да пошли вы! Они заразу на материк вывезти хотят, чтоб потравить всех! Я доказательства нашел…

— Пошла отсюда! — больно схватив пискнувшую девушку за руку выше локтя, Тарас с силой вышвырнул ее из каюты. После чего расставил пошире ноги и заорал:

— Встать!!!

Взмыленным драчунам кое-как удалось подняться на ноги.

— Он взрывчатку под стол прилепил, я сам видел! — прогундосил запыхавшийся Паштет.

— Ты что же, сволочь, последние мозги пропил?! — прошипел старпом, приближая налившееся кровью лицо вплотную к Батону так, что мужчины едва не коснулись носами.

— Облапошили нас, дураков, — уронив голову на грудь, пробормотал Батон. — Нельзя нам дальше плыть…

Лера вздрогнула — последние слова дяди Миши точь-в-точь повторяли непонятные речи Птаха.

— Взрывчатку где взял?! — Тарас встряхнул пьяного за ворот водолазки.

— Сам сделал…

Старпом без предупреждения с такой силой заехал «террористу» кулаком в живот, что Паштет и Треска чуть не выпустили его из рук. Смотрящая из-за двери отсека Лера вскрикнула, закрыв рот ладонями.

— На «губу» его! — приказал Тарас, и стонущего охотника выволокли в коридор.

— Лерка, покажи им, — успел просипеть напуганной только что разыгравшейся сценой девушке Батон.

— О чем он?

— Сейчас… покажу, — пробормотала оробевшая Лера и бросилась к палатке дяди Миши.

— Вот, — вернувшись, она протянула Тарасу «Майн кампф».

— Чудо-юдо, мосальская губа! — пораженно выдохнул тот, пролистав страницы. — Это он у них нашел, что ли?

Девушка сбивчиво пересказала Тарасу подозрения Батона.

— Может, он поэтому и устроил взрыв? — закончив говорить, предположила она.

— Сейчас разберемся. Азат, за мной!

Несущаяся по коридору девушка старалась не отставать от бегущих впереди мужчин.

— Потрудитесь объяснить, — влетев в одну из кают калининградской группы, с порога потребовал Тарас.

— Как… — растерянно пробормотал поднявшийся с койки Ежи. — Откуда?

— Да вот, нашел тут один добрый человек.

— В наших вещах копались?! — тоже вскакивая, взревел альбинос Василь, который уже несколько дней подряд смотрел на Леру нехорошими глазами.

— Что это за хрень, спрашиваю?! — Тарас потряс книгой перед лицом Ежи.

— Книга, — с вызовом ответил начальник калининградских.

— Для чего она вам?

— Я не обязан перед вами оправдываться. Верните!

— Да этой пакости в печке самое место! — брезгливо поморщился Тарас. — Мы сейчас из-за нее чуть на тот свет не отправились!

Неожиданно Василь выхватил пистолет и направил его на старпома:

— Делай, что говорят, Бульба! — процедил он. — Ты, как я посмотрю, совсем нюх потерял.

— Что ты сказал? — недобро прищурился старпом, подаваясь вперед.

— Что слышал. Нефиг с алкаша на нас валить! — не сдавался альбинос.

— Ствол опусти! — приказал Азат.

— Стоять! — отставив руку с пистолетом в сторону, Василь нажал на спуск.

По стене каюты чиркнул выстрел. Стоящая в коридоре Лера с писком отшатнулась, схватившись за брызнувшее кровью плечо. Сжимающие тельняшку пальцы стали быстро окрашиваться в алый цвет. Закусив губу и зажмурившись от боли, девушка медленно сползла по стене на пол.

— Ах ты сука! — Азат кинулся на не успевшего среагировать Василя и отточенным приемом вывернул ему запястье, опрокидывая навзничь. Выроненный пистолет отлетел под койку.

— Ты мне руку сломал, сволочь! — завизжал катающийся по полу Василь.

— Наших бьют! — в каюту ввалился прибежавший на крики Марк.

В коридоре началась свалка. Жавшуюся к стене Леру, которая, тихо поскуливая, баюкала раненую руку, чуть не затоптали насмерть.

— Василь, Марк! Остановитесь! Да что ж вы как нелюди… — упав на колени, Ежи вслепую шарил руками под койкой, куда залетел пистолет.

В этот момент на взревевшего Тараса сзади навалились сразу двое молодцов из калининградской команды. Старпом рванулся с такой силой, что под его стальными мускулами затрещала водолазка. К месту схватки уже спешили Савельев и вооруженный гаечным ключом Колотозов. Драка грозила перерасти в кровавое побоище, когда вновь грохнул выстрел.

— Стойте! Прекратите! — закричал Ежи, опуская найденный пистолет. — Думаю, пришло время кое-что прояснить.

— Ежи… — в голосе Марка подтиравшего разбитый нос, послышались предостерегающие нотки.

— Сколько можно в загадки играть! — отмахнулся тот. — Того и гляди, друг другу глотки перегрызем.

— Вы о чем? — не понял Тарас, который, с легкостью раскидав нападавших, тяжело дышал, привалившись к двери каюты.

— Не из Калининграда мы, — вздохнул Ежи. — Из Польши пришли. Переплыли калининградский залив на лодках.

— Ах вы, натовские ублюдки! — выдохнул потрясенный старпом.

— Поэтому мы вам и не говорили. Опасались именно такой реакции, — устало опустившись на стул, Ежи положил на него пистолет и исподлобья оглядел присутствующих. — А что «натовские ублюдки»? Кончилась война. Нечего делить нам теперь. Мы сейчас все в одной лодке.

— Верно, — опустил голову Савельев и протянул руку, помогая подняться изрядно потрепанному Марку.

— А как же бумага официальная? — все еще не верил открывшейся правде Тарас. — Письмо генерала Федотова?

— Подделали, ясное дело, — вздохнул Ежи. — Без документов вы бы нам вряд ли поверили.

— Лер, ты как? — растерянно пробормотал Азат, опускаясь рядом с девушкой, по видным сквозь пряди волос бледным щекам которой текли слезы, падая с подбородка на тельняшку. — Сильно зацепило? Дай посмотрю…

Это окончательно отрезвило команду. На всех участников недавней стычки словно плеснули ушат воды, когда они увидели съежившуюся на полу, заляпанную кровью девушку.

— Что ж мы за скоты-то такие?! — проскрежетал Тарас. — Наши склоки, а ребенок — отвечай?

Прижимающаяся к стене Лера молча сторонилась рук Азата. Волосы скрывали опущенное на грудь лицо, девушку знобило.

— Ну, дай, дай, — Азат, наконец, осторожно оторвал вцепившиеся в раненую руку окровавленные липкие пальцы.

— Так, что тут у нас? — с другой стороны рядом с Лерой опустился Колобок и по-обыкновению деловито закопался в аптечке, ласково приговаривая. — Ну, хватит, хватит. Слезами горю не поможешь, тут доктор нужен. А он уже здесь.

Столпившиеся в каюте и коридоре мужчины следили за медиком, боясь взглянуть друг другу в глаза.

— А мне кто-нибудь поможет? — жалобно захныкал привалившийся к койке Василь.

— Потерпишь! — не поворачиваясь, прорычал Азат. — Скажи спасибо, что я тебе шею не свернул… пан!

Пока медик возился с Лерой, из каюты снова послышался голос Ежи:

— Мы жили в колонии, подобной Пионерской. Бункер, построенный немцами в период Второй мировой, располагался в одном из приграничных польских городов. В нашем распоряжении оказалось натовское оборудование, припасы, техника, оружие, секретные архивы спецслужб и различная документация.

— Теперь-то ясно, почему у вас отряд сплошь из молчунов состоит, — кивнул сам себе Савельев. — Они по-русски если и могут, акцентище наверняка ого-го, а? А ты ничего, справляешься, — оценил он произношение Ежи.

— Мать русская, — нехотя объяснил тот. — Не суть. Вы про дело спрашивали, так? Ну слушайте. В одном из оставленных немцами бункеров группа поисковиков раскопала секретный архив с описаниями некоторых тайных операций Рейха в Атлантике и указаниями местонахождения базы «Двести одиннадцать». Ключ к хоть и призрачному, но все же — шансу вернуть человечество на поверхность обошелся нам всего в пол-ящика патронов и тюбик зубной пасты. Они-то все равно в документах без должных знаний и языка разобраться не могли. Изучив их и узнав об уцелевшем атомоходе, наше руководство решило связаться с Пионерском и организовать экспедицию.

— А книга-то эта вам на хрена?! — потряс подобранным с пола «Майн кампфом» вконец огорошенный Тарас.

Марк пожал плечами:

— Она вместе с остальной документацией хранилась.

— Ладно, черт с вами! — махнул рукой старпом и повернулся к поднявшемуся Азату: — Двигаться можем?

— Так точно, — кивнул тот.

— А с тобой мы еще не закончили, — Азат хмуро кивнул Василю.

— Что, зазнобу твою напугал? — через силу окрысился тот.

— Остынь! — Тарас положил руку на плечо шагнувшего вперед парня. — Не сейчас.

— Ну вот, — тем временем, закончив перебинтовывать рану, улыбнулся всхлипнувшей девушке Колобок. — Обыкновенная царапина, до свадьбы заживет. Если опять не сбежишь, конечно.

Хотя по щекам все еще бежали слезы, Лера постаралась улыбнуться. Напуганная криками и выстрелами Чучундра сунула нос в коридор и, увидев, что все спокойно, забралась в подрагивающую ладонь девушки и уютно свернулась там клубочком.

* * *

Несмотря на неожиданную диверсию, лодка продолжала свой путь, идя вдоль африканского побережья. Нанесенный взрывом урон при первом беглом осмотре казался незначительным. Конечно, если не брать в расчет того, что механик Колотозов и два инженера ни бельмеса не смыслили в чудом уцелевшей после войны компьютерной технике и не могли с определенной точностью разобраться в показаниях.

Однажды Лера, заглянувшая в машинное, чтобы позвать механиков на обед, с удивлением уставилась на квадратный аквариум, в котором неторопливо плавали разноцветные рыбки.

— Блин! Это ты… Чего пугаешь! — с облегчением выдохнул Колотозов. — Я думал, кто-то из старших запалил. Иди сюда, покажу кое-что.

— Какие красивые! — Подошедшая ближе девушка с удивлением отметила, что аквариум был плоский. — Ой, а они разве ненастоящие?..

— Нет, но здорово похожи, да? Эта штука называется ноут-бук, или компьютер, по-нашему, — не без гордости пояснил Вадик. — Самый настоящий, нашел вот в одной каюте. Под койкой запрятан был. «Старичкам» только не говори, а то сразу отберут. Ты ж их знаешь — налетят, заверещат, что поломаем. А нам учиться надо. Непонятного, конечно, много, но ничего, литература под рукой, со временем, думаю, разберемся. Есть и интересные штуки. Смотри! Я игры нашел!

Лера отдернула палец, которым хотела потрогать плывущую по экрану рыбку, когда механик одной рукой повел по столу какой-то круглый предмет, и изображение аквариума сменил идиллический полевой пейзаж с подсолнухами. От внезапной яркости красок у девушки защипало в глазах.

Лера несколько раз видела компьютер в убежище, но к нему подпускали только избранных. И тот компьютер был большим, занимая весь стол. А этот своими размерами едва превосходил большую книжку сказок, которую она читала в детстве.

— Тут и «сапер», и «дурак»… — тем временем перечислял, непривычные названия Колотозов. — А что такое «ма-джо-нг», не знаешь?

Лера помотала головой, не отрывая восхищенных глаз от пейзажа на экране, словно глядела через внезапно открывшееся окно в застывший на мгновение далекий и волшебный мир.

— А вот эта мне больше всех нравится, — продолжал рассказывать Колотозов, по-прежнему манипулируя странным предметом, на котором было несколько тихо пощелкивающих кнопок. — Пасьянс «косынка» называется. Карты, только не настоящие, прикинь? Нужно их по старшинству раскладывать, чтобы четыре колоды получились, очень успокаивает. Хотя и затягивает, зараза.

— А почему «косынка»?

— Шут его знает, — пожал плечами паренек. — В общем, если не заложишь, буду иногда разрешать играть. Если интересно, конечно.

— Очень интересно, — пробормотала девушка. — Я — могила. Как думаешь, а еще картинки тут есть?

— Не знаю, искать надо. Я ж специально не интересовался, нам сначала эту бандуру надо в порядок привести.

С тех пор Лера частенько, покончив с делами, сбегала от Паштета и Трески и на несколько часов с головой уходила в неизведанный мир электронных чудес. Довольно быстро освоившись с мышью (беря с собой Чучундру, она каждый раз улыбалась действительно забавному сходству) и кла-ви-а-ту-рой, она со временем даже стала немного помогать вооруженному инструкцией Колотозову разбираться в хитроумных головоломках программирования лодки.

А однажды Лера неожиданно натолкнулась на огромное собрание картинок с изображениями ярких городов и улиц, долин и зеленых лугов, не тронутых радиацией красавиц-бабочек и пузатых шмелей, да и просто лиц самых разных людей. Портретов навеки застывших обитателей мира, которого больше нет. Подолгу завороженно рассматривая каждую картинку, Лера мысленно гуляла по извилистым улочкам неизвестных городов или пробиралась по лугу среди кроваво-красных бутонов цветов, ярким покрывалом венчавших бескрайние поля… и изредка украдкой плакала.

Почему? Для какой цели? Сколько нужно было злобы и хладнокровия, чтобы навсегда уничтожить такой невыразимо прекрасный и добрый мир? Но спрашивать уже было не с кого. Дело сделано, словно на беспечное акварельное полотно щедро плеснули из ведра с серой краской. Оставалось только мириться.

Но мириться не хотелось. До скрежета зубов, до боли в висках…

Лучше бы она вообще никогда не видела всю эту бесследно утраченную красоту!

* * *

После неудачной попытки застрелиться в проливе, Лобачев почти не показывался на мостике, и командование судном временно принял Тарас.

Батон второй день отсиживался под арестом, довольствуясь пайком, который, поочередно меняясь, ему с неохотой таскали раз в день Треска или Паштет. Одна только Лера в сопровождении Чучундры регулярно навещала охотника, чтобы поделиться скудными новостями и справиться о его состоянии.

— Нормально все у меня, — привычно огрызался из-за двери дядя Миша. — Проспался уже.

— А зачем нужно было взрыв устраивать? — в который уже раз с укоризной спросила девушка. — А если бы кто-то погиб?

— Нотации читать пришла? — с мукой в голосе пробормотал Батон. — Говорю же, я как лучше хотел!

— А нельзя было все спокойно капитану рассказать? — продолжала наступать Лера.

— Капитану? — усмехнулся невидимый Батон. — Да у него же крыша совсем поехала!

— Ему просто стало не по себе, — неуверенно заступилась за Лобачева девушка.

— Так, что захотелось пустить себе пулю в лоб?

Она просто молча пожала плечами.

— Как рука?

— Чешется, — девушка поморщилась и поскребла ногтями туго забинтованное под тельняшкой предплечье. — Главное, чтобы шрам не остался.

— Значит, на поправку идет. А шрамы только украшают бойца.

— Я, между прочим, девушка! — напомнила наставнику Лера.

— А еще охотник на мутантов, — наставительно поправил Батон и, немного подумав, невозмутимо предложил: — В крайнем случае, на том месте татуировку набьешь.

— Еще чего придумаете? — Лера скривилась. — Нетушки, уж лучше шрам!

— Чучундра с тобой? — неожиданно поинтересовался Батон.

— Да, а почему вы спрашиваете? — Лера проверила сидящую на плече мышь.

— Хоть будет, кому за тобой присмотреть, пока я тут бока отлеживаю.

— Вас скоро выпустят, — с излишней горячностью ответила девушка.

— Держи карман шире! После такого? Хорошо, сразу за борт к акулам не отправили, или что там теперь плавает…

— Лерка! — из-за угла коридора возникла носатая физия Паштета. — Харэ лясы с этой гадюкой точить! Чего на камбузе пол весь мокрый, я себе чуть нос не расквасил! Давай быстрее, нам еще присосочников мариновать!

— Сейчас доделаю! — спохватилась девушка. — Ладно, дядя Миша, мне пора.

— Бывай, — уныло буркнул из каюты Батон.

* * *

«6 октября 2033 года.

Продолжаем идти намеченным курсом. После неудачной диверсии, устроенной одним из членов команды, лодка по-прежнему слушается управления, видимых повреждений не обнаружено. По крайней мере, пока.

Неожиданная стычка с калининградской… точнее, польской бригадой на многое открыла глаза. Есть пострадавшие с обеих сторон, но ранения не смертельные. Верить своим и чужим становится все труднее, а мы едва ли прошли половину пути.

После инцидента в проливе Ла-Манш капитан третьи сутки не выходит из каюты, но пищу принимать не отказывается. Медики следят за ним, так как есть подозрения о новых вспышках апатии, которые, в свою очередь, могут привести к очередной попытке суицида. Командование судном временно взял на себя старший помощник Тарас Лапшов. Выполнение задания продолжается…»

— Извините…

— Чего у тебя? — сидящий в своей каюте старпом оторвался от судового журнала и хмуро посмотрел на ввалившегося в каюту механика. — Разобрались?

— В какой-то степени, — неуверенно пробормотал Вадим.

— И в какой?

— Он испортил систему погружения, — дрожащими губами вынес вердикт Колотозов. — И система навигации сбоит.

