Как только власть в Петрограде захватили большевики во главе с Лениным, как только в городе прошла Варфоломеевская ночь, какое-то время господствовала жуткая тишина, так похожая на вымерший город. На улицы безлюдного Петрограда, в центре, и на Невский проспект вышли и гопники, те, кто проживали в городских пролетарских общежитиях, и ночью принимали участие в резне.

Разгрому подверглись и торговые лавки, и крупные магазины, склады с продовольствием, поэтому естественно, сразу возникла напряженность с продовольствием. Советской власти пришлось сделать первый шаг в управлении процессом.

Все оставшиеся в живых получали по 120 грамм ржаного черствого, иногда покрытого плесенью, хлеба, щепотку соли и по две мерзлые картофелины. И больше ничего. Перебои были даже с водой. Но гопники (городское общежитие пролетариата) этим не довольствовались, они искали, где бы кого, из оставшихся в живых, ограбить.

Жителей Петрограда оставалось крайне мало, в основном по окраинам, центр был вырезан, отовариться особенно было нечем, поэтому все страдали, кроме слуг народа, объедавшихся деликатесами в Смольном.

Освободившееся жилье советская власть распределяла между революционерами и частично гопниками. Наиболее благоустроенные квартиры занимали слуги народа. Бывшая каста высокопоставленных чиновников столицы вынуждена была отправиться на небеса досрочно, а та, что осталась в живых, вынуждена была потесниться, переселиться всей семьей в одну комнату, где раньше ютилась прислуга, а прислуга наоборот занимала лучшие комнаты с первоклассной мебелью, посудой и столовым серебром. И то было великое благо советской власти, оно было частичным, выборочным, так сказать экспериментальным, для показухи. Буржуев ˗ эксплуататоров, кому посчастливилось остаться в живых, обычно арестовывали красные комиссары и расстреливали в подвалах без суда и следствия. Этого требовал вождь революции Ленин от бывшего варшавского бандита, волею рока превратившегося в палача русского народа Дзержинского. Ленин с азиатской жестокостью как истинный сын Тамерлана, требовал расправы над людьми, составлявшими цвет, костяк, мозг России. Он ненавидел интеллигенцию и, не стесняясь, называл ее «говном». А Дзержинский преуспел в этом вопросе как никто другой. Он старался изо всех сил. Куда там царским жандармам до коммунистических головорезов, называвших себя слугами народа! Долгие годы советская пропаганда вбивала в мозги своим гражданам, что Ленин — отец детей, самый гуманный человек на земле, а Дзержинский, эдакий паинька, был непримирим к врагам революции, народа и государства. А вот царские жандармы — это просто не человеки. За эту бесстыдную, и надо признать, успешную ложь, мы обязаны благодарить Ленина, самого прилежного и последовательного в своей жестокости по отношению к русскому народу.

У зажиточных людей проводили конфискацию добротной одежды, золотых украшений, запасов хлеба, денег, переводили в самую маленькую комнату без матрасов и одеял, и чтобы не умерли с голоду, оставляли им картофельные очистки. Люди, лишенные всяких прав, одежды и пищи, не могли не роптать, а то и пытались мстить палачам. Были случаи, когда красные комиссары во время таких рейдов неожиданно пропадали…

Дзержинский доложил Ленину об имеющих место исчезновениях красных комиссаров.

˗ Это буржуазные террористы! — сказал Ленин, стуча кулаком по столу. — Напоминаю, это недопустимо, берите заложников, закрывайте в специально оборудованных подвалах; выставляйте охрану и если через три дня не укажут местонахождение захваченного комиссара, то расстрелять всех до единого − детей, стариков, больных, отцов и матерей. Если наш комиссар важный человек, расстреливать не только семью, но и родственников: и братьев, и сестер.

— Если мы возьмем в заложники несколько человек и расстреляем их, это мало что даст, — выразил свою мысль Дзержинский.

— А вы берите в заложники как можно больше, человек двадцать, тридцать, сто, целый квартал. И всех расстреливайте, но так, чтоб другие слышали и видели. Не жалейте патронов, не проявляйте буржуазной жалости к врагам революции. Пусть им это будет наукой. Действуйте, товарищ Дзержинский! Действуйте, действуйте и еще раз действуйте.

Красные глаза у него были навыкате, он размахивал руками, а слюну, что брызгала во все стороны, почитал за пули, поражающие врагов революции.

