1

– Бинт! Срочно!

Санитарка Аня засуетилась, разволновалась, она смотрела на бинт и не видела его и тут же молниеносно схватила свежую, выстиранную простынь, ножницы, отрезала кусок и протянула врачу, которая сделала обезболивающий укол раненому бойцу, бедро которого было раздроблено осколком снаряда. Раненый сразу утих, блаженно закрыл глаза, выдавив из себя стон благодарности, продолжая лежать на левом боку, и не шевеля ни одной частью тела.

– «Скорая» где? Срочно вызови «Скорую». Ему нужна операция, а до больницы далеко, – произнесла Люба, хватая бинт. Она тут же обнаружила, что недостаточно йоду в флакончике, а надо смазать рану вокруг, перевязать бинтом, но так, чтоб пережать вену, откуда уже мелкой струйкой сочилась кровь.

«Скорая» примчалась молниеносно, она уже стояла во дворе, хотя казалось, что снаряды разрываются у самых окон, поскольку окна звенели и дрожали, как осиновые листья во время напористого ветра.

– Отвезешь больного. Не забудь карточку и листок с диагнозом.

– А как же я его там разгружу? – спросила санитарка Аня, делая испуганное лицо. – А если попадут в «Скорою» по дороге? Нет, я боюсь одна, я предчувствую недоброе…, простите меня, Любовь Николаевна, век не забуду.

– Я не могу с тобой ехать, голубушка, никак не могу, – сказала врач Люба, – вот еще один раненый. – Его тоже пытается доставить санитарка, такая же, как и ты, и она тоже боится, и я боюсь, но долг врача помогать раненым, а куда деваться. Страх…, он проходит. И у тебя пройдет: снаряды будут рваться где-то рядом, а ты не будешь обращать внимания, а пока старайся не думать о них, проклятых. Их дело рваться, а наше дело вытаскивать раненых и оказывать им помощь. Видишь, мужиков нет, они все на передовой, ты же знаешь. А где документы на этого бойца, как его…? – В это время прибежала еще одна санитарка, маленькая ростом, щуплая, бойкая, стала тащить раненого. – Кто тут боится? Как не стыдно бояться? Жизнь человеку надо спасать, а не дрожать за свою шкуру. Ты присягу принимала, ты клятву давала?

– Угу, – расплакалась Аня, но подошла на помощь к прибывшей санитарке.

Две санитарки и врач сначала посадили раненого, подложив подушки под спину, потом доставили нового, только что привезенного, для осмотра. Водитель, молодой, почти мальчишка не отказался помочь в одном и другом случае.

Аня села у ног больного, и машина взяла курс в сторону города, в больницу. На борту светились крупные знаки «Скорой помощи», ярко горели фонари, снаряды по-прежнему рвались, не разбирая, какую цель поражать.

Люба осмотрела того больного, который остался, и поняла, что он тоже нуждается в операции. Она пока не знала его фамилии, но чувствовала, что именно ей придется сопровождать его. После укола, она ощупала его карманы, нашла паспорт и ахнула: фамилия Ястребов оказалась ей знакома. Этот Ястребов лет пять тому почти ежедневно посылал ей любовные письма, которые она сначала просто выбрасывала, не читая. Но потом девчонки по комнате стали ее стыдить, и это возымело положительное действие, она стала не только читать их, но и жалеть мальчика, влюбленного по уши.

– Сережа, ты? Какими судьбами? Ну, раскрой глаза, перед тобой я, Люба, та девушка, которую ты преследовал, как вол серну, но догнать не смог, …и у тебя ничего не получалось.

Но Сережа не реагировал на ее слова, он был как бы коме.

– Я Люба Дерякина. Ты…помнишь меня, Сережа? Я жила в общежитии транспортного института, когда была на пятом курсе, а ты пытался ухаживать за мной. Это ты тот Ястребов? Не может такого быть. Голубчик, неужели это ты? Я так рада. Как ты себя чувствуешь? Где твоя рана, куда тебя ранило?

Горячими ладошками она ощупывала его руки, его грудь, спину и он открыл глаза и эти глаза, превозмогая боль, узнали Любу, гордую, неприступную студентку медицинского института.

– Помню. Кажется так, но такого не может… – и он умолк, словно потерял сознание.

– Ты ранен в живот, очень опасное ранение, Сереженька, птичка, Ястреб, терпи, наберись мужества и терпи. Терпение это все, это твое спасение, ты понимаешь это? Это говорю я, Люба, за которой ты так долго пытался ухаживать, а я, я была дура… Мне надо было чтоб ты…стукнул кулаком и сказал: не выкаблучивайся.

– Мне жарко, и в голове гудит, – выдавил из себя раненый.

– Сейчас, сейчас, потерпи. Укол, пенициллина. Тебе станет легче, соколик мой.

Она остановила машину, неопознанную машину, перетащила его при помощи солдата ополченца и приказала направиться в соседнее село, где располагался полевой госпиталь.

– Срочно! Хирург, операция, ранение в живот, очень опасное. Я слушать не хочу, человек умирает, а они…Дорога каждая минута. Раненый…это мой…брат, мой единственный, – закончила она и едва не расплакалась.

Ее знакомый хирург уже ждал их. Люба, сидя рядом с Сережей, уложила его на спину, а под голову подставила свои колени и вся время поглаживала по лицу.

В больнице Сергея сразу же положили на операционный стол. Люба не отходила от стола, а когда все кончилось, сама покатила его в реанимацию.

Довольно быстро Сергей пришел в себя, окончательно узнал Любу и хотел задать ей вопрос: свободна ли она, но воздерживался. Ее ответ мог для него много значить. Есть такой закон: то, чего ты не знаешь, может закончиться отрицательно в неведении, хотя и не всегда; то, что ты знаешь, может никак не закончиться, либо закончиться положительно. Если Люба замужем это рана, которую тяжелее будет перенести, чем рану в живот.

А так…он ждал ее всякий раз и всякий раз, когда она приезжала к нему, приносила соки и другие деликатесы, это был для него праздник.

«Повезло мне. Как только выздоровлю совсем, спрошу. Может, она была замужем, может у нее ребенок. Может муж на передовой, или, не сложилась семейная жизнь. Иначе, как объяснить, за что мне такое внимание?

В одно из воскресений она пришла расфуфыренная, с огоньком в темных глазах, с ярким румянцем на пухлых щеках. Так же радостно улыбалась и в этой улыбке была какая-то тайна, которую он не мог разгадать еще тогда, будучи студентом. Она, конечно, немного изменилась, стала полнее, представительнее и уже не походила на ту, вредную, неприступную девчонку, которую ему в то время не удалось завоевать.

– Ты, Сережа, поправляйся. Тебе уже воевать нельзя, будешь при мне санитаром. Ты тогда исчез, не сказав ни слова, и больше не приходил, а я именно тогда почувствовала, что мне чего-то не хватает, что душа не на месте, что сердце не так бьется. Как же ты так, Сереженька, мой дорогой, мой влюбленный мальчик, поступил совсем не по-мужски. Разве так делают?

– Но, Люба. Я два года приходил почти каждый день, а ты только хохотала, я думал: смеялась надо мной.

– Мало ли, что ты думал. Не надо было думать, а продолжать приходить: капля дождя камень точит, ты знаешь это? Ты женат?

– Нет. После тебя…после моей неудачной, вернее безответной любви к тебе, я решил вовсе не жениться. Какой смысл жениться на одной, а думать о другой, целовать одну, а видеть лицо другой?

– Ты что, по-прежнему так любишь меня? – спросила Люба, теребя полу его больничного давно нестиранного халата. – Я ведь уже изменилась, отцвела, потолстела, подурнела, да и характер стал более скверный, чем был.

– Ничего пока сказать не могу. Просто мне очень приятно, нет, я счастлив, что мы встретились, и хочу, чтоб так было всегда. А ты была замужем?

– Не пришлось. Да и к чему? Замужество – это обязанность, это дети, а тут сам видишь раненые, в том числе и тяжелые. Как они без меня? Ну, скажи, чтобы ты делал, если бы не было меня… Как твоя рана?

– Пуля вышла правее позвоночника, не задев важные органы. Я родился в рубашке. Через неделю меня выпишут, и если ты возьмешь меня к себе…, пойду с радостью.

Сергей вспомнил свой неудачный любовный роман с Любой. Он немного дружил с ее сокурсницей Надей, но когда увидел Любу, его взгляд просто прилип к ней. Он не мог себе объяснить, почему с ним это произошло, что у Любы было такое, что схватило в клещи его сердце и больше не отпускало.

– Ты же Надин кавалер, не перепутал ли?

– Похоже, – отвечал Сергей, краснея.

– Эх ты, кавалер. А девочка страдает. Пойди, извинись.

– В другой раз.

Но проходили дни, а Сергей шел в читальный зал, туда, где была Люба. На танцульках, по субботам, подстерегал только ее. На свою нищенскую стипендию покупал подарки и подносил Любе. Но Люба, похоже, никак не реагировала на ухаживание, она, ни разу не вышла с ним на прогулку и не отгоняла его от себя.

Когда ее переселили в общежитие транспортного института, Сергей стал приходить реже, раза два в неделю.

Как-то вечером, возвращаясь из учебного корпуса в общежитие, он встретил подругу Любы Женю.

– Почему не приходишь на свидание к Любе?

– Какой смысл? Сколько может длиться безответная любовь?

– Любил бы, приходил бы, – сказала Женя. – А то так: пошли, погуляем, и я тебя ощупаю как курочку всю. Так что ли?

– Нет, Женя, нет. Совсем не так. Но за эти полтора года Люба ни разу не сходила со мной в театр, в кино, значит, я ей безразличен и этим все сказано.

В том же году, после окончания учебы, перед тем, как уехать по направлению, Сергей зашел в общежитие, где обитала Люба, вызвал ее. Она спустилась по ступенькам, предстала перед ним полненькая как налитой огурец и сказала:

– Я только что вернулась из колхоза, была там поварихой и растолстела. Должно быть, я тебе уже не нравлюсь, или…я все так же тебе небезразлична?

Сергей отвечал на ее вопрос как-то путано, будучи уверен, что любое признание не изменит ее отношения к нему.

– Ну вот, я так и знала, – произнесла она и прежде чем подняться на пятый этаж, добавила: – Ну, я пойду.

Она не знала, что Сергей больше никогда не придет. Это была их последняя встреча.

 

2

Бойцы Правого сектора составляли основную боевую силу, они воевали за деньги и за идею одновременно, но больше за деньги. Шутка ли? Губернатор Коломойша платил десять тысяч долларов за голову так называемого сепаратиста. Не исключено, что этим сепаратистом мог быть любой, кому исполнилось шестнадцать. Все каратели батальона «Азов» были хорошо экипированы. Здесь находились и иностранцы, но в основном бандеровцы, среди которых уголовники, совершившие ранее жестокие убийства, они составляли основной костяк карателей. Они приводили в дрожь не только бойцов Донецка и Луганска, но и русских добровольцев и чеченцев. Младшие братья со змеиными жалами были грозной силой на востоке Украины. Губернатор Коломойша платил им хорошие деньги, как это делается в других странах, особенно в Америке, где любой востребованный головорез, на тайном учете, особом почете, который не дорожит своей жизнью, хорошо понимая, на что идет.

Президент Украины, а за ним и вся его команда не отставали от западных покровителей и по команде из Вашингтона, задабривали фашиствующих малодчиков, как только могли. Они их тайно награждали, набивали им карманы долларами, низко наклоняли головы и бесконечно благодарили за злодеяния, совершаемые по отношению к простым жителям, у кого не было и не могло быть оружия в руках. А если уж им попадались в плен бойцы непризнанных республик, здесь они расходились вовсю: применяли пытки, перечень которых приводит в дрожь любого человека. Их невозможно читать без содрогания.

Самым распространенным методом пыток было привязывание пленного за ноги веревками, а то и колючей проволокой к танку. Танкист запускал двигатель и кружился по площади, на глазах у зрителей, до тех пор, пока не изнашивалась одежда пленного, пока не появлялись следы крови, пока жертва не затихала. Потом танк останавливался и несчастного обливали бензином из канистры, а то и из шланга и поджигали. Могли выжечь и свастику на ягодицах. Могли привязать одну руку к танку, другую к дереву и танк двигался с места. Принимали и другие методы пыток, каких не было ни в одной армии мира. Правому сектору подражали каратели из батальонов «Днепр», «Айдар» и многих других. Возможно, это влияние американцев, поскольку американские солдаты воспринимают своего противника, как оловянного солдатика, которому совершенно не больно. Наемники из западных стран это тоже уголовный элемент, это воры, убийцы, словом уголовный элемент с извращенной психикой, и ждать от них чего – то иного, бессмысленно. К психологии бандеровцев следует отнести патологическую ненависть к русскому человеку, старшему брату.

Не получится ли так, что старший брат будет испытывать такие же чувства к младшему, какие теперь испытывает младший к старшему? И это будет на протяжении сотен лет.

Сергей и Люба чудом не попали в бандеровскую мясорубку, когда Славянск был взят карателями.

В одной из больниц, сокращенной до двадцати коек, лежали раненые ополченцы. Люба делала перевязки, Сергей смачивал им горевшие губы, лоб, делал уколы, измерял температуру и в отдельных случаях исполнял роль нянечки. Бинты пропитывались кровью, подсыхали, прилипали к телу и бойцы терпели невероятные боли, когда бинт приходилось отдирать от раны, смазывать ее и накладывать новый.

– Миленький, я знаю, что тебе очень больно, – говорила Люба, – но ничего не поделаешь, терпи. Потом легче станет.

Иногда у нее у самой дрожали руки, оттого, что она не знала, чем помочь больному, чтоб он перенес боль.

Гремели выстрелы, дребезжали окна, но раненые относились к этому спокойно, словно это гремели хлопушки, а не снаряды, способные разнести палату и унести раненых в небытие.

– Не боитесь? – спросил Сергей одного раненого, который лежал здесь вторую неделю и ждал выписки, чтоб снова взять в руки оружие и отправиться на фронт.

– А чего бояться? Чему быть, того не миновать. Там, на фронте пули свистели мимо ушей, но мы все равно оставались живы, а вот, когда рвались фосфорные снаряды, было жутко: мы видели не снаряды, а смерть с косой. И от нее некуда было спрятаться.

– Коля, а ты не хочешь домой к жене, к детям? Выпишут тебя, вот и поезжай к родному очагу.

– А кто будет воевать с бандеровцами? Если все так станут рассуждать и отправляться по домам, кто воевать будет? Бандеровцы – страшные люди, они в десять раз хуже фашистов, что воевали на нашей территории. К сожалению, не все люди это понимают. Мы не воюем с киевской хунтой. Она уйдет, а бандеровцы никуда не уйдут, они наберут силу и подобно гуннам, двинутся на восток.

– Николай Бочкарев, к главврачу, – позвала медицинская сестра, работавшая в приемной главного.

– А, вот, на выписку, слава тебе Господи, – сказал Коля и поковылял к главному.

Канонада усиливалась. Один снаряд разорвался перед окнами на расстоянии пятидесяти метров от больничного корпуса. Стекла на окнах не выдержали, рассыпались, и в палатах возник сквозняк. Люба тут же стала связываться с командованием и попросила срочно прислать «Скорую» для эвакуации больных.

Несколько человек самостоятельно поднимались с кровати, с узелками выходили на улицу, рассаживались на скамейках. А тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, пришлось тащить врачам. Люба закидывала руку больного на плечи и волокла на улицу.

– Подсоби, Сережа, одна не потяну.

Сергей подбегал, брал вторую руку больного, закидывал за плечо и они вдвоем тащили, а больной перебирал ногами и сдерживал стоны. Тяжело было тем, кто был ранен в ногу, или получил такое ранение, что сил не хватало, чтобы выйти самостоятельно на улицу.

– Потерпи, миленький, ну что делать. Останешься тут, что если эти нелюди сюда придут, что с тобой сделают, никто не знает.

– Я знаю, – говорил больной. – Они разрежут меня, вытащат сердце, почки, печень, селезенку и продадут американцам. Не оставляйте меня здесь. Прошу, умоляю вас. Эти нелюди ждут своих жертв.

– Тяжелый ты какой. Много каши ел, небось. Терпи уж.

После десятого больного у Любы стали подкашиваться ноги, пот выступил на лбу. Сергей испугался.

– Не тащи больше, я сейчас, – сказал он и побежал к стоявшим во дворе машинам. За рулем дремали водители.

– Ребятки, на помощь, ничего не поделаешь, еще двенадцать человек, кажись, осталось. Они самостоятельно передвигаться не могут. А бомбардировки усиливаются. Надо помочь им добраться до машин и разместить их. Здесь только я и женщина врач. Мы не управляемся. У нее уже ноги подкашиваются.

Водители пошли на помощь. Всех погрузили, остался один тяжело больной. Он мог умереть в машине. Сергей требовал оставить его.

– Оставить на смерть? Ни за что в жизни, – сказала Люба. – Давайте вчетвером. Скорее, гул усиливается, снаряды разрываются уже вблизи.

Тяжелобольного пришлось положить на пол кузова: сидеть он не мог. Едва водители сели за руль, едва завели моторы и отъехали, снаряд попал в больницу, и все разлетелось на куски. Люба сидела рядом с водителем первой машины, и все время поглядывала на опознавательные знаки других машин и на указатели направления дороги. У нее не было страха: жизнь и смерть как бы соседствовали и не влияли на ее состояние.

Едва Скорая подъехала к городской больнице, Люба получила команду отправиться на пограничный участок, к беженцам.

– Бросайте все, там маленькие дети. КПП обстреливается!

– А машина, я что пешком буду добираться?

– Ждите, высылаем «Скорую».

Пограничный участок простреливался бандеровцами из Правого сектора. Они имели приказ: убивать русских всех возрастов.

Коломойша держал тесную связь с Госдепартаментом США. Он оттуда получал указания. А указания были простые и ясные: донецкая земля должна превратиться в пустыню. Она будет заселена в будущем галичанами, которые станут трудиться на добыче сланцевого газа для сына Джона Майдена. Поэтому убить русского любого пола и возраста – священная обязанность каждого бандеровца.

Три полных автобуса с беженцами, простреливались бандитами. Листовая обшивка машины пропускала пули, как лист фанеры. Особенно точно и эффективно действовали пулеметные очереди. Люди погибали прямо сидя в креслах. Матери закрывали маленьких детей своим телом. Иногда было так, что мать погибала, а ребенок оставался живым и пищал, иногда погибали оба. Если водитель не получил пулю в лоб или в грудь, он гнал машину на бешеной скорости, чтоб очутиться на той стороне, несмотря на дикие, душераздирающие крики. Если водитель погибал первым, автобус становился неуправляемым, он мог опрокинуться, заехать в лесополосу и там от удара о сосну загореться.

Именно так и произошло с тем автобусом, в котором сидела Люба и Сережа. Из десяти детей на руках матерей, в живых осталось шесть, а четверо погибли, двое из них истекали кровью. Медицинские сумки у Любы и Сергея были наполнены бинтами, зеленкой, минимумом медицинских инструментов. Сергей выносил детей, а Люба делала перевязку, и где надо было, пыталась остановить кровотечение. Детишек перевязывали, укладывали штабелями, а потом заходили в автобус и осматривали взрослых.

К удивлению, дети переносили ранения более спокойно. Некоторые пищали громко, потом этот писк становился все меньше, а когда им давали обезболивающее и вовсе затихали. Из взрослых пострадали шесть человек, четверо были безнадежные, а двое, зажав животы, стонали.

С той стороны границы подъехали две машины Скорой. Погрузили детей и двоих взрослых и увезли в Ростов в городскую больницу. Люба села в одну машину, а Сергей в другую и хорошо, потому что по оставшимся двум машинам скорой помощи вновь открыли огонь. Бойцы национальной гвардии получили приказ уничтожить беженцев. Коломойша обещал за каждого убитого солидную сумму.

Из двух автобусов, наполненных беженцами, целыми и невредимыми остались только две женщины и один мужчина. Он был крепкого телосложения, однако, едва живой от страха и психологического перенапряжения. Он почему-то не остался воевать со своими земляками, а решил до поры до времени найти тихий уголок в России.

Но поток беженцев не уменьшился. С другой стороны КПП, где не стреляли, люди двигались с чемоданами, с детскими колясками, с детьми за руку. В основном это были женщины. Многие из них с хмурыми лицами переходили рубеж смерти, с испугом смотрели на российских пограничников и морщились, когда там им предлагали пройти таможенный контроль. Было, однако, много и таких, кто чувствовал себя счастливым, радовался дарованной жизни, улыбался и здоровался с пограничниками, благодарил их за спасение от смерти, не задавал лишних вопросов и, пройдя контрольно-пропускной пункт, становился в очередь на стоявший автобус, не спрашивая, куда отвезут. А отправляли беженцев в разные регионы России, в том числе и на Дальний восток, и в Крым на берег моря.

Прежде, чем отправить в аэропорт, беженцев кормили хорошим обедом, давали возможность адаптироваться в новой обстановке, работали психологи и врачи.

Беженцев за весь период набралось около миллиона человек. Но журналисты западных стран с повязками на глазах, не видели этого, а Псаки Суки из Госдепа США хоть и вынуждена была признать, что беженцы существуют, но их ничтожное количество, может всего три человека и это те люди, которые всегда симпатизировали агрессивным планам русских.

Каждый мало-мальски сообразительный человек признает, что в истории цивилизации не было столь фальшивого президента, как Барак, что ни у кого не было такого длинного кнута, как у Барака. Он этим кнутом стегал из-за Океана Ангелину Муркель, Олланда и других лидеров Западной Европы, а что касается стран Прибалтики, Грузии и Украины, то они сами обнажали жирные толстые зады и умоляли: дорогой Барак, не обойди нас…

 

3

Политика кнута и пряника, основанная на лжи, давно была принята америкосами, но наибольшего расцвета она достигла после Второй мировой войны. В редких случаях она не срабатывала. Так было и в 2004 году на Украине. Америка уже тогда замыслила прибрать младших братьев России к своим рукам. Но тогда не получилось. Возможно, из-за жадности, а скорее ошиблись в выборе лидера украинской нации: Ющенко оказался серой мышкой, бандеровцы уже издавали смрадный запах, но еще не были вооружены. А в 2014 году все получилось, все пошло как по маслу. К методу кнута и пряника присоединили и метод болтологии. Любому человеку, а украинцу в особенности, сунь дулю в нос, а потом начни его ублажать, и он подобреет, начнет обнимать, целовать, хотя рядом горит его дом. А дом – то поджег тот, кто его ублажает.

Может добродушный, а точнее слабовольный президент Украины Янукович и решился бы на что-то существенное и важное, но его заговаривали. Кривоногая красавица, баронесса Эштон и угасающая Нудельман из США не выходили из его кабинета с утра до поздней ночи практически каждый день. Они сидели по очереди, дули кофе, рассказывали о демократии, о благих намерениях галичан, не давая Януковичу возможности выйти на улицу, подойти на площадь Незаисимости, где бурно кипел котел с отравленной кашей.

Благодаря этому попустительству, этой слабости Янукович не только потерял все, что можно было потерять, но едва не лишился жизни. Метод заговора сработал как нельзя лучше. Иногда красавиц сменяли Квасневский, лидеры Евросоюза, а стратегические планы составлялись и осуществлялись в посольстве США в Киеве. Посол Пейта, несмотря на то, что он внешне походил на дохлую ощипанную курицу, вырванную из когтей ястреба, работал день и ночь. Яйценюх, Тянивяму и боксер Клочка дневали и ночевали в посольстве США.

– Да не бойтесь вы, не бойтесь: все идет по плану, разработанному стратегическими службами демократической Америки под руководством президента Барака, – убеждал он прохвостов – оппозиционеров во главе с Яйценюхом.

– Да я не боюсь, – отговаривался боксер, – я как задвину этого Януковича, ногами накроется.

– А я подключу Правый сектор во главе с Ярушем. Януковичу выпустят кишки, обмотают вокруг дерева, а его половые органы отрежут и засунут в рот. Мы это умеем делать, – убеждал духовный сын Адольфа Гитлера Тянивяму.

– Ты бандер! Правый сектор, согласно стратегии США оставим на последнюю очередь. Мы долждны заставить Януковича уйти самому. Это демократический метод. Бандеровские методы – это гитлеровские методы.

– Хайль Гитлер! – воскликнул Тянивяму, вскакивая и вытягивая руку.

– Я тоже иногда говорю: хайль, – выдал посол, чтобы успокоить фашистов. – Но я говорю «Хайль» не так громко. Если Россию не удастся победить демократическими методами, мы запустим этот лозунг «Хайль, Гитлер».

В Киеве кипела работа, но Вашингтон тоже не дремал. Бардак, обнажив свои белые клыки и смуглую шею перед зеркалом, самодовольно произнес:

– Я заговорю Путина, а твоя задача, Кэрри, заговорить Лаврова. Ты звони Лаврову каждый день и говори по четыре часа подряд, а я буду говорить с Путиным два часа, и все будет окей. Мы, наконец, возьмем этих азиатов в свои когти и будем их душить до последнего вздоха.

С тех пор почти ежедневно Барак звонил в Москву Путину, а Кэрри звонил Лаврову. Но Путин на провокацию не поддался, а Лаврову пришлось отдуваться. Кэрри назначал ему встречи, убеждал, умолял, грозил, но, похоже, ничего не помогало.

Оба руководителя России вроде бы кивали головами, но обнаружилось, что в России есть пословица: «а Васька слушает, да ест». Барак гордо умолк. Только иногда повторял свои угрозы: Россия дорого заплатит за Крым. А Кэрри щебетал без умолку. Вызывает удивление, почему Лавров не послал его подальше, по русскому обычаю на три буквы.

Бардак, после долгих раздумий, советов с Кэрри и Нудельман, назначил президентом Украины послушного, мелкого клерка Вальцманенко и полностью переключился на него. Он давал ему советы по всем вопросам. Вальцманенко понял, что себе не принадлежит, и… был сказочно доволен. Самостоятельно он никогда не пренимал никаких решений, а тут такая белозубая и чернокожая мамаша. Да с такой мамашей можно покорить и всю Россию. Поцему бы нет?

Именно Барак растолковал ему, что такое метод заговора. Гм, черт возьми, да это же очень и очень просто. Закрыть все телеканалы, вещающие на русском, ликвидировать все газеты, которые могли бы говорить правду, арестовать, поубивать всех журналистов и запустить, мягко говоря, агитацию, освещение событий в нужном русле. Неделя срока.

Как ни странно, это тоже сработало, как нельзя лучше. Украинский обыватель, который стал платить за воду, за газ, за коммунальные услуги в несколько раз больше, чем раньше, стал считать, что в Донецкой и Луганской областях одни сепаратисты и террористы. И эти террористы воюют между собой, что они стреляют в собственный народ, а доблестные войска Правого сектора и другие бандитские формирования, наводят порядок. Они не убивают женщин и детей, это дело рук народной повстанческой армии Донбасса и Луганска, которых Россия не только снабжает оружием, но и посылает им в помощь своих солдат.

Когда во Львов начали возвращаться гробы вместо доблестных бойцов Яруша, матери встречали эти гробы со слезами на глазах, посылая проклятия в адрес России, дескать, это россияне убивают невинных мальчиков.

Как видим, ложь, внедренная в говорильню, а говорильня, превращенная в заговор, подействовали, стали приносить плоды.

Идею Барака осуществил Вальцманенко, будущий маршал. Переговоры четырех – Путина – Ангелы Муркель – Олланда – Вальцманенко – о мире он отверг и запустил план «Б», составленный в Вашингтоне. Согласно этому плану все живое на донецкой земле должно превратиться в пустыню. Там не должно остаться ни одного живого человека.

Теперь бомбы, система залпового огня, танки, крупнокалиберные пушки стали палить по жилым кварталам Славянска, Краматорска, и палили до тех пор, пока там не осталось ни одного целого здания. Часть повстанцев – солдаты народной армии Малороссии, бежали в Донецк без оглядки.

Командиры дивизий, полков народной армии почувствовали, что запахло жареным. Каждый из них мучительно думал, почему президент России стал прятаться в бункере. Заговор подействовал или это наивная вера в то, что бандеровцы одумаются?

И еще больше удивляло всех, не только руководителей сопротивления юго-востока, почему граждане России бояться высказать то, что они думают, почему все говорят так, как хочется президенту. Только при Сталине люди вели себя так, как хотелось вождю.

Руководители Малороссии Болотов, Царев, Стрелков, Денис Пушилин, Андрей Бородай…. тоже молчали, опустив головы. Они не могли выступить с заявлением, осуждающим поведение России и ее руководства. Россия, единственная страна, которая принимала беженцев в неограниченном количестве, Россия единственная страна, присылающая тоннами медикаменты и десятками тонн продовольствия и другой гуманитарной помощи. Как ее и в чем ее можно упрекнуть?

Однако, думал Пушилин, мы просчитались. После присоединения Крыма и в особенности, после неоднократного заявления Путина о том, что мы русских не оставим в беде, поторопились. Путин молчит в главном вопросе, в то время, когда складывается критическая ситуация. Мы не выдержим такого количества боеспособной техники, в сотни раз, превышающий наши старые, снятые с постаментов боевые машины. Нам остается…только умереть.

«Кроме этого, – продолжал он думать, – в семье не без урода. Есть огромное количество боеспособных молодых мужиков, которые занимают выжидательную позицию. Победим мы – хорошо, победят нас – тоже хорошо. Это шахтеры, их десятки тысяч. Они каждое утро идут на работу, спускаются в шахты, добывают уголь, платят налоги киевской хунте, которая посылает на нас танки, самолеты, систему залпового огня. Это люди, живущие с нами в одном городе. Им нужна зарплата, они кормят свои семьи и больше их ничего не интересует. Они готовы жить в рабстве ради того, чтобы набить брюхо кашей. То же самое можно сказать и о целых городах. Это Запорожье, Днепропетровск, Николаев, Одесса. А как же мы? Мы должны принести им свободу на блюдечке с голубой каемочкой. В нашем славянском мире не все хорошо. Вот и матушка Россия. Люди добрые, последним куском хлеба поделятся, но…слишком молчаливые, слишком безвольные, ждут указания вождя. А если этого вождя нет, чувствуют себя неуютно. И сейчас Путин молчит, и они все молчат. Мало того, хочется сказать, но считается неудобным что-то высказать, если вождь молчит. Даже оправдания находят, почему Путин молчит. В средствах массовой информации лизоблюды так и озаглавливают свои статьи «Почему молчит Путин». Расписывают и выдвигают десятки оправданий его молчанию. Но стоит ему на что-то решиться – море статьей и комментариев посыплется: правильно, правильно, так и надо, это историческое решение, это мудрое, своевременное решение.

Конечно, в семье не без урода. Среди беженцев встречаются мужчины крепкого телосложения. Им бы воевать с оружием в руках, а они прячутся за спину своих жен, а некоторые стыдливо держат на руках ребенка, садятся в столовой и требуют по две-три порции, а потом, в России, отказываются работать. Им, видите ли, мало двадцати тысяч рублей в месяц.

 

4

Киевская хунта морально готовилась отпраздновать победу над «сепаратистами, террористами» и всякими там истами, – так она называла мирный русскоговорящий народ, который добывал уголь в глубинных шахтах, трудился на заводах, сеял и убирал хлеб, пополняя закрома разношерстной Украины, в том числе и западной бандеровской.

Хунта окружила плотным кольцом Донецк и Луганск. Сотни танков, БТРов, десятки самолетов и установок залпового огня нацелены на два города.

В этом немалая заслуга Днепропетровского губернатора Коломойши, который содержал личную наемную армию численностью в пятнадцать тысяч человек. Наемная армия, состоявшая в основном из бандеровцев – головорезов западной части Украины, была наиболее мощной, наиболее боеспособной. Как никто другой, бандеровцы старались доставить отрезанную голову своему боссу в мешке и получить за нее десять тысяч долларов.

Сосредоточив в своих руках огромную силу, Коломойша, не находил себе места. Почти вся Малороссия оказалась в его руках. По его указанию в мятежной Одессе недавно были сожжены заживо 48 человек, и его авторитет еще больше возрос. Он уже считал себя равным Вальцманенко, гордо носившему президентскую голову на плечах.

– Вальцманенко, – у телефона Коломойша, – проздравляю тебя с грядущей победой над сепаратистами и присваиваю тебе звание маршала, ты мудро решил. Дальше держи направление на Крым, там у нас с тобой фабрики, заводы, особняки и прочие строительства, надо это всо вернуть в свои анналы. Всех крымчан надо вырезать и заселить этот благородный край бандеровцами. Вальцманенко, ты слышишь меня? Это Коломойша. У меня для тебя бриллиант ценой в сто тысяч долларов, приходи, забери. Это тебе награда, Вальцманенко, и звание маршала.

– Спасибо, Коломойша. У меня тут Барак на проводе, созвонимся позже. Я назначил нового министра обороны Полдурака. Он обещал мне парад победы в Крыму, а там и Москва падет. Будь здоров.

– Вальцманенко, не вешай трубку, Вальцманенко, а Вальцманенко…

Пока связь с Вашингтоном устанавливалась, позвонил Яйценюх.

– Вальцманенко, проздавляю с победой. Оказывается, мочкалей можно мочить, как сидоровых коз. Когда этих славян стравить, они как злые собаки кусают друг друга. Вальцманенко, в Крым надо рваться. Как только победим этих русских дураков, так прямо в Крым, без остановки.

– Барак, у меня Барак на проводе. Ты знаешь, кто такой Барак? Барак – это все! Это не задница, как ты, Бакай. Господин Барак, я у телефона, как вы велели, дорогой Барак. Трубку держу так, как вы держите. В правой руке и прижимаю к левому уху, дорогой наш, спаситель наш… от мочкалей и всяких там Януковичей, что двадцать три года грабили украинцев. А Украина могла процветать под вашим руководством, отец наш родной. Как ваше драгоценное здравичко, как зубки, они у вас такие белые из-за океана светятся. И пятки такие же. А если нет, вы только чихните, Наливайразливайченко, он уже высунул язык, ему хочется полизать ваши драгоценные пятки. Он у вас давно на службе, я знаю. Еще пять лет тому назад хвастался. Хотите его убрать? Молчу, молчу, Боже сохрани дорогой Барак, золотой Барак. А, так я должен доложить? О чем? Россия? Она проиграла, мы ее поставили на колени. Она просит пить, а мы ей в пасть металл от доменных печей заливаем. Она кричит: мира, мира! Никакого мира, победа до самого конца. Парад победы в Севастополе.

– В Севастополе? Очень карошо! Я там буду строить дачу, особняк, мы там разместим свой флот, – сказал Барак и стал причмокивать.

– Господин президент, мы сами вам построим. Вот стоит Наливайразливай, американский шпион, простите, великий слуга украинского народа, ваш покорный слуга; я его назначу прорабом.

– Налывайразлывай нэ надо трогать. Это наш чэловек, из разведки, мы ему неплохо платим, пусть занимается своими делами. А вам, Вальцманенко, серьезное заданий: надо кончать с юго-востоком и маршировать в Крым, а потом в Москва. США благословит.

Наливайразливай тут же смылся, а Вальцманенко на радостях подошел к холодильнику, но приголубить одному не хотелось, и он позвонил по секретному номеру. Вбежала молодуха, горячих кровей, розовая, светящаяся.

Вальцманенко достал коньяк и шампанское.

– Сними все, мне нужно возбудиться. Сделай движение: достать пальчиками пяток, три раза, вот так, так. А теперь …

Он вернулся в рабочее кресло, чем-то недовольный: вроде все было так, и все не так. И тогда он позвонил Коломойше.

– Послушай, брат. Сделай так, чтоб к завтрашнему утру там все было закончено. Сам Барак этого требует.

– Коломойша обесщать этого не может и не будет. Коломойша предвидел такую ситуацию. Если выпустить все снаряды из пушек, если сбросить все бомбы из самолетов, все снаряды из танков, то Путин пришлет сто самолетов, они сядут в Днепропетровске, из них выйдут танки, эти танки окружат мою администрацию и меня возьмут в плен и увезут в Москву. А поскольку Москва нами еще не завоевана, то меня там будут судить, так как против меня возбуждено уголовное дело в России. Ты понимаешь, Вальцманенко? Или ты не ценишь такого мудрого губернатора, как Коломойша? Цени, а то может быть поздно. А на Барака я наплевал. Если бы Барак правил Израилем, я может и послушался бы его, а так…, он слишком далеко. Прощай, Вальцманенко.

– Но тогда, что делать? – испугался Вальцманенко.

– Как што? Одевай военную форму и на фронт – руководить сражением. Двинь стотысячную армию, которая у тебя есть, и мы празднуем победу. А потом Галатей пусть ведет на Севастополь.

– Будет сделано, Коломойша. Спасибо за подсказку, – произнес Вальцманенко и заплакал.

В трудную минуту, когда что-то не получалось, как задуманный праздник победы, либо супруга снова грозила уехать в любимый Израиль, либо Яруш слишком буянил на востоке, он порывался связаться с Коломойшей, но Коломойша не поднимал трубку.

Вальцманенко выручало воспоминание о Верховной Раде, точнее его поведение в Верховной Раде. Когда он представлял нового министра обороны Галатея, когда Галатей, молодой пацан, обещал парад победы в Севастополе, он, Вальцманенко произнес речь, сидя в кресле. После пустопорожней болтовни, он, наконец, вышел из себя и сказал, что не позволит поносить армию, возглавляемую новым министром обороны, и ударил кулаком по маленькому столику, за которым сидел.

В Верховной Раде тут же все вскочили с мест и стали аплодировать и даже произносить: слава Вальцманенко! Вальцманенко слава! А он, Вальцманенко, в это время низко наклонял голову, широко улыбался, как Барак, а потом тоже бил в ладоши со всей силой.

Это было великое единение отца нации с депутатами-неофашистами. Этот удар кулаком о крышку стола, этот истерический окрик «не дам поносить армию» означал лишь одно: я одолею москалей.

Несмотря на то, что Вальцманенко собрался разогнать Верховную Раду и объявить досрочные выборы уже через несколько месяцев, такого единения президента с депутатами Верховной Рады в истории Украины не было зафиксировано ни разу. Бандиты, которым прочили конец политической карьеры, низвержение их на дно общественного мнения, возможно, пытались заслужить прощение у отца нации за свои бесчисленные правонарушения и злодеяния по отношению не только к своим избирателям, но и к государству. А Вальцманенко думал, что он просто так, благодаря своему выдающемуся ораторскому искусству привел их в экстаз, и они уже сами себе не принадлежат.

«Никогда не был президентом и даже представить себе не мог такую царскую должность, а все-таки я выдающийся президент всей Европы. Вот, Муркель, вот Олланд президент Хранции, и Путин попытались завести меня в тупик, но я обскакал их, я вышел победителем, а они все трое остались в луже. Они мне – мир, а я им – войну. И что же? кто остался победителем? Вальцманенко. А вы в луже. А Путин? Да он места себе не находит. Кто выиграл битву? Вальцманенко выиграл. Донецк и Луганск у ног Вальцманенко, а тебе Путин дулю в нос. Так-то, голубчик. Что если доложить об этом Бараку? Что будет? И никакой стотысячной армии не надо, и мне не стоит надевать военную форму и отправляться на фронт».

Он уже собирался вызвать помощника, лучшего головореза Майдана, прикарпатского пастуха Рыло, как в кабинет ворвались Яйценюх и Ваваков.

– Привет, Вальцманенко, – сказал Яйценюх. – С реверсом газа промблема. Русские давят на страны Евросоюза по реверсу. Я думал, что страны запада, как только мы подпишем с ними ассоциацию, будут нам качать газ бесплатно, долги России мы отдавать не будем, а это даст десятки миллиардов долларов экономии. Но ни тут, ни там мои надежды, похоже, никак не получат подкрепление. Я Вавакова привел, потому как у него план расправиться с востоком, пойти на Крым, вернуть его нам снова, а потом двинуть наши доблестные войска на Москву, а газовую трубу прибрать к рукам. Пожалуйста, генерал Ваваков, доложи президенту, с чем мы пришли.

– Ребята, мы все три еврея собрались здесь, а когда три еврея собираются вместе, никаких переговоров вести невозможно: каждый из нас будет доказывать, что он прав и его версия относительно завоевания Крыма и России вообще самая правильная. Дойдет до кулаков. Хотите, я позвоню Коломойше, он мудрый человек, подтвердит. А потому бросим все и посетим дом терпимости, а точнее бордель. У кого он лучше? У тебя, Яцек? Пошли к тебе. У меня не очень, мне надо навести порядок.

– Я тут думал, а может негритянок попросить у нашего друга Барака, как вы к этому относитесь? А Коломойше звонить не надо, боже сохрани, я с ним только что разговаривал. Он предлагает президенту бросить государственные дела, надеть военную форму и отправиться на фронт в качестве солдата. А кто будет руководить государством? А я ему доказываю и теперь вам хочу доказать: победу над сепаратистами мы одержали. Канцлер Германии Ангела Муркель, президент Франции Олланд, президент Путин суют мне в нос мирные переговоры, а я им – войну. Вот, в чем наша победа над сепаратистами. Надо это отпраздновать. Ну что молчите?

– В борделе отпразднуем, – сказал Ваваков.

– Поехали ко мне, – предложил Яйценюх и расхохотался.

– Следующий праздник в Севастополе, – подытожил разговор Вальцманенко.

 

5

Тяжелые бои под Славянском за освобождение города от карателей показали, что в стане ополченцев, способных содержать боеспособную армию, не все так хорошо, как должно было бы быть у семимиллионного народа, решившего сказать нет карателям.

Толпы ничем не занятого населения, те, кто не воевал, кто отсиживался в подвалах, а так же женщины и дети покидали города и уезжали в Россию. И только часть жителей оставалась. Многие мужи Донбасса трудились в шахтах, значительная часть расположилась в подвалах в ожидании, что будет дальше. И «освободители», а точнее каратели, пришли. Вооруженные до зубов галичане сразу стали спускаться в подвалы, даже в ночное время.

– Всем встать и выходить на улицу! – обычно поступала команда головорезов Швонди и Дискалюка.

– Дети спят, вы что, не видите? – отвечала Аня, супруга Ахрименко, здорового тридцатилетнего мужика, ютившегося у нее под бочком. Он услышал тревожный голос супруги, почувствовал недоброе, и спустил ноги на холодный пол.

– Не так громко, ребята, – произнес он неуверенно.

– Шо? Зробить ему санобработку по первой категории.

Бандер тут же подошел и стукнул его по голове прикладом. Кровь брызнула на супругу и на ребенка, а Иван Ахрименко повалился на старый матрас, на котором он дотоле спал.

Уразумев такую дисциплину, все, кто находился в подвале, приняли стоячее положение, руки по швам, за исключением женщин, держащих маленьких детей на руках, которые так же проснулись и пищали.

– Супруга Ахрименко, тащи своего амбала на горбу, он еще не все получил. Во дворе его ждет столб, на котором он будет повешен.

Аня стиснула зубы, чувствуя, что она виновата, и молча взяла мужа под руку, а в другой руке держала трехлетнего сына Володю.

– Идем, будь терпелив и мужествен. Это очень важно.

Иван с трудом передвигал ноги. Поплелся к ступенькам, шатаясь.

– Давайте, москали, поднимайтесь наверх. Долго мы вас терпели, а теперь, матка боска, пришел вам конец.

Наверху, на площади было много мужчин, оцепленных бандеровцами.

– У кого паспорт с собой, стать на ту сторону.

Таких нашлось с десятка не больше. Остальные уже получали кулаком в зубы.

– Кому помогал, кого кормил, кому воду подносил, с кем связь держал, падло?

Особенно любил допрашивать пленных депутат Верховной Рады Ляшка – Букашка. Поскольку он сам был невысокого роста, тщедушным, он предпочитал допрашивать крупных мужчин в присутствии своих головорезов, которых он финансировал на наворованные деньги.

– Сымай штаны, куртку, головной убор, все сымай, шоб попа сверкала.

Допрашиваемый вынужден был подчиняться. Ляшка – Букашка подходил ближе, брал за волосы и задавал вопросы:

– Иде ты находишься?

– В Донецкой народной республике, – отвечал Игорь Гуськов в возрасте лет пятидесяти.

– Кака тебе народна республика? Ваня, дай ему битой по ребрам. Пять ударов.

Гуськов получил пять ударов по хребту и опустил голову.

– Иде ты находишься? – снова задавал вопрос Ляшка – Букашка.

Гуськов молчал.

– Иде ты находишься? А то получишь десять ударов битой по хребту. А я возьму, да отрежу тебе пальцы на руках. Говори, падло! А, ты не знаешь. Тогда повторяй за мной: слава Украине!

– Слава Украине.

– Слава Степану Бандере!

– Слава Бандере.

– Смерть москалям!

– Смерть бандеровцам!

– Повесить на площади, – приказал Ляшка – Букашка своим бандитам.

Гуськова поволокли на площадь. Там другие бандиты сортировали людей. Матерей, чьи сыновья с оружием в руках защищали свой край от бандеровцев, в одну сторону, оставшихся жен с малышами на руках – в другую сторону, а стариков уже лупили битами и заставляли произносить нацистские лозунги как можно громче.

Здесь так же орудовала банда Правого сектора во главе с Ярушем. Яруш не давал никаких команд, не произносил речей, он предпочитал статус наблюдателя. Если жертве отрубили пальцы на ногах, его глаза светлели, наполняясь радостью и благодарностью истязателю.

Все матери стояли лицом к тыльной стороне здания и молча слушали приказ о том, что они народным судом приговариваются к смерти за то, что родили и воспитали таких сыновей, которые взяли в руки оружие против неньки Украины, в которой родились и выросли. Несколько автоматчиков тут же взяли на прицел, нажали на курки и матери в молчании падали на землю, как снопы. Их расстреливали первыми в назидание остальным.

На очереди были жены бойцов с малышами на руках. Их не истязали, их обязали исполнять роль проституток, так как головорезы уже третий месяц не имели контакта с женским полом.

Два амбала из команды Яруша и один из банды Ляшки-Букашки, отбирали малышей и, держа за ножки, отрубали им головы, а трупы складывали в мусорный бак. Были матери, которые держались, но большинство не отпускали детей.

– Убивайте вместе!

Пять женщин погибли вместе со своими чадами.

Все оставшиеся в живых взяли в руки лопаты, кирки и кайла и вышли на каторжные работы по уборке улиц, на которых валялись кирпичи, куски металла и искореженные каменные плиты от бомбардировок. На Славянск было выпущено около ста тысяч снарядов.

– Ишшо одна казнь, – закричал один из бандитов. – Подождите, сюда ведут народ, весь народ Славянска. Пусть все видят.

Чудом спасшаяся Галина Пышняк рассказывает: «Центр города. Площадь Ленина. Наш Горисполком – это единственная площадь, куда можно согнать всех людей. На площади собрали женщин, потому что мужиков больше нет. Женщины, девочки, старики. И это называется показательная казнь. Взяли ребенка трех лет мальчика маленького в трусиках, в футболке, как Иисуса, распяли на доске объявлений. Вогнали гвозди в ладошки ручек и ножек. Один прибивал, двое держали. И это все на маминых глазах. Маму держали, чтоб она видела. И мама смотрела, как ребенок истекает кровью. Крики. Визг. И еще надрезы сделали, чтоб ребенок мучился. Мать потеряла сознание. Люди в ужасе замерли. А потом, после того как полтора часа ребенок мучился и умер, взяли маму, привязали к танку и провели три круга по площади. А круг площади – километр. У меня две расстрельные статьи. Я за себя не боюсь, – продолжала рассказ Галина Пышняк. – Мне жалко детей. Если бы не дети, я бы взяла сама оружие и пошла в ополчение. Это не украинская армия, это не освободители, это твари. Они, когда вошли в город, там ни одного ополченца не было. Они стреляли по городу. Мародерством занимались. У нас рассказывали бабушки: фашисты так не делали. Это группа СС «Галичина». Они местные. Они над местными издевались. Жен насиловали и детей убивали. И все это восстановили их правнуки. Возродились обратно».

 

6

Спустя два или три дня после того, как бойцы сопротивления оставили Славянск, президент Вальцманенко собрался посетить выжженную дотла землю, но его удерживал страх. А вдруг провалится в какую-нибудь яму, наполненную пеплом, а ему тут же надо доложить Бараку, что с сепаратизмом покончено, – как же он будет выглядеть весь в саже? Что делать, где министр обороны? Подать Полдурака, такую его мать!

– Я у ваших ног, ваш бродь и сиятельство, Слава Украине! – запричитал министр.

– Ты вот что, реши, как быть? Я не знаю, как быть, я пока осваиваю стратегию. Стратегия в военном искусстве – это все. А там, кажись, земля выжжена дотла, одна пыль осталась. Испачкаться можно и провалиться можно…в яму. А я золы боюсь.

– Верховный не должен бояться.

– Я не то, что боюсь, просто мне Бараку надо доложить: с Россией покончено. Пусть Барак присылает Майдена, вернее, сына для добывания сланцевого газа.

– Если…того провалимся, я возьму запасной комплект солдатского оммундирования.

– Ты с ума сошел! Мне генеральскую форму, чтоб пуговицы сверкали как у кота, чтоб звезды сияли на всю Вамерику. Это же будет трансляция, автоматизация, вариация, сигнализация и прочая мордификация, понимаешь, Полный дурак?

– Ладно, шеф, выделю. Новенькую, с иголочки. Только я не полный дурак, как вы изволили выразиться, а Полдурак.

– Разработанный мною план осуществляется без задержек. Умерщвленные россияне, они этого заслужили, не смогут препятствовать добывать сланцевый газ, на который возлагает большие надежды сам Барак, отец всех угнетенных, всех обладателей темной кожи, покровитель белых, любимец дам, которые, конечно же, когда белые сами себя уничтожат, займут их место. Часть русских, называемых беженцами, пришлось приютить в казармах на западе Украины, так как они сами этого захотели. А на западе Украины всегда будет действовать политика сокращения русскоязычного населения путем психологической травли, тюрем, голодом и даже ночными убийствами и, конечно же, запретом балакать на руськой мове, враждебной галичанскому диалекту, который в будущем станет основой настоящего украинского языка.

– Вы правильно сказали. Теперь едем. Только как, на тачке, или самолетом?

– Самолета я боюсь, он может упасть, загореться. Давай тачку с запасными колесами. И чтоб там были подушки, чтоб подремать можно было по дороге. Знай: во время полудремотного состояния рождаются всякие гениальные мысли в голове.

Только машина вышла на трассу и еще не набрала скорость, как впереди показался бывший министр обороны Киваль. Он кивал не только головой, но и руками.

– Ладно, возьмем этого старого дурака с собой, он опытный вояка. Притормози.

Машина юзом прошла метров тридцать. Киваль прибежал, запыхавшись.

– Ой, спасибо, уважили, иначе пришлось бы вызывать «скорую». Я так переживаю, так переживаю, ужась!

– Все? – спросил Верховный.

– А Хвощь? Он же начальник Генерального штаба, как без него?

– Поехали, – приказал Верховный. – Как вы не понимаете, ведь все мы едем в зону риска, где нас ждет та, с косой и с одним кривым глазом, но этот кривой глаз – самый опасный глаз. А вдруг мы того, погибнем все, кто будет руководить страной, скажите? Ненька Украина снова попадет в лапы северного медведя. Пусть остается Хвощ. Ежели мы все погибнем, пущай он руководит страной. Ну, как, мудро я выразился?

– Гивноально, – сказал министр Полдурак.

– Гениально, балда, – поправил генерал Киваль.

– Ну, обшибся, ну и что ж!? Зато парад победы в Севастополе обещаю на сто процентов. А опосля…у…у…у Моське, на Красной щлощади. Сука буду.

Вальцманенко, радуясь в душе этой фразе, захлопал в ладоши и расщедрился на лошадиный хохот. Его поддержал генерал Киваль и даже водитель Висячая Сосиска.

– Надо переодеться в форму военного.

– Только в генеральскую, никак иначе, Верховный, – тут же произнес Полдурак. – Эй, генерал Сосиська, доставай форму!

– Не могу, я держусь за руль.

– Ладно, сам достану красавчику нашему, – сказал министр обороны и воскликнул, – Слава Украине!

Вальцманенко поднесли миниатюрное зеркало для осмотра своей физиономии. Верховный, как глянул на себя в военной форме, сразу не узнал себя.

– Генерал Киваль! Кто ето есть? А то они не узнают себя. Доложи.

– Слава Украине, – произнес генерал Киваль, прикладывая руку к головному убору.

– Вот это другое дело! Так что, Верховный, не сумлевайтесь, это вы Вальцманенко, бузосмен, да еще президент, кому назначено судьбой доставить всю Украину в Евросоюз прямо завтра же. К тому же это гроза всех москалей, ядовитая змея всех сепаратистов, террористов, коммунистов и всяких прочих истов, которые на нашей земле без разрешения расположились.

– Приготовиться к высадке…прямо на передовой.

– Да, да? Ой, не стоит, тут столько генералов, это цвет нашей армии, я как Верховный Главнокомандующий не могу рисковать…, остановитесь за двадцать километров от линии фронта.

– Я тоже так считаю, – произнес министр обороны. – Лучше подготовиться к параду в Севастополе. Ну-ка водитель, покажь дорогу!

– Если не приближаться к линии фронта, то нам в обратную сторону. Тридцать километров пути и там штаб армии.

– Я одобряю.

Тридцать километров преодолели за тридцать минут и очутились в превосходном месте – это оказался генеральский лагерь, где все было как на загнивающем западе, как в американской армии; около ста проституток обслуживали старых и молодых генералов, для коих было отведено десять палаток, где они сейчас тоже готовились к бою, любовному, разумеется.

Дежурный генерал Хвост доложил:

– Никого нет, все на передовой с генералом Ноготочком впереди, но если Верховный прикажет, Ноготочек может развернуть войска для принятия Парада победы Верховным Главнокомандующим.

– Пока генерал Ноготочек разворачивает войска, берет в плен сепаратистов, я предлагаю пивка, посетить наших красивых девочек, они сейчас натираются благовониями. Отдохнем по законам военного времени, – предложил министр обороны. – Генерал Киваль, посетите палатки, определите, насколько готовы к бою тет-а-тет наши амазонки.

Все шло как по маслу. Министр обороны знал: нечего пока показывать Верховному, пущай подождет маненько. И Верховный был согласен, но тут произошел маленький казус. Президент стал искать портсигар и никак не мог нащупать в карманах брюк и военной куртке. Тогда он полез в рюкзак, а там зазвенели медали. Для кого эти медали? Для доблестных солдат, конечно. Зачем он сюда приехал? Награждать доблестных солдат, на чьих руках смерть женщин, детей и стариков. Он как бы проснулся, хотел стукнуть кулаком по столу и произнести: не позволю, но стола не было. Он стукнул по колену, и грозно произнес: стоп!

– Стоп! – сказал министр обороны.

– Стоп! – произнесли генералы и все джипы остановились.

– Я-то должен награждать победителей. Давайте отправимся в Славянск, – сказал президент и снова стукнул кулаком по коленке.

– В Славянск, – произнес Полдурак, – прикладывая руку к козырьку. – Разворачивай!

Президент, сопровождаемый свитой генералов, отправился в осиротевший Славянск.

Бойцы ополчения только вчера оставили этот город. Приблизительно шесть процентов населения Славянска остались в живых, чтобы встретить представителей новой профашистской, проамериканской власти.

Среди тех, кто не покинул город вместе с ополченцами, были и предатели, фашистские прихвостни. Остальные никуда не уехали по той причине, что некуда было уезжать. Матери бойцов-освободителей, которые были расстреляны, часть горожан, заподозренных в неблагонадежности, была повешена на центральной площади, головки детишек и их трупы сброшены в мешки для последующего предъявления олигарху Коломойше, чтобы получить за каждую голову десять тысяч долларов.

Славянск выглядел безлюдным. По городским улицам расхаживали и даже напевали нацистские песенки военные из Правого сектора и бойцы радикальной партии Ляшки – Букашки. Сам Ляшка – Букашка не переставал проводить допросы. Сейчас он допрашивал старуху, которая плохо слышала и практически ничего не видела, и слышала его только тогда, когда он кричал ей в ухо.

Президент без головного убора, в военной форме расхаживал по площади, полный чувства достоинства, величия и гордости за себя как президента, за своих доблестных воинов и за то, что выполняется приказ Майдена: Донецкая земля должна быть освобождена от русских. Пустынные улицы радовали его, разрушенные дома вселяли надежду на признание его, как великого полководца современности.

– А почему так много людей на улицах? – спросил Верховный. – Я полагал: всех должны ликвидировать.

– Господин президент, с вашим появлением все вышли на улицы. От радости, от восторга, чтобы приветствовать вас, как главу государства. А на самом деле в живых осталось всего лишь пять процентов. Ваше указание выполняется с точностью до 99 и 9 десятых процента. Уничтожаются даже дети. И сейчас Ляшка– Букашка допрашивает стариков и старух, кто выпекал пирожки для террористов, а потом их вешают на площади, – докладывал министр обороны.

– Наградить Ляшку орденом…

Надо признать, трупы расстрелянных матерей и тех, кто удостоился почетной смерти от рук фашистов – виселицы, были убраны, а трупы закопаны в общей могиле.

Вальцманенко не видел зверств своего доблестного войска, его холуи не решились продемонстрировать ему свои художества, а ведь он мог обрадоваться, похвалить их, поскольку он сам ущербный человек.

А пока он готовился произнести речь. Но перед кем? Гражданского населения катастрофически мало, всего три десятка человек. Неужели такая у него доблестная армия – всех перестреляла?

Новоявленный мэр Славянска, тюремный сторож из Львова Гнусик, все время, как кот за кошкой во время половой охоты, следовал за Вальцманенко и все спрашивал: не желаете ли минеральной водички, ваше святейшество, пан президент?

– Послушай, Гнусик, собери народ на митинг. В том числе и военных.

– И Ляшку – Букашку, пане президентуля?

– И букашку – всех, – величественно произнес Вальцманенко, потряхивая мешком с медалями.

Гнусик побежал по полуразваленным домам, где не работал лифт, не было электрического света, не работали туалеты. Чихая и постреливая, он прыгал с этажа на этаж и собрал двадцать пять человек, особенно тех, кто ждал бандеровцев. Здесь были в основном плечистые парни, которым не нравилась освободительная армия.

Зато военных было человек сто. Получилось довольно большое количество митингующих. Тележурналисты хунты засняли так, что невольно зрители поверили: десятки тысяч горожан встречали всенародно избранного президента, великого сына украинского народа, Вальцманенко.

Окруженный многотысячной толпой, Вальцманенко начал речь.

– Дорогие воины украинской армии, дорогие защитники великого народа, народа представляющего стержень европейской цивилизации, дорогие воины Галичины, непобедимые бандеровцы – гордость всех украинцев, с Днем рождения! Потому что операция в Славянске, операция в Дружковке, операция на Донбассе – это рождение настоящей украинской армии и вместе с тем новой украинской нации, – сказал он. – То, что происходит сейчас – это бои за украинскую независимость. Таким образом, закаляется нация. Она приобретает самого мощного, самого непобедимого и самого верного друга, что живет далеко за океаном и правит всем миром. Под крылом этого друга Украина сможет плевать в рожу северному соседу, который отобрал у нас Крым и душит нас своим газом. Плевать я хотел на этот газ, у нас будет свой, сланцевый газ. А поганых москалей мы уничтожим…до десятого колена. Ура! Я поздравляю себя и Украину, поздравляю с Днем рождения, вторым Днем рождения после украинской независимости!

Раздались бурные аплодисменты.

– А шо? Шо вы мовчете? – вмешался Ляшка Букашка. – Треба кричать ура. Ура, ура, ура-а-а-а!

Вальцманенко трижды поклонился толпе.

– Я надеюсь, что в самое ближайшее время будут продолжены «эффективные действия украинской армии». Но и мой мирный план будет осуществляться. Нет никаких сомнений, что мирный план будет имплементирован. Он нашел поддержку во всем мире, он поддержан в Славянске, Дружковке, Константиновке и Артемовске. Будет он поддержан и в Донецке, и в Луганске, потому что это план президента новой формации, за который я надеюсь получить Нобелевскую премию мира. Заверяю вас, что скоро вы получите элестричество, воду, газ, уголь, хлеб по кусочку и по щепотке соли. Соли вдоволь и надежду на лучшее будущее. Берите в руки оружие и на Донецк. Я уже приказал заводам и фабрикам приступить и немедленно к созданию оружия нового поколения. Чтобы один раз нажать на курок и все террористы погибли или подняли руки кверху. А теперь позвольте наградить доблестных воинов нашей народной армии.

Речь президента всем понравилась, но все-же толпа начала вздыхать: никто не мог понять новое слово «имплементирован». Даже Ляшка – Букашка его не понял и шепотом задавал себе вопрос: шо воно таке? Може цэ Вамерика собирается прийти на помощь? Али может Путина пымают и в мешок посадят? Тады я начну задавать ему вопросы: иде ты находишься, падло?

Ляшка – Букашка надеялся на награду железным крестом, но президент упорно не называл его фамилию. Ему казалось, что он потерял слух. Пришлось доставать спичку, наматывать туалетную бумагу и чистить ушные раковины: грязи полно, но чтоб называли его фамилию, не слышит.

Наконец, когда Вальцманенко произнес последнюю фамилию из списка для награжденных железным крестом, Ляшка – Букашка потерял всякую надежду и стал потихоньку пробираться от центра к выходу, намереваясь найти старуху, чтоб окончить допрос. Сколько внуков у нее родилось и все ли ушли в освободительную армию Донецкой республики?

В это время президент Вальцманенко произнес страшные слова, от которых Ляшка – Букашка сильно увлажнил кальсоны.

– Депутат Верховной Рады руководитель Радикальной партии Ляшка – Букашка! Вы награждаетесь орденом доблестного бандеровца Шухевича, первого помочника Степана Бандеры. Только вчера своим указом я учредил этот орден, вы первым удостаиваетесь этой чести. Слава Украине!

– Слава Украине! Слава Украине! Хай живе, хай живе Вальцманенко, маршал всех родов войск, – выкрикивал Ляшка – Букашка.

 

7

Получив медную квадратную жестянку с изображением Шухевича, Ляшка – Букашка, подпрыгивая, как козлик, родившейся две недели тому и произнося бандеровский лозунг «Слава Украине», отправился на новые подвиги. Увидев старика, сидевшего на скамейке у своего разрушенного дома, подбежал к нему.

– Ты шо тут робишь, падло? Ты иде находишься? Я тебя спрашиваю: иде ты находишься?

– У своего дома, ты разве не видишь?

Ляшка – Букашка дал ему кулаком по гнилым зубам и надел мешок на голову.

– Иде ты находишься, спрашиваю, падло?

– В Славянске, что принадлежит Донецкой республике.

Ляшка – Букашка повалил старика на землю и стал бить его ногами, потом снял мешок с окровавленной головы.

– Я тебя не буду убивать, посидишь двадцать лет в тюрьме и если не подохнешь у подвале, иде нет сепаратистов, коммунистов и всяких там москалей, мы с тобой увидимся, ты мине ответишь, иде ты находишься. А топерь повторяй за мной. Я Иван Точилин нахожуся в Украине, освобожденной от сепаратистов, террористов и всяких тама российских завоевателей, бандитов и москалей, доблестными войсками Ляшки – Бурашки.

Старик Точилин повторил слово в слово и стал ждать новых ударов.

– Погляди, шо ты видишь перед собой.

– Почтовый ящик.

– Правильно. Чичас я тебе дам бумагу и ручку, ты напишешь фамилию своего соседа, кума, свата, брата, кто помогал сепаратистам. Давай, две-три фамилии, а можно и десять. В таком случае ты заслуживаешь прощения у народной власти, которая тебя освободила от сепаратистов, коммунистов и прочих истов, в особенности москалей.

Точилин долго думал, припоминал, кого бы вписать в список врагов народа. Надо же было как-то выходить из положения и спасать свою шкуру от побоев и жизнь от виселицы. Многие его сверстники, кто выражал недовольство киевской хунтой, перебиты, часть скончались от инфаркта и других болезней. И вдруг он увидел женщину с метелкой в руках. Она пользовалась не только метелкой, но и железными граблями, сгребала мусор и относила разбитые кирпичи в мусорный контейнер. Она встала сегодня очень рано, так как должен был вылупиться президент где-то к двенадцати дня. Но поскольку не успела убрать весь мусор, продолжала работать. Кто бы это мог быть? – подумал Иван и никак не мог вспомнить.

– Ну, шо, шо думаешь так долго? Пиши, сказано тебе.

– Да вот смотрю на эту старуху и никак не могу вспомнить ее фамилию. Кажись она пирожки пекла для бойцов освободительной армии, а на деле супаратистов, как вы их называете. Да, точно, дважды видел. Клянуся самим Степаном Бандерой.

– Хорошо, цэ друге дило, – сказал Ляшка – Букашка. – К завтрашнему дню еще пять фамилий напишешь и опустишь в ящик. А с уборщицей я счас разберусь. А, погоди. Послушай, Иван, набери тама хучь двадцать фамилий всяких там москалей и сепаратистов, получишь медаль Степана Бандеры. Это высшая награда в Украине.

Как раз два боевика проходили мимо, время, от времени поглядывая на своего предвадителя.

– Эй вы, бездельники!

– Так точно!

– Оту вот старуху шо с метелкой в руках, завести за угол и расстрелять. Она работала на наших врагов, кормила их пирожками, думая, шо она Нудельман.

– А хто така Нудульманиха? – спросил один из бойцов.

– Специалист по выпечке прирожков, она всех революционеров кормила в Киеве этими пирожками. Пойнятно? А теперь выполняйте приказ. Расстрелять старуху.

– Десять долларов за расстрел старухи.

– На тебе двадцать. Ты думаешь: Ляшка – Букашка жадный. Да ничего такого не наблюдалось. Правду я говорю, доблестные гвардейцы?

– Так точно. Есть предложение расстрелять старуху без вознаграждения.

– О, это мне нравится. Выполняйте.

После расстрела старухи с метлой в руках без суда и следствия, Ляшка – Букашка собрал своих головорезов, членов своей банды, бывших воров, уголовников, получивших, как правило, свыше десяти лет и выкупленных у Вавакова за десять тысяч долларов для организации банды, отправился в мэрию разрушенного города Славянска.

Мэр Славянска Педарастик, назначенный на эту должность еще до войны киевской хунтой, прятался в основном на чердаке своей дачи, а как только ополченцы оставили город, объявился, не запылился.

Педарастик тоже попытался включиться в работу по выявлению врагов народа, но его попытка была менее изощренная, чем у Ляшки – Букашки, поэтому ни одного врага народа мэр не откопал.

Когда банда Ляшки – Букашки ворвалась к мэру без какого-либо препятствия, он даже обрадовался. Вот, дескать, помощники в налаживании порядка в полупустом городе. Но все испортил командир радикалов. Он подошел, взял мэра за чуб и спросил:

– Иде ты находишься, падло?

– Как где? У себя в кабинете. Да отпусти ты, и тот жалкий клок волос вырвешь. Жена бросит.

– Пиши заяву об освобождении от должности, падло.

– Не буду.

– Ребята сделайте ему коктейль Молотова!

Бандиты стали снимать с мэра одежду, а когда дело дошло до трусов, мэр взмолился.

– Братцы, не убивайте, я согласен. Дайте ручку и бамагу, пишу заяву на ослобождение. Раз не верите, бог с вами. Только такого мэра, как Педарастик, вы в жись не найдете. Я все данные передавал Ярушу и в батальон «Азов». Награду имею.

– Покажи, падло.

Педарастик вытащил из трусов точно такой же медный квадратик с изображением Шухевича, как у Ляшки – Букашки и показал.

– Гм, как у меня, – произнес Ляшка – Букашка. – Ребята, произошла ошибка. Мэр Педарастик свой человек. Давайте отпустим его и пожелаем ему успехов.

– Один под дых и пусть катится колбасой, – произнес помощник командира Подкова и со всего размаху саданул мэра кованым сапогом в промежность.

Мэр закричал, сколько было сил, свернулся клубочком и покатился под стол. Когда он совсем умолк и уже не двигался, банда Ляшки – Букашки покинула мэрию.

На следующий день спокойствие в поверженном городке Славянске было нарушено многочисленными выстрелами, диким воплем и еще более поразительным ползанием на четвереньках. Этот звук издавали те люди, кто чувствовал себя совершенно ни в чем не виноватым и должен был вот-вот погибнуть по причине гнусного наговора своего соседа, а то и родственника. Трудно предсказать поведение человека, на которого наставлено дуло автомата и рука в районе спускового крючка, стоит нажать, и тебя нет больше на свете, но на этот спусковой крючок не нажимают, ждут признания. А Ляшка – Букашка любил признания. Как только человек признавался, либо наговаривал на соседа, на кума, на свата на брата, Ляшка – Букашка взмахивал рукой и тогда раздавался выстрел.

Мать троих маленьких детей упала на колени. Она молила оставить ей жизнь ради малышей, заверяя карателей в том, что ее муж вопреки ее воле, подался в так называемое народное ополчение.

– Ну, шо робыть? – произнес Ляшка – Букашка обнадеживающую фразу.

Несчастная поползла к ногам карателя. Тот испугался и махнул рукой. Но выстрел не раздался: стрелявший дрогнул и произнес: не могу. Тогда Ляшка – Букашка сам выхватил пистолет и сделал три выстрела, один из которых попал в голову матери.

– Детей надо поймать и отрезать им головы, уложить в мешки и предъявить Коломойше, пусть платит, падло, – произнес он, глядя на своих бандитов.

Оставшиеся в живых жители Славянска буквально одурели. И никто не мог понять отчего, от страха? Или может у них проснулась звериная, а точнее змеиная злоба на ближнего. Все ящички, прикрепленные к торчащим столбам, к заборам разрушенных домов, были наполнены небольшими, случайно вырванными из тетради листочками, в которых значились имена, адреса тех людей, кто помогал ополченцам.

Если кто пожал руку ополченцу, если кто постирал майку, подал воды в пластиковой бутылке, считался предателем и подлежал физическому уничтожению. Из шести процентов оставшегося населения Славянска, выжило менее двух.

Возможно, выполнялся план Бадена и Барака, который предусматривал полное физическое уничтожение населения юго-востока с последующим заселением галичанами. Ибо только в этом случае, как они полагали, сланцевый газ, а его на Донбассе много, сможет добываться в спокойной обстановке. Россияне – кость в горле. К тому же рядом Россия, и ее влияние на русских, живущих в Донбассе, всегда будет весомым.

Жалко ли тех, кто пошел на сделку с совестью, кто остался, чтоб пресмыкаться перед карателями и погиб от рук карателей, трудно сказать. Иногда человек выбирая прямой путь, обходя тернистый, не знает, что этот путь ведет в бездну, откуда нет возврата.

 

8

Всякая воюющая армия несет потери. Это касается и армии, воюющей с собственным народом. Возможно, дядя Сэм замыслил столкнуть белых между собой, дабы уменьшить количество этого населения, дать возможность землякам занять их места и тогда уж править миром в течение тысячелетий. В своей, далеко не чистой душе, в глубокой тайне, он вынашивал идею создания государства ИГИЛ. И когда эта идея подкреплялась мощным напором мирового терроризма чернокожих, явно направленных против белых, радовался, но тщательно скрывал от американцев, которыми он правил по воле рока. Мало того, он якобы посылал туда самолеты, бомбил террористов, он это делал долго, но террористы под этими бомбежками только процветали и расширялись. И оружие попадало им в руки. Как это происходило, историки откопают. Быть может он мечтал создать мощное государство, состоящее из головорезов и направить его против России? Трудно сказать. Но такая версия имеет право на существование.

Киевская хунта, состоящая в основном из негодяев, возведенных на престол американцами, правила бал по сценарию из Вашингтона. Она добросовестно исполняла волю президена и других американских ястребов, как можно быстрее навести порядок на Донбассе, чтоб добывать сланцевый газ, а навести этот порядок можно было только силой оружия.

И оружие плохое, уже никуда негодное, запыленное, заржавевшее, старое, было собрано, отдраено, ошкурено и пущено в ход против собственного безоружного народа. Это что-то похуже ленинского рая, сразу же превратившегося в гражданскую войну вместо обещанного равенства, братства и лозунга: фабрики и заводы – рабочим, земля – крестьянам, мир – народам. Как только большевики захватили власть, немного организовались и тут же пошли на Польшу освобождать поляков от ига империализма, хоть поляки не просили их об этом освобождении.

Но белогвардейцы защищали свою родину от большевистских гуннов с оружием в руках, а бедные южане, жители Донецка и Луганска, стояли насмерть с ножами, да вилами в руках. Их косили…старыми пулеметами, скидывали на них старые бомбы, в том числе и кассетные.

Благо, Россия подставила плечо. Не зря западные швабы так ополчились, не зря америкосы не могли найти себе места, как во время поноса, когда нет ни лекарств, ни врачей. А что же вы хотели, апостолы лжи? Вы сами создали киевскую хунту из худшего отродья, послали их убивать собственных граждан, жечь их дома, лишать их воды, электричества, издеваться над детьми и стариками. И…, чтоб они, склонив головы перед карателями, добровольно отошли в мир иной? Вам нужна была свободная территория для добывания сланцевого газа, так ведь? И вы хотели, чтобы этот народ никто не защитил? Ошибаетесь, безнравственные жирные свиньи.

Русский народ не мог пройти мимо такой несправедливости. Слава этому народу, слава такому народу, который может выручить брата в беде и постоять за себя и за него. Можно только выразить сожаление, что эта помощь была скромной и какой-то стыдливой. Всех карателей, которые пришли убивать под лживым, надуманным в Вашингтоне лозунгом за единую Украину, следовало отправить на тот свет при помощи всех видов современного оружия в течение нескольких минут. А то эта карательная операция была слишком затяжной и мучительной для тех, кто сражался и для тех, кто наблюдал со стороны.

– По сепалатистам огонь! – командовал Ляшка – Букашка.

– А шо цэ такэ, сепаратисты? Я много раз слышал это слово, а шо оно значит, никак не пойму, – спрашивал рядовой Дырко Затычко.

– Сколько можно, Дырко Затычко? Все русские это и есть сепалатисты. А их соседи, уже не россияне, а москали – это террористы, понял?

– Так точно, понял.

– Тогда пли!

– Затвор не слушается, заржавело все.

– В укрытие! Самолет летит, кассетную бомбу несет по сепалатистам.

Самолеты пролетели, что-то сбросили, несколько многоэтажек рассыпались, как кирпичные домики. И все стихло.

– Пли! – раздалась команда Ляшки– Букашки.

– Патронов нет, стрелять нечем.

– Генерал Гвоздь! Это говорит Ляшка – Букашка. У нас стрелять нечем, а сепалатисты начинают поднимать головы, вон они из-за укрытия нам кукиш показывают. Свяжитесь с Верховным в Киеве, пусть пришлет нам ракеты. Надо, чтоб все слетало на воздух, а то бабы в окна задницы показывают, такую их мать. Я на передовой. Воевать не с кем, вон несколько бородачей с вилами стоят, все за углы прячутся, не посылать же мне бойцов, врукопашную драться, енерал Гвоздь. Вы знаете, шо Ляшка-Букашка депутат Верховной Рады, я и погоны могу с вас содрать, вашу мать, Гвозь, тупой.

Генерал связался с президентом, изложил ему просьбу, объяснил ситуацию.

– Разговоры о том, что нам не с кем и нечем воевать прекратить! – и ударил кулаком по столу. – Я никому не позволю сочинять басни про мою армию и про мои вооруженные силы! Они настолько боеспособны, что любая армия, кроме американской, побежит с поля боя. Вы слышите? Не забывайте, это говорит верховный главнокомандующий Петро Вальцманенко из колена Вальцманенко, самых богатых людей Евросоюза.

– Министр обороны так представляет ситувацию, – сказал в оправдание генерал Гвоздь, – я ничего не выдумываю.

– Министра обороны в отставку. Я это сделаю в ближайшее время. Вернее, я это уже сделал. А ты, Гвоздь, вызови начальника Генерального штаба Сверчка и обяжи его начать мобилизацию с 18 до 35 лет. Мы получим три миллиона солдат и шапками закидаем москалей. Там москали воюют, а не жители Донецка и Луганска.

– Так уже это было, – не сдавался Гвоздь. – И что же? Шапки простреливались, мобилизация не проходила, и сто тысяч не набралось. И из ста тысяч осталось…

– Тогда…тогда, вашу мать, – он стукнул кулаком по столу, – тогда всех лиц мужеского пола от 18 до 65 лет, немедля призвать в армию. Получим шесть миллионов солдат. Путин намочит штаны со страху. И еще вещать о потерях…прекратить! Это шельмование армии, это работа на врага, на Путина. Я ему покажу, пусть знает, против кого он послал свою небоеспособную армию.

– Он вашу фабрику национализировал? А что касаемо шельмования, согласен. Если полегло сто бойцов доблестной армии, значит не погиб ни один, ежели тышша, значит один солдат … ранен, – произнес Гвоздь и подпрыгнул от радости. – Как же я раньше об этом не подумал?

– А я …, у меня план, – подключился Трупчинов. (Гвоздь все слышал в трубке). – Тут столько работы, столько работы. Каждый день кулачные бои в Верховной Раде, уговоры Яруша, который запросто с автоматом в руках заходит во время заседания Верховной Рады и чего-то требует. Тут и коммунисты. Массы требуют их убрать совсем, а нам без них никак. Все глядишь лишний голос можно за доллары купить.

– Ты, Труп, молодец. Разрешаю умолкнуть. История оценит твои старания, – произнес президент Вальцманенко. – Есть ли вопросы? Нет – тогда за работу. Снаряды – в армию, новобранцев – на поля сражений, ты слышишь, Гвоздь, мои команды? То-то же, мотай на ус. И моим доблестным бойцам передай, пусть мотают на ус.

Ляшка – Букашка налетел, как вихрь:

– Ну, шо? Иде ты находишься?

– В штабе армии, а ты где, педик Ляшка – Букашка?

– Да я шо? Да я ничего, я тоже нахожуся…тута. Как там Верховный греховный?

– Приказал не плакаться, и армию не шельмовать. Армию надо хвалить. Ты, Ляшка – Букашка, тоже вскоре станешь генералом…

– Ну, если генералом, тады я молчу. Слава нашей армии и долой президента. Такой закон я зарегистрирую в Верховной Раде, прямо завтра.

– Не получится.

– Шо? Як цэ не получится? Если Ляшка – Букашка захотел, если он замыслил, все должно получиться.

– Наш президент и президент заокеанской страны – оба голубые, и дружба у них на вечные времена, так что не берись за гуж, коль не дюж.

 

9

В связи со значительными потерями в живой силе и технике на фронте, хунта вынуждена была прибегнуть к срочной мобилизации. Дело в том, что у ополченцев стала появляться военная техника. А, следовательно, каратели, постепенно стали получать отпор. И этот отпор возрастал иногда настолько, что каратели, особенно во время пиров и в постелях проституток, начали задавать себе вопрос: а шо такое смерть? Она действительно с косой? А могет это выдумка москалей? И та с косой являлась…, даже тогда, когда каратели находились в глубоком сне. Гибли не только они, но и военная техника. Новый министр обороны, уже четвертый, не то Полдурак, не то Вурдалак, дал команду палить из последнего самолета ВВС Украины и то неудачно, тот стал палить да попадал в своих.

Не был налажен ремонт танков на харьковском заводе, не хватало патронов, а у ополченцев все появлялось как грибы в поле после теплого летнего дождя.

Вальцманенко, Яйценюх, Трупчинов запаниковали и стали искать выход из безвыходного положения. Такой выход они усматривали в постановке новых порций пушечного мяса. Не без подсказки своих заокеанских покровителей.

В этом плане тоже пошло не все гладко. Верховный, великий стратег среди мышей, он полагал, что достаточно выступить перед камерами и дело пойдет на лад. Надо сказать, Верховный, то ли с расстройства, то ли по другим причинам, начал баловаться православной, в результате чего произошли значительные изменения в его поведении перед микрофоном. Потому и выходило так: собака лает – ветер носит.

Первыми совершенно открыто, вслух, прилюдно, у микрофона стали выражать протесты против отправки своих чад на войну самые преданные бандерки Украины, матери Львова.

– Не дадим, не отпустим на верную смерть. Москали это звери, а не люди, они убивают наших сыновей просто так, словно щелкают семечки. У нашего любимого президента, выдающегося стратега, есть сын, то ли Андрий, то ли Мадрий, пусть он его отправит повоевать на Донбасс, почему бы не показать пример?

Эти протесты из самого сердца бандеровщины вызвали шок в киевской хунте. Вальцманенко пришлось отправить сына в зону боевых действий. Был заказан специальный железный ящик с мелкими отверстиями, туда помещен сын и отправлен специальным транспортом туда, где стреляют. Мальчишка оказался довольно мужественным, не обвалял штанишки, а только трижды описался. Все тележурналисты Украины были отправлены следом. Пришлось ждать трое суток, пока установилась тишина и мальчика, будущего полководца, сына всенародно избранного (назначенного) президента, вытащили из железной клетки как мокрую курицу, отмыли, переодели и начали снимать…в течение пяти часов, пока его черноволосая головка не упала на грудь. Телеканалы тут же это показали под всеобщее ликование украинского народа. Пошли письма, телеграммы прямо в Киев, прямо президенту. Когда было собрано пять мешков восторгов собственных граждан, было приказано прекратить прием восторгов.

Бедные матери Львова прослезились от стыда. И их чада стали в массовом порядке отправляться на фронт. Многие из них вскоре вернулись в цинковых гробах.

Всеобщая мобилизация от 18 до 65 лет все равно проходила трудно. Люди стали убегать из страны. В основном в Россию, страну агрессора. Агрессор их принимал, давал им работу, подкармливал их и их семьи. Количество тех, кто подлежал мобилизации, кто мог бы взять оружие в руки и убивать, но кто предпочел заработать денежки честным трудом в стране агрессора, превысило два миллиона человек. Нельзя не согласиться, что это солидная армия. Не станем распространяться, просто скажем: у российского руководства крепко сидит голова на плечах.

Мобилизацией занимались военные комиссариаты. В первые же дни явилось меньше одного процента призывников и то слепые, хромые, однорукие, одноногие. Военкомы не знали, что делать и решили вещать правду.

Начальник генерального штаба Сверчок сразу приходил в ярость.

– Капитан Шворень.

– Я не капитан, я майор.

– Я сказал: капитан, значит, капитан. Майором ты был до сегодняшнего дня. Ты слышал такое выражение – ловля блох.

– Только в детстве, када кусали.

– Так вот лови призывников, как блох, посылай грузовики по улицам, по кварталам, звони в дверь, врывайся в спальню, вытаскивай призывника из-под бочка супруги, любовницы и на войну. Давай! Через три дня доложишь, лейтенант.

Шворень, у которого все еще были погоны майора на плечах, почесал усы и отправился выполнять приказание. Он дал объявление во всех газетах Тернополя, что война ведется с москалями, не на жизнь, а насмерть и выразил уверенность, что доблестные наследники Бандеры возьмут в руки оружие и погонят их до самой Красной площади, а оттуда вернутся в Крым, и вернут полуостров неньке Украине. Такие объявления он напечатал на белой лоснящейся бумаге и расклеил по всем столбам города.

Городской военкомат наполнился молодежью от пятнадцати до тридцати лет. Желание дать москалям под зад было так велико, что военком Шворень образовал еще один отдел по приему и еще одну медицинскую комиссию и приказал признать годными к воинской службе всех желающих. В доблестные войска попали эпилептики и шизофреники, гомики, страдающие венерическими заболеваниями, туберкулезом и болезнью Дауна. Сюда пришли и матери пацанов, моложе восемнадцати лет и при помощи обильных слез хотели отмыть свои чада от участия в боевых действиях, но пацаны, сговорившись, сами заняли автобусы, закрыли двери, и водители тут же включили двигатели.

Все добровольцы значительно пополнили 51 армию, были отправлены на фронт, три дня их не кормили, а потом бросили в бой с сепаратистами. Сепаратисты запустили систему залпового огня, сожгли всю технику и пацанов тоже.

Через две недели в Тернополь, Ивано – Франковск, во Львов вернулось много гробов. Сифилитики – герои, шизофреники – доблестные солдаты нашли мир и вечный покой на поле брани и не с москалями, а со своими гражданами на земле, подаренной когда-то Лениным Украине.

Матери Львовщины вышли на массовый митинг к городскому военкомату. Они рыдали, лили слезы, но к ним никто не вышел, они никому не были нужны. Плохо воевали их сыны, сказал сам себе военком Шворень и приказал запереть входную дверь.

Частично этот материал был показан по телевидению, сопротивление мобилизации началось по всей стране. Отдельные военкоматы пытались воздействовать на отказников при помощи правоохранительных органов. Но только один был осужден на год, и то условно. Что касается сорокалетних и старше, то тут были сплошные инвалиды, больные, истощенные, любому вояке ясно, что такой солдат дороже обойдется армии, чем он может отработать завтрак из каши без масла и без чаю.

Начальник генерального штаба Сверчок собрал всех областных военкомов страны в большой зал и стал каждого песочить.

Когда очередь дошла до военкома Днепропетровской области Подлизко, все ждали, что ему больше всех достанется и если больше всех достанется, каждый будет рад до смерти. Подлизко был неисправимым хвастуном и хамелеоном. Никто из областных военкомов не носил генеральские погоны, а Подлизко носил, ни у кого не висело столько медалей, крестов, маленьких портретов, в том числе и Степана Бандеры, как у Подлизко. Никто не удостаивался приема у Коломойши и Вальцманенко в Киеве, а Подлизко встречали и долго трясли руку. Ни у кого не было двух особняков в Крыму до шести этажей, а у Подлизко были.

– Днепропетровская область выделила на войну с москалями десять тышш отборных бойцов. Три тышши я распорядился подарить нашему дорогому губернатору Коломойше, одну тышшу отдал Ярушу, а из семи тышш отборных молодцев организован батальон «Днепр». Кто может победить «Днепр»? А никто! Нет такой армии в мире, которая бы сравнялась с батальоном «Днепр». Я очень сожалею, что моим коллегам не удалось собрать ни по одному солдату. Представьте двадцать пять областей, и каждая выдала бы по десять тышш. Да это же, это же…несколько армий. Кацапы сразу убежали бы за Урал. Но мы бы их и там достали и прикончили, потому как они нам не нужны, нам нужны ресурсы. А они пока с нами делиться не хотят, хоть и обязаны это делать. Что это за сосед, который не поделится с соседом килограммом картофеля или одной охапкой сена? Почему они заламывают такие высокие цены за газ, было же раньше по 50 баксов за тысячу кубов, почему он теперь стоит 450? Удушить хотят? Не получится! Сами удушим, но прежде кишки выпустим и вокруг дерева обмотаем.

Начальник штаба Сверчок загремел в ладоши. Раздались жидкие хлопки. Все знали, что генерал Подлизко бесстыдно лжет. Он умело преподносит эту ложь. И ему верят, от президента до начальника штаба.

– Спасибо за работу, товарищ генерал. Мы в штабе подумаем и представим вас к награде. Наградим вас орденом Мазепы. Если бы все так работали. Товарищ енерал идеологически подкован. Заветы Бандеры ему хорошо известны и он их добросовестно исполняет.

– Слава Украине! – воскликнул генерал. – У нас в Днепропетровске много вузов. Студенты желают брать в руки оружие. Нельзя упустить такую возможность. Наша знаменитая на весь мир Юля недавно кровь сдавала для армейцев Яруша. Это хороший пример. Патриотический. Завтра и я иду в донорский пункт сдавать кровь и вас призываю. Солдаты Коломойши, когда подходящая ситуация, стреляют вначале по ногам, а потом спускают кровь. Это донорская кровь. Некоторые, такие как Ляшка – Букашка, продают органы – печень, сердце, почки. Это огромные деньги. На эти деньги радикал Ляшка содержит свою банду, которая тоже воюет против москалей. А что делать? Надо как-то выходить из положения, правда? Кроме того, кроме всего прочего, окромя, так сказать, таких ситуаций, когда нет других ситуаций, мы выбираем последнюю ситуацию…, значит – он стукнул себя по лбу, да так громко, что мух распугал, – вспомнил. Есть возможность организовать женский батальон. Он, этот батальон, будь здоров! Вон Савченко Надежда…всех террористов к ногтю, пистолет к виску и готово. А кто корреспондентов-террористов расстрелял, конечно же, Савченко Надюша.

– И вы считаете, что это гуманно? Не кажется ли вам…

– Нет, не кажется. Я, правда, не на хронте, а жаль, я тоже пользовался бы этими методами.

 

10

Люба Дерякина находилась на передовой. Сейчас она лечила раненых бойцов украинской армии. Некоторые бойцы, находясь в тяжелом состоянии, становились другими, у них происходили какие-то изменения в их извращенной психике, а это приводило к превращеню в нормальных людей, которым было больно, и эта боль касалась не только тела, но и души. Очень мало оказывалось героев, кто и в этом положении хотел идти на смерть, ради якобы вильной неньки Украины. Большинство думало, как бы выжить, вернуться домой, увидеть семью, пахать, сеять, выращивать зерно, ухаживать за садом.

Раненые, вчерашние псы, которые стали приобретать человеческий облик, просили пить, перевязать жгутом ногу или руку, чтоб не истечь кровью, сочившейся на одежду, на голую, почерневшую грудь, а то и на пол, образовывая красно-черную лужу.

Сержант Тарас тоже был тяжело ранен и лежал под грохот пушек недалеко от КПП на русско-украинской границе. Он будто не чувствовал боли, скорее было другое чувство – чувство близкой смерти. Все, чего он сейчас хотел, так это глотка воды. За этот глоток он отдал бы все: квартиру, дачу и…даже жену. Но воды нигде не было и никого рядом не было, кто бы помог. Он же сам, сидя в танке, целился в водопроводную трубу огромного размера, сделал три выстрела в никуда, но только на четвертом разбил трубу как глиняный сосуд и вода начала хлестать, как из водопада, не переставая.

«Хоть несколько капель на горящие губы. Я больше никогда не буду портить водные источники. Должно быть, дети пить хотят, а пить нечего. Как много значит вода, эта живительная влага» – думал он и левой не раненой рукой стал расстегивать ремень на брюках. Но жидкости в мочевом пузыре не было, ни капли, она сгорела от высокой температуры, образовавшейся в организме в результате тяжелого ранения.

– Кто тут живой, помогите! – едва слышно произнес он, вытягивая вверх живую левую руку.

Люба увидела эту руку и подбежала к нему.

– Что, милок?

– Пить, пи-и-ить! – собрав все силы, произнес он, хватая ее за руку своей левой рукой и сдавливая до боли.

– Да отпусти, больно же, – сказала она, пытаясь достать флакон с теплой водой, чтобы увлажнить ему губы.

Но в это время раздался грохот, снаряд разорвался на небольшом холме метрах в пятидесяти от них. Люба сама зарыла нос в песок, а Тарас получил осколок в голову и затих.

Борьба за это КПП шла уже третий день. Воюющие стороны хотели овладеть им, чтоб перекрыть границу, не дать возможности беженцам массово покидать горящий котел, где пытались их сварить земляки-украинцы: озлобленная, зомбированная часть Правого сектора, и особенно из батальона «Торнадо», состоявшего из одних уголовников, науськиваемых киевской хунтой. Они были убеждены: террористы должны быть уничтожены. А женщины с малышами на руках продолжали убегать в Россию, зная, что там их ждет приют и спокойствие.

Но каратели уже выдыхались, количество разрывов уменьшилось; мало того, непобедимые вояки начали удирать с поля боя, оставляя раненых, истекающих кровью.

Тот, кто получил легкое ранение, но лежал среди других, стонущих, умирающих и просящих помощи, пытался дозвониться своим начальникам, а если кого поймал, матерился:

– Почему бросили раненых, мать вашу? Срочно пришлите «Скорую», тут у нас двадцать человек требуют немедленной помощи. Как так можно? Кто бросает своих? Что с нами будет? Да нас тут прикончат москали, а то и свои террористы.

– Ждите, приедем, поможем, заберем раненых и в гошпиталь, у Киев, у Харьков, пока он наш, – отвечали генералы, потягивающие водочку в землянке за двадцать километров от боевых действий.

Но проходили тяжелые, растянутые в часы, минуты, а «скорая» не появлялась, врачей днем с огнем нигде не увидишь.

– Что делать? – задавал вопрос Ищенко, солдат, раненый в руку и ногу. Он пытался принять сидячее положение. – Ты, браток, кто, откуда?

– Я работник таможни, капитан Сидоренко. Есть единственный выход, обратиться к русским, если они проявят милость, мы спасены.

– К русским? Да они нас уничтожат мучительной смертью, отплатят нам за нашу жестокость. Лично я животы вспарывал, потом глаза выкалывал и оставлял корчиться в муках, пока спасительница смерть не пришла, чтоб избавить от мучений. Нет, такой вариант не подходит.

– А мне подходит. Мы, хохлы, гадкие люди, а русские более благородные. У нас тут сестра милосердия Люба, вон она перевязывает раны. Позови ее, я с ней все обговорю.

Люба закончила перевязку и прибежала к капитану Сидоренко.

– Что случилось, говори быстрее, у меня еще несколько тяжелораненых.

– Вот за шоссе территория России. Сходи к ним, скажи, пусть нас забирают, или всех здесь прикончат. Ночь впереди, до утра не выжить. Пусть вспомнят, как воевали в древние времена: убитых на поле боя врагов прощали, их хоронили, а нас свои оставили, варвары. Украинская армия гнилая изнутри, она недолго продержится.

– Попробую, – сказала Люба и убежала. Через некоторое время с российской стороны прибыли две «Скорые», всех немощных бендеровцев погрузили и увезли в Ростов, в городскую больницу, тяжелобольных сразу уложили на операционные столы. Из двадцати отошел на тот свет только один, остальные выжили. Хороший медицинский уход, четырехразовое питание, современные дорогие лекарства быстро поставили ребят на ноги.

Некоторые долго не верили, где они находятся и может ли быть такое, чтобы заклятые враги москали оказывали им медицинскую помощь.

Но один прикарпатский овчар разговорился. Молодой, двадцатитрехлетний парень, крепкого телосложения, стал рассказывать, как его заманили, а потом угнали на фронт. В военкомате ему сказали, что отправляют в офицерскую школу и там будет всего единственный экзамен – знание ридной мовы. Как только он согласился, его тут же запихнули в машину, где уже было много таких как он, а потом, когда их привезли в Луганск, сказали: ребята, повоюете недельку, а потом домой.

– Так мы и остались воевать. Хлеба нет, солдатской каши тоже, перебои с водой по нашей же вине, колбасу в глаза не видели. А говорят, солдаты, наемники Коломойши все имеют, потому что это наемная армия, а мы, видите ли, на государственной службе, а государство у нас обеднело. Патроны дорогие. Солярка дорогая, одежда дорогая, все дорого, кроме нашей жизни.

– Когда мы вас выпишем, вы вернетесь в свою часть, чтоб убивать русских?

– Ни за что в жизни. У меня все поменялось, у меня раскрылись глаза. Я только не могу понять, почему с нами так поступили, может нас перепутали?

– Никто ничего не перепутал. Просто Россия страна большая и не мелочная, русские щедрый, не злопамятный народ. А вы маленькие, кривоногие, злопамятные, малодушные, мстительные, хохлы, одним словом.

Больница принимала раненых солдат ополченцев, но сюда попадали и те, кто шел с оружием в руках против ополченцев, против русских в надежде, что будет прощен.

Здесь лечился и муж Любы Сергей Ястребов. Он лежал в четырехместной палате с бандеровцами.

– Должно быть, есть договоренность между нашими президентами: мы лечим ваших, москалей, а вы лечите наших бандеровцев, – сказал львовянин Сверчок.

– Пан Сверчок, укол, – сказала медицинская сестра, подходя к Сверчку со шприцом.

– Добже, пани, я люблю уколы, вы тоже, должно быть, любите их, но сейчас, матка боска, такое время, что не до этого. Как только вы меня вылечите, я поеду в Лемберг, свой родной город, который раньше принадлежал моей родине Польше. Как только начнется реституция, Лемберг снова отойдет к Польше и это будет правильно. Я приглашу вас в гости, пани мочкалька.

– Давай, обнажай попу и поменьше разговаривай, а то будет больно. Я как всажу, так в очах потемнеет. Как ты нашим ребятам пули в живот всаживал, ты думаешь, им было приятно?

– Но и мне перепадало, даже одна пуля в ключицу попала, чуть рука не отвалилась.

Вскоре пришел майор ФСБ, попросил всех в отдельный кабинет.

– Навоевались? – спросил он.

Все пожали плечами.

– Кто хочет домой?

Двое подняли руки.

– Кто желает служить в российской армии?

Тринадцать человек подняли руки. Их фамилии переписал майор в отдельную тетрадь.

– Кто вернется в свою часть, чтоб снова идти в бой против ополченцев?

Никто не пожелал.

– Значит, один человек хочет к матери. Помнишь телефон матери? Позвони ей и скажи: скоро приеду, готовьте галушки.

Мальчик взял телефон, набрал номер.

– Маточка, я жив. Меня спасли российские врачи. Ты можешь себе такое представить? Мои враги подарили мне жизнь. Что мне делать, я не знаю. Нашим ребятам предложили служить в русской армии. Большинство моих сослуживцев приняли это предложение, один я остался. Ты и мне советуешь остаться? А как же, что скажут наши соседи, они тебе голову отрубят, если узнают, шо твой сын, то есть я, остался служить москалям. Ну, я не знаю. Подумаю, еще до вечера есть время.

Прощай, маточка, и поцелуй отца. Как, он воюет? Так мы с им можем встретиться на поле боя, как враги, если я у москалей останусь.

 

11

Люба с Сергеем вернулись в зону боевых действий украинской армии и попали в батальон бандеровцев, где вначале были допрошены, затем отпущены после многочисленных заверений того и другого, что они всего лишь врачи и лечат раненых, независимо от того, кто какие принципы исповедует.

– Принципы? Гм, это верно. Хотя у нас свои принципы: враг есть враг и его надо давить как злую муху, которой обычно отрывают голову, а мы сепаратистам и москалям отрубаем эту голову. Ну, дык, ладно, пока идите. Там стонут наши герои от москальских пуль, а их надо лечить. Мы с вами еще встретимся, ничего не поделаешь, жись такая.

Люба с Сергеем ушли с полупустыми сумками. В блиндажах лежали раненые. Они требовали помощи, в том числе и обезболивающих лекарств, которых у Любы и Сергея не было.

– У вас должны быть лекарства, – громко выговаривала дама в военной форме, рядившаяся под медицинскую сестру со шприцом в руках, которым она давала уколы наркотиков, не меняя иглы. Меня это не интересует, что у вас есть. У вас должно быть все! Все должно быть! И почему вы не балакаете на ридной мове? Может вы засланные из России. Я сейчас позвоню.

Она извлекла поцарапанный мобильный телефон из кармана засаленного халата и набрала номер.

– Клитор?! Приди, разберись, у меня тут врачи…, не врачи это а шпийоны, засланные москалями. У них ничего нет с собой, сумки пустые, а раненые требуют помощи. Я как могу, лечу их уколами наркотиков, а наркотики как ты знаешь действуют обезболивающе. Пристрелить их? Да черт с ними, у меня патронов мало.

Сергей посерел от страха. Умереть так глупо, умереть в то время, когда он связал свою судьбу с Любой, которую все еще боготворил? Нет, это невозможно, это несправедливо.

– Послушайте, мадам, не кажется ли вам, что все это гадко, несправедливо, что вы потом жалеть будете?

– Нет, не кажется. Впрочем, ты мне немного нравишься. Кто тебе эта дама? А то могли бы поладить. Я могу ее пристрелить, а ты останешься в живых, идем, трахнемся разок, я посмотрю, на что ты способен. А то, ведь, можешь и не подойти. Ну, давай, идем, а то я могу раздумать.

– Госпожа хорошая, – сказал Сергей как можно мягче и как можно вежливее – это хорошее предложение, каждый мужчина был бы рад, но вы забываете одну простую истину: мужчина всегда хочет, но не всегда может, а женщина всегда может, но не всегда хочет.

– А ты умный, сепаратист, а точнее шпион. Давай попробуем. Если у тебя не получится, я отрежу тебе член, а может и прощу, сама пока не знаю.

В это время в земляку ворвались три вооруженных бандеровца, от них несло табаком и винным перегаром.

– Что здесь происходит, Яна?

– Вот шпионы, заберите их в пыточный подвал. Впрочем, этого москаля оставьте мне, я хочу его поиметь, а то от вас наркоманов толку нет, вы можете только обслюнявить бабу и все, а этот парень, он врач, я пожуркаю его член и он оживет.

– Яна, ты с ума сошла. Командир Клитор узнает, тебе не поздоровается.

– Уходите, забирайте эту суку и уходите. А то кто-нибудь из вас получит пулю в башку. Сержант Кишка! Выполняй приказание.

Кишка подошел к Любе, схватил ее за волосы и поволок наверх. Люба превозмогая боль, все сильнее прижимала медицинскую сумку к бедру и покорно следовала за карателями, даже как бы опережая, чтоб не было так больно.

– Что будем с ней делать? – спросил каратель Блоха.

– Есть предложение оттрахать ее вначале, а потом распять на дереве, – предложил Гвоздь. – Как ты, согласна? Перед смертью получишь удовольствие.

– Отпустите меня, ребята, – сказала Люба, все еще покорно следуя за своим мучителем. – Я согласна. Только скажите честно, вы способны выполнить обязанности мужчины. Это я спрашиваю вас, как медик.

– Попробуем, как получится.

– Я могу сделать укол. Придется подождать десять пятнадцать минут, и ваш прибор будет тверд как камень.

– О, это подходит. Надо найти место.

– А как же Клитор? Узнает – накостыляет.

– Я и ему дам укол. Давайте выберем укромное место.

– А вон, разрушенный детский садик, там, должно матрасы остались, расстелем на полу и трах – бах.

– Ну, вот здесь хорошо, – сказала Люба уже повелительным тоном, который обычно нравился карателям. – Лечь всем на живот, обнажить пятую точку и ждать. У меня один шприц на троих. Я врач опытный поделю на каждого по равной дозе. Только не шевелиться, не поворачиваться на спину. Когда почувствуете, что прибор затвердевает, покашляйте. Это будет мой первый кавалер. Я умею доставить удовольствие, не беспокойтесь.

На удивление, каратели были послушны, еще нетрезвы и в головах у них все еще варилась каша, поэтому Люба могла делать свое дело спокойно, ни о чем не беспокоясь. Но она торопилась и заметила, что слегка дрожат пальцы. Заполнив шприц двадцатку смертельной жидкостью, она со всей силой, держа иглу между пальцами, ударяла ладонью по мякоти так, что получался хлопок. Пациент не чувствовал боли от входящей толстой иглы в седалище. Сделав три укола, она бросила шприц в медицинскую сумку едва слышно вздохнула и не стала вытирать струйки горячих слез, текущих вдоль лица: она только что спасла сама себе жизнь.

Каратели лежали головами вниз, дыхание их стало редеть, затихать, Люба трижды плюнула каждому в спину и спокойно вышла из детского сада.

Она подарила карателям хорошую смерть, не связанную с издевательствами, пытками, на которые они сами были так падки. А что с Сергеем? Сергея ждала мучительная смерть. Поле того, как он отказался от Яны, она прострелила ему правую ногу, а потом левую. Он не мог стоять и принял лежачее положение. Тогда она извлекла откуда-то серп, стащила с него штаны и отрезала плоть.

– Знай, москаль, нет более тяжелой обиды для женщины, чем отказ от то, что у нее самое дорогое, самое стыдливое и тайное. Ради этого нас берут замуж, холят и лелеют. А теперь раскрой пасть, я тебя накормлю твоей плотью. Если не подчинишься, выколю глаза этим серпом, но прежде отрежу нос.

Будучи на гране жизни и смерти, Сергей не понимал, что от него хотят, а сопротивляться не было сил.

– Упражняешься? – спросил Клитор, вошедший в землянку.

– Йозеф, умоляю тебя, забери этого москаля, пока он еще живой и делай с ним такое, ну словом то, чего ты еще ни с кем не делал. Он пытался изнасиловать меня. Набросился, душил, я едва освободилась. Этим людям нельзя доверять, правда, это не люди, это звери.

– У тебя есть ножовка? Я его распилю на части. Сначала руки, а потом ноги, а потом голову. За голову мы получим десять тысяч долларов от Коломойши.

Сережа уже был без сознания, когда Клитор тащил его наверх с ножовкой в зубах. Наверху гремела канонада. Вдалеке рвались снаряды, разлетались кирпичи в разные стороны, а Клитор, который когда-то был человеком, и его темная душа сидела глубоко внутри извращенного сознания, искал сейчас место, чтобы, не рискуя ничем, расчленить человека. Он его никогда раньше не видел, ничего о нем не знал, но во имя бредовой идеи человеконенавистничества, делал свое черное дело.

Такое место нашлось. Это была кирпичная загородка отхожего места, откуда исходил смрадный запах, так похожий на его дыхание. Когда была отпилена голова, он упаковал ее в мешок, раздался страшный грохот, тела жертвы и карателя были перемешаны со смрадными фекалиями, а голова убиенного откатилась за пешеходную дорожку.

 

12

Посол США на Украине Пейта распорядился срочно доставить президента Вальцманенко в посольство для накачки. Это был второй вызов. Первый раз Вальцманенко посетил посольство сразу же после инаугурации. Пейта встретил его как слугу, не угостив даже чашкой кофе.

Эта встреча надолго врезалась ему в память и сейчас, когда ему поступил звонок по секретному номеру из посольства США, он вздрогнул, вскочил на ноги, и обнаженный, подошел к окну.

– Сейчас буду!

– Ну, котик, куда ты так торопишься? – спросила подруга, которая не накушалась.

– Я через час вернусь. Ничего не могу поделать. Я принадлежу народу, от моих поступков зависит его судьба. И твоя тоже, кстати. Ты пока прими душ. И там хорошо прополощи и надушись. Я же на всякую муть трачу тысячи долларов, дохлую собаку можно облагородить всякими благовониями.

Петро наполнился злостью ко всему на свете, даже бра не так светило, а когда он раздражался, вел себя несколько вольно, даже развязно, не снял пальто, у него были испачканы туфли, взъерошены волосы. Он плюхнулся в кресло рядом с послом и уставился на него, как на осла, безразличным, насмешливым взглядом.

Посол нахмурился, скривил большие тонкие губы и занял выжидательную позицию. Он выдвинул ящик стола, долго копался в нем, не спешил начинать трудный разговор, а только сопел, наливаясь злостью.

– Что ты хотел, Пейта? – спросил Вальцманенко на английском языке, забрасывая ногу на ногу.

– Ты говори по-русски. Я твой английский не понимаю, и я не Пейта, это всего лишь моя кличка. Я прошу, нет, требую взять себя в руки, вести себя, как положено президенту. А ты, как бомж. Встать, смирно!

– Есть: смирно, – вскочил Вальцманенко и вытянул руки по швам.

– Мы можем тебя наказать, Вальцманенко, – изрек посол первую фразу, приготовленную им еще в то время, когда секретарь сказала, что Петро опаздывает.

– Рубите! – произнес президент, низко наклоняя голову и прижимая немного дрожащие вытянутые руки к бедрам. – Виноват. В детстве, когда в чем провинился, пусть это даже была пустяковая вина, отец мне давал десять ударов по голой спине веревкой толщиной с палец, вымоченной в соляном растворе. Так что привычен, господин посол. Только скажите сперва, прежде, чем наказывать: великий Барак за что-то разгневался? Я этого не вынесу, я застрелюсь. Прямо тут, у вас в кабинете.

– Не надо выдумывать приключений на свою жопу. Я не собираюсь тебя бить, как твой отец. Видимо, он мало тебя бил. Мы будем давить на твой мозг. Твой мозг должен давать результат. А он пока дает ноль, причем без палочки.

Видя налитые кровью глаза, готовые увлажниться, посол немного подобрел, но ни единым движением этого чувства не выдал, наоборот, стал повышать на гостя голос.

– Почему плохой результат на войне? Почему террорист держит голову на плечах, а винтовку в руках? Ты должен быть наказан.

– Почему, господин Пейта? Русские бегут, самолет Боинг –777 сбит, 298 человек погибли, мы Россию в этом обвинили; фосфорные бомбы жгут террористов, сепаратистов и всех прочих, как щепу. Министр обороны Полдурак, как и его предшественник, обещает парад победы в Севастополе.

– Ты, как это по-русски…, а трепач, пустомель, лгун, лгунишкин и Мюнхаузен.

– Мюнхаузен…, так это еврей, мой бывший сосед, хороший парень, должен вам сказать.

– Срочно собери совет безопасности и национальной обороны, на котором обсуди ситуацию в Донбассе. Всю ночь сидеть, обсуждать, а утром завтра, в шесть утра доложить. Я в десять утра должен звонить Бараку в Вошингтон, – сказал посол и стукнул кулаком по столу так, как это делал президент Вальцманенко в Верховной Раде.

«Ага, с меня берешь пример, сука» – подумал Валцманенко и приободрился.

Посол Пейта выглядел куда хуже Пети. Петя крупный, плечистый мужик с кудрявой головой, солидным носом, немного одутловатым лицом и бегающими, пьяными глазами, пытался произвести на посла внушительное впечатление. Пейта же, щуплый, с заостренным носом, уродливым лицом и глазами буравчиками, всегда производил немного отвратительное впечатление, но не мог допустить унижения со стороны Вальцманенко, который должен был выполнять его волю. Карие глаза Пейты впились в лицо Пети и не отпускали его. Петя ждал: вот-вот Пейта произнесет что-то такое, необычное. Может, заикнется о Нобелевской премии мира, может, предложит ему занять солидную должность в госдепе США.

– Ты на прошлый неделе пропал. Я тебе звонил, звонил, ты трубку не брал. Тогда я подключил разведку. Разведка донесла, что президент Украины пьянствует. Ты пьяница? Может такое быть?

– Ну, дорогой Пейта, все мы мужики, иногда теряем голову, хотя президент такого государства, такого передового государства, не имеет права терять голову из-за какой-то юбки или приспущенных штанов. Я имею в виду узаконенные у вас однополые браки, когда мужик мужика трах-бах и свечи в глазах, господин посол. Но она была хороша в постели. А я…только что от девчонки, ей всего шестнадцать. Я получил такой заряд государственного управления, что…и сейчас сижу тут и строю планы. Вот план по возвращению Крыма. Почему бы нам не иметь правительство Крыма в изгнании? Вот дубликат Артека уже строится под Киевом. Председателем совета министров автономной республики Крым я планирую назначить Паруубия по совместительству. Пущай работает в Верховной Раде и как бы в Крыму и зарплату пущай получает за совместительство. Дальше, это у меня возникло уже сейчас, сию минуту, когда я у вас тут сижу в кресле: все параллельные структуры от министра очистных сооружений до начальника ЖЭКа и до уборщицы. Это будет команда как бы работающая в Крыму, но пусть числится в изгнании пока что, понимаете, Пейта? И следовать я буду тому списку управленческого аппарата, который был до аннексии Крыма. Вот до чего меня довела подружка в постели. Хотите и вы попробовать, дорогой Пейта? Вы только нам денежек подбрасывайте, не скупитесь. На переворот, то бишь, на революцию не скупились, и теперь не скупитесь. Даже флот планируйте, в изгнании. И Бараку дачу построим в изгнании, только зелененькие нам нужны. Ну что вам стоит запустить печатный станок хоть на одни сутки специально для Украины?

– Я подумаю над твоим предложением, мне надо посоветоваться с Госдепом.

– Вам подошла бы Псаки Суки, она просто красавица.

– Ти что? Псаки Суки беременна. Псаки Суки ждет ребенка. У Псаки Суки муж! Не муж, а Отелло.

– Ну, опосля, када родит.

– Ты не пьян, Петро?

– Вот те крест. Отпусти меня, Пейта, меня ждут великие дела, я должен заняться реформой крымского правительства.

– Можешь быть свободен. Я доложу Бараку о твоей реформе Крыма.

 

13

Мысль о Нобелевской премии не давала Вальцманенко заснуть несколько ночей подряд. Она мучила его, возвеличивала в собственных глазах, сулила новые перспективы. В шесть утра он уже был на ногах, протирал сонные глаза и приказал подать чашку кофе, дабы взбодриться. Потом брился, умывался, стриг ногти сначала на правой, а потом левой ноге и думал о Нобелевской премии. Потом был завтрак, потом повторная чистка зубов, потом примерка нового костюма, так как он менял костюм каждый понедельник, потом он душился, потом его душили, и только потом… снова Нобелевская премия его ласково душила. Если окажется, что сепаратисты дрогнут и начнут сдаваться в плен, он все бросит и облачится в военную форму. И тут же отправится на фронт руководить войсками, иначе премии не видать. И правительство Крыма надо создать, где-то в Киевской области, на его содержание будет уходить пять миллионов гривен в месяц.

Что такое пять миллионов? Чепуха. Да с мобильной связи можно собрать до двадцати миллионов, обладатели этой связи, пользователи, и знать не будут об этой благородной акции.

Уже было двадцать минут двенадцатого, когда Вальцманенко переступил порог своей резиденции. За большим столом все его соратники чесали, скребли лысины и дули минералку. Все бутылки «Боржоми» были выпиты, а Яйценюх последнюю целовал в донышко и все просил помощников убрать пустую тару и заменить на свежую, ибо вот-вот главнокомандующий изволит прибыть.

– Господа! Мысль о новом государственном устройстве Крыма, не позволила мне ко времени явиться на работу, поэтому…

– Крыма? Крым – наш? Ура-а-а! Слава Украине.

Яйценюх бросился слюнявить президента под бурные аплодисменты, а члены правительства вместе с президентской администрацией бросились в пляс. Председатель Верховной Рады Гройцман попробовал танцевать древний еврейский танец, но подвернул ногу и свалился в кресло. Трупчинов запел псалом, а потом попробовал станцевать гопак. Получилось. Все стали давать гопака. А когда выдохлись, снова расселись по местам.

Тогда Вальцманенко раскрыл секрет реформы крымского правительства в изгнании.

Все члены Совета национальной безопасности и обороны втянули головы в плечи, а министр МВД Ваваков, который в последнее время висел на волоске вместе со своей должностью (наследники Яруша требовали его смещения), вообще пытался залезть под стол.

– Но, чтобы выбрать правильную линию государственного устройства, мы должны иметь представление о сепаратистах. Живы ли они, по-прежнему воюют, сколько сдалось в плен, как работает наша артиллерия, установки Град, буки, сколько раненых, убитых…? Кто будет докладывать, Киваль? Пожалуйста, Киваль.

– Пусть Полдурак докладает, он же министр обороны, – стал отбояриваться Киваль.

– Я только дважды был на хронте, не успел сориентироваться. Я все готовлюсь к параду Победы в Севастополе, – привел контраргумент Полдурак.

– Хорошо, сделаем паузу, – сказал президент. – Во время этой паузы я доложу о реформе по Крыму, автором которой являюсь я, ваш покорный слуга и президент всея Украины. Докладать буду, вы наверное догадываетесь кому я буду докладать…

– Президенту США, – запищал Паруубий.

– Мы создаем параллельные структуры власти Крыма на территории Украины. Экономисты подсчитали, что это нам обойдется от пяти до десяти миллионов в месяц на содержание этих структур. Где взять эти деньги, вот вопрос?

– Пусть Яйценюх раскошеливается. У него денег – девать некуда.

– Друзья мои, не будем Яйценюха разорять, – величественно произнес президент, – я уже поручил службе безопасности разработать другой план, а именно: с каждого мобильного телефона понемногу отстегивать, да так, чтоб владелец не знал. Он купит карточку пополнения за сорок гривен, если десятку незаметно отнять на содержание правительства Крыма, что тут плохого? С миру по нитке, как говорится.

– Эта поговорка принадлежит Степану Бандере, – сказал Паруубий.

– Да хоть черту, лишь бы на нас работала, – добавил президент.

– И што эти бездельники, члены правительства Крыма, будут делать? – спросила министр финансов Ерецько, гражданка США.

– Ловить мух, – сказал министр обороны Полдурак.

– В США такое невозможно, – возразила Ерецько.

Пока спорили, что-то доказывали друг другу, бывший министр обороны Киваль рвался к трибуне.

– Сделаем паузу, – велел президент. – Слово Кивалкину.

– Господин президент, господа! – начал бывший министр обороны Киваль. – Так как нечем стрелять, в частях нет даже горохового супа, то наши доблестные войска стреляют из пушек. К сожалению, снаряды больше попадают в детские дома, школы и другие детские учреждения. Мы не можем добиться внутренних беженцев, все беженцы драпают в Россию, как пчелы на мед. Жаль, что приходится убивать детей…

– Почему жаль? – выкатил глаза и стукнул кулаком по крышке стола президент.

Генерал Киваль замолк и вытянул руки по швам.

– Почему жаль, я вас спрашиваю? Не вы ли мне подали эту идею, когда еще возглавляли военное ведомство? А теперь жаль. Да знаете ли вы, что через каких-то десять лет эти малыши станут взрослыми и смогут держать оружие в руках. Против кого они будут воевать? Против нас с вами. Так что никакой жалости. Сам Барак одобрил нашу с вами идею. Что думает новый министр обороны по этому вопросу?

Полдурак встал, топнул ногой, потом ударил кулаком по столу по примеру президента, а потом отчеканил.

– Так точно, головной главнокомандующий вооруженными силами всея Украины, нашей дорогой неньки, нашей незалежалой неньки Украины! Стрелять, стрелять и еще раз стрелять маленьких детей наших врагов, их матерей, бабушек и вообче усех пензионеров, которые даром хлеб едят и ничего не производят. Я завтра выезжаю на хронт. Все дети будут изничтожены в мгновение ока. Система Град будет направлена на детские учреждения. Нам бы только границу перекрыть, шоб в Россию дети не драпали, а у нас, мы их уложим. Пусть спят спокойно в земле неньки Украины.

– И я так считаю, – ударил кулаком по столу Яйценюх, – потому как казна пуста, а ртов много, их надо кормить. А иде взять продухты? Пшеницу никто не убирает, все воюют, карманы набивают гривнами Коломойши, газ нам отключили за неуплату, а население возрастает. Как Яйценюхи плодятся. Хоть и меня Яйценюхом прозывают, но я не пложусь, у меня всего двое детей. А то, глядишь, на хронте в брак вступают. Тут гляжу намедни: невеста, сиськи до колен, розовощекая, губастая, волосы до пят в фате жениха поджидает, наконец, он с одной рукой приходит, так она, как кинется на него и болтается на шее бедного солдата, аки набитая продухтами авоська. Дык такая кобыла сразу троих родит. А кто кормить будет? Яйценюх? Рази что. Но у Яйценюха в карманах ветер гуляет. Если дядя Сэм не поможет, издохнем все. Казна пуста, казна пуста! Москали в этом виноваты.

– Не позволю издыхать, – снова вышел из себя и стукнул кулаком по столу президент, да так, что крышка стола дала трещину. – Израиль занимает маленькую территорию, а живут, как у бога за пазухой, а мы что? Надо вести другую политику. Надо переключиться на евреев. Пусть еврейки рожают не по двое детей за свою жизнь, а по восемь, по десять пацанов. Украинцы, к сожалению, не умеют жить. Они вечно будут пребывать в нищете, как и русские, между прочем.

– Я согласен с политикой президента Вальцманенко, – сказал Яйценюх.

– Я согласна! – передала по скайпу Юлия.

– И я согласен, – произнес Коломойша, и захлопал в ладоши.

– Я – за, – вытянул руку Ваваков.

Вальцманенко, наполненный радостью, устремил свой мудрый взор на чистую розовую скатерть, застилавшую стол, и пробовал нарисовать знамя Евросоюза, но голову не поднимал. Рано еще запускать эту политику. Не все граждане в его государстве могут одобрить его начинания в смысле деторождения, поскольку это не такой легкий, не такой простой процесс.

Надо запустить механизм увеличения рождаемости и увеличения населения. Сепаратисты пусть гибнут, а щирые украинцы пусть увеличивают численность населения. Вот как! Доложу Бараку! Мне это нужно, когда идет война между Россией и Украиной. Украина должна победить русских.

– Ну, как? – спросил Яцек.

– Второй срок моего президентства ознаменуется увеличением численности населения в десять раз, – сказал Вальцманенко, и все наградили его бурными аплодисментами. – А пока детей, стариков не щадите и все сваливайте на москалей, да на ополченцев. Если разрушается школа от наших снарядов, ополченцы виноваты, это они стреляют, провокаторы, если дети гибнут, ополченцы виноваты. Это они в детей стреляют, чтоб посеять панику. Если население табунами убегает в Россию, ополченцы виноваты. Под дулами автоматов их туда загоняют, а русские врачи далают им уколы, после которых несчастные матери теряют ориентацию и говорят всякую муть: дескать, (снова удар кулаком по столу), я сказал: дескать…наши доблестные солдаты разрушают их дома и им жить негде.

Бешеные собаки все до единого стали стучать кулаками по крышке стола и грозить террористам, сепаратистам новыми видами кары.

– Позвольте завершить наше заседание уверенностью в том, что все мы организуемся на борьбу с российскими террористами и донецкими сепаратистами, а ты, генерал Полдурак прямо чи-час отправляешься громить сепаратистов.

 

14

Новый министр обороны Полдурак отправился на Донбасс. Он планировал провести смотр войск, посетить генеральскую вечеринку по этому поводу, и стал тщательно готовиться. Его денщик майор Крючок набил полный джип всякого добра. Даже охапку дров уложил в багажник для приготовления шашлыка.

– Пулемет взял?

– Да как же? Помилуйте: пулемет тяжелая штука. Приедем, два три генерала пусть не отходят от вас ни на шаг, а у них всякого оружия пруд пруди. Любого врага одолеем.

Курс был взят на Харьков, а там уже слышался гул выстрелов, два джипа направились в зону АТО.

– Надо посетить КП (командный пункт) фронта, – сказал генерал Киваль, что сопровождал нового министра обороны.

Сказано – сделано. Киваль знал этот КП и знал, что там твориться.

Полдурак с Кивалем спустились по ступенькам на трехметровую глубину. Это была хорошо оборудованная землянка в два этажа с собственной кухней, с коврами, кроватями и представителями прекрасного пола, что размещались в одноместных номерах на втором этаже.

Генералы переполошились. Многие из них были в майках, а кто-то даже в трусах. И только два под мухой.

– Здравия желаем генерал – плутковник! – произнес генерал-майор Коваленко, хромая на левую ногу.

– Это что за балаган? – выкатил глаза новый министр обороны.

– Готовимся к сражению! – сказали генералы в майках. – Ночь была бессонной, все находились в блиндажах, руководили боями. Наши доблестные солдаты, не щадя жизни, сражались за вильну Украину.

– Сколько танков подбито, генерал Муколь?

– Пятьдесят танков. Два танкиста взяты в плен, остальные переоделись в женскую одежду и под видом беженцев, драпанули в Россию.

– Сколько вражеских солдат полегло на поле боя, генерал Козленко? – не унимался министр обороны.

Генерал Козленко бросился к тумбочке, чтобы достать тетрадь, но там тетради не оказалось, и он скатал матрас. К счастью, мятая тетрадь оказалась под подушкой. Дрожащими руками он развернул ее и, увидев накарябанные, взятые из потолка цифры, вернулся, чтоб доложить.

– Противник потерял убитыми в эту ночь 80 человек, более двухсот ранеными и тридцать взяты в плен.

– Можно встретиться с ранеными? – спросил министр обороны.

– Можно, но только завтра и то, если террористы не возьмут церковный храм, где содержатся пленные, – отчитался Козленко. – Я, господин министр, не рекомендовал бы вам сегодня выезжать на передовую. Знаете, у нас война с сепаратистами, террористами необычная. Это какая-то помесь партизанской войны с настоящей, гражданской, где стреляют везде, даже в нашем тылу. Мы не имеем права рисковать жизнью министра обороны. Как мы без министра, кто нам будет давать указания? Наш верховный главнокомандующий в тактике боя ну ничегошеньки не смыслит. Мы ему говорим: нас окружают, а он отвечает: а вы их окружайте. Такие вот команды поступают из Киева. А вы человек военный, вы прекрасно понимаете: это настоящая война, а не телевизионное шоу. А посему, надо подобрать выгодную позицию, хорошую землянку, в которой вы могли бы укрыться и наблюдать в бинокль за ходом боя, не подвергая свою жизнь опасности. Землянка, а то и окоп должны быть замаскированы, а вдруг российские террористы из космоса вас обнаружат и пошлют снаряд.

Министр обороны втянул голову в плечи, страх опоясал его тело с ног до головы, и он даже подумал: а не зря он так рано отправился на передовую?

– Господа генералы, – продолжал Козленко, – что это вы молчите? Ну скажите, крякните: верно я говорю, али ошибаюсь? Перед вами министр обороны, а не х… собачий. Каждый из нас несет ответственность за его драгоценную жизнь. Да если что… ваши головы полетят и ваши имена покроются позором на века.

– Правильно, правильно, Порфирий Мармеладович. Господина Полдурака надо прикрыть своими телами, али обмотать в… броню, да так шоб вражеская пуля даже его пятку не пошшекотала, – выдал генерал Дуб, напяливая на себя китель, с коего сыпалась пыль, как свидетельство того, что он не вылезал из окопов.

– Неча было сюда вообще приезжать, – выдал генерал– лейтенант Хвост без кителя и без майки. – Министру обороны следует подражать верховному главнокомандующему. Тот приезжает с какими-то бляшками, крестами, вручает награды и руки у него дрожат как у эпилептика, когда раздаются взрывы канонад за сто километров от того места, где этот спектакль происходит. А так он руководит из Киева.

Удовлетворенный такими успехами Полдурак, разрешил разойтись и даже дал согласие присутствовать на обеде, организованном в честь его прибытия на фронт.

– Будя, – сказал он. – Спасибо за заботу, век этого не забуду. Давайте завтра в десять утра на передовую.

Незадолго до трапезы все генералы облачились в форму, стали сверкать звездами, золотыми погонами, лампасами, кокардами и, конечно же, американскими улыбками. Полдурак еще не успел почувствовать себя в министерском кресле и проявлял неоправданную скромность. Генералы ему нравились. И то, как они вели себя по отношению к нему, приносило маленькую радость и удовлетворение, но он держался своего предшественника Галатея, который всего неделю тому уступил ему золотое кресло. А на то, что Киваль улыбался больше чем положено, не обращал внимания.

Сидя во главе стола, он произнес пустопорожнюю речь, но генералы все равно наградили его дружными аплодисментами.

Не окончив обед, но уже, будучи под мухой, некоторые генералы начали исчезать.

– Куда они уходят? – спросил Полдурак Киваля.

– На клубничку, на второй этаж. И нам не мешало бы разогнать кровь. Как ты к этому относишься? Если согласен, не будем тянуть. Самых красивых девочек разберут эти старые пердуны и будут их слюнявить впустую. Ты еще молодой и сможешь выполнить свои обязанности, как никто из нас, – сказал Киваль, подмаргивая своему начальнику.

– Хорошо, пойдем, посмотрим.

Министр обороны Полдурак проснулся в одиннадцать утра следующего дня. Он хорошо выспался, был бодр и весел. Секс лучшее лекарство от бессонницы, особенно для тех людей, которые в новых условиях неважно засыпают, у которых неглубокий сон в течение ночи. В определенных условиях секс благотворно влияет на работу сердца и даже на психику.

Полдурак как бы помолодел, повеселел, и теперь ему казалось, что его командировка в зону АТО – это некое романтическое путешествие, а не погружение в огненную местность, где все горит и громыхает.

Кавалькада джипов растянулась на два километра и, не доезжая до передовой пяти километров, остановилась. Оглушающий грохот отрицательно подействовал на министра обороны. Он стал прятаться за спину своего зама Киваля.

– Ты более опытный, подскажи, что делать, как быть дальше?

– Позвони начальнику штаба Кузьмуку, он подскажет, – одаривая министра американской улыбой, ответил Киваль. – Адъютант Кишка, соедини нас с начальником штаба!

Дрожащими руками Полдурак обнял трубку, как вчерашнюю проститутку и стал вещать.

– Послушай, Кузьма! Тут оказывается, стреляют. Нет ли поблизости убежища? И…и охрана…что-то слабовата. Хоть сто солдат выдели, а то нас с Кивалем сепаратисты захватят в плен. Тогда я тебе яйца отрежу, такую твою мать.

– В каком квадрате вы находитесь, товарищ генерал?

– На карте ничего не обозначено. А почему не обозначено? Почему? Ты мне ответишь за это!

Бедный начальник штаба прибежал и объяснил: бомбоубежищ поблизости нет, надо двигаться на передовую ползком. Тележурналисты тут же включат камеры и все заснимут. Эти кадры облетят весь мир. Донецк вот-вот падет. И тогда вам Нобелевская премия на блюдечке с голубой каемочкой, товарищ маршал.

– Я не маршал, я солдат. Видишь, я в солдатской форме.

– Там, возможно, точнее, там должно быть согласно требованию ведения боя, наступления, укрытия…только ложитесь и ползком, ползком.

Полдурак лег на пузо, пополз, но вскоре устал и стал глядеть на Киваля, просить у него помощи.

Киваль приказал двум солдатам тащить его за руки до нужной позиции, а там – в окоп, но обязательно головой вниз, а ногами вверх.

Бронежилет, поступивший из Германии, выдержал, но разболелась голова.

– Мы начнем инспекцию в окопе, – сказал он начальнику штаба. – Посмотрим, что там. А почему так стреляют? Бетонную стену что ли пробивают?

– Неприятель очень сильный. Сепаратисты выгнали людей из их собственных домов, а сами прячутся за бетонными стенами. Для разрушения жилых домов нужны мощные снаряды, тяжелые бомбы, оснащенные фосфорными зарядами, ракеты и танки. Фосфорные снаряды запрещены, но мы так, втихую посылаем террористам в качестве подарка. Пущай горят. Может, сгорят не только их поганые тела, но и души, и тогда никто из них в будущем перед нами не возникнет.

Министр кивнул головой в знак согласия, хотя он, как министр обороны, не должен был кивать головой, это обязанность подчиненных.

– Что, если выйти, посмотреть, как это делается? – в виде полуприказа, полупредложения произнес министр.

– Разумно. Я первый, то есть я впереди, – вставая, произнес зам начальник штаба Головешка.

Когда два стратега высунули головы выше поверхности земли, зам начштаба Головешка определил, что стреляют уже и с той стороны, только гораздо левее.

– Эй вы, передайте наводчикам, что целятся они не туда. Вон, где противник.

Гул еще больше усилился: теперь стреляли обе стороны. Снаряды с той стороны рвались прямо у блиндажей, наводчики погибали, а потом и техника начала гореть. Вскоре доблестные бандеровцы прекратили огонь: некому было стрелять.

Министр обороны приказал произвести разборку боя. Он предоставил слово начальнику штаба. Все генералы, прятавшиеся в подвалах выползли как кроты, достали блокноты и как положено, фиксировали достижения бойцов доблестной, но погибшей армии.

О том, что снаряды системы Град, а так же фосфорные снаряды летели в здания, где размещались дети, никто не упоминал по причине неведения. Это были детские дома, детские больницы, детские садики, начальные школы, детские площадки. Для уничтожения самого опасного населения – детей подключились и снайперы. Те матери, что под страхом смерти, отправлялись к русской границе, отстреливались наемными убийцами, гражданами Польши, Америки и других стран Западной Европы, но непременно с малышами. Ни один ребенок не должен был остаться в живых.

 

15

Посещение войск министром обороны вызвало бурю эмоций среди офицерского и рядового состава. Всем хотелось удивить его хоть чем-нибудь. Те немногие солдаты, что видели его в форме рядового бойца, держащего автомат в руках и якобы рвущегося в бой, стреляли просто в воздух, дабы создать впечатление кровавого сражения, а потом передавали о нем такое, чего на самом деле не было и не могло быть. Он оказывался настолько храбрым, что укладывал по сотне ополченцев в один заход. И в рукопашном бою участвовал, десять террористов насмерть уложил одним махом. И такая легенда при помощи телевидения облетела не только войска, но и всю Украину, обрастая все новыми и новыми историями, и обещала парад победы в Севастополе, а за Севастополем следовала Красная площадь в Москве.

При взятии Ждановки, где попали в плен несколько взводов ополченцев, бойцы Правого сектора попросили министра обороны посетить выжженные места доблестными войсками под командованием Яруша и посмотреть гуманное отношение победителей по отношению к пленным и гражданским лицам на занятой – освобожденной от сепаратистов территории.

Министр обороны в такой же форме, но в бронежилете высокого качества, подаренном ему губернатором Коломойшей, явился лицезреть, как обходятся победители с побежденными.

Пленным ополченцам связали колючей проволокой руки за спиной, образовав круг, спиной друг к другу, разрешив снять маски, чтобы было видно, как доблестные солдаты расстреливают пленных в десяти шагах от обреченных на смерть защитников города.

Командир карателей Задочесалко Иван Юхимович, пританцовывая вокруг министра, объявил:

– Чичас будем обучать молодых бойцов стрельбе по живым мишеням. Ежели десять молодых бойцов не попадут в мишень, тебе, падло, будет дарована жизня. Живи, пока не попадешься нам в руки повторно. Пойнятна вам такая милость? Второй раз спрашиваю: пойнятна? Есть добровольцы? Нет, никто не хотит рисковать. Что ж! Бум сами. Сержант Печенка! Иди, выбери любого. Ослобони ему руки от колючей проволоки, озьми за шиворот, отмерь пятнадцать шагов и пущай молодые бойцы наших славных вооруженных сил упражняются.

Сержант Печенка из Волыни взял под козырек и направился к связанным ополченцам, ждавшим своей конечной участи. Взгляд Печенки пал на крепкого ополченца казака Ивана, давно небритого, спокойного. Он стал развязывать пленному руки. Как только его освободили, он поработал пальцами, оглядел карателя и стукнул его лбом по лбу так, что тот накрылся ногами. Задочесалко посмотрел на министра обороны, но тот молчал, как партизан, он не знал, что делать.

– Пановы, – сказал Задочесалко, обращаясь к карателям, – дайте ему прикладом в ребра. Пять ударов. Но шоб ни одного ребра не осталось целым. Должен раздаваться хруст, када этот теллорист будет поворачиваться.

Бандеровцы окружили смутьяна и стали бить его прикладами. На четвертом ударе Иван упал на колени со сломанными ребрами.

– Ведите его на лобное место, – приказал Задочесалко, гордо задрав голову.

Два карателя взяли его под руки, повели в сторону гаража, поставили к стенке.

– Пли! – дал команду Задочесалко.

Раздалось несколько выстрелов. Жертва смотрела в глаза карателям. Получив несколько ранений в грудь и в живот, Иван опустил голову как Иисус, распятый на кресте.

– Слава Украине, но не бандеровской, не фашистской, а вы будьте прокляты, фашисты, – произнес он из последних сил и свесил голову. И это были его последние слова в жизни.

– В висок ему, в висок! Два выстрела в висок, – не унимался Задочесалко.

Выстрелы раздались с трех сторон. Иван уткнулся носом в выжженную землю, несколько раз дернул плечом и затих.

– А топерь следующая сцена. Главнокомандующий озражать не будеть?

Полдурак стоял, как вкопанный, и ничего не говорил. Такую сцену он видел впервые. Надо закаляться, – решил он.

Подошли четыре карателя, освободили четырех пленных из круга, повязанных колючей проволокой друг к другу. Им надели мешки на голову.

– За измену родине, предательство нацийональных интересов, непочтение великому полководцу Вальцманенко и его батьке Степану Бандере, четыре человека из этого круга приговариваются к смертной казни путем отсечения головы. Отрезанные головы упаковать в мешок и отвезти в Днепропетровск губернатору Коломойше. Получить по десять тышш долларов за каждый отрезанный котелок и вернуться в строй.

Солдаты – бандеровцы с четверых сняли наручники, бросили под ноги колпаки, левой рукой со стороны плеч обняли жертву, запустив пальцы в ноздри, наклонив голову немного назад, и ножом по горлу, да так сильно, что голова отделилась от туловища и повисла на спине.

– Печенку, сердце и почки вырежьте, – приказал Задочесалко. – Продадим американцам.

– Пановы и мы купим, – сказал один поляк – доброволец. – Сто тысяч доллар за все.

– Э, нет, американцы дадут больше. Ведро, надо чистое ведро, да прикрыть, чтоб мухи не садились. А трупы в ров и хоть немного присыпать землей.

Оставшиеся пленные, хорошо понимали, что им не миновать казни, возможно, более жестокой, чем была предыдущая, и терпели. Их раздели донага. Каждому на правой ягодице выжигали свастику раскаленным железом. Это была наиболее страшная пытка. Многие не выдерживали, бросались с кулаками на карателей, желая получить пулю в затылок, но Задочесалко с этим не спешил. Он вызывал две машины, либо два танка, привязывал одну руку жертвы к одному танку, а другую руку к другому танку и давал указания двигаться в противоположные стороны. Танкисты охотно делали такие маневры. Если человеку вырывало обе руки одновременно, его больше не трогали, если одну, то его привязывали за туловище к одной машине, а руку к другой, и таким образом вырывали вторую руку.

– Знаешь, что мне больше всего не понравилось, – сказал министр обороны карателю Задочесалко.

– Что, ваша милость?

– Да это, как его? Выжигание свастики.

– Почему, генерал-плутковник?

– Запах человеческого мяса. Оно не так пахнет, как, скажем, свинина, или телятина, или дикая свинья. Это что-то, что-то такое…так и хочется мизинец откусить и пососать, как самокрутку из махорки. Не выжигай больше свастику, Задопоцелуйко.

– Я…чесалко, а не поцелуйко…

– Молчать! А то прикажу тебе выжечь свастику…

– А ты попробуй, попробуй…пахан. Мы все бандеровцы, братья по крови, а ты кто есть? Отставить шпектакль. Вон гражданского населения сколько. А вы все хотите клубнички. Девочки после десяти лет годятся. Их на глазах у родителей ублажать, раздев донага. Мать тоже на глазах у дочки и у мужа, хучь мужья все на хронте. Сепаратисты.

Министр обороны, похоже, обиделся. Он надел белые перчатки и, не подав руки Задочесалко, сел на броневик и уехал в генеральский городок, где уже была пьянка генералитета и их подруг. А Задочесалко переместился на площадь. Там уже новый спектакль шел вовсю. Радикалист Ляшка – Букашка насиловал десятилетних мальчиков, а если кто брыкался, стегал по спинке веревкой, вымоченной в соляном растворе. Другие каратели допрашивали женщин:

– Ты выпекала пирожки для сепаратистов, или не выпекала? Задери юбку, покажи зад. Не желаешь? Эй, Воняко! Десять ударов этой бабе по голой спине! И ежели у нее есть дочка старше десяти, разрешаю использовать в качестве подстилки.

– Не надо трогать ребенка, умоляю вас, вот мой зад, делайте с ним, что хотите, только девочку не трогайте.

– Ладно, не бум трогать. Только позови ее, она должна видеть, как мать исполняет свой долг. Ну, как? Будешь подчиняться народной власти?

– Буду. Ленка, подойди. А Юрика оставь на месте.

– А я и Юрика хочу, – произнес командир отряда Ляшка – Букашка.

– Ленка, посмотри, что с мамой делают. Ты хочешь, чтобы и с тобой это происходило? – спросил Задочесалко.

– Что делает мама, то и я. А это не больно?

– Давай попку, посмотришь.

– А ты, Юрик тоже попку, – приказал Ляшка Букашка.

 

16

Всякие слухи в высших эшелонах власти Украины распространяются с быстротой молнии, независимо от того – хорошие это слухи, возвеличивающие великого стратега и, унося его в заоблачные дали, либо, так себе, не важные слухи, типа того, как теща разоблачила зятя и сама же бросилась ему на шею.

Слух о том, что Верховная Рада собирается вызвать Яйценюха на ковер, где можно получить не только словесную оплеуху, но и несколько шишек на лысине, а то, не дай Боже, и лишиться должности, Яйценюх узнал уже через три минуты и засуетился. Тут же, как следствие нервной суетности, заработал мочевой пузырь, в животе забурчало, прямая кишка пришла в движение, словно он только что съел соленый огурец и запил его парным молоком. Что делать, куда бежать? И он пощупал нос, а нос повел его в нужник. Нос у Яйценюха был не только объемный, но и сообразительный, всегда выручал хозяина. Избавившись от всего ненужного, от всего лишнего в результате четкой работы организма, он вернулся в кабинет, полез в шкаф, где должен был висеть плащ и, схватив его, выбежал на улицу.

В кабинете невозможно поймать ни одну правильную мысль. Даже если голова будет размером с бочку: в кабинете постоянно раздаются звонки со всех областей. Звонят губернаторы, когда на совещаниях происходят драки, звонят начальники областных управлений, когда депутат пристрелил избирателя за ослушание, даже рядовые граждане пытаются отобрать у него минуту свободного времени. А это возмущает его больше всего. Эта демократия, черт бы ее побрал, в таком государстве как Украина равна хаосу, а с хаосом надо бороться, потому что сладить с хаосом никак невозможно.

Эта счастливая мысль возникла в его лысине уже в лифте, когда Яйценюх сопел от злости, спускаясь вниз. Она, то печалила, то радовала его кипящий мозг.

– Ну, вот, – сказал он себе, – стоит покинуть этот противный кабинет, как я уже начинаю мыслить. Трезво, глубоко, правдиво, в моей черепной коробке рождается мудрость, а эта мудрость выведет не только Украину из ямы, но и меня, Яйценюха, презрительно называемого в народе Яцеком. Я вообще не люблю яйца, не то чтобы их нюхать.

Выйдя из лифта, Яйценюх послал сигнал водителю, чтоб тот сел за руль и завел двигатель. Водитель под фамилией Подковырко – Подлизко удивился команде поданной шефом в необычное время, но покорился и сел за руль.

– Куда прикажете?

– Все равно, куда, лишь бы в тихое место, чтоб не гудело, не гремело, чтоб не слышно лозунгов, стрельбы и прочей нечисти, пусть даже во имя спасения вильной неньки Украины. Мне надо думать. В кабинете Совмина не думается. Там я не человек, а машина. Ты понимаешь, Подковырко – Подлизко? Понимаешь меня или нет? Есть ли в этом мире хоть один червяк, который бы понимал меня, премьера великой страны с умной лысой головой?

Он достал платок из кармана брюк и стал вытирать мокрые глаза. Поскольку это происходило с премьером довольно часто, Подковырко не придал этим крокодиловым слезам никакого значения. Он просто предложил:

– В таком случае поедем к вам домой. Это рядом с дворцом Януковича, разграбленного, правда. Ваш дворец не хуже дворца Януковича, а теперь, после содома, даже лучше. Тишина, птички поют, да бассейны сверкают.

– Нет, этот дом мне опротивел. Землю под его строительство я отобрал у одной старухи, правда, не совсем честно, она мне в ногах валялась, просила хоть тышчонку на овсяную кашу, а мне нужны были деньги на отделку, поэтому пришлось отказать, да еще носком сапога в беззубый рот дать. Теперь эта старуха Ксения мне по ночам снится с беззубым ртом и когтями. Как результат – ни сна нормального, ни мыслей в этом доме нет. Не предлагай мне уединение в этом доме больше, Подковырко.

– Тогда поехали на дачу.

– На какую?

– Ту, что за Днепром.

– Нет! Нет! И еще раз нет! Там, на чердаке все время, что-то шуршит, скребет, даже голоса раздаются. Ты что, хочешь, чтоб я в больницу угодил?

– Тогда в Бровары…

– Ты хочешь стравить меня с тещей, матерью первой моей супруги. Да знаешь ли ты, что она всю жись пыталась отравить своего бесценного зятя. Ну я там, бывало, от ее доченьки-грязнули иногда пытался посмотреть налево и даже, бывало, сигануть в…в, сам понимаешь, мужик, чай, а не баба.

– Тогда поедем в Крым. Там, на берегу моря, рядом с особняком Коломойши у вас трехэтажный дворец…

– Да, это было бы здорово. Но Крым оккупирован москалями. Как только мы освободим Донецк и Луганск, я сразу прикажу Полдураку двинуть наши доблестные войска на Крым. День, два и Крым наш.

– У меня последний вариант, – сказал водитель. – В сумке на заднем сиденье, рядом с вами женское платье. Переоденьтесь и получится копия красавицы баронессы Кэтрин Эштон, а я в это время сниму номера на машине. Переедем Днепр, остановимся на пустынном пляже, я пойду собирать ракушки, а вы будете думать. Идет?

– У – у – у! Молодец! Это то, что надо. За то, что ты такой умный, я тебе прощаю все грехи. Даже наезд на мужика на перекрестке простил тебе, помнишь? Я счас переодеваюсь, а ты иди сымай номера. Нас никто не должен узнать. Потому, что ежели узнают, раздерут на куски: наш народ просто обожествляет своих руководителей, даже таких как я, обос…, обгаженных, ни на что негодных.

– Ну, это можно будет утверждать только вечером. Если ваш кумпол не решит проблему, которую вы намереваетесь решить, тогда можете считать себя обоср…., описанным, ни на что негожим. А ежели все наоборот, тогда…

В восемь часов вечера того же дня на брифинге, устроенном специально, Яйценюх выглядел как римский император Цезарь. Несколько, правда, подводила внешность: Яйценюх похудел, вытянулся, был похож на жердь с напяленной на нее одеждой, но держался величественно и выглядел мудро. Он сел за стол, не вынимая руки из кармана брюк, и начал:

– Я, премьер-министр всея Украины Барсений Пименович Яйценюх по прозвищу Яцек, благословленный церковью и Богом, объявляю о том, что я объявляю санкции против России.

Первое. Кто будет иначе думать, кто будет думать не так как нужно Украине, кто будет думать против интересов Украины, независимо от того, где он находится, на территории Украины или России, подлежит суровому наказанию, вплоть до ликвидации.

Второе. Кто имеет паспорт гражданина России и временно находится на территории Украины, но имеет намерение симпатизировать террористам, подлежит немедленному удалению из страны.

Третье. Всякий гражданин России, который дает команду поставлять оружие сепаратистам, подлежит наказанию по всем законам Украины.

Четвертое. Всякий, кто будет выказывать негативное отношение даже на кухне, а жена обязана доложить на мужа, подлежит наказанию.

Были еще около десяти пунктов, но они были так похожи друг на друга, что Яйценюх, вытянув шею так, что голова свисла, опустил ее на грудь и замолчал.

Санкции против России были настолько страшны, что граждане России под страхом смерти, могли только хохотать и то не все, поскольку эти санкции были вперемешку с глупостью осла. Яйценюх и сам не подозревал, как и когда он превратился в осла в этот вечер.

 

17

Любому солдату интересно знать, как воюют выдающиеся полководцы, какое участие они принимают в боях, если их нигде не видно. Украинские солдаты на восточном фронте голодали, спали на драных матрасах, без простыней, одеял и полотенец, а если эти полотенца привозили, вытирали ими сапоги перед смотром, когда приезжал полковник, а потом выбрасывали в мусорные баки. Но это еще ничего. А вот с кормежкой сложнее. Первый день можно обойтись без каши, а вот к концу второго дня голова начинает кружиться, вспоминается мать, что всегда зовет к обеду, либо жена, что делает то же самое. Вдобавок бронежилетов, касок нет, ноги мокнут в кирзовых сапогах и портянках из синтетики. И пожаловаться некому. Полковник появляется раз в месяц, и то ненадолго. Он вечно спешит, вопросы фиксирует на бумажке, обещая на днях прийти с ответом, поскольку любой вопрос должен быть согласован с командованием.

А командование, начиная с министра обороны Полдурака, который недавно надел погоны не то генерал-полковника, не то маршала, это особая каста, живущая далеко от поля боя, чтобы пушечные выстрелы не мешали ночью спать, а днем заниматься политическими сплетнями.

Эти политические сплетни меняются в зависимости от вновь назначенного американцами или избранного президента, на которого Верховная Рада возлагает обязанности Верховного Главнокомандующего. Недавно эти обязанности исполнял Трупчинов, а теперь Вальцманенко назло Коломойше.

Генералы живут в комфортных условиях – кто в Киеве, кто на передовой за сто километров от огневых позиций. В огромных палатках – свой генеральный штаб, где чертятся схемы, вывешиваются карты сражений и откуда министр обороны иногда дает указание нажимать на гашетку системы Град, или подождать. Вроде бы министр обороны в воображении целится только на скопления сепаратистов, но тот, кто нажимает кнопку пуск, делает это, будто хлебает суп, а куда попадут снаряды, его совершенно не интересует. Часто случаются случаи, когда снаряды, в том числе и фосфорные, поражают своих. Молодой генерал поначалу хотел это исправить, но ничего из этой затеи не вышло: техника хоть и старая, но сложная, она требует грамотных и опытных кадров, особенно офицерского состава среднего звена. А что может пастух, овчар из Ивано – Франковска? А ничего! Министр обороны возмущался такому положению дел, снимал генералов с теплых местечек, а потом понял, что в его армии есть еще чекисты в лице Яруша, который звонит ему и говорит: ты сволочь, почему не выполняешь приказ?

Поначалу министр в полной камуфляжной форме предпочитал находиться в гуще солдат, которые держат автомат в руках и с криками ура, идут на смертный бой, но вскоре он понял, что это бессмысленно. Бросить клич: за мной в атаку, он не мог, так как не знал, в какое время это надо было делать. Кроме того, он поймал себя на том, что у него не хватает храбрости рисковать жизнью. Обычному солдату можно внушить, что когда он идет в бой, он это делает за родину, а сам Полдурак знал: он воюет за хунту. Рисковать за то, чтобы эти дебилы спокойно сидели в своих креслах, как-то это не сочетается с выражением «за родину». Родина и хунта не одно и то же.

Армия, которая ему сейчас подчинялась…, ее трудно назвать армией: новички без касок и бронежилетов воевать не умеют, офицеры отсиживаются в штабах. Полковники и генералы никогда не снимали белые перчатки, они были заняты строительством дач, покупкой автомобилей нового образца, а солдат использовали, как рабочую силу на строительстве своих загородных особняков.

И сейчас они поселились вдали от солдатских масс, у них на каждого огромные благоустроенные палатки, где живут жены, дети, а чаще любовницы. Там генеральские обеды, пьянки, гости.

Министр решил отправиться к ним вторично, собрать всех на совет – военный совет в сосновом лесу.

В сосновом лесу тоже были столы, столы накрыли, все пахло, щекотало в носу, возбуждало аппетит, а министр два дня сидел на солдатской каше и когда очутился среди этого изобилия, тут же сдался в плен собственной слабости. После стакана коньяка и обильной пищи, стали закрываться глаза, и он сказал Кивалю, своему предшественнику, что заседание военного совета переносится на 17 часов вечера.

Однако такой совет не состоялся. Поступила команда от Вальцманенко быть в Киеве в восемнадцать часов ему и начальнику Генерального штаба Кузьменко, а так же Кивалю, бывшему министру обороны и трем командующим армиями.

– Мы должны быть ко всему готовы, – сказал министр обороны, протирая сонные глаза, поскольку его подняли не так давно по тревоге.

– Я считаю: надо объявить перемирие, хотя бы два-три дня. Для перегруппировки сил, отдыха, ремонта техники, налаживания работы кухни, – сказал командующий сухопутными войсками Мостарь.

– Я поддерживаю, – добавил командующий войсками стратегического назначения Муха. – В баньку не мешало б, вши заели. Жара, все время пить хочется, а воды нет. Бойцы Правого сектора все норовят водные коммуникации разрушить. Это может принести к катастрофическим последствиям, скажем, все начнут болеть холерой. Этот Яруш – недоделанный какой-то.

– Обсудим все эти вопросы у президента, – обнадеживающе сказал министр обороны.

– Напрасные надежды, – бросил Киваль.

Самолет прилетел в Киев в половине шестого, а в приемную президента они попали только в семь. Вальцманенко надулся как лягушка на морозе. Он вошел, высоко поднял голову, не поздоровался, но разрешил всем сесть, поскольку генералы стояли навытяжку, руки по швам.

– Я ждал вас час назад. Если так же работаете на фронтах, то террористы чувствуют себя вполне вольготно, ничего не скажешь.

– Техника виновата, господин президент, – сказал Киваль. – И на хронтах тоже. Если бы у нас на вооружении были новенькие танки и системы Град, террористы давно бы пятками накрылись.

– И что? Ничего положительного вы мне сказать не можете? Зачем вы тогда здесь? Знаете, что после вас я должен позвонить Бараку? Я же должен ему что-то сказать. Что я скажу, что у меня техника ни на что негодная? Да вы что? Вы в своем уме? Вы мне давайте только положительную информацию, только положительную. Генерал-майор Муха, начнем с вас. Какие высоты освобождены нашими доблестными войсками?

Муха встал, руки по швам и задрал голову кверху.

– Господин Верховный главнокомандующий. Ни одной высоты мы не взяли, наоборот несколько высот уступили, временно уступили террористам. Командиры полков докладывают: нет касок, бронежилетов, винтовок, автоматов и системы Град.

– Садитесь, Муха. Генерал Мостарь!

– А что Мостарь? Надо было завезти не только людей, которых можно назвать пушечным мясом, но и технику, а так же продухты питания и немного алкоголя, аптеки и прочее. Я же вам уже докладал. И не только вам, но и Яйценюху. Но вы: слышали звон, да не знаете, где он. Я предлагаю объявить перемирие хотя бы на три дня.

– Стрелять до победного конца, а я доложу Бараку: наши доблестные войска будут стрелять до победного конца. Я не позволю расслабляться доблестным вооруженным силам. У меня есть сведения, что вы устроились за сто километров от линии фронта. В генеральских палатках вы пьянствуете, трахаетесь с проститутками, а на глаза солдатам не показываетесь.

– Но мы чертим маршруты боев, держим связь с командирами полков, зачем генералам находиться на передовой? Это опасно, неужели вы этого не понимаете? Я, например, решил заняться улучшением бытовых условий нашего штаба. Каждому домик нужно построить. А на передовой должны солдаты находиться.

– Ну, хоть что-то положительное вы можете привести?

– Пойман один террорист.

– И что?

– Ничего. Пойман, и все тут. Позвольте присесть.

Генерал не успел присесть, как в помещение ворвалась знаменитая гостья Гриппускакайте.

– Я прямо из Прибалтики к вам, господа. От имени всех прибалтийцев хочу сообщить вам, что вся Прибалтика с вами.

– Ласкаво просимо, Гриппускакайте, – произнес Вальцманенко, раскину руки. – Я очень рад. Литва внесла большой вклад в развитие революции на майдане, в том числе, благодаря вам, Гриппускакайте.

– Я пятьсот солдат послала в Киев, как только узнала, что революция в Киеве направлена против москалей.

– Врете, Гриппкакайте, – произнес экс-министр обороны Галатей.

– Что ты сказал? – спросила Гриппускакайте. – Выходи!

Галатей вышел на средину зала и уставился на гостью. Бывший министр обороны не знал, что у гостьи черный пояс по карате. Одно движение и он очутился на полу.

– Повтори, что ты сказал.

– Потом, потом, госпожа Какайте…

– Я Гриппускакайте. Повтори!

– Грипп какайте…

– Даля, не губи моего бывшего министра обороны. Кто с москалями воевать будет, если ты ему оторвешь яйца?

– Я его заменю, – сказала Даля под всеобщий хохот.

Генералы аплодировали стоя. Яйценюх, под видом, что ему надо посетить нужник, вовремя смылся: он знал, что Гриппускакайте недолюбливает его за то что он отказался покупать у нее просроченные маслины в немного проржавевших металлических банках.

– Я приглашаю тебя в баню, – шепнул ей на ухо Вальманенко. Она внимательно посмотрела на то место, где раздваиваются брюки, и шепнула:

– Я этого ждала.

 

18

Министр обороны невольно задержался в кресле, зная, что он, как значительная фигура, нужен президенту для особого разговора, но вдруг ему стукнула в умную голову дурная мысль: а как бы прошмыгнуть мимо, скрыться, чтоб его долго искали и никак не могли найти в самый ответственный момент. Но эта афера не вышла. Президент придавил его ладонью к месту. Полдурак понял: сейчас получит втык от верховного, и сжался. Он ждал порки.

– Ты бываешь на местах боев? Какие выводы ты делаешь, действительно так плохо в нашей армии, которую я по-прежнему считаю победоносной. Смотри, ведь раньше ни Донецк, ни Луганск не были окружены, а теперь…теперь кольцо вокруг сепаратистов, коммунистов, террористов, замкнулось, так ведь? А почему? Да потому что, как только ты принял, вернее, как только ты занял пост министра обороны, ты дал команду применять фосфорные снаряды. И дело пошло, так ведь? Россияне вопят, что это оружие запрещено международным сообществом, возможно, оно так и есть, но смотри, наши друзья в Америке только улыбаются, а все молчат и одобрительно подмаргивают, то левым, то правым глазом. Как будто ничего не происходит и в то же время, все, что происходит – это все на благо нашего и американского народа. Что это значит? А это значит, что мы не должны отказываться от оружия массового поражения. Ты понял? Я не могу издать такой указ о применении фосфорных снарядов, я могу тебя иногда пожурить и даже наложить взыскание за эти снаряды, но это так, чтоб ввести в заблуждение мировое общественное мнение. Неужели ты не догадываешься? Что ты за министр? У тебя в башке опилки, так? Стране нужны догадливые, мыслящие министры, способные угадать, когда я говорю: нет, но подразумеваю да. Ты меня понял?

Теперь второе. Наши генералы живут за сто километров от боевых действий в хорошо оборудованных палатках, у них там не только ресторанная кухня, но и куча проституток? Мне уже генеральские жены стали жаловаться: мужиков найти не можем – стары, свои мужья стреляют ночью между ног проституткам, да еще платят им заоблачные суммы. Я ведь могу посетить ваш генеральский палаточный городок.

– Насчет фосфорных зарядов…дело коренным образом изменится. Даю слово министра обороны. А генералы…они не привыкли к стрельбам, к звону пушек. Что генералы делали до войны, учения проводили? Ничего подобного. Строили шикарные дачи, да продавали военное имущество. А теперь…, я их приучаю хоть схемы чертить на песке, потому что досок нет. Они играют как маленькие дети. Иногда на вечеринках…балуются старички…. Бог с ними, их время уже ушло. Дома жены-мегеры по волоску выдергивают, на лысине ничего не остается, а тут – свобода. Знаете, как они рады этой войне? Они как дети. Ну, где мы возьмем молодых, энергичных, их же готовить надо, а ваш предшественники этим не занимались. Один разводил пчел, да откапывал нацистских генералов Степана Бандеры, а второй, Янукович, то есть, устраивал судьбу сыновей, а армией не занимался.

– Но все равно я считаю: наша армия непобедима и ее надо готовить к освобождению Крыма. Ты же обещал парад победы в Севастополе. Забыл? Заруби себе это на носу. Крым надо вернуть.

– Нет, не забыл. Но давайте сначала с Донбассом разберемся. А там дела…не блестящи. Генерал Киваль вводит вас в заблуждение.

– Слава Украине! – произнес Вальцманенко, вставая с кресла. – Непобедимой украинской армии слава! Ура!

Как никто из участников сегодняшнего военного совета, Полдурак остался доволен. Он угадал, что и президент им доволен, он на него, как на молодого, способного читать мысли по выражению лица, по намекам, делает ставку. Не зря он его так возвысил. Из начальника личной охраны в звании капитана сразу в генералы и булаву министра обороны. Теперь украинская артиллерия будет стрелять только фосфорными снарядами. Если враг не сдается – его уничтожают. Кто это сказал? Шевченко, автор Кобзаря? Гм, где бы достать этот Кобзарь, чтоб хоть заглавие прочитать. Наверняка в этом Кобзаре есть инструкции по стрелковому делу. А может, это Бандера. Это его слова. А что касается генеральских дачных палаток вблизи линии фронта…ну что с ними, стариками, поделаешь? И я когда-то буду старый. А на старости, ой как хочется побаловаться клубничкой.

Это был воскресный день, ближе к вечеру. Новенький Мерседес подкатил к генеральскому палаточному городку. Никто не встречал министра обороны, все палатки были наглухо закрыты на молнию, но в каждой палатке, слышались ахи, вздохи и непрерывный хохот.

– Посиди в машине, а я тут похожу, послушаю…

– Мне бы тоже не мешало, – сказал водитель Воробей. – Позвольте, а?

– Только не вспугни, а то накажу.

Министр долго расхаживал, останавливался у каждой палатки, прислушивался, впадал в тоску от однообразия, но ему очень хотелось наткнуться на своего предшественника Киваля. Палатка Киваля находилась в центре палаточного городка и в спешке обитатели не затянули молнию до конца. Оттуда раздавались не только голоса, но видны были пикантные картинки.

– Отрежь его, он ни на что негодный! – командовала молодуха в костюме Евы.

– Еще сотню прибавляю, потерпи. Он у меня такой, что не сразу становится боеспособным.

– Так надо было сразу привести его в боевое состояние, а потом вызывать цель.

Генерал Полдурак пошел в свою палатку и начал готовиться к продолжению военного совета недалеко от военных действий. В это время на всех фронтах царило затишье. Солдаты утомились не только от жары, но и от недоедания. Перловая каша еще не была доставлена, что касается гречневой, то она полагалась только высшему командному составу. Мясо и мясные изделия опасно было доставлять в такую жару, поэтому весь рядовой и младший командный состав перебивался на американских пакетах, так называемых завтраках.

Раненые, которых, как правило, не увозили в лечебные учреждения, потому что они уже не представляли интереса для командования, ревели, кричали, требовали к себе внимания. Те, кто отходил в мир иной, представлял наибольший интерес: их зашивали молниями в черные мешки, выкапывали яму на пять, на десять человек и погребали без священника, без отпевания.

Спустя два часа после прибытия, Полдурак послал своего водителя по палаткам с объявлением, что клубничка уже должна кончиться, и их с докладом ждет министр обороны в своей палатке.

Работники Генерального штаба, увешанные схемами, планами, отчитались быстро, а вот командующие бригадами, полками и объединениями особого назначения, отчитывались долго, бестолково, приводили в пример подвиги своих подчиненных, которые были совершены две недели тому назад и больше.

Министр давал накачку каждому по очереди и обязывал, несмотря на протесты, будто по ошибке запускать снаряды с фосфорной начинкой по жилым кварталам, детским садам, школам, институтам. Эти команды воспринимались с напряженным одобрением и тут же уходили в войска. Города без электричества и воды вновь начали освещаться смертоносными снопами, дугой ниспадающими с неба.

 

19

Доблестная украинская армия несла потери ежечасно, ежедневно, ежемесячно. Генералы не спешили докладывать президенту о потерях, да он и не особенно интересовался: у него голова болела, как накормить, одеть, обуть тех, кто живы и могут держать в руках ржавый автомат. Благо, Коломойша выбрасывал по миллиону долларов в день на содержание Правого сектора и других наемников-головорезов, а так бы без него, без Коломойши, давно могла бы наступить катастрофа. Но Коломойша таким образом набирал вес и Вальцманенко это хорошо понимал, и все больше и больше нервничал. В очередной приезд могущественной Нудельман, он поплакался, но она не только успокоила, но и пристыдила его. Он успокоился, а о том, что его обвинили в трусости, забыл. Это привело к тому, что он перестал интересоваться судьбой тех, кто потерял руку, ногу или вовсе остался умирать в донецкой степи от ран, голода и отсутствия медицинской помощи, а за ним и генералы невольно стали следовать его примеру. Таким образом, сложилась порочная практика: кто перестал стрелять, кто не может этого делать в силу физической немощи, тот не наш, тот пусть думает, как выжить самостоятельно.

Такое положение дел ломало психику тех, кто лежал на земле и днем и ночью, кто медленно умирал на поле боя, теперь уже никому не нужный. И только…потому что живых тушек крепко держала в своих когтях нацистская бандеровская философия: убей русского, он во всем виноват.

Ни министр обороны Полдурак, ни Верховный Главнокомандующий Вальцманенко и не подозревали, что бездушное, бесчеловечное отношение к солдатам приведет к тому, что возопят матери, а потом и сыновья начнут воспринимать войну с собственным народом, как чуму и под различными предлогами начнут избегать службы в армии.

Министр обороны хватался за голову, когда проводил смотр боевых отрядов, готовящихся к отправке на поле боя. В каждом взводе сиротливо стояли по одному по два солдата босые, в кальсонах и драной кепке задом наперед. Большинство солдат просто держали палки в руках, а те, кто держал ствол от сломанной винтовки или автомата, высоко нес голову, щупая пальцами правой руки, застегнута ли ширинка на рваных кальсонах.

– Здравствуйте солдаты доблестных вооруженных сил неньки Украины! – громко произносил министр.

– Хотим есть, – хором отвечали хромые, без одного глаза, без одной руки солдаты.

– Сегодня вас покормим. Помните: по две порции кушать нельзя, помереть можно от переедания, – произнес министр.

– Хучь на сытый желудок, потому как голодным чижело помирать.

– Где же остальные ваши однокашники?

– Вона на полях лежат. Хоронить некому. Большинство мертвы, но есть и живые, следовало бы их в гошпиталь отправить, может, кто бы и выжил.

Однажды от такой картины министру стало дурно, он едва устоял на ногах. Но он извлек мобильный телефон и нажал на волшебную кнопку:

– Господин президент, Вальцманенко! Дорогой! Надо пополнить ряды вооруженных сил! Надо накормить ребят хоть гнилой картошкой. Иначе погибоша. Парада победы в Севастополе не будет никогда, это вымысел моего предшественника Галатея, это он пиарился, а попросту бесстыдно лгал вам и всему народу. Нам этот парад не видать, как своих ушей. Слава Украине!

Министр все время повторял эти слова вслух, как священник молитву.

Надо ехать к Вальцманенко, он более профессиональный разведчик, чем американский шпион Наливайразливайченко, хотя стаж работы на американскую разведку одинаков.

В четыре часа дня Полдурак стоял по стойке смирно в приемной президента, ждал вызова. Он забыл все, что хотел сказать, кроме самого важного предложения: парада победы в Севастополе не будет. Но и то хорошо, а то пришлось бы просто мычать.

Вальцманенко понял, что министр волнуется. Это было видно потому, как дрожат у генерала колени, как танцует нижняя губа, как дрожат пальцы на руках.

– Смирна! Не волноваться! Слава Украине!

– Слава! – рявкнул министр и подумал: «Не дрожать! Вспомнить, зачем я сюда пришел! Ать-два!»

– А теперь по порядку. Что у вас там случилось, сколько террористов взято в плен? Скоро ли моя доблестная армия перейдет украинско-российскую границу и двинется в сторону Кремля? У меня в России фабрики, заводы, я всех россиян кормлю шоколадом. Шоколадные плитки – пальчики оближешь.

– У нас проблемы.

– Наш друг Барак только что прислал бронежилеты и приборы ночного видения, я их уже послал в зону АТО.

– Это не…

– Отремонтирован один танк в Харькове, ты его получил? Как он стреляет, сколько танков сепаратистов подбито? Сколько, я тебя спрашиваю?

– Мы…

– Когда парад победы в Севастополе планируешь?

– Парада не…

– Молчать, когда я говорю, а то погоны сорву и рядовым в зону АТО отправлю.

Вальцманенко стукнул кулаком по столу, а потом поднес кулак к жирным губам и стал сосать, чтобы унять боль. К счастью вошел Яйценюх. Он приблизился к Главнокомандующему вплотную.

– Шалом, Вальцманенко. Что ты так раскричался. Наш министр – это министр, он волнуется, он очень старается, а ты на него шумишь. От страха потерять должность, а может и свободу, он может лишиться последней капли ума, что тогда делать будешь? Давай, выслушаем его. Докладай, Полдурак.

Полдурак достал платок, вытер потный лоб и стал сморкаться. Жидкости в носовых пазухах оказалось так много, что процедуру ее выдувания пришлось удлинить во времени в несколько раз. Получилась целая омерзительная симфония со свистом и с переливами. Выдув, наконец, обе ноздри, министр выбросил платок в урну, задрал голову и по-военному стал докладывать.

– В плен мы взяли целую армию противника. Но и наша армия в плену. И еще кажись одна, и того уже три армии в плену. Некому держать автоматы в руках, некому надевать бронежилеты, каски и прочее обмундирование. Нет ложки, вилки, тарелки, нечего туда положить, солдаты едят человеческое мясо убиенных гражданских сепаратистов. Тайно, чтоб никто не знал, никто не видел. Предлагается срочно объявить мобилизацию от пятнадцати до девяносто лет. Инвалидам, если у них нет палки, выдать палки и по одному американскому пайку. Где американские пайки? Коломойша ими торгует по завышенной цене, а мои солдаты отходят голодной смертью.

– Что, так серьезно? – спросил Яйценюх. – А почему никто не знает об этом? Надеюсь, президент всегда и во всем в курсе, так, господин президент?

– Не сметь! – стукнул кулаком по столу Вальцманенко.

– Я ничего, я так, для пользы дела. Вообще надо, чтоб министр обороны докладывал и премьеру о положении дел на фронтах, – стал наступать Яйценюх. – Кто финансирует армию, президент? Ничего подобного. Давай, Полдурак, рисуй картину и по возможности подробную. Мы подкорректируем бюджет, сократим расходы на социальные нужды и пополним кошелек для армии. Надо что-то с пенсиями сделать, а то у нас больше пенсионеров, чем работающих, как в Греции. Что-то они долго живут. Надо им урезать пенсию, повысить цены на продукты питания и коммунальные услуги, сократить расходы на похороны, глядишь, стариков станет меньше. Это ужас, как они долго живут. Средняя продолжительность жизни 55 лет, как в Северной Корее.

Полдурак стал докладывать. Постепенно он перешел на уверенный, командирский голос и нарисовал реальную, но печальную картину. Яйценюх при этом все хватался за голову и охал, его примеру последовал и президент.

– Особую касту в армии составляют наемные войска – поляки, немцы, французы и особенно прибалты. Они требуют зарплаты вовремя, их надо кормить по особому, ими же составленному меню, обеспечивать наркотиками, девочками, спиртным. От презервативов отказываются напрочь, а это значит, что наши щирые украинки заражаются от них не только триппером, но и сифилисом и всякими другими болезнями, – докладывал министр обороны.

– А они беременеют? – спросил президент.

– Некоторые да, сверкают пузом. Но тогда, господин президент, их в дело никто уже не берет. Пузатые они никому не нужны. Мало того, они требуют оплаты по беременности и родам, а у нас карманы пусты.

– Наливайразливайченко докладывает, что твои генералы по-прежнему набивают карманы долларами. Это так? – спросил Яйценюх.

– Я такими сведениями не обладаю, – заявил министр.

– А надо бы, надо бы, – с раздражением сказал Яйценюх и чихнул. – У нас воруют все, кроме нас с президентом, – соврал Яйценюх, поскольку только вчера прикарманил полтора миллиона долларов.

– Я издам указ об образовании специального финансового ведомства при министерстве обороны, – сказал президент и взял перо в руки, будто перед ним стоял уже указ для подписи.

– Прошу вас, повремените, – попросил министр обороны. – Это будет новая кормушка. Стоит ли нам откармливать новых бездельников. Я подумаю о создании военного трибунала. Надо рубить головы.

– Будешь продавать Коломойше? – спросил Яйценюх.

Полдурак вздрогнул и немного побледнел. В этом что-то было. Полдурак об этом не думал раньше, но теперь, когда премьер произнес эту сакраментальную фразу, она током ударила в мозг министру: а что если в самом деле, а почему бы…

Но он тут же, пришел в себя и стал перетасовывать бумажки:

– Ну, вроде все.

– Тогда объявляется всеобщая мобилизация мужского населения. Вальцманенко, ты позвони Гройцману. Он все еще председатель Верховной Рады. Пусть собирает кворум.

 

20

Когда Трупчинов работал Председателем Верховной Рады последний день, он как никогда нервничал и переживал. Ему казалось, что земля вертится не в ту сторону, что москали, вооруженные до зубов, оккупировали все его дворцы, а по каменной дорожке, что ведет к его любому дворцу, стоят виселицы.

Уже сегодня вечером он должен был сдать дела новому председателю Гройцману. Поэтому он старался как никогда. Уже через час собралась Верховная Рада на внеочередное заседание. Это была пороховая бочка профашистского отребья, поэтому решение о всеобщей мобилизации и кормлении солдат сырой свеклой и какой-то американской щепой в пакетах было принято спешно, единогласно в течение трех минут под бурные аплодисменты и криками – Слава Украине!

В десять вечера закон лег на стол президента и тут же был подписан. Вальцманенко настолько обрадовался, что поставил свою подпись не в том месте, где полагалось, но махнул рукой и пригубил очередной стакан коньяка.

У него в кабинете сидел Наливай – Разливай, американский шпион, по утверждению злых яыков, который теперь официально передавал все секреты американскому военному ведомству. Правда, передавать было нечего. Если только рыться в грязном белье президента и премьера, искать вшей в кудрях Вальцманенко и то безуспешно. Вальцманенко каждую неделю посещал парикмахерскую, где эту процедуру делали за него другие.

Закон о срочной мобилизации, принятый Верховной Радой и подписанный президентом был разослан во все военкоматы страны, во все штабы дивизий и наделал много шуму. Западноевропейские швабы пришли в восторг: наконец президент Украины начал действовать. Пятисоттысячная армия Украины даст по хребту распоясавшейся России и покажет ей, где раки зимуют.

Повестки призывникам были разосланы немедленно, но призывники тут же их оприходовали на самокрутки, либо для разжигания костров на природе в отсутствии газетной бумаги. Каждый призывник и его родители читали между строк этой повестки: война на Востоке требует пушечного мяса, пополните его, отдайте свою жизнь за киевскую хунту, состоящую из негодяев.

Поняв, что откликнулись на повестки только ивано – франковские вивчари, да жалкое количество львовян, Вальцманенко три дня чесал за ухом, стучал кулаком по столу и даже по лбу, но ничего разгадать не мог и обратился в американское посольство в Киеве: помогите, дескать, родненькие, определить у чем же промблема, пачему граждане не хотят служить в армии, почему они отказываются убивать непокорных?

Долговязый Пейта трижды стукнул себя по узко – низкому лбу и, услыхав, что там, в кумполе, что-то как бы загрохотало, сказал Вальцманенко:

– Согласно закону, призывник, если он не расписался на повестке, в демократических странах, имеет право не явиться в военкомат для транспортировки его к месту службы. Он может сказать: я не знаком с повесткой, мне ее, эту повестку, никто не вручал.

– Как, как? Повторите еще раз, господин посол, великий друг моей Украины, я что-то никак не пойму, – проговорил Вальцманенко, складывая руки.

– Ты, как это по-русски? а, дундук. Ты дундук. Ты должен показать мужику повестку, дать ему ручку и сказать: распишись, любезный. Как только он расписалася, ты повестку в карман и ждешь. Не явился призывник, ты его в суд. Суд приговорит к пожизненному сроку, и пусть сидит на радость другим и тебе как президенту.

– Ну, теперь понял, теперь понял, господин посол. И как это я раньше не догадался? А ведь напряженно думал. Даже лежа в кровати. Буквально сегодня утром. Уже буквально приблизился к разгадке, остался один шаг, нет полшага, и тут подходит супруга и сообщает: Петя, вставай, кофе готов. Ах, ты Боже мой, Боже ты мой! Ну, спасибо, мильон раз спасибо.

– Яйценюх, иде ты, Яйценюх, Наливай – Разливай, куда вас черти носят? А не туда, Полдурак! Иде ты, Полдурак? Срочно военный совет. Тебе пятнадцать минут на сборы. Чтоб все были на месте, чтоб пуговицы, кокарды сверкали, как у кота яйца!

Военный совет проходил во Дворце наций, а точнее в православном храме, имевшем косвенное отношение к московскому патриархату, разгромленному бандеровцами с благословения бывшего сотрудника КГБ киевского патриарха Филарета. Этот Филарет в свои 86 лет издавал такой запах на всю Украину и на всю Европу, что все чихали и не могли остановиться. Но вся трагедь в том, что эта вонь, как-то незаметно подкрадывалась и действовала на мозги, и Филарет становился все более и более популярным. Мы вынуждены о нем еще вспомнить.

Генералы тут же собрались, и у них все блестело, а у некоторых лысины блестели ярче кокард и пуговиц. Верховный Главнокомандующий опаздывал. И не просто так. Целый отдел журналистов и просто писателей трудились 46 минут над докладом президента на военном совете. Доклад должен был вместиться на одной странице и занять не больше трех минут, поскольку, как утверждал сам Вальцманенко: краткость – сестра таланта.

Генералы встречали своего верховного под духовой оркестр, аплодисментами, криками ура и «слава Украине!».

– Воины доблестных вооруженных сил, пановы офицеры, господа генералы! Слава Украине! Мобилизация на гране провала. Мы все в этом виноваты, не призывник, а мы виноваты. Повестки надо вручать под роспись призывника. Все, я кончил.

– Ура! Ураа! Ураа!

– Всем понятно?

– Ура! Урааааа!

– За работу, господа генералы и плутковники!

Генералы сразу поняли, в чем дело и промеж себя стали утверждать: ну и умный же наш Верховный, не то что был Кравчук и Ющенко. Они никуда не годились, а вот Вальцманенко человек умный, он стратег и политик. Дай ему Бог здоровья.

– Говорят: много употребляет.

– Э, это ерунда. Можно подумать, что наш брат безгрешный.

Хоть доклад президента и не имел прямого отношения к военному совету, но начальники военкоматов поняли, в чем секрет успеха, и стали запускать эту уловку с росписью на повестке призыва в армию во всех военкоматах страны.

Подавляющему числу военкомов на местах пришлось хвататься за голову, все они как один выглядели сиротливо и жалко. Боязнь потерять работу, лишиться дополнительной к пенсии зарплаты тяжелым грузом давило на их плечи. Кто-то подал замечательную идею мысленно превратить всех новобранцев в скотов на двух ногах, оторванных от цивилизации и это дало бы возможность отлавливать их, как Яйценюхов, выпущенных из клетки.

Для этого нужна была большая подготовительная работа. Скажем, на село была спущена цифра 1500 двуногих Яйценюхов, которых предстояло отловить, посадить в микроавтобусы, запереть и доставить в военкомат. В военкомате уже заседала врачебная комиссия, которая тут же давала заключение: годен без всякого предварительного медицинского осмотра. Далее формировался списочный состав, распределение по взводам. Каждый взвод получал своего командира. Каждый командир говорил своим солдатам: вам повезло, ребята. Все вы отправляетесь на море охранять дачные участки Коломойши, Ахметова и Вальцманенко, нашего президента. Там обалденная кормежка, молоденькие девочки, клубничка, кафе и всякие блага. На хронт? Да что вы? Кто вам такое мог сказать? Это провокация москалей. Не верьте!

Но, так как никто не верил в эту аферу, и взводы, батареи, воинские части не наполнялись в количественном исчислении, то военкомы решили запустить отлов.

В каждом селе отловом занимались ответственный работник по призыву, уполномоченный участковый, депутат сельского совета, иногда и председатель и один работник военкомата.

Пустые микроавтобусы стояли возле сельского совета в ожидании наполнения, а непрошенные гости, пытались войти в дома испуганных до смерти граждан.

– Прячься, – сказала Марина мужу, который сидел за завтраком. – Идут. Заберут тебя насильно, отправят на фронт, и я тебя больше никогда не увижу.

– Куда прятаться, поздно уже.

– Под кровать, живо.

Миша полез под кровать, очутился в паутине, пыли в палец толщиной и притих как испуганная мышка. Марина стянула покрывало до самого пола и выбежала на улицу. Гости стояли у порога.

– Ваш муж подлежит призыву в армию. Вызовите его, пожалуйста. Пущай подпишет эту бунажку.

– Его нет дома, – сказала супруга. – Какую еще бунажку?

– Повестку. А ежели его нету дома, то распишитесь вы.

– Я? Ни за что в жизни. Я никада никаких бунажек не подписывала. Даже в загсе не подписала. Кума за меня поставила подпись. Шо вы, шоб я? Ну-ка брысь отселева, оглоеды проклятые.

– А где сын Тарас?

– Уехал в Чехию на заработки.

– Как же так? Мы перекрыли границу с Чехией до окончания анти…анти…манти операции, – сказал участковый. Он у вас лежит под кроватью.

– Заходите, пожалуйста, – сказала Марина, моргая участковому.

Участковый зашел в коридор и остановился.

– Бутылку срочно.

– Вот она!

– Гляди, шоб завтра вас дома не было. Никого. Пойняла? Мы завтра снова придем.

– Ой, спасибочко. Вы знаете, что у меня трое детишек мал малого мал. Как их оставить?

– Да цыц ты, знаю я все.

Великие люди села ушли, за домом разделили на троих и пошли к следующему дому.

Простым людям пришлось прятаться, а вот сыновья богатых и членов хунты разъезжали по Киеву на Мерседесах, чаще на красный свет и их никто не брал в армию защищать родину. В народе пустили слушок, что сын Трупчинова получил повестку, но уже на следующий день военком был освобожден от должности. В назидание другим.

 

21

Простому человеку война не приносит радости. Родители, отцы и особенно матери, что остались в Галичине, каждый день ждали весточки от своих сыновей, отправленных на Донбасс воевать, бог знает за чьи интересы. При помощи мобильной связи, этого чуда современной техники, теоретически можно было созвониться в любое время. Расстояние не играло роли.

Аня Микуляк из Ивано-Франковщины названивала сыну ежедневно, а иногда и ночью. Но никто не отзывался. Однажды в три ночи Дмытро отозвался. Все кимарили в землянке, а он не спал. По многим причинам. Уже третий день ни каши, ни колбасы, даже ливерной не подвозили, чай кончился, а буханку хлеба привозили раз в три дня, и то ей можно было разбить голову. К тому же Дмытро был ранен осколком в ногу. Осколок никто не вытащил, рана ныла, беспокоила.

– Мама! Мама! Это я, Дмитрий. Ты меня слышишь? – шептал он в трубку, но этого было недостаточно: голос сына едва различала мать на том конце.

Он вышел из землянки и под яркими звездами, примостился к стенке и говорил громче.

– Мне плохо. Третий день не кушал, да еще ранило в ногу, осколок остался, но воевать заставляют. Я не хочу жить, приезжай, забери меня из этого пекла. Мы не с москалями воюем, а своих убиваем, граждан Украины. Они на нас злятся, говорят, мы эту войну затеяли…

Тут раздался грохот, голос сына пропал, а мать Аня Микиляк уронила трубку, поливая ее слезами. Все ждала повторного звонка, но этого звонка не было, ни в течение этого дня, ни в последующие, а к концу недели ей прислали гроб с телом Димы.

Весь квартал города Ивано-Франковска провожал парня на кладбище замороженного, зашитого в мешок черного цвета. Дима был известный парень в округе, пользовался популярностью среди девушек, рвался на фронт, как только на юго-востоке начались военные действия, и мать провожала его напутствуя: ты там не жалей москалей, это они войну затеяли и заслуживают отмщения. Я за тебя буду Богу молиться, шоб он тебя берег, а ты сносил головы нашим врагам.

А теперь настроение матери начало меняться. Да и других матерей и отцов тоже: гробы с телами ребят приходили во все кварталы города, как Ивано-Франковска, так и Львова, цитадели бандеровщины. Родители не меняли своих взглядов относительно русских, их сердца не могли смириться с гибелью своих чад, и это способствовало еще большему патриотизму, оно было выше любви к своему кумиру Бандере и современным героям Музычко и Ярушу.

Второй сын Иванко, ему недавно исполнилось семнадцать, тоже рвался в бой, но мать сказала: только через мой труп.

Матери постепенно стали объединяться, они хорошо помнили свое участие в бессмысленных выступлениях против Януковича осенью прошлого года и особенно в феврале 14-го. Теперь опыт пригодился. Где-то в подспудном сознании зародилось неприятие такой простой дешевой отправки на восточный фронт молодых ребят в качестве пушечного мяса.

Таких матерей набралось более пятисот, и они решили с плакатами выйти в город, пройтись по улицам и остановиться у военкомата, откуда был отправлен на фронт, недавно похороненный Дима. Откуда-то появилось телевидение, и эта запись была продемонстрирована по российскому каналу на всю Европу.

Вальцманенко это нисколько не встревожило, он знал, что бандеровцы его лучшие друзья и нет ни одного народа, который бы испытывал такую лютую ненависть к своим братьям, как галичане. Он наоборот обрадовался, что женщины запада проявили активность.

Он тут же позвонил Бараку за океан и ждал три часа, пока друг не окончит процедуры и не возьмет трубку. Наконец, счастье улыбнулось.

– Пан Вальцманенко, агент 006, я тебя слушаю, – произнес Барак, зевая.

– Господин великий Барак! Докладаю! Компания по новой мобилизации украинских богатырей идет успешно и уже завершается. Стало в строй полтора миллиона человек, надеюсь, России теперь дадим прикурить. Но, представляете: женщины активизировались. Даже демонстрации устраивают: почему, дескать, не призываете в ряды вооруженных сил молодежь с возраста 16 лет и старше 80. Почему не призываете женщин? Мы тоже хотим отомстить террористам – москалям. Моя душа наполнилась радостью. Я даже не спал всю эту ночь. И все же, господин великий Барак, окончательно победить москалей мы сможем только с помощью Америки. Возьмите нас под свое крылышко, сделайте нас союзником США, чтоб москали не могли на нас кидать бомбы или сбивать чужие самолеты. Нам еще Крым надо отвоевать. Как только вы нас присоедините к себе, наши доблестные войска тут же пойдут на Крым. Там уже отстроена ваша дача. Флот мы выгоним и запустим американский. Господин великий Барак! Вы меня слышите, господин великий Барак! Это я, Вальцманенко, ваш агент 006 с 2001 года.

Но очевидно буря над океаном помешала дальнейшему общению, имеющему огромное значение для истории Украины.

А протесты на западе Украины набирали силу. В этих протестах стали принимать участие не только матери, но и отцы, пока и они не понадобились в качестве пушечного мяса.

Руководство отдельных военкоматов пошло на хитрость: подгонялись автобусы, грузовые машины, крытые брезентом, микроавтобусы, призывники запихивались почти насильно, а матери брались за руки и преграждали дорогу. Ругань, мат, крики, слезы. Если это не помогало, матери ложились на асфальт. И если водители не умели пойти на хитрость, свернуть в переулок, обойти протестующих, то акция срывалась. Военкомы уходили, садились в свои кресла, обхватывали голову руками и плакали, словно только что потеряли дивизию в бою с неприятелем.

Но напрасно военкомы так переживали. Раз Вальцманенко доложил великому Бараку, что компания по привлечению новых войск для антитеррористической операции прошла успешно, значит, она так и считалась– успешной. А то, что отдельные несознательные призывники умудрились не встать в число передовых и миновать призыв, ничего страшного, они будут призваны в следующий призыв, который уже начал разрабатываться. В этой компании предусмотрено привлекать и женщин для борьбы с терроризмом, а также увеличить призывной возраст до ста лет. Эти люди пойдут с палочками в руках, как немецкие бюргеры перед падением Берлина.

Пока кампания по новому призыву в доблестные вооруженные силы не срабатывала, а звонки с фронта иногда повторялись, и это было гораздо лучше гроба с телом сына, матери продавали все, что могли до последней кофты, пользуясь летней жарой, и уезжали на далекий юго-восток забирать свое чадо.

– Мама, приезжай, забери меня отсюда. Я в плену. Говорят, что я – пацан и одного не отпустят: заблужусь. Приезжай, забери. Я больше никогда не поеду на хронт. Номер телефона у тебя есть. Позвонишь. Адрес давать не имею права.

Это звонил Миша или по-украински Мыхайло.

Мама Юся, львовянка, собралась в путь, напутствуемая другими матерями.

– Ты, Юсенька облызательно отыщи мово Яцека и ежели он жив, здоров, прихвати его с собой, вместе с твоим сыном. Тышшу рублей, то бишь гривен заплачу, в самый раз дорога окупится. Только не забудь – Яцек Лавривский, бригада самого Яруша. Так и передай: Лавривские требуют сына домой. Хошь, пятьсот сейчас дам.

Юся деньги не взяла: боялась, что не найдет мальчика, как тогда в глаза смотреть соседям, что живут в конце улицы имени Бандеры.

Юся поехала в Донецк, позвонила сыну. Трубку взял чужой дядя, спросил, кто звонит и чего надо. Он был приветлив и сразу сказал, когда она назвала фамилию сына, чтоб приехала в Славянск и еще раз позвонила по этому телефону. Если никто не ответит, чтоб не переживала: в Славянске сейчас идут тяжелые бои, вполне возможно, что он и ее сын Мыхайло будет сидеть в подвале и не услышит звонка.

– А как же?

– Мама, делай то, что говорит дядя, – сказал сын и телефон отключился.

В Славянске Юся появилась только на следующий день, канонада стихла, она продолжалась почти всю ночь, город был практически полностью разрушен. Ей ответил тот же голос. Вскоре она обнимала и целовала сына.

– Кто вы? – спросила она наставника своего сына.

– Сепаратист Дубовой.

– Не может быть!

– Да, мама, этот дядя действительно сепаратист, но такой хороший, не то, что наш жид Вальцманенко, который нас сюда послал.

– Ну, Митя, будешь еще воевать со своими братьями?

– Никогда в жизни. И всем скажу во Львове: не верьте бандитам. В Донецке хорошие люди и они воюют за свою землю. Это наши послали сюда танки, систему Град и всякую муть, чтоб убивать ни в чем неповинных людей.

– Доброго вам пути, берегите сына. Негоже чтобы такие юноши умирали.

 

22

Если нет бойцов российской армии в составе бойцов самообороны Донбасса, то они должны быть. А как же? В составе карателей киевской хунты воюют головорезы со всей Европы и Америки под видом наемников. А почему нашим нельзя? Нас хулят, обвиняют во всех смертных грехах, а кто затеял эту войну, кто пришел на восток убивать русских? Неужели защитники, сыны, мужья Донецка и Луганска взяли оружие в руки и убивают своих соседей, жен, собственных детей, разрушают собственные дома? Да вы что – сошли с ума? Похоже. Барак радуется, что стравил народы – братья, нашел-таки клад бесценный, нащупал бациллу нацизма. Белые убивают белых, что может быть лучше.

Америкосы посылают свое оружие карателям киевской хунты, а почему нам нельзя? Недостаточно мы посылаем оружия, слабо мы защищаем этот мужественный народ. А надо бы послать миллион солдат и новейшее оружие и выкорчевать нацистов, может украинцы захотят вновь стать славянами, потому что сейчас они даже нестиранные трусы любого немытого америкоса рады понюхать как величайшее благовоние.

В боях в районе аэропорта украинские каратели были окружены и разгромлены, а шестьсот головорезов взято в плен. Все пленные нашли временный приют в России, кажись на территории Ростовской области. От их немытых тел, исходил дурной запах, они вдыхали свежий воздух, а выдыхали смрадный, дурно пахнущий запах, как выдыхают наркоманы, яростные курильщики и страдающие всевозможными болезнями.

– Ну что, бойцы великой армии Галичины? Слава Украине! – насмешливо произнес капитан российской армии Петров. – Иностранцы есть? Два шага вперед.

Двадцать человек сделали два шага.

– Хотим в туалет! – произнесли храбрые иностранцы.

– Лейтенант Храбрецов, отведи их в туалет, а то обгадятся, по второму заходу.

Оставшиеся иностранцы молчали.

– Ты откуда? – спросил капитан Петров, подходя к мужчине черного цвета кожи. – Много русских убил?

– Моя, моя…, сам приехала, зарабатывать деньга доллар.

– Издалека?

– Из Замбия.

– Будешь служить у нас?

– Твоя платить деньга, моя служить. Какой разница, где служить, кому служить.

– Сержант Васильев, отведи этого солдата в пункт приема к майору Водиашвили.

– Ты – кто, откуда? – спросил капитан Петров белобрысого парня.

– Я сержант войска польского армии Крайовой. Я служить москаль не пойду, я помогать бандер победить москаль.

– А мы тебе не предлагаем служить у нас, мы тебя повесим.

– О, матка боска! Вешать я не желать, я пойдет служить русский армий громить бандер.

– Не нужен ты нам, я насчет повешения пошутил. Мы всех вас отпустим. Возвращайтесь по домам к своим семьям, к женам, подругам, к детям, у кого есть. И впредь не проявляйте звериной жестокости к себе подобным. Жестокость порождает жестокость. Вернетесь сюда чинить зверства, вас, как сейчас, поймают, вспорют животы и начнут туловище кишками обматывать, так как вы это делали до сих пор. Вы этого хотите? Кому вы служите? Ведь вас бросили на произвол судьбы. Мы знаем, как настойчиво вы все просили подкрепления, вам обещали, но никого не прислали. Вас просто бросили. Вы ненужный материал. Где ваш Верховный Главнокомандующий, вы знаете? А я вам скажу, где он. Он в Киеве на ученом совете, всякие бредни стариков выслушивает. Ему трижды докладывали, что вы окружены ополченцами, а он всякий раз рукой махал.

– У нас появился шанс остаться в живых? – спросил кто-то из бойцов с перебитой рукой.

– Отпустим вас всех, не переживайте. Посмотрим, как на это отреагируют ваши покровители из-за океана, те, что вам платят деньги за то, чтоб вы лишали жизни ни в чем не повинных людей.

– Не может быть! Вы слышите, ребята. А нам твердили о зверствах русских.

– Лейтенант Храбрецов, отведите всех в баню, отмойте их от грязи в том числе и нравственной, накормите в столовой и дайте возможность связаться с семьями – женами, матерями, братьями, сестрами. Пусть приезжают, забирают своих близких и увозят домой в Галичину, на Ивано-Франковщину пасти овец, овцы мирные животные, их не придется отстреливать. Если, кто и захочет остаться у нас, милости просим, вам будут прощены все грехи.

Президент Украины Вальцманенко действительно присутствовал на ученом совете академии общественных наук. Он даже сидел в президиуме. Ему доложили, что ученый совет собирается присвоить ему звание почетного члена академии наук и профессора, а диссертацию доктора наук он защитил сразу же после избрания президентом Украины.

– Слава Украине! – произнес академик Крыса, вытирая сопли, чтоб не заплевать микрофон.

– Господа! Слава Украине! – воскликнул президент Вальцманенко, вставая и хлопая в ладоши. – Слава Украине! Бандеровцам слава. Дорогому Степке слава. Великому Бараку, слава.

– Я, господа ученые…очень ученые…Слава Украине! – добавил академик Короткий Хвост. – Слава! Слава! Слава!

– Я господа ученые… тоже решил удариться в науку. И иногда мысля приходит мне в мою кудрявую голову весьма и весьма мудрая и полезная. Слава Украине! – вещал президент.

Последний лозунг не взбодрил ученых. Тогда Вальцманенко взял палку и со всей силой ударил по крышке стола. – Слава Украине!

– Бандере слава!

– Прошу садиться. У меня вот какая мысля. Как бы нам передвинуться поближе к Америке?

– Дык мы уже рядом! – не вставая, произнес академик Хвост.

– Больше десяти тышш километров, а я хочу рядом, шоб она нас присоединили, сделали очередным, 52 штатом. Тогда москали…тогда им капец или конец, вы понимаете это? Тогда мы станцуем на Красной площади. Красная площадь принадлежала когда-то Украине, еще покойный ныне Мазепа сражался у стен Кремля и отвоевал его.

Украинские доктора наук без среднего образования, высоко подняли головы, а один по имени Пятка, высоко поднял руку.

– Прошу спердеть, вернее спердонить…

– Да, пердон, пердон, это львовский диалект, он означает прошу извинить, прошен, пан спердонить, – произнес академик Синькорский под всеобщие аплодисменты.

– Пусть так, – согласился Пятка, – но Мазепа…Мазепа, он же отвоевал Львов у Австро-Венгрии в 1939 году.

– Господа академики, вы меня заговорили, вы меня увели из США, нашей матушки и погрузили во Львов, а мне нужно Львов у США и всех вас туда же.

– Я скажу як цэ робыться, – с высоты своего роста произнес доктор филологических наук Пустая Мошонка, который умел читать только по слогам, потому что окончил два класса сельской школы в одной из деревень Львовской области, а дипломы с указанием ученой степени купил у нужных людей. Много раз он покупал не только корочки, но и научные работы, особенно по филологии. Достаточно было сказать, что русский язык это язык мата и попсы и вот уже научная работа, где посередине между доктором наук и академиком. – А цэ робыться ось як. Вы идете до великого Барака, падаете ему в ноги и говорите: простри свою ладонь над моим народом, озолоти нас танками, пушками, бронежилетами и касками. Присоедини нас в качестве союзника, шоб москали боялись и не называли нас младшими братьями, бо цэ оскорбительно. Мы не младшие, мы старшие, мы главные. Киевская Руська начиналась в Киеве, а москали татары.

– Господин Пятка, медленнее, пожалуйста, я конспектирую. Ваши мысли – истерические, – сказал президент Вальцманенко.

– Исторические, – поправил доктор наук Пятка.

– Ну, вот видите, а я записал истерические, торопился, значит. Итак, начнем сначала…

– Да я уже забыл, что говорил. Как никак, мне 86 лет. Я забываю закрывать дверь своей квартиры, когда ухожу на прогулку. Вы слишком много от меня хотите. Я и так оставляю потомкам 16 томов своих произведений, а в каждом томе по три, а то и по четыре страницы. Это же глыба. Итак, где мы сейчас находимся, на катере? Что-то меня покачивает.

Коллеги вызвали Скорую, помогли погрузить на носилки великого ученого, а разочарованный Вальцманенко долго чесал затылок, а потом сказал:

– Заседание академии наук объявляется закрытым.

Очередное звание президенту Украины присвоено не было: академики не успели, президент торопился. Ему трижды докладывали, что шестьсот бойцов попали в плен к русским, но он всякий раз махал рукой, типа: черт с ними. А тут поступило срочное сообщение, что сам Джо Маккейн вылетел в Киев проверить, как выполняются его указания.

– Маккейн или Майден, кто? – допытывался у Наливайразливайченко разгневанный президент.

– Получены двойные, вернее двусмысленные данные: то ли Маккейн, то ли Майден. А тебе какая разница? Один Джо и второй Джо. А если это будет третий Джо, пошли его на х…

– А такое возможно? Меня не арестуют? А потом, иде мораль? Посылать какого-либо Джо подальше это же аморально, противоестественно, ты понимаешь Разливай Наливай? Э, ничего ты не понимаешь. Придется мне искать другого Наливайразливай, а не хотелось бы. Ладно! Мне пора в аэропорт, встречать Маккейна. Я поехал, – сказал президент и начал собираться.

В аэропорту Борисполь он ждал заокеанского гостя еще целых девять часов и когда тот вылупился в лице Джона Маккейна, чуть не потерял сознание от радости.

– О, здорово Пердилкин – Вальцманенко! Знаешь, американское еврейское лобби очень сильно на Капитолийском холме. Так что ты…везунчик. Я тебя опередил. Зачем хотел приехать? Просить денег? Я тебе один доллар могу одолжить…с процентами. Завоюешь Кремль, получишь два доллара, не завоюешь – получишь дулю.

– Мне один ученый прорицатель сказал: езжай в США, встретишь сенатора Маккейна, пади перед ним на колени и проси военного союза, чтоб победить москалей. Но ты, слава Богу, приехал сам. Вот я становлюсь перед вами на колени и умоляю: спасите Вальцманенко и его народ. Россия будет поставлена на колени, даю слово.

– Гм, черт! Кажись, есть такая статья. Я переговорю с конгрессменами. Потом мы обратимся к Бараку, согласуем твою идею и вперед, как говорят русские. Украина станет союзником США.

Вальцманенко поцеловал носки туфель, потом колени и трижды ударил лбом о крыло самолета.

Весть о том, что россияне отмыли, накормили и отпустили по домам шесть сот бандеровцев, попавших в плен, с быстротой молнии облетела средства массовой информации всех стран. Но журналисты только пожимали плечами. Они хорошо знали: этого не было, потому, что этого не могло быть. Может быть только то, что разрешит Барак. Даже Ангелина Муркель это знала и строго придерживалась золотого правила. Россия не способна на жест доброй воли. Хоть кол на голове теши.

 

23

Беженцами считались люди, которые бросали насиженные места и вместе с семьями уезжали в безопасное место. Таким безопасным местом по праву считалась Россия. Стоило перейти границу, и вас встречали как желанных гостей, регистрировали, отмывали, стригли, парили в бане, сытно кормили, затем отправляли в разные регионы необъятной матушки России. Если у кого были родственники на территории Ростовской или других областей, или близкие знакомые в других городах огромной страны, беженцам помогали приобрести билет и отправляться по указанному адресу. Остальных, кому некуда было ехать, отправляли в Крым, к морю, по другим областям, предоставляли жилье, статус беженца, помогали найти работу. Что еще можно было желать тем людям, которым волею судьбы приходилось выбирать между жизнью и смертью?

Подавляющее большинство беженцев были представители слабого пола и их дети. Мужчины оставались воевать с карателями за свою независимость. Однако, в этой женской сутолоке, детском визге, хохоте и плаче, нередко мелькали и мужские фигуры. Это были здоровые плечистые парни. Одни примазывались к женам, к детям, возможно не желали воевать с карателями, рисковать жизнью, другие хотели просто переждать, дождаться, когда потухнет костер и вернуться домой. На них косо поглядывали представители российской власти. Негоже стричь всех под одну гребенку. Но все же можно задаться вопросом, да он и сам всплывал: а чего это, такой-сякой Ваня, Петя, Женя с бицепсами спортсмена, широк в плечах, эдакий красавчик-кобель прячется за спину своей супруги, когда надо брать оружие в руки и становиться поперек дороги карателям? Его сверстники остались на поле боя. Другие рискуют жизнью в надежде, что придет время и их жены, их дети смогут вернуться в те места, где родились и выросли. Прячась за спинами своих жен, эти мужчины шли и дрожали, боясь, что им зададут простой вопрос: почему вы не там? Почему вы здесь? Они прятали глаза, избегали любых контактов. Но люди, принимающие их, не задавали никаких вопросов, поэтому мы имеем полное право спросить, что заставило их так поступить – трусость, стремление жить по принципу: моя хата с краю, я ничего не знаю, стремление дождаться лучших времен, прячась за спины других? Или все вместе взятые? Видно было по лицам жен, – им стыдно было за своих мужей.

Киевской хунте не могло понравиться тотальное бегство в Россию, поэтому делалось все, чтоб такие беженцы оставались в Украине, тем более, что в самой Донецкой и Луганской областях не все жители на ура восприняли вооруженное сопротивление карателям. Взять хотя бы шахтеров. Шахтеры в боях не участвовали, они, как ни в чем не бывало, спускались в шахты добывать уголь, получали зарплату, кормили семьи и сами хлестали водку. Но пришло время, когда бандиты начали молотить и шахты из тяжелых орудий и системы Град. Многие шахтеры поняли: надо было браться за оружие в самом начале военных действий, тогда расклад был бы совершенно иным. А теперь приходится думать, как пересидеть смуту, а потом вернуться. Ехать в Россию? Сомнительно. В России одни женщины. Это же не цыганский табор и потом все равно повстанцы будут сломлены, рассуждали шахтеры и с благодарностью в адрес киевской хунты, приняли приглашение стать беженцами в соседней области – Запорожской.

Мать четверых детей Марта Цветкова была замужем за Игорем Цветковым, мужиком крепкого телосложения, тридцати четырех лет, с бородавкой на нижней губе и разноцветными глазами, с основательной лысиной, окруженной жидкими волосами, начавшими белеть. Игорь любил крепко поддать, а поддав, буянил дома, мог и отлупить супругу, если попадалась в это время ему под руку, но на следующее утро уверял, что ничего не помнит и десять раз извинялся и давал обещание: никогда больше подобное не повторится.

И вот теперь, когда надо было спасать шкуру, на предложение супруги, куда податься, выбрал Запорожье. Близко, свои, не обидят.

– Марта, ты как хошь, а я выбираю Запорожье. Близко, драпануть можно, когда повстанцев прогонят и вновь на шахту устроиться. Неплохо, а? Многие ребята из нашей шахты желают переселиться в Запорожье. А в Россию… загонят за тышшу километров, и сиди там, ногти грызи.

– Эй, ребята, поехали с нами. Мы в Запорожье, к своим, – сказали соседи, что жили этажом выше, а уже через этаж снаряд повредил стену рядом с окном, где зияла большая дыра: стекло было вдребезги разбито, а снаряд выбил еще дыру неправильной формы величиной еще с одно окно. Марта уже ничего не говорила, молча собирала сумки. Одев четверых детей, они с мужем и трое соседей спустились вниз, а там уже стояла грузовая машина, куда их, беженцев, как скот стали утрамбовывать как можно больше, объясняя нехваткой транспорта, дороговизной топлива. Но все молча сносили неудобства. Запорожье недалеко, потерпеть можно.

Вскоре их разгрузили и повели в амбар – огромный, дугообразный, обещали: скоро подвезут кровати, а пока надо располагаться на полу. С водой проблема, туалетов нет, белья для ночлега тоже.

Игорь попробовал возмущаться, но мальчик лет семнадцати с ярко выраженным львовским акцентом подошел к нему, запустил когти в подбородок и победно сказал:

– Шо твоя курва кукарекает, чем недовольна? Ты у меня уже семнайдцатый на счету. Эй, ты, Йозеф, доставай кусачки. Надо откусить этому москалю мизинец, пусть облизывает.

– Вы что смеетесь? – спросил, вытаращив глаза, Игорь. Но ему уже руки заломили за спину, а два первых пальца вывернули. – Это не очень больно. Мы просто проверяем на выносливость. Если вынослив, заберем в нацийональную гвардию москалей мочить, а ты тутечки очутился на дармовой хлеб, и еще недовольство проявляешь. Три дня будешь говно выносить. Это тебе наказание, шоб не вякал больше.

Палец хрустнул, Игорь заверещал и послал всех матом.

– Дай ему по почкам, да хорошенько, чтоб ходил в виде вопросительного знака.

И действительно Игорю приходилось выносить ведра с мочой и фекалиями далеко за ангар, а ведро промывать мутной, дурно пахнущей водой. Палец зажил две недели спустя.

Вскоре прошел слух, что будет формироваться бригада беженцев для отправки на фронт для борьбы с сепаратистами, то бишь с повстанцами Новороссии. Это было то, чего никто из беженцев не ожидал. У Игоря и многих других в Донецкой области осталось много родственников и друзей. У Игоря два младших брата, отец с матерью. Выходило так, что его отправляют сражаться с братьями и отцом. Члены киевской хунты специально так подстроили, чтоб воевал брат с братом, сын с отцом.

– Что будем делать? – спросила Марта.

– Я знаю, что надо делать. Как только я ступлю на донецкую землю, постараюсь дезертировать, – сказал Игорь.

– А мы как же? Нас тут расстреляют, и меня, и детей, – сказал Марта и расплакалась. – Нам не надо было стремиться в тыл фашистского государства. Видишь, мы тут стали материалом для экспериментов. Над нами издеваются, нас не кормят, нас содержат как скот, мы спим без белья. Я свою порцию отдаю детям, потому что они верещат голодные.

– Запишись и ты в ополчение, может нас отправят обратно вместе с детьми.

По амбару пошел ропот. Здесь содержали полторы тысячи человек. Власти тут же среагировали и вынесли решение выселить всех смутьянов, лишив их того скудного пайка, похожего на тот, который был во время гитлеровской оккупации Донбасса. Людям пришлось спать под открытым небом, благо было тепло. Жители окрестных деревень приносили, кто что мог, не давая умирать семьям шахтеров голодной смертью.

По приказу свыше организовали пункт медицинской помощи. От любой болезни делали укол, и люди спустя несколько часов, умирали. Это были женщины и дети. А мужчины воевали в Донецке и в Луганске, сражались теперь уже со своими, пополняли тающую армию киевской хунты.

Беженцы, разбросанные по другим областям, находились не в лучших условиях. Пятьсот человек было отправлено в Одессу. Это тоже были мужья, жены и дети. Их, словно дорогих гостей, поселили в доме отдыха, а неделю спустя, выгнали, дескать, слишком шикарные условия для беженцев. Отношение властных структур к беженцам, особенно мужского пола, было крайне негативное. Существовала секретная инструкция на этот счет. Мужчины должны были воевать, защищать свою родину от москалей, а не прятаться за спину своих жен и даром есть хлеб.

В немилость попали в основном семьи шахтеров. Это была расплата за скрытые симпатии к бандеровцам, за равнодушие, за стремление прятаться за чужую спину во время общественных катаклизмов.

 

24

Украинское государство в нынешних его границах возникло совершенно недавно, а именно 7 ноября 1918 года по инициативе и при горячей поддержке вождя октябрьского переворота Ленина. До этого на протяжении веков Украины как государства вообще не существовало, хотя невозможно отрицать, что сами украинцы часть славян, которые в свое время разделились на три этнические группы – Россию, Белоруссию и Украину. Белорусы сосредоточились в западной части Древней Руси, а украинцы на юго – западе. Отсюда и выражение «на Украине» – на окраине, но не в Украине, как теперь стараются заменить предлог «на» на предлог «в» бандеровцы и так называемые ученые с двухклассным образованием, выходцы из Галичины, которых так щедро расплодил зять Америки, украинский президент Ющенко. Украинцы рассредоточились вокруг древней столицы Руси Киева, в двух-трех областях и вели себя сносно, можно сказать цивилизованно до тех пор, пока Ленин, а потом Сталин и Хрущев не сделали из крохотной территории огромное европейское государство с населением в пятьдесят миллионов человек.

Никому, конечно, и в голову не могло прийти, что младшие братья полстолетия спустя, с животной ненавистью будут относиться к русскому народу, к матери Руси, которая их породила. Это просто уникальный случай в истории народов, которые жили бок обок, сообща боролись за улучшение жизни, совместно создавали технический прогресс и боролись со стихийными бедствиями.

Какой-нибудь инопланетянин, ради интереса спустившийся на Землю, чтоб посмотреть, как живут народы, соседствуя друг с другом, послушав нацистский бред в адрес кого-то, скажем русских, мог бы подумать, что русские до получения независимости Украиной только то и делали, что издевались над ними. Отрезали им пальцы на ногах, сдирали с них кожу и выделывали из нее сапоги, кормили их баландой раз в сутки и заставляли ползать на четвереньках.

Но ни историческая, ни художественная, ни научная литература ничего подобного не зафиксировала. Впечатление такое, что хохлы пронюхали про кацапов что-то такое, что станет известно только на том свете, и русских есть за что ненавидеть. А пока любой образованный человек видит, что старший брат, после того, как породил младшего брата, уже почти столетие носит его на руках, как маленького, капризного, а пожалуй больного ребенка и не обращает внимание на то, как тот пищит, какие издает запахи и как стремится выцарапать глаза. Или схватить за горло старшего брата. Не превращается ли великодушие в унижение, не пора ли выпрямить руки и высоко поднять голову, а маленький уродец, у которого проблемы с головой, пусть катится в тартарары. Может, турок какой поднимет его и приголубит?

Украинцы повсеместно сносят памятники Ленину. Так они благодарят его за то, что он подарил им Малороссию с населением, составляющим почти 40 % нынешний Украины. Да они должны целовать сапоги узурпатору, как это делают до сих пор русские за то, что он их ограбил, оскопил территорию. Бисмарк оказался прозорливым: чем больше делаешь им добра, тем больше они тебя ненавидят и пакостят.

Плоды недальновидной политики коммунистических «гениев» Ленина, Сталина, Хрущева пожинает сейчас матушка Россия. Огромные территории, политые кровью, словно пряники раздавались младшему брату в вечное пользование. А младший брат, набив пустую суму, стал отворачиваться, смотреть в другую сторону, потихоньку гадить, а потом и вовсе, на глазах у всего мира плевать в лицо старшему брату, называя его вовсе не братом, а малограмотным, агрессивным азиатом.

Американская разведка, которая всегда прекрасно работала и привела свою страну к мировому господству, давно заметила, что тут обнаружилась лазейка. Противоречия между старшим и младшим братом можно использовать в своих целях и впоследствии сорвать такой куш, который и присниться не может.

А российское руководство, которое после октябрьского переворота 17 года страдало неизлечимым головотяпством, ничего подобного не заметило и продолжало ублажать младшего брата. Оно его кормило, одевало, построило прекрасные заводы и атомные станции на его территории, а о каких-то разногласиях и слышать не хотело.

А теперь… уже поздно выяснять отношения без ножей, автоматов, пушек, системы Град и других средств массового поражения.

А президент страны, расположенной за океаном, потирает руки от удовольствия. Никогда Америка не наносила столь мощного удара по России, никогда раньше ей не удавалось забросить веревку на шею и то затягивать, то отпускать чуть-чуть, в зависимости от поведения великана, положенного на лопатки.

Благодаря стараниям Барака, Америка и страны Еврсоюза постоянно вводят санкции против России. Страны Евросоюза со скрипом пошли на этот шаг, но Барак приказал, а приказание любой подчиненный, как известно, должен выполнить.

Каждый этап санкций против России, украинцы отмечают как национальный праздник. Если граждане Евросоюза ходили, опустив головы, после принятия их правительствами санкций против россиян, то хохлы цвели и пахли. На одном из каналов телевидения под рубрикой «Мнение» выступал великий экономист без среднего образования Александр Задорожный. В украинской вышиванке, с челкой, ниспадающий на узкий лоб и американской улыбкой, обнажающий беззубый рот, он гордо подошел к микрофону.

– Мое мнение? Как у всех щирых украинцев. Санкции против захватчиков – цэ дар Божий. Так им надо, пусть дохнут. Нам тоже надо ввести санции.

– Так мы уже ввели…на поставку вооружений.

– Во! Цэ правильно, но надо ишшо. Давайте поаплодируем мериканцам, нашим друзьям, которые вместе с нами, украинцами, уже поставили Россию на колени. Если газ не дадут нам бесплатно, надо ишшо санции ввести…на газ, на воду и на все остальное.

Задорожный долго стучал в ладоши, пока не потекли сопли, потом он остановился, вытер нос рукавом и продолжил:

– Санкции против России свидетельствуют о международной поддержке великой Украины, о ее процветании и могуществе, а также о падении престижа и экономики агрессивного северного соседа. Он нас все время угнетал и чичас пытается это делать.

Третий период, вернее третий тур санкций свидетельствует о крахе. Он, етот крах, у ворот Кремля. Мы должны прислушиваться к Ляшке-Букашке и Парабию: гнать москалей с нашей земли на востоке. Наш президент Вальцманенко ведет правильную политику, он говорит о мире и тут же дает команду: пли по москалям. Да знаете ли вы, шо их не успевают хоронить, а потому закапывают в общую яму, уже без рук и без ног. Побольше фосфора им, побольше таких снарядов, которые содержат фосфор. И самолетов из Малайзии побольше. Это они, москали сбили Малазийский гражданский самолет, я сам видел.

– Мы немного отклонились от темы, – сказала ведущая писклявым голосочком. – Санкции вводятся, а москали как стреляли, так и продолжают стрелять. Безобразие. Я хотела спросить, сколько еще санкций надо ввести, шоб вона, Россия то есть, умолкла?

– Ишшо десять. Надо запретить москалям пить родниковую воду, купаться в реках, отобрать у них оружие и ввести языковую санкцию. Неча им говорить на языке мата и попсы. Если будут хорошо себя вести, нехай общаются на украинской мове. Это цивилизованная мова. Хай живе Степан Бандера, хай живе Вальцманенко, хай живе Коломойша и прочие великие мужи Украины.

Вылезли на экран еще ряд ученых экономистов, историков, философов с начальным образованием, с бородками, орденами Мазепы на шее и палками с надписью: Степан Бандера с нами. Подкрался и предатель, бывший сотрудник КГБ Филарет, патриарх, маленький, тщедушный, с бегающими глазками, настоятель православной церкви, отделенной от московского патриархата.

– Благослови господи всех бандеровцев, воюющих против России, и ее настоятеля, русского падриарха! Смерь россиянам, живущим и здравствующим ныне! Аллилуйя, аллилуйя!

– Батюшка, санции, благослови санции, – запел Задорожный.

– Аминь!!!

– Дозвольте! Член-корреспондент академии наук Украины Цыбулько, прошу любить и жаловать. У меня много статей по происхождению Украины, ее осударственности. Дык вот. Украина, как осударство сучествует со времен нашего великого земляка Мазэпы. Мазэпа создал древнюю Украину, а Бандера Степан современную. А что касаемо России, то это не Россия, а Рашэн. Есть такая трава рашэн, очень ядовитая трава. Ющенко, бывший президент всей Украины, предлагал наградить меня за эту статью орденом Мазэпы, да срок президентства у него закончился. В этом я виню Чумаченко его жену. Она дала там Бжезинскому один раз, а тот хотел много раз. Тогда Чумаченко сказала: ты что, старик, у меня муж Ален Делолон, да еще президент к тому же.

– Он уже не президент, – сказал сенатор, польский еврей.

Раздались аплодисменты.

– Пан Цыбулько, ишшо, – заревели ученые Украины, великой страны, которая медлила с вступлением в Евросоюз.

– Тут, знацца, такое. Рашэн захотела покорить Донбасс. Она ввела туда свои войска, такие маленькие в зеленых беретах человечки, которые шли по поверхности шахты и провалились на глубину семьсот метров. Так там и остались в темноте. Мы пускаем им фосфорные снаряды, освещаем им темноту, но они уже ослепли, ничего не видют. Тут мы их и стали лупить! Они собирают войско, маленьких зеленых человечков, но те боятся и все время в штаны накладывают. Шо так воняет? – спрашивают русские енералы.

– Это хохлы. Не отравляйте наших солдат туды, заразятся. Так больше русских солдат не видно.

– Ура! – воскликнул ученый мир и наградил Цыбулько аплодисментами.

– Я все вижу и все слышу, – раздался голос Наливай Разливайченко по громкой связи.

– У!

– У!

– Ого!

– Ау!

– Благослови, Господи, дрожащих и убегающих в подземелье! – запел Филарет – предатель.

 

25

Сопровождаемый плечистыми парнями в затемненных очках, президент вышел из машины и едва успел поставить правую ногу на ковровую дорожку, как к этой ноге прилип известный на всю Украину журналист Буткевич. Тут же уцепился за ботинок и стал покрывать его поцелуями, приговаривая:

– О, великий, о мудрый, выслушай преданного журналиста Буткевича. Када тебя Янукович уволил с работы, я опубликовал ряд статей в твою защиту.

– Не помню.

Охранники уже готовы были схватить Буткевича за шиворот и нежно, как это они умеют делать, запихнуть в другую машину, не оборудованную затемненными стеклами, но президент поднял палец кверху, что означало: стоп.

– Я того, – сказал Буткевич, принимая сидячее положение. – У меня идея. У меня научное открытие. Это открытие изменит отношение к украинской нации в мировом масштабе. Весь мир узнает, что украинцы вовсе…

– Идея? У меня от идей голова пухнет, – сказал Вальцманенко, принимая решение, что делать дальше. – Давай сделаем так. Ты иди к Яйценюху, он любитель собирать всякие идеи. Скажи: я послал. Все изложи в письменном виде, и если это будет касаться сепаратистов, и всяких там истов, пущай он мне доложит. Это интересно, это важно для государства, которым я управляю.

Буткевич еще нанес несколько философских ударов губами в носок ботинка президента, сложил руки, как перед изображением Иисуса Христа и начал излагать свою идею, а точнее научный трактат о том…

Президент, как это ни странно, такое с ним бывало очень редко, заинтересовался, впился в него своими глазами, как ястреб в курицу, когда она отбросила ножки, и узнал его. Лет пять тому назад, когда он лобызался со своим кумом, лидером нации Ющенко, а тот его нещадно слюнявил, Буткевич с камерой ходил вокруг обоих, фиксируя каждый шаг того и другого. И не просто так, а для истории. Он уже тогда видел в нем будущего президента Украины, самого верного, самого преданного друга Америки.

– Так это ты, Лева? Это ты снимал меня на камеру у кума Ющенко, который нескромно называл себя лидером нации? Где этот материал? Почему телеканалы не демонстрируют его для бедного народа, который желает знать все о своем лидере? До мелочей. Вот, наконец, узнал тебя. Эй, охрана, поднимите его, поставьте на ноги, дайте битой по коленям, как они у него дрожат! смахните пыль с его одежды. У вас есть щетки, или валики? Продаются такие валики, которые пыль собирают. Фекалий, как называется этот валик? Да по-украински, по-украински.

Но охранник Фекалий уже елозил щеткой по одежде Буткевича с такой яростью, что на его пиджаке не оставалось ни пылинки, поэтому был избавлен от ответа на трудный вопрос.

– Охрана, сопроводите Буткевича в президентские покои, я приму душ, пообщаюсь кое с кем, и приду.

– А, мне изменяете, господин презентуля? – спросил красивый мальчик, находившийся как бы в охране и в то же время не выполняющий никаких обязанностей охранника.

– Помолчи, Андрюха, вспомни украинскую поговорку: язык мой – враг мой, – сказал президент, проходя в открытые двери.

Буткевич, как всякий смертный очень волновался, и все время бегал в нужник отлить в золотой писсуар, которым не всякому смертному дано попользоваться. Он заглядывал и в другое помещение, где красовался золотой унитаз. Ему так хотелось и этим воспользоваться, но организм не пошел навстречу его желанию.

«Гм, иногда на улице так прижмет, глаза на лоб, не знаешь, куда бежать, штанов жалко, а тут на тебе, золотой унитаз зовет. Эх, ма», – думал Буткевич, и в это время послышались шаги президента.

– Ну, Лева, садись, рассказывай.

Лева достал блокнот, чтоб не ошибиться, и начал излагать удивительную историю, на которую почему-то раньше никто не обращал внимания – ни русские, ни украинцы… По той причине, что возможно это выдумка, или потому что это так глубоко засело в архивах, что ни одному историку не удалось ее откопать.

– В 882 году Киев был завоеван родственником Рюрика, новгородским князем Олегом, который перенес туда свою резиденцию. «Се будет моим городом Русским», – сказал князь.

– Лева, брось ты ерунду молоть. Киев никогда никем не был завоеван. Москалями что ли? Ха – ха – ха, скажешь тоже. Да москали – тьфу, ни на что не годны. Мои парни, которых я туда послал под маркой ИГИЛ в Сирии, дают им прикурить. Уже семнадцать самолетов сбито. А ты говоришь! А еще еврей, мой брат по крови. Ну, ладно, дуй дальше.

– До этого Киев назывался Самватас, что означает «верхние укрепления» на языке хазар, кои хазары там и жили. Помните – «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам?» Вот это он в Киев собирался, учить укропских талантливых людей уму-разуму. И научил, провел тотальные зачистки тяжелым вооружением:

Цареград – это Константинополь, который русские взяли ранее (помните – «прибили щит на вратах Цареграда»), и породнились с византийским императором, приняв православие. Ну а хазары – это тюркоязычный народ, так называемые «восточные турки», принявшие иудаизм вместо ислама. У восточных авторов, а также у некоторых европейских и еврейских писателей, Киев назывался Манкерман. Вот так, мой дорогой друг. Настоящие исконные украинцы, обитатели «Киева» – это турецкие евреи. Вы понимаете это? Все украинцы – это евреи. Помните, есть еще такая поговорка: где хохол прошел, там еврею делать нечего. А почему? А потому, что тут еврей прошел и там еврей прошел, и нет никакой разницы. А то многие не знают. Ну и сам термин «Киевская Русь» появился только в 19–м веке. Так что когда вам будут рассказывать, что мол «Киев мать городов русских» и «украинцы наши братья» – не верьте. Это ложь! Используя этот термин, Россия просто хочет нас прибрать к рукам, мол, братья, становитесь под наше крыло, мы вас приголубим, а точнее поработим. Так вот моя идея какая. Надо собрать ученых, историков, я перед ними выступлю с кратким заявлением, а вы стукнете кулаком по столу, у вас это отлично получается, и скажете при этом: историческое открытие Буткевича принять к сведению и внедрить в сознание масс. В нашем полку прибыло, господин Вальцман. Я поздравляю вас, а вы меня.

– Где это ты взял, где откопал? А потом я вовсе не еврей, я щирый украинец, и фамилия моя на енко – Вальцманенко. Это вы, журналисты, выдумавываете всякие басни про великих людей незалежной неньки…

– В архивах, на самом дне архивов копался. Даже в Москве и Петербурге перерыл все архивы. И все совпадает. Тютелька в тютельку. Вот те крест!

– Твоя находка, безусловно, достойна внимания, но я боюсь, что никто нам не поверит. А Барак начнет хохотать до смерти, когда ее услышит. На сегодняшний день у нас другие приоритеты. Мы должны победить москалей, дать им так, чтоб ногами накрылись. Мне уже тоже надоела эта их братская любовь. Ты, Лева, откопай что-нибудь о том, как наш министр обороны Пол-дурак ихнего Суворова нокаутировал в бою под Севастополем, опосля чего отобрал этот Севастополь, а откуда взялись украинцы и кто они такие, мы к этому вопросу вернемся после победы над москалями.

– Вы, конечно, как мудрый человек, как гениальный президент, видите дальше, глубже, но эту работу надо начинать уже сейчас. Скажем, вызовите несколько академиков из академии наук и дайте им такое задание: подготовить научные доклады и разработки по этому вопросу, – не сдавался Буткевич.

– Это нерешаемая проблема. Дело в том, что мой любимый кум Ющенко, будучи президентом, напихал в академию наук ивано – франковских овчарей с трехклассным образованием. Они все академики, а сколько дважды два, отвечают девять. А что такое падеж, они утверждают, что это падать. Вот москали падают, это и есть падеж. Так же как скот. Падеж скота, или скотины, уже не помню.

– Тогда сделайте меня академиком, – не растерялся Буткевич.

– Знаешь, я отцу поклялся: не позорить евреев. Ты, вот что. Навести Яйценюха и поделись с ним своим выдающимся научным открытием. Он в таких вопросах мастер. А я пока…, я все должен согласовать со своим боссом Бараком. Ты знаешь, кто такой Барак?

– Как же? его знает весь мир. Когда вы произносите его имя, у меня мошонка начинает шевелиться и требует, чтоб я посетил нужник. Это стресс, понимаете? Я думаю, с вами происходит точно так же, или то же самое.

– Иногда бывает. А ты… Яйценюх в твоем распоряжении, – сказал президент и направился к двери своего президентского дворца.

– Так Яйценюх подал в отставку буквально на днях.

– Э, темный ты человек. Яйценюх подал в отставку только для вида, для того, чтобы вернуться с триумфом. Он еще вернется с превеликой радостью, таков был замысел. Он со мной давно заключил договор, – сказал президент, поворачивая голову и хватаясь за ручку двери.

– О, матка боска!

На следующий день рано утром Буткевич стоял на проходной Совета министров. Одетый в одной рубашке, давно нестиранной, он дрожал от утренней прохлады и все время сморкался, а когда крохотый носовой платок оказался непригодным, вытирал сопли рукавом рубахи.

Яйценюх, выйдя из машины, стал шарить по карманам в поисках ключей, но, похоже, ключи затерялись, бог знает где.

Буткевич, улучив момент, громко произнес: привет, Яцек, Яйценюх, Яйценюшенко! Приветствует тебя журналисткая знаменитость, с мировым именем Буткевич. Какие у тебя проблемы?

– Ключи не могу найти. Взял вчера ночью по глупости с собой, должно быть выпали из кармана.

– У меня сто видов ключей в сумке, пойдем, открою любой кабинет.

– Идем, а куда деваться?

Они вышли из лифта на седьмом этаже и Буткевич без каких – либо проблем, открыл своими ключами кабинет премьера и отдал ключ Яйценюху, да еще поцеловал руку во врмя передачи. Яйценюх полез в карман и достал десять рублей, половину одного доллара.

– Извини, брат, больше не могу, в стране тяжелый экономический кризис, сам понимаешь. Зарплату сам себе урезал, а левых поступлений нет, уже давно не было, бизнесмены боятся: премьер все же, а не х… собачий.

– Спасибо, ничего мне не надо, великий, мудрый, добродушный, хотя, если честно, то мне нужна от тебя одна маленькая услуга. Всего лишь пять минут внимания, а дальше решай, как поступить, я не обижусь ни капельки. Пердупреждаю: мое предложение о судьбе нашей многострадальной страны. Это предложение беспокоит меня и днем и ночью, я даже питейное заведение не могу посетить.

– Говори, не стесняйся, я записывающее устройство включать не буду, можешь не беспокоиться.

– Начну с самого главного, без предисловий. Стране крайне важно полностью изничтожить население Донецка и Луганска. До единого. Это лишние рты, они никому не нужны. В этом случае наступит мир, американцы получат возможность приступить к бурению скважины, а сын Майдена, не помню, как его зовут, получит работу. Ну, как?

– Ты, Лева, думаешь точно так же, как я. Мне пока неудобно озвучивать для моего населения, чтоб меня не обвинили в геноциде против собственного народа, а тебе неизвестному холую, который хочет выбраться из болота и стать в ряды великих сынов, в самый раз. Может, я тебя раскручу, но, то место, на которое я сажусь, должно блестеть.

– Рад стараться. Только эту идею должен поддержать великий Вальцманенко. Пойдем к нему, и вы вдвоем выслушаете мою идею. Надо же получить согласие, одобрение, должен быть подписан Указ, либо я от вашего и его имени объявлю на заседании Совета обороны.

– Ах, ты Мойша – Помойша! Ты жук еще тот…, каких свет белый не видел. Ты далеко пойдешь. Но помни, место, на которое я сажусь, должно блестеть.

– Хорошо!

Яйценюх извлек мобильный телефон. Золотой, блестящий и нажал на букву В.

– Вальцманенко, привет, дорогой. Яйценюх прыгает вокруг твоей персоны. У меня сидит наш человек, у него гениальная идея. Примешь нас? Меня он очаровал. Честно. Десять минут и мы у тебя.

– Здорово, братец, – громко произнес долговязый Яйценюх и без приглашения, плюхнулся в кресло. – В нашем полку прибыло. Этот хлюст, не смей садиться в кресло без приглашения лидера нации. Это тебе не цыганский табор. Так вот, этот хлюст принес газету со статьей «Уберем лишних». Имеются в виду все жители Донецка и Луганска.

– Так мы их и так убираем, в чем дело? – спросил Вальцманенко.

– Дело в том, что Биткович…

– Буткевич, у-у-у, – не вытирая слез произнес философ.

– Тогда просто Хлюст. Дело в том, что этот хлюст предлагает изнистожить полностью население Донецка и Луганска, как лишнее, убрать как мусор, поскольку нам это население ни к чему, да и никому оно не нужно.

– А все к этому идет, – сказал президент и как-то идиотски улыбнулся. – Население само этого хочет. Когда наши ракеты отдыхают, когда фосфорные снаряды не успевают подвозить, террористы сами себя уничтожают. Их главари запускают ракеты в детские школы, больницы, дома престарелых, в толпы беженцев, рвущихся в Запорожье и Одессу, да и москали – снайперы прицельным огнем их отстреливают. Где ты откопал этого Буткодовича? Он не только хлюст, но еще и провокатор, он вздумал старую идею обратить в нечто новое, необычное и нас с тобой одурачить.

Президент вдруг покраснел, нажал потайную кнопку и стукнул кулаком по столу?

– Не позволю!

 

26

Вальцманенко выиграл один очень важный тендер, который на следующий же день принес ему семь миллионов долларов прибыли. По этому случаю, он решил пройтись пешком от своей администрации к зданию Верховной Рады, чтобы повернуть обратно и тоже пешком вернуться в свой кабинет. Охрана, конечно, шла поодаль, так, чтоб Верховный Главнокомандующий, отец всего украинского народа, друг американского президента и самый богатый человек в своем государстве, случайно не заметил ни одного плечистого парня, и как будто эта акция была успешной. Главнокомандующий один раз чихнул и один раз стрельнул, что явилось большой наградой для плечистых парней.

На пути президенту попалась старуха с протянутой рукой.

– Пане, не знаю, як вас зваты, но бачу, вы не бедный, пожалте копеечку, на молоко не хватает.

Президент засуетился, стал обшаривать карманы и вытащил несколько пачек стодолларовых купюр.

– Бабуся, видишь, мелочи нет. Рад бы помочь, да никак не выходит, к тому же с получкой туговато. Мой босс все тянет кота за хвост. За прошлый месяц не рассчитался, жмот.

Он махнул рукой и пошагал дальше. У самых ступенек дворца стоял Яйценюх.

– Петя!!!

– Сеня!!!

– Петя, какой сегодня хороший день! Такой день бывает раз в году. Семь мульонов долларов очутилися в моем кошельке. Из Канады прислали. Пойдем, тяпнем по этому случаю.

– И у меня семь миллионов: я выиграл дендер.

– Не дендер, а тендер. Пойдем, тяпнем.

– Хорошо, но только настоящей украинской горилки, и чтоб она москалями не пахла, а то после нее все нутро воспламенятся. Потушить трудно. Эй, кто тут из охраны? О, все дебилы и мордовороты здесь. Ну, кто? А Муха, дуй в ресторан «Киев» и дай команду, чтоб ни одной живой души тамычки не было. Мы с Арсением идем.

Не успели они оба пройти и ста метров по направлению к ресторану, как президентская машина остановилась и два амбала преградили путь великим людям. Пришлось сесть на колеса.

В ресторане уже все было готово. Даже львовская икра бугорками лежала на позолоченных тарелках.

– Ну, Сенечка, за тендер! – произнес президент, поднимая бокал.

– За особняк в Швейцарии, то бишь, в Канаде, – сказал премьер.

– Послушай, Сеня, есть предложение по этому случаю; тяпнуть два раза подряд без перерыва, – предложил президент.

– Не могу отказать моему другу. Только давай так: ты здесь не президент, а я не премер, – высказался Яйценюх.

– Время покажет, – загадочно произнес Вальцманенко.

После двух солидных рюмок Яйценюх залился краской. Он долго массировал уши, а потом перешел на затылок.

– Сеня, ты отстаешь. Ты в хвосте.

– Я вот думаю, чтобы нам такое сделать…, чтоб потрясло не только Украину, но и всю Европу. А то, застряли малость. Сепаратисты притихли, Путин молчит, а мы разленились.

– Да, Сеня, а куда девать Штаты? Ну, ладно, вноси предложение, а пока еще две рюмки подряд.

– Согласен.

– Ну, давай, не тяни кота за усы.

– Я думаю, что солнце движется не в ту сторону. Оно не с той стороны к нам идет, как-то не так оно смотрит на неньку Украину. Я протестую! Надо бы, шоб оно не всходило на востоке, со стороны России, потому как оно, пока дойдет до нас, всю свою энергию отдает русским и только потом балует неньку слабыми, выхолощенными лучами. Как думаешь, Петро? Прав я или нет? Я так тебя люблю! Еще когда я был министром иносранных дел, когда мы парились в баньке, я почувствовал что-то необычное к тебе. И с тех пор…, ну дай я тебя облобызаю.

– Сеня, давай это отложим. А вот что солнце захватили москали, это мне не дает покоя. Оказывается, мы с тобой думаем одинаково. Я тоже об этом забеспокоился несколько раньше тебя и уж собирался вызвать Гройцмана, чтоб с ним обговорить этот вопрос. Но ты тут попался.

– Зачем нам Гройцман? Он карьерист. Мы вдвоем можем решить этот вопрос. Ты издаешь Указ – запретить солнцу двигаться с востока на запад, а я принимаю решение правительства: не признавать солнце, что движется к нам с востока на запад. Вот и все промблемы, Петя, дорогой, какой же ты умный. Садись, пиши Указ, а я уговорю Гройцмана утвердить на заседании Верховной Рады.

– Ну и прохвост же ты, Яйценюх! Ить все наоборот. Верховная рада принимает закон, а я утверждаю Указом.

– Сам ты, Петя, хвост. Нет-нет, без хвоста, я перепутал.

Петя нахмурился, но схватил ручку и стал записывать проект будущего Указа: Дорогой Барак, солнышко наше ясное! Не заходи с востока к нам, а из запада, а то тебя москали поработят, они злые люди, как писал наш знаменитый поэт Шунтик…

Президент задумался, выпил еще стакан.

– Дальше нейдет, Яцек, прохвост, помоги.

– Дык такого поэта в Украине вообще не было. Это слова Шевченко в романе «Катька» им сказаны в адрес москалей. Ты чересчур перебрал. Меньше пить надо. Как можно руководить страной в таком состоянии? И…и Барак это темнота, чернота, какое же это солнышко, да еще украинское, ты что сбрендил, Вальцман?

– Ты ничего не понимаешь. У Барака только кожа черная, а мысли светятся, сияют. Кто нас в Евросоюз запихнет? Барак. Кто нас от русских защитит? Барак.

– Но…

– Молчи, прохвост. Ты семь миллионов украл и положил себе в карман.

– Ты тоже украл, Вальцман.

– Я – украл? Разве может президент красть? Украина это моя страна. Все равно как мой ребенок, хочу – сниму с него штанишки, хочу одену, захочу отшлепаю. Ты думаешь, я просто так посылаю войска на Донбасс? Нет, я хочу приучить своих людей к послушанию. Или даже к тому, что они готовы будут за меня умереть, если это потребуется. Ты, Яйценюх, малограмотная особа. Гляди, Ереська тебя заменит, Сукаашвили тебя прикончит. Один я твой защитник. Цени.

– Петя, ты задираешь нос!

– Нет, это ты задираешь нос. Вот текст Указа, визируй. Я вызываю Гройцмана, председателя Верховной Рады. А вот он, Гройцман. Легок на помине. Как ты сюда попал? Я тут издал предварительный Указ, надо пересказать его содержание депутатам Верховной Рады. Ты там сочини текст закона в свете этого указа, а я потом издам настоящий Указ…на двадцати страницах. Закон должен звучать так: «признать солнце не украинским и запретить ему появляться на востоке, а потом кататься, как сыр в масле, над территорией неньки Украины».

– Это интересно. А разве такое бывает?

– Еще как бывает. Если я опустошу еще одну бутылку, то полечу в межзвездное пространство. А ты, Гройцман, не болтай, помни, кто тебя породил. А потому делай, что тебе велят. Яцек, налей ему. Он без православной не понимает.

– Грехко – католической, – произнес Яйценюх, пуская слюну.

– Не надо. Я все понял. Депутаты меня ждут. Закон примем. Проголосуем. Слава Украине! Вальцманенко слава!

– Ах, вы мои дорогие единомышленники. Я тоже хочу присутствовать, – сказал президент.

– Тебе нельзя, ты на ногах не стоишь.

– Внесем, – сказал Яйценюх.

– Рази что.

– Где мой галстук?

– Достаточно рубашки, правда, ты ее, малость, обгадил, но сойдет.

Сказав эти слова, Гройцман нажал кнопку на мобильном телефоне, сигнал автоматически внедрился в зал заседания Верховной Рады, а это значило: Он идет.

Мобильные телефоны, которые связывали слуг народа с любовницами, с бизнесменами, с ворами в законе, со сторожами заграничных отелей, были прерваны в мгновение ока. А это свидетельствовало об авторитете Верховного. Только единственный депутат Ляшка – Букашка рвался к трибуне, чтоб доказать: президент не заботится о народе, у него нет для этого времени, он занят своим бизнесом и бизнесом своего сына, который сейчас находится в Америке на берегу моря в кругу трех любовниц.

Депутаты Верховной Рады встретили великих людей на ура. Яйценюх хромал на одну ногу, а президент повис на руках председателя Верховной Рады.

Депутаты перепугались. Что такое могло случиться?

– Не беспокойтесь, – сказал Гройцман. – С каждым из нас может такое случиться. Повара ресторана «Киев» подсыпали президенту снотворное, они уже арестованы. У премьера разболелась печень. Нам надо утвердить закон, а опосля президент издаст Указ относительно солнца. Солнце захватили москали, оккупировали вместе с Крымом. Мы уже приняли закон о создании правительства Крыма в изгнании, а теперь нужно принять закон о том…, короче запретить солнцу всходить с востока, оно там теряет тепло над москальской территорией, вот почему в наших квартирах холодно, а у москалей жара. Признать это солнце не украинским.

– Ура! Уряаааа!

– Кто за?

– Единогласно.

– С содержанием ознакомитесь потом. Слава Украине!

– Слава! Слава, слава!

 

27

Яйценюх, как и Юлия Болтушенко, обладал даром говорить бесконечно долго и много, слова из его кривого рта сыпались, как горох из дырявого мешка, но в отличие от Юлии, невероятной пустобрехи, выражал свои мысли четко, логически последовательно и потому они казались убедительными. Но это была та же брехаловка и ее понять так сразу, не зная Яйценюха, было не совсем легко. Бывает же такое: сидишь, слушаешь, раскрыв рот, восторгаешься словесным поносом, а итога – кот наплакал. Он запросто мог доказать придурковатым мазурикам, что урезание всех социальных программ, практически бесконтрольное повышение цен на продукты питания, отсутствие горячей воды и прочие социальные «блага» двадцать первого века, в интересах самих граждан. И эти блага им может предоставить только демократическое правительство во главе с ним Яцеком. Удивительно то, что злопамятные хохлы не накапливали на него свои обиды, хотя на практике убеждались, что вчерашние посулы хитрого долговязого, криворотого тут же, сегодня же, обращались в непреодолимое зло. И это происходило потому, что сегодня он уже выдвигал новые идеи, еще более губительные, вплоть до того, что мы своих же и убиваем. А чтоб убить больше, чтоб не испытывать жалости к старикам и детям, чтоб не было потом мороки с похоронами, надо помнить, что эти деяния есть ничто иное как благо. Но для всего этого надо посылать своих детей на восток, надо сбрасываться на содержание армии, ввести полуторапроцентный налог на все виды зарплат и возможно нищенских пенсий. И подданные рабы, лишившиеся рассудка, вопили: хай, хай, хайль!

Слабоумный, но более жестокий Вальцманенко в тоге президента, не обладал такими качествами. Он блистал единственной отличительной особенностью – стучать кулаком по столу и рявкать: не позволю. И тогда раздавался гром аплодисментов. У хохлов, как и у русских, Бог часто отнимает разум.

В 17 году в Петрограде было точно также: кривоногий, криворотый, шепелявый, но такой же жестокий Ленин покорил огромную Россию и упражнялся потом в методах ее уничтожения.

Сначала отдал немцам миллион квадратных километров земли русской, потом подарил Украине Малороссию. Потом затеял братоубийственную войну, потом брал целые кварталы в заложники и расстреливал в подвалах, потом выслал интеллигенцию, разорил церкви и монастыри и …всего не перечислишь, но за эти злодеяния русские люди объявили его земным богом, а труп поместили в Мавзолей. А чтоб труп не издавал «благовония», долго варили в огромном котле, наполненном травами.

И вот, только что, Яйценюх вознамерился изложить свою идею Вальцамненко. Он уже не мог совладать с ней, эта идея распирала его, мешала работать.

– Вальцманенко, дорогой, мудрый, добрый и…покладистый, как ты поживаешь? Не могу жить, не могу дышать, так распирает все мое нутро родившаяся во мне идея три дня тому в два часа ночи.

– Докладай, дорогой Яйценюх!

– Нас, истинных патриотов, маленькая кучка на украинской земле, но мы, наш дух, наша воля, наш разум, покорили эту землю, мы загнали умы этих придурков хохлов в состояние стопора и можем делать с ними все, что угодно. Ведь если мы заставили соседа убивать соседа, если мы заставили сына пойти на отца своего с оружием в руках, значит, мы добились многого. Не так ли, дорогой Вальцманенко?

– И еще мы посеяли семена ненависти между дураками русскими и украинцами. Намного столетий вперед. В наших руках вся экономика – шахты, заводы, фабрики, полезные ископаемые, само население мы превратили в послушных рабов, а теперь преподнесем все это быдло американцам на блюдечке с голубой каемочкой. А теперь скажи конкретно, суть твоей идеи.

– Давай соберем всю администрацию Барака и пройдемся по полям сражений Донбасса и Луганской области. Я позвоню им и предложу принять участие в этой церемонии. Мы могли бы одеть военную форму, нацепить генеральские погоны и выглядеть на опустошенных полях генералами – победителями. Все это может быть заснято на пленку и продемонстрировано на весь мир… на радость всем.

– Согласен. Пришли мне список всех участников этого похода во главе со мной, а ты будешь рядом. Я напишу Указ о присвоении воинских званий начиная с генерал-полковника и кончая просто генералом и в воскресение мы – там!

На выжженной земле Донеччины, под двумя соснами лежали два трупа– молодой матери, еще со свежим лицом и копной вьющихся волос, немного запрокинутой головой, закрытыми от жестокого мира глазами, красавицы лет двадцати пяти и маленького ребенка, прижатого левой рукой к груди в предсмертных судорогах. Ребенок обнял материнскую шею, крепко прижался к плечу, видимо, понимая, что умрет, и пытался освободиться, но не знал, как. Он закрыл глаза, будто погрузился в вечный сон вместе с матерью. Он был как живой, ни следов, ни ранений, ни царапин, – эдакий крохотный ангелочек, чье тельце осталось в целости и сохранности. Он спал вечным сном. Чуть выше колен задранная юбка женщины не прикрывала окровавленную правую ногу. Казалось, женщина спала, но это был вечный сон и на лице ее была едва заметная улыбка, как свидетельство пренебрежения к жестокому миру и его обитателям, двуногим существам, занимающим по жестокости первое место среди животного мира.

Должно быть, в плаче ветки сосен склонялись над убиенными, и черный ворон пролетел, каркая.

Сыны бандеровцев, цвет украинской нации, стояли полукругом и любовались картиной.

– Это работа моих бойцов, – сказал Коломойша, стоявший поодаль. – Я им хорошо плачу.

– Побольше бы таких картин, – произнес Вальцманенко, сверкая погонами.

– Я прошу прогнать журналистов, – сказал Яйценюх. – Эти кадры нельзя показывать миру. Видите, не все, кого я приглашал, приехали на это торжество, значит, они не одобряют нашу политику. Мало того, они мне сказали, что тебя, Вальцманенко, и тебя, Коломойша, в Израиль не пустят. Никогда. Дескать, в Израиле – евреи, а у нас жиды.

Убиенная мать с ребенком, лишенным жизни в младенческом возрасте, не фантазия автора, а реальная действительность. В интернете опубликована фотография. Это страшная фотография, от нее исходит что-то такое, что приводит в дрожь, хочется кричать, рвать на себе волосы, брать нож в руки и набрасываться на членов хунты и бандеровцев, вспарывать им животы и выкалывать глаза… За их злодеяния перед народом, неважно каким – русским, украинским, немецким, польским, чешским…

Под фотографией убиенной матери и ребенка есть высказывание человека, испытавшего это страшное состояние, которое нельзя не привести здесь. Спасибо ему за это. Лучше не скажешь.

«Правители рассейские, раньше вы нам объясняли, что надо подождать, пока не начнут стрелять по городам, мирным жителям, тогда вы ответите адекватно и жестко. Потом вы глубокомысленно молчали, а фашисты и запад дрожа от нашей непонятной задумчивости, продолжали уничтожать всех подряд. Теперь они уже запрягают нас своими санкциями, а мы готовим адекватный ответ. Скоро они на нас верхом ездить будут, а мы будем бежать особо не напрягаясь.

Что, правители, боитесь за свои накопления, которые украли и загнали на запад, за своих детей, которые живут там и не признают Рассею своей родиной. Есть у вас что-то человеческое или нет? Не хотите ввязываться, так дайте ополчению то, что надо в необходимых количествах, наплюйте на санкции, они все равно будут, рявкните в конце концов на запад, покажите им, что они уже охренели и нам это уже надоело».

 

28

Среди украинских карателей на Донбассе только Ляшка – Букашка проявил себя как новичок. По своей природе он был чрезвычайно болтлив, а болтуны, начиная с Юлии, ценились в украинском обществе, как люди, которых судьба одарила способностью звать вперед, к вершинам…, то бишь, к вступлению в Евросоюз, и только в среде бандеровцев находились люди, с осторожностью на него поглядывающие. Ляшка понял, однако, что для достижения основной цели – сесть в кресло президента, надо повоевать.

Как только началась война на юго-востоке, как только бандеровцы стали убивать русских, Ляшка – Букашка собрал отряды боевиков и организовал радикальную партию. Откуда у него оказалось так много денег, мы гадать не будем, но на содержание боевиков и штаба партии необходимы были немалые деньги. Он сблизился с боевиками Первого сектора. Они подарили ему 135 видов публичной казни в подвалах, особенно москалей и сепаратистов.

– Оце список! прелесть.

Моральный урод и извращенец, побывавший за решеткой не один раз, он чудом пробрался в Верховную Раду и стал ее депутатом. Всякие выкрутасы на фоне садизма не поддаются описанию, ибо они чужды человеческой природе. По возможности, избегая натурализма, мы вынуждены привести некоторые факты, которые характеризуют не только его как личность, но и весь украинский «бомонд» начала третьего тысячелетия.

Отлавливая женщин с детьми на руках, он обычно хватал их за волосы, наклонял голову вниз и задирал юбку, спрашивая:

– Для чего существует попа? Говори, подлюка! Ежели не скажешь, – твоего сына я чичас пристрелю. Говори!

– Для того…для того, известно для чего! Отпустите меня! Миша, сынок, не плачь, маму сейчас отпустят. Дядя просто шутит, хотя шутки его плохи. Да не гните голову, больно же, умоляю вас.

– Скажи, для чего попа? Сыми трусы, я посмотрю. Ну же! – приказывал Ляшка – Букашка, отпуская ее волосы и освобождая связанные сзади руки. – А то я уже давно готов…доказать тебе, шо такое попа и для чего она существует?

Обычно женщина покорялась, становилась на четвереньки.

– Да не туда, а туда, куда надо.

Ляшка-Букашка увидел не те два органа, расположенные рядом, и его плоть замерла.

– Дык мне мужик нужен, а ты баба, почему ты мне не сказала? Буш за это наказана, и твой ублюдок тоже. Иде твой муж? Он сипоратист, московский шпийон? Ты с им этого ублюдка зачала и на свет родила. Ты на украинской земле родилась? Ты наш хлеб ела, сволочь! Экие у тебя шары большие. Эй, робяты, отрежьте ей оба шара серпом и этому ублюдку запихайте в рот.

Кинулись искать серп, но серпа нигде не оказалось.

– Хорошо, – произнес Ляшка – Букашка, – мы чичас втроем попаримся в баньке. Айда в баньку, бери свого ублюдка на руки. Пошли. А вы, отморозки, следуйте за нами. Два человека, мне больше не надо. Автоматы держать на изготове.

Неподалеку стояли руины полностью разбитого завода, остались только холодильные камеры больших размеров. Двери мощных холодильных камер, были раскрыты. Среди пяти камер работала только одна.

– Подождите меня здесь, – сказал Ляшка – Букашка, выдавливая из себя змеиную улыбку, – чичас спущусь в подвал в свой штаб, дам распоряжения собрать весь полк, а затем подымусь и мы последуем в сауну. Сауна отремонтирована по моему указанию. Боец Отвертка, следуйте за мной.

В подвале оказались рубильники от холодильных камер.

– Сержант Отвертка! Поднимись наверх, и эту террористку, вместе с ее ублюдком, затолкайте в морозильник. Тот, шо стоит слева. По-моему он работает. Хорошо поверните задвижки, шоб ни грамма тепла с улицы не поступало. А рубильник я включу сам.

Отвертка вернулся с покусанными руками. Следы зубов были на пальцах и на кистях рук. Ляшка – Букашка посмотрел и удивился.

– Ты шо не мог дать ей под дых? Либо надо было взять кувадлу и по голове.

– Не смог. Она так кричала, падала на колени, целовала мне ботфорты на ногах. Я был неумолим. Но пацан тоже кричал, не трогайте маму, звери, и прокусывал мои бруки. Я стал поднимать ее за волосы, а потом за уши и вот тогда она запустила свои зубы от остервенения.

– Ну, ты ее запихнул в морозильник, она там? Я сейчас включу рубильник. Начнется заморозка медленная, но верная. Для завершения операции нужно часа три, а могет и больше. Мы посмотрим. Мы можем заглянуть сюда завтра. Завтра собрание всех жителей на этой площади. Его проводит Яруш. Должна быть казнь …публичная. Что они придумают, трудно сказать. Знаешь, иди, включи рубильник.

– Может того…пожалеем их.

– Пожалеем? А как же народ, а шо скажет народ? И потом мне нужен рейтинг. Я готовлюсь к выборам. Я должен набрать больше голосов. Если избиратели узнают, шо я казнил террористов, шо я придумал для них новый способ казни, они обрадуются, они все отдадут за меня голоса. Я должен набрать больше Юлии. Шо она придумала и выдала? Надо метнуть атомную бомбу на Москву, ну и шо? Иде у нее эта бомба? Бомбу надо иметь, а потом вякать. Раньше она отделывалась передком, а теперь на нее никто не смотрит: старуха, кстати, очень уредная. Ну, дык, кто включит рубильник. Э, ты квашня, лох, не могешь, тады я сам.

Юлия Солнцева, когда их закрыли в морозильной камере, пока не чувствовала холода, она пыталась удержать пятилетнего сынишку на руках, даже пела для него колыбельную песню в надежде, что он заснет. Но этого не произошло. Сынишка не понимал, где он с мамой находится и стал спрашивать, что будет дальше.

– Успокойся, сынок. Что Бог даст, то и будет. Если тебе холодно, я тебя накрою шубой. Обними меня покрепче и прижмись ко мне.

Она взяла его на руки и прижала к груди.

– Сейчас согреемся, мой соколик.

– Мне уже тепло.

Но проходило время, и ледяной холод постепенно стал сковывать ноги от пят до таза, не слушались пальцы, которыми она все теснее и все сильнее прижимала к себе сына, теперь уже сознавая, что они оба умрут. Он стала пританцовывать, и ей показалось, что немного согрелась. Мальчик вытянул ручки из-за пазухи матери и коснулся металлической стенки морозильника.

– Прилипают.

– Сынок, давай помолимся. Господи Иисусе, помилуй нас!

Она пыталась шагать, но в камере можно было сделать два шага, и то неполных.

– Мама, как нам вырваться отсюда?

– Вырваться отсюда нельзя. Будь мужественным как твой отец.

Прошло какое-то время, от стен морозильника стал исходить еще больший холод, сынишка накрытый шубой как будто был в безопасности, но у Юлии начали деревенеть ноги. Внутри горел страх настолько, что казалось было жарко. Когда уши стали подмерзать, а влажные волосы на голове превращаться в сосульки, Юля стала подпрыгивать на месте. Это прогоняло чувство холода. Но оно длилось недолго. И мальчишка стал жаловаться на холод, хотя теплая шуба и усиленная работа сердца, была тем насосом, которая гоняла и согревала кровь, курсирующую по телу.

При сильном морозе обнаженное тело понижается на пять с лишним градусов в час и спустя три часа при температуре тела в 15 градусов, оно еще живое, но основные органы уже пребывают в замороженном виде и перестают функционировать. Фактически наступает смерть. Через три часа.

Но благодаря одежде и бегу на месте Юля отодвигала наступление смерти на какое-то время. Уже через четыре часа сынишка перестал шевелиться и реагировать на холод. А у нее начали коченеть ноги, не слушались руки, туманиться мозг. Но она все сильнее прижимала сына к своему телу. Он сначала плакал, а потом затих, все также крепко обнимая холодеющее тело матери.

Юлия так и упала на дно морозильной камеры, прикрывая своим телом сына, движимая подсознанием, что не даст сыну погибнуть от холода. Спустя пять, а то и шесть часов оба тела, тело матери и сына не подавали больше признаков жизни, и гомик Ляшка – Букашка мог в этом убедиться. Как всякий извращенец, Ляшка – Букашка пританцовывал внизу. Ему не терпелось узнать, что там происходит. Он несколько раз посылал Отвертку с заданием приложить ухо к двери морозилки, послушать и зафиксировать любые шорохи, крики, особенно ребенка. Но тот не приносил никаких новых вестей.

– Тады иди, ищи телевидение. Надо зафиксировать результат казни, шоб все знали: этот способ изобрел Ляшка – Букашка. Иди: одна нога здесь, другая там. Я буду здесь в подвале ждать, либо у морозилки, но открывать морозилку не стану. Надо подождать тележурналистов и сделать материал для эфира.

Отвертка отправился на поиски, но тележурналистов нигде не застал. Все готовились к большому мероприятию – публичной казни, намеченной на пятницу.

Когда он вернулся и собирался спуститься в подвал, он увидел Ляшку у раскрытого морозилника. Два трупа лежали на дне морозилки, а Ляшка – Букашка расхаживал, довольный и повторял: ай, да Ляшка – Букашка, до чего же ты гениальный полководец! Когда люди это поймут?

 

29

Едва Ляшка – Букашка покинул свой бункер, как тут же понял, что он далеко не один. На небольшой площадке, практически безлюдной мелькали военные. Они были беспокойны, чуть-чуть накачанные наркотиками, потому что двигались как-то так неуверенно, а некоторые просто палили в воздух, интереса ради.

– Шо тут робыться? – спросил Ляшка – Букашка одного солдата, который уронил автомат и прежде чем его поднять, танцевал гопака вокруг него.

– Идет всемирная подготовка к казни всех москалей, сепаратистов, коммунистов, теллористов и всякой сволочи. Присоединяйся, браток. Получишь невероятный кайф!

– Я пока свою отдельную казнь устрою, а потом к вам присобачусь, ежели позовет ваш главный командир.

– Тече вода каламутна…, – запел солдат, стоя на коленях. – Ну, тогда пошел на х…, а то начну палить.

– В своих? Да как же!

– Уматывай, я сказал!

Солдат схватил автомат и пустил очередь в воздух. Ляшка – Букашка струхнул.

– Бегу, бегу, у меня свои дела, а ты подожди здесь, может скоро увидимся.

В десять часов утра на площадь прибыли полки Айдар, Днепр, Азов и Правый сектор. Они выстроились квадратом на площади, и как только раздалась барабанная дробь, все подняли кадыки вверх и замерли; это был знак начала церемонии. Но гражданского населения оказалось так мало, что командиры карательных подразделений стали пожимать плечами. Для кого проводить показательную казнь? Для самих себя? Будет ли это интересно.

– Где Ляшка – Букашка? – спросил командир карателей Сенченко, не снимая маски с лица. – Приведите его сюда. Если упрется, под конвоем.

Но Ляшка – Букашка прибежал сам, его не надо было приводить под конвоем.

– Шо? Кому я потребен? Я пытаю старуху, иде ее четыре внука? Уж палец один отрубил на левой руке, а она все молчит, зараза. Одну бабу с пятилетним сыном закрыл в морозильной камере и наглухо запер дверь. Ищу журналистов, шоб засняли…для истории. Для истории, так сказать, поскольку это новый вид казни сепаратистов, предателей нашей Родины. Заснимите этот вид казни хучь на фитоаппарат, тогда я выполню все ваши просьбы.

– Ляшка-Букашка, народу мало. Как нам представить показательную казнь? Попрятались все сепаратисты. Пошли своих хонуриков по домам да по подвалам, пущай их вытащат за шиворот и сюды, на площадь имени Степана Бандеры.

– Она по-другому называется, – сказал Ляшка – Букашка.

– Ты слышал, что я сказал? Я сказал: площадь имени выдающегося полководца Степана Бандеры, значит БАНДЕРЫ, а там какого-то Ленина, я это не признаю. Так ты будешь выполнять нашу просьбу, союзник?

– Полк-к-к, становись. Я, главнокомандующий Ляшка – Букашка, приказываю собрать весь народ и на площадь имени Степки Бандеры, живо. Десять минут, и они все должны быть здесь. Тот, кто прячется в собачьих будках, в тувалетах, по подвалам, под уцелевшими кроватями, по оврагам, прикрывается мертвыми телами, всех сюда. На показательную казню. А я пойду, приведу старуху, ее тоже надоть казнить публично.

– Молодец, Ляшка – Букашка, ты наш, – произнес командир батальона Азов Сенченко. Ежели все сепаратисты будут тут через десять минут, получишь медаль имени Шухевича и премию от президента Вальцманенко. Воюем только мы, щирые украинцы, а остальные сидят по кабинетам и управляют нами.

Какое-то время спустя народ стал прибывать на площадь, кто босым, кто в одной драной рубахе, кто вел ребенка за ручку, а ребенок просил кушать и плакал, кто с палкой в руке. Это было в основном женское население, пособники сепаратистов. А их мужья все были на войне, они защищали себя от бандеровцев человеконенавистников и потому именовали себя ополченцами, предателями, изменниками родины, теперь уже бандеровской и полуамериканской родины, поскольку Украина, как родина прекратила свое существование, как самостоятельное государство.

Среди гражданского населения были и мужчины от 70 до 85 лет, кто мог передвигаться, опираясь на палку. Они помнили немецкую оккупацию Донбасса, и они могли сравнить казнь фашистов с казнями неофашистов.

Когда площадь заполнилась на одну треть, и на захваченной территории не осталось ни одного живого человека, в закрытом фургоне привезли женщину с ребенком на руках.

Командир отряда «Азов» зачитал краткое решение революционного суда. Ребенка умертвить путем распятия на доске на глазах у матери и всего присутствующего народа. Мать привязать за ноги колючей проволокой толщиной 8 миллиметров, прикрепить к хвостовой части танка и сделать по площади имени Степана Бандеры десять кругов на глазах у зрителей, присутствующих на площади, в назидание. Все, что они увидят и услышат здесь разрешено передавать родственникам, знакомым, встречным, дабы каждый сепаратист знал: революционная власть не знает пощады по отношению к сепаратистам, всем русским, так называемым старшим братьям, чтоб их всех холера не пощадила, начиная с младенческого возраста.

Казнь поручалось осуществить овчарам из горных районов Ивано – Франковска под командованием депутата Верховной Рады Украины Ирины Фурион.

Оркестр заиграл гимн Украины. Бандеровцы с фашистской символикой трижды произнесли «Хайль» и казнь началась. Ребенка отобрали у матери два бойца в камуфляжной форме из отряда Ляшки-Букакашки, а два солдата из Ивано – Франковской области под командой Фурион, разложили ребенка на доске, крепко привязали веревкой и стали вбивать гвозди в ладошки, а потом в голени ножен выше пяток. Ребенок верещал на всю площадь, мать вырывалась из рук карателей и однажды вырвалась, но каратели тут же схватили ее и носком сапога дали в солнечное сплетение, она затихла, повисла на руках бандеровца.

– Не умирает дите, – сокрушалась Ирина Фурион. – Надо сделать надрезы по бокам, для того чтобы стекала кровь. Можно серпом. Есть у кого серп? Тогда ножом. Дайте мне нож, я сделаю сама. Это надо сделать ниже плеч.

Ей дали острый штык, но Фурион, как и в жизни, была неосторожной. Она слишком глубоко всаживала в молодое тельце конец острого штыка и проткнула ему сердечко. Ребенок дважды дернулся и затих.

Иисуса Христа распинали на кресте в возрасте 33 лет, а ребенка на доске, поэтому он выглядел сиротливо и жалко, а каратели – грудь колесом, головы и носы кверху. Они не знали, что если в коробках нет серого вещества, то вопрос совести и чести не стоит на повестке дня никогда.

Теперь приступили к казни матери малыша. Толстой колючей проволокой ей крепко связали ноги ниже колен. Она больше не задавала вопросов, видимо сама желала умереть и только реагировала криком на невыносимую боль.

Подошел танк, дал задний ход. Женщина, лежа на спине, была прикреплена к работающему танку. Танк стал делать круговое движение под охи и вздохи толпы и плач сиротливо стоявщих старух, молодых женщин с детьми.

– Никто никогда не забудет этого! – кричали дети, но их крики никто не слышал.

Когда танк стал увеличивать скорость, привязанный груз подобно круглому бревну стал переворачиваться с одной стороны на другую, оставляя после себя едва заметные полосы крови.

 

30

Кумир неонацистов Степан Бандера родился в начале двадцатого века в селе Угринов, в семействе провинциального попа Андрия и проститутки Мирославы – полупольки-полуеврейки. Отец Степана поощрял занятия жены проституцией, так как это приносило куда более значительный доход, чем его проповеди в маленьком униатском храме.

В начальную школу мальчика не приняли в связи с тем, что уже в раннем возрасте он усвоил и выявил ряд признаков нетрадиционной сексуальной ориентации и садистские наклонности среди своих сверстников.

В подростковом возрасте Бандера вступил в украинскую детскую организацию «пласт». По свидетельствам товарищей по организации, Бандера уже ребенком проявлял садистские и педофильно-гомосексуальные склонности: очень любил ловить кошек и одной рукой душить их. Он также очень любил ловить младших школьников, и, жестоко избив их, заставлял вылизывать свои половые органы. По свидетельству товарищей Степка был невероятно жесток и несправедлив к тем, кто был слабее его, но при этом пресмыкался перед более сильными. Известно также о том, что отец одного из избитых и опозоренных им детей поймал Степана и, отдубасив его, как следует, совершил с ним половой акт.

Многие утверждают, что именно это оказало значительное влияние на жизнь Бандеры в будущем. После того, как Бандера был подвергнут изнасилованию, его рассудок оказался частично поврежденным. Он мог часами полуодетый стоять на морозе, бормоча бессмысленные молитвы.

Его отец, поп Андрий, часто употреблял сивуху и даже служил в церкви в непотребном виде, совершенно не занимался воспитанием сына, а мать редко бывала дома, так как постоянно обслуживала клиентов.

После совершенного гомосексуального акта, Степан опасался обижать более слабых подростков, и всю свою злобу возмещал на животных. Особенное удовольствие ему доставляло, поймав котенка, давить его до тех пор, пока из несчастного котика не вылезали кишки.

В 1936 году за попытку терроризма его приговорили к смертной казни, но впоследствии казнь заменили пожизненным заключением. По свидетельствам сокамерников, Бандера был в тюрьме крайне не уважаемой личностью, проще говоря, заменял заключенным женщину. 13 сентября 1939 года Бандера был выпущен из тюрьмы германскими властями.

После освобождения из заключения Бандера был направлен в немецкий центр подготовки диверсантов. В центре его подвергли пассивным гомосексуальным сношениям, засняв это на кинокамеру. Это было сделано для того, чтоб исключить возможность предательства. Действия Бандеры и его шайки, состоящей, в основном, из алкоголиков, наркоманов и выпущенных на свободу педофилов, по отношению к местным жителям Польши и Западной Украины отличались настолько бессмысленной жестокостью, что немецкие власти в 1941 году приговорили Бандеру к заключению в концлагерь.

В 1944 году, после освобождения Польши, Бандера оказался на свободе. Погиб он в 1959 году в Мюнхене от пули разведчика Сташинского.

Деятельность фанатичного убийцы Бандеры поистине необычна, бессмысленна по своей жестокости и бесчеловечности. Вот лишь несколько примеров, далеко не самых главных и масштабных. Это деятельность бешенной собаки на двух ногах, но никак не человека, тем более кумира, вождя его очумевших последователей.

Двум подросткам, братьям Горшкевичам, пытавшимся позвать на помощь партизан, разрезали животы, отрубили ноги и руки, обильно засыпали раны солью, оставив умирать в поле. В одном из домов, на столе, среди объедков и недопитых бутылок самогона, лежал мертвый ребенок, голое тельце которого было прибито к доскам стола гвоздями. В рот ему изверги засунули недоеденный квашеный огурец.

Бойцы повстанческой армии замордовали двухмесячного ребенка Иосифа Фили, разорвали его за ножки, а части тельца положили на стол.

Летом 1944 года сотня «Игоря» наткнулась в Паридубском лесу на лагерь цыган, бежавших от преследования гитлеровцев. Бандиты их ограбили и зверски убили. Резали пилами, душили удавками, рубили на куски топорами. Всего было уничтожено 140 цыган, в том числе 67 детей.

Из села Волковыя в одну из ночей бандеровцы привели в лес целую семью. Долго издевались над несчастными людьми. Увидев, что жена главы семьи беременна, разрезали ей живот, вырвали из него плод, а вместо него затолкали живого цыпленка. Десятки тысяч людей были зверски убиты на территории Белоруссии и Польши.

Бандера был малограмотным, читал по слогам и мог написать сою фамилию печатными буквами, поэтому никто нигде не зафиксировал его хоть какие – либо трактаты или письменные распоряжения. Ни у кого нет «трудов» Степана Бандеры, их вообще нет в природе. Его труды – в расстрелах, изуверствах, мученической смерти невинных, в животной ненависти к собратьям. Почему эти совершенно дикие, безнравственные деяния так полюбились последователям Степана Бандеры, ответить невозможно.

В 2010 году президент Украины Ющенко провозгласил Бандеру национальным героем. Необычные симпатии выказал Бандере и первый президент Украины Кравчук, а сейчас, когда пишутся эти строки, бандеровская извращенная философия ненависти покорила всю Украину, она, подобно ядовитой змее, опоясала ее, сдавила горло. И выход из этого состояния только война – жестокая, бескомпромиссная, гитлеровская.

Кто захлебнется в потоках крови – бандеры или другие народы, в частности Россия? И талдычить о каком-то братстве, о младшем брате, в этот период просто преступно. Здесь пахнет рабской психологией. Так было в годы сталинизма: вы стояли у стены и через минуту должны были получить смертельную пулю в грудь, но издавали предсмертные вопли: да здравствует товарищ Сталин! Вы пели предсмертный гимн тому, кто вас лишал жизни.

Свидетельские показания о зверствах боевиков украинской повстанческой армии изданы в полном объеме, но не в России или на Украине, они изданы в Польше. Правда, поляки эти материалы не читают, возможно, они простили соседям их зверства во имя объединения в ненависти к России. В бандеровских зверствах поляки как бы нашли единомышленников в отношении к России, которая когда-то развеяла миф о непревзойденности Речи Посполитой. Воистину маленькие страны преумножают и преувеличивают свою гордость.

А бандеровские молодчики, кому едва минуло семнадцать лет, в масках, с битами в руках, а то и с оружием, окружают толпу в городах, загоняют в любое здание, поджигают и получают обгоревшие трупы. И удовольствие, выражающееся в радостных, восторженных криках.

Воины Правого сектора, состоящие из одних духовных сыновей Бандеры по духу и их родственники из батальона «Азов», которым платит Коломойша за каждую голову бойца сопротивления, не только стреляют, но и творят невиданные зверства.

Сюда же можно отнести и батальон «Торнадо». Не так давно, в начале августа бандиты из батальона «Азов» у Саур – Могилы после успешного боя устроили праздник. Подвыпив, стали убивать все мужское население от мала до велика, не щадили стариков и инвалидов, а потом отлавливали женщин всех возрастов и насиловали. Издевались над ними, заставляли сосать свои грязные, зараженные триппером и сифилисом шланги. Это был высший кайф. И тут кто-то из женщин сообщил в штаб донецкой армии. В Саур-Могилы была послана группа хорошо вооруженных бойцов сопротивления. Батальон «Азов» в составе 325 человек окружили, немного изрешетили, а 238 бандитов взяли в плен. Их выстроили, раздели донага перед женщинами, которых они насиловали. Несмотря на мольбы о прощении, протрезвевших бандитов, стоящих на коленях, просящих о помиловании, им отрезали детородные приборы, оставляя их истекать кровью и корчиться в предсмертных муках. Такова была жестокая расплата за их злодеяния: зуб за зуб, око за око, кровь за кровь по заповедям Древности.

Бандиты батальона «Азов», вспомнив методы издевательства над простыми людьми своего кумира Бандеры, решили следовать им на практике, но получили по заслугам. Видимо, такая философия – самая эффективная, если у человека произошел сбой в черепной коробке.

 

31

Замысел Барака и его вице-президента Джо Майдена очистить территорию Донбасса от русских и на выжженной земле добывать сланцевый газ, а затем постепенно лишить Россию возможности продавать свой природный газ в Европе, был задуман, и спланирован незадолго до начала государственного переворота в Киеве. Янки даже обрадовались, когда узнали, что две, самые крупные области стали мятежными и приказали киевской хунте начать против них беспрецедентные военные действия. Против небольшого, практически безоружного собственного народа были пущены в ход танки, БТРы, самолеты, артиллерия, системы залпового огня Град, фосфорные снаряды и прочее оружие массового поражения. Россия хоть и обещала не оставить русских в беде после возвращения Крыма, но под давлением Европы и Америки пришлось отказаться от данного обещания. Русские, проживающие в двух областях пали жертвой поспешной веры в защиту с востока: города Луганск и Донецк постепенно стали превращаться в руины. А что их ждет дальше, один Бог знает. А пока страшные пытки, тяжелая гибель, разрушенные дома, зияющие пустыни, выжженная земля – расплата за стремление обрести свободу и независимость от бандеровцев, этих гуннов двадцать первого века.

Десятки тысяч беженцев ринулись в Россию, Россия приняла их. Она молча переживала свою вину перед маленьким народом, настоящими кровными братьями россиянами, подаренными когда-то Лениным, как леденец капризному ребенку.

Из России стало поступать вооружение, добровольцы – русские и представители других стран. Не было только главного – мощного удара по бандеровцам: президент дрогнул, возможно, не решался на третью мировую войну. А янки ликовали: одолели русских.

Часть беженцев очутилась в Крыму на берегу моря. Здесь были и мужики. Переходя границу, они прятались за спиной своих жен с опущенными глазами и дрожью в ногах, ведь российские пограничники могли задать простой вопрос: а почему не остался воевать за освобождение Донбасса? Такой же вопрос могли задать и работники эмиграционной службы. Но россияне проявляли максимум вежливости. В Крыму всех разместили по санаториям и домам отдыха, и это была сказочная жизнь. Когда срок выданных бесплатно путевок закончился, встал вопрос, что делать дальше. Беженцам предложили трудоустраиваться, особенно мужскому населению. Но мужики сказали: нет, Путин виноват в возникновении конфликта, пусть теперь кормит нас.

– Но вы не инвалиды!

– Почти что инвалиды.

Обычно эти претензии высказывали дончане украинского происхождения.

– Нашим женам вы выделяете скудные средства на обустройство, – заявил Скрипниченко, недовольно отвернув рожицу. – А почему бы нам не начислять зарплату? Вы же богатое государство, да еще Крым прихватили.

– Не очень, молодой человек, – произнесла работница отдела беженцев. – А то доложу начальству и вас, как недовольного, вернут на свою неньку Украину. А что вы там будете делать, никто не знает.

– Э, пока, нет, не стоит. Я побуду тут месячишко, другой, а там посмотрим. Победят наши… тогда…

– Для вас, кто «наши», вы можете сказать?

– Конечно, могу. Наши это все те, кто борется за неньку Украину, ее целостность, ее незалежность.

– Зачем же вы, прячась за спину супруги, моргая глазами от трусости, перебегали границу? Надо было брать оружие в руки и в бригаду Коломойши, он хорошо платит, кстати.

– Не получилось, хотелось, но не моглось. Прятался не только за спину жены, но под кроватью, отлеживался. И даже сумлевался в своих переживаниях. А теперь окончательно прозрел. Кто враг, кто друг, понимаю.

– Я вас поняла, я доложу о вас. Ваша фамилия Скрипниченко, а как имя, отчество, – произнесла работница, доставая ручку и толстую тетрадь.

– Не надо, прошу вас. Вы меня погубите. Это я так, шутькую. А на работы не хочу, потому как не могу: то спина побаливает, то в брюхе урчит, ну что поделаешь? А вам я, когда выдадут пособие моей супруге, отстегну половинку, идет?

Аня, работница отдела беженцев, все равно донесла, куда следует, но там сказали: пока будем проявлять терпение, помня: в семье не без урода. Это сообщение попало в интернет и вызвало бурю возмущения у россиян.

За беженцами потянулись и солдаты вооруженных сил. Это были те, кого окружили и добивали, кто долго находился в окружении, без воды и продуктов, кого разъедали вши и мучили болезни, те, у кого ныли раны. А их бросили как отработанный материал, о ком забыли украинские генералы, и о ком не знал Вальцманенко в Киеве. Вальцманенко не любил доклады на пораженческие темы, ему надо докладывать только о победах.

Первую группу вояк в количестве 38 человек, среди которых было много раненых, перевезли через границу и срочно отправили в Ростов. Многие нуждались в операции. Им сделали операции, спасли им жизни, отмыли, переодели, накормили, положили в чистые светлые палаты, а когда поправились, отправили по домам. Члены хунты дипломатично молчали по приказу из Вашингтона, поскольку там не допускали, что Россия способна на гуманитарную милость. И руководителям западноевропейских стран приказали не замечать. Нет, такого не было, это просто выдумка русских. Похоже, к америкосам тоже можно отнести замечательное высказывание Бисмарка, приведенное в начале книги: «Больше всего они ненавидят благодетелей, тех, кто сделал добро».

Вальцманенко по указанию из Вашингтона приказал своим подчиненным считать, что такого случая не было в природе. Это выдумка, вымысел москалей. Однако правоохранительные органы получили приказ завести уголовные дела против тех солдат, что вернулись на родину из российского плена. Началось следствие, судилища. И только после этого верные сыны неньки Украины и их родители, их знакомые поняли: они были раньше не чем иным, как обычным пушечным мясом и шли воевать, рискуя жизнью, за хунту и только в этом качестве были востребованы. Исчезли выдуманные, созданные больным воображением, понятия: москали, что эти москали – представители великой страны, которая может себе позволить казнить и миловать, но не зверствовать, не мстить.

За этой группой, спустя несколько дней, уже попросили убежище в России 438 человек. И им не было отказано. Для них соорудили палатки недалеко от границы и так же, в срочном порядке, укладывали раненых на операционные столы. Если в первой группе не удалось спасти одного человека, то во второй, спасены были все. Надо признать, что гуманный акт России вернуть 438 бойцов украинской армии не дал никаких положительных результатов. Бойцы, вернувшиеся домой снова взяли в руки оружие и пошли убивать тех, кто проявил гуманность и отпустил всех по домам. Здесь снова сработало выражение Бисмарка, оно взято эпиграфом в самом начале романа.

Человек легче и быстрее прозревает, когда такому прозрению способствуют обстоятельства: уговоры, пропаганда так не действует, как те или иные события, когда гнилое нутро твоих кумиров выходит наружу. Если бы Вальцманенко обладал умом хотя бы слесаря второго разряда, он никому не позволил бы чинить расправу над теми, кто выжил при помощи протянутой руки со стороны кого бы то ни было. А он создал образ врага, он высосал его из пальца.

– Пачему не прошла третья волна мобилизации? – Стукнул он кулаком по крышке стола. – Кто виноват? Полдурак – ты? Я тебя уволю, но перед тем, как издавать Указ, тебе кое-что отрежут и пошлют супруге в целлофановом пакете.

Полдурак встал, руки по швам, прослезился и свалился на пол. Его тут же подняли два жирных генерала.

– Сиди и слушай, – рявкнул лидер нации. – Теперь я знаю, кто виноват. Это военкомы. Они виноваты. Пущай они отправляются на восток принимать участие в боевых действиях, а на замену им, надо отправить офицеров с одной рукой с одной ногой, получивших ранения в боях за неньку Украину. Слава Украине! Хайль! Зик хайль, зик хайль!

Бывший министр обороны Киваль, поднял руку: позвольте доложить.

– Докладывай, черт с тобой. Ты всегда несешь какую-нибудь гадость. Давай, трави.

– 438 бойцов вышли из окружения, и перешли границу с Россией. Есть опасность, что они там и останутся. Связи с ними никакой. А если они там останутся, попросят политического убежища, что нам делать, господин президент, верховный главнокомандующий всех родов войск и наш любимый наставник. Мы без вас, Вальцманенко, ни туды, ни сюды, что прикажете делать?

– Молчать. Этого не было в природе. Чтоб наши доблестные солдаты сдались врагу, да еще примали лекарства. Да их россияне отравят, а может уже и отравили, вы это понимаете, Кивалкин – мигалкин? И почему вы это сказали? Разве вы не знаете, молчанье – золото. Это еще Степан Бандера сказал. Он был великий человек. Галатей, то есть Полдурак, ты пришел в себя? Пришел. Когда будет парад победы в Севастополе?

– Через месяц, полтора, два, через год. Мы там уже роем траншеи, примиряем, где будут стоять палатки. Как только закончим на юго-востоке, сразу в Крым победным маршем – ать– два, ать-два. Население Крыма за нас, с кольями – за нашей спиной. А когда мы изучим их лояльность и по винтовке образца 93 года выдадим. Так что из Симферополя прямиком в Севастополь. Коль обещал, так выполню, господин президент. Ваш министр обороны слов на ветер не бросает. Я не то, что мой предшественник Кивалов: возьмет одного террориста в плен, а вам докладывает – тысяча.

– Я протестую. Это он, все он искажает информацию, – хочет завести вас в заблуждение. На восточном хронте мы будем воевать ишшо три года, – произнес Киваль, рискуя остаться без должности.

 

32

В подвале едва мерцала единственная керосинка, слабо освещая подземное царство. Нельзя было подогреть воду, заварить кашу ребенку: не было тока, не хватало воды, заканчивались продукты. Саша сидел в темноте, опустив голову, ни во что не вмешивался, ни к кому не подходил. Он получил полномочия премьер-министра на днях, его в лицо пока никто не знал. Это позволило ему спокойно проанализировать обстановку всего региона и этой бесперспективной войны за освобождение от галичанских нацистов в целом.

Так получилось, что мы стали заложниками, – думал он. – Надеялись на весь юго-восток, но мужики юго-востока струсили, предали нас, они решили: пусть дончане завоюют свободу, а мы потом присоединимся. И шахтеры нас не поддержали: они предпочли валяться в уютных кроватях под бочком у грудастых жен, получать зарплату, жить на широкую ногу, а пролетариат пусть воюет. И россияне подвели, обещали не оставить нас в беде, но с главным не спешили, а ведь достаточно было одного хорошего удара и хунта бы развалилась. А теперь уже вроде и хотелось бы, да нельзя, трусость одолевает. Весь мир ополчился на Россию. Этот темноволосый, белозубый Барак сумел собрать вокруг себя всех мировых лидеров, готовых пустить в ход оружие, чтобы не дать в обиду кучку злобных гомиков сомнительного происхождения, которых он же Барак посадил в золотые кресла в Киеве.

Надо принять, испить чашу поражения, как она ни позорна. Никому больше нет веры, в том числе и России, хотя Россия – наша единственная опора.

Он думал почти всю ночь и ничего не мог придумать иного, кроме, как выступить с заявлением о готовности к миру. Под утро он заснул и видел кошмарный сон. Он метался, стонал, ему не хватало воздуха. Он поднялся на горку, увидел знакомого молодого человека, подошел, чтоб пожать руку, а тот говорит: магарыч с тебя. Помнишь, я недавно из воды тебя вытащил?

– Да, помню. А что, бутылку?

– Сойдет.

Саша отправился за магарычом, подошел к большому полю, заполненному отходами и огороженному каменным забором. В магазине было много желающих отовариться, но и бутылок с водкой было неисчислимое количество. Мужик выдал ему бутылку и взял деньге, не вернув сдачу. Когда Саша вернулся к знакомому, оказалось: бутылка без горлышка. Водка есть, а влить в стакан нельзя, горлышко запаяно. Пришлось возвращаться, чтоб обменять. Но никто не хотел этого делать. Наконец, женщина сжалилась и велела подождать. Она взяла большие щипцы, ведро и, удерживая щипцами бутылку, пробила горлышко гвоздем при помощи молотка и вылила содержимое в ведро. На этом дурной сон закончился.

В подвале стоял шум. Все хотели выйти на улицу, но это было опасно: снова гремела канонада. Эта канонада продолжалась двадцать три часа. Откуда столько снарядов у безоружной армии, где она берет пополнение, если целые батальоны переходят российскую границу, чтоб подлечиться.

Оказывается, есть и снаряды, и танки, и самолеты. В Харькове, где мэром Кернес, друг Колмойши, ремонтируют и печатают танки, на заводах Днепропетровска губернатор Коломойша производит другие виды вооружения. Идет пополнение и в живой силе. Это поляки, прибалты, немцы, французы, финны, голландцы, американцы и прочие профессиональные наемники и убийцы. Весь мир против двух областей. Австралия прислала несколько самолетов с военным оборудованием.

Вскоре заявление Саши Захарченко с предложением о мире появилось в печати. Хунта считает это победой. Ниже приводится текст заявления без корректировки, без добавления и сокращения. Хороший, грамотный, почти литературный язык.

«По состоянию на сегодняшнее утро Донецк окружен силами карательной армии и нац. гвардии. Однако подразделения народного ополчения находятся в полном порядке и готовы защищать столицу республики. Каратели не первый раз заявляют об окружении, зачистке и чуть ли не взятии части районов Донецка. Однако в реальности это у них никогда не получалось. Правительство ДНР и сейчас уверено в победе. Однако в окруженном городе – гуманитарная катастрофа. При обстрелах гибнут мирные жители. В случае штурма города число жертв возрастет многократно. Гуманитарных коридоров на сегодня нет абсолютно. В Донецк не могут попасть грузы медикаментов для населения. На исходе продукты. Из-за блокады и обстрелов невозможно ремонтировать разрушенные коммунальные сети. В городе очень плохо с водоснабжением и электричеством.

Мы продолжаем надеяться, что мировое сообщество повлияет на кровожадные киевские власти, и Донецк не повторит судьбу Сталинграда. Мы готовы к прекращению огня для недопущения разрастания масштабов гуманитарной катастрофы на Донбассе. Но при продолжении агрессии украинской армии наше народное ополчение будет сражаться при любом соотношении сил и в любых условиях. Киеву надо помнить, чем для нацистов закончился Сталинград, и что через пару лет после него был взят Берлин. Сейчас город превратится в единый военный лагерь. Мы не допустим бесчинства и насилия нацистов в Донецке. Борьба будет вестись за каждую улицу, за каждый дом, за каждый метр нашей земли! Враг будет отброшен. Мы отстоим свое право на свободу и независимость! Жители Донецка поддерживают нашу решимость в борьбе с оккупантами! Победа будет за нами!»

Это заявление, полное трагизма целого народа, это крик души этого народа, не было услышано западными швабами и агрессивным руководством США. Чего теперь стоят их слова о демократии, о справедливости? Это просто насмешка американцев, все время играющих мускулами, и бряцающих оружием над головами малочисленных народов, особенно если эти народы заявляют о своих законных правах.

Как бы ни ругали русских, но русские люди, не жиреющие от грабежа маленьких народов, делились с дончанами и жителями Луганска последним куском хлеба, несмотря на многочисленные препоны со стороны зомбированных нацизмом хохлов, мечтающих уморить голодом семимиллионный народ юга.

В Луганске давно уже не было света, воды, не работала канализация в домах, невозможно было приготовить обед, ужин, если на какое-то время подняться из подвала.

Россия била во все колокола о гуманитарной катастрофе, но ее никто не хотел слушать: американцы приказали всем народам заткнуть уши пробками от бутылок. Спустя недели, в край гибнущий от отсутствия медикаментов и медицинских работников, после гибели самолета Боинг 777, наконец, прибыла миссия ОБСЕ. Они согласились: да, на территории Луганщины и Донецка полные признаки гуманитарной катастрофы. Представитель России в ООН в очередной раз стал говорить об этой катастрофе, а американский представитель в юбке заявила: да поступили сведения, что-то похоже там наблюдается, но в этом виновата Россия. Она рвется со своей гуманитарной помощью на Украину, но США будет рассматривать любую помощь, как вторжение России на Украину.

Барак в тот же день позвонил Вальцманенко и приказал ему признать, что гуманитарная проблема имеет место, но только для вида. Русские грузы с гуманитарной помощью не пускать, а другие страны не станут оказывать никакой помощи сепаратистам. Сепаратисты подлежат полному истреблению, а затем должны быть истреблены жители Крыма. Великая Америка об этом позаботится.

– Понимаю, а то, как же? Гаманитарую помощь не пускать!

Президент был настолько предан Америке, что готов был застрелить родную мать, супругу и своих детей, лишь бы Бараку это понравилось.

– Стрелять не будем, ми тоже немного пошлем гаманитарной помощи в Донбасс. Толко так, для вида.

И прорицания Барака стали сбываться: бандеровцам начала поступать помощь из Евросоюза, Америки и даже Австралии, а умирающим людям, оккупированным бандеровцами, никто не прислал даже коробка спичек. Россия прорвала блокаду, начала посылать медикаменты, оборудование, военную технику, но инкогнито, вдали от погранпостов. Американцы со спутников засекали даже колесо от автомобиля, если пустить его самокатом через пограничную полосу.

Американцы стали брать Россию в клещи. Нужен был блицкриг, а он, к величайшему сожалению, был в подходящее время, упущен. Статьи продажных журналистов и политических деятелей, благодаря своей рабской психологии твердили: да, Путин неправ, так и надо.

 

33

Запустив третью, а то уже и пятую волну санкций против России, самую масштабную, самую чувствительную и болезненную, поддержанную всем западным миром, Барак ждал звонка от своего коллеги Путина, которого он ненавидел всеми фибрами своей души. Но далекая загадочная, непредсказуемая Россия молчала, и ее лидер не звонил, а это значило: либо она вот-вот развалится, либо вынашивает что-то такое, в духе Достоевского, про которого он слышал еще в школе, но никогда не читал. Либо она приводит в боевую готовность свои ракеты с ядерными боеголовками. На вопрос, почему молчит Россия, не мог ответить никто из его помощников. Все только пожимали плечами, исключая сенатора Джона Маккейна, который спал и видел, как Россия разваливается. Его животную ненависть к далекой стране нельзя ничем объяснить. Если только некой психической ущербностью. Эта ущербность сидит в мозгу, сверлит, подобно червяку-короеду и чтобы этого червяка усмирить хоть немного, нужен словесный понос и какое-нибудь гадкое действие в придачу.

– Россию ждет крах, крах и еще раз крах, господин президент. Вам следует быть более решительным, надо вооружить украинских фашистов самым современным оружием. А вдруг…а вдруг бандеровцы двинутся на Москву. Я хотел бы присутствовать на параде победы на Красной площади, и чтобы этот Путин был связан по рукам и по ногам…колючей проволокой.

Барак тоже недолюбливал Маккейна, но выслушал его с видимым почтением. А потом стал размышлять.

«Черт, связался, – размышлял он, не отрывая своих темных глаз от большого табло, висевшего напротив. – Все началось со Сноудена. Как посмел этот Путин приютить его без согласия президента Америки? То бишь, без моего согласия. Я давно ждал случая, чтобы отомстить. И дождался. И мои друзья на западе поддержали, и японцы молодцы, не подкачали, спасибо им. Пришлось поднажать, куда деваться? Все страны понимают, что за санкциями, которые поддержал весь западный мир, стоит Америка. А во главе Америки стою я, чернокожий президент. И тебя, Путин, мы, когда понадобиться, скрутим в бараний рог. Всем миром».

Он сладко потянулся, потом пришел негр, чтоб почесать ему спину. Спина у него чесалась, и никакие лекарства не помогали. Это не сказывалось на его здоровье и здоровье нации, а только приносило неудобства, всего лишь. Негр Кутумбо Мукумбо не только чесал грязными ногтями между лопатками, но и лизал языком, делал массаж. После окончания процедуры, длившийся всего пятнадцать минут, Барак вынул из кармана один доллар и наградил негра, сказав, что он свободен, может идти.

Он нажал на кнопку и в том месте, где светилась карта мира, всплыла Украина, но без полуострова Крым. «Гм, парад победы в Севастополе – это хорошая мысль. Даже мои министры не всегда дают такие обещания. Вальцманенко молодец, умеет подбирать кадры, к тому же он послушный и преданный, как никто из этих пресмыкающихся дебилов. Надо срочно позвонить. Вальцманенко, дать команду, чтоб Верховная Рада, утверждая санкции против России, которые я составил, добавила пункт: запретить транспортировку газа в Западную Европу через украинскую трубу. Надо и Европе на хвост наступить. И сланец добывать. Бедный Майден, каждый день спрашивает. Я ведь ему обещал. А европейцы…пусть один сезон дровами обогреваются, а к зиме 16 года уже американский сланец будет. И Россию вытесним. Надо, чтоб ее энергоресурсы никто не покупал, тогда она сама разорится».

От этой мудрой мысли он так возбудился, что ему хотелось петь, плясать и…кого-нибудь прижимать к груди. Но тут загремел звонок, высвечивая номер и портрет того, кто посылал эти сигналы. На экране высветилась голова канцлера Германии Ангелы Муркель. Она иронически улыбалась, потом стала хмуриться.

– Ну что, Барак? В Европе тоже бардак. Россия ввела санкции против нас и против тебя тоже.

– Россия? Какие санкции может ввести Россия, нищая страна против богатых европейцев и против Америки? Да это же смешно! Может ты, ангелочек, что-то перепутала? А, я все понял, тебе неверно доложили, накажи их, недобросовестных работников. Лучше расскажи, как у тебя дела. Если бы ты была более снисходительной ко мне как к мужчине, я приехал бы к тебе в следующие выходные.

– Приезжай, мои врачи отрежут тебе шарики, а то излишняя забота о сексе мешает тебе руководить государством. Наколбасил ты, братец, с этими санкциями. Германии это обойдется чуть ли не в миллиард евро, а всему Евросоюзу около двенадцати миллиардов.

– Так в чем же дело? – возмутился Барак. – На что введены санкции?

– На мясо, рыбу, овощи, фрукты, короче на все, кроме детского питания. Польша половину своего урожая не знает, куда девать. Все начинает гнить. Урожай пропал, возникает безработица, фермы разоряются. И так по всем странам.

– А вот в чем дело, ну и хитрый же этот Путин, все молчком, молчком, а потом – раз и бабах. Опасный человек. Но, а как же народ? Ведь все останутся голодные и его свергнут. Давай немножко потерпим. Объясни своим гражданам. Победа будет за нами, – распалялся Барак.

– Ничего этого не будет. Бразилия обеспечит русских мясом, фруктами, овощами, а Аргентина свининой. Тут еще Китай подключится, Индия, Пакистан, – убедительные доводы приводила Муркель.

– Я нажму на Бразилию и Аргентину, я их заставлю отказаться от поставок мяса и других видов продукции в Россию. Это проще простого. Один звонок и дело в шляпе.

– Не торопись, Барак. Русские говорят: кто спешит, тот людей смешит. Необходимо прикинуть: а может эту миссию возложить на Евросоюз?

– Ну вот, значит, есть предлог приехать к тебе на твои озера, скажем в Кепеник? Освежиться, омолодиться.

– Приезжай, мы с мужем встретим тебя в аэропорту.

Бараку не хотелось думать, что он как мужчина, Ангеле Муркель неприятен: Ангела в свои шестьдесят лет выглядела очень пикантно, она была довольно симпатична и даже сексуальна, а Барак…ну какая женщина, даже если бы она была одинока, могла бы полюбить такого козла?

– Гуд бай! – произнес президент великой страны, гордо задрав голову.

Журналисты, политические деятели запада долго хлопали глазами, не зная, что делать. Они нервничали, высказывали всякие глупости. Дескать, Россия не имеет права этого делать. Россия должна делать то, что мы ей рекомендуем. Громче всех били в колокола поляки и крохотные прибалты.

– Это так, говорильня. Россия никогда не откажется от пахучих, красных яблок. Грузите фуры и везите к границе, – посоветовали полякам политики из Евросоюза.

Поляки на радостях нагрузили пять фур и вперед. Но на границе их повернули обратно. Русские слов на ветер не бросают, во всяком случае, не всегда. После возвращения поляков в Евросоюзе началось гавканье, но оно не могло продолжаться долго, поскольку было абсурдным. Нельзя обвинить страну в том, что она отказывается купить товар у одно продавца, а идет к другому, у него берет по взаимовыгодной цене, да еще обязуется покупать в будущем.

Стали раздаваться голоса: надавим на Аргентину и Бразилию. Китай даже не упоминался, на Китай давить нельзя, поскольку Китай сам может надавить на кого угодно. Насколько эта мера может облегчить состояние России, окруженной недружественными клерками всего мира, покажет будущее. Пока сказать трудно. Скорее, это толчок для развития отсталого на сотни лет народного хозяйства, уничтоженного еще Лениным, и маленькая отдушина для каждого русского патриота: дескать, мы тоже что-то можем.

Санкции развитых государств Запада и Америки это подножка спортсмену, который вот-вот добежит до финиша, ведь только-только народное хозяйство страны стало выползать из ямы, использовать западные технологии и вдруг такой обрыв. По многим позициям мы, по сравнению с западом, на уровне средних веков, потому что Россия всегда, начиная с Петра Первого вынуждена была весь свой интеллектуальный потенциал тратить на вооружение, чтобы в любое время отстоять свою независимость. Трудно сказать, почему западные страны, смотрели, смотрят и, возможно, будут смотреть на Россию, как на врага. Украина, это скверное, с больной головой, рожденное Россией дитя, лишь повод, чтобы насолить России, а возможно и взять ее за жабры. Они уже загнали Россию в угол, и теперь те средства, которые могли бы пойти на строительство дорог, внедрение новых технологий, новых заводов, оснащение сельского хозяйства, уничтоженного большевиками, снова направлено на создание новых видов оружия. Мы затягиваем пояса и молчим. Мы, простые люди, видим, знаем, как к нам относятся, представители такой же, как мы белой расы на Западе и в Америке. У нас, простых, молчаливых, добрых, есть своя гордость. Мы терпеливы и не злопамятны. Нами помыкать нельзя, нас поработить невозможно и чем дольше западные швабы, ковыряясь в гнилых зубах и потягивая пиво, будут задавать себе один и тот же вопрос, как бы поставить русских на колени, тем дальше и глубже все уйдем в никуда. Выход из этого тупика один – взаимное уничтожение.

Вслед за Америкой и Евросоюзом и Украина начала вводить свои санкции: муха стала пытаться куснуть лягушку, но боясь, чтоб лягушка ее не проглотила, искала, но никак не могла найти хвост, куда можно было укусить как можно больнее.

Премьер-министр Яйценюх пригрозил закрыть ржавую газовую трубу, но Германия прикрикнула: не сметь, пигмеи. По этой трубе, из коей капризный ребенок все время ворует газ, Россия все еще поставляет Евросоюзу топливо, обогревая, гавкающих на нас швабов.

 

34

Иван Микуляк, уроженец Ивано – Франковска, западенец, располнел до неузнаваемости: он съедал большой кусок сала с чесноком и буханку свежего хлеба за один присест, долго икал и спустя часа три, съедал столько же. Заброшенный карателями в тыл ополченцев в качестве наводчика, за каждый посланный сигнал, он получал солидную сумму от Коломойши, а домой не посылал ни копейки, хотя дома у него бело шестеро детей и одноглазая жена Оксана. Трусливый, непредсказуемый и противоречивый, он тяжело входил в свою роль, в роль «разведчика», как ему внушали его хозяева. Вначале он посылал сигналы наобум, подбирал малозначащие объекты для уничтожения, но потом, когда его поймал еще один шпик, который отлупил его как сидорову козу и назвал предателем, Иван стал более серьезно относиться к своим обязанностям.

Вначале казалось, что все на него смотрят и все читают по его роже одно и то же – предатель, шпион. Когда гремела канонада по его наводке, он убегал в подвал, общался с людьми, в основном с женщинами, что прятали своих детей. Женщины были молодые, розовощекие, упитанные: кровь с молоком, но разговор обычно не клеился. Ваня шепелявил, глотал слова, произносил их мягко, нечленораздельно, уходил в себя, опасаясь, что на него начнут показывать пальцем.

Женщины и старики, глядя на него, этого бугая, иногда спрашивали: почему он не на фронте, не в ополчении, что он здесь делает? Но Иван, как его учили, перечислял кучу болезней и даже показывал, как у него трясутся руки, а потом часто менял местоположение, бывало, и сам попадал под перекрестный огонь, но выживал.

Однажды его выследил земляк Мошонка Петро. Он пробирался за Иваном в толпе, а когда тот вышел на безлюдную полянку, где валялись куски разбросанного металла и кирпичей, схватил его за жирный затылок.

– Иван Микуляк, не двигаться, а то получишь в ребра маленький кусок металла, а он прошивает насквозь. Ты понял?

– Пойнял, пойнял. Откуда ты знаешь, как меня звать?

– Давай, присядем. Вот тебе на сигареты, на конхеты, на пиво и жратву. Наш командир вынесет тебе благодарность за работу. Я вижу: школа уничтожена полностью, да еще две старухи лежат у входа, должно уборщицы, это твоя работа, я обо всем доложу. А пока новое задание, даже два. Выследи детский садик, в котором полно народу, где много детей. Надо так, шоб снаряд разорвался сверху и все проломил, все засыпал, шоб никто оттуда живым не вышел. Второе задание. Определи координаты больницы, где лежат раненые. Подашь условленный сигнал дважды, а потом отойдешь в сторону на пятьсот метров.

Оружие сильное, разлет снарядов большой, радиус большой. А пока оставайся здесь и периодически закрывай глаза и охай, притворяйся больным. Вид у тебя как у попрошайки. Ты работяга по очистным сооружениям, надо чтоб от тебя еще и воняло. Все, я пошел.

Мошонка ускорил шаги, вскоре исчез, а Иван раскашлялся и повалился на землю. Женщина шла с ребенком, остановилась.

– Что с вами, может помочь чем?

– Падучая заморила, о, а – а – а! – завопил он, потом замолк, подсматривая одним глазом. Женщина ускорила шаги, исчезла за поворотом. Он вскочил на ноги, догнал женщину и спросил:

– Иде тут детский синаторий? Дочь у меня тама лежит, уже неделю ее не бачив, то есть не видел.

– Детский садик имеете в виду?

– Воно шось таке. Много, должно, малышей тама…

– За пятьсот будет.

– Када я привозил свою Лялю, было триста, – солгал Иван и был доволен, что он может так правдиво лгать, коль ему верят.

Он быстро посеменил по указанному направлению и увидел красивое четырехэтажное здание, подошел к входу, сел на скамейку и стал нажимать на кнопки маленького аппарата, что носил в правом кармане брюк.

Ну, теперя надо бежать. Теперя надо больницу, где лежат раненые. Как и в первом случае, Иван поравнялся с женщиной, что несла в авоське картофель, спросил, где тут больница и она ему так же, не спрашивая, зачем ему это нужно, подробно рассказала, как пройти к зданию больницы и посеменила дальше.

Ваня так же послал сигналы– координаты и довольный, что выполнил новое задание, направился вглубь города. А какое-то время спустя раздались мощные взрывы. Детские учреждения были снесены с лица земли. Свыше четырехсот детей погибли. Раненые тоже погибли.

Иван повернул обратно. Он хотел убедиться, что все сработало, как и полагалось, а потом его садистские наклонности увидеть корчившиеся в муках жертвы, приносили ему бандеровский кайф. Говорят, Степан Бандера, глядя, как отрубают малышу голову, приходил в экстаз. Он возбуждался и награждал исполнителя дикого ритуала половым контактом.

Иван увидел разрушенную больницу, но ни одного трупа. Это его не вполне удовлетворило, а когда подошел к детскому садику, раскиданные ручки, ножки, висевшие кишки на гребне забора привели его в восторг. Он достал смартфон и включил камеру, совершенно потеряв бдительность. Два бойца очутились рядом и оба, один слева, другой справа сунули ствол в ушную раковину.

– Не двигаться!

– Та шо? Шо? Я тутечки просто прохаживаюсь. И решил отснять ето безобразие. Здурели люди совсем, малышей умерщвляют. А кто будет родину защищать?

– Ты тоже родину защищаешь?

– А то, как же? Видите я с фотоаппаратом?

– Руки за спину!

– Шо? Я жаловаться буду!

Один боец опустил ствол и тут же, молниеносно дал бандеровцу в глаз. Бандеровец накрылся ногами и расхныкался. Получив еще один удар в ребра кованым сапогом, затих.

– Ну что, показания давать будем? Мы все равно знаем, что ты сволочь, что ты бандер и морда у тебя бульдожья. Вставай, вывернуть карманы, живо.

– Я все скажу, только не убивайте. Я …ничего такого не сотворил, я наводчик, только сегодня пришел в город, присматривался. Я не хотел воевать. Браток, дай закурить. Во имя отца и сына, – начал креститься Иван.

– Мы тебе пока устроим экскурсию, а показания дашь потом. Руки за спину!

Иван покорился. Ему надели наручники, в которых неудобно было ходить, и теперь сильнее выпирал живот.

– Вот этот дом – твоя работа? Признавайся, а то хуже будет.

– Не видел, не знаю. Куда вы меня ведете? Не убивайте меня, у меня в Ивано-Франковске жена и шестеро детей, кто их кормить будет. Я просто не знал, зачем нас сюда доставили, а потом предложили подзаработать.

– На жизни детей, так?

– Я к гибели малышей не имею никакого отношения, мне, правда, предлагали, но я кахтегорически отказался. Я хочу попросить политическое убежище в России. Сделайте меня беженцем. У нас 438 человек сбежали в Россию. Их там встретили как братьев, покормили, напоили, оказали медицинскую помош и отправили домой. Их уже вернули на хронт. И я так хочу, почему бы нет?

– Если дашь правдивые показания, может и тебя отпустят.

– Дам, дам, что тут такого?

 

35

Новость о том, что Луганску грозит гуманитарная катастрофа, обрадовала военное руководство карателей.

– Вот теперь мы победим! – воскликнул министр обороны Полдурак. – Вот теперь я получу звание маршала. Если не получу сейчас, то не получу никогда. Ай да Полдурак, ай да министр обороны!

Он был в новой военной форме, выглядел очень молодо с надвинутой на глаза фуражкой, производил благоприятное впечатление. Бандеровцы и другие солдаты войск украинской армии, всегда ходили в грязной одежде, а некоторые были без обуви и без гимнастерок, но с обязательным атрибутом – автоматом за спиной.

В белых перчатках Полдурак бросился помогать солдатам заряжать ракетами систему Град и даже подносить с кем – то тяжелые снаряды, и быстро покрылся потом.

– Господин министр, будя вам трудиться, глядите, какие у вас белые ручки как у моего ребенка попка, ён недавно родился во Львове, то бишь в Лемберге.

Министр вытер пот с лица белой перчаткой и тут же отправился в бункер. Туда недавно насильно привезли генералов. Все генералы – люди старшего возраста больше всего боялись попасть на передовую. Шутка ли, пройти войну и так много лет отдать вооруженным силам Украины и тут бесславно погибнуть от рук сепаратистов. Генералы помоложе, как бы заразились этим страхом и тоже всякими правдами и неправдами старались избежать передовой.

– Здравствуйте, господа генералы! – произнес министр обороны. – Не мешало бы вам всем малость проветриться, понюхать пороху, так сказать. Что толку отсиживаться в землянке?

– Так – то оно так, – сказал генерал Костенко, вытягиваясь в струнку. – Но, чтобы руководить современным боем, нужна спокойная обстановка. В спокойной обстановке лучше думается, а если ты под градом пуль руководишь боем, то результата никакого нет и быть не может. Вон Жуков всегда руководил войсками, не выходя из блиндажа.

– Не рекомендую произносить это имя. Жуков – москаль, чужой человек, – строго сказал министр обороны. – Ищите наших. Победу над Гитлером одержали украинские генералы. А украинские генералы всегда находились на передовой. Товарищи генералы, встать, смирно! По одному из блиндажа выходи!

Новый начальник штаба, уже четвертый или четырнадцатый по счету, генерал Бздяко, вскочил, приложил руку к пустой голове, как это делают в американской армии, доложил:

– Вашество, енерал плутковник! Командный состав готов к выполнению боевых задач. Первую задачу – хорошо пообедать – наши енералы уже выполнили, а вторая задача отведать свист пуль – готовится. А затем, можно отведать клубничку. Можете присоединиться, генерал – плутковник.

– Отставить! Всем наверх! – скомандовал Полдурак, размахивая запачканной перчаткой.

Генералы принялись застегивать пуговицы и от страху, кители практически все застегнули наперекосяк.

Полдурак посеменил первым, но на самом верху, только его фуражка показалась выше бруствера, осколки глины и мелких камушков дождем посыпались на плечи, на фуражку и за шиворот. От разрыва снаряда. Министру показалось, что снаряд разорвался рядом.

– Отставить! Всем вернуться в укрытие.

Эта команда была тут же выполнена без единого возражения.

– У…у вас пердчатки запачканы, что делать? Я могу постирать в полевых условиях, – лепетал генерал Бздяко.

– Э, пустяки, садитесь все. Это я десять ракет отнес по очереди к системе Град и запечатал, куда следует. Запачкал пердчатки. Каждая ракета весит, будь здоров. Когда все было готово, нажал на гашетку. Раздался выстрел, задрожала земля, а там гляжу: куски террористов по воздуху разлетаются. Тут я решил пройтись по городу, чтоб увидеть всю эту радостную картину с более близкого расстояния. И знаете, что я определил, двигаясь по городу? В Луганске гаманитарная касистрофа. Необходимо срочно доложить Верховному Вальцманенко, нашему президенту. Выходит, и стрелять не надо, противник сам концы отдаст в ближайшее время, а мы все получим по лишней звездочке, а потом начнем готовиться к параду победы в Севастополе. А ты генерал Бздяко, набирай номер Вальцманенко, Верховного, он так обрадуется и скажет, как быть дальше.

Генерал Бздяко успел нажать на кнопку мобильного телефона, как из Киева раздался звонок, мощный, протяжный.

– Енерал Бздяко слушает!

– Пусть Полдурак доложит. Как идет война с террористами, мне докладать Бараку через десять минут.

– Все очень хорошо, Верховный. Сам Полдурак таскал ракеты на своем горбу и грузил в систему залпового огня Град. Перчатки испачкал. Враг деморализован, он уже на коленях, хочет поднять руки, но не может, рук у него нет. Наши Грады отрезают не только головы и ноги, но и руки, представляете какая прелесть. Я када это вижу, в моей голове начинает звенеть музыка, как у фюрера. И ишшо одна новость. В Луганске гаманитарная катастрофа, тама нет ни воды, ни света, ни продухтов, ни алкоголя, ни кафа, ни спички. Ничего нет, один патрет Путина у каждого на шее висит. Нам и палить не надо. Осталось ждать. Со мной согласен и начальник штаба вооруженных сил. Что прикажете делать дальше, Верховный?

– Ничего. Я доложу Бараку, он принимает решения. Как только решение будет принято, я тебе тут же отзваниваю. Понял?

– Так точно.

– Мне не надо: так точно, это москальское выражение, смотри, чтоб тебя не услышал Яруш, он те голову отрежет и будет прав.

– Тильки так, верховный, средний, нижний, окружной Вальцманенко.

– Ладно, жди.

Едва президент повесил трубку, как в его кабинет без согласования ворвался министр иностранных дел Климклоун.

– Пане!

– Да не пан я, сколько можно? Я господин всея Украины. Давай, чеши.

– Лавров обратился …

– Кто такой Лавров?

– Министр иностранных дел России. Он просит разрешить доставить гуманитарные грузы в Луганск. Мы могли бы завезти эти грузы в Харьков к Кернесу и там оставить. А позже раздать нашим ребятам.

– Ты доложил вовремя. Дело в том, что я должен сообщить об этом Бараку. Все, малыш, а то мне звонить. Сейчас в Белом доме утро, он уже на месте, пройдет процедуры, массажи, примочки и сядет у аппарата. Я уже сейчас начну названивать, чтоб забить очередь.

– Хэлоу, хэлоу, я сегодня процедуры не делаю, на спине вскочил фурункул, – сказал президент. – Это Путин наслал. Мстит он мне. Я тебя слушаю.

Вальцманенко тут же перешел на английский язык. Он подробно рассказал о гуманитарной катастрофе в Луганске и о том, что русские собирают триста фур с гуманитарной помощью и просят, умоляют на коленях пропустить эти грузы через украинскую границу.

– В этих фурах Путин везет оружие и террористов. Ты давай согласие, все оформи, а потом, когда фуры прибудут на границу, откажись. Я дам указания Псаки Суки, чтоб она разоблачила Путина. Наши газеты и телевидение Америки и Европы, пусть все газеты напишут: Путин везет оружие на Украину под видом гуманитарной помощи. Окей?

– Боже, до чего же вы умны и порядочны, господин Барак, отец всей Америки и всего Евросоюза и конечно же Украины. Чтобы мы без вас делали? Ну что бы мы без вас делали? Примите нас к себе, мы будем за вас голосовать на третий срок, четвертый и пятые сроки. Это 40 мульонов человек, господин Барак.

– Ты делай, делай, исполняй указания Америки, а принимать тебя в очередной штат потом, потом, – сказал Барак и отключился.

Вальцманенко тут же собрал всех членов Совета безопасности и обороны. Он озвучил рекомендации Барака и сказал, что эти указания не подлежат обсуждению. Надо выработать срочное соглашение с Россией.

– Я предлагаю запустить фуры на территорию Харьковской области, водителей расстрелять, все медицинское оборудование складировать и сказать: Путин заслал оружие под видом гуманитарных грузов, но наши доблестные особые органы под руководством Наливайразливайченко вовремя разоблачили шпионов и тут же обезвредили их.

– А я предлагаю поменять номера прежде чем они пересекут границу на украинские, а потом просто сказать: да это же украинские фуры, ребята, вы что? – сказал начальник ГАИ страны Гнилозубко.

– Правильное предложение, – сказал Вальцманенко.

Министр иностранных дел России Лавров целых три дня согласовывал вопросы доставки гуманитарного груза в Луганск, вымирающий город. Двести восемьдесят восемь фур будут двигаться в сопровождении представителей ОБСЕ, бойцов доблестной армии бандеровцев Яруша и Коломойши, работников ФСБ под руководством американского шпиона Наливайразливайченко, если возникнет такая необходимость, и американских инструкторов. Перед пересечением границы российские номера с фур должны быть сняты и ликвидированы, а работники ГАИ Украины, пришпандорят украинские номера. Ожидались еще украинские флаги, но на них не хватило полотна, ниток, деревянных ручек и многого другого.

Россия пошла на все уступки, удовлетворила все капризы гадкого утенка и, получив бумагу, отправила фуры на юг.

Фуры двигались, груженые, медленно, пятьдесят километров в час, ночевали в Воронеже, а на следующий день двинулись в путь. Евросоюз ужаснулся: колонна с оружием под видом гуманитарной помощи, растянувшись на тридцать километров, движется в сторону боевых действий для помощи террористам. Да их там, бедных украинцев, задавят, как мух. Надо самим что – то послать.

Австрия, член Евросоюза тут же предложила и тут же послала десять тысяч гробов бедной Украине. Так, на всякий случай.

А фуры двигались на Харьков. Вдруг поступила команда изменить маршрут и направиться в сторону Славянска. Почему это произошло, никто не знает. Этот вопрос можно отнести к разведке. А может, она разгадала коварный замысел младшего брата, коварного щенка, и перенаправила груз по другой дороге. Так, на всякий случай, во избежание непредвиденных и конечно же коварных замыслов тупорылого младшего брата. Надо же доставить груз нуждающимся, а не бандеровцам. Опять, Барак, ты проиграл. Так и должно быть.

 

36

Колонна с гуманитарной помощью приблизилась к границе и застыла в ожидании представителей ОБСЕ и журналистов и, конечно же, целой армии посланцев из Киева, которые твердили на всех перекрестках: Путин под видом гуманитарной помощи хочет забросить оружие и террористов в зеленых беретах. Но у него ничего не получится.

– Вальцманенко слушает! Послал, сколько? Пятьсот человек мало? Надо еще столько же. В каждую щель загляните. Надо разоблачить старшего брата террориста– сепаратиста.

Впрочем, не только в Киеве твердили эту ложь, выдавая ее за правду. Первым, кто забросил эту утку, был темнокожий, светящейся на солнце, белозубый с лошадиным обличьем Барак. Америка не знала такого лживого президента, но, похоже, одобряла его басни. И сама подключалась к этим басням. Барак был достоин Америки, Америка была достойна Барака. А Киеву сам Бог велел издавать дурной запах вслед за своими боссами. Ведь любой американский босс служил образцом для украинца.

Эта лживая, бесстыдная пропаганда достигла определенных успехов: западноевропейцы, так полюбившие ложь, стали кивать головами в знак согласия, а американцы вообще разразились аплодисментами. Наконец русские разоблачены.

Вальцманенко, Яйценюх, Трупчинов тоже собрали несколько фур и послали на юго-восток в качестве гуманитарной помощи и трубили об этом трое суток на всю страну. Правда, эта гуманитарная помощь предназначалась карателям, а не тем, кто в ней нуждался.

Средства массовой информации Запада пестрели заголовками «Русские разоблачены». Глава государства России собрал всю свою элиту в Крыму. Это как бы был молчаливый ответ на открытую подготовку бандеровцев к проведению парада победы в Севастополе. В Москве оставался только министр обороны Шойгу.

Руководство структурами, ответственными за поведение на границе и доставку гуманитарного груза, осуществлялось в полной мере. Но только осуществлялось. Перекладывались бумажки, с места на место. Кто-то вдруг заболел, кто-то демонстративно отказался, кто-то твердил, что украинская сторона не нуждается в гуманитарной помощи.

Россия терпеливо ждала несколько недель. На западе понимали: ожидание не бесконечно. Это члены киевской хунты думали: ничего не будет. Русские постоят – постоят, развернутся и домой с пустыми руками, а они в очередной раз будут праздновать победу. Особенно если сепаратисты начнут помирать от голода и всяких болезней.

Наконец, стали появляться сотрудники Красного креста, представители ОБСЕ и масса западных журналистов.

– Господа, наши машины открыты, брезенты расшнурованы, пожалуйста, проверяйте. Где найдете оружие, – конфискуйте в свою пользу. А если найдете человечка в зеленом берете, спрятанного под мешками с крупой, пристреливайте.

– О, йес! Можно стрелять? Это очень хорошо! Только у нас нет оружия с собой, – заявил представитель одной из германских газет.

– Ничего, господа. Можно обратиться к карателям, они вам доставят систему Град, нажмешь на гашетку и человечка в зеленом берете, нет.

– Каратели? А кто есть каратели? Ми знать: есть сепаратисты, террористы, а не каратели. Первый раз слышать. Каратели это кар – кар, это есть ворона?

– Нет, это ваши ребята, которые выполняют вашу волю, убивают детей, стариков, беременных женщин.

– Ничего не понимайт.

– Ничего, подрастешь, поймешь. Полезай в кузов!

Женщина что стояла рядом засуетилась. Она стала рыться в сумочке, искала то ли ручку, то ли карандаш и блокнот, чтобы зафиксировать оружие, спрятанное в мешках и засыпанное сахаром.

– Я первая, я хочу первая увидить оружие в мешках. Джон, подсоби.

Мощный Джон, с накаченными бицепсами, как у боксера, положил камеру на пол, взял за руку Зиглинд, как маленького ребенка посадил на плечо и перекинул через задний борт грузовика.

– Джон, и ты давай, я одна боюсь: там русский с гранатой в руках ждет.

Джон одним махом оказался в кузове, и они оба стали ползать по мешкам, как крысы и щупать их.

– Ничего нет, Зиглинд, – сказал разочарованный Джон.

– Я не верю. Вон в том мешке пулемет. Бери нож, надрежь, я суну туда руку, – сказала Зиглинд, показывая на мешок в самой глубине.

Джон перекусил ткань зубами, разодрал мешок пошире, Зиглинд сунула обе руки и стала шарить.

– Ничего нет, только сахар – песок. Такого не может быть. Я чувствую: пахнет. Может, внутри колеса спрятана пушка. Пойдем, Джон.

По другим машинам тоже шарили, вскрывали.

– Господа, просьба не вскрывать мешки. Сахар высыпается, пшеница, крупа тоже, что мы довезем до места назначения? А народ голоден, пожалейте их. А если, кто и вскроет, раз так свербит, заштопайте обратно, вон у меня моток с нитками и банка с иголками.

– Штопат? To darn? Это как, идти? Идти – топать, а не штопать, – произнес англичанин Томас Бритт.

– Ну, зашивать, вот так, – стал показывать русский офицер.

– To sew up? Ми это не умеет делать.

– Ладно. Тогда зовите меня. Вы умеете только гавкать, но не в ту сторону.

Журналисты стали кивать головами, но потом один из них скороговоркой начал что-то объяснять и больше никто мешки не вспарывал.

Машин было очень много. Не все были проверены. После пятидесятой фуры журналисты устали, начали фыркать. Они сгруппировались, стали что-то обсуждать, держались поодаль, полагая, что среди русских есть люди, хорошо знающие английский, что они только делают вид, что ничего не понимают, на самом деле они все понимают. А в фурах все равно есть оружие, но оно невидимо. Был же случай в Крыму, когда над американским эсминцем «Джордж Вашингтон», кружили русские истребители, а американские радары не могли их обнаружить.

Так и здесь: в мешках вместо крупы оружие последней модели, но его никто не может увидеть.

Зигинд отделилась от своих собратьев и ушла вправо. Она долго и упорно семенила, чтоб очутиться у последней фуры, несколько раз зацепив за кочку, это было в поле, падала, живо поднималась, произносила: майн гот, и бежала дальше. У последней фуры, остановилась, передохнула, стала нюхать. У переднего капота защекотало в носу, она обрадовалась, чихнула и стала звать остальных. Но было так далеко, никто ее не мог услышать. Тогда она влезла на капот, стала размахивать длинными руками.

– Сюда, сюда, тут пушки и два самолет, я видеть!

Толпа журналистов бросилась наперегонки, чтобы самолеты не улетели, обступила фуру и стала ждать. Все равно без русского не обойтись. Надо было сорвать печать, расшнуровать брезент.

– Ох, ты Боже ты мой, зачем так далеко. В этой фуре детские игрушки и несколько горелок для тех, у кого нет электричества и газа.

– Выныманий, – сказала Зиглинд по-русски и перешла на английский, – если там самолет, ты, Джон, направляйся в Москву и спроси у Путина: зачем? А я сяду на танк – и на Киев, к Вальцманенко. И скажу: русский пирог, бери к чаю.

Русский офицер действительно «немного» понимал английский, внимательно слушал, расшнуровывая брезент, посмеивался в усы и иногда произносил про себя: дураки вы несусветные, околпачил вас Барак, перекрасьтесь в желтый цвет и идите к нему лизать жопу.

Когда брезент был расшнурован и полностью открыт, целая толпа западных представителей бросилась проверять коробки с игрушками. Но они только мешали друг другу.

– Не надо всем лезть, – сердился Джон, – мы только мешаем друг другу.

– А безопасность? – спросила Зиглинд. – Одной – страшно. Как русские делают? Они всегда вместе, даже писать по одному не ходят. У них есть такое понятие как коллектив. У нас нет такого.

– Хорошо, – сказал Джон. – Пусть гуманитарный груз стоит здесь, а мы уедем, кто в Вашингтон, кто в Берлин за консультацией, что в такой ситуации делать.

Все согласились с таким мнением, сгруппировались и не попрощавшись с русскими представителями, с водителями грузовиков, ушли, иногда оглядываясь. Взгляд их был злобный, неудовлетворенный, замысловатый.

– Что-то не так. Русские – коварные люди. Они точно везут оружие для террористов. Им нельзя верить.

– А может Вальцманенко даст указание, что делать дальше? – спросила Зиглинд.

– Вальцманенко? Он дурак, он даже писать не ходит без ведома и разрешения Барака, – сказал Джон, и все согласились с его мнением.

 

37

Из всех членов киевской хунты следует выделить руководителя Правого сектора Яруша. Практически незаметный, в какой-то степени скромный, он вначале совершенно не выделялся, не поднимался на трибуну, не произносил речей, не стоял рядом с боксером Клочкой, долговязым Яцеком, откровенным фашистом Тянивяму и олигархом Вальцманенко. Его имя ни разу нигде не упоминалось в сводках. Но именно Яруш со своей командой взял власть в свои руки и подарил эту власть на блюдечке с голубой каемочкой хунте. Он не провозгласил себя верховным правителем, считая, что выдвинет свою кандидатуру на пост президента и безоговорочно победит своих соперников.

Но он не учел одно обстоятельство: Украина к этому времени погрузилась в рабство на добровольной основе, она стала рабом Америки. Стоило любому американцу выпустить пар из штанов, как раздавались аплодисменты и возгласы – Слава Украине. И потому члены хунты заранее были распределены. Этим занималась Виктория Нудельман. Она обошла Яруша непроизвольно, она его не оценила лишь потому, что он не выползал, не горлопанил с трибун, как, скажем, долговязый Яйценюх. Это была стратегическая ошибка Нудельман и американского посла в Киеве Пейта. Яруш производит впечатление человека дела, кажется, он мог навести порядок в стране в отличие от безголовой шантрапы, образовавшей киевскую хунту и решительно ни к чему не пригодной. Яруш воевал в Чечне, он нацист, он жесток. Но если бы он стал главой государства, ему пришлось бы пересмотреть свои нацистские взгляды и возможно, он был бы терпимым соседом. Но этого не случилось: Виктория Нудельман хорошо пекла пирожки, но назначать руководителей чужого государства явно не годилась. Не по плечу скверной бабе такое дело.

Не учел Яруш и настроения в обществе. Он не заметил, что когда Барак стрельнет в Белом доме это для украинцев праздник. Они мысленно вылизывали его задницу до блеска, они желали, чтоб Барак чихнул в их сторону, потому что… Украина тут же станет членом Евросоюза и все земные блага посыпятся на нищих и богатых, как из рога изобилия. А москали пусть наматывают сопли на кулак. А потому, если Барак чихнул в сторону Вальцманенко, значит, за него надо голосовать, его надо избрать президентом. Пусть он серенькая мышка, где бы ни служил при Ющенко и при Януковиче, нигде долго не задерживался по своей непригодности, но раз великий Барак чихнул в его сторону, значит, так тому и быть. О какой-то другой кандидатуре и речи быть не может.

Так Яруш, набрав жалкое количество процентов голосов в период избирательной кампании, остался не у дел. Он, правда, предусмотрел одно очень важное обстоятельство: решил не сворачивать палаточный городок. Все революционеры разъехались по домам, они захватили власть на местах. У Яруша осталось одно быдло. Это люди, которые ничего не хотели делать. Они как бы привыкли к жизни в палатке. Крохи хлеба, целлофановые пакеты, картофельные очистки, все виды бытового мусора, мочу, фекалии некому и некуда было вывозить, да и желания такого ни у кого не было. От крохотного палаточного городка стало попахивать, затем начала раздаваться вонь на сотни метров, палаточный городок мешал транспорту, пешеходам, жившим в высотках людям и даже властям. Это был большой деревенский общественный туалет, гниющий струп на теле государства в самом центре столицы.

Те, кто финансировал майдан, кто выступал перед орущими бандитами с зажигательными речами, кто их кормил и вывозил их дерьмо, потеряли к ним интерес, как только захватили власть. Обычно так заканчивается любая революция. Массы орут: долой, долой, берут в руки оружие, стреляют в тех, кто отказывается от таких криков, сами гибнут, а вожди в белых перчатках произносят речи с трибун. Но дивиденды всегда достаются тем, кто был в белых перчатках, а масса должна вернуться в свою глухую конуру и молча сосать пальцы.

Долговязый Яйценюх, обещавший пустить себе пулю в лоб, если революция не победит прямо сегодня же, Вальцманенко молча вывозивший тонны мусора с Майдана, Трупчинов, который только готовил сумбурные речи, Клочка аккуратно показывавший боксерские кулаки, заняли различные должности. Майданутые возмутились, хунта немного потеснилась и ряд воришек, алкашей, людей абсолютно безграмотных получили различные посты в министерствах Яйценюха, но на всех все равно не хватило мест.

– Ладно! – сказал тот, кто остался не у дел. – Мы отсюда все равно никуда не уйдем. Будем контролировать власть. Будем снимать министров с их постов, прокуроров, губернаторов, вплоть до президента. Мы взяли власть в стране и должны ее контролировать.

Премьер Яйценюх отмолчался, председатель Верховной Рады Трупчинов пропустил это мимо ушей, а назначенный Бараком президент Вальцманенко покрутил головой и даже стукнул кулаком по столу, но так, чтоб никто не видел и не слышал. Паук в гнезде продолжал висеть и редко когда шевелился, но не замер навечно, не ушел, не покинул гнездо. Представители Майдана врывались в учреждения, избивали директоров, раздевали донага, требовали заявления об увольнении с работы, громили монастыри и другие учреждения.

Главнокомандующий правого сектора Яруш пошел со своим батальоном на войну понюхать пороху, а потом вернулся в Киев, осмотрел остаток некогда могущественного лагеря и пришел в недоумение. Его детище начало слабеть, а бытовой запах еще больше усилился.

Тут он вспомнил, что недавно баллотировался в президенты и набрал минимальное количество голосов. Неблагодарное общество не оценило его, по существу оскорбило его амбиции.

И тут революционер Клочка, ставший мэром Киева, потребовал убрать палатки, вывезти мусор, отмыть, отскоблить центральную площадь города. Бойцы Яруша ответили отказом.

Тогда жители города вместе со своим мэром силой растащили палатки, погрузили все барахло на грузовики, да еще отдубасили тех, на чьих костях недавно вошли во властные структуры. Ну, как тут было не обидеться, не затаить злобу на властные структуры.

– А, мы еще себя покажем! Мы организуем второй Майдан.

Эту фразу произнес не Яруш, а его люди, с его согласия, по его указанию. Вальцманенко крепко задумался. От этой мысли, какой-то нервный ком сковал его грудь от подбородка до самой мошонки. Даже катастрофические поражения карателей на юго-востоке, не приводили его в подобное состояние. Вдобавок он получил грозную бумагу от Правого сектора: если в течение 48 часов не будет положительного решения президента в адрес членов Майдана, мы зачнем Второй майдан.

У Вальцманенко задрожали колени. Да так сильно, что ему тяжело было встать с кресла, дойти до аппаратной, чтоб позвонить своему темнокожему покровителю в Вашингтон. Пошатываясь, опираясь на спинки кресел, он дополз и начал названивать. Оказалось: Барак в отпуске.

«Как ты мог, Барак? Ведь у меня бардак, и я не знаю, что делать, хоть вешайся. Но как? Как я могу оставить страну без президента в такое сложное время, ведь москали задавят ее. Украину растащат, раздерут на куски. Румыния, Венгрия, Польша, москали… бедная ты моя, ненька, ау-у-у-у. Где ты, Пи, Пи, Пи? Да отдам я тебе хоть полстраны, только не замахивайся на мое золотое кресло, ты ить не меня погубишь, ты народ погубишь. Для чего, ради чего я вывозил мусор во время Майдана? Для счастья народа, конечно. И теперь народ будет лишен этого счастья».

Вальцманенко с трудом дополз до своего кресла, свалился в него, как заколотый вепрь, и заснул. Ему снился яркий сон. Это был такой яркий сон, что его нельзя было забыть. Он, Вальцманенко, во главе своей камарильи, спешит в Евросоюз. Дороги нет. Идут так наобум, к тому же по дерьму. Дерьмо выше щиколоток, а местами до колен. Идут, иногда останавливаются, чтоб передохнуть, а затем идут дальше. Впереди гора. На гору надо взобраться, а потом спуститься вниз. Но гора состоит тоже из дерьма. Три дня в пути. Туфли, ботинки, сапоги и даже постолы, онучи – все изношено, приходится топать босиком. Перешли гору, за горой река, а за рекой красивая лужайка. Все в цветах. Как будто это и есть Евросоюз.

– Слава Богу, – воскликнул долговязый Яйценюх. – Добрались. Есть где пос… Давайте все обложим и вернемся обратно. Я – в Израиль, а вы куда хотите. Все-таки у нас земля удобрена, а у них нет.

 

38

Министр иностранных дел Климклоун перед поездкой в Берлин зашел к Вальцманенко за инструкцией.

– Что я могу сказать? – задал вопрос Вальцманенко, находясь не в очень приятном настроении. После очередной попойки он никак не мог прийти в себя. Его государственные мысли выталкивали неприятные процессы, происходившие в желудке. – Вся беда в том, что Барак в отпуске, развлекается со смуглыми девочками, поскольку белые, кажись ему отказывают, и мне неудобно прерывать его активный отдых. А без него, признаться, я – ноль без палочки. Я никакой инструкции дать не могу, разве что посоветовать быть очень аккуратным в отхожем месте, потому, как у них там идеальная чистота. Я сам часто попадаюсь, особенно, когда бухой, после вечеринки захожу и никак не могу попасть в толчок, и струя льется мимо. И меня в это время награждают известным выражением: русская свинья. Мне это очень обидно, поскольку я щирый украинец и ничего общего с москалями не имею. Так что гляди, не попадись, браток, министр иносранных дел. У них везде видеокмеры, все фиксируют, даже если чихнешь, или боже упаси перднешь, – все известно в американском сенате. Там даже дискуссии начнутся по этой проблеме, санкции могут последовать, ни одной ржавой винтовки потом не получишь. Так что будь аккуратным браток, Климклоун.

– Слава Украине! Хайль! – высоко вытянул руку Климклоун и тихонечко стрельнул, так как переел жареных пельменей.

– В то же время я начинаю замечать, – продолжал лидер нации, – что Запад поворачивается ко мне и к моей нации спиной. Уже заговорили о том, что в Луганске и Донецке гибнут мирные люди. Как это гибнут, они просто отходят в мир иной от наших пуль, от нашего возмездия. А потом, какие же это люди? Да еще мирные. Это обезьяны, нет, это кроты, нет и не кроты, это мишени на двух ногах. Им сам Бог судил умереть от самой великой, самой победоносной армии в мире. Пусть смирятся со своим положением. И даже благодарят, как это было у наших так называемых старших братьев: стоит человек у бруствера, и жить ему осталось всего несколько секунд, а он громко, что есть силы, восклицает: да здравствует товарищ Сталин! И только потом получает пулю в ленинское сердце. Мы с Бараком уже решили их судьбу. Однако западные швабы…, они же демократы, и мы не можем не считаться с их мнением. Поэтому ты поезжай в Париж… и соблюдай правила гигиены в отхожих местах.

– В Берлин…

– А разве в Берлин, не в Париж? Ну, хорошо, поезжай в Берлин, но делай все, чтоб…, эй Белла, минеральной воды! Срочно! Горит все внутри, отравили меня, должно быть. Путин…, это его работа, его разведка. Так вот делай так, чтоб ничего не вышло в этом Париже. Вы не должны договориться. Знаешь, как хохлы договариваются? – Кум, ты завтра придешь? Приду после завтра. Хорошо, пусть будет послезавтра. Прощай, кум, значит, я у тебя буду послепослезавтра. Хорошо, пусть будет послепослезавтра. Не знаю, скорее я совсем не приду: корова должна отелиться.

Климклоун расхохотался и сказал:

– Я все понял, господин президент. Капустный рассол рекомендую…

– В ноги!

Климклоун не понял с первого раза. Он подумал, что надо брать ноги в руки и лететь в Берлин на переговоры.

– На ковер!

– А, понял, господин Вальцманенко. Я только древних песен не знаю. А так, пожалуйста, я уже на коленях.

– Исполни хоть одну молитву на еврейском языке.

– Стреляйте, не знаю. Мать не научила, она не знала, что я буду работать у великого человека, исповедующего иврит. Я только знаю: шалом. Яйценюх научил. Я всегда с им так здороваюсь, когда вхожу к нему. Вы верите?

– Ладно, прощаю. Чапай, а то опоздаешь. Увидишь Муркель, поцелуй ее в щечку, а то можешь и в жопу. Скажи: Вальцманенко велел. Белла, воды минеральной, на этот раз холодной, а не подогретой. Сколько можно, Белла! Одна нога здесь другая в пропасти, то бишь там.

– Чапаю, так точно, великий Хальцен.

– Не искажай мою фамилию.

– Вульцман.

– Вальцманенко, вот как надо говорить. На украинский манер. Ты поняла? Я пока побуду украинцем, они меня любят, ослы. Каждый из них по десятке, по сотне переводит на мой счет. А с миру по нитке, как сказал Шевченко, наш великий гуманист, сбежавший от москалей – голому рубаха.

– Так точно…

– Целуй! – Вальцманенко выставил носок правой ноги, на котором едва серела пыль.

– Но сначала надо все вылизать.

– Я могу опоздать на самолет.

– Сядешь на второй.

– Ладно, постараюсь.

В приемной уже давно сидел министр обороны Полдурак, он с нетерпением ждал, когда этот коротконогий Климклоун выйдет от президента, так ему хотелось решить многие вопросы, в том числе и поведение Яруша, который стал вести себя несколько агрессивно среди генералов. Вторая проблема, мучившая министра – снабжение армии продуктами питания, одеждой и бронежилетами, за которые Коломойша просит баснословные суммы, завышая цену почти в три раза. Третья проблема – это специалисты. С трудом удается найти офицеров, которые умеют, наконец, нажимать на пусковую гашетку системы Град, но снаряды летят не в цель, а куда попало. В результате гибнут старики и старухи. Даже если их сотня будет уничтожена, эта сотня стоит дешевле снаряда.

Наконец, Климклоун выскочил красный как рак с высунутым языком набок. Впечатление такое, что Климклоун ел глину. Министр не знал, что тот вылизывал грязные туфли Вальцманенко.

Не спрашивая Климклоуна ни о чем, генерал принял стойку смирно, открыл дверь, и высоко поднимая ноги, строевым шагом вошел к президенту, и тут же попытался сесть в кресло.

– Я не приглашал садиться! Встать, …иррна! На месте, ать – два, ать – два! Вольно. Белла, где холодная минералка, черт возьми.

Генерал выполнил команду и даже не шевельнулся, когда жирная муха села на кончик носа, набравшись наглости.

– А теперь садись и докладывай обстановку. Ты видел Климклоуна? Он только что вышел. И уже улетел в Москву, то есть, в Париж. Москали на коленях нас упрашивали о встрече, пришлось согласиться. Там будут французы и немцы. Это настоящие мужи, я те скажу, не то, что какие – то там москали, которых мы ежедневно колотим беспощадно! Речь пойдет о мире, а я не хочу мира, не хочу, ты понимаешь это или нет? Мне нужна победа, стране нужна победа. Когда будет взят Донецк и Луганск? Когда мы проведем парад победы в Севастополе? Как ты там воюешь, падло?

– Стреляю.

Министр хотел приподнять ногу и выстрелить, но кишечник не сработал.

– Грош цена твоей стрельбе, Полдурак. Эй, Белла, форточку открой, навонял тут этот генерал. Надо окружить Донецк и Луганск, а для этого, генерал, сначала необходимо вывести из строя все водонапорные станции, разбомбить шахты, заводы, подземные коммуникации, надо чтоб в домах не работала сантехника, не было ни холодной, ни горячей воды, чтоб не работали лифты, не было света. И продуктов. Не должно быть продуктов. Нигде! На прилавках магазинов ничего не должно быть, кроме спичек. Пусть поджигают себя. Пали из всех орудий день и ночь, стирай все с лица земли. И пленных не надо брать. Их же надо потом кормить, ремонтировать для них дома, подвозить воду, обогревать. Надо смешать кирпич с землей. Вот тогда мы можем сесть за стол переговоров. Свалим всю вину на сепаратистов. А пока… ты меня ставишь в затруднительное положение, Полдурак. Я от тебя этого не ожидал.

– Русские трубят о гуманитарной катастрофе. Их фуры уже пятый день стоят у КПП.

– Пусть стоят еще месяц, до тех пор, пока все, что они привезли, хоть я их об этом не просил, не покроется плесенью. Не пускать! Под любым предлогом. Что хочешь, делай. Пойми, если мы не победим, сорвется поход на Крым. Американский флот уже готов прийти нам на помощь. А мы застряли в Донецке. Да наплевать мне на этот Донецк. Стереть с лица земли этот Донецк.

Вальцманенко при этом ударил кулаком по крышке стола. Генерал вздрогнул, он больше всего боялся этого жеста, поскольку этот жест, этот удар кулаком по крышке стола мог означать его отставку с поста министра обороны. А тут намечалась прибыль в сто миллионов долларов на костях своих подчиненных. Коломойша ему помогал в этой афере.

– Мы стреляем! – с дрожью в голосе повторил министр фразу, которая вывела из себя Вальцманенко.

– Не позволю! – стукнул он кулаком по столу и сам в это время стрельнул. – Надо не стрелять, а жечь, жечь город, ты понимаешь…сравнять оба города с лица земли. Сам Барак тебя будет награждать железным крестом. Я самого фюрера подниму ради этого железного креста, он с удовольствием восстанет из мертвых на радость тебе и всем дебилам.

– Буду стараться. Только…

– Что только, что? Говори!

– Стрелять некому. Нужна повторная мобилизация. Кроме того, целые полки переходят на сторону русских, потому что те их откармливают, а потом отпускают по домам. А то и у себя оставляют и хорошо платят.

– Ты их всех, кого москали отправили по домам, возвращай обратно…в штрафные батальоны.

– У нас нет штрафных батальонов.

– Так создай, кто тебе мешает? Ты же министр обороны, а не х… собачий. А их родителей штрафуй, отбирай у них земельные участки, пусть на голодном пайке сидят. И смертную казнь надо ввести за измену Родине. Жаль, Верховная Рада ушла в отпуск.

– Есть обнадеживающая новость, господин президент. Теперь беженцев, которые направляются в Россию, мы отстреливаем. Мы это сваливаем на террористов, но… вчера отстреляли около трехсот беженцев, в основном женщины и дети. И нас засняли. Мы собрались догнать отщепенцев изничтожить пленку, но не получилось. Теперь жди шкандала. Как вы к этому относитесь?

– Положительно, только положительно. Нечего пополнять население враждебной нам стороны. А что о нас говорят, не так важно. Мне важно только мнение Барака, а он в отпуске. Трахается с бабами.

– У Бардака тоже проблемы. Все негры восстали, застрелили одного негритоса фулигана, теперь вся Америка бунтует.

– Мы можем послать туда батальон Яруша для усмирения смутьянов. Ты должен будешь подготовить Указ.

– Сначала Указ, а после я уже издам приказ.

– Не возражаю, – сказал президент. – Как только Барак позвонит и попросит, вернее, потребует, я последнего солдата пошлю на помощь нашему неизменному дорогому другу. У тебя что-то еще?

– Так много всего было, когда я сюда ехал, а теперь…. Вы так своими умными словами все перемешали в моей голове, что я, право, не решаюсь, а то еще напортачу…

– Тогда в другой раз.

– Спасибо, господин президент. С вами легко работать. Мне с моими подчиненными гораздо труднее. Честное слово.

Президент выставил левую ногу.

– Целуй!

– О, для меня это великая честь! Тухля едва заметно покрылась пылью, счас она начнет блестеть.

 

39

Никто не испытывал таких страданий, как простые люди, не участвующие, но находящиеся в горниле гражданской войны, затеянной киевской хунтой и доставившей сюда, на донецкую землю страшное, разрушительное оружие с целью уничтожить население этой части страны, которая не подчинилась хунте.

Если все горит, как высохший на солнце хворост, если разлетаются в разные стороны кирпичи зданий, если летят фосфорные снаряды, – может ли устоять человек в этом аду?

Каратели, и особенно те, кто платит за каждый выстрел, за каждое разрушенное здание, за каждую голову, пытаются свалить все беды, все преступления на несчастных, на убиенных, дескать, это сепаратисты преступники, почему они не погибли прежде, чем мы ввели танки, системы Град, прежде, чем мы стали сбрасывать на них фосфорные бомбы? Им удалось заморочить мозги части общества, которое, очевидно, под бременем страха кивает пустой головой в знак согласия и даже пищит: да, истинно так, сепаратисты.

Ополченцы – мужественные люди, они, молча, идут на смерть, чтоб каратели не оскверняли своими погаными душами и дикими нравами, их землю.

Вальцманенко останется самым кровавым президентом в украинской истории, его поганая натура посрамит его род до десятого колена. Он и не знает об этом, ему кажется, что убивать невинных – это чудесная профессия, а выполнять капризы злобного заокеанского нигера – великое благо.

Но возмездие уже начинает подкрадываться к нему, предсмертные крики детей и матерей скоро лишат его сна, а потом и рассудка.

А пока он занят мыслями о параде победы в Киеве, он не понимает, что это парад крови собственного народа, парад гибели детей и матерей, и что матери виноваты перед государством так же, как и их грудные дети. Для профессионального убийцы само убийство это игра мускул, это радость и само возвышение в собственных кровавых глазах.

– Алё, это звонит Яйценюх! Я слышал, что ты задумал провести в Киеве парад победы над сепаратистами и их приспешниками, а точнее, над москалями, над Путиным, а то он слишком задирает нос. А этот парад – пролог парада победы в Севастополе, как нам обещал этот придурок Галатей? Конечно, тебя интересует, во сколько это обойдется. Так вот я те скажу: пятьсот мульонов долларов. Я, правда, не знаю, где их взять. Если только МВФ подбросит. А можешь и сам финансировать, ты не бедный человек.

– Я? Да ты что – рехнулся?! Разве тебе неизвестно, какие убытки я терплю из-за этой проклятой войны? Нет, и еще раз нет. Не пустить же мне семью по миру? Я надеюсь на Ангелу Муркель, она завтра приезжает в Киев. Ты представляешь, что это такое. В Москву не едет, а в Киев, ну просто рвется, можно сказать просится, умоляет: прими, да прими; откуплюсь, сука буду. А пока, Яйценюх, друг! Откуда хочешь, возьми эти проклятые мульоны, но чтоб парад состоялся. Это же первый мой парад в жизни. Учти, мы с тобой два паршивых еврея проводим парад войск в Киеве, да Путин в штаны наложит, когда увидит наши с тобой доблестные войска! государство в твоем распоряжении. Повысь цены на хлеб, на жилье, на воду, на спички, на лекарства, на право дышать воздухом, но чтоб пятьсот мульонов были. Введи налог на пенсию. Парад победы это…это…международный имидж. Римская империя проводила такие парады. Украина тоже империя…будущая, разумеется. Если денег не хватит, продадим штаны и останемся в трусах. Знаешь, сколько стоят штаны президента? Мульоны долларов.

– А премьера?

– Одна тышша.

– Обижаешь, Вальцманенко.

– Давай соберем Совет национальной безопасности и обороны. Прямо сейчас, и все обсудим.

– Окей! – произнес Яцек слово, которое он произносил только на ухо своему собрату махровому одесскому еврею Вальцман – енко.

Совет национальной безопасности собрался тут же. Члены Совета всегда ждали вызова на заседание. Так они просто сидели в креслах, как бы ни у дел. Среди них выделялись только два человека – Яйценюх и Наливайразливайченко. Яйценюх все время занимался расчетом: хватит или не хватит. И всякий раз выходило одно и то же – не хватит. Тогда он хватался за голову и произносил: ах ты, Боже мой, лучше подать в отставку.

Наливайразливайченко выдумывал всякие нештатные ситуации со стороны России и аккуратно передавал в Вашингтон своим хозяевам. Он здесь получал больше, чем, будучи, председателем СНБО. Остальные члены обычно ковырялись в носу или выслушивали всякие порицания по телефону от лидера нации Вальцманенко. А на совете обороны каждый имел право высказаться, донести свое мнение до всех относительно агрессивного северного соседа.

– Нам груз гаманитарной помощи суют под нос русские. Что бум делать? – стоя высказал свою мысль Наливай разливайченко.

– Мне этот груз – сидит здесь, – показал на затылок Вальцманенко. – Русские начинают нас опережать в части информации. Мне уже названивают из Евросоюза и умоляют: великий Вальцманенко, пропусти груз. Люди голодают. Они не виноваты, что поддались на уговоры россиян охранять собственную землю. Скоро из Америки начнут названивать. Я и сам не знаю, что тогда делать. Но пока придерживаюсь одного. Не пущать или, в крайнем случае, тянуть, тянуть и еще раз тянуть, пока все террористы не помрут голодной смертью. А гаманитарный груз если и перейдет границу Украины, он должен достаться нашем бойцам, коими руководит доблестный Яруш и даже Ляшка – Букашка.

– Дело в том, что на стороне гаманитарного груза представители ОБСЕ, наши люди.

– Ну и что? Оформление должно занять не меньше месяца. Уж по части бюрократических проволочек Украина занимает первое место в мире. Уже, к примеру, подписана бумага. Ага, подписана, но не там стоит подпись. Сначала дата, а потом подпись. Исправили. Нечеткая подпись. Поставили четкую подпись. А где гербовая печать, вернее трезубец? И трезубец появился. Ну что же, а он поставлен в наклон. И так далее до бесконечности.

– Вы, Верховный, мудрый человек, – сказал министр обороны, – если бы я был Верховным, то вы были бы у меня таможенником.

– Гм, а другие вопросы, вопросы политики и международных отношений? – сказал бывший министр обороны Киваль, который по милости Верховного всегда приглашался на заседание Совета обороны и выслуживался перед Президентом с целью вернуть бывшее кресло. – Великий Вальцманенко решает все вопросы мудро и гениально. Если он хочет продать земли Донбасса и Луганска нашим американским друзьям, то он хочет, чтобы ничего там не осталось кроме выжженной земли. Чтоб никто не мешал сыну Майдена спокойно работать. Это мудрое решение? Как вы думаете? А я думаю – мудрое. Кто из нас мог бы такое придумать? Никто, я ручаюсь в этом.

Все захлопали в ладоши, а Вальцманенко ласково посмотрел на обиженного генерала, который старался из всех сил выслужиться, будучи министром обороны, да у него не всегда получалось.

– Я не знаю, как убрать майдан, – произнес мэр столицы Киева Клочка, порвавший со спортом по причине возраста. – Там пройти невозможно: вонь страшная. Даже в моем кабинете пахнет, на сон тянет. А обитатели майдана занимаются грабежом. На что-то жить надо. Яруш перестал их финансировать.

– Яруш хочет, чтоб его банду финансировал город. И конкретно Клочка. Он меня уже просил об этом. Но я пока не решил. Мой тебе совет: организуй граждан, жителей Киева. Они соберутся, растащат палатки, разорвут их на куски, а мы скажем Ярушу: это не мы, это жители Киева, поговори с ними сам.

– Ох, какое мудрое решение, – снова произнес Киваль. – Надо присвоить нашему Верховному звание маршала. Трупчинов, это твоя обязанность, чего же ты ждешь? Обиделся, что не сохранили за тобой твою должность?

– Да ничего я не обиделся. Не за что. Это ты обиделся, что тебя сняли с должности министра обороны.

– Друзья, хватит, поговорили. Разрешаю встать… а вот, самое главное забыли. А самое главное это деньги на парад победы 24 августа на Крещатике. По сто миллионов с рыла.

– Да пусть выделяет Яйценюх, у него мошна трещит от американских долларов, пущай раскошеливается, – произнес бывший президент Кравчук, приглашенный на Совет в качестве гостя. Я, если бы жив был мой духовный наставник и учитель Степашка Бандера, обратился бы к нему, он нашел бы тут же.

– Ладно, – сдался Яйценюх, – я заставлю пенсионеров платить налоги с пенсии. Как раз наберется нужная сумма.

– Молодец! Ты настоящий премьер, – сказал президент. – Только в отставку больше не подавай, особенно в такое трудное время, особенно для нашей страны и для всего Евросоюза.

 

40

На этот раз предложение бывшего министра обороны Киваля было принято к исполнению, а Наливайразливайченко было поручено подобрать команду и отправить ее на восток, на границу с Россией, принимать и пропускать грузы с гуманитарной помощью.

Восемь наиболее принципиальных хохлов было отобрано и отправлено в Донецк. Они оделись в одинаковую форму без погон, имели гордый, независимый вид и когда увидели русских, еще выше подняли головы и подошли к ним вплотную, не здороваясь.

– Ну, шо, старший брат, обосрался ты совсем. Вместо гаманитарной помошши прислал нам оружие, яке из-за угла стреляет. Видали мы таких. Тебе надо удочки сматывать, или как это у вас на вашем языке, как Тарасик? А, смазать пятки салом, пока не поздно. А то уже получили от нашей доблестной армии в Луганске и Донецке по башке, и все еще вам неймется. Да знаете вы шо? Да знаете, шо мы до Москвы дойдем с песнями про козацьку долю? Э, ничого вы не знаете, не розумиете. Нынче все не так. Нынче мы для вас указ, но не наоборот. Ну, давай открывай свою колымагу. Тарасик, полезай в кузов, да гляди, не насори там. Но оружие облызательно достань, я в нос суну свому брату, хотя он мине вовсе не брат.

– Я прошу вас выражаться корректнее, или вы бухой?

– Эй, Тарасик, пишлы отселева: русские прячут оружие под мешками и не хотют, шоб мы обнаружили.

Команда ушла и не появлялась – день, два, три. Пришлось уговаривать: люди там сидят голодные, им нужна медицинская помощь и хлеб.

– Не сдержался относительно этого дерьма, – признался капитан Васильев. – Люди страдают, их мало интересуют наши переговоры. Артемьев, пойдемте со мной.

На украинском КПП хохлы жрали самогон, матерились, пердели и пели песни про вильну Украину.

– Чо надо, хорьки? Тарасик, налей им бормотухи.

– Не пьющие. Мы пришли за вами. Ваши же земляки, ваши граждане умирают голодной смертью, как вы можете? Вы люди или звери? Пойдемте скорее. В фурах ничего, кроме продуктов нет. Неужели вы думаете, что у нас нет другого способа забросить для ополченцев оружие? Ты – главный? Даже фамилии не сказал.

– Перевертайло – Мотайло, все знают. Ну, робята, пишлы.

Перед тем был дождик. Идя не по железнодорожному полотну, все испачкали свои кирзовые сапоги, а у хохлов были американские ботфорты на ногах.

– Ребята, может, вы смените обувь. Там сахар в мешках, грязь просочится. Нехорошо получится, – умоляюще произнес Васильев.

– Братва, поворачиваем обратно, он не хотит, шоб мы примали груз и потому выкаблучивается, – сказал Перевертайло – Мотайло и высморкался.

– Да, нет, нет, пойдемте. Надо же как-то решить эту проблему.

– Да ее никак не решить.

– Почему же, пан Мотайло– Перевертайло? – спросил капитан Васильев.

– Да потому, шо…, эй, Выпендряко, ты обвалял штаны. Сядь в траву и поелозь. А то представитель россиян начнет морщиться, когда ты в таком виде станешь ползать по его мешкам, под коими находится оружие. – Перевертайло – Мотайло еще долго чесал затылок, и только потом обратил свой дикий взор в сторону Васильева. – Дык потому шо ето невозможно. Вы едете кормить нашего врага. Для чего? Шоб с нами воевал? Да еще оружие ему везете. Так не получится, так не выйдет, это говорю вам я, Перевертайло – Мотайло.

– Ты ошибаешься, Перевертайло – Мотайло. Люди просто голодные. А что если бы там оказался ты? И мы везли бы для тебя кусок хлеба? Чтобы ты делал?

– Я бы против вас воевал.

– За что?

– За то, что Крым отобрали.

– Крым никогда не был украинским.

– Был и будет.

– Ладно, давайте проверять фуры.

– Робята, Тарасик и банда, полезай в кузов. Ботфорты достаточно грязны? Грязны, сойдет.

Полезли в кузов, все перепачкали, а один в левом переднем углу незаметно снял штаны и наложил кучу.

– Фу, какая вонь, – сказал Перевертайло – Мотайло. Этот вагон не годится. Синаторные нормы не подходят. Забраковать. Поищем шо в другом вагоне.

В другой фуре не понравилось, как мешки сложены. И до дна не достать. Надо все переложить. А во время перекладывания можно ощупать каждый мешок. Стали перекладывать, но не понравилось, что днище машины не так гудит, когда по нему бьешь молотком. Пришлось отбирать следующую машину. И так до тридцати. Стали сдавать нервы. Капитан Васильев позвонил в Москву. Там приказали быть терпеливым до конца.

– Возможно, они сами устанут безобразничать.

– Но мы не можем столько держать груз на границе, а вдруг он начнет портиться.

– Ладно, – миролюбиво сказал Перевертайло – Мотайло. – У нас кончается бормотуха, а это беда. На хронте должны быть: бормотуха, курево и жратва. Сала у нас полно, курева також полно, а бормотуха заканчивается. Если литров сто доставишь, мы тебе отдадим американский броневик, он только что полученый в качестве подарка и кажется ишшо пушка гаубица.

– Надо подумать, – сказал капитан Васильев. – Но груз – то пропустишь?

– Груз – нет. Уматывай со своим грузом обратно. Вот американское оружие продам. Оно нам совсем не нужно, я так считаю. Лучше бы этот Барак доллары прислал, на них можно все купить, а всякие там танки, броневики, приборы ночного видения, зачем они нам нужны. Мы ночью в землянках водочкой, да девочками балуемся, а днем делаем вид, шо стреляем. У нас всякого оружия полно. Вы, москали, хотели весь мир завоевать, потому неньку Украину напичкали оружием на сто пятьдесят лет вперед.

– Так ваше руководство говорит, что у вас оружия нет, – сказал капитан.

– Э, ты их не знаешь. Они пыль в глаза вам пускают. А вы верите. Эх! Ну, дык договариваемся, али нет?

– Пропусти груз с гуманитарной помощью, тогда по рукам.

– Груз – нет. Уже сказано. Не желаю и не могу. Сам Барак приказал: груз не пущать. Бери оружие, пока не раздумал.

– Так, как всякий хохол упрямый. Что ж! Придется согласиться. Сегодня, в шесть вечера один броневик и одна пушка должны быть здесь, а я тебе сто литров первоклассной водки.

– Эй, робята, дуйте за техникой, она движтся медленно, но верно, стреляет прицельно. Как раз к шести прибудете. Все, адью, капитан!

 

41

Бесстыдная ложь, запущенная госдепом США, с благословения президента, опутала всю белую цивилизацию, все в один миг сошли с ума, все стали гавкать в сторону России, будучи на сто процентов уверены в том, что говорят правду. Как можно утверждать, что на юго-востоке люди, которые хотели жить нормально, говорить на родном языке, спокойно трудиться, добывать уголь и снабжать ту же Украину топливом, что они, вдруг, превратились в сепаратистов и террористов? Все поверили в бредовую идею, запущенную из-за океана, что этот маленький свободолюбивый народ угрожают прямо таки всей неньке Украине, а в ее лице всему мировому сообществу? Как можно было посылать танки, самолеты, систему залпового огня Град на усмирение маленького народа, своего народа, народа своей страны?

Возможно, темнокожий президент вынашивал идею стравить белых между собой, чтобы они уничтожали друг друга. Это дало бы возможность его единоверцам править миром. Хорошо, что удалось заставить лидеров западноевропейских стран, добровольно отказаться от истины, потерять честь, совесть и добропорядочность. Похоже, лидеры Германии, Англии, Франции, Италии и других стран, очутились в коматозном состоянии и их мозг отдыхал в дебрях лжи и травли себе подобных. Ведь можно было договориться, не так ли? Ведь можно было унять бандеровскую, нацистскую идею чистоты украинской нации с галичанским польско – украинским наречием? Но лидеры мировых держав, зависимые от Барака, пали перед ним на колени и в один голос произнесли: йес, господин!

Наступил период обмана и лжи в мировом масштабе. Это что-то новое в истории: ложь выдавалась за правду, правда сразу попадала в категорию лжи. Начальник обманывал подчиненного, подчиненный начальника, президент обманывал свой народ и народ долго верил в этот обман, но обманывал друг друга, поскольку сам воздух был пропитан парами лжи и мракобесия.

Как это ни странно, но люди лгали друг другу настолько правдиво, что сами начинали верить в свою ложь, а те, кто слушал эту ложь, радовались: наконец нам говорят правду.

Есть некие высшие силы, которые управляют народами, делают в их головах кашу, перемешивают эту кашу. И крохотные существа на двух ногах, начинают мыслить и действовать совершенно не так, как они мыслили и действовали раньше. Достаточно вспомнить падение коммунистической империи, которая казалась незыблемой, как гора Арарат. Это неожиданное, внезапное падение ничем нельзя объяснить. И теперь никак нельзя объяснить грубую ложь, выдаваемую за правду, а правду за ложь в мировом масштабе. И при этом все думают, что они правы.

Руководитель одного государства обманывал руководителя другого государства, а тот обманывал его, и эта схема держалась лишь потому, что один обман заканчивался, а другой начинался и так без конца, без обиды и вражды по отношению друг к другу.

Управление войсками на юго-востоке осуществлялось по той же схеме: доклады об успехах на фронтах были на основе лжи и обмана. Президент обманывал свой народ, президента США Барака, мировое общественное мнение, а его подчиненные обманывали его, Верховного Главнокомандующего и обманывали друг друга сверху донизу и снизу доверху. Обманом прельстилась и пресса, вернее ее принудили к этому. Если вы захотели услышать, самую свежую, самую непрофессиональную ложь, которая могла вас только расстроить, либо испортить настроение, достаточно было включить телевизор. Там ложь лилась рекой. Малограмотному человеку она нравилась, он в ней нисколько не сомневался. Средства массовой информации Запада убедили многих: на востоке воюет Путин в современном, пуленепробиваемом жилете, воюет Россия с Украиной и даже часто терпит поражение.

Несколько месяцев спустя после начала военных действий, пропаганда выдала: на восточном фронте доблестные бойцы бандеровской Украины потеряли до пятисот военнослужащих (на деле пятнадцать тысяч). Но, сколько погибло на самом деле, никого не интересовало. Вальцманенко как Верховный Главнокомандующий решил провести парад победы на Крещатике 24 августа, что совпадало с Днем незалежности.

Собрав последние военные колымаги, выдав мальчишкам новенькое обмундирование, Вальцманенко начал принимать парад с невероятной гордостью и величием.

На самом деле, этот парад принимал жалкий пустобрех и неудачник на главной площади страны, будучи уверен, что светится с экранов всего мира, как красное солнышко.

Но вся беда в том, что именно в этот день ополченцы Донбасса и Луганска перешли от партизанских методов ведения войны к мощному наступлению и окружили практически всю бандеровскую армию, начав ее методично уничтожать. Они вывели из строя невероятное количество военной техники под Иловайском. У бандеровцев уже не стало самолетов, не на чем летать и сбрасывать бомбы.

А министр обороны Полдурак докладывает одно и тоже: вот-вот возьмем Донецк и Луганск, а потом парад победы в Севастополе. Он так внушил президенту эту бредовую мысль, что тот задумал провести парад войск на смех всему окружающему миру в Киеве. Благо в Госдепе США Псаки Суки твердила, что русские не гуманитарную помощь привезли, а оружие под видом гуманитарной помощи. Ничего, что в мешках был сахар, мука, зерно – для нее это все равно оружие. В какой-то степени она права и Госдеп прав, и Барак прав: на сытый желудок можно нажимать на гашетку, на спусковой крючок, а когда человек не кушает пятые сутки, ему уже ничего не нужно. Так, что надо признать: россияне привезли в мешках мощное оружие – еду. И Барак, и Псаки Суки убеждены: украинцы настолько тупые, что в каком бы виде не была подана информация, они все равно ничего не поймут.

Надо признать: парад был парадный и многим воякам поднял настроение. Но бывший министр обороны Киваль отлучился за какой-то бумагой и увидел по телевизору ужасающую картину: сотни пленных солдат доблестной и непобедимой армии, в качестве пленных, шагают по центральной площади Донецка, окруженные с обеих сторон вооруженными сепаратистами. На площади много сепаратистов – оставшиеся в живых: мужчины, пенсионеры, инвалиды, все, кто негоден нести воинскую повинность, а также женщины с малышами сепаратистами на руках.

– Фашисты! – скандирует толпа. – Фашисты.

Доблестные войска, взятые в плен, идут, опустив головы.

– Мать моя Вальцмака! – восклицает Киваль и бросается на площадь, где Вальцманенко во всей своей красе и величии, принимает парад, приложив растопыренные пальцы к пустой (дурной) голове.

– Вальцманенко! Главнокомандующий всеми вооруженными силами!

– Кивалкин, не мешай, – произносит президент и еще выше и величественнее поднимает голову до самых небес.

– Вальцманенко, беда!

– Не мешай, не то будешь уволен и разжалован.

Киваль кивает не головой, а плечами и уходит, чтоб его никто не видел, не слышал, как он собирает слезы в мешочек. У него в двух глубоких карманах брюк галифе по одному платку большого размера. Один уже мокрый от слез, пора доставать второй. Ведь он, Киваль, истинный патриот бандеровцев, а то, что его несправедливо сняли с должности министра обороны, не имеет значения. Ему хочется взять оружие в руки и перестрелять всех сепаратистов, но при этом, так, чтоб у этих сепаратистов были кривые стволы любого оружия, и чтоб эти стволы не разгибались, а то, там, на передовой, где он был когда-то в молодости, воистину страшно, поседеть можно. В мгновение ока. А у него волосы все равно уже седые. Единственное что ему остается делать, это собрать слезы в мешочек и положить этот мешочек в ящик домашнего музея.

Главнокомандующий Вальцманенко, когда все отрапортовали, когда он произнес речь, и когда прошла череда поздравлений, среди которых были и недоуменные взгляды, вдруг вспомнил Киваля, эту преданную дворняжку, как он его называл, и задумался. С чего это он в такой ответственный момент, когда он, Вальцманенко, в стадии величия, задирал голову кверху, подошел вплотную, требуя аудиенции? Эта мысль, как морская волна во время шторма, набегала, увеличивалась, и он не знал, куда бежать, что делать, где от нее спрятаться. Его помощник Скорлупа тоже бежал следом за ним, но не мог его догнать.

– Остановитесь!!! – закричал Скорлупа со всей силы.

Ба, точно, надо остановиться. Чего это я бегу, если у меня есть машина? И он остановился. Скорлупа тут же накрыл его собой и произнес над ухом: вы в опасности. Я вас беру под руку, и мы возвращаемся к стоянке, там вас ждет шофер.

– Где Киваль? Где он пес желторотый?

– Вон плачет, стоит под ивой.

– Веди к нему. У него код от катастрофы.

– Кивалко, подь сюды! – позвал помощник Скорлупа.

– Не пойду, ноги не служат. Сами топайте, побежденные.

Вальцманенко повернул в сторону ивы, обнял и поцеловал бывшего министра обороны и заплакал.

– Конец нам, да?

– Еще не конец, но это начало конца. Кажись, ты завтра встречаешься с президентом России Путиным. Дай ему в зубы один раз, а потом уже начинайте вести переговоры с москалями.

– А за что?

– За то, что он под видом гаманитарной помощи привез оружие, которого нет еще в мире. И теперь сепаратисты пошли в наступление, и теснят наши доблестные войска, окружают их и методически уничтожают. Скоро нам капец.

– Почему же? Не может этого быть. А завтра я Путину накостыляю, сука буду. Он мне за все ответит. Давай споем: Реве та стогне Днипр широкий…

– Вальцманенко, ты еврей?

– Какая разница. Еврей с хохлом близнецы и братья, разве ты не знаешь?

– Буду знать. А кто хитрее?

– Кто умнее, тот хитрее.

– Там, где хохол прошел, еврею делать нечего.

 

42

Притихших, отвергнутых обществом и политической элитой КПСС бандеровцев откопал и как-то незаметно стал холить первый президент Украины Кравчук, как только пересел из кабинета секретаря ЦК компартии Украины в кресло президента. Благо, Украина обрела независимость. Человек настолько сложная натура, что будешь знать его сорок лет и не узнаешь до конца. Чем был недоволен Кравчук за все годы царствования в кресле секретаря ЦК партии Украины? У него было все, и он был все. Уже, будучи президентом, в другой перекрашенной собачьей шкуре, он не имел столько полномочий, сколько на посту секретаря компартии. Видать в нем сидел какой-то другой человек, бесенок, дремавший до поры до времени. И когда он клялся в верности идеям тому, с бородкой, приподнятой кверху, бесенок, сидевший в нем, дремал, не будоражил его двойную поганую натуру. А когда кумир со всеми своими бредовыми идеями провалился в тартарары, бесенок проснулся и взял президента Кравчука за горло. Что было делать бедному Кравчуку, чья натура представляла собой поднявшееся на дрожжах национализма, тесто. Бесенок завладел его психикой, а владельца превратил в зомби. Зомбирование это психическое заражение, поражение мозга, после которого человек не может трезво и самостоятельно мыслить. Это уход в противоположную область понимания мира.

В настоящее время слово «зомби» часто употребляется в значении человека, который под внешним воздействием теряет способность самостоятельно мыслить и действовать. Всё чаще говорят о зомбировании с использованием современных методов: социального программирования, рекламы, формирования общественного мнения через средства массовой информации и пропаганды, различных психотехнических способов (например, нейролингвистическое программирование, гипноза). О зомби можно говорить очень много и долго. Лучше заглянуть в научную литературу, а автор же подойдет к этому вопросу с другой стороны, дабы добиться максимальной простоты, понятной любому человеку.

До Кравчука слово «бандер» было ругательным, унизительным, оскорбительным словом. На Западе это слово произносили шепотом, с придыханием, на востоке – грубо, беспардонно, матерно. Если, скажем, вы очутились на востоке, в любом городе, допустим в Днепропетровске и не могли устроиться в гостиницу, потому что после просмотра вашего паспорта все номера были заняты, вам приходилось искать койкоместо где-нибудь на окраине.

– Откуда вы, товарищ?

– Из Прикарпатья.

– Бандер, что ли? Э, нет, бандеры, не нашенские. Простите, но мы ничего не можем сделать. Вас еще не всех, того? – разрезая горло ребром ладони, спрашивал хозяин дома.

Общество уже тогда было зомбировано, и только время могло изменить его ориентиры. С обретением Украиной независимости и приходом Кравчука, отношение к слову «бандер» стало меняться и достигло таких размеров, что, охваченная бандеровской человеконенавистнической идеологией вся Украина просто сошла с ума.

В зародыше бандеровцы взяли на вооружение гитлеровскую фашистскую идеологию, а позже добавили постулат и из коммунистической: кто не с нами, тот против нас. Невозможно не признать, что фашистская и коммунистическая идеология были несколько цивилизованнее бандеровской, смахивающей на азиатскую средневековую общую человеческую культуру.

Как так произошло, что три западные области заразили всю Украину гнилой философией бандеровщины? Капельным путем, путем рукопожатия, поцелуем и просто при помощи телевизора. Никто сказать не может и не хочет, ибо пока никто не задается этим вопросом.

– Эй, Ганка, мово сына моськали полонили, пришпандорили яво гвоздями к забору, аки Иисуса Христа, сделали сперва яму пятиконечную звезду на грудях перочинным ножом, а потомычки отрезали яйца и в рот запихнули, изверги проклятые.

– Да вроде брешут, шо наши солдаты, брошенные командованием в количестве 438 человек сами перешли на сторону моськалей, те их накормили, напоили, оказали помош и отпустили по домам.

– Враки. Такого не было и не могло быть. Это бригада Правого сектора Яруша шепаратистов захватила, неделю отхаживала пьяниц, а потом отпустила на все стороны, гуляйте, робята. Глупости делают наши доблестные воины. Какой-то гаманизм исповедуют, врагов своих заклятых холят и ублажают. Я б им ихнее достоинство отрезала и в рот запихивала, ешьте шепаратисты, раз Москва вас прокормить не может.

– Ты, бабка Фрося, не того, не ври. Где ты такое слышала?

– Я ниде не слыхала, но знаю. Телевизер у мене есть? Есть. Шо еще надо? Ишшо был такой композитор Шумченко который описал любовь Катьки к москалю. Кажись, я помню первую строку: кохайтеся чернобрыви, та не с москалями, бо москали чужи люди…, понимаешь, чужие. Вот и весь сказ.

– Брехня все, я ничему не верю.

– Ты такие речи заводишь, подбородок дрожит. Гляди, поплатиться можно.

И Ганка поплатилась. Однажды ночью явились плечистые парни в дом Ганки и вырезали всю семью, а на дверях оставили плакат: «за симпатию к москалям».

Жизнь другой семьи, соседки бабы Фроси сложилась по-другому. Зина Онуча стала испытывать не только доверие, но и симпатию к бандеровцам с прошлого года. На свое сорокапятилетие она пригласила дальнего родственника, проживавшего в Галичине Диму и конечно бабу Фросю. За накрытым столом, где была не только отменная закуска, но и много всяких напитков, Дима прилип к домашней сивухе. Он был весел, пел песни, всех целовал, а дальнюю племянницу Зину поцеловал трижды и даже коснулся горячим языком ее губ. Зину как током ударило. И…с того самого вечера Зина начала испытывать симпатии не только к Диме, но и к его родственникам, знакомым мужского и женского пола, соседям – всем бандеровцам, живущим одной ненавистью к москалям. Зомбирование ей передалось через поцелуй.

Муж Зины Иван находился в Киеве, возглавлял бригаду строителей. Строили дачные домики для знакомого, который, знакомый знакомого, находился в далеком родстве со сватом племянника, теща коего была знакома с президентом Януковичем по даче. Зина понимала, что нет более высокого и более авторитетного человека в государстве, чем этот знакомый по имени Бородавка, коего так боготворит ее муж Иван. И было за что. Бородавка не платил рабочим по ведомости за выполненные работы, а отдавал Ивану, а Иван прятал деньги в карман. Он не мог с ними расстаться. Собрав рабочих, он объявлял, что остается в Киеве ждать расчета, а всех отпускает по домам.

Недели две спустя, он и сам возвращался домой, платил людям жалкие гроши, якобы расходуя свои кровные, и вопрос как бы сам по себе закрывался. Иван пил гулял, обустраивал дом, скупал подержанные иномарки, Зина цвела, пахла, устроила дочку в мединститут, заплатив за поступление пятнадцать тысяч долларов, а потом содержала ее и ее молодого человека, живших в неофициальном браке. Пять-шесть тысяч долларов в месяц потратить на любимое чадо это были пустяки.

После трех лет жульничества, бессовестного обмана рабочих у Ивана начались трудности: никто не хотел идти к нему в бригаду. И хозяин Бородавка его наколол на восемьдесят тысяч долларов.

В Киеве вспыхнула революция, затеянная бандеровцами. Зина полюбившая Степана Бандеру посмертно:

– Это Путин виноват. Путин отговорил Януковича подписать соглашение об социации с Юросоюзом. Ты Ванька, ничего не делаешь, не устраиваешься на работу, как мы жить бум?

– Зина, голубушка, работы полно, но…везде надо вкалывать, а я привык командовать. Я уже не могу работать. Ты что думашь, я буду щекотурить, мулярить, таскать бревно, как этот лысый, как его, а Люнин? Ни за что.

– Тогда превращайся в революционера, но…ты гавкать не умеешь, там от тебя тоже толку никакого, – сказала Зина, вытирая слезы.

– Гавкать? Я не умею? Ты только послушай: долой, долой!!! Степке ура – а – а!

– На тройку сойдет. Так вот, собирай пожитки и на Майдан в Киев. Там, в зависимости от должности, платят неплохие денежки. Все, что заработаешь посылай дочери на фатиру и на учебу.

Каждый зачет сотня доллалов, ты понимаешь, что это значит? А я тут буду агитировать. Надо Димке позвонить, моему дядьке и сказать: я Зина чистая украинка, ненавижу москалей. Юсика не хошь взять с собой?

– Нет, не стоит, пусть он окончит курсы молодого бойца. Ему присвоят звание сержанта, тогда он самостоятельно будет водить заключенных за решетку и обратно в суд. Ему выдадут новейший пиштоль, а то у него чичас только штык.

– Ладно, – сказала Зина. – Поезжай. Гавкай, как можно громче. Может революция победит и нам какая кроха перепадет. Я тоже поехала бы с тобой, но…как дом оставить?

Иван поехал во второй половине января 14 года и был до конца великой революции на Украине, финансируемой американцами и принесшей великие блага народу. Если раньше, при Януковиче, добром, тихом, нерешительном, все государственные структуры работали как часы, пенсии повышались, коммунальные структуры работали нормально, то после захвата власти хунтой, все изменилось, все стало с ног на голову. Но народ к этому времени уже был поражен бациллой зомби. Ему можно было отрезать пальцы на руках и на ногах, уши и приставать нож к горлу, а он кричал: долой, долой…москалей, они во всем виноваты.

Онуча Иван вернулся домой вшивый грязный, вонючий как старый задрипанный козел без гроша в кармане. Но он принес другое богатство– революционный дух.

– Слава Украине! – произнес он как только переступил порог дома.

– Слава Украине, хайль! – подняла Зина руку вверх. – Ты, муженек, вернулся богатым…духовно богатым. Знаешь, я тут сдала всех соседей в округе. Одних сжигали, других распинали, третьих просто отстреливали. Я получила колоссальное удовольствие. Надо их имущество прибрать, а то расхватят другие. Подумай, как это сделать.

– Зина…у тебя такое тело…

– Ваня, иди сперва обмойся, воняет от тебя на километр. А я буду ждать тебя в постели… я тоже соскучилась. Там, в Киеве, у тебя не было никакой бандерки?

– Клянуся…

– Ладно, бегом!

 

43

Президент Литвы Даля Гриппускакайте уже третий день оббивала пороги администрации президента Барака, но никак не могла попасть к нему на прием: то английский премьер Тони Бляер, то Ангела Муркель просиживали часами у него в кабинете, согласовывая дела мирового порядка. А тут еще президент Франции Франсуа Олянд торчал в приемной часами, чтобы попасть на прием и обсудить вопрос с передачей «Мистралей» России, уже готовых, уже оплаченных, так как он, самый дисциплинированный слуга Барака и к тому же уже давал слово. Но это слово еще не было согласовано с парламентом. Но потом целых три месяца пришлось уговаривать парламент, и вот теперь, с развязанными руками, прилетел в Вашингтон доложить: все готово. «Мистрали» можем передать Украине безвозмездно, если они смогут плыть по Днепру. А дальше начинался обряд целования. Но так как Олянд боялся лошадиных зубов Барака, то целование начиналось с того места, на котором обычно сидел Барак в кресле, решая мировые проблемы.

Даля носилась по коридорам, как злая голодная муха, но все напрасно. Несмотря на то, что она сильная женщина с черным поясом каратэ, что в постели ей нет равных, что она в мгновение ока могла уложить любого из этих хорьков на пол одним движением, но…тут ничего нельзя было поделать. Вся беда в том, что она представляла крохотную страну из Прибалтики, что-то меньше одного американского штата. И тут: сила есть, ума не надо, никак не подходило для экстравагантного поведения. Тут приходилось придерживаться манеры, которую она давно выбрала – кланяться, кланяться и еще раз кланяться, каждый раз опускать голову все ниже и ниже и показывать немного подгнившие зубки, которые никак не могли конкурировать с зубами Барака, белыми, лошадиными, способными перегрызть кость слона.

На третьи или четвертые сутки, когда великие люди в Белом доме обсудили все мировые проблемы и пришли к выводу, что планета Земля пока что, до особого распоряжения, должна вращаться вокруг солнца и на этой земле пока что могут обитать русские, коридоры Белого дома стали опустевать. Надежда у президента Литвы возросла до небес. Она уже намарафетилась, посетила душ и парикмахеров, ей побрили и интимное место, и к десяти утра она уже открыла дверь приемной. И, о ужас! в кресле сидел Вальцманенко. Он прилетел в Вашингтон просить денег. Русские напирают, сепаратисты не сдаются, патроны заканчиваются, надо поддержать. Минимум пятьсот миллионов долларов. Даля расплакалась.

– Что с тобой, Даля? – спросил Петро, президент великой страны под патронажем Америки.

– Да вот никак не попаду. Прилетела две недели назад сообчить, что вся Прибалтика на стороне Украины, на стороне Америки и всего Евросоюза. А это значительная сила. Ты знаешь: я могу уложить любого русского медведя на лопатки. И первый, с кого я начну, будет Путин.

– О, йес, – сказал Петя по – американски. – Тогда знаешь, как сделаем. А сделаем вот как. Когда откроются входные дери, передо мной, человеком, представляющим всю Украину, включая и Крым, ты пристроишься позади меня, и мы войдем вместе. Если Барак начнет тебя выгонять, скажи, что выходишь за меня замуж и боишься, чтоб я не вступил с Бараком в интимную связь, поскольку мы оба гомики. Хоть это и не так, но злые языки страшнее пистолета, как сказал один львовский писатель.

– Это сказала я, президент Литвы. Ну, да ладно, я на все согласна.

И вот, надо же такому быть: незатейливая афера удалась как нельзя лучше. Грузный Петро вошел в кабинет как будто один, но когда он стал спускаться на колени, чтоб облизать ноги Барака, Гриппоскакайте вылупилась как птенец из яйца. Она первая сложила руки и произнесла:

– Великий Барак! У меня бардак в душе и сердце, я вас видела очень давно целых две недели тому в Берлине, или в Париже, уже и сама не помню.

– Вальцман, не вставать с колен. Туфель на левой ноге требует чистки. Ты пришел просить денег? Вылижешь туфель, потом пойдешь в конгресс, проси денег у них. Джон Маккейн тебе будет рад. А ты, Гриппопупокакайте…, мы с тобой выпьем кака.

– То есть кафа, вы хотели сказать, и шампанское не помешает. У меня деньги есть. Литва не бедная страна, вы не думайте, великий Барак.

Вальцманенко израсходовал все имеющиеся платки и стал снимать галстук, но за ним пришел Маккейн, взял его за шиворот и поволок в конгресс. Вальцманенко там произнес речь, прочитал заранее заготовленный текст на английском языке.

– Надо русских давить, – подвел итог сенатор Маккейн. Он не мог простить, что его когда-то над территорией Вьетнама сбила русская ракета, и ему пришлось целых пять суток просидеть в болоте, а потом еще сидеть в тюрьме. Сенаторы поддержали Маккейна, что-то, какие-то крохи выделили попрошайке Вальцманенко, который с великой гордостью вернулся в Киев и на каждом перекрестке бахвалился американской помощью, благодаря его выдающемуся таланту дипломата и стратега, который, если надо одну ракету из – под земли достанет.

Ну, а рыжая Даля Гриппо… щебетала как птичка. А когда Барак все же напомнил ей о том, что она, согласно данным его разведки, состояла в КПСС, училась в России, что работала в КГБ, и что среди сенаторов болтают, будто она лишь прикидывается, а на самом деле, она русский шпион, гостья расплакалась. А потом, вдруг, ничего не объясняя, стала раздеваться.

– Рано еще, – сказал Барак. – Признаться я еще не готов к сражению с дамой.

– Нет, нет, великий Барак. Совсем, совсем не то, что вы думаете. Я не такая распущенная, хоть у меня нет и никогда не было мужа, а с мужчиной не общалась целых пятнадцать лет, а за эти пятнадцать лет превратилась в невинную девушку…без операции, так сказать. Поэтому потерпите минуту, и вы поймете, почему я так делаю. Обычно шпион с пустыми руками не приходит к президенту великой страны. Я бы, если бы я была шпионом, я бы сунула записывающее устройство, а то и гранату в… свое грешное место, а то и в задний проход. И оно могло бы сработать. Так вот, я обнажаюсь, чтобы у вас была возможность, уникальная возможность, заглянуть и туда и туда, и убедиться, что там ничего нет.

– Но я там ничего не увижу.

– Я понимаю, но вы можете сунуть свой банан, сначала в одно место, потом в другое и убедитесь: там ничего, нет, кроме страсти.

– Что ж! Ради спокойствия Америки придется это сделать.

Проверка прошла, как в космический век, чрезвычайно быстро, Гриппоускакайте так ничего и не поняла, но все равно чрезвычайно обрадовалась.

– А теперь, когда проверка прошла успешно, – сказала Грип-поскакайте, облачаясь в свое прибалтийское платье, – и вы убедились, что там, кроме преданности, ничего нет, я должна вам поведать, что все прибалты на вашей стороне. Если вы всю Прибалтику присоедините к Америке, мы за вас всегда будем голосовать. Третий, четвертый срок президентства, разве это не подарок от преданных прибалтов? А то нас захватят русские. Они мне даже снятся, мерещатся, иногда я своих солдат, солдат великой Литвы, воспринимаю как русских и вижу их торчащие штыки в оттопыренных штанах, я прихожу в ужас. Сколько лет они над нами издевались. Они заставили нас учить их поганый язык, строить дороги, дома повышенной этажности, заводы, фабрики, школы. Это же невыносимо, просто ужас, всего не перечислишь. Ну, что, я неправду говорю?

– Я пока не могу это сделать.

– Тогда пришли нам танки, самолеты, ракеты, атомное оружие, гарантируйте нашу безопасность.

– Кажется, ты меня убедила в своей преданности. Я посоветуюсь с военными, с сенаторами, с Нудельман, то есть с Нуланд, с бабулькой Кэрри. И танки мы пошлем, и учения вдоль границ с Россией пройдут. Молодец, Гриппкакайте. Дай чмокну тебя в ухо.

 

44

– Эй ты, сука, не много ли ты выпил? Я же тебе грю, сюда нажимай, на гашетку, а ты куда?

– Э, какая разница, куда? Налей, браток, ишшо, тады могет и попаду. А куда ентот снаряд полетит? Надо, шоб не на пустырь, иде никого нет, ни одной живой души, ить мы за каждого убитого получаем бабки от Коломойши. У Днепропетровске одни евреи и Коломойша ими правит, а здесь кацапы, вот и Коломойша решил лишить их жизни. А нам-то кака разница. Мы профессиональные убийцы. Нам бабки и все. Но давай по больнице грохнем, а? Лежачих добьем, так? Как так? У больницу? Мине надо, шоб у детскую. Знаешь, дети растут быстро, а они все москали. Подрастут и снова начнут с нами воевать.

Поросяко Васька был прав и неумолим, и прав. Пришлось налить ему еще стакан.

– Ты Петро, скажи, куда нажимать, сюды?

– Да, – подтвердил Васька и зажал уши.

Раздался гром оглушительной силы, а из ствола после вылета снаряда немного повалил дымок.

– А куды я попал, не знаешь?

– Какая разница, куды? Лишь бы не в своих.

Пушек и снарядов у карателей было много. Командир приходил, наводил ствол в определенном направлении, без поиска цели, приучал солдат загружать в ствол снаряды и нажимать на гашетку. Снаряд летел наобум. Обычно он долетал до центра города, попадал в здание школы, в жилой дом, детский сад, водонапорную станцию, электроподстанцию, разрушая случайно попавшиеся цели до основания. Так же работали и системы Град. Наобум сбрасывались бомбы с самолетов, но вскоре самолетов не стало. Ополченцы методично их уничтожали. Город Луганск, а затем и Донецк методически уничтожались, а малые города областного значения стирались с лица земли.

Западные благодетели на это закрывали глаза, не было у них такой тяги видеть трагедию маленького народа, осмелившегося восстать против геноцида неофашистов бандеровцев. Они с тупым упрямством твердили: во всем виновата Россия.

К ополченцам стали прибывать опытные военные из России на добровольной основе. И не только из России, были добровольцы из Испании, Франции, Италии, Сербии и других стран. Они-то и разгадали пещерную тактику ведения боя киевскими карателями.

От партизанских методов ведения боя, от защиты, исключая нападения, ополченцы перешли к созданию регулярной армии и к нападению на противника. Оказалось, что каратели не выдерживают ближнего боя и бегут, сломя голову. Потери в ближнем бою каратели несли катастрофические, а пополнять было некем. Приказы Вальцманенко о всеобщей мобилизации от восемнадцати до шестидесяти пяти лет не приносили желаемых результатов: никто не хотел идти умирать на восток, неизвестно ради чего.

Постепенно, незаметно, ситуация начала меняться. Ни министр обороны, ни президент, ни долговязый Яйценюх ничего не замечали.

По случаю дня рождения Шухевича, Вальцманенко провел заседания Совета национальной обороны, после чего, собрав свою камарилью, отправился на обед в самый шикарный ресторан Киева, где была не только русская водка, но и русская икра. После короткой сумбурной речи о немедленной победе над сепаратистами, он стал выслушивать хвалебные речи членов своей хунты в свой адрес. Он сидел и думал: а почему у меня нет маршальских погон, раз я выдающийся стратег? Кто в этом виноват, министр обороны? Да я его за шкирку.

Но Полдурак как бы погасил этот вопрос. Выступая, он произнес:

– Мы достигли на юго-востоке выдающихся успехов над сопаратистами, благодаря выдающимся способностям нашего президента Вальцманенко. Я намерен ходатайствовать перед Верховной Радой о присвоении ему воинского звания маршала Украины. Слава Украине! Слава Вальцманенко!

Вальцманенко забылся и сам долго хлопал, щедро улыбаясь. Он поддержал тост за самого себя, но таких тостов было очень много, каждый задочес рад был выслужиться, дабы получить повышение по службе. Министр внутренних деле Ваваков норовил поцеловать Вальцманенко в пятку, трижды становился на колени, но всякий раз не получалось. Он очень расстроился. Ваваков видел голую пятку президента, а пятка была закрыта шерстяным носком давно нестиранным, и министр дважды чихнул и поцеловал своего кумира в колено. Но президент, как ему показалось, остался весьма доволен. Тут подбежала депутат Кужель, такая расфуфыренная, в белом, волочащемся по полу платье, что президент поморщился и выставил руку ладонью вперед, что значило: не подходи. Кужель расплакалась, повернулась и исчезла.

В этот момент (исторический момент) в зал вбежал его верный друг и помощник, недавний зэк Залупценко с высунутым языком и ниткой слюны, стекающий с языка на пол. Он наклонился к уху и произнес:

– Кум, друг! Нехорошие новости. Сепаратисты активизировались и полностью окружили нашу армию в количестве пятнадцати тысяч доблестных бойцов, в том числе войска правого сектора Яруша и все части Коломойши и Юлии Болтушенко.

– Не может быть!

– Может, кум, может. Мне только что звонил Яруш. Наша армия в котле. Это Дебальцевский котел. Армия окружена со всех четырех сторон. Там заканчиваются запасы продовольствия. Бригада «Кобра» в составе 600 человек, все из Львова, побросала оружие, и уехала к себе на родину, бойцы отказались воевать.

– Это вторжение России, – заревел президент. – Помоги мне подняться. Завтра утром – Совет нацийональной безопасности и обороны. Я пойду докладывать Бараку и Ангеле Мурхель.

– Муркель, кум, Муркель.

А тем временем на юго – востоке ополченцы беспощадно лупили карателей, уничтожали технику, расчленив всю армию на несколько группировок. За одну ночь и один день были освобождены многочисленные мелкие города Донецкой и Луганской областей. В Луганске люди получали гуманитарную помощь, присланную из России, улучшилось снабжение армии, состоявшей теперь из взводов, полков, дивизий, бригад, имевших своего министра обороны.

Десятки и сотни карателей стали добровольно переходить на сторону ополченцев, многие пересекали границу, чтобы очутиться в России, хорошо зная, что в России их накормят, отмоют от грязи и отпустят с миром: идите, мол, по домам и больше на войну не возвращайтесь.

Вскоре поступила просьба президента России сделать гуманитарный коридор для окруженных карателей и отпустить их по домам. Ополченцы со скрипом согласились с этим предложением, словно забыли о многих разрушенных до основания городах, о жестокости карателей в особенности фашиствующих бандеровцев. Но как могут согласиться с королевским предложением те, кто воюет за деньги Коломойши и Тимошенницы, Яйценюха и Вальцманенко?

Добровольная сдача – это не только потеря баснословных гонораров, но и потерянный имидж. Кто будет нанимать пропущенных через гуманитарный коридор униженных героев? Кроме того, в украинской армии много иностранных наемников – головорезов. Убивать – их профессия. Такой солдат едва ли поверит, что его помилуют, коль он никого не пожалел, никого не миловал, даже грудного ребенка.

Война это в какой-то степени баш на баш, либо ты, либо тебя и тут гуманизм не всегда ценится. Возможно это слабый удар по самолюбию тех, кто все время произносит: гав-гав-гав. Может, они остепенятся. А помилованные нацисты отмоются, отъедятся в домашних условиях и снова попросятся на войну, потому что им без крови скучно.

Украина постепенно начала погружаться в хаос. В Киеве и в других крупных городах стали орудовать банды. Они громят магазины, произносят фашистские лозунги, шефствуют по центральным улицам со своими флагами. В столице демонстрации перед зданием Верховной Рады, Советом министров, администрации президента. Может возникнуть двоевластие, троевластие. Горожане запасаются дровами, потому что никто не хочет платить за газ, а Россия давно перекрыла бесплатную газовую трубу. Похоже, президент не знает, что делать, а Яйценюх знает, что делать. Он все грозит России, обещая закопать ее в самую преисподнюю. Его вонь брызжет из кривого сморщенного злобой рта.

Украина становится головной болью не только Евросоюза, но и Америки. Она истерически просит военной помощи и хочет во что бы то ни стало уложить москалей, но едва ли Запад рискнет пойти на военный конфликт с ядерной державой ради придурковатых членов киевской хунты.

Одурманенные, зомбированные народные массы, если только будет свергнут главный Зомби, быстро начнут прозревать и все то, что сегодня в их глазах видится черным, превратится в белое, светлое и возможно Украина может стать цивилизованной страной.

А пока о том, что при Януковиче все же был порядок в государстве, народ жил спокойно, не лилась кровь, вы нигде ни от кого не услышите. Долговязый Яцек сделал так много, чтоб зомбировать огромную страну, что его можно сравнить с Лениным. Ему просто нет равных. Даже Вальцманенко ему уступает в этом вопросе.

 

45

Сообщение об окружении войск сепаратистами вызвало замешательство в головах членов киевской хунты, которые и без того были напичканы всевозможными вирусами, способными проявиться в любой момент. Так, президент в любой момент мог выйти из себя и ударить кулаком по столу, а слушатели вместо того, чтобы опустив головы, создать мертвую тишину, вдруг вскакивали и долго аплодировали, выказывая свое исключительное одобрение. Если он в это время произносил бандеровский лозанг: слава Украине, то слушатели вскакивали, беспорядочно выкрикивали этот лозунг и при этом добавляли «хайль». Слово хайль шло от фюрера, а Вальцманенко был тоже фюрер.

Теперь же на Совете национальной обороны и государственной безопасности, Вальцманенко трижды стучал кулаком по столу, а члены совета все ниже опускали головы, пока головы не замирали на крышке стола в ожидании следующей команды.

– Шевченко писал: все иде и все мынае, – произнес первый президент Кравчук, приглашенный на совет в качестве мудрого человека, с чьим мнением принято было считаться.

– А точно, – сказал Вальцманенко, – разрешаю поднять головы и запустить мотор мысли. Что думает Яцек?

– Я думаю так: Россия нагло нарушила государственную границу и ввела на территорию Украины свои, вооруженные до зубов войска. Иначе наши доблестные воины не были бы окружены.

– Что нам скажет председатель Верховной Рады Гройцман?

– Посмотрим, что будет дальше, а пока предлагаю успокоиться и ничего не делать. Ничего не делать лучше, чем делать глупости в спешке.

– Глава администрации Залупценко, тебе слово!

– Предлагаю срочно вступить в НАТО. Прямо сию минуту. НАТО нас прикроет, а потом мы их сагитируем и на Москву все вместе. Пущай НАТО пробивает дорогу, а мы за ими следом, а там, на подходе, мы впереди со знаменами.

– Залупценко прав, – произнес едва слышно виноватый министр обороны Полдурак.

– В НАТО, в НАТО!

– Яцек, пошли заявку, – разрешил президент.

– Какой-то гаманитарный колидор, что это может быть? – спросил бывший министр обороны Киваль.

– Уловка, – вынес вердикт Яцек. – Никаких коридоров. Наши доблестные войска наберутся сил в окружении и прорвутся, а потом поддадут сепаратистам.

– Верно, – согласился президент. – Еще в Минске Путин пытался меня охмурить с этим коридором, да я проявил стойкость и мужество, и дипломатическую сноровку. Он, знаете, так долго за мной ходил и упрашивал: ну, Петя, давай проведем встречу тет-а-тет. А мне было некогда. Баронесса Эштон, она так подобрела, все меня под руку, все под руку и грит: не поддавайся на провокации. Теперь мне ясно: под видом гуманитарной помощи он хочет провезти оружие для сепаратистов, а эти сепаратисты ведь могут и до Киева дойти. Шо нам робыть, Левонид Данилович?

– Леонид Макарович, – поправил Кравчук. – Ну, я думаю так: срочно всем в Брусель, срочно. Брусель не ждет. Пасть в ноги, лбами об пол стучать до тех пор, пока Борзая не скажет: хватит, уговорили.

– Жозе Мануель Баррозу, Левонид Данилович.

– Макарович. Но неважно. Просите помощи, требуйте санкций, введения войск, приема страны в НАТО. Говорите так: нас богато, примите нас в НАТО. Не уезжайте из Брусаля без помошши. А те ребята, что в окружении, они попали случайно в результате введения российских войск, подождут немножко. Можно же и мочу попить, раз нет воды, дохлую мышь поймать и на костре поджарить, когда речь идет о судьбах Родины. Правильно я грю, товарищи?!

– Уряа – а – а – а! уряа – а – а – а! Слава Украине!

Кравчук обрадовался этому лозунгу, поскольку ему казалось, что этот лозунг родился в его умной голове еще в тот период, когда Ельцин сказал про Крым: забирай на х…, он мне не нужен!

И Вальцманенко был доволен: такого единодушия, как на этом заседание он еще не наблюдал. Это вдохновило его, наделило новыми силами, вселило надежду: окружение армии – это какая-то ошибка. А если не ошибка…тогда эта ошибка будет устранена войсками НАТО. Войска войдут, Россия дрогнет и отступит, а там с сепаратистами можно будет разобраться очень просто.

– Готов ли президентский самолет? – спросил он у дежурного. – Если готов, вылетаем в Брусель.

– Но всем не поместиться.

– Яцек, где твой самолет?

– В ремонте.

– Тогда тебе топать пешком.

– Ну, я найду еще один, вы что думаете: премьер это вам курочка на побегушках?

Целая свадьба очутилась в Брюсселе уже через три часа с гаком. Их разместили в гостинице, а утром, едва попив кофе, просители устремились по кабинетам различных должностных лиц. Чиновники пожимали плечами, отнекивались, а некоторые одобрительно отзывались о желании присоединиться, но этот вопрос решает Расмуссен, а Рассмусен твердит на каждом перекрестке: Россия ввела войска в Украину, надо посмотреть, разобраться, определить, предвидеть, что будет дальше.

– Долги надо возвращать, – сказал один чиновник Вальцманенко. – Вы срываете поставку газа в Европу. Сколько вы должны? Пять с половиной миллиардов долларов? Это копейки. Такая страна, так много народу и все вы рветесь в Европу, а карманы пусты…да мы вас не прокормим. Надо платить за газ, а потом будем разбираться с введением войск.

– Заплатим, вернем, только вводите войска и экономически поддержите, ну, скажем миллиардов десять евро. Я не говорю о долларах, а только о евро, хотя доллары – во! а евро – фу!

Любой человек с протянутой рукой когда-нибудь станет в тягость. Политики, которые так тянутся к кормушке Евросоюза, этого не понимают. Они давно машут руками, брызжут слюной в адрес россиян, зная, что и Бараку, и всем руководителям стран, входящих в Евросоюз, это не нравится, а некоторым из них это манна небесная. Но ощущение такое, что те, которые так радуются словесной браваде, хотели бы разделить эту браваду на две составляющие. То, что украинцы, грубо говоря, издают дурной запах в адрес россиян – это прекрасно, а вот то, что они это делают небескорыстно, смущает их, и в тот момент они видят нищенку с протянутой рукой. И эта нищенка все чаще и чаще показывает эту руку и просит: раскройте свои объятия, наконец, сколько можно?

На разных уровнях чиновники отбояриваются по– разному. Президента встречают с улыбкой, усаживают его в кресло напротив или рядом, мило беседуют с ним, а на его просьбу о помощи, похлопывают его по плечу и произносят примерно одну и ту же фразу: окей, окей, майн фрэнд.

Украинцы же не замечают этого смущения, их не беспокоит, что в скором времени их друзья на западе станут от них отворачиваться, ссылаясь на занятость. Пока надежда на Америку. И эта надежда так велика, что младшие братья не прочь подложить свинью тому же Евросоюзу, куда они так стремятся.

Россияне долго кормили их бесплатным газом и основательно разбаловали. Долг за неоплаченный, но израсходованный газ возрос до 5,5 миллиардов долларов. Им перекрыли трубу. Ничего: газ в Европу идет по нашей трубе, через территорию Украины. Кто нам мешает просверлить трубу на любом участке, и чтоб никто не видел, «занять» газа столько, сколько нам нужно. Европейцы богатые люди, пусть платят.

Как только Америка отвернется от «любых друзей», тогда украинцы заплачут. Кое-кто из них уже сейчас это понимает, но пока психология такая: я на тебя буду плевать на каждом перекрестке, обвинять во всех смертных грехах, но ты трубу нам не перекрывай. Ты же старший брат и обязан, твою мать.

А Вальцманенко в Брюсселе. Там у него одиннадцать встреч. Но он ничего нового не принесет. Так, будет болтать, намекать, стращать, дескать нападение на Украину это нападение на всю Европу. И бой с москалями это бой за свободу и независимость Европы.

– Что вам стоит послать войска НАТО к восточным границам и хорошо проучить москалей и сепаратистов, нельзя же оставить наши доблестные силы в котле.

 

46

Однажды мухе вздумалось одолеть слона. Она была настолько рада этой мысли, что весь день кружилась над его огромным хоботом, как бы изучая с какой стороны начать его кусать, чтобы его повалить, а там уж есть великана до тех пор, пока от него останутся только ножки да рожки. А потом кости съедят собаки. Облетев сто миллионов раз вокруг, она с разлету села в самый центр хобота и запустила жало, как ей казалось до самой нижней части брюха, но слон даже не пошевелился.

«Э, нет, – решила муха, – одной не справиться, надо организовать остальных мух всего государства и наброситься целой тучей. Тогда слон будет повален, как стебелек, срезанный косой».

Муха вернулась в самую большую щель деревянного домика вблизи общественного туалета, откуда неслись несказанные благовония для мушиного царства, и начала проводить агитацию.

– Да, да, – согласились мухи, – слона надо повалить и … съесть. Мы давно думали об этом. В стене, в нижнем кругляке живут последователи самой крупной мухи по имени Степан Бандера. Возглавляет последователей утопшего в дерьме Бандеры великан Мухояр. Он знает, как повалить слона.

– А где он? Подать его сюда, – потребовала муха по имени Кравчуко – Суко.

– Его сейчас нет на месте. Этот Мухояр сидит на куче дерьма в общественном туалете, наслаждается благовониями, потом отсыпается в своей отдельной щели. Он никого туда к себе не пускает и даже, когда его тянет на случку, набив брюхо, воображает, что нет мудрее, умнее, талантливее его и что ему во сне приснятся новые идеи, которые он воплотит в жизнь. Надо подкараулить, когда он бодрствует и сказать, что мы все присоединяемся к его банде, а потом уж всем миром на слона. Поставим его сначала на колени, насладимся этим видом, а потом прикончим без всякой жалости.

Мухояр собрал целую тучу мух и двинул на слона свою армию, вооруженную решительностью, но слон махнул хвостом, и мухи разлетелись, а несколько тысяч мух, попавшие под хвост, погибли.

– Надо собрать мух Западной Европы и Америки, – призвал Мухояр.

– Да! – заревели уцелевшие мухи.

Начались переговоры. Западные мухи много обещали, но предпочитали не ввязываться в войну со слоном. Ограничивались обещаниями. Мухи не знали, что делать. Кто-то предлагал подружиться со слоном, ведь раньше слон кормил их. Его жирного хобота хватало на всех мух. Мухи были жирные, летали, постреливали и даже подпевали слону в его грустной песне, когда у того портилось настроение во время бурь мирового масштаба.

Как сложатся отношения слона с мухами, покажет будущее. Возможно, они снова подружатся, а может мухи подадутся в услужение западным мухам. Никто не знает.

Это иносказание напрямую связано с поведением части славянства, именующей себя чистокровными украинцами, причем эта чистота с далеко идущими последствиями основана на ложном постулате. То, что украинцев пятьдесят, сорок пять, сорок миллионов – брехня, рассчитанная на малограмотных обитателей. На территории Украины проживают свыше десяти миллионов русских. А сколько представителей других национальностей? К примеру, в Закарпатье проживают не совсем украинцы. Это русины, некая смесь украинцев с россиянами, это венгры, немцы, словаки, чехи, румыны.

Галичане так лепятся к украинцам, что это просто смешно. Ведь это украинцы польского происхождения, по существу поляки. Никто против этого возразить не может. Галичина – это территория Польши. Часть украинцев, проживавшая на территории Польши – это батраки, это работники, находивщиеся в услужении польских панов.

Молодых, симпатичных украинских девочек осеменяли польские паны. Это происходило в тайне от их жен. Рождались дети. Мальчики и девочки. Они-то и составили украинское население Галичины не без гибрида с панской польской кровью. Почему об этом никто не осмелится сказать открыто? Конечно, поляки любят Галичину. Это их вотчина, там их дети, внуки и правнуки. Но Бог с ними, это их законное право. Эти строки приведены здесь в связи с тем, что в жилах любого поляка течет непонятная нам, россиянам, кровь. Вроде бы это славянская кровь и вроде бы не славянская. Невозможно объяснить негативное отношение поляка к русскому, начиная с детского возраста. И, кажется, это тянется со времен Лжедмитриев, первого и второго. Неужели возникла обида мухи, которая не смогла повергнуть слона? Может, соцлагерь обидел поляков? Но ведь коммунистический строй одинаково царствовал как над русскими, так и над поляками.

Галичанские украинцы польского происхождения воспроизвели эту ненависть к своим собратьям в уродливой форме. К сожалению, философия ненависти к русским охватила всю Украину к 2014 году, что привело к братоубийственной войне на юго – востоке. И Россия сделала бы непростительную ошибку перед всем славянским миром, если бы не поддержала мужественный но небольшой по численности народ двух областей – Донецкой и Луганской, где проживает коренное русское население.

Стрельба из пушек, танков, артиллерийских установок, бомбометание из систем залпового огня Град по мирным жителям, женщинам и детям, старикам, больницам и детским садам – это жестокость галичан, украинцев польского происхождения. Неужели поляки такие варвары? Это не вмещается ни в какие рамки. Это не европейская система ведения боя.

Будем считать, что Барак – это случайная личность в истории Америки, это пещерный человек, но лидеры Западной Европы… Неужели они не понимают, что защищая бандеровский фашизм, они подвергают свои народы величайшей опасности, поскольку бандеровцы гораздо хуже гитлеровцев. Как-никак солдаты Гитлера в большинстве своем были относительно цивилизованные люди, а бандеровцы по своему интеллекту – это гунны Средневековья. Что это за люди, если они способны разрезать живот беременной женщине, вынуть живого ребенка, отрубить ему голову на глазах у матери, а в живот засунуть дохлого цыпленка? Этого вы у себя хотите, Жозе Мануель Баррозу, и вы, «красавица» Эштон? Помолитесь, умойтесь, отряхнитесь.

После возвращения Крыма в родные пенаты и агрессии против собственного народа Луганщины и Донбасса любой, кто считал себя украинцем, испускал дурно пахнущий запах в адрес старшего брата россиянина. Из всех отверстий. Этот запах не воспринимался, не доходил до руководства страны, руководство продолжало подкармливать ядовитых мух, но до простого человека доходило в уродливой форме, вызывало удивление и порождало ответную реакцию. Хохол и москаль развелись на долгие столетия.

В течение длительного времени украинцы были на сто процентов уверены, что москалей можно и нужно повалить и отрезать им головы. Устроить парад Победы не только в Севастополе, но и на Красной площади. Для этого они замыслили стереть с лица земли города Донецка и Луганска, потом молниеносно захватить Крым, а дальше прямой путь на Москву.

Но не всегда желание сбывается.

В день парада Победы в Киеве, 24 августа ополченцы Донбасса перешли в контрнаступление и немного отрезвили пьяных головорезов из батальонов Правого сектора, «Азова», «Днепра» и других бандитских формирований, а потом устроили им горящий котел.

Вальцманенко возмутился, испугался, и тут же вылетел в Брюссель просить военной поддержки.

Срочно требовалось ввести войска НАТО. Это была последняя надежда. Перед поездкой на запад, Вальцманенко общался с Бараком, требуя у него агрессии против России. Но Барак отказал: он сам застрял в Ираке.

В Брюсселе Вальцманенко был встречен с почестями, его кормили, поили, ублажали, обещали, но о введении войск НАТО на восток Украины, отказали. Это был страшный удар по самолюбию Вальцманенко, хотя он старался казаться довольным и жизнерадостным.

Над Киевской хунтой впервые был занесен меч возмездия за тягчайшие преступления перед собственным народом. Будет ли этот меч применен по назначению, покажет время. А пока так и висит в воздухе: Украина проснулась в другом мире. Незаметно начала уплывать истерия в адрес москаля с рогами и метровыми клыками с экранов телевизоров. Мирное небо начинает, едва заметно светится надеждой на будущее. Ведь мы, поганцы, в родстве и любая вонь между нами может испариться от едва заметного ветерка.

 

47

Вернувшись из Брюсселя разочарованным, президент Украины не терял надежды на поддержку дяди Сэма, помня, что вице-президент Джо Майден претендует на донецкие земли, срезанные и выжженные огнем, где его сын будет добывать сланцевый газ и приносить Америке сказочную прибыль.

Последнее свидание с Бараком тоже не было утешительным, но не окончательно неутешительным, оставалась небольшая надежда стать Украине 51 штатом США со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда он в десять утра переступил порог здания на Банковой, его уже ждали соратники: яйценюхи, трупчиновы, клочки и прочие швонцики – монцики, тщательно скрывающие свои поганые замыслы. Но всех опередил глава администрации Залупценко, его лучший друг, не так давно дострочно освобожденный бывшим президентом Януковичем из тюрьмы. Залупценко, как только очутился по ту сторону решетки, тут же начал поливать президента грязью. В знак благодарности…, как любой украинец, скрывавший не только пейсы, но и свою настоящую фамилию. А что делать, если Вальцманенко вовсе не Вальцманенко, а швонцик – монцик, почему бы Залупценко не поступить точно так же, коль он вовсе не Залупценко, а швонцик – монцик.

Президент выглядел неважно, все хмурил брови и норовил стукнуть кулаком по столу, но пока не было причин для такого государственного жеста.

– Ну, докладывай, как там дела.

– Вроде вырисовывается положительная картина по всем направлениям. Яйценюх, Трупчинов, Ваваков вышли из блока Юлии Болтяшко, или Капительмашко…

– Это я знаю, ты мне докладывай, как дела на фронтах. Как наша доблестная армия? Разрушила ли она котлы и преследует ли российских сепаратистов.

– Нашими войсками подбито много российских танков, Путин потерял две тысячи солдат убитыми и шесть тысяч ранеными. Сбито двадцать самолетов. Короче, русские бегут…

– Выходит, мне незачем обращаться к Бараку за помощью? Знаешь, это очень унизительно. Когда я его прошу об этом, он победно мне свои белые зубы демонстрирует, иногда говорит окей, иногда молчит и хмурится.

– Не проси, Вальцманенко. Я тебе как другу говорю.

– У меня к тебе просьба: сходи в Верховную Раду, посмотри, что там творится.

– Так ты же Верховную Раду распустил. Там никого нет. А председатель сидит в приемной, все время платок к носу и к глазам прикладывает. Смотри, он тебя заразит гриппом.

– Тогда иди в Совет министров, пройдись по кабинетам, может, они там чаи распивают и анекдоты рассказывают друг другу, а мне нужно, чтоб они трудились, – сказал президент и громко стукнул кулаком по столу.

Залупценко испугался и вылетел из кабинета, как пробка из бутылки шампанского.

В кабинет стали прорываться два человека – Яйценюх и бывший министр обороны Киваль. Они громко ссорились. Каждый доказывал, что его информация самая важная для судеб государства и всей Европы.

– Мы на грани катастрофы! – громко воскликнул Киваль.

Эти слова резанули слух великого человека, сидевшего за столом президента и одновременно исполняющего роль главного зомби страны.

– Заходите оба, черт с вами, хорьки необразованные, – произнес главный зомби в тоге президента и обнажая клыки, хоть и не такие белые как у Барака. – Оба вы мне дороги и в вашей преданности я нисколько не сомневаюсь.

Яйценюх тут же сел в кресло без приглашения, а генерал Киваль не пожелал садиться ввиду важности доклада.

– Господин президент, господин премьер! Наши войска… и он заплакал, – наши войска, генофонд нашей нации…гибнет под напором сепаратистов и российских войск. Нет числа убитым и раненым. Лучшие батальоны Коломойши, разбиты и взяты в плен, а живых хоронить некому. У нас нет больше армии, нет техники, все разбито, все разгромлено. Сепаратисты отвоевали все мелкие города вокруг Донецка, вокруг Луганска и вышли к Азовскому морю. Они ведь могут двинуться и на Киев.

– Стоп! Подать сюда Трупа.

Вошел Трупчинов при поддержке Ляшки-Букашки.

– Букашка, вон! – приказал президент. – Кум срочно верни всех депутатов на место, и принимайте решения – прогнать Россию из Донбасса. Разбить русских и двинуться на Кремль.

Трупчинов приподнял голову, вытер сопли и нечленораздельно произнес:

– Министр обороны Полдурак объявил о начале Отечественной войны против агрессора.

– Кум Яйценюх, сколько ты получил от МВФ?

– Полтора миллиарда долларов.

– Все деньги отдать на оборону!

– Так я мульярд двести миллионов тут же вернул в качестве долга. У меня их тут же отобрали.

– Сократи пособия по рождаемости. У нас сорок миллионов граждан, а победить одного москаля Путина не можем, какой смысл от этой рождаемости? Прекратить рождаемость. На раненых деньги не тратить, лучше их награждать медалями. Передайте Вавакову, пусть этим займется. И помните: мы непобедимы. Слава Украине!

– Слава Украине! – воскликнули зомбированные помощники и кумовья.

Киевская хунта, сумевшая зомбировать весь народ Украины, проиграла войну с собственной частью народа на юго-востоке, которая сказала простое слово: нет заокеанским ставленникам, замыслившим продать свой народ западноевропейским швабам в качестве прислуги. Не получилось, не вышло.

«Доблестные» украинские головорезы, именуемые карателями, долго и безвозмездно бомбили жилые кварталы мирных городов Луганщины и Донеччины, а в один прекрасный день, а именно 24 августа, получили по зубам. Да так здорово, что практически стали беззубыми. Каратели, именуемые гордостью нации устами киевской хунты, попали в многочисленные котлы и там их стали молотить из всех видов оружия.

Президент России попросил ополченцев выделить бандитам гуманитарный коридор, по существу даровал им жизнь, но с условием: оставить оружие от автомата до танка и системы Град на месте, но не все бандеровцы согласились. А те, кто бросил оружие, кто перебежал через границу России и был там обласкан, отмыт, перевязан, накормлен, по возвращению домой, снова грозил кулаком москалю и обещал прогуляться по Красной площади. Это незаметная, но существенная деталь. Она подтверждает уже неоднократно цитируемые автором слова Отто фон Бисмарка об украинцах: «Больше всего они ненавидят своих благодетелей, тех, кто сделал им добро».

В Минске состоялся очередной раунд переговоров между представителями киевской хунты и ополченцами. Ополченцы просят так мало, даже смешно. Они готовы остаться в составе Украины, но просят разрешить им общаться на родном языке и назначать прокуроров. Казалось бы чего проще – уступить в малом, чтобы сохранить страну, но зомби уже не могут выйти из этого состояния, в котором находятся. Трудно даже сказать, что им может помочь.

Жители Киева осаждают продуктовые магазины, скупают крупы, соль, меняют жалкие гроши на валюту, крошат мебель, потому что нечем топить зимой: хунта лишила их топлива. Но, похоже, все ниже и ниже наклоняют головы граждане Украины и благодарят хунту, требуют убить москалей и приветствуют героев – бандеровцев.

Киевляне зомбированы, а, следовательно, так им и надо. В свое время жители Питера с восторгом встречали дьявола с бородкой, а уже через неделю их запихивали в подвалы, потому что некуда было селить бандитов, и там расстреливали. Петербужцы покорно склоняли головы перед востребованным идолом прежде, чем получить пулю в затылок. Что-то подобное происходит и с киевлянами. Туда им дорога.

Ополченцы на первый случай выдвинули задачу: отодвинуть карателей от своих городов, чтобы они не могли расстреливать мирных граждан в домах, на улицах, на площадях в любое время дня и ночи. Это что – близорукость?

 

48

Министр МВД Ваваков отправился в Днепропетровск к Коломойше, главному финансовому королю юго-востока, содержавшего значительную, наиболее боеспособную армию на Донбассе. Именно его головорезы, которых он так щедро финансировал, приносили отрубленные головы ополченцев в мешках и получали по десять тысяч долларов за штуку. Именно они насиловали, а потом убивали женщин и молоденьких девочек на захваченной территории. Сам Вальцманенко дрожал перед Коломойшей. Только экономические связи пока мешали сразиться друг с другом. Коломойша наживал миллионы на братоубийственной войне, он закупал бронежилеты и продавал их армии по завышенным втрое ценам.

Ваваков был вхож в апартаменты Коломойши без доклада. И сейчас он зашел с пузатой сумкой в руках, никого не предупреждая.

– Что у тебя, гранаты? Убить меня пришел? Все меня не любят, я терплю неисчислимые убытки. В Крыму отбирают мои здания, мои коттеджи, рестораны, заводы и фабрики на сотни миллионов долларов. В Москве тоже все мое имущество национализировали, там больше миллиарда. Ты понимаешь, что это значит? Еще уголовное дело москали на меня открыли. Так что я не в лучшей форме. Докладывай, зачем явился, министр МВД Украины?

– Да я к твоим раненым бойцам приехал. Буду награждать их орденами и медалями Мазепы и Степана Бандеры. Давай вдвоем. Надо же как-то поддержать героев.

– На х… они мне нужны, сморчки. Я им платил по пять тысяч долларов в месяц каждому и по десять за голову сепаратиста, а они пьянствовали, с проститутками поганились, а не воевали, как следует.

– У тебя в госпитале Семен Семенченко. Его настоящая фамилия Константин Гришин, командир батальона «Азов». Один из лучших командиров. Никогда маску не снимает. Даже я лица его не видел. Надо бы его нам вдвоем наградить. У меня для него орден Ярослава Мудрого.

– Дерьмо он, бывший воришка и гомик. Лживый, трусливый, только на жестокости выходит, а так ничего из себя не представляет. Ты этот орден лучше на помойку выброси.

– Ну, хорошо. Я вижу: мы с тобой не договоримся. Выдели мне сопровождающих, я поеду сам. От имени президента.

– Президент…американская шлюха, пешка. Да он ничего не решает. Что Барак скажет, то он и делает. В общем, отправляйся, потом, после церемонии награждения, зайдешь, отправимся к проституткам.

Церемония награждения орденами выживших боевиков происходила по палатам городской больницы в присутствии министра здравоохранения Днепропетровской области Иванова. Все, кто держался на собственных ногах, встали, здоровались с министром МВД Вавакоым и держались, как могли, кто, опираясь на палку, кто на костыль, кто просто плюхался на пол. Остальные с забинтованными головами, оторванными ногами, кто без руки, стонали на кроватях.

– Замолчите все, слюнтяи! – приказал молодой человек в маске. Это был командир разгромленного батальона карателей «Азов» по кличке Семен Семенченко – Константин Гришин.

– Семен Семенченко награждается высшим орденом Ярослава Мудрого, – произнес Ваваков, извлекая железку из сумки.

Семенченко опираясь на костыль, подошел вплотную, сделал особую милость, снял намордник и стал сверлить министра мальчишеским взглядом. Лицо белое, холеное, упитанное: не скажешь – каратель. Второй боец, мужик высокого роста, побывавший в «плену» у русских, стал хвастаться, что он обязательно пройдется по Красной площади в Москве и покажет нелюдям-москалям, кто такие хохлы.

– Молчи, морда. Тебя там поили, кормили, отмывали и лечили, а ты теперь воняешь в их сторону, – сказал командир бывших карателей, которые уже отдали дьяволу душу.

– Я облызательно вернусь на хронт, надо же возвернуть потерянные позиции.

Ваваков подошел к кровати, где лежал боец с забинтованной головой, только глаза светились и оторванной ногой.

– Как твоя фамилия, храбрый боец? – спросил Ваваков.

– Ломоть! Слава Украине.

– Капитан Ломоть, вы награждаетесь медалью имени Степана Бандеры.

– Слава Бандере, – произнес Ломоть, пытаясь принять сидячее положение.

– Лежи, лежи, капитан Ломоть. Ты для москалей и в лежачем положении представляешь опасность. Сколько вас осталось в живых? – спросил Ваваков.

– Мы двое – я и командир Семенченко. Он ранен в ногу, на костылях ходит. А, вот он…

– Смирна – а – а, капитан. – Семенченко снова набросил маску и зарычал как волк. – Остальные бойцы батальона «Азов» погибли как настоящие герои. Слава им, Слава Украине!

Медалями были награждены и лежавшие на кроватях. Некоторые даже не подозревали, что их награждают перед смертью и, превозмогая боль, издавали стоны. Кого-то увозили в реанимацию, других – на операционный стол.

Молодые люди нашли то, что искали. Они лишали жизни незнакомых невинных людей, в том числе и грудных малышей, а теперь пришел час расплаты. Но многие расплатились еще в окопах, чьи тела были раскиданы в разные стороны, как кусочки разбитого кувалдой яблока.

Киевская пропаганда несла всякую чепуху, чтобы выслужиться. Так «по данным телевидения русские бегут, но прибывают новые. Наши доблестные воины расстреляли 2000 русских террористов» и другую невероятную чепуху.

 

49

Ни один писатель в мире не решился бы описать Верховную Раду Украины, ее заседания, ее говорильню о том, о сем и ни о чем, поскольку ни один читатель в мире не прочитал бы такой опус с самого начала и до конца. В Верховную Раду можно сажать преступников для перевоспитания, это может стать им психологическим наказанием, поскольку оно тяжелее всяких каторжных работ.

В зале заседаний Верховной Рады Украины много гостей. Это представители посольств иностранных государств, теле и радиожурналисты, члены правительства и администрации президента. Ровно в десять вошел баптист Трупчинов, вчерашний председатель Верховной Рады.

– Прошу садиться, прошу садиться. Еще раз прошу садиться, сегодня у нас историческое заседание Верховной Рады. Прошу регистрироваться, прошу регистрироваться. 317 депутатов– это кворум, это кворум. На юго-востоке погибли наши ребята, несколько ребят погибли на востоке, прошу почтить память наших товарищей минутой молчания. А сначала гимн, гимн сначала. «Ще не вмерла Украина….».

Так вот прошу снова встать, почтить память наших доблестных бойцов-героев Украины. Обменяемся мнениями, прошу записаться для выступления, для выступления. Слово имеет Литвин, бывший председатель Верховной Рады, а ныне просто депутат. Он исполняет свои обязанности как может. Прошу. Три минуты для исторического выступления.

– Наше государство в смертельной опасности, – сказал оратор. – Поэтому нам следует провести закрытое заседание и решить, что делать с террористами и войсками России, которые без объявления войны напали на нашу страну. Брать их в плен, или изничтожать, не оставлять никого живым, никого. Когда изничтожается войско, то в живых никто не остается, никто, понимаете? Не лучше изничтожать? И далее. Как же мы заседаем, если наша Верховная Рада распущена, указ президента Вальцманенко о роспуске Верховной Рады подписан и опубликован? Все, что мы принимаем, не имеет законной силы. Зачем мы тут сидим? Не лучше встать и пойти…в народ. На Донбасс? Э, нет, здеся надо повременить. Пока закона нет, пока мы распущены, надо итить в народ.

– А мы сами закон – были, есть и будем, – успокоил всех в зале Трупчинов. – Слово депутату Соболеву от партии Юлии Болтушенко.

Соболев, маленький, тщедушный, говорливый, злобный в виде вопросительного знака медленным шагом подошел к трибуне.

– Дата агрессии России – 27 августа. Это историческая дата. Это начало войны не только с Украиной, но и со всей Европой и с Вамерикой тоже. Мы должны прилепиться к Евросоюзу, а для этого отказаться от внеблокового состояния. Наша великая Юля, как только ослобонилась от игы заключения, говорят, шо она была на курорте, ну какой же это курорт, если не было публики для ее речей, а был только холодильник, интернет, черная икра, добытая и распакованная во Львове? А, были еще газеты и журналы, изданные в Киеве и любимый адвокат Власенко, а Юля немедленно желала вступить в НАТО. Надо принять решение на сегодняшнем заседании о вступлении в НАТО. Кто поддерживает агрессию? А никто. Если только коммунисты.

– Коммунистов нет в зале, мы их отчислили, – добавил председатель. – А, мы запретили компартию.

– Мы должны собраться и накостылять москалям, – продолжал Соболев. – Я хоть и ношу русскую фамилию, но я не москаль, я ненавижу москалей, плюю на них. Тьфу, тьфу, тьфу. Прошу поддержать мое предложение и начать всем плевать.

– Ура – а – а! – поднявшись завопили бандеровцы вместе со своим фюрером Тянивяму. – Плюем, плюем!

– Кто будет выступать следующий? А Бондаренко, партия регионов.

Елена Бондаренко, такая же стройная, красивая, но немного похудевшая, смелая, бодро вышла на трибуну.

– Десятки тысяч наших граждан убиты в Донецкой и Луганской областях. Прошу почтить их память минутой молчания!

Часть депутатов поднялась с мест.

– В этом виновата нынешняя преступная власть, которая сидит сейчас здесь в этом зале. Это она посылала самолеты, танки, системы залпового огня Град на мирных граждан. Эта власть делит Украину на своих и чужих…

Зал замер, но Трупчинов возмутился.

– Не брешите! Хватит! Вы агент Кремля. Выключите микрофон, срочно, немедля, прямо чичас, а вы, Бондаренко, садитесь на место. Садитесь, я сказал. Окружить Бондаренко и помочь ей добраться до кресла, усадить там, пригвоздить и только потом оставить в покое.

Тягнивяму выкатил глаза, сжал кулаки, и его единомышленники тоже поднялись с мест, готовые броситься к трибуне и растерзать женщину. Но Бондаренко покорилась такой демократии и ушла на место. Ляшка-Букашка вскочил с места:

– Мине слово, мине! Бондаренко шпионка Кремля, выдворить ее из зала. Она работает на врага. Россия наш заклятый враг, а Бондаренко – предатель. Шо я говору, сколько можно, шо вы думаете. Путин – шизофреник, он Гитлер, Геббельс. Господин Вальцманенко, не договаривайтеся с Путиным о мире, он, Путин – враг Украины и всего Евросоюза. Это я вам говору. Запретить партию регионов, это все равно, шо коммунисты, они предатели и хвашисты. Предлагаю вынести решение: всех москалей к ногтю, а их президента снять и посадить рядом с Януковичем. Мой бутальон готов к этому. Слава Украине!

– Слава! Слава! Слава – скандировал зал.

– Какие вопросы?

– Иде Галатей, иде Киваль, иде Полдурак, кто министр обороны, почему не идет отчитываться, обещал ить?

– Вот-вот подойдет.

Далее пошла словесная муть, выкрики, дурацкие предложения, на которых нет смысла останавливаться. Верховный орган страны был так же зомбирован, как и руководство, а простой народ им во всем потакал.

Для того, чтобы иметь представление о работе украинского парламента, надо набраться терпения и один раз посмотреть его работу в течение дня от начала до конца. Все остальные дни будет точно такие же. Это скука, пустота, рутинная, бесполезная работа.

Вальцманенко, как только захватил власть, уже организовал партию под себя. По его твердому убеждению, она, его партия, должна набрать наибольшее количество голосов. Возможно, это так и будет, если Вальцманенко удержится у власти. В некоторых странах его уже стали называть военным преступником. И это справедливо. Он в последнее время все чаще анализировал свои поступки. Для этого были основания.

Во время первой встречи в Минске с президентом России у него была беседа тет-а-тет в течение двух с половиной часов. Тогда в этот день, он ходил под портретом Барака и очень высоко задирал голову. Путин проявил необычную скромность и вежливость. «Боится меня, гад, – подумал Вальцманенко и еще выше задрал подбородок. Надо задать ему главный вопрос».

– Вы аннексировали нашу территорию, а эта территория была, есть и будет украинской. Мы пока не предпринимаем решительных мер, ждем, когда Россия сама признает ошибку и принесет извинения, – на дипломатическом языке выразился Вальцманенко.

– России не за что извиняться и кому-то что-то уступать. Крым вернулся домой. Крым русский полуостров со времен Екатерины Великой. Он незаконно подарен Украине Никитой Хрущевым. Малороссия тоже вам подарена Лениным, а Галиция и Закарпатье Сталиным. Не много ли подарков, Петр Алексеевич?

– Ну, это мы еще посмотрим. Жаль, что вы не смотрите в корень. А этот корень состоит в том, что нас поддерживает Евросоюз и Америка, мы с Бараком друзья.

– И мы друзья с Бараком. Кроме того, вы не хотите признать реалий.

– Боюсь, что наши взгляды еще больше разойдутся. И…войска…ваши войска на нашей территории…на каком основании?

– Россия не вступала в войну с Украиной. А если и есть кто, то это добровольцы. У вас же полно всяких головорезов из Польши, Америки, Швеции и других стран. Они бесчинствуют. Убивают мирных граждан. Зачем вы расстреливаете своих из самолетов и тяжелых орудий. Не боитесь, что вас назовут президентом кровавым?

– Я ничего и никого не боюсь. За моими плечами великая Америка и во многом я поступаю по ее советам и даже приказам. Наш народ тянется к Америке. Я ничего не могу сделать.

– Вот именно, что не можете. Ибо, если бы могли, мы сейчас смогли бы найти общий язык по многим параметрам.

– Меня все устраивает.

Именно после этого разговора что-то начало меняться. И Барак его разочаровал в телефонном разговоре, и его вояж в Брюссель не принес желаемых результатов. И вообще, все пошло кувырком, все с ног на голову. Переборщил, должно быть. Черт с ним, с этим Крымом. Наступил на мозоль, должно быть. Интересно был у Путина разговор с Бараком после нашей встречи? Наливайразливайченко намекает, что Барак намерен сдать Украину на милость, а точнее на растерзание России. О господи, сохрани и помилуй.

 

50

Хваленые воины украинской армии, в составе которых находились добровольцы из многих других стран, и США в первую очередь, постоянно несли тяжелейшие потери на всех фронтах. Они не пользовались поддержкой населения, потому что американские парни в камуфляжной форме считали, что воюют не с живыми людьми, а с роботами. Они разрушали их жилища, отнимали у них жизни с величайшей жестокостью. Так не воюют даже с кошками. В их поганых душах было что-то бесчеловечное, злое и равнодушное. А украинские парни считали своим долгом им подражать. Их не надо было воспитывать. Каждый воин украинец, особенно западенец воспитывался сам в течение нескольких мгновений. Чтобы понять чернокожего головореза, достаточно было посмотреть, как чернокожий головорез, гражданин США, хватал младенца из рук матери, и отсекал ему голову, а то и шел еще дальше: хватал жертву на сносях, разрезал ей живот, вытаскивал младенца, и отсекал его головку на глазах у матери.

Великий человек, злой человек Барак знал о художественных прелестях своих воинов и молчал, делал вид, что ничего подобного не происходит. И лидерам Западной Европы приказывал молчать. И они молчали, потому что дрожали перед ним.

Так на маленькой территории, где проживали русские, творились величайшие злодеяния, которых не было даже в древние времена, а мир делал вид, что ничего не происходит. Барак приказывал! А что если и на твою землю придут когда-нибудь такие, кто будет творить подобные злодеяния на твоей земле с твоим народом? Правда, тебя уже не будет. Пеленой забвения, ненависти и брезгливости будет покрыт твой злобный нрав.

На подмогу прибывали добровольцы, в сопровождении новой техники, которая выжигала все на своем пути – металл, сталь и технику из стали. Шла и третья сила – патологическая ненависть бандеровцев к великому русскому народу. Это были амбициозные младшие братья, у которых не было своих национальных корней, своего генофонда. Но им, америкосам, шведам, полякам, немцам вместе с бандеровцами пришлось столкнуться с мощной восточной силой.

Такого исхода боев, бандеровская армия не ожидала. Образовалось несколько котлов, куда были загнаны бандеровцы вместе с наемниками. Здесь они гибли как мухи, даже хоронить убитых не поспевали. Так, во рвах сброшенных зарывали и убегали, спасая свои заблудшие жизни. В конце концов, над ними сжалились и стали предоставлять гуманитарные коридоры: хочешь жить – выходи с поднятыми руками, но без оружия. Сотни «непобедимых» бойцов покидали поле боя. Кто в Россию, хорошо зная, что там накормят, отмоют от грязи, окажут медицинскую помощь и отпустят на все четыре стороны. Из карателя, уничтожавшего детей и матерей, ты превращался в невольного, заблудшего гостя, с которым твои вчерашние враги возились, как со сломавшим пальчик ребенком. И жизнь сохранил… поганую жизнь. Но может быть, ты поймешь, что заблудился в двух соснах и станешь нормальным человеком?

Четыреста с лишним человек сразу оставили боевые позиции и оправились в Ивано – Франковск к месту прежней службы. Командир тут же был арестован за измену Родине. Остальных стали готовить к новому походу на восток.

Но среди карателей были и наемники, а также бойцы Правого сектора, так называемые элитные части наиболее хорошо экипированные. Они-то продолжали оказывать ожесточенное сопротивление. Однако события развивались настолько стремительно, что еще два-три дня, еще сутки, и от доблестной украинской армии могли остаться рожки да ножки. Ополченцы полностью освободили Донецкую и Луганскую области от карателей. Остался один Мариуполь и аэропорт в Донецке. И то они уже были окружены. Не хватило одной ночи, чтобы взять последнюю крепость – Мариуполь. А так доблестные войска киевской хунты были наголову разбиты ополченцами. В это время великий человек летел в самолете над территорией России. Неизвестно по какой причине ему взбрело в голову накарябать целых восемь пунктов, как условия перемирия и отослать в Киев Вальцманенко. Уже разбитому наголову противнику был подарен мир. Ни один Верховный таких необдуманных шагов не делает. Кстати, бандеровцы, кому он спас жизнь, его тут же обвинили, обгадили, как это положено любому бандеровцу в любых условиях. Подаренный разгромленным бандеровским войскам мир, тут же освистали. Не так он поступил, это в его интересах он предлагает этот мир, мы все равно разгромили бы москалей, а нам время не дали, твердили разгромленные бандеровцы на всех перекрестках. Воистину, бандеровцы – это люди наоборот: чем больше ты делаешь им добра, тем больше они тебя ненавидят. Сам Вальцманенко, когда услышал, что ему, побежденному даруют мир, выругался матом. Как же, герои! Каратели, окруженные двойным кольцом, не сдавались. Они все еще палили по городу из пушек как попало. Их окружили двойным кольцом и решили пока не брать штурмом.

И Киевская хунта переполошилась. Полетели телефонные звонки на запад. Яйценюх все лил слезы, разговаривая с Нудельман, приглашал ее в Киев, но она только успокаивала его: дескать все будет хорошо, надо перейти к переговорам. Грубо говоря, наложил в штаны и лидер нации Вальцманенко, он тоже бросился всем названивать, будить Западную Европу и Америку: помогайте, спасайте, русские танки движутся на Киев.

– Веди переговоры с Москва. Это единственный путь.

– А НАТО, а непобедимые вооруженные силы Америки? Стереть в порошок русских захватчиков! После Украины они захватят и Европу, подумайте об этом. Я их хорошо знаю.

– Приезжай на форум НАТО в качестве почетного гостя. Путина мы не приглашаем, а тебя приглашаем.

Вальцманенко бросился к телефону, чтоб созвониться с Кучмой, но передумал. «Завтра еду в Брюссель на саммит НАТО, постараюсь их убедить. Если не получится, дам команду ехать в Минск и подписать договор о мире на любых условиях».

Эти переговоры были намечены на 5 сентября в Минске. А 4 сентября Вальцманенко одним из первых прибыл на форум НАТО. Прежде чем отправиться на форум, он приказал министру обороны Полдураку связаться с Мариуполем, приказать карателям держаться до последнего, хотя бы два дня – 4 и 5 сентября. НАТО пришлет войска на Украину, они-то и вступят в последний и решительный бой с сепаратистами и русскими захватчиками. И конечно наголову их разобьют.

Одевшись в самый дорогой костюм, он долго крутился перед взором тех людей, кто отвечал за его внешний вид и отправился накануне саммита по назначению.

Его встречали как дорогого гостя, каждый обнимался и ручкался с ним, в том числе и Барак. Надежд у Вальцманенко были полные штаны. Он встретился с руководителями наиболее крупных стран Европы, долго рассказывал об агрессии, просил немедленной военной помощи. Но все, как один, словно сговорились, дали понять, что лучший путь к достижению мира – это переговоры. Ни Америка, ни НАТО не намерены ввязываться в войну с Россией, великой ядерной державой, ибо это безумие.

Вальцманенко сник, опустил голову.

– Господин президент, не надо так волноваться, – сказал руководитель НАТО Рассмуссен. – Мы тебе выделим помощь в размере 15 миллионов евро на бронежилеты, портянки, шнурки, заклепки и приборы ночного видения. Наши инструкторы будет учить твою армию. Чаще улыбайся, у тебя улыбка, как у Барака.

Барак икнул и сделал улыбку до ушей, обнажая не только передние, но и задние зубы. Вальцманенко вытер глаза свежим платком и одарил всех улыбкой. Он уже второй раз получал по мозгам от своих благодетелей в желании сокрушить старшего брата, поскольку от этого зависел его престиж, его авторитет в народе, жаждущем москальской крови. Но не получилось.

«Подумаешь, ядерная война, – мыслил он агрессивно, а Чернобыль? Пережили? Пережили; и ядерную войну переживем, зато Донбасс будет наш, сын Майдена будет руководить фирмой по добыванию сланцевого газа»

Едва вернувшись в Киев, он повторил обещание, данное еще в Брюсселе перед участниками НАТО, что согласен на мир с 14 часов 5 сентября в случае, если участники переговоров в Минске подпишут меморандум о прекращении огня.

Яйценюх шумел, Юля издавала дурной запах, требовала вмешательства НАТО, но Петро не обращал ни на кого внимания. Он впервые понял, что ему просто повезло в этот раз. Ведь его армия на юго-востоке полностью разгромлена, в наличии невероятное количество убитых. Они даже не похоронены. Там, где это удалось, в спешке были вырыты рвы, сгружены тела убитых и присыпаны землей. Это были безымянные могилы карателей.

– Я разрешу сепаратистам общаться на своем языке и дам им некоторые другие свободы, лишь бы они согласились на мир и подписали бумагу.

Он позвонил бывшему президенту Кучме и требовал подписать договор о мире при любых обстоятельствах.

– Да, да, я тоже так думаю. Ить через день наши войска будут выбиты из Мариуполя, и тогда все, отвоевались. А ведь они еще могут двинуть на Киев. И мы не сможем защитить Киев. Нечем. Солдат нет, вооружения тоже нет. Я сам переживаю. И Пинчук, зять мой не спит ночами.

– Леонид Данилович, дорогой! Справитесь ли вы один, или послать с вами Кравчука в помощь?

– Кравчука? Боже сохрани! Если будет он присутствовать, никакого договора подписано не будет.

– Судьба Отечества в ваших руках, Леонид Данилович. Благословляю вас и желаю вам удачи.

Кучма конечно волновался. Состав делегации в этот раз был не в его пользу. Два человека от сепаратистов, один от России, один от ОБСЕ и один от Киева.

Сепаратисты сказали: мы подпишем, но это не значит, что мы отказываемся от независимости от Украины. Как была Донецкая и Луганская республики, так и останутся. Это только ради того, чтоб не гибли наши и ваши люди. А там посмотрим.

– Да я согласен, давайте как можно скорее подпишем эту бамагу и выйдем к журналистам, весь мир ждет этого решения, – сказал Леонид Данилович. – Давайте я подпишу первым.

– Согласен, – сказал посол России в Украине Зурабов.

Заскрипели перья, загремели стулья, в зале загудели журналисты, стали клацать фото и видеокамеры. Симпатичная дама из ОБСЕ сделала короткое, но важное сообщение о том, что мир достигнут. Было 18 часов по Киеву, а бои на востоке прекратились несколько позже. Мир, казалось, вздохнул, сбросив тяжелую ношу, которой так хотела воспользоваться Америка и ее лидер Барак.

Разные отношения к достижению мира были только в России и на Украине.

Многие задавали себе вопрос: а стоило так торопиться и что это за мир – победителя с побежденным? Да, нет. Украинцы думают, что они победители, а то, что предложил Путин, так это сделано специально в его корыстных целях.

Это конец войне или это всего лишь передышка? Сколько она будет длиться, кто будет восстанавливать разрушенные города Донецка и Луганска, как отнесутся бандеровцы к своему сокрушительному поражению? Не будет ли реванша?

 

51

Как и предвидели многие политические деятели, аналитики и даже военные со стороны ополченцев, регулярная украинская армия нуждалась не в мире, а в передышке, в пополнении живой силы и техники. А дальше война до победного конца. Этого требовала киевская хунта, этого требовал одуревший народ. Этого требовали западные руководители, одурманившие свой народ, дескать, Россия вторглась на территорию Украины и хочет ее поработить, оторвать от Евросоюза. Этого требовали американцы и их президент. Накажем Россию, покажем ей, где раки зимуют!

И такую возможность украинские головорезы получили, благодаря политической ошибке руководства России, возжелавшего слыть миротворцами, не думая о том, что мировое общественное мнение в отношении России зашло слишком далеко, и для того, чтобы оно стало иным, Россия должна выставить железный кулак, а не пускать слюни.

И галичанские свинопасы и скотоводы, да польские внуки и правнуки хорошо отдохнули, получили солидное подкрепление со стороны США, Польши и других стран, уже поделивших Украину между собой, пока что мысленно, правда, снова ринулись в бой с ополченцами. Но ополченцы тоже не сидели, сложа руки: в их рядах появились не только русские добровольцы, но и чехи, сербы и даже испанцы. И оружие появилось, хоть и не такое, как у бандеровцев. Бои возобновились с новой силой. Но танки, пушки, ракеты, начиненные фосфорными зарядами, не приносили желаемых результатов. Армия Украины состояла из одних головорезов, бандеровцев и наемников. «Доблестные» солдаты наряду с участием в боях, не прочь были погулять, насладиться клубничкой и мародерствовать. И они это исправно делали. Нацистские отряды, щедро финансируемые губернатором Коломойшей, могли расслабиться, провести ночь в обществе проституток.

Такой образ жизни отрицательно сказывался на боеспособности армии. Но, говорят: привычка – вторая натура. Ополченцы этим пользовались и систематически громили бандеровцев.

Бандеровцы редко применяли военную тактику. Вместо тактики просто палили по жилым кварталам, стараясь превратить город в руины. И тут они достигли определенных успехов. Многие города Донбасса были стерты с лица земли. Такие сведения радовали вице-президента США Майдена, чей сын уже был назначен директором скважин для добывания сланцевого газа. А чтоб такие скважины беспрепятственно функционировали по всей территории Донбасса, надо было предварительно превратить этот край в пустыню.

Киевские средства массовой информации, хорошо навострив уши, ждали сообщения о количестве убитых мирных граждан, стариков и детей и тут же гремели во все колокола: по мирным гражданам стреляли ополченцы. Это они уничтожали свои города, убивали собственных детей, своих отцов, бабушек и дедушек, ату их. Так люди, которые защищали свою землю с оружием в руках, превратились не только в сепаратистов, террористов, но и убийц собственных граждан: сын сжигал отца, мать, запускал снаряд в собственную квартиру.

Чокнутый маленький человечек в рясе Филарет, именуемый себя патриархом украинской православной церкви, не только благословлял пьяных головорезов, но и не выходил от американских сенаторов, прося у них оружие для неньки Украины, которое он тут же освятит для убиения неверных.

Филарета в рясе, сгорбленного, тихого, трусливого, жалкого принял сам Барак.

– Вы думаете, оружие, которые мы могли бы предоставить, было бы более эффективно, чем то, которое имеется у вашего президента? – спросил Барак.

– Украинская православная церковь благословит это оружие, и оно уничтожит неверных. Мы уже разрушили много храмов московского патриархата, – сказал Филарет, выкатив глаза. – Уже разрушать больше нечего. Оружие которое вы нам предоставите, с нашего благословения, будет уничтожать российских агрессоров. Учтите, господин президент, российские священники, простите, российские солдаты, могут дойти и до Вашингтона, если вовремя им не показать стальной американский кулак. Благослови господи американский кулак на убиение неверных, аминь.

– Официально поставлять мы не можем. Это может стать причиной третьей мировой войны, а вот так, инкогнито…мы уже поставляем, – сказал президент и незаметно нажал на потайную кнопку.

Тут же вошли два молодца, взяли Филарета под руки и выпроводили восвояси. Филарет запел псалом собственного сочинения в честь президента, и отправился в Киев благословлять тяжелое вооружение для убиения неверных, куда входили старики и дети.

Дьявол в поповской рясе тут же отправился на прием к президенту Вальцманенко, чтобы доложить о своей поездке. Вальцманенко был не в настроении, поскольку на востоке заговорили о Дебальцевском котле и поэтому не стал ручкаться с попом – предателем и даже не предложил ему сесть.

– Благословляю убиение неверных! – начал Филарет, подбирая рясу, чтобы пасть на колени перед президентом убийцей, но Вальцманенко сделал жест рукой и громко произнес:

– Будет оружие поставляться или нет?

– Упование на Господа, аллилуйя, аллилуйя.

– Ты мне брось это, хорек, а отвечай: будет или не будет оружие, а то москали прут, черт бы их побрал.

Филарет пожал плечами и пустил слезу, он ничего не добился в Вашингтоне и ничем не мог обрадовать своего президента. Похоже, не убийцы убивали, а их стали молотить ополченцы. Да так, что дым шел. Восьмитысячная группировка в Дебальцево была окружена со всех сторон. О Дебальцевском котле заговорили не только ополченцы, об этом стали писать журналисты западных стран.

На предателя в поповской рясе Филарета никто не возлагал никаких надежд, и Вальцманенко знал, что поездка попа ничего не принесет. Потому и сейчас он отнесся к тому, как к назойливой мухе. Он ждал, что поп сам уйдет, но Филарет все сморкался и чего-то выжидал.

– Говори, что тебе?

– Я благословил еще одну церковь московского патриархата к разрушению, прикажи великий, мудрый полководец сжечь ее напалмом.

– Да, прикажу…вместе с твоей задницей, – сказал президент и нажал на кнопку вызова.

Вошли два дюжих молодца и молча встали у двери.

– Уведите этого дурного старика, а то мешает работать.

– Да будет оружие благословенно, которое предназначено для убиения неверных, – запел владыка Филарет, передвигая короткими ножками по мягким коврам.

В приемной уже ждали помощники и министр МВД Ваваков. Это были те бандиты, которые разбивали головы охранникам на майдане в прошлом году. Железный шар помещался в сеть для ловли рыб, размахивался и бил по головам сотрудников, которых выставил Янукович защищать конституционный строй, но не снабдил их даже пистолетами. Получив такой удар, каска не выдерживала и черепная коробка тоже.

Сейчас они сидели в роскошных креслах и думали о том, что в нужный момент, если возникнет такая ситуация, они и Вальцманенко проломят голову таким же шаром в его собственном кабинете. Но Вальцманенко, как только ушел поп-идиот, широко распахнул дверь и пригласил банду на совещание.

– Я предлагаю не признавать котел в Дебальцево, кто за?

Все подняли руки.

– Никакого котла, слава Украине, – сказал помощник Чувырло – Мотайло.

– Я поддерживаю цю предложению, – произнес Паруубий, который раздавал винтовки с пневматическим прицелом для отстрела как революционеров, так и представителей власти. – Слава Украине!

– Я с этим котлом разберусь, Слава Украине, – воскликнул Ваваков.

– Каким образом? – спросил Жополидзе и непроизвольно стрельнул, а чтоб реабилитироваться произнес: слава Украине.

– Да, каким образом? – подтвердил президент.

– Запущу агитаторов. Переодену их в форму российских агрессоров, снабжу передатчиками, пусть там работают ребята и не только с населением, но и с нашими доблестными бойцами: собирают информацию и передают нашим доблестным войскам. Слава Украине!

– Может нам пойти на мировую, – сказал Вальцманенко. – А то загубим армию, а там десять тысяч лучших бойцов.

– На мировую можно пойти, но как-то так, чтоб всех врагов изничтожить и дойти до Красной площади, Путина взять в плен и распять его…в Киеве.

– Но котла не признавать.

– Слава Украине!

– Украине слава!

– Хай!

– Хайль!

– Хайль!!!

 

52

Внутри киевской хунты как бы образовались два лагеря. Возможно, это просто для вида, для того, чтобы ввести в заблуждение народ, а так же добиться ясности, к какому лагерю больше симпатии со стороны Америки. Партию войны возглавлял Яйценюх, видивший себя в уже кресле президента. В его блок входили Трупчинов, Ваваков, Тянивяму, Клочка– киевский мэр. А в партию «мира» входил президент Вальцманенко, который говорил о мире всякую чушь и тут же умолял Барака, своего духовного отца, выделить Украине как можно больше оружия, в том числе и такого, которое с высоты в десять километров сбрасывает бомбы на мирные города. Англия уже клюнула на призыв Вальцманенко, ходившего с протянутой рукой. Она тут же выделила что-то старое, дряхлое, давно снятое с вооружения, эдакий металлолом, который англичане не знали куда девать, но который на Украине был воспринят на ура.

Объявленная мобилизация в феврале с треском провалилась: свыше миллиона призывников сбежали в Россию на заработки.

И, тем не менее, Вальцманенко удалось собрать значительные силы – людские и военно-технические в надежде покорить Донецк и Луганск при помощи выделенных средств. А что касается людских средств, то в украинской армии, по последним данным, уже насчитывалось свыше тысячи бойцов – добровольцев из США, Англии, Польши, Хорватии, Германии, Франции и других стран.

Уже десятки, сотни снарядов сыпались на центральные кварталы Донецка и Луганска. Города как бы начали превращаться в руины. Гибли мирные люди, старики и дети, гибли матери и жены бойцов – ополченцев. Казалось, партия войны скоро будет праздновать победу. Яйценюх и Вальцманенко получат звание генералиссимуса, а Коломойша очередные тысячи трупов и сотни миллионов долларов.

Ополченцы вот-вот дрогнут и запросят мира. Мир им дадут, но только тогда, когда все будут погребены в безымянной могиле. В этой ситуации ополченцы стали просить не мира, а помощи у великой страны, в адрес которой продолжали плевать, выпускать пар из заднего прохода швабы западного мира и америкосы. И надо полагать, такая помощь стала поступать.

Скопившаяся военная группировка партии войны и всей неньки Украины, сосредоточилась в Дебальцево. Около десяти тысяч человек. Здесь были юнцы, живой материал для пушечного мяса, бандеровцы – наемники, финансируемые Коломойшей, обычные солдаты укропы и гордость Дебальцевских дивизий – иностранцы. Для них, для всех окончательная победа над «сепаратистами» уже была у порога. Можно было расслабиться. Трудиться день и ночь, было поручено только артиллеристам. Перед ними стояла задача стереть города Донбасса и Луганска с лица земли и разрушить все коммуникации, вывести из строя заводы и шахты. И артиллеристы трудились, а остальные уже начали праздновать. Вина, коньяки, закуски, шашлыки и проститутки в изобилии. Особенно дерзко праздновали американцы. Они закапывали проституток в снег в обнаженном виде, поили их с горлышка, потом заворачивали в теплые ворсистые шубы и уносили на ложе любви. Им подражали поляки и хорваты. Французы вступали в однополые браки. Немного в стороне держались израильтяне и англичане. Бандеровцы, видя все эти художества, хотели быть впереди заокеанских помощников. Они отличались тем, что использованную проститутку, если ее больше никто не брал, отстреливали. И пили бандеровцы, не зная меры. У них уже опустели карманы.

– Сепаратисты помогут, – кричали они. Для этого назначенные группы спускались в подвалы, где прятались мирные старушки и старики, обыскивали их и забирали последние копейки.

Эта вакханалия продолжалась несколько дней. И вдруг начали постреливать. Да не просто из автоматов и пулеметов, а стали прилетать ракеты, которые сжигали все на своем пути, даже землянки разрушали. Откуда? Кто посмел?

– Ребята, это Путин, – завопил Яруш.

– Путан, – повторил американец Джо Бамбама.

– Попутан, Попутан, – завопили иностранцы, клацая затворами новых автоматов. – Попутан стрелять, фойер!

Полупьяные каратели бросились к своим танкам, самоходным орудиям и другим средствам для лишения жизни себе подобных, и начали наступление во всех направлениях. Едва очутившись за городской чертой, их танки, бронированные машины стали загораться как спички в жаркую сухую погоду. Те, кто не сгорел заживо, срочно, со всей силы стал поворачивать рулевое колесо обратно. Ракеты их догоняли, как шкодливых мальчишек и рассекали их кости, как хозяйка косточки карпа или толстолобика перед жаркой.

Так образовался Дебальцевский котел, о котором стали поговаривать сепаратисты, а затем их слова стали повторять в Москве и других столицах Западной Европы. И только Киев этого не признавал. Вальцманенко согласен был на гибель десятитысячной военной группировки, но не соглашался признавать, что существует там какой-то котел. Кто ему приказывал не признавать? Барак? Возможно.

Но те, кто очутился в котле, знали: их ждет смерть. Командиры дивизий, полков, протрезвев и желая спасти свою шкуру, что не годилась даже для подкормки кошек, переодевались в гражданскую одежду, и под покровом ночи, бросив своих подчиненных, выбирались из котла. Они спасались, как могли. Об этом говорили простые солдаты, попавшие в плен к ополченцам. Всем, кто находился в котле, ополченцы предлагали сдаться добровольно, обещая отпустить всех по домам. И многие сдавались, но далеко не все. Бандеровские отморозки, которые насиловали и убивали старух и детей, не желали сдаваться: боялись возмездия. Некоторым удалось прорваться и трусливо драпануть в объятия Вальцманенко.

Ополченцы, руководствуясь принципами гуманизма, гарантировали жизнь тем воякам, которые добровольно покинут Дебальцевский котел при условии, что они оставят оружие на месте. Они смогут вернуться в свои семьи, к своим матерям, которые уже вылили море слез по своим чадам. Но украинские каратели не поверили «сепаратистам». Особенно яростно вели себя батальоны нацистов. В довольно благополучном селе Никишино под Дебальцево, которое они пытались стереть с лица земли, они заняли оставшиеся дома, грубо вытолкав хозяев на улицу, пьянствовали, насиловали женщин на глазах у мужей. И молодых дочерей постигла та же участь, а когда каратели почувствовали, что надо уходить, обгадили кровати и подушки, на которых спали. Покидая оскверненные дома, забирали все, что попадалось под руку, вплоть до женских трусов, потом заходили в стойла и расстреливали живность, от коров до курей. Вот она культура галичанских бандеровцев – нацистов. Аплодируйте им западные швабы и америкосы, ибо у вас тоже что-то осталось от раннего Средневековья.

Иностранные легионы тоже не желали расставаться с оружием, у них на это был приказ. Объединившись как бы в один легион, иностранцы решили с оружием в руках в честном, открытом бою, прорвать линию фронта и с честью выйти из окружения.

Эти «элитные энтузиасты войны» влипли под Логвиново, когда решились разорвать кольцо окружения. Они напоролись на одно из лучших подразделений армии Новоросии: 1-й казачий полк им Матвея Платова Всевеликого войска Донского (командир Павел Дремов) из города Стаханова; наказание за вторжение на чужую землю было жестоким, но справедливым! Они все там погибли. Никто их не брал в плен, дабы потом не было вони со стороны прибалтов и Польши. Их погребли в безымянной могиле, в глубоком рву, как это делали укропы, хороня своих же земляков, погибших на чужой земле. Говорят, численность НАТОвцев, убитых в Дебальцево, переваливает за две тысячи. Не будем утверждать, что эта цифра точна до единицы, пусть этим занимаются военные эксперты, но то, что поляки, немцы, французы, хорваты и особенно американцы, кончили свою жизнь в бесславных боях за американский доллар, ясно как божий день.

Можно предположить, что в западных столицах заволновались не на шутку. Возможно, что это волнение породило мысль о мире. Судя по скоропалительности вояжа сначала в Киев, а потом и в Москву руководителей Германии и Франции, можно строить различные версии и пока ни на одну не найдем ответа. Когда война идет, лучшим аргументом для заключения мира является победа над сильным противником.

Почему же так настойчиво отвергал Дебальцевский котел президент Украины Вальцманенко? Да потому, что он простая, ничего не значащая игрушка в руках американского президента Барака, который эту игрушку иногда перекидывает из правой руки в левую, а иногда просто топчет ногой. И шарик крутится. У шарика нет гордости, нет чести, он не может дать твердого слова, потому что у него нет твердости, он пустой, как скорлупа от выпитого яйца. Теперь, когда хрупкий мир заключен, Вальцманенко готовится к войне: закупает оружие, проводит мобилизацию – выполняет приказ из Вашингтона. А какие будут последствия, похоже, его не интересует.

 

53

Весь день и всю ночь Вальцманенко названивал в Вашингтон, чтобы связаться с духовным отцом Бараком, которому он обязан не только своим рождением, как президента, но и человеком– глыбой, за которую он надеялся спрятаться в трудную минуту. Но там отвечали всякий раз по-разному. Наконец, на рассвете один из его братьев по крови сказал правду: у президента Барака понос, и он из туалета не выходит.

Вальцманенко чертовски расстроился и стал массировать лысину, думая, кому бы позвонить. А позвонить было кому: его все любили на Западе. Все гавкали в сторону России, обвиняя ее во всех смертных грехах, и добились выдающихся результатов: всякий хохол на двух ногах, а то и на одной, перепутав отверстие в горле с отверстием в заднем проходе, выпускал дурно пахнущий пар в сторону России. Он обвинял Россию во всем, даже тогда, когда не мог облегчиться. Это не могло не нравиться западным политикам, нагнетавшим у себя в странах истерию вражды к великому народу на востоке.

– Лучше позвонить в Лондон Тони Блееру, ведь после Барака Тони… он его приемник.

Он позвонил, но оттуда почему-то получил шокирующий ответ – иди в жопу. «Гм, – подумал Вальцманенко, – Тони попутал меня с президентом России. Позвоню-ка я бабушке Муркель. Муркель хорошая баба, к тому же я ей нравлюсь. Она так и смотрит, застегнута ли у меня ширинка на брюках или нет».

Он тут же стал названивать, но в то же самое время у него зазвенело в голове. А потом забренчало, а потом стукнуло маятником. От этого он подскочил и стал пританцовывать, а потом запустил пальцы в шевелюру и начал рвать волосы. Вначале боли не было, а когда появилась боль, он понял, что оживает. Тут он схватил полотенце и стал вытирать губы. Изо рта шла пена. В это время он лежал на полу, а над ним его секретарша Ганна Росчепирко лила слезы, не зная, что делать, кого звать и только произносила: не оставляй меня, Петя. Она совала ему флакончик к ноздре сначала к одной, а потом к другой. Он вдохнул, и его глаза стали принимать нормальный вид.

– Ты врачей не вызывала?

– Слава Украине! – воскликнула Росчепирко, а сие означало, что она ничего такого не делала.

– Молодец, – сказал президент, – оживу совсем, помассирую твою подружку. После приступа у меня всегда торчком.

– Хи – хи! Я тоже подсоблю. Расстегните молнию на бруках, а то у меня что-то не выходит, уж пробовала не один раз. Результат тот же: молния цепляет за трусы.

– Теперь уходи, у меня есть более важные дела.

– Какие дела, великий Петя? Какие могут быть дела, когда ты оживаешь и то, что у тебя там тоже может ожить.

– Слава Украине! – произнес Вальманенко, а это означало, что Петя занят судьбами нации и клубничка его не интересует.

– Прощай, Петя! – выдавила Расчепирко, наматывая сопли на кулак.

Вальцманенко полностью пришел в себя и вспомнил, что он хотел соединиться с канцлером Германии. Дрожащими руками он нажал на кнопку соединения и услышал знакомый голос помощника канцлера.

– С вами будет говорить канцлер Германии Ангелина Муркель.

– Слушаюсь, – подпрыгнул от радости Вальцманенко и стал напевать «ще не вмерла Украина».

– Послушай, как ты допустил, что остатки твоей армии очутились в котле в Дебальцево? Ну и вояки же у тебя!

– Госпожа Муркель! Оружие мне пришли. Барак тоже пришлет, но Барак далеко, а ты рядом, пришли, а? Пришлешь – отблагодарю, сама понимаешь.

– Мы к тебе с Олландом приедем вдвоем, прямо завтра. Надо просить мира, надо идти на поклон к Путину, президенту России.

– Ни за что, госпожа Муркель, – гордо произнес Вальцманенко.

– Можно и так, но ополченцы через неделю будут в Киеве и тебя повесят на фонарном столбе, – сказала Муркель и расхохоталась.

– На столбе? Я не хочу на столбе. Я сбегу к… Бараку. Я у него буду работать заместителем. А вы делайте, что хотите с этими хохлами! Они придурки. Это я вам говорю, как дитя Израиля. Сам Барак не знает, что с ними делать. И…и…никакого котла там нет. Я вам как главнокомандующий говорю, шалом!

– Ты, Вальцманенко просто дурак. Нам с Олландом тебя жаль, и едем мы спасать твою шкуру, ты понимаешь это или нет? А что касается Барака, я сама с ним поговорю. После Москвы я поеду к нему.

– Госпожа Муркель! слишком много чести для Москвы. Мои доблестные войска планируют завоевать Москву, вы не боитесь попасть в плен? Это опрометчивый шаг. Как ваш верный слуга, я не советовал бы вам ехать в эту дикую страну. Мы тут с Бараком едины. Можете проверить.

На том конце уже повесили трубку. Вальцманенко срочно вызвал Яйценюха и Трупчинова.

– Нас хотят мирить с москалями, – доложил Вальцманенко, вытирая слезу. – А я не хочу. Понимаете вы это? Не хочу! – и он стукнул кулаком по столу, полагая, что находится в Верховной Раде. – Почему мы с такой яростью молотим жителей Луганска и Донецка? Да потому, что они москали, а весь мой народ, вся Украина ненавидит москалей.

– Никакого мира, шалом, – произнес Яйценюх. – Война до победного конца. Москалей на юго – востоке надо давить как мух. Мир мы заключим потом, когда там никого уже не будет.

– Говорят, какой-то котел образовался, но я этому не верю. Слава Украине!

– Слава Украине! Хайль! – произнес Яйценюх, что означало: никакого котла нет и быть не может.

– Аллилуйя, аллилуйя, – заныл пастырь Трупчинов, что означало: никакого котла нет. – Слава Украине, хайль, хайль! Шалом!

Но все же три еврея, три великих человека украинской нации, сгорбившись, умывали свои грязные ладони, испачканные в крови, собственными слезами, а потом начали выть. Трупчинов громко пел какой-то псалом, а Вальцманенко иногда произносил: хайль, а Яйценюх массировал лысину на сверкающем лбу. Он никак не мог определить, кому бы позвонить, у кого бы попросить помощи. В Израиле его не любили и даже не хотели с ним разговаривать, считая его отщепенцем, и не признавали его своим. Наконец он воскликнул:

– Шалом, коллеги. Есть предложение не признавать котел, а делегацию принять и пойти на уступки. Москву мы возьмем позже. А сейчас нам нужна передышка.

– А котел? – еще пуще расплакался президент Вальцман.

– Котел не признавать…даже под дулом пиштолета.

– Не признавать! – воскликнул мэр Киева Клочка.

– Я поддерживаю, – добавил Тянивяму.

– И я так считаю, – сообщил по телефону Коломойша.

– Поддерживаю! – вытянул руку председатель Верховной Рады Грицман.

– Я тоже за, – прохрипел голос старушки Болтушенко.

Канцлер Германии Ангелина Муркель в сопровождении президента Франции Олланда съездила в Киев, потом в Москву, потом в Вашингтон, потом в Минск, и хрупкий мир был установлен. Только Дебальцевский котел остался на какое то время и то, благодаря редчайшей тупости Вальцманенко, президента Украины, который всех уверял, что никакого котла там нет, а, следовательно, котел можно молотить со всех видов оружия.

Стрелять перестали во многих местах, а вояк, не желающих сдаться на милость победителей, нещадно молотили. Командиры трусливо бежали с поля боя, а солдаты оставались на позициях…погибать. В котле, который, по мнению Верховного главнокомандующего Вальцманенко, не существовал, отдали дьяволу душу тысячи карателей.

Вальцманенко приехал на Донбасс и стал награждать дезертиров, оставивших солдат погибать бесславной смертью, медалями в то время, как их надо было судить за дезертирство.

Дебальцевский котел – это страшная Троя третьего тысячелетия. Трудно утверждать, сколько не захороненных трупов армии агрессора осталось в разбитых домах, на полях, на улицах…в замороженном виде. Говорят, около трех с половиной тысяч. Трупы хоронить некому. Власти ополченцев обратились к матерям, женам и детям: кто хочет похоронить своих близких по христианскому обычаю, приезжайте, опознавайте, увозите мертвых, никто препятствовать не будет.

А президент Вальцманенко, у которого, должно быть, не все в порядке с головой, продолжает утверждать: никакого котла не было. Может, он хочет спасти свою шкуру, кто знает? Ведь потерять такую армию, последнюю армию, не шутки. В его пустой голове даже мысли не мелькнуло о том, что в Дебальцевском котле солдаты неделями лежали без пищи, медицинской помощи, с оторванными руками, раздробленными ногами, а его полковники, генералы, что получали от него награды, предали солдат и бросили их умирать в пекле.

Дебальцевский котел это показатель того, что неофашистская бандеровская камарилья потерпела сокрушительное поражение, а вместе с ней не выиграли это сражение западные швабы и их наставники америкосы. Дебальцевский котел и его военно-политический итог – свидетельство могущества России и героизма шахтеров, которых презрительно называли галичанские потомки польской шляхты людьми второго сорта.

Надо отдать должное Вальцманенко: он предвидел сокрушительное поражение в Дебальцево и объявил всеобщую мобилизацию. Но никто не хотел умирать, даже галичане, духовные наследники Гитлера. Они все сбежали в Россию на заработки, которую так ненавидели и так старательно поливали ее грязью.

И Россия приняла их, своих заклятых врагов, протянула руку помощи змеиным жалам. И когда в Москве проводилась акция под названием «Антимайдан», один бандеровец с криком «слава Украине», выстрелил русскому парню в голову, – отблагодарил за то, что его спасли от гибели в Дебальцевском котле. Невероятно! Это только свидетельствует о том, что неофашистская идеология зомбировала большую часть населения Украины, и наш младший брат стал непримиримым врагом. Он утратил великое звание младший брат.

 

54

Вопреки лживому утверждению президента Вальцманенко, который лгал уже профессионально, что никакого котла нет, гибель свыше семи тысяч солдат и боевиков доказала обратное. Тела их хоронили ополченцы. Тела многих не захоронены. Это те, кого засыпало в землянках, кого разорвало на куски и разметало так, что собрать было невозможно, тех, кого едва успели присыпать в лесу мхом, высохшей листвой и даже тонким слоем земли. Они стали числиться, как пропавшие без вести. Власть тут же забыла их, предала, как волк волка и только матери, дети, да молодые жены все питают напрасную надежду, что когда-то их отец, сын, муж вернется.

Преступная хунта, не зная ни совести ни чести просто потеряла к ним интерес. Поэтому и президент так уверенно твердил, что не было никакого котла, просто эти тысячи пропали без вести.

В Дебальцевском котле была зажата восьмитысячная украинская армия, состоящая из батальонов нацистского толка и иностранных наемников. Это были живые люди, зажатые со всех сторон, они нервничали, наливались злостью и наобум стреляли по жилым кварталам Луганска и Донецка. Их самих систематически поливали реактивными снарядами, ракетами: и днем, и ночью.

В Дебальцевском котле находились командиры полков, дивизий, рот и руководители националистических отрядов. Большинство же в рядах карателей составляли рядовые солдаты, молодые парни, насильно угнанные в армию из разных регионов страны.

– Хлопцы, – обратился к солдатам командир дивизии, Кривонос, – сепаратисты перекрыли дорогу, по которой нам подвозят снаряды и продукты питания, так что, как видите, могут наступить временные трудности. Не серчайте, если пшенная каша будет без масла и мяса. Выхода другого нет. День-два потерпите, а потом подвезут. А пока артиллерийские расчеты, отправляйтесь по местам, надо поддать этим сепаратистам!

– Но там же дети и беззащитные старухи, – произнес солдат родом из ивано – франковщины.

– Кто это сказал, выйти из строя!

Солдат сделал шаг вперед и замер.

Полковник подошел, приподнял подбородок солдату и посмотрел ему в глаза. Но пастух не опустил глаз, он смотрел на командира, как на барана из своего стада.

– Рядовой Мизинец, принеси палку, она в моем кабинете. Двадцать пять палок по хребту. Рядовой Шнурок, сымай бушлат и гимнастерку. Товарищи солдаты, доблестные воины незалежной Украины, каждому дано право хлестануть этой палкой по хребту рядового Шнурка. Рядовой Шнурок, становись на четвереньки, ну, живо.

Шнурок был исполосован, указка покрылась кровью, а полковник Живодерко отправился в палатку на обед.

В палатке собрался высший офицерский состав. Спорили о том, что делать дальше. Одни доказывали, что надо прорваться, использовав для этого все силы, а другие утверждали, что лучше самим незаметно уйти, а рядовые и младший офицерский состав пусть с честью выполнят свой долг перед Родиной.

Вначале тех, кто доказывал, что лучше спасать свои шкуры, чем бесславно умереть, было меньшинство, но постепенно эта идея стала отщипывать от большинства по одному голосу и приклеивать к меньшинству. А когда принесли пять ящиков коньяка и двадцать ящиков пива, когда пришло в палатку тридцать красавиц в коротких юбках, меньшинство желающих спастись, прилипло к большинству.

В палатке стоял полумрак. В третьем часу ночи пожаловали гости – руководители национальной гвардии, Правого сектора, батальонов «Айдар», «Азов», «Днепр», известные не только своей храбростью, но и тем, что своих убитых рядовых солдат не возвращали в семьи – женам, матерям, отцам. И даже не хоронили их, не закапывали в общую яму, как это делали другие, а тайно сжигали трупы и считали их пропавшими без вести. Эта формулировка фигурировала и в отчетах.

Руководитель Правого сектора Яруш не высовывался, был тих, неулыбчив, тянул водку так же спокойно, как отрезал головы русским, попавшим в плен. Должно быть, мстил за потерю своих головорезов-бандеровцев. Среди бандитов национальной гвардии, батальонов «Айдар», «Азов», «Днепр» он понес наибольшие потери, около четырех тысяч.

Полковник Кривонос чокался с каждым по очереди, вошел в доверие и был принят в круг тех, кто решил спасать свою шкуру, оставив солдат погибать в котле, а самим якобы отправиться на встречу к президенту и получить от него последние инструкции.

После выпивки, хорошей закуски и общения с противоположным полом, убрав автоматы под шинель, они все под покровом ночи, взяв двух проводников, вышли из палатки и направились в наиболее безопасную сторону, чтоб покинуть Дебальцевский котел. К обеду добрались до Мариуполя, где президент Вальцманенко вручил им награды за доблесть. А солдаты остались в котле. Они по-прежнему не знали, что окружены и что у них единственный путь, для того чтобы сохранить свою жизнь, необходимо сдаться в плен. Но младший офицерский состав приказывал сражаться.

Грустную картину придется нарисовать историкам о Дебальцевском котле, в котором погибло 10 тысяч 940 человек с января по февраль 2015 года.

– Не было котла! – кричал Вальцманенко на каждом перекрестке, опасаясь как бы не собрался украинский депутатский корпус, чтоб объявить ему импичмент. – Я не хочу его признать, я не буду за это нести ответственность.

По данным из разных источников доблестная украинская армия потеряла 4110 человек убитыми, 1178 попали в плен только в последние дни. Но Котла не было.

В Дебальцево хунта потеряла 299 танков, 38 самоходных артиллерийских установок, 151 БМП, 115 БТРов, 290 машин, несколько самолетов.

По некоторым другим данным с 3 по 15 февраля Украина потеряла убитыми двадцать пять тысяч семьсот восемнадцать солдат, в том числе и наемников из США, Польши свыше 700 человек. Почти 14 тысяч приходится на Правый сектор, Днепропетровскую, Житомирскую, Львовскую бригады.

Говорят: всякий народ достоин своего правителя. Каков народ, таков и правитель. В Украине после приобретения ею независимости, не было хорошего лидера, не везло. Не будем заходить слишком далеко, давать характеристики той или иной личности, пусть этим занимаются историки и социологи. Можно только констатировать в общем: все президенты были серые личности, ото всех несло националистическим душком, исключая Кучму. Он был хорошим хозяйственником, держал руль, как мог, но так называемая демократия, а рабам нельзя давать волю, не дала ему завершить многие начинания. Последний президент Вальцманенко, не избранный народом, а назначенный Бараком, возможно, хороший человек. К сожалению, Вальцманенко умственно скромный человек и невероятно лживый. И его предшественникам приходилось кривить душой, но они делали это как-то незаметно, не столь грубо. А Вальцманенко врет грубо, никого не стесняется. Приказал Барак называть белое черным, и он старается, нисколько не думая, насколько это противно.

– Нет никакого котла, моя доблестная армия с честью вышла из окружения. Какой котел, да что вы?

Оружие, в том числе и американское, осталось на поле боя. Среди убитых много иностранцев. В землянках следы кутежей и даже драк среди боевиков, много битой посуды и невероятное количество мелкого ручного оружия иностранного производства. Все говорит о том, что америкосы постепенно, не останавливаясь, ведут дело к третей мировой войне, сами не понимая того, что это будет ядерная, а значит последняя война в истории этой цивилизации. Впечатление такое, что именно америкосы рехнулись, именно эта нация, а точнее ее лидер Барак, хочет гибели цивилизации. И Россия тут ни причем. Россия просто защищается, у нее нет выбора.

 

55

Время бежит с космической скоростью. Что такое два года, хотя еще нет двух полных лет, как киевская хунта, щедро финансируемая американцами, захватила власть в Киеве, а жалкая кучка хорошо вооруженных, идейно сплоченных бандеровцев, покорила всю Украину и затеяла гражданскую войну на юго-востоке. Новое руководство, назначенное в Вашингтоне, пыталось провести обещанные народу реформы, но какие могут быть реформы, когда лучшие сыны Украины стали работать на два фронта. С одной стороны громкие обещания, что вот – вот наступит рай, а с другой стали активно разбазаривать народное добро, набивать себе долларами карманы, хотя карманы уже устарело, не карманы, а мешки.

Второе обещание, оно самое важное, хунта обещала народу: завтра же Украина очутится в Евросоюзе, и Украина заживет новой жизнью. На деле оказалось, что Украину никогда не примут в это сообщество. Кому нужны бандиты, которые не хотят, да и неспособны воевать, а только грабить.

За этот период оказалось, что у центральной власти появился мощный соперник Правый сектор, по существу он правит бал в Украине. Выяснилось, что Украине грозит распад. За потерей Крыма, может отойти Галичина к Польше, Закарпатье к Венгрии, Новороссия может вернуться домой, в Россию.

Еще не прошло двух полных лет, а страна стоит уже с протянутой рукой перед своими благодетелями из Евросоюза и американскими боссами. А проситель быстро начинает надоедать. И Украина уже надоедает Евросоюзу. Может, только Америка смотрит на попрошаек сквозь розовые очки.

На Украине народ значительно обеднел. Зарплата та же, что и была, а цены подскочили в три с лишним раза. Не хватает тепла. Россия, похоже, стала понимать, что поддерживать младшего брата, который плюет тебе в глаза, нет никакого смысла. Америкосы выделяют только крохи. Да и самое поведение младшего брата более, чем странное. Москва выделила Киеву три миллиарда долларов и теперь, когда пришло время возвращать долг, мы слышим примерно такие аргументы. Никаких долгов перед москалями мы не признаем и возвращать не будем, еще чего, подкармливать агрессора, оккупанта, да мы лучше поможем исламистам и вместе с ними пойдем на Москву.

Зато в декабре, старичок Майден, вице… приехал в Киев, он принес, конечно, крохи, может быть, всего сто долларов в качестве подарка своим крепостным. Но сколько восторга, какой праздник для всего украинского народа! Все государственные флаги в Киеве заменены на американские, названия всех улиц заклеены полотнищами с надписями на английском языке. Киевские бабушки на последние копейки своей пенсии собрались напечь пирожком любимцу Майдену, замесили тесто, разложили на сковородки и включили газовые плиты. Но вот беда: газ загорелся и ту же потух. Газа нет. Украинцы отказались платить за поставку газа, а россияне перекрыли трубу.

Вальцманенко и Яйценюх потратили по пять тысяч долларов на новые американские костюмы. А то что они выглядели в них как ощипанные козлы, не имело никакого значения. Выручала американская улыбка: Яйценюх вообще рот не закрывал и сидел с высунутым языком.

В аэропорту Майдена встречал весь Киев с американскими флагами, а от правительственных учреждений и президентской администрации, Верховной Рады был только один человек, который удостоился чести стоять рядом с Майденом в аэропорту перед телекамерами, с другой стороны стоял посол Пейта, затем Нуланд без пирожков.

Вальцманенко был на седьмом небе от счастья, поскольку совсем недавно, кажется, в Париже Барак прошел мимо, даже не подав ему руки. Он едва выжил, спасся только таблетками. Зато Майден, великий человек Америки, вице – президент, почти что президент, приехал в Киев, чтобы повидаться с ним, облобызаться, поговорить о мировых проблемах и конечно же об Украине, где он, Вальцманенко, самый главный человек.

После краткой, незабываемой церемонии, кортеж из пятисот машин двинулся в приемные покои президента, но только три человека сидели в его кабинете, решая судьбы не только всего мира, но и Украины, и в частности его самого.

– Я тебе так скажу, – начал Майден, все так же улыбаясь, – ты плохой президент. Мы сделали большую ошибку, сделав на тебя ставку. Реформа не идет, ты грабишь страну, ты президент и бизнесмен, ты воруешь и грабишь страну. – Майден помолчал, а потом проговорил по-русски, – Мы тебя швырнуть вон на кабиня мать, как говорят на Россия. – И также улыбаясь продолжал по-английски, обращаясь к Нуланд, – Виктория, это твоя кандидатура, почему, Виктория, разве ты не видела, что Вальцман алкаш?

Вальцманенко расплакался, упал на колени и на четвереньках подполз к Майдену, чтобы слизать пыль с туфель повелителя.

– Мы видели, что Вальцман преданный человек. Он хорошо стрелял в Донбассе. Он выполняет все приказания Барака. Кем его заменить? Сукаашвили? Сукаашвили не годится, Трупчинов негож. Яйценюх такой же вор, как и Вальцман. Он не терпит Россию, недавно обрезал линии электропередач, чтоб нагадить России. Ну, кто еще такое может сделать? Он свой народ морит голодом и холодом, чтоб насолить России. А это в интересах Америки. Давай простим Вальцмана. Дадим ему срок еще год. Ты слышишь, Вальцман? Ты даешь обещание не воровать и Украину засадить в Евросоюз?

– Даю, даю! Уже завтра Украина будет петь песни в Евросоюзе. У меня Олланд, у меня Муркель, это мои друзья, мои единомышленники. Завтра же еду в Берлин подписать договор о безвизовом режиме и копию вам перешлю в Вашингтон. Только не гоните, я еще не все сделал. У меня ученые работают над сверхмощным оружием. Этим оружием я изничтожу москалей и приглашу вас на парад в Москву на Красную площадь, сука буду, я это сделаю. В моей голове такое крутится, вся Америка удивится, – причитал Вальцманенко, облизывая колени Майдену.

Майден запустил руку в его кудри и произнес:

– Ну, гляди мне, каналья! Если подведешь, тебе придется умереть на столбе перед своей администрацией. А теперь идем в Верховную Раду, я хочу посмотреть в глаза твоим бандитам и ворам.

Вальцманенко тут же связался с Гройцманом, председателем Верховной Рады.

– Ради Бога! Чтоб все было тип-топ. Вице, сам вице, вице всего человечества идет к тебе с проверкой. И меня берет с собой. Если что не так, попрощайся не только со своей должностью, но и с жизнью. Ты сам понимаешь, это же вице, а не х… собачий.

Гройцман тут же объявил боевую тревогу в связи прибытием великого человека Америки Джо Майдена. Юля ахнула и упала в обморок. Лет десять тому она посещала Америку и провела ночь в постели с Джо, человеком маленького роста, с жидкими седыми волосами по краям лысины. Он был довольно активным в постели и привел Юлю в восторг. И теперь он в Киеве. Как?! Где зеркало? Когда она наводила макияж? Позавчера? Это явно не годится. Тут появились помощники и отвели ее в туалетную комнату, к зеркалам. Если увлажнить лицо водой из – под крана, можно спастись.

– Расческу, подать расческу! Три тысячи долларов за расческу!

Но было уже поздно, надо было возвращаться на место. Депутаты все драли глотку:

– Майден! Майден! Майдан, Майдан. Слава Украине! Слава Бандере! Ура! Уряаааа! Ладен Майден, Ладен Бен, Бенладен!

Нуланд уже сидела в правительственной ложе вместе с послом Пейтой, он ее пощипывал выше колена, но она никак не реагировала. Она значительно подурнела, как говорят в народе, и все ему нашептывала на ухо: ты как мужчина для меня все равно, что холодильник, не приклеивайся, это бесполезно. Даже Джо мне уже не нужен.

И вдруг в ложе президента появились два человека – Джо Майден и Вальцманенко. Вальцманенко попробовал занять свое место, но Майден дал ему коленкой под жирный зад и сказал по-английски: свинья, подвинься. Он уселся в кресло президента и одарил депутатов широкой американской улыбкой. Депутаты вскочили…точно так же, как депутаты Верховного Совета СССР, когда появлялся хмурый, немного ссутулившийся «гений» Иосиф Джугашвили, когда у него ворчало в брюхе и побаливали подгнившие зубы.

– Уряааа! Майдану слава! Украине слава!

Не смолкал гром аплодисментов. Топот ног заглушал аплодисменты. Джо Майден, хоть перед ним были послушные рабы, по существу негодяи и воры, расплылся в американской улыбке, а потом посеменил к трибуне. Вальцманенко тут же уселся в кресло, из коего его вытолкал Майден. Глаза у него блестели как у кота. Как же! Сам Майден сидел в его кресле. Кажется, он стрельнул незаметно, чувствуется запах, о какой запах! Лучше, чем у худого козла, американского старого козла.

Едва оратор встал перед микрофоном, весь зал замер, но голоса все еще звенели где-то там, за закрытыми дверями, на лестнице: слуги слуг народа тоже были в шоке от великого гостя. Даже уборщица Маня огрела шваброй сантехника Тома Робинсона, да так, что тот едва устоял на ногах.

– Америка Крым не забыть, санкций против Россия…дать, дать, по морде Россия дать, – начал великий гость по-русски.

– Крым наш, наш Крым, дорогой Джо, – ревела толпа. – Мы перекрывали воду, тяперь лестричество отрубили им. Они тама в темноте, как крысы голодные, грызут друг друга и вопиют: матушка Украина озьми нас к себе обратно. Удушим москалей в Крыму, а Крым заберем, Крым – наш. Кукуш им, кукуш!

– Демократию не задушишь, – продолжал Майден уже по-английски. – Но я хочу вам сказать: кончайте воровать, кончайте грабить свою страну. Заем Международный валютный фонд вам даст. Барак прикажет, Америка прикажет, и доллары вам выделят, только эти доллары не должны осесть в карманах коррупционеров. Вам это понятно?

– Нет! Нам деньги нужны на войну с москалями.

– О, йес! Я все сказал.

– Уря-а-а-а! Джо, не уходи. Ты хороший парень. Наш вождь Яруш ушел от нас, ты его можешь заменить. Джо, не будь дураком, оставайся.

Но Джо Майден ушел в ложу Вальцманенко, хотел его взять за шиворот, но президент, низко кланяясь, сам встал во весь рост и начал пятиться назад.

– Ты, Майден, не оставляй меня в беде. Барак мне прошлый раз даже руки не подал. И это не просто так. Я чуть не умер от переживаний. Как только нас Америка бросит, Россия нас тут же проглотит. Как кошка мышку. И поминай, как звали. – Он сложил руки, как перед изображением Христа и заплакал горькими слзами. – Я больше воровать не буду, клянусь честью. И имущество свое продам. Все дома в Испании, Германии, Франции, Польше, Италии, Голландии, Швейцарии, Японии, Вьетнаме, на островах Борнео, и даже фабрику в России. В одних штанах останусь. Кушать буду раз в сутки… гороховый суп с мамалыгой. Все средства, вырученные от продаж, передам на благо народу. Поверь мне, дорогой друг Джо. И Бараку передай, что я чуть не умер от переживаниев. Ох, сердце жмет, инхарт скоро может произойти. Такое уже случалось со мной и не один раз.

– Ты уже клянешься не в первый раз, ты слово не держишь, ты пустобрех, как говорят на Россия. – Последнюю фразу Майден проговорил презрительно по-русски.

Майдена послал Барак. Россия успешно воевала в Сирии и завоевывала международную популярность, а популярность Барака катилась вниз, он не мог этого простить. Он не был великодушен, он был мстителен, как ни один его предшественник.

P. S.

Когда твои братья, убитые тобой, лежат на выжженной земле в тридцатиградусную жару и их похоронить некому, потому что ты, жалкий трус, в спешке спасая свою шкуру, рвёшь когти, – с тобой нелады. Твоя психика нарушена. Тебя, твоих детей, внуков и правнуков станут бояться нормальные люди, они будут избегать общения с тобой, как с отравленным напитком.

Над значительной частью человечества, составляющей костяк славянства, – русскими, белорусами и украинцами, – другие народы будут посмеиваться, тыкать пальцем и произносить расхожую фразу: русские дураки.

Среди трех народов, украинцы – самые сложные люди. В приведенном высказывании Бисмарка о них, пусть не все, но есть доля правды. Разбираться в этом сложном вопросе – дело социологов, философов, историков. Дело писателя – фиксировать события и с осторожностью передавать свои личные впечатления. Я заранее прошу прощения за свои, возможно, излишне негативные выводы, и даже заблуждения, но тема общественного безумия, не может обойтись без этого. Здесь поцелуи, ахи и вздохи под киевскими платанами излишни. Не могу не привести один пример из личной жизни.

В свое время я был направлен в Германию в качестве главы делегации и со страхом пересекал границу, думая, что меня там проглотят немцы, ведь мы стерли многие их города с лица земли, мы разгромили самую крупную армию в мире, лишив Германию статуса мировой державы. Но нас встречали как братьев – тепло и радушно. Я не поверил в искренность и попросил машину для поездки по стране, так сказать, в глубинку для общения с простыми людьми. Все было так же. Общения с гражданами в глубинке Германии не разочаровали меня.

Я долго думал об этом и пришел к единственно правильному выводу: Германия – страна большая, цивилизованная, это страна Баха и Бетховена, Гете и Гейне, Гегеля и Моцарта. А что такое Украина? Сшитая, собранная, одаренная Лениным, Сталиным, Хрущевым окраина России… Кто у нее? Один Шевченко и то, вознесенный до небес, потому что возносить больше некого.

Не отсюда ли зависть к родине Толстого и Достоевского, Пушкина, Гоголя и Лермонтова? Или нет корней? Нет генофонда, одна псевдогордость и заблудшие амбиции тех, кто вчера одевал онучи? И самое главное. Украинцы не научились, в силу своей духовной убогости, смотреть на себя со стороны, а значит, им не приходит в голову мысль об очищении, нравственном совершенствовании.

Даже желание немедленно прилипнуть к обильно накрытому европейскому столу, это не что иное, как желание пристроиться к этому столу в качестве отощавшего нахлебника. Надо обратить внимание, что украинцы сами себе обещали этот европейский стол. Европейцы не давали твердых обещаний, они, правда, и не возражали, не гасили этот смехотворный энтузиазм: ради членства в Евросоюзе хоть на смерть, они непонятно кивали головами, слегка улыбались, а это значило: никогда вам, нахлебники, не видать дармового сытого европейского стола.

Для пущей убедительности, что Украина таки станет членом Евросоюза, подключилась и Америка. Украинцы так обрадовались, что потеряли ориентацию, пошли на невиданные дотоле унижения. Американцы командовали ими, как пастух овцами и видя, что среди этой отары не найти хороших руководителей, стали присылать им из других стран Западной Европы, США, и даже из Грузии всяких горлопанов ни на что не способных. Это был беспардонный открытый плевок в лицо украинской нации…под бурные аплодисменты украинцев. Этим все сказано.

А почему? Да потому что вы, дорогие (обозленные до бешенства) младшие братья, не способны создать такой обильный стол у самих себя, и вам рваться в Европу к обильному столу негоже, можно даже сказать стыдоба несусветная. Попробуйте создать обильный стол у себя на вильной. Тогда и только тогда, можете быть уверены, что вас пригласят сами европейцы и уже не только в качестве чистильщиков сапог, а как равноправных и желанных соратников для создания рая на земле.

А то ведь от вас уже стали отворачиваться, как от бедного родственника, вечно торчащего у порога с протянутой рукой.

Москва, 2014–2016

P.P.S. Свои пожелания и замечания можно высказать по этому адресу vasily_33@ mail.ru