— Для подстраховки будем держаться берега, — подумав, решил Тарас. — Лодка очень неустойчива на поверхности, аэродинамика не та.

— Потребуется время, чтобы все исправить, — испуганный паренек тяжело дышал.

— Сколько?

— Точно сказать не могу. Компьютеры ведь, сами понимаете. Петруха на документации уже глаза стер.

— Не понос, так золотуха! — Под ладонью старпома зашуршал чуть отросший ежик волос. — Ладно… — договорить он не успел, так как корпус лодки сотряс внезапный мощный толчок.

Вернувшись на сиденье, с которого его сбросило, Тарас вдавил кнопку радиосвязи.

— Говорит Лапшов. Что там у вас за хренотень?

— Налетели на песчаную банку!!! — донесся из коммутатора встревоженный молодой голос.

— Так как вы ее, блин, проглядеть-то смогли, тудыть вас растудыть?!

— После взрыва некоторые системы, в том числе эхолокация, выдают помехи.

— Ну, Батон… — покачал головой Тарас. — Задний ход!

— Я, собственно, с этим и пришел, — облизал пересохшие губы Вадим и робко вогнал последний гвоздь в крышку гроба, на дне которого покоились останки самообладания старпома. — Задний ход мы теперь давать не можем.

Заорав от сыплющихся одна за другой напастей и ощущения собственной беспомощности, Лапшов от души приложил волосатым кулачищем по приборной панели коммутатора.

* * *

Матерился Тарас витиевато, со вкусом, вдохновенно изрыгая из себя такие изысканные словообразования и конструкции, что становилось ясно — великий и действительно могучий русский язык не смог уничтожить даже всепоглощающий пожар ядерной войны. Выстроившаяся на палубе команда, изредка щурясь от постоянно налетающего с видимой суши тропического ветра, во все глаза следила за вышагивающим взад-вперед оратором.

На лице Савельева, внимательно оценивающего лингвистические тонкости выступления старпома, расцветала улыбка восхищения.

— В общем, приказываю поломки устранить в самые короткие сроки, — начал закругляться, наконец, заметно выдохшийся старпом, переходя на обычную человеческую речь. — Чем хотите и как хотите.

— Постараемся, — шмыгнул носом Колотозов, у которого от услышанного горели уши.

— Не «постараемся», а «так точно, товарищ капитан!».

— Так точно, товарищ капитан!

— Добро.

— Можно сказать? — из строя шагнул Борис Игнатьевич.

— Да, Борь, чего у тебя, — Тарас устало повел плечами.

— Да я-то, в общем, опять о насущном, — кок покосился в сторону берега. — Если ничего не путаю, то это у нас последняя остановка вблизи суши, хоть и вынужденная, а впереди, как знаете, Атлантика.

— И?

— Может, пока тут все ремонтом занимаются, снарядить пару человек на берег — чего еще из провианта запасти?

Почуяв недоброе, Треска и Паштет испуганно переглянулись.

— Лады, попробуйте, — подумав, решил Тарас. — Азат, подбери оружие.

— Есть!

— Ну кто его за язык тянул! — поморщился Треска.

— Все свободны, — закончил собрание Тарас.

Пока члены команды один за другим исчезали за дверью рубки, он смотрел на укутанный дымкой неведомый африканский берег. Неожиданно из низких туч на сырую палубу спикировала птица с ярким оперением и, приземлившись, зашагала по палубе, важно покачивая башкой с длинным клювом. Старпом задумчиво следил за движениями покрытого ярким оперением тельца. Птица раскрыла клюв и, издав громкий скрипучий звук, украсила палубу «Грозного» белыми кляксами помета. А потом изогнула шею и почесала макушку третьей лапкой.

— Ахметов! — не оборачиваясь, Тарас окликнул еще не ушедшего с палубы Азата.

— Я!

— Вот что, Азат, я с вами пойду. И еще… — немного помедлив, старпом все-таки решился, — охотника-саботажника нашего выпускай. Хватит ему на «губе» портки просиживать. Все-таки он профи по разному зверью. Хотелось бы на чужой земле закусить, а не самим закуской стать…

* * *

— Уже? — Батон закончил шнуровать рюкзак с охотничьим снаряжением и оглядел фигурку подошедшей к палатке девушки. — Быстро ты. Ничего не забыла? Приманки, пистолет?

— Я готова, — выпалила Лера, тщетно стараясь не выдать своего волнения.

Узнав, что ее берут с собой, девушка одевалась и рассовывала по карманам изготовленные на камбузе приманки с такой скоростью, словно влюбленная, опаздывающая на свидание. Устроившаяся на кровати мышь с интересом наблюдала за суетой девушки. Снова в поход с дядей Мишей, которого наконец-то освободили! Да не куда-нибудь, а на новую, неизведанную землю!

Аф-ри-ка!

Сердце буквально пело от радости. Видели бы ее сейчас девчонки с грибной плантации! Небось, от зависти бы полопались.

— А зачем повязка? — Лера указала на черную тряпку, закрывающую один глаз охотника. — Раньше вы не стеснялись своего шрама.

— Потому что я теперь пират, — довольно крякнул тот. — Знаешь про таких?

— Дядя Тарас говорил, это морские разбойники, — кивнула девушка и тут же с тревогой спросила: — Но мы ведь ни на кого не собираемся нападать?

— Нет. Просто мы теперь в море, без обязательств и рамок закона, а значит — джентльмены удачи! Сами себе хозяева, — пояснил Батон и отхлебнул из бутылки.

Таким задорным дядю Мишу Лера еще никогда не видела. Глянув в ее светящиеся радостью глаза, старый охотник хмыкнул:

— Сядь-ка.

Лера послушно плюхнулась на пол рядом с Батоном, поджав ноги.

— И Чучундру с собой возьмешь? — охотник кивнул на устроившуюся на плече девушки мышь. — Не боишься, что она заразу подцепит?

— Ей же тоже интересно, — Лера с улыбкой посмотрела на зверька, который явно не собирался отпускать хозяйку одну в опасное приключение. — К тому же вы сами говорили, что такие, как она, устойчивы к радиации. Разве не помните?

— Дело твое. Главное, чтобы не мешалась, — пожал плечами Батон и посерьезнел. — Теперь внимание. Ничего увеселительного в этой вылазке нет. Это тебе не буренок валить.

— Буренки фигня, — с готовностью согласилась девушка. — Я на них руку давно набила. Вы же знаете, я уже давно готова…

— Цыц! — оборвал самоуверенную напарницу Батон и нахмурился. — Кто знает, что за живность здесь водится. Местность непредсказуемая, я ее не знаю. Держись рядом, делай, что скажу, и ничего — слышишь? — ровным счетом ничего не трогай, усекла?

Лера кивнула, изо всех сил стараясь, чтобы уголки губ не ползли вверх.

— Блин, ты меня вообще слушаешь? — глянув в изумруды Лериных глаз, охотник фыркнул. — Ладно, поднимайся на палубу. Я тут кое-что закончу, и сразу за тобой.

— Хорошо, — девчонка подпрыгнула и мигом скрылась за поставленными друг на друга поскрипывающими ящиками.

«Может, все-таки, не брать ее с собой? Наделает еще дел по неосторожности…» Хотя в глубине души Батон прекрасно понимал, что без молодой помощницы украшенный шрамом и потрепанный жизнью мужик в нынешних условиях представляет собой лишь половину охотника.

— Не ходите, дети, — черным ногтем Батон задумчиво провел по зазубренному лезвию десантного ножа, в полоске которого мелькнуло его отраженное в стали лицо, — в Африку гулять…

Сунув оружие в ножны и закинув на плечо рюкзак, охотник задул висящий над палаткой фонарь.

 

Глава 7

ДУХИ ЛЕСА

Пока растянувшиеся цепочкой лодки осторожно двигались к берегу, Лера изо всех сил всматривалась сквозь поцарапанное стекло респиратора в проступающий в утренней дымке незнакомый берег. Что ждет их на этой невиданной земле? Какие животные и люди ее населяют? И есть ли здесь вообще какая-нибудь жизнь, кроме медленно приближающихся высоких деревьев, узловатые кроны которых возвышаются над молочной дымкой, будто спины неких грандиозных созданий, пасущихся в тумане? Словно в ответ на мысли девушки, из листвы в воздух брызнула чем-то встревоженная стайка птиц с ярким оперением.

— Африка. Аф-ри-ка, — девушка шепотом покатала на языке таинственное название, услышанное от Батона.

— Не нравится мне все это, чуваки, — пробормотал сидящий в идущей следом лодке Паштет. — Соваться без разведки неведомо куда. Почему нельзя просто с лодки сети закинуть? Авось и выловили бы чего.

— Ты ж их утопил, чувак! — удивился Треска, споро налегая на весла.

— Да… помню, конечно… — сообразив, что проговорился, сбивчиво пробормотал Паштет.

— Так об чем разговор. Забыл уже, как мне из-за тебя по шапке надавали?

— Если б не ты, меня до конца дней бы на кухню не пустили. А для меня это позор — кулинария у нас семейное дело, понимаешь, чувак? Я тебе новые сплел, — после паузы с неохотой закончил Паштет.

— Сети? Из чего! — удивленно взревел в фильтры Треска.

— Из жил буренок, чувак. Ладная штука получилась.

— И как, держит? — зажегшись, позабыл про удивление Треска.

— Еще как! — с ноткой гордости отозвался его напарник. — Я три раза проверял.

— А меня чего не взял? — обиженно буркнул толстяк.

— Это подарок был, — застенчиво отозвался тот. — На твой день рождения, чувак.

— Так он же через месяц!

— То-то и оно. Не вышло сюрприза.

— Сюрприз не сюрприз, а мне все равно чертовски приятно, чувак! Как вернемся, обязательно вместе опробуем, — Треска посмотрел на приближающуюся землю. — Не дрейфь, быстро обернемся — за мяском туда и обратно.

— Мяско еще найти надо, чувак! — не сводя глаз с чужого берега, с тревогой прогундосил Паштет. — И добыть. Знаешь, что Птах про чужие земли говорил?

С этими словами повар вытащил из кармана разгрузки помятую тетрадь и зашелестел страницами.

— Ты что, чувак, его бредни записывал? — поморщился под противогазом гребущий Треска.

— А то. Божий человек, его устами Господь говорит, — ответил просматривающий тетрадку Паштет.

— Боженька, чувак! Если ты действительно есть, выбей из него эту дурь! — закатил глаза толстяк.

— Вот, смотри, — проигнорировав святотатственную реплику, Паштет нашел нужную страницу и, придав голосу торжественность, зачитал: — «И да не ступлю на земли необетованные и неизведанные, ибо ноги во странствиях покрыл червоточиной и грехом…»

— Чувак, ты б еще Голландца вспомнил, — хмыкнул толстяк.

— Не поминай его всуе, — тут же встревожился Паштет. — Семь лет счастья не будет.

Он не знал, что легенда о гигантском железном корабле без парусов и признаков команды на борту, по слухам появившемся спустя десять лет после войны и бороздящем морские просторы в разных уголках света, была излюбленной темой для разговоров всех моряков во всех уголках планеты.

— Лучше б грести помог, чувак! — перебил напарника не верящий в побасенки Треска.

— А ты, можно подумать, такой праведник.

— Не воровал, — пожал плечами гребущий толстяк. — Ну, было пару раз, по техническим причинам.

— То-то и оно, — наставительно сказал Паштет. — Все мы так думаем, чувак, а потом аукнется.

— Аукнулось уже, — усмехнулся Треска. — Двадцать годков назад.

— Нельзя нам туда, — Паштет отвернулся от гребца, снова посмотрев на приближающийся берег. — Задницей чую.

Нос направляющей лодки с хрустом зарылся в прибрежный песок, и члены небольшого отряда стали спрыгивать в воду, оттаскивая суденышко подальше от пенящихся волн.

— Никого не потеряли? — Тарас оглядел выбравшуюся на берег команду, пересчитывая. — Тогда вперед. Держаться вместе.

Рассредоточившись, люди неторопливо зашагали в сторону поднимающейся из тумана лесополосы. Все были напряжены и практически не разговаривали. Хорошо экипированные и вооруженные члены отряда в любой момент готовились дать отпор неведомой опасности.

Но больше всего Леру поразил внешний вид Азата. Поверх его рослой фигуры был надет необычный железный костюм, состоящий из нескольких массивных блоков, в районе суставов рук и ног соединенных гибкими сочленениями. Каждое движение механизма сопровождалось тихим механическим жужжанием. Руками в толстых перчатках вышагивающий в арьергарде боец сжимал диковинное оружие.

— Нравится штуковина? — спросил Азат, поймав заинтересованный взгляд девушки.

От основания оружия к большому патронному коробу за спиной сталкера тянулся металлический гибкий рукав, в котором плотно сидела промасленная лента с патронами, каждый из которых был толщиной с два Лериных пальца.

— Что это такое?

— «ГШГ-7,62», — не без гордости в голосе мужчина качнул замысловатым черным блоком, из которого высовывался метровый отросток из приваренных к одному казеннику четырех узких стволов. — Пушка, с которой можно смело отправляться хоть к черту на рога.

— А зачем столько стволов? — поравнявшаяся с Азатом Лера поймала настороженный взгляд обернувшегося Батона, который, было, ее потерял, но, увидев в отряде, успокоился. — Так же неудобно стрелять.

— Наоборот, это обеспечивает такую скорострельность, которую и представить нельзя. Пять-шесть тысяч выстрелов в минуту.

— Гонишь! — недоверчиво хмыкнула девушка, но, если бы на ней не было респиратора, Азат бы заметил, как округлились ее глаза. — Где взял?

— В арсенале лодки скучала, — небрежно бросил он.

— Прикольная штука.

— Ты ее в деле не видела, — Азат был явно доволен вниманием девушки. — Этот пулемет для вертолета «Ми-24» был разработан. Мы его с одной из вертушек сняли, когда пару лет назад аэродромы на косе шмонали. Так на борту и очутился.

— Ты видел настоящий вертолет? — ахнула пораженная Лера, вспомнив картинки с винтокрылыми гигантами, которые ей однажды показывал дед. — А как же ты такую тяжесть несешь?

— С этим мне ЭЭ помогает.

— Что такое «ЭЭ»? — спросила девушка и, оглядев фигуру Азата, догадалась. — То, что на тебе надето?

— Экзоскелет экспериментальный, — охотно принялся объяснять Азат. — Российский опытный образец, их всего два сделали, а перед войной как раз испытывали на военном полигоне поблизости от Пионерска. Один из первых образцов на автономном реакторе. Он и пушку от электропривода питает. Вещь!

— А зачем он нужен?

— Усиливает мышцы, помогая нести предметы, которые обычный человек средней комплекции не смог бы поднять. Это штука весит под двадцать кило, — Азат похлопал рукой в перчатке по вороненым стволам пулемета. — Удержать ее во время стрельбы не всякий сможет, а в нынешнее время так и вообще рисковать нельзя. Короб с лентой за спиной тянет на сто. Вот тебе и арифметика.

— Сто двадцать… Обалдеть! — уважительно оценила вооружение Лера. — И что чувствуешь?

— Как будто с рюкзаком из школы топаю, — цыкнул зубом Азат.

Тем временем погода заметно разгуливалась. Отряд достиг кромки леса, и идущий впереди Тарас поднял руку, делая знак остановиться.

— Ну, чего?

— Чисто пока, — пожал плечами Батон.

— У меня тоже, — отозвался сзади Азат.

— Одно непонятно, — охотник оглядел возвышающийся над ними лес. — Это же западное побережье, откуда здесь столько растительности?

— Выросла, дядь Миш, — усмехнулся сзади Савельев.

— Так быстро?

— Фон нормальный, — поймав взгляд старпома, Марк посмотрел на стрелку дозиметра в своих руках. — Маски можно снять.

— Не торопитесь, — просипел в фильтры противогаза Батон. — Надо пообвыкнуть для начала. Это вам не буренок в Пионерске гонять.

— Влажность тут больно высокая, — попытался возразить Савельев, держащий на плече ружье. — Фильтры быстро посадим.

— Не боись, — успокоил Батон.

— Ладно, Миш, — обратился к нему Тарас. — Дел ты уже наделал, но раз по живности спец, так и отрабатывай теперь.

— Дрейфишь первым идти? — беззлобно поддел старпома Батон и оглядел небольшой отряд, сбившийся в кучку у кромки леса. Над головами чуть возвышалась могучая фигура Азата в экзоскелете. — Сколько надо-то?

— Борис Игнатьевич просил как можно больше, — протиснувшийся вперед Треска развернул смятый листок в крупную клетку. — В идеале тонны две-три мяса.

— Ну, у вас и аппетиты! — фыркнул Ежи.

— Дорога неблизкая, — пожал плечами Паштет. — И то может не хватить. Если не хотите, можете не жрать.

— Времени сколько займет? Чую, добычу-то на своем горбу таскать придется.

— Сказали не торопиться: пока лодку не починят — дальше не пойдем.

— Не дрейфь, — усмехнулся Тарас. — Авось не надорвемся.

— А патронов-то хватит, чтобы такую бойню устроить? — усмехнулся Батон. — Ладно, братва, джунгли зовут!

— Джунгли, — повторила Лера новое слово, входя в заросли вслед за наставником и плечом отодвигая мясистый зеленый лист. По ее ботинкам мягко застучали упавшие с растения крупные алмазы росы.