˗ Да знаю я, что надо делать, Владимир Ильич, но ведь это маленький эксперимент, очередной, так сказать…с изоляцией хозяев и…картофельными очистками. Ну, вот он, этот эксперимент принес плоды. Это еще раз доказывает, насколько буржуи ненавидят нас с вами и революцию в целом.

Дзержинский стал замечать, что Ленин ведет себя несколько неадекватно, теряя над собой контроль.

Едва вышел головорез Дзержинский, как появился Бронштейн с массивной папкой в руках. Ленин обрадовался, как будто давно его не видел.

— Товарищ Т…оцкий, прошу садиться. Прошу, прошу, да поудобнее, товарищ Троцкий. Что у тебя в этой папке? Сводки о расстрелянных и повешенных? Доложи срочно. Чем больше, тем лучше. Стрелять, стрелять и еще раз стрелять. Революция буржуазного гуманизма не терпит. Вот моего брата расстреляли, нет, повесили, или расстреляли? Ну да черт с ними − расстреляли или повесили, какая разница. Давай докладывай. Как там работает Дзержинский со своими карательными отрядами? Ты за ним посматривай, одним глазком и докладывай, докладывай.

Троцкий замялся. Он не знал, что делать. В папке у него таких сведений не содержалось. Но под сверлящим взглядом вождя он дрогнул и признался.

− Расстреляли много, но сведений не вели. Это же навоз истории, Владимир Ильич, вы сами об этом недавно говорили. И у меня такая статья родилась. Вырезать всех, а на освободившуюся землю поселить евреев…

− С этим подожди. Хотя…, сколько миллионов погибнет русских дураков нас не должно интересовать, пусть буржуазные историки подсчитывают, пока им не пришел конец. Это архи важно. И вот что. От меня только что вышел товарищ Дзержинский, и…после его ухода у меня возникла гениальная мысль. А что если нам превратить войну империалистическую в войну гражданскую? По сообщению товарища Дзержинского в Петрограде нарастает сопротивление эксплуататорских классов. Значит, они могут взяться за оружие, а это угроза завоеваниям советской власти. Надо усилить меры. Питер мы, конечно, задавим, уже задавили, а точнее раздавили, а если надо будет, потопим в крови. Надо вызвать Тухачевского, пусть реабилитируется за провал в Польше. Он должен был освободить Польшу от капиталистов и заставить пролетарские массы взять власть в свои руки. В Питере, Кронштадте пусть проявит себя Тухачевский. Это будет кровь эксплуататоров и империалистов, но не кровь народных масс. Так вот, товарищ Троцкий, сопротивление эксплуататорских классов, возможно, будет проходить по всей стране. Я это чувствую, мне это не дает спать. Я уже четвертую ночь не сплю. Что делать? Ну, скажи, что делать, ты у меня единственный самый умный еврей из всех, которых я пригласил со всей Европы. И они откликнулись, но у каждого из них свои интересы, а мне нужно, чтоб интересы революции были на первом плане.

— Вам, Владимир Ильич, следует отказаться от установки ликвидировать армию как таковую. Вооружение народных масс ни к чему не приведет. Да и оружия у нас столько нет. Измените свою установку и дайте другое указание, Владимир Ильич.

— Почему, товарищ Троцкий? почему? я от своих научных установок не могу отказаться. Докажите, что я неправ, докажите! ну же, я вас слушаю.

— Нам нужно создать Красную Армию с привлечением офицеров бывшей царской армии.

— Привлечь офицеров на сторону революции, как Тухачевского? А почему бы нет? Я согласен. Кроме того, у нас много наемников, венгров, немцев, поляков и всякой остальной сволочи. Немцы нам три миллиона марок выделили на содержание такой армии. Готовьте декрет, я его подпишу, тут же, не задумываясь. Вы будете Главнокомандующим Красной армии, поскольку я в этом ничегошеньки не понимаю. Только вот что. С товарищем Дзержинским мы решили брать и расстреливать заложников, если пропадает комиссар. Вы учтите его опыт. Если бывший царский офицер отказывается служить в Красной армии, расстреливайте его семью, а его самого вешайте. Но это надо делать так, чтоб все знали и боялись. Мировая революция не может обойтись без страха и насилия.

— Проект Декрета о создании Красной армии, у меня готов, Владимир Ильич, требуется только ваша подпись. Вот в этой папке и томится проект в ожидании вашей подписи, Владимир Ильич.

