Хунта, захватившая власть в Украине, с благословения дяди Сэма, должна была работать на Америку с первого дня, а она все праздновала, балдела, объедалась, обпивалась, спорила, устраивала кулачные бои и даже стреляла в потолок. Коломойша снял ресторан «Киев» сроком на две недели. Работники ресторана были в шоке от непредсказуемого поведения своих щедрых клиентов. Когда началось битье стекол, пытались успокоить революционеров стражи порядка, но вышел Клочка, показав свои боксерские кулаки, и произнес:
– Ну, кто первый? выходи.
Но тут подскочил Яйценюх с сумкой, набитой долларами и предложил:
– Сколько хотите, берите по совести и чести.
– У революционеров нет чести, – произнес страж порядка по имени Копыто и вырвал сумку у Яйценюха.
Стражи порядка удалились делить добычу и перессорились. Началась пальба во дворе. Пришлось Клочке разнимать. Сержанту Копыто он выбил зубы одним ударом, а лейтенанту Бандерко свернул шею, забрал мешок и вернул Яйценюху.
– Слава Украине! – произнес Яйценюх. – Я согласен на премьера.
– А я удовольствуюсь должностью мэра Киева, – произнес Клочка. – Поддержишь меня?
– Мульон долларов, и ты – мэр, – согласился Яйценюх, пожимая руку Клочке.
Вальцманенко уже совсем протрезвел и отправился в специальную комнату осеменять мальчиков. Трупчинов стал креститься левой рукой и петь псалмы. Едва первый псалом был закончен, он трижды ударил головой об стенку и громко произнес:
– Наливайте, братва.
Шабаш ведьм мог бы продолжаться дальше, но на четвертый день после переворота, Нудельман снова была в Киеве, теперь уже без пирожков. Над Киевом нависли тучи, теперь уже не красные, как символ крови, а черные, свидетельство того, что за океаном великий Бардак хмурится: почто демонстрируют гулянку без спроса и без разрешения. Воздушная разведка донесла Бардаку обо всем. Даже обсосанные и обосранные, в блевотине революционеры, предстали перед могучим Бардаком, как на картинке.
В аэропорту ее встретил посол Америки в Киеве Пейетт на трех машинах.
– Одна машина тебе, Виктория, великий человек в юбке, – сказал он после того, как она подставила щеку, а он чмокнул ее отвисшими губами. – Украинский народ получил власть, а работать не хочет, все бы им гулять, пьянствовать и радоваться.
– Я для этого приехала, разобраться надо и надавать по шеям этим бездельникам. Пусть работают на Америку против России. Россия хочет присоединить Крым, а это недопустимо. Это катастрофа!
– Ты хорошо долетела? – не унимался посол. – Ты хочешь спать? Я не хочу, может быть, закатимся в ресторан?
– Я разочаровалась в тебе Пейетт, – сказала она, не удостаивая его взглядом. – И Бардак в тебе разочарован. Мы хотим убрать российский черноморский флот и поставить свой флот в Крыму, а Крым отбирают русские. А ты ничего не знаешь, не сообщаешь. Мне президент сделал втык. И, я думаю, тебя скоро могут отозвать, потому что ты разгильдяй.
Посол как-то слышал слово «разгильдяй», но был уверен, что это слово значит отвергнутый, обанкротившийся, а теперь оно прозвучало из уст такой дамы, которая занимает высокое положение в Белом доме.
Посол явно расстроился, Нудельман пожалела его и смягчилась:
– Это тебе наука. Ладно, показывай, где эта камарилья. Разведка доложила, что все они, – Яйценюх, и Трупчинов, и Клочка пьют, гуляют, не отстают от них и Ваваков, и Вальцманенко. Так? А в стране нет порядка. Крым уходит. Что можно сделать, чтоб Крым остановить, скажи, дорогой. Ты мой выдвиженец, ты должен помочь.
– У Яйценюха и Трупчинова есть ядерное оружие, мы его выпустим на Кремль. И, когда там все погибнут, Крым будет наш. А пока ядерный заряд летит на Кремль, Бардак пусть пошлет эсминец и пару самолетов на Черное море, на Севастополь и… все! Черноморского флота нет. Вместо него будут Яйценюх, Трупчинов, Клочка, на худой конец Вальцманенко.
– Ну, ты и фантазер! Ладно, вези меня к этим дуракам.
Машина посла остановилась перед входом ресторана «Киев», Нудельман выскочила и, как угорелая, бросилась в ресторан, но в ресторане никого не было, ни одного революционера. Только обслуживающий персонал. Обслуживающий персонал был вооружен не только швабрами, тряпками и ведрами с водой, но и шлангами и даже брандспойтами, откуда под сильным напором хлестала вода, смывая грязь с обгаженных кресел, покрытых кожей, и некогда блестевших паркетных полов.
– Кто здесь гулял? – спросила Нудельман, выкатив глаза.
– Никого не было, никто не гулял, – ответила молоденькая сотрудница, хлопая плутовскими глазами. – Это у нашего шефа Мордобойко был день рождения. И это мы отмечали, и малость, перебрали.
– Хорошо у них работает разведка, – сама себе сказала Нудельман. – Меня еще в аэропорту вычислили. Это работа наших инструкторов. Недаром потрачено пять миллиардов долларов. Надо доложить президенту. Обрадуется.
У Нудельман тоже работала разведка, она донесла: в настоящее время Яйценюх, обмотанный в американский флаг, дрыгает ногами и все время сует палец в рот, желая очиститься через рот.
Вальманенко никак не может справиться с тремя проститутками, им мешают мальчики, они пытаются задушить его, как изменника. Трупчинов висит вниз головой и пытается отмолить грехи в связи с приездом Нудельман, перед встречей завтра, в понедельник, в доме правительства и Верховной Раде.
Поскольку разведка донесла, что завтра утром все члены хунты планируют быть на работе, Нудельман согласилась переночевать в гостинице посольства, самого почитаемого здания столицы Украины, на которое не только бандеры, но и нормальные украинцы возлагали большие надежды. Здесь всегда было много молодых людей с фотоаппаратами, которые снимали каждый угол, каждую собачью какульку, поскольку она имела историческое значение, а если кто мелькнул на балконе и был заснят, то такой снимок удостаивался высшей награды – медали Степана Бандеры. Викторию тоже пытались заснять, когда она вышла из автомобиля, но у нее в руках была газета «Бандеры, вперед!», и она этой газетой успела закрыть лицо.
Пейетт вынужден был оставить гостью, поскольку у входа в гостиницу, опираясь на палочку, стояла жена посла, кривоногая с одним глазом Мариетта Оурелл. Она быстро повисла на руке мужа и произнесла:
– Пошли, мой петушок.
Нудельман улыбнулась, доставая паспорт, чтобы пройти через бюро пропусков. Пришлось топать на пятый этаж пешком. Лифт не работал. Бандеры еще неделю тому обесточили все дома киевлян, что задело, хоть и не имело на то права, гостиницу посольства США.
Спала Нудельман дурно. А под утро ей приснился Пейетт. У него были длинные, нестриженые ногти и кривые зубы-клыки. Он тянул одеяло на себя и повторял почему-то по-русски: Видеть пупок и ниже пупок. Жена спит, жена не ведать.