Замысел Бардака и его вице-президента Джо Байдена очистить территорию Донбасса от русских и на выжженной земле добывать сланцевый газ, а затем постепенно лишить Россию возможности продавать свой природный газ в Европе был задуман и спланирован незадолго до начала государственного переворота в Киеве. Янки даже обрадовались, когда узнали, что две самые крупные области стали мятежными и приказали киевской хунте начать против них беспрецедентные военные действия. Против небольшого, практически безоружного, собственного народа были пущены в ход танки, БТРы, самолеты, артиллерия, системы залпового огня Град, фосфорные снаряды и прочее оружие массового поражения. Россия хоть и обещала не оставить русских в беде после возвращения Крыма, но под давлением Европы и Америки пришлось отказаться от данного обещания. Русские, проживающие в двух областях, пали жертвой поспешной веры в защиту с востока: города Луганск и Донецк постепенно стали превращаться в руины. А что их ждет дальше, один Бог знает. А пока страшные пытки, тяжелая гибель, разрушенные дома, зияющие пустыни, выжженная земля – расплата за стремление обрести свободу и независимость от бандеровцев, этих гуннов двадцать первого века.

Десятки тысяч беженцев ринулись в Россию, Россия приняла их. Она, молча, переживала свою вину перед маленьким народом, настоящими кровными братьями, подаренными, когда-то Лениным, как леденец капризному ребенку.

Из России стало поступать вооружение и добровольцы – русские и представители других стран. Не было только главного – мощного удара по бандеровцам: президент дрогнул, возможно, не решался на третью мировую войну. А янки ликовали: одолели русских.

Часть беженцев очутилась в Крыму на берегу моря. Здесь были и мужчины. Переходя границу, они прятались за спиной своих жен с опущенными глазами и дрожью в ногах, ведь российские пограничники могли задать простой вопрос: а почему не остался воевать за освобождение Донбасса? Такой же вопрос могли задать и работники эмиграционной службы. Но россияне проявляли максимум вежливости. В Крыму всех разместили по санаториям и домам отдыха, и это была сказочная жизнь. Когда срок выданных бесплатно путевок закончился, встал вопрос, что делать дальше. Беженцам предложили трудоустраиваться, особенно мужскому населению. Но мужики сказали: нет, Потин виноват в возникновении конфликта, пусть теперь кормит нас.

– Но вы не инвалиды!

– Почти что инвалиды.

Обычно эти претензии высказывали дончане украинского происхождения.

– Нашим женам вы выделяете скудные средства на обустройство, – заявил Скрипниченко, недовольно отвернув рожицу. – А почему бы нам не начислять зарплату? Вы же богатое государство, да еще Крым прихватили.

– Не очень, молодой человек, – произнесла работница отдела по устройству беженцев. – А то доложу начальству и вас, как недовольного, вернут на свою неньку Украину. А что вы там будете делать, никто не знает.

– Э, пока нет, не стоит. Я побуду тут месячишко, другой, а там посмотрим. Победят наши… тогда…

– Для вас, кто «наши», вы можете сказать?

– Конечно, могу. Наши это все те, кто борется за неньку Украину, ее целостность, ее незалежность.

– Зачем же вы, прячась за спину супруги, моргая глазами от трусости, перебегали границу? Надо было брать оружие в руки и в бригаду Коломойши, он хорошо платит, кстати.

– Не получилось, хотелось, но не моглось. Прятался не только за спину жены, но под кроватью отлеживался. И даже сумлевался в своих переживаниях. А теперь окончательно прозрел. Кто враг, кто друг, понимаю.

– Я вас поняла, я доложу о вас. Ваша фамилия Скрипниченко, а как имя, отчество, – произнесла работница, доставая ручку и толстую тетрадь.

– Не надо, прошу вас. Вы меня погубите. Это я так, шутькую. А на работы не хочу, потому что, не могу: то спина побаливает, то в брюхе урчит, ну что поделаешь? А вам я, когда выдадут пособие моей супруге, отстегну половинку, идет?

Аня, работница отдела, все равно донесла, куда следует, но там сказали: пока будем проявлять терпение, помня: в семье не без урода. Это сообщение попало в интернет и вызвало бурю возмущения у россиян.

За беженцами потянулись и солдаты вооруженных сил. Это были те, кого окружили и добивали, кто долго находился в окружении, без воды и продуктов, кого разъедали вши и мучили болезни, те, у кого ныли раны. А их бросили, как отработанный материал, о ком забыли украинские генералы, и о ком не знал Вальцманенко в Киеве. Вальцманенко не любил доклады на пораженческие темы, ему надо докладывать только о победах.

