Когда Трупчинов работал Председателем Верховной Рады последний день, он как никогда нервничал и переживал. Ему казалось, что земля вертится не в ту сторону, что москали, вооруженные до зубов, оккупировали все его дворцы, а по каменной дорожке, что ведет к его любому дворцу, стоят виселицы. Да еще веревки с петлями на столбах болтаются и как бы требуют его жирной шеи.
Уже сегодня вечером он должен был сдать дела новому председателю Верховной Рады Гройцману. Поэтому он старался, как никогда. Какое-то время спустя собралась Верховная Рада на внеочередное заседание. Это была пороховая бочка профашистского отребья, поэтому решение о смещении его, Трупчинова, с высоких постов Председателя и президента, висели над ним, как Дамоклов меч: одно движение и меч пронзит его до пяток. Но все прошло спокойно, будто речь шла о хворостинке, которую следует поднять с проезжей части и переместить в мусорное ведро. Ему хотелось заплакать от обиды, но слез не было, и укусить некому было за подбородок. А потом перешли к всеобщей мобилизации и кормление солдат сырой свеклой и какой-то американской щепой в пакетах. Все эти эпохальные решения были приняты спешно, единогласно в течение трех минут под бурные аплодисменты и криками – Слава Украине!
В десять вечера закон лег на стол президента и тут же был подписан. Вальцманенко настолько обрадовался, что поставил свою подпись не в том месте, где полагалось, но махнул рукой и пригубил очередной стакан коньяка.
У него в кабинете сидел Наливай-Разливай, американский шпион по утверждению злых языков, который теперь официально передавал все секреты американскому военному ведомству. Правда, передавать было нечего. Если только рыться в грязном белье президента и премьера, искать вшей в кудрях Вальцманенко и то безуспешно. Вальцманенко каждую неделю посещал парикмахерскую, где эту процедуру делали за него другие.
Закон о срочной мобилизации, принятый Верховной Радой и подписанный президентом, был разослан во все военкоматы страны, во все штабы дивизий и наделал много шуму. Западноевропейские швабы пришли в восторг: наконец президент Украины начал действовать. Пятисоттысячная армия Украины даст по хребту распоясавшейся России и покажет ей, где раки зимуют.
Повестки призывникам были разосланы немедленно, но призывники прятались, их родители повестки не брали в руки, а те, кому все-таки вручили, тут же, от них постарались избавиться – оприходовали на самокрутки, либо для разжигания костров на природе в отсутствии газетной бумаги. Каждый призывник и его родители читали между строк этой повестки: война на Востоке требует пушечного мяса, пополните его, отдайте свою жизнь за киевскую хунту, состоящую из негодяев.
Поняв, что откликнулись на повестки только ивано-франковские пастухи, да жалкое количество львовян, Вальцманенко три дня чесал за ухом, стучал кулаком по столу и даже по лбу, но ничего разгадать не мог и обратился в американское посольство в Киеве: помогите, дескать, родненькие, определить у чем же промблема, пачему граждане не хотят служить в армии, почему они отказываются убивать непокорных?
Долговязый Пейетт трижды стукнул себя по узко – низкому лбу и, услыхав, что там, в кумполе, что-то как бы загрохотало, сказал Вальцманенко:
– Согласно закону, призывник, если он не расписался на повестке, в демократических странах, имеет право не явиться в военкомат для транспортировки его к месту службы. Он может сказать: я не знаком с повесткой, мне ее, эту повестку, никто не вручал.
– Как, как? Повторите еще раз, господин посол, великий друг моей Украины, я, что-то никак не пойму, – проговорил Вальцманенко, складывая руки.
– Ты, как это по-русски? а, дундук. Ты дундук. Ты должен показать мужику повестку, дать ему ручку и сказать: распишись, любезный. Как только он расписался, ты повестку в карман и ждешь. Не явился призывник, ты его в суд. Суд приговорит к пожизненному сроку, и пусть сидит на радость другим и тебе как президенту.
– Ну, теперь понял, теперь понял, господин посол. И как это я раньше не догадался? А ведь напряженно думал. Даже лежа в кровати. Буквально сегодня утром. Уже буквально приблизился к разгадке, остался один шаг, нет – полшага, и тут подходит супруга и сообщает: Петя, вставай, кофе готов. Ах ты, Боже мой, Боже ты мой! Ну, спасибо, мильон раз спасибо.
– Яйценюх, и де ты, Яйценюх, Наливай-Разливай, куда вас черти носят? А не туда, Полдурак! И де ты, Полдурак? Срочно военный совет. Тебе пятнадцать минут на сборы. Чтоб все были на месте, чтоб пуговицы, кокарды сверкали, как, у кота яйца!
Военный совет проходил во Дворце наций, а точнее в православном храме, имевшем косвенное отношение к московскому патриархату, разгромленному бандеровцами с благословения бывшего сотрудника КГБ киевского патриарха Филарета. Этот Филарет в свои 86 лет издавал такой запах на всю Украину и на всю Европу, что все чихали и не могли остановиться. Но вся трагедь в том, что эта вонь, как-то незаметно подкрадывалась и действовала на мозги, и Филарет становился все более и более популярным. Мы вынуждены о нем еще вспомнить.
