То, что в Киеве произошел переворот, то, что власть захватила хунта, было воспринято украинцами, как само собой разумеющееся благо. Ведь этот переворот – это значит Евросоюз, а Евросоюз – это мечта всех украинцев, они эту мечту лелеют с подросткового возраста, они ею бредят, многие находятся на гране помешательства, остальная часть населения на гране риска: хоть в бездну, лишь бы эта бездна называлась Евросоюзом.

Ведь цэ европейская мебель, шикарные дачи с бассейнами, цэ Мерседесы и даже самолеты, в конце концов, цэ стол, накрытый так, что ножки под ним гнутся, почему бы украинцу не посидеть за этим столом, не побаловаться заморскими яствами, не попробовать сказочно вкусных блюд и вин? Если кто присматривался, какое выражение лица у экс-президента Кравчука при упоминании Евросоюза, тот должен был увидеть, как у него светятся рыбьи глаза, как он ерзает, как у него раскрываются ладони, и он готов сложить их, и трижды поклониться. Но тут же извиняется по тому случаю, что ему на секунду необходимо отлучиться, а потом бежит в туалет, выкатив глаза. Что тогда можно говорить о простом обывателе? Правда, при этом никто из украинцев, простых и непростых, претендующих на высокое звание всенародного любимца, не задавался вопросом, откуда же этот роскошный стол берется? Он, что, с неба падает? Да, западная Европа на этот период утопает в роскоши, но кто создавал эту роскошь? Да она так им достается, чего там балакать?

Мы, россияне, со стороны постоянно задавали младшему брату один и тот же вопрос: а примут ли вас в этот Евросоюз, хорошо ли рваться к чужому сытому столу просто так, только потому, что хочется? Но нас никто не хотел слушать. А тот, кто все же услышал, назвал это провокацией. У младших братьев доминирует один недостаток – хочу и все тут. Хоть кол на голове теши. А хорошо это или дурно, не имеет значения. Это психология капризного пятилетнего ребенка в единственном числе, научившегося мотать нервы родителям.

– Хунта, черт с ней, как ее называть, – в своем кругу говорил адвокат Левицкий, давно состоящий в партии Тянивяму, хотя родился и вырос в Киеве. – Хунта сразу начала действовать, а народ рукоплещет, значит, народ на стороне хунты. И я на стороне хунты. Хунта это – во! Да здравствует хунта! Золотые ребята.

– Во всех областях меняют глав администраций из числа наиболее преданных бандеровцев. Депутатский корпус, как в Верховной Раде, так и в стране в целом, чьи полномочия еще не кончились по срокам, практически разогнан, и это очень хорошо, – произнес его коллега Храпченко, – а те, кто остался, а остались, в основном, предатели, прилипли к идеологии фашистских молодчиков. Эта волна пошла сверху донизу, причем молниеносно, без каких-либо раскачек. Любому здравомыслящему человеку может показаться, что в том молчаливом поведении жителей нашей столицы, а так же в областях, в маленьких провинциальных городках этот начинающийся новый порядок воспринимается, как благо, ниспосланное высшими силами. Ведь за этим новым миром – Евросоюз – гигантская сказочная страна, где люди живут, как у Христа за пазухой. Вдобавок, руку протягивает Америка, страна земного рая. И этому раю препятствует старший брат, он не пускает младших братьев в этот рай. Ату его, этого брата. Какое он имеет право указывать, кому, куда двигаться? Это ведь порабощение. Надо брать вилы в руки, вспарывать им животы, а из автоматов и пулеметов дырявить головы. Слава Украине!

– Вот, Юлечка, вышла из тюряги и уже заявила: сжечь Москву напалмом. Молодец. Именно так и надо сделать. Москва – это Азия, а мы – Европа, мы – центр Европы. Украина – цэ Европа. А Яруш!? Еще лучше, у него целая идеология нашего, пусть галичанского, но все-же украинского Степана Бандеры. Ура Степке, который косил москалей! А Тянивяму!? Три лидера, они сделают Украину богатой, – добавил адвокат Левицкий, наливая бокал пива.

– Областные города кипят страстью, глядя на Киев, все подражают Киеву: Слава Украине, – произнес третий адвокат на всю контору. – Я предлагаю громить сельские советы, городские и областные управления – милиции, суда, прокуратуры, административные здания.

– Айда на коммунистов! – бросил клич Левицкий.

Двадцать боевиков, вооруженных уже не только коктейлями Молотова, но и автоматами Калашникова, бросились громить офис компартии в Киеве. Сотрудники, кто как мог, через окна спасались, а генеральный секретарь Симоненко отсиделся в подвале. Внутри здания все было перебито – компьютеры, телевизоры, сканеры и другая техника, а так же окна, стулья, столы. Затем принесли канистру с бензином, все облили и подожгли.

Компартия долго горела, даже вечно живой Ильич не устоял, и никто за это никак не ответил. Новая власть сделала вид, что ничего не произошло.

Законодательный орган тоже не остался в стороне.