Первую группу вояк в количестве 38 человек, среди которых было много раненых, перевезли через границу и срочно отправили в Ростов. Многие нуждались в операции. Им сделали операции, спасли им жизни, отмыли, переодели, накормили, положили в чистые светлые палаты, а когда поправились, отправили по домам. Члены хунты дипломатично молчали по приказу из Вашингтона, поскольку там не допускали, что Россия способна на гуманитарную милость. И руководителям западноевропейских стран приказали не замечать. Нет, такого не было, это просто выдумка русских. Похоже, к америкосам тоже можно отнести замечательное высказывание Бисмарка, приведенное в начале книги: «Больше всего они ненавидят благодетелей, тех, кто сделал им добро».

Вальцманенко по указанию из Вашингтона приказал своим подчиненным считать, что такого случая не было в природе. Это выдумка, вымысел москалей. Однако правоохранительные органы получили приказ завести уголовные дела против тех солдат, что вернулись на родину из российского плена. Началось следствие, судилища. И только после этого верные сыны неньки Украины и их родители, их знакомые поняли: они были раньше не чем иным, как обычным пушечным мясом и шли воевать, рискуя жизнью, за хунту и только в этом качестве были востребованы. Исчезли выдуманные, созданные больным воображением, понятия: москали, что эти москали – представители великой страны, которая может себе позволить казнить и миловать, но не зверствовать, не мстить.

За этой группой, спустя несколько дней, уже попросили убежище в России 438 человек. И им не было отказано. Для них соорудили палатки недалеко от границы и так же, в срочном порядке, укладывали раненых на операционные столы. Если в первой группе не удалось спасти одного человека, то во второй, спасены были все. Надо признать, что гуманный акт России вернуть 438 бойцов украинской армии не дал никаких положительных результатов. Бойцы, вернувшиеся домой, снова взяли в руки оружие, и пошли убивать тех, кто проявил гуманность и отпустил всех по домам. Здесь снова сработало выражение Бисмарка, оно взято эпиграфом в самом начале романа.

Человек легче и быстрее прозревает, когда такому прозрению способствуют обстоятельства: уговоры, пропаганда так не действует, как те или иные события, когда гнилое нутро твоих кумиров выходит наружу. Если бы Вальцманенко обладал умом хотя бы слесаря второго разряда, он никому не позволил бы чинить расправу над теми, кто выжил при помощи протянутой руки со стороны кого бы то ни было. А он создал образ врага, он высосал его из пальца.

– Пачему не прошла третья волна мобилизации? – Стукнул он кулаком по крышке стола. – Кто виноват? Полдурак – ты? Я тебя уволю, но перед тем, как издавать Указ, тебе кое-что отрежут и пошлют супруге в целлофановом пакете.

Полдурак встал, руки по швам, прослезился и свалился на пол. Его тут же подняли два жирных генерала.

– Сиди и слушай, – рявкнул лидер нации. – Теперь я знаю, кто виноват. Это военкомы. Они виноваты. Пущай они отправляются на восток принимать участие в боевых действиях, а на замену им, надо отправить офицеров с одной рукой и одной ногой, получивших ранения в боях за неньку Украину. Слава Украине! Хайль! Зиг хайль, зиг хайль!

Бывший министр обороны Киваль, поднял руку: позвольте доложить.

– Докладывай, черт с тобой. Ты всегда несешь какую-нибудь гадость. Давай, трави.

– 438 бойцов вышли из окружения, и перешли границу с Россией. Есть опасность, что они там и останутся. Связи с ними никакой. А если они там останутся, попросят политического убежища, что нам делать, господин президент, Верховный Главнокомандующий всех родов войск и наш любимый наставник. Мы без вас, Вальцманенко, ни туды, ни сюды, что прикажете делать?

– Молчать. Этого не было в природе. Чтоб наши доблестные солдаты сдались врагу, да еще примали лекарства. Да их россияне отравят, а может уже отравили, вы это понимаете, Кивалкин – мигалкин? И почему вы это сказали? Разве вы не знаете, молчанье – золото. Это еще Степан Бандера сказал. Он был великий человек. Галатей, то есть Полдурак, ты пришел в себя? Пришел. Когда будет парад победы в Севастополе?

– Через месяц, полтора, два, через год. Мы там уже роем траншеи, примеряем, где будут стоять палатки. Как только закончим на Юго-востоке, сразу в Крым победным маршем – ать-два, ать-два. Население Крыма за нас, с кольями – за нашей спиной. А когда мы изучим их лояльность и по винтовке образца 93 года выдадим. Так что из Симферополя прямиком в Севастополь. Коль обещал, так выполню, господин президент. Ваш министр обороны слов на ветер не бросает. Я не то, что мой предшественник Кивалов: возьмет одного террориста в плен, а вам докладывает – тысяча.

– Я протестую. Это он, все он искажает информацию, – хочет завести вас в заблуждение. На восточном хронте мы будем воевать ишшо три года, – произнес Киваль, рискуя остаться без должности.