«Они царствовали со Христом»

«У священника и тирана — одна и та же политика и одни и те же интересы. Тому и другому нужны лишь тупые и покорные подданные. Они боятся счастья, свободы и процветания народов, предпочитают царствовать с помощью страха, народной беспомощности и нужды. Они чувствуют себя сильными только тогда, когда все кругом удручены и несчастны.

И священник и тиран развращены неограниченной властью, цинизмом и безнаказанностью. Тот и другой развращают людей; одному это нужно для того, чтобы царствовать, другому — для того, чтобы отпускать грехи. Оба они вступают в союз, чтобы гасить просвещение, подавлять разум и душить самое желание свободы в сердце человека». Эти слова Поля Анри Гольбаха, прозвучавшие еще в XVIII веке, как нельзя более точно характеризуют мотивы церкви, которая издавна была заинтересована в сплочении людей под своими знаменами.

Религия, являясь специфической формой идеологии, включает в себя совокупность социально-политических, нравственных, правовых и других представлений, преподносимых под соответствующим углом зрения. Рассматривая православие в обществе эксплуататоров, необходимо различать интеграцию внутреннюю и внешнюю — в пределах вероисповедальной общности и по отношению к социальной системе в целом.

Русская православная церковь, способствуя идейному и организационному объединению верующих в конкретных исторических условиях, собирала и множила паству, укрепляя тем самым собственные позиции. В то же время осуществление интегративной функции оказывало «желаемое» тормозящее воздействие на общественное развитие: сплачивание на какой-то период согласно «промыслительной воле божией» разных классов и социальных слоев сдерживало недовольство угнетенных, затушевывало классовую борьбу.

Объективное изучение роли русского православия с достаточной убедительностью подтверждает, что религиозные деятели неизменно выступали на стороне наиболее консервативных и реакционных сил, предавая, когда это было нужно власть имущим, «братьев во Христе», чтобы потом, надев маску лицемерия, как ни в чем не бывало проповедовать покорность и «вселенскую любовь».

Какая картина наблюдалась на Руси вскоре после ее крещения?

«Расширялись границы Древнерусского государства, внутри этой огромной державы шел процесс, подготовлявший ее расчленение.

Окрепшие и продолжающие крепнуть отдельные области успели настолько усилиться, что смогли противопоставить себя власти Киева, перестали делиться с ним своими доходами и обнаружили явную тенденцию к автономному существованию.

Так подготовлялось расчленение Древнерусского государства на ряд отдельных княжений, т. е. новая форма государства, — явление, хороню знакомое и другим, феодальным странам на известном этапе их развития».

Незадолго до смерти князя Владимира в 1015 году новгородцы во главе с его сыном Ярославом прекратили платить дань Киеву. Отец стал формировать войско против сына, сын — против отца, наняв для этого варягов. Воспользовавшись отсутствием князя, новгородцы перебили варягов. Ярослав, вернувшись в город, перебил тех, кто участвовал в истреблении наемников.

После смерти Владимира на киевский престол сел другой его сын — Святополк и принялся угрожать своим братьям. Летопись так объясняет намерения Святополка: «…избью братию мою и приму власть русскую един». Святополк, прозванный «Окаянным», участвовал в заговоре против Владимира, убил братьев Бориса, Глеба Муромского, Святослава Древлянского, готовился убить Ярослава Новгородского. Но Ярослав, собрав многотысячное войско, вместе с печенегами разбил дружину Святополка. Тот бежал к своему тестю в Польшу.

Началась многолетняя война между Ярославом и Святополком за власть и земли. Они привлекали на свою сторону не только русские дружины, но и поляков, немцев, венгров, печенегов и т. д. Не раз после поражений в боях бежали братья друг от друга к названным «союзникам».

После утверждения Ярослава в Киеве на него поднялся еще один брат, тмутараканский князь Мстислав, который оказался сильнее, победил Ярослава в 1023 году, но, расширив свои владения до Днепра, не решился брать Киев.

Ярослав, однако, не успокаивался. Его власти мог угрожать и брат Судислав. Того обвинили во враждебных намерениях и по доносу посадили в тюрьму более чем на 20 лет.

