Едва Ляшка-Букашка покинул свой бункер, как тут же понял, что он далеко не один. На небольшой площадке, недавно совершенно безлюдной мелькали вооруженные до зубов военные. Гремели танки, самоходные орудия, БТРы. Каратели были излишне беспокойны, чуть-чуть накачанные наркотиками, потому что двигались как-то так неуверенно, а некоторые просто палили в воздух, интереса ради.

– Шо тут робыться? – спросил Ляшка-Букашка одного солдата, который уронил автомат и прежде чем его поднять, танцевал гопака вокруг него.

– Идет всемирная подготовка к казни всех москалей, сепаратистов, коммунистов, теллолистов и всякой сволочи, осмелившейся поднять руку на неньку Украину, какая должна процветать, радоваться, а не воевать. Присоединяйся, браток. Получишь невероятный кайф! Москали, террористы и всякая погань воют, кричат, когда им отрубают пальцы или вырезают половые органы до того, как отрубить голову и отправить в мешке Коломойше.

– Я пока свою отдельную казнь устрою, а потом к вам присобачусь, ежели позовет ваш главный командир.

– Тече вода каламутна…, – запел солдат, стоя на коленях. – Ну, тогда пошел на х…, а то начну палить. Падронов у мене, сколько хошь.

– В своих? Да как же!

– Уматывай, я сказал!

Солдат схватил автомат и пустил очередь в воздух. Ляшка-Букашка струхнул.

– Бегу, бегу, у меня свои дела, а ты подожди здесь, может, скоро увидимся.

В десять часов утра на площадь прибыли полки «Айдар», «Днепр», «Азов» и «Правый сектор». Они выстроились квадратом на площади, и как только раздалась барабанная дробь, все подняли кадыки вверх и замерли; это был знак начала церемонии. Но гражданского населения оказалось так мало, что командиры карательных подразделений стали пожимать плечами. Для кого проводить показательную казнь? Для самих себя? Будет ли это интересно?

– Где Ляшка-Букашка? – спросил командир карателей Сенченко, не снимая маски с лица. – Приведите его сюда. Если упрется, под конвоем.

Но Ляшка-Букашка прибежал сам, его не надо было приводить под конвоем.

– Шо? Кому я потребен? Я пытаю старуху, и де ее четыре внука? Уж палец один отрубил на левой руке, а она все молчит, зараза. Одну бабу с пятилетним сыном закрыл в морозильной камере и наглухо запер дверь. Ищу журналистов, шоб засняли…для истории. Для истории, так сказать, поскольку это новый вид казни сепаратистов, предателей нашей Родины. Заснимите этот вид казни хучь на фитоаппарат, тогда я выполню все ваши просьбы.

– Ляшка-Букашка, народу мало. Как нам представить показательную казнь? Попрятались все сепаратисты. Пошли своих хонуриков по домам да по подвалам, пущай их вытащат за шиворот и сюды, на площадь имени Степана Бандеры.

– Она по-другому называется, – сказал Ляшка-Букашка.

– Ты слышал, что я сказал? Я сказал: площадь имени выдающегося полководца Степана Бандеры, значит БАНДЕРЫ, а там какого-то Ленина, я это не признаю. Так ты будешь выполнять нашу просьбу, союзник?

– По-о-олк, становись! Я, главнокомандующий Ляшка-Букашка, приказываю собрать весь народ и на площадь имени Степки Бандеры, живо. Десять минут, и они все должны быть здесь. Тот, кто прячется в собачьих будках, в тувалетах, по подвалам, под уцелевшими кроватями, по оврагам, прикрываются мертвыми телами, всех сюда. На показательную казнь. А я пойду, приведу старуху, ее тоже надоть казнить публично.

– Молодец, Ляшка-Букашка, ты наш, – произнес командир батальона Азов Сенченко. Ежели все сепаратисты будут тут через десять минут, получишь медаль имени Шухевича и премию от президента Вальцманенко. Воюем только мы, щирые украинцы, а остальные сидят по кабинетам и управляют нами.

