Галичане, пославшие своих лучших сынов в Киев делать революцию под знаменами Степана Бандеры, и сами не сидели, сложа руки. Первыми с фашистскими знаменами вышли на улицы жители Ивано-Франковска. Под криками «долой» они подошли к областной администрации и, не зная, что делать дальше, стали бить стекла на здании администрации. Просто так, куражились. Звон битых стекол был музыкой для их революционных душ.

Им казалось, что стекла скрывают какую-то тайну, и эта тайна автоматически передается из Киева с Майдана, где великие люди Украины дают наставления, как надо жить, с кем дружить, кого ненавидеть. Это настоящие украинцы, потомки Речи Посполитой, откуда и произошла их настоящая маленькая родина Галичина.

В звоне стекла слышался голос Музычко или Сашко Билого, который звал на Красную площадь, причем этот голос призывал быть беспощадными и все это, вместе взятое, еще больше подзадоривало горных пастухов и тех мужей, кто крутил коням хвосты и вычесывал блох. Здание рушилось на глазах ревущей толпы. Это рушилась власть в Киеве, она переходила в Ивано-Франковск, и делала его величественным западным городом, а здание проветриваемым, в котором больше не пожелают поселиться мухи так не любящие сквозняков.

Руководители бывшего польского города Станислава, назначенные Виктором Федоровичем, сразу же дрогнули и сунули умные головы под еще не разбитые столы. Дежурная милиция на первом этаже тут же подняла руки вверх, перепутав дубинки, как средство защиты, с кистями рук. А кисти рук замерли высоко над головами. Головы ушли в бушлаты и куртки лишь тогда, когда революционные массы стали поколачивать их тыквы дубинками.

Входные двери запросто открылись, даже не скрипнули, они просто загрохотали от взлома, и толпа ринулась по широкой лестнице вверх. Первым подвергся нападению губернатор области Пробка. Он сразу поднял руки вверх, сидя в роскошном кресле. Но толпа революционеров не удовлетворилась этим. Надо было сделать что-то такое необычное, но не бить же человека с поднятыми вверх руками за то, что он добровольно сдается, признает силу, а значит и правоту местных бандитов, которые еще вчера никак не могли попасть на прием к Пробке.

– Панове, – призвала одна бритая голова. – Все зло в технике. Крушите ее нещадно и выбрасывайте в разбитые окна на улицу, глядите, чтоб падающая техника не упала кому-то на голову из наших бойцов, что стоят внизу.

Тут же были сграбастаны и брошены на пол ноутбуки, копировальные аппараты, аппараты видео и другие средства связи на пол, а молодцы, у кого в руках находился топор, безжалостно уничтожали это и топтали ногами. Один компьютер даже загорелся. Дым стал разъедать глаза.

– Разрешите мне покинуть свой кабинет! – взмолился губернатор Пробка.

– Это не твой кабинет, это кабинет Степки Бандеры. Пока ступай, Степка милостив к тебе.

В кабинет губернатора стали заглядывать и другие революционеры.

– Чего рыла суете? – спросил командующий бандой, «генерал» Клякса.

– Мы не знаем, шо робыть дальше? Уже все перебили, переколотили.

– Посмотрите сюда. Видите, во что мы превратили кабинет губернатора? То же самое делайте и в остальных кабинетах. В случае сопротивления, смутьяна привязывать к ножке стола и нещадно бить, раздетого донага.

– Ура! Слава Украине!

– Бандере слава!

Революционеры ринулись в другие кабинеты. Там, где техника уже была перебита, срывали занавески и выбрасывали в пустые окна. А где и это уже было сделано, мочились на дорогие диваны и даже оправлялись, сопровождая автоматной очередью из заднего прохода. Ничего, даже иголки не осталось живой, все было разбито, поломано, а потом облито бензином и подожжено.

– Поехали во Львов – цитадель бандеровщины. Мы подскажем им, шо надо робыть.

Пока революционеры добрались до Львова, там уже работа кипела. Так как Львов считался столицей бандеровщины, то тут крушилось все в более широких масштабах. Тут крошили только стекла, остальное обливали бензином и поджигали. Уже стекла на здании областной администрации все были выбиты, оно зияло черными дырами, и из этих черных дыр валил черный дым. А там, где пока дым не валил, шла опустошительная война. Здесь, как и положено столице бандеровцев, было наибольшее количество первоклассной мебели и техники. Здесь революционеры поджигали кабинеты, вспарывали диваны, молотками разбивали дорогую технику, снимали занавески, привязывали губернатора к ножке кресла и писали ему на лысину.

