Луи встал непривычно рано, в семь часов, и в половине одиннадцатого его машина уже подъезжала к окраинам Невера. Было тепло и солнечно, и он в приподнятом настроении миновал дорожный указатель департамента Ньевр. Много лет назад он часто бывал здесь по службе, и теперь был очень рад снова увидеть Луару, и сам удивился этой радости. Он уже забыл эту легкую дымку, сквозь которую взору открывались острова реки. И множество птиц, парящих над водой. Но ему хватило одного взгляда, чтобы все это вспомнить. Луара обмелела, стали видны песчаные наносы. Луи знал, что даже в этой летней покорности река может быть опасна. Каждый год пловцы тонули в ее водоворотах, думая одолеть ее за десяток гребков брассом.

Луи, по обыкновению, медленно вел машину, оставляя реку справа, а сам думал о том из троих преступников, который утопился на следующий день после изнасилования. Утопиться в Луаре легко, даже стараться не нужно. Но так же легко и кого-нибудь утопить. Клеман, если только он был на это способен, не отрицал официальную версию смерти женщины и ее мучителя. Но все можно представить и по-другому. Вчера вечером Луи рассказал Марку отвратительную историю группового изнасилования, и на того, похоже, сильное впечатление произвел Секатор. По правде сказать, на Луи тоже.

В Невере ему пришлось поплутать, пока он нашел дорогу в комиссариат. Он бросил машину в центре города, зашел в кафе, пропустил стаканчик, пописал перед тем, как отправляться в полицию, надел галстук, который завязал перед зеркалом барной стойки. Кельвелер гордился тем, что за двадцать пять лет сыскной службы завел в каждом городе знакомого полицейского, как моряк, которого в каждом порту ждет подружка. Теперь после его преждевременной отставки все, конечно, изменилось. Он уже не мог знать о перестановке кадров, повышениях, увольнениях и ни в чем не мог быть уверен. Но пока система работала. Он достал из кармана картонку, на которую накануне выписал имена полицейских Невера. С комиссаром он знаком не был. Но когда-то работал по одному сложному делу о хранении краденого с инспектором Жаком Пуше, который стал теперь капитаном. Луи перевернул картонку. В то время он был немногословен в комментариях. Там стояло только: «Жак Пуше, инспектор, Невер: прямой, мягкий, хорош в деле. – Со мной на дружеской ноге, побаивается, палки в колеса не вставлял. – Должен мне пиво за пари про цвет оперения ньеврских куриц». Проигранное пари могло пригодиться. Это поможет вспомнить, перейти на дружеский лад. Это очень полезно. Луи убрал картонку, вспоминая, что он тогда придумал про ньеврских куриц, если ничего о них не знал. Он перешел дорогу, направляясь к комиссариату.

Пуше оказался на месте. Луи назвал свое имя, написал дружескую записку, вручил ее секретарше, и через три минуты Пуше его принял.

– Здорово, Немец, сколько лет, – сказал он, приглашая Луи в кабинет. – Каким ветром тебя к нам занесло? Опять приехал досаждать? – добавил он не слишком радушно.

– Не беспокойся, – ответил Луи, радуясь, что о его репутации не забыли. – Я больше не служу в министерстве. Сейчас занимаюсь одним старым делом, ничего политического.

– Что ж, тем лучше, – кивнул Пуше, протягивая ему сигарету. – Надеюсь, ты не крутишь?

– Отнюдь. Меня интересует групповое изнасилование девятилетней давности, которое случилось в Институте Мерлена…

– Только это? – перебил Пуше.

– Пока и этого хватит.

– Я хорошо помню это дело. Посиди, я сейчас вернусь.

В ожидании Пуше Луи закурил. Успокоившись, что Кельвелер не собирается ворошить ничего опасного, Пуше спокойно покажет ему документы.

– Тебя интересует история целиком? – спросил Пуше, возвращаясь с коробкой под мышкой.

– Мы можем поговорить в кафе? – спросил Луи. – Ты мне пиво должен. Мы спорили насчет оперения ньеврских куриц, и ты проиграл.

Пуше недоуменно взглянул на Луи, а потом расхохотался.

– Твоя правда, Немец! Твоя правда! – воскликнул он.

В кафе на углу они входили лучшими друзьями. История с куриными перьями здорово развеселила Пуше. Но Луи был уверен, что тот уже давно забыл про это пари, потому что ни он, ни Пуше ни разу не упомянули о цвете перьев.

Луи заскочил в туалет, убедился, что никого рядом нет, быстро достал из кармана свою жабу, ополоснул ее под краном и сунул обратно в карман. В такую жару душ Бюфо не помешает.

– Итак? – начал Луи, когда они уселись за столик.