Дав волю своей разнузданности, депутаты приняли закон о запрете русского языка в школах, учебных заведениях, в делопроизводстве, несмотря на то, что в стране проживало свыше десяти миллионов русских. Этот закон был принят при помощи кулаков и палок, точнее при использовании интенсивного мордобития. Наиболее рьяные нацисты, которые до прихода хунты к власти, еще колебались, куда податься, а теперь определились и, не находя места на поле боя, стали воспитывать колеблющихся жен и детей старше шестнадцати лет, куда лучше податься. Наиболее убедительным аргументом всегда был кулак, разбитые губы, синие круги под глазами. Украинцы в подавляющем большинстве переселились в 17-й год, когда россияне так-же восторженно встречали картавого, плюгавого вождя, который ненавидел их всеми фибрами своей мелкой душонки.

– Как жалко, что ентот Яндукович удрал, а то бы я яво разодрала, – говорила какая-нибудь старушка, которой Янукович все повышал, сколько мог, размер пенсии.

– Яво пымать и расстрелять надоть, а золото отобрать и на рынке продать, – вторила ей соседка, что передвигалась при помощи палки.

– Порядок наводит новая власть, так и должно быть, а ентот Яруш уходить из Майдана не хотит, мериканцы не пускают. А вдруг чо?

– Слава Украине!

Нацисты сожгли ряд домов в Киеве, разграбили семейное гнездо президента, который находился в изгнании, и это воспринималось, как нечто новое, положительное, которое непременно приведет Украину к процветанию. А перспектива вступления страны в Евросоюз оправдывала грабежи, убийства и другие правонарушения фашиствующих молодчиков.

Киев молчал в ожидании положительных перемен, молчали и другие центры областного значения. Наиболее устойчивая фашистская организация, имеющая тайные связи с США, Правый сектор – держался более уверенно и независимо от хунты, но были и другие, под иными флагами, фашиствующие молодчики. Всех их объединяло одно – ненависть к России. На этом фоне голоса российских руководителей о братском народе звучали смешно и свидетельствовали лишь об одном – незнании обстановки в «братской» стране. Изречения о братской стране исходили из уст великих особ в Кремле, и это дало возможность российским тележурналистам приглашать в Москву бандеровцев на всякие телешоу, типа «Право голоса», где бандеровцы грубо поливали Россию грязью и получали за это солидное вознаграждение. Даже фильмы фашистского толка выпускались в Москве, а их владельцы посылали солидные гонорары на содержание бандитов, которые вспаривали животы женщинам и отрезали головы детям на Донбассе и в Луганске.

Россия покорно подставляла правую щеку, когда били по левой, и только жители Крыма не захотели быть унижены. Тут Россия помогла им, правда, и пообещала «не оставить в беде других русских, проживающих на Юго-востоке». И Юго – восток вслед за Крымом сказал «нет» – киевской хунте. Захватив все рычаги власти, киевская хунта от имени народа, стала именовать непокорных сепаратистами, террористами, а их успехи в боях приписывать вмешательству России.

Словом, такая каша получилась, кроме Крымской весны, о которой говорить стыдно. Русские, живущие в Донецкой и Луганской областях, дорого заплатили за желание быть свободными и говорить на родном языке. По большому счету – их просто кинули.

Киевская хунта захватила средства массовой информации. Началась невиданная брехаловка. Можно продать мобильник, можно продать браслет, дом, кусок земли, но как продать совесть, трудно представить. Хотя ничего так дешево не стоит, как совесть. Не потому ли, что совесть непостоянная категория, она, как давление воздуха – утром высокое давление, а к обеду, глядишь, понизилось, скоро ливень. Не хочется говорить, что это национальная черта украинцев. Все люди лживы, все продают и покупают совесть, все лгут бесстыдно и нагло. Члены хунты не могли остаться в стороне. Мало того, каждый лжец старается переплюнуть другого лжеца.

Операция по возвращению Крыма показала всю гниль не только тех, кто имел там дорогие дачи, и тех, кто поносил Россию на протяжении десятилетий, кто унижал русских, проживающих в Крыму, но и мировых лидеров, начиная от Бардака. Они побоялись ядерной державы и не посмели пустить пули в качестве аргумента, они высунули длинные, лживые языки. Если раньше огромная часть населения России относилась с симпатией к янки и западным швабам, то теперь ничего нет, и не может быть, кроме отчуждения.

Вы на нас плюете, пытаетесь унизить, а мы отворачиваемся от вас, мы показываем вам то место, на котором сидим и иногда огрызаемся, говоря: одумайтесь. Наплевать, что вы лучше живете, что у вас лучше техника, прочнее одежда, прекрасные дороги, но душа-то у вас гнилая, нрав лживый, весь в дырах.

Сколько грязи было вылито, сколько проклятий услышал русский человек. За что? За то, что вернул свою землю, за то, что принял свой народ в свою семью, который умолял это сделать. Вы этого не хотели видеть и слышать. Вы видели только свои особняки на чужой земле, да ракеты, направленные на нас же.