Елена Локаш была на 17 лет моложе Стецьки, которая так полюбила польскую певицу Анну Герман, что присвоила себе ее имя и мужа заставила сменить фамилию. Елена Локаш не стала менять ни имени, ни фамилии, она, в отличие от Стецьки, украшала свою фамилию сама собственной персоной.

Стецька привязалась к Януковичу давно, она искренне полюбила его, изменив философии бандерки, а точнее загнав эту философию внутрь до поры до времени. Бандеры Львовщины были в шоке от поступка своей землячки. Как это так, уроженка Колодрубы Львовской области, окончившая Львовский университет, якшается с москалем Януковичем? Да ее кастрировать надо. Она и сама так думала одно время, но сердцу не прикажешь, особенно женскому. Хорошо зная польский язык, она могла быть связующим звеном между многочисленными родственниками и друзьями, живущими в Польше, а тут на тебе, москаля захотелось.

В молодости Стецька была миловидной женщиной, и вскоре после окончания университета вышла замуж, заставив мужа изменить свою фамилию на фамилию знаменитой польской певицы Анны Герман. Так и пошло. Имя певицы вытеснило фамилию Стецька, чему Стецька всю жизнь радовалась.

Виктор Федорович, всегда отличавшийся скромностью, и не желал большего. Жена ему надоела хуже горькой редьки. А Стецька, как он ее называл, была нежной в постели и казалась преданной, хотя на тайной встрече со своим земляком депутатом Яверовским, объясняла свою измену так:

– Ну, шо я можу зробыть? Сердцу не прикажешь. Люблю я этого увальня и не могу отказаться от его щедрости, хоть ты тресни. Однако я думаю, шо мои земляки бандеровцы должны быть рады, шо у них есть свой человек в другом лагере. Виктор Федорович у меня, как на ладони, со всеми потрохами он у меня. Я на него имею влияние. Я могу решить любой вопрос. А в смысле передачи информации, я для вас, бандеровцев, просто клад. Вот и Черновол работает с Януковичем в одной команде по моей протекции. Уже два бандеровца в лагере врага. Так шо молитесь матке бозой. Пшел, пан Яверовский на женский … орган.

– Добже, – сказал Яверовский, депутат Верховной Рады с двадцатидвухлетним стажем, – а как же муж?

– Муж не для постели, разве ты не знаешь?

– Бардзо плохо, – почесал за ухом Яверовский. – У меня жена на шеснайдцать лет моложе. Я все время думаю, почему она меня к себе не подпускает. Бардзо плохо, бардзо плохо.

Бандеровцы все больше и больше распоясывались: шествовали по Киеву со знаменами, плакатами и другой фашистской символикой, а Анна Стецька гладила возлюбленного по лицу и говорила:

– Виктор Федорович, ты же украинец, хоть и восточный, но все же украинец. А галичане, кто? Украинцы. Так пусть мальчики, что шествуют по Киеву под знаменами Бандеры, выпустят пар. Покричат, пошумят и вернутся в свою Галичину, они ее любят, как свою мать родную.

– Ты думаешь? Ну, если так, пусть пройдутся, мне от этого ни холодно, ни жарко.

Все было настолько хорошо, что Анна Стецька цвела и пахла. И все стали привыкать, что она, Анна Герман, великая певица, хоть и самозванка, а не какая-то там провинциалка Стецька Мецька.

Анна Герман сменила наряд и прилепила к этому наряду свою американскую улыбку. Правда, с возрастом зубки начали чернеть, губки сделались тоньше, а мелкие морщинки на лице становились все глубже и длиннее. Все мы подвержены возрастному изменению; это отражается в походке, на лице, глазах и даже манере разговора. И борьба с этим злом бесполезна.