− Ну и Троцкий, ну и Троцкий! Вот это да! Революционная самоуверенность — это мне по душе. А в вашем проекте о создании Красной армии карательные отряды предусмотрены? Да? Тогда подписываю прямо сейчас.

Ленин взял синий карандаш и занес над декретом.

— Ручкой, Владимир Ильич, это для истории. Только как быть с комиссарами НКВД, они всегда будут под опекой Дзержинского?

— Эти войска уже созданы, товарищ Троцкий и это будут внутренние войска под командованием Дзержинского выдающегося революционера. А вы должны быть выдающимся полководцем. Вы, кажись, окончили военную академию?

— Заходил однажды в военную академию по какому-то делу, Владимир Ильич, — признался Троцкий. ˗ Меня звали на второй курс, но я отказался, поскольку это была буржуазная академия.

— Значит, имеете отношение к военной академии. Я тоже так учился: зашел, посмотрел, отвернулся, а потом все сдал экстерном, слегка подмазав. А вы кончали, кончали и еще раз кончали. Расстреливать умеете, вешать умеете… врагов революции. Умеете, конечно, значит вы выдающийся полководец. Я же выдающийся вождь и руководитель государства, хотя никогда не заведовал даже баней. Но я принципиальный и всегда обращаюсь к Марксу. Да я и сам выдающийся ученый. Мое учение базируется на контроле, на непримиримости, на отсутствие буржуазной демократии и морали. И мой лозунг: стрелять, стрелять и еще раз стрелять. Запомните это, товарищ Троцкий, если хотите стать выдающимся полководцем.

— При помощи кнута и пряника мы сможем привлечь на свою сторону часть офицерства русской армии, которые приобрели большой опыт ведения военных действий в Первой мировой войне.

— Кнута, только кнута и пистолета, товарищ Троцкий. А это значит расстрел за малейшую провинность, даже за попытку провиниться. А теперь давайте действуйте.

* * *

Бронштейн, родственная душа Ленина по духу и крови, не был столь жесток и мстителен как его учитель. Первый опыт показал, что нужен не только кнут, но и пряник для того, чтобы привлечь офицера на свою сторону и заставить его служить в Красной армии.

Поручик Володя Павлов, самостоятельно покинул свою часть и вернулся в бурлящий Петроград. Когда на соседней улице вели одного из министров в подвал для того, чтобы там расстрелять как саботажника, его дочь, получая удары прикладами, все же сопровождала отца до порога подвала, а потом упала в обморок. Володя подскочил, взял ее на руки и вернулся с ней в подъезд, откуда она вышла. Так состоялось знакомство, а за знакомством возникли чувства. Павлов решил жениться на Зое. Во время венчания в одном из храмов, где присутствовала родня, как со стороны невесты, так и со стороны жениха, в храм ворвались комиссары и, наставив пистолеты, увели всех в подвал, в том числе и попа.

В темноте и холоде узники просидели трое суток и только потом к ним пришли посланцы Главнокомандующего Красной армии Троцкого.

— Кто здесь Павлов? — спросил комиссар.

— Молчи, — умоляла супруга, еще не познавшая его как супруга, — тебя поведут на расстрел.

— Повторяю, кто здесь Павлов? признайся — хуже будет.

— Я, — гордо выпятив грудь, сказал Володя.

— Так вот Павлов, если хочешь спасти свою супругу, своих родителей и родных, дай клятву, что будешь служить в Красной армии и воевать за торжество коммунизма. По мудрому указанию Ленина империалистическая война отныне превращается в гражданскую.

— Воевать против своих? Ни за что в жизни, — произнес офицер.

— Хорошо. Сейчас всех вас расстреляют.

Со слезами на глазах, а мать Володи упала на колени, все начали упрашивать его дать согласие служить в Красной армии. И Володя такое согласие дал. Всех отпустили, в том числе и Володю, дав ему три дня отпуска побыть с молодой женой, а потом он обязан явиться в военную комендатуру для дальнейшей службы в рядах Красной армии.

Первый опыт привлечения офицеров царской армии удался, а за ним последовали сотни и тысячи других. Уже год спустя в рядах Красной армии насчитывалось около трех миллионов человек.