– Ты прав, это было групповое изнасилование. Произошло оно в парке Мерлена…

– А что это за институт?

– Частное заведение. «Институт торговли и экономики Мерлена». Там учились два года после средней школы. По окончании выдавали диплом бухгалтера для работы в торговле. Естественно, обучение было платное и далеко не дешевое. Хорошая репутация. Старое заведение. Тогда дела у них шли хорошо.

– Тогда?

– Сам понимаешь, после истории с изнасилованием и двух смертей все пошло под откос. Студентов записалось мало, институт попросту обанкротился. Уже шесть лет прошло, как Мерлен продал институт городу. Теперь это дом престарелых. И тоже дорогой.

– Черт. Значит, все разъехались кто куда. Преподаватели… служащие… и никого теперь не найдешь…

– Если тебе надо собрать их всех вместе сейчас, ничего не выйдет.

– Ясно, – недовольно буркнул Луи. – Расскажи мне эту историю. Я уже кое-что слышал, хочу проверить, правда ли.

– Ну что, сказать, это была молодая преподавательница английского Николь Бердо. Она жила в институте вместе с остальными профессорами, персоналом и учениками. Это был пансион, такая система вроде бы дает лучшие результаты. Ты что об этом думаешь?

– Не знаю, – сказал Луи, не желая ломать установившееся доверие.

– При таком порядке студенты не слоняются где попало после занятий. Больше дисциплины.

– Если соблюдать дисциплину значит насиловать женщин после уроков, то не вижу никаких преимуществ.

– Ты прав, я об этом не подумал. Нам так и не удалось узнать, что эта малышка делала в парке после полуночи. Прогулка или свидание… Было тепло. Это случилось в мае, девятого числа. И там…

Пуше взмахнул руками и тяжело уронил кулаки на пластиковый стол.

– Там трое негодяев набросились на нее, как бешеные псы. Прибежал садовник, но, к сожалению, он немного опоздал. Любопытно, но этот парень придумал неглупую штуку. Он разогнал их водой.

– Почему ты сказал «любопытно»?

– Да… потому что этого садовника пришлось допросить как единственного свидетеля. Он был немного не в себе, если ты понимаешь, о чем я. – Пуше постучал пальцем по виску. – Настоящий болван. Бог мой, и намучились же мы с ним на допросах. Но то, что он рассказал, было похоже на правду, мы действительно нашли следы троих мужчин на мокрой траве и следы самого садовника. И подобрали капюшон на земле. Тот самый, который он сорвал с одного из насильников.

– Он узнал этих людей?

– Только одного. Эрве Русле, первокурсник-второгодник двадцати лет, из богатой семьи и настоящее животное. Был самым отпетым хулиганом в Невере еще с юности. Садовник якобы «узнал» еще одного – старшего садовника. Но тут, я думаю, он просто хотел насолить начальнику, он его, похоже, ненавидел, называл Секатором. Его допросили, но это ничего не дало. Женщина тоже узнала одного из нападавших. Все повторяла, как молитву: я его видела, я его видела. Но имя вспомнить не могла, слишком тяжелый был шок у бедняжки. В больнице ей дали снотворное. А потом… – Пуше снова с сожалением уронил руки. – Парень ее ночью убил. Чтобы не заговорила, сам понимаешь.

– Разве ее не охраняли?

– Охраняли, конечно, старик, как без этого. Убийца влез в окно, а дежурный был в коридоре Ужасно глупо. Надеюсь, ты не будешь об этом болтать?

– Нет. Как он ее убил?

– Придушил подушкой, а потом руками, чтоб наверняка.

– Да уж, – сказал Луи.

– Но Русле это не помогло. Он и сам утонул в Луаре. Его нашли на следующее утро. И дело закрыли. Очень печальная история, очень. А двух других так и не нашли.

Пуше взглянул на Луи:

– Ты, случайно, не напал на их след?

– Возможно.

– Я буду рад, если у тебя получится. Тебе еще что-нибудь нужно?

– Расскажи о молодом садовнике.

– Что я могу рассказать? Зовут Клеман Воке, и я тебе уже говорил, с головой у него не все в порядке. Несчастный малый, если хочешь знать мое мнение, но все-таки немного странный. Храбрый, заметь, пришел женщине на помощь один против троих нападавших, которые ему угрожали. Многие струсили бы. А он нет. Видишь, смелый все-таки. И все, что он получил за это, – опять оказался на улице.

– Ты знаешь, что с ним стало?

– Кажется, он играл по вечерам в разных кафе. «Глаз рыси», например. Можешь там спросить.

