До большевистского переворота в России было 78 тысяч храмов и церквей. В одной только Москве насчитывалось 568 храмов и 42 часовни. Так что воевать с наследием вековой культуры большевикам пришлось не легче, чем с собственным народом. Церковные приходы, монастыри, часовни встречали гуннов молча, словно сам Господь с небес взирал на бесчинства карателей, но не сдавались. Они стояли прочно, выглядели величественно, как бы равнодушно реагируя на то, что творится внутри. Толстые вековые стены не сдавались даже артиллерийским снарядам, даже пожары оказались им не страшны.

Антихристы выносили все, что можно и, обессилев в желании снести храмы с лица земли, стали устраивать в бывших храмах конюшни, клубы для молодежи, склады, гаражи, свинарники. На свинарниках всегда настаивал Ленин и даже требовал по этому пункту специального отчета.

В стране шла война с церковью и, судя по докладам эмиссаров, Ленин должен быть доволен, но его мучил Храм Христа Спасителя, построенный на народные средства в честь победы над Наполеоном.

Как снести величественный храм никто пока не знал. Все пожимали плечами. Слишком толстые стены оказались настолько прочными, что не реагировали на любую взрывчатку.

В мрачном царстве этих размышлений, что победа все равно будет за нами, в сомнениях по некоторым вопросам, таким пустяковым, как взрыв русской святыни, вдруг, как гром среди ясного неба, Бронштейн прислал известие о том, что в городе Шуе не удается реквизиция церковного имущества. А по имеющимся сведениям там злотых украшений на миллион золотых рублей.

Ленина это взбесило. Он разнервничался, и даже его каменное сердце затрепетало, мозг воспалился, черные мушки перед глазами замелькали, а сжатые кулаки затряслись от желания отомстить, во что бы то ни стало. Он приказал к себе никого не пускать, даже Инессу со слезами на глазах, даже торжествующую Надю, одна только Фотиева могла войти, но и ту он предупредил: не входить без надобности.

Сутки он сидел над инструкцией, над указанием, над постулатом, которые должны быть доступны народу только много лет спустя, и то — по решению всемирного Политбюро, когда коммунизм победит во всем мире. Инструкция для членов Политбюро была закончена 19 марта 22 года спустя несколько дней после сообщения наркома по внешней торговле Красина из-за рубежа о том, что надо организовать маленький синдикат по продаже церковных ценностей за границу. А тут…сопротивление. Да кто посмел, как додумались эти рабы сопротивляться? Их надо стереть в порошок всех до единого, надо вернуться к инструкции Бронштейна о бесхвостых русских обезьянах, которых называют почему-то людьми.

«Товарищу Молотову для членов Политбюро. Строго секретно! Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои пометки на самом документе. Ленин.

По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому я изложу свои соображения письменно».

Письмо-руководство для исполнителей этого дикого акта, написанное рукой главы государства, просто омерзительно и как все ленинские опусы не блещут последовательностью изложения, поэтому оно будет приведено здесь лишь частично.

Ленин быстро создал своего рода уникальную чекистскую разведку. Вот ему уже доложили об якобы письме-инструкции Патриарха Тихона об укрытии церковных ценностей, хотя на самом деле Патриарх Тихон призвал своих служителей согласиться с реквизицией части ценностей в пользу большевиков в связи с голодом в стране.

— «Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства, — пишет он, — этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе лишь одно из проявлений этого общего плана.

Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет собой не только исключительно благоприятный, но и, вообще, единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением, какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.

Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа, вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть и несколько миллиардов) мы должны, во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечил бы нам нейтрализацию этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием ценностей останется, безусловно, и полностью на нашей стороне.

… Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов, т. е. эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.

Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю следующим образом:

Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями, должен только тов. Калинин, — никогда ни в коем случае не должен выступать ни в печати, и иным образом перед публикой тов. Троцкий.

Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно потому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает).

В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы, и нескольких других духовных центров.

Обязать Дзержинского, Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.

На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем, не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет, ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение ей всей операции было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквях.

Ленин.

Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро или письмо возбуждает какие-нибудь разногласия. Ленин».

Омерзительная инструкция от омерзительного кровавого маньяка, упивавшегося русской кровью!