Ни кровное родство, ни общая христианская вера не остановили братьев в смертельной схватке за власть. В этой схватке гибло великое множество христиан, а князья молили бога помочь им одержать верх, воздвигали храмы за счет награбленных богатств. Духовенство, в свою очередь, зорко следило за успехами и неудачами великих князей и, смотря по обстоятельствам, учитывая прежде всего собственные интересы, помогало то одному, то другому.

Дорого обходилась народу жестокая борьба князей за престолы, а духовенства — за «души» людей. Были уничтожены, вероятно, сотни тысяч крестьян, ремесленников, огромные материальные ценности, уникальное письменное наследие.

Воспользовавшись ослаблением Руси, полчища монгольских завоевателей почти два столетия опустошали, грабили ее, истребляли мужчин, женщин, стариков и детей, уводили население в рабство. Во времена ига, по признанию богослова, «летописи не дают нам права сказать, чтобы епископы наши оказались на высоте своего призвания…». Они не воодушевляли «граждан к мужественному сопротивлению врагам для защиты своей земли», а многие из них спасались бегством или служили поработителям.

В общей сложности почти четыреста лет на Руси шли междоусобные войны князей и длилось монгольское иго. Они принесли неисчислимые бедствия и страдания, гибель многих воинов и мирных жителей, экономическое разорение крестьянских хозяйств, страх, беспомощность.

Русская церковь в этот сложный и трудный период истории с помощью светской власти направляла усилия растущего церковного аппарата, с одной стороны, на объединение верующих вокруг православия, а с другой — на укрепление социальной системы антагонистического общества в целом.

Многочисленные служители культа всей своей деятельностью освящали и оправдывали пороки эксплуататорского общества, стремясь искусственно создать социальную общность угнетенных и угнетателей. Здесь наиболее отчетливо просматривается реакционный характер христианства, как и любой другой религии, его консерватизм.

При этом русская православная церковь, невзирая на многовековую экономическую отсталость страны, на тяжелое положение народных масс, неуклонно увеличивала свое экономическое могущество. Уже невозможно сейчас подсчитать, какие огромные финансовые средства, материальные ресурсы истрачены на строительство храмов, монастырей и других церковных учреждений в течение более чем 900 лет. Невозможно определить число ремесленников, крестьян, архитекторов, строителей, художников, отдавших свои силы, талант, жизни во имя «благоденствия и красоты» религии. Если бы все это и в самом деле было обращено на счастье народа…

Церковь, однако, оправдывая предназначенную ей миссию, использовала насаждаемые иллюзорные идеалы для порабощения миллионов людей, лишения человека, по определению К. Маркса, «всякой радости и всякого наслаждения» в его действительной жизни на земле.

 

«Все ходят во имя своего бога»

В Библии уделяется большое внимание организационной и идеологической деятельности духовенства, самих верующих в борьбе против других религий с целью утверждения иллюзии, что христианский «бог выше всех богов». Поэтому последователям христианства предписывалось неутомимо действовать «во имя своего бога, Христа и святого духа».

Поскольку всякая религия является одной из форм общественного сознания, постольку в рамках эксплуататорского государства она объединяет свою идеологию с политической идеологией правящих классов и специфическим образом тоже выполняет интегративную функцию. Русская православная церковь, как особый социальный институт, постоянно распространяла и укрепляла в массах религиозные воззрения, тем самым сплачивая людей, которые должны были воспринимать систему вероучения в качестве непреложных норм поведения.

Составители «священного писания», различных «преданий святых отцов церкви», не очень-то надеясь на всемогущество и всепобеждающую силу небес, предусмотрели определенные социальные функции религии, формы, методы, способы существования «детей христовых» не только в личной, семейной жизни, но и в окружении инаковерующих, инакомыслящих.

В период раннего христианства, становления русского православия, в обществе, где пока еще господствовали языческие верования, церковь проповедовала смирение, терпение, воздержание, утешая: «бог будет с вами», приспосабливая к своим нуждам укоренившиеся обычаи, традиции наций и народностей.

В ходе развития государства изменяются масштабы интегративной и других функций религии. Получая поддержку господствующих классов, церковь разворачивается вширь и вглубь. Теперь уже духовенство призывает верующих, членов их семей: «принесите жертвы богу», «воздайте славу богу нашему» и «будет тебе награда от бога». Православным, которые не проявляли большого усердия в пропаганде христианства, угрожали и небесными карами, и вполне реальной силой «начальствующих», власть имущих.

