Мики и Эскобита проявили чудеса пунктуальности, явившись ровно в одиннадцать утра. Дверь открыла сама Лукреция, и братья чмокнули ее в щечку. Когда они уже сидели в гостиной, Хустиниана спросила, что им принести. Мики попросил эспрессо, Эскобита — стакан воды с газом. Утро выдалось серое, низкие тучи над бухтой спускались прямо к темно-зеленым волнам в клочьях пены. В открытом море виднелись рыбачьи лодки. Сыновья Исмаэля Карреры были в темных костюмах, при галстуках, из нагрудных карманов выглядывали платочки, на запястьях сверкали дорогие «Ролексы». Когда вошел Ригоберто, братья встали как по команде: «Привет, дядюшка». «Дурацкий обычай», — подумал хозяин дома. Непонятно почему, но его раздражала эта молодежная мода, возникшая в Лиме несколько лет назад: всех друзей семьи, всех знакомых старшего возраста стали называть дядюшками и тетушками, словно устанавливая несуществующее родство. Мики и Эскобита долго жали ему руку и улыбались, их сердечность выглядела чересчур пылкой, чтобы быть искренней: «Прекрасно выглядишь, дядюшка Ригоберто», «Уход на пенсию пошел тебе на пользу, дядюшка», «С последней нашей встречи ты помолодел, даже и не знаю, на сколько лет!»
— Какой отсюда красивый вид открывается, — наконец сказал Мики, указывая на море и набережную. — В ясную погоду отсюда, наверное, видно и мыс Чоррильос, правда, дядюшка?
— А еще я вижу всех этих парней, что летают на дельтапланах и парапланах, едва не задевая наши окна, — усмехнулся Ригоберто. — В один прекрасный день порыв ветра занесет какого-нибудь летуна прямо в дом.
«Племянники» отметили шутку преувеличенно громким хохотом. «Да они нервничают больше моего», — удивился Ригоберто.
Они были близнецы, но при этом не походили друг на друга ни в чем, кроме роста, атлетического телосложения и дурного нрава. Неужто часами занимаются в тренажерных залах клуба «Вилья» или «Регатас», тяжести там поднимают? Как им удается сочетать такую форму с ночной жизнью, выпивкой, кокаином и распутством? У Мики было круглое жизнерадостное лицо, губастый рот с хищными зубами и огромные уши. Он был очень светлокожий, просто гринго, и время от времени машинально улыбался, словно заводная кукла. Эскобита, наоборот, отличался смуглостью кожи, темными глазами-буравчиками, безгубым ртом и тонким пронзительным голоском. Лицо его украшали длинные бакенбарды, как у тореро или певца фламенко. «Кто из них глупее? — прикидывал Ригоберто. — А кто гаже?»
— Не скучаешь по своему офису, ты ведь теперь все время на досуге? — спросил Мики.
— По правде говоря, нет, племянник. Я много читаю, слушаю хорошую музыку, часами не выныриваю из своих альбомов по искусству. Живопись всегда привлекала меня больше, чем страховой бизнес, Исмаэль тебе, наверно, рассказывал. Теперь я наконец-то могу посвящать достаточно времени любимым занятиям.
— А какая ж у тебя библиотека, дядюшка! — воскликнул Эскобита, указав на ровные ряды полок над письменным столом. — Сколько книг, черт меня дери! И ты что, все их прочитал?
— Ну, вообще-то, пока не все. — «Этот, пожалуй, будет тупее своего братца», — решил про себя Ригоберто. — Некоторые из них — справочники, вот, например, в угловом стеллаже собраны словари и энциклопедии. Но я убежден, что намного больше вероятность, что книга будет прочитана, если она стоит у тебя дома, а не в магазине.
Близнецы смотрели на Ригоберто в растерянности, определенно не понимая, шутит ли он или говорит всерьез.
— У тебя столько книг по искусству, ты как будто уместил в одной комнате все музеи мира, — изрек Мики с выражением великой хитрости и мудрости на лице. И добавил: — Так что ты можешь ходить по музеям, даже не выходя из дому, как удобно!
«Если один из этих двуногих непроходимо туп, то другой уж точно умнее», — подумалось Ригоберто. Вот только невозможно было определить, кто именно: счет был ничейный. В гостиной воцарилась давящая нескончаемая тишина; чтобы скрыть напряжение, все трое уставились на полки с книгами. Час пробил, догадался Ригоберто. Он немного волновался, но любопытство брало верх: что же будет дальше? Нелепо, но в своих стенах, в окружении книг и гравюр, хозяин дома чувствовал себя защищенным.
