Кандидат в президенты Вальцманенко, выдвинутый американцами на высокий пост, невольно задумался, как себя теперь вести, что должен изменить в своем отношении с избирателями, со своими будущими рабами, как он их называл про себя и то шепотом. Он долго мучился над этой проблемой, пока не вспомнил про американскую улыбку. Вот оно, вот, где собака зарыта: надо улыбаться, везде, на каждом шагу. Вбив себе умный постулат в дурную голову, он теперь часами стоял перед зеркалом: рот до ушей. И сам себе еще больше понравился.

– Несравненная, бесценная, неверная, – обратился он к супруге, – посмотри, изменился я или нет? как моя широкая улыбка? учти, это американская улыбка, но никак не украинская, ты имей в виду.

И растянул рот до ушей. Супруга внимательно посмотрела, сперва ужаснулась, поскольку ее супруг всегда ходил мрачный и злой, а тут заулыбался, как психически больной человек, который будет улыбаться даже, если вы ему начнете резать палец. И ужас тут же сменился мажорным настроением: ее Петя, как никогда, стал походить на обезьяну. Ей в самый раз было расхохотаться, но она взяла себя в руки и сказала:

– Петя, ты выглядишь лучше, чем раньше. Так держать, Петя, мой хороший, мой голубой муженек.

Петя подпрыгнул от радости, схватился за дверную ручку и был таков, но теперь уже с раскрытыми губами и обнаженными зубами. Водитель так растерялся и заморгал глазами, понимая, что не сможет справиться с рулем.

– Ну что ты? заводи мотор! – приказал кандидат в президенты и снова обнажил зубы, рот до ушей.

– Пан кандидат, с вами все в порядке, вы не того? А то мало ли, схватите за горло на скорости сто двадцать и мы очутимся посреди Днепра. Машина бронированная, тяжелая, сразу уйдет ко дну.

– А что ты такого видишь во мне, чем я тебя испугал? – спросил кандидат и снова раскрыл рот.

– Да вы не такой, как всегда, у вас сдвиг по фазе, чего это вдруг так старательно обнажаете гнилые зубы, как обожравшаяся обезьяна? – спросил водитель, будучи готов к защите.

– Дурачок ты Лева, это же американская улыбка. Завтра в Киев приезжает великая дочь Израиля, вернее Америки, Виктория Нудельман. Мне приказано встретить ее американской улыбкой, – сказал Петро, стараясь больше не обнажать зубы.

– А, так вот оно в чем дело. Тогда поехали. – И мотор тихо заработал, и скорость тут же сто. – Так бы сразу сказали. Но мой вам добрый совет: такую щедрую улыбку, когда рот до ушей и глаза навыкате, дарите только американцам, но не нашим украинским дебилам. Наши вас не поймут и начнут крутить пальцем у виска, а это будет обидно для такого мудрого человека, как вы. Правду я говорю Вальцман Петро?

– Какой я тебе Вальцман? ты что? я Вальцманенко, хошь покажу паспорт?

– Да это я так: свой – своему. Я же тоже не Петренко, а Петерманн Пихнус, но не Левонид. Так что, как говорится: где два еврея, там хохлу делать нечего.

– Я эту нацию, как только стану президентом, начну очищать от всякой моральной скверны. Они будут у меня работать, как рабы, воевать с русскими, как римские воины, а когда мы внедримся в Евросоюз, мы уже будем кристально чистыми, а Москва будет переименована в Вальцманоград.

– Ой, заговорил меня. Свет красный, народ валит, держи-и-ись, Вальцман.

Машина резко свернула на встречную полосу, согнув небольшого диаметра трубу, на которой был вывешен плакат «Москали геть!» Но к счастью, встречных машин не оказалось и дело обошлось.

На одной из площадок Вальцмана ждал народ. Это была его первая встреча с избирателями. Народу было немного, человек десять.