Нещадный тропический зной навалился на неподготовленных, упакованных в броню и костюмы химзащиты людей с такой силой, что у Леры создалось ощущение, будто она с улицы шагнула в хорошо протопленную баню. Несмотря на заверения Марка об отсутствии радиации, снимать маски не торопились, опасаясь сюрпризов незнакомой земли. Но через несколько минут старому охотнику, стоически обливающемуся потом под плотной резиной, пришлось признать, что долго эту пытку не вынести даже видавшему виды крепкому мужику.

Подавая пример, Батон первым избавился от противогаза. Сразу же вслед за ним остальные члены отряда со вздохами облегчения стали стаскивать маски со взмыленных лиц. Как только Лера избавилась от респиратора, в ее ноздри и уши ударила такая феерия всевозможных запахов и звуков, что аж голова закружилась.

Вокруг привыкших к вылизанным радиацией просторам российских пустошей людей верещал, стрекотал и дышал невероятный, густой, неведомый мир. Со всех сторон покачивались мясистые листья, торчащие прямо из земли. Во влажном дерне что-то копошилось. Покачивались канатоподобные лианы, а от лужаек, полных громадных цветов, исходил такой восхитительный запах, что Лере сразу захотелось растянуться на земле и просто лежать, лежать, каждой клеточкой своего тела впитывая щедро даруемые чужой природой новые ощущения.

«Неужели в мире все-таки остались не разрушенные и не тронутые радиацией места?» — подумалось ей.

— Вы только посмотрите на это! — завороженно выдохнул Савельев, явно разделяющий мысли девушки. — А климат — я такой влажности отродясь не видел. Эх, фотика, жалко, нет!

Лера задрала голову, рассматривая могучие узловатые стволы, которые, словно колонны, подпирали раскинувшиеся высоко-высоко кроны деревьев. В некоторых местах через прорехи в листве до земли пытались дотянуться белесые спицы тусклых солнечных лучей.

— Как на картинке!

От обилия пестревшей повсюду зелени у девушки защипало в глазах, и она зажмурилась, вспомнив подаренную когда-то дедом старенькую открытку с пейзажем неизвестной страны. Даже сидящая на плече Леры мышь перестала копошиться.

Но Батон не разделял восторга товарищей.

— Чего рты разинули? Двигаться пора! — буркнул он, поправляя висящую на плече винтовку.

— Как вы собираетесь охотиться? — голос Батона заставил Савельева оторваться от рассматривания джунглей. — И, главное, на кого?

— Кто первый подвернется. А если будете охать да клювом щелкать, охотиться станут на вас. Лерка, пошли! — бросил Батон и, достав тесак, стал прорубать себе путь через заросли.

Некоторое время отряд молча продвигался вперед. Лера с интересом наблюдала за Батоном, который то уходил вперед, то, наоборот, отставал или вообще исчезал в боковых кустах — старый охотник изучал незнакомую местность. Наконец, после очередного исчезновения, неожиданно появившись совершенно с другой от бредущего отряда стороны, Батон сделал знак остановиться.

— На одиннадцать часов первый кандидат, — утерев пот со лба, доложил он. — Метров двадцать.

Лера была знакома с терминологией и с любопытством посмотрела в названном направлении.

— А кто там? — живо заинтересовались Паштет и Треска.

— Не знаю, — перехватил винтовку Батон. — Но по виду тянет тонны на полторы.

— А фон? — насторожился Марк.

— Жить можно.

— То, что надо! — одобрили повара. — Показывай.

— Только тихо, спугнете еще, — приказал Тарас, снимая автомат с предохранителя.

Действительно, проглядывающая сквозь листву туша невиданного зверя была внушительных размеров. Изредка взрыкивающее животное стояло к охотникам спиной, и сразу определить его вид было невозможно. Хвост размером с человеческую ногу лениво сгонял с покрытых жестким панцирем боков надоедливых насекомых.

— Это слон! — уверенно заявил Савельев, когда отряд выбрался на небольшую поляну и о ноги идущих зашуршали стебли высокой травы.

— Слон трубит, я точно знаю, — сомневался Азат. — А эта штука рычит, вроде. Прислушайся.

— А если это хищник? — вмешался в спор Ежи. — И мы нашими хлопушками его только разозлим? Вон у него на заднице панцирь какой!

— Да слон это, слон! Говорю вам! — не отворачиваясь от бредущего в зарослях силуэта неизвестного животного, Савельев потеребил приятеля за перчатку, сжимающую рукоять пулемета. — Стреляй! Ежи прав, из ружей и автоматов мы вряд ли его завалим.

— Эй, какой пулемет, чуваки? Вы что? Да мы потом замучаемся из мяса пули выковыривать! — запротестовал находившийся рядом Треска.

— Что скажешь, Батон?

— Давайте без ора и суеты, — смачно сплюнув, осадил спорщиков Батон, по-хозяйски располагаясь на земле и прижимая приклад винтовки к плечу. — Сейчас как миленький скопытится.

— Э, чувак! Нам копыта не нужны, — забеспокоился не понявший Треска. — Их даже замариновать не получится.

— Не боись, — Батон приник к оптическому прицелу. — Оформим в лучшем виде.

Тишину джунглей звонко разорвал громкий выстрел, эхом отозвавшийся в шелестящей над головами охотников листве. Над укрытой панцирем спиной неведомого зверя взвился фонтанчик искр от срикошетившей пули. По-прежнему не поворачиваясь, чудище покрутило по сторонам уродливой одутловатой башкой и угрожающе зарычало. Мясистый хвост стал резче лупить по панцирю на спине.

— Чтоб тебя! — стиснув от напряжения зубы, процедил Батон и, прицелившись в холку, вновь нажал на спуск.

На этот раз животное безошибочно определило источник нападения и, издав душераздирающий рык, ринулось сквозь чащу в сторону обидчика.

Джунгли со скрипом и треском взрывались фонтанами рыжей коры и ошметками разлетающихся мясистых листьев. В ноздри охотников ударил острый запах древесного сока. В этот момент зверь вылетел на поляну, дав, наконец, себя разглядеть. Огромное, опирающееся на четыре коротких ноги, тело, закованное в прочный костяной панцирь, венчала вытянутая голова с куцыми ушами, украшенная двумя бивнями, расположенными в районе носа один за другим. Трудно было поверить, что короткие конечности могли сообщать громоздкому туловищу такую прыть.

Выматерившись, Батон выстрелил в третий раз, целясь точно между огромных, налитых злобой глаз. Чудовищная, хищно оскаленная морда мотнулась в сторону, передние лапы зверя подкосились, и он, рухнув на землю, покатился по траве, разбрасывая во все стороны комья пахучей земли.

— Крепкая тварь, — Батон на секунду оторвал глаз от прицела, наблюдая, как зверь поднялся и с удвоенной яростью снова понесся вперед.

Испуганно попятившаяся Лера заметила две новые эмоции, призрачными сумерками блуждающие на лице охотника. Это были растерянность и страх. Таким своего напарника она еще никогда не видела.

Расстояние между мутантом и людьми стремительно сокращалось. Батон успел сделать еще два выстрела, его поддержал нестройный хор нескольких автоматных очередей.

Перестав пятиться и застыв, словно кролик под взглядом удава, Лера завороженно смотрела на приближающегося гиганта.

— Он нас всех порвет! — за ее спиной члены отряда в панике шмыгнули кто куда, стараясь укрыться от неожиданного отпора, оказанного природой.

Сидящая на плече Леры Чучундра с испуганным писком юркнула в рюкзак.

3-з-з-з-в-и-и-и-и-и!

В первый момент девушка не поняла, откуда начало доноситься неожиданное тоненькое жужжание.

Новая беда?!

Загнанно оглядевшись в поисках источника звука, она увидела, как зашевелился пулемет в руках Азата и все четыре ствола невиданного орудия закрутились, сливаясь в одну сплошную черную полосу.

В последний миг, когда истошно ревущего монстра отделяло от людей несколько десятков метров, Азат открыл огонь. От фигуры в экзоскелете брызнула серебристая ленточка гильз.

— Стреляй, стреляй! — срываясь на визг, по-бабьи заверещал нырнувший в развесистые кусты Марк.

Лере еще не приходилось сталкиваться с такой мощью.

— А-а-а! — орал Азат, не снимая пальца с гашетки.

Стремительно вращаясь, четыре ствола авиационного пулемета делали пять тысяч выстрелов в минуту, выплевывая такой плотный поток огня, что прижимающая ладони к ушам девушка видела траекторию полета снарядов, вырывающих клочья плоти из туши несущегося навстречу гиганта. Поворачиваясь, Азат прицельно лупил по твари, которая, получив неожиданный отпор, попыталась обойти нападающего по дуге. Посылаемые с чудовищной скоростью патроны калибра «7.62» выкашивали из зарослей кусты и даже тонкие стволы деревьев.

В панцире на левом боку ревущего монстра стремительно расширялась чудовищная рваная рана, из которой на землю разбрызгивалась истерзанная пулями плоть.

Снова попятившись, Лера споткнулась об изогнутый корень и кубарем полетела на землю. Перекатившись на живот, она беспомощно съежилась, закрыв глаза. Все происходящее напомнило один из липких кошмарных снов детства — эхом россказней выпивших добытчиков. Напуганная девушка с такой силой прикусила губу, что почувствовала во рту солоноватый привкус крови. Размеренное жужжание пулемета и рык приближающегося животного слились в испуганном сознании в один лихорадочный перезвон.

Вот она, мощь нового мира! Еще совсем чуть-чуть, и «слон» растопчет и ее, и Батона, и всех тех, кто еще не успел кинуться врассыпную. Как это глупо — отправиться в рискованное путешествие и на полпути бесславно сгинуть в лесу чужой земли от лап неведомого чудовища…

Очнулась она от того, что кто-то настойчиво теребил ее за плечо.

Монстр расправился со всеми на поляне и сейчас сожрет ее!

Будучи ни в силах оторвать дрожащие руки от ушей, Лера, с трудом удерживая рвущийся из груди крик, медленно повернула голову. Сверху вниз на нее смотрел тяжело дышащий Азат, с лица которого в траву скатывались крупные капли пота. Из остановившихся стволов «ГШГ» тянулись тонкие струйки дыма, которые медленно закручивались в плотном тропическом воздухе, словно вплетаясь в него. Над поляной висела густая, тягучая тишина.

— Ну, все, все. Все закончилось, — сквозь неохотно затихающий звон в ушах, Лера еле расслышала адресованные ей слова. — Вставай.

Посреди поляны громоздилась неподвижная туша зверя, морда которого превратилась в бесформенное кровавое месиво. Из раззявленной пасти вывалился пупырчатый лиловый язык.

— Едрить-бодрить, ну и образина! — тихо выдохнул потрясенный Треска, когда из окружавших поляну зарослей стали осторожно выходить испуганные члены отряда, которые еще не могли поверить в то, что все закончилось.

— Что, нарезной, стареешь? — поравнялся с идущим Батоном Тарас.

— Отвали!

Наклонившийся Азат помог девушке подняться. Из рюкзака на ее спине высунулся любопытный мышиный нос.

— Один есть, — стараясь сгладить впечатление от своей неудачи, нарочито бодро провозгласил Батон. — Хорошенькое сафари!

— Один-то один, — покачал головой Ежи. — Да только что это за тварь такая?

Осторожно приблизившись к зарывшейся в траву голове, Лера оцепенело наблюдала, как огромный открытый глаз медленно затягивается смертельной поволокой.

— Да это же носорог! — изучив застывшую в траве тушу, неожиданно догадался Марк.

— Зырь! А отростки-то, отростки! — Паштет ткнул напарника локтем в бок, кивая в сторону бивней животного. — С тебя будет, чувак!

— Да вижу я, — отмахнулся от приятеля Треска. — Чего уставился, пилу распаковывай!

— Если это носорог, — присвистнул оправившийся от испуга Савельев и по обыкновению настроился на юморной лад, — то, каких же тогда размеров должен быть слон?

Гадать об этом членам отряда сейчас не улыбалось.

— Да какой это носорог? — в свою очередь присмотрелся к добыче Батон. — Отродясь в Западной Африке носорогов не было! Похож, да… Но только не носорог это, а шут знает что! Явно мутант. Хоть и не фонит совсем.

— Капризы природы, м-мать! Нашла себе конструктор… — проворчал Треска.

— Главное, теперь мы знаем его слабые места, — деловито обследовав тушу, заключил Батон. — А это дает нам преимущество.

В этот момент неподалеку раздался еще один рык, напоминающий вопли только что поверженного животного. Джунгли огласились треском сминаемой растительности. Люди напряглись, крепче сжимая в руках оружие.

Охота началась.

* * *

К полудню отряду удалось завалить еще троих взрослых носорогов и одного детеныша. С невероятным трудом ободренные удачной вылазкой охотники перетаскали трофеи на береговую линию, где Треска и Паштет развели большой костер и принялись за разделку.

— Ты как? — рядом с устроившейся в сторонке Лерой, которая играла с мышью, опустился Азат, избавившийся от своего чудо-костюма.

— Нормально. А почему спрашиваешь?

— Ну, охота эта… — сбивчиво пробубнил Азат, явно пытаясь подобрать слова. — Я тут с пулеметом…

— Я с дядей Мишей на мутантов уже восемь лет хожу, — Лера невозмутимо вскинула бровь, хотя сегодняшняя встреча с невиданным чудищем произвела на нее сильное впечатление. — Чего не видела?

— Да знаю я, — кивнул Азат, опуская глаза. — Ну… А это…

Он замолчал, разглядывая носки своих сапогов.

— Спросить чего-то хочешь? Так прямо говори, — продолжая шевелить пальцами, между которыми шебуршилась мышь, Лера посмотрела в сторону костра, рядом с которым привычно о чем-то спорящие Треска и Паштет деловито отпиливали ногу крупного самца двуручной пилой.

— Я это… слушай, — не поднимая головы, Азат решительно сжал кулаки. — В общем, речей говорить не умею. Ты ведь, как понимаю, от Боровикова сбежала?

— Тебе-то чего? — отвернувшись от огня, удивилась девушка.

— Я ведь в боях проверенный. Ну, ты сегодня видела…

— Видела. И?

— В общем, девчонка ты достойная. Может, подумаешь… Ты и я. Будешь за мной, как за каменной стеной, — стал сбивчиво излагать свои чувства Азат и под конец рубанул: — Нравишься ты мне, короче!

Лера засмеялась:

— Так ты сватаешься, что ли?

— Ты не думай, я мужик честный. Домогаться и лезть не буду, — увидев ее улыбку, мгновенно посерьезнел боец. — Все по чести, значит. Как скажешь, так тому и быть.

— Я на корабле сейчас невеста завидная, — подмигнула девушка. — Не боишься конкуренции?

— Просто подумай, хорошо? — попросил Азат и поднялся. — А если кто пальцем тронет — только скажи.

— Ладно, — Лера даже растерялась от такой инициативы, которой никак не ожидала от Азата.

— Пи! — требовательно пискнула позабытая мышь, и погруженная в свои мысли девушка продолжила рассеянно шевелить пальцами.

Положив винтовку на колени, Батон сидел на прибрежном валуне и задумчиво смотрел в сторону возвышающегося над водой сигарообразного тела лодки.

— С «Грозного» передали, что до вечера точно прокопаются, — сказал подошедший Тарас.

— Зашибись.

— Чего смурной? — поинтересовался старпом, доставая из рюкзака флягу и косясь на Паштета, шустро распихивавшего нарезанное ломтями мясо по заранее заготовленным мешкам, параллельно отбиваясь от полчища мух. Усевшийся на копыто носорога Треска щелкал деревянными счетами и, слюня карандаш, что-то записывал в просаленную хозяйскую тетрадь. — Охота добрая получилась.

— Разговор есть, — Батон кивком поблагодарил Тараса, принимая у него флягу и делая добрый глоток.

— Слушаю.

— Тут смотреть надо, — стволом СВД охотник отодвинул в сторону склонившийся к земле пупырчатый лист, открывая четкий отпечаток босой человеческой ноги.

— И что? — не понял Тарас. — Может, кто из наших босичком решил походить. Та же Лерка твоя — чего молодежи в голову не взбредет?

— Думаешь, она у меня совсем того? Смотри сюда, — Батон наклонился и показал на углубления, оставленные пальцами. — Пальцы ноги человека, с пеленок носящего обувь, прижаты друг к другу. А эти растопырены.

— Нога как нога.

— Это отпечаток ноги, которая никогда не носила ботов, — распрямился Батон и прищуренным взглядом оглядел линию берега. — И таких тут много. Не одни мы здесь. Охрану усилить нужно.

— Опять ты со своими подозрениями, Мишань? Команда только расслабилась, добыча отличная, мясо не фонит. Вот ребята упакуются, и сразу назад рванем. Дался тебе этот след!

— А ничего, что у него шесть пальцев? — исподлобья глянув на Тараса, мрачно поинтересовался Батон.

Стянув тяжелые ботинки и закатав штанины химзы, Ежи босиком прогуливался по берегу, с наслаждением ощущая пальцами горячий песок. Подойдя к накатывающим на берег волнам, поляк подобрал камушек и попытался бросить его «лодочкой». Не вышло. Издав короткое, заглушенное шорохом прибоя «бульк!», снаряд тут же пошел на дно. Нагнувшись, чтобы подобрать еще один камешек, Ежи ощутил резкий укол в пятку. Сначала ему показалось, что он наступил на разломанную ракушку, но, запоздало отдернув ногу, успел различить, как под песком на дне быстро заполнившегося отпечатка ноги что-то пошевелилось.

— Чёртовы крабы! — тихо выругался поляк и, усевшись на песок, бегло осмотрел ногу. Вокруг маленькой точечки, обозначающей место укуса, кожа мгновенно взбухла и зарумянилась. «Ничего, — подумал Ежи, — продезинфицировать у Колобка, и дело с концом».

Подобрав вынесенный на берег камешек, он снова запустил им и, словно снова возвращаясь в детство, с легкой улыбкой проследил, как тот, несколько раз подпрыгнув на волнах, бултыхнулся под воду.

Наигравшись с мышью, которая уползла в рюкзак дрыхнуть, Лера стала выдумывать, чем себя занять, чтобы убить время. Пока насобирала красивых ракушек на берегу в маленький мешочек, неожиданный разговор с Азатом быстро вылетел из головы — ясное дело, единственная девчонка на лодке! «Хорошо, что этот еще признался, а не сразу в штаны полез, — Лера украдкой посмотрела на копающегося с пулеметом Азата. — Ничего. Не первый и не последний. Будем держать ухо востро», — решила девушка и посмотрела на искрящуюся поверхность моря. С шуршанием накатывающие на берег волны очаровывали своим повторяющимся движением. Лера почувствовала, как с каждой новой волной в ее сердце заливается пьянящий глоток безмятежности и спокойствия, укутывающий сознание ореолом безопасности, подобно прижимающим к себе рукам матери. Несмотря на раскаленный воздух, дышалось на удивление легко. Ноздри то и дело щекотали непривычные запахи, налетавшие из чащи деревьев. Как же хорошо без респиратора! Если бы еще так не пекло…

Разморенную африканской жарой Леру уже несколько минут одолевало искушение скинуть одежду и искупаться. Плавать она, разумеется, не умела, но так, быстренько окунуться, поплескаться у берега… всем телом ощутить бархатные прикосновения неторопливо движущейся воды. Интересно, что бы за эту выходку с ней сделал дядя Миша? За уши отодрал? Посадил под замок? Окинув взглядом побережье, Лера посмотрела на Батона, о чем-то разговаривающего с Тарасом. Не заметит? Вон, начальник поляков-то босиком ходит!

С другой стороны, как знать, что там водится в ласкающих берег волнах? Может, вода заражена? К тому же отделяющие ее от моря несколько метров пришлось бы проделать нагишом… Под любопытными взглядами собравшихся на пляже мужчин… Это было бы… Странно.

Может, прямо в тельняшке забраться в воду? Прилипнет к телу, потом будет мокрая, противная… Под химзу ее не наденешь. Черт! А искупаться хочется…

В этот момент на ее коленку с еле слышным тонюсеньким звоном опустилось невиданное насекомое. От маленького, размером с фасолину тельца с длинным тонким хвостом расходились шесть полупрозрачных крылышек, отливающих перламутром. Переливающиеся фасетчатые глаза в упор посмотрели на Леру. Она покосилась на рюкзак, но лежащий в нем дозиметр безмятежно молчал.

— Птица Счастья! — боясь пошевелиться, зачарованно прошептала девушка.

Класс!

«Выбери меня… Выбери меня…» — запел задорно Юрик в ее голове.

Шестикрылая… Звеня… Вот бы поймать ее, посадить в какую-нибудь банку и привезти Юрику! Это ведь настоящая «Птица Щастья» его, и все приметы совпадают! Нет, правда! Черт, если она сейчас упустит это диковинное создание, ничего подобного в жизни она больше не увидит… Ведь уже сегодня они распрощаются с Африкой и снова на долгие недели уйдут под воду. А впереди — ледяной континент, и там уж таких ажурных волшебных существ не будет точно!

Лера представила себе лицо Юрика: вот она поднимает тряпку, под которой — стеклянная банка с прекрасной африканской пленницей… В каком восторге он будет! Одного человека эта «птица» точно может сделать счастливей.

Сделав резкое движение, она попыталась схватить насекомое руками, но сомкнувшиеся ладони только с хлопком поймали пустоту. Взлетев, существо зависло над головой девушки. Шесть крылышек стремительно двигались, сливаясь в переливающийся в лучах солнца веер. Подобрав с песка шапку и расправив ее, Лера пружинисто вскочила, но опять промахнулась. Насекомое, словно дразнясь, не торопилось улетать и замерло в сторонке.

— Сейчас я тебя! — с возрастающим азартом пробормотала девушка и снова бросилась в атаку.

Но каждый раз проворный маленький летун оказывался шустрее раззадоренной девчонки — громоздкая химза сковывала движения, делая Леру неуклюжей.

Люди на берегу, увлеченные заготовкой мяса, не обратили внимания на прислоненный к камню одинокий рюкзак и цепочку следов, уходящих в сторону леса.

Лера сама не заметила, как оказалась среди деревьев. Прижав к груди руки с расправленной шапкой-ловушкой, она медленно приближалась, неотрывно следя за насекомым, усевшимся на покачивающийся мясистый листок какого-то вьющегося растения.

— Попался! — ее глаза азартно сверкнули.

Она рванулась вперед… И снова промах!

Но не потому, что шестикрылка опять увернулась…

В воздух неожиданно поднялась сама Лера! Что-то, схватив ее за лодыжку, с силой рвануло вверх и, перевернув вниз головой, стремительно потащило в кроны деревьев. По лицу захлестали ветви и широкие пахучие листья. Наконец стремительный подъем резко прекратился, оставив Леру беспомощно барахтаться в нескольких десятках метров над землей.

Девушка даже не успела крикнуть, как что-то острое впилось ей в шею.

Она потеряла сознание, так и не сумев позвать на помощь.

 

Глава 8

МАНИТУ

— Ле-ерка-а! — в который раз воззвал к безмолвным джунглям Батон.

Пропажа девушки обнаружилась несколько часов назад. Старый охотник не переставал корить себя за невнимательность: только когда Паштет и Треска закончили свежевать туши носорогов и все расселись по лодкам, Батон, все это время занятый мыслями о таинственных следах на берегу, хватился напарницы.

— И мышара исчезла, — покопавшись в прислоненном к камню рюкзаке, с горечью заключил он.

— Будет тебе, и так уже все обыскали, — за его спиной остановился Ежи. — Отчаливать пора.

— Все? — вскинулся Батон. — Да никто из вас даже носа в заросли не сунул.

— Поодиночке опасно, а новую вылазку организовать — только время потеряем.

— Ты сам-то понимаешь, что говоришь? — сквозь стиснутые зубы хрипло просипел охотник, бережно зашнуровывая Лерин рюкзак. — Она ж мне как ребенок родной! Как дочь! Кроме нее…

— Чего застряли, возвращаться пора! — крикнул из своей лодки Марк.

— Вот и вали! — не поворачиваясь, огрызнулся Батон.

— Послушай, ее давно уже нет, — снова попытался увещевать Ежи. — Несколько часов — это срок, всякое могло случиться. Неужели ты не понимаешь, в каком мире мы сейчас живем!

— Ну-ка растолкуй! — отбросив рюкзак, Батон вскочил, вплотную приближаясь к старпому сжав кулаки. — А то я, видимо, недопонимаю чего-то! Видно, у вас, поляков, мода пошла новая: не помогать женщинам и бросать в беде своих!

— Да перестаньте вы, — присевший неподалеку Савельев с грустью одернул сцепившихся мужиков. — Кто прав, кто виноват… Все мы не доглядели.

Ссутулившийся метеоролог что-то рассеянно выводил на песке сухой палочкой. К охотнику подошел молчавший доселе старпом.

— Миша! — Тарас встряхнул приятеля за плечи. — Ты видел, какая живность в этих лесах живет? А следы? Ты же мне их сам показывал… Нам в темноте в заросли соваться нельзя!

— Я без нее — живой или мертвой — не вернусь! — отрезал тот, на мгновение переведя взгляд с обветренного лица старпома на подсвеченный сигнальными огнями черный силуэт «Грозного». — Если приспичило, можете уматывать!

— Тебе правила безопасности касательно членов команды зачитать?

— Да пошел ты со своими правилами! И с темнотой со своей!

— Ладно, — с тяжелым вздохом сдался Тарас. — Ребята, лодки на сушу! Задержимся до утра! Ты что, один в заросли собрался?

— А что мне, с вами, паникерами, туда соваться?

— Смотри! — покачал головой Тарас. — Если выкарабкается твоя пигалица — собственноручно так ей всыплю, до конца дней помнить будет!

— Не сомневайся, не пропадет! Зря, что ли, восемь лет ее обучал? — исподлобья сверкнул взглядом Батон и посмотрел на тревожно зашуршавшую под налетевшим с моря ветром листву, снимая с плеча «СВД». — Вот только за каким лешим ее в чащу потянуло? Ладно, бывайте!

— Я тоже пойду, — к ним приблизился Азат, снова облачившийся в свой экзоскелет. — Патронов в «ГШГ» две кассеты осталось, за глаза хватит.

— И я с вами, — откликнулся со своего места чертящий что-то на песке Савельев.

— Совесть проснулась? — хмыкнул Батон.

— Какая совесть еще? Девчонку жалко просто!

— Ну и мы тогда, — с опаской переглянувшись, неохотно вылезли из своей лодки Паштет и Треска.

— Может, все же до утра подождем? — Тарас с сомнением оглядел алеющее небо. — Вечереет уже. Кто знает, какие твари тут по ночам шастают.

— Не хотелось бы проверять, чувак! — зябко поежился Треска, глядя, как колышутся на фоне закатного марева черные кроны деревьев.

— Идем сейчас, — Батон решительно закинул винтовку на плечо.

— С чего начнем? — Азату явно не терпелось приступить к поискам.

— Первая зацепка у нас есть, — охотник указал на песок, в котором отпечатались подошвы Лериных ботинок, петляющих от брошенного рюкзака в сторону возвышающегося над берегом леса. — За мной!

* * *

Безликие обрывки мыслей вяло плыли и растворялись в неведомом пространстве, не оставляя следа в одурманенном сознании. В уши, тягуче искривляясь, откуда-то издалека просачивался странный мелодичный шум, наполнявший каждую клеточку тела непонятной, доселе никогда не ощущаемой невесомостью.

Жива?

Неестественное ощущение легкости. Словно душа, стремясь насладиться новыми радостями бытия, забыла натянуть на себя привычную одежду из мяса и костей.

Что с нами случилось? Точнее — со мной…

И вообще, я — это кто?

Напоенный дурманом мозг безуспешно пытался дать ответ. Меж тем сознание и чувства осторожно возвращались, словно согнанные с насиженных мест попрошайки. Обрамленные пушистыми ресницами веки дрогнули, но не смогли подняться. Виски пронзила боль. Горло как будто сдавило пульсирующее огненное кольцо, не позволяя дышать.

Откуда-то налетел легкий порыв холодного воздуха, и медленно приходящая в себя Лера поежилась, ощутив, что на ней нет одежды. Пошевелиться не удалось — руки и ноги были чем-то крепко привязаны к твердой плоскости, на которой она лежала. Саднило в затекших от неподвижности мышцах.

В голове все смешалось в калейдоскоп обрывочных воспоминаний.

Охота на лесное чудище… привал на берегу… погоня за носящейся туда-сюда шестикрылой «птицей» и стремительный рывок вверх… Аф-ри-ка…

Африка!

Девушке с усилием удалось разлепить отяжелевшие веки. Первое, что она увидела, когда глаза привыкли к тусклому освещению, был низкий потолок, сделанный из неизвестного материала. А точнее, свитый. Толстые узловатые стебли какого-то коричневого растения были плотно пригнаны друг к другу и переплетены так искусно, что в образовавшейся поверхности невозможно было разглядеть никаких щелей и зазоров.

ТУМ-ТУМ-ТУМ!

Доносящийся откуда-то извне шум постепенно оформлялся в монотонный ритмичный перестук, словно несколько людей остервенело барабанили кулаками в наглухо закрытую дверь.

Совсем рядом что-то пошевелилось, но повернуть голову девушке не удалось. Неожиданно над распластанной Лерой нависла лысая голова с черной как сажа кожей. На причудливо размалеванном лице, из которого выпирал проткнутый какой-то пожелтевшей костяшкой нос, блестели огромные белки широко расставленных глаз. Увидев, что пленница пришла в себя, существо хищно оскалилось, обнажая белоснежные клыки, и зашипело.

* * *

— Тихо! — Батон поднял руку с самодельным факелом, призывая остановиться.

— Что, что там? — забеспокоился идущий последним Треска, налетевший лбом на рюкзак Паштета. — Нашли? Живая?

Вот уже несколько часов поисковая команда, состоящая из Азата, Савельева, Паштета и Трески, осторожно продвигалась сквозь темные дебри, следуя за Батоном, который все старался высматривать в сгущающейся черноте африканской ночи отпечатки Лериных ботинок на влажной земле. Но здешняя почва словно была живой: она дышала и двигалась, старалась разгладиться и избавиться от вмятин, которые сделали в ней маленькие ребристые подошвы…

Еще чуть-чуть, и эта земля окончательно проглотит ее следы — бесследно, точно так же, как джунгли несколькими часами раньше поглотили любопытную девчонку.

— Нашли! — передав факел Савельеву и подобрав что-то с земли, Батон устало почесал слезящиеся от напряжения глаза. — Да только не то, что искали.

С того момента, как они ступили в заросли, Михаил ожидал увидеть в нервном свете факела нечто подобное, и, осторожно шагая вперед, свободной рукой только сильнее сжимал приклад своей верной винтовки.

Слишком далеко. И, судя по следам, девчонке без труда удалось преодолеть все это расстояние пешком — причем до сего места никто на нее и не думал покушаться.

Старый охотник читал по отпечаткам на земле, как по страницам открытой книги. Вот тут она шла, здесь почему-то остановилась, потом бежала — в некоторых местах в вязкий рассыпчатый дерн были глубоко погружены только носки ботинок — такие отметины может оставить лишь стремительно бегущий человек.

Мистика какая-то! Таинственности ночным поискам добавляло то отдаляющееся, то снова приближающееся стрекотание невидимого в притаившихся зарослях существа.

— Кто это там щелкает? — спустя полчаса с тревогой поинтересовался Паштет и шмыгнул носом.

— Цикада, наверное. Это, типа, насекомыш такой, — через плечо бросил Батон. — Говорят, ее за милю можно услышать.

— За милю, — словно успокаивая себя, повторил Паштет, подозрительно озираясь на джунгли. — Цикада, ага.

— Хочешь — сходи, посмотри, чувак! — подначил напарника Треска. — Представляю, какая из себя эта цикада! С буренку, небось!

— Иди ты! — Паштет испуганно вздрогнул, когда звонкое стрекотание неожиданно раздалось совсем близко.

— Что-то ты больно разговорчивый, — по-прежнему не оборачиваясь, заметил Батон.

— Это от нервов, — громко ответил за Паштета Треска и, одернув напарника за рукав, прошептал: — Не зли его, сам же знаешь…

С этими словами он многозначительно покрутил пальцем у своего виска.

— Не отставайте, — поторопил отставших поваров охотник, и те послушно прибавили шагу.

Что же вынуждало Леру делать такие частые остановки? Постоит, потопчется — и дальше бежать. Значит, за ней никто не гнался, а это уже, худо-бедно, хорошая новость. Батон с каждой проходящей минутой все больше дивился той неведомой силе, которая с такой легкостью увлекла всегда послушную и осторожную девчонку в дебри враждебной и незнакомой ей земли. За все восемь лет, что он ее учил охоте на мутантов, Лера ни на одной вылазке не позволила себе ослушаться его приказаний и именно поэтому до сих пор оставалась жива. А сейчас в нее словно бес вселился. Закрадывающиеся в голову мысли с каждым новым шагом наполняли сердце охотника усиливающейся липкой тревогой.

И вот, спустя несколько часов, они, наконец, натолкнулись на первую находку.

— Ну, что там, что? — с нетерпением пытал напарника Треска.

— Откуда я знаю? — огрызнулся тот. — Сходи, посмотри!

Окружившие Батона мужики увидели в его руке вязаную шапку девушки.

— Тут следы прерываются, — оглядев членов отряда, мрачно сказал он. — Конец.

— Но ведь не испарилась же она, а, чуваки? — недоверчиво выкатил глаза Паштет. — Может, позвать? Ле!..

— Мы уже далеко от берега, в чаще леса, и сейчас ночь, — тихо проговорил Батон, быстро зажавший собиравшемуся крикнуть повару рот рукой с шапкой. — Ты знаешь эти места?

Тот отрицательно помотал головой.

— Вот и я нет. А это означает, что лишние звуки нам ни к чему, усек?

Выпучивший от страха глаза Паштет послушно закивал.

— Дальше-то чего делать? — осторожно поинтересовался Азат. — Там точно больше ничего не видно?

Опустившись на одно колено, Батон закрыл глаза и провел ладонью по влажной земле, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Через движущееся препятствие шустро переползла мясистая сороконожка, но охотник не обратил на это внимания. Вместо этого он задрал голову и некоторое время внимательно всматривался в шелестящие кроны деревьев над головами путников.

— Огонь тушите! — внезапно тихо скомандовал Батон.

— Чего? — с тревогой переспросил Треска.

Перспектива оказаться в ночных джунглях без света была ему явно не по душе.

— Факелы в ручей, говорю! Быстро! — сквозь зубы прошипел охотник и с тревогой стал вглядываться куда-то в чащу погруженных во мрак джунглей.

Члены отряда с неохотой покидали факелы в журчащий среди зарослей ручей. Невесомым покрывалом опустилась вязкая, зловещая темнота, в которую в очередной раз вплелось знакомое стрекотание.

— Снова цикада? — предположил затравленно озирающийся Паштет.

— Это не цикада, — Батон осторожно поднимался с земли, словно боялся кого-то спугнуть. — Поднимите руки. Только о-очень медленно.

* * *

Это было невероятное зрелище.

Когда двое рослых, причудливо расписанных чужаков в набедренных повязках, каждый из которых был выше Леры на несколько голов, вытолкали спотыкающуюся пленницу из похожей на пчелиный улей плетеной низенькой землянки, замершая на пороге девушка даже приоткрыла рот от удивления.

Разумеется, она раньше видела подобные механизмы на картинках, которые ей показывал дед, и была знакома с моделью МИ-24, с которого Азат снял столь любимый им могучий пулемет. Но зарывшийся в землю великан, который предстал перед ее глазами, по-настоящему потрясал воображение.

В центре широкой поляны, ярко освещаемой сотнями воткнутых тут и там факелов и устланной притоптанной множеством босых ног травой, возвышалась опутанная лианами, насквозь проржавевшая туша громадного двухпропеллерного вертолета; наверное, американского — у наших таких не было. Над поляной широко раскинулись четыре пары мощных лопастей, на концах которых лениво покачивались какие-то странные тюки. Вокруг вросшего в землю гиганта ютилось небольшое туземное поселение.

Пока Леру конвоировали к хвосту вертолета, из которого спускалась подсвечиваемая факелами грузовая аппарель, из многочисленных окон-дыр разбросанных по поляне домов за ней внимательно следило множество глаз, враждебных и голодных. Следом за пленницей семенила стайка любопытных голозадых детей, и все они были абсолютно лысые. Несмотря на смертельный ужас, женское любопытство взяло верх, и Лера украдкой осматривалась по сторонам, стараясь не сталкиваться взглядами с выползающими из своих нор жуткими обитателями джунглей.

И зачем она погналась за этой дурацкой шестикрылкой?! За счастьем?! Теперь-то она получит его сполна! Оставалось надеяться, что на берегу хватились пропажи и уже начали искать. Не уплывут же они без нее? Дядя Миша не позволит!

Стараясь унять дрожь во всем теле, Лера посмотрела на чернильное небо.

Интересно, сколько прошло времени? Когда она была на берегу, стоял день, а сейчас глубокая ночь. Девушка зябко поежилась.

Одежду жалко. Куда они ее дели?

Дура!

Она никогда не выходила голой дальше бани или своей комнаты. Хрупкое, чуждое этому миру, до смерти перепуганное существо, которое с грехом пополам прикрывали перевязанные между собой наподобие короткой туники упругие пахучие листья, было настолько напугано, что даже не смогло заплакать. Ужас, эти страхолюдины видели ее голой!

Что теперь делать? Как выбираться…

Может, Чучундра ее учует? Но, скорее всего, она и сейчас преспокойно дрыхнет в прислоненном к камню рюкзаке. Да и какой от мыши толк в подобной ситуации?

Вот ей влетит, когда ее найдут! Из-за нее ведь задерживается важнейшая экспедиция, к тому же впервые за восемь лет она посмела ослушаться старого охотника, да еще на чужой земле!

Интересно, что собираются делать с ней эти чернокожие чудища?

Рядом с вертолетом полыхал огромный кострище, алые языки которого с гудением и треском изо всех сил пытались лизнуть черное небесное полотно. Вокруг огня расположились несколько десятков человек, с остервенением барабаня колотушками по шкурам каких-то животных, натянутым на пустые топливные бочки.

ТУМ-ТУМ-ТУМ!

Рядом, следуя ритму, в замысловатом ритуальном танце бесновался низенький туземец, верхнюю часть лица которого скрывал вытянутый череп с огромными глазницами. Кто-то в мистическом экстазе присоединялся к низкорослому танцору, но большинство жителей деревушки предпочитало отплясывать где и как попало, не отрываясь при этом от своих дел.

— Ал-ла-а-а! — истошно вопил коротышка, вскидывая над головой руки, словно провожая миллионы огненных светлячков, которые, вырываясь из гудящего пламени, то и дело взлетали к чернильному небу.

На фоне извивающихся в диком танце причудливо расписанных иссиня-черных тел белая кожа Леры выглядела так, словно девушка была высечена из слоновой кости. Конвоиры упрямо подталкивали пленницу вперед, пока над ее головой, наконец, не потянулась опутанная лианами ржавая вертолетная лопасть. При ближайшем рассмотрении висящий на ее краю тюфяк оказался подвешенным за цепь вниз головой человеческим скелетом в изодранных лохмотьях. Украшенные истлевшими останками лопасти напоминали кружащуюся над кроваткой детскую погремушку, которые в изобилии мастерили плотники в убежище. Лера почувствовала, как к горлу подкатил острый рвотный спазм.

— А поедешь — черным людям на корм пойдешь, — словно наяву услышала она тихий, привычно заплетающийся голос Птаха.

Черные люди! Лера затравленно озиралась вокруг.

Ноги ее подкосились, и она обязательно упала бы, если б не двое стражников, поддерживающих ее с обеих сторон. В памяти одно за другим всплывали дурашливые и бессвязные россказни старца… Нет, не россказни — пророчества! И почему она не захотела понять раньше, о чем говорил Птах?!

Тем временем они подошли к спущенной аппарели, и Леру бесцеремонно затолкали в просторный салон вертолета. В центре грузового отсека, стены которого были исписаны причудливыми изображениями какого-то животного, на возвышении, сделанном из контейнеров с выцветшей черной маркировкой нерусскими буквами, было установлено пилотское кресло. В нем, горделиво приосанившись, восседал низенький толстый туземец. От других соплеменников он отличался более пышным раскрасом и внушительным животом, а его лысину скрывал начищенный летный шлем без забрала. Вождя (царя? шамана?) охраняли двое расположившихся по бокам громил, вооруженных длинными копьями. Сам он, опираясь на шестипалый кулак брылястой щекой, поросшей курчавым волосом, глядел в потолок и явно скучал.

Подталкиваемая стражей, Лера нехотя двинулась вперед, пока не уперлась в бесформенную кучу тряпья, зачем-то сложенного рядом с царским креслом.

Вождь наконец соизволил обратить на нее внимание.

— Сек-ту, — властно выставив руку с обгрызенными ногтями, басовито молвил он, когда туземцы и девушка остановились на почтительном расстоянии.

Отпустив пленницу, конвоиры подтолкнули ее вперед.

— Лек мач-то, — немного подавшись вперед, вождь поманил Леру мясистым пальцем и, увидев, что она мешкает, прибавил с ласковой интонацией: — Лек мач-то, лек мач-то. Вени.

Не понимая ни единого слова, о смысле показанного жеста девушка догадалась сразу, но приблизиться жутко боялась. Как же ей хотелось сейчас проснуться в каюте на борту лодки, а потом, уютно устроившись в палатке дяди Миши, пересыпая слова заливистым смехом, пересказать старому охотнику свой дурацкий сон!

В следующую секунду Лера ощутила, как в кожу между лопаток хищно уперлось обжигающе-ледяное острие копья одного из конвоиров. Оставаясь на месте, словно прикованная неведомой силой, девушка постаралась выгнуться вперед, чтобы отстраниться от колющего прикосновения.

Видя, что пленница упрямится, вождь нетерпеливо дернул второй рукой, на кулак которой был намотан конец металлической цепи, тянущейся к груде тряпья на полу.

— Тахома!

Давным-давно истлевшие лохмотья, по всей видимости когда-то бывшие летным комбинезоном, зашевелились, и с пола, что-то хрипло приговаривая под нос тоненьким голоском, неторопливо поднялась высушенная сгорбленная старуха. Раздвинув спускающиеся на лицо белесые пряди, она неторопливо обошла одного из охранников, внимательно изучая девушку. Следом за ней, позвякивая, змеилась цепь, которую лениво травил вождь. Лера невольно отпрянула от этого скрюченного и отвратительно пахнущего существа, но нацеленное в спину копье сильнее впилось в кожу. Бежать было некуда. Скрытое сумраком грузового отсека существо неторопливо приближалось со зловещим позвякиванием.

— Шари-ифа, — нараспев одними губами произнесла женщина, попадая в мятущийся свет факела, и Лера чуть не вскрикнула от удивления, увидев цвет ее кожи. Он был… белым!

Хоть кто-то чем-то похожий на нее в этом чудовищном, неизвестно какой больной фантазией выдуманном мирке. Женщина удивилась не меньше.

— Шарифа, шари-ифа, — нарочито громко, так, чтобы слышал вождь, зловеще шамкая беззубым ртом, ласково пролепетала подошедшая старуха, зачарованно водя узловатыми пальцами по коже дрожавшей девушки. — My God… White skin, this is really white skin!

Последняя фраза была произнесена свистящим шепотом, и девушка разглядела сквозь болтающиеся прядки волос, как загорелись глаза женщины.

— Марлаш тугрения? — придав своему лицу смурное выражение, властно поинтересовался вождь.

— Не asked, where you came from, — выслушав вопрос, на не менее странном языке перевела старуха.

— Меня… меня Лера зовут, — полумертвая от страха, ни слова не понимая, пытаясь отстраниться, пискнула девушка. — Я в лесу заблудилась. Отпустите меня, пожалуйста, и я сразу уйду…

— A white face! After so many years! Please, help me! I’m a citizen of the United States, — сбивчивым шепотом заговорила вплотную приблизившаяся старуха и стала украдкой тыкать пальцем в стертую нашивку на плече комбинезона. — We were shot down twenty years ago… in the desert. Pilots were killed, and I was imprisoned by these savages…

— Извините, я ничего не понимаю, — немного успокоенная знакомым цветом кожи и отсутствием явной агрессии, виновато пробормотала девушка. — Пожалуйста, отпустите меня…

— You’re a Russian, right? — прислушавшись к словам девушки, спросила та. — I’m lieutenant, Jenny Tahoma…

— Пожалуйста, не трогайте меня, — Лера попыталась стряхнуть с запястья цепкие пальцы, с испугом и отвращением глядя на металлический ошейник и красный нарыв, окольцовывающий шею женщины.

— Are you military? You came here with a group? How many people are with you? — потускневшие глаза смотрели на девушку с жадной надеждой.

— Ке-сия! — заметив, что он остался за бортом разговора, раздраженный вождь с такой силой рванул цепь на себя, что всплеснувшая руками женщина с размаху опрокинулась на зашуршавший высушенными листьями пол. — Се-кумо вач! Тэко!

Повинуясь приказу, охраняющие трон туземцы оттащили схватившуюся за горло женщину в сторону.

— Марлаш тугрения? — снова нетерпеливо поинтересовался у Леры вождь.

— Я вас не понимаю! — взмолилась девушка.

— Верия се пука! — поднявшись из кресла, вождь быстро приблизился к девушке и провел мясистыми пальцами по ее волосам. Размяв длинную огненно-рыжую прядку, поднес ее к широким ноздрям и жадно вдохнул. От вида шестипалой руки у Леры от испуга громко стучали зубы под плотно стиснутыми губами, на глаза навернулись бусинки слез. Бесцеремонно схватив оцепеневшую пленницу повыше локтя, туземец, словно манекен, повертел ее, придирчиво оглядывая со всех сторон.

— Брего, — закончив осмотр, он вернулся на трон и величественно развел руки. — Рак-ция ченуто тель-кумо се Мани-ту!

В руках одного из туземцев появилась плошка, выдолбленная из половинки большого ореха, в которой плескалась неаппетитная бурая жижа.

— Тлаченка! — торжественно возвестил Лере вождь, подняв чашу над головой.

— Mani-tu… Don’t drink! — прохрипела из своего угла все еще задыхающаяся старуха. — It’ll kill you!

Но рослые туземцы уже скрутили брыкающуюся девушку. Один из них с силой сдавил скулы пленницы, так что ее рот непроизвольно раскрылся, а другой тут же влил в него вонючую вязкую смесь из деревянной плошки. Захлебывающаяся Лера беспомощно зарыдала, неудачно попыталась зацепиться за реальность, но соскользнула и провалилась в липкий и всепоглощающий мрак.

* * *

В центре поляны вновь загрохотали барабаны.

— Ал-ла-а-а! — истошно заголосил дежуривший у кострища коротышка с черепом на голове и принялся пританцовывать на месте, остервенело потрясая вытянутыми над головой руками с растопыренными пальцами. Казалось, его тело пронзали мощные импульсы электрического тока. Видные сквозь пустые глазницы черепа глаза закатились. На искаженном ритуальным экстазом чернокожем лице зловеще заблестели белки.

Истошный вопль жреца заставил Савельева поднять голову.

— Глянь, Савельич очнулся, — рядом послышался знакомый голос Трески. — Эй, ты как?

— Паршиво, — с трудом разлепив губы, откликнулся метеоролог и огляделся. — Где мы?

— В гостях у местного населения.

Он, Паштет, Треска и свесивший голову на грудь Батон были крепко привязаны к врытым в землю стволам с ободранной корой, неподалеку от пылающего в центре туземного поселения костра.

— Чем это они нас отключили? — подвигав головой, сморщился привязанный справа от Савельева Треска.

— Не знаю. Каким-то парализующим ядом, наверное. — Савельев вспомнил, как джунгли неожиданно ожили и наполнились кишащими в листве черными силуэтами, вооруженными копьями и короткими трубками. Пришельцы плевали из трубок острыми иглами в десять сантиметров длиной, и иглы эти были смазаны какой-то отравой. Нападение было стремительным, к тому же противник в разы превосходил крошечный отряд числом, так что взяли их без единого выстрела.

Появившиеся словно из-под земли туземцы издавали стрекочущий воинственный клич. Его-то Батон и принял за цикаду.

— Я ног не чувствую, — пожаловался Паштет.

— А где Азат? — оглядев членов команды, забеспокоился Савельев.

Скованный тяжелой броней экзоскелета Ахметов не мог оказать проворному врагу должного отпора и одним из первых оказался на земле с парализующей иглой в шее.

— Вероятно, там остался, — натужно пробормотал медленно поднявший голову Батон. — Они его из той штуки вряд ли смогли бы вытащить.

— Значит, он очнется и приведет подмогу, — сразу оживился Паштет.

— Если его не сожрали, или не отрезали голову, или еще чего, — остудил приятеля вечно пессимистичный Треска.

— Ты думаешь, они людей едят, чувак? — Паштет с опаской посмотрел на мечущиеся вокруг костра силуэты.

— Книжек про Африку нужно больше читать, чувак! — авторитетно заявил Треска. — Это ж негритосы, а значит, каннибалы, зуб даю!

— Каннибалы… — в ужасе повторил незнакомое слово Паштет.

— Что, чувак, никогда не думал, что однажды сам станешь жратвой? — невесело усмехнулся напарник.

— Интересно, куда они нашу снарягу дели? — сплюнув в траву, Батон внимательно оглядел простирающуюся перед ними деревню.

— А вон куда, — Савельев кивнул в сторону небольшого плетеного домика на краю поляны, у входа в который устроился низенький туземец, с интересом копающийся в рюкзаке Трески.

— Э! А ну положь назад! Она ж с этим, с тефлоном! Я за нее двадцать пять патронов отвалил! — забеспокоился повар, когда дикарь вытащил увесистую сковородку и, проигнорировав оклик, принялся размахивать ею над головой, словно дубинкой.

— Как думаете, Лера у них? — спросил у товарищей Савельев.

— У них, — мрачно ответил Батон, смотрящий куда-то поверх его головы.

Повернувшись, Паштет, Савельев и Треска увидели, как полуголая, едва прикрытая листьями Лера, еле держась на ногах, словно пьяная, с помощью туземцев поднимается на небольшое возвышение, сооруженное из связанных лианами стволов.

— Нам хоть одежду оставили, — посочувствовал Треска.

— Слава богу, живая! — облегченно вздохнул Батон, наблюдая, как девушку привязывают к такому же столбу.

В этот момент в бывшей кабине вертолета — вместо стекол и стенок теперь зияла рваная дыра — появился вождь и, величественным жестом раскинув руки, что-то громко выкрикнул несколько раз. На поляне воцарилась мертвая тишина. Угрожающе потрясая руками, вождь заговорил низким, рокочущим голосом, то и дело указывая на привязанную к столбу Леру.

— Что он говорит? — вслушивался в незнакомые слова Паштет.

— Ничего хорошего, чувак, будь уверен, — мрачно отозвался Треска.

— Рак-ция ченуто тель-кумо се Мани-ту! — торжественно закончил свою речь вождь, и поляна отозвалась дружным хором множества глоток:

— Мани-ту! Мани-ту! Мани-ту!

Снова забили в барабаны, истошно заорал коротышка у костра. Теперь все обитатели деревни как один дружно выкрикивали таинственное, незнакомое слово. Старался даже копающийся в рюкзаке Трески дикарь, истово размахивая над головой трофейной сковородкой.

Сердце Леры стучало все чаще, подстраиваясь под ритм грохочущих барабанов. Слипшиеся, отяжелевшие губы с трудом раскрывались, нескладно повторяя выкрикиваемое обитателями деревни слово. Балансируя на границе сознания, в груди испуганной птицей беспомощно метался страх.

— Мани-ту! Мани-ту!

— Что делают эти чуваки? — нахмурился Паштет.

— Кому-то поклоняются, — предположил Савельев.

— А Лерка-то здесь при чем? Не ей же они поклоняются!

— Ну да, — фыркнул Батон. — Неотесанные дикари приветствуют белую госпожу.

— Маниту они поклоняются, — снова блеснул невесть откуда добытыми знаниями Треска.

— Кому? — повернулся к приятелю удивленный Паштет.

— Душе, духу. Это от американских индейцев пошло. Согласно их вере, маниту наделены каждое растение, камень и даже механизмы.

— Значит, они поклоняются вертолету?

— Вряд ли. Тогда бы они ее сразу прирезали, чтобы окропить его кровью. Нет, чуваки, тут что-то еще.

— Ну, ты мозг, чувак! — уважительно ахнул напарник.

— А то, — цыкнул золотым зубом тот. — Я не только котлеты умею жарить.

— Мани-ту! Мани-ту!! МАНИ-ТУ!!! — все ускоряющийся ритм барабанов и дружное скандирование нескольких голосов смогли, наконец, вырвать опоенную Леру из цепких пальцев дурмана. Во рту стоял отвратительный кислый привкус, а тело словно выпотрошили и набили ватой.

— Почему… все… так кричат? — заплетающимся языком поинтересовалась Лера у самой себя.

Не будь девушка привязана, она бы наверняка упала. Толстые лианы больно впивались в едва прикрытые листьями грудь и бедра. С трудом подняв голову, Лера окинула поляну мутным взглядом.

— Лерка, я тут!!! — увидев, что девушка приходит в себя, стараясь перекричать скандирующих туземцев, истошно заорал Батон.

— Дядя Миша-а! — натужно прокашлявшись, радостно завизжала девушка.

Затуманивающий разум дурман как рукой сняло. Он пришел! А с ним Савельев, Паштет и Треска. Как же она рада их видеть!

Даже вечно перекошенная недовольной гримасой небритая рожа последнего сейчас казалась самой родной на свете. Они за ней пришли! Правда, их тоже поймали, но дядя Миша обязательно придумает, как спасти ее и остальных.

— Не бойся, мы тебя вытащим! — конец фразы Батона прозвучал в звенящей тишине, но внезапно затихшие туземцы даже не повернули головы в его сторону. Все с благоговением смотрели на вождя, который забрался по узкой лесенке на спину покосившегося вертолета, где был закреплен громадный выдолбленный древесный ствол, причудливо закрученный наподобие оркестровой трубы. Сжав руками конец ствола, который сужался до размеров мундштука, вождь изо всех сил подул в него.

Над поляной продолжала висеть тягучая тишина, наполненная дурманящим ароматом спящих в лесной чаще цветов.

— Че за концерт? — следя, как африканец старательно надувает щеки, фыркнул со своего столба Треска.

— Либо инструмент не настроен, либо у вождя дыхалка сорвана, — кисло пошутил Савельев.

Закончив дуть и совершив несколько замысловатых ритуальных пассажей, вождь стал спускаться по лесенке величественным задом вперед.

И вдруг джунгли ответили.

Душную влажную ночь сотряс трубный звук такой силы, что у привязанной Леры затряслись поджилки. А когда эхо стихло, заросли переполнились треском ломаемых сучьев и тревожным шелестом листвы. Девчонке оставалось лишь обреченно следить за тем, как в нескольких сотнях метров от поляны расступаются кроны могучих деревьев и с них с испуганным писком вспархивают стайки птиц, словно пушинки с седой головы одуванчика.

— Господи… Благодарю тебя за каждый день, что дан мне великою… волей Твоею… — зашептала Лера — полумертвая от страха, лихорадочно ищущая хоть какое-то средство к спасению…

К ней кто-то приближался.

— Похоже, нашу Леру собираются принести кому-то в жертву, — Савельев первым начал понимать суть происходящего.

— Ща давай на спор, чуваки, что выйдет оттуда Кинг-Конг! — блеснул познаниями Паштет, но никто не поддержал его зубоскальства на сей раз.

— У меня нож… в голенище, — стиснув зубы, попытался пошевелиться связанный Батон. — Как бы достать… Дотянешься, Треска?

— Не выйдет, связали так, что лично я рук не чувствую, — слабо поерзал тот. — Только башкой трясти и могу!

Тем временем уже различимый между деревьями зверь продолжал приближаться. Огромная черная масса с легкостью крушила все на своем пути.

— Дядя Миша-а! — истошно закричала забившаяся в веревках Лера. — Помогите! Помогите! Ну пожалуйста!..

— Никак, лисенок! — старый охотник не узнал собственного голоса. Сейчас на его глазах какая-то тварь сожрет девчонку, и он будет на это смотреть. Батон бессильно зарычал, как медведь, угодивший в капкан.

В этот момент джунгли расступились, словно кулисы, и перед полумертвой от страха девушкой явился настоящий царь джунглей.

Туземцы дружно испустили подобострастный вздох.

— Твою ж налево! — вытаращил глаза Треска.

Но когда перед Лерой во всем своем величии предстало гороподобное тело на могучих ногах, лобастая голова с огромными ушами и странным подвижным отростком между двух могучих бивней, чудовищный испуг сменился любопытством. Этот зверь был ей знаком, а в школе говорили, что на нем когда-то даже ездили люди.

Впервые она увидела его очень-очень давно, когда еще совсем маленькой девочкой бегала к бабе Дине пить восхитительный чай. Та заваривала только по праздникам, бережно доставая душистые черные листья из металлической банки с надписью «Цейлонский». Пару лет назад это чудо закончилось, оставив после себя лишь светлые уютные воспоминания.

Вот, значит, что за чудовище пытались изобразить туземцы, которые украшали своими безыскусными рисунками салон старого вертолета…

Лера смотрела в умные глаза приблизившегося гиганта с искренним любопытством.

— Да это ж просто слон! — бесцеремонно нарушил висящую над поляной тишину Савельев.

— Офигеть! — Паштет и Треска с открытыми ртами глядели на диковинное создание. — А дома расскажешь — на смех поднимут!

— Занимательно! Выходит, они призвали его ультразвуком, — нашел момент поумничать Савельев.

— Слоны не распознают ультразвук, знаток, — заметил Батон, не сводящий глаз с разыгрывающейся сцены.

— Значит, это необычный слон, — не сдавался Савельев. — Вы же видели, они подули, и он пришел. Только, насколько мне известно, слоны не едят людей. Ничего не понимаю…

— Да они свое «маниту» так орали, что мертвого поднимет! — упрямился Батон, хотя внутренне немного успокоился — слоны людей не едят, факт. Тогда что за чертовщина здесь…

Приблизившись к возвышению, на вершине которого была привязана девушка, слон простер извивающийся хобот к ее лицу. Вместо пары ноздрей тот заканчивался жадной плотоядной пастью — за пухлыми губами виднелись острые зубы, а из-за них навстречу жертве тянулся долгий алый язык, с которого капала наземь тягучая слюна.

— Это не слон, мать его, это муравьед какой-то! — ахнул Савельев. — Да, эту Африку еще изучать и изучать!

От вновь нахлынувшего ужаса Лера зажмурилась и застонала. Создание, которое она на миг приняла за милый осколок своего детства, за дружелюбного зверя из старого мира, оказалось порождением нового — втиснутое и застегнутое в шкуру доброго животного кровожадное чудовище из ночных кошмаров.

— Нет… Не надо… Не надо… — залепетала девчонка, пока сочащийся слюной бесконечный язык тянулся к ее лицу.

— Мужики, что, мы так и будем смотреть?! — снова забился в веревках Батон.

Язык коснулся щеки девушки и, спутывая волосы вязкой слюной, неторопливо протащился до макушки. Лера застонала и зажмурилась еще крепче, с омерзением ощущая прикосновение шершавой, точно наждак, плоти. Вот, поелозив по макушке, он скользнул по уху… теперь шея…

И тут к ней притронулось нечто другое. Пушистое, знакомое… В щеку уткнулся холодный нос.

Чучундра!

— Как ты меня нашла? — от радости позабыв про липкий омерзительный язык, поинтересовалась Лера у мыши, высунувшей мордочку из ее волос.

Слоновий язык тут же отлепился от жертвы и стремительно втянулся в хобот. Огромные глаза с ужасом уставились в устроившуюся на плече девушки мышь. Радиация хоть и изменила слона, но не смогла освободить его от сидящего в каждой клеточке его тела доисторического ужаса перед пушистым карликом, веками передаваемого в его племени из поколения в поколение.

— Пи! — приветствуя Леру, пискнула Чучундра.

Громко затрубив, гигант сделал неуверенный шаг назад, еще один, а потом развернулся и скрылся в чаще.

Туземцы испустили пораженный вздох — кажется, до сих пор Мани-ту никогда не отказывался от жертв…

— Не по вкусу пришлась! — удивленно выдохнул Батон, которому струящийся со лба пот мешал нормально видеть.

— По ходу, пересолили, — цыкнул зубом Треска.

— Кажется, его что-то испугало, — Савельев следил, как слоновий зад исчезает в чаще леса. — Может быть…

В этот момент несколько домиков на окраине поляны с оглушительным грохотом взлетели на воздух. Повернувшиеся на шум туземцы в ужасе остолбенели… Из джунглей на поляну выбиралась могучая фигура… Демон? Или новое божество, пришедшее на смену оставившему их Мани-ту?

— А вот и кавалерия! — ухмыльнулся Батон.

— Живой!!! — радостно заголосили Паштет и Треска.

И верно, это был Азат.

Как и предполагал Батон, дикарям не удалось совладать с ремнями и зажимами, плотно скрепляющими броню на Ахметове, и они поспешили доставить остальных пленников в деревню, в суматохе оставив парализованного оружейника в живых. Преступная халатность!

Несколько часов спустя он пришел в себя на дне неглубокой канавы от того, что его лицо бесцеремонно обнюхивала невесть откуда взявшаяся Лерина мышь. С трудом поднявшись, Азат мысленно поблагодарил давно погибших создателей чудо-костюма, без которого сейчас он был бы совершенно беспомощным: действие яда еще давало о себе знать. На туземное поселение его также вывела семенящая сквозь листву Чучундра, которая изо всех сил старалась уловить среди калейдоскопа всевозможных лесных ароматов запах своей хозяйки.

Не давая туземцам опомниться, Азат метко запустил еще несколько связок взрывчатки в ближайшие дома, из которых с истошными воплями брызнули низкорослые туземки, прижимающие к болтающимся грудям детей. Выйдя из оцепенения, воины похватали брошенные копья и плевательные трубки, готовясь дать отпор чужаку. Вождь заорал истошно, укрывшись в кабине вертолета. Ответом Азата был зажужжавший «ГШГ», выкосивший первые ряды бросившихся в атаку дикарей. Свистящие копья не наносили защищенному пластинами брони гиганту никакого вреда.

Привязанная к столбу Лера встретила появление Азата радостным воплем. Перебежавшая с плеча мышь, по обыкновению, захотела устроиться на своем месте в ладони девушки, но, обнаружив, что та плотно прижата лианами к бедру, недовольно пискнула. Поразмышляв секунду-другую, Чучундра принялась грызть лианы, пытаясь освободить Лерины руки.

Тем временем поляну пылающим саваном накрывала смерть. Видя, что копья бессильны, а плевательные трубки в руках чужака намного сильнее их собственных, дикари запаниковали. Беспорядочно мечущиеся по поляне, испуганно вопящие, они становились легкой мишенью для Азата — воплощенного бога погибели.

Когда мышь, наконец, перегрызла столько лиан, что Лера смогла пошевелить рукой, девушка с силой рванулась, освобождаясь от пут. Ноги еще заплетались, однако пленница сумела беспрепятственно спуститься с жертвенного алтаря и подбежать к привязанному Батону.

— Дядя Миша…

— Нож в голенище! — не тратя времени на сантименты, скомандовал тот.

Вытащив клинок, Лера, сжимая его обеими руками, быстро освободила друзей.

— Нужно забрать оружие! — пригибаясь, члены отряда припустили к домику вслед за Батоном.

Внутри в паническом ужасе прятался давешний туземец со сковородкой, который при виде чужаков распластался на земле, что-то жалобно бормоча.

— Сначала готовить научись, чувак! — Треска сердито выдернул сковородку из рук туземца и звонким ударом отправил его в нокаут.

— Ты на кой черт в чащу полезла?! — едва отдышавшись, накинулся на девушку Батон.

— Я… Мне… Дура я, — Лера отвернулась. — Простите меня.

Тем временем в пазы с щелчком встала последняя кассета с лентой для «ГШГ».

— Поторопитесь! — послышался снаружи голос оружейника. — Я долго не протяну!

Лера юркнула в свою химзу, и Чучундра тут же забралась на свое законное место — в карман на груди.

— Уходим! — скомандовал Батон, когда все расхватали рюкзаки.

— Постойте! — вспомнила девушка, застегивая пряжки ботинок. — Там в вертолете белая женщина! Нужно ей помочь!

— Белая? — Батон недоверчиво посмотрел на напарницу.

— Что еще за новости? — вскинулся шнурующий рюкзак Савельев.

— Она совсем старая, на непонятном языке говорит. Ее на цепи держат!

— Значит, ей тут не сладко, — рассудил Батон. — Ладно, разберемся. Треска, Паштет, прикрываете! Пошли!

Снова оказавшись на объятой пламенем поляне, Лера не узнала туземную деревушку. Теперь тут царили хаос и разрушение. И все это смог устроить один человек?

— К деревьям давай! — скомандовал Савельев отступающему к лесу стрелку, у которого как раз закончились патроны.

Тут Лера увидела, как по грузовой аппарели вертолета спускается вождь, таща за собой на цепи несчастную старуху.

— Вон там! — дернув напарника за рукав, девушка указала в их сторону.

— Так, значит? — вскинув СВД, Батон приник к прицелу, ловя в перекрестье лобастую башку вождя.

Пуля снесла тому половину черепа, и жирное тело рухнуло в траву. Старуха, оцепеневшая от ужаса, забрызганная горячей кровью, постояла неподвижно, беззвучно что-то лепеча, а потом с рыданиями повалилась наземь.

— Пойдемте со мной, — подбежавшая Лера наклонилась над плачущей женщиной и, мягко взяв ее за руку, потянула за собой. — Теперь все будет хорошо.

— Давай, бабуся! — пленницу под локти подхватили Паштет и Треска. — Стометровочка!

— Thank you! Thank you! — благодарно бубнила ошалевшая от счастья старуха.

Прикрывая тяжело шагающего Азата, отряд исчез в чаще леса. Потрясенные внезапной смертью вождя, туземцы не успели снарядить погоню, давая беглецам жизненно необходимую фору.

— Лодки на воду! — перепугав расположившихся у костров людей на берегу, истошно заорал Батон, первым выбегая из джунглей.

Тарас не стал медлить.

— Отходим! Сборы пять минут! — скомандовал он и отвесил подбежавшей Лере легкий подзатыльник. — А ты… Еще раз подобное выкинешь — голову оторву!

— Харэ! — одернул старпома Батон. — Ей и так досталось.

— Это еще что за богадельня?! — ахнул Тарас, увидев поддерживаемую поварами женщину.

— Трофей! — пробегая мимо, откликнулись те. — Все детали в кают-компании!

Лениво занимался рассвет. С кормы своей лодки Лера наблюдала, как над джунглями поднимаются алые языки пламени, продолжающие пожирать остатки туземного поселения. Когда вереница лодок преодолела половину пути до подсвеченного сигнальными огнями тела атомохода, оставшуюся позади линию берега осветило множество колышущихся точек.

— Факелы, — фыркнул на немой вопрос девушки налегающий на весла Батон. — Проводы решили устроить.

Африканский берег провожал незваных гостей, салютуя им на прощание мятущимся над кронами джунглей величественным пламенем огромного погребального костра.

 

Глава 9

МОРСКОЙ ДЬЯВОЛ

На устранение поломки механикам потребовалось еще несколько дней. Колотозову даже пришлось пару раз при помощи Трески и Паштета облачиться в громоздкий водолазный костюм и произвести работы снаружи. При этом неподалеку им была обнаружена колония громадных морских ежей, которых он поначалу принял за свалку старинных глубинных мин. После короткого совещания на камбузе было решено оставить существ в покое.

Первая подводная вылазка не обошлась без казуса. Получив от механика по радио сигнал «мало воздуха!», дежурившие у пульта Паштет и Треска послушно увеличили подачу кислорода.

— Говорю, мало воздуха! — в голосе механика ясно послышались тревожные нотки, и повара добавили еще мощности.

— Вы там оглохли, что ли, все?! — через некоторое время истошно заорал Колотозов. — Мало воздуха, говорю! Мало воздуха, вашу…

— Он задыхается! Быстрее!..

Перепуганные Паштет и Треска потащили водолаза наверх. Спустя несколько секунд Виталия, раздутого, словно воздушный шар, под общий хохот с трудом втащили на палубу. Освобожденный от скафандра красный как рак Колотозов в емких морских выражениях доходчиво объяснил поварам, что команда «Мало воздуха!» означает, что качать его нужно меньше.

Выбираясь на смотровую площадку, Лера наблюдала берег в бинокль, который одолжил ей Тарас. Пожар давно утих, лишь мутное небо над деревьями курилось сизым дымком. Но с наступлением темноты на прибрежном песке начинали плясать огоньки факелов, и, подкрутив колесико бинокля, девчонка смогла различить мелькающие в свете костров силуэты, таскающие из леса какие-то продолговатые предметы — лодки, как потом догадалась она.

В вечер последнего дня вынужденной стоянки, дежуря на смотровой площадке, она различила плеск вёсел… Она сделала шаг, переминаясь с ноги на ногу, — и вдруг услышала, как внутри ее химзы что-то чуть слышно сухо хрустнуло… Что это могло быть?

Но тут что-то чиркнуло о борт судна — какой-то смельчак решил попытать счастья и напасть на заснувшую у африканских берегов гигантскую рыбину, метнув в нее копье. Лера улыбнулась, но на всякий случай отступила в тень.

На этом все закончилось, и вскоре лодка снова тронулась в путь. Выпотрошить свою химзу и разглядеть, что же в ней шелестело, Лера позабыла.

История о приключениях на африканской суше вот уже третьи сутки с энтузиазмом гуляла по отсекам и каютам, по пути обрастая все новыми и новыми невероятными подробностями. В последней «официальной» версии говорилось о том, что Батон одним выстрелом проделал в боку носорога дырку размером с окно, Лерина мышь освободила от лиан всю команду, а Треска с помощью сковородки положил не менее десятка чернокожих каннибалов.

После своей неравной схватки с повелителем джунглей мышь действительно стала пользоваться уважением. Борис Игнатьевич скрепя сердце даже ненадолго пустил ее на камбуз — порыться в ведре с объедками. Паштет и Треска нахмурились, на их суровых обветренных лицах так и читалось: «Э, чувак!», но они смолчали. Что поделать — заслужила, чертяка!

Спасенную женщину отмыли, и она превратилась во вполне симпатичную пожилую даму, с которой общались через старичка-учителя из польской группы, да еще Савельева, с кряхтением выдавливавшего из себя корявые фразы на ломаном английском. Кольцо с шеи освобожденной пленницы спилили, и Колобок, смазав воспаленную кожу какой-то хитрой мазью, сказал, что до свадьбы заживет.

Спасенная представилась Дженни Тахомой, лейтенантом ВВС США, и рассказала жуткую историю о двадцати годах, проведенных на цепи у кресла вождя каннибалов.

Лере тоже пришлось несколько дней регулярно наведываться в медпункт и, краснея, стыдливо раздеваться, дабы врач обработал зудящие отметины от лиан не в самых приятных местах. Но и ее скоро отпустили, и девушка с энтузиазмом приступила к наведению чистоты на изрядно прокопченном камбузе, где Паштет и Треска вовсю вялили мясо.

В общем, впечатлений была масса, провизии впрок запасли даже с излишком, и настроение на судне заметно поднялось — по крайней мере, на время.

«16 октября 2033 года.

Во время охоты и обследования Африканского побережья часть команды попала в плен к враждебно настроенному местному населению. Вывод: не только здесь, но и на других материках и континентах могут обитать выжившие после Катастрофы.

Получается, наши усилия могут быть не напрасными!

В ходе наземной операции удалось значительно пополнить запасы провизии мясом местных животных, а также вызволить из плена чернокожих аборигенов женщину, представившуюся американским пилотом. Это еще раз подтверждает догадку, что другие берега так же могут быть заселены.

Дальше следуем без остановок. Впереди Атлантика.

Среди команды и личного состава потерь нет. Выполнение задания продолжается.

Принявший временное командование кораблем старший помощник Тарас Лапшов…»

* * *

Лодка входила в Атлантику в надводном положении.

Сидящая на откидном столике у койки Чучундра с любопытством следила, как Лера, устроившись перед зеркалом, старательно подрезает отросшие до лопаток волосы острым охотничьим ножом.

В дверь каюты постучали.

— Лер, это я, Савельев. Можно?

— Заходи, — не прекращая своего занятия, разрешила девушка.

— Марафет наводишь? — метеоролог просунул голову в каюту. — Там же где-то ножницы были.

— Я уже привыкла, — не поворачиваясь, пожала плечами Лера.

— Пойдем, кое-что покажу, — понизив голос, парень заговорщицки подмигнул.

— Видишь, еще не достриглась.

— Подождет, — настаивал Савельев. — Погода портится, такого потом, может, долго не будет. Только оденься.

— Посиди, я быстро, — натянув шапку и накинув на плечи ватник, заинтересованная Лера оставила недовольно пискнувшую мышь в одиночестве — сторожить свернувшиеся на полу рыжие прядки волос.

— Куда мы идем? — поинтересовалась девчонка, когда они застучали ботинками по пустынному коридору.

— Тебе понравится, — загадочно отозвался шагающий впереди Савельев.

— Что это такое? — спросила Лера, когда они проходили мимо закрытой двери кают-компании, из-за которой доносились приглушенные аккорды и нестройный хор подпевающих членов команды.

— Опять шарманку завели, ясное дело, — непонятно откликнулся Савельев.

Продолжал выводить незнакомую песню мужской голос, поддерживаемый мелодичными звуками, которые Лера никогда раньше не слышала. Из всех инструментов ей с трудом удалось разобрать гитару.

— Пусть отдыхают, — Савельев мягко потянул притормозившую девушку за собой. — Еще успеешь наслушаться.

За их спинами из-за двери кают-компании с маршевым темпом снова загремел незамысловатый припев. Дойдя до лестницы, ведущей в рубку, Лера стала подниматься вслед за Савельевым.

За последние восемь лет, что девушка помогала Батону охотиться на мутантов, она уже свыклась с поверхностью и поборола страх перед непривычным пустым пространством над головой. Чаще всего оно бывало серым и проливалось на землю застилающей стекло респиратора колючей моросью. Реже — алым, в тех случаях, когда они совершали вылазку под вечер. Но никогда оно не было пронзительно голубым, таким, каким его помнили все без исключения взрослые, до конца жизни укрывшиеся под землей.

Когда Лера шагнула на сырую палубу и огляделась, первым ее желанием было юркнуть обратно в рубку и плотно затворить за собой тяжелую герметичную дверь. Однажды Ерофеев хотел объяснить маленькой девочке, что такое звезды, и, взяв кусок бочки, украшенный россыпью дырочек от ржавчины, укрыл горящую карбидку на столе. Комната мгновенно преобразилась. Для ребенка это было настоящим чудом, и Лера с открытым ртом слушала деда, который, говоря непонятные названия, поочередно указывал на подрагивающие пятнышки на потолке, стараясь объяснить ей устройство солнечной системы. Тогда она ничего не запомнила, кроме своего восторга от увиденного. Восторга, который померк в сравнении с тем чувством, которое она испытала сейчас.

Осторожно переступая ногами, чтобы не поскользнуться, девушка прошла немного вперед и встала рядом с Савельевым, не в силах оторвать взгляда от невероятного зрелища.

— Здорово, правда? — тихо сказал метеоролог.

Над головой Леры раскинулось небо. Невероятное, необъятное, иссиня-черное НЕБО, усыпанное мириадами переливающихся сверкающих звезд. Таких близких, что казалось — протяни руку, и с легкостью достанешь одну из них. Но вместе с тем таких далеких, что извечная мечта человека однажды долететь до любой из них казалась глупой и неисполнимой. Светила мерцали, подмигивая земной девчонке.

Тогда, в туземной деревне, тоже была ночь, но небо было затянуто облаками и дымом от костров, а над головой плотно сплетались кроны огромных деревьев…

— Сколько же их всего! — завороженно прошептала она.

— Миллиарды! — Савельев окинул взглядом бескрайнее небесное полотно.

— А что они такое? — девушка не смогла представить себе такую необъятную цифру.

— Планеты.

— Как наша? — спросила Лера, не в силах оторваться от завораживающей картины.

— Некоторые да, а некоторые совсем другие.

— И, может быть, на одной из них кто-то сейчас так же смотрит на нас?

«Господи, какой она еще ребенок! — подумал Савельев. — Вроде бы и охотница, и подмастерье Батона, а такая наивная… Романтик… Сбежала из дома от последнего родного человека — ради путешествия, ради открытий. Бросилась освобождать товарищей, хотя саму ее только что чуть не сожрали. И все ради чего? Ради мечты… Неужели в нашем проклятом мире еще рождаются такие люди?..»

— Это мы так и не успели выяснить.

Лера зябко поежилась.

— Замерзла? Ветер меняется. Пойдем в кают-компанию, согреешься.

— А давай еще немного постоим? — попросила девчонка, кутаясь в бушлат. — А что за песню они там пели? Не по-русски, да? Очень похоже на язык, на котором говорит наша старушка-лейтенант…

— Совершенно верно, — кивнул Савельев. — Но Дженни американка, а это английский язык. Когда-то, очень давно, в Англии была музыкальная группа, «Битлз» называлась. Эта песня про Желтую подводную лодку. «Мы все живем в нашей желтой подлодке…» — так там поется.

— Они там прямо жили, как мы? — удивилась девушка.

— Нет, мы взаправду живем, а они только про это трындели, — улыбнулся метеоролог.

— Англия. Это та страна, мимо которой мы проплывали в проливе? — вспомнила Лера.

— Да. Он называется Ла-Манш и разделяет Англию и Францию.

— А почему люди разговаривают на разных языках?

— Ты читала Библию?

— Да, — немного подумав, соврала вздрогнувшая Лера.

Ей было стыдно признаться, что за всю свою жизнь она удосужилась пролистать всего три каких-то растрепанных замарашки. А Библия… Несмотря на то что в стальном чреве лодки частенько приходилось скучать, эту книгу она пока открывать почему-то боялась.

— Существует библейское предание, согласно которому после Великого потопа все население земли было одним народом, говорившем на одном языке.

— Великий потоп — это когда все было покрыто водой? — перебила Лера.

— Да. Дождь лил сорок дней и сорок ночей.

— Почти полтора месяца! — ахнула девушка. — Так долго. А как люди спаслись?

— Люди, в общем, и не спаслись. Погибли все, кроме нескольких. Был такой человек, его звали Ной. Незадолго до потопа Бог велел ему построить огромный корабль — Ковчег — и взять на него людей и животных.

— Как наша лодка?

— Что-то вроде. И вот, когда вода ушла, было решено построить город Вавилон и башню высотой до небес.

— Зачем?

— Ну… Чтобы с Богом сравняться, — сказал Савельев.

— Короче, выпендриться, — перевела на свой язык Лера.

— В целом, так. Строительство было прервано Богом, который заставил людей говорить на разных языках. Они перестали понимать друг друга, не сумели работать вместе, перессорились и рассеялись по земле.

— А зачем он это сделал?

— Чтобы обуздать его гордыню. Сначала — башня до небес, а потом захочет мир разрушить. И все ради самоутверждения.

— Ну, мир мы разрушили, — заметила Лера.

— Разрушили, — согласился Савельев. — Пыжимся все, пытаемся сравниться с Богом в величии… Да только он создает, а мы — уничтожаем…

— Слушай… А на Последней войне… Ну… — девчонка смутилась, не зная, как спросить половчей. — Ну, Бога на ней тоже убили?

— Почему ты так решила? — усмехнулся Савельев.

— Не знаю… Мир-то он разрешил нам уничтожить. А все эти мутанты… Они ведь не Богом созданы. Наверное, Его на войне убило…

— Его нельзя уничтожить, — покачал головой метеоролог.

— А где же он тогда сейчас?

— Где-то там, — Савельев посмотрел в бескрайнее звездное небо. — Кричит, что любит нас, а мы, как всегда, не слышим.

— Почему?

— Ну, Лерка, на тебя академиков не напасешься! — засмеялся Савельев. Но, видя ее смущение, мягко положил руку на плечо девушки. — Не обижайся. На самом деле, Бог в какой-то степени присутствует в каждом из нас. Просто кто-то хочет его слышать, кто-то не умеет, а кто и вовсе не верит в него.

— Это мне Птах дал, — поколебавшись, Лера отогнула ворот ватника и показала Савельеву висящий на шее крестик. — Сказал, чтобы я молилась, но я не умею. Он сумасшедший?

— Не думаю, — серьезно ответил Савельев и стал разбирать закрепленный на поручне замысловатый метеорологический прибор, детали которого бережно упаковывал в лежащий на палубе рюкзак. — Он почти неделю провел на поверхности без пищи и химзащиты и выжил. Разве не чудо?

— Значит, ему помог Бог?

— Все может быть, — немного помедлив, отозвался Савельев.

— А нам он поможет?

— Посмотрим. Нужно верить в него, и он обязательно будет рядом.

— Думаешь? — Лера с надеждой попыталась поймать его взгляд, но метеоролог смотрел на море, думая о чем-то своем.

— А что мы еще оставили себе, кроме веры? — опершись о поручень, Савельев посмотрел на плещущуюся внизу воду. — Я очень хочу, чтобы у нас получилось вернуть все назад. Даже если не сейчас, то хоть когда-нибудь…

— Ты не веришь в успех экспедиции? Думаешь, в Антарктике ничего нет? Ежи и остальные ошибаются?

— Я хотел бы верить, что есть. Просто не знаю, что ждет нас там. И никто не знает. Если база действительно существует, сейчас ей вот-вот должно стукнуть сто лет.

— Но лодка ведь неспроста уцелела, — Лера поежилась под налетевшим порывом ветра и плотнее укуталась в ватник. — Если есть хоть какой-то шанс исправить мир, мы должны попытаться.

— Должны, — согласился Савельев и с грустной улыбкой посмотрел на девушку. — Завидую я тебе, Лиса-Алиса!

— Почему?

— Ты родилась до Катастрофы и не знаешь, каким прекрасным он был.

— Кто? — подняла брови Лера.

— Наш мир, — вздохнул метеоролог. — Только когда его не стало, мы спохватились. Есть такая поговорка: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». Суетились, размножались, воевали, строили, точно муравьи какие… Пока муравейник не сгорел. Тебе просто не с чем сравнить, а мне тогда десять лет было. Как сейчас помню: сирень, лето и бабушкины пироги. Последние…

Савельев замолчал и посмотрел в проплывающее над лодкой далекое, усыпанное звездами безмятежное небо. Лера тоже подняла голову. В этот миг мерцающее мириадами огоньков чернильное полотно пересекла стремительно угаснувшая за горизонтом полоса.

— Что это?! — испугалась девушка. — Ракета?! По кому-то стреляют?

— Не волнуйся, — успокоил Савельев. — Это падающая звезда. Я такие в детстве видел…

— А я никогда, — всматривающейся в небо Лере все еще казалось, что она видит шлейф звездной пыли от мелькнувшего и исчезнувшего нечаянно подсмотренного чуда. — Почему она упала? Умерла?

— Этого никто не знает. Говорят, если ее увидеть и загадать желание, оно обязательно сбудется. Только никому нельзя рассказывать.

Лера с готовностью прикрыла глаза. Желание. Конечно, у нее было одно желание. Заветное, единственное желание: там, на чужой земле, в неизведанном краю найти своих родителей, которых у нее отняли.

— Не буду, — изо всех сил пожелав скорейшего приближения долгожданной встречи, девушка открыла глаза. — Спасибо, что показал мне его…

— Ну что, закончил? А-а, Лерка, и ты здесь? — Дверь рубки отворилась, и в проеме показался слегка подвыпивший Азат. — Ты чего это среди ночи разгуливаешь? Да еще и не одна?

— А я не твоя невеста, чтобы оправдываться! — с вызовом посмотрев ему в глаза, девушка скрылась в рубке, раздраженная тем, что ее так бесцеремонно выдернули из мечтаний.

— Закругляйся, — буркнул Савельеву Азат. — Тарас перископную приказал.

* * *

— Сколько? — прервав разговор с ужинавшей на камбузе Лерой, Треска посмотрел на вошедшего Бориса Игнатьевича.

— Пока четыре, но продолжает увеличиваться.

— Что случилось? — насторожилась девушка.

— На море шторм, — объяснил кок. — И, судя по приборам, он будет нешуточным. Тарас решил погружаться.

— Глубоко?

— Пока на семьсот футов. Хочешь, покажу фокус?

— Давайте! — Лера с готовностью отложила ложку, пока Борис Игнатьевич натягивал над столом тонкую леску с привязанным к ней спичечным коробком.

— Теперь следи, как он будет медленно-медленно опускаться вниз.

У девушки округлились глаза.

— А почему так происходит?

— Внешнее давление на стенки лодки.

— А что будет, когда коробок окажется на столе?

— Нас раздавит, как яичную скорлупу, — опередив кока, хмыкнул Треска. — Яйцо видала когда-нибудь?

— На картинке, — сказала девушка, не в силах представить мощь, которая могла бы сотворить такое с огромной и, как ей казалось, несокрушимой лодкой.

— Ладно тебе ребенка пугать! Ничего с нами на такой глубине не случится, — осадил подчиненного Борис Игнатьевич. — А ты доедай, давай. Вон, остыло уже все.

Послушно взяв ложку, Лера стала быстро приканчивать и вправду подостывшую кашу, изредка с подозрением косясь на подвешенный коробок.

* * *

На борту потянулись ленивые дни, похожие друг на друга, словно близнецы. Лера часами пропадала на кухне, Батон потихоньку пьянствовал в своей палатке, а Ежи и Марк по-своему развлекали командный состав экипажа. Когда на привычном собрании в кают-компании в очередной раз стали обсуждать пункт назначения, Тарас, задумчиво теребя вислые усы, спросил начальника поляков:

— И все-таки, почему именно Антарктика, в толк взять не могу? Холод страшный, да и от Германии далеко.

— Гитлер был одержим оккультизмом, — с охотой стал объяснять Ежи. По всему было видно, что он досконально изучил все возможные вопросы касательно ледникового материка. — Созданная им в тысяча девятьсот тридцать пятом году и проработавшая десять лет организация «Аненербе» среди прочих исследований занималась активным поиском и изучением различных паранормальных явлений во всех уголках земли.

— И что в этом куске льда такого ненормального?

— Это Арктика — кусок льда. А Антарктида расположена на суше, это континент. Гитлер считал, что он является осколком некогда затонувшей Атлантиды, которая, по легенде, являлась колыбелью человечества. Так называемая Шангри-Ла.

— А еще ходили слухи, что в «Аненербе» были уверены, будто скованный льдом материк представляет собой портал в другие измерения, — подключился к обсуждению Савельев.

— Психи они были, вот что! — отхлебнул из кружки Батон, который на сей раз решил поприсутствовать в наполненной густым чадом самокруток кают-компании.

— Не скажи, — покачал головой Ежи. — Нельзя недооценивать вклад Рейха в европейскую культуру того времени. Как ни крути, а ими было сделано множество невероятных открытий. Нет… Это было необыкновенное государство. Бесчеловечное, конечно, но… Мы, поляки, шибко от них пострадали, и все же… А Гитлер? Он ведь сумел целый народ загипнотизировать, превратить в единую послушную машину. Там мистикой пахнет, точно говорю. И харизма Гитлера многого стоит!

— Эта, что ли? — поинтересовался Батон и сунул под нос два пальца, имитируя усики фюрера.

В каюте одобрительно гоготнули.

— Атлантида, Атлантический океан… Антарктида… Чудо-юдо, мосальская губа! — присвистнул думающий о чем-то своем Тарас. — Складно получается.

— С этим материком вообще связано много загадочного, — протянул Марк.

— Складно-то складно, да все равно байкой попахивает, — буркнул из своего угла Батон.

— Покажи им карту Пири Рейса, — обратился к напарнику Ежи.

— У нас конечно же не сама карта, а фотоснимок, — поправил его Марк, доставая из рюкзака пожелтевшую папку, перевязанную ленточкой. — Но тоже достаточно неплохой.

— Пири Рейс был известным адмиралом Турецкого флота в шестнадцатом веке, — стал комментировать Ежи, пока по рукам неторопливо передавался потускневший цветной снимок формата А4. — Картография была его страстью, и он всегда находился в поисках подобных документов.

— И вот что, — Марк загадочно оглядел присутствующих. — Антарктида оставалась неоткрытой до тысяча восемьсот восемнадцатого года, а ее северная береговая линия, причем — превосходно детализированная, была показана на этой карте, нарисованной аж в тысяча пятьсот тринадцатом. Намного позже исследования, сделанные морскими картографами США, указали на то, что карта нарисована так, будто ее видели из космоса.

— Но как это возможно? — тихо спросил сидящий в углу стола Лобачев.

Последнее время капитан стал чаще выбираться из своей каюты, но по-прежнему мало ел и выглядел болезненно бледным.

Ежи развел руками:

— Ясно одно: карта — подлинник, и была сделана в Константинополе в начале шестнадцатого века нашей эры. Пири Рейс не мог иметь информации об этом регионе от исследователей-современников. А свободный ото льда берег Земли Королевы Мод мог быть видим и нанесен на карту в безледных условиях только в четырехтысячном году до нашей эры.

— Бредятина какая-то! — подавившись табачным дымом, взревел потрясенный Тарас.

— Однако ее снимок в твоих руках.

— В середине пятидесятых годов прошлого века турецкий профессор расшифровал перевод надписей, сделанных Пири Рейсом на своей карте, — получив снимок обратно, Марк приблизил его к лицу. — Вот перевод двух последних, относящихся к Антарктиде:

«В этой стране существуют беловолосые монстры такой вот формы, а также шестирогий скот. Эта страна — пустыня».

— Ну, это уже мутанты какие-то! — неуверенно усмехнулся старпом, снова суя в рот самокрутку. — Хотя мы нечисть и пострашнее видали, правда, Мишаня?

— И как там надеялись выжить нацисты? — согласно кивнув, поинтересовался Батон.

— О, они очень хорошо подготовились к освоению Антарктики! В разные годы, параллельно строя базу и перебрасывая туда огромное количество техники и людей, Аненербе проводило бессчетное количество всевозможных опытов, в том числе и по созданию новых видов биологического оружия.

— И вы действительно уверены, что нацистам удалось с тогдашними технологиями разработать такой вирус, который, спустя почти сто лет, сможет потягаться с радиацией?

— На Антарктической базе Аненербе не только выводили вирусы, но и проводили опыты по поводу воздействия радиации на живые организмы. Согласно некоторым старым документам, нацистам удалось существенно повысить невосприимчивость организма к облучению, — лекторским тоном начал рассказывать Марк. — Я не говорю, что они точно придумали, как сделать людей резистентными к радиации. Вероятнее всего, были разработаны медикаментозные средства, которые позволяли жить в условиях небольшого фона. Таким образом, наша экспедиция преследует сразу две цели — вирусы против мутантов и возможные лекарства от радиации.

— Получается, что фрицы в свое время изобрели и медикаменты с обратным эффектом, которые уничтожали организмы, пораженные облучением? — уточнил явно заинтересовавшийся Батон.

— Совершенно верно, — кивнул Марк, поправляя очки. — Ледники могут запросто гарантировать сохранность любых биологических материалов в течение нескольких сотен лет. Ну, как мясо в холодильнике.

— Хорошо, а вы подумали, как швартоваться будем? — снова подал голос Лобачев.

— Вы о чем? — озадачился Ежи.

— «Грозный» — судно не из маленьких. Вряд ли в те времена строились доки с расчетом на такие корабли, тем более в полярных условиях.

— Принимая во внимание несколько секретных разработок, описанных в документах, и склонность Рейха к гигантизму, можно предположить, что… — начал разъяснять Марк, но его перебил появившийся в дверях всклокоченный Колотозов, глаза которого горели восхищенным огнем.

— Извините, что помешал. Но вы обязательно должны это увидеть!

* * *

На покрытую первыми островками льдин Атлантику медленно опускалась ночь. Высыпавший на палубу экипаж завороженно смотрел на волнующуюся поверхность моря, подсвечиваемую снизу переливающимися голубоватыми сполохами.

Их было несколько десятков.

Огромные, следующие единым порядком существа, неторопливо отталкиваясь от толщи воды длинными, похожими на пупырчатые мочалки щупальцами, медленно проплывали под днищем субмарины.

— Медузы! — восхищенно выдохнул Савельев.

Широкие, круглые, словно подсвеченные изнутри полупрозрачные купола парашютов, безмолвные обитатели нового мира двигались перпендикулярно ходу лодки, озаряя воды Атлантики, словно десятки свечей под пластиковыми колпаками.

— Да тут каждая метров двадцать в диаметре! — попытался на глаз определить Тарас.

Продолжая двигаться в одном им известном направлении, подводные гиганты четко соблюдали расстояние между друг другом, изредка плавно закручиваясь вокруг собственной оси. Скопившиеся на смотровой площадке люди молча смотрели на завораживающий подводный танец.

— А Лерка где? — вспомнив о напарнице, поинтересовался у стоявшего рядом Азата Батон. — Такую красотищу пропускает!

— Не знаю, — пожал плечами тот. — В прачке, наверное.

— Я ее приведу, — неожиданно вызвался стоявший неподалеку Василь, чья забинтованная рука еще висела на шейной перевязке.

— Еще чего! — тут же вскинулся Азат, но поляк уже скрылся в рубке.

— Оставь его, — придержал оружейника за локоть Батон. — И так, вон, парня калекой сделал. Нам новые стычки не нужны.

— Не нравится он мне, Миш!

— Мне тоже много чего не нравится, и что с того? Не за борт же его теперь. Может, он, наоборот, загладить хочет…

— Смотрите, они гаснут! — неожиданно крикнул кто-то.

Подводные гиганты медленно меркли один за другим и, нарушая строй, изменяли направление, словно гонимые порывами ветра.

— Их что-то потревожило, — покачал головой Савельев, следя, как затухает последний полупрозрачный купол.

— Или испугало, — Батон окинул взглядом бескрайнее водное полотно.

Если бы хоть один член экипажа, который продолжал всматриваться в волнующуюся морскую пучину, обернулся назад, то увидел бы, как с подветренной стороны к лодке приближается большая, вылизываемая волнами черная масса.

* * *

Возившаяся с одеждой Лера не заметила, как сзади подкрался Василь. Убедившись, что в душевой, кроме него и стирающей девушки, устроившейся на полу напротив таза с бельем, никого нет, поляк бесцеремонно навалился на нее сзади, норовя облапать за грудь.

— Эй, пусти! — дернулась от неожиданности Лера.

— А чего ж ты не со всеми? Там ваш капитан морской парад принимает, — сбивчиво зашептал в ухо пытающейся вывернуться девушки Василь.

— Чего тебе надо? — сопротивлялась та. — Отвали, говорю!

— Ты не переживай, мы с тобой сейчас все по-быстренькому сделаем, — наседал насильник. — Я осторожненько…

— С ума сошел?! Помогите!

— Тихо-тихо, ромашка, не суетись, — несмотря на сломанную кисть, Василь с легкостью перевернул девушку и, повалив ее на пол, стал жадно лезть под тельняшку, пытаясь дотянутся до натягивающих ткань горошинок-сосков. — Сейчас мы с тобой… полегонечку-потихонечку… Господи, а гладенькая-то какая!

— Дядя Миша! — испуганно пискнула Лера, вжавшись щекой в прохладный кафель пола.

— Никто тебя не услышит, — девушка с ужасом почувствовала, как цепкие пальцы расстегивают молнию ее джинсов. — А расскажешь своему меченому, сука, — ухо отрежу! Поняла? За длинными волосами все равно никто не увидит.

В подбородок девушки уперлось изогнутое лезвие ножа.

— Главное, громко не кричи, и все останутся довольны, — снова завозился с ее штанами Василь. — Думаешь, легко смотреть, как ты тут повсюду задницей крутишь?

— Пусти, пожалуйста!.. — взмолилась девушка, прекрасно понимая, что с рослым крепким мужиком, который, откинув волосы, сейчас жадно целовал ее шею, она никак не справится. — Мне больно! Я не хочу!..

— Пи!

Василь мотнул головой, встретившись с воинственным взглядом глазок-бусинок прибежавшей на звуки борьбы мыши.

— Пошла отсюда, тварь!

Охваченный вожделением поляк резким движением отбросил в сторону пронзительно заверещавшее животное.

— Не трогай ее! — взмолилась плачущая девушка. — Отпусти, я все равно не умею!

— А-а-а, — отстранившись от жертвы, Василь посмотрел на Леру с неподдельным удивлением. — Так ты у нас еще и не пуганая, что ли? А фигурка-то какая… Ну, молодежь пошла! Ничего, сейчас поправим…

Почувствовав, как с бедер, прикрытых выцветшим лоскутком трусиков, сползают джинсы, Лера, в отчаянной попытке защититься, вывернула руку и, макнув ее в таз с мыльной водой, с размаху сунула в глаза Василю.

— Ах ты тварь! — завыл откатившийся в сторону мужик, схватившись за крепко зажмуренные глаза. — Играть со мной вздумала, скотина?! Вот я сейчас тебе…

Лера попыталась вскочить, но тут же повалилась навзничь — Василь успел схватить ее за лодыжку здоровой рукой. Похоть была явно сильнее боли.

— Я теперь от тебя по-любому все получу, — захлебываясь от вожделения и злобы, прошипел он, снова с легкостью подгребая под себя девушку. — Надолго меня запомнишь. Глядишь, понравится, так еще и сама прибежишь, дура неопытная! Миловаться будем…

— Отцепись от нее, урод!

Подскочивший Азат с размаху съездил Василю сапогом по лицу и, перехватив руку с ножом, по рукоять вдавил его в шею отчаянно сопротивляющегося насильника. Тот сразу откинулся, со страшными булькающими хрипами елозя на полу. Кровь толчками выплескивалась из раны, а Василь пытался слабеющими руками выдернуть нож… Сидящая в сторонке девушка, судорожными движениями машинально натягивая джинсы, отрешенно следила, как на ее глазах умирает человек.

— Ты убил его…

Не отвечая, Азат подошел к ней, присел и, взяв за плечи, спросил:

— Успел? — не получив ответа, он легонько встряхнул ее. — Тебя спрашиваю, я успел?

Лера смотрела в его глаза, явно не понимая сути вопроса, а когда, спустя мгновение, догадалась, тихо ответила:

— Успел, — и с дрожью добавила: — Пожалуйста, не трогай меня.

— Слава богу! — с облегчением выдохнул оружейник, отпуская девушку, и посмотрел на распластанное тело. — Я подонков за километр чую — таких сразу вешать надо.

— А что теперь с тобой сделают, ты подумал? — Лера посмотрела на защитника, который все еще тяжело дышал после недавней схватки.

— Плевать! Батон бы его вообще на кусочки изрубил!

Азат выпрямился и, протянув руку, помог девушке подняться.

— Он, кстати, тебя на палубу зовет, там медузы красивые.

— Меня чуть не изнасиловали, а ты так спокойно об этом говоришь? — Лера отстранилась и посмотрела на переставшего дергаться Василя. — Что теперь с ним делать?

— За борт. Пару деньков поищут, потом решат, что оступился на палубе, мало ли чего…

В этот момент корпус лодки содрогнулся от мощного толчка, и по всем отсекам тревожно заревели баззеры аварийной тревоги. Таз с бельем опрокинулся, выплескивая на пол волну мыльной пены, которая ту же окрасилась, смешавшись с все еще бьющей из горла Василя гранатовой струей. Леру и Азата толкнуло в объятья друг друга.

— Внимание! Боевая тревога! — разнесся по отсекам громкий голос Тараса. — Мы атакованы! Всем членам экипажа в полном вооружении немедленно собраться на палубе! Тахоме и Степановой оставаться на своих местах! Повторяю…

— Дядя Миша! — выпалила Лера, сразу же позабыв обо всем, и, поскользнувшись на мыльном полу, пулей вылетела из душевой.

— Стой! Лера!

Забившаяся под койку мышь испуганными глазенками следила за девушкой, которая, ворвавшись в каюту, вытащила из висящей на спинке стула кобуры «Макаров» и, со щелчком вогнав в него обойму, выскочила вон.

Выбежав из рубки, Лера замерла, оглушенная резкой какофонией звуков, в ужасе наблюдая сцену кровавого морского побоища. В лицо, разметав волосы, ударил тугой порыв ветра, пахнущий порохом, кровью и морской солью. Надсадно грохотали автоматы, хлопнуло несколько гранатных разрывов. В суматохе никто не заметил, как по борту неуклюже скользнуло тело Василя, которое столкнул появившийся следом за девушкой Азат — Лера постоянно забегала вперед, чтобы разведать путь, нет ли кого на дороге.

А он, в свою очередь, не увидел, как труп на лету подхватила пара вынырнувших из-под воды громадных пупырчатых щупальцев, в следующий миг с легкостью разорвавших его надвое.

— Азат! Тащи сюда «ГШГ»! Пушка на ходу?

— А то!

По палубе, истошно крича и оскальзываясь в липких бордовых лужах, вытекающих из раскиданных тут и там изуродованных тел товарищей, носились объятые ужасом члены команды.

А на кормовую часть лодки тем временем неспешно забиралось ОНО. Громадное, украшенное россыпью фосфоресцирующих глаз чешуйчатое нечто, кишащее отвратительными щупальцами и шевелящимися отростками. Ночной воздух то и дело оглашался пронзительными клокочущими взрыкиваниями. Посейдон все-таки бросил вызов подлодке, натравив на нее Морского Дьявола, которого породил в самых темных глубинах пережившей войну Атлантики.

— Какого хрена этой твари надо?!

— Может, приняла нас за кита? — возился с СВД опустившийся на одно колено Батон. — Или за медузами гналась…

— Залезает на палубу! — взорвался над ухом остолбеневшей Леры чей-то истерический крик.

Под подошвами ботинок завибрировала палуба, медленно кренясь в сторону беснующегося на корме чудовища. Атакованный «Иван Грозный», приподнимая нос над водой, издал долгий надсадный стон, словно раненый кашалот.

— Оно тащит нас на дно!!!

Кто-то, не удержавшись, кубарем покатился по палубе, отчаянно стреляя в несущуюся навстречу раззявленную громадную пасть. Кто-то выронил динамитную шашку, которая подпрыгивая, полетела к чудовищу и разорвалась в метре от приплюснутой необъятно громадной башки.

— Ну что, тварь! Посмотрим, из какого дерьма ты сделана!

— Дядя Миша! — истошно заорала девушка, увидев, как извивающееся щупальце поднимает стреляющего из винтовки Батона вверх.

Отливающие зеленым глазищи чудища с отвратительным чавканьем лопались один за другим. Над водой загремел отчаянный вопль боли.

— А-а-а! — истошно заорал Батон.

Случившаяся несколько минут назад попытка изнасилования и смерть Василя мгновенно вылетели из головы. Перепрыгнув через перила смотровой площадки и выставив вперед пистолет, пытаясь прицелиться, Лера со всех ног бросилась навстречу чудовищу, метя в сжимающую Батона отвратительную пупырчатую конечность.

Но выстрелить у нее так и не получилось: девушку сбил с ног отброшенный чудовищем Савельев. Выронив пистолет, она покатилась по палубе и, не успев закричать, словно с горки, скользнула по гладкому борту вниз.

Через мгновение над головой оглушенной падением девушки со звонким всплеском сомкнулись ледяные воды Атлантики.