— Ну что ж, дядюшка, — произнес Мики, часто заморгав, чуть-чуть не донеся мизинец до рта, — полагаю, настал момент взять быка за рога. Давай поговорим о печальных делах.
Эскобита потягивал минералку из полупустого стакана, слышно было бульканье пузырей. Он то и дело почесывал лоб, глазки его перебегали с брата на Ригоберто и обратно.
— Печальных? Отчего же печальных, Мики? — картинно изумился Ригоберто. — Что случилось, ребята? У нас опять проблемки?
— Тебе отлично известно, что случилось, дядя, — оскорбленно взвизгнул Эскобита. — Пожалуйста, не прикидывайся.
— Так ты имеешь в виду Исмаэля? — продолжал дурачиться хозяин. — Вы о нем хотите поговорить? О своем отце?
— Мы стали поводом для сплетен и посмешищем для всей Лимы, — театрально декламировал Мики, с наслаждением покусывая палец. — Тебе это наверняка известно, потому что об этом знает каждый камень. В этом городе, а возможно, и во всем Перу теперь ни над чем так не смеются. Никогда в жизни не мог я представить, что наша семья будет замешана в подобном скандале.
— В скандале, который ты мог предотвратить, дядя Ригоберто, — с горечью объявил Эскобита и состроил плаксивую гримасу. Казалось, он только теперь заметил, что стакан его опустел. Эскобита с преувеличенной осторожностью поставил его на столик.
«Сейчас идет мелодрама, потом начнутся угрозы», — констатировал про себя Ригоберто. Он, естественно, был встревожен, но происходящее все больше его увлекало. Хозяин дома смотрел на близнецов как на парочку низкопробных актеров; лицо выражало любезность и внимание. Непонятно отчего, но ему хотелось смеяться.
— Я мог предотвратить? — Ригоберто как будто растерялся. — Не понимаю, что ты имеешь в виду, племянничек.
— Ты человек, к словам которого папа всегда прислушивался, — пафосно воскликнул Эскобита. — Быть может, единственный, чье мнение для него имело вес. Ты это прекрасно знаешь, дядюшка, так что не надо крутить. Пожалуйста. Мы сюда пришли не в загадки играть. Пожалуйста!
— Если бы ты дал ему совет, если бы ты возразил, если бы указал ему на всю дикость его намерений, этого брака удалось бы избежать. — Мики слегка пристукнул по столу. За время разговора он сильно переменился: на дне светлых глаз извивались гадюки, голос уже закипал.
Ригоберто услышал музыку внизу на набережной: это была флейта-свисток точильщика ножей. Сигнал всегда раздавался в одно и то же время. Пунктуальный парень. Надо бы с ним наконец познакомиться.
— К тому же этот брак ломаного гроша не стоит, поскольку все это полный вздор, — добавил Эскобита. — Просто балаган, не имеющий никакой юридической силы. И это тебе тоже известно, дядюшка, ведь ты как-никак адвокат. Так что, если ты не против, давай говорить без выкрутасов. Будем называть вещи своими именами.
«Что пытается выразить этот недоумок? — спрашивал себя дон Ригоберто. — Оба они совершенно не к месту используют всякие присловья, расхожие словечки, не понимая, что они означают».
— Если бы ты нас вовремя известил о том, что замышляет папа, мы быстренько бы дали ему окорот, пусть даже с помощью полиции, — подхватил Мики. Он хотел, чтобы в словах его звучала печаль, но уже не мог сдерживать подступающую злость. Теперь его полуприкрытые глазенки смотрели угрожающе.
— Однако ты, дядюшка, вместо того чтобы предупредить нас, присоединился к этому балагану и даже выступил в качестве свидетеля. — Эскобита с яростью махал рукой в воздухе. — Ты поставил свою подпись рядом с закорючкой Нарсисо. Вы даже несчастного безграмотного шофера вовлекли в эту мерзкую, мерзопакостную интригу. Ах, как нехорошо — воспользоваться доверием дурачка. Откровенно говоря, такого мы от тебя не ожидали, дядя Ригоберто. В башке не укладывается, как ты мог участвовать в этом низкопробном фарсе.