Генералы тут же собрались, и у них все блестело, а у некоторых лысины блестели ярче кокард и пуговиц. Верховный Главнокомандующий опаздывал. И не просто так. Целый отдел журналистов и просто писателей трудились 46 минут над докладом президента на военном совете. Доклад должен был вместиться на одной странице и занять не больше трех минут, поскольку, как утверждал сам Вальцманенко: краткость – сестра таланта.
Генералы встречали своего Верховного под духовой оркестр, аплодисментами, криками ура и «слава Украине!».
– Воины доблестных вооруженных сил, пановы офицеры, господа генералы! Слава Украине! Мобилизация на гране провала. Мы все в этом виноваты, не призывник, а мы виноваты. Повестки надо вручать под роспись призывника. Все, я кончил.
– Ура! Ураа! Ураа!
– Всем понятно?
– Ура! Урааааа!
– За работу, господа генералы и плутковники!
Генералы сразу поняли, в чем дело и промеж себя стали утверждать: ну и умный же наш Верховный, не то, что был Кравчук и Ющенко. Они никуда не годились, а вот Вальцманенко человек умный, он стратег и политик. Дай ему Бог здоровья.
– Говорят: много употребляет.
– Э, это ерунда. Можно подумать, что наш брат безгрешный.
Хоть доклад президента и не имел прямого отношения к военному совету, но начальники военкоматов поняли, в чем секрет успеха, и стали запускать эту уловку с росписью на повестке призыва в армию во всех военкоматах страны.
Подавляющему числу военкомов на местах пришлось хвататься за голову, все они, как один, выглядели сиротливо и жалко. Боязнь потерять работу, лишиться дополнительной к пенсии зарплаты, тяжелым грузом давило на их плечи. Кто-то подал замечательную идею мысленно превратить всех новобранцев в скот на двух ногах, оторванных от цивилизации, и это дало бы возможность отлавливать их, как яйценюхов, выпущенных из клетки.
Для этого нужна была большая подготовительная работа. Скажем на село была спущена цифра 1500 двуногих яйценюхов, которых предстояло отловить, посадить в микроавтобусы, запереть и доставить в военкомат. В военкомате уже заседала врачебная комиссия, которая тут же давала заключение: годен! без всякого предварительного медицинского осмотра. Далее формировался списочный состав, распределение по взводам. Каждый взвод получал своего командира. Каждый командир говорил своим солдатам: вам повезло, ребята. Все вы отправляетесь на море охранять дачные участки Коломойши, Ахметова и Вальцманенко, нашего президента. Там обалденная кормежка, молоденькие девочки, клубничка, кафе и всякие блага. На хронт? Да что вы? Кто вам такое мог сказать? Это провокация москалей. Не верьте!
Но, так как никто не верил в эту аферу, и взводы, батареи, воинские части не наполнялись в количественном исчислении, то военкомы решили запустить операцию под кодовым названием «отлов».
В каждом селе отловом занимались ответственный работник по призыву, уполномоченный участковый, депутат сельского совета, иногда и председатель и один представитель военкомата.
Пустые микроавтобусы стояли возле сельского совета в ожидании наполнения, а непрошеные гости, пытались войти в дома испуганных до смерти граждан.
– Прячься, – сказала Марина мужу, который сидел за завтраком. – Идут. Заберут тебя насильно, отправят на фронт, и я тебя больше никогда не увижу.
– Куда прятаться, поздно уже.
– Под кровать, живо.
Миша полез под кровать, очутился в паутине, пыли в палец толщиной и притих, как испуганная мышка. Марина стянула покрывало до самого пола и выбежала на улицу. Гости стояли у порога.
– Ваш муж подлежит призыву в армию. Вызовите его, пожалуйста. Пущай подпишет эту бунажку.
– Его нет дома, – сказала супруга. – Какую еще бунажку?
– Повестку. А ежели его нету дома, то распишитесь вы.
– Я? Ни за что в жизни. Я никада никаких бунажек не подписывала. Даже в загсе не подписала. Кума за меня поставила подпись. Шо вы, шоб я? Ну-ка брысь отселева, оглоеды проклятые.
– А где сын Тарас?
– Уехал в Чехию на заработки.
– Как же так? Мы перекрыли границу с Чехией до окончания анти…анти…манти операции, – сказал участковый. Он у вас лежит под кроватью.
– Заходите, пожалуйста, – сказала Марина, моргая участковому.
Участковый зашел в коридор и остановился.
– Бутылку срочно.
– Вот она!
– Гляди, шоб завтра вас дома не было. Никого. Пойняла? Мы завтра снова придем.
– Ой, спасибочко. Вы знаете, что у меня трое детишек мал мала меньше. Как их оставить?
– Да цыц ты, знаю я все.
Великие люди села ушли, за домом разделили на троих и пошли к следующему дому.
Простым людям пришлось прятаться, а вот сыновья богатых и членов хунты разъезжали по Киеву на Мерседесах, чаще на красный свет и их никто не брал в армию защищать родину. В народе пустили слушок, что сын Трупчинова получил повестку, но уже на следующий день военком был освобожден от должности. В назидание другим.