Особенное старание проявила бандерка, начиненная ненавистью и злостью, учительница начальных классов, а в будущем депутат Верховной Рады Ирина Форион.

– Расстрелять, москаля расстрелять! – вопила она и рвала на себе волосы оттого, что никто не расстреливал губернатора.

– Ирина, успокойся, – уговаривал ее Пару-Убий, приехавшей из Киева в родной Львов. – Эй, Музычко, облагородь Ирину, у нее давно не было мужика, а ты хороший бугай.

– Да у меня на нее не сработает, она страшная, как ведьма, видишь, какие у нее черные круги под глазами и все время гнилыми зубами клацает. И де губернатор Достойный, на каком этаже?

– Да вот он перед тобой, привязан к ножке стола и вид у него уже не тот, что раньше. Но кажись, уже собирается отдать Бандере душу.

Губернатор Достойный много сделал для львовской области: отремонтировал дороги, построил несколько магазинов, сдал две поликлиники под ключ и одну башню в двенадцать этажей. Президент всегда ставил его в пример другим. До него уже дошли сведения о событиях в Ивано – Франковске, и он спокойно отнесся к этому. У него был хороший тыл.

Но как только кавалькада бандеровцев стала приближаться к его кабинету, все жители области с бандеровскими флагами в руках двинулись на второй этаж, чтобы покончить с ненавистным губернатором. Шествие возглавляли те, кому Достойный делал добро: кому дал квартиру, кому разрешение на постройку торговой палатки, кому разрешил построить заводик по производству цементного раствора.

Бандеровским активистам из Львова, Ивано-Франковска не надо было предпринимать никаких действий, а только наблюдать. Жители львовщины сами с усами. Они, как только вошли в кабинет Достойного, он их встретил улыбкой и не стал поднимать руки вверх, сказали:

– Пиши заявление, сука, о добровольной отставке.

– Не буду писать. Сколько добра я для вас сделал. А ты, Янковский, уже давно сидел бы за решеткой за изнасилование, если бы я не заступился за тебя.

Янковский схватил губернатора за шиворот, приподнял над столом, как зайца и сказал:

– Пиши.

– Не буду.

– Хорошо. В знак благодарности за то, что ты меня спас от тюрьмы, я не буду лишать тебя жизни, – смилостивился Янковский, – пусть будет так, как скажет толпа, твои земляки. Они, кажется, любят тебя, вот пусть и решают.

Он тут же вытащил за шиворот губернатора на крыльцо.

– Шо с ним робыть?

– На колени его! На колени! – взревела толпа. – Пусть пишет заявление об уходе. Мы другого выберем.

Губернатор не пожелал стать на колени.

– Приковать его к трубе. Где наручники? Левую руку в наручники, а в правую – листок бамажки и карандаш; пущай пишет заявление об отставке, – выкрикнул кто-то из толпы.

У Янковского было много наручников, много жертв он приковал на морозе обычно в лесу и оставлял там умирать бедную жертву за отказ вступить в банду. И сейчас, когда ревела толпа, он запустил пальцы ниже ушей, сдавил, и жертва опустилась на колени и наклонила голову.

– Вот видите, он бьет вам поклоны. Счас я его привяжу к трубе. Пусть переночует закованный. Вот тебе бамашка и карандаш, пиши.

Губернатор покорился. Он написал:

Президенту страны Виктору Федоровичу.

– Нет! Вальцманенко, он у нас президент. Пиши: народному президенту Вальцманенко.

Губернатор исполнил требование толпы.

– Добже, – сказал революционер Рваная Кишка. – Ты больше не губернатор. Но за твои злодеяния, за то, что служил пророссийскому президенту Януковичу, посидишь на морозе до утра.

– Отрубить ему пальцы на правой руке, – предложил местный активист по кличке Бензопила.

– Оставьте его, – приказал Янковский. – Ему и так больно. Вы знаете, как тяжело лишиться должности? Нет, не знаете. А я знаю. Когда я сидел в тюрьме, меня назначили каптенармусом, а потом уволили, я три дня ревел после этого. Давайте отпустим его.

Из толпы вышел священник, сверкая пузом.

– Я только что связывался с нашим владыкой Говнозаром, он не благословил освобождение раба божьего, аминь.

– Аминь, аминь! – заревела толпа.

– Ну, вот видишь, – произнес Янковский. – Стоило тебе столько лет служить этому Януковичу? Видишь, какой финал? Даже владыка Говнозар против того, чтобы ты стал свободен. Давай, я тебе отсеку голову. Батюшка, благослови.

– Да упокоится душа раба твоего, господи-и-и-и.