— Ты нас разочаровал, — решительно высказался Мики. Он ерзал в кресле, как будто вся одежда внезапно стала ему мала. — Вот она, печальная правда: ра-зо-ча-ро-вал. Вот так она звучит. Мне больно тебе говорить, однако дела обстоят именно так. Я заявляю тебе об этом прямо в глаза и с полной откровенностью, поскольку такова печальная правда. Твоя ответственность за происшедшее неимоверно велика, дядюшка. И это говорим не только мы. То же говорят и адвокаты. И если уж говорить честь по чести, ты сам не понимаешь, во что ввязался. Эта история может иметь нехорошие последствия для твоей частной жизни, да и для другой жизни тоже.
«Какой еще другой жизни?» — подумал Ригоберто. Близнецы все больше повышали голос, от их наигранной вежливости не осталось и следа, улыбочки тоже исчезли. Теперь братья разом посерьезнели и больше не скрывали своего негодования. Ригоберто слушал их с бесстрастным лицом, застыв в неподвижности, изображая спокойствие, которого не было и в помине. «Предложат мне деньги? Пригрозят наемным убийцей? Вытащат револьвер?» От этой парочки можно было ожидать чего угодно.
— Мы пришли не для того, чтобы тебя попрекать, — неожиданно переменил стратегию Эскобита, голос его снова сделался приторным. Он улыбался, поглаживая бакенбарды, но улыбка теперь выходила кривая и вызывающая.
— Мы тебя очень любим, дядюшка, — со вздохом откликнулся Мики. — Мы знаем тебя с самого нашего рождения, ты для нас как самый близкий родственник. Вот только…
Мики не сумел закончить свою мысль и замер в прострации с раскрытым ртом и неуверенным взглядом. В итоге он предпочел сердито прикусить мизинец. «Да, этот все же тупее второго», — утвердился в своем подозрении Ригоберто.
— Наши чувства взаимны, дорогие племяннички. — Ригоберто воспользовался паузой и поспешил высказаться. — Пожалуйста, успокойтесь. Давайте поговорим как разумные цивилизованные люди.
— Для тебя это проще, чем для нас! — выкрикнул в ответ Мики. — «Ну разумеется, — подумал Ригоберто. — Он сам не знает, что говорит, но иногда попадает в точку». — Это ведь не твой, а наш отец женился на служанке, вшивой чоли, и превратил нас в посмешище для всех почтенных семейств в Лиме.
— И брак этот не стоит ни шиша, — еще раз напомнил Эскобита, лихорадочно размахивая руками. — Балаган, не имеющий никакой юридической силы. Я так думаю, ты прекрасно понимаешь суть дела, дядя Ригоберто. Так что прекрати строить из себя дятла, тебе это совсем не к лицу.
— Какую суть дела я должен понимать, племянничек? — абсолютно спокойно вопросил Ригоберто с любопытством, которое выглядело вполне искренним. — А еще я попросил бы тебя объяснить мне значение этого прозвища, «дятел». Это что, синоним идиота?
— Я хотел сказать, что ты по незнанию впутался в нехорошую историю! — взвизгнул Эскобита. — Хреновую историю, извини уж за грубое слово. Быть может, ты сам того не желал и думал, что помогаешь старому другу. Мы готовы признать твои добрые намерения. Однако они в счет не идут, потому что закон есть закон, а уж тем более в таком случае.
— Эта история может повлечь за собою серьезные проблемы — для тебя и для твоей семьи, — пожалел дядюшку Мики, снова засунув палец в рот. — Мы не собираемся тебя пугать, но именно так обстоят дела. Ты не должен был подписывать ту бумагу. Я говорю об этом объективно и бескорыстно. И разумеется, со всей любовью.
— Мы объясняем тебе для твоего же блага, Ригоберто, — поддакнул второй близнец. — Мы, верь не верь, больше печемся о твоей пользе, нежели о своей. Но как бы тебе не пожалеть о том, как круто ты влип.
«Скоро эти зверьки возбудятся до истерики, а в этом состоянии они способны и ударить», — определил Ригоберто. Близнецы даже и не пытались контролировать свой гнев, их взгляды, жесты и гримасы становились все более агрессивными. «И что же — мне придется кулаками отбиваться от этой парочки?» — спрашивал сам себя хозяин дома. Он даже не помнил, когда в последний раз дрался. Определенно, это было в начальной школе «Ла-Реколета», на какой-нибудь переменке.
— Мы успели проконсультироваться с лучшими адвокатами Лимы. Мы знаем, о чем говорим. Вот почему мы можем утверждать, что ты ввязываешься в хреновейшую историю, дядюшка. Извини за бранные слова, но мы, мужчины, должны смотреть правде в глаза. Лучше тебе быть в курсе событий.