Луи отметил про себя, что полиция Невера еще не заметила сходства между аккордеонистом и фотороботом, напечатанным накануне. Но скоро это станет очевидным. Рано или поздно кто-нибудь в Невере узнает его. Дело времени, сказал бы Луазель.

– А Секатор? Он еще здесь?

– Его я больше не видел. Но я и не следил за ним. Тебя интересует его настоящее имя?

Луи кивнул, и Пуше полистал папку.

– Тевенен, Жан Тевенен. Тогда ему было сорок семь лет. Тебе нужно спросить у Мерлена, бывшего директора. Может, он оставил его при себе садовником, пока не продал Институт.

– Ты знаешь, где его можно найти?

– Кажется, он уехал отсюда. Зайдем ко мне, и я тебе скажу. Моя секретарша была знакома с одним преподавателем.

Пуше заплатил за пиво и подмигнул Луи, в знак того, что не забыл о пари.

Секретарь подтвердила Луи, что Поль Мерлен действительно покинул Невер. После банкротства он какое-то время жил в Невере, а потом нашел работу в Париже.

Пуше повел Луи обедать вместе с двумя коллегами. Луи снова зашел в туалет, чтобы ополоснуть Бюфо. Его беспокоила обратная дорога – в машине было очень жарко. Но Марк, конечно, никогда бы не согласился приглядеть за жабой. Он присматривал за питомцем Марты, и то спасибо. Луи очень волновался за парня. Сколько еще он сможет защищать его от травли всей страны? И сколько у него займет времени, чтобы узнать, кто же он: опасный псих или храбрец, как сказал Пуше. Во всяком случае, история с изнасилованием оказалась правдой. Клеман ничего не выдумал. Были по крайней мере двое, кто его ненавидел. Два насильника. Одного звали Жан Тевенен, он же Секатор. Луи вспомнил раны на теле убитых женщин, и его передернуло. Образ Секатора был ему ненавистен.

О третьем соучастнике ничего не было известно. Луи собрался покинуть полицейских Невера далеко за полдень. Оставалось самое деликатное дело. Он тронул Пуше за плечо, и капитан удивленно посмотрел на него.

– Предположим, – тихо сказал Луи, – ты скоро услышишь о молодом садовнике.

– О поливальщике? Я о нем услышу?

– Возможно, Пуше, и в связи с очень грязным делом.

Озадаченный Пуше хотел было что-то сказать, но Луи жестом остановил его.

– Допустим, парижская полиция и я по-разному смотрим на это дело. И предположим, что прав я. Мне нужно немного времени, несколько дней. И предположим, что это время дашь мне ты, забыв, что мы с тобой виделись. Это не будет служебным проступком, а просто небольшим упущением без серьезных последствий.

Пуше напряженно уставился на Луи, не зная, на что решиться.

– А если я спрошу, ради чего все это?

– Законный вопрос. Скажем так, молодой Воке, который проявил себя храбрецом, имеет право на шанс и ты ему доверяешь, потому что он тебя не подставит.

Пуше неуверенно провел пальцем по губам, потом, не глядя на Луи, протянул ему руку.

– Допустим, я это сделаю, – сказал он.

Двое мужчин молча направились к выходу. На пороге Луи снова протянул капитану руку.

– Было бы хорошо, – неожиданно сказал Пуше, – заключить новое пари. Давай снова поборемся за кружку пива.

– О чем пари? – спросил Луи.

Оба на мгновение задумались.

– Вот, – сказал Пуше, ткнув пальцем в афишу сельскохозяйственного конкурса в витрине ресторана. Я всегда хотел знать, мул – это детеныш ослицы и жеребца или кобылы и осла?

– А что, есть разница?

– По-моему, да. Я и сам не знаю, клянусь. На что ставишь, Немец?

– Ослица и жеребец.

– Тогда я – на кобылу и осла. Пусть первый, кто узнает правильный ответ, позвонит другому.

Они попрощались, и Луи направился к машине.

Сев за руль, он достал из кармана картонку и дописал напротив имени Жака Пуше, капитана в Невере: «Хороший парень, даже очень. – Первое мнение составлено чересчур поспешно. – Дал почитать дело об изнасиловании в Невере. Прикроет меня. – Новое пари: чей детеныш мул (я сказал: ослица/жеребец). – Проигравший угощает пивом».

Потом он достал из бардачка тряпку для протирки стекол, обильно смочил ее в канаве, посадил Бюфо на переднее сиденье и накрыл его. Так жаба не будет ему докучать.

– Видишь ли, Бюфо, – сказал он, включая зажигание, – есть на белом свете два человека, которым не живется спокойно. Уж они-то не стали бы накрывать тебе башку мокрой тряпкой.

Луи тронулся с места.

– И я, старина, собираюсь найти этих двоих, – добавил он.