Посещение войск министром обороны вызвало бурю эмоций среди офицерского и рядового состава. Всем хотелось удивить его хоть чем-нибудь. Те немногие солдаты, что видели его в форме рядового бойца, держащего автомат в руках и якобы рвущегося в бой, стреляли просто в воздух, дабы создать впечатление кровавого сражения, а потом передавали о нем такое, чего на самом деле не было и не могло быть. Он оказывался настолько храбрым, что укладывал по сотне ополченцев в один заход. И в рукопашном бою участвовал, десять террористов насмерть уложил одним махом. И такая легенда при помощи телевидения облетела не только войска, но и всю Украину, обрастая все новыми и новыми историями, и обещала парад победы в Севастополе, а за Севастополем следовала Красная площадь в Москве.

При взятии Ждановки, где попали в плен несколько взводов ополченцев, бойцы «Правого сектора» попросили министра обороны посетить выжженные места доблестными войсками под командованием Яруша, и посмотреть гуманное отношение победителей к пленным и гражданским лицам на освобожденной от сепаратистов территории.

Министр обороны в такой же форме, но в бронежилете высокого качества, подаренном ему губернатором Коломойшей, явился лицезреть, как обходятся победители с побежденными.

Пленным ополченцам связали колючей проволокой руки за спиной, образовав круг, спиной друг к другу, разрешив снять маски, чтобы было видно, как доблестные солдаты расстреливают пленных в десяти шагах от обреченных на смерть защитников города.

Командир карателей Задочесалко Иван Юхимович, пританцовывая вокруг министра, объявил:

– Чичас будем обучать молодых бойцов стрельбе по живым мишеням. Ежели десять молодых бойцов не попадут в мишень, тебе, падло, будет дарована жизня. Живи, пока не попадешься нам в руки повторно. Пойнятна вам такая милость? Второй раз спрашиваю: пойнятна? Есть добровольцы? Нет, никто не хотит рисковать. Что ж! Бум сами. Сержант Печенка! Иди, выбери любого. Ослобони ему руки от колючей проволоки, озьми за шиворот, отмерь пятнадцать шагов и пущай молодые бойцы наших славных вооруженных сил упражняются.

Сержант Печенка из Волыни взял под козырек и направился к связанным ополченцам, ждавшим своей конечной участи. Взгляд Печенки пал на крепкого ополченца казака Ивана, давно небритого, спокойного. Он стал развязывать пленному руки. Как только его освободили, он поработал пальцами, оглядел карателя и стукнул его лбом по лбу так, что тот накрылся ногами. Задочесалко посмотрел на министра обороны, но тот молчал, как партизан, он не знал, что делать.

– Пановы, – сказал Задочесалко, обращаясь к карателям, – дайте ему прикладом в ребра. Пять ударов. Но шоб ни одного ребра не осталось целым. Должен раздаваться хруст, када этот теллорист будет поворачиваться.

Бандеровцы окружили смутьяна и стали бить его прикладами. На четвертом ударе Иван упал на колени со сломанными ребрами.

– Ведите его на лобное место, – приказал Задочесалко, гордо задрав голову.

Два карателя взяли его под руки, повели в сторону гаража, поставили к стенке.

– Пли! – дал команду Задочесалко.

Раздалось несколько выстрелов. Жертва смотрела в глаза карателям. Получив несколько ранений в грудь и в живот, Иван опустил голову как Иисус, распятый на кресте.

– Слава Украине, но не бандеровской, не фашистской, а вы будьте прокляты, фашисты, – произнес он из последних сил и свесил голову. И это были его последние слова в жизни.

– В висок ему, в висок! Два выстрела в висок, – не унимался Задочесалко.

Выстрелы раздались с трех сторон. Иван уткнулся носом в выжженную землю, несколько раз дернул плечом и затих.

– А таперь следующая сцена. Главнокомандующий озражать не будеть?

Полдурак стоял, как вкопанный, и ничего не говорил. Такую сцену он видел впервые. Надо закаляться, – решил он.

Подошли четыре карателя, освободили четырех пленных из круга, повязанных колючей проволокой друг к другу. Им надели мешки на голову.