Какое-то время спустя народ стал прибывать на площадь, кто босым, кто в одной рубахе, кто вел ребенка за ручку, а ребенок просил кушать и плакал, кто с палкой в руке. Это было в основном женское население, пособники сепаратистов. А их мужья все были на войне, они защищали себя от бандеровцев – человеконенавистников и потому именовали себя ополченцами, предателями, изменниками родины, теперь уже бандеровской и полу-американской родины, поскольку Украина как родина прекратила свое существование, как самостоятельное государство.

Среди гражданского населения были и мужчины от 70 лет и старше, кто мог передвигаться, опираясь на палку. Они помнили немецкую оккупацию Донбасса, и они могли сравнить казнь фашистов с казнями неофашистов.

Когда площадь заполнилась на одну треть, и на захваченной территории не осталось ни одного живого человека, в закрытом фургоне привезли женщину с ребенком на руках.

Командир отряда «Азов» зачитал краткое решение революционного суда. Ребенка умертвить путем распятия на доске на глазах у матери и всего присутствующего народа. Мать привязать за ноги колючей проволокой и прикрепить к хвостовой части танка и сделать по площади имени Степана Бандеры десять кругов на глазах у людей, присутствующих на площади, в назидание. Все, что они увидят и услышат здесь, разрешено передавать родственникам, знакомым, встречным, дабы каждый сепаратист знал: революционная власть не знает пощады по отношению к сепаратистам, всем русским, так называемым старшим братьям, чтоб их всех холера не пощадила, начиная с младенческого возраста.

Казнь поручалось осуществить пастухам из горных районов Ивано – Франковска под командованием депутата Верховной Рады Украины Ирины Фурион.

Оркестр заиграл гимн Украины. Бандеровцы с фашистской символикой трижды произнесли «Хайль» и казнь началась. Ребенка отобрали у матери два бойца в камуфляжной форме из отряда Ляшки-Букакашки, а два солдата из Ивано – Франковской области под командой Фурион, разложили ребенка на доске, крепко привязали веревкой и стали вбивать гвозди в ладошки, а потом в голени ножен выше пяток. Ребенок верещал на всю площадь, мать вырывалась из рук карателей и однажды вырвалась, но каратели, тут же схватили ее и носком сапога дали в солнечное сплетение, она затихла, повисла на руках бандеровца.

– Не умирает дите, – сокрушалась Ирина Фурион. – Надо сделать надрезы по бокам, для того чтобы стекала кровь. Можно серпом. Есть у кого серп? Тогда ножом. Дайте мне нож, я сделаю сама. Это надо сделать ниже плеч.

Ей дали острый штык, но Фурион, как и в жизни, была неосторожной. Она слишком глубоко всадила в молодое тельце конец острого штыка и проткнула ему сердечко. Ребенок дважды дернулся и затих.

Иисуса Христа распинали на кресте в возрасте 33 лет, а ребенка на доске, поэтому он выглядел сиротливо и жалко, а каратели – грудь колесом, головы и носы кверху. Они не знали, что если в черепных коробках нет серого вещества, то вопрос совести и чести не стоит на повестке дня никогда.

Теперь приступили к казни матери малыша. Толстой колючей проволокой ей крепко связали ноги ниже колен. Она больше не задавала вопросов, видимо сама желала умереть и только реагировала криком на невыносимую боль.

Подошел танк, дал задний ход. Женщина, лежа на спине, была прикреплена к работающему танку. Танк стал делать круговое движение под охи и вздохи толпы и плач сиротливо стоящих старух, молодых женщин с детьми.

– Никто никогда не забудет этого! – кричали дети, но их крики никто не слышал.

Когда танк стал увеличивать скорость, привязанный груз подобно круглому бревну стал переворачиваться с одной стороны на другую, оставляя после себя едва заметные полосы крови.