Вальцманенко взошел на сцену, широко расставив руки, словно живот разросся так, что мешал рукам, обнажив при этом зубы, рот до ушей, чересчур выпучив глаза. И этими выпученными глазами он уловил, что один избиратель поднес указательный палец к виску и покрутил несколько раз, как отверткой. Будто вкручивал и выкручивал шуруп.

Это и было подтверждением того, что сказал водитель Лева Петренко – Петерманн.

Он тут же нахмурился и сжал кулаки, а потом одним кулаком стукнул по столу. Это так понравилось толпе, что она тут же замерла, навострив уши.

– Я! завоюю, их мать! я москалей к ногтю! как только стану президентом великой страны. После завоевания Москвы уведу вас всех прямо у Брусоль.

– Бруссель! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Какая разница? главное вы понимаете, куда. Вся Украина в Евросоюзе – уже завтра. Слава Украине!

– Слава Украине! Слава Степану Бандере!

Докладчик захлопал в ладоши. Толпа поддержала его.

– Я – украинец!

Каждый считал своим долгом произнести эту расхожую теперь фразу и награждался аплодисментами и криками ура.

Все было хорошо. Настолько хорошо, что кандидату показалось, что он среди американцев, и всех наградил улыбкой.

Дальше Вальцманенко не знал, что делать, но он был везучий человек. Тут же загремел телефон. Это звонила Нудельманн. Она требовала немедленной встречи с ним.

– Слава Нуле! – выпалил кандидат, не зная для чего, он стал спускаться к своей машине по ступенькам. Благодарные избиратели сопровождали его аплодисментами и криками ура.

Двадцать минут спустя он уже целовал Нудельманн туфли и широко улыбался. Это понравилось даме. Она стала спрашивать, чего бы он хотел, какие просьбы у него, чего он хочет от Америки.

Вальцман с трудом прекратил улыбаться, лицо его стало мрачным, невероятно серьезным.

– Оружия, матушка Нудельманн, побольше оружия. Украина будет защищать Европу от русского нашествия, мы, украинцы, будем преградой для зеленых человечков, оккупировавших Крым и нацеленных на Европу, а потом и на Америку, на Вашингтон, – вы понимаете это, наша защитница.

– Ты Вальцман, соображаешь. Америке такое сообщение нравится. Нам нужна Россия, мы ее должны поймать за жабры, дать по морде, и еще под зад. А насчет вооружения, подожди, я сейчас свяжу тебя с нашим военным ведомством, они тебе помогут, подскажут.

Не прошло и двадцати секунд, как в трубке раздался грубый мужской голос на английском языке. Благо, Вальцманенко понимал английский.

– Наше военное ведомство не понимает, как это кандидат в президенты, а выборы уже на носу, не знает, что в его стране оружия – девать некуда. Просмотри все склады, проверь все военные базы. После распада Советского Союза вам осталось полторы тысячи «буков». Это ракеты, которые могут уничтожить всю Россию. Куда они девались? Не проглотили же их ваши вороватые генералы и не продали их никому, ибо мы знали бы об этом. Так что, берись за дело президент, ты же главнокомандующий по штату.

– Я, я…, главнокомандующий…? Ну, теперь я покажу москалям. Где ты, Яйценюх? Почему ты разболтал на всех перекрестках, что у нас оружия нет, патронов нет, что у нас армия никудышная? Вот москали поэтому и затеяли войну с нами на Донбассе. Это они начали первые, а мы только стали обороняться.

Яйценюх вздрогнул. Действительно, такое было. Денег в казне нет, украсть нечего, армии нет, ничего нет, а вот, я, Яйценюх, возьмусь за дело, и, глядишь, уже через год все будет. Украина займет первое место в Европе по уровню жизни населения, а Россия станет провинцией Украины. Но как всякий еврей, Яйценюх, соображал быстро, а еще быстрее научился выходить сухим из воды.

– Я хотел усыпить их бдительность, и это мне удалось. Это огромный успех дипломатической миссии премьер – министра. Шалом, Вальцманенко.

– Шалом, Яйцекок.