— Да-да, сообщничество и укрывательство, — торжественно пояснил Мики, произнося эти слова чуть не по буквам, чтобы придать им побольше веса. Его голосок то и дело срывался, глаза стали как свечки.
— Дело об аннулировании брака идет полным ходом, так что наша цель близка, — сообщил Эскобита. — Поэтому самое лучшее, что ты можешь предпринять, — это помочь нам, дядя Ригоберто. Я имею в виду, лучшее для тебя.
— А еще точнее, мы просим помочь не нам, а папе, дядя Ригоберто. Другу всей твоей жизни, человеку, который был для тебя старшим братом. А еще ты поможешь сам себе и сумеешь выбраться из этой идиотской заварухи, в которую и сам влез, и нас затащил. Тебе понятно?
— Откровенно говоря, нет, племянничек. Мне понятно лишь одно: вы сильно раздражены. — Ригоберто отчитывал близнецов спокойно, приветливо, с улыбкой. — А поскольку вы все время говорите на два голоса, у меня, признаюсь, уже голова пошла кругом. Я не могу уразуметь, о чем идет речь. Почему бы вам не успокоиться и не объяснить толком, чего вы от меня хотите.
Что же, близнецы поверили, что выиграли партию? Неужели они так и подумали? В общем, они сразу же умерили свой пыл. Теперь они смотрели на Ригоберто с улыбкой, кивали и обменивались довольными заговорщицкими взглядами.
— Да-да, прости нас, мы немножко погорячились, — извинился Мики. — Ты ведь знаешь, мы тебя очень любим, дядюшка.
«А ведь уши у него не меньше моих, — заметил Ригоберто. — Только у него как будто крыльями машут, а у меня — нет».
— И главное, прости, что мы повысили на тебя голос, — продолжил извинения Эскобита, беспорядочно молотя воздух, словно неугомонная обезьянка. — Но поскольку все идет так, как идет, то ничего не попишешь, ты должен нас понять. Сумасбродства этого старого психа и нас с братом вконец задергали.
— А вообще-то, все очень просто, — взялся объяснять Мики. — Мы отлично понимаем, что, поскольку наш папа — твой начальник в страховой компании, ты не мог отказаться подписать ту бумагу. И бедняга Нарсисо — то же самое. Судья, конечно, примет это во внимание. Это послужит смягчающим обстоятельством. Вам ничего не будет. Адвокаты гарантируют.
«В его устах слово „адвокат“ превращается в волшебную палочку», — подумал Ригоберто, наслаждаясь происходящим.
— Вы заблуждаетесь: и я, и Нарсисо согласились быть свидетелями на свадьбе вашего отца не потому, что мы его подчиненные, — вежливо поправил Ригоберто. — Я поступил так потому, что Исмаэль не только мой начальник, но и друг всей моей жизни. Нарсисо тоже согласился из великого уважения, с которым всегда относился к вашему отцу.
— Ну так вот, ты оказал другу всей твоей жизни дурную услугу! — Эскобита снова был охвачен гневом, теперь лицо его пылало, как будто он неожиданно получил солнечный удар, темные глаза метали молнии. — Старик не понимал, что делает. Он уже давным-давно рехнулся. Он давным-давно не знает, кто он таков, где находится и что вытворяет. Позволил себя завлечь этой говенной чоли, с которой он, будем так говорить, снюхался.
«Снюхался?» — возмутился дон Ригоберто. Наверное, это самое безобразное слово в испанском языке. Вонючее, волосатое слово.
— Ты что же, полагаешь, что мой папа, который всегда был настоящим кабальеро, мог бы, находясь в здравом уме, жениться на служанке, которая в довершение всего лет на сорок его моложе? — заговорил Мики. Рот его при этом широко распахивался, обнажая огромные зубы.
— Ты можешь в такое поверить? — Глаза у Эскобиты покраснели, голосок срывался на визг. — Это попросту невозможно; ты человек умный и образованный, так что не обманывай себя и не пытайся обмануть нас. Нам ведь палец в рот не клади, и к тебе это тоже относится.
— Если бы мне показалось, что Исмаэль не в здравом уме и не в твердой памяти, я бы не согласился стать его свидетелем, племянник. Прошу вас, дайте мне наконец сказать. Я понимаю, вы сейчас очень взбаламучены. Разумеется, это к делу не относится. Но вы должны сильно постараться и принять вещи, как они есть. Все обстоит не так, как вам кажется. Меня тоже сильно удивила женитьба Исмаэля. Именно так, не меньше всех остальных. Однако Исмаэль прекрасно сознавал, что делает, в этом я совершенно убежден. Он принял решение жениться вполне обдуманно, с абсолютным пониманием того, что он собирается сделать. И сознавая все последствия.