Гражданская, братоубийственная война была в самом разгаре. Ленин был политическим организатором и вдохновителем этого позорного в истории России братоубийства. Психология палача и невиданной дотоле демагогии стали давать положительные результаты.

В своем кабинете он работал над «выдающемся» произведением «Как организовать соревнование». В его рабочий кабинет кроме членов ЦК, могли входить только два человека — супруга, превратившаяся в прислугу, и партийный товарищ Инесса Арманд, любовница вождя. Обычно она появлялась в длинном шелковом халате, расстегнутом на первые две пуговицы, кошачьей походкой обходила кресло и как бы внезапно опускала ладошку на сверкающую лысину вождя.

— Над чем ты так самозабвенно работаешь, милый мой коротышка, что даже меня не замечаешь? — спросила она, обнимая его короткую шею.

— Товарищ Инесса, послушай несколько строк из моего выдающегося произведения под названием «Как организовать соревнование». Оно будет разослано во все партийные ячейки, во все коммуны по городам, уездам и деревням великой России. Разумеется, секретно. Никто не должен знать, что практически советует Ленин. «Коммуны и ячейки в городе и деревне должны посвятить себя общей единой цели: очистке земли русской от всяких вредных насекомых, то есть от зажиточных, от богатых, — от всех тех, кто не согласен с советской властью. В одном месте пусть посадят десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы. Во втором — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их по отбытии карцера, желтыми билетами, запрещающими устройство на работу, получение продовольственных карточек, чтобы весь народ надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом случае — пусть расстреливают на месте без суда и следствия».

— Я не могу это слышать, — расплакалась Инесса.

— Нет, ты послушай: А вот это касается и тебя, Инесса — га-га-га.

«Всех, проживающих на территории РСФСР иностранных поданных из рядов буржуазии тех государств, которые ведут против нас враждебные и военные действия, в возрасте от 17 до 55 лет заключить в концентрационные лагеря…»

— Так ты всех предлагаешь расстрелять, упрятать в концлагеря, — кто же смотреть будет за неисправимыми? — с удивлением спросила Инесса.

— Не всех. В России пятнадцать миллионов кулаков, их надо расстрелять, выселить в Сибирь, пусть там трудятся пока не подохнут, как…мухи.

— А кто же кормить будет Россию? Ты что, Володя? Мы сами с тобой подохнем, если не будет хлеба.

— Пролетариат других стран… не оставит нас в беде. А ты думаешь, кулаки нас кормят? Как бы ни так. Да они прячут хлеб в подвалах и даже есть такие случаи, сжигают в амбарах, лишь бы советской власти не достался, товарищ Инесса. Беспощадная война против этих кулаков. Смерть им! Смерть, смерть! И их детям, и их внукам − смерть!

Ленин так распалился, что слюна стала брызгать изо рта. Инесса раскрыла ладони и когда они оказались мокрыми от слюны, нежно размазала по лысине вождя. Он встал и стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.

Через какое-то время Инесса, опустив голову, повернулась и также бесшумно удалилась. Вождь даже не заметил этого. Воображение работало вовсю: кулаки, корчась от боли, когда им отсекают пальцы на руках, потом руки до плеч, но они не сдаются, так как они заклятые, врожденные враги народной власти. Они такими уже родились, поэтому не может быть и речи о перевоспитании. То же самое происходит и с промышленниками, капиталистами, эксплуататорами, попами, их много — пол России, а может и больше. Если всех расстрелять, то останутся только пролетарские массы и с этими массами можно осуществить мировую революцию. В кабинете стояла Надя за шторой, она слышала разговор с Инессой, тихонько плакала, а когда та ушла, и Володя пришел в себя, почти шепотом стала произносить его имя.

− Володя, у меня сегодня день рождения…

− Инесса, выстави за дверь это насекомое, − дал команду вождь, оглядывая пустой кабинет. − А, ты ушла Инесса, э, черт. Надя, Надюха-муха, уйди. Мировая революция не признает никаких дней рождения. Это архи важно. Ну да ладно, так уж и быть, подойди, в лоб поцелую по случаю дня твоей смерти.

− Как в свое время в Шушенском, − произнесла Надя, смахивая слезу, не расслышав конец фразы.

* * *

Вошла Фотиева, личный секретарь и вручила Ильичу шифрограмму, точнее копию, отправленную Троцким Межлауку, командующему войсками Урала, в которой сообщается, что части Красной армии повально сдаются врагу и в этом виноваты командиры из числа мобилизованных советской властью царских офицеров. Ленина это взбесило. Он тут же вызвал Дзержинского. Железный Феликс не заставил себя ждать.