Виктор Федорович слабо на это обращал внимание, но однажды, а это было в 2004 году, когда он во втором туре выиграл выборы президента у Ющенко, но американцы наложили вето на его победу, среди адвокатов, защищавших его интересы в суде, оказалась прекрасная молодая дама Елена Локаш. Он смотрел судебный процесс (судьям заплатила Америка пять миллионов долларов) и любовался ее фигурой и ее лицом. Он ни о чем таком, что думает мужчина, глядя на красивое личико и великолепную фигуру, в то время не думал, просто любовался, как картиной знаменитого художника. Он тогда «проиграл» выборы. Пять миллионов сделали свое дело, но Лену не забыл. Несколько позже он пригласил ее в свою команду. Лена стала чаще мелькать перед его глазами. Как и у Анны Герман, у нее был муж. Это и сковывало ее поведение, и давало ей свободу. Если у супруги есть любовник и она вдруг залетит, муж никогда не сможет обвинить ее в измене. А о том, что это может быть не его ребенок, даже во сне ему не может присниться. К тому же мы устроены так, что чем чаще мы отдаемся друг другу, чем чаще наши половые органы подвергаются массажу, тем они становятся лучше, а мы здоровее и крепче: улучшается сон, а психика достигает полного равновесия.

Поэтому Лена недолго мучила Виктора Федоровича, она только дважды отказала, а потом уступила. Виктор Федорович был просто порабощен в постели. Ни его супруга, ни Стецька Лене и в пятки не годились. Стецька сразу почувствовала недоброе. Надо признать: она была неглупой женщиной и все поняла. Но простить не могла. Давно известно, если хотите иметь врага, бросьте женщину. Это будет враг до конца жизни, она может быть тайным или явным врагом.

Стецька выбрала первый вариант. Она поплакала и решила не конфликтовать так, чтоб все это видели и слышали. Она, брошенная, ушла в себя, а при встрече с Виктором Федоровичем, пыталась выжать из себя скупую улыбку.

Виктор Федорович был порядочным, слишком порядочным человеком и старался не обижать ее: он то удалял ее от себя, то приближал. Дистанция была невелика: от резиденции президента до Верховной Рады. Стецька была то депутатом, народным избранником, то советником президента.

– Ты, Аннушка, выбирай, где тебе лучше: здесь у меня под боком, или в Верховной Раде? Все-таки мы с тобой в недавнем прошлом были близкими людьми.

– Мы и теперь близки. А что касается нежных чуйств, то вы просто поменяли меня на другую, более молодую сучку.

– О чем ты говоришь, Аннушка, да чтоб я…, да кто тебе такое мог сказать? А если сказали, то, знаешь: у президента всегда много завистников.

– Я сама все знаю. Каждая женщина обладает шестым чувством. Мужчины не отличаются этим качеством в такой степени как женщины, но я, к сожалению, однолюб. Я буду тебя любить и чужого, не своего, принадлежащего другой женщине. Ты…имеешь на это право, ты президент, а я всего лишь Анна Герман и то не певица.

Виктор Федорович сел и выписал ей чек на миллион долларов.

– Это тебе от меня подарок, – сказал он, передвигая чек по крышке стола к тому месту, где сидела Анна.

– Спасибо. Я знала: ты щедрая душа.

В тот же день она позвонила Яверовскому и назначила встречу.

– У меня новость, – сказала она. – Мой Витя, добрый человек…

– Каким он может быть добрым? О, матка боза, о чем ты говоришь? Он ни разу не посетил Галичину, ни разу не встретился с Музычко, нашим национальным героем, он не знает Яруша, будущего национального героя. А ты говоришь добжий.

– Да не тарахти ты, это тебе не зал заседаний Верховной Рады, – Анна достала чек. – Вот это тебе для Музычко и Яруша, будущих национальных героев.

– Добжий, добжий твой хахаль – махаль, – снова затараторил Яверовский. – В партии Музычко и Яруша, что воевали в Чечне и убивали русских оккупантов, как раз трудно с деньгами. Я свои великие творения опубликую, а гонорары передаю им: жить на что-то надо. А ты, Аннушка, узнай, подпишет ли Янукович соглашение об ассоциации с Евросоюзом в Вильнюсе. Если нет – мы сообщаем в Вашингтон, у них есть план. Его свергнут.

– Не надо, он хороший. А какие у него намерения насчет подписания, я, конечно же, узнаю и доложу.

– Только не тяни с этим вопросом. Вначале разденься, а потом спрашивай, не позволяй ему ничего, пока не расскажет.

– Поздно уже. Он меня бросил, – сказала Анна и расплакалась.