Ригоберто видел, как от его слов лица братьев Каррера наполняются яростью и негодованием.
— Надеюсь, ты не осмелишься повторить весь этот вздор в присутствии судьи. — Эскобита порывисто вскочил с кресла и сделал шаг вперед. Лицо его больше не багровело — он побледнел и весь трясся.
Дон Ригоберто даже не пошевелился. Он ждал пощечины или даже удара, но Эскобита сдержался и снова сел в кресло. По его круглому лицу струился пот. «А вот уже и угрозы. Интересно, до битья дело дойдет?»
— Если ты хотел меня напугать, ты этого добился, Эскобита, — все так же спокойно констатировал Ригоберто. — Лучше сказать, вы вдвоем этого добились. Хотите знать правду? Я просто умираю от страха, племяннички. Вы молоды, сильны, вспыльчивы, а ваш послужной список напугает и матерого уголовника. Я очень хорошо вас знаю, потому что, как вы помните, не раз помогал вам выпутываться из передряг и переделок, в которые вы попадали чуть ли не с детства. Помните, например, когда вы изнасиловали ту девчонку в Пукусане? Мне-то до сих пор памятно даже ее имя: Флоралиса Рока, так ее звали. И уж конечно, я не забыл, как мне пришлось передать ее родителям пятьдесят тысяч долларов, чтобы вы за свое озорство не отправились за решетку. И я отлично сознаю, что если вы решитесь, то способны исколошматить меня до полусмерти. Это яснее ясного.
Близнецы от растерянности насупились, принялись переглядываться, безуспешно пытались улыбнуться, вот только им было не до смеха.
— Ну зачем же ты так? — наконец выговорил Мики, вытащив изо рта мизинец и легонько хлопнув Ригоберто по плечу. — Здесь ведь собрались настоящие кабальеро, дядюшка.
— Мы бы никогда не подняли на тебя руку, — взволнованно подтвердил Эскобита. — Мы же тебя любим, дядя, пусть тебе сейчас и не верится. Несмотря на то, как скверно ты с нами обошелся, подписав эту проклятую бумажку.
— Позвольте мне закончить. — Хозяин дома плавными жестами успокаивал своих гостей. — И все-таки, несмотря на все мои страхи, если судья вызовет меня для дачи показаний, я скажу правду. Что Исмаэль принял решение о женитьбе, отчетливо сознавая, что он делает. Что он не впал в маразм и не сошел с ума и что он не позволял собой вертеть ни Армиде, ни кому-либо еще. Потому что рассудок у вашего отца до сих пор работает куда яснее, чем у вас двоих, вместе взятых. Вот это и есть истинная правда, племяннички.
И в комнате снова воцарилось плотное, колючее молчание. Тучи за окном почернели, а вдалеке, на горизонте моря, замелькали электрические огоньки — то ли судовые прожекторы, то ли далекие зарницы. Ригоберто слышал, как бьется его сердце. Сыновья Исмаэля были бледны, им, по-видимому, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не броситься на него и не изувечить. «Ты, уж это точно, оказал мне дурную услугу, втянув меня в это дело, Исмаэль», — подумал Ригоберто.
Эскобита заговорил первым. Он понизил голос, как будто собирался открыть важную тайну, и пристально посмотрел в глаза Ригоберто; теперь в его взгляде сквозило презрение.
— Папа тебе заплатил, да? Сколько он тебе дал, дядюшка?
От этого вопроса Ригоберто просто опешил и застыл с открытым ртом.
— Не пойми нас превратно, — тут же поспешил поправить дело Мики. Он тоже говорил тихим голосом и успокаивающе помавал рукой. — Тебе вовсе нечего стыдиться, у всех есть потребности. Эскобита спрашивает тебя только потому, что если речь идет о деньгах, то мы тоже готовы тебя отблагодарить. Поскольку, откровенно говоря, ты нам нужен, дядя.
— Нам нужно, чтобы ты встретился с судьей и признал, что подписался в качестве свидетеля под давлением, из-за угроз, — объяснял Эскобита. — Если вы с Нарсисо об этом заявите, то процедура ускорится и брак будет аннулирован в два счета. И разумеется, мы готовы тебя вознаградить, дядюшка. Причем весьма щедро.
— Все услуги стоят денег, и нам хорошо известно, в каком мире мы живем, — добавил Мики. — И разумеется, строжайшая конфиденциальность.
— К тому же ты здорово поможешь нашему папе, дядюшка. Бедняга сейчас наверняка в отчаянии, не знает, как выбраться из ловушки, в которую угодил в момент слабости. Мы избавим его от этой напасти, и, вот увидишь, в конце концов он будет нам благодарен.
Ригоберто слушал близнецов не шевелясь и не моргая, окаменев в своем кресле, как будто погрузившись в высокомудрые раздумья. Близнецы с нетерпением дожидались его ответа. Молчание длилось целую минуту. Вдалеке на улице время от времени слышался затихающий сигнал точильщика.
— Прошу вас покинуть этот дом и больше здесь не появляться, — произнес наконец дон Ригоберто с неизменным своим спокойствием. — Честно сказать, вы оказались еще хуже, чем я думал, молодые люди. А уж я-то как-никак знаю вас лучше всех, с тех пор, как вы еще в коротких штанишках бегали.
— Ты нас оскорбляешь, — предупредил Мики. — Не заблуждайся, дядюшка: мы уважаем твои седины, но не больше того.
— И мы тебе не позволим! — Эскобита ударил по столу. — Да будет тебе известно, что ты можешь лишиться всего. Даже твоя пенсия и та под вопросом.
— Не забывай, кто будет управлять компанией, как только этот старый псих протянет ноги, — пригрозил Мики.
— Я попросил вас уйти. — Ригоберто встал и указал на дверь. — И главное: чтобы ноги вашей больше здесь не было. Я не желаю снова встречаться с вами.
— Ты думаешь, что можешь вот так выставить нас из дома, паршивый сводник? — выкрикнул Эскобита, тоже вставая и сжимая кулаки.
— Заткнись! — Мики схватил брата за руку. — Мы не можем докатиться до драки. Эскобита, извинись перед дядей Ригоберто за оскорбление.
— И в этом нет нужды. Достаточно будет, если вы уйдете и никогда не вернетесь, — сказал Ригоберто.
— Да ведь он нас оскорбил, братец! — не унимался Эскобита. — Он вышвыривает нас из дома, словно двух блохастых псов. Ты разве не слышал?
— Извинись, мать твою, — приказал Мики, тоже вскочив на ноги. — Прямо сейчас. Проси прощения.
— Ну ладно, — уступил Эскобита. Он дрожал как лист. — Прошу прощения за свои слова, дядюшка.
— Извинения приняты, — кивнул в ответ Ригоберто. — Наш разговор окончен. Спасибо, что навестили, молодые люди. Всего наилучшего.
— Мы еще поговорим, только в более спокойном тоне, — сказал на прощание Мики. — Мне жаль, что все кончилось так, дядя Ригоберто. Мы ведь хотели договориться по-дружески. Однако, ввиду твоей неуступчивости, наше дело придется доверить судебным инстанциям.
— Такой оборот тебя не сильно устроит, говорю тебе по совести: ты пожалеешь, — добавил Эскобита. — Так что лучше бы тебе передумать.
— Пойдем уже, братишка, и заткнись, наконец. — Мики взял брата под руку и потащил к выходу.
Как только близнецы покинули гостиную, через другую дверь вбежали Лукреция с Хустинианой. Лица у них были встревоженные. Служанка сжимала в руке опасное оружие — маленькую скалку для теста.
— Мы все слышали, — объявила Лукреция, схватив мужа за руку. — Если бы гиены к тебе прикоснулись хоть пальцем, мы были готовы выскочить и броситься на них.
— Так вот почему ты со скалкой? — уточнил Ригоберто, и Хустиниана кивнула с самым серьезным видом, потрясая своей импровизированной дубинкой.
— А у меня была кочерга, — сообщила Лукреция. — Мы бы выцарапали этим подонкам глаза. Клянусь тебе, любовь моя.
— Ну как, хорошо я держался? — Ригоберто выпятил грудь. — Я ни разу не позволил этой парочке полуидиотов меня запугать.
— Ты вел себя как настоящий кабальеро, — ответила Лукреция. — И по крайней мере, на этот раз рассудок одержал победу над грубой силой.
— Как настоящий мачо, дон Ригоберто, — эхом откликнулась Хустиниана.
— Только Фончито об этом ни слова, — приказал Ригоберто. — Мальчику и своих проблем хватает.
Женщины кивнули в знак согласия, а потом все трое дружно расхохотались.