В «Истории СССР» говорится: «Быстрее всего христианство распространялось в среде феодальной знати. Народные массы еще долго отстаивали язычество. Происходили крупные восстания, в которых под религиозной оболочкой защиты язычества массы выступали против усиления феодальной эксплуатации.

Превращение христианства в господствующую религию на Руси отвечало лишь интересам эксплуататорской верхушки феодального общества. Христианское вероучение звало трудящиеся массы к долготерпению и покорности, обещая вечное блаженство на небе. Тем самым и православная церковь активно способствовала усилению феодальной эксплуатации и всех других форм угнетения трудящихся. Крупнейшими феодалами-эксплуататорами являлись монастыри и церкви».

На юге России к концу XI века христианство утвердилось только в результате усилий княжеской власти, а главное, под нажимом военных дружин. К тому времени здесь был создан ряд епископий (в Киеве, Чернигове, Юрьеве, Переяславле, Владимире-Волынском и Тмутаракани). Появились они и на северо-западе (в Турове, Полоцке, Новгороде, Ростове). На юге и в городах, и по деревням уже стояли «храмы христианские». Однако во многих глухих местах востока и северо-востока России язычество сохранялось и в XII–XV веках, там вели ожесточенный бой против христианства.

«В Ростове, — пишет богослов, — христианство возросло не иначе, как орошенное кровью искреннего проповедника своего». Первые епископы Ростова, Федор и Иларион, вынуждены были бежать «от ярости язычников». Прибывшего епископа Леонтия жители выгнали за город, а затем и «умертвили его». Упорные вятичи, проживающие в Мценске, Брянске, Козельске, «замучили проповедника Кукшу». Не скоро завоевало признание христианство и в Муроме, где население было язычниками и мусульманами. Князь Константин Святославович, «выпросив себе в удел муромскую область, решился очистить ее от заблуждений» и послал с этой целью сына Михаила. Его убили — «успеха не было».

Языческие служители культа — волхвы, в страхе потерять свой «хлеб насущный», подымали народ на борьбу против христианства и христианских попов. В 1024 году волхвы будоражили Суздаль, а затем прошли от Ростова до Белого озера, приказывая убивать женщин, принявших христианство. В 1223 году четыре волхва «показались было открыто в Новгороде; но народ сам схватил и сжег их, тогда как в прежнее время те же новгородцы вооруженною рукою защищали подобных людей».

Напряженная борьба велась между язычниками и христианами «в земле Пермской», где вогуличи сжигали, разоряли церковные учреждения, в 1455 году убили епископа Питирима. Крестом и мечом около ста лет обращали Пермь в новую веру. Как свидетельствует церковный историк Ф. Гумилевский, для прочнейшего утверждения христианства здесь были построены не только церкви, но и монастыри, а «подчинение Перми Москве в 1472 году дало великому князю возможность усилить борьбу с язычеством. Сам митрополит Симон (1481 г.) писал князю пермскому Матвею, чтобы продолжавшееся почитание идолов было прекращено и никаких треб и тризн языческих не совершалось. Язычники вогуличи ушли за Урал.

Долго языческие обряды сосуществовали с христианскими обычаями и у крещеной чуди и ижорян… церквей они не посещали, от исповеди уклонялись, поста не соблюдали».

Православие утверждалось не убеждением, а принуждением путем экономического, политического, военного давления на тех, кто отстаивал язычество — традицию своего народа.

В 1552 году Иван Грозный покорил царство Казанское, пожелав «служить славе бога христианского среди неверных».

После крещения побежденных некрещеным татарам запретили «оставаться в Казани — городе, посвященном имени бога христианского; им отведена была особая слобода, и они не имели здесь мечетей… Через 40 лет митрополит Гермоген сообщал государю, что некоторые из обращенных в христианство совсем отошли от Христа, и просил его принять меры к прекращению зла. Царь повелел всех крестившихся татар селить с русскими и выстроил им церковь; также требовал, чтобы они вступали в браки только с русскими, и этим удержал слабых в ограде церкви христовой».

В 1551 году Стоглавый собор, нуждаясь в училищах, в которых методически излагалось бы христианское учение и готовились необходимые кадры служителей культа, обратился за помощью к царю. Первые подобные училища «словесных наук» появились во второй половине XVI века «именно в той части России, где существовала наибольшая опасность православию», — в Остроге, Вильне, Слуцке.

Верующим и сегодня неустанно втолковывают, что митрополиты, архиепископы, епископы — «ставленники бога на земле». Однако с первых лет официального крещения Руси и внедрения христианства иерархов церкви ставили только с согласия удельного князя, в противном случае он принимал решительные меры, чтобы убрать неугодного ему духовного руководителя.

Как известно, в течение нескольких столетий митрополитов в Россию назначал константинопольский патриарх по согласованию с византийским государем. По этому случаю в Константинополе проходило торжественное богослужение, вручалась патриаршая грамота с солидными печатями, и митрополит отправлялся на Русь. «Но, как государь земли и глава народа, великий князь мог отказать в митрополии лицу, оказавшемуся неполезным стране». Греческий митрополит обычно не знал русского языка и общался с князем и служителями культа через переводчика, он не знал образа жизни подчиненной ему паствы, подлинную расстановку сил в междоусобной борьбе за власть. И поэтому киевские князья стремились утвердить в должности митрополита русского священнослужителя. В 1051 году, то есть спустя 63 года после введения христианства, митрополитом поставили россиянина Илариона. А произошло это и по той причине, что за три года до избрания митрополита была война с греками, «жестокость греков с русскими в эту войну была не такова, чтобы можно было скоро забыть ее; эта жестокость не могла не охладить Ярослава к Византии». Византия — «матерь русской православной церкви» — кровожадно губила своих братьев православных, «сыновей христовых», отбросив «любовь к ближним» и христианский запрет «не убий».

В то же время князья понимали, что греческому митрополиту нельзя доверять «потребные словеса и дела», которые нужно решать с ним для объединения христиан вокруг «княжеского двора». Таким образом, православная церковь не в полной мере могла использовать свои социальные функции и прежде всего — объединение верующих в интересах князя. Однако и греческий патриарх не хотел поступаться своими интересами и интересами Византийского государства, упускать возможность, открывавшую «лучшее средство блюсти чистоту веры и благочестия в новонасажденной церкви». После Ярослава митрополитов для России опять «принимали из Царяграда».

В истории русской православной церкви имеются многочисленные факты, рассказывающие о том, как лишали кафедр митрополитов, архиепископов, епископов и даже патриархов. Их избивали, заточали в монастыри, заставляли бежать из страны. При этом организаторы гонений, «не боясь наказания божиего», преследовали конкретную цель. Им нужен был такой архиерей, который был бы «смиренным и кротким», не вмешивался бы в дела князей и царей, выполнял волю государя, объединяя крестьян, ремесленников, бояр и купцов.

Беззащитно перед лицом господствующих классов было рядовое духовенство — священники и дьяконы.

«Страсть к корысти побуждала некоторых покупать невольников (рабов), обращать их в христианство, а затем продавать в „поганые“ язычникам… магометанам»; некоторые «покупают людей, потом, сделав их рабами своими, отдают их, оставляя пленниками, учителям учить священной грамоте и учению, а затем приводят их к епископам для поставления в духовный сан, не освободив их наперед от рабского ига. Епископ поставляет их, и господа получают чрез них корысть». Так сверху донизу в русской православной церкви продавались и покупались «ставленники божии», чтобы приносили они доход господствующим классам, «шли в ворота властелинов», выполняли их волю.

 

«Власть от бога установлена»

Подчеркнем еще раз: церковь, собирая и объединяя по признаку вероисповедания угнетенных и угнетателей, освящала эксплуатацию народа и действия господствующих классов, затрудняла классовую борьбу трудящихся масс. Они находились под двойным тяжким гнетом. С одной стороны — духовенство, устрашающее души от имени бога, бесцеремонно нарушающее тайну исповеди, чтобы доносить о непокорных, инакомыслящих в полицию; с другой — беспощадно карающая светская власть, в распоряжении которой жандармерия, армия, суды, тюрьмы, каторга…

Социальную роль религии в истории человечества ясно и четко выразил К. Маркс в известном положении: «религия есть опиум народа». Подобно наркотикам, она отравляет общественное сознание, сбивает людей с правильной дороги. Русская православная церковь, стоявшая на страже царизма, обещала верующим радостную жизнь «на том свете», после смерти, тем самым утешая их, усыпляя их недовольство, призывая терпеливо переносить невыносимые страдания и бедствия в самодержавном обществе.

О классовой природе религии К. Маркс писал:

«Социальные принципы христианства оправдывали античное рабство, превозносили средневековое крепостничество и умеют также, в случае нужды, защищать, хотя и с жалкими ужимками, угнетение пролетариата.

Социальные принципы христианства проповедуют необходимость существования классов — господствующего и угнетенного, и для последнего у них находится лишь благочестивое пожелание, дабы первый ему благодетельствовал».

Миллионы верующих, разочарованных иллюзорными идеалами религии, неспособностью «небесных сил» оказать реальную помощь в улучшении их положения, постепенно теряли доверие к церкви, духовенству, все больше осознавали, что дальше так жить нельзя, необходимо искать другие пути освобождения от эксплуатации. Пробуждавшееся самосознание, кстати, нашло отражение в пословицах и поговорках, порожденных мудростью народа, его оптимизмом, многовековым жизненным опытом: «На бога надейся, а сам не плошай», «Попу — красненьку, а он — побасенку», «Без бога — шире дорога» и пр.

В XVIII–XIX веках все более заметен переход трудящихся от пассивных форм сопротивления засилью церкви, духовенства, господствующих классов к активным выступлениям крестьянским волнениям, восстаниям, захвату помещичьих и монастырских земель, борьбе против крепостного права. Служителям культа приходилось изворачиваться, чтобы удержать народные массы в «лоне церкви», поднять авторитет и престиж православия, столь же ревностно освящать самодержавие.

В эпоху капитализма его система, построенная на жесточайшей эксплуатации, несла разорение и гибель широким массам крестьянства, торговцам, ремесленникам, мелкой буржуазии. В их среде под давлением обстоятельств возрождались религиозные чаяния. Одновременно рос и набирал силу рабочий класс, ширилось революционное движение, распространялось материалистическое мировоззрение.

В столь острой, противоречивой обстановке богословы и буржуазные идеологи разрабатывали и применяли различные формы и методы усиления воздействия на отсталые слои населения в целях сохранения и упрочения царизма. Центральное место они отводили русскому православию как части христианства: «Общественная жизнь зависит от нравственных начал, а они невозможны без вселенской церкви». При этом, сознавая рост неверия и отход от религии многих ее последователей, богословы срочно ищут новые средства борьбы с революционными идеями. То, что раньше защитники русской церкви отвергали, теперь стали поощрять, в том числе и совместные действия с католической церковью, единство православия и католицизма. Напрочь забываются многовековые дискуссии, споры между православием и католицизмом, только бы остановить народ, отстаивающий свое право на счастье на земле, а не на небесах.

«Духовная мать, святая православная церковь» оправдывала, освящала и благословляла войны, развязанные самодержавием, расстрелы рабочих и крестьян. Вопиющее преступление царизма — расстрел рабочих 9 января 1905 года на Дворцовой площади в Петербурге. Подстрекаемые агентом охранки попом Гапоном, они пришли с петицией к Николаю II, чтобы он хоть как-то облегчил им условия существования. Мирная демонстрация закончилась трагически: свыше тысячи человек было убито, две тысячи — ранено. Спала маска со священника-провокатора, с направлявшей его церкви. Свинцовые пули, казацкие нагайки раскрыли глаза на правду широким народным массам, подняли их на восстание. В период реакции, последовавший после революции 1905–1907 годов, «милостью божией», волей царя и с помощью служителей культа множество передовых людей расстреляли, сослали на каторгу, долгие годы гноили в тюрьмах.

На страницах «Журнала Московской патриархии» (1961 г.) попадаются высказывания такого рода: «…история свидетельствует, что ненависть возбуждали, напротив, те из христианских миссионеров, которые заменяли „тихое делание“ благовестия Христова губительным насилием огня и меча». Нередки были случаи, когда миссионерская проповедь использовалась как прикрытие бесчинства, национального угнетения. Вместо осуждения кровавого произвола царизма миссионеры находили ему лицемерные оправдания, «не замечали» многочисленные беззакония. Так из политических интересов и материальных выгод служители культа попирали не только провозглашаемые ими христианские нормы нравственности, но и общечеловеческие законы.

Однако именно в этот период в церкви наблюдался и другой процесс — расслоение, определенное размежевание между обогатившейся верхушкой и рядовым духовенством, живущим и действующим среди крестьянства и пролетариата.

В начале XX века В. И. Ленин отмечал: «…отвратительная казенщина полицейски-крепостнического самодержавия вызвала недовольство, брожение и возмущение даже в среде духовенства. Как ни забито, как ни темно было русское православное духовенство, даже его пробудил теперь гром падения старого, средневекового порядка на Руси. Даже оно примыкает к требованию свободы, протестует против казенщины и чиновнического произвола, против полицейского сыска, навязанного „служителям бога“. Мы, социалисты, должны поддержать это движение, доводя до конца требования честных и искренних людей из духовенства, ловя их на словах о свободе, требуя от них, чтобы они порвали решительно всякую связь между религией и полицией».

В. И. Ленин, партия большевиков начали широкую агитационно-пропагандистскую работу среди пролетариата, трудового крестьянства, солдатских масс, разъясняя им реакционную сущность религии, тесное взаимодействие эксплуататоров и многочисленного церковного аппарата. На конкретных фактах трудящиеся убеждались в том, что за много веков русские церковники на крови и поте верующих накопили огромное богатство (золото, драгоценности, поместья, доходные дома, земельные и лесные угодья), а верующих потчевали иллюзией «небесных наград» после смерти.

Под влиянием невыносимых условий жизни при самодержавном строе и в результате активной деятельности большевиков стало трансформироваться сознание масс. Увещевания и убеждения православной церкви о том, что «вся власть от бога», установлена им навеки вечные, больше уже не срабатывали.

Искусственное объединение христианством противостоящих друг другу классов, угнетенных и угнетателей, дает все более заметную трещину под напором классовой борьбы.

Православное духовенство, защищая привилегии церкви, не брезговало никакими средствами, чтобы помешать революции, спасти царизм, задушить молодую Советскую Республику.

Дело не только в том, что идеологи русской церкви «не сумели уразуметь эпохальное значение октябрьских событий», как пытаются ныне объяснить богословы, но и в том, что, пользуясь невежеством верующих, церковь занималась насилием и обманом.

В «Миссионерской памятке», выпущенной в 1914 году большим тиражом как «руководство для начинающих миссионерствовать и для ревнителей православия», помещен специальный раздел, где дается несколько десятков ссылок на «священное писание», чтобы убедить паству: «Высшая и совершеннейшая власть на земле есть власть царская, самодержавная». «Бог по образу своего небесного единоначалия учредил на земле царя, по образу своего небесного вседержительства устроил на земле царя самодержавного, по образу своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, поставил на земле царя наследственного. Итак, совершеннейшая на земле власть — царская, самодержавная, наследственная». Далее в «Памятке» пространно говорится об антихристе, который противится учению Христа, отвергает его, пропагандирует «непочтение к храмам божиим», «отменяет закон божий», «ясные заповеди божии», призывает не повиноваться священникам и т. п. Верующих запугивают «кончиной мира и страшным судом», где «раскроются и изобличатся все наши мысли, слова и дела, явные и тайные».

На четвертый день после победы Октября собор русской православной церкви принял послание к духовенству, ко всем верующим, в котором социалистическая революция объявлялась «нашествием антихриста, беснующимся безбожием» и содержался призыв поднять против нее «крест и палицу».

Так православная церковь, опираясь на «священное писание», на различные «законоположительные, учительные, пророческие» и другие религиозные книги, мечом, Библией, обманом и лицемерием старалась поддержать, а потом и вернуть самодержавные порядки.

Пребывая в этой надежде, высшее церковное руководство предавало проклятию государство рабочих и крестьян, организовывало, объединяло контрреволюционные силы, но уже в 1923 году патриарх признал Советскую власть: раз «нет власти не от бога», значит, надо подчиняться новым требованиям. Еще один пример приспособления «богооткровенных истин» к земным реальным условиям.

 

«Страх мой вложу в сердца их»

По вполне понятным причинам власть предержащие неизменно поддерживали православие в борьбе против инаковерующих, инакомыслящих, видя в русской церкви свою надежную «охранительницу». Мы уже говорили, что ее верным оружием при осуществлении основной социальной функции было устрашение, оправданное «священным писанием».

Воодушевленные призывами духовенства о защите «святой веры», православные фанатики шли с оружием в руках покорять другие народы, ослепленные верой, бросались громить магазины, квартиры инакомыслящих, убивать «инородцев». Церковь вносила в их ряды деморализацию, воспитывала и провоцировала первобытные инстинкты у одних, апатию — у других.

Как-же тогда быть с утверждением, что религия «собирала народы в единую церковь, связывая их любовью»? Мягко говоря, это желание опять-таки ввести в заблуждение «овец пасомых».

Защитники религии на протяжении веков преследовали и уничтожали тех, кто пытался выступать, против обогащения церкви, монастырей, духовенства. Не возлагая особых надежд на убеждения, увещевания и доказательства наличия карающих «сил небесных», они действовали решительно и беспощадно даже против «ближних своих». Где им было думать о «вере, надежде, любви», если дело касалось богатств земных. В ход пускались власть княжеская и царская, суды церковные, чтобы сломить инакомыслящих и непокорных.

В 1517 году монах, князь Вассиан Патрикеев, но прозванию Косой, пользуясь покровительством, а также родственным расположением московского князя Василия Ивановича, поставил перед собой задачу доказать, что монастыри не имеют права на владение населенными вотчинами. После приезда из Афона (территория Греции) Максима Грека они сблизились во взглядах на «нестяжательность монастырей» и на первых порах повели против них активную борьбу. Но в 1531 году Вассиан Патрикеев и Максим Грек попали в немилость великого князя, так как выступали «против развода последнего со своей женой Соломонией Сабуровой ввиду ее неплодия». Зато митрополит Даниил, защитник вотчинных прав монастырей, благословил этот развод. А вскоре на специально созванном соборе монах Вассиан был признан вольнодумцем, предан церковному суду и приговорен к пожизненному заключению в Иосифо-Волоколамском монастыре, где и скончался.

Известно, что Вассиан Косой и Максим Грек при переводе Кормчей пытались внести туда свой текст, протестуя против накопления монастырских богатств. После церковного суда над ними по поручению митрополита Даниила игумен Иосифо-Волоколамского монастыря Нифонт составил другую Кормчую с целью «охранения церковных прав и порядков». Нифонт добавил в нее различные «выписки из творений святых отцов», где поднимались вопросы о церковном и монастырском имуществе, о церковных пошлинах и т. д.

В некоторых современных богословских трудах подтверждается, что высшее духовенство пыталось поставить церковь выше государственной власти.

К примеру, в курсовом сочинении на тему: «Кормчие патриарха Иосифа и патриарха Никона и их сравнительный анализ» учащийся Московской духовной академии в 1975 году писал: «Вступив на патриарший престол, Никон, в противовес государственному Уложению, внес в свое издание Кормчей несколько добавочных статей, подтверждающих основное убеждение патриарха о превосходстве власти духовной — священства над властью мирской — царством».

Русские революционеры-демократы подвергали резкой критике антинародную деятельность русской православной церкви. А.И. Герцен говорил: «Она… благословила и санкционировала все меры, принятые против свободы народа. Она научила царей византийскому деспотизму; она предписала народу слепое повиновение, даже когда его прикрепляли к земле и сгибали под ярмо рабства». В.Г. Белинский охарактеризовал ее так: «Церковь… явилась иерархией, стало быть поборницей неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, — чем продолжает быть и до сих пор». Об эксплуататорской сущности церкви очень хорошо высказался Н.А. Добролюбов. По его словам, русская «православная церковь и деспотизм взаимно поддерживают друг друга; эта круговая порука очень понятна… у них благочестие подделывалось под царя, а не он следовал правилам благочестия. Известно, что монах, а особенно русский монах, готов за орден продать Христа и отложиться от самых святых своих убеждений (ежели таковые имеются)».

Можно привести немало фактов возникновения социальных движений, участники которых под флагом «священного писания» боролись за «лучшую» церковь, за «хороших попов», «доброго царя-батюшку». Причем следует иметь в виду, что их протест против действительности не случайно был заключен в религиозную оболочку, — это объясняется временем, когда безраздельