1

Третий вождь советского народа Никита Хрущев, был малообразованным, импульсивным, жизнерадостным и забавным человеком. При гении страха, вожде народов Иосифе Джугашвили находился в роли шута, и возможно это спасло его от опалы хозяина, который от скуки занимался чисткой, не только военных и хозяйственных кадров, но и своего ближайшего окружения. Так случилось, что после смерти вождя, Хрущев стал набирать силу и к 1954 году занял пост первого секретаря ЦК партии, оттеснив Маленкова на вторые роли. Он уже расправился с Берией, стал думать, как погладить против шерстке гения страха, он и сейчас испытывал страх перед усатым, но эту тему пришлось отложить до поры до времени. Приближалась знаменательная дата – 300-летие воссоединения Украины с Россией. Надо было отметить это событие и преподнести подарок младшему брату.

Никита долго расхаживал по просторному кабинету, но намного быстрее усатого монстра, – тот расхаживал медленно с трубкой в гнилых зубах, редко на кого-то поглядывал, и этот взгляд был страшным, он обычно означал смерть, а Никита… иногда почесывал за ухом, шлепал по лысине, особенно если туда забрался агент американского империализма комар. В кабинете комаров не было, но, по привычке, он все равно несколько раз огрел себя по лысине, а это означало, что трудный вопрос разрешился, ответ на него найден, и будет так и только так. Этот ответ родился именно в этом круглом и лысом котелке, а не у кого-то другого.

Сейчас в кабинете никого не было. Обычно Маленков приходил, садился и выходил не раньше чем через четыре часа. А теперь пусто; Маленков, как сыч, сидит у себя в кабинете, дуется на Никиту и не идет к нему, только по вызову.

– Ай да Никита, ай да молодец! Крым! Он родной. Почему бы не подарить Крым хохлам – украинцам? Украинцы забавный, вспыльчивый и обидчивый народ. Не дай Бог не похвалишь: будут плакать, волосы на себе рвать, дуться и даже могут в знак протеста натворить такое…, никому не позавидуешь. А тут такой подарок. Полуостров с населением свыше двух миллионов…может, стоило бы их спросить, желают ли они присоединиться к младшему брату? Но Ленин никого не спрашивал! Да он же пример показал. Он из крохотной окраины сделал большую республику: всю Новороссию превратил в Украину, словом, украинцы в течение веков не забудут такого королевского подарка; а я? Что я, хуже великого вождя, почему бы мне не подарить Крым украинцам? Тем более я перед ними виноват, молотил их, как пшеницу на току. Простят, должны простить, да еще и памятник мне могут поставить. В Севастополе, рядом с… как его? с Ушаковым. Лишь бы эти хорьки, члены Президиума не возражали. А если будут возражать, я кулаком по столу, как грохну, душа в пятки улетит. И…и еще им напомню о том, что сам Ленин, наш гений, наше все, наше… он же подарил практически поверженной Германии пол-России, чтобы сохранить мир по Брестскому договору. И не только это. Он подарил Новороссию украинцам с городами Одессой, Николаевым, Днепропетровском, Запорожьем, Луганском и весь Донбасс, где проживало свыше двадцати миллионов человек. А почему я не могу подарить Крым, где всего два с половиной миллиона колхозников? А Иосиф Джугашвили? Половину Польши отдал украинцам, а после войны Закарпатье.

Да, Хрущев был прав. Ленин не только посадил Россию за колючую проволоку, он ее еще и расчленял, раздаривал ее земли, он ее ненавидел. У земли обязательно должен быть хозяин. Хозяин любит свою землю, убирает с ее поверхности мусор, поливает, разводит не только цветы, но и сады. Русские цари любили не только Россию, но и землю, они были ее хозяевами, они приумножали российские земли, проливали кровь, начиная с Петра Первого. Хозяин земли это конечно условное понятие. Когда мы уходим, мы теряем право быть ее хозяином, наши владения уменьшаются до двух квадратных метров.

Ленин не был хозяином земли, он не знал, что с ней делать, он был хозяином колючей проволоки и концлагерей, вот его конек. Он пролил море крови и заслужил бессмертие. Все его величие в его жестокости.

Но Никита, чем больше отдалялся от вчерашнего гения страха, тем ближе для него становился Ленин. Крым это не пол-России и даже не Малороссия.

На одном из заседаний Президиума ЦК он обмолвился о царском подарке для Украины и к своему удивлению, не встретил возражения. Он только сказал:

– Этот вопрос надо решить как можно быстрее.

И колесо закрутилось. Не будем останавливаться более подробно на этом вопросе, это неинтересно, просто вспомним одну короткую фразу Коротченко, председателя президиума Верховного Совета Украины, который выразил сердечную благодарность «великому русскому народу за исключительно замечательный акт братской помощи, о котором идет речь на сегодняшнем заседании».

Мы здесь не найдем слова благодарности и ее никогда не было. Были плевки в душу, были крики, угрозы, геть Черноморский флот с нашей земли, вон поганые кацапы, не смейте общаться на русской мове друг с другом, забудьте ее, ибо это мова брани и попсы. Это была благодарность за подарок, подобный которому на сегодняшний день неизвестнен истории. Ни короли, ни цари, ни генералы, захватившие власть в государстве, никому никогда не дарили, не разбазаривали свои земли. Аналогов в мире просто не существует, как не существует в нормальных семьях поножовщины между детьми и родителями, между братьями и между сестрами. А если что-то и происходит такое явно нетипичное, то это свидетельствует о нарушение в психике, отсутствие душевного благородства, о наличии какого – то дьявольского клеща, забравшегося под кожу.

О том, как украинцы благодарили своих братьев за этот королевский подарок, можно говорить без конца, написать несколько томов книг. Но тратить время на кукушку, которая подкинула свое нацистское яйцо в чужое гнездо, а родившийся кукушонок выкинул других птенцов, не будем, не стоит.

Остановимся только на важных моментах, дабы показать самим украинцам их заблуждения. К сожалению, украинцы не видят, либо не хотят видеть своих недостатков, не способны смотреть на себя со стороны. То ли не хватает ума, то ли смелости, то ли стыд вдруг может погубить их душу.

Случилось так, что три родственных народа разбрелись кто куда. Если говорить о белорусах, то можно сказать в их адрес только добрые слова – милый добрый народ. Россияне открытые, добродушные, последним куском хлеба поделятся, а что касается украинцев, талантливых, вспыльчивых, работящих…пусть сами о себе расскажут. Пусть снимут дурацкий нацистский лозунг «я – украинец».

Пока рано задирать нос. И стыдно плевать в глаза тому, кто тебя одел, обул, накормил, обучил грамоте и сделал много королевских подарков.

Националистический, будем называть его нацистским, дух витал уже в преддверии самостийности. Многие националисты, дети и внуки Степана Бандеры, вернулись из советских концлагерей. Они не могли привезти с собой любовь к россиянам. Их трагическая ошибка заключалась в том, что во всех своих бедах они обвинили русских и не хотели признать, что над русским народом проводил свои бесчеловечные эксперименты полу-еврей полу-калмык Ленин, а потом его ученик кровавый диктатор Иосиф Джугашвили-Сталин. А Джугашвили, как известно грузин. Он даже по-русски говорил с большим акцентом. Русский народ к геноциду большевизма не имеет никакого отношения. Кстати, он пострадал больше, чем кто-либо.

Президент Украины Кравчук, бывший коммунистический ортодокс, возможно еще в детстве заразился бациллой нацизма. Она, эта бацилла сидела глубоко внутри до тех пор, пока он не выбросил партийный билет в мусорное ведро. А в кресле президента, бацилла разрослась до невероятных размеров. Кравчук первый посмотрел на русскоговорящий Крым глазами националиста. Крым ему нравился, а вот русский говор нет. Он его раздражал. А что делать с этим народом, он пока не знал. Да и не только Крым был русским. В таких городах, как Донецк, Луганск, Запорожье, Днепропетровск, Николаев, Одесса жили русские люди.

Эта несправедливость бросилась в глаза американцам. Они сразу поняли: яйца есть, надо подбросить наседку.

Этой наседкой оказался президент Украины Ющенко. Он был помешан на ненависти к русским. Ему поставляли газ из России по смехотворной цене 50 долларов за тысячу кубов. Договор должен был действовать до 2013 года, но ему, нищему духом, бухгалтеру и пчеловоду показалось: москали объегоривают его, и он разорвал договор. Кончилось все тем, что пришлось платить 485 долларов за тысячу кубов. А что касается Крыма, здесь он просто блаженствовал от пакости. Он ликвидировал русские школы, а русский язык преподавался, как иностранный. Он переименовал все улицы в Крыму на хохляцкий лад. К примеру, улица коммунистического ортодокса Воровского была переименована в улицу «Крадижная» от слова красть. В крохотном, куцем учебнике русского языка и литературы не нашлось места русским классикам. А его министр просвещения вообще пытался запретить разговаривать на русском друг с другом.

Украинские тупые толстосумы стали строить дворцы прямо на пляжах Крыма, а в экономику, в развитие полуострова никто не вложил ни копейки.

Украинские нацисты, размахивая бандеровскими флагами, крякали: геть русский Черноморский флот из Севастополя.

В Крым стали возвращаться, когда-то выселенные Сталиным татары.

Украинцы в знак благодарности за царский подарок, хотя трудно его назвать царским, поскольку русские цари никому не делали подобных подарков, агитировали татар выживать русских из полуострова Крым. Дескать, русские живут здесь незаконно, это не их земля.

И постепенно в Крыму сложилась невыносимая обстановка: русским приходилось выезжать из собственной земли. Их давили с двух сторон. С одной стороны младшие братья, наиболее изощренные в жестокости и свинстве, с другой стороны татары, недавно вернувшиеся в Крым. Эта гадкая пещерная неблагодарность, эта месть украинских гуннов, эта неблагодарность кукушонков, а правильнее было бы сказать пещерных людей, что выкидывают законных обитателей из чужого гнезда, сеяла семена глубокого презрения к бандеровцам, называвшим себя украинцами. Эта ненависть вызывала недоумение, почему великий народ так долго терпит навозных мух, таких кусачих и все время копошащихся в навозе.

Крым давно надо было вернуть, не забрать, а вернуть, потому что свое не забирают, а возвращают. Боялись? Кого? Стыдились, стеснялись? Кого? Человека, у которого не было стыда с пятого поколения, смешно стыдиться. Должно быть, американцев стеснялись, но ведь американцы уже строили планы создания собственных баз, собственных коттеджей. Они давно поняли: украинцы готовы отдать им не только Крым, но и Киев, лишь бы это ударило по москалям. Президент Барак хотел построить для себя дворец на берегах Крыма.

Многие россияне по недомыслию, должно быть, все еще называют украинцев братским народом. Смешно! Брата уже давно нет, брат сдался бандеровцам, он погряз в человеконенавистнической идеологии и рабском поклонении западу. Пригласите его, накормите, напоите, уложите в мягкую кровать, и он вам нагадит, не отстираете.

Чтобы этот народ снова стал братским, ему надо избавиться от бандеровской скверны, вылечить свою душу от тяжелого заболевания – нацизма. Это возможно. Пример тому Германия, ведь нет ненависти между двумя народами, хоть они жгли наши кости, а мы разрушили их города.

Трудно понять, почему руководство России все еще подкармливает бандеровцев, бесплатно качает им газ, дает многомиллиардные кредиты, прощает многомиллиардные долги. Задабриваем? Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит.

Пусть западные швабы и американские янки занимаются этим, раз они их к себе забирают. Может, их станут подкармливать, а те будут стирать белье, мыть посуду, подстригать кустарники, выковыривать фекалии у стариков из заднего прохода. Это ведь тоже работа. И будут благодарить судьбу с метелкой в руках. Зато их дети будут знать любимый английский язык, они никогда не услышат русского, языка мата и попсы, как пишут «великие» писатели Галичины, чьи романы состоят из трех-четырех страниц, переполненных ненавистью к москалям.

А мы…соберем свою нацию воедино. Нас много и мы не станем бояться дяди Сэма. Дядя Сэм – чужой человек, любит насиженные места.

 

2

Как только хунта взяла власть в Киеве, как только законно избранный президент Янукович покинул страну, дабы спасти свою жизнь, как только хунта приняла закон о запрете русского языка на территории Украины, крымчане заволновались, засуетились. Что дальше? Начались демонстрации. Но вышли и татары. Двести тысяч человек. Татары третировали, унижали русских, выживали их по совету бандеровцев, которые обещали им: если вытиснете русских, вам больше места будет. Это понравилось татарам, и они начали постепенную экзекуцию. А тут крымчане забастовали, пора за них взяться. Крымчане отступили.

Но на следующий день утром областная администрация была занята людьми в масках с оружием в руках. Татары дрогнули, они не решились идти на штурм здания. Кроме того, им дали понять, что этого не следует делать, ибо это…бесполезно. Лучше подождать, осмотреться, одуматься, не спешить.

В Крыму расположилась украинская армия, около двадцати тысяч человек. У них были танки, пушки, БТРы, самолеты. Их попросили не стрелять в народ, пообещали, что их отпустят с миром. Солдаты были неглупые: согласились: жизнь дороже бредовых нацистских идей.

В Крыму проживало много так называемых украинцев из львовщины, отпрыски польских панов, пастухи Ивано – Франковщины, Тернопольщины, они занимали руководящие посты, начиная от начальника ЖЭКа, директора школы, заведующего баней до министра так называемой автономной республики Крым.

Это была работа президента Ющенко. Так ему посоветовала его супруга Чумаченко, американка из семьи украинских эмигрантов. Американцы выдали ее замуж за Ющенко. Она им командовала, а если он не слушался, хотя это было в редких случаях, подключался госдеп США. Будучи президентом Украины, Ющенко заселял Крым жителями западных областей.

Демонстрации крымчан не только не понравились татарам, бандеровцам, занимавшим руководящие посты, но испугали их. Полетели тревожные сообщения в Киев: беда, мы можем потерять Крым, наша армия бездействует, а люди в масках захватили здание областной администрации в Симферополе.

Эти сообщения не сработали и не могли сработать в Киеве, потому что мелкие людишки, чей интеллект позволял им трудиться только с метлой в руках на улицах Киева, волею каприза судьбы очутились на вершине власти. Они были так рады удачному захвату власти, что ничего не видели, ничего не слышали, плохо соображали и даже страдали поносом. От перенапряжения. Отсюда замедленная реакция на события в Крыму. Сильнее и быстрее среагировали за океаном. Там сразу возмутились: как же так? Сам Барак планировал не только разместить в Севастополе американский флот, но и построить виллы для себя и разрешить боссам, поскольку украинские боссы понастроили будь здоров, да еще прямо на пляжах. К примеру, Коломойша, так целый мини-городок построил…за деньги налогоплательщиков. Надо поддать этому Путину! Какая наглость, сколько амбиций! Становиться поперек американским интересам, где бы то ни было, хоть в пустыне, да это же…что это такое?

Американский президент то садился в кресло, то вскакивал, ходил по кабинету, постреливая, но не находил себе места.

Дрожащая, заплаканная, хоть не полагалось плакать, Виктория Нудельман явилась на вызов Барака с опущенной головой: туда ее вызывали очень редко. Бывали случаи, когда она добивалась выдающихся успехов в своей деятельности на посту заместителя Госсекретаря, и Барак награждал ее за это, а тут голос босса был злым, даже грубоватым. Ее охватил страх, да такой, что мочевой пузырь не выдержал.

– Нудельман, ты хорошая сучка, я имел возможность в этом убедиться, – сказал президент. – И ты меня не продала, как продали Клинтона в свое время. Я это ценю. Однако должен тебе заявить: ты плохо работаешь. Исключительно плохо. Америка потратила пять миллиардов на эту дикую страну и все козе под хвост. У меня уже готов проект дворца в Крыму, он стоит не один миллион долларов. И что же? Крым отбирают русские. Это правда, что Крым когда-то был русским?

– Да, мой господин. Еще Екатерина Вторая его присобачила к России.

– Это было давно?

– В восемнадцатом веке, мой господин.

– Раз давно, так он должен быть наш. А если бы и в двадцатом веке, все равно Крым был бы наш. Эти русские слишком много хотят. Прихватить Крым, да это же наглость! Я планировал разместить там американский Черноморский флот, а Черноморский флот России убрать. Почему так произошло? Он уже сидел у меня в горле этот Крым, а русские вырвали его. Опередили нас. А почему? Да потому что ты об этом ничего не знала, не предвидела, не докладывала хотя бы этому дураку Кэрри, хотя могла зайти и ко мне в любое время. И не только по Крыму. Ты знаешь, что жена меня бросила.

– Мой господин, – сказала Нудельман, вытирая слезы, – когда мы занимались грешным делом, меня все время тянуло на рвоту. От вас дурно пахнет. Это, должно быть, национальная особенность. В то время я решила с этим покончить, даже если вы мне пригрозите электрическим стулом.

– Надо было сказать, я вызвал бы банщиков, массажистов. Но забудем об этом. А пока срочно поезжай в Киев, собери наших друзей, в том числе и бандеровцев, в первую очередь бандеровцев, это наиболее верные люди, на них можно положиться, и дай им накачку. Если не сумеют отстоять Крым, я им руки не подам. Я им санкции, санкции, им и России.

Нудельман покорно встала, выжала платок, он был весь мокрый, в надежде, что ее пожалеют, но Барак смотрел на нее африканским диким взглядом. Мстительный, жестокий взгляд поразил ее до того, что она едва поднялась с места и ушла заказывать билет на Киев.

Барак позвонил Муркель. Ангелина тут же подняла трубку, чувствуя недоброе.

– Почему?

– Я, я не виновата, мне об этом не доложили. Я разберусь, почему не доложили, господин Барак? А вы, а ты…, у тебя договор на аренду Крыма? Янукович заключил договор с русскими на размещение своего флота до 43 года. Что ты имеешь в виду, объясни.

– Э, с вами кашу не сваришь. Обзвони всех своих коллег и от моего имени назначь дату совета Европы по безопасности, – сказал Барак и повесил трубку.

Не надеясь на то, что Муркель добросовестно выполнит его поручение, Барак сам начал обзванивать лидеров Евросоюза и назначать дату совещания.

Казус вышел с представителем Прибалтики – маленькой вертлявой женщиной, которая так перепугалась, у нее так дрожали руки и ноги, что она не могла устоять на ногах и держать трубку в руках. Она все время целовала трубку и произносила: хайль, Барак, хайль! Буль-буль, Барак, хайль, Барак! Целовать Барак в анус!

А что касается остальных президентов и руководителей Евросоюза, то все они имели бледный вид. Грозный дядя Сэм не только отчитывал их за слепоту и бездеятельность, но грозил им всякими карами и бедами. Правда, у них тряслись только колени, а выше эта дрожь не поднималась. Обзвонив всех, обиженный Барак решил позвонить и в Россию. Тут он проявил максимум вежливости, грозил осторожно, придумывая всякие санкции, вынужденные, разумеется, которые ему не хочется применять по отношению к дружественной стране, но он ничего не может сделать, его избиратели этого требуют, вся Америка требует, весь мир требует. Еще не поздно, одумайтесь, господин президент. Сноудена я вам прощаю, хотя этот Сноуден это большая рана на теле Америки, а Америка, как вы знаете – гордая страна, и ей есть чем гордиться, господин президент России.

– А что вы хотите? Крым от вас за тысячи километров, а у нас он рядом, под боком. Крым – русская территория. Кроме того, мы намереваемся провести референдум: как народ Крыма скажет, так и будет.

– Какое право имеет народ Крыма выражать свою волю? – выдал Барак глупую мысль.

Но тут раздались гудки: на свой вопрос он не получил ни умного, ни глупого ответа.

Надо прямо сказать: возвращение Крыма – заслуга президента России Путина. После бандитского умерщвления последнего русского царя Николая Второго и его семьи гением зла Лениным, коммунистические бонзы, отламывали по кусочку территории от России, которую почему-то ненавидели, и раздаривали… куму, свату и младшему брату. Так, словно конфетку детям.

Ленин пол-России отдал практически поверженной Германии в знак благодарности за финансирование октябрьского переворота во время заключения так называемого Брестского мира. А затем отломил жирный кусок под названием Малороссия и отдал Украине. Как пряник, очевидно полагая, что Украина никогда не будет самостоятельным государством. Сталин одарил Украину западными областями в 1939 году, оторвав их от Польши, и в 1945 году отдал Закарпатье, где проживают русины. Он насильно сделал их украинцами, хотя они такие же украинцы, как венгры и немцы. Поскольку гении русского народа считали этот народ навозными мухами, то у этих навозных мух никто даже не спрашивал, хотят ли они превратиться в пряник и быть подарены капризному соседу. Ну а Хрунька? Он тянулся к Ленину, как железо к магниту. Если Ленин дарил, то почему бы и ему что-нибудь не подарить той же братской Украине? Пусть братская Украина расширяется и станет государством в государстве, пока не покажет старшему брату дулю, так, просто, в знак благодарности. И подарил Украине Крым. Как пряник, как конфетку капризному ребенку, чтоб его задобрить.

Создается впечатление, что разбазаривать русские земли стало модным. Даже демократ Ельцин во время сознательного добровольного развала великого государства в Беловежской Пуще, на вопрос Кравчука, как же быть с Крымом, махнул рукой и произнес:

– Забирай его на х…!

В это время он, конечно же, был под мухой.

Президент Путин, молча, поднял руку «стоп» перед этим гигантским локомотивом разбазаривания русских земель, в ожидании, что лидеры ведущих стран начнут гавкать, обнажать клыки и вводить санкции против России и, самое главное, попытаются изолировать ее от всего цивилизованного мира. Еще бы! Наши партнеры за океаном никак не могли смириться с тем, что наш Черноморский флот в Севастополе. Их корабли уже готовы были сняться с якоря и на вечные времена «посетить» Севастополь, хорошо зная психологию младших братьев, которые за сладкий пряник предадут мать родную, а не то, что исконно русскую землю на берегу Черного моря.

Они уже закупали здания бывших русских школ в Крыму, где должны были размещаться их штабы. Американские боссы уже планировали строить для себя дворцы прямо на пляжах, чтоб шум моря доходил в раскрытые окна.

Хохлы забыли королевский подарок Ленина, подарившего им Малороссию, а те, кто не забыл, сносят его памятники в знак благодарности. Забыт и Хрунька, подаривший им Крым. И тот, и другой как минимум совершили тягчайшее преступление перед своей страной. А вот крымчане никогда не забудут русского президента Путина, который решился исправить эту ошибку…пока по отношению к Крыму. На очереди Харьков, Донбасс, Луганск, Запорожье, Днепропетровск, Одесса и другие города юга, оторванные от России узурпатором Лениным.

Наконец, Россия вернулась, в смысле целостности, незыблемости своей территории, к временам Петра Великого и Екатирины Второй. Придет время, и Малороссия вернется в состав России, Польша вернет свои земли, а Закарпатье, эта древнерусская Швейцария, обретет независимость. А окраина или Украина, останется в своих пределах. Дай Бог ей покоя, мира и экономического процветания.

Путин истинный патриот России. Патриотизм Ленина и Сталина заключался в известном постулате: чем больше врагов мы расстреляем, чем больше сгноим в концлагерях, тем лучше. А кто такие враги? Это весь крепостной люд огромной страны, опоясанной колючей проволокой. Пусть вся нация прекратит свое существование, лишь бы освободить народы (опять же мнение этих народов никто не учитывал) от капиталистического ига.

Путин умный и образованный, скромный и вежливый человек. Коммунистические бонзы это тупые, малограмотные, жестокие, с отвисшими животами и подбородками омерзительные гении русского народа.

Путин, этот человек небольшого роста, оказался необыкновенно работоспособным. Кажется, он работает без выходных по двадцать четыре часа в сутки. Его ненавидят тупоголовые западные клерки. Они завидуют ему. Особенно Барак, президент могущественной страны.

В нашей стране тоже есть вороны, каркающие в адрес президента. Это те люди, кто получает за это деньги от спецслужб США, и те, кто не получает, но хотел бы получать. Одним словом, продажные шкуры. Стоит ли тратить время на них? В каждом обществе есть отбросы: навозные мухи, всякого рода паразиты, предатели и просто те, кто издает дурной запах.

Возвращение Крыма в родные пенаты без единого выстрела это уникальная операция, и автором этой операции, ее вдохновителем и руководителем был президент России Путин. Должно быть, служба в КГБ пригодилась ему в планировании и осуществлении этой операции. Народ Крыма, да и всей России будет вечно благодарен своему президенту.

Дело даже не в самом Крыме как таковом, а в восстановлении исторической справедливости, в том, что неблагодарные скунсы– бандеровцы получили по зубам, а америкосы, которые подобно Ленину стремятся завоевать весь мир, услышали от великого русского народа НЕТ вам, тупоголовые, жирные янки. Россия сказала это твердое нет устами своего избранного президента.

Кто мешал украинцам жить в мире и дружбе с крымчанами, строить не только огромные коттеджи на берегу моря, но и дороги, заводы, фабрики, школы, не вмешиваться в языковую проблему россиян, оккупированных младшими братьями волею судьбы?

Так нет же! Бисмарк хорошо определил вашу суть, дорогие земляки. Прочтите эпиграф в начале книги, изгоните злобу, как своего заклятого врага из своего нутра и крепко задумайтесь. Ведь может быть такое, что вы очиститесь от духовной скверны. И тогда вы станете братьями. Русские люди щедрый народ: простят вас, заблудших.

 

3

Людмила Петровна Цветкова жила в Симферополе в трехкомнатной квартире на улице Воровского. Муж, капитан Черноморского флота на атомной подводной лодке систематически уезжал в длительное плавание на три, а то и на шесть месяцев. В семье было двое детей – сынишка двенадцати лет и дочка лет шести Маша. Они содержали няню, так как Люда не хотела терять престижную работу начальника управления жилищного хозяйства в горисполкоме, где была приличная зарплата и масса других привилегий. И муж Василий Иванович, когда возвращался на берег, получал за шесть предыдущих месяцев немалую зарплату. Трехкомнатная квартира на втором этаже была обставлена дорогой заграничной мебелью, дети хорошо одеты, учились в престижной школе. Люда могла быть довольна судьбой. Как и все жены военных, она страдала от того, что муж находился в длительной командировке, но старалась хранить верность и любовь к отцу ее талантливых детишек. Володя пошел в шестой класс, а Маша в первый. Они втроем ждали приезда отца к началу учебного года, но лодка не возвращалась, отец, не появлялся. Люда почувствовала недоброе, загрустила, но старалась оградить детей от этого неприятного чувства и всякий раз, когда Маша спрашивала, почему нет папы, говорила дочери, что командировку отцу продлили до весны следующего года. Сынишка Володя, что ходил в шестой класс, не верил словам матери, ходил грустный, часто нервничал и неважно стал вести себя в школе.

Повалились, как из рога изобилия и другие беды. Улицу Воровского вдруг переименовали в Крадижную, а рядом улицу Ленина – в улицу Степана Бандеры. В результате оранжевой революции на Украине к власти пришел зять Америки Виктор Ющенко, который занимался несколькими видами деятельности – Голодомором, пчелами, реабилитацией бандеровцев и травлей русского населения Крыма. Русские школы постепенно ликвидировали, делопроизводство стало вестись на украинском языке, русских стали вытеснять бандеровцы Галичины. Вытесняли их отовсюду: лишали любой должности от заведующего баней до директора завода, а на их место назначали ивано-франковских пастухов, которые едва читали по слогам.

Создавалось впечатление, что вся Галичина начала переселяться в Крым. Таково было указание Америки, своему зятю Виктору Андреевичу Ющенко, а он так старался, и уделял этому вопросу больше внимания, чем пчелам на пасеке.

Сменилось руководство в городском совете и в городском управлении, точнее в исполкоме. Новым мэром Севастополя стал бандер, некий Мизинец, овчар из предгорья Ивано – Франковщины, окончивший когда-то восемь классов сельской школы, унаследовавший бандеровскую идеологию нацизма от своих родителей. Да и усваивать там было нечего. Ненависть к старшему брату, вот и вся философия. Еще в детстве он повторял один и тот же лозунг: я – украинец, даже не зная, что это значит. В предгорье Карпат, кроме бандеровцев, никто не проживал, там не было русских или представителей другой национальности. Этот лозунг ему пригодился на Майдане в 2004 году, когда он смешался с толпой революционеров, требующих смены власти. Тут-то и стал понятен лозунг: я украинец, а не москаль. Горло у Мизинца было луженым, он орал громче всех. На него обратил внимание лидер нации с обезображенным лицом, и это помогло ему переселиться и занять высокую должность в Крыму.

Мизинец был нацистом высшей категории. Такой человек не мог оказаться незамеченным лидером нации. Когда Ющенко бросил клич: кто хочет быть паном, пусть едет на восток, Мизинец тут же поднял обе руки кверху. Так Мизинец попал в Севастополь сразу в кресло мэра. Он привез с собой знакомую доярку Ядвигу в качестве секретаря.

Ядвига сразу стала изучать номера кабинетов и таблички, где какой кабинет находится, и какой начальник там сидит. Людмила Петровна как раз разговаривала по телефону с начальником морского пароходства, выясняла, когда можно устроить экскурсию школьников на один из пароходов, пусть списанных.

Вошла женщина в кедах, причем, только один был зашнурован и, не здороваясь, грубо сказала:

– Пшла на нараду (совещание) к пану Мизинцу к тринайдцать нуль-нуль. Ты чула? (слышала?)

– Вообще-то надо здороваться. Вы кто такая?

– Я бывшая доярка Ядвига, а топеря секлетарь пана Мизинца. А шо?

– Значит в тринадцать? Хорошо, буду.

Все начальники отделов собрались в кабинете нового мэра, который сидел в кресле и ковырялся в зубах. На стене за его спиной висел портрет президента Ющенко, а на столе стоял небольшой бюст Степана Бандеры. Начальники отделов входили, а Мизинец пальцем показывал, кому куда сесть. Вскоре он снял трубку, видимо его кто-то поздравлял.

– Шо робыты, не знаю, одни москали, украинской мовы них-то не знает, и знать не хочет. Я приложу все усилия, шоб их приучить. Ты представляешь, Задолизко, они не стирают носки, и пьют чай вместо молока. Я думаю, как бы корову поселить в один из кабинетов. Где мэр? Да нема його, я за мэра правлю бал. Мое привитання Веревке. – Положив трубку телефона, он посмотрел на сидящих за столом: – Так вот, у нас знакомство. Я есмь Мизинец Тарас Григорьевич, как Шевченко. Все делопроизводство Севастополя переводится на украинську мову, а руський язык отныне будет считаться иностранным. Я и вас прошу перейти на украинську мову. Не примайте это как запрет руськой мовы, мовы мата и попсы, балакайте у себя дома на кухне. Пойнятно?

– Вы – поляк? – спросила Людмила Петровна. – У вас трудности не только с русским, но и с украинским. Вы-то хоть пять классов окончили?

– Назовить свое фамилие и должность, о матка боска! – воскликнул мэр.

В зале заседаний стали раздаваться смешки.

– Мовчаты, мовчать! Вы, шо задавали вопрос по вопросу Польши, уже уволены. Скажите свою фамилию, я требую!

– Пожалуйста, Цветкова, 7-й кабинет. Но с увольнением не торопитесь, у меня дети школьного возраста, муж погиб при исполнении служебных обязанностей.

– Ваш муж россиянин? Оккупант? Вы оккупируете Севастополь своим Черноморским флотом. Геть! Геть ваш флот! Но так как у вас дети, я разрешаю поработать вам еще одну недельку, за это время вы себе подыщите работу. А сейчас вы свободны.

Людмила Петровна, все еще не понимая, что произошло, вышла из кабинета нового начальника, зашла к себе, собрала разные фигурки, что ей подарили посетители, сложила в маленький мешочек и вернулась домой. Благо идти было недолго. Дети уже были дома. Старший Володя позаботился о младшей сестричке Маше, Маша всю дорогу его спрашивала, когда придет папа, а братик сказал, что только мама знает, где находится папа и когда он придет.

– Мама, мама, Володя говорит, что только ты знаешь, где папа и когда он придет, а почему ты нам не говоришь, я хочу видеть папу, хочу и все. Ужинать не буду, пока не увижу папу.

– Папа в командировке, в другой, далекой стране, – сказала Людмила Петровна и быстро ушла на кухню, чтоб утереть навернувшиеся на глаза слезы.

В этот день еще одна беда свалилась на ее плечи, и с этой бедой она пока не знала, как справиться. Утром следующего дня, как обычно она отправилась на работу, но на ее месте, за ее столом сидела другая женщина, гораздо моложе ее, с низким лбом и короткими усиками, довольно полная, неряшливая с пожелтевшими и почерневшими передними зубами.

– Людмыла Петривна! Будем знакомы – Ядвига Заголинская. Никада в ишполкоме не працювала, не знаю, шо тут робыты, но дядя пригласил, сказал зарплата 600 доллалов и я не вем, мало это или много. Берите стул, сидайте рядом и покажить, с чего начинать.

– Когда позвонят, вы снимете трубку и сразу говорите: Слава Украине, а дальше балакайте, что в башку взбредет.

– Барзо добже, – сказала Ядвига Заголинская. – И еще, я знаю, шо у вас хорошая фатира в три комнаты, сдайте мне две, а сами поживите в одной. Триста доллларов ваши, Людмила. У меня сын в шестой класс ходит, я ему кимнату и себе кимнату. И вам кимнату.

– Но у меня двое детей, им тоже по комнате нужно.

– Как знаете, как знаете. Я вам делаю очень хорошее предложение, не отказывайтесь, а то можете пожалеть, но уже будет поздно.

– Я могу быть свободна? – спросила Людмила Петровна.

– Да, можете, только возьмите моего сына, он хороший мальчик, а я вечером зайду, заберу его. Эй, Станислав, нукося вылазь.

Мальчик вылез из шкафа, у него были нарисованы усы и в разные цвета раскрашены ногти.

– Пошли, бабулька, покажи мне город, – сказал он и ухватился за локоть чужой тети.

 

4

Станиславу шел тринадцатый год, он рос без отца и возможно потому относился к мужскому полу с недоверием, и к своим сверстникам тоже. А тетя Людмила сразу понравилась. Он долго не отпускал ее руку, а потом шел рядом.

– А горы у нас много лучше, но нет кораблей, а здесь кораблей много. Мы могли бы покататься?

– Мама придет с работы, попроси ее, она тебя покатает.

Мальчик больше ничего не требовал, он устал от бесконечных хождений, в том числе и тех, которые чужая тетя использовала в своих целях. Она пыталась найти новую работу, заходила в разные учреждения, но встречала иногда вежливый, а чаще наглый вопрос чужих людей с ярко выраженным западным акцентом: кто вы, почему не балакаете на ридной мове и не понимаете, что русский язык – це язык мата и попсы?

Вечером Ядвига забрала сына, поблагодарив Людмилу, и сказала, что завтра она может не являться на работу, но если ей, Ядвиге, будет что-то непонятно, она позвонит домой, задаст вопрос по телефону, а то и попросит прийти, дать консультацию.

Так постепенно перед Людмилой стал вопрос выживания, подобно червяку сверлила мысль: а не сдать ли две комнаты Ядвиге за триста долларов в месяц? Мальчик, вроде бы ничего, с ее сыном подружится, Ядвига – женщина, как всякая женщина, должна стряпать, ухаживать за сыном, выполнять не только свои, но и мужские обязанности, а вдруг они поладят?

Поняв, что найти работу в родном городе практически нереально, решила сдать две комнаты Ядвиге с сыном. И еще она узнала, что президент Украины Ющенко направил свыше десяти тысяч бандеровцев в Крым и всех их обеспечил работой, а русских приказал уволить и не пущать в другие структуры народного хозяйства. Ей так же сказали, что местные власти стали натравливать татар на русских, что уже в некоторых местах есть жертвы – изнасилование молодых девочек и убийство всей семьи. Многие люди стали уезжать из Крыма в другие регионы, в частности на юго-восток и на далекий запад, в Закарпатье, к русинам, где нет ни татар, ни бандеровцев.

Ядвига заняла две комнаты, исправно платила, но в последнее время все чаще стала намекать, что неплохо было бы, если бы она продала квартиру и куда-нибудь уехала. За квартиру она готова отдать сто тысяч, это большие деньги, на них можно купить особняк в деревне и солидный кусок земли, заняться хозяйством и жить припеваючи.

– Тут вам не выжить. Москали в свое время, не имея на то никакого права, выслали татар в казахские степи, а теперь они начинают возвращаться на свою землю и будут вам мстить.

– Это не русские выслали, это выслал Сталин, а Сталин – грузин. Пусть они обращаются к Сукаашвили, – отбояривалась Людмила.

– Так-то оно так, но русские конвоиры их сопровождали и даже издевались над ними. Русская речь звучала в бараках-вагонах. И претензии только к России. И Станислав вы громили ни за что, ни про что. Сколько наших людей погибло в одну ночь, вы знаете?

– Нет, я этого не знаю.

– Вот видите, не знаете, а надо было бы знать и покаяться. Впрочем, если вы уступите мне свою квартиру бесплатно, я прощу вам грехи ваших родителей. Если нет, я натравлю на вас татар.

– Ну, вот, поговорили.

– Поговорили, а как же! Но все еще впереди, это только начало, конец будет еще хуже.

Следом за матерью и ее сын Станислав окрысился, затевал драку с сыном Людмилы, портил ему тетради, подбрасывал излишнее количество соли в кашку во время завтрака.

– Ну, скажи: бардзо дзянкуе, скажи, с тебя не убудет, ублюдок москальский. Вообще я жду, не дождусь, когда вы выберетесь из нашей квартиры. Это наша квартира, а не ваша. Мы получили на нее ордер еще в Станиславе. Ты думаешь, мы бы так сюда приехали в этот поганый город, где все балакают на поганой мове? Как бы ни так.

Володя дал Станиславу меж глаз. Тот стал вопить и названивать матери. Мать все бросила и приехала с милиционером. Володю забрали в милицию, потом на заседании исполкома в детской комнате поставили на учет в подростковое отделение.

Но на этом дело не кончилось. Людмилу стали преследовать татары. Они ее подстерегали, хватали за рукава платья и требовали: убирайся, пока не поздно.

И вдруг, снова революция в Киеве. Хунта захватила власть в стране. Народ совсем одурел. Ликовал оттого, что попал в рабство. Изменил славянам, как сестра сестре, которая выходит замуж за цыгана и поливает сестру помоями. Верховная Рада в Киеве принимает первый и основной закон, на котором держится хунта. Враг в стране официально узаконен, он найден. Это десять с лишним миллионов русских, когда-то подаренных Лениным хохлам просто так ради интереса, чтоб создать из крохотной окраины большое государство. А потом малограмотный Хрунька подарил и Крым, как конфетку ребенку. Но младшие братья оказались неблагодарны: вместо того, чтобы говорить спасибо, стали издеваться над русскими, травили их, подзуживали татар.

Тут народ заволновался, к себе домой захотел, к матери России, которая когда-то бросила их, даже не спросив: хотите ли вы хохлацкой благодарности?

У Людмилы появилась надежда. Она не евши, не пивши, детей в охапку и на площадь. Она готова была пожертвовать жизнью своей и своих детей ради достижения цели. А цель одна: свобода, независимость, избавление от бандеровских издевательств.

Она плакала от радости, когда шла на площадь. А где-то за океаном темнокожий человек с большими зубами и большим ртом как у лошади твердил: не имеете права желать свободы. На это только я могу дать согласие.

Власть в Крыму снова поменялась, да так стремительно, так организованно, так быстро. Бандеровцы паковали свои саквояжи всяким добром, в том числе и награбленным и возвращались на свою бандеровщину. Киевская хунта считала их беженцами, транслировала по телеканалам, выдавая это за массовое бегство из порабощенного москалями Крыма. Хохлы, попав в объятия америкосов, быстро освоили ложь, выдавая ее за истину.

Тех, кто теперь потерял должность и мог быть лишен привилегий и собирался вернуться в родные места, стали представлять как изгоев и обвинять россиян в жестокости и мстительности.

Ядвига со своим сыном, прихватив чужие вещи и не расплатившись за последние три месяца, отправилась в Симферополь, а там – на самолет до Львова. Ей тут же выдали украинский флаг и плакат: спасайтесь от москалей. Киевская хунта и слышать не хотела, что Крым уплывает, возвращается домой. Уже полгода спустя, когда была установлена граница, хунта все еще считала Крым своим, временно оккупированным и продолжала переименовывать улицы в Севастополе и других городах в улицы Степана Бандеры. А крымчане хохотали и ликовали, как ни один народ. Это был для них великий праздник, они вернулись домой, избавились от хохлацкого геноцида, издевательства, натравливания татар на них, ни в чем неповинных людей.

За Крымом с надеждой стали наблюдать жители Малороссии.

 

5

Хунта, захватившая власть в Украине, с благословения дяди Сэма, должна была работать на Америку с первого дня, а она все праздновала, балдела, объедалась, обпивалась, спорила, устраивала кулачные бои и даже стреляла в потолок. Коломойша снял ресторан «Киев» сроком на две недели. Работники ресторана были в шоке от непредсказуемого поведения своих щедрых клиентов. Когда началось битье стекол, пытались успокоить революционеров стражи порядка, но вышел Клочка, выпростав свои боксерские кулаки, и произнес:

– Ну, кто первый? выходи.

Но тут подскочил Яйценюх с сумкой, набитой долларами и предложил:

– Сколько хотите, берите по совести и чести.

– У революционеров нет чести, – произнес страж порядка по имени Копыто и вырвал сумку у Яйценюха.

Стражи порядка удалились делить добычу и перессорились. Началась пальба во дворе. Пришлось Клочке разнимать. Сержанту Копыто он выбил зубы одним ударом, а лейтенанту Бандерко свернул шею, забрал мешок и вернул Яйценюху.

– Слава Украине! – произнес Яйценюх. – Я согласен на премьера.

– А я удовольствуюсь должностью мэра Киева, – произнес Клочка. – Поддержишь меня?

– Мульон долларов, и ты – мэр, – согласился Яйценюх, пожимая руку Клочке.

Вальцманенко уже совсем протрезвел и отправился в специальную комнату осеменять мальчиков. Трупчинов стал креститься левой рукой и петь псалмы. Едва первый псалом был закончен, он трижды ударил головой об стенку и громко произнес:

– Наливайте, братва.

Шабаш ведьм мог бы продолжаться две недели, но на четвертый день после переворота, Нудельман снова была в Киеве, теперь уже без пирожков. Над Киевом нависли тучи, теперь уже не красные, как символ крови, а черные, свидетельство того, что за океаном великий Барак хмурится: почто демонстрируют гулянку без спроса и без разрешения. Воздушная разведка донесла Бараку обо всем. Даже обсосанные и обосранные, в блевотине, революционеры, предстали перед могучим Бараком, как на картинке.

В аэропорту ее встретил посол Америки в Киеве Пейта на трех машинах.

– Одна машина тебе, Виктория, великий человек в юбке, – сказал он после того как она подставила щеку, а он чмокнул ее отвисшими губами. – Украинский народ получил власть, а работать не хочет, все бы им гулять, пьянствовать и радоваться.

– Я для этого приехала, разобраться надо и надавать по шеям этим бездельникам. Пусть работают на Америку против России. Россия хочет присоединить Крым, а это недопустимо. Это катастрофа!

– Ты хорошо долетела? – не унимался посол. – Ты хочешь спать? Я не хочу, может быть, закатимся в ресторан?

– Я разочаровалась в тебе, Пейта, – сказала она, не удостаивая его взглядом. – И Барак в тебе разочарован. Мы хотим убрать российский черноморский флот и поставить свой флот в Крыму, а Крым отбирают русские. А ты ничего не знаешь, не сообщаешь. Мне президент сделал втык. И, я думаю, тебя скоро могут отозвать, потому что ты разгильдяй.

Посол как-то слышал слово «разгильдяй», но был уверен, что это слово значит отвергнутый, обанкротившийся, а теперь оно прозвучало из уст такой дамы, которая занимает высокое положение в Белом доме.

Посол явно расстроился, Нудельман пожалела его и смягчилась:

– Это тебе наука. Ладно, показывай, где эта камарилья. Разведка доложила, что все они, и Яйценюх, и Трупчинов, и Клочка пьют, гуляют, не отстают от них и Ваваков, и Вальцманенко. Так? А в стране нет порядка. Крым уходит. Что можно сделать, чтоб Крым остановить, скажи, дорогой. Ты мой выдвиженец, ты должен помочь.

– У Яйценюха и Трупчинова есть ядерное оружие, мы его выпустим на Кремль. И, когда там все погибнут, Крым будет наш. А пока ядерный заряд летит на Кремль, Барак пусть пошлет эсминец и пару самолетов на Черное море, на Севастополь и… все! Черноморского флота нет. Путина нет. Вместо него будут Яйценюх, Трупчинов, Клочка, на худой конец Вальцманенко.

– Ну, ты и фантазер! Ладно, вези меня к этим дуракам.

Машина посла остановилась перед входом ресторана «Киев», Нудельман выскочила и как угорелая бросилась в ресторан, но в ресторане никого не было, ни одного революционера. Только обслуживающий персонал. Обслуживающий персонал был вооружен не только швабрами, тряпками и ведрами с водой, но и шлангами и даже брандспойтами, откуда под сильным напором хлестала вода, смывая грязь с обгаженных кресел, покрытых кожей, и некогда блестевших паркетных полов.

– Кто здесь гулял? – спросила Нудельман, выкатив глаза.

– Никого не было, никто не гулял, – ответила молоденькая сотрудница, хлопая плутовскими глазами. – Это у нашего шефа Мордобойко был день рождения. И это мы отмечали, и малость перебрали.

– Хорошо у них работает разведка, – сама себе сказала Нудельман. – Меня еще в аэропорту вычислили. Это работа наших инструкторов. Недаром потрачено пять миллиардов долларов. Надо доложить проезиденту. Обрадуется.

У Нудельман тоже работала разведка, она донесла: в настоящее время Яйценюх, обмотанный в американский флаг, дрыгает ногами и все время сует палец в рот, желая очиститься через рот.

Вальманенко никак не может справиться с тремя проститутками, им мешают мальчики, они пытаются задушить его как изменника. Трупчинов висит вниз головой и пытается отмолить грехи в связи с приездом Нудельман перед встречей завтра, в понедельник в доме правительства и Верховной Раде.

Поскольку разведка донесла, что завтра утром все члены хунты планируют быть на работе, Нудельман согласилась переночевать в гостинице посольства, самого почитаемого здания столицы Украины, на которое не только бандеры, но и нормальные украинцы возлагали большие надежды. Здесь всегда было много молодых людей с фотоаппаратами, которые снимали каждый угол, каждую собачью какульку, поскольку она имела историческое значение, а если кто мелькнул на балконе и был заснят, то такой снимок удостаивался высшей награды – медали Степана Бандеры. Викторию тоже пытались заснять, когда она вышла из автомобиля, но у нее в руках была газета «Бандеры вперед», и она этой газетой успела закрыть лицо.

Пейта вынужден был оставить гостью, поскольку у входа в гостиницу, опираясь на палочку стояла жена посла, кривоногая с одним глазом Мариетта Оурелл. Она быстро повисла на руке мужа и произнесла:

– Пошли, мой петушок.

Нудельман улыбнулась, доставая паспорт, чтобы пройти через бюро пропусков. Пришлось топать на пятый этаж пешком. Лифт не работал. Бандеры еще неделю тому обесточили все дома киевлян, что задело, хоть и не имело на то права, гостиницу посольства США.

Спала Нудельман дурно. А под утро ей приснился Пейта. У него были длинные, нестриженные ногти и кривые зубы-клыки. Он тянул одеяло на себя и повторял почему-то по-русски: Видеть пупок и ниже пупок. Жена спит, жена не ведать.

 

6

В восемь утра Нудельман была уже на первом этаже в здании Совета министров Украины. Охрана настолько перепугалась, что начала стаскивать с себя бронежилеты и напяливать на знаменитую гостью, но та все время зевала, давая понять, что плохо выспалась. Тут же были доставлены мягкие подушки из гусиного пера, солдатские одеяла и одно покрывало, доставшееся по наследству от бабы Параски.

Когда вошел бритый, в белой сорочке Яйценюх и его министры, они бережно подняли гостью, отнесли в лифт вместе с одеялами, подняли на седьмой этаж, а Яйценюх распахнул золоченые двери своего кабинета. Сдвинули стулья – мягкие с кожаным покрытием и попытались уложить ценный груз. Но одно кресло так заскрипело, что Нудельман проснулась.

– Вы что делаете, ви меня задушите. – И перешла на русский: – Я звонить на Барак, – сказала она, пытаясь достать мобильный телефон из кармана пиджака.

– Всем выйти! – скомандовал Яйценюх. – Госпожа Нудельман, украинская и американская красавица! Мы только собирались создать для вас комфортные условия, так как вы устали в дороге. Но вы можете и сесть. Вы завтракали?

– Я сейчас позавтракаю.

– Я буду только рад.

– Рано радоваться. Я съем вас, Яйценюх. Сам Барак приказал. В качестве доказательства, что вы съедены, я доставлю ему вашу берцовую кость.

– За что, красавица всех времен и народов?

– У тебя отбирают Крым, Яйценюх! А ты веселишься. Где Трупчинов?

– Как отбирают? Агде этот Крым? За штатом Колорадо? Позвать всех министров, разведку, службу безопасности, уборщиц и дворников! Всех, всех!

Все тут же прибежали и даже дворники с метелками в руках, а уборщицы с тряпками и ведрами.

– Смирно! – скомандовал Яйценюх. – Слушаем президента Украины Викторию Нудельман!

– Почему русский Черноморский флот находится в Крыму? По какому праву?.

– Дворник Петренко, почему российский Черноморский флот поганит Крым?!

– Он там стоит по договору до 2043 года, а может, и вечно будет стоять, если ему понравится, – ответил Петренко.

– Так я же там служил. О, мама моя! Это что – москали на нас напали? А Киев цел? А то мы тут, малость, загуляли. Сами понимаете, такое событие бывает раз в триста лет, нельзя не отметить, – оправдывался Яйценюх.

– Ты, Яйценюх, дундук. Ты еще, видимо, не проснулся. А где Трупчинов? Подать сюда Трупчинова! Надо подписать указ. Срочно Трупчинова сюда.

– Трупчинов у нас занимает две должности, как всякий великий человек. Он не только президент, но и Председатель Верховной Рады. Как прикажете быть? – спрашивала уборщица Оксана Ковальчук из Львова. – Трупчинов сам не поднимается так высоко, у него голова кружится, его заносят. Бывает, что он мочится в это время в штаны, а штаны пропускают … прямо на пол, мне приходится подтирать тряпкой, чтоб пан Яйценюх не поскользнулся.

– Труп сюда! Это мое требование. Крым в опасности. Вы можете его потерять. Барак вам этого не простит. Он хотел там построить дачу.

– Ноу проблем, я ему, вашему, простите, нашему Бараку отдам свою дачу, она в три этажа… прямо на берегу моря, – заверил Яйценюх госпожу Нудельман.

Прибежал Трупчинов с вываленным языком, вернее, его внесли. Едва его внесли и попытались поставить на ноги, как он запел:

– Аллилуйя, аллилуйя! Слава Украине! Слава Америке! Долой Россию! Госпожа Нудельман, позвольте вам выразить свое уважение целованием ваших пальцев на генеральских ногах.

Он тут же упал на колени и обнял ноги Нудельман.

– Щекотно, Труп! Труп, встать, Труп, дать отчет. Оба садиться рядом и давать отчет Куда и зачем уплывает Крым? Барак возмутится, он хотел там строить дача и посадить американский флот. Барак тратить пять миллиард доллар на этот народный война, взять и сделать 52 штат Крым!

– А что мы должны делать? – спросил Яйценюх. – Я могу взять Европейский флаг, поехать в Крым и там размахивать, если это поможет.

– Там надо стрелять! Оружие поднять, солдат вперед, Крым – чик-чик и нет. А где министр обороны? Он что в отпуске? Вызвать немедленно.

– Другой министр делать, тот старый министр снять. Старый министр москаль.

Но министр обороны Украины, как чувствовал: прибежал. Его еще Янукович назначал.

– Сколко есть у тебя пушка?

– Одна, – ответил министр, – и то старая, в ней затвор не работает.

– А сколько танк? – не унималась Нудельман.

– Два.

– А сколько сольдат?

– Полторы, нет. Два солдата есть, но и те инвалиды не боеспособны, – сказал министр обороны.

– Яйценюх, армия создать, вооружений закупить, Крым отбить.

– Госпожа Нудельман, денег нет, казна пуста.

– О, майн Гот! – взревела Нудельман и размазала слезы по лицу.

– Госпожа, не плачьте, мы Крым не отдадим.

– Крым – наш, – добавил Трупчинов. – Он был и будет нашим вовеки веков, аминь. Господи помилуй и спаси.

– У нас есть войска в Крыму, – сказал министр обороны. – Почти все бандеровцы. Это гвардия Ющенко, экс-президента.

Министр обороны позвонил в Крым заместителю командующего Сиське, уроженцу Львова. Тот сообщил, что они заблокированы людьми в черном, только глаза видны. Если не хотите жить, выступайте, говорят нам, сообщил зам командующего. Вот и сидим, ждем. Обещают выпустить, предлагают перейти на службу в Российскую армию. Зарплата в два раза выше. Уже больше десяти тысяч нарушило присягу и добровольно перешло на сторону врага.

– Что это за народ? Я возвращаюсь в Штаты, доложу Бараку, что в Украине сплошной бардак, пусть Барак от вас откажется. Вы нас разорите. Пять миллиардов впустую!

– Госпожа Нудельман, если вы нас бросите, я себя сожгу на центральной площади в Киеве.

– А я в бабтистской церкви в США отрублю себе голову, аминь, – пригрозил Трупчинов.

Тут вбежал Вальцманенко, будущий президент.

– Я только что из Крыма, – заявил Вальцманенко и вымучил американскую улыбку. – Все руководство Крымских сепаратистов вырезано и сожжено на центральной площади имени Степана Бандеры.

– Ты, Вальцманенко, герой Америки. Я позвоню Бараку, он повесит тебя медаль, – радостно произнесла Нудельман, похлопывая по плечу Вальцманенко, будущего президента. – Ты кандидат в президенты. Президент Украины должен честно служить Америке.

В самом конце необычного совещания прибежала Юлия. У нее веночек вокруг головы размотался, свисал, делая хозяйку, похожей на ведьму.

– Госпожа Нула, госпожа Нула, не уходите, пожалуйста, ласкаво просимо, не уходите! Передайте Бараку, моему любимому Бараку, ой мама, нехай мне этот Барак выделит мульярд долларов, и я организую поход на Москву. И еще мне надо одну ядерную головку, чтоб сжечь москалей. Всего одну бомбу, у вас их много. И тогда никаких проблем ни для Америки, ни для Украины.

– Кто такой этот старый ведьма? – спросила Нудельман Яйценюха.

– Это Юля Капительман или Мошенница, великая женщина, которую Янукович в течение десяти лет держал в подвале, привязанной к ножке кровати. Видите, какое у нее желтое личико, она пожелтела, потому что лежала голая на голой желтой земле. Она героиня Майдана, ее афторитет выше всех в Евросоюзе. Впрочем, она мой бывший начальник. Очень строгая. И стратег. Невероятный стратег. Ее сам Путин боится, как злодей полицая.

Яйценюх готов был говорить еще до вечера, но Виктория перебила его.

– Мне на Евросоюз наплевать. Евросоюз непослушный, ленивый, проморгал Крым, и Янукович проморгал. – сказала Нудельман и перешла на русский: – Ты, баба, бери метелка в руки, а то у вас на ступеньках первого этажа бумажка валяется, – произнесла Нудельман и топнула ногой на Юлю.

– Я жаловаться буду…Бараку, – защищалась Юля. – Видите, у меня нога не работает, Янукович откусил. У меня в моем особняке в каждой комнате, на каждом этаже висит портрет Барака, всего пятьдесят штук. Я поняла, что у меня самой дома бардак. Но все равно…где мой телефон. Барак сейчас спит?

– Он в ванной зубы чистит, – примирительно сказала Нудельман. – Яйценюх, пушка, танк, пирожок на Крым и пиф – паф!

Она убежала в лифт, зная, что внизу ее ждет посол Пейта.

– Ну, шо робыть? – сквозь слезы произнесла Юля. – Просрали Крым.

– Крым – наш! – запел песню Яйценюх.

– Крым – наш! Господи помилуй и благослови! – вторил ему Трупчинов, складывая руки как в баптистской церкви.

Юля стала голосить, она не могла выдержать такого испытания, тем более, что в Крыму у нее был трехэтажный особняк с прислугой и видом на море.

Не успев сказать бай – бай, ребята, Юля спустилась на первый этаж в вечно работающем и таком знакомом лифте. Не так давно она была хозяйкой всего здания Совмина и, конечно же, этого лифта. В ее бытность, когда на здании виднелся на всю округу огромный плакат «Вона працюе», в лифте всегда можно прочитать надпись «Юля+ Петя = любовь». А теперь такой надписи уже не было, да кажется и облицовка уже другая, это все Николай Янович Азаров постарался, так ему и надо, псу старому.

– Ну, шо робыть? – снова задал вопрос аудитории, состоящий из министров, дворников и уборщиц, Яйценюх. – На Москву нам пока никак. У меня, как у председателя правительства только перочинный нож, а надо бы пулемет. С пулеметом я бы зашел к своему коллеге Медведеву и сказал: выбирай, либо жизнь, либо Крым.

– Э, не стоит морочить себе голову, – сказал слесарь четвертого разряда, что еще вчера стоял на Майдане в команде Яруша, а сегодня стал министром, – Мы этот Крым за полчаса отобьем у москалей. Запустим Правый сектор, и Крыма нет. И москалей нет. Даю слово. Надо связаться с Ярушем. Я думаю, он сейчас засел за план, чертит схемы, распределяет, где какая дивизия будет расположена, где столбы вкопаны, чтобы на них вешать пленных, сколько бочек бензина нужно, чтоб облить неприятеля, а потом поджечь. Так, что вы, господа, не берите себе в голову.

Крым это…это…словом это тьфу. Вот Кремль посложнее. И то, к концу года он будет взят.

Раздались бурные аплодисменты, объятия, поцелуи. Никто так по существу, так убедительно не сказал, как Клык министр очистных сооружений в правительстве Яйценюха.

Яйценюх трижды повторил слово благодарности, пожал руку Клыку и при всех пообещал:

– Назначаю тебя старшим министром. Получишь машину в личное пользование. Мы тут, как ты знаешь, урезали привилегии, отобрали машины у министров, а тебе возвращаем, держи дружбу с Ярушем, а меня в курсе. А теперь все по рабочим местам марш!

Все разбежались, кто куда. Кто стричь и чистить ногти, кто искать прыщи на лице перед зеркалом, кто писать длинные письма интимного характера своим возлюбленным, кто копаться в интернете на щекотливую тему, кто дрючить Ивана Ивановича за то, что он плохо дрючит своих подчиненных.

И только Яйценюх заботился о процветании государства. Он обзванивал всех знакомых и незнакомых, всех уверял, что Крым наш и просил ответить, согласен ли собеседник с таким мнением. Даже экс-президент Кравчук попался ему на удочку.

– Цэ така справа, шо надо брать оружие в руки – и на Москву, – выдал Кравчук и заплакал, как истинный патриот бандеровец, у которого в Крыму три особняка повышенной этажности. Кравчук знал, Яйценюх не знал, а Кравчук знал, что вся киевская шушера: президент, министры, председатели разных партий, крупные и средние воры, считали для себя оскорблением ничего не иметь в Крыму. Было некое негласное соревнование между слугами народа, ворами и бандитами, держателями тугих кошельков, кто построит дачу в Крыму выше этажом, ближе к морю. Коломойша, к примеру, построил особняк на пляже, потеснив граждан, да так, что угол здания омывали морские волны. Он трижды ездил в Израиль с целью уговорить своих друзей, приехать в Крым на его дачу, чтобы передать опыт. Яйценюх тоже заплакал и стал искать коран, но тут ему пришла в его продолговатую приплюснутую голову хорошая мысля, что приходит опосля. Он позвал Вальцманенко.

– Доложи!

– Нет, ты доложи!

– Нет, ты, твою мать!

– И мою и твою, шалом, – произнес Вальцманенко священную фразу.

– Так, мол и так. Эти москали, у них совершенно нет совести, замахнулись на Крым. Ты там был. У нас там, правда, пушки, танки, система град, бесчисленное количество самолетов и самый большой в мире флот, плюс двадцать тысяч бойцов в основном из западной Украины, благодаря Ющенко. Все военкоматы, все учреждения, мэрии, все школы балакают на ридной ураинской мове, а русский язык среди русских считается иностранным. И вот что интересно. Английский язык тоже бы вроде иностранный, но…это родной язык, любимый народом, а руський це язык мата и попсы, негласно он запрещен. Никто вам не отпустит килограмм помидор на рынке, если вы начнете балакать на москальском. Там даже продавцы из западной Украины. Мы на днях приняли закон о запрете русского языка на всей территории Украины. Цэ було мудрое решение нашего парламента. Правда, коммунисты и регионалы полезли в драку. Они вскоре все оказались в крови: проучили пособников наших заклятых врагов. Все нам газом грозят. Да мы плевали на их газ. Теперь Америка и Евросоюз нас в беде не оставят.

– Яйценюх, как ты сладко поешь! Ты всегда страдаешь словесным поносом, уймись. Скажи конкретно.

– Так я конкретно. Крым может уплыть.

– А, пустяки, – сказал Вальцманенко. – Я могу поехать еще раз и все там улажу в течение часа.

– Ой ты, мой золотой! Да я прикажу тебе там памятник воздвигнуть, нерукотворный, как писал наш поэт, как его, а Шопченко. Ну, бывай. Позвони из Крыма. Прижучь их там, негодяев. А то… сепаратисты, завоеватели, загарбники и всякая политическая белиберда.

 

7

Еще летали самолеты, еще курсировали поезда из Киева в Крым, еще воды континентальной Украины орошали крымские поля, еще автомобили, грузовые и легковые, выпускали ядовитый дым из выхлопной трубы в Ялте и возвращались обратно в Киев. Но проснувшиеся крымчане, экое диво – желание покончить с унижением, стремление быть свободными, так редко будоражащее душу русского человека, выплеснуло всю гордость, всю свою прыть, – крымчане стали другим народом. У них открылись глаза, и это уже были другие глаза, это были глаза ненависти к так называемому младшему брату, который унижал их свыше двадцати лет и ржал при этом, как последнее падло.

Вальцманенко – великий человек, богатый человек, неприкосновенный человек с депутатским мандатом, друг и брат по крови Коломойше, сел на личный самолет и приземлился в Симферополе. Это была его вторая поездка. С ним было шесть его помощников. Как только он увидел море и берег Крыма, злость серпом саданула по его щедрому никогда не унывающему пустому сердцу. Как смеют эти рабы, бунтовать? Кто им разрешил? Да вся Украина их кормит. Ну, сейчас я разберусь. Я им такое уст-рою…Он нажал на кнопку, как только приземлился, чтобы удостовериться, приехал ли его водитель на Мерседесе в аэропорт. Оказалось, приехал. Только надо пройти контрольный пост, в связи с новой обстановкой.

Выпучив грудь вперед, высоко подняв подбородок, он решил пройти контрольный пост с удостоверением депутата в руке. С него потребовали паспорт и попросили назвать цель приезда. Вальцманенко развернул удостоверение депутата Верховной Рады, ударил плечом охранника, тот едва на ногах удержался и прошел, гордо глядя вперед. Дежурные переглянулись, пожали плечами: депутат все же, а по поводу депутатов в инструкции ничего не написано. Пусть себе едет, черт с ним, еврей проклятый. Сидя в машине рядом с водителем, за спиной разместились помощники, он обнаружил несколько постов, которые пока его машину не останавливали и только на въезде в город Симферополь на высоком бугре им преградили путь. Мужчина крепкого телосложения с повязкой на рукаве попросил документы. Вальцманенко ткнул в нос удостоверение.

– Всем выйти из машины. Живо!

– Ты что, не видишь, с кем имеешь дело? Раб.

Мужчина взял великого человека за шиворот, выволок и приказал лечь на асфальт лицом вниз и раздвинуть ноги.

Господин Вальцманенко покорился. А куда было деваться, ведь эти рабы на все способны.

– Обыскать! – приказал стоявшим рядом помощникам. Остальных вывели, уложили на асфальт тоже лицом вниз и обыскали. Но, ни у кого ничего подозрительного не нашли.

– Куда и зачем? – спросили Вальцманенко.

– Я еду к вашему руководству от имени Верховной Рады Украины на переговоры.

– Ладно, поезжай!

Замелькали дома, одно-двухэтажные, а потом начался город. В городе полно людей. Такое впечатление, что все вышли на улицу. «Ух, вас бы плетью», – подумал Вальцманенко и приказал жать на газ.

– Здесь ограничение скорости, – возразил водитель.

– Плевать!

Не проехали и десяти километров, как их остановила служба ГАИ. Вальцманенко тут же извлек удостоверение депутата Верховной Рады. Работник ГАИ развернул, сверил фотографию с оригиналом и положил в карман.

– Документы!

Водитель вытащил все, отдал.

– Машину на штрафную площадку, – приказал капитан. – Нарушение скорости.

Тут Вальцманенко вышел разъяренный, как тигр и попытался наброситься с кулаками на работника ГАИ, но в мгновение ока был сбит с ног.

– Я депутат Верховной Рады, я вам устрою. Я вас лишу должности, а потом и свободы.

– Сделайте депутату украинского парламента легкую санобработку, – приказал капитан.

– Будете бить? За что? Что я такого сделал? Я же депутат.

– Мне плевать, кто ты. Возможно, ты и депутат, но прежде всего ты дерьмо, а потом уже депутат. Сколько заплатил за мандат?

– Девять миллионов.

– На Майдане для бандеровцев, сколько пожертвовал.

– Это мое дело.

– Ребята, сделайте ему полную санобработку! – повторил капитан.

– Не надо, я сдаюсь. Я пришел на переговоры от имени Верховной Рады. С кем тут можно поговорить?

– С народом. Только пойдешь пешком. Здесь на машине нельзя: видишь, все улицы заполнены людьми.

– А что они хотят?

– Спросите у них сами.

Работник дорожной службы вернул удостоверение депутата, и дальше Вальцманенко пошагал пешком. Такой ситуации у него не было уже двадцать лет. Его отец, богатый еврей, купил ему место депутата в Верховной Раде, как только Пете исполнилось восемнадцать лет. С тех пор он с депутатским мандатом не расставался. А тут такое пекло. Да это все россияне переодетые в женскую и мужскую одежду.

У следующего перекрестка он увидел небольшой митинг с двумя флагами – украинским и российским.

– Слава Украине! – произнес он, подходя к девушке, которая держала украинский флаг. – Наших тут много?

– Нет, я одна.

– А звидкиля ты?

– Из Львова. Я была начальником отдела горисполкома, а теперь мне капец.

– В смысле конец?

– Так оно есть. У меня двое детей и муж ушел к москальке, вот я и вышла в знак протеста. Зваты мене Ганна Блоха.

– Ганна, а где у них тут штаб восстания? Я пойду, разберусь с ними.

– Ось прямо, видите много российских флагов торчат из окон. Будьте осторожны, все сходят сума. Я тут стою с флагом, жду татар, они наши друзья, но что-то никого нет.

– Стой, я скоро вернусь.

Но не успел Вальцманенко отойти на пять метров, как к Ганне подбежали ребята, выхватили флаг и разорвали его на куски. Петя еще больше обозлился и вошел в просторное помещение, где тоже было много народу. Какой-то молодой человек сидел за большим столом и давал распоряжения. Сфоткать бы его и передать в службу безопасности, подумал Петя, подходя к столу.

– Чем могу служить? – спросил парень, что давал всем распоряжения и отвечал на все вопросы.

Вальцманенко снова вытащил удостоверение депутата и спросил:

– Что у вас делается? Это же преступление. У нас тут милиция, войска. Мы поднимем, применим силу, пересажаем.

– Анна Ивановна! Объясните этому жлобу, что у нас делается, потом представьте к нему тройку хороших ребят, пусть вывезут его за черту города, дадут несколько пинков под жирный зад и пусть убирается в свою Украину.

– Вы не имеете права, я депутат Верховной Рады…

Анна Ивановна взяла Петю за шиворот, посадила на табуретку и сама уселась на стул напротив.

– Господин Вальцманенко Петро! Не перебивать. Так вот, Вальцманенко Петро, пришел конец бандеровскому правлению на полуострове. Ровно через две недели у нас референдум. Мы все проголосуем за воссоединение с Россией, нашей матушкой. По ошибке малограмотного Хруньки полуостров был передан Украине. Нас даже не спросили об этом, хотим ли мы в бандеровские объятия. Тогда, правда, украинцы еще были нормальными людьми, а сейчас все вы фашисты. Мы с фашистами будем драться до последнего. Вы двадцать лет издевались над нами, натравливали на нас татар, запрещали общаться на родном языке, все школы сделали украинскими, посадив в качестве директоров вивчарей (пастухов) из ивано– франковщины, переименовали улицы. Теперь все улицы в Крыму имени вашего главного фашиста Бандеры. Вы заполонили все районные администрации доярками из Львовской области. Теперь их можете увидеть на площадях с вашими флагами в руках. Они тоже протестуют. Быдло пришло во все структуры и попыталось посмеиваться над русским народом. Это была ваша благодарность за королевский подарок. Да вы просто пещерные люди. Отныне, я так думаю, слово хохол будет ругательным словом, вы, бандеры, добились своего: посеяли семена ненависти между двумя братскими народами по указке из-за океана. Вы довольны?

– Это, это какая-то ошибка.

– Ошибка? Что ж вы раньше не видели этого, и не исправляли эти ошибки?

 

8

Вальцманенко возвращался в Киев очень расстроенный. Что-то нехорошее было в том, что высказала активистка в Симферополе Анна Ивановна. Его кум Ющенко ни разу не делился с ним тонкостями своей политики в регионах, в том числе и в Крыму. Но все это его работа. Он, Ющенко, получал указания из Вашингтона, как вести себя, какие предпринимать меры, чтобы максимально ослабить русскую диаспору на полуострове. Но это были общие установки, а сам Ющенко перестарался: он думал, что крымчане это пчелы и их можно молотить как угодно, все равно они быстро размножаются, и натворил такого, что теперь никто не может разобраться, даже он, Вальцманенко. Обстановка такая, просто трудно сообразить, что дальше делать, как быть.

Поразмыслив, он пришел к выводу: надо удирать, надо убираться отсюда как можно скорее, а то чего доброго тебя уберут самого, даже сам дядя Сэм не поможет.

А он потратил около пятидесяти миллионов долларов на эту революцию; в Вашингтоне хорошо знают об этом и, судя по поведению Нудельман, помощника Госсекретаря, ему светит президентская должность. Надо скорее начинать предвыборную гонку. Пусть это стоит еще десять– пятнадцать миллионов долларов, но он сделает так, что президентское кресло само под него ляжет. Царствуй, Петя, и береги здоровье. «Выпустят ли крымские смутьяны? – задавал он себе один и тот же вопрос, находясь в Крыму. – Надо изменить поведение, проявить смирение, лояльность к повстанцам».

И он тут же произнес:

– Хай жыве крымская революция! Ура!

– Вот еще один хорек примкнул к нам, – сказала женщина с российским флагом. – Видать, хохол. Ну, возьми флаг и вперед!

– Я не могу, мне надо в Киев, организовать массы на поддержку Крыма! – сказал Вальцманенко.

– Врешь ты, паршивец.

– Нет, нет, я говорю то, что у меня на душе. Вы не бачили, где мой автомобиль? А вот он, фары светятся.

Он тут же сел за руль и шепча молитву на языке идиш, умчался в сторону Киева.

В Киеве его ждали те, кого стали называть хунтой. Хунта уже образовала правительство, захватила Верховную Раду при помощи мордобития и деморализации тех депутатов, кто раньше правил бал.

Тянивяму, как настоящий фюрер размахивал кулаками и выступал с трибуны. Его речи походили одна на другую как две капли воды: он всегда во всех смертных грехах обвинял Кремль, заклинал москалей, обещая с ними разделаться и это, как ни странно, привлекало депутатов и не только депутатов, но и слушателей.

Активизировал свою антироссийскую деятельность и Савик Шустер, когда-то работавший в России на одном из телеканалов. И Евгений Киселев, некогда популярный на российских каналах. А что было делать? Кушать – то надо. Поневоле приходится продавать самого себя с потрохами…или идти с протянутой рукой?

– Петя, ты видишь, обстановка складывается нормально, – заявил Яйценюх на заседании Совета безопасности. – Никаких антиправительственных выступлений за этот период замечено не было. Вот только Правый сектор никому не подчиняется, и покидать майдан не желает. Мы не знаем, что делать.

– Пока молчать, – произнес страшную фразу Наливайразлевайченко. – Наши друзья за океаном смотрят глубоко и видят далеко. Правый сектор у них тоже под контролем. О нем пока забудем. Будем слепы и глухи к тому что они говорят, к тому, что они творят. Пусть Петро доложит о поездке в Крым.

Петро, не вставая, сказал:

– Поездка была трудная, если не сказать ужасная. Меня чуть не пристрелили. Приходилось и носом асфальт рыть, и битой по голове получать. Благо отпустили живым российские спецслужбы.

– Да как они посмели? – заревел Яйценюх и стукнул кулаком по столу. – Давайте посадим их на кол. Крым – наш.

– Юля с ними расправится. Только она просит хоть одну атомную бомбу. Ее нельзя сработать? У тебя же есть конфетная фабрика. Дай задание одному из цехов, пусть соберут и завернут атомную бомбу в конфетную обертку.

Новый министр обороны расхохотался:

– Ты что, Яйценюх? Ты видел атомную бомбу? Ты представляешь, что это такое?

– Что-то такое, похожее на курицу, только кормить не надо. А курицу можно завернуть и…и подарить Путину.

– Хватит шутить, – сказал Вальцманенко. – На самом деле моя поездка в Крым была чрезвычайно важной и полезной. Я вступил в контакт с татарской общиной, я определил, что далеко не все граждане полуострова согласны с оккупацией Крыма российскими войсками. Теперь я могу решиться на звонок к нашему великому и могущественному другу Бараку с просьбой послать хоть один корабль в Севастополь. И если такой корабль появится с американским флагом в Севастопольской бухте, русские дрогнут и позорно побегут. Они вернутся в Москву и расправятся с Путиным, нашим заклятым врагом. Я требую от Совета национальной обороны присвоить мне звание маршала украинских вооруженных сил.

– Звони, Вальцман, – сказал Яйценюх, – и если американский корабль появится в Крыму, получишь звания Бандеры и маршала.

– Позвольте и разрешите, – врываясь на совет безопасности, проговорил экс-президент Кравчук. – Я только по Крыму. Я знаю, что вы меня разыскиваете, ибо у вас нет такого умного президента, каким был ваш покорный слуга. Шо касается Крыма, цэ пустые балачки. Пошумят люди и разойдутся, ну а если Россия сунет свой нос, мы ей поддадим – будем воевать до последнего. Это станет для нее хорошим уроком. Я сам могу возглавить армию и доведу ее до Беловежской пущи, а то и до Кремля. Я помню, как в этой пуще мы с Ейциным сцепились. Он говорит: не отпущу Крым, а я говорю, нет, отпустишь, твою мать! И как стукну кулаком по столу, смотрю, Ейцин зашатался и штаны до колен увлажнились. Описался, значит. Я тут стакан с водкой ему в нос. Он взял, выпил, поцеловал в донышко и говорит: да забирай ты свой Крым на х…. Так цэ було. А вы тут пусти балачки по поводу Крыма разводите. Я предлагаю мовчаты. Хай воны там шо хотят, то и роблять, а мы будем считать Крым своим. А потом продадим американцам по выгодной цене.

Это высказывание успокоило хунту и в то же время взбудоражило отдельных, наиболее тупорылых членов.

– Крым всегда был украинским и всегда будет им. Агрессоров мы не потерпим, мы их прогоним, – заверял Яйценюх, брызжа слюной в микрофон.

Но в Крыму был запущен хорошо продуманный, хорошо спланированный сценарий возвращения полуострова в родные пенаты. Это заслуга не только Генштаба, но и президента России. Туповатые и амбициозные янки не могут похвастаться таким сценарием, который без единого выстрела, без единой капли крови, дал бы такие результаты. Этот сценарий войдет в учебники для подготовки специалистов в определенной области. Мы не будем делать попытку вникнуть в подробности, перечислим лишь отдельные важные моменты.

Когда первый раз вышли русские к зданию областного совета в Симферополе, вышли и татары. Двести тысяч человек. Сплоченные, плечистые, готовые к кулачным боям. После непродолжительных потасовок, татары победили и разошлись по домам. Казалось, замысел вернуть Крым в состав России потерпел крах. Но на следующий день утром крымчане проснулись, а здание совета автономной республики уже было занято. Не татарами, а плечистыми хорошо вооруженными ребятами. Татары дрогнули и не вышли, они видимо поняли, что за крымчанами стоит Россия, а воевать с Россией очень опасно.

Почти двадцать лет татары ютились в крымских лачугах: украинская власть не давала им землю, все базировалось на самозахвате кусочка земли под самовольную застройку, но украинцы пообещали: если прогоните русских с полуострова – земля ваша.

Врывайтесь в семьи, насилуйте девочек, женщин и подростков, убивайте их в их домах и на улицах, крымские власти на это будут закрывать глаза. Действуйте.

Это была замечательная перспектива. Вот почему татары так трудно шли на контакт с русскими. К ним приезжали муфтии из Татарстана, долго уговаривали, обещали всякие блага и татары умолкли.

Началась агитация среди украинских военных перейти на сторону русских, где зарплата в армии в несколько раз выше, чем в Украине. И эта агитация принесла плоды. Солдаты и офицеры, матросы и полковники стали принимать присягу новой родине России. Состоялся референдум с высокой явкой и высоким процентом за воссоединение с Россией. Женщины плакали от радости. Мужчины обрели свою любимую Родину.

Юля, после стрижки и макияжа в Германии, стала возвращаться в политику и новость о бунте в Крыму расстроила даму, подзабытую ее избирателями и даже майдановцами. Как председатель партии Батькивщина, она вызвала двух своих, наиболее преданных членов Яйценюха и Трупчинова. Те, все бросив, прибежали.

– У кого из вас есть атомная бомба? Мне две штуки, одну я сброшу в Крыму, другую в Москве. Надо их приучить к порядку. Что это такое? Какой-то референдум. Кто разрешил, кто посмел, почему не спросили?

– Юлия Владимировна, не тревожьтесь так, это вредно для здоровья. Крым это пустяк, Крым наш – был и будет всегда. Мы тут составляли план развития регионов, так Крым там по-прежнему значится, значит, он наш. А у меня там дача. Как же я могу отдать Крым и свою дачу, да она два миллиона долларов стоит.

– И я там построил огромное здание и одну баптистскую молельню, – сказал Трупчинов.

– И у меня тоже дача, – произнесла Юля, сморкаясь в платок. – А теперь выходит, что ее уже как бы и нет. А что, бомбы у вас нет? Что это за руководители, если у них нож вместо пистолета?

– Ничего, мы их начнем душить: перекроем воду, отключим электроэнергию, газ, заблокируем счета в банках, лишим их пенсии, зарплаты, пособия на детей, высушим воду в колодцах. Они начнут умирать…вместе с москалями. Они поднимут руки вверх, вот увидите. Я как президент издам ряд указов по этим вопросам и подпишу их, подпишу, сука буду. Этим указом я ликвидирую все школы, лишу их родного языка, даже дышать украинским воздухом им будет запрещено. А без воды и воздуха, сами понимаете, жизнь невозможна. Так что никакой атомной бомбы не нужно, Юлия Владимировна.

– Ребята, я хочу в президенты, – вдруг заявила Юлия. – Ты, Саша, сам себя назначил, а я хочу быть избранной. Тогда у меня появится много друзей на западе. У них есть ядерное оружие. С их помощью я одолею Москву, вот увидите. Давайте проведем эти выборы. Это наш долг.

– Надо согласовать твою кандидатуру, – сказал Яйценюх.

– С кем?

– С дядей Сэмом. Без него ни туды, ни сюды, сама понимаешь.

– Я издам Указ: избрать Юлю президентом, вот и вся проблема, – произнес Трупчинов, ласково глядя на Юлю.

 

9

Как только Яйценюх переступил порог своего кабинета в Совете министров, он ахнул от изобилия бумаг на своем рабочем столе и на других столах. Они лежали стопками и хаотично, разбросанными, подписанными и не подписанными, свидетельствующими об огромной загруженности премьера. Даже ручки и карандаши валялись на полу. У рабочего кресла стоял графин, в нем не было воды. Это говорило о том, что вчера премьер работал допоздна, всю воду выпил, но все бумаги просмотреть и подписать не успел. И сейчас он сел, уткнул голову в бумаги. Его помощник Пиши Пропало широко открыл дверь и громко произнес:

– Журналисты всех стран ждут приема, господин Яйценюх.

– Слава Украине, – произнес Яйценюх, что значило: зови. Журналисты гремели стульями, морщились и даже выражали неудовольствие, что придется писать на коленях, так как столы заняты ворохом бумаг, а один даже сказал:

– Премьер пльохо работает, коль так много бумаг на столах, значит, он их не просматривает.

Премьер высоко держа голову, встал и словно перед ним были мальчишки, оглядел всех бегающими глазами и заявил:

– Казна пуста, господа. Так и передайте читателям в своих странах: украинская казна пуста. Янукович все сграбастал, погрузил двадцать мешков, набитых долларами в новенькие Мерседесы и укатил в Россию.

– Ви это слишком быстро заявляете, преследуя определенные цели, господин…премьер. Ви хотите получить кредиты на западе.

– Я могу вам выдвинуть все ящики, там ничего нет. Деньги только в бумагах, а бумаги на столах, любуйтесь. Казна действительно пуста. Это…это …данные бухгалтерии. И России мы должны за газ, так бесплатно как младшему брату они нам давать не хотят, потому что жадные, агрессивные, они нас хотят поработить, но мы, как соберемся, как дадим в рыло, ногами накроются. Далее, МВФ мы должны много миллиардов, короче кругом должны, только нам никто не должен, вот и получается: казна пуста. Не знаю, как и за что браться мне как премьеру.

Сказав это, Яйценюх сел и стал ногтями скрести голую лысину. Ему казалось, что он убедил журналистов и что теперь повысить цены на продукты питания, на одежду, технику, на транспорт будет легко. Народ поймет: время трудное, Янукович деньги увез в Россию, МВФ обещанные суммы не дает, печатный станок включить нельзя. Украинцы терпеливые люди, они готовы кости грызть до конца жизни лишь бы попасть в Евросоюз, где все бесплатно, где не надо работать, а жить как у Бога за пазухой. Если погрузиться в гущу толпы, можно услышать, что говорят люди.

– То, что батон хлеба подорожал в два раза, а килограмм колбасы из конских хвостов не купить, ничего страшного, как-нибудь, зато мы в Евросоюзе. Наконец, вековая мечта сбылась. Вамерика нам поможет, не даст с голоду умереть, – говорила какая-нибудь бабка соседке.

– Да, энтот Яйценюх просто молодчина. И Юлю ослобонил и в Вамерику собирается за долалами. Скоро заживем, бог даст.

Яйценюх удачно сделал это заявление перед журналистами, оно тут же было передано по всем мировым каналам телевидения.

Савик Шустер тут же провел телевизионное шоу, пригласил Яйценюха и тот четыре часа доказывал, какие блага ждут Украину в связи с повышением цен. Журналисты все расписали, размалевали, приглашения посетить и рассказать о перспективах развития Украины, посыпались, как из рога изобилия. И не только внутри страны, но и зарубежные страны рады были видеть Яйценюха у себя перед микрофоном. Но первым пригласил сам Барак. Нудельман гордилась своим выдвиженцем.

Яйценюх увез девять пузатых чемоданов за океан. Злые языки говорили, что он собрал весь национальный запас в золоте и увез в Америку, чтобы та не только сама дала деньги, но и заставила МВФ выделить 35 миллиардов долларов кредита. Правда это или нет, не беремся утверждать, скажем только: никаких опровержений не последовало ни со стороны Яйценюха, ни МИДа, ни членов Совета министров.

Яйценюх побывал в овальном кабинете Барака, беседовал с президентом, любовался его белыми зубами и черной кожей, и морщил нос от дурного запаха. Барак давно обещал помощь страдающему народу, но сейчас в овальном кабинете заговорил о том, что Америка может выделить миллиард и то в качестве гарантии оплатить, если Украина купит в такой-то стране подержанный трактор либо оборудование для магазина. А это значило, что Яйценюх ни цента не получил, а что-то такое в виде гарантии.

Яйценюх не мог возразить, он находился в овальном кабинете, а в этом кабинете милостиво беседовал с ним великий человек, командир всей планеты, один недобрый взгляд которого мог поломать судьбу пришельца из далекой Украины. Миллиард это тоже милость. К тому же Барак гарантировал помощь, а точнее заем МВФ в размере пятнадцати миллиардов.

После непродолжительной беседы Нудельман взяла Яйценюха под руку, сопровождая его в гостиницу, и сказала:

– Ты мой должник, Яйконюх.

– Яйценюх, – поправил Яйценюх. – Чаще меня называют Яйценюхом. У меня для вас есть груз, поделитесь с Бараком. Я боялся ему предлагать этот груз. Кроме того, у него везде камеры наружного наблюдения, и я не стал рисковать.

– Да, Яйцекок – Яйценюх, груз нужен. Я тебя рекомендовала Бараку на должность премьера, я тебе устроила свидание с Бараком, я тебя хвалила Бараку. Ты ему понравился: ты тонкий и длинный, и Барак тонкий и длинный, только у тебя зуб гнилой, а у Барака зуб белый, хороший. Удали свой гнилой зуб.

– Как только вернусь в Киев, после первого транша МВФ поеду в Германию менять зубы.

– Ты много должен России за газ?

– Почти три миллиарда долларов, – вздохнул Яйценюх.

– Россия подождет. Тебе нужны деньги на армию, надо отвоевать Крым. США никогда не признают Крым русским. Крым должен вернуться Киеву.

– Спасибо, госпожа Нула, вы просто вдохновляете наш народ. Как только закончится аннексия Крыма, мы построим вам в Крыму особняк в четыре этажа с обычным и черным входом.

– Окей, я буду ждать.

В гостинице президентского класса все было так хорошо, Яйценюх просто растерялся. Как только он вошел, появилась молодая девушка, глаза с поволокой и на чисто русском языке предложила посетить ванную и если добрый господин пожелает натереть спину, она это сделает.

– Ты откуда, красавица?

– Из Бердичева, Арсений Петрович. Звать мена Ганна. Я обслуживаю своих – хохлов и русских. Когда что-нибудь захотите, наберите цифру 9. Я к вашим услугам. Спинку потереть?

– Нет, спасибо, – отказался Яйценюх. Он знал, что его хозяйство в результате перелета через океан и его беседа с Бараком в овальном кабинете, была для него нервным напряжением, если не сказать потрясением, в результате чего его достоинство ушло вовнутрь. В таком виде мужчина ни за что не предстанет перед взором женщины в костюме Адама. Тем более, перед такой молодухой. Да она обсмеет его на весь Белый дом! Даже до овального кабинета может докатиться.

Он лег в ванную, глаза стали закрываться, он понял, что скоро заснет, а в сонном виде утонуть можно. Чтобы спасти свою жизнь для будущего Украины, Яйценюх быстро поднялся, пустил на свое бледное тело, покрытое мелкими кружочками, как у дряхлых стариков холодный душ. И это оживило его бренное тело.

Вскоре он очутился за столом. Тут его уже поджидала Ганна из Бердичева. Она меняла всякие заморские закуски, в основном искусственные, где много пестицидов и всяких химических добавок, чтоб не портились и каких-то добавок для вкуса.

– Черт возьми, этот бутерброд вкусный, но суховатый на зубах скрипит. Он давно приготовлен?

– Три года тому назад. А может храниться десять лет. Так что он, считайте, у вас весьма и весьма свежий. Должно быть, Барак очень вас любит. Виски налить?

– Три капли, не больше, – согласился Яйценюх. – И себе тоже.

Ганна налила Яйценюху полстакана, а себе полный стакан. Яйценюх опрокинул и почувствовал недоброе: его плоть стала затвердевать и проситься… Яйценюх и сам не знал, куда. Его рука чисто автоматически легла на круглое колено Ганы и трижды сжала это колено, неизвестно по какой причине. Он потянулся за очками, напялил их на переносицу и внимательно посмотрел на Ганну.

– Ганна, я удивляюсь. Либо этот напиток так подействовал на меня, либо ты своей красотой, скорее ты, ты пахнешь женщиной, и этот запах так возбуждает, но я должен признаться: я готов. Только на добровольной основе. Чтоб никакого дипломатического скандала. Ты сама понимаешь, где мы находимся. Билл Клинтон только один раз погладил свою сотрудницу, и какой скандал разгорелся на весь мир, а я… – но Ганна уже расстегнула молнию на брюках и осмотрела богатство желанного гостя.

– Окей! – сказала Ганна, пытаясь проглотить сосиску.

– Я тут всего лишь гость, а что если нас засекут, потом не выпустят из страны, что будет делать наша ненька Украина без своего выдающегося премьера?

– Сюда, сюда, подушку под попку, чем выше я буду тем… – но Яйценюх только прикоснулся и сгорел, как спичка.

– Повторить, повторить, – требовала Ганна, целуя Яйценюха.

 

10

Как человек, Барак, первый чернокожий президент Соединенных Штатов, оказался в сложном положении. Ему так хотелось доказать американцам, что он ничуть не хуже своих предшественников, представителей белой расы, а тут одно препятствие за другим. Любая авантюра терпела провал, этот, небольшого роста человек с хитрыми глазами, с виду неприхотливый, как шиш стоял у него перед глазами и как бы говорил: остепенись. И рейтинг у него выше, и дела у него лучше, и народ его поддерживает, а он, Барак…, хотя вся Европа у его ног и было бы глупо уступать. Надо давить этих русских как мух. Путина из Семерки выкинуть, санкции ввести, Крым отобрать, Донбасс отобрать, ракеты у границ России поставить. События надо освещать в духе американских интересов, а европейцев заставить делать то же самое.

Это сработало. Мало того, он заставил и европейцев лгать, это тоже сработало. Этот метод он довел до абсурда. На юго – востоке воюют русские, засланные Путиным, если бандиты из галичины убивают бойцов из пушек, если путинские солдаты гибнут от фосфорных бомб, то это они сами стреляют друг в друга. Никаких беженцев из Украины нет, это из России бегут в Украину.

На заседании конгресса отчитывается помощник Госсекретаря Виктория Нудельман. Она рассказывает, как пекла пирожки для выдающихся революционеров – нацистских прихвостней, как все там было хорошо, и сейчас в Украине все хорошо. Народное правительство во главе с самопровозглашенным президентом, классически тупым баптистским священником Трупчиновым, цветет и пахнет, что скоро появится военная мощь с новым министром обороны нацистом Ярушем, но сенатор Маккейн перебивает ее.

– Вы мне скажите, почему русский рубль дорожает, ведь мы запланировали его падение, а вместе с ним и падение экономики?

Не шибко прозорливая Нудельман, словно не слышит ястреба Маккейна и снова переходит на пирожки.

– Вы не отвечаете на мой вопрос. Дайте ответ на мой вопрос, – не отстает Джон Маккейн. – Я же вас выдвигал на эту высокую должность, которую вы сейчас занимаете. А это высокая должность. Занимать бабе такую должность – это высокая честь. Скажите, почему российский рубль дорожает по отношению к доллару?

Нудельман на такой вопрос ответить не может, даже если ей будут грозить лишением жизни. Она начинает мурлыкать, а потом снова переходит к украинскому Майдану.

– Хорошие ребята, правда, от них дурно пахло, но они же славяне, дикий народ, не моются, не пользуются полотенцами, не знают, что такое мыло и зубная щетка.

– И мой вопрос провалился, – говорит сам себе Джон Маккейн. – Одни провалы, сплошные провалы. Не везет Америке, черт возьми. Надо браться за оружие, даже за ядерное.

Барак не присутствовал на дебатах в конгрессе, ему мочили лоб полотенцем, он дурно спал эту ночь, все думал о России, как ее наказать, какие санкции к ней применить. Уже так много было сделано: запрет на въезд чиновников из России посетить великую Америку, но эти чиновники встретили этот запрет с иронией, сказали, что и не собираются в гости к янкам, им и дома хорошо. Заморозка счетов тоже не дала желаемых результатов: все, что заморожено размораживается со временем само по себе. Средства массовой информации Америки долдонят об агрессии России, но в самой России эту прессу не читают, а когда смотрят ответные телеудары, только наполняются злобой по отношению к нему, Бараку и возвеличивают Путина.

Что делать? Может совершить вояж по западной Европе и Азии, накачать их, сплотить, посеять семена ненависти к русским? Я же обещал: Россия дорого заплатит за аннексию Крыма. Вот пусть и платит. Крым…, какие там красивые пляжи, даже в Африке таких нет. Я был в Крыму еще ребенком. Мой отец Бурдалак Оймама, не Барак, это я Барак, был истопником на барже и меня с собой прихватил. Мы зашли в Крымскую бухту. Светало. Огни дремлющих кораблей как бы говорили: не задень за корму. Я испытал такое блаженство, особенно когда отец накормил меня плохо сваренным рисовым супом. А теперь этот полуостров…мог бы быть моим, американским и я мог бы построить там ранчо. А русский медведь отобрал и даже не спросил разрешения у меня.

Когда мокрое полотенце на горячем лбу совсем высохло, Барак принял сидячее положение и будучи рад, что мозг по-прежнему в рабочем состоянии, решил осуществить вояж в Европу. Надо прощупать, что думает Ангелина Муркель, француз Олланд, эти два кита Евросоюза, а что касается остальной мелкоты, типа Латвии, Эстонии или Румынии, стоит ногой топнуть и они все падут на колени, низко опустят головы и дружно произнесут: «Окей!»

Вошла женщина лет тридцати в белом халате, Моника. Медсестра должна была сменить полотенце на лбу. Увидев его сидящим, она пришла в ужас:

– Вам надо немедленно лечь.

– И тебе надо лечь, – сказал Барак.

– Вы с женой в разводе, я это знаю, а отсутствие секса для такого великого человека как вы, отрицательно влияет на вашу работоспособность. А это… это приводит к тому, что такая великая страна, как США остается без управления. А вдруг тайфун, а вдруг русские ракеты. Что мы, сиротки будем делать, а, Барак?

– Вот видишь. От тебя зависит судьба Америки. Снимай одежду.

Моника была в растерянности. С одной стороны его тело так дурно пахло, что вся прелесть интима могла быть сведена к нулю, с другой стороны судьба Америки не могла ей быть безразлична. Она уже расстегнула верхнюю пуговицу на кофте, как влетел Джон Маккейн. Он сразу начал рубить с плеча. Нудельман – дура, она не видит на полшага перед собой, все перепутала. Музычко, выдающегося сына Украины кокнули за просто так, а он, Маккейн, строил относительно Музычко далеко идущие планы.

Моника обрадовалась такому повороту событий и выскочила из покоев президента.

– Послушай, Джон, друг! Я отправляюсь в Европу, а потом и в Азию. Я должен прощупать эту курицу Муркель, этого гомосека француза Олланда, мне надо знать, не изменили ли они своего негативного отношения к России, а то… стали раздаваться голоса журналистов в Германии, что, дескать, санкции по отношению к России невыгодны Германии. А за Германией следует и Франция. Надо мягко, осторожно на них надавить.

– Так в Евросоюзе 27 стран, что с ними ты будешь делать?

– Топну ногой, сначала левой, а потом правой. Мелкота, одним словом. Каждая страна меньше одного нашего штата. Когда я там бываю, у них дрожат колени, губы и трясутся руки. Мне все время говорят одно и то же: ес, ес, ес.

– Смотри, Барак, про рубль там не забудь. Задави его, да так, чтоб он ничего не стоил, карточки все заблокируй, счета заморозь, пусть богачи превратятся в нищих, а Путин приходит к нам с протянутой рукой.

– Ты, Джон, умный человек. Если бы не был моим оппонентом, я взял бы тебя к себе.

– Нет, не получится: я с темнокожими не вожусь. Если хочешь, возьми меня с собой в Европу, я буду тебя критиковать, иногда и поносить, а ты меня хвали, хвали, и наша популярность в народе достигнет космических высот.

– Когда наши войска будут маршировать по Красной площади в Москве, я возьму тебя в Россию.

– В эту дикую страну? Да ты что? Там на верблюдах передвигаются.

Конечно, разговор двух умных людей может войти в историю, если американские журналисты все еще не смогут открыть глаза и посмотреть, что творится в мире, а будут сидеть в бункере без окон и света, и строчить всякие дешевые статейки о величии Америки.

Может, сами того не зная, американские журналисты, получая баснословные гонорары за свои сочинения основанные на бесстыдной лжи и двойных стандартах, служат хорошим примером для подражания. К примеру, в Украине средства массовой информации за несколько дней превратились в потоки лжи и фальши, а журналисты, словно их подменили, запросто называют мужественных людей сепаратистами, убийцами в то время, как киевская хунта послала на землю этих сепаратистов танки, самолеты, пушки и БТРы. Если в Одессе сжигают бандиты живых людей, то украинские журналисты пишут: они сами себя сожгли. Ложь рождает ложь, убивая правду.

 

11

Прежде, чем отправиться в очередной вояж по Европе и Азии, Барак вызвал Госсекретаря Джона Кэрри для обычной в таких случаях накачки, но в виде милой беседы, в которой содержались пункты обязательного, в крайнем случае, желательного исполнения. Джон Кэрри не блистал ни умом, ни внешностью: его голова вместе с подбородком походила на перевернутую грушу хвостиком вниз. Судя по его постоянному грустному выражению лица, этот природный изъян угнетал его, словно ему отрезали ногу по колено, и он может передвигаться только при помощи костыля. Чувство обиды подогревалось абсолютным безразличием к нему как мужчине со стороны прекрасного пола. Если Барак всегда раскрывал рот, даже на полет мухи, обнажая белоснежные зубы, и не обращал внимания на то, что его рот становится шире, то Кэрри всегда держал рот закрытым, а губы немного сжатыми. Однако его внешний вид говорил о том, что он добрее своего шефа и чувства мщения и злобы, присущие африканцу, его не беспокоят.

– Я еду, – произнес Барак и широко открыл рот, – улетаю. Хочу пощупать эту кукушку Ангелину Муркель и вставить пистон французу Олланду. Я всегда слышу, как они переговариваются между собой, я ведь их прослушиваю. А ты Джо, – он опять раскрыл рот, да еще шире, – смотри, не подкачай. Наши баллистические ракеты запросто поразят Москву в случае необходимости.

– Но такие же ракеты и нас поразят, – произнес Кэрри сквозь зубы. Он нарочно не раскрывал рта, дабы показать: необязательно так широко раскрывать рот, чтоб собеседник мог посчитать количество зубов. Кроме того, у Кэрри, как у белого человека были желтоватые зубы, показывать нечего, а у нигеров зубы – это конек.

Кэрри хотел быть другом Барака, но что-то мешало этой дружбе стать крепкой, прочной, на всю оставшуюся жизнь, как ему этого хотелось. Барак туповат и немного нагловат, всегда держит нос кверху, думает, что всю жизнь будет президентом.

– Но, Кэрри, ты должен думать головой, а не тем местом, которым ты елозишь в кресле. Надо подумать о превентивности удара. Кто нажмет кнопку раньше на несколько секунд, тот и победитель.

У Барака подобрели и заблестели глаза от удачно сформулированной фразы. Он раскрыл рот так широко, и невольно зевнул.

– Барак, осторожно, а то и меня проглотишь, – произнес Кэрри и попытался улыбнуться. – Понятие нажать кнопку пуска раньше противника может стоить гибели Америки, как континента в случае сбоя. А я не хочу быть убийцей миллионов своих сограждан. Это ты мастер. Бери с собой пульт управления ядерной системой, тогда с любой точки земного шара ты можешь нажать на волшебную кнопку. Я…не обладаю такими полномочиями. Или…ты шутишь, черт возьми.

– Джон, ты прав, – сдался Барак. – Ты просто умница. Я заранее знал, что ты такой Госсекретарь, какой мне нужен. Будем работать вместе долгие-долгие годы. А вот еще. Мудрая мысль пришла мне в голову. Ты сегодня звонил этому как его, Лаврову в Москву.

Он снова раскрыл рот до ушей.

– Лавров еще спит. Там у них ночь. У нас день, у них – ночь. Разве ты этого не помнишь?

– Ладно. Как только он проснется, – звони, не стесняйся. Звони по нескольку раз в день. Дело в том, что я еще вчера дал команду этому, как его? Трупчинову начать военные действия в Донецкой и Луганской областях. Я слышал, как он молился от радости и благословлял мое имя в своих молитвах. Он так же обещал подключить владыку Говнозара и владыку Филарета. Они рады этому и передают по всем каналам телевидения: Барак, то есть я, благословил оборону неньки Украины. Вот почему надо щупать этого Лаврова, как курицу…каждый день и усыплять его бдительность.

– Но мы уже все обговорили с Лавровым.

– А ты ври побольше, придумывай разные ситуации и пускай пыль в глаза. Надо не допустить ввод русских войск. Мы должны знать их агрессивные планы и заранее принимать меры.

– Ладно, позвоню.

– И мне доложи. Обязательно. Я в это время буду у этой, как ее, а у кукушки Ангелины Муркель. Она каждый раз делает новую прическу, когда я приезжаю. А сейчас я прилечу без уведомления. Посмотрю, как она будет себя вести.

Но приземлиться в Берлине без ведома Муркель не удалось. Если Барак подслушивал каждый ее разговор по мобильному телефону, то и она, что называется, не лыком шита. В Германии была своя хорошая, надежная разведка. В качестве наказания, она не поехала в аэропорт встретить Барака, а послала министра Штанмайера. А когда Барак прикатил в Берлин, не подставила ему щечку для поцелуя.

– Ну что, все подслушиваешь меня? – задала она ему каверзный вопрос.

– Я? Что ты, боже сохрани. Это было чисто случайно и то единожды, – солгал гость. – Я приехал узнать, как твоя жизнь, не угрожает ли тебе Москва, ведь вы рядом, они там проводят всякие учения вблизи твоих границ.

– Ты преувеличиваешь, Барак, – сказала Ангела, как можно мягче. – Делать из мухи слона – последнее дело для такого политика, как ты. Может, пора тебе остановиться или остепениться.

– Ангелина, ты меня расстраиваешь. Наше единство может оказаться под угрозой, если Германия позволяет себе рассуждать. Для чего я выбросил пять миллиардов, как ты думаешь? Я хочу ослабить русских, разрушить их экономику, посеять ненависть у граждан России к своему президенту, у меня далеко идущие планы. А главное, мне надо выдавить Черноморский флот, а для этого надо присовокупить Крым. Если Германия займет отдельную позицию, кто она будет перед ядерной мощью России? Вы в Европе спокойно чувствуете себя под прикрытием мощи американских ракет. А без этой мощи Путин поработит вас. Где Олланд? Вызови его, спросим у него, что он думает.

Олланд прибежал, запыхавшись, уже через час. Он весь дрожал от страха, а увидев Барака, опустился на колени.

– Спаси и помилуй, великий Барак!

Обе страны пали на колени. Евросоюз был окончательно переварен американской идеей единства. Бардак отправился в Азию. Решил справить свою нужду в Ханое. Вьетнамцы народ хитрый, все обходят ответ на прямо поставленный вопрос: с кем вы. Но Барак упрашивал, умолял. Надо наказать Россию.

Лишить ее ресурсов, прекратить с ней торговлю, она порабощает Украину, надо помочь Украине экономически и политически.

– Барак, ты хорошо говоришь, умно говоришь, но у нас свои проблемы. Нет, мы вас, американцев, не понимаем.

– Не очень, не очень, а то Америка вам покажет, – стал грозить Барак.

– Не надо нам угрожать! У нас рядом Китай, Китай вас шапками закидает, Барак, и никто тебя не найдет.

– Америка вас просит, Америка ведь вам помогает.

– От слов к делу, Барак. Съезди в Пекин, может, с ними договоришься.

– Моя поездка в Пекин не запланирована, а если не запланирована, то она состояться не может.

– И у нас не запланирована.

– Ну, я вас прошу.

– Хорошо. Один ящик бананов мы в Москву не пошлем. Пусть это будет тебе поддержка.

– Вот видите, мы смогли договориться. Примите у меня один доллар на развитие экономики вашего государства.

Наполненный гордостью Барак ушел в гостиницу и стал ждать звонка Госсекретаря, но тот не звонил. Или погиб в войне с русскими, или телефон у него не работает: аккумулятор разрядился.

Он решил набрать сам. Кэрри тут же ответил.

– Кэрри, войны еще нет? Атомные подводные лодки у наших берегов не замечены? Если заметишь, звони, я сразу нажму на кнопку пусковых ракет. Когда я вернусь, уже и атомная война закончится.

– Некуда будет возвращаться, Барак, здесь будет сплошной бардак.

– Я подумаю. Я заканчиваю турне по Азии. Толпы народа меня встречают, ни одного тухлого яйца не было. Лидеры государств вводят санкции против России повсеместно. Теперь Россия зажата с востока, запада, севера и юга. Мы все ее задушим, так что ей не придется посылать нам ракеты в качестве презента. Потерпи, Кэрри, я скоро буду. Гуд бай, Кэрри. О, момент, тут клоп лезет.

– А разве в Азии водятся клопы? Клопы только в России.

– А что, я разве в России? Это же Вьетнам, о, боже!

 

12

Трудно определить точное время государственного переворота на Украине. То ли это было в день подписания позорного соглашения между президентом и оппозицией в лице пресловутой тройки (Яйценюх, Тянивяму, Клочка) в присутствии трех министров Евросоюза – Германии, Франции и Польши, которые вроде бы выступали гарантами этого соглашения, – кажется это было 23 февраля 2014 года. Это был один из важнейших дней в судьбе президента Януковича и не только его лично, но и всей страны. Так называемый смертный приговор, подписывая соглашение, поставил Янукович не только себе, но и всей стране. Лживые члены хунты твердят, что это был исторический день, день начала возрождения, процветания Украины.

До 22 февраля в кабинете президента всегда было полно гостей. Это были разные послы, представители Госдепа США и бесчисленное количество клерков из Евросоюза. Президенту тяжело было дышать. Гости, сменяя друг друга, садились в кресла, произносили в основном поучительные речи о демократии, о его поведении, о мирной демонстрации благонамеренных людей из Галичины, о том какой он мудрый и демократичный президент и что договор с представителями оппозиции единственный выход из тупика. Вместо того, чтобы взять метлу в руки и вымести всех этих лживых и коварных швабов из своего кабинета, запереть дверь и открыть окна для проветривания, Янукович дал согласие выполнить, все, что от него требовали.

Три министра – Лоран Фабиус, Штайнмаер, Сикорский, поставив свои подписи, тут же засуетились, заторопились, ссылаясь, что кого-то ждут, что кто-то опаздывает, и не подавая руки президенту на прощанье, разбежались как зайцы, почувствовав, что может начаться погоня. Они все втроем в тот же вечер были дома, каждый в своей стране.

– Что это они? – спросил президент у своих растерянных соратников, которые пожали плечами, не зная, что отвечать и тоже стали искать причину, как бы поскорее смыться.

Представители оппозиции Яйценюх, Клочка, Тянивяму победно хихикнули и ушли, не сказав ни слова.

«Должно быть, все бросились в ресторан, ведь сидим здесь уже десятый час. Пойти и мне что ли перекусить. – Он посмотрел на свою не пожатую руку, такого ведь раньше никогда не было, и ужаснулся: неужели его все покинули? – Да, похоже, что-то случилось, выйду, посмотрю».

Он вышел: ни одного охранника. Охрана оставила его. Началась дрожь в коленях. Он машинально вернулся в просторный кабинет, набросил на голову шляпу и плащ на плечи и не закрывая входную дверь, вышел на улицу. Водитель ждал его.

– Садитесь, надо спасать свою шкуру. Все бросили вас и даже крутили пальцем у виска.

– Заводи мотор и ко мне домой, – приказал уже теперь бывший президент.

На следующий день Янукович был на юго-востоке, потом бежал в Севастополь, а там в Москву. Москва помогла ему, а точнее это сделал Путин, президент России.

Депутаты Верховной Рады утром собрались на заседание, а председатель Рыбак не появлялся. Не явились и многие депутаты от президентской партии. В зале ощущалось напряжение, словно котел вскипал и приподнимал крышку.

Трупчинов, бывший любимчик Юлии, огорченный, что Юля поменяла его на Яйценюха, и Яйценюх руководил партией Батькивщина, а не он, решил сделать попытку реабилитироваться в собственных глазах. С поднятыми руками он посеменил к трибуне, но не к той трибуне, откуда выступают депутаты, а к трибуне спикера парламента. Коллеги Трупчинова давно знали, что Трупчинов политический труп, поэтому так и прозвали его – ТРУПЧИНОВ.

– Уже половина одиннадцатого, а Президента нет на месте. Его нет и в Киеве. Сбежал наш президент. Слава Украине! Ура!

– Слава Украине, – выбросили руки вперед боевики партии «Свободы».

– Хайль Гитлер! – воскликнул кто-то в зале и втянул голову в плечи.

– Я объявляю о свержении власти и назначаю себя президентом, – сказал Трупчинов, – возвращаю вам текст старой конституции, объявляю о низложении правительства, а вы, пановы, выберите председателя Верховной Рады. Можно меня. Я даю согласие занимать две должности. Кто за?

Бандиты подняли руки, но не хватало нескольких голосов.

– Провести санобработку несознательных депутатов в зале.

После санобработки, которая выражалась в кулачных боях а победителями были оппозиционеры, количество голосов сразу возросло до 245, и теперь вчерашняя оппозиция превратилась в правящую партию и могла принимать любые законы. Депутат Ляшка – Букашка внес предложение легализовать однополые браки, поскольку количество их возросло по всей стране.

– Мы тебя легализуем. Женись, на ком хочешь, – сказал Яйценюх. – Вот на Клочке женись.

– Мне нравится лидер компартии Симоненко, у него зад то, что надо, но я не разделяю его взглядов, – сказал Ляшка – Букашка.

– Ладно, – продолжил Трупчинов, – кто за меня, поднимите руки. Двести сорок пять депутатов подняли руки за. – А теперь назначим премьера правительства. Я предлагаю Яйценюха. Яйценюх, покажись народу. Яйценюх встал, руки по швам.

– Слава Украине, – пропищал Яйценюх бандеровский лозунг.

– Вот видите, Яйценюх – наш. Кто за то, чтобы его назначить? Сто процентов. Слава Украине! Все депутаты трижды повторили этот лозунг. Тут вскочил Ляшка – Букашка.

– Надо решить с Крымом, – сказал Ляшка – Букашка. – Я предлагаю его утопить в море.

– А где этот Крым? – спросил Трупчинов.

– Как где? – удивился Ляшка – Букашка. – Это Балтийское море. Я туда недавно ездил. В Питере пересадка. Меня там пытались пымать москали, но я как задвину одному в промежность, сразу попа засветилась…, аппетитная такая, но чужая, и я не стал вступать с ним в близкие отношения. Я поехал дальше. Смотрю – Крым, а там один флагом размахивает. Ты чо, сука? – спрашиваю. – Да я ничего, я так, жениться хочу, а закон запрещает однополый брак. Тогда я говорю: потерпи, сынок, скоро мы вас ослобоним и тогда можешь жениться на Трупчинове. Я не знал, что Трупчинов займет такие высокие две должности. Прости, Труп….

– Ляшка – Букашка, Крым это пустяковый вопрос, – сказал Яйценюх теперь уже председатель правительства. – Нам надо решить вопрос с языком. Мой мозг мне подсказывает: на Украине государственным языком должен быть только украинский язык, несмотря на то, что большинство жителей Украины пользуются русским, враждебным нам языком, ну если народ будет настаивать разрешим еще идиш, или по-народному, еврейский. На все остальные языки – табу. Русский язык это язык мата и попсы, как говорили наши великие писатели из Львова. В общем, мы не можем и не будем запрещать язык полностью. Пусть россияне, что незаконно проживают на территории Украины общаются на русском на кухне в домашних условиях Хай жеве Украина!

– Хай, Хайль, хайль!

– Нам надо срочно принять ряд законов, – сказал новый спикер Верховной Рады. – Первый и основной закон: разрешить разговоры на русском только на кухне. Кто за? 245 голосов. Принимается. Ура! Слава Украине! Следующий закон: распустить незаконные вооруженные формирования, в первую очередь Правый сектор во главе с Ярушем. Кто за? В зале воцарилась тишина. Вдруг зазвенел телефон у Трупчинова. Трупчинов побледнел. Трясущимися руками нажал на кнопку. Тут же на большом экране засветилось немного уродливое полумужское полуженское лицо пресс секретаря Белого дома Псаки Суки.

– Это говорит Псаки.

– Псаки Суки, Суки Псаки, я внимательно слушаю вас, я имею честь, я готов, – стал лепетать спикер, становясь на колени перед изображением Псаки Суки.

– Ти Труп…

– Я не труп, я Трупчинов, я уточняю для истории, так сказать. Говорите Псаки Суки, умоляю вас. Все, что вы скажете, будет тут же исполнено.

– Ти, Труп, Правый сектор не трогать. Правый сектор союзник США. Ми с Правый сектор работаем уже десять лет. Твой сольдат восточный Украинишэ не будет воевать с маскаль, а сольдат Правый сектор будет воевать не в жизнь а в смерть. Правый сектор есть нацист фашист, Гитлер югенд. Нам нужно победить москаль, так велит Барак.

– Слушаюсь, госпожа Псаки Суки. Скажите, откуда вы все так быстро узнали, вы же за океаном.

– Псаки все видит, все знает. Спутник, разведка, фото.

– А мы тут ничего не видим, ничего не знаем, Псаки Суки.

– Вам не надо ничего знать, ничего видит, вам надо выполнять распоряжений США, как это делают на весь мир. Ми вам показать, ми вам советовать, ми вам приказать.

– Спасибо, Суки Псаки. Сегодня же после полуночи будут посланы войска для наведения порядка в Донецке и Луганске. Указ уже готов.

– Гуд бай, Труп!

Вдохновленные бандеровцы вскочили с мест, стали выкрикивать лозунги, закончив свой шабаш словами:

– Слава Украине.

В это время в зал заседаний вошел Яруш с автоматом наперевес. Снова воцарилась тишина.

– Ты что, сука, хочешь лишить меня оружия? – спросил Яруш Трупчинова. – Да я тебя сейчас изрешечу. А вот, уже описался, трус. Яруш тебя всегда защитит, подарит тебе Красную площадь. Мы с тобой мавзолей разрушим.

– Я…я… Яруш, прости. Хочешь, мы тебе присвоим звание национального героя. Кто за то, чтобы присвоить Ярушу звание национального героя Украины, прошу голосовать? Единогласно. Вот видишь. А, еще легализовать твоих бандитов, прости, бандеровцев. Ей, друзья, кто за? Единогласно.

Яруш наклонил голову в знак благодарности, улыбнулся, погладил свой автомат и случайно направил дуло в зал. Депутаты растопырили пальцы и закрыли ими глаза, вытягиваясь, прижимаясь к спинкам кресел в ожидании выстрелов.

Только Ляшка – Букашка заплакал и попытался опуститься на колени. Когда струйка жидкости потекла по полу (у Лашки – Букашки мочевой пузырь был слаб), Яруш положил автомат на стол.

– Трусливые у тебя депутаты, – сказал он, обращаясь к Трупчинову. Он вытащил большую тетрадь из-за пазухи, где мелким почерком было вписано много фамилий, где-то полторы тысячи. – Это фамилии героев, что стояли на Майдане и привели вас всех хорьков к власти. Мы вас будем контролировать, как вы исполняете свой долг перед народом. Я еще до переворота дал слово госпоже Нудельман на одном из секретных совещаний в посольстве США в Киеве о том, что каждый ваш шаг будет нами фиксироваться. А пока я передаю список губернаторов 25 областей Украины и Республики Крым, глав администраций, начальников отделов. Тебе надо издать указ о назначении каждого бандеровца на высокую должность. Старых, тех, что назначал Янукович, убрать, арестовать, либо призвать в армию рядовыми, обучить и послать на восточный фронт с Россией.

– Слушаюсь, генерал-фельдмаршал, – сказал Трупчинов дрожащим голосом. – Только прошу учесть, что я, как президент, являюсь Верховным главнокомандующим и присваиваю себе звание фельдмаршала, каким был Паулюс. Так что вы, Яруш, должны быть ниже на одну ступень.

– Разберемся, гут бай!

– Слава Украине!

 

13

Украинский парламент походил на все что угодно, только не на парламент. Скорее, это был балаган, базар, цирковое представление. Здесь произносились пустые нацистские речи, угрозы в адрес северного соседа, шли кулачные бои, оскорбления, процветала нецензурная брань. Надо признать, что ни один парламент в мире, не был настолько зомбирован, идейно закален, чтобы походить на гитлеровскую зондер команду, как две капли воды. Депутаты могли проголосовать за все что угодно, даже за ликвидацию мухи, если она во время заседания жужжит над головами слуг народа.

Многим на этот раз приснилось, что каждый из них президент, поэтому на очередном заседании возник вопрос проголосовать еще раз. Трупчинов как никогда был спокоен: в Вашингтоне его назначили Председателем Верховной Рады и исполняющим обязанности президента. Поэтому он не упирался.

– Что молчите, вашу мать?

Долговязый Яцек по прозвищу Яйценюх, вскочил и сказал:

– Наша хракция, хракция великой Юлии, которая сейчас отсутствует по причине…, она чичас у Германии делает новую прическу, строго-настрого приказала: избрать председателем Верховной Рады пузатого Трупчинова.

– Правильно она сказала. Кто за то, чтобы избрать меня председателем парламента во второй раз, так как я сам себя избирал, поднимите руку.

Поднялось 218 рук.

– Не хватает восемь рук. Ребята, поработайте, чтоб хватило рук. Выломайте им руки и положите на стол. Можно коммунистам и регионалам.

Бандеровцы бросились в правую часть зала и начали лупить непокорных депутатов. Лидеру компартии Симоненко досталось больше всех: ему разбили нос, губу и надорвали ухо.

– Ладно, я отдаю четыре голоса за бандитов, – сказал Симоненко.

– Четыре голоса выбейте у регионалов, – посоветовал Трупчинов с высоты своего положения.

Депутат-регионал Чечетов принял стойку на изготовке. Он бы отбился от молокососов из партии Свобода, но приблизился известный боксер Клочка, председатель партии своего имени.

– Ладно, сдаюсь, щеку свернет своим кулачищем. Ребята, выделим четыре голоса фашистам. Это же члены хунты, захватившей власть.

Трупчинов на радостях проглотил горькую пилюлю и тут же в который раз поставил один и тот же вопрос на голосование. Получилось 226. Все члены хунты встали из своих кресел, стали топать ногами и петь фашистские частушки, а Трупчинов начал петь псалмы. Депутат Ляшка – Букашка где-то достал флаг Евросоюза, дорисовал одну звездочку красным карандашом, ходил по рядам и предлагал трижды поцеловать флаг каждому депутату.

Депутат Бенедикт Тянивяму пытался откусить угол флага и положить себе в карман на память, но сломал зуб, зуб выплюнул и сказал: ну его на х…

Депутаты коммунисты решительно отказывались целовать полотнище, а Ляшка-Букашка наказывал непослушных. Он хватал за волосы, в том числе и женщин, подставлял колено и трижды заставлял целовать колено, да так энергично, что не выдерживали депутатские носы, и исходили кровью.

– Так вам бл. и, так вам и надо. А шо з вами робыть? Следующий раз буду подставлять голый зад вместо колена. И будете целовать.

– Пане Ляшко – Букашко, садитесь. Вы молодчина, придется подобрать вам должность.

– А шо? Я буду президентом. Давайте голосуйте за мою кандидатуру.

– Голосовать можно только за того, кого назначили в Вашингтоне. Это ксперимент. Ситувация такая, что надо усилить ситувацию. В нынешних условиях голова Верховной Рады должен быть и головой, и президентом. Поэтому я назначил сам себя президентом. В то время, как вы ходили с флагом Евросоюза для его целования по рядам, я сам себе сказал: как ни тяжела ты шапка Мономаха, ой обшибся. Я сказал так: как ни тяжела ты шапка Бандеры Степана – подставляй голову, коль сама судьба держит эту шапку над твоей головой. Вы не будете возражать пановы депутаты?

– Не-е-е, – заревел Яйценюх, размазывая сопли по лицу. – 226 голосов уже получил, чего тебе ишшо надо?

– А теперь изберем премьера. Яйценюх, да платком, платком вытри сопли, а не ладонью. У тебя лицо блестит, как у кота яйца. Так вот, дорогие друзья, я предлагаю назначить премьером Яйценюха по прозвищу Кролик. Он сопли уже вытер. Яйценюх будет хорошим премьером, а если нет, пойдет на саслык. Кто за? О, лес рук! Поздравляю тебя Яйценюх, наш человек. А теперь выступи с программной речью, как глава правительства.

Яйценюх давно составил программную речь, но ее не записывал, хотел блеснуть умом. Микрофон был уже основательно заплеван, но голос у него был звонкий, немного похожий на женский, да и сам он брызгал слюной, так что в общем все депутаты его хорошо слышали.

– Господа, пановы. Казна – пуста! Я хочу, чтобы эти слова слышали всякие там Бараки, Мерхели, Олланды – Баланды и остальные наши друзья за океаном и до океана, как например Канада, Турция, Китай, Окинава, окромья России, ибо Россия желает нам только зла. И услышав, что у нас карманы пусты, только обрадуется, а нам надо, чтоб человек опечалился и раскошелился. Это Путин приютил нашего предателя Януковича у себя в свинарнике. И не просто так. Янукович зашел в кабинет министров и в банк с четырьмя чумайданами, все выгреб и убежал на атомной лодке. Шо будем робыть? Я только что получил сведения о заварушке в Крыму. Но Крым…это…это не больше села, счас некогда заниматься Крымом. Где Чубаров, Джамилев! Вас, татар триста тысяч. Какое задание вы получили от меня, когда я работал в Крыму? Вытеснить русских из Крыма. Почему вы это до сих пор не сделали? Срочно возвращайтесь в Крым и приступайте к работе. Вы же руководители меджлиса, не простые люди, так ведь? Так что, господа депутаты, не будем забивать себе голову каким-то там Крымом, расположенным за Аляской. А вот казной заняться надо. Я, к примеру, предлагаю ввести… режим экономии каждой физиономии. Каждая физиономия, чтобы включиться в режим экономии, общается с другой физиономией по мобильной связи. Задача оператора взять лишнюю гривну. У нас сорок мульонов граждан, экономия сорок мульонов гривен. Далее, сократить управленческий аппарат. Мы до того развратили наш народ всякими заботами, что дальше некуда. Заболела, к примеру старушка, так она идет к врачу, а не в аптеку, подскажите, пан дохтор, какое лекарство в аптеке взять, а то я не знаю. Надо, к примеру, какой спор решить. Куда все бегут? В исполком. А сами не могут или не хотят потрудиться. Мы что для них, вернее мы кто для них – няньки? Ни фига, пущай разбираются сами. Я часто бываю в Израиле. Так там каждый выполняет свои обязанности и никаких командиров, никто не стоит над душой: делай, мол, так или. Вот и государство процветает. У нас впервые в руководстве практически одни израильтяне, думаю: мы поднимем страну на недосягаемую высоту и даже обгоним и перегоним Израиль на душу населения. Ведь Трупчинов у нас вовсе не Трупчинов, а Трупчанксес Абрам. И среди депутатского корпуса много братьев по крови, одни регионалы – сплошь москали.

Далее. Дяд Сэм хочет завладеть Крымом. И не просто так, за спасибо. Мы получим огромные деньги. Мульярды долларов. Значит надо принимать решение о выдворении Черноморского флота москалей. Крым – это наша земля. Наши люди там воевали, а москали, если участвовали в боях за Крым, то только примазывались, да из-за угла постреливали. Кто Крым отвоевал? Мазепа, вот кто. Надо, чтоб в учебниках это было представлено. Кто выиграл Бородинское сражение? Украинцы, конечно. Не надо стыдиться говорить об этом, и писать об этом, не надо стыдиться. Наши ученые в основном галичане не должны дремать. Пусть перья затачивают и строчат и строчат. В результате Бородинского сражения Крым отошел к Украине на вечные времена. Вы же хорошо знаете, товарищи депутаты. Эй, Ляшка, ты что в мотне ковыряешься? Ни стыда, ни совести. Мы тут с Крымом воеюем, а он, эх, ма! Все, я кончил.

 

14

Трупчинов сидел в кресле три дня и все издавал указы о назначении новых губернаторов областей и об освобождении старых, назначенных президентом Януковичем, который так позорно уступил им власть. Большинство из вновь назначенных губернаторов были ранее пастухами овец на ивано-франковщине и скотоводами на львовщине. Они разбирались в том, что им предстоит делать, как свинья в апельсинах. Они громко кричали «Слава Украине» на майдане, научились орудовать битами и даже коктейлями Молотова. Кто-то из них часто охотился в предгорьях Карпат и был зачислен в снайперы на майдане, а теперь получил самую высокую должность главы администрации одной из западных областей.

Назначение районных глав администраций шли потоком, и Трупчинов не ставил свою подпись под каждым указом о назначении свинопасов главой администрации того или иного района. Этим занимались рядовые работники. Получилось два мешка таких указов с учетом и районных глав администраций, а в каждой области от десяти до пятнадцати районов.

Эта акция прошла успешно без сучка, без задоринки, как в 2004 году, когда такую же повальную замену руководителей производил посредственный пчеловод Украины, зять Америки, муж американки украинского происхождения, гражданин Америки, почетный американский пополиз Виктор Ющенко. Он подписывал все, что рекомендовала жена, а жена делала все, что приказывал Госдепартамент США. Это была первая успешная мозговая атака америкосов на украинские мозги. И сейчас эту миссию возложили на Нудельман и частично на Псаки Суки.

Трупчинов тут же отчитался перед Нудельман, заслужил похвалу и заверение, что в очередной приезд ему будет позволено поцеловать Нудельман в щеку. Наказ губернаторам был один – стараться, стараться и еще раз стараться… выявлять и нещадно бить по морде москалей и только потом сажать в сырые подвалы.

Губернаторы даже устроили соревнование. Губернатор Ивано – Франковска Крысенок взорвал все мосты, построенные своим предшественником Котом, губернатор Днепропетровщины Коломойша назначил десять тысяч долларов за голову одного сепаратиста, а губернатор Одарченко в Херсоне приступил к изучению великого труда Адольфа Гитлера «Майн Камф». Он был малограмотным майдановцем и читал по слогам. Но кое-что усвоил. В день празднования Дня Победы 9 мая выступил перед гражданами с речью. Ему сделали усы и челку под фюрера и пинжак под фюрера. Народу, правда было немного, но он взобрался на самую вершину у памятника Бандере, сооруженному в спешке, и начал так:

– Граждане вильной Украины! Сегодня у нас не день победы, а день траура. Коммунистический режим одержал временную победу над нашим дорогим, нашим любимым фюрером Адольфом Гитлером! Гитлер – наш освободитель. Он уничтожал партизан и евреев, и правильно делал, он освобождал Украину от русских варваров, которые нас, щирых украинцев, потом все равно поработили. Слава Адольфу Гитлеру, слава его верному помощнику, идейному вдохновителю, великому сыну украинского народа Степану Бандере! Слава Украине!

Из толпы вышла женщина с ребенком, она подошла, чтобы плюнуть неофашисту в лицо, но плевки уносил ветер.

– Иришка, плюнь этому психически больному почитателю Гитлера в лицо, может у тебя получится.

Девочка со всей силой выдавила из чистого неоскверненного рта слюну. Ветер унес слюну в лицо губернатору. Но губернатор не обращал внимание. Он продолжал плевать в народ бредовыми идеями фашизма.

Фашизм и нацизм отдельные понятия. В данном конкретном случае фашизм подразумевался как бандитизм. И это доказывал Правый сектор в Киеве.

После подписания последнего указа о назначение последнего губернатора Ужа из Львова губернатором Закарпатья, Трупчинов помчался на майдан к Ярушу. Майдан, как показалось президенту, который недавно назначил сам себя, совершенно опустел. Пахло гарью, мочой, фекалиями и прокисшей кашей.

– Яруш, где ты?

– Чего тебе, хорек? – вышел из засады дикобраз с бородой.

– Я президент Украины и Председатель Верховной Рады. Не смей так обращаться с великим революционером.

– Иди в п…. Я признаю только Яруша.

– А где он, голубчик, ну подскажи, будь другом.

– Позолоти ручку, – сказал бородач.

– Вот тебе сто долларов.

– Мало.

– А сколько тебе?

– Пятьсот минимум.

– Что для революции не сделаешь! – произнес Трупчинов, извлекая пять сотен из кармана.

– Мой президент Яруш выбирает себе внедорожник во дворце Януковича под Киевом. Бери такси и дуй. Не говори, шо я тебя туды направил. А то убью.

Минут сорок спустя, новый президент уже был на даче президента Януковича. Правый сектор там орудовал вовсю. Так как входные ворота были на запоре, и входную дверь Виктор Федорович не забыл закрыть на ключ, все было срезано болгаркой, окна выбиты железным ломом, и просвещенные аборигены вошли в покои, врубили свет и застыли от красоты, которую раньше никто из них никогда не видел.

– О-о-о-о! Надо все это разрушить, а вдруг вернется хозяин.

– Поджечь!

– Унести на Майдан.

– Я хочу ето блестящее зеркало подарить своей Ядвиге. Давай лом лопатку, сымай.

Первый же удар и зеркало в золоченой раме рассыпалось по блестящему полу из ценных пород дерева.

– Вот етот патрет. Голая девка, гы-гы-гы!

Прибежал запыхавшийся Яруш.

– Что вы делаете, свиньи? Брысь отсюда. Госпожа Нудельман, я их накажу. Дворец мы трогать не станем. Я только внедорожник национализирую, он мне необходим в войне с москалями.

– Моя все видит, все знает. Дворец оставить, пусть он принадлежит Украине, а Украина может подарить этот дворец Пейте, нашему послу в Киеве.

«Гм, америкосы, все видят, все знают. Скоро в туалет начнут заглядывать. Если я стану президентом, я дам им от ворот поворот. Украина должна быть самостийна не только от москалей, но и от америкосов. Это Трупчинов с Яйценюхом продают Украину задаром. Им лишь бы должности сохранить. Но мы будем следить за их деятельностью. А указ верховной Рады о роспуске незаконных формирований придется отменить». Он тут же нажал на кнопку звонка. На проводе был Трупчинов.

– Эй, ты Труп! Заставь своих дебилов отменить решение Верховной Рады о роспуске незаконных формирований. Сегодня же.

– Ой, они обедают, а после обеда сон, как я их соберу?

– Если не можешь собрать, я пошлю свою гвардию, они пальнут один раз по безмозглым головам, а те, что сумеют уцелеть будут принимать решение, понял? Или сам управишься?

– Сам, сам, я постараюсь управиться. Откажусь от обеда, хотя отказаться от обеда мне ни разу еще не приходилось, даже когда возглавлял…

– Не трепись, баптист. Иди, выполняй задание. В восемнадцать часов доложишь о выполнении поручения.

Трупчинов как мог, собрал внеочередное заседание Верховной Рады и огласил заявление.

– Некоторые силы, враждебные, пророссийские силы, подсунули нам идею разгона прогрессивной народной партии, простите, прогрессивного объединения под названием «Правый сектор». Призываю осудить это предложение, отменить постановление Верховной Рады, и пожелать командующему Правым сектором Ярушу исполнять свои обязанности. Он и его армия будут защищать интересы украинцев на всех фронтах.

– Так это же ты, Трупчинов, и предложил разоружить всякие формирования, – сказал председатель компартии Симоненко.

– Я? Не может такого быть. А если что-то подобное и говорил, то я не имел в виду нашего друга Яруша. А в общем, не стоит вспоминать старые басни. У меня приказ нашей матушки Нудельман и принцессы красавицы Эштон. Кто за, прошу голосовать.

Набралось 228 голосов. Решение принято. Теперь Трупчинов мог спокойно ходить по залам Верховной Рады и возвращаться домой на ночь, не чувствуя за собой хвоста с заряженным пистолетом.

Он облегченно вздохнул и позвонил Ярушу.

– Дорогой кум, твое задание выполнено на сто процентов. Мои Яйценюхи проголосовали единогласно. Я им обещал ресторан. Нужно пять тышш долларов, одолжи, а?

 

15

Трупчинова поразила весть о смерти 93-летней тетки президента США Барака Сильвии Огамы. Он читал псалмы с дрожью в голосе, и долго не мог прийти в себя. А когда пришел в себя, вспомнил, что он не одет, как полагается бабтисту. Благо, он тут же стал исправлять свое упущение. Одевшись в черную сутану, повесив тяжелый медный крест на шею и набросив колпачок на лысину, сфотографировался и сочинив длинное соболезнование, послал президенту США. «Целую в пятки вашу дорогую тетку, преклоняюсь перед вами, великий человек мира и всея Украины, которую вы взялись ослобонить от игы москалей. Да будет земля пухом вам и вашей тетушке Сильвии Огаме и да снится ей наша революция, на которую вы выделили из своего кармана пять мульярдов долларов. Умоляю вас, великий Барак, пришлите мине фитографию тетушки Сильвии, которая будет висеть в моем президентском кабинете до скончания века. Я размножу эту фитографию на принтере, подарю от вашего имени экземпляр Яйценюху, премьер-министру, другу вашей разведки Наливайразливайченко, Вавакову и будущему президенту Вальцманенко, которого вы изволили избрать, вернее, назначить и избрать украинскому народу на благо Америке. Он, Вальцманенко, так рад этому великому для него и для всей Европы событию, что руки у него дрожат и ноги подкашиваются. И не спит ночами. Я все прошу его съездить в Донецк разобраться с сепаратистами, перестрелять до единого, ежели таковые имеются, а он отвечает: там никого нема. А я ить уже послал туда войска для наведения порядка. Не хватает только американского оружия. Вы пока не можете пойти на этот справедливый шаг, будучи опечалены смертью тетушки Сильвии, да будет земля вам пухом, то бишь вашей дорогой тетушке Сильвии. Пребывающий в трауре и. о. президента свободной лояльной вам страны Украины – Трупчинов».

Не снимая сутаны все это время, Трупчинов долго молился, читал нараспев те же псалмы, что и до облачения в сутану и не отвечал на звонки. Пение сливалось в дребезжащий звук, все мухи переполошились и забились, спасая свою шкуру, в щели до скончания века. Яйценюх после третьей попытки выйти на связь, перепугался и никому ничего не сказав, покинул свое любимое место – Совет министров свободной Украины и посеменил на Банковую. Здесь недавно восседал Янукович и казалось, что там будет сидеть вечно, но время так быстро бежит, ситуация меняется и теперь Яйценюх шел навестить своего друга, который может встретить его скупой улыбкой, глубоко посаженными глазами и суровым взглядом.

Три секретаря стояли у двери, но Яйценюх так вылупил глаза, что все трое разбежались, а один в качестве защиты пытался надеть кресло на голову. Яйценюх не успел даже закрыть за собой дверь, как перед его глазами предстал великий Трупчинов в черном одеянии с крестом на шее и второй крест держал в руках, пытаясь приложить к губам Сильвии, изображенной на фотографии с немного выдвинутым кадыком.

– Господи помилуй, господи помилуй и благослови! – запел он и дал Яйценюху поцеловать крест.

Яйценюх тоже стал на колени, приблизив свои отвисшие губы к левому уху пастора, и шепнул:

– Твоя первая жена померла? Как ее звали?

– Это…это тетка нашего друга, нашего спасителя Барака. Вот тебе один экземпляр фото, повесь в своем кабинете над головой, как вешали раньше Ленина. И молись, шоб земля ей пухом была. И каждому министру вручи по экземпляру. Эта тетка Сильвия – волшебница. Благодаря ей, у нас увеличится урожай пшеницы в девять раз. Мы всех переплюнем и прежде всего Россию, нашего заклятого врага.

Яйценюх трижды стукнул лысым лбом о ступеньки возвышения, где стояло кресло президента.

– Знал бы президент Барак, как ты ему предан, он остановился бы на твоей кандидатуре, а не на Вальцманенко. А теперь вставай, переоденься, и обсудим мировые проблемы.

– Без Юлии?

– Эта старуха будет только мешать нам. После обсуждения и принятия решения, я могу поставить ее в известность. Ты издашь Указ, а я ознакомлю с ним весь аппарат Совета министров. Закрой дверь на ключ, а то может ворваться Юля или тот же Вальцманенко. Правда, они теперь соперники, и Юля, непредсказуемая Юля, может натворить беды.

– Какой еще беды? Если она идет в приемные покои президента, то с плащом, который она сымает с плеч в раздевалке, она должна снять всякие непотребные замыслы, в том числе и дурное настроение. Сюда можно принести только американскую улыбку до ушей. Вот, к примеру, ты, где ты научился так улыбаться? В Америке, конечно. Правда, у тебя обнажаются все клыки, даже задние светятся, в результате чего ты приобретаешь вид дикобраза.

– Да что там я? Я не кандидат, а вот вы…, вы все кандидаты. У Юлии может быть короткий меч, али пиштоль под юбкой, у Вальцманенко – бомба. Вот и погибнете все, а кресло президента останется пустым. Ну, ладно, давай повестку дня. А если они чичас нагрянут, я испаряюсь, меня нет.

– Я знаю повестку дня, – произнес Трупчинов, снимая сутану и оставаясь в трусах. – Это опять Донбасс.

– Это уже не просто Донбасс, это уже республика Донбасс. Их свыше десяти мульонов. Что нам с ними делать? – сокрушался Яйценюх.

– Это террористы, – произнес Трупчинов. – А коль террористы, их надо уничтожать.

– Только Донецкая и Луганская области, больше никто к ним не примкнул и не примкнет. А это значит: все боятся. И никто не знает почему. Не хватает мужества, умения организовать себя, или защитить свои шкурные интересы: моя хата с краю, я ничего не знаю, превалируют над очевидной необходимостью. Почему жители Запорожья ходят как по струнке и в каком-то позорном ужасе ждут, что будет завтра? Почему Днепропетровск так быстро сдался моему другу еврею Коломойше? Кормит их, одевает, обувает. Обещает золотые горы.

– А вот работяги Донецка и Луганска, которых мы всегда считали людьми второго сорта, проявили мужество и стойкость, которая заставляет задуматься. Оказалось, что их нельзя уговорить, их нельзя запугать, их невозможно обмануть, – Трупчинов долго чесал за ухом.

– А я боюсь гражданской войны – она позор для любой нации. В России только Ленин организовал гражданскую братоубийственную войну, он был в ней заинтересован, это было его моральное и духовное кредо.

– Надо двинуть армию, вооруженную до зубов, на Луганск и на Донецк. Барак велит. Вот тут его постскриптум: двигай войска на восток. Я только вчерась подписал Указ о назначение нового министра обороны и если ты согласен завтра же отправляю его в войска.

– Я согласен, я согласен, почему бы нет? – Яйценюх достал блокнот и новую ручку и стал записывать. – Один день, два дня и весь восток будет покорен. Может, немного зайдем вглубь России и скажем: вот тебе, Путин – Распутин, видишь, младшая сестра, а нокаутировать может, га-га-га!

– На содержание армии нужно много денег. Где их взять? запустить печатный станок?

– Надо призвать народ, пусть сбрасываются. Пусть каждый гражданин перечислит пятерку со своего мобильника, – предложил Яйценюх.

– А как это сделать, подскажи, – Трупчинов спрятал крест в стол. – Надо что-то придумать, хитрое такое.

– Я придумаю. Но тут без хитрости не обойтись. Мы эту хитрость разработаем и запустим.

– Яйценюх, мой дорогой! Мне нужные сведения в срочном порядке о работе моих губернаторов…

– Нет, моих. Это мои губернаторы, а я их премьер.

– Пусть будет так. Но ведь ты – мой…со всеми губернаторами, поскольку я издавал указ о твоем назначении, – произнес Трупчинов повышенным тоном. Вот Одарченко в Херсоне полностью изучил труд Гитлера «Майн камф» и уже цитировал его с трибуны. Одна женщина с ребенком на руках пыталась приблизиться к нему, но он устремил свой взор в ее глаза, у нее глаза потемнели, чуть не ослепли, и она вернулась на место, представляешь? Вот какого губернатора я назначил своим Указом. Ты не хотел бы стать губернатором, ведь Одарченко заслуживает памятник, я издам об этом Указ.

– Но там стоял «Правый сектор», – произнес Яйценюх страшную фразу. – Боюсь, этот Правый сектор скоро будет стоять у моего кресла: один боец справа, второй слева. В этом случае, полный паралич вырисовывается.

– Я тоже побаиваюсь Правого сектора, – произнес Трупчинов шепотом, – но надо что-то делать. Так велит дядя Сэм. А дяде Сэму подчинен весь мир. Надо терпеть.

В кабинет президента ворвался Яруш.

– Такую вашу мать. Всех губернаторов назначили своих. Один Одарченко наш парень. Я вас смету. Срочно меняйте эти Указы. Во главе областей должны стоять одни бандеры.

– Член правого сектора Подковырко назначен губернатором Крыма, – выдал Трупчинов. – Он пока не в Крыму, Крым оккупирован, но мы скоро освободим Крым, и Подковырко приступит к своим обязанностям немедленно.

– Ты сам становись губернатором Крыма. Русских оттуда не так просто вытурить. Это может сделать только Правый сектор, но Правый сектор еще не окреп в боях. Я формирую две дивизии для Донбасса. Там мы покажем, москалям, где раки зимуют. И тогда Подковырко может приступить к освобождению Крыма.

– Крым – наш! – воскликнул Трупчинов.

– Крым – наш! – вытянул руку Яйценюх.

– Слава Украине!

– Хайль!

– Хайль!

– Нехайль!

 

16

Бедный Савик Шустер! Как ему не везло. Из России, где он стал известным на весь мир тележурналистом, его изгнали. Что ему было делать? Передачи по телеку это его хлеб. Он не умел держать молоток в руках и даже не знал, для чего он служит. И супруга Белла была уверена, что булки растут на дереве. В таком же духе воспитывались и дети. К этому времени в Украине национализм цвел и пах и те, кто уже ненавидел старшего брата, предложили Савику Шустеру обосноваться в Украине. Савик несказанно обрадовался, собрал чемоданы в Москве и переехал в Киев, где организовал передачу под названием «Шустер Лайф».

Как он старался! Телезрители, как в России, так и на Украине, которые уже успели полюбить передачи Савика, липли к телеэкранам по пятницам, перестали его узнавать. Он стал похож на бандеровца. Простим ему такое перевоплощение, помня, что своим старанием он зарабатывал себе на хлеб.

Где-то наедине с самим собой, он понимал, что здесь все не то, все не так. Дошло до того, что он стал пугаться своих мыслей и загнал их глубоко внутрь.

Нельзя отказать Шустеру в мастерстве: он очень медленно и тактично поливал грязью свою бывшую страну, в которой долгие годы господствовал в эфире. Сначала надо было смотреть через увеличительное стекло, чтобы это понять. Однако, когда в Киеве была свергнута законная власть и государственный руль очутился в руках хунты, когда стали называть черное белым и наоборот белое черным, Шустер не колеблясь изменил своему журналистскому долгу. Как и члены хунты, он начал вылизывать пятки швабам и американцам, поливать грязью людей, умирающих на полях сражений Малороссии, когда-то подаренной Лениным Украине. Шустер стал неподражаемым предателем правды и объективности.

Каждую пятницу вечером у него в студии собирались зомбированные хорьки высокого полета, которые называли лучших сынов Юго – Востока сепаратистами, бандитами, террористами. Женщины и дети, которые варили дома галушки и несли своим сыновьям на передовую, тоже террористы и сепаратисты. Их Путин прислал из Москвы, он их выращивал у себя на даче, вооружал и отправлял на Донбасс. А жители Луганска и Донбасса льют слезы по бандеровцам из Правого сектора.

После вступительного слова Шустера, к микрофону, опираясь на палку, ковыляет знаменитая на весь мир лиса Юлия Капительман. На самом деле ей эта палка не нужна, она просто пускает пыль в глаза зрителям. Это ее конек, ее тактика. Эта тактика всегда приносила желаемые плоды. Юлю любили за ложь, за улыбку, за веночек вокруг головы, за бесконечные обещания, которые никогда не реализовывались. Юля недавно вернулась из Германии, куда ездила якобы для лечения спины, но спина у нее никогда не болела, за исключением одного сбоя в молодости, когда в Крыму легла под бурного кавказца и слишком высоко задрала ножки, почти до ушей. Но это было так давно, а то, что было давно, это неправда.

А недавно в Германии, в салонах парикмахерских Берлина, где ей десять раз меняли прическу, убрали морщины и мазюкали морщинистое личико розовой краской. Так ей лечили спину. Юля получилась, как в прошлые годы. Только походка изменилась… на походку пожилой и злобной женщины.

Теперь, в студии Шустера, она подошла к микрофону, опираясь на палку, окинула всех мудрым взглядом и произнесла:

– Слава Украине!

– Слава Украине! – повторил Тянивяму и все участники передачи вместе с Савиком Шустером.

Юля еще раз обвела аудиторию знакомым медленным взглядом, сопровождая этот взгляд знакомой улыбкой и, немного помолчав, стала изрекать мудрые мысли.

– У меня есть армия. Я содержу эту армию на свои скромные личные сбережения, трачу по миллиону гривен в день. Это скромная, хоть и немалая сумма. Я эту армию планирую отправить в Донецкую и Луганскую области, смести там всех русских террористов, засланных Путиным и отправить их дальше на Москву. Кто такие террористы и сепаратисты? Это все, кто там проживает, это те, кто посмел, вы вдумайтесь в это слово: посмел возразить воле нашего президента Трупа, моего Саши Трупчинова, который послал армию на Донбасс для защиты украинской мовы. Видите, эти русские хотят балакать на русской мове, на языке мата и попсы. Как они смеют выражать крамольные мысли?

– Это сделаю я, – произнес с места первый заместитель Яруша Березко по кличке Пузырь. – Мы двинем дальше на Моську. По Красной площади бум шагать.

– Москвы уже не будет, один пепел останется от Москвы, – патетически воскликнула, недавно покинувшая тюремный профилакторий, молодая бабушка Юля. – У меня много знакомых лидеров в Европе, с которыми, я вынуждена признать, у меня были внеслужебные отношения, я тогда была моложе и…и…и любвеобильнее. Так вот, у них есть напалм, они этим напалмом как зафигачат по Красной площади, один пепел останется. Но это не главное. Москва это ерунда. Я много раз была в Москве. Ничего особенного. Киев куда лучше Москвы. Киев – город мира, а Москва – провинция. Главное, мои дорогие, это выборы. Я человек честный и откровенный и заявляю…пусть слышат все, в том числе и Мадлен Олбрайт, великая женщина Америки, и Нудельман Виктория, оказавшая неоценимую услугу нашей победной революции. Так вот, дорогие мои, я заявляю во всеуслышание: если меня в этот раз не изберут президентом, я организую Второй Майдан. Я хочу обогнать основного соперника Вальцманенко на президентских выборах. Я ему предлагала принять участие в теледебатах, но он струсил, подлец, и не пришел на эти теледебаты со мной, великой Юлией. Так вот я хочу тебе сказать: Петя, уступи, лучше будет, не уступишь, хуже будет.

Моя программа: всех богатых людей заставить платить налоги, делиться, а тот, кто будет уклоняться – под дуло пистоля, либо на веревку и подвесить. Вот глядите, у Коломойши, хоть он и брат … – восемнадцать дач. Три в Крыму, остальные пятнадцать в других странах мира. А у меня всего три. Одна в Крыму, одна под Киевом, две в Англии, одна под Римом и четыре в США. Разве это много? Члены моей партии сдали не по пятерке на содержание армии, а по шесть гривен, значит, армия стала боеспособнее на одну гривну. Что касается газоснабжения. Я предлагаю отказаться от российского газа, от него исходит враждебный запах, он агрессивен, этот газ нас оккупировал. Американцы нам будут добывать сланцевый газ, он в десять раз лучше москальского. Есть ли ко мне вопросы? А, у вас вопрос? Давайте.

– Великая Юля! Скажите, если бы президент России Путин стал на колени и сказал: Юля, давай с тобой встретимся и обговорим спорные проблемы, вы бы пошли на такую встречу?

– Путин? А кто такой Путин? А, поняла. Нет, не пошла бы. Путин не пользуется авторитетом ни в Европе, ни в Америке, ни в Украине. Он меня просто боится. Сколько мы ему за газ не платим, а он нам поставляет его бесплатно, между прочим. А перед своими гражданами все обещает: будем помогать Украине, будем помогать, мы заинтересованы. Зато, товарищи, мы не заинтересованы и лично я не заинтересована. Наши интересы – Америка, Европа, НАТО. Вот наши интересы. А так называемых братьев мы быстро поставим на колени. Они еще будут нам платить за то, что мы потребляем их вонючий газ. Я заработала немало денег, будучи премьером страны, когда страна процветала под моим руководством, и теперь часть этих денег буду тратить на свою армию, она будет воевать с москалями до полной и окончательной победы. Ты, товарищ Путин, будешь еще у моих ног валяться и просить прощения не только за газ, но и за кое-что другое. Я все сказала.

– Но, после такой речи, – с удивлением произнс Савик Шустер, – я право не знаю, что сказать. Это блестящее выступление. Убедительнее мог бы быть только автомат Калашникова в руках Яруша и всего правого сектора. Браво! Браво, господа. Мне ничего не остается делать, как предоставить слово Разливайналивайченко. Прошу, Разливай Наливай!

Наливайразливайченко вышел к микрофону без бумажки. Как у всякого шпиона у него была хорошая память и золотое правило: не пользоваться конспектом. Он помнил пословицу: что написано пером, не вырубишь топором.

Он посеменил к микрофону плавно, как кот и начал с главного.

– За десять лет работы в разведке, враги мне приписывают сотрудничество с американской разведкой, но это далеко не так. Я только консультировался с американцами, но американцы наши люди, они желают нам добра. Это мощная гора, за которую в любое время мы можем скрыться от агрессоров с востока, что оккупировали Крым. Так вот, американская разведка вынесла мне серьезный выговор за то, что я проморгал Крым, но тут не я один виноват. Виновата обстановка. Власть переходила из рук в руки, более надежные, более крепкие, можно сказать на века. Мы теперь работаем в России, изучаем там обстановку. У нас там уже есть свои люди. Скоро услышите звуки выстрелов. Это теракты. Мы и Путина зацепим. Пусть знает, что такое младший брат, каким он может быть мстительным, если его обидят. Наша разведка уже выяснила: если крымчанам перекрыть воду, Крым задохнется, он захочет пить. Мы еще и элестричество им отключим.

– Блестяще! – похвалил Шустер.

 

17

Генерал Киваль недавно вернулся из Крыма, куда был послан Трупчиновым с приказом Верховного главнокомандующего в штаб украинской армии, расположенной в Крыму, срочно начать военные действия против народа Крыма, осмелившегося протестовать. Как это так? Свободы захотели москали, да кто им разрешил захотеть этой свободы?

– Срочно поднять наши войска, расположенные в нашем Крыму, там их двадцать тысяч. Да москали в штаны наложат, если поднимется двадцатитысячная доблестная украинская армия. Да это же все бандеровцы, они уже воевали в других странах. Можно сказать так: это головорезы. Они голову Путина должны нам доставить в Киев. Генерал Киваль, смирно, генерал Киваль! Вот мой указ о начале военных действий против огрессора. Аллилуйя, аллилуйя, аминь.

Генерал Киваль трижды перекрестился, взял Указ и спрятал в укромное место своего кителя.

Мерседес уже ждал его во дворе. Он уселся на заднее сиденье и размечтался. Если все удачно – быть ему маршалом. Но это еще не все: он будет министром обороны страны, а там, глядишь, и президентское кресло начнет клониться в его сторону. Дача в Крыму, прямо на берегу моря и еще одна дача в штате Колорадо, и детям по одной даче в Париже, в Риме.

– Включи музыку, американский джаз или чего-нибудь наше, украинское, а я малость подремлю.

Пока Киваль дремал, российская разведка бодрствовала. Спецслужбы, эти глаза ночного видения, уже определили маршрут генерала, и как только он очутился в Крыму, его встретил целый эскорт машин. Вышли два «украинских» генерала.

– Ласкаво просимо, генерал Кивалко, – сказал один из них, прикладывая руку к козырьку.

– Откуда вы знаете, что я должен прибыть?

– Мы все знаем, прошу.

– Я сейчас позвоню Верховному командовачому, сказа Киваль, доставая мобильный телефон. Но телефон оказался заблокирован.

– Цэ щось не тэ.

– Тэ, тэ.

Четыре человека в масках окружили генерала и посадили в свою машину. И увезли совсем в другую сторону, но не туда, куда надо. Он все пытался заглянуть в окно, но две маски мешали ему это сделать.

– Приказ о начале военных действий, – потребовала одна маска. Доставайте и покажите приказ!

– Да шо цэ таке? Зачем показывать? – удивился генерал Киваль. – Это, это военная тайна. Я лучше его съем этот указ на ваших глазах.

– Генерал Киваль, вы же взрослый человек, к тому же служили в России и знаете, что к чему.

– Знаю, знаю, знаю. Я того, я с вами, я против всяких там переворотов, разворотов. Эти бандеровцы, они ненормальные люди, они сошли с ума. Все сошли с ума. Затеять войну с собственным народом по приказу Барака, да это же…безумие. Я возмущен, я против, я сам выступлю против, даю слово.

– Генерал Киваль! Если хотите, оставайтесь у нас. Вы будете в той же должности, но зарплата у вас будет в два раза больше.

– Это хорошее предложение, только у меня семья в Киеве. Надо забрать семью.

– Хорошо, отдайте нам приказ и возвращайтесь в Киев, мы вас ждем.

Генерал отдал приказ, долго чесал затылок по пути в Киев, но оказалось, что вывезти семью из Киева не удастся. Когда раздался звонок из приемной Трупчинова, самозваного президента, жена в это время активно чистила пуговицы на мундире своего мужа.

– Будь осторожен. Мы все можем погибнуть.

– Не переживай: я все уже решил.

На приеме у Трупчинова генерал Киваль доложил, что приказ передан в штаб украинской армии, расположенной в Крыму, что идет активная подготовка к активному наступлению на моряков Черноморского флота России и других тушек, засланных Путиным для попытки переворота.

– Молодец, генерал Киваль. Ты истинный патриот Украины. Я назначаю тебя министром обороны неньки Украины. Примай дела и оправляйся в Донецк, подави путч. Вообще, как посмели эти шахтеры оказывать сопротивление моей доблестной армии, которую я послал недели две тому назад? Разберись, пожалуйста. Переломай им кости всем и отдай бродячим собакам. Это будет отличный корм.

Так генерал Киваль вернулся домой не просто генералом, а министром обороны. У супруги Маруньки стали квадратные глаза, она их потом не меняла, они всегда оставались квадратными.

Уже на следующий день министр обороны Киваль был в Донбассе. Здесь разгоралась война с собственным народом, правда, воевать пока было нечем: несколько вертолетов, требующих ремонта, пятнадцать танков старого образца и восемь дальнобойных пушек, да основное солдатское оружие – автоматы Калашникова. Не все вояки умели обращаться с оружием. Киваль схватился за голову и чтобы хоть что-то сказать на заседании генштаба, произнес:

– Придется стрелять в непокорных прямой наводкой, ничего не поделаешь. Но, чтобы стрелять, надо сначала самим обороняться. В этих местах никакой границы с Россией нет. Что будем делать?

– Я знаю, что делать, – вытянул руку зам командующего генерал – полковник Стецько.

– Докладывайте, Стецько.

– Надо рыть ров вдоль границы. Четыре метра шириной и четыре метра глубиной. Такой ров русские танки не одолеют. Мы будем стоять на нашей стороне, и показывать им дулю. Ясно, что нам оказывают сопротивление русские войска, ибо шахтеры, а это шахтерский край, находятся в забоях, они добывают уголь и не желают воевать. А русским мы покажем дулю.

– Дулю?

– Дулю! – обрадовались командующие фронтами с численностью солдат в несколько взводов.

– У нас солдат мало, – сказал министр обороны Киваль, – всего девяносто человек. По дороге сюда рассеялись, как мне сообщила разведка. Кроме того, есть сведения, что солдаты не хотят стрелять в безоружных, женщин с детьми на руках. Я, конечно, доложу Трупчинову и кандидату в президенты Вальцманенко, у них связи в Вашингтоне, пусть просят помощи. Вы что там делаете, Стецько?

– В таких случаях я всегда советуюсь с Паруубием. Сейчас свяжусь с ним по телефону. Паруубий? Это енерал Стецько. У нас промблема. Наши солдаты не хотят стрелять в безоружных граждан, как быть? Потерпеть? Вы пришлете Яруша и его банду? О, это очень хорошо. Вот видите, члены Совета обороны, проблема решается. Пока мы выкопаем ров длиной в двести километров, сюда прибудет Правый сектор, нечто вроде НКВД и будет расстреливать тех наших солдат, которые не захотят стрелять в наших врагов. А все, кто не с нами, тот против нас. Это все те, кто хочет удрать в Россию, но через ров не сможет перебраться, короче это все жители Донецкой и Луганской области.

– Генерал Стецько, смирна – а!

Генерал Стецько вскочил, руки по швам и высоко задрав голову, произнес:

– Слава Украине!

– Я прошу об одном. Не забывайте, что у вас теперь есть министр обороны.

– Есть не забывать министра обороны. Только….я буду ходатайствовать о присвоении вам звания маршала Украины, а то я генерал-полковник, а вы всего лишь генерал. Позвольте выполнить эту миссию.

– Выполняйте.

– Позвольте отлучиться для выполнения задания.

– Отлучайтесь.

Стецько отправился в другую землянку, позвонил Трупчинову:

– Срочно пиши Указ.

– Какой еще Указ?

– О присвоении звания министру обороны маршала Украины. А то он министр в звании капитана, а я енерал – плутковник его первый заместитель, как так?

– Дык я уже такой Указ издавал.

– Издай еще один, какая тебе разница. Это же министр обороны, а не х… собачий.

– Продиктуй мне текст, а то я в этих званиях не очень разбираюсь.

– Ты и себе присвой маршала, ты же главнокомандующий всеми вооруженными силами.

– Диктуй!

Стецько продиктовал текст о присвоении звания министру обороны Кивалю, а про президента забыл.

– А про меня почему забыл? – всхлипывая, произнес Трупчинов. – Ты же обещал. Кроме того, я не лыком шит, ты знаешь. Мне и жену надо порадовать. Я банкет устрою и тебя приглашу.

– А почему ты назначил министром обороны Киваля, а не Стецько, то есть меня?

– Это Яйценюх все воду мутит. Он предложил кандидатуру в Верховной Раде. Депутаты проголосовали, а мне поручили издать Указ. Мне ничего не оставалось делать, как подписать заготовленный текст. Но если министра обороны убьют на поле боя, я тут же напишу Указ назначить тебя министром.

– Тогда пиши текст Указа.

Так президент Труп… стал маршалом Украины.

Стецько вернулся на заседание Совета обороны и огласил Указ о присвоении звания маршала капитану, то бишь генералу Кивалю Василию Петровичу. После жидких аплодисментов и поцелуев новоявленного маршала в губы, новый маршал сказал:

– Спасибо, друзья за эту шутку. У меня вопрос: кто будет рыть ров четыре глубиной и четыре шириной.

– Надо организовать население, – предложил Стецько.

– Но им же надо платить. Где деньги взять?

– Надо обратиться к дяде Сэму. Пущай раскошеливается, коль взялся поработить Украину.

– Я не возражаю, – сказал министр обороны. – Завтра вернусь в Киев, встречусь с Вальцманенко, у него прямая связь с Вашингтоном, который собирается назначить его президентом. А пока Совет обороны позвольте считать оконченным. Надо нам всем посетить линию хронта, посмотреть, что к чему.

«Маршал» Киваль все еще в погонах простого генерала встал с кресла и вся ватага направилась на передовую. На передовой было три танка, два из которых требовали ремонта, одна стомиллиметровая пушка и несколько вертолетов. Солдаты находились в лежачем положении, щипали травку, запихивали в рот и жевали отдельные листочки.

– Товарищ енерал, со вчерась не кушали. Иногда бабульки нам приносят по кусочку хлеба, но ить от их стыдно брать. Завтра прикажете по ним палить.

– Потерпите, хлопцы, – сказал министр обороны. – Денек-два, не больше. Завтра буду в Киеве и решу этот вопрос. Надо встретиться с Трупом или Вальцманенко, пусть раскошеливаются. Воевать можно только на сытый желудок. Как ведут себя сепаратисты, не стреляют?

– Да никакие они не сепаратисты, – уверенно заговорил сержант Домоклов. – Обычные ребята, воюют за незалежнисть. Ну и уступили бы им.

– Сержант Домоклов, смирна! Уступишь им, другие попросят. А мы на страже единства нашей великой нации.

– Хлеба! Хлеба! – зашумели солдаты. – Хлеба и денег. Нам обещали. Что это за страна, которая не может содержать свою армию? Мы не будем стрелять по мирным людям, по старухам, которые нас подкармливают.

– Давайте, уйдем отсюда как можно быстрее, – стал призывать заместитель министра Стецько. – Я знаю их. Тут не без пропаганды москалей: придушат.

Высокое начальство отправилось искать место, где должна будет пролегать траншея шириной в четыре метра и глубиной в четыре метра.

– Лопату! – приказал министр обороны.

– Подать лопату, – приказал Стецко.

Министр обороны выкопал небольшую ямку и стал задыхаться, дальше копать мешало пузо.

– Отсюда и до…Москвы! – приказал он, требуя, чтоб остальные повторили его слова.

– На первый случай пусть будет длина в триста километров, а дальше посмотрим, как будут реагировать москали. Если что, то и мы то, если они не то, то и мы не то.

– Согласен, – сдался министр обороны, отмахиваясь от мухи, хотя никакой мухи не было: ему просто мерещился Кремль. – Я улетел.

– Куда?

– В Киев к Трупчинову, Яйценюху и Вальцманенко.

– Доброго пути!

– Слава Украине!

– Бандере слава!

 

18

Трупчинов в черной рясе читал молитву, Яйценюх ковырялся в зубах, а когда он ковырялся в зубах, никто из смертных не смел приближаться к его сиятельству. Оставался Вальцманенко. Но Вальцманенко готовился к инаугурации за две недели до выборов президента.

Псаки Суки позвонила ему из Вашингтона и сообщила приятную новость: госпожа Нудельман внесла предложение Госсекретарю Кэрри, своему непосредственному начальнику, а тот обрадовался и тут же побежал к Бараку. Тот вытаращил глаза, а когда немного отошел, спросил:

– А этот Вальцманенко сможет ослабить Россию, а потом перекинуться на Китай?

– Сможет, я уверен в этом, – заверил госсекретарь Кэрри.

– Тогда назначай его президентом Украины и выдели ему фургон оружия. Расконсервируй и выдай. Оно все еще хранится на складах со времен Второй мировой войны. Действуй, Кэрри.

Обрадованный Кэрри побежал доложить Нудельман, Нудельман позвонила Псаки Суки, а Псаки Суки дала гудок в Киев Вальцманенко.

– Вальцманенко, ты иудей? Хотя все равно. Наш босс Барак назначает тебя президентом Украины на пять лет. Можешь готовиться к инаугурации.

– Ура, ура, слава Бараку, слава Псаки Суки. Шалом Нудельман, шалом Барак! Хай жеве, хайль, хайль! Но выборы только через две недели, а это так долго. Может сократим до двух дней. Умояю вас, Суко Псако!

– Выборы это ерунда в наше время. Главное, что босс дает согласие, а выборы приложатся. Хотя…лучше подождать до выборов. Проведи эти выборы в срочном порядке.

– А если?

– Что если? У тебя автоматчики есть? Есть. Поставь по одному солдату у каждой урны и дай инструкцию: пусть следит. Смотри, чтоб слепых было поменьше.

Вальцманенко сразу побежал на Майдан и увидел, что там беспорядок: Правый сектор никуда не уходил, а надо бы, чтоб ушел. А чтобы Правый сектор очистил площадь от грязи от вони, фекалий и мочи, надо назначить Клочку мэром Киева. Он извлек мобильный телефон и нажал кнопку. Но никто не отвечал. Клочка выступал перед народом, обещал золотые горы киевлянам, а когда кто-то сказал, что живет недалече от Майдана и нечем дышать, Клочка тут же дал обещание очистить площадь от революционеров, незаконно занимающих это почетное место путем установления палаток еще осенью прошлого года.

– И мэрию надо очистить от погани, – произнес он и осекся. Слово погань не только смутило, но и испугало его. Надо собраться всей хунте, чтоб решить ряд важных вопросов. Киваль не может решить вопрос снабжения и кормления армии и уже два часа ждет. Через три часа освободился Трупчинов, через четыре часа Яйценюх, а ближе к вечеру и сам Вальцманенко, завтрашний президент.

В кабинете Яйценюха никого не было, был только Яйценюх. Он соединил руки, положил на них лысую голову, окутанную разорванным веночком рыжих волос, и похрапывал. От такого обилия обязанностей у него уставали мозги, и всегда тянуло на сон. Он мог проспать весь день, сидя в кресле, зато ночью, как правило, сна ни в одном глазу.

Киваль пощекотал его за ухом, Яйценюх вскочил, тут же скрепил пальцы, закрывая ладонями красный свекольный нос и прохрипел что-то в виде: не убивайте, я еще пригожусь неньке Украине, после чего вернулся в нормальное положение.

– Что, генерал, твою мать? не видишь, прмьер почивают. Я с шести утра в этом проклятом кресле о народе думаю. А казна пуста! где взять денег на борьбу с врагом? И ты, небось пришел просить денег.

– Еще одну кружку кафа, – потребовал министр Обороны и плюхнулся в кресло.

– Зульфия, а Зульфия! кружку кафа министру Обороны. Зачем ты его пропустила, да еще с пиштолем, а вдруг он того, пальнет! Бедная ненька Украина, сиротой можешь остаться. Кафа – а – а!

Министр обороны сидел со стеклянными глазами, покусывал нижнюю и наливался злостью: солдаты едят траву, а премьер спит на рабочем месте, да еще похрапывает, но аромат премьерского кофе усыпил его бдительность, злость куда-то провалилась, и после нескольких глотков миролюбиво произнес:

– Армию кормить нечем, обмундирования нет, да и вооружение на уровне прошлого века. Этот вопрос требует срочного решения.

– Я…, у меня денег нет, клянусь. Казна пуста, Янукович унес три чемодана долларов в Россию. Жаль, не пымали его. И столько же Пшенка утащил, а министр МВД в два раза больше. Иди к Трупчинову.

– Так уже поздно.

– Ничего. Трупчинов ночует в кабинете президента. Он там и оправляется, когда писсуар не работает: все плевательницы к утру заполнены. Уборщицы по утрам в обморок падают от вони. А ему это так нравится. Он никогда не думал, что будет восседать в золотом кресле, иди скорее, а то заснет. Он спит в кресле. Я тебе свою машину дам, хотя здесь все рядом, десять шагов и уже Банковая. А вот, вспомнил: тебе присвоили воинское звание маршала Украины. Снимай китель, мне принесли для тебя маршальские погоны. У меня даже иголка с нитками есть, пришьем. Правда, китель нужен. Эй, Писькодайка, ты не видела маршальский китель? – спросил Яйценюх у своей секретарши, занявший эту должность только вчера после баньки, где она ублажала великого человека и была приглашена обслуживать Яйценюха не только днем, но и по вечерам.

– Ось вин. Я берегла его, чистила каждодневно половой щеткой.

Маршал тут же сбросил генеральский китель и надел маршальский. Большое зеркало отразило не только маршальский китель, но и полный рот гнилых зубов маршала, который, ни разу не обращался к зубным врачам: боялся боли.

– Ну, а теперь к президенту Трупчинову шагом марш, – скомандовал Яйценюх и подал руку министру обороны.

– Благодарствую, Слава Украине! Только я в старом генеральском кителе пойду, он более мне подходит. И потом Трупчинов, как Главнокомандовач даже ехрейтора не заслужил, а я в маршальском кителе, да он тут же прикажет снять меня с поста министра Обороны. Нет, я лучше сниму маршальский китель, чем меня снимут с поста министра обороны незалежной.

Министр в старом генеральском кителе пошагал в сторону Банковой пешком, поворачивая голову то влево, то вправо, но, к сожалению, ни одного военного навстречу ему не попалось. Он уже хотел было миновать президентскую резиденцию, чтоб пройти дальше, не может быть, чтоб в Киеве столице древней Руси, не нашлось ни одного военного, как массивная дверь открылась, и оттуда вывалил майор в немецкой форме времен Степана Бандеры и воскликнул:

– Слава Украине, пан енерал.

– Хай живэ!

– Два президента ждут вас, – произнес охранник, не отрывая руку от головного убора. – Прошу пан, сюда.

Генерал тоже приложил руку к козырьку и повернул обратно. Он поднялся по ступенькам, не отрывая руки от головного убора, и вошел в открытую дверь. За столом в полумраке сидели два великих человека вильной Украины – тупой еврей Трупчинов и самый тупой еврей в истории Украины Вальцманенко, завтрашний президент. Оба встали и протянули руки.

– Привет, – сказал Трупчинов.

– Здравствуйте, – сказал Вальцманенко. – Мы очень рады, что вы, именно вы возглавили вооруженные силы страны. Москали напирают, а мы не знаем, что делать. Нам трудно противопоставить свою необученную армию этим дикарям. Я вот готовлюсь к инаугурации, она уже завтра, и как только она пройдет, выделю сто миллионов из своего кармана на обмундирование, на питание и на несколько танков.

– Так выборов президента еще не было, еще две недели до выборов, и я бы попросил вас немедленно, что-то предпринять. Мои солдаты траву жуют и заявляют, что бросят части и вернуться домой к галушкам.

– Мы это поправим, – сказал Вальцманенко, доставая мобильный телефон из кармана пиджака. – Коломойсе? Ты? Привет. У меня тут сидит министр обороны, просит денег. Выдели ему пятьдесят миллионов на питание, а то его солдаты травой кормятся. Он завтра будет у тебя. А, еще машину ему выдели с шофером. Это наш человек, ты его знаешь. Чем я занимаюсь? Готовлюсь к инаугурации. Выборы через две недели. И инаугурация сразу же. Хотя можно и одновременно. Может победить Юля Капительман? Никогда в жизни. Барак меня уже назначил. Псаки Суки передала через Нудельман, а Нудельман передала послу, а посол вызвал меня и поцеловал в подбородок. Я хотел подставить ему зад, но не успел. Как только пройдет инаугурация, я отправлюсь в Москву, прикажу вернуть Крым, а потом поеду к Бараку. Все, бывай.

– Боюсь, что на армию этого всего мало. Надо вооружение, надо пополнение, солдат катастрофически не хватает, – стал плакаться министр обороны.

– Экая ерунда, – сказал Вальцманенко. – В общем, потерпи немного. Как только пройдет инаугурация, мы с тобой возьмемся за армию. А пока дай команду во все военкоматы страны пусть объявят мобилизацию от восемнадцати до сорока пяти лет. Вот тебе и пушечное мясо. Только кормить эту ораву нечем. Варите пока баланду…раз в сутки, обещайте, как только пройдет инаугурация, в армии наступит изобилие.

– Мой предшественник уже объявлял мобилизацию, но ничего не вышло: в военкоматы почти никто не явился.

– А ты объяви охоту, надо отлавливать призывников: хватать на улицах, в клубах, на свадьбах, на именинах и в машину, стричь, одевать в форму и на фронт. А что делать? А насчет вооружений…надо обратиться к нашей дорогой матушке Америке, она поможет. Все, гут бай.

 

19

Кандидат в президенты Вальцманенко обратился к Виктории Нудельман по поводу…нехватки оружия, обмундирования, денег для доблестной украинской армии, которая столкнулась на востоке не с сепаратистами, а с русской регулярной армией и не может ей противостоять. Убьешь одного москаля, а на его место тут же прибывает сто. Ели бы Россия не была такой большой страной, это пополнение быстро закочилось бы, а так…конца этому не видать, как свинье своих ушей.

– Ты Вальцман, соображаешь. Америке такое сообщение нравится. Нам нужна Россия, мы ее должны поймать за жабры, дать по морде и еще под зад. А насчет вооружения, подожди, я сейчас свяжу тебя с нашим военным ведомством, они тебе помогут, подскажут. Пока!

Не прошло и двадцати секунд, как в трубке раздался грубый мужской голос на английском языке. Благо, Вальцманенко понимал английский.

– Наше военное ведомство не понимает, как это кандидат в президенты, а выборы уже через три дня, не понимает, и не знает, что в его стране оружия – девать некуда. Просмотри все склады, проверь все военные базы. После распада Советского Союза вам осталось полторы тысячи «буков». Это ракеты, которые могут уничтожить всю Россию. Куда они девались? Не проглотили же их ваши вороватые генералы и не продали их никому, ибо мы знали бы об этом. Так что берись за дело, президент, ты же главнокомандующий по штату.

– Я, я…главнокомандующий… ну теперь я покажу москалям. Где ты, Яйценюх? Почему ты разболтал на всех перекрестках, что у нас оружия нет, патронов нет, что у нас армия никудышная? Вот москали поэтому и затеяли войну с нами.

Яйценюх вздрогнул. Действительно такое было. Денег в казне нет, украсть нечего, армии нет, ничего нет, а вот я, Яйценюх, возьмусь за дело, и, глядишь, уже через год все будет. Украина займет первое место в Европе по уровню жизни населения, а Россия станет провинцией Украины. Но как всякий еврей, Яйценюх, соображал быстро, а еще быстрее научился выходить сухим из воды.

– Я хотел усыпить их бдительность, и это мне удалось. Это огромный успех дипломатической миссии премьер – министра. Шалом, Вальцманенко.

– Шалом, Яйцекок.

Действительно, Украине досталось много вооружений и особенно боеприпасов после развала Союза. Просто все это было забыто, ржавело, устаревало на складах. А военные, что могли, втихую продавали, разбазаривали как могли. Но вооружений было так много, что как оказалось, его просто невозможно было разворовать. Да и большого спроса на устаревшее вооружение не было. А теперь, когда каратели стали погибать на полях сражений, воюя с собственным народом, пришлось извлекать старые пушки, танки, стрелковое оружие и особенно ракеты. Да и самолеты тоже.

Предыдущий министр обороны, уволенный Трупчиновым только потому, что ранее был назначен Януковичем, в знак протеста вынес все, что мог, а автопарк ликвидировал: часть распродал, часть раздарил, а оставшихся три Мерседеса увез к себе на дачу и хорошо замаскировал. Киваль знал об этом, но сейчас, когда мог его хорошо поддеть, махнул рукой в надежде, что придет час, и его уволят, тогда он весь автопарк заберет себе и таким образом компенсирует сегодняшнюю потерю.

Киваль возвращался домой довольно поздно, ожидая засады в любом переулке. И действительно, не успел он пройти один переулок, как группа молодых людей преградила ему путь.

– Слава Украине, – произнес один мальчишка и обнажил нож, направив острие к горлу генерала.

– Слава Украине, – ответил министр. – Мне такие ребята нужны на Донбассе. Плачу тысячу гривен в день, согласны?

– А ты кто будешь, дядя в золотых погонах? – спросил другой парень.

– Я – министр обороны Киваль.

– Ого, Жора, драпай, живо! Заберут в армию, а там стреляют москали, еще не хватало погибать.

Так мальчишки смылись, а Василь Петрович подумал, что могло быть и хуже, и стал тянуть руку вверх, чтоб остановить такси. Машина вскоре остановилась, водитель спросил адрес и потребовал пятьдесят долларов.

Василь Петрович не торговался, хорошо зная, чем может кончиться его пешая прогулка. Дома он не только хорошо поужинал, но и хорошо выпил и рассказал жене, что с ним случилось.

Жена стала плакать и дала слово, что завтра его никуда не отпустит. Пусть присылают за ним машину, все же он не дворник, а министр обороны страны. Однако утром супруга Лера еще крепко спала, Василь Петрович покинул теплую мягкую кровать, включил свет на кухне, попил кофе и надел новенький китель на худые плечи. Такси уже ждало его у подъезда, и водитель отвез на вокзал к поезду Киев – Днепропетровск.

В четыре часа пополудни его уже принимал губернатор Днепропетровской области Коломойша, один из богатейших рационализаторов Украины.

– Я бы тоже не прочь получить звание генерала. Даю тысячу долларов.

– Я возражать не буду, только надо согласовать этот вопрос с президентом.

– С Вальцманенко? О, это свой человек. Брат по крови. Ты знаешь, что один еврей это так ни два, ни полтора, а два еврея уже сила. Правильно я говорю? Вальцманенко мне вчера звонил. Я как раз в это время с подружкой валялся. Итак, ты требуешь подкормки. А может силоса, а? У меня силоса полно, хватит этим тварям, они все равно плохо воюют.

– Губернатор Коломойша шутит, конечно. И если эти шутки не прекратятся, мне придется вернуться ни с чем.

– Ты, я вижу, не понимаешь шуток. Сто пятьдесят миллионов хватит?

– Долларов на первый случай хватит.

– Можно и доллары, только смотри, чтоб не разворовали.

– Ты мне деньги не давай наличными, а перечисли на счет, а там мы их будем делить, куда сколько. А вообще на оснащение армии нужен миллиард долларов. А все, что вы предлагаете – копейки. У русских армия, так армия, а у нас…просто смешно. Три танка. Два в ремонте, они с трудом заводятся. Неудивительно, что кучка сепаратистов завоевала весь Донбасс.

– Дождемся выборов. Вальцманенко побеждает, я сразу выкладываю миллиард на перевооружение. Вальцманенко тоже не отстанет. Кроме того, обратимся к братьям в Израиле – помогут.

– В Израиле вас не очень любят. Нацисты, которых вы пригреваете, к которым испытываете симпатии, неизвестно по какой причине, не терпят не только русских, но и евреев. Так что, тут у вас прокол, Коломойша.

– Я с ними разберусь. Я от них откуплюсь, а пока бандеровцы будут составлять костяк украинской армии. Такова установка дяди Сэма, он делает ставку на нацистов, хорошо зная: только нацисты по-настоящему будут воевать с москалями. Так ведь, министр обороны? Восточные ребята, ребята из восточных областей не хотят стрелять в жен и детей на востоке, а мне надо, чтоб стреляли, чтоб убивали, я на этом делаю бизнес. Мне кажется…, нет, я уверен: Барак заинтересован в том, чтоб погибало как можно больше белых. Он уверен: черная и желтая расы должны прийти нам, белым, на смену. Ты иди, закупай продовольствие для солдат, корми их, лодырей и…расстреливай тех, кто отказывается воевать, они изменники родины.

Тут загремела громкая связь. Это жена Коломойши Белла.

– Коломойсе, а Коломойсе, у меня зайциха не мозет разродиться, присли мне ветеринара. И скорее, а то отдаст концы. Залко, понимаес, Коломойса, залко.

– Подожди до вечера, я сейчас занят, – сказал муж и ту же выключил устройство. Но звонок раздался снова. Снова захрипел голос: Коломойсе, девоцка ревет, не мозет остановиться, ей залко матку. Ну, давай зе сам приеззай и скорее.

Коломойша, как был в рубашке, так, не надевая пиджака, выскочил, сел за руль и помчался домой на другую сторону Днепра.

«Лучше бы в Израиль подался», – подумал Киваль, соображая, как добраться до зоны боевых действий в Донецкую область.

По пути в Донецк машина маршала была несколько раз остановлена с целью проверки документов. Маршал стал интересоваться, кто такие, на чьем содержании находятся, чьи приказы выполняют. Оказалось, что это бойцы Рравого сектора, что их финансирует Коломойша, губернатор Днепропетровской области.

В Запорожье министр обороны встретился с Дмитрием Ярушем, был приглашен к обеду, приобщен к клубничке. Бандерки из западных областей были стройные, холодные как старухи, неулыбчивы с тупым и злобным выражением лица. Отдавались молча, бесстрастно и, выполнив свои обязанности, убегали в ванную и долго отмокали.

– Я скоро вытесню твоих солдат, – сказал Яруш. – Они не умеют и не хотят воевать. Это уже понимают в Вашингтоне и делают ставку на меня. Только я со своими вооруженными силами смогу пойти на Кремль. Не сейчас конечно. Об этом не может быть и речи, а вот позже – да. Мою армию должны вооружить, снабдить новейшим оружием, новейшей техникой, включая и приборы ночного видения. Псаки Суки уже в курсе, она мне иногда позванивает по ночам и ведет со мной разговоры на щекотливую тему. У нее там свербит. Я весь дрожу, когда она певучим голосом произносит: хелоу, май френд!

– Ты будешь убивать безоружных стариков, женщин. детей? У тебя рука не дрогнет, ты фашист?

– Хуже, я нацист и горжусь этим. Давай выпьем за нашу победу! За истребление русских, восточных, донецких в первую очередь. Я постараюсь из кожи делать дамские сапоги.

– Мне, пожалуй, пора.

– У меня уже сформированы две дивизии – Донецк–1 и Донецк–2. И «Азов». Я приду к тебе на помощь. Кстати, тебе следует назначить командующего. Что за министр обороны, который все время сидит на передовой?

– Я изучаю обстановку.

– Какая там обстановка? Надо брать ножи, топоры, автоматы, идти в толпу, резать, стрелять, пускать дурную кровь, а трупы оставлять на улице, пусть все видят и боятся.

– Ты Киев завоевал?

– Полностью. Теперь готовлюсь завоевать Одессу. Мы сейчас там такое планируем – мир содрогнется. Пусть все знают и в первую очередь Россия, что бандеры не лыком шиты и пусть считаются с нашим мнением. Страх порождает уважение. Как было в Советском Союзе? Люди жили в страхе и боготворили своих головорезов. Эту философию Степан Бандера взял у Сталина, хорошо, правда?

– Наплел ты, черт знает что? Сколько процентов ты набрал в президентской гонке?

– Мало. Но мой авторитет повышается с каждым днем. Следующая президентская гонка – моя.

 

20

Как всякая женщина, Белла Вальцманенко, мать двоих детей, страдала от безделья и одиночества. После рождения двух мальчиков Петя запил, а потом стал баловаться мальчиками и к ней, как к женщине, потерял всякий интерес. Чужие мальчики испортили его натуру, и он погряз в распутстве– любил только мужчин. Куда ей было деваться? Если только посетить Землю обетованную, молиться за отпущение грехов своих предков, распявших Христа. И иудеи, как ей казалось, это божий народ. Этот народ в своей славной истории совершил тяжелую ошибку перед богом, – распял Христа и за это веками вынужден был скитаться по миру и невероятно страдать. Но Бог милостив, почти простил грешников. Они уже приобрели землю, у них есть пристанище, свое государство, они живут счастливо в согласии с самими собой и с богом. Почему бы не уехать и не поселиться там, если есть такая возможность. Что Петино богатство? Одно зло, одна зависть, семена раздора и несогласия души и сердца. И добро это, это богатство нажито нечестным путем.

После длительных мучений и раздумий Белла решила поделиться с мужем своими необычными мыслями. Она попросила его: в следующую субботу никаких гостей, домашний ужин в составе супруга, жены и двух счастливых деток. Петро дал согласие. Это была первая просьба супруги, и ее нельзя было не уважить.

Белла подготовила не только мацу и много всяких закусок, вин и коньяков, но таких блюд, которым Петя не знал названия. Начищенная посуда из чистого серебра, позолоченные блюда и чашки блестели так, что все это вместе слепило глаза. Тихо звучала музыка Баха.

После первых рюмок она произнесла длинную речь, сопровождающуюся слезами, но Петро расхохотался. Он все же получил светское образование и воспитание, и земля Обетованная была для него далека, как президентское кресло до переворота 14 года.

– Меня Бог уже наградил, возможно, за мучения моих предков. Через две недели состоится инаугурация на президентский пост. Героем этого торжественного дня буду я. Ты будешь женой президента, первой дамой в нашем государстве. Что еще можно желать, скажи?

– Ты будешь править на крови своих граждан, это преступление перед Богом, я не хочу в нем участвовать, брось все и уедем в землю обетованную. А не хочешь ехать, отпусти меня одну. Детишек я оставлю матери, побуду там, осмотрюсь и окончательно решу: остаться там или вернуться в Украину. Ты узнаешь об этом уже через три месяца, я извещу тебя через украинское посольство в Израиле.

– Я подумаю об этом, только не сегодня. Дай мне три дня, хорошо?

– Согласна.

Петро вытер губы двумя салфетками, встал, оделся и ушел, не сказав больше ни слова. Он поехал в бордель. Там оказались новенькие мальчики. Уже после третьей жертвы Петро стал думать: лучше если Белла уедет, она в постели как несозревшая груша, да и вообще, она больше меня не интересует.

Он много пил, буянил, разбрасывался сто долларовыми бумажками, а потом его увезли домой. Дома никого не было: супруга увела детей к матери и там с ними осталась ночевать. Петро ругался матом, крушил посуду и кричал:

– Поеду в Крым, я их разгромлю! Не получилось прошлый раз, теперь получится. Иде мой автомат?

Он хотел одеться в военную форму, но не мог найти ботфорты и передумал.

– Подам на Россию в международный суд! И выиграю, сука буду, выиграю.

Как был в одежде, упал на подушки, где ему приснился сон: кругом палатки, в палатках обитали протестующие против киевской хунты и он никак не мог понять, как это может быть. Если был Майдан в Киеве, так это был Майдан народного гнева, демократическая власть установлена окончательно, американцы стали нашими друзьями, договор с Евросоюзом может быть подписан в ближайшее время, – что может послужить причиной для нового народного гнева. Он зашел в одну из палаток и спросил причину гнева – протеста.

– Мы не признаем киевскую хунту, захватившую власть в результате государственного переворота. Родной язык нам запрещают, к швабам нас уже присоединили без нашего ведома и спроса, а мы хотим быть свободными.

– Значительная часть общества думает иначе, а Правый сектор…, он может нагрянуть…

– Пусть. Мы их достойно встретим.

Вальцманенко схватил вилы и бросился в атаку, но протестующих было много, они навалились на него и затоптали в грязь. Когда он отпустил вилы, протестующие взяли эти вилы и стали прокалывать ему внутренности. От боли и уколов вилами его начало рвать. Да так, что он проснулся и обнаружил, что все подушки в блевотине.

– Белла, где ты? Белла!

Но Белла уже была в Израиле. Перед ней, как ей показалось, предстала райская земля – необыкновенно теплый, ласковый климат, теплое и не слишком жаркое солнце, слаженность во всем. Сама Белла сняла номер в гостинице за пятьдесят долларов в день, это было совсем не дорого, но на карточке было положено двести пятьдесят тысяч долларов, на шесть месяцев вполне достаточно, а дальше будет день – будет пища, как говорилось в русской пословице.

Однажды рано утром она шла к набережной и увидела знакомого дворника или ей показалось, что она его где-то когда-то видела. Он тащил за собой тележку, метелку и был в униформе дворника. Он тоже обратил на нее внимание и когда они поравнялись, произнес: «Шалом, Белла».

– Сеня Шмацек, ты?

– Истинно так. Ты прости, я очень тороплюсь, но если ты хочешь, у меня завтра выходной, мы могли бы встретиться вот здесь на этом месте, ориентир баржа. В пять часов вечера.

– Идет, – сказала Белла.

Неожиданная встреча со Шмацеком, сейчас здесь, на набережной, произвела на Беллу неизгладимое впечатление. Она его знала еще со студенческих лет: Сеня учился на физико-техническом, а она была студенткой факультета иностранных языков. Сенечка так ухаживал за ней, так добивался взаимности, что порой ей было жалко его, но сделать она уже ничего не могла: ее отец еще в детстве выдал ее замуж за Петю Вальцманенко, так как две семьи дружили из поколения в поколение. Сеня потом хотел жениться на русской девушке, но его родители воспротивились выбору сына. В знак протеста Сеня исчез. Практически никто не знал, что Сеня удрал в Израиль. И вот Сеня…с тачкой убирает мусор, подметает улицы, вот судьба-индейка.

– Значит, пять лет учебы пропали даром. Стоило ли? – Белла мучилась, но никак не могла объяснить необъяснимую задачу.

Она готовилась к встрече на следующий день с чувством превосходства и сожаления, что у парня такая судьба. В Украине только девушки – филологи, которые не желают ехать в деревню после окончания вуза устраиваются дворниками в городе и живут на нищенскую зарплату. А здесь и мужики, вот тебе и земля Обетованная!

Сеня пришел на свидание минута в минуту с одним цветочком в руках, выбритый, напомаженный и имел совершенно другой вид.

– Идем, посидим в кафе, я приглашаю, – сказала Белла.

Сеня не возражал, казалось, он даже обрадовался, получка только в понедельник, а сегодня пятница, но если бы Белла не сделала этого предложения, у него были кое-какие запасы и он не ударил бы лицом в грязь.

– Давай так, – предложила Белла, – ты заказываешь, а я плачу. Не жадничай, кошелек у меня тугой, не то, что у тебя.

Но Сеня все равно заказал скромный ужин, Белле пришлось делать заказ дополнительно. Ей нравилось, как он сгребал все с тарелок, ничего не оставляя, а к концу у него стали закрываться глаза от обжорства. И тем не менее ей удалось многое выяснить. Сеня за свою работу получает полторы тысячи долларов в месяц, ему оплачивают жилье и он имеет право на четыре обеда в неделю за счет фирмы, в которой работает. А то, что он не инженер, не его вина: украинский диплом инженера не признается в Израиле, как и во многих других странах. Надо учиться заново, а потом пересдавать все заново.

– Но мне сейчас не до этого. Мне нужно жилье, осталось не так уж и много. Можно взять кредит, но я никому не хочу быть должным, – сказал Сеня, зевая.

– Ты перебрал, – сказала Белла.

– Объелся, извини, – признался Сеня.

– Собирайся, пошли домой.

– Да, мне рано вставать.

– Я запишу твой телефон, – сказала Белла, извлекая ручку из сумки.

Она тут же вызвала такси, доехала до гостиницы, отдала водителю деньги, чтоб тот довез Сеню до его дома.

 

21

То, что в Киеве произошел переворот, то, что власть захватила хунта, было воспринято украинцами как само собой разумеющееся благо. Ведь этот переворот – это значит Евросоюз, а Евросоюз это мечта всех украинцев с пеленок, это европейская мебель, шикарные дачи с бассейнами, это, в конце концов, стол, накрытый так, что ножки под ним гнутся, почему бы украинцу не посидеть за этим столом, не побаловаться заморскими яствами, не попробовать сказочно вкусных вин. Если кто присматривался, какое выражение лица у экс-президента Кравчука при упоминании Евросоюза, тот должен был увидеть, как у него светятся глаза, как он ерзает, как у него раскрываются ладони, и он готов сложить их и трижды поклониться. Что тогда можно говорить о простом обывателе? Мы со стороны постоянно задавали один и тот же вопрос: а примут ли вас в этот Евросоюз, хорошо ли рваться к чужому сытому столу просто так, потому что хочется. Но нас никто не хотел слушать. А тот, кто все же услышал, назвал это провокацией. У младших братьев доминирует один недостаток – хочу и все тут. Хоть кол на голове теши. А хорошо это или дурно, не имеет значения.

– Хунта, черт с ней как ее называть, – в своем кругу говорил адвокат Левицкий, давно состоящий в партии Тянивяму, хотя родился и вырос в Киеве. – Хунта сразу начала действовать, а народ рукоплещет, значит, народ на стороне хунты.

– Во всех областях по предложению временного президента Трупчинова, меняют глав администраций из числа наиболее преданных бандеровцев. Депутатский корпус, как в Верховной Раде, так и в стране в целом, чьи полномочия еще не кончились по срокам, практически разогнан, и это очень хорошо, – произнес его коллега Храпченко, – а те, кто остался, а остались в основном предатели, прилипли к идеологии фашистских молодчиков. Эта волна пошла сверху донизу, причем молниеносно, без каких-либо раскачек. Любому здравомыслящему человеку может показаться, что в том молчаливом поведении жителей нашей столицы, а так же в областях, в маленьких провинциальных городках этот начинающийся новый порядок воспринимается как благо, ниспосланное высшими силами. Ведь за этим новым миром – Евросоюз – гигантская сказочная страна, где люди живут, как у Христа за пазухой. Вдобавок руку протягивает Америка, страна земного рая. И этому раю препятствует старший брат, он не пускает младших братьев в этот рай. Ату его, этого брата. Какое он имеет право указывать, кому, куда двигаться? Это ить порабощение. Надо брать вилы в руки, вспарывать им животы, а из автоматов и пулеметов дырявить головы.

– Вот Юлечка вышла из тюряги и уже заявила: сжечь Москву напалмом. Молодец. Именно так и надо сделать. Москва это Азия, а мы Европа, мы – центр Европы. А Яруш! Еще лучше, у него целая идеология нашего, пусть галичанского, но все же украинского Степана Бандеры. Ура Степке, который косил москалей! А Тянивяму! Три лидера, они сделают Украину богатой, – добавил адвокат Левицкий, наливая бокал пива.

– Областные города кипят страстью, глядя на Киев, все подражают Киеву: Слава Украине, – произнес третий адвокат на всю контору. – Я предлагаю громить сельские советы, городские и областные управления – милиции, суда, прокуратуры, административные здания.

– Айда на коммунистов! – бросил клич Левицкий. Двадцать боевиков вооруженных уже не только коктейлями Молотова, но и автоматами Калашникова бросились громить офис компартии в Киеве. Сотрудники, кто как мог через окна спасались, а генеральный секретарь Симоненко отсиделся в подвале. Внутри здания все было перебито – компьютеры, телевизоры, сканеры и другая техника, а так же окна, стулья, столы. Затем принесли канистру с бензином, все облили и подожгли.

Компартия долго горела, даже вечно живой Ильич не устоял, и никто за это никак не ответил. Новая власть сделала вид, что ничего не произошло.

Законодательный орган тоже не остался в стороне.

Дав волю своей разнузданности, депутаты приняли закон о запрете русского языка в школах, учебных заведениях, в делопроизводстве, несмотря на то, что в стране проживало свыше десяти миллионов русских. Этот закон был принят при помощи кулаков и палок, точнее при использовании интенсивного мордобития. Наиболее рьяные нацисты, которые до прихода хунты к власти еще колебались, куда податься, а теперь определились и не находя места на поле боя, стали воспитывать колеблющихся жен и детей старше шестнадцати лет, куда лучше податься. Наиболее убедительным аргументом всегда был кулак, разбитые губы, синие круги под глазами. Украинцы в подавляющем большинстве переселились в 17-й год, когда россияне так же восторженно встречали картавого, плюгавого вождя, который ненавидел их всеми фибрами своей мелкой душонки.

– Как жалко, что ентот Яндукович удрал, а то бы я яво разодрала, – говорила какая-нибудь старушка, которой Янукович все повышал, сколько мог, размер пенсии.

– Дык яво пымать и расстрелять надоть, а золото отобрать и на рынке продать, – вторила ей соседка, что передвигалась при помощи палки.

– Порядок наводит новая власть, так и должно быть, а ентот Яруш уходить из Майдана не хочет, мериканцы не пускают. А вдруг что?

– Слава Украине!

Нацисты сожгли ряд домов в Киеве, разграбили семейное гнездо президента, который находился в изгнании, и это воспринималось, как нечто новое, положительное, которое непременно приведет Украину к процветанию. А перспектива вступления страны в Евросоюз оправдывала грабежи, убийства и другие правонарушения фашиствующих молодчиков.

Киев молчал в ожидании положительных перемен, молчали и другие столицы областного значения. Наиболее устойчивая фашистская организация, имеющая тайные связи с США, Правый сектор – держался более уверенно и независимо от хунты, но были и другие, под иными флагами фашиствующие молодчики. Всех их объединяло одно – ненависть к России. На этом фоне голоса российских руководителей о братском народе звучали смешно и свидетельствовали лишь об одном – незнании обстановки в «братской» стране.

Украина покорно подставляла правую щеку, когда били по левой, и только жители Крыма не захотели быть унижены. Россия помогла им и пообещала «не оставить в беде других русских, проживающих на Юго-Востоке». И Юго – Восток вслед за Крымом сказал: нет киевской хунте. Захватив все рычаги власти, киевская хунта от имени народа стала именовать непокорных сепаратистами, террористами, а их успехи в боях приписывать вмешательству России.

Жаль, что русские войска не были введены в Луганск и в Донецк своевременно. Может, меньше было бы жертв, меньше пролилось бы крови. А обещали, но не сдержали обещания.

Хунта захватила средства массовой информации. Началась невиданная брехаловка. Можно продать мобильник, можно продать браслет, дом, кусок земли, но как продать совесть, трудно представить. Хотя ничего так дешево не стоит как совесть. Не потому ли, что совесть непостоянная категория, она как давление воздуха – утром высокое давление, а к обеду, глядишь, понизилось, скоро ливень. Не хочется говорить, что это национальная черта украинцев. Все люди лживы, все продают и покупают совесть, все лгут бесстыдно и нагло. Члены хунты не могли остаться в стороне. Мало того, каждый лжец старается переплюнуть другого лжеца.

Операция по возвращению Крыма показала всю гниль не только тех, кто имел там дорогие дачи, тех, кто поносил Россию на протяжении десятилетий, кто унижал русских проживающих в Крыму, но и мировых лидеров, начиная от Барака. Они побоялись ядерной державы и не посмели пустить пули в качестве аргумента, они высунули длинные лживые языки. Если раньше огромная часть населения России относилась с симпатией к янки и западным швабам, то теперь ничего нет, и не может быть, кроме презрения. Наплевать, что вы лучше живете, что у вас лучше техника, прочнее одежда, прекрасные дороги, но душа-то у вас гнилая, нрав лживый и дырявый.

Сколько грязи было вылито, сколько проклятий услышал русский человек. За что? За то, что вернул свою землю, за то, что принял свой народ в свою семью, который умолял это сделать. Вы этого не хотели видеть и слышать. Вы видели только свои особняки на чужой земле, захватчики.

 

22

Мужественные жители Донецка, Луганска и других областных городов проливают кровь за свою свободу, независимость, за то, чтобы их не унижали сверчки из Галичины, эти энтузиасты мракобесия под американскую дудку, за то, чтобы их не душила киевская хунта. И не только их, но и соседей, жителей Запорожья, Днепропетровска, Николаева, Одессы и некоторых других городов. Непонятно только, почему они это делают в одиночестве, почему жители всей Новоросии, когда-то отданной Лениным Украине запросто так, отсиживаются в своих конурах, отсыпаются в уютных квартирах в ожидании, когда их соседи из Донецка и Луганска завоюют им эту свободу. Что это – трусость, свое особое мнение, предательство, стремление уберечь свою шкуру от царапин, а потом, если наступит благоприятный час, выползти, чтоб присоединиться?

Приходится признать: вся Украина так или иначе покорена бандеровцами, и только Юго – Восток осмелился сказать нет киевской хунте, а в ее лице всему Евросоюзу и америкосам, вступив тем самым в конфликт с неравными силами.

Кажется, весь мир стал с ног на голову. Все вдруг превратились в энтузиастов мракобесия, а думают, что борются за справедливость. А мужики дерутся…с охотничьими ружьями в руках, с финками за поясом, а когда им очень трудно, обращаются к истинным братьям россиянам за помощью. Если хунта, потерявшая человеческий облик, послала танки, самолеты, БТРы, систему Град против своего безоружного народа, называя этот народ сепаратистами и террористами, то кто они сами, как не бандиты и террористы? Кто их покровители, как не Барак, да Псаки Суки? Бессовестные лгуны, попирающие правду и глумящиеся над ней. Тупорылые звонари мракобесия в Киеве, уверены, что и народ, поскольку каждый народ достоин своего правителя, такой же тупой, что никак не разберется, кто сепаратисты и кто освободители – оккупанты. Кто на кого пошел войной – сепаратисты на Киев, или Киев на «сепаратистов». Кто послал танки на мирный народ донетчины и луганщины, кто убивает детей, пенсионеров, кто разрушает города? Может это донецкие парни стреляют из пушек по городам Львова, Ивано – Франковска, Тернополя и Киева? Вы что – рехнулись, мозги у вас набекрень, бандеровцы, швабы Западной Европы? Русские люди, оторванные от своей Родины России волею картавого, плюгавого, кривоногого вождя, захотели свободы, а точнее не хотят быть рядом с вами «европейцами», лишь потому, что от вас несет нравственной гнилью, звонари мракобесия. Только в этом вся их вина. Но разве бывает любовь насильственной? Очнитесь, глашатаи демократии!

Обособившиеся одесситы, давшие согласие о единстве юго-востока лишь на словах, уже расплатились за свое головотяпство. Жалкое количество фашиствующих молодчиков разгромило миллионный город Одессу и сожгло полсотни человек в Доме профсоюзов. Где мужское население, где местные герои? Почему никто не бросился на защиту города? Защищать население Одессы надо было, а вы способны только анекдоты рассказывать, слабаки. И Одесса замерла, она может лить только слезы, а больше ни на что неспособна. Этот позор будет хвостом тянуться за ней в течение столетий. Нет в Одессе мужиков, одно бабье, а если есть хлюпики, то они, возможно, и для юбки не годятся.

Какой город еще ждет такая участь? Нельзя сказать, что здесь не поработали Колошмойши и всякая нечисть, которая не хочет обосноваться в земле Обетованной, возможно, потому, что там работать надо, работать, и соблюдать законы. Они хорошо знают, что в земле Обетованной надо трудиться, а не грабить беспринципных, слабоумных бандеровцев и прочих националистов, возомнивших себя мудрыми, но гроша ломаного не стоящими.

Перед дончанами выступил магнат Ренат Ахметов.

– Я с вами, – сказал он.

Но как только работники его многочисленных шахт попросили Рената перечислить налоги в казну новообразованной Донецкой республики, Гобсек отказался. А миллионному городу нужны были деньги. Коломойша, как владелец «Приват банка», заблокировал все кассовые аппараты на территории Донецкой и Луганской областей.

– Я заморю их голодом, – заявил он.

Владельцы банковских карт, где хранились деньги, не могли снять ни рубля в банкомате. Как они вышли из этого положения, один бог знает. Возможно, помогли все те же русские братья.

Хунта поняла: дончан так просто не взять, они крепкие орешки. Тогда стали собирать остатки армии, где как и везде процветало воровство. Яйценюх заявил, что казна пуста, но он нагло врал: он сам потянул свыше двадцати миллионов из пустой казны на личные нужды.

– У нас миллионы людей владеют мобильными телефонами, – заявил Яйценюх на заседании Совета министров. – Если каждый владелец перечислит пятерку на нужды армии, мы получим значительную сумму. Бросьте клич. Запустите агитацию по телевидению, по всем каналам, напишите об этом во всех газетах и собирайте, собирайте, даже обманным путем.

– Ведь чтоб обмануть, надо что-то сказать, как-то сагитировать, – сказал министр связи Разгуляйко.

– Эх, Разгуляйко– Размотайко! Как вы не понимаете? Сделайте так, чтоб одно сообщение абоненту и уже пятерка была на счету, вот он номер счета, на стене под портретом президента Трупчинова.

– У нас президент Вальцманенко, – сказал Разгуляйко. – Сам Барак его поздравил, а нам сам Бог велел.

– Я этого не знал. Где министр культуры? Сверло, где ты? Срочно патрет Вальцманенки в позолоченной раме! Да шоб глядел трезвыми глазами, а то опосля приема у него свиные глаза. И он в этом не повинен, это происходит автоматически у любого из нас. Я как надуюсь за победу над москалями, так у мене со всех отверстий течет. Чтоб до конца совещания уже висел патрет над моей головой.

Министр культуры Сверло как раз заканчивал процедуру извлечения яблочного зернышка из донышка гнилого зуба, а окрик премьера заставил его вздрогнуть и закрыть рот вместе с зубочисткой.

– Патрет, значит, а иде я его возьму? Еще ни один художник не приступал к написанию патрета. Может, повесим Юлю, с палкой в руке? Все думали: Юля будет президентом, а тут вышло, в общем, нехорошо вышло. Я за Юлю, хороша была в постели в свое время, да какой-то негр все испортил. У негров, знаешь? до колен.

– Нехорошо? Ты сказал нехорошо? Фсе! ты уволен! Вы слышали, господа министры: Сверло сказал: нехорошо. Да знаете ли вы, что Вальцманенко великий человек, он мудрый человек, он ходит ровно по прямой дорожке, смотрит только в небеса, потому как там американский флаг развивается и не налегает ни на одну ногу, а Юля…она хромает. Вы хотите, чтоб Украина хромала? Она и так хромала все годы, будучи порабощена Россией. Все, министр Сверло, прощайте и не поминайте лихом.

– Шалом, Яцек! – произнес бывший министр, и кисло улыбнулся.

– Давай, давай! Дуй, дуй!

– Паруубий, иди, достань патрет великого человека.

– Есть достать патрет!

Паруубий с фотоаппаратом направился в офис Вальцманенко.

– Стань по стойке смирно, Вальцманенко! Яйценюх требует твой патрет как нового президента, шоб висел у него над лысиной. Сделай умный и строгий вид, отец нации.

– Я приспущу штаны, а ты засними. На первый раз достаточно. Это персонально для Яйценюха, так ему и передай.

– А большего он не заслуживает? Что ж, ежели так, обнажайся.

– Тебе точно такой же патрет. Вы вдвоем не смогли очистить Донбасс от российских террористов. Народ Донбасса страдает, а они в своих кабинетах отсиживаются. Знаешь, сколько у меня писем от матерей и детей, да пенсионеров? И все задают один и тот же вопрос: когда наведете порядок? Когда прогоните москалей – поработителе, когда будет белый хлеб на прилавках. Да я в течение часа наведу там блеск. Ни одного террориста, ни одного здания, все города будут стерты с лица земли, а вы…будете искать работу, но выше дворника не получите. Гуд бай!

– Покажи хоть одно письмо, я засниму для истории.

– Че показывать? че показывать, ты что – дурак? Я все письма сжигаю, а для истории остается только дым. Ветер поднимается, гонит дым. в том числе и в Россию, а там Касьянов нюхает и у него мозги проветриваются. Вот он мне уже звонил. Только что. Проздравлял и предлагал вернуть Крым, оккупированный Путиным. Только я его чуть-чуть притормозил. Я сказал: спасибо тебе, дорогой, но Крым мы успеем вернуть, сперва надо взяться за Путина и посадить его в яму. В этом случае Крым сам падет на колени и будет умолять: дорогие братья украинцы, примите нас в свое лоно, мы исправимся. Зачисли нас в рабство, мы тебе отработаем за свои обшибки. Натрави на нас татар, пущай они осеменяют наших жен, наших дочерей и наших сыновей заодно. Вот как. Ты это передай в эфир.

 

23

Игорь Коломойша заработал так много денег, что не знал, что с ними делать, куда их девать. Миллиард восемьсот миллионов долларов, не самый большой капитал, но если им правильно распорядиться, он может приносить баснословные прибыли. Об этом Коломойша думал часто и напряженно. Это, правда, стало ему мешать: он потерял сон. До трех ночти все пересчитывал, и всякий раз сумма выходила другая. То на миллион больше, то на два меньше. Подобно всем успешным бизнесменам он не пьянствовал, не снимал рестораны за границей за баснословные суммы, не разрешал детям вести разгульный образ жизни, как многие другие бизнесмены, а жену Руфь устроил на работу секретарем на один из своих заводов.

У Коломойши были еще многочисленные отделения «Приват банка», приносившие ему баснословные прибыли. Если бы он не был таким жестоким, если бы он более терпимо относился к русским, а русскими он считал и украинцев, его можно было бы считать хорошим хозяином, способным из ничего извлекать прибыль. Он ненавидел Украину, как Ленин Россию и до того, как в Киеве власть захватила хунта, жил за границей. Там у него от полноводной реки ответвился тоненький ручеек, куда уходили деньги. Но это никак не влияло на его капиталы, они все равно продолжали увеличиваться и он уже готовился стать конкурентом американским миллиардерам еврейской национальности.

Когда в Киеве грянула полная и абсолютная «незалежность» и можно было открыто выступить против старшего брата, выказать ему всю ненависть и вылить на его голову нацистские помои, Коломойша дал согласие возглавить одну из самых богатых, самых многочисленных по населению областей Украины – Днепропетровскую область. Как и в Донецкой области, здесь тлел костер и в любое время мог вспыхнуть.

«Я потрачусь немного, – подумал он, – а потом выжму из этих дураков все соки».

Перед тем, как приступить к своим обязанностям, он пожелал встретиться с лидером Правого сектора Ярушем.

– Послушай, жаль что ты не еврей, но сумма в миллион долларов сделает тебя евреем, хотя бы на время.

– О, деньги мне сейчас нужны, как никогда. И…я слышал, что ты назначен Трупчиновым, твоим земляком, на самую высокую должность в городе. Давай договоримся: ты – мне, я – тебе. А теперь скажи, что я должен делать.

– Пошли своих бойцов в Днепропетровск, пусть они приведут в порядок областную администрацию. Там не должно быть ни одного клерка, назначенного когда-то президентом Януковичем. Я наберу своих. В Днепре полгорода – евреи, а евреи хорошие, работящие люди. Хочешь, и из твоей банды кого-нибудь возьму.

– Договорились. Завтра два микроавтобуса, набитые бойцами, экипированные, отправятся в Днепропетровск. В городе у меня еще есть гвардейцы. Я заранее рассредоточил их по всей стране. Мне Псаки Суки порекомендовала. Как увижу ее, непременно трахну в знак благодарности за поддержку.

– Сообщи, когда все будет готово. Но, когда все клерки уберут свои толстые зады, очистят уютные кресла, пусть уборщицы все протрут, откроют все окна, проветрят помещения, закупят цветы и сделают так, чтоб все блестело. И еще. Выдели мне охрану. Подбери плечистых, тупых, неразговорчивых бандеровцев с шести– семи классным образованием. Я им буду хорошо платить. Две тысячи долларов в месяц каждому и жилье им предоставлю. Идет? А тебе построю дачу в престижном районе. А хочешь, особняк в Крыму передам.

– Спасибо. Толку от него мало.

– Я с намеком. Освободишь Крым от русской оккупации, получишь премию и мой особняк.

– Я согласен. Но пока надо двинуть дивизии галичан на Луганск, Донецк и здесь не обойдется без твоей помощи. Так называемая хунта еще тебя об этом попросит.

Коломойша отдал миллион долларов Ярушу наличкой, и отправился на внедорожнике, стоимостью 600 тысяч долларов, в Днепропетровск. Многие жители города уже знали о его приезде и уже встречали с плакатами «Добро пожаловать, отец родной». Это были в основном жители еврейской национальнос ти – директора школ, колледжей, вузов, главврачи поликлиник, директор филармонии и толстозадые тетки – директора детских садов. Они открыто не пропагандировали райскую жизнь земли Обетованной, не общались на языке идиш в присутствии русскоговорящих, но дышали этой землей, мечтали о переезде и иногда говорили о ней своим воспитанникам с придыханием. Можно осторожно, с уверенностью сказать: в Днепропетровске воздух был наполнен ароматами земли Обетованной. Вот почему Игорь Коломойша был самым желанным губернатором за всю историю города, основанного еще Екатериной Второй и до октябрьского переворота, носившего поэтиеское название Екатеринослав.

Коломойша был по-настоящему обрадован. Он распорядился выдать каждому участнику митинга по сто долларов, выступил с краткой речью и выразил уверенность, что земля Днепропетровщины будет не хуже земли Обетованной.

К концу своей непродолжительной речи Коломойша обнаружил, что число встречающих и аплодирующих увеличилось в два, а то и в три раза, но он приказал близким людям выделить еще несколько десятков тысяч долларов, чтобы никого не обидеть и отдать по сотне новоприбывшим.

Казалось бы, сумма в тридцать тысяч долларов, потраченная в качестве благодарности за радушную встречу его, как губернатора, не такая уж и большая для магната, но она окупилась…в десятки миллионов. Сейчас он даже не думал об этом. Дело в том, что страсти ненависти к хунте в связи с запретом родного русского языка, стали потихоньку убывать, пока совсем не затухли. И это случилось после встречи с щедрым, мудрым губернатором, который обещал золотые горы. Днепропетровская область потухла, как очаг возмущения, как свидетельство гордости, как наличие принципиальности, – она молча стала склонять голову перед киевской хунтой. Лики великих сынов промышленного края, бывшая кузница кадров московского Кремля, побледнели, потухли, великие сыны добровольно подняли руки кверху, они сдались жалкой, беспринципной кевской хунте. Днепропетровщина откололась от Донецкой и Луганской областей в самую трудную минуту. Друзей в беде не бросают, но покорные рабы Коломойши пренебрегли этим правилом. Позор вам, продажные шкуры. Никогда больше не быть вам этой самой кузницей столичных кадров: ложка дармового супа для вас оказалась дороже совести, гордости и чести.

А Коломойша цвел и пах. Он нанял себе целую армию для своей личной безопасности. Обещал десять тысяч долларов за одного убитого русского в Донецке или Луганске, тысячу долларов гарантировал за сданное ружье, винтовку даже старого образца.

Это не могло не обрадовать галичан. Они увидели, что на взрывоопасном востоке есть свой человек, могущественный человек, пусть он и еврей, которого нацисты терпеть не могли, но в данную минуту он на стороне бандеровцев, он делает все, чтобы уничтожать русских.

Необычное правление Коломойши заметил и главарь нацистов Яруш. Он тут же отправился к губернатору в его резиденцию. Бывшее здание обкома партии в пятистах метрах от центрального проспекта, расположено в зеленом массиве за парком Челюскинцев, где нет жилых строений, где не слышен грохот трамваев, представляло собой эдакий райский коммунистический уголок. Коломойша облагородил его изнутри и снаружи, потратив на это три миллиона долларов. Даже резиденция хунты в Киеве не могла сравниться с этим уголком.

Как только Яруш появился на первом этаже и предъявил свое удостоверение, два охранника взяли под козырек и не говоря ни слова, показали куда идти, и сами проводили гостя. Яруш подошел к лифту, лифт сам раскрылся, проглотив его, но и два охранника, не опуская руки, оказались тут же, молча глядя под ноги. Лифт выплюнул их на пятом этаже, это был в свое время этаж первого секретаря обкома партии, в том числе и Брежнева. Здесь было много других помещений: комната интимных встреч, ванная с биде, столовая, медпункт, гостиная и еще бог знает, что.

Коломойша вышел с широкой улыбкой на устах, с раскрытыми руками для объятий и смеющимися глазами. Казалось, он прячет лицо: оно покрыто рыжей растительностью: Игорю лень сидеть в кресле парикмахера.

– Я так хотел увидеть на твоей груди звезду героя Украины, но пока она гладкая, мужественная. Как это так? Надо это дело поправить. Подожди месячишко, я сделаю все, что смогу. А я могу многое, ты знаешь.

– Я пришел по делу, – сказал Яруш. – Звонил, но никак не мог с тобой соединиться. Давай посидим минут тридцать.

– О, пожалуйста! Мы еще в Киеве кое – какие вопросы обговаривали, я от них отказываться не стану. Пройдем приемную палату. Лера, а Лера, да не марафеться ты и так красива. Ни с кем не соединять. Скажи: ушел на охоту.

– За бабами, должно быть, – сказал Яруш.

– Можно и за бабами, но дел так много, не до них. Давай выкладывай.

– Мы уже договорились заранее о встрече, я вот и приехал. Ты человек богатый, и ты мне обещал, а мне нужны деньги, я создаю армию и поведу ее на Донбасс, а то, глядишь, и сюда перекинется москальская смута. Что тогда делать будешь?

– Да я создаю и свою армию. Но и над твоим предложением уже думал. Кроме того один миллион ты у меня уже получил, думаю: ты не в обиде.

– Ну, вот и хорошо. Я сейчас сформирую две бригады – Донбасс один и Донбасс два. Надо их перемолотить. Новобранцы воевать не хотят.

Коломойша почесал затылок, а когда он чесал затылок, он сомневался.

– Что-то не так? – с испугом спросил Яруш.

– Да твои нацисты не любят евреев. Выходит, что я спонсирую врага, – Коломойша наполнил рюмки коньяком.

– Есть разные нацисты, есть разные евреи. В этом можно разобраться и поставить точку раз и навсегда. Ты вообще не похож на еврея.

– Я – вылитый еврей, не стоит мне лгать, а то запутаешь меня. Точки соприкосновения надо искать в другом. Москали – твои враги и мои враги и на этом мы можем найти почву для совместной деятельности. Скажи, что ты хочешь.

Коломойша достал пачку дорогих заграничных сигарет и закурил. Проситель не растерялся. Он спокойно потянулся к пачке, извлек сигарету и прикурил от зажигалки хозяина.

– С двумя бригадами я хочу переехать к тебе в Днепропетровск, и отсюда буду посылать солдат в Луганск и Донецк. Ребят надо кормить, вооружать самым современным оружием и обустроить ночлег. Регулярная армия Трупчинова разваливается. Она не сможет одолеть сепаратистов. А мои ребята будут стрелять и убивать всех: боевиков, их жен, детей, отцов и матерей.

– Хорошее предложение, с ним нельзя не согласиться.

Во время делового разговора красивая девушка в белом фартуке, с черной бородавкой посреди белого лба, с сухой, едва заметной улыбой, на высоких каблуках внесла поднос, загруженный настолько плотно, что туда больше вилку было не поместить. Она разложила все перед гостем и перед хозяином, произнесла едва слышно приятного аппетита и быстро ушла. От блюд, Яруш даже не знал их наименование, исходил тонкий аромат, возбуждающий аппетит. Но гостю больше всего понравился копченый угорь, он его съел и даже стал пальцы облизывать.

– Подать еще? – спросил Коломойша.

– Спасибо, но я хочу и другие блюда попробовать. Признаться, я ничего подобного никогда не пробовал. Моя жизнь – дурная жизнь. Молодость быстро кончилась. А дальше грабежи, кулачные бои, бегство от работников милиции, решетка, побег, Чечня, бои с москалями. Ты живешь как король. Ну, да ничего. Отвоюем восток у русских, займемся устройством личной жизни.

– Я помогу тебе, – сказал Колошмойша, протягивая руку на прощанье.

 

24

Члены хунты не на шутку переполошились. Только что получено сообщение о том, что в первом же бою с сепаратистами, вооруженными битами, вилами и палками для прогона скота, доблестные войска украинской армии потерпели сокрушительное поражение. Заржавленные стволы пушек, затворы автоматов не могли послать ни одной пули в сторону заклятых врагов – москалей. После первых попыток, весьма неудачных, произвести выстрелы, солдаты доблестной украинской армии вынуждены были бежать кто куда. Они, прежде всего, оккупировали туалеты по пять – шесть бойцов в один нужник, а потом ринулись в подвалы. Подвалы оказались забиты женами и детьми сепаратистов, пришлось их теснить. Доблесные бойцы не терялись: доставали свои стволы из штанов и поражали молодых жен и девочек старше двенадцати лет. Как обычно писк, рев и вздохи от удовольствия, все там было.

Командующий войсками юго-восточной группировки, заместитель министра обороны генерал Хвост, спасая свою шкру, потерял планшет с рекогносцировкой боя, который одобрил сам Барак. Как теперь быть с докладом? Докладать или повременить? Яйценюх доказывал, что не надо хранить это поражение в тайне, тем более от самого Барака, а Паруубий советовал воздержаться.

– Надо проверить, как охраняется граница с Россией. Я готов пожертвовать своей жизнью ради спасения неньки Украины, – сказал Паруубий. – Если там нет пограничников, я спокойно перейду границу и прямо в Ростов. Там начну агитацию. Так, мол, и так, младший брат просит не стрелять, вернее, не вооружать вилами и топорами сепаратистов и самим не посылать войска на нашу территорию, тогда мы откажемся от лозунга «Слава Украине».

– А если тебя сепаратисты возьмут за яйца? – спросил Яйценюх и расхохотался.

– А они посмеют?

– Ну, допустим, бруки сымать не будут, но в тюрягу посадят. Мы не можем потерять такого верного, такого преданного бойца, как ты, Паруубий, – сказал Трупчинов. – Поэтому надо искать другие методы борьбы с москалями.

– Надо разорвать с ими дупломатические отношения, – сказал Паруубий. – Я предлагаю сделать это сегодня же.

– Нельзя, – возразил Трупчинов, оглядывая соратников ненавистным взглядом. – Когда разрывают дипломатические отношения, это…это война.

Паруубий промолчал, не стал больше возражать, но потом, начиная с утра следующего дня, стал проявлять активную деятельность по дискредитации России, пытался разорвать дипломатические отношения, закрыть границу, подорвать газовую трубу в нескольких местах, установить забор из колючей проволоки и даже шлепать печать на лоб украинцам, живущим в приграничной зоне. Но, ни здесь, ни там, ничего не получалось. Слава Богу, хоть теракт в Одессе удался: он был его творцом, составителем плана и в какой-то мере спонсором, особенно из тех денег, которые он украл во время финансирования революции в 2013/2014 годах американцами. Свыше ста человек погибло, и Паруубий был на седьмом небе от счастья. Значит, великий человек Паруубий не зря ест хлеб и портит воздух.

И все, дела пошли не в ту сторону. Что если сепаратисты победят национальную гвардию и двинутся на Киев, его Паруубия схватят первого и отрежут ему голову.

Однажды он позвонил Трупчинову. Тот почти мертвым голосом, едва слышно отвечал на его вопросы.

– Эй ты, гнида, говори громче. На проводе Паруубий!

– Господи помилуй, господи помилуй, – пропел и. о. президента и повесил трубку.

«Ну что, надо идти», – сказал себе Паруубий и хлопнул дверью.

Когда он входил в президентские покои, Трупчинов в тот самый момент общался с Яйценюхом.

– Погибли мы, окончательно погибли, – всхлипывая, говорил Трупчинов.

– Э, ерунда, чего ты так переживаешь? Мой самолет на дежурстве. Если что, я занимаю первый салон и в Америку к Виктории Нудельман, она меня выдвигала, она мне предоставит и укрытие от сепаратистов. Она охотно на это пойдет. Политическая составная Нудельман мне хорошо известна. У нас с ней много общего. Это ненависть к России, это запрет русского языка на Украине, это заселение Крыма татарами, это исчезновение русской нации как таковой.

– Привет, друзья нацисты, – произнес Клочка, мэр Киева, присаживаясь без приглашения. – Будущее нации обсуждаете?

– Нет, шкурные интересы, – ответил Яйценюх и расхохотался. – Если пойдут на нас москали, что будем делать?

– Я пущу себе пулю в лоб, – произнес Паруубий.

– Не бреши, ты трус еще тот, я тебя знаю. Ты куда-нибудь в норку – раз и нет, как хомячок.

– Да я счас, хошь докажу? – Паруубий вытащил пистолет и приставил к виску: р – раз! Два! Три!

Курок щелкнул, Паруубий вытащил затвор и произнес:

– Патрона не оказалось.

– Возьми мой! – предложил Яйценюх, доставая пистолет из внутреннего кармана пиджака.

– Э, ребята, перестаньте дурить. Я как президент, приказываю: успокойтесь. Еще не хватало устроить стрельбу в кабинете президента. Ты, Паруубий, что хотел?

– Я хорошую новость принес.

– Какую?

– Яруш со своей бандой отправляется к Коломойше, там у него будет штаб, а воевать с сепаратистами, будут ездить из Днепропетровска в Луганск и в Донецк.

– А кто его бандитов кормить станет, кто будет снабжать оружием?

– Коломойша.

– Ура!

– Ура!

– Это наше спасение!

Паруубий бросился целовать своих соратников, но во время поцелуев возбудился и стал шептать Трупчинову на ухо ласковые слова и прижиматься к нему всем телом.

На следующий день Трупчинов получил донесение от Яруша: Правый сектор в первом же бою с сепаратистами в юбках, которые несли молоко в бидонах с маленькими детишками на руках в неравном бою уничтожил всех до единого. Уничтожена так же кошка и собака, следовавшая за сепаратистами. Трехлетних мальчиков пришлось приканчивать штыками, так как они после стрельбы из пулеметов все еще пищали и звали своих матерей. Трем бандеровцам надо присвоить звание Героя Украины, четверых наградить денежными премиями в размере пять тысяч долларов каждого.

– Где деньги возьмем? – спросил Трупчинов Яйценюха.

– Найдем, можешь не беспокоиться.

– Ты же заявил на весь мир: казна пуста.

– Э, это для отвода глаз. Надеюсь, дядя Сэм раскошелится, но он скупой, черт бы его побрал. И Ангелина Муркель такая же. Дают нам как курице по зернышку, даже в свой карман положить нечего. Вся надежда на земляка Коломойшу. И Вальцманенко мог бы подбросить, свой ведь человек, не так ли?

– С премиями подождем, а Героев Украины наградим, не жалко.

Пока великие люди рассуждали о том, о сем, в адрес Трупчинова пришла еще одна депеша: солдаты украинской регулярной армии отказываются стрелять в террористов, называя их своими земляками, которые им никогда никакого зла не делали. Это чистой воды саботаж, невыполнение воинской присяги, прямой вызов киевским властям, избранным народом единогласно на выборах, которые пройдут в будущем.

– Этих предателей мы будем расстреливать за измену Родине без суда и следствия. Тридцать человек, это юноши 20–25 лет уже расстреляны, но не похоронены. Среди них есть и бойцы из Галичины. Это просто позор. К сему прилагаю список расстрелянных бойцов без суда и следствия, можете передать родителям. Пусть приезжают, забирают тела для последующего захоронения.

– Ну, этот Яруш молодчина. Его следует наградить железным крестом и грамотой Степана Бандеры.

– Я еду к себе на работу, собираю совет министров и…и…решу построить Ярушу памятник у него на родине, а один здесь, в Киеве. Вот герой, а?

– С его патретом, с патретом и афтоматом.

– Облызательно. Слава Украине!

– Хайль!

– Хайль!

 

25

У народного губернатора Валерия Болотова была красивая жена и две дочери, хорошая квартира и веселая работа. Никто не думал, что придется брать оружие в руки и воевать с бандеровцами, жившими на западе за тысячу километров от своего дома. Оказалось, что у них, как и у коммунистов есть своя идеология, своя партия, свой вождь, точно так же как было у коммунистов до и после 17 года.

Как известного человека, его избрали народным губернатором на первой же сходке участников повстанческой армии юго – востока. Опыта борьбы с киевской хунтой не было ни у Валерия, ни у других, кто носил оружие, кто, рискуя жизнью, мог выйти в любое время и вступить в бой с вооруженными солдатами. Поначалу власть в Донецке находилась в руках хунты: МВД, прокуратуры, суда, управленческого аппарата. Не приняв еще никаких конкретных решений, да их и нельзя было принять, руководство повстанцев разошлось, кто куда. Болотов отправился в офис попить чай, а затем намеревался уйти домой, зная, что семья ждет.

В штабе его ждала только секретарь Раиса. Она, как только он переступил порог, бросилась готовить кофе, но приготовить не успела: в офис вошли вооруженные люди, и ничего не спрашивая, не задавая вопросов, набросились на хозяина. Они скрутили ему руки за спину, и надели наручники.

– Пойдем, народный вождь.

– Куда, по какому праву?

– Ты еще осмеливаешься задавать нам вопросы? – с пренебрежением произнес бандеровец и дал ему два раза коленкой в промежность. – Набросьте ему колпак на голову.

Колпак набросили, перевязали шнурком в районе шеи, чтоб не спадал и повели на улицу. По ударам по спине, он чувствовал, что его запихивают в микроавтобус.

– Развяжите мне руки, а то я упаду на повороте, – попросил он.

– Ноги шире раздвинь и спиной прижимайся к спинке сиденья.

– Куда вы меня везете?

– Не задавать лишних вопросов! А то проведем санобработку.

Где-то перед рассветом его выгрузили и повели вниз по ступенькам. Здесь он с завязанными глазами, руки за спиной, просидел до десяти утра, а потом был вызван к следователю.

– Где я нахожусь? – спросил он следователя.

– Это не имеет значения.

– Если вы мне не скажете, где я нахожусь, и не скажете правду, я не стану разговаривать с вами.

– Получишь семнайдцать ударов в солнечное сплетение, – сразу заговоришь.

– Ага, вы – львовянин, пшек.

– Пся крев, – произнес следователь в сердцах и осекся. Он выдал себя полностью. – Пан Валерий, кто вас завербовал, моськали?

Болотов молчал.

– Матка боска, кто вас вербовал? Он нажал на кнопку, вошли два амбала.

– Обработать!

Посыпались удары в солнечное сплетение, в лицо, по почкам. Валера свернулся в клубок, но, ни одного вздоха не произнес.

– На кого пан работает? – задал вопрос пан Борщевский.

Ответа не последовало.

– Увести пана Болотовского, – приказал следователь Борщевский.

Болотов был крепким парнем. Сидя в одиночной камере, он уже через час пришел в себя и стал думать о жене, о детях, о том, как с ним поступят в дальнейшем. Он не знал и не мог знать, что его супруга взяла детей в охапку, перешла границу и уже дает интервью российскому телевидению. Это сыграло и для него положительную роль. Теперь его не могли прикончить, как рядового узника и похоронить где-нибудь в болоте, чтоб никогда никто труп не обнаружил.

Время тянулось медленно, его на допрос никто не вызывал, еду не приносили, играли в безразличие, думая, что он не выдержит, сам напросится, но Валерий терпел. Даже сам от себя не ожидал, что на такое способен.

На третий день окошко отворилось. Дежурный бросил ему старую алюминиевую миску, на дне которой теплился суп. Это была вода, заправленная свекольной жидкостью с куском черствого ржаного хлеба. Как ни странно, суп показался вкусным, но жидкость растеклась по кишкам и возбудила еще больший аппетит.

Уже через пять минут послышалась команда: Болотов на выход. Ему тут же надели наручники, и повели к следователю. Следователь был в гражданском костюме, приблизительно возраста арестованного. Он сидел в кресле, выпуская клубы дыма изо рта.

– Закури, браток, – приветливо сказал он Болотову. – А, у тебя руки связаны. Эй, дежурный, освободите арестованного от ручных кандалов. Я ему предложил закурить, а он не может взять сигарету, нехорошо это, не гаманно.

У Валерия защекотало в носу от дыма, который выпускал следователь и он сдался, извлек сигарету, а следователь преподнес ему зажигалку.

– Давай, приступим к допросу. Хочу предупредить сразу: упираться бесполезно. Я член банды Правый сектор. Вы называете нас нацистами, а я бы сказал так: мы супер нацисты. Я, к примеру, считаю, что ни одного москаля не должно остаться в живых, они подлежат уничтожению, как евреи во времена гитлеровского освобождения Украины от москалей. Ты – москаль?

– Я русский. Но для меня все равно – русские, украинцы, евреи, был бы человек хороший.

– Тогда за кого ты воюешь, кому ты служишь?

– Я борюсь за правду. Не мы к вам пришли, а вы к нам, вы хотите поработить нас, завоевать нашу землю. Вы воюете на нашей земле. Что вы от нас хотите? Поработить? Не получится.

– На москалей надеетесь? Они вам не помогут. Ваш президент уже трусит. Натворил с Крымом, на весь мир опозорился. Скоро вы сдадитесь, а потом мы пойдем на Крым. Население Крыма встретит нас с радостью.

– Как вас зовут?

– Йозеф.

– Йозеф, не будем тратить время на пустые разговоры. Выпустите меня, и я вернусь в Донбасс. У меня там жена, дети.

– Ваша жена в кутузке и дети тоже. Для того чтобы вам с ними увидеться, вы должны перейти на нашу сторону.

– Никогда! Вы – поляк? Странно, что поляки служат бандеровцам. Сколько польских граждан уничтожили бандеровцы после войны. И теперь поляки с вами или вы с ними?

– О, матка боска, я украинец, чистый украинец, а Лемберг вовсе не польский, а украинский город. Пан Болотянский, подпишите эту бумагу. Подпишите и вы на свободе, я обещаю вам. Жена, дети, ресторан, гербата все вам будет доступно.

– Что такое хрбата? Как это перевести?

Йозеф порылся в словаре и произнес:

– Чай.

– Я пью кофе. А хрбата пейте сами.

– Езус Мария! Твоя будет подписывать или нет?

– Нет, не будет.

Следователь Йозеф Кончиковский хоть и служил бандеровцам, но в душе не испытывал той ненависти к русским, которую внушали ему учителя типа Ирины Фарион. Он слушал рассказы деда о своем пребывании в сталинских концлагерях, о том что не все русские были звери, как того требовали их начальники, что среди следователей и охраны встречались добрые, сочувствующие люди. Они относились к полякам с сочувствием и уважением. Он понимал, что хунта затеяла несправедливую войну с собственным народом на юго-востоке.

– Пан Болотянский, если надумаете, постучите в окошко своей камеры, попроситесь ко мне, а пока вы свободны, – сказал Йозф, нажимая на кнопку вызова. Вошли два дюжих бандеровца и отвели Болотова в камеру. Болотов просидел еще две недели, пока однажды в сумерках его не вывели из камеры, не посадили в микроавтобус и не увезли куда – то. Ехали долго, без мешка на голове. На рассвете он увидел знакомые пейзажи и понял: его обменивают. Так оно и получилось на одном из блокпостов. Народный губернатор вернулся в Луганск и приступил к исполнению своих обязанностей. Вскоре приехала и жена с детишками. Сам факт обмена, показанный много раз по телевидению, говорил о том, что народная армия республики имеет определенную силу и с ней приходится считаться киевской хунте.

Руководство республики доказало свою состоятельность, свою моральную состоятельность. Арестованный хунтой Болотов не был забыт, он был освобожден из плена и приступил к своим обязанностям.

Ему не удалось увидеть съемки по телевидению, показанные еще тогда, когда он находился в сизо, когда его супруга выступала в поддержку мужа.

– Сейчас нам легче будет, – сказала супруга. – Революция значительно окрепла. Принят закон об образовании независимой республики и бандеровцам труднее выставлять свои претензии по поводу так называемого сепаратизма.

После Болотова Донецкими руководителями стали Захарченко, Пушилин и другие.

 

26

Когда государство на грани банкротства, оно прибегает к последнему опасному шагу, это его последнее дыхание – запускает печатный станок, т. е. печатает лишние деньги, которые ничем не подтверждаются и очень быстро превращаются в пустые бумажки.

– Разрешаю, – сказал Яйценюх. – Семьдесят миллиардов гривен напечатай, а семь принесешь мне. Я обменяю их на доллары и рассчитаюсь с одним немцем, который…, который построит завод для производства баллистических ракет с ядерными зарядами, коими мы снесем Москву. Она загорится, как коробок спичек. Мне скоро предстоит поездка в Берлин. Только эта информация и то, что завтра, нет, завтра не получится, надо сначала напечатать деньги, потом обменять, потом соображать, как переправить через границу, потом…, ах ты господи Боже мой, как я устал от этих нескончаемых государственных дел: ни сна, ни покоя. И никто не видит, как я тружусь на благо неньки Украины, одни только упреки слышишь. Не народ, а черти что, как говорил наш батька Степан Бандера.

– Есть! Хотя я и сам могу поменять и принести зеленые бумажки сразу, чтоб тебе не беспокоиться, – сказал председатель Центробанка Живешь Кучеряво. – Пять миллиардов гривен я обменяю для себя. Дачу не достроил в районе Одессы. Хорошо, что в Крыму не стал строиться, а то профукал бы денежки.

– А у меня в Крыму трехэтажный. На последнем этаже полы надо было поставить. Эх, ма! Как только вернусь из Германии, как отдам немцу деньги, сразу приступлю к возвращению Крыма. Крымчане спят и видят себя в составе вильной неньки Украины. Российская агрессия уже довела их до ручки. У нас там есть свои люди, они доносят. Одно мое слово, и в Крыму восстание и плакаты: дорогие братья, ослобоните нас от москалей!

Яйценюх явно разошелся, у него начался словесный понос, но Живи Кучеряво перебил его.

– Тогда возьми десять мульярдов из казны. Тебе же на освобождение Крыма нужны деньги, верно?

– О! Молодец. Тогда так и запиши: для Крыма. А я у Германию слетаю, аки черновицкая птица, и дам команду: начинать!

– Я вот о чем думаю, – не унимался Живи Кучеряво. – Если даже, а может быть и такое, поскольку в наше время все может быть; так вот, если такое случится, шо Крым вернуть не удастся, эта сумма в десять мульярдов гривен, а что такое десять мульярдов? Тьфу – вот что такое десять мульярдов, они эти мульярды, можно будет оформить, как премию – и тебе и мине. Что мы, зря на Майдане с тобой стояли? Майдан это такое дело…чижолое дело. Жизнью поплатиться можно. Вон мой сверстник Мурло из Черновцов погиб. А ить имел хорошее поместье и бизнес у его процветал. Бросил все и приехал в Киев нас защищать, да погиб здесь.

Яйценюх поежился, высморкался в белый платочек и бросил его в урну, потом стукнул себя несколько раз ладонью по лысине и произнес:

– Пусть будет так. Тебе десятка и мне десятка, но с возвратом. У меня тут проект один прибыльный намечается. Уже через месяц я смогу вернуть всю сумму с процентами. А ты…ты управляющий банка, а в банке миллионы крутятся. Подбей там, чтоб все по нулям, мало ли как может сложиться обстановка. Чтоб при проверке, в случает чего, дебет с кредитом сходился. Сумму я жду после завтра к вечеру. В Германию еду к Ангеле Муркель. Влюблена она в меня, должно быть. Все названивает и так нежно: Сенечка, Сенечка, мой дорогой, слюнявый мой, хоть я вовсе не слюнявый. Один раз разговаривал с ней и в самый ответственный момент чихнул. Сам понимаешь, обрызгал ей лицо слюной, такой горячей, она даже поморщилась. Пока, давай, пожму твою крепкую долларовую руку. А, еще, это не забудь. Ни одна душа не должна знать, никто из нас, ни я, ни ты под дулом пиштоля не должен признаться в этой операции, направленной на благо неньки Украины. Ты понял, аль нет?

– Так точно. И…и чего там переживать, не в первый же раз мы с вами проворачиваем ткие дела. А дендеры… двадцать мульонов вам, восем – мне.

– Не дендеры, а тэндеры.

– Пущай тундеры, мне все равно, были зеленые потом…по два мешка каждому.

Как только главный банкир страны ушел, Яйценюх приказал паковать чемоданы и к шести доставить билет на самолет до Берлина. Паковать, правда, было особенно нечего. Килограмм золота в подарок Ангеле, два серебряных сервиза нужным людям и одна выделанная заячья шкурка.

Правительственный самолет был готов к шести вечера в назначенный день, он тут же поднялся в воздух, и как показалось премьеру, уже через двадцать минут был в Берлине, где его встречал посол Сосиська. Посол крепко обслюнявил премьера, но все косился на массивный чемодан. Что премьер в этот раз утащил из Киева, чтобы подарить этой вздорной бабушке Мурхель? Посол тут же моргнул Наливайразливайченко, тот понял, что это значит, и когда те отправились на ужин, тщательно осмотрел чемодан премьера. Все вещи были аккуратно разложены на диване, засняты точной аппаратурой, уложены на место и также перевязаны шелковыми шнурками.

Яйценюх пожелал посетить баньку, сказав послу, что ни разу в жизни не имел контакта с немками и не знает, какие они в постели.

– Все у них там, как у наших. Немки только более раскованы, более доступны, а это и хорошо и плохо. Обычно интересно то, что недоступно, либо кажется таковым.

Яйценюху хотелось здесь познакомиться, и он делал такие попытки, но дамы, сидевшие за столиком обычно попарно, смотрели на него пристально, потом разъярялись хохотом и говорили одно и то же: dumm (дурак). Он держал при этом руку в кармане, низко нагибался и уходил к своему столику, за которым сидел посол Сосиська.

– Хочешь, я подойду и скажу, кто ты есть, и успех будет обеспечен?

– Спасибо, Сосиська, не нужно. Премьер…это…это… знаешь, величина, а вдруг покушение, а меня завтра ждет Муркель, как она без меня, что она будет делать, если я не появлюсь?

– Да, ты прав. Но если давно у тебя никого не было, можем сходить в бордель, там такие красотки, закачаешься.

– Во, это другое дело. Давай собирайся.

На следующий день в два часа, когда он вышел из автомобиля и направился к входу во дворец, где обитала Муркель, толпа встретила его с плакатами: «Убийца, убирайся вон!», «Руки прочь от Донецка!» «Зачем убиваешь детей?»

Посол Сосиська схватил его за руку и прибавил шагу. Яйценюх так согнулся, что голова оказалась почти у ног, он боялся, что в его лысый кумпол полетит булыжник, как он тогда будет общаться с Муркель?

Охранник нес его чемодан, согнувшись. Два булыжника стукнули, получился звук похожий на битье стекол. Но Яйценюх не поворачивался. В посла полетел один камень, а в него, гада, ни один.

Канцлер встретила Яйценюха скупой улыбкой, но при этом сказала:

– Ты, Яйценюх, не сердись. Иногда и мне попадает. Вы в Киеве понимаете демократию в том ее виде, когда вы народ лупите по головам, а он молчит. А у нас все наоборот, нас, руководителей лупят, и мы обязаны молчать.

– Ого, значит вам достается. К черту такая демократия. У нас все наоборот. Мы под Донецком лупим из пушек, да все по головам, да по головам. Иногда ногу оторвет, иногда прямо в сердце, иногда руку оторвет от тела. Приезжайте к нам, наберетесь опыта. Можете и Барака взять с собой. А то у него искаженные представления о демократии.

– Яйценюх, ты молодец, у тебя все наоборот. Потому я тебя и пригласила. Чтоб вручить медаль за храбрость. Лупи этих, как их москово…

– Маскалей, – подсказал Яйценюх.

Слуги Ангелы Муркель внесли несколько бокалов пива и какое-то сушеное тесто, твердое как высушенная щепа.

– Я бы перекусил, – тихо пожаловался Яйценюх послу Сосиське.

– Потерпи. У немцев другие обычаи. Если ты пришел к ним в гости, они тебя никогда не покормят. Пива, сколько хочешь, хоть ведро, а вот кусок колбасы ни за что.

– Фу, жадные, – брякнул Яйценюх.

– Что значит жадные? – спросила Муркель.

– Жадные – значит хорошие, добрые, – солгал Яйценюх и залпом выпил бокал пива.

– Нох айнмаль! – воскликнула хозяйка.

– Благодарю вас, – сказал Яйценюх, протягивая руку.

Спустя какое-то время Яйценюх повторил: нох айнмаль!

Ему налили еще.

– Послушай, хозяйка, а можно из горлышка?

Ангела широко распахнула глаза. Но в это время в ее кабинет вошел Яруш в сопровождении министра иностранных дел Штайнмайера.

Ангела захлопала в ладоши.

– Будем награждать медаль.

Яйценюх услышав эти слова, подошел к Ярушу, чтобы поздравить его и увидел вчетверо сложенную бумагу, понял, что это текст речи на церемонии вручения медали. А у самого не было этой речи. А, решил он, без подготовки скажу речь, подумаешь? Я всегда это делаю в парламенте на заседании совета министров. И здесь тоже обойдусь. Экспромтом лучше.

– Госпожа Муркель! – начал он речь, но Муркель подняла руку кверху, что значило стоп.

– После награды скажешь речь, – подсказал посол Сосиська.

– Это есть правильно, – добавила Муркель.

Она сама поднялась с кресла, ей на позолоченном блюдце принесли две медали за отвагу, и она начала читать текст на немецком языке. Переводчица тут же переводила.

– Уважаемый Зайчик Крулык, мы наградить тебя медалью за отвагу и желаем тебе очистить Донецк и Луганск от бандитов, сепаратистов, бандеровцев.

– Я не согласен, – сказал Яруш. – Это бандеровцы должны очистить территорию от сепаратистов, а не наоборот.

– Э, какая тебе разница? – сказал посол Сосиська. – Молчи, сиди, а то процесс нарушишь.

– Was ist das? – спросила Муркель.

– Яруш вспомнил, что ему сегодня надо быть в Донецке, а он находится в Берлине. Не обращайте на него внимания, у него не все дома, – сказал посол по-немецки.

 

27

Трупчинов никогда не думал, что ему придется убивать своих же граждан за то, что они думают иначе, чем думают его соратники, его невольные соратники, волею судьбы ставшие его единомышленниками. Он, уроженец Днепропетровска, вырос в семье, где к бандеровцам относились отрицательно и вообще само слово бандеровец, было ругательным словом не только в его семье. И вот теперь, когда он стал Председателем Верховной Рады, а заодно и исполняющим обязанности президента страны, он был загнан в угол. С одной стороны все поменялось: он достиг высот недосягаемых, с другой, то, что было раньше, было не так давно. Как посмотрят на это те люди, которые знают его с детства? Но с другой стороны все изменилось. И дядя Сэм изменился, дядя Сэм, как и большинство, стал идиотом в полном смысле этого слова, а чернозадый президент стравливает белых с белыми, чтобы те применили ядерное оружие и все, как один погибли. На смену белым должны прийти черные, христиане будут убиты, а мусульмане придут им на смену. И он, баптистский священник, хорошо это понимает, но ничего не может сделать, уже поздно, маховик запущен, он вращается с невероятной скоростью, мир катится в пропасть. Если сказать об этом во всеуслышание, его сочтут сумасшедшим. Современный мир требует быстрой переориентации. Ничего не попишешь. А если принять во внимание, что именно дядя Сэм подарил ему две высокие должности, а ему даже присниться не могло это. Президент и Председатель Верховной Рады! Да это же, это же… короче, да здравствует могущественный дядя Сэм! С ним нельзя не считаться. И вообще культ дяди Сэма распространен не только в его стране, но и в Западной Европе, куда так стремится Украина, нищая страна, мечтающая стать богатой при помощи того же дяди Сэма. Все высокопоставленные швабы склоняют головы перед этим мудрым, чувствующим себя иногда неполноценным нигером Бараком, – стоит ему выпустить пар из штанов, они уже рукоплещут. «Как я могу выступить против? Да Юля меня сожрет, и вся партия Батькивщина исключит меня из партии. Нет, ничего не поделаешь. Взялся за гуж, не говори, что не дюж» – думал Трупчинов и решил покончить с крамольными мыслями раз и навсегда. Он тут же взялся сочинять Указ о террористической операции, сменил министра обороны и приказал новому министру Кивалю укрепить армию и освободить Донбасс от всего народа, живущего там, поскольку там все поголовно сепаратисты и террористы. Они хотят самостоятельности, значит, они террористы, и думают не так как приказывает Киев, значит сепаратисты.

Генерал Киваль усилил армию бойцами, вернувшимися из Крыма. Но в первом же бою, бывшие крымские солдаты позорно бежали, а те, кому не удалось бежать, сдались и перешли на сторону повстанцев. Министр обороны Киваль едва ли не был уволен за профессиональную непригодность. Хунта стала подыскивать нового министра обороны. Но подходящей кандидатуры не находилось. Тогда опять же подключились американцы. Без них никак. Американцы первыми поняли: ни Трупчинов, ни Яйценюх, ни Вальцманенко не способны принимать правильных решений, они, руководители, сами нуждаются в руководстве. Это хорошо, это отлично. Такое положение могло приносить плоды, если американцы были хорошими, умными, талантливыми руководителями, но…они были тупые, как сибирские валенки.

Они решили оставить генерала Киваля при штабе, в качестве консультанта, как генерала, служившего в советской армии и окончившего офицерскую школу в России. Он был отменным служакой, долго ходил в подполковниках, а хотел стать полковником. В знак протеста в 91 году уехал на Украину, где дослужился до генерала, родина оценила его.

А пока генерал Киваль решил взять Донбасс силой при помощи техники. Он собрал старые танки, в том числе и те, что россияне разрешили вывезти из Крыма, нашел несколько самолетов, невероятное количество пушек и БТРов. Он прекрасно понимал, что любая железная колымага задавит любого бойца с автоматом в руках даже без выстрела. Гусеницами, огромными колесами, а снаряды из пушек распугают все население.

Трупчинов и Яйценюх были на седьмом небе от счастья, поскольку именно он, Трупчинов, первым пошел к послу США Пейту за поддержкой, а заодно и за советом.

– Если бы не моя инициатива, сидеть бы нам всем троим в луже, – хвастался он в присутствии членов хунты – Паруубия, Наливайразливайченко и Вавакова, Яйценюха и Вальцманенко. – Танк уже задавил одного террориста. Есть подозрение, что это москаль, потому как дончане не умеют держать автомат в руках. Они от рождения угольщики. Кирка в руках с детства – вот их оружие. Они, кажись, и в Киев приезжали с этими кирками.

Но проходили дни, а за ними и недели, а в Донецкой и Луганской областях никаких особых боевых действий не происходило.

И на это было много причин. Солдаты не хотели убивать своих по неизвестным причинам. Они даже вступали в переговоры с повстанцами и, о ужас, переходили на их сторону.

Второй важной причиной было плохое снабжение. Солдаты Трупчинова и Яйценюха голодали, ночевали просто на сырой земле, у них не было не только баланды в достатке на обед и ужин, но и такого пустяка, как курево. Еще немного и солдаты хунты могли соединиться с повстанцами и двинуться на Киев, смести хунту. Но в Вашингтоне переполошились. Псаки Суки, Нудельман, Керри и Барак вспомнили, что у них есть еще одна кандидатура, так сказать на всякий, на крайний случай. Это нацист высшей марки Яруш. И Яруш был вызван к послу Пейту.

– Твоя, командир правый сектор, берет сектор и дует на Донецк, на Луганск и там пиф – паф. Украинишэ сольдат не хотит пиф – паф, а ты хотит. Ти не лубит рашэн. Вот тебе пятьдесят миллион доллар. Двигай на восток.

– Господин посол. Пятьдесят миллионов долларов это скромно, – заявил Яруш.

– Скромна, что такой сромно? Это есть много?

– Нет, это есть мало.

– Момент!

Посол нажал на кнопку вызова.

– Коломойсу? Это есть ти? Завтра встречай на Днепр Ярушу. Помош Ярушу 50 миллион доллар. Гуд бай.

Яруш вышел из здания посольства, сел в свой бронированный Мерседес, который он национализировал у Януковича, проехал сотню метров и очутился возле резиденции президента. Был третий час дня. К этому времени самозванец президент уже ушел из Верховной Рады, исполнив свой долг Председательствующего, и пил в президентском кабинете сладкий чай с бананом.

Яруш ворвался в кабинет и плюхнулся в кожаное кресло.

– Ну что, сука? Иду тебя спасать.

– Как спасать, что спасать? – дрожащим голосом спросил Трупчинов, едва не выронив чашку из рук.

– Беру часть своей гвардии и еду в Донецк и Луганск. Позвони этому придурку Кивалю, шоб меня встретил, как положено. Он не может организовать бойцов, так я своих организую. Мои будут стрелять на поражение…тех, у кого автомат в руках, тех, кто держит ребенка на руках, тех, кто ползет с палочкой в руке, потому что сам не может передвигаться. Даром хлеб едят. Я превращу этот край в пустыню, а ты потом дашь разрешение поселить моих людей из запада. Я хочу, чтоб бандеровцы были не только на западе, но и на востоке. В свое время за эту работу взялся президент, зять Америки Ющенко, но он был ограничен сроком. Что такое пять лет? Ерунда. Хотя в Крыму осталось еще много наших. Часть, правда, уехало, мы их считаем беженцами. Я только что из посольства дяди Сэма. Я их не очень люблю. Я хочу бандеровскую империю создать от Ужгорода до Урала, а янки стремятся прибрать Украину к своим рукам. Но все равно, запиши эти пятьдесят миллионов долларов, все равно придется когда-то возвращать.

Трупчинов вышел из-за стола и начал пританцовывать от радости.

– Республика спасена, страна спасена, думократия была в опасности, а теперь вне неопасности. Благослови Господи, аллилуйя, аллилуйя. – Он бросился и обнял Яруша. – Я тебе присвою звание маршала Украины. Чичас заготовлю Указ.

– Пока не за что присваивать, повременим немного. Когда падет хотя бы одна область. Оружия у меня мало. Попроси у америкосов, у них оно есть, но они зажимают, псы. Ны, я пошел, мне надо готовиться.

– Может военный оркестр? – Трупчинов стал названивать Яйценюху. Яйценюх обрабатывал проститутку Лежичко, которая лежа под грузом, пела революционную песню.

 

28

Появление боевиков Правого сектора на юго-востоке в общем плане было серьезным ударом по бойцам народного ополчения Донецка и Луганска. Если солдаты регулярной украинской армии старались вести боевые действия так, чтоб не страдало мирное население, не гибли женщины и дети, то бандеровцы считали количество убитых своим достижением и не признавали, что это граждане одной страны, что маленькие дети не подлежат уничтожению. Бандеровцы не жители второго тысячелетия, они аборигены раннего средневековья.

Как только нога Яруша ступила на чужую землю, боевики были расставлены по точкам, по деревьям по крышам домов, им выдали снайперские винтовки и приказали косить все, что движется на двух ногах. Ту часть боевиков, которая оставалась не у дел, Яруш направлял на поле боя.

Пошли жертвы. Это были солдаты, их жены их дети, их отцы, братья.

Горожане стали переселяться в подвалы, бомбоубежища.

В семье Макеевых отец погиб в неравном бою с бандеровцами недели две тому назад, сын с молодой супругой ушел на рассвете на фронт, осталась Марта с шестилетним ребенком Юлией. Ночь они провели в подвале. Мать почти не спала, а сейчас часов в двенадцать попив чаю, заснула, сидя в кресле. На дворе было тихо, солнечно и в форточку проникал свежий воздух. Юля открыла входную дверь, спустилась со второго этажа и присела на скамейку перед подъездом. Откуда-то появился мальчик с мячом под мышкой.

– Поиграем на площадке? – спросил он ее. – Как тебя зовут?

– Юлией.

– А где твоя мама?

– Спит.

– И моя спит. Мы ночевали в подвале, я спала у нее на коленях, а она не спала, все в форточку смотрела.

– Ну, тогда поиграем. Меня Сережей зовут. Идем.

– Идем, что делать, – согласилась Юля.

Сережа долго гонял мяч по площадке, а Юля все бегала, ловила мяч и подносила Сереже. Она быстро устала и уже собиралась домой.

– Еще немного, – попросил Сережа.

– Еще десять минут.

Юля несла мяч, она почти бежала, прижимая его к животу, и вдруг получила толчок в голову. Боли не было, только потемнело в глазах, и она упала как подкошенная. Из головки на асфальт полилась струйка крови. Это работа снайпера из Правого сектора. Он лежал на крыше соседнего дома и хорошо видел бегающих веселых детей и тут же взял на мушку девочку. Нажав на курок, он с удовольствием увидел, что цель поражена, девочка упала как подкошенная. «Одна цель поражена», сказал он себе, довольно поглаживая немного отросшую бородку.

Сережа прибежал, испугался, увидев Юлю мертвой, он понял, что ее застрелили, и убежал в соседний дом. Снайпер Куцык из Ивано – Франковска, шлепнул себя по лысине, что не прикончил мальчика, стал высматривать в бинокль, но мальчишка уже заскочил в подъезд.

Так как снайперы меняли свое местоположение, Куцык убрал винтовку в мешок, спустился с крыши через люк и ушел в другую сторону.

Мальчик Сережа вышел из подъезда, он заметил дядю с длинным узким мешком, который перебежками, оглядываясь, перебегал от одного дома к другому и запомнил тот дом, куда дядя зашел и больше не выходил. Он побежал в сторону расположения бойцов народной армии и сообщил, что дядя, который прострелил девочке голову только что полез на крышу дома и показал этот дом. Два сержанта выбрали другой дом выше этажом и поднялись на его крышу. На снайперской винтовке был оптический прицел. Куцык сразу засветился.

– Что будем с ним делать?

– Его надо брать живым, – сказал второй боец.

– Прострели ему ногу ниже бедра. Он сможет спуститься, но не сумеет убежать.

Пуля вылетела бесшумно и попала в цель. Куцык дернулся и схватился за ногу. Его задача была отползти за трубу, чтобы избежать второго выстрела, а затем перевязать ногу во избежание потери крови. Но он пока, опустив голову, тихо лежал, ожидая второго выстрела. Но второго выстрела не последовало. Он отполз за трубу, снял бронежилет, а потом майку. Майку разорвал, снял брюки и, оставшись в трусах, стал перевязывать ногу выше колена. Затем начал спускаться вниз. У лифта его ждали два бойца. Как только двери лифта раскрылись, на него надели наручники, колпак на голову и повели в подвал.

– Я не виноват. Выстрел получился случайно, – лепетал он.

– Молчи, животное. Революционный суд решит твою судьбу. Но жить ты, недостоин. Кто у тебя дома – жена, дети?

– Жена и трое детей, – сказал Куцык.

– Тебе предстоит тяжелая смерть. Знаешь, как умирают бандеры? Им сначала отрезают язык, потом уши, потом руки, потом ноги. Свой язык ты проглотишь.

– Откуда вы знаете такую систему? Это же наша, бандеровская система. Мы еще кишки выпускаем и вокруг шеи обматываем.

Бандеровца привели в подвал к Андрею Пургину. После доклада Пургин сказал:

– Кончить с ним выстрелом в голову. Как ребенок погиб, так и он должен погибнуть, а издевательством мы заниматься не будем, это не наш метод.

– Матка Боска! У меня перед смертью есть просьба. Я хочу попрощаться с женой и детьми, но у меня нет мобильного телефона, одолжите, пан Пургинович, в жись не забуду.

– Хорошо, – сказал Пургин. – Я вызову твою жену и ты попрощаешься с ней в одном из подвалов, а то могут пристрелить.

Три дня спустя приехала супруга Куцыка из Галичины. Она не знала, что с мужем, какую участь приготовили ему сепаратисты, и на всякий случай взяла с собой старшую девочку Ганьку, которой недавно исполнилось тринадцать лет.

– Ваш муж застрелил девочку из снайперской винтовки, просто так ради спортивного интереса. Когда девочка играла с мячом на площади, он думал, что это шкодливая кошка и решил пустить ей пулю в лоб. Как вы думаете, чего ваш муж заслуживает?

У супруги Куцыка потекли слезы из глаз. Она пыталась, что-то сказать, но не смогла.

– Отпустите нашего тату, он больше не будет так поступать, я больше его на хронт не отпущу, мы с мамой увезем его домой, – произнесла Ганка, стоя на коленях.

– Ты правду говоришь?

– Клянусь Бандерой, – произнесла девочка.

– А вот Бандерой нельзя клясться. Это плохое имя.

– Тогда Господом Богом.

– Ну, хорошо, забирайте своего папу и не отпускайте его больше на войну.

 

29

Мать нашла дочку Юлю на площади. Она лежала на спинке, подняв правую ручку в небеса. Ребенок посылал проклятия взрослым дядям, лишившим ее жизни. Мать схватила ребенка и отнесла домой. Она вела себя так, как ведет себя мать, которую постигло невыразимое горе. Через какое-то время послышался гул самолета. Она сознавала, что надо спасать свою жизнь и, оставив мертвую дочку, спустилась в подвал. Выстрелы не задели ее дома. Она вышла из подвала и вошла в комнату, в раскрытые двери, которые не успела закрыть, когда спускалась в подвал.

На площади, почти на том же самом месте, где была убита ее девочка, лежала женщина с простреленной головой. Ее никто не забирал. Должно быть, ее родня не оправилась от шока, или ждала нового налета. Но налета уже не было. Летчики вылетали за деньги. Один вылет стоил девять тысяч долларов. Такую сумму теперь установил миллиардер, президент Вальцманенко, что шел к президентскому креслу через убийства с воздуха. Это было впервые. Поговаривали, что такую установку, а точнее благословение он получил от самого Барака.

– Если пять-шесть тысяч поляжет, это нормально, – сказал ему Барак.

Вечером вернулась старшая дочь Лиза и зять Андрей. Они были возбуждены, но увидев маленькую девочку, лежавшую на смертном одре, возмутились и наполнились злостью. Они стали поговаривать, что не мешало бы и им стать снайперами.

– Есть ли у кого снайперские винтовки? – спросила Лиза. – Я тоже могу полежать на крыше дома и осматривать крыши других домов.

Андрей достал мобильный телефон и начал названивать знакомым.

– Срочно возвращайтесь, – раздался голос с того конца.

Запихивая куски хлеба, в рот, оба стали собираться и не простившись с матерью, ушли на новое задание.

Обстановка и одиночество так действовало на мать убитой девочке, что некогда было плакать. Возникло чувство, что и ее могут убить, кто тогда девочку будет хоронить? Она спустилась в подвал, достала штыковую лопату и выкопала в скверике небольшую яму. Сюда она опустила девочку, завернув тельце в одеяло. Получился небольшой холмик без креста.

– Спи, невинное дитя, да будет тебе земля пухом, – произносила она, лежа на холмике и целуя землю.

Лиза с Андреем отправились в штаб народного ополчения и заявили о своем желании стать снайперами. Там отнеслись к этому желанию благосклонно. Достали снайперскую винтовку и патроны.

– Надо бы пройти подготовку, но желание, коль оно само у вас возникло, немного компенсирует неумение. Будьте осторожны. Старайтесь снимать снайперов, а не солдат. Проявляйте осторожность, чтоб вас не обнаружили. Учтите: выстрел это сигнал, где вы находитесь. Что дальше будете делать?

– Менять местоположение.

– Правильно.

Лиза с Андреем выбрали квартал, где больше всего раздавались выстрелы, и поднялись на крышу четырнадцатиэтажного дома. Первый выстрел раздался на рассвете. Боец Яруша снял бегущего мужчину без оружия.

– Андрей, правее. Рядом с вышкой.

Андрей прицелился, нажал на курок. Пуля попала жертве в шею. Он долго брыкался, потом затих. Снайперы, расположенные на крышах других домой не разобрали, чей это выстрел и, в конце концов, приняли за выстрел своего напарника.

Лиза с Андреем переползли на другую сторону и засекли еще одного снайпера. Тот не целился. Он достал карандаш, маленький блокнотик, развернул его и что-то стал записывать.

– Снимешь? – спросила Лиза.

– Не знаю. Может, стоит повременить. Давай повременим. Присмотрись к третьему.

Но тот, что разворачивал блокнот, засек их – Лизу и Андрея и стал целиться в них. Но Андрей опередил его. Он выпустил в него три пули, одна из которых попала в сердце. Снайпер затих. Это был повод для радости, но Лиза не радовалась, она смутилась и стала думать, а правильно ли? На войне, кто кого, кто уложил другого, тот и прав. Но здесь так не получалось.

– Андрей, – сказала Лиза, – может, хватит. Мы сняли двоих, на каждого по одному. Те остальные, что лежат и целятся в наших людей, не понимают, что творят. И не поймут, бог у них разум отнял.

– Это их работа. Хуже, когда добивают раненого человека, не дают ему возможность выжить. А это шанс. Таких людей надо прощать.

– Но и убивать не надо. Мы не знаем, насколько он враг, кто его сюда послал.

– Зачем пришел, то и нашел.

В это время снайперская пуля просвистела над головами Лизы и Андрея. Лиза прижала голову к битумному покрытию крыши и вся вздрогнула.

– Пойдем отсюда, – шепнула она на ухо Андрею.

Андрей ничего не ответил, он повернулся в другую сторону и увидел на крыше другого дома снайпера в женском одеянии и направил дуло винтовки в ее сторону. Сделав несколько выстрелов, стал наблюдать за целью. Снайперша стала перезаряжать ружье, Андрей сделал еще один выстрел, она несколько раз дернулась и затихла.

– Готова, – сказал Андрей.

– Ну, ты мастер. Андрюша, я должна уйти хоть на некоторое время…по своим, женским делам. Навещу мать, узнаю, что с Юлей, похоронили ли ее. Вернусь, принесу тебе поесть.

– Будь осторожна. Добирайся перебежками. Снайперы высматривают движущихся людей по улице, даже детей. Стариков не трогают: патронов жалко. Сколько времени ты будешь отсутствовать? Я буду переживать.

– Мне нужно не более часа, Но самое большее полтора. Я обязательно приду.

Она поцеловала Андрея в плечо, потом дотянулась до шеи, потом до щеки и стала отползать. Андрей не отрывал взгляда от крыш других домов. Вскоре появился вертолет. Он летел на низкой высоте, высматривал, искал его, Андрея. Должно быть, передали, что на доме в таком-то квадрате прячется снайпер высокого класса. Андрей уже собирался отползти, чтоб уйти из зоны видимости, как раздался выстрел, и вертолет загорелся, закружился и грохнул недалеко от дома, на крыше которого он залег.

Вертолет сгорел вместе с пилотом. Раздался мощный взрыв, остался только дым.

Наступила тишина. Люди начали выходить на улицу, мальчишки поглядеть на подбитый вертолет. Андрей стал ждать Лизу, уже пора было явиться, но Лизы не было. Чувство тревоги охватило его. Он стал собирать свою амуницию в мешок. Собрав все и связав верхнюю часть в узел, дополз до люка и стал спускаться на верхний этаж, нажал на кнопку вызова лифта. Лифт пришел. На каком-то этаже вошла старуха, всхлипывая. Она потеряла внука. Андрей стоял, не обращал на старуху внимания. На первом этаже он задержался, осмотрелся и, убедившись, что никого вокруг нет, а за окном чернел, догорающий вертолет, вышел на улицу.

Старуха задержалась над умирающей женщиной.

– Помогите, может ее можно спасти.

Андрей подбежал и ужаснулся. Это корчилась в предсмертных судорогах его супруга Лиза. Он наклонился, приподнял ее голову, поцеловал в стеклянные глаза и опустил на асфальт.

– Прощай, боевой товарищ.

 

30

На одном из избирательных участков Вальцманенко вместе с детьми и супругой, приехавшей из Израиля, в окружение своих сторонников опускали заполненные бюллетени для голосования. Супруга перекрестилась, подав знак супругу сделать то же самое, и десятки камер защелками, зафиксировав этот судьбоносный факт для истории Украины. Вальцманенко тут же сделал заявление, что отныне антитеррористическая операция в Донецкой и Луганской республиках должна кончиться в течение нескольких часов. Министр обороны Киваль старательно аплодировал и тут же получил чек на один миллион долларов на нужды армии. Это позволило ему нанять профессиональных летчиков-убийц, которые готовы были расстрелять хоть всю Украину, лишь бы хорошо заплатили.

Киваль тут же позвонил в Александрию, где размещался военный аэродром и вызвал на понедельник двух летчиков Сергея Ялышева и Александра Оксанченко.

Оба летчика догадывались о причине вызова министра обороны страны. Они уже знали, что речь будет идти о полетах над юго – востоком, и стали прикидывать, сколько запросить за один вылет с ракетами на борту. Оксанченко предлагал кругленькую сумма в десять тысяч долларов, а Ялышев сомневался, что новая власть, которая собирает по пятерке с каждого человека на нужды армии, сможет выложить подобную сумму.

Так или иначе, но в понедельник к двенадцати дня оба уже были у министра обороны. Министр выглядел неважно, был хмурый и как будто подслеповатый.

– Ну, шо, сколько?

– Десятка за один вылет.

– Сколько будет убитых? – поинтересовался министр обороны. – Сотня, две? Ежели две, пущай будет и десятка.

– Но, вы сами понимаете, это предсказать невозможно. Мы должны целиться в террористов, а не в старух, ведущих за ручку внучат. Террористов надо обнаружить. Приборов ночного видения у нас нет. Самолеты хорошие, но старые, те, что нам оставили русские.

– Никаких русских не было. Эти самолеты производились на Украине. И потом, вы не знаете, как к нам относились русские. Я служил в России. Семнадцать лет отбухал в чине плутковника, а енерала не давали, потому шо я Киваль. Ежели носил бы фамилию Ковалев, было бы другое дело.

– Не бреши, генерал, – сказал Сергей Ялышев. – Я тоже служил в России. – Хохлы получали очередные воинские звания и повышения по службе раньше русских, они выслуживались, плели интриги, примазывались, угождали, а я переехал на Украину в чине майора. Вот так.

– Как вы смеете, плутковник? Я министр обороны, а не хрен собачий.

– Именно собачий. Обрадовался, когда предложили должность. Теперь нанимаешь убивать своих. Ну да ладно, вали девятку, и мы согласны. Девять тысяч долларов за один вылет и по рукам. Бог простит. Если не мы, пойдут другие. Но если попадутся твои наемники, не серчай.

– Используй переговорное устройство.

Оба летчика получили по девяносто тысяч долларов на десять вылетов, приблизительно на семь дней. Массированные бомбардировки населения Славянска начинались в восемь часов, а иногда и в пять часов утра. Вылет зачитывался летчикам, потому что они обычно разрушали водопроводную систему, оставляя людей без воды, станции электроснабжения, а сами были неуязвимы.

Винтовки, пулеметы и даже мини-ракеты не доставали их в воздухе.

В этот раз бойцы народной самообороны тоже имели, чем похвастаться, они подбили четыре БТРа, два танка старой конструкции.

Жены, сестры и бабушки, а то и тещи выползали из подвалов, наспех жарили блины на домашней кухне, заворачивали в полотенца и несли бойцам в места их расположения. При этом необязательно теща несла своему зятю, она несла любому бойцу. Так женская половина сопротивляющихся геноциду превращалась в террористов с точки зрения лживых журналистов, психически нездоровых депутатов Верховной Рады и руководства Киевской хунты.

– Маня, ты напекла блинов для ребят?

– А то как же! – отвечала Маня.

– Вот ты уже террористка и сепаратистка.

– Сепаратор у меня есть, а вот террориста нет.

– Будет, пришьют бандеровцы.

Летчики сбросили несколько кассетных бомб, запрещенных во всем мире, хорошо зная, что будет результат, будут убитые и раненые, и что им за это никакой ответственности не нести: цивилизованный запад закроет на это демократические глаза и запихает вату в демократические уши.

Вдобавок Барак прилетев в Варшаву, тоже закрыл на это демократические глаза, а им, летчикам, выплатят дополнительный гонорар. Хочется надеяться, что будущие поколения запомнят демократов Барака, Ангелу Муркель, Яйценюха и Трупчинова, и Вальцманенко, выложившего миллион долларов на эту гуманную операцию.

Генерал Киваль позвонил в Луганск Александру Оксанченко.

– Неплохо работаете, ребята, но у меня есть одна просьба. Эта просьба согласована со спонсором этой операции Вальцманенко. Выпустите одну ракету по зданию областной рады Луганска, там сейчас проводит совещание так называемый народный губернатор Болотов. Шлепните его, пожалуйста. Пять тысяч еще дополнительно. Перешлю прямо завтра.

– Ну, иди, Саша, – сказал Ялышев Оксанченко. – Ты любитель приключений.

В два часа дня, когда уже все везде стихло и даже бойцы народной самообороны стали отдыхать по очереди, летчик Оксанченко зарядил свой самолет несколькими ракетами и бомбами, в том числе и кассетными, после чего поднялся в воздух. Несколько минут полета, разворот, и он уже был у цели. Окна на здании областного совета были закрыты и стекла отсвечивали, что не нравилось Оксанченко. Один раз пролетел вхолостую, ругнулся матом и стал разворачиваться. Где-то с расстояния восьмисот метров нажал на гашетку и ракета, окруженная пламенем, влетела в окно на третьем этаже. Он даже не успел сообразить, что там могло произойти, и стал ждать сообщения, либо звонка министра обороны Киваля. Ракета, преодолевая бетонные стены, рассыпалась на мелкие и крупные осколки, косила людей. В мгновение ока погибли восемь женщин, в том числе и министр здравоохранения Архипова Наталья, молодая, красивая женщина, которую все боготворили за ее доброту, стремление оказать помощь любому, кто к ней обращался. Она стояла на балконе с двумя женщинами и ее смерть была мгновенной. Те, кто получил мелкие осколки, умирали, истекая кровью. Бойцы народного ополчения стреляли вослед самолету-убийце, но это было напрасно. Самолет улетел, как птица с гнезда, когда ее хотят поймать.

Киваль позвонил тут же, едва Оксанченко приземлился.

– Саша, результаты хорошие. Только тебя там не было, ты не взлетал. Сейчас начнутся обвинения, прежде всего со стороны России, а возможно и со стороны других стран. Мне тут передают все: Вальцманенко, Яйценюх, Трупчинов, Ваваков, короче вся элита. Вальцманенко поехал на пятый канал телевидения. Они должны подготовить сообщения. Открой программу, послушаешь, что говорят.

И действительно, уже в вечерних новостях. Пятый канал сообщал, что террористы, так называемые бойцы народной армии Луганска, стреляют в своих, это они стреляли по окнам администрации, убивая мирных жителей. Сам министр обороны был приглашен на пятый канал и выдвигал эту версию. Ему заранее вручили бумажку с текстом и сказали: выучи, генерал. Эту бумажку Киваль потом передал своему заму, зам пошел на другой канал и там прочитал слово в слово.

Этого мало, ко лжи подключился и лживый Яйценюх, но Яйценюх не читал, он рассказывал наизусть, прибавив к этому, что террористы поссорились со своим народным губернатором, что он убегал от них по лестнице, а они палили в него из гранатометов.

На другой день приехало несколько журналистов из западных стран, и обнаружили совсем другое. Доложили Бараку, но тот спросил:

– Когда будет порядок? Бардак уже надоел. Стрельбы не было, женщины не гибли, это все выдумки российских террористов. Гуд бай.

В городе был объявлен трехдневный траур по погибшим. Похороны прошли в спокойной обстановке. Успокоило ли это жителей, испугало их? Отнюдь. Каждый, от мала до велика наполнялся ненавистью к так называемым братьям, родившемся на западе в местах речи Посполитой, которые посеяли семена ненависти между востоком и западом.

 

31

Ополченцы Донецка и Луганска тоже создавали свою армию, а создав, укрепляли ее, как могли. Вся беда в том, что не все представители мужского пола брали в руки оружие, чтоб сообща оказывать мощное сопротивление карателям. Шахтеры по-прежнему продолжали спускаться в шахты добывать уголь. Они как бы были не против, чтобы войска хунты потерпели поражение, но сами предпочитали придерживаться известного постулата: моя хата с краю, я ничего не знаю. Были и такие, кто просто отсиживался. Но основной костяк семимиллионного юга крепчал, сплачивался, опирался на поддержку соседей, живших по ту сторону границы, хорошо понимая, что без такой поддержки, не выстоять.

Первые успехи окрылили мужественных повстанцев: они окружили две воинские части регулярной украинской армии и предложили сдаться без боя. Руководство одной воинской части пошло на контакт и приняло все условия победителей, командир второй воинской части, куда входили бандеровцы, представители Правого сектора, отказался. Пришлось применять оружие. В ходе боев с карателями, стало ясно: бандеровцев ждет плен, либо полное уничтожение. Но они надеялись на подкрепление.

– Рассчитывайте на свои силы, – ответили им. – Никакого подкрепления вам прислать не можем, наша армия, победоносная наша армия воюет на других направлениях, они не просят подкрепления, а вы простите. Кому это может понравиться? Лупите террористов и про сепаратистов не забывайте. Помните девиз нашего президента: вперед и еще раз вперед.

– Правый сектор пришлите, – настаивал капитан Ротозейко. – Они хорошие ребята, воюют отлично с сепаратистами. А м…. нас окружают сепаратисты.

– Не могет такого быть! Шоб какие-то там семпаратисты при поддержке москалей, да ты шо, пособник? Иди ты в жопу.

– Сам иди, мурло.

После этих слов Ротозейко бросил трубку и взял автомат. Автомат был заряжен полностью, но что-то все время заклинивало, а тут все палили из пулемета, потом через двойную раму пролетел коктейль Молотова. Ротозейко отбросило на несколько метров, а куда делся автомат, он долго не мог сообразить. К нему подошел лейтенант Лопата, подал руку и Ротозейко поднялся с места. В это время просвистела пуля мимо левого уха.

– Э, плохо, брат. Русские бьют точно. Что будем делать? Сдаваться? Посадят в каталажку.

– В яму, – сказал Ротозейко. – Надо оружие собрать.

– Для чего? – спросил лейтенант Лопата.

– А мы его подожжем. Оно не должно достаться врагу. Если мы сдаемся в плен, оружие надо уничтожить. Если спросят, почему сожгли, скажем: само загорелось, не успели потушить.

Оружие было быстро собрано, вынесено во двор, облито соляркой и подожжено.

Та сторона выжидала. Раз стрельба прекратилась, значит, скоро будет вывешен белый флаг. Значит: сдаются. Но силовики ждали, пока все не сгорит. Деревянные части сгорели быстро, металл местами покорежился, таким образом, автоматы, пулеметы были выведены из строя. А вот БТРы остались. Осталась и одна пушка старого образца. Из нее силовики не пытались стрелять, она была негодна.

Первым вышел капитан Ротозейко с поднятыми кверху руками.

– Слава Украине! – выкрикнул он бандеровский лозунг.

– Что, сдаетесь? Сколько вас там?

– Двадцать пять человек.

– А новички где?

– Закрыты в казарме.

– Сколько их там?

– Девяносто человек.

– Где ключи?

– Потерялись.

– Бери железный лом и при помощи лома открой дверь. Пусть все выйдут и построятся здесь во дворе.

Сержант Артемьев с автоматом наизготове заглянул в казарму, где прятались остальные офицеры и боевики Правого сектора.

– Руки вверх! – дал он команду и направил дуло автомата в сторону пленных.

– Ты мочкаль? – спросил один небритый верзила, похожий на попа.

– Не разговаривать! Смирно!

Он сделал выстрел поверх голов. Бандер присел, охнул и посмотрел на штаны, которые он только что увлажнил.

– Трус! Руки вверх! Всем поднять руки, выходить на улицу в шеренгу по два. Эх, вояки! Да вам только с бабами воевать.

Пока Ротозейко открывал казарму, построенных офицеров увели в подвал. Поставили на входе караул, и пошли звонить начальнику воинского объединения «Восток».

Пацанов выпустили, построили так же в шеренгу по два и стали спрашивать, кто откуда. Оказалось: западники из Львовской, Ивано – Франковской и Тернопольской областей.

– Ну, хотите воевать, вояки? – спросил Артемьев.

– Кушать хотим, кушать. Четыре дня нас не кормили, вшей напустили, вши нас едят.

– А где же ваш Яруш? Он ведь всех вас кормит.

Надо было наесться так, чтоб до конца войны хватило.

– К мамке надо. Отпустите нас домой.

– Воевать будете?

– Я больше – ни!

– И я ни.

– Мамка дома плачет. Я один у нее, отпустите домой.

– Хорошо, ребята! Вы все свободны. Если выберетесь из Луганска, добирайтесь домой любым транспортом.

– А ежели нас пымают вояки Яруша?

– Приглашайте мамок, пусть за вами приедут. Впрочем, кто хочет служить у нас, милости просим. Мы вас будем кормить, отмывать в бане и давать вам хороший ночлег.

– А воевать надо?

– Придется.

– Пишите меня.

– И меня запишите.

В связи с тем, что батальон «Восток», бравший воинскую часть штурмом, не имел своей столовой, командир Артемьев распорядился выдать молодым бойцам из дивизии «Галичина» сухие пайки. Ребята расположились на скамейках спортплощадки и буквально проглатывали бутерброды и еще просили.

Служить в освободительной армии осталась примерно треть молодых бойцов, а остальные, растворившись в толпе, искали выхода, но город оказался окружен бандеровцами, а мальчишки теперь считались предателями. Один из них по фамилии Коза согласился сотрудничать с командованием повстанцев и выполнять их задания. Он собрал остальных, кто не знал, куда деваться, привел их на блокпост. Тут с ними провели агитационную работу и заставили повторно принять присягу. После присяги рассредоточили на разных блокпостах, в разных взводах и батареях, где им вменялось рытье траншей, поднос воды, дежурство в ночное время, когда освободители ложились спать. В одном из боев молодой воин Цап встретил воина Козука, служившего в народной армии Донецкой республики.

– Ваня, ты что здесь делаешь? Бросай ружжо и иди к нам, здесь ребята лучше, здесь нет Правого сектора, тут никто не стоит за спиной с автоматом, нацеленным в спину.

– А если узнает отец, он меня убьет. Мой отец настоящий бандер.

– Ничего не будет, пока разберутся, где кто воевал, мы уже будем свободны. Поедем ко мне в Новомосковск, это недалеко от Днепропетровска. Хороший городок. Женишься на моей двоюродной сестричке Наташе.

– Я согласен. Подожди, я возьму свой мешок, там мои личные вещи.

Цап ушел, но не вернулся. Червяк из Правого сектора подслушал разговор двух молодых людей и когда Цап взял мешок и закинул его на плечи, выстрелил ему в голову. Громкого выстрела не было, только хлопок, а на хлопок товарищ, что ждал его, не обратил внимания.

Потом поднялся в воздух самолет, он взлетел очень высоко, спустился почти до земли и выпустил очередь из пулемета. Ребята, что были в зоне видимости, погибли, в том числе и тот, кто ждал своего товарища. Ни того, ни другого в этот день не хоронили: полетели гранатометы. Ребята батальона «Восток» попрятались в глубоко вырытые рвы.

 

32

Из всех смутьянов-революционеров Олег Фротман был наиболее активным, наиболее последовательным бойцом за свои идеалы, которые вызывали симпатии у многих, но которые далеко не всем нравились. Да и поведение Олега часто было вызывающим и даже шокирующим. Как никто другой, он напоминал украинского Адольфа Гитлера и если бы он пришел к власти, вполне возможно, ему удалось бы собрать Украину в единый монолитный фашистский кулак. Но его взлету помешали американцы: им не нужен был новый фюрер, который мог не признать господство дяди Сэма над своей родиной.

Олег Фротман таким образам ничего не выиграл от переворота в Киеве, а наоборот, проиграл. В Верховной Раде при Януовиче он имел свыше двадцати мест, вернее свыше двадцати депутатов, а сейчас, после свержения законного президента на американские доллары, дядя Сэм не назначил ему, а точнее не дал ни одного места в верховном органе страны. Тяжело было проглотить эту горькую пилюлю, но он проглотил ее мужественно, с достоинством.

– Посмотрим, что скажет народ! А народ за меня, за мою партию. За мои идеи. Вон Ляшка – Букашка радикалист, у него куда более длинный язык, чем у меня, а в Верховную Раду пролез вместе со своей партией. Ну, подавайте следующего мальчика, этот расхныклся, обсюнявил меня всего. А у меня энергии будь здоров, – требовал Олег в чисто мужском притоне, куда только вход стоил тысячу долларов.

Вальцманенко в то время еще не был президентом, но уже знал, что будет им, ему об этом сообщила Нудельман, сразу же после согласования его кандидатуры с президентом Бараком.

– Ты не кипятись. Судьба это такая штука, даже женщиной назвать ее трудно, ибо женщина не способна на такие козни, как судьба. Пржде чем удостоишься награды, она заставит тебя преодолевать такие преграды, что человеку даже вообразить трудно, – утешал его Вальцманенко. – Вот тебе живой пример! Он сидит рядом с тобой…ты, пацан, не дергайся. Стал на четвереньке, так и стой, не дергайся, получишь на сотню долларов больше. Во-во, так-так. Так вот, Олежек, ты знаешь, сколько раз я разорялся, потом мои дела пошли в гору, потом я стал депутатом, потом был министром иностранных дел, потом был министром у Януковича, а теперь…. Ты скоро станешь свидетелем того, что со мной произошло. Если ты не найдешь себя, если тебе будет грозить политическая смерть, все равно не падай духом. Я поддержу тебя. Мы же, как никак, не чужие люди.

– Что, что? Ты претендуешь на роль первого лица? Да это же несправедливо, как так можно? Ить наша тройка, я, Клочка и Бакай, объездили все города Украины со своими флагами, поднимали массы, оживляли эти массы, массы кричали ура! А ты…, ты отсиживался, портил мальчиков в саунах в это самое время. Ты ни разу не вышел с нами на улицу покричать, пошуметь. Ты хоть знаешь, откуда взялся лозунг Слава Ураине? Кто его придумал, кто его первым произнес, нет, не знаешь. Ты сидел под прессом своих миллионов, бизнес застлал твои глаза, помутил твой ум, и теперь ты на что-то пртендуешь?! – возмущался Фротман. Он дважды стукнул мальчика по голой попке, а потом пнул его ногой, забыв о чаевых. – Я…, я так это не оставлю, я соберу своих сторонников, я вскрою склады с оружием, я вооружу своих бойцов, они не пожалеют своих жизней. Олег Фротман это не то, что ты думаешь. Олег Фротман это – гора. Он непобедим! Слава Украине, хайль!

– Слава Украине, – подтвердил Вальцманенко, дабы доказать, что они одного поля ягода, если даже у них имеются экономические и стратегические разногласия, связанные с захватом власти. Конечно, власть сильнее всех богатств мира и это понимает каждый малограмотный пройдоха, даже такой, как он, Вальцманенко и его сотоварищ Фротман.

– Никто так не печется о благе украинского народа, как я и моя партия, партия под символическим названием «Свобода».

Я просто удивляюсь, как ты, Вальцманенко, этого не понимаешь. Ты метишь в президенты, ты покупаешь эту должность. Ты, должно быть, не единожды мусолил эту, эту, как ее, Нудельман, и она тебя выбрала. Она, это она! И не просто так…за поцелуй в подбородок. Свяжи меня с ней, если ты настоящий друг, я ее отделаю, да так, что не ходить, а летать будет. И тогда Барак, ее дружок, сразу изменит свое решение.

– А этого не хочешь? – сказал будущий великий человек всея Украины, тыча дулю в нос обиженому на весь мир Тянивяму – Фротману.

– Ты, пожалуйста, убери это! Я прощаю тебе твои причуды, хорошо зная, что у всякого великого человека, есть то, чего нет у других. Адольф Гитлер, например, мог толкать речь и чесать мошенку, Муссолини пороть мальчика и произносить речь, от которой все балдели.

– Шалом! – произнес Вальцманенко волшебное слово.

– Шалом, будущий президент всея Украины и всего Евросоюза, – изрек Фротман и полез целоваться. Вальцманенко схватился за ремень брюк Фротмана, Фротман ответил тем же. Мир между гениями восстановился, однако Фротман, когда совсем освободился, когда вышел на улицу и стал искать своего водителя и никак не мог его найти, понял, что у него глаза на мокром месте и стал скрипеть зубами. Все выиграли, один он проиграл. Он никто, ничто. Хуже подметки, которую починить нельзя и выбросить жалко. Сжимая кулаки и кусая уже покусанные губы, он направился неивестно в какую сторону…так просто, наугад, как бездомный кот. И тут его схватили за локоть. Это был его водитель Мойша.

– Куда вы, гений всех народов? Вас ждут на президиуме партии «Свобода». Идем. Люди нервничают и злятся. Может произойти раскол. Надеюсь, вы это понимаете…

Мойша все крепче держал его за руку и сжимал пальцы в районе локтевого сустава.

– Больно же, черт побери!

– Я делаю вам больно сейчас, чтоб на президиуме вашей партии вам было легче, – сказал водитель, и это повергло вождя в ужас.

– Никаких президиумов! Я болен, у меня желудок, у меня понос. Так и доложи. Каждый член моей партии знает, что понос это страшное дело. Только у Гитлера был понос, когда он начинал освободительную войну с русскими, да у Ленина, когда он захватил власть в Бердичеве.

– Пятерка вам по истории, великий сын Украины, – сказал Мойша на прощанье и поцеловал в косточку мизинца.

Освободившись от преданного водителя и надвинув кепку на глаза так, что только правый глаз видел, что происходит на улицах, Фротман на своих двоих, дарованных ему еще матерью, двинулся напрямую к зданию правительства в надежде посмотреть в глаза долговязому Кролику Яйценюху.

Уже минут через десять крепкого хода, послышались голоса и, хотя они сливались в единый гул, его пока что не загубленный мозг переводил: долой, долой, долой! Эти слова звучали музыкй не только в его ушах, но и в извращенной душе, а извращенная душа давала силу ногам. Он уже не чувствовал, он уже поэтому не шагал, а бежал. Там, в центре столицы, под правительственнм зданием Яйценюха ревела толпа. Это были мальчишки 17–18 лет с черными флагами, в черных повязках на голове, в черных масках. Они рвались в здание, но у входных дверей в четыре ряда стояла экипированная охрана в милицейской форме. Никак не прорвать. Даже пальба не помогала. И вдруг Тянивяму остановился, поворачивая свою бычью голову справа налево и слева направо. О ужас! О радость! Среди буйных молодчиков, члены его партии. Вдохновители. Где бунт – там они, где нет бунта, там тоже они. Для организации, для того, чтоб бунт начался. Ведь они, члены его банды – вдохновители беспорядков. Они это движение, а движение это жизнь, так же как жизнь – это движение.

– Слава Украине! Хайль!

– Хайль! – посыпалось со всех сорон. – Мы узнали вас, фюрер!

– И я вас узнал. Я знал, что вы здесь. Потому что лучший президиум это рев толпы, не так ли, наследники Бандеры, нашего дорогого батьки?

Однако некоторые члены его партии ставили на первое место дело, а потом уж словесный понос и…вместо того, чтбы слушать новую речь вождя, ринулись в бой. В стычке бывает всякое. Олег неожиданно увидел страшную картину: несколько полицейских накинулись на одного из членов его партии, кажется, это был Хвостик. Они придавили его к земле, он вынужден был низко нести голову, а руки держал за спиной, потому что они были в наручниках.

– О, матка Боска! – выдал Тянивяму выражение, так полюбившееся ему с детства. – Освободить! Немедленно освободить. Это член президиума всеукраинской партии «Свобода»! Я приказываю вам сделатоь это немедленно.

– Ты теперь никто, молчи уж! – пригрозил ему капитан, сверкая наручниками. – Не то и сам загремишь. А смутьяна, разившего окна на окнах Яйцекука – в каталажку.

– Есть погибшие! Погибшие есть! Беда!

Капитан, бросился неизвестно в какую сторону, а Олег дал команду своим милым мальчикам, кто был в масках и в повязках собираться на заседание президиума партии, дабы определить стратегию на будущее.

 

33

Злые языки говорят, что из 450 депутатов в Верховной Раде оказались 403 депутата еврейской национальности, и этот верховный орган стали именовать Кнессетом. Говорят еще много чего другого, но можно согласиться только с тем, что теперь Верховная Рада Украины наполнилась полевыми командирами, которые приходили на заседание, не снимая маски в военной форме, они стучали не только кулаками, но и ногами и даже могли клацать затворами. Но так как на заседаниях присутствовали спонсоры киевского переворота американцы, то…полевые командиры постепенно менялись, набирались мудрости, окультуривались и дошли до того, что уже не клацали затворами и даже не приносили с собой автоматы или там пулеметы, а пользовались американскими ботфортами. Они наносили удары этими ботфортами в промежность сначала коммунистам, а затем, когда коммунистов добили окончательно, эти удары приходились на оппозиционеров. Жалкая кучка оппозиционеров, их требовали американцы, пришла к выводу, что лучше голосовать «за», чем получать удары в промежность кованым сапогом. Таким образом, в Верховной Раде Украины было достигнуто полное единство взглядов, мнений, любой вопрос утверждался единогласно в духе преданности дяди Сэму и ненависти к москалям. Американцы были шокированы тем, что так быстро завоевали умы украинцев. Не зря было потрачено пять миллиардов долларов на государственный переворот, не зря посол США в Киеве Пейта Джеффри, не спал ночами, давая накачку, простите, указания великим людям Украины Вальцманенко, Трупчинову, Яйценюху, как сделать так, чтоб яйца не тухли, чтоб трупы не валялись на проезжей части Киева. Чтоб конфетные фабрики, расположенные по всему миру, цвели и пахли.

И эти гениальные накачки частично были претворены в жизнь. Но гениальные люди уставали, даже от проституток, с которыми парились в бане, они вскоре стали переходить на мальчиков. И от мальчиков стали уставать. Тогда…

– Что бы нам такое исделать? – спросил Яйценюх Трупчинова. – Ты там придумай что-нибудь в Верховной Раде. А то скучно, как-то. Я свою мужскую энергию израсходовал полностью, уже писать нечем. И от денег устал. Дома мешки валяются, набитые долларами. Пришлось дополнительную охрану выставлять.

– Надо лишить депутата Царева полномочий и арестовать его прямо в зале заседаний, – ответил Трупчинов. – Потом… отрежем ему яйца, дадим тебе понюхать, и если ты дашь добро, сварим. Я никогда не пробовал такого деликатеса.

– Ха, это даже хорошо, только так, чтоб можно было посмеяться.

На следующий день председатель Гройцман поставил вопрос об утверждении повестки дня.

– Кто за?

Поднялся лес рук. Сто человек. А надо было 226.

– Депутат Фройтман, провести агитационную работу среди депутатов, которые никак не голосовали.

Депутаты от партии «Свобода» стали дубасить тех депутатов, кто не поднял руку «за». Но полевые командиры молчали, в рот воды набрав.

– Будете, сволочи голосовать?

– А рази надо? Если надо, так и скажите: надо и голоса будут, – ответили те депутаты, кто был с окровавленной головой, подбитым глазом, разбитой губой.

– Надо, такую вашу мать. – Зарычал полевой командир Сенченко, не снимая маски.

– Мы – за, мы за! – поднялся лес рук, принадлежащих депутатам– оппозиционерам.

Проголосовали. За 235 депутатов.

– Это есть демократик! – воскликнули журналисты Америки, Англии, Германии и Франции под бурные аплодисменты 450 депутатов. Председатель Верховной Рады пан Гройцман от радости пустил струю в штаны и пользуясь тем, что зал скандирует Слава Украине, Бандере – слава, стал названивать Вальцманенко, чтобы доложить о выдающихся успехах на мировой арене.

– Да я все вижу и все знаю. Ты давай веди заседание, а то эти дураки разбегутся по барделям.

– Слушаюсь, – сказал Гройцман. – Эй вы, придурки! Переходим к следующему вопросу. Кто за?

Проголосовали. Триста депутатов «за».

– Пане Царев! почему вы носите москальскую фамилию, кто разрешил?

– Он засланный Путиным, он шпийон, – доказывал Ляшка – Букашка. – Распять его!

– Лишить его имени, – внес предложение Фротман. – А если покается, разоружится, то оставить в живых, но переименовать в Царенко. Пусть с украинской фамилией чистит тувалеты.

– Кто за?

Почти все подняли руки, но не хватило двух голосов.

– Царенко, выдь сюды, мы на тебе посмотрим.

Депутат Царев, наиболее смелый среди оппозиционеров, пытался у себя на родине, в Днепропетровщине, называть вещи своими именами в надежде, что земляки его поддержат, но земляки слушали его с удовольствием, а вот насчет поддержки, занимали позицию: моя хата с краю, я ничего не знаю. При этом почти каждый хотел, чтоб хунту в Киеве сбросил кто-то другой, уж если не Путин, то бойцы Донецка или Луганска. А потом уж и верные, бесстрашные сыны великого города на Днепре присоединятся и выскажут свою волю относительно деления власти.

И здесь, сейчас, когда коричневые решали его судьбу, Царев гордо вышел к трибуне и ждал, ничего и никого не боясь.

– Ну, шо! – произнес Ляшка – Букашка. – Покажи свой зад. Радикальная партия помилует тебя. У меня десять педиков. Будешь всех обслуживать.

– Будя шутковать, – сказал Фротман. – Депутат Царенко, поклянись служить народу.

– Я и так служу народу, а вот вы все служите фашистам. Мне с вами не по пути.

– Долой его, долой. Слава Украине!

– Геть! геть! геть!

– Хайль, хайль, – произнес Царев и покинул заседание Верховной Рады.

– Какие будут предложения? Что дальше? – спрашивал Гройцман.

– Есть предложения! – вытянул руку командир батальона «Азов» Кривое Зеркало.

– Прошу изложить свое предложение в устной голосовой форме, генерал Кривое Зеркало. Мы вам обязаны бог знает чем.

Ежели бы не вы, нам всем пришлось бы туго. Итак, слушаем вас, великий полководец Кривое Зеркало.

– Украинский Суворов!

– Шо, шо? – вскочил Ляшка – Букашка. – Не было такого сержанта. Был Суворенко, украинский енерал. Это москали придумали байку про якогось там Суровора. Геть москалей!

– Геть москалей! – заревел зал. – Геть! Геть! Геть!

– Хайль! Хайль! Айль!

– Демократик, демократик! – поддержали западные журналисты.

Затем в зале наступила мертвая тишина. Генерал Кривое Зеркало славился своей мудростью, он всегда вносил судьбоносные предложения. К примеру, вспарывать животы беременным женщинам, вытаскивать плод и отсекать голову младенцу на глазах у матери, отрезать язык и запихивать в рот пленному ополченцу, вбивать гвоздь в темя живому человеку, и многие другие методы борьбы с неверными. Особенно с теми, кто пренебрегает ридной украиньской мовой, или, упаси Бог, в его паспорте значится: русский.

Генерал Кривое Зеркало вышел к трибуне и даже снял маску, обнажив молодое симпатичное лицо с усиками и хвостом на бритом темени, и стал оглядывать зал. Те депутаты, на ком этот взгляд останавливался, втягивали голову в плечи и, если взгляд задерживался, спешно произносили: слава Украине!

– Робята, мы у нашем знаменитом на весь мир батальоне «Азов» каждому бойцу выдаем наркотики. Знаете, как это действует?! Ужась! Покурив и понюхав этой волшебной стимуляции, боец превращается в робота. Ему ничего не страшно, ён никого и ничего не боится. Он убивает всех: солдат, гражданских, стариков, детей и притом поет песню «ще не вмерла Украина», либо беспрерывно хохочет. Я предлагаю выделить сто мульонов долларов на закупку наркотиков. Три дня спустя, сепаратистов, террористов и всяких там русских не будет. Останутся только те, кто в шахтах добывает уголь.

В зале раздались бурные аплодисменты. Гройцман аплодировал стоя. Вальцманенко тут же позвонил Гройцману и попросил передать поздравление генералу Кривое Зеркало за его предложение, которое может изменить судьбу Украины, но высказал пожелание не утверждать это предложение открытым голосованием, особенно в присутствии журналистов.

– Слушаюсь, верховный главнокомандующий всего Евросоюза. А далее рассматривается вопрос о ликвидации сепаратистов и террористов на востоке страны, – дрожащим голосом произносит председатель Верховной Рады Гройцман. – Есть ли вопросы?

– Есть.

– Прошу.

– Кого вы называете террористами, женщин, детей, стариков? Это тех против кого вы послали танки, пушки и самолеты? Это тех, на кого вы сбрасывает бомбы?

– Не бреши. Террористы это те, кто не согласен с новой властью. Вообще выключите этому депутату микрофон. Этот депутат – террорист. Дайте ему в зубы…кованым сапогом, американским сапогом.

Депутаты – нацисты набросились на депутата, что задавал вопросы спикеру с кулаками, но сжалились и переключились на кованые сапоги. Депутата пришлось отправить в больницу.

– Выносится вопрос о запрете коммунистической партии Украины, – произнес Гройцман, стоя. – Кто за?

– Ура! Уряа-а-а-а! Слава Украине! Слава Бандере!

– Демократик, демократик! – скандировал журналист газеты «Вашингтон пост», но его голос тонул в реве уголовников – воров, убийц и грабителей, волею судьбы, ставших депутатами одной из крупнейших стран Европы, которая так легко, так быстро стала на колени перед сытым, демократическим западом, так как одурела от ароматных запахов чужого стола.

– Мне слово, прошу дать слово, умоляю, дайте последнее слово, – практически умолял лидер компартии Украины Петро Симоненко, совершенно позабыв, что коммунисты не просят, а требуют.

– Дайте ему слово, пусть погавкает последний раз, – произнесла маска из зала заседаний Верховной Рады.

– Пролетарии всех стран – соединяйтесь, то есть объединяйтесь, – произнес Симоненко, это вызвало веселое ржание в зале.

– Ляшка – Букашка, ты педик, соединись с лидером компартии, у него довольно жирный зад, – предложил депутат Гнилозуб, не снимая маску.

– Побачим, – произнес Ляшка – Букашка и набросился на лидера компартии, пытаясь снять с него штаны.

– Да что вы? С ума сошли все? – в ужасе стал спрашивать Симоненко.

– Дайте ему в зубы кованым сапогом, – предложил Фротман.

– Давайте проголосуем за ликвидацию компартии Украины, так как она служит интересам России, нашего заклятого врага. Кто за? Единогласно! А теперь сделайте так, чтоб у Симоненко, российского шпиона не осталось ни одного здорового зуба во рту. А гнилые пусть остаются.

– Великий муж Украины Гройцман! Вспомни, как я тебе поставлял комсомолок, молоденьких, непочатых, и ты был от них в восторге. Отмени казнь надо мной, лидером компартии. У меня жена молодая, как она на меня, беззубого посмотрит?

– Ладно, чеши отсюда и больше не появляйся в Верховной Раде. Оправляйся в Москву к колуну Зюгаганову, он тебя примет.

– В оплеванном виде, – предложил Ляшка – Букашка и стал плевать в лицо лидеру компартии.

– Предлагаю принять закон об утверждении прав геев и однополых браков. Я, к примеру, хочу жениться на Вальцманенко. Он хучь и президент, но сошел бы, – предложил бывший Генеральный прокурор, а ныне депутат Верховной Рады, который купил эту должность за шестнадцать миллионов американских долларов.

– Гм, губа не дура, – произнес премьер Яйценюх. – Я бы тоже не прочь. Но президенту ндравится Махметов, бузосмен.

– Правый сектор против. Без разрешения Барака решиться на такие вещи, это, я вам скажу, слишком, – погрозил пальцем Яруш.

Ляшка – Букашка вытер мокрые глаза, махнул рукой и направился к трибуне.

– Вы шо? Не понимаете, что такое свобода? Мы революцию для чего делали, рискуя жизнью? Кто скажет, для чего. А я, например, носил булыжники на Майдан в двух авоськах через плечо ради сексуальной свободы. А коль такой свободы вы не хотите, черт с вами, я буду инкогнито, поскольку я имею на это право. Оно мной завоевано на Майдане. Вот в седьмом ряду сидит молодой симпатичный парень от развалившейся партии регионов Сергей Левченко. Шо, Сережа, зачем ты тут сидишь? Шо робишь? Отрекись от своего наставника, сбежавшего в северную страну Россию, Януковича и поступай в мою радикальную партию. А то ты, я смотрю, думаешь, бог знает о чем. А я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, как бы вернуть своего Януковича к власти. Не получится, я те скажу. Янукович проиграл. Янукович хотел поменять Барака на Путина. Не вышло, и не выйдет, это тебе говорю я Ляшка Слон, а не Букашка, как ты думаешь. Подойди ко мне в перерыве, мы с тобой договоримся.

– Едва ли, – бросил Левченко из зала.

– Договоримся. Точно. Пять тысяч баксов за одну ночь. Ну, как? Вот-вот, я вижу, как у тебя глаза загорелись. Ну, Сережа, милый, давай договоримся, а?

– Господин Ляшка – Букашка, договор о личных услугах, после заседания парламента.

Но Ляшка Букашка так загорелся, его нельзя было остановить. Он бросился к седьмому ряду и чмокнул в лоб Левченко. Левченко оттолкнул его и ушел занимать последний ряд. Ляшка-Букашка снова направился к трибуне, но у микрофона распинался Бенедикт Тянивяму. Бенедикт доказывал: парламент должен поверить Юлии и сжечь все напалмом, весь юго-восток, а затем всю Россию.

– Слава Ураине! Украине слава!

Нацистский лозунг поднял всех депутатов его партии на ноги. Раздались бурные, долго несмолкающие аплодисменты и крики ура.

– Ляшка – Букашка, прошу вас сесть на место. Речь будет идти о помощи нашим бойцам, которые воюют с Россией на востоке, но у них кончилась каша. Тушенка есть в изобилии, а каши нет.

– Наоборот: каши немного осталось, а тушенка давно кончилась. Остались клопы и всякая гадость, которую нам все время подбрасывает Россия.

Министр обороны Полдурак был очень взволнован. Ему вменялось в обязанность покончить с вшами, клопами, а затем обеспечить бойцов капустой, кашей и тушенкой. Что же касается вооружений, то это лежало на совести Верховной Рады и Яйценюхе, как председателе совета министров.

– У меня вопрос – предложение. Когда пошлем хоть один танк в Донецк, а затем в Луганск. Пусть всех там перестреляет, а потом вернется в Киев для охраны Верховной Рады.

Министр обороны вытянул шею и устремил свой взор в хмурые глаза верховного главнокомандующего Вальцманенко только что прибывшего на заседание для контроля.

– Я предлагаю послать больше. Где Яйценюх? А, здесь. Сколько поступило денег от граждан на добровольных началах?

– Семь мульонов, – доложил Яйценюх.

– Этого явно мало. Один танк, подлежащий ремонту, стоит пятнадцать мульонов.

– Надо обратиться к дяде Сэму, иначе беда, нас победят.

– Где президент? Пан презентуля, шо скажете, вашу мать?

 

34

Только что помилованный депутатами – нацистами Олег Царев вышел на свежий воздух и впервые понял, что бандитский меч повис у него над головой. Мало того, этот меч уже висит на волоске: одно неверное движение и его жизнь, как капля в море, канет в пропасть. Были сигналы и раньше, но они так ярко, так убедительно не врезались ему в память. Недели две тому назад его поместье под Днепропетровском разрушили и разграбили нацисты из Правого сектора. Благо, семья в это время находилась в городе, вернее в городской квартире и не пострадала. Но это так, цветочки, как он считал. А теперь эти маски, эти леденящие душу выкрики американских и других журналистов западных стран «демократик, демократик» на любое побоище, на любой нацистский шабаш, не на шутку встревожили депутата. Он шел просто по проспекту, видимо проспекту имени Бандеры, не думая, что любой нацист, если его узнает, может избить его, невзирая на депутатскую неприкосновенность или просто плюнуть в лицо и пойти дальше.

Навстречу ему двигались две фигуры, они видимо крепко спорили, размахивали руками и даже останавливались. Это были явно не бандиты, кто же они? Ба, да это известные на всю страну люди, почти одинакового роста. Это писатель Олесь Бузина и депутат всех созывов Михаил Чечетов.

– Привет, ребята, – обрадовался Царев, – куда путь держим?

– Да так, просто прогуливаемся, – ответил Чечетов. – Народу мало, бандитов почему-то не видно, опасности никакой. К тому же и прогуляться надо, а то все время на колесах, да в кресле. Кто это выдержит. Я-то еще ничего, я теперь безработный, а вот Олесь никогда без работы не останется. Писатели на пенсию не выходят и рабочий день у них не нормированный. Это я так, чуть ли не насильно вытащил его на прогулку, не так ли, Олесь?

Олесь больше молчал, чем говорил, но бывало, если разговорится, не остановишь.

– Ребята, такая компания, не зайти ли нам в кафе, я приглашаю. Тем более, что, по существу, избежал казни в Верховной Раде только что. Эти бандиты уже перекрестили меня. Теперь я не Царев, а Царенко, заново крещеный гражданин вильной Украины.

– Меня мучает один вопрос уже не первый год, – сказал Бузина, когда они расположились в кафе имени Степана Бандеры, названного так буквально на днях, – и никак не могу найти на него ответ. Кто мы? Кто такие украинцы, кто такие славяне? Почему, мы, живущие практически в центре Европы, не европейцы, а нравственные уроды, дикари начала первого тысячелетия. Вот, к примеру, евреи, они ориентируются в любой обстановке, не предают друг друга, не убивают друг друга. И, кажется, не воруют, не поклоняются идолам. А нам нужен идол и чем кровожаднее, тем лучше. Сколько Ленин уничтожил людей собственной страны? Миллионы. А он по сей день кумир русских, земной Бог. А русские и украинцы это по существу одна семья. И в этой семье война, ненависть, злоба. И эту войну затеяли мы, украинцы. И это гадко, это противоестественно. Я приведу пример из личной жизни. У меня старшая сестра Оксана, ныне покойная. Грешно судить покойницу, мертвых не судят, но то, что она сделала, я не могу забыть. Я женился в другом городе на молодой девушке, я ее очень любил. Моя теща Зинаида очень хотела посмотреть Киев, мать городов русских. «Пожалуйста, Зинаида Макаровна, какие могут быть вопросы. Хотите, садитесь рядом, хотите на заднее сиденье, как слуга народа, и через 16 часов мы в Киеве». Как только моя сестра узнала, что я привез тещу, она как змея стала колесить вокруг дома, а потом все-таки вошла в квартиру и стала плести всякую чушь по поводу того, что спала и видела, как она обнимает и целует тещу своего брата Зинаиду. Словом, кончилось тем, что сестра заманила мою тещу к себе в гости. Она усадила ее за накрытый стол, угостила шампанским и повела длинную речь о том, какой я плохой. «Да как вы могли выдать свою дочь, такую красивую, такую молодую за моего брата? Да знаете ли вы, что он был пять раз женат, что у него было пять жен и все от него сбегали, оттого, что он пьяница и неисправимый бабник? И ему уже под сорок. После сорока мужик ни на что негож, по себе знаю. Мой муж Михаил… не подходит ко мне уже давно, а я от этого страдаю: сплю плохо. Забирайте дочку обратно, пока не поздно. Пока нет ребенка, которому суждено расти без отца. Вы только не говорите ему о нашем разговоре, ибо только я вам скажу правду о моем брате. Никто его так не знает, как я. Клянусь вам. Только вы ему не говорите о нашем разговоре, а то он злиться будет и в отместку прогонит меня со своей дачи, я пока ее занимаю до поры до времени. А он прогонит меня, точно прогонит, он очень мстительный и коварный. Предательство для него манна небесная». Вот так родная сестра пыталась подгадить родному брату, разрушить его семью. За что? Я никак не могу этого понять. Нас было только двое, мы росли дружно, в хорошей семье. Кто-то мне сказал, что это от зависти, но я не верю. Это гораздо глубже. Это, это…славянская душа…мерзкая, ничтожная. А вот еще пример. В советские времена я работал директором небольшого завода, он выпускал металло-хозяйственные изделия. Однажды в мой кабинет ворвался полковник в запасе Степаненко.

«Послушай, земляк, – сказал он, – возьми меня к себе на работу. Мы два хохла будем давить москалей, как мух. Сделай меня, скажем парторгом, чтоб у меня был вес, знай: директор плюс парторг это сила. Надо выгнать всех москалей, пусть убираются в свою Московию, а мы наберем своих, украинцев и будем жить, припеваючи».

– Как вы думаете, – стал спрашивать далее Бузина своих слушателей, – гнильца национализма просто так появилась у нашего брата украинца, или она далась ему, как второе я в момент его рождения?

– Я так не думаю, – сказал Царев. – Пройдет эта вакханалия, и Украина станет в ряды славян, как это было раньше.

– Как Польша, – съязвил Чечетов. – Украина растоптала свою национальную принадлежность. Лучшее, что ее ждет, это участь прислуги богатых западных бюргеров. Что-то такое в виде людей второго сорта. Ну, допустим, примут их в Евросоюз. Но в качестве кого – работяг, мешать раствор, выносить фекалии, чистить навоз? Западу нужны рабочие высокой квалификации, но ведь мы все разрушили, мы превратились в бандитов, мы умеем только грабить и убивать.

– Первым националистом, кто плюнул в душу своему старшему брату, был Тарас Шевченко, вы знаете об этом, – спросил Бузина.

– Не может такого быть, – сказал Царев. – Шевченко…Шевченко! Да он боролся с царизмом, как же так, ты что-то путаешь, Олесь.

– Да, в самый раз ему было бороться с царем, ведь те, с кем он боролся, выкупили как крепостного за огромные по тем временам деньги. Шевченко учился на казенные деньги русских магнатов бесплатно в академии художеств. Но даже не в этом дело. В своей поэме «Катерина» он писал:

Это уже не к царям относится, а к народу, к нации. Вот и пошло: любой москаль – чужой. Русские, в знак благодарности за такую пакость вчерашнего крепостного, соорудили ему памятник, кажется перед гостиницей Украина в Москве. Чудо, да и только. Почитайте мою книгу «Вурдалак Шевченко». Она недавно вышла из печати. Там о Шевченко все сказано. Может быть, впервые правдиво и точно. Ну, скажите, разве не он зажег первую искру, из которой возгорелось пламя украинского нацизма?

Коллеги долго спорили, но общего языка так и не нашли. Каждый остался при своем мнении. Ни Бузина, ни Чечетов не знали, что через какое-то время будут зверски убиты бандеровцами.

Кроме слова «демократик» ничего нельзя было услышать в самой демократической стране западного мира Америки по этому случаю, ну а что касается Евросоюза, то им просто не положено было другого мнения иметь: США набросили удавку на шею Европы, как крохотная Галичина многомиллионному народу Украины. Таковы козни судьбы не только отдельного человека, но и всех народов, населяющих планету земля. Ведь были же другие цивилизации на планете задолго до нас. И они исчезли. Как? Кто может дать ответ на этот простой вопрос?

То, что мы идем к закату, ясно даже подростку. Возможно до заката, перед тем как полностью исчезнуть с лица земли, белую расу ждет еще одно тяжелое и унизительное испытание: белая раса попадет в рабство черной расе. Это вырисовывается со всей очевидностью. С чего это белые так старательно уничтожают белых, у кого узаконены однополые браки, почему белая женщина, как правило, предпочитает рожать одного ребенка, а у негров 6–8 детей в семье.

Нас, белых, ждут тяжелые психические расстройства. От чего бы вы думали? От последних достижений цивилизации – компьютерного царства, куда уже нынешние подростки ступили одной ногой. Это интеллектуальное оружие. И спасения от него нет.

 

35

Отвергнутый с нескрываемым презрением, Ляшка – Букашка обиделся: долго стоял перед Сергеем Левченко, пытаясь поймать его взгляд, а потом стал грозить пальцем.

– Ты у мене попляшешь. Ты шо думашь, Ляшка – Букашка лыком шит, как бы ни так. Ляшка многое может. Вот добьюсь запрета вашей партии, как таковой. И ты потеряешь депутатский мандат, шо думаешь по этому вопросу, шо скажешь, красавчик, а в голове пусто, в черепной коробке ничего нет. Ты шо думаешь, я не вижу? Я усе вижу и усе чуйствую. Подумаш, цаца, да я бы тебе такой массаж сделал, закачаешься. В общем, ты малограмотный. Послушай лучше, что балакают врачи. После такого массажа лучше работает мозг, пищеварение, ежедневно очищается организм. Шо? Меня зовут, главнокомандующий зоветь. Чичас иду.

– Ты у нас парень боевой. Сделай одно дело государственной важности. Сам Вальцманенко просит. Он где-то чичас во Хранции с Бараком обедает. И Барак тоже просит.

– Я? С удовольствием, прямо чичас. А шо робыть?

– Иди, выставь российского журналиста Александра Балицкого. Он, видите ли, расхаживает как помещик руки в бруки. Иди, делай.

– Ух, какая у него аппетитная попа. Договориться бы.

– Иди, иди, не обращай государственное задание в шутку. Вальцманенко с Бараком ждут.

Ляшка – Букашка вышел в фойе.

– Хто ты такой и шо ты тут робыш? – прицепился он к журналисту.

– Я аккредитованный корреспондент из России.

– Из России ты говоришь? У нас с Россией ничего нет. Ты русский шпийон, марш отселева.

– У меня удостоверение.

– Покажи.

Ляшка – Букашка почти не глядя, выхватил и попытался изорвать удостоверение на куски, но не получилось.

– Можешь сунуть его в жопу, – произнес Ляшка – Букашка, суя удостоверение в нос корреспонденту. – Пошел вон! – он протянул руку, показывая на дверь. – И больше сюда не приходи. Здесь Украина, а не Россия, захватническая страна. Верни нам Крым, тогда я разрешу тебе остаться. А пока нет, ты шпийон.

Он стал хватать корреспондента за руки, но тот оттолкнул гомика.

– Где охрана? Я спрашиваю, где охрана? Помогите убрать шпиона и больше сюда его не пускайте, нечего тут москалям делать. Кохайтеся, черноброви, да не с москалями, бо москали чужи люды, роблять лыхо с вами. Ты слышал такой вирш? Ты слышал такой вирш? А, не слышал? Все ясно. Я поговорю с президентом на эту тему, он завтра вернется из Хранции.

Ляшка Букашка попытался применить силу, но журналист защищался, отталкивал его. Так или иначе, журналист был вытолкан из здания Верховной Рады.

Барак за ужином позвал к себе Вальцманенко и сказал:

– У тебя хороший журналист Ляшко-Буки. Он послал русского журналиста в жопу…

– Господин президент, наш депутат Ляшка – Букашка голубой, поэтому то место, на котором мы сидим, его всегда интересует.

– Нет, не то я имел в виду. Лашка русских унизил, вытолкал на улицу, издевался над русским, – сказал Барак.

– Господин президент, а что бы вы сделали со страной, которая бы поступила так же как Россия с Украиной?

– Я бы эту страну разбомбил. Оккупантов надо учить. Я сказал: русские дорого заплатят за Крым. Я изолировал русских от всего мира. Путин плачет, ходит в одиночестве и боится всех и всего. У тебя завтра инаугурация в Киеве. Вот тебе текст речи. Ты ее должен произнести в парламенте: ни одно слово не убирать, ни одно слово не прибавлять. Украина – моя страна, ты мой подданный, делай так, как я тебе сказал.

Вальцманенко встал на колени, схватил руку президента, целуя каждый палец по очереди, затем уронив голову между колен, сквозь плач, произнес:

– Я счастлив, что такой великий и мудрый человек, как Барак берет надо мной шефство. Я никогда не был президентом и не знаю, с чего начинать, а уже завтра инаугурация, после которой надо принимать решения. А какие решения принимать, я не знаю.

– Возвращать Крым и отдавать Америке. Мы выгоним русский флот вон и разместим там американский флот. У тебя есть завод в Крыму?

– Два, господин президент. И три особняка.

– Крым забрать, завод забрать, Путину показать дулю.

Шестого июня Вальцманенко был в Киеве, а седьмого участвовал в церемонии инаугурации, произносил речь. Видно было, что эту речь писал не он, она была сочинена за границей, точнее за океаном.

Вальцманенко, еще не прилетел в Киев, а уже позвонил Трупчинову, чтоб тот поблагодарил Ляшку-Букашку за подвиг, выразившийся в том, что тот выставил русского журналиста запросто из здания Верховной Рады.

 

36

После ухода Вальцманенко Барак прытко поднялся с кресла, начал маршировать из угла в угол, чувствуя, что затекли ноги от мягкого кресла и, сделав один шаг, увидел блестевшую лужу величиной с ладонь. Что бы это могло быть? Моча? Да, нет. Это слезы, капли слез, соединившиеся воедино. Это щедрые капли, капли благодарности президента европейской страны, равной Франции по численности населения. Это капли слез преданного Америке и ему Бараку, человека. Значит, пять миллиардов долларов, брошенных на украинскую революцию, не канули в лету и теперь американцы, эти хитрые белые скунсы, не смогут его упрекать в расточительстве в недальновидности, в отсутствии стратегии.

Он дошел до угла, резко развернулся, принял строевую стойку, и высоко поднимая ноги, и вытягивая до возможного предела носок, строевым шагом, пошагал к креслу. Кресло ждало его, но он покрутил головой и снова направился в угол.

А что если…если…если… бросить десять миллиардов долларов, нет, десять мало, двадцать, нет, Америка щедрая, богатая страна поэтому прибавим еще десятку. Так вот, что если бросить тридцать миллиардов долларов на свержение Путина? Поддержит ли это конгресс? Должен поддержать. В Ираке прошло, в Ливии прошло, в Югославии…мы ее развалили, в Сирии…мы ее развалим, а почему мы Россию не можем развалить? Развалим, а Путина уберем. Вон на Украине прошло все быстро, гладко. Вообще славяне народ бедный, отсталый, малограмотный, покажешь им доллар, – ринутся, побегут, все сделают, продадут и душу свою, только накорми их. Точно, то же было и на Украине. Чего хотят украинцы? Жратвы, одежды, автомобилей, роскоши. Мы им пообещали, хотя обещенного сто лет надо ждать. Просто смешно, как эти белые дерутся друг с другом. И хорошо, и пусть дерутся. Если будет атомная война, белая раса погибнет, на смену ей придут черные, такие, как я. Негры будут командовать миром, мусульмане станут царствовать, а оставшиеся белые пусть подметают улицы, ухаживают за скотом, пашут землю, добывая пищу для черных. Нас уже больше, и мы с каждым годом увеличиваем численность населения, а белые вымирают.

Барак вызвал госсекретаря Кэрри, вице– президента Байдена, руководителя ЦРУ Свинобуда и поделился своей мудрой мыслью.

– Надо заняться обработкой членов конгресса.

– Надо их уговорить согласиться на такую сумму, – сказал Кэрри.

– Надо плюнуть каждому в рожу, и они скажут: согласны. Надо действовать немедленно. Вы, господин президент, доказали, что обладаете завидными дипломатическими способностями.

– Окей, благодарю вас, – сказал президент и щелкнул языком, давая понять, что маленький совет окончен, потому что, как ему доложили, Путин, маленький человек, согнувшись, ждет аудиенции в приемной и все время ерзает, должно, по маленькому хочет.

– Господин президент, у меня только пятнадцать минут на болтовню с вами, вернее на разговоры, которые не приведут к миру, пока Россия не уменьшит свои аппетиты на востоке.

– Господин Барак, у меня только десять минут и то две минуты вы у меня отобрали, остается только восемь. Прикажите своему слуге Вальцманенко прекратить карательную операцию на востоке. Что это будет за президент, который затеял войну с собственным народом?

– Террористы это не народ, это террористы. Но я согласен: войну надо прекращать. Окей, президент Путин, гуд бай!

Президент Путин набрался наглости, не протянул руку Бараку на прощание и ушел на беседу с Ангелой Муркель, которая никак не могла изменить Бараку, несмотря на то, что Барак приказал своей разведке прослушивать все ее разговоры по мобильному телефону.

Путин, хоть и чувствовал себя не в своей тарелке, но мужества и гордости не терял, и в разговоре с любым западным лидером соблюдал хладнокровие и этикет. А Бардак пришел в еще больший восторг после ухода Путина. Ему казалось, что этот небольшого роста человек, не сможет устоять пред тридцатью миллиардами долларов. Это же огромная сумма. Это пушки, ракеты, авианалеты и дипломатия, которая стреляет лучше и дальше пушек. Мысли текли бурным потоком, сменяя одна другую, и Барак подумал, что эти исторические мысли не мешало бы перенести на бумагу. Но в кабинете не оказалось ни ручки, ни бумаги, ни даже ноутбука.

– Кики Моки, – стал он звать свою секретаршу, совершенно позабыв, что Кики Моки осталась в Вашингтоне, что она была бы счастлива, если бы он взял ее с собой в Европу и даже, может быть, погладил бы ее в один из вечеров.

Но тут, сразу же после того как он позвал Кики Моки, вошел темнокожий помощник Ли, и сообщил: надо поехать в Нормандию на торжества по случаю годовщины открытия Второго фронта, что туда приехал русский царь Путин.

– Недолго тебе царствовать, – произнес Барак и стал собираться. – Я вот сейчас накачаю мускулы, где мои гантели? Ли, гантели, срочно! Только не тяжелые. На торжествах будет Путин, у меня мышцы должны быть в норме, я должен стоять прямо, даже немного выгнувшись, чтоб высоко держалась голова.

– Вот они, гантели, по три килограмма каждая, вот зал направо. Срочно, господин Барак, – сказал Ли, сопровождая президента в спортивный зал.

Барак снял одежду до трусов, схватил гантели, стал приседать и раздвигать руки в стороны. С каждым взмахом, ему казалось: он становится сильнее, а, значит и Америка сильнее. Хватит на переворот в России только 25 миллиардов долларов. Вот еще бы сделать несколько приседаний. Но тут Псаки Суки начала стучаться: Барак, торопись! Путин уже на месте.

Не успев принять душ и вытереться полотенцем, он оделся в теплую одежду и сел в Кадиллак.

На поле, где происходили торжества, никто ему не кланялся, никто не наклонял голову при встрече, словно все его воспринимали, как обыкновенного длинного худосочного негра. А французский президент Олланд обхаживал Путина. Это произвело на Барака дурное впечатление.

«Пока Европа у меня в руках, но она далеко, а Россия граничит с Европой, как бы не случилось так, что Евросоюз протянет России руку, а нам, американцам скажет: подвиньтесь, – думал Барак усиленно жуя жвачку. – Надо не отпускать вожжи, надо держать в узде европейцев, надо нагонять страх на Европу, а то у русских атомное оружие…европейцы должны бояться России. Пусть стремятся на восток, поближе к границам. Мы компенсируем Крым, разместим противоракетную оборону под стенами Кремля. Вот так вот».

Но Бардак чувствовал себя не очент хорошо. Его клонило ко сну. В таких случаях он, великий человек всех чернокожих и белых американцев, все бросал и уходил в спортивный зал, брал в руки женские гантели, гантели своей жены и поднимал, а затем опускал руки. И сейчас он их привез во Францию. Да что там гантели? Он привез двадцать четыре автомобиля и два взвода охраны – президент Америки, а не какой-то там Украины, жители которой уже сейчас стоят с протянутой рукой.

– Поехали, – сказал он начальнику своей охраны и тут же подбежали десять дюжих молодцев и окружили его.

– Куда, господин президент? – спросил начальник охраны Сосканис. – Праздник, видите. А без американского президента праздника не может быть.

– Мне мышцы надо привести в порядок, а то я не успел: Псаки Суки опоздала, и мне пришлось покинуть спортзал. Привезли, а как же? Президент все-таки.

– И хорошо, господин президент. Вы хорошо выглядите и запах от вас – просто прелесть. Видите, Путин все поворачивает голову, это он вас ищет. Станьте рядом, и он бросится вас целовать.

– Ну, если так… а где русские летчики?

– Здесь нет русских летчиков, господин президент. Это имитация открытия Второго фронта семьдесят лет назад. – Тут Франция, Америка и кажется Гондурас, – рассмеялся Сосканис. – Мы вам доклад приготовили, прочитайте у микрофона на трибуне. Там России вообще нет, как победительницы.

– О, такой доклад я прочту с удовольствием. Он мне заменит гантели.

Он встал рядом с Путиным, но у того стало щекотно в носу: нехорошо пахло от Барака. Надо было сделать определенные усилия, чтоб не чихнуть. А чихнуть на Барака, да это же мировая война.

Барак тоже обнажил белые зубы и начал произносить речь… по бумажке. Вышло так, что Советский Союз вообще не принимал участие в разгроме Гитлера и освобождения Европы от фашизма. Это все, благодаря Америке.

Путин повернул голову и чихнул…в сторону Барака.

– Ли! Запиши это на пленку, для истории. Все же, не каждый президент произносит такие речи. Я, когда приехал на поле, посмотрел на Путина и Олланда, и мне захотелось чихнуть…на обоих, но я воздержался перед десятками камер, стараясь не замечать этих двух неблагодарных людей. Они должны благодарить Америку за то, что Америка позволяет им жить. Ты понимаешь, Ли? так вот, давай щелкай.

– Окей! – произнес Ли, зафиксировав момент, когда президент высунул язык.

 

37

Львовский военкомат имени Степана Бандеры, получив указание сверху, разослал повестки особям мужского полу в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет с требованием явиться такого-то числа мая 2014 года к девяти утра в военкомат. Самые верные до мозга костей, самые преданные идеям знаменитого земляка – нациста Степки Бандеры все, кто носил брюки и не всегда застегивал мотню, пришли в состояние возбуждения. А за возбуждением змеей подполз страх: что там? А там пули. Там – смерть, в лучшем случае плен. Яруш ждет. На любой дзот надо идти, независимо от того, свистят оттуда пули или нет. Еще нет настоящего боя, а в бой уже ринулись жены, маленькие дети, матери, бабушки, дедушки и прочие домашние враги, которых никуда не деть. Они воют, голосят, клянут сепаратистов, утверждают, что восточные сепаратисты и так помрут мучительной смертью, зачем их убивать и самим помирать, получив случайную пулю от русского снайпера. Об этом говорит сам владыка Говнозар, а Говнозар божий человек.

Город Львов – многолюдный город: не все мужское население строит жилье москалям в Москве, не все смогли попасть на запад, даже в бедную Польшу, поэтому есть, за кого голосить, есть, кого не пускать на эту никому ненужную войну. В городе Львове можно набрать бойцов – бандеровцев до трехсот тысяч человек. Такое количество может и Москву завоевать. Как бы там женская половина ни протестовала, как бы ни рвала волосы на голове, к девяти утра в военкомате имени львовского батьки Бандеры, толпился народ.

Военком майор Зрадник так волновался, что от волнения все время покрывался потом, а чтоб компенсировать потерянную влагу, все время дул минеральную воду. Когда все бумаги были заполнены, когда грузовики со скамейками на борту подъехали к военкомату, Зрадник вышел к строю и произнес речь.

– Пановы! Великие сыны Украины. Духовные сыны батьки Бандеры! Спасибо, что вы согласились выполнить свой долг в тяжелую минуту для нашей вильной неньки Украины. Москали прут с востока! Глядишь и до Лемберга, то бишь и до Львова допрут, если мы будем хлопать ушами и даже глазами. У них на вооружении танки, самолеты, атомные бомбы, одноколесные тачки с провиантом и ружья образца 37 года. Они прут на запад и не встречают сопротивления. Если только старушка с сапкой встретит их и по голове бабахнет. Вам выдадут современное американское оружие и приборы ночного видения. Москали ночью будут дрыхнуть, а вы их будете видеть и целиться им прямо в жопу. Нажал на крючок, и москаля нет. Доброго вам пути и возвращайтесь поскорее с орденами на груди. Я тоже хотел бы с вами поехать, да Родина не разрешает. Родина говорит: Зрадник, сиди во Львове и посылай молодых. Счастья вам! Глядите, не женитесь на москальках, у нас во Львове своих красавиц полно, они вас будут ждать.

В это время женский батальон: жены, сестры, матери, окружили военкомат с целью захвата мужчин, но мужчины, особенно молодые, неженатые, бросились к грузовикам и заполнили все кузова, а водители стали сигналить. Голоса женщин заглушали шум моторов, но чем дальше грузовики отходили, тем бесполезнее становилось выть и голосить.

Преодолев тысячу километров к полудню следующего дня, полк имени Степана Бандеры разместили в заброшенном детском садике на окраине города. Все было хорошо, были железные кровати, целые окна, не прогибались потолки, и в одном из краников тонкой струйкой капала ржавая вода, но не было матрасов, одеял, стекол в оконных рамах и не работал туалет.

– А ужин будет? – задал кто-то провокационный вопрос.

– Кто задал этот вопрос, выдь наружу, покажи свое москальское рыло? – рявкнул командир полка Червяк.

Бойцы, так стремившиеся в бой с москалями, но не сумевшие побороть проклятый позыв желудка, притихли. Значит, надо закаляться. И это не только пища. Нам предлагается и спартанский образ жизни. Спать без матрасов и одеял, писать в угол и нюхать мочу, а ходить по-большому не придется: желудки пусты. И не пить воду. Этот слушок дошел до каждого бойца. Вечером все улеглись и заснули тут же. В казарме ничем не пахло. Окна оказались без стекол, поэтому сквозняки были на уровне комфорта Степана Бандеры.

В десять утра перед казармой остановились два грузовика. Привезли оружие – старые винтовки, два ржавых пулемета и коктейли Молотова. Как на Майдане в Киеве. Вместе с грузовиками прибыли и настоящие обученные бойцы-головорезы из Правого сектора в количестве пятидесяти человек. Они привезли на своих плечах длинные ножи, автоматы и пулеметы. Весь полк был разбит на батареи, взводы, отделения. Каждое отделение получило обученного командира. Началась идеологическая обработка новобранцев. Один новобранец от наплыва новых идей упал в обморок.

– Что это с ним? – спросил командир отделения Сосулька.

– Мамкин сынок. Второй день не кушал и все мы не кушали, не выдержал и потому упал в обморок. Мы знаем, что Степан Бандера по две недели не ел, а врагов косил, как косой стебли травы, – гордо произнес второй новобранец и тоже упал в обморок.

В это время мимо шла старуха с сумкой в руках. В сумке было два батона хлеба. Бойцы бросились, вырвали сумку из рук, извлекли хлеб, и стали рвать его на части. Уже завязалось несколько драк, но тут хлеб кончился.

Правда, к обеду привезли котел перловой каши, сваренной три дня тому, и ни одной сосиски, ни одного куска мяса. Бойцы все проглотили, и, казалось, были счастливы.

Некоторые слабовольные, нестойкие стали названивать во Львов своим матерям, женам и просить привезти по куску хлеба и по сто грамм колбасы и если возможно по куску сала, колбаса может быть ливерной, москальской.

Но все это можно пережить, не смертельно же. А завтра снова каша, а на следующей неделе появится стекло и стекольщик. А матрасы…их постирали, а стираные матрасы в полевых условиях сохнут три месяца. Все было бы хорошо, если бы… не эти проклятые террористы, чьи жены и дети сейчас прячутся в подвалах, потому что народная власть сбрасывает на них кассетные бомбы, запрещенные во всем мире, посылает ракеты вместо воды и хлеба. Если бы эти террористы не стали подкрадываться и окружать здание детского дома, в котором сейчас базируется полк имени Степана Бандеры, худо-бедно жить можно было бы.

Новый командир полка Клитор дал команду всем бойцам Правого сектора выйти из казармы и рассредоточиться, чтобы принять бой с москалями, а новобранцев оставить внутри: у них нет опыта, нет оружия, они представляют собой только пушечное мясо.

Молодые бойцы имени Степана Бандеры обрадовались, легли промеж окон и стали слушать свист пуль.

Жестокий бой длился недолго, всего пятнадцать минут. Храбрые головорезы из Правого сектора решили сдаться «террористам», а молодежь и все остальные украиномовные парни подняли руки над головами, стали выходить по одному, по два. Все были уверены, что их поведут на расстрел и просили разрешения позвонить матери, чтобы сказать: прощай маменька, я помер за вильну Украину.

– Подождите немного, имейте терпение. Вы же герои.

Вскоре пришел представитель народной самообороны Луганска.

– Можете быть свободны. Кто хочет служить народу, оставайтесь у нас. Киевская хунта бросила вас в пекло захватнической войны. Не верьте им, они обманули, предали вас.

– Позвольте нам позвонить родным во Львов. Как мамка скажет, пусть так и будет.

– Звоните, ваша воля.

– Мамка, я свободен. Только жрать хочу неимоверно. Нас не кормили четверо суток. Москали нас освободили и отпустили. У нас ни денег, ни хлеба нет на дорогу, приезжайте за нами, заберите нас отсюда.

Офицеры и другие бойцы Правого сектора сложили оружие и были переданы следственным органам Народной Луганской Республики.

Так закончилась бесславная военная эпопея львовского полка имени Степана Бандеры.

 

38

Виктория Езекян жила на втором этаже с полуторагодовалым больным ребенком и не имела возможности отлучиться ни на минуту, когда он бодрствовал. У него были проблемы с дыханием. Он мог дышать только при помощи искусственного дыхательного аппарата, и днем, и ночью.

Муж Виктории погиб на фронте с войсками хунты, а точнее с боевиками Правого сектора. Ее выручали соседи. Приносили хлеб из магазина, кефир, колбасу и все, что требовалось для кормления больного ребенка. Леша говорил с мамой глазами. У него были большие выразительные детские глаза, в которых выражалась радость, неудовольствие и благодарность матери за ее заботу. Чувство любви и обязанности жили в ней вперемежку, и она не знала, чего в ней больше – любви или сострадания. Сердце матери устроено так, что оно чувствует не только дыхание ребенка, но и чем он дышит. У Виктории было мало надежд на благополучный исход, но она кропотливо ежеминутно делала все, чтобы облегчить страдания сына. Она не могла плакать, когда узнала, что погиб муж, потому что если она плакала, сынишка тоже начинал лить слезы.

Соседи советовали выехать в Россию. Она была согласна, она мечтала о том, чтобы уехать, это было единственным, как ей казалось спасением. Но любая попытка перебраться в другой мир наталкивалась на трудности. «Скорая» местной больницы дважды подъезжала к украинскому пограничному посту, но пограничники не пропустили. Не положено, не оформлены документы, нет вызова и вообще незачем ехать в Россию, враждебную нам страну, которая спит и видит порабощенной неньку Украину.

Пришлось возвращаться обратно. А любая поездка была пыткой для матери.

Однажды к ней пришло телевидение. На следующий день вся Россия знала о ее ребенке. И на западе видели, но на западе было приказано отворачивать глаза от российской пропаганды. Дескать, это все подстроено. Нет никакого ребенка, никакой матери. Это куклы. Медики цивилизованного Запада не готовы были оказать помощь новой жизни, балансирующей на грани смерти. За спиной западных медиков стоял американский ястреб Джон Маккейн, он грозил им пальцем. Палец они видели затылком, а передачу по телеканалам нет: ослепли.

И украинские врачи ничего не видели: им приказали забыть о клятве Гиппократа, лечь лицом вниз, высунуть язык и лизать туфли западным коллегам до тех пор, пока в зеркальном блеске не увидят свои рабские продажные лики. Такие приказы отдавали лидеры киевской хунты Трупчинов, Яйценюх и Паруубий.

Но ведь на той стороне была великая страна, гуманная страна, не чета вам, бездушные и лживые западные швабы, это великая России, откуда посыпались приглашения оказать помощь в спасении ребенка, приютить семью.

Виктория сидела перед телевизором и тихо лила слезы. Она словно забыла, что уже второй день у нее ничего не было во рту, кроме воды, похожей на компот, потому что чистой воды в городе уже давно не было.

Она бросилась к сыну, у него были светлые большие глаза, они тоже радовались, потому что он понял: слезы матери, это слезы счастья.

– Лешенька, мы обязательно поправимся, нам бы только пережить, нас зовут, нам помогут. Держись, крепись на радость маме.

В эту ночь канонада стихла, и они оба поспали до четырех утра, а утром снова стали рваться снаряды. Но снаряды рвались поодаль от дома, как-то вкруговую, словно кто специально их так посылал.

Бойцы народной самообороны тоже не дремали. Украинский погранпост рядом. Там дежурят офицеры и несколько бойцов Правого сектора, своего рода НКВД. Они держат дуло автомата, направленного в спину или в живот украинских пограничников и если что расстреливают их без суда и следствия.

Окружив погранпост, бойцы самообороны приказали сложить оружие бандеровцам. Бандеровцы, как обычно открыли огонь на поражение, но сами были поражены. А пограничники бросили автоматы в кювет, переоделись в гражданскую одежду, и спокойно пошли в сторону России. Они знали, что там их примут, накормят, предоставят жилье и устроят на работу.

Перед погранпостом скопились тысячи беженцев в основном с маленькими детишками. Мужья остались воевать, а жены и дети уехали в Россию. Здесь за заграничным постом Ростовская область. Тут их уже ждали. Ждали в школах, санаториях, домах отдыха и отдельные граждане. Сюда им начали поступать приглашения из Сибири и Дальнего востока. Детей школьного возраста отправили в Крым на летний отдых и лечение.

Что касается Виктории и ее больного сына, то их увезли в Москву, где их уже ждали врачи. Государство выделило значительную сумму на содержание беженцев, так как у беженцев не было ни гроша в кармане. У себя в Донецкой области у них были определенные суммы на счетах в «Приватбанке», хозяином, которого был Коломойша. А он заблокировал все счета в Донецкой и Луганской областях, думая уморить мятежников голодом. Он поступил точно так же, как поступила киевская хунта, перекрыв доступ воды в Крым. Мстительные и злобные младшие «братья» быстро впитали правила америкосов и западноевропейских швабов: каждый за себя – один бог за всех. Плюс малограмотная ложь. Если хотите погрузиться в море непрофессиональной, а следовательно грубой, беспардонной лжи, возьмите в руки украинскую газету, попытайтесь посмотреть украинскую телепрограмму. Америкосы и западные швабы живут на лжи и двойных стандартах, но хоть стараются вправить, втиснуть эту ложь в правдивые рамки и неискушенному человеку трудно разобраться, где каша, а где суп.

О том, как русские люди встречают беженцев, какое участие они принимают в судьбе людей лишенных жилья, воды и средств к существованию, как они добровольно теснятся в своих не шибко просторных квартирах, чтоб приютить себе подобных – ни строчки в западных средствах массовой информации. Зачем нигеру Бараку беспокоиться о судьбе простых людей на востоке? Он заботится о собственном кармане, о влиянии Америки в мире, о своем пошатнувшемся рейтинге и о гантелях, с которыми он так похож на обезьяну.

А что касается младших «братьев», они может и сообщили бы о гуманном акте старшого брата, да не смеют, они находятся в лежачем положении, они уже вылизывают грязные ступни Бараку и Джону Маккейну. Это приведет к тому, что Украина исчезнет как таковая, она на этом пути, она уже потеряла разум и гордость.

Да, мы восточные славяне бьем челобитную вашим достижениям в науке, вашей музыке, божественной эстраде, вашему умению достичь благополучия, но мы сожалеем о вашей нравственной деградации, не приемлем двойных стандартов, мы отвергаем вашу грубую и бесстыдную ложь, отсутствие скромности и ваше стремление поработить весь мир. Словом, расстояние между нами только увеличивается. Нам жаль наших малодушных братьев, так стремящихся быть вашими рабами. Да будет благословен их путь в рабство…духовное, физическое, моральное. А нам надо забыть слова «младший брат», их нет, они затоптаны в грязь. Наши младшие братья уже полностью переродились в четвероногих, которые перестали нас узнавать и единственное на что они способны, это выдавать скрежещущую мелодию – гав-гав-гав.

Если, спустя некоторое количество веков, наступит возрождение, потомки нынешних братьев будут стыдиться своих предков. Слышите ли вы, Яйценюхи, Трупчиновы, Пердуски, Коломойши и прочие насекомые, впившиеся в тело не своего народа и пускающие ему в мозги нацистскую отраву?

Только история рассудит вас, бывших…червей.

 

39

Вальцманенко заверял Яйценюха:

– Я отберу Крым у России. Как только пройдет инаугурация, я возьмусь за Путина. У меня больше жизненного опыта, чем у него. Кто он? Служил немного в КГБ и отбыл два президентских срока. Это, это мелочи. А я – шоколадный король, ты понимаешь, что такое король? Король только в Испании, в Англии и кажется в Северной Корее. Ну, Северная Корея не считается, сам знаешь, королева Англии уже слишком старая, король Испании отрекся, остался я один. И то, я – сладкий король, а они все горькие. Я даже с Бараком советовался по этому поводу и что ты думаешь? Он пожевал – пожевал свою жвачку, подумал как следует, и сказал:

– Правильно, сэр Вальцманенко.

– А я думаю вот что, – сказал Яйценюх, – надо предложить России выкупить Крым, точнее выплатить нам небольшую сумму, чтобы мы молчали, а точнее согласились с тем, что Крым от нас ушел. Пусть нам сто миллиардов долларов заплатят за Крым. Мы эту сумму разделим пополам. Ну, как?

– Нет, Крым – наш, – парировал Вальцманенко. – Крым был, есть и будет нашим. Без продажи. Такое обещание я дал Бардаку. Бардак рвет и мечет, когда кто-то вспоминает про Крым, он мечтал в Крыму дачу построить, и вдруг Россия нагло напала на Крым, и он вынужден был сдаться.

– Послушай, Петя, я тебе как еврей еврею скажу: нам не видать Крыма как свинье своих ушей. И вообще Крым никогда не был украинским. Я по дурости построил там два завода и теперь…они у меня отберут. Но ничего не поделаешь.

– Шалом, Яйценюх, я и без тебя знаю, что Крым…, но мы должны вонять до тех пор, пока москали не уступят, понимаешь? И Барак этого требует. Барак помешался на этом Крыме. Я понимаю: в политике так – говоришь одно, а думаешь о другом. Кроме того, политика это своего рода игра, кто кого обыграет. Вот почему мы в Верховной Раде на кулаках деремся, а после окончания, вечером обнимаемся, целуемся, ужинаем в ресторане и баб трахаем. А Ляшка – Букашка, он же голубой, трахает своих оппонентов.

Вальцманенко, оставшись один, потирал руки. За небольшой период он многого достиг. Во-первых, он правдиво научился лгать: обещал одно, а делал совсем противоположное, во-вторых, быстро завоевал доверие Барака, в-третьих, спутал карты Путина относительно надежд на мирное решение юго-восточной проблемы.

По его мнению, завоевание доверия Барака, помогло, и будет помогать в дальнейшем решать две другие проблемы. Вроде бы публично он выступал за скорейший мир на юго-востоке, а в кулуарах давал указание министру обороны стирать города в Донецкой области с лица земли. Он так же выступал за предоставление коридора безопасности для беженцев, а силовикам приказывал: никаких коридоров безопасности не выделять.

Вальцманенко выжидал. Барак обещал приборы ночного видения, бронежилеты и многое другое. Кроме того, Барак уже выполнил одно обещание. Он позвонил Ангеле Муркель и приказал ей организовать очередную трехстороннюю встречу Германии, России и Польши о положении на Украине. Это была уже десятая или двенадцатая встреча. В этот раз она состоялась в Петербурге. Целая когорта западных журналистов, в задачу которой входило задавать провокационные вопросы министрам иностранных дел России и Германии Лаврову и Штайнмайеру. Они ставили и обсуждали одни и те же вопросы. Что в июне, что в мае, что в апреле, создавая видимость, что запад заинтересован в скорейшем прекращении военного конфликта на востоке Украины.

Российского министра Лаврова тоже есть за что упрекнуть: он всякий раз терял драгоценное время на пустые балачки. Западные журналисты задавали провокационные вопросы иногда в бестактной форме, а он, бедный, обливаясь потом, но сохраняя спокойствие, объяснял, что вода это жидкость, а не налет ржавчины на куске железа. А надо было не играть в дипломатию, а называть вещи своими именами.

Сикорский, штатный дундук в переговорах, когда Лавров уходил, крутил пальцем у виска, демонстрируя немцу свое превосходство над русским дипломатом, которого они оба в очередной раз прижали к стенке. У пана Сикорского коротка память. Он просто не знает, либо не помнит, что именно русский Иван освободил Польшу от гитлеровской Германии.

Те же вопросы, то же поведение младших братьев по поставке бесплатного газа Россией: братья потеют, вертят хвостом то в одну, то в другую сторону, но долги отдавать не хотят, и все по указке запада.

«Не может быть, чтоб я не одолел Путина. За моей спиной все лидеры Европы и Барак, президент самой богатой страны в мире, – думал Петро Вальцманенко. – Я изведу его всякими хитростями. Он устанет от меня. Вот вариант с газовой трубой, с так называемым Южным потоком. По моей просьбе Барак приказал руководству Болгарии прекратить строительство газопровода, и Путин ничего не сделает. Зачем нам эта труба, она не в интересах моей страны. Надо, чтоб российский газ шел в Европу через нашу трубу, ведь тогда наши специалисты в любом месте могут просверлить дырочку, подставить баллон и газ потечет в нашу посудину. Кто там будет проверять? Хоть эта труба и русскими построена, но коль она проложена по украинской земле, значит, мы должны иметь дивиденды».

Облагороженный этой мудрой мыслью, он встал и стал прохаживаться, щелкая языком. Загремел телефон, но он не обратил на это внимание. Мысли, которые его посещали, имели государственное значение.

«Крым… Крым должен быть наш. В связи с тем, что Правый сектор набирает силу, мы можем усилить террористические акты в Крыму, Москве, Петербурге и других городах. Когда старший брат устанет от терактов, мы усилим эти теракты, но уже будем их сопровождать записками «верните Крым». Таким образом, врагу придется задуматься, а стоит ли? Можно возобновить международную помощь, подключить нового Барака, новую Ангелу Муркель, придется снова изолировать уже изолированную Россию и тогда…тогда, она этого не вынесет. К этому времени Украина, как равноправный член Евросоюза, уже станет на ноги и ей эта газовая труба будет ни к чему, пусть в ней змеи плодятся, тогда у нас появятся деньги. Что нам стоит выделить пятьдесят миллиардов евро на новую русскую революцию, которая сметет Путина. Так-то, Володя. Ничего хорошего тебя не ждет, сдавайся лучше, пока не поздно. Мы вернем Крым, а дальше замахнемся на Ростовскую, Воронежские области. Ведь Евросоюз должен расширяться. Если начнется заварушка типа Донбасса, и русские начнут бежать к нам, что ж, милости просим, нам нужны работники: мойщики посуды, полов, няни и прочая прислуга, а то вы думаете, что эту работу будут выполнять украинцы в странах Евросоюза, когда их туда пригласят любезно?»

Умные мысли текли, душа радовалась. Он шлепнул себя раскрытой ладонью по лысине и вскрикнул от боли: пчела ужалила прямо в середину макушки. В глазах потемнело, бросило в жар. Он быстро снял рубашку и подошел к зеркалу, а зеркало, оно не знало, что отображает великого человека и отобразило все, как есть. На теле видны были красные пятна, тело просило ногтей, тело звало к дивану, тело посылало ужасные сигналы в воспаленный мозг.

– Ау, умираю! Помогите!

Прибежала медицинская сестра. Что такое, где террорист?

– Кто-то запустил ядовитую пчелу, она тут же бросилась на меня и ужалила. Я помру? Помру или нет?

– Это аллергия.

– Тогда простокваши…на марлю и обвязать башку, то бишь голову. Так бабушка мне делала в детстве, у меня такое уже было. Яйценюха сюда, срочно, у Яйценюха все есть, даже корова на центральном рынке. Звоните ему, скажите: президент умирает!

– Яйценюх у телефона. Что, корову вести? простоквашу? Чи-час будет, брат, шолом!

 

40

Мужественные жители Донбасса и Луганска держались, как могли. Еще не видно было признаков победы, а они уже объединились, отделились от Украины, они образовали Донецкую и Луганскую республики, а всё вместе стали называть Малороссией в надежде, что и другие области откликнуться. Но такого отклика не последовало. Если бы другие области юго-востока, у которых нет ничего общего с бандеровцами, которых киевская хунта вместе с неофашистами презрительно называют сепаратистами, террористами и даже бандитами, то настоящим бандитам пришлось бы туго. Но этого не произошло. Очевидно, что в других областях люди дрогнули перед хунтой. Кто дрогнул, а кто продался, как Иуда за тридцать серебряников.

И вот только настоящие герои Донеччины и Луганщины, в тяжелейших условиях, без оружия, без воды, хлеба, без транспорта и медицинской помощи, под кассетными бомбами, и артиллерийскими снарядами, которые грохотали днем и ночью, шли умирать за свою свободу и независимость. Идут на смерть, оставляя молодых жен и маленьких детей, чтобы сказать нет бандеровским недоноскам, чтобы сказать нет киевской хунте. Америкосовская марионетка Вальцманенко, едва обняв булаву, как символ власти, не имеет никакой власти, так же как не имеет воли и собственного мнения. Ему приказали в Вашингтоне говорить одно, а делать совершенно другое. Кровь и смерть молодых парней, их отцов и едва родившихся детей, лежит на вас трупчиновы, яйценюхи и вальцманенки. Века не смоют эту праведную кровь. Да отмстит вам провидение, вам, вашим детям, вашим внукам и правнукам. История зачислит вас в категорию ничтожеств и головорезов за то, что вы хотите утопить в крови маленький, но гордый народ. Жалкие малодушные наследники головореза, фашистского прихвостня Степана Бандеры! Зря задираете пустую голову, считая себя гордостью нации! Вы не стоите мизинца героев, погибших за свою независимость, за то, чтобы не провонять вашей фашистской идеологией.

Все, кто взял в руки оружие, в основном это русские люди, они должны благодарить Ленина, это он вверг их в зубы младшего брата, он подчинил маленький кусочек России бандеровскому отродью. Теперь младший брат пробует, прощупывает, размышляет, а что если поднять руку на старшего брата при помощи своих покровителей америкосов? Поработить его, передушить, затоптать в грязь, половину обратить в рабов. Просто так, ради интереса, ведь Донбасс это всего лишь прелюдия, а фашизм подобно холере распространяется с космической скоростью. Если в декабре 2013 года нацистов было 2 тыс. человек на Майдане в Киеве, то в феврале 2014 года – 20 тыс., а в мае уже 50 тысяч. В середине лета их будет 100 тыс., в сентябре 200 тысяч, а к концу года они поставят под ружье 500 тыс. человек. Матушка Русь, готовься. Бандеровцы хорошо дерутся. У них все качества солдат фюрера: они вспаривают детям животы и отрезают головы, они расстреливают раненых в госпиталях, они вырезают малышей из чрева матери и выбрасывают зародыш собакам.

Нельзя быть столь наивным, чтоб называть фашиста младшим братом, так как он не брат, а головорез, вандал.

Кажется, это поняли жители Донбасса и Луганска. Они борются и ждут помощи. От кого? От России. Больше некому им помочь. Какие-то крохи в виде гуманитарной помощи им перепадают. И оружием им помогают, но это крохи, чтоб не погибли от голода, чтоб не брали и не шли вперед с палками. А этого недостаточно. Даже Кадыров готов послать семьдесят тысяч чеченцев на помощь, он ждет приказа. А приказа нет. Почему? Чего и кого боится российское руководство? Швабов, америкосов, Барака? Они все равно будут обвинять, мы все равно будем перед ними виноваты.

Мясорубка в Донецкой и Луганской областях имеет две фазы. Первая была довольна щадящая: солдаты украинских вооруженных сил не желали стрелять в собственный народ. Стрелять в собственный народ из пушек, танков, самолетов мог только Ленин. Киевская хунта это быстро поняла и сориентировалась. Яйценюх позвонил Коломойше в Днепропетровск.

– Шалом, Игорь. Ты в Израиль не собираешься? Нет?

– Меня там не ждут, – сказал Коломойша. – А что нужно, Янкель?

– Да не Янкель я, а Яйценюх.

– Я знаю, кто ты. И знаю вас всех. Один Паруубий украинец польского происхождения, остальные евреи. Но это очень хорошо. У Ленина тоже были все евреи, они, правда все сменили фамилии и стали русскими. И я тоже подумываю, как бы…если бы я стал не Коломойша, а Коломойцев или Коломойценко, звучало бы, правда? Ой, я тороплюсь.

– Да подожди, Коломойценко, дело есть. Мы тебе пошлем Яруша, пригрей его, профинансируй, а потом отправь его гвардию на Донбасс, он знает, что надо делать. Речь идет о жизни и смерти нашей революции. Солдаты нашей армии не хотят стрелять в террористов, присланных из Москвы.

– Будет сделано. Слово Коломойцева. Пока.

Яруш, руководитель Правого сектора, отправился со своей дивизией в Днепропетровск. После длительных согласований Колошмойша пошел на уступки, назначил каждому бандеровцу значительное вознаграждение за участие в боевых действиях на юго – востоке. Сам Яруш получил звание полковника и оклад в пятьдесят тысяч долларов в месяц. Бандеровцы тут же отправились в Донецк. Яруш в сопровождении своей охраны посетил командный пункт армии Юго-востока и без предварительных согласований ворвался на совет фронта.

Генералы умолкли, но один из них не выдержал и сказал:

– Что за банда врывается без разрешения, ну-ка все вон!

Яруш достал пистолет и выстрелил генералу в голову. Тот отдал Богу душу.

– Так будет с каждым из вас. Я – Яруш, командир Правого сектора. Кто командир системы Град?

– Я командир системы Град.

– Сколько у вас этих систем здесь, в Донецке?

– Пять комплектов.

– Постройте взвод одного из комплектов, полковник.

– Есть.

Десять человек было тут же построено. Три сержанта и семь рядовых.

– Почему ни разу не стреляли по сепаратистам из системы Град?

– Мы не будем стрелять в собственный народ, мы отказываемся, – заявили солдаты. – Нам уже приказывали. Мы не фашисты.

– Вы так думаете? Тогда постойте в строю. Я инспектор вооруженных сил из Киева.

– Нам все равно, хоть из Бердичева.

Яруш приказал своему помощнику Бацилле привести вооруженный взвод. Десять человек, что стояли в строю, ждали недолго. Бандиты пришли и встали напротив.

– За измену Родине вы приговариваетесь к расстрелу, – произнес Яруш и приказал поднять ружья. – Есть вопросы? Может, кто хочет передать привет подруге, матери? Нет? Пли!!!

Раздались выстрелы, многочисленные, громкие и ни одного крика. Солдаты попадали как снопы. Некоторые из них дергались, лежа на земле, но в основном все погибли мужественно.

На следующий день система Град начала работать. Жилые кварталы Славянска стали превращаться в руины, гибли женщины, дети, немощные старики, работали фото и телекорреспонденты. Но ни один телевизор в свободных западных странах, странах Евросоюза и Америки не показал эти кадры. Ведь погибали не люди, а сепаратисты, которые тут же становились террористами.

Бандиты из Правого сектора разошлись по городу, стали оккупировать крыши зданий, становились снайперами, благо опыт уже был. Головорезов из Правого сектора распределили по воинским частям. За спиной каждого солдата стоял бандит с автоматом, и солдат теперь уже не мог не стрелять по мирным гражданам.

 

41

Делать переворот в столице благое дело. Тот, кто думает, что в столице, самом крупном городе страны, люди организованны, едины и способны оказать сопротивление каким – нибудь проходимцам, глубоко заблуждается. Любой горожанин знает, что для усмирения общественного порядка существует полиция, в крайнем случае, внутренние войска, и спит спокойно. Даже психология у него такова. Вдобавок ко всему, вдобавок к инертности, присущей горожанам, нацистская гнильца уже давно поселилась в душах киевлян. Ее разновидности так велики, так широки, что их освещение заняло бы целый том. Это уже область исследователей, если таковые когда-то появятся.

Киевляне хоть и не открыто выражали симпатии бандеровской философии, особенно в части ненависти к старшему брату, но в душе симпатизировали им. А тут еще тяга к Евросоюзу, к обильно накрытому столу, где всего вдоволь, где пенсия в несколько раз выше зарплаты трудоспособного украинца. Президент не подписал договор об ассоциации с Евросоюзом, значит, он москаль. Туды его в дышло.

Активные галичане, которым щедро платит Америка и даже обучает ближнему бою при помощи подручных средств, дабы создать видимость мирных намерений, трудились на славу. А кто знает, что это галичане? Это ить киевляне митингуют. И многотысячное вече это весь Киев, это киевляне, но никак не вся Галичина. Хотя, если бы задали вопрос участнику вэче: звидкиля вы? ответ бы последовал сразу – из Лемберга.

Американцы дали команду толстопопому владыке западной Украины Говнозару или Гузару и сухопарому изменнику, этой паскуде в поповской рясе, бывшему сотруднику КГБ Филарету, придать некую святость грядущему перевороту, освятить его, благословить от имени Господа Бога. Сухопарое ничтожестово, придавленное колпаком владыки, Филарет, тут же под боком. Ему ничего не стоило облачиться в одеяние владыки и прийти на сцену и заверить митингующих, что сам господь блягословляет их мужественную борьбу против москалей, а вот Говнозару эта миссия казалась не по зубам. Вес под сто восемьдесят, а то и двести килограмм тяжело переносить на собственных ногах. Обожрался украинским салом во Львове кабан в поповской рясе!

С великим трудом он был доставлен в Киев на посольской машине США. Тут его чуть ли не домкратом подняли на сцену, да так, что подъемная тележка скрипела. Здесь его ссадили четыре атлета, и он запел заунывную церковную песню о том, что сам господь бог благословляет мужественных сынов Украины на борьбу с москалями и всякой нечестью, дабы расчистить путь на запад, где суждено украинцам познать свободу, равенство, братство и насытиться, насытиться духовной и мирской пищей, состоящий из сала и свиной колбасы, разбавленной конскими хвостами.

Глядя на этого жирного вепря в поповской рясе, невольно теряешь веру в то, что священники истинные проповедники, настоящие последовали Иисуса Христа.

После благословения убийц, Говнозара также погрузили в посольскую машину и отвезли в посольство. Правда, не учли одного. Когда Говнозар плюхнулся в кровать, она развалилась: не была рассчитана на такой груз. Посол США в Киеве Пейта Джеффри хотел сказать Говнозару: нельзя так много уплетать жирной пищи, пять порций сразу, но передумал, сплюнув при этом.

Любой столичный город в известной мере похож на пчелиный улей с той только разницей, что пчелы это одна семья, и если эта семья куда – то собирается, то собираются все вместе, все вместе трудятся, покрывают убытки, которые им наносит человек. А жители города, в особенности столичного – это амбициозные, эгоистичные, агрессивные личности, изолирующиеся друг от друга при помощи каменных перегородок, железных дверей, массивных замков, компьютоеров, потому что не терпят себе подобных и с трудом уживаются друг с другом в собственных клетушках. Каждый занят своим собственным делом, а начиная с первых дней второго тысячелетия, каждый влез в компьютерные дебри, где нередко пребывает денно и нощно.

Куда там до общественных проблем, до того, что делается в их городе. Ну, подумаешь, привел Ленин в 17 году кучку сомнительных личностей, полуэмигрантов и заставил русских дураков, как он их называл, поднять штыки и ринуться на Зимний дворец, пусть, это его, это не наше дело, решили жители столицы России Петербурга. А когда стала литься кровь, когда польский бандит Дзержинский посылал пули в затылок в подвалах, словно упражнялся в стрельбе, думать о чем-то уже было поздно.

Точно так же и в Киеве. Сначала одна палатка галичан, а потом вторая, а потом третья, десятая. А потом целый городок, огороженный забором, – киевлян это мало заботило. Более того, революционерам, призывающим бороться с москалями и президентом – москалем Януковичем, дабы скорее войти в Евросоюз, сразу же после появления на площади, на второй же день, киевляне несли продукты питания, шоколад, вино и водку. Бабульки на последние копейки своей пенсии выпекали пирожки и несли на Майдан. Кушайте, родненькие, коль решили нас ослобонить и прямиком у тот Евросоюз продвинуть, да прямохенько за стол посадить, где, сказывают, всяких заморских продухтов хоть отбавляй.

– Та що, та що, я и сам националист, – признавался какой– нибудь толстопузый адвокат, зарабатывающий тридцать тысяч гривен в месяц. – Национализм – це прогрессивное движение, вся западная Еуропа сплошные националисты.

– А училка Фарион! как она учит детей во Львове! Ничего руського. Вы розумиете, Мария цэ совсем не Мария, Мария москальское имя, а на украинский мове так цэ буде Марийка. Просто це гивноально, – доказывал доктор филологических наук, депутат Верховной Рады в течение многих лет, великий писатель Украины, чьи сочинения издавались томами по две строки каждый том, Яворивский.

А потом, как это обычно бывает, когда к власти пришли сомнительные личности, назначенные американцами, когда пролилась кровь, когда выйти на улицу из своей протухшей конуры стало небезопасно, когда градусник в этих конурах опустился до 9 градусов, когда Ураина стала распадаться территориально, – ахать и охать столичным жителям стало поздно и бесполезно. Мало того, если будет полностью восстановлена историческая справедливость, если юг Украины, подаренный Лениным хохлам, если Екатеринослав, Одесса, Николаев, Харьков и Запорожье вернуться домой, в Россию, если Польша вернет свои территории, а Венгрия Закарпатье, то в этом будет виноват каждый житель Киева. Каждый житель столицы, если не прямо, то косвенно виноват в том, что творится в стране в целом.

В кровавой вакханалии, устроенной большевиками после переворота 17 года, виноваты тогдашние жители Петербурга, а в том, что творится сейчас на Украине – киевляне. То, что каждый киевлянин, в судьбосный момент, спрятался в свою конуру, как муха в щель с наступлением холодов, просто непростительно. Не галичане, а киевляне должны были заполнять площади Киева во время так называемого народного вече, не ивано-франковские овчари, снявшие овечьи шкуры со своих плеч и надевшие робы, с серпами, молотками, бутылками с зажигательной смесью, должны были править бал в Киеве, фактически поставившие столицу на колени, а киевляне. Киевляне должны были вершить судьбу своей столицы и своей страны, но оказались жалкими трусами и трутнями своей нации. Это они свили теплое гнездо для бандеровцев, это они приняли их нацистскую философию, доставшуюся им по наследству от Гитлера. Радуйтесь и устраивайте скачки, ибо кто не скачет, тот москаль. Евросоюзу вы нужны только как навоз, но даже не как чистильщики сапог, ибо эти должности заполняют беженцы из Сирии, Африки, Афганистана. Если чернокожий президент так любит рабов, потому что его далекие предки наверняка были рабами, заберет вас чистить туалеты, в этом будет ваше спасение от погибели. Не духовной, нет, у вас ничего духовного нет. Постарайтесь возродить свою духовность, если на это у вас хватит сил.

История поставит все на свои места. А пока этот народ гибнет под шариковыми бомбами, под фосфорными снарядами. Хунта лишает их воды, электричества, не дает им возможность выехать за пределы пекла.

Назначенный Америкой президент Вальцманенко публично обещает прекратить огонь, а потом звонит министру обороны Полдураку и требует уничтожать детей Донбасса и Луганска. Чем меньше русских, тем легче управлять безмозглыми старухами, а возможно и бандеровцами, если они не прогонят его, если не свергнут и не повесят на фонарном столбе.

 

42

Хунта затеяла, было, кампанию, направленную на физическое уничтожение идеологических противников. Сначала это была травля, попытка психологического давления, доведение человека до состояния аффекта, а затем, когда никакие средства не помогали, бандеровцы – нацисты осторожно стали отстреливать. Вальцманенко распоясался, но, видать, его покровиели из Вашингтона, прикрикнули на него, и отстрел противников прямо на улицах, прекратился.

Мы приведем всего лишь несколько примеров злодейского поведения кумиров украинской (европейской) нации.

Выдающийся политический деятель, депутат Верховной Рады, доктор наук, профессор Михаил Чечетов, был известным человеком на Украине. Он состоял в партии регионов, которая, благодаря своему слабовольному лидеру Януковичу, автоматически была отстранена от власти, как только Янукович бежал из страны, спасая свою жизнь от разъяренной толпы бандеровцев. Он запомнился тем, что всякий раз, когда ставился какой-то вопрос на голосование, вставал во весь рост в зале заседаний и размахивал ладонью, держа руку горизонтально, что значило «не голосовать» за тот или иной вопрос. И депутаты регионалы, не нажимали кнопки «за». А их – то было 185 человек. Любой вопрос они могли заблокировать. Оппозиция, таким образом, не могла протащить ни одного своего решения. Уже тогда Чечетов был костью в горле будущих членов хунты.

Теперь же, когда те, кто был в меньшинстве, очутившись во власти, решили отомстить Чечетову и другим депутатам регионалам, кто не принял их философию. Казалось бы, зачем, ради чего? Ведь многие члены партии регионов позорно бежали, как крысы с корабля, а часть перешли на сторону бандеровцев. Партия по существу распалась. Ее лидер Янукович бежал в Россию, набив несколько чемоданов долларами, члены его партии остались сиротами, бросились, кто куда, а некоторые пытались лизать неофашистский зад, дабы сохранить статус депутата. Депутат Богословская первая показала пример.

Бандеровцам ничего не угрожало. Но Трупчинов и Яйценюх, получив всю полноту власти, все никак не могли успокоиться. Подобно хищникам, они стали искать жертвы для расправы. Их волчий глаз остановился на Чечетове. Они давно затаили на него злобу. И Трупчинов, и Яйценюх всегда были серыми пешками в Верховной Раде, а Михаил Чечетов был личностью. А зависть, как известно страшное дело.

Чечетов редко поднимался на трибуну и практически не произносил пустых речей, да и на площадях его не видно было, и, тем не менее, авторитет у него был огромный. Ни Яйценюх, ни Трупчинов, как ни старались, сколько не произносили пустопорожних речей, дотянуться до Чечетова не могли. Их мучила зависть. К ним подключился и теоретический головорез Тянивяму. Им казалось, что Чечетов руководит всем и всеми, и если его устранить…

Члены хунты, чувствуя, что почва у них под ногами начинает шататься, принялись за физическое истребление вчерашних сотоварищей, а сегодняшних врагов. Кроме того, исповедуя неофашистскую, нацистскую бандеровскую философию, в основе которой любой человек решительно ничего не стоит, решено было прикончить соратника свергнутого президента Януковича Михаила Чечетова, не оставив ему ни малейшего шанса на жизнь.

Уже Трупчинов лишился обоих кресел: президентского и председателя Верховной Рады, на его место пришли Гройцман и Вальцманенко, но дело Чечетова и других депутатов не только не улучшилось, а наоборот, усугубилось.

В одну из суббот, когда великие люди, верные сыны Украины Вальцманенко, Залупценко, предавались блуду в обществе юных афродит, Яйценюх, после краткого сообщения о выдающихся успехах Украины на международной арене и в сельском хозяйстве, прибавил, что, дескать, враги, натравливаемые Москвой, поднимают голову.

– Неплохо было бы за них взяться. И первым на очереди стоит фигура Чечетова.

– О, да я его в порошок сотру, – сказал президент и тут же стукнул кулаком по столу. Он был уже достаточно подвыпившим, и своим ударом задел кончик ножа, не убранного со стола официантом борделя.

Тут же все запищали, расплакались, Залупценко зажал рану языком и ожидал подхода врача. Врач заклеил небольшую рану и ушел.

– Так вот, я его сотру в порошок, этого Чечетова, – продолжил Вальцманенко. – Ты скажи, что я должен делать.

– Позвонить Генеральному прекукору и приказать возбудить против Чечетова уголовное дело.

– Шишкину, Шокину, кто у нас Генпрекурор?

– Кажись оба, только они уже начали промеж себя войну. Ты лучше назначь Ярему, он дольше стоял на майдане, чем те, оба.

– Разберемся, такую их мать. Хотя, давай, я прямо сейчас брякну. Пусть в штаны наложит. Завтра, какой день, воскресенье? О, хорошо, жена успеет отстирать штаны прекурору.

Этот разговор, как мы уже знаем, состоялся в субботу, а во вторник к Чечетову в квартиру ворвались два амбала в масках, с автоматами наперевес, и не снимая ботфортов, вошли к нему в кабинет и в довольно грубой форме приказали срочно собираться.

Он покорно встал, напялил на себя одежду и молча вышел вместе с карателями к лифту. Он не задал ни одного вопроса: куда, зачем, по какому праву, сразу правильно оценив обстановку. Такое поведение некогда могущественного человека, объяснялось тем, что Михаил Васильевич слишком болезненно воспринимал события последних месяцев. Он никак не мог простить Януковичу ту бездеятельность, которую тот проявил в результате отсутствия мужского характера, решительности, из-за чего страна погрузилась в националистическое болото. Он и себя винил, и своих коллег по депутатской фракции. Он так долго был у руля, что как бы сросся с профессией избранника народа. А теперь все рухнуло, он стал никому не нужен.

Следователь Генеральной прокуратуры Крыса встретил его криком.

– Шо, примал дихтаторские законы шешнадцатого января 14 года, али не примал? Примал, по глазам вижу. И ишшо, подписал протокол с недостоверными данными. За взятку. Сколько мульонов долаллов прихватил за ету антинародную акцию? Буш говорить, аль не буш? Не то вызову робят, они тобе шею свернут. Хошь, сука?

– Я не совсем понимаю ваш язык, но думаю, что мою вину мог бы определить суд. Это было бы справедиво, вы не находите?

– Одну хвылынку.

Он нажал на кнопку. Вошли два головореза, но уже не те, что доставили его сюда, а другие. Один из них зарычал и стал чесаться в мотне.

– Я его сначала использую, а потом проведу санобработку, – сказал один и плюнул в лицо Михаилу Васильевичу.

– Уймись, Блоха. Этого преступника доставьте в Печерский народный суд Киева, пущай он решает, шо с им делать. Мы топыря европейская страна, дерьмократическая страна и не имеем права творить недозволенное.

– Жаль, а то попа у него довольно аппетитная, – произнес Блоха, сплевывая на пол.

В этот же день Печерский районный суд Киева вынес постановление об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей, пока не будет внесён залог в размере 4 млн 990 тыс. гривен (~ $ 185 тыс.).

23 февраля за политика был внесён залог, и поздно вечером этого дня Чечетов вышел из СИЗО. Нужную сумму быстро собрали бывшие коллеги по работе, каждый из которых хорошо знал, что следующая очередь – его.

Освобождение из – под стражи под залог не принесло радости Михаилу Васильевичу и всю неделю, которую ему еще осталось жить, он думал одно и то же: жить не имеет смысла. Лев в клетке не может находиться долгое время.

А ведь мог сесть на поезд и укатить в Россию. Россия его родная страна, и никто не отказал бы ему в приюте, но Миша как бы ссросся с Украиной, с Киевом, с работой, с пустопорожней болтовней в Верховной Раде, с закулисной интригой, он в ней катался, как сыр в масле. Говорят: привычка – вторая натура. Привыкают же люди к царскому креслу, к жизни впроголодь, к решетке, к издевательствам, подковерной борьбе и ко многому другому. Выражение: да здравсвует товарищ Сталин за несколько секунд до того, как получить пулю в затылок или в грудь, это следствие страха. Человек всю жизнь прожил под неумолимостью того, что его могут расстрелять в любое время за действие, которое он не совершал.

Михаил Васильевич плохо одетый, без головного убора, с короткой стрижкой буквально выбежал на набержную, намереваясь преодолеть перила и погрузиться в холодные волны Днепра. Но не получилось. Февраль еще баловал легким морозцем и свежестью, он поскользнулся и слетел с перил подобно бревну, да еще вдобавок был осмеян толпой пацанов, что проходили мимо и назвали его пьяным трусом.

– Искупаться захотел, освежиться, алкаш неусветный. Дуй лучше домой, жена ждет.

Домой он вернулся почти раздетый, дома никого не оказалось. Дочь в Харькове, супруга на посиделках, он ринулся к холодильнику, а там бутылка москальской водки, нераспечатанная. Когда на донышке оставалась с полстакана, он ринулся в свой рабочий кабинет за ручкой и бумагой.

Это было 28 февраля. Он быстро написал предсмертную записку: никого не винил, у всех просил прощения. Ни жену, ни дочь, что жила в Харькове в предсмертной записке не упомянул, не решился касаться семейной темы, никого не назвал по имени ни среди своих друзей, ни среди врагов, своих убийц.

Он спокойно вышел на балкон, посмотрел на сияющий город с высоты 17-го этажа и подобно подбитому орлу улетел вниз. Он улыбался и летел, не посылая проклятия небесам. И вдруг все потемнело: ни боли, ни света, ни злобных вчерашних соратников по коалиции.

– Собаке собачья смерть, – сказал Генеральный прокурор страны Щокин, узнав о самоубийстве Чечетова, и бросился названивать президенту страны. Но президент на этот раз не вязал лыка. И говорил нечленораздельно, и посылал его на три буквы, а Виктор Иванович слушал и улыбался. Он был у Вальцманенко верной собакой уже пятнадцать лет и знал: если шеф перебрал, он обязательно будет материться. Зато завтра они встретятся, будут ржать, как лошади и даже лизать друг друга. Правда, надеяться на большее не приходится: у президента теперь широкие возможности, ему доставляют молоденьких мальчиков, а он Щокин уже староват…

 

43

После краткого совещания со своим аппаратом Щокин моргнул глазом следователю Крысе, что означало: зайди ко мне в кабинет. Крыса сначала побежал в нужник, потом стал перед большим зеркалом, поправил пейсы, пригладил жидкие волосы и стал надавливать на глазные яблоки, уж слишком они выпирали, выдавая его национальность, а Щокин, хоть и любил Вальцманенко особой любовью, но к остальным, кто носил пейсы, относился весьма критически.

– Шалом, господин Щокин, – произнес Крыса, входя в кабинет.

– Ты меня все время путаешь с президентом, хмырь болотный. Садись и слушай. Я возбуждаю уголовное дело против Ефремова, бывшего руководителя партии Януковича, а ты будешь его допрашивать. Пока не выбьешь из него нужные нам признания, работай усиленно и даже ночами. Применение пыток не исключается. У нас в этом плане есть хорошая бригада. Этих ребят нам предоставил Яруш. У меня у самого колени дрожат, когда я в глазок смотрю, как они работают.

– Я знаю: они применяют 130 методов пыток, которые оставил им их вождь Степан Бандера. Но гвоздь в черепную коробку они могут вогнать только с разрешения президента, если это крупная фигура, разумеется. Ефремов сюда вполне подходит. Благодарю вас за такую крупную фигуру. Он, правда, слаб физически. После первых же ударов коленкой в солнечное сплетение обосрется. Знаете, какая будет вонь! Работать не сможете.

– А вы согласно физическим возможностям. Сперва воздействуйте на психику, а потом уж применяйте сочетание с физическими методами. Можно же отрубить палец и намазать соленой водой вместо йода. Короче, уже завтра будет возбуждено уголовное дело, уже завтра он будет доставлен, и вы с ним можете встретиться.

Трудно назвать Александра Ефремова мужественным человеком, так же, как и умным и решительным человеком. Скорее его можно отнести к очень редкому типу людей в современном мире, где лжец на лжеце сидит и лжецом погоняет, к человеку в высшей степени порядочному, скромному, не претендующему на золотого тельца. Он никого никогда не предавал, никому не лгал, не претендовал на превосходство над тем, с кем имел дело.

Весь год после переворота, он ходил по Киеву, как по чужому городу и почти каждый день ждал ареста. Трудно понять, почему он не поехал в Россию, к тому же Януковичу, который увез с собой пять чемоданов, набитых долларами. Уж Виктор Федорович не отказал бы ему в финансовой поддержке. Что его держало в стране, пропахшей, прогнившей насквозь бандеровским нацизмом? Он чего-то ждал? Возможно. И дождался. Однажды во время прогулки по скверику, к нему подошли два головореза в масках, и надели ему колпак на голову. Какое-то время спустя он встретился с Крысой.

– О знакомое лицо, – сказал Крыса. – Что если его исполосовать лезвием вдоль и поперек? А затем обработать соляным раствором. Что ты на это скажешь Ехремов, руководитель партии предателя украинского народа Януковича.

– Я ни в чем не виноват. Кроме того…, я позвоню сыну, он выделит пятьдесят тысяч баксов для вас лично и столько же Щокину, прокурору.

– Не откажусь от такой благодарности. Эй, вы, снимите нарудники с Ехремова. Уведите его, напоите чаем, а я к Генеральному, к Виктору Ивановичу.

К Генеральному не так просто было пройти, но следователь Крыса, на то он и крыса, пролез…вслед за секретаршей Клавдией, которая, благодаря своей молодости была так хороша, что Щокин вызывал ее бессчетное количество раз в течение рабочего дня.

– Важное сообчение для правоохранительной системы, – сразу произнес он, – не терпящее отлыгательств.

– Клава, подожди, извини. Крыса выйдет, сразу же заходи.

– Пане генерал! Этот жлоб Ефремов предлагает лично для вас пятьдесят тышш доллалов. Разумеется, его сразу же придется отпустить. Думаю: это довольно сладкий пирог, нельзя отказываться.

– А ты сколько получишь?

– Ну, тышшонку, не более того.

– Знаешь, Крыса, Ефремов слишком крупная фигура, он себя недооценивает. Ты ему так и скажи. Его надо пощипать и основательно. А посему есть такой вариант: его предложения остаются в силе. Тебе тышшу, а мне 50 тышш, а потом отвези его в Печерский суд, пусть там выложит четыре миллиона гривен на развитие судебной системы. И пусть гуляет. Спустя недельку снова посадить и снова в Печерский суд. Сколько сможет, пусть выкладывает. Понял, Крыса?

– Так точно понял.

– Ну, все. Когда баксы будут?

– Как только…

– Гляди, не подкачай, а то сам очутишься в камере.

– Сохрани Боже.

– То-то же.

Ефремов выложил сто тысяч долларов и еще 3, 6 миллиона гривен, а потом еще 60 тысяч. Это все, что у него было, у его сына, у его супруги, в семейном бюджете вообще. Зато он избежал пыток, тюремной решетки и всевозможных издевательств. Теперь он мечтал уехать в Россию, но не мог, у него отобрали все документы, какие только у него были и взяли подписку о невыезде из Киева. Эта мера бессрочная. Если его только упаковать в чемодан и вручить супруге. А вдруг на таможне потребуют открыть чемодан, вот в чем проблема.

Остальные члены партии Януковича, правда, далеко не все, так или иначе, отправились на тот свет искать правды и справедливости. С некоторыми просто не стали возиться и начали отстреливать как дичь. В число «насмерть осужденных» попал и украинский журналист и писатель Олесь Бузина. Как писатель, он прославился тем, что издал книгу под названием «Вурдалак Тарас Шевченко», где впервые в мировой критике, слишком раздутый авторитет Шевченко, подвергся сомнению, а творчество поэта, его несколько скверный хохляцкий характер, беспощадному разоблачению и осуждению. Щирые младшие братья, не смогли простить такого отношения к своему кумиру.

Раскрыть внутренний мир этого человека очень трудно, можно только обойтись общими фразами, можно только сказать, что… Олесь Бузина был чистокровный хохол, но это был умный хохол, может быть единственный не зомбированный, может быть единственный, кому было дано свыше разобраться в безумном мирском водовороте.

И это дало ему такое благо, в результате которого он смог увидеть своих зомбированных земляков и будущее своей заблудшей Родины, которую он так любил.

Может, таких, как Бузина, было всего лишь два человека в сорокамиллионном государстве, а может, десять, а может сто, но никак не больше. Ведь если собрать цвет украинской нации, а это почти полтысячи депутатов Верховной Рады, президента и его администрацию, долговязого рыжего Яйценюха и членов его правительства, то это тоже полтысячи, то найдется ли там Олесь Бузина? Нет, конечно, даже тени его невозможно увидеть, ибо всего лишь один волос, упавший с головы Бузины, в миллион раз ценнее для Украины, чем зомбированные отцы нации. Все они уйдут в небытие, их забудут, как прошлогодний птичий помет, а имя Бузины останется в истоии страны.

Злодейское убийство Бузины тупоголовыми украинскими нацистами вызвало волну возмущения в Европе и докатилось до ООН. Кажется, только американцы обрадовались, но, кто скажет, что американцы блещут умом? Разве что Вальцманенко, Яйценюх и другие члены хунты. Они от америанцев в неопысуемом восторге. И в рабской преданности.

 

44

Света Даваленко не знала своего отца и к двадцати пяти годам совершенно потеряла интерес к вопросу, мучившему ее долгие годы, кто у нее отец и где он сейчас находится. Она живая, крепкая, сама мать четверых детей от разных мужиков, которым уже потеряла счет, не бедствовала. Государство заботилось о матерях одноночках, – выплачивало на каждого ребенка приличную сумму. Если учесть, что Света расходовала на малышей мизерную сумму, то выходило, что она прилично зарабатывала. Врачи ей сказали, что детородное место надо содержать в чистоте, подмываться хотя бы через день, а во время менструации не ложиться под мужика, так как в этот период самый большой риск заразиться какой-нибудь болезнью.

Света соблюдала совет врача неукоснительно, хотя никто из мужиков не обращал на это внимания. Обычно грех происходил под выпивку в стоячем положении где-нибудь у дерева, забора, за углом дома или курятника; кавалер оставался у нее на ночь совсем бухой, а на кроватке было не поместиться: там лежали малыши снопами головкой к ногам и наоборот ногами к головке. В этой грешной жизни у Светы случались перерывы довольно длительные и тогда она не находила себе места. Пробовала использовать палец, но это не приносило удовольствия. Потом перешла на банан.

В декабре, когда бушевала революция в Киеве а детишки находились в интернате, Света, лежа в кровати, сладко потянулась и почувствовала сильный позыв к тому самому греху.

«А что если махнуть на Майдан? Там мужиков полно. Да я даже на групповуху соглашусь. Еще и деньжат подбросят».

Эта умная мысль током пробила ее мозг. Она вскочила и начала собирать чемодан, считать деньги, надо же было на дорогу, да еще навести марафет. Как без него? Ночь она дурно спала, а утром уже топала к автобусу, который доставил ее на железнодорожный вокзал. Это был понедельник. А в среду Света уже стояла у входа на Майдан. Всякие дебилы смотрели на нее как кот на сало, но не всякий решился подойти. Командир десятки проходил мимо, неожиданно повернул голову и сказал:

– Эй ты, сучка, никуда не уходи. Сифилисом не болела, гонореи у тебя нет? Тогда стой здесь. Я передам сумку с коктейлями Молотова и тут же вернусь.

– Морда у тебя, как у козла, но там, промеж ног что-то есть. Ты хороший жеребец?

– У меня до колен.

– Тогда я стою, жду. А как тебя зовут?

– Юзеф.

– Ну, Юзеф, торопись.

Юзеф вернулся, взял ее за руку, отвел в палатку и закрыл на крючок изнутри. В палатке было зловонно и холодно.

– Замерзну я тут у тебя.

– Ничего с тобой не случится, выпей сто грамм, снимешь трусы и станешь на четвереньки как сука, и я в тебя войду, как кобель. Каждая баба сука, каждый мужик кобель.

Света сделала все, как ей приказали, и было не только хорошо, но и жарко.

– Вода есть? – спросила она.

– С водой напряг.

– А как же гигиена?

– Э, брось, какая еще гигиена? Революция вот твоя гигиена.

– Сколько платить будешь?

– Двести гривен в месяц.

– Это мало.

– Я сказал в месяц? Обшибся. Двести в день.

Юзеф собрался уходить. Уже вечерело. В палатке горела свеча, поэтому стоял полумрак.

– Почему уходишь?

– Я не могу с тобой тут оставаться, когда мои товарищи там, рискуя жизнью, мерзнут. Побудь одна. В двенадцать ночи все погружается в сон. Тогда приду, согрею тебя.

– А ужин?

– Сейчас принесу картошку, капусту, колбасу, хлеб, а ты приготовишь что-то к этому времени. Если замерзнешь, тяни коньяк. Непочатая бутылка в тумбочке.

Света осталась одна, прикладывалась, согрелась. Спряталась под одеяло, под два одеяла и заснула. Проснулась в три ночи, потянуло по маленькому. Свеча давно догорела, в палатке было темно и холодно. Она присела в углу и выпустила жидкость, а потом спряталась под одеялами. Утром, когда стало совсем светло, явился другой бандер, ниже ростом и шире в плечах. Он разделся до нижнего белья и полез под одеяло, взобрался на Свету.

– Юзеф, ты? – спросила Света.

– Какая разница? – сказал он, покоряя вершину.

Света умолкла, потому что было хорошо. На третьем сеансе Яцек никак не мог завершить дело и долго мусолил Свету без особой радости для одного и другого.

– Ты мне скажи, где Юзеф?

– Он убит снайпером. Может, еще жив. Пока лежит в реанимации, я его сопровождал. Он сказал, что дарит тебя мне на эту ночь.

– Ну, тогда работай, – сказала Света и потребовала, чтоб он подложил подушку. – Ну, вот теперь лучше. Учти, двести гривен в сутки. Столько мне обещал Юзеф.

– Согласен. Только будешь обслуживать и моих корешей.

– Не больше троих за один вечер, – согласилась Света.

Уже вечером того дня пришли два амбала Руцик Борщевский и Янек Домбровский. Руцик, бывший уголовник, выпущенный властями для участия в демонстрации на Майдане, а Янек Домбровский, приговоренный к десяти годам за убийство жены, но вместо тюрьмы, направленный на Майдан, казался более интеллигентным, более обходительным и во время контакта со Светой целовал ее губы, и говорил, что любит.

На следующий день он принес дорогую колбасу, ветчину, помидор, хлеба и бутылку шампанского.

– Ты не уступай больше Руцику, он польский еврей, обрезанный к тому же.

– Да он в ответственный момент постреливает. Такая вонь, мне приходится зажимать ноздри пальцами. Да и вообще от него чем-то несет.

Света говорила неправду, а точнее лгала. Просто она не знала, как угодить Янеку, такому щедрому кавалеру и такому нежному любовнику в постели.

– Сними комнату в Киеве, я к тебе перееду, сбегу, когда никого не будет в дневное время. Пойду якобы в магазин, а на самом деле пойду в комнату и там буду тебя ждать.

Но Янеку не удалось выполнить поручение Светы: ближайшие дома, обкуриваемые дымом от автомобильных покрышек, запирались наглухо и никто из жильцов не открывал входные двери при нажатии на кнопку звонка. Люди стали бояться революционеров, которые не брезговали грабежом и даже насиловали женщин. Кроме того Янек узнал, что если Света будет отсутствовать на Майдане, двести гривен ей платить никто не будет, а ему одному не хватало на двоих с учетом оплаты за квартиру. Неделю Света прожила по старой схеме: три мужика приходили каждый вечер по очереди: один в постель, два на Майдане.

День у нее был свободный, она расхаживала по Майдану, заходила в другие палатки и обнаружила одну палатку, полную женщин.

– Иди к нам, – сказала одна. – Мы обслуживаем революционеров. Нас хорошо кормят, поят и трахают. Коллективный секс, знаешь, как это здорово.

Света согласилась, потому что в этой палатке выбирали подружек не только мужчины, но и девчонки выбирали понравившихся мужиков. Янека она потеряла, зато приобрела новых друзей и новых подруг. Подруги поклялись, что они отсюда не уйдут, пока последний боец не покинет Майдан. И правильно поступили, потому что когда майдановцы захватили власть, и эта власть досталась не им, а другим, парни Яруша заявили: мы отсюда не уйдем. И не ушли. И девчонки были востребованы.

 

45

Одна из отличительных черт украинцев от россиян на нынешнем этапе состоит еще и в том, что в отличие от русских, украинцев полностью лишили коммунистической идеологии и оторвали от диктаторов мирового масштаба Ленина и Сталина. Как это ни удивительно, ленинские посулы всеобщего блага за колючей проволокой подменили бандеровской философией всеобщего хаоса. Как и россияне, многие украинцы тоскуют по коммунистическому околпачиванию, а точнее духовному рабству. Это утверждение практически не бросается в глаза, потому что его заслоняют многие другие отличительне черты так называемых младших братьев. Сейчас они пребывают в коме, их зомбируют, но по-прежнему остается старая привычка: стоит какому-нибудь бандиту, отсидевшему энное количество лет за решеткой, взойти на трибуну и крякнуть: кто не скачет, тот москаль, как он уже становится вождем, пусть маленьким, крохотным, ничтожным, но вождем. И к нему тянутся люди. Они видят в нем ту стенку, за которую можно спрятатся, когда очень трудно, как это было в Советском Союзе. Тогда все жили в относительной нищете, но каждый нищий знал: у него есть вождь, за его спиной государство, которое не даст ему умереть голодной смертью, не лишит его заработка на кусок черствого хлеба и пшенную кашу. У верующих такой стеной служит Господь Бог. Но ведь Ленин отодвинул Бога, чтобы самому стать богом. И его приняли, с молоком матери он въедался в сознание.

И в России этот вопрос под вопросом, но у нас, у русских, сознание, если оно самостоятельно, если оно не под дулом пистолета, как это было при и после Ленина, меняется медленно, возможно в течение столетий.

А младшие братья под дулами винтовок неонацистов убрали памятники вождю несостоявшейся мировой революции, переименовали улицы, названные в честь малограмотных коммунистических бонз, незаконно присвовших себе русские имена. С этим можно было бы мириться, но нацисты пошли дальше: их пещерной гордости стали мешать Пушкин, Кутузов, Суворов и Жуков и название любой улочки, что напоминало о России.

Стать божком в глазах зомби, это то, что нужно какому-нибудь проходимцу. Это первая ступенька, первый шаг на пути в Верховную Раду. Вторая ступень, или второе условие это тугой кошелек: хочешь стать депутатом – раскошеливайся. Депутатское удостоверение стоит от пяти до пятнадцати миллионов долларов. Мы не станем утверждать, что эти деньги идут на помощь бедным, на лекарства умирающим старикам или людям, заболевшим тяжелой болезнью, мы только с уверенностью можем сказать, что этот вступительный взнос оседает в карманах руководителя партии, формирующего свой депутатский корпус.

Верховная Рада последнего созыва пополнилась людьми в масках, головорезами высшей категории, теми, кто вспарывал животы беременным женщинам. Это элита украинских мужей – бандеровцев, это высший класс. Поэтому они и не снимали маски со своих тупых и злобных рож в зале заседаний Верховной Рады: элиту никто не должен был видеть в лицо. Так было, по крайней мере, на первых заседаниях парламента. Содом, который они устраивали под аплодисменты западных журналистов, не представляет интереса, и мы детально на нем останавливаться не станем, но общие черты, приемлемые для читателя, нарисуем.

Вы можете быть без руки, без ноги даже без головы, но у вас должен быть язык – гибкий и длинный как метелка с двухметровой ручкой. И работать вы будете языком, но не головой. Черепную коробку депутаты носят, а мозгов в этой коробке, как правило, нет. И не надо. А если мозги есть, то знайте, они вам будут вредить, и через пять лет вы можете лишиться этой поистине царской должности: вас уже не изберут на следующий срок.

Теперь депутаты украинского парламента произносят речи только на ридной мове, русская речь запрещена, они часто дерутся, матерятся, оскорбляют друг друга, закрывают туалеты, выключают свет в зале, пускают дымовые шашки и выводят электронную систему голосования из строя. Депутаты несут чепуху с утра до вечера и если вслушиваться в то, что говорят с трибуны, можно сойти с ума, не хватит иммунитета.

Надо признать, что депутаты не сидят без дела, они обсуждают, принимают законы, постановления, решения, рекомендации. Если пересчитать количество принятых законов, то цифра потянет за миллиард. Такого количества законов нет ни в одном государстве. А в Украине есть. Почему? Потому что в Украине неукоснительно соблюдается нацистская заповедь – «я – украинец». (А почему нет лозунга «я – свинья»?) Потому что депутаты украинского парламента из года в год принимают одни и те же законы и если в тексте поставлена запятая не там, где нужно, это уже устаревший, противречащий конституции закон. Если прошло два– три года, то закон этого времени проржавел и требует замены. Если прошло пять лет, то такого закона вообще не было принято, его надо принимать. Тавтология в украинском законодательстве работает слаженно и постоянно.

Следующая новизна этих законов состоит в том, что их никто не исполняет. Разве что депутат вмешается за определенную мзду и те органы, кому положено исполнять законы, нехотя, зевая, ворча, берутся что-то сделать, а то и выполнить.

Конечно же, среди депутатов есть оригинальные личности. Вот некий Магницкий просто так взял, да застрелил человека. Был под мухой и упражнялся: попадет, не попадет. Ради интереса. Осталась молодая вдова и дети сироты. Она ничего не могла сделать: одна организация посылала ее во вторую организацию, а вторая в третью, а третья в первую. Но, возможно, вдове сам Бог решил помочь, она вышла на связь с тележурналистами. А это въедливый народ. Депутат-убийца сел за решетку, немного там побыл и вышел на свободу, правда, потерял депутатский мандат, стоимостью в пятнадцать миллионов долларов.

Молодой говорливый человек, страдающий словесным поносом по имени Ляшка – Букашка, дважды судим за воровство и хулиганство, гомосексуалист, купил депутатский мандат у Юлии Болтушко за пять миллионов долларов. Став депутатом, все время рвался к трибуне, произносил никому непонятные речи без бумажки и стучал кулаком по столу.

– Шо я хочу сказать? Примать, так примать. Закон шо дышло, куда направил туды и вышло. Это я говорю вам, енерал Ляшка. А вы, особенно коммунисты – предатели народа, я вас спрашиваю, почему вы ходите по украинской земле? Вашего лидера Петра Симоненко я расстреляю перед зданием Верховной Рады. Знаете, шо я руководитель радикальной партии енерал Ляшка Слон? Так вот, всех донецких и луганских террористов к ногтю. Все будут расстреляны, а я получу звание маршала вооруженных сил. Не спасет их никакая Россия, потому как сама Россия агрессор, Крым оккупировала, теперь Донецк хотит оккупировать, да еще Луганск. Не выйдет. Я как двину радикальную партию, ногами накроетеся. Я енерал. А Путин кто? Ехрейтор. Посмотрим, как ехрейтор против енерала с дрючком пойдет. Все, на сегодня хватит, меня три отменных мальчика ждут.

– Слово предоставляется депутату Ирине Фурион, партия Олега Тянивяму, избирательный округ 44 города Львова.

Женщина высокого роста, с седыми волосами, злобным взглядом, вышла на трибуну, не разворачивая бумажки, начала:

– Я уже тринайдцатый раз выступаю, панове по одному и тому же вопросу, по вопросу хамского языка, языка мата и попсы, москальского русского языка. Почему наши граждане позволяют себе балакать на этом противном чужом языке, какое они имеют моральное право? Кто их этому учил, кто им это позволяет? Вношу предложение обратиться к президенту Вальцманенко с предложением: запретить балакать на чужом, враждебном нам языке. Наш украинский язык, до чего он певучий, любой львовский ксендз не может без его обойтись. Почему не работает формула «я украинец?» Внедрить ее повторно. Внесу предложение в Верховный суд, а то Верховная Рада занимается черт знает чем, но только не языком. Я когда была классным руководителем в третьем классе львовской школы нумер десяйть, мои воспитанники знали, шо Миша, це Мыхайло, а Алексей це Олексий. Как вы своих детей воспитываете? Знают они или не знают, шо Миша це Михайло, чи не знают? А за злоупотребление укринской мовою штраф – мульон гривен, аль полмульона доллалов – вот вам меры воспитания и привития любви к неньке Украине. Долой москалей и Слава Украине!

– Слава, слава, слава!

– Слово предоставляется Спириной от компартии.

– Депутат Ляшка-Букашка психически нездоровый человек. Я предлагаю обязать депутата Ляшку-Букашку пройти обследование, пусть врачи посмотрят и определят, может ли больной человек быть депутатом нашего парламента? Он шизофреник. Весь мир смеется над ним и его бредовыми идеями. Никакой он не руководитель и Радикальная партия не в его подчинении, это его бредовые идеи. Это партия Коломойши.

Депутат Ляшка – Букашка начал волноваться, а когда Ляшка – Букашка волновался, он начинал пританцовывать, поднимать руки выше головы и аплодировать. Но в этот раз он просто выбежал к трибуне.

– Депутат Ляшка – Букашка, вам же слово не давали, – посетовал председательствующий.

– Шо? Я сам себе предоставил. Почему компартия, ураг украинского народа до сих пор заседают в парламенте и не голосуют против террористов, а пребывают в союзе с ими? Ты, Симоненко, сволочь, сидишь тихо рядом с бабой в обнимку, сунув голову ей под сиську, а голосуешь против. Тебя надо мочить, мочить и еще раз мочить. Партия, моя партия радикальная партия давно зарегистрировала закон о запрете компартии. Я вас спрашиваю, депутаты, почему этот закон не принят всей радой? Шо вы робыты? Они же голосуют против. А как я себя чуйствую, не ваше дило, баба. Была бы ты мужиком, да еще молодым, я бы тебе показал, какой я больной. Я када вижу то место, шо у тебя там, места себе не нахожу.

Тут поднял руку депутат Гайда (собака).

– У мене вопрос к министру обороны. Почему до сих пор терро не ликидированы?

– Почему? – заревел зал.

Генерал Полдурак опустил голову.

– Ты там на передовой бываешь, Полудурак?

– Не видали, – крякнула маска.

– Не бывает, – сказала вторая маска членораздельно.

– Долой этого енерала, – потребовала третья маска, клацая затвором.

Депутаты опустили головы. Кто-то негромко потребовал перерыва…в срочном порядке.

– Тувалеты законопачены, – виновато произнес председатель.

– Тогда в женский.

– Женский заминирован.

– Используем углы, – заревело большинство депутатов.

Председаелю пришлось уступить. Перерыв был объявлен. Депутаты использовали апартаменты компартии и омочили ковры.

Когда все расселись в кресла, великий сын Украины Трупчинов попросил слово и начал так:

– Я сто дней был президентом и верховным командуючим. За эти сто дней я сто пятьдесят раз был на юго-востоке, и скажу вам: это война. У солдат жрать нечего, патронов нет, бронежилетов не хватает, каски в дефиците, а террористы прут. Наши доблестные солдаты отражают, у нас потерь минимум, а у террористов сотни, тысячи смертей. Мы гаманитарный колидор им делаем, а они не идут. Террористы насильно угоняют население в Россию. В России уже десять человек беженцев. Надо помогать армии! Все деньги для армии. Все депутаты на хронт. Наши враги твердят, что все деньги, что народ сбросил для армии, мы разворовали. Могет такое быть, или не могет? Если могет, такую вашу мать, где деньги? Озращайте немедля, иначе я вас правым сектором по кумполу – бабах!

Трупчинов несколько раз ударил кулаком по крышке стола, надулся как пузырь, приподнялся от давления паров и в виде вопросительного знака погрузился в кресло спикера.

– Армии, нашей армии-победительнице – ура! Долой террористов! Убивать их, не жалеть их, убивать, как псов убивать!

 

46

Если америкосы и политики Западной Европы врали профессионально, и не всякий человек мог определить эту ложь, то члены киевской хунты, куда вошел и президент Вальцманенко, лгали грубо, топорно, как настоящие малограмотные бомжи, как бывшие уголовники, которые до Майдана отбывали наказания за различные преступления.

Президент Вальцманенко сразу, со дня инаугурации, объявил о мире. Но после объявления мира, на головы мирных граждан Луганщины и Донеччины, полетели снаряды системы Град, а из пушек стали палить по больницам, школам, детским садам да по жилым кварталам. Люди гибли от разрывавшихся бомб и снарядов, в том числе и фосфорных, запрещенных к применению сторонами военного конфликта.

Бандиты разрушили системы водоснабжения, электроэнергии, очистных сооружений, а так же хлебозаводы, мукомольные комбинаты, колбасные заводы, лишили людей пенсии, зарплаты, продуктов питания, перекрыли пути поступления гуманитарных грузов, не давали возможность покинуть горящий котел беженцам.

Между тем продажные журналисты, депутаты украинского парламента, в один голос твердили о мирной инициативе президента. Конечно же, иностранные средства массовой информации не могли отстать от них. Таково было указание Барака и лидеров стран Западной Европы. Независимая пресса Запада поступилась своей совестью, – ради кого, ради чего? В это невозможно поверить. Неужели будущие поколения будут верить той лжи, которая лилась не только из уст лидеров стран западного мира, но и средств массовой информации? Что произошло с мозгами? Они перевернулись в головах, или кто-то свыше переориентировал их, чтоб назвать черное белым, а белое черным?

Бандиты громили города Луганщины и Донеччины и утверждали при этом, что это дело рук сепаратистов, ополченцев, жителей Луганска и Донецка. И народ верил им. Верили американцы, европейцы и большая часть украинцев. Даже коммунистическая пропаганда не была столь лживой и иезуитской.

Бандиты стали отстреливать журналистов, пытавшихся говорить правду, отлавливали их, жестоко избивали, и награждали их мученической смертью, применяя те пытки, список которых носил каждый нацист в нагрудном кармане.

Между тем президент, помня о данном им обещании мира, в пятницу после обеда 20 июня оделся в военную форму и отправился в зону боевых действий. Конечно, бойцы народной республики не стреляли, визит был секретный, поэтому главнокомандующий спокойно расхаживал по территории воинской части почти в одиночестве, потом вдруг остановился и произнес короткую речь о мире сроком на одну неделю. За это время повстанческая армия должна полностью разоружиться, сдать оружие, освободить все государственные учреждения и принять участие в выборах, избрать мэрами городов тех, чьи имена назовет киевская хунта. Если выяснится, что бойцы никого не убивали и случайно брали с собой под давлением сепаратистов охотничьи ружья, они могут быть амнистированы, и им будет разрешено общаться на родном языке у себя на кухне. Ни о каком договоре между конфликтующими сторонами даже не упоминалось, равно как и о федеративном устройстве. Возможно, текст указа о мире и приложение к нему составлял помощник Вальцманенко подслеповатый, лупоглазый, недавно освобожденный из тюрьмы Залупценко, потому что более глупого и более бестолкового указа о мире история не знает.

Уже через десять минут Днепропетровский губернатор Коломойша заявил:

– Я этому указу не подчиняюсь. Я должен уничтожить сепаратистов.

Не спешили подчиниться этому указу и войска, особенно Правый сектор. Той же ночью гремела канонада, гибли мирные люди, разрушались жилые дома, школы, больницы.

Вечером того же дня на украинском канале шла передача Савика Шустера. Героем этой передачи был Залупценко, не так давно помилованный Януковичем и досрочно выпущенный из тюрмы. Бурные аплодисменты раздавались после каждого слова бывшего зэка. Понятно было: четвероногие зомбировнные животные, в качестве заполнения зала, были доставлены из Прикарпатья и возможно накачанные наркотиками, хотя ивано – франковские овчари наркотиков не употребляют.

– Господа, – начал Залупценко, моргая и поправляя очки, – я только что из зоны боевых действий. Стоял рядом с нашим выдающимся, всенародно избранным президентом. Он, я вам скажу, мудрый, и не только мудрый, но и гениальный человек. Он повернулся спиной в сторону сепаратистов, наклонился до самых ботфортов, что блестели, аки…, аки, боюсь этого слова… и как стрельнет, все террористы и сепаратисты разбежались. Сук буду, что это так, сам видел.

– Ура! Урааа! Слава Украине, слава Бандере нашему батьке!

– Дык вот, после этой стрельбы, он поернулся ко мне блестящим, как у кота лицом и расшифровал свой Указ о мире сроком на одну неделю, без бумажки. Без ее, родной, вот так как я чичас говорю, без бумажки. Понятно?

– Ура! Ура-а-а-а!

– Я стоял и дрожал от зависти. Ну, во-первых, наши дела на Донбассе не так уж и плохи. Еще несколько дней и террористы были бы полностью разгромлены, но наш президент дал слово. Во-вторых, нам жалко мирных людей. Их подвешивают за яйца, но чаще отрезают. А в указе написано: вешать. Гуманно, так ить? Гуманно. Далее. Так называемая народная армия, а на самом деле, армия агрессора, нашего северного соседа России, расстреливает мирных жителей, а тех, кого не удается расстрелять, увозят в рабство. Ну, я вам скажу: мы москалям надавали. Тысячи террористов погибли от наших пуль. Они сыграли в ящик, террористы. Как только покончим с Донбассом, а Донбасс должен остаться украинским, двинем свои доблестные войска на Крым, а дальше видно будет. Наша армия крепчает изо дня в день, она уже непобедима. Мне придется раскрыть небольшой, но важный секрет нашего с президентом плана. Армия Украины уже идеологически сцементирована во главе с Правым сектором. Это первый этап. Чичас она проходит боевое крещение. Как только наберется опыта, она пойдет на Крым, мы должны освободить Крым от российской оккупации. Освободим Крым, а дальше видно будет. Товарищи с Правого сектора обещают прогуляться по Красной площади. Я как помощник, первый помощник президента, грю ему: Петя, возьмем автоматы в руки и айда на сепаратистов, а он отрицательно крутит головой и напирает на то, что надо послать войска. Мы согласны на мир с позиции силы, добавляет великий человек Вальцманенко. И я с им согласен: наш мир с позиции силы. Сильный слабому предлагает мир. Великодушно. Попробуй ослушаться, слабый. Мы тебе дадим работу, фатиру, а то и сам отремонтируешь, потому, как ты сам стрелял и свою же фатиру разрушил ее, гад.

– Что вы будете делать, если сепаратисты не сдадут оружие к 27 июня? – спрашивает старший лейтенант с зоны боевых действий.

– Как шо? Изнистожим!

Тут раздались самые бурные, продолжительные аплодисменты: Ивано-Франковские пастухи, когда Шустер им моргал, били в ладоши не останавливаясь.

– Волки не станут овцами, – продолжал Залупценко.

– Вот заявление Кремля, – ошарашил всех Шустер. – Кремль говорит: это ультиматум, а не предложение мира. Как вы это расцениваете?

– Это ла-ла-ла, – произнес Залупценко с гордостью. – Пусть забирают своих бандитов и уходят…за Урал, хотя мы их и там достанем. Мирное население Донбасса с нами. Те, так называемые беженцы, которых российская пропаганда представляет, будто они направляются в Россию, направляются насильно, под дулами автоматов. А как это делается? Террористы окружают населенный пункт, заходят в дома, дают приказ собираться и во дворе выстраивают и строем гонят к украинско-российской границе, а там, сами понимаете. Короче, москали нам уже вот здесь сидят, – показал Залупценко ладонью на шею. – Я могу сказать, что так называемые беженцы составляют небольшую группу, человек пятнадцать, не более. А настоящие беженцы, это те, кто прячется от пуль Кремля, их сотни тысяч. Они все бегут к нам на Львовщину, в Тернополь и, конечно же, у Киев.

– Зам командира Правого сектора Береза хочет слово сказать, но вы не уходите, помощник президента, – сказал Шустер.

Заместитель Яруша, одетый в новенький костюм походил на современного интеллигента, был даже подстрижен, выбрит и обладал скупой улыбкой.

– Будем возвращать Крым. Хотя это теперь сложная проблема, ее могло бы и не быть, если бы вы, – он ткнул пальцем в пузо Залупценко, – если бы вы в 2005 году повесили Чечетова, Ефремова, Медведчука, Януковича, если бы вы перестреляли коммунистов, а потом запретили компартию, то этого ничего бы не было.

Тут раздались бурные аплодисменты пастухов, в которых неизвестно откуда взялась и злоба, которые спали и видели кровь своих старших братьев москалей, так как они…что еще такого они наделали проклятые, а… разгромили гитлеровскую армию, а эта армия была армией – освободительницей от фашизма, али от коммунизма.

Идеолог фашистской партии Береза чувствуя поддержку земляков, спокойно добавляет:

– Донецкий миллиардер Ахметов тоже гусь хороший. Почему бы ему не закупить бронежилеты для доблестной украинской армии? Жалко денег? Или жалко сепаратистов? Надо его допросить. Правый сектор займется им в ближайшее время, посмотрим, с кем он.

Залупценко, помощник президента, тупой и злобный по природе, тут же в кусты.

– Я был всего лишь министром МВД в 2005 году, а тогдашний прокурор Пшонка, гражданин России, плохо работал, игнорировал мои сообчения. Это его вина, что Чечетов размахивал рукой в Верховной Раде, когда голосовать, когда отказываться от нажатия кнопки «за», я тут ни при чем, Правый сектор. Теперь другая обстановка. Благодаря нашей неньке Америке, мы сделали правильный выбор: не с москалями, не в Азию, а в Европу, мы – Европа, а не попа. То, что на востоке братья – наплевать. Таких братьев…мерзко даже вспомнить. У меня тоже были братья и сестры в семье, но глаза бы мои их не видели: они на восток глаза пялят. Вообче, двадцать первый век – век практицизма, а не какого-то там братства. Европа– это благополучие, это сытость, это все бесплатно и все роскошь, это жизнь как у бога за пазухой.

Тут ивано – франковские пастухи слабо реагировали: для них такие слова, как сытость, благополучие – это бараны, овцы и овечий сыр, да еще шерсть, а иногда шкуры.

Залупценко обиделся на холодную реакцию и умолк.

– Насчет Пшонки ты загнул, – произнес Береза.

 

47

Батальон «Айдар» был сформирован из добровольцев бандеровцев. Здесь платили за каждый день отдельно и за каждого убитого тоже отдельно. Доказательством того, что именно ты, а не кто другой убил повстанца народной армии Донбасса, служила голова, иногда с выколотыми глазами, а пустые глазницы замотаны скотчем несколько раз вокруг головы, свидетельствовали о мужестве, проявленном бойцом батальона. Головорез– бандеровец за каждую голову, обмотанную скотчем, и доставленную в Днепропетровск, получал от губернатора Коломойши десять тысяч долларов наличными. Нацисты старались изо всех сил. Иногда это была и голова подростка. Трудно поверить в это зверство, что совершалось в начале второго тысячелетия. Слышишь ты меня, президент великой страны Барак? Эти дикие зверства совершались с твоего согласия, с твоего одобрения.

Батальон, как самое престижное воинское формирование, комплектовался в основном из уголовников, воров, наркоманов и освобожденных тюремщиков, отбывающих наказание за убийства и изнасилования. Тюрьму разоряли, уголовников выпускали на волю. Здесь исправно платили, и эта зарплата была в несколько раз выше, чем в частях, скомплектованных из новобранцев и бойцов так называемой регулярной армии.

Комиссаром здесь была женщина, незамужняя девица двадцати восьми лет. Она училась в Харьковском университете, но после второго курса отправилась воевать в Сирию. Сирийский опыт пригодился и здесь среди головорезов, зарабатывающих на жизнь ценой чужой жизни.

Тот боец, у кого на счету было три и больше смерти, неважно кто это был – ребенок, мать ребенка или боец народной армии Донецка, удостаивался особой награды. Надежда Савоченко награждала его своим телом в течение одной ночи. Она считалась формальным комиссаром, а фактически снабжала убийц психотропными препаратами перед боем и своим телом после боя тех, кто в мешке приносил три изуродованные головы и высыпал у ее ног, подобно накаченным мячам. Она тут же составляла рапорт на имя содержателя батальона смерти Коломойши и выдавала маленький квадратный листочек с датой и своей подписью. Согласно дате, значащейся на кусочке бумаги, боец приходил в резиденцию Надежды в восемь часов вечера, где его ждал хороший ужин со стаканом коньяка и богиня разврата в тоненьком прозрачном халатике до колен.

Едва присев к столу, претендент на клубничку видел, что на Ирине ничего нет, и спешно принимался поглощать все что было на столе. Надя могла присесть на колени, расстегнуть брючный ремень и пощупать, что там прячется ниже. Тогда солдат бросал пищу, хватал ее, как волк ягненка и уносил в другую комнату, где слабо горел ночник над роскошной кроватью.

Для многих бугаев это было высшим кайфом, и ценилось больше, чем тридцать тысяч долларов Коломойши за три головы с выколотыми глазами, обмотанными скотчем.

В этот раз боец Калоша, отсидевший восемь лет за групповое изнасилование несовершеннолетней, принес Наде не три головы, а четыре и считал, что одной ночи маловато, а она, не спавшая всю предыдущую ночь, крепко заснула. В двенадцать дня у двери спальной раздался выстрел из пистолета. Оба вскочили и подняли руки вверх. В двери показался командир батальона Мельничук, он сделал еще один выстрел в потолок и сказал:

– Что ж ты, сука, нарушаешь режим. Твои однокашники давно на задании.

– Послушай, капитан, ты того, не очень, а то больше от меня ничего не получишь. Я счас объясню, в чем дело. Этот жлоб оказался живучим и сексуальным, всю ночь меня мусолил: сам не спал и мне не давал. Накажи его как-нибудь по-другому.

– Пан купитан, я вчерась четыре головы доставил и потому имею право не только короткую ночь пролежать с богиней Надеждой, но и больше.

– Подойди ближе, – приказал командир. – Стань на четвереньки.

Мельничук достал салфетку, взял нож со стола, схватил за мошонку бойца Калошу и отрезал небольшой кусок, не затрагивая яичка.

– Боец Калоша, съешь кусок сырого мяса! Живо. Это тебе будет легким наказанием за нарушение дициплины.

Калоша проглотил, встал смирно, руки по швам.

– Перевяжи ему хозяйство, – приказал капитан и повернулся к выходу. – Через десять минут жду, поедем на передовую.

Надежда выполнила приказание командира, как медицинская сестра, быстро пожарила яичницу, дала ему порошка, Калоша выпил и даже повеселел.

Через двадцать минут они уже были на передовой. Но Савоченко уже находилась возле других солдат, она отслеживала одного двадцатилетнего парня, думая заполучить его на следующую ночь.

Батальон оцепил воинскую часть: солдаты не хотели идти на передовую. Для этого было много причин: их не кормили уже третий день, не выдали бронежилеты, не дали дешевых сигарет, наркотиков, одеял и простыней, они спали по два на одной железной койке. Командир то выходил, то заходил, все давал объяснение и пытался выгораживать молодых бойцов. Тогда Мельничук прострелил ему обе ноги. Два головореза взяли раненого под руки и занесли в казарму.

– То же самое будет и с вами, давайте, ребята, выходите. Будет проверка на прочность.

Человек восемьдесят вышли с охотничьими ружьями и выстроились на плацу.

– Слава Украине! – воскликнул командир батальона Мельничук. Солдаты молчали.

– Слава Украине! – воскликнул во второй раз Мельничук и выстрелил в воздух. – У меня такое впечатление, что я стою перед террористами, а не перед солдатами вильной Украины. Повторяю: Слава Украине!

– Слава…

– За вашими спинами КПП. Оно захвачено российскими террористами. Через это КПП проходят так называемые беженцы, а на самом деле это жены донецких и луганских террористов, наших заклятых врагов. Наш президент Вальцманенко предложил создать специальные лагеря для беженцев во Львове, Тернополе, Ивано– Франковске и других городах. Пусть туда едут, пока мы здесь не наведем порядок. А они тянутся к нашим врагам, русским. Враг к врагу, враг с врагом соединятся, шоб стать сильнее и потом пойти на нашу вильну неньку Украину. Слава Украине! Мы их должны ликвидировать. Из ружей, автоматов, пулеметов. Ясно? Счас вам выдадут новое оружие. Прицелился, нажал на курок, вот и все.

– Убивать мирных граждан? – воскликнул один солдат.

– Солдат, как вас, фамилие?

– Черепаненко.

– Солдат Черепаненко, выйти из строя. Три шага, марш!

Солдат подчинился. Мельничук подошел к нему вплотную, приложил ствол к виску и нажал на курок. Солдат упал как подкошенный.

– Уберите эту дрянь, – сказал командир карателей. – Вот так будет с каждым из вас. Направу – у! Шагом, арш!

Солдаты покорно пошли строем, дошли до придорожной лесной полосы и остановились. Здесь им приказали рассосредоточиться и выдали через одного по пачке дешевых сигарет без фильтра. Солдатики покурили. Дым как бы немного притупил чувство голода, но не надолго.

– Матери бы позвонить, – сказал солдатик товарищу, который все еще мусолил окурок, – да телефон отобрали. Вообще когда нас отлавливали и запихивали в автобусы, военком говорил: не беспокойтесь, ребята, скоро все вернетесь по домам. А тут вона оно как.

– Я стрелять не буду в своих. Ни за что, – сказал его товарищ. – У меня один мобильный есть. Как только будет такая возможность, я отзвоню. Попрошу маму, чтоб и про тебя передала твоим родителям. Ты из какой деревни?

– Звонарево. Запомни, Звонарево. Ой, что это за гул?

С той стороны лесополосы показались большие грузовые машины: через узкую полосу все было видно. Машины остановились напротив.

– Машины разгрузить! – приказал Мельничук.

Ребята бросились разгружать. Это были в основном автоматы и несколько пулеметов. После разгрузки грузовики уехали, а ребятам приказали рассосредоточиться и взять на прицел идущих беженцев, чтоб в районе КПП перейти границу и уехать в Россию.

– Пли, – приказал Мельничук, но не раздалось ни одного выстрела.

– Пли, – приказал он во второй раз. – Изменники Родины, пли!

– Мы не будем стрелять в своих, – произнес один солдат.

– Все так думают?

– Все, – заревела толпа.

– Хорошо. Всем сдать оружие. Комиссар Савоченко, организовать прием оружия.

– Есть организовать! – откликнулась Савоченко.

Солдат оказалось больше, чем оружия. Савченко приказала пропустить через нее всех. Те, у кого не было оружия, подвергались короткому допросу, потом становились в строй. Оказалось, что пятьдесят бойцов не получили оружия. Их повели в дивизию. В дивизии объявили тревогу. Собралось несколько тысяч солдат.

– Товарищи солдаты! Перед вами изменники родины, которые отказались выполнять приказ, не захотели вступить в бой с врагом и поэтому согласно закону военного времени подлежат расстрелу. Их восемьдесят человек, я называть каждого предателя по фамилии не буду. Они все перед вами. Рота преступников, к брустверу становись.

Двадцать человек покорно стали к брустверу, закинув головы в небеса.

– Пли! – дал команду командир карателей.

Раздались выстрелы из пулемета. Солдаты попадали.

– Следующая рота, становись!!!

Тут появился Яруш. Он предложил заменить вид казни отрубанием головы. Следующие шестьдесят голов будут упакованы и посланы в Днепропетровск Коломойше. Коломойша будет несказанно рад и за каждую голову щедро заплатит.

– Отставить, – скомандовал командир карателей Мельничук.

– Я буду принимать участие в казни, – заявила Надежда Савоченко, пожирая глазами Яруша. Он ей давно нравился, но заслужить его внимание никак не получалось. Она подошла к Ярушу вплотную и уперла взгляд в то место Яруша, откуда растут ноги.

– Ты – пипи и я пипи. Только там у тебя пусто.

– Отойди, сука, – сказал Яруш и стал договариваться с Мельничуком по поводу трупов: отсылать трупы родителям или отписаться: пропал без вести.

Мельничук настоял на том, чтобы не отсылать. Будет скандал. Мать получит труп сына без головы и начнет вопить на всю округу, а тут журналисты…, особенно российские. Вообще российских журналистов надо убивать, в лучшем случае захватывать и держать в кутузке, и применять к ним различные виды пыток.

Так восемьдесят человек были казнены двумя головорезами – Мельничуком и Ярушем. Мельничук недавно вернувшийся из заключения, уже успел в родном селе на Ивано – Франковщине совершить два преступления – изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку, и убил пожилую женщину. Он полагал, что она накопила значительную сумму на похороны.

Как только в Киеве начался бунт, Мельничук на второй день уже был там и организовал свою бригаду в основном из уголовников.

 

48

Небольшая лесная полоса вдоль шоссе бросала тень на контрольно-пропускной пункт украинско-российской границы, который контролировался ополченцами Донецкой республики, недавно отвоеванный у силовиков. Тогда, во время боя, здание сильно пострадало, так как атака была внезапной, мощной и пограничники, побросав оружие, разбежались, а точнее взяли направление в сторону России, хорошо зная, что их там примут, заставят принять присягу и дадут хорошо оплачиваемую работу. Сейчас ополченцы выставили своих пограничников. Они в небольшом помещении мирно дремали. Ничто не предвещало грозы ни с неба, ни с земли.

Но около двенадцати дня раздалась автоматная очередь. Хорошо, пограничники взбодрились вовремя и приняли лежачее положение на полу. Ответный огонь никто не открывал. Снова установилась тишина: те, кто стрелял, ждали. Они ждали и никак не могли дождаться реакции со стороны поста. Один из пограничников, лежа на полу, нажал на кнопку вызова, как работник банка, когда грабители подают команду: всем лечь на пол.

Хорошо вооруженные бойцы народного ополчения с двух сторон, оставляя свободную полосу, около двух километров, быстро перебежали шоссе и заняли выжидательную позицию.

Около часу дня командир карательного батальона Мельничук подал команду встать и отправиться на штурм КПП.

– Слава Украине! – хором проорали бандиты и встали на ноги. На той стороне шоссе несколько сотен бойцов народной армии уже взяли их на мушку.

– Не стрелять! Пусть подойдут ближе.

Уверенные головорезы батальона «Айдар», опустив стволы вниз, вступили на дорожную полосу.

– Огонь! – дал команду командир отряда Николаев.

Пули посыпались градом, подкашивая бандитов.

– Ложись! Ложись! Ползком назад, к полосе! – изо всех сил кричал Мельничук. Потеряв около двадцати процентов личного состава, бандиты стали окапываться в лесной полосе. Град пуль полетел над головами. Пришлось вызывать подкрепление. Был вызван еще дин полк. Он зашел с тыла и замер в ожидании. И не зря. Бандиты по одному, по два ползком пробовали отступать назад. Уже на выходе из полосы их пристреливали как дичь. Около ста азовцев были прикончены таким образом. Наконец, это стало известно тем, кто оставался на месте и не мог подняться или проползти пешком, чтобы уничтожить сепаратистов, засевших на той стороне шоссе.

Мельничук стал просить помощи у Яруша и даже у Коломойши. Яруш не отвечал, а Коломойша обещал прислать танки и БТРы.

Два БТРа тут же явились, но были уничтожены ополченцами. Пришли два танка, но оба танка были подбиты, а следующие два взяты в плен вместе с экипажем.

Задача ополченцев состояла в том, чтобы вытеснить бандитов из леса, для этого решено было взять их в кольцо. После перегруппировки, бандиты были окружены со всех сторон.

Мельничук приказал солдатам вырыть для него небольшую канаву, где бы он мог спрятаться в положении лежа. У бандитов было все, кроме штыковых лопат, пришлось ковырять землю штыками, а выгребать пальцами. Храбрый капитан лег на живот и был ниже поверхности земли на три сантиметра. Достаточно поднять голову, чтоб все видеть.

– Будем держаться до конца, – громко крикнул он.

– Я не хочу умирать от пуль москалей, – произнес один бандит, судимый в России за групповое убийство и сбежавший на Украину.

– Я не желаю умирать. Капитан, спаси. У меня жена во Львове и маленький ребенок. Зачем я сюда подался?

– Сволочь ты, Мельничук, ты нас сюда привел, зачем было загонять лучших солдат в этот котел?

Солдат поднял автомат и пустил очередь по Мельничуку, но тот врыл голову в песок и пули просвистели мимо.

– Братцы, я тоже не хочу смерти. Это Коломойша нас всех омманул. Он пообещал много денег. У меня в походной сумке сто тысяч долларов, я не успел вам их раздать. Хотите – заберите все деньги, только оставьте мне жизнь. Слава Украине!

– Слава Украине! – заревели бандиты, но их дружный голос потух в свисте пуль.

Когда основная часть «айдаровцев» была перебита, многие из них корчились от тяжелых ранений и не могли протянуть руку к автомату, Мельничук дал команду выбросить белый флаг. Только десять из ста пятидесяти бойцов были живы, измазаны в грязи, без единой царапины. Они по команде встали, построились во главе со своим командиром Мельничуком.

– Ну что, бойцы, бандеровцы? Довоевались? Кто вас посылал убивать своих братьев?

– Слава Украине! – произнес один боец нацистский лозунг.

– Произвести санобработку, – приказал командир отряда Соколов.

Пацана поволокли. Через десять минут он уже не мог стоять на собственных ногах: кровь текла у него из носа, изо рта и ушей. Два солдата держали его в строю. Санобработка повлияла на поведение пленных.

– Как фамилия?

– Мицько.

– Откуда?

– Из Львова.

– Кто тебя сюда послал?

– Сам приехал. Добровольно.

– Ты?

– Лавривский. Меня забрал военкомат. Дома осталась старенькая мать. Не убивайте меня, как матушка без меня?

– Где ваш командир?

– Я командир.

– Ты – Мельничук?

– Да.

– Сволочь он, – произнес один боец. – Он приказал отрезать головы молодым бойцам, сложить в мешок и отвезти Коломойше, этому жиду поганому, потехи ради.

– Увести, надеть наручники и в подвал.

Мельничук молча сложил крест-накрест руки, чтобы удобнее было набросить наручники, слегка улыбнулся и пошел между двух солдат, вооруженных автоматами, по направлению к погребу, где содержались опасные преступники. У него сразу же созрел план. Он пойдет на мировую с новой властью, возьмет взвод и начнет воевать с наймитами Коломойши. Эта мысль его так согревала, что он даже был рад такому развитию событий. Какая разница, с кем воевать и где воевать, лишь бы деньги платили.

– Ну, что вояка? – спросил Соколов бойца, которому сделали небольшую санобработку, и он уже стал приходить в себя, но все еще сплевывал кровь и вытирал нос рукавом гимнастерки. – Довоевался?

Он достал белую салфетку, подошел и вытер ему лицо, измазанное кровью.

– Я вас расстреливать не буду, а отправлю домой.

Бойцы загудели: не могет быть!

– Может, может, мы не убийцы. Это вас заставили быть убийцами. Пусть каждый вспомнит, сколько он убил безоружных женщин и детей. За что? Что они вам плохого сделали? На деньги позарились. Сейчас каждый из вас подойдет и назовет номер телефона своих родителей, я их буду вызывать. Пусть приезжают, забирают вас, вояк негодных.

Все пленные были уроженцами Львова, Ивано – Франковска и Тернополя, сыновья родителей нацистов. Если брала трубку мать, она сквозь слезы долго допытывалась, кто это, не ложный ли вызов. Как можно, чтобы москаль был человеком, ить москали это звери, а не люди.

– Боец, Хвост! Подойди, поговори с мамой. Она не верит, что ты жив.

– Матка, пся крев, есм Станислав, дуй за мной, а то москали меня послезавтра расстреляют.

– Никто тебя не расстреляет, а вот если второй раз попадешься, не пощадим.

 

49

Бойцы народного ополчения вдохновились. Они разгромили самый воинственный батальон «Айдар» и готовы были разгромить и второй, если понадобится; такой же, подобный «Айдару». И этот батальон был действительно сформирован. Тем же Коломойшей.

В этой войне люди умирали, как мошкара при неожиданно ударившем морозе. С обеих сторон. Если бойцы освободительной армии Донецкой и Луганской республик отдавали свои жизни за освобождение от бандеровцев, но тоже брали деньги за каждый день пребывания на фронте, то все воинские формирования киевской хунты шли на войну исключительно за деньги. Рядовой получал свыше тысячи долларов в месяц, а командир свыше четырех тысяч. Они продавали свои жизни за выполненную работу. А результат работы наемников – убитые, те, кого они не знали, не видели, к кому они как к скотине, не испытывали жалости и сострадания. Если в древние времена и средние века победители хоронили побежденных, и отдавали им почести, то в двадцать первом веке каратели издевались над трупами, держали неделями, не предавая земле, а над живыми во время допросов упражнялись в диких издевательствах, о которых страшно и гадко рассказывать. И неудивительно. Армия Коломойши состояла из одних бандитов – убийц, грабителей, насильников, наркоманов. Коломойша сам не блистал нравственностью, поэтому сделал ставку на отбросы общества.

Если подняться несколько выше, то и там ничего хорошего мы не обнаружим. Из четырех президентов Украины только Кучма был порядочным человеком. Эту порядочность он старался блюсти и в государстве. При нем меньше воровали, меньше продавали совесть, меньше было лидеров типа Яйценюха, Ляшки – Букашки, Тянивяму и революционеров в юбках типа Фурион и Юлии Капительман. Остальные…нет слов. Пусть история даст им оценку.

– 27 июня – исторический день для Украины, – сказал Вальцманенко, собираясь подписать экономическую часть договора с Евросоюзом. – По этому случаю я даю сепаратистам еще 72 часа жизни, а больше не смогу, меня подпирает план «Б». План «А» – передышка уже им подарен, а план «Б» – секрет.

На самом же деле никакого перемирия не было. Бандиты, как стреляли по жилым кварталам, так и продолжали стрелять, а Коломойша заявил, что он не подчиняется президентскому плану мирного урегулирования.

Коломойша потратил много денег, а результат нулевой. Кроме этого Россия возбудила против него уголовное дело, и теперь по закону он должен быть депортирован из любой страны и передан правоохранительным органам России.

– Если я потрацу половину моего состояния и выиграю эту войну, я останусь доволен. А батальон «Айдар» будет выполнять свои функции.

Несколько командиров народного ополчения сговорились и решили взять в засаду батальон «Айдар» так как это сделали первый раз весьма успешно.

Командир Киселев жил в центре вместе с супругой и маленьким трехлетним сыном Володей. Он редко приходил ночевать, но каждый день позванивал супруге Людмиле, сообщал, что с ним все в порядке, что вечером он непременно будет, но не всегда приходил. Между тем бомбежки с воздуха усиливались, и ей пришлось искать место в подвале, куда она спускалась с ребенком на руках, иногда он крепко спал и посапывал. Но ей всегда уступали, как матери с ребенком на руках. При каждом налете она думала прежде всего о муже: а вдруг что? Муж для нее был все: и любимый, и друг, и кормилец, и заступник. И она не мыслила себе жизни без него. Ей казалось, что все женщины переживают за своих мужей, но не так как она. Вот они сидят, у них глаза закрываются, а у нее сна ни в одном глазу. Только под утро, когда ее душа уставала, когда тело требовало абсолютного покоя и расслабления, глаза невольно закрывались, она могла погрузиться в непродолжительный сон. Но ребенок просыпался, ползал по ней, спрашивал, где папа.

Когда руки ослабли, веки глаз опустились, ребенок вывалился из рук и скатился на пол, и заревел на весь подвал, где уже все спали.

– Что такое? – возмутился кто-то. – Вы уж держите своего ребенка, как следует, что это за мать? Да он может сломать руку.

Тогда Людмила поднималась и уходила к себе на третий этаж. Покормив ребенка, прикладывала голову к подушке и засыпала. Маленький Андрюша сидел в игрушках. Но недолог материнский сон, она просыпалась минут через сорок, и тут же брала мобильный телефон в руки. Телефон не только молчал, но и никаких звонков не поступало ранее. Тревога охватывала ее, она как бы поступала снизу и опоясывала ее всю до макушки. Миша, где ты, что с тобой происходит? У тебя телефон украли, ты его потерял, почему тогда не возьмешь у товарища, чтоб сообщить домой, все ли хорошо?

В большой комнате висел его портрет, она становилась перед ним на колени и крестилась, как перед изображением Иисуса Христа. Но ничего не помогало. Телефон молчал. Схватив ребенка в охапку, она пошла в другой дом к знакомой Марии. У Марии муж тоже служил в том же взводе. Мария была дома, она сидела с заплаканными глазами, а когда вошла Людмила, стала вытирать глаза влажным от слез носовым платком.

– Ты хочешь скрыть от меня правду? Не стоит, мне нужна правда. Что с нашими мужьями, говори!

– Наши мужья теперь в засаде. Может, они уже убиты, может, попали в плен. Сегодня в три ночи был звонок и короткий разговор и ужасное слово: Маша, прощай. Все, довоевались. Нам надо собирать вещи и через границу, в Россию, если хотим выжить.

– Я ничего не хочу, я никуда не пойду, – сказала Людмила, обливаясь слезами. – Если мой муж погиб, мне жить не зачем, не для кого.

– Брось скулить: у тебя сын. Он подрастет, заменит отца… в какой-то степени. Да и ты еще молодая. Возвращайся домой, собирай чемодан. Встречаемся внизу. Через час. Все, иди, время дорого.

Уже ближе к обеду Люда с ребенком и Маша подходили к КПП. Но там была километровая очередь. Людмилу пропускали с ребенком, а Маше предложили стать в очередь. Тогда Людмила сказала, что они сестры и могут ехать только вместе. Их пропустили, проверили паспорта, спросили, есть ли родственники в России и отправили на ту сторону. На той стороне было много военных в камуфляжной форме с автоматами и пулеметами наготове. Стрельбы по беженцам не получилось, хотя бандеровцы готовы были применить оружие по мирному населению. Тут же на площадке стояли автобусы «Икарусы» и много личных машин. Владельцы подходили к беженцам, предлагали приют в своих семьях, угощали фруктами, овощами, жареной картошкой с мясом и минеральной водой. Люда с Машей зашли в автобус, заняли место впереди, недалеко от водителя и узнали, что автобус отправляется в Крым.

Эту партию беженцев доставили в Ростовский аэропорт, накормили в столовой, а потом погрузили в самолет. Так Люда с сыном очутились на берегу моря. Все было хорошо. Ее мучил только один вопрос: где муж? Она каждый день набирала все тот же номер, но на звонок никто не отвечал. Погиб, значит, думала Люда, сопровождая страшную мысль слезами.

И вот однажды, две недели спустя, в воскресение, в пять вечера раздался звонок. Телефон ожил. Это был первый звонок за это время, время расставания с мужем.

– Люда, я жив. Был в плену. Меня обменяли на бандитов, отпустили двоих бандитов за меня одного. У меня нога повреждена, я теперь хожу, опираясь на полочку, может все еще пройдет. А теперь докладывай, где ты и что с тобой, и с Андрюшей дай поговорить.

– Миша, дорогой! Боже, как я рада, я уж думала – все, никогда тебя не увижу. Мы с Андреем на берегу моря, в Севастополе. Если можешь, приезжай. Переберись в Россию – матушку, скажи: жена в Крыму.

– Мама, мама, дай папу, – кричал Андрюша, вырывая телефонную трубку.

 

50

Когда обе воюющие стороны устают, когда нет перспективы победы одной стороне над другой и извлечь из этой победы максимальную пользу, – в этом случае стороны ищут мира. Путем переговоров. И киевская хунта стала искать пути к переговорному процессу с новоявленной республикой Новороссия. Хунта полагала, что эти переговоры должны быть похожи на нравоучение барина своему слуге. Ведь две области, всего лишь две, якобы восстали против всей страны и чего-то хотят, а если точнее, то и сами не знают, чего хотят.

В этом вопросе, в вопросе так называемого мира, хунту и в особенности Вальцманенко, после его избрания президентом, а возможно и назначения на эту должность дядей Сэмом, поддержала и Америка. Америка намеревалась извлечь максимальную пользу из этого так называемого мира.

Дело в том, что вице-президент США Джордж Майден присмотрел место добывания сланцевого газа на территории Донбасса и накануне переворота уже организовал фирму, а директором фирмы назначил своего сына, известного прощелыгу, точно такого же, как был его отец в молодости. А вице – близкий человек Бараку, почти что Барак. Они – два сапога пара. Если босс кашлянет, то и вице старается кашлянуть, если босс выпустит пар из штанов, то и вице сделает то же самое, непременно. Джордж Майден много раз приезжал в Киев, садился прямо в кресло украинского президента без разрешения и давал Вальцманенко, а через него всем украинцам накачку. И эта накачка считалась, как нечто вроде проповеди, но обязательной к исполнению. И президент, и его администрация целых три месяца восторгались проповедью Майдена, повторяли его слова пусть в искаженном виде.

Сланцвые месторождения нельзя отдавать русским, несмотря на то что сланцевые месторождения чрезвычайно вредны для здоровья человека.

Были мотивы и у самой хунты достичь мира и благополучия. Так или иначе, война требовала денег. Те пятерки, жульническим путем добытые через мобильные телефоны, давно разворовали, неоплаченные долги в размере четырех миллиардов долларов россиянам за газ, очутились в карманах революционеров. А помощь международного валютного фонда, ах, эта мизерная помощь тоже не дошла по назначению, так что… Яйценюх сразу заявил: казна пуста. Соврал, каналья. Сто миллионов долларов, пусть это небольшая сумма, но эта сумма осела у него в кармане. А война… кто на нее будет раскошеливаться, Коломойша? Он, хорек еще тот: армию свою содержит. В общем, давайте договариваться! Но с кем? Не с кем. С сепаратистами? Упаси Боже!

А дни шли, денежки испарялись. Наконец, Барак сказал Вальцманенко: да хоть с чертом, но чтоб мир был, а то сын Байдена уже нервничает, и я его понимаю.

Помня подсказку Барака, Вальцманенко собрал пресс-конференцию и объявил о перемирии.

– Что означает это перемирие? А оно означает полное разоружение сепаратистов, бандитов, головорезов. Они должны сдать оружие и если выяснится, что он никого не застрелил, что это оружие он так носил с собой для украшения, для престижа, ему может быть амнистия. Всех остальных ожидает всенародная кара – расстрел, повешение, вечная каторга. Разбитые школы, детские сады, отнятые жизни придется в будущем восстановить за счет своего труда, подразумевается, что за трудовую повинность никто платить не будет. Те русские войска, которые там находятся, могут перейти границу, то есть вернуться домой. Я, как всенародно избранный президент иду еще на одну уступку. На период переговоров, срок одна неделя, военные действия прекращаются. После сдачи оружия властям на добровольной основе, они могут разговаривать на русском у себя дома, как правило, на кухне, но так, чтоб их говор не был слышен соседям. Это связано с тем, что в Украине государственный язык один – это украинский язык, в основе которого будет положен Галицкий диалект. Далее. Сдавшимся в плен, то есть, сдавшим оружие гарантируются права – дышать, пить, размножаться, трудиться, не покладая рук и гордиться своей нацией, да бить поклоны Степке Бандере.

Американская улыбка осветила лицо президента. Она была настолько фальшивой и притворной, что многие журналисты стали морщиться и не задавали никаких вопросов. Однако…

– А что с Путиным? Как вы с ним поступите?

– Пусть вернет Крым, наш Крым, ибо Крым был наш, есть наш и будет нашим.

Раздались бурные аплодисменты.

– Я предлагаю получить контрибуцию с Кремля – четыре с половиной мульярда долларов, – предложил министр финансов Украины Вертихвост.

– Посмотрим, посмотрим, – загадочно сказал президент.

– Это мысля, я начну над этим работать, – заверил всех Яйценюх.

Великую, мудрую речь президента Вальцманенко взяли на вооружение средства массовой информации от Тянивяму до Савика Шустера. Никогда Вальцманенко не был таким популярным в народе, как в этот период.

 

51

Переговоры о мире затянулись. Надолго. Вальцманенко понимал: переговоры могут начаться и тут же закончиться, и о нем перестанут говорить на каждом шагу. Пусть поговорят. Авторитет президента не делается в один день. Для этого надо потратить недели месяцы, годы. Однако трепачи устали трепаться об одном и том же, надо было сменить пластинку. И все, как сговорились: в один день закрыли свои поддувала. Вальцманенко тут же заметил и возмутился: что такое, почему, рази этот вопрос перестал быть актуальным?

– Надо начать переговоры, – сказал помощник Залупценко. – Можно арестовать участников переговоров со стороны сепаратистов.

– Будет шум.

– Ну и что? И мы начнем шуметь, да так етти их мать – в душу бога мать. Сам Барак вздрогнет.

– Позови бывшего президента Кучму, он наиболее подходящая кандидатура.

Экс-президент Кучма появился через час, выслушал Вальцманенко, но сказал, что он один боится, а вдруг чего.

– Ты мне дай Медведчука, Шуфрича и кого-нибудь еще.

– Бери Залупценко.

– Этого придурка? Ни за что в жизни. Он может все испортить.

– Ну, хорошо, возьми няню Маланью. Ты мой план, мой мирный план знаешь. Доведи до сведения этих придурков.

– Боюсь, что этот твой ультимативный план вызовет тольоко смех. Это ультиматум, а не план мирных переговоров. Но, посмотрим. Я буду следовать плану, от себя ничего не скажу, но за успех переговоров не ручаюсь, говорю сразу. Может, ты отведешь войска? Ведь войска можно ввести в любое время, не так ли? Отвел, ввел, опять отвел, опять ввел.

– Великий Барак одобрил мой план, теперь он изменен быть не может, сам понимаешь. И без того мы пошли на многие уступки. Мы разрешили представителю России присутствовать на переговорах, меня Путин буквально умолял об этом, мы пригласили представителя ОБСЕ, так, что, как видишь…, не то, что Россия. И вообще Россия в глазах всего мира упала на самое дно, а Украина поднялась до небес. Я, когда бываю на западе, мне все протягивают руки, а если сам Барак присутствует, я возле него, как единственный сын при отце. Ты понимаешь? Я все время улыбаюсь, даже рот болит от растяжения.

– Что с газом-то? Замерзнем зимой? Не слушай ты этого безмозглого Яйценюха, он и нашим, и вашим. Пройдет какое-то время, он кого-нибудь обвинит, может даже тебя, как президента, он такой, непредсказуемый.

– Я заставлю Путина продавать нам газ по такой цене, какую я ему продиктую. Но сначала мне нужно перекрыть южный поток, Барак мне обещал, он даже сенатора Маккейна посылал в Болгарию, там в штаны наложили и отказались от российского газа, дровами будут топить. И мы на дрова перейдем.

– Ну, ладно, я вижу…, – осекся Кучма и поднялся с кресла. – Завтра мы в Донецке.

Донецк встретил делегацию дружно. На первом же заседании председатель правительства Новороссии Бородай заявил:

– Полный вывод бандеровских формирований из Новороссии, а потом будем садиться за стол переговоров. А пока так, поговорим о том, о сем. Не возражаете? Леонид Данилович, побудьте у нас несколько дней, мы вам покажем Донбасс и Луганск, вы не узнаете наши города, особенно мелкие, областные. Вы убедитесь, что убивают безоружных, матерей, маленьких детей, уже сорок малышей убиты. Корреспондентов убивают, забирают в плен, пытают их, пришивают им, Бог знает что. Особенно издеваются головорезы Коломойши. Он уже заявил, что мирному плану президента не подчиняется. Оружие мы сдавать не собираемся, у нас своя армия, своя власть, своя республика, свой Верховный совет. Пусть убирается…вся хунта в Галичину. Мы с бандерами бок о бок жить не хотим и не будем.

Члены правительственной делегации Медведчук и Шуфрич внимательно слушали руководителя делегации Новороссии и хорошо понимали, что Бородай прав: не Новороссия пошла на Киев с танками, самолетами и пушками, а все наоборот, киевская хунта организовала побоище на юго-востоке. За что, за какие преступления южан? Думают иначе, независимости хотят? Дулю им! Какая может быть независимость, если сын Байдена, заокеанского старичка, который уже с трудом передвигается, но ради наживы готов ухо себе отрезать, лишь бы все было так, как ему вздумалось. Ничего, что это за тысячи километров, за океаном, в далекой, непредсказуемой стране, Америка ведь, сам Бог велел ей править миром, а какие-то там украинцы, да это не народ, а быдло, рабы. Они мне уже ботинки языками вылизали, да так старательно и так рьяно, скоро дырки появятся. Не на подошве, а сверху. Шнурки уже перекушены.

Кучма, как представитель власти что-то говорил, но это были пустые слова, не имеющие ничего общего с логическим мышлением. И посол России в Украине Зурабов добавил, что, дескать, худой мир лучше доброй ссоры. Это было в какой-то степени верно. Это давало возможность убрать и похоронить трупы, а возможно починить водопровод: люди без воды – хуже, чем без хлеба, но никакого мира на самом деле не было. Коломойша приказал палить со всех видов оружия.

В перемирии были заинтересованы Германия, Франция, Россия, они-то и подбивали Вальцманенко продлевать это хрупкое перемирие. Но в Киеве собрались бандеровцы и требовали войны. И понятно почему: на войне платили, и неплохо. Некоторым тысячу долларов, а командирам по четыре. А за голову, доставленную в мешке, плата отдельная. Такая армия была у Коломойши. И…допустим, что юго-восток разгромлен, война окончена. Что дальше? С кем бандиты будут воевать, кто им будет платить баснословную зарплату? Может друг с другом?

С понедельника на вторник, начало июля, Вальцманенко, глубокой ночью отказался от мира, заявив что Украина имеет право не только обороняться, но и наступать и кажется в этот период начался план «Б» – применение химического оружия и стрельба из пушек по жилым кварталам. Надо выжечь донецкую землю химическим оружием ради сына заокеанского старичка Байдена, который ждет, когда сможет в дикой стране сесть в кресло директора уже созданной компании. Возможно, эта земля уже продана киевской хунтой. Не зря Яйценюх вопил: казна пуста. Надо было наполнить казну, а заодно и свои карманы. Яйценюх сказочно жадный, а потому вор высшей категории.

У бойцов Новоросии одна надежда на Россию. Поможет ли Россия? И не порционно, а масштабно, как великая страна, обладающая атомным оружием, или будет ждать наемные армии братского украинского народа у своих границ? Кто создал Украину как государство? Кто подарил ей земли Малороссии, кто отдал Крым, как конфетку, которую младший брат тут же проглотил и почувствовал кислый запах во рту? Ленин, Хрущев. Кто создал мощную экономику на территории братской Украины? Россия. Вот и жди теперь вооруженного до зубов брата неофашиста у своих границ. Гитлеровский дух уже маячит, причем бандеры гораздо более развращены морально. В них больше зла и мести на пустом месте, чем у гитлеровских солдат. Можно твердить и дальше о братском народе, но это уже вызывает смех. Почему бы не назвать эсесовцев братьями? Кто нам мешает?

 

52

Западные лидеры после удачного замысла с Януковичем – тянуть лямку как можно дольше, используя для этого разговоры, всякую болтовню, чтоб усыпить бдительность, стали пробовать заговорить и русского президента Путина. Путин терпеливо все выслушивал, а вот какие выводы он делал из этой болтовни, видимо никто никогда не узнает. Мы только знаем, что болтовня между Бараком и Путиным давно прекратилась, так как потеряла всякий смысл. А вот министр иностранных дел России с Госсекретарем США продолжали переливать из пустово в порожнее: Кэрри так хотелось, хотя бы по тону разговора узнать, что же думают в России. Приблизились ли их мысли хотя бы на маленькую долю или все так же россияне упрямы. Что они так защищают своих земляков – террористов? Разве это люди? Это террористы и все тут. И вот в тот самый период, когда Вальцманенко объявил о перемирии, которое не соблюдалось ни одного дня в течение девяти дней, главы четырех государств – Германии, России, Франции и Украины, договорились продлить призрачное перемирие, но Вальцманенко передумал. Под давлением бандеровцев и фашистской Верховной Рады, приказал начать в Луганске и Донецке массированные бомбардировки жилых кварталов. Лидеры Франции и Германии почесали затылки, а Псаки Суки, получив указание Госдепа США, объявила, что в восточных регионах возобновилась справедливая борьба с сепаратистами и что США это поддерживают.

Начался массовый исход населения из двух восточных областей: химическое оружие, напалм, кассетные бомбы стали угрожать не только взрослому населению, но и детям: пансионат больных детишек дошкольного возраста срочно пришлось эвакуировать, как было сообщено, в безопасное место.

Жители двух областей ждут помощи от своей настоящей родины России, но этой помощи пока нет. Они бедные не жалуются. Россия принимает беженцев, присылает гуманитарную помощь, медикаменты и конечно же легкое вооружение, с которым не попрешь против танков и самоходных артиллерийских установок.

Науськиваемые американцами, младшие братья ведут себя по– хамски. Ничего человеческого не осталось в душах, поганых душах тех, кто за убийства получает тридцать серебряников от Коломойши, Юлии, братьев Клочка, Ляшки-Букашки и прочих моральных уродов. С невероятной злобой затравленной собаки, они произносят клички тех, кому послали танки, самолеты, артиллерию, они, люди дна, убивают героев, гордо идущих на смерть за свою свободу и независимость. Должно быть, Вальцманенко и его камарилья хотят видеть людей с завязанными за спиной руками у бетонной стены, с повязками на глазах, напряженно ждущих хлопка, целиться им в лоб, лишать их жизни без суда и следствия. Только за то, что они думают иначе. И правильно, что они так думают, ибо Вальцманенко и его камарилья думают только о том как бы набить карман, который и так уже трещит по швам, а что касается понятия думать, то в их лексиконе просто нет такого слова. Педуске думает так, как думает его наставник Барак, его духовный отец, а бандеры думают так как думал их кумир Степан Бандера, а Бандера думал, как думал Адольф Гитлер.

Странно, что эта философия исходит от руководства великой, цивилизованной страны Америки. Что с ней случилось? Неужели она почувствовала, что приходит конец мировому господству и так цепляется за хвост уползающий змеи?

То, что дядя Сэм перестал считаться с Россией и ее президентом, хотя они как будто считались друзьями, не вызывает особого удивления: свинья льву всегда нагадит, хоть и побаивается его. А вот то, что он наплевал в душу Ангеле Муркель и французу Олланду, вызывает удивление.

Ангела, когда сидела на слушаниях по восточной политики Германии, делала вид, что слушает, а сама думала о своем. Забренчал телефон, она извлекла его из сумочки, погасила пальчиком и оставила у себя.

«Подслушиваешь меня, пес африканский, и не стыдишься. Такова ваша мораль. Целуешь в щечку при встрече, желаешь мне всех земных благ, а думаешь, как бы выведать еще что-то, как бы не потерять контроль над мозгами. Ни стыда, ни совести, Барак. Первый раз без тебя решили вчетвером продлить хрупкий мир на востоке Украины, а ты тут как тут: выпустил эту Псаки Суки от имени Госдепа, что твоя страна приветствует пролитие крови. Наплевал в душу женщине, дерьмо африканское. Я бы тебя послала подальше, да разве пойдешь против всех? Все с ума сошли, зациклились на этой нищей Украине. Из-за чего, из-за кого? Сын этого старика Байдена без работы? Почему бы не раскошелиться отцу на содержание сына? Наворовал, небось, на три поколения на три века. Позвоню Путину и скажу: я возмущена поведением этого еврейчика Вальцманенко».

Так думала Ангелина Муркель – канцлер Германии, великой страны, не так давно восставшей из руин в результате войны, которую затеял фюрер, духовный отец Степана Бандеры. Она конечно не позвонила Путину: союз Западной Европы и Америки пока был прочным и незыблемым. Барак, этот путаник, не вечный президент, время, когда придется покинуть кресло президента, приближается со скоростью света.

Вместо того, чтобы возмутиться и высказать это возмущение прилюдно, она переключилась на Путина и стала задавать себе каверзный вопрос: а можно ли поставить Путина в положение Януковича? Заболтать его, заговорить, все время отвлекать его от основных обязанностей, сидя у него в кабинете и рассказывая сказки про белого бычка, который может превратиться в серого, если не так его кормить? Ведь Януковича же заболтали Нудельман, кривоногая красавица, баронесса Эштон и ее министр иностранных дел Штайнмайер. И Янукович сдался, ослаб, ему стало душно и неуютно в царском президентском кресле. Он ведь сбежал на свежий воздух.

Ей показалось, что Путин в последнее время стал тушеваться, как-то сник, растерялся, пошел на попятный. Его команда смотрит ему в рот и отделывается общими фразами. Но ничего конкретного. А, может, он того, выжидает? А может, он выкинет такое, что вся Европа ахнет?

Она уловила смысл слов лишь последнего выступающего. Это была женщина. Она говорила правду, а…это были жуткие вещи. Неужели это происходит на востоке в самом деле? А что если потом вся ложь выйдет наружу, она уже не будет канцлером, но встречные будут плеваться в ее сторону и спрашивать: Ангела, как ты могла так врать, как ты могла это допустить?

Что делать? Что делать сейчас, какой принять вид? Дрожащий рукой она положила мобильный телефон в сумочку, взяла ручку, развернула блокнот и стала что-то записывать. А записывала она отдельные слова и выражения оратора. Она тут же, как только закончится слушания, вызовет Штайнмаера и спросит: Франк, ты слышал? Если слышал, поезжай немедленно на восток Украины. Ты должен убедиться лично… А Барак звонит, черт бы его побрал. Уже доложили ему, что я освободилась.

– Хелоу, моя дорогая! Я люблю тебя, не обижайся. Мой друг Майден у меня сидит, плачет: сын без работы, без сланцевого газа. Я буду добывать этот газ и тебе продавать, а ты откажись от газа Путина. Я скоро приеду в Германию. Гуд бай, майн фрэнд, гуд бай!

Ангела расхохоталась. Она представила его как мужчину, и ей стало дурно.

– Франк, организуй что-нибудь такое…,сам понимаешь, тяжело на душе.

 

53

Известные варварские события в начале мая в южном портовом городе Одесса облетели весь мир. Правда, так скоропалительно, туманно, они так действовали на умы журналистов, политических деятелей, как бы однообразно, утомительно, раздражающе, что каждый, кто слышал и видел по телеканалам, хотел побыстрее избавиться от этого видения путем забвения. Ну, подумаешь, собралась толпа бандитов под руководством активиста майдана Паруубия, вооруженная коктейлями Молотова, туристскими топориками, ножами, а кое-кто и пистолетами, набросив на глаза темные повязки, с криком-гиком, набросилась на палаточный городок и устроила погром. Храбрые одесситы ноги в руки и бегом. Благо был открыт Дом Профсоюзов, где можно было спрятаться. Но бандеровцы Галичины этого и ждали. Они их там закрыли, облили керосином и сожгли. Сорок восемь человек сгорели заживо.

Жители миллионного города, чья храбрость очутилась ниже щиколотки, только ахали и вздыхали и ахая и вздыхая, стали смотреть на галичанских героев с восторгом. Вот это да, это бойцы. Им по семнадцать лет. Кому и больше, а кому и меньше. Все, не только «храбрые» одесситы, ждали, что героев пымают, предадут суду. Но вместо этого о героях, да и о бесчеловечных событиях забыли вообще. И одесситы тоже. От храбрости, от боли за свой город, от стыда, что не защитили город, самих себя, от того, что каждый мужчина-одессит не имеет больше права называться мужчиной, поскольку галичанские мальчишки поставили его на колени и приказали не двигаться, не вякать – никогда, ни при каких обстоятельствах. Теперь можно задать любому мужчине не одесситу вопрос: пожмете ли одесситу руку? Никогда – ответит любой: руку трусу не пожму. И будет прав, ибо любой одессит способен на мелкие скучные балачки, детские басенки типа… Миши Жванецкого.

Трагедия в Одессе странно повлияла на жителей города. Они на ура восприняли назначение киевской хунтой бандеровцев во властные структуры своего города. Что и говорить о спикере верховного совета Одесской области Гондаренко Леше, запеченном нацисте и бандеровце.

74 депутата проголосовали за эту одиозную кандидатуру, когда тот купил должность спикера. Леша Гондаренко дал слово перечислять всю зарплату, все премии на содержание бандеровцев, которые убивали свой народ в Луганске и Донецке, которые сожгли 48 одесситов в Доме Профсоюзов.

Видать ко всему прочему позору у одесситов еще и весьма короткая память. Вот так-то. Теперь мужи города Одессы избирают руководство области, которое будет в будущем жечь живьем не только одесситов, но и жителей других городов.

Губернатор Одесской области Палица предлагал за эту должность триста тысяч долларов, но не обещал жечь одесситов живьем. В это трудно поверить. И любой писатель не поверил бы. Но факт остается фактом. Триста тысяч можно было разделить, но депутаты отказались. Ради чего, во имя чего? Только будущее может дать ответ на эти вопросы.

Сам же Гондаренко, теперешний председатель Верховного совета области – личность еще более омерзительная, чем радикал Ляшка-Букашка. Для того, чтобы стать известным на всю бурлящую от дурости страну, он одним из первых прибыл на место сожжения одесситов в Доме Профсоюзов 2 мая, где с восторгом фотографировал трупы заживо сожженных и выкладывал их в соцсеть с оскорбительными комментариями. Здесь он как бы соревновался со своим духовным наставником Степаном Бандерой. Он афишировал свою причастность к Правому сектору Яруша, фотографировался на фоне обгоревших трупов, шевелил челюстями, показывая, что он их ест. Он не отходил от Дома Профсоюзов, кривляясь перед фотокамерами.

Узнав, что Вальцманенко прибывает в Одессу поглядеть на одесское чудо, он побежал в аэропорт, долго стоял у трапа самолета с букетом невесты, пал в ноги шоколадному королю, когда тот появился, вылизал его туфли до блеска и…вошел в доверие. Лесть – древнее и эффективное средство добиться цели, если эта лесть используется с умением и прилежанием.

И, о силы небесные! ничтожество возглавило одесское отделение партии Вальцманенко «Солидарность».

За ним потянулась и пристроилась у него родня. Неизвестно, выкладывал ли Гондаренко триста тысяч баксов за свою должность, или этого оказалось мало, поэтому пришлось подключать самое дешевое, самое грязное и самое дорогое – лесть. Лесть сработала.

Губернатор Коломойша замыслил прибрать Одессу к своим рукам, но его опередил Вальцманенко. Между ними уже давно шла борьба за передел собственности. Но когда два еврея воюют между собой, эта война забавна, бескровна и всегда кончается рукопожатием, но не дай бог втесаться в эту войну русскому человеку, да и хохлу тоже: и тот, и другой погибнет. Полуеврей Ленин уничтожил миллионы, он был непобедим. Мало того, он заворожил русских. Они его боготворят даже сегодня, когда уже доказано что Ленин не любил Россию, а русских называл дураками.

 

54

Как только щирые украинцы подтвердили волю Барака назначить Вальцманенко президентом страны путем тайного голосования, вся Украина наполнилась необыкновенной радостью. Восторгам не было конца. Ликование проникло во все тайные уголки необьятного государства. Даже свинофермы ожили, свиньи стали по-новому хрюкать, ибо у них улучшился аппетит, и желудок лучше стал работать. Хотя ивано – франковские пастухи, были бы куда более счастливы, если бы украинское царское кресло занял Яруш, свой хлопец, бандер до мозга костей, но и Вальцманенко прямо на их глазах превращался в нациста. Еще немного, и он станет волосатым, и вместо зубов, появятся клыки, поэтому трембиты запели свою заунывную песню, овцы заблеяли, их стали осеменять бараны, козы тоже активировали свою половую охоту, – словом все пришло в движение, все омолодилось, зацвело, запахло.

Вдохновившись всеобщей радостью благодарного народа, Вальцманенко тоже не дремал. Он всегда носил обиду в своей душе, только никак не мог понять, на кого же он обижается, то ли на себя, то ли на тех, кто его недооценивал. Ведь был он и банкиром, и министром у президента Януковича, и его отовсюду изгоняли, как дохлую вшивую собаку, по той простой причине, что где бы он ни работал, какую бы должность не занимал, он мог только напортачить. А теперь он будет изгонять, лишать теплых кресел, кого захочет. И все это благодаря великому Бараку, лауреату Нобелевской премии, выданной ему авансом. О, великий, о мудрый, о гений всех народов! Как его отблагодарить? Ведь он ни в чем не нуждается. Если только украинскую дивчину ему подарить для разовой утехи. А нет, можно поблагодарить его целованием в те места, где его еще никогда не целовали.

Сразу же после инаугурации, президент стал выступать на военные темы. Прежде всего он объявил Россию агрессором, просто так, в качестве благодарности, просто так за земли Малороссии, за построенные атомные электростанции, за подаренное Закарпатье, за энергоресурсы и за все, за все, чего перечислить невозможно. А потом заверил своих граждан в том, что Украине предстоит сделать еще один, всего лишь один шаг, чтобы стать членом Евросоюза. Украинская армия вскоре станет передовой и…отбросит агрессора, и завоюет его, пройдется победным маршем по Красной площади под знаменами Степана Бандеры.

Эти мудрые речи, дремавшие в пустой голове, и выползшие наружу, вызвали бурю восторга не только на незалежной Украине, но и в Вашингтоне. Таким образом, президент великой страны, подающий надежды, был приглашен в Вашингтон к господину Бараку, подарившему ему это царское кресло.

Вальцманенко стал думать о том, как возросла Украина, как она поднялась в глазах мирового общественного мнения, и приказал средствам массовой информации муссировать эту тему вплоть до его возвращения и ждать новых указаний.

Лучший самолет в мире готовился к вылету за океан, лучшие повара, лучшие стюардессы и даже, как говорят злые языки, молодые аппетитные мальчики, готовились в качестве сопровождающих в далекую, сказочную страну.

– Гуд дэй, Вальцо некто, – встретил его Барак и протянул один палец.

– Какое красивое имя! Я, пожалуй, изменю свою фамилию на Вальцо некто, – произнес молодой президент, целуя протянутый палец хозяина. – Я уже менял свою фамилию, у меня есть опыт, точнее за меня это сделал мой отец. Ведь он Вальцман, чистокровный еврей и женился он на еврейке с украинской фамилией Вальманенко.

– Окей, я все знаю, – произнес президент великой страны. – Ладно, гуд бай, Валцо некто, – произнес президент США и несколько наклонился, давая понять, что прием окончен.

– Так быстро? – удивился про себя Вальцманенко и заплакал, но Барак уже не видел его слез. – Всего каких-то два слова… Стоило ли лететь через океан ради двух слов, которые ничего не значат?

Он вышел из Белого дома, сел в машину и заметил, что водитель увидя его побледнел. Боясь, что он может на кого-то наехать или совершить более тяжелую аварию, он спросил:

– Петро, шо с тобой происходит: на тебе лица нет?

– Пане презентуля, я як побачив ваше лицо, черное аки уголь и две непросохшие слезинки у мудрых глаз, так испужался настолько, что ум стал заходить за разум. А вдруг что? А вдруг этот темнокожий человек откусил вам чего, ить у него такие зубы, не зубы, а клыки. А могет быть, он приказал заключить союз с Россией, нашим заклятым и вечным врагом, который мечтает нас поработить.

– Петро, нет. У меня просто мочевой пузырь переполнен, и я не знаю, что делать, хоть в штаны пускай.

– О, но проблем. У меня специальный мешочек для этого есть. Опорожнитесь туда. Я передам его в музей. Это же будет моча президента великой страны. Кроме того, в посольстве вас ждет много народу. У вас должна быть американская улыбка на лице во избежание траура, а то еще и другие последствия могут быть, – сказал Петро.

– Какие последствия могут еще быть?

– Как какие? А вдруг произойдет самоотстрел? Олесь Бузина же застрелился, об этом вся Америка талдычет. Мы, украинцы, горячий народ. Мы можем подумать, что переговоры в Вашингтоне провалились, и что тогда делать Украине? Как жить? Да лучше повеситься или застрелиться, чем вернуться в рабство северного соседа.

– Да, пожалуй, ты прав, Петя. Ты мудрый человек, Петя. Хочешь быть моим водителем?

– Вот так, вот это другое дело. А насчет водителя, давайте так, я с годик еще побуду в этой сытой Вамерике, отпущу животик, но не до колен, не думайте, а так, ниже колен, то бишь выше колен и вернусь в Киев, на который давят и будут давить москали.

Вальцманенко вернулся в Киев, который уже стал ему родным. Десятки, сотни камер снимали каждый его шаг и особенно американскую улыбку и даже не американскую, а африканскую улыбку или ту часть американской улыбки, которая перекочевала из Африки в Америку. У президента даже рот увеличился в размерах, а жена ему рот массировала: появились боли от чрезмерных растяжек рта.

Средства массовой информации не уставали талдычить о невиданных результатах поездки в Америку выдающегося политика и дипломата Вальцманенко, президента Украины. Украина никогда не была так счастлива, у нее никогда не было столько перспектив стать членом Евросоюза или на худой конец 51-м штатом США, как сейчас.

– Президент Вальцманенко, ты будешь нашим вечным президентом, как Лукашенко в Белоруссии. Мы докажем всему миру, что не только белорусы, но и мы, украинцы, цвет европейской нации, любим своего президента не меньше остальных. Вот, Америка уже подарила нам один танк и после капитального ремонта, мы сможем отправить его на Донбасс и разгромить сепаратистов и теллолистов. Ура! Слава Украине!

Это единство, этот ажиотаж, эти щирые слова, что лились, со всех каналов телевидения подобно волнам могучего Днепра, значительно сплотили нацию вокруг общенационального героя Степана Бандеры. Молодые люди под знаменами бандеровцев шествовали по центральным улицам Киева и на своих руках несли престарелых бойцом армии УОН – УПА, которые от восторга только постреливали, потому что уже не могли произносить слова восторга, язык им не повиновался.

Великий тактик политических игр Вальцманенко приказал переименовать все улицы, все проспекты, которые носили названия кровных братьев 17 года, на украинский манер. Вопрос только в том, что этот украинский манер стал сугубо бандеровским и придет время, когда придется все снова переименовывать. А ведь это стоит дорого. Даже сейчас улиц, носивших имя Ленина, по всей Украине, было около шестидесяти тысяч. За ним следовали его головорезы Дзержинский, Землячка, Каганович и другая коммунистическая шелуха.