— Товарищ Дзержинский, полюбуйтесь. Мобилизованные нами офицеры, так называемые военные специалисты, саботируют. Срочно узнайте у Бронштейна фамилии офицеров, а потом расстреляйте их семьи — отца, мать, сыновей и дочерей независимо от возраста; братьев, в том числе двоюродных и троюродных, дедушек и бабушек, всех, всех до седьмого колена. Вывесить списки, пусть все знают, что мировая революция беспощадна к предателям и пособникам империализма. Объявите офицерам под личную расписку, что они сами несут ответственность за судьбу своих семей. Это архи важно.

— От вашего имени, Владимир Ильич? — спросил Дзержинский.

— От имени революционных масс, товарищ Дзержинский. Моя информация, мои указания совершенно секретны. Моя фамилия нигде не должна звучать. Я себе не принадлежу, я часть революционных масс и от имени этих масс я даю всякие распоряжения и указания, товарищ Дзержинский. И вы так же действуйте. А мои записки должны храниться в партийных архивах вечно. Вскрыть их можно только после победы мировой революции, когда ни одного империалиста не останется на земле. Вы поняли? Можете идти. И не поддавайтесь слабости, слюнтяйству, какой-то там буржуазной морали. Никакой морали. Все, что делается именем революции морально.

* * *

Реввоенсовет, созданный Троцким рассылал всех комиссаров, это были, как правило, головорезы и шпики еврейской национальности − в полки, армейские штабы с той целью, что комиссары будут следить, как командиры выполняют свои обязанности. Гораздо позже военных комиссаров заменили секретари партийных организаций не только в армейских частях, но и на гражданке, начиная от детского сада, школы до крупного завода, министерства и т. д.

Как правило, Ленин давал секретные указания комиссарам. Вот некоторые из них. «Казань. Реввоенсовет. Раскольникову. При сомнительных командирах поставьте твердых комиссаров с револьверами в руках. Поставьте начальников перед выбором: победа или смерть. Не спускать глаз с ненадежных командиров. За дезертирство лица командного состава комиссар отвечает головой». Как видим, комиссары тоже находились под бдительным ленинским оком и его детищем НКВД.

Вскоре Троцкий сообщает, что не хватает револьверов, а без револьверов, приставленных к голове командира, невозможно добиться победы. «Без револьверов воевать нельзя».

Ленин вскоре создал специальные органы для борьбы с дезертирами, и тут же было задержано и расстреляно 79036 дезертиров. А 98 тысяч добровольно сдались молодчикам НКВД, которые использовались в качестве пушечного мяса.

Ленин, будучи ранен Каплан, пишет Троцкому:… «выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово беспощадное. Горячий привет Ленин».

«Пенза. Губисполком. 29 августа 1918 года. Крайне возмущен, что нет ровно ничего определенного от вас о том, какие же, наконец, серьезные меры беспощадного подавления и конфискации хлеба у кулаков пяти волостей проведено вами? Бездеятельность ваша преступна. Провести массовый беспощадный террор против кулаков, попов и белогвардейцев, сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».

В том же году палач обращается к Троцкому: «Удивлен и встревожен замедлением операций против Казани…. По-моему, нельзя жалеть города и откладывать дальше, ибо необходимо беспощадное истребление».

Таких директив палача в отношении собственного народа нескончаемое количество. Это страшно. Палач является автором заградительных отрядов, которые использовались и во время Второй мировой войны его учеником Джугашвили.

Экзекуции проводились и среди красноармейцев.

Бесконечная, беспардонная демагогия и пустые обещания, помноженные на доисторическую звериную жестокость, помогли Ленину сломить сопротивление белых армий в гражданской войне. Белые офицеры, а в основном они составляли костяк армии, воспитывались в других условиях. Это были русские интеллигенты, аристократы, исповедующие иные ценности. Русский интеллигент неспособен был вспарывать животы сдавшимся в бою солдатам, своим кровным братьям.

Немаловажную роль сыграла и разобщенность командующих, чьи дивизии воевали против красных Комисаров. Они также не были поддержаны армиями Антанты. России суждено было погрузиться во тьму на долгие десятилетия коммунистического болота и мракобесия.