– За измену родине, предательство нацийональных интересов, непочтение великому полководцу Вальцманенко и его батьке Степану Бандере, четыре человека из этого круга приговариваются к смертной казни путем отсечения головы. Отрезанные головы упаковать в мешок и отвезти в Днепропетровск губернатору Коломойше. Получить по десять тышш долларов за каждый отрезанный котелок и вернуться в строй.

Солдаты – бандеровцы с четверых сняли наручники, бросили под ноги колпаки, левой рукой со стороны плеч обняли жертву, запустив пальцы в ноздри, наклонив голову немного назад, и ножом по горлу, да так сильно, что голова отделилась от туловища и повисла на спине.

– Печенку, сердце и почки вырежьте, – приказал Задочесалко. – Продадим американцам.

– Пановы, и мы купим, – сказал один поляк – доброволец. – Сто тысяч доллар за все.

– Э, нет, американцы дадут больше. Ведро, надо чистое ведро, да прикрыть, чтоб мухи не садились. А трупы в ров и хоть немного присыпать землей.

Оставшиеся пленные, хорошо понимали, что им не миновать казни, возможно, более жестокой, чем была предыдущая, и терпели. Их раздели донага. Каждому на правой ягодице выжигали свастику раскаленным железом. Это была наиболее страшная пытка. Многие не выдерживали, бросались с кулаками на карателей, желая получить пулю в затылок, но Задочесалко с этим не спешил. Он вызывал две машины, либо два танка, привязывал одну руку жертвы к одному танку, а другую руку к другому танку и давал указания двигаться в противоположные стороны. Танкисты охотно делали такие маневры. Если человеку вырывало обе руки одновременно, его больше не трогали, если одну, то его привязывали за туловище к одной машине, а руку к другой, и таким образом вырывали вторую руку.

– Знаешь, что мне больше всего не понравилось, – сказал министр обороны карателю Задочесалко.

– Что, ваша милость?

– Да это, как его? Выжигание свастики.

– Почему, генерал-плутковник?

– Запах человеческого мяса. Оно не так пахнет, как, скажем, свинина, или телятина, или дикая свинья. Это что-то, что-то такое…так и хочется мизинец откусить и пососать, как самокрутку из махорки. Не выжигай больше свастику, Задопоцелуйко.

– Я…чесалко, а не поцелуйко…

– Молчать! А то прикажу тебе выжечь свастику…

– А ты попробуй, попробуй…пахан. Мы все бандеровцы, братья по крови, а ты кто есть? Отставить шпектакль. Вон гражданского населения сколько. А вы все хотите клубнички. Девочки после десяти лет годятся. Их на глазах у родителей ублажать, раздев донага. Мать тоже на глазах у дочки и у мужа, хучь мужья все на хронте. Сепаратисты.

Министр обороны, похоже, обиделся. Он надел белые перчатки и, не подав руки Задочесалко, сел на броневик и уехал в генеральский городок, где уже была пьянка генералитета и их подруг. А Задочесалко переместился на площадь. Там уже новый спектакль шел вовсю. Радикалист Ляшка-Букашка насиловал десятилетних мальчиков, а если кто брыкался, стегал по спинке веревкой, вымоченной в соляном растворе. Другие каратели допрашивали женщин:

– Ты выпекала пирожки для сепаратистов, или не выпекала? Задери юбку, покажи зад. Не желаешь? Эй, Воняко! Десять ударов этой бабе по голой спине! И ежели у нее есть дочка старше десяти, разрешаю использовать в качестве подстилки.

– Не надо трогать ребенка, умоляю вас, вот мой зад, делайте с ним, что хотите, только девочку не трогайте.

– Ладно, не бум трогать. Только позови ее, она должна видеть, как мать исполняет свой долг. Ну, как? Будешь подчиняться народной власти?

– Буду. Ленка, подойди. А Юрика оставь на месте.

– А я и Юрика хочу, – произнес командир отряда Ляшка-Букашка.

– Ленка, посмотри, что с мамой делают. Ты хочешь, чтобы и с тобой это происходило? – спросил Задочесалко.

– Что делает мама, то и я. А это не больно?

– Давай попку, посмотришь.

– А ты, Юрик тоже попку, – приказал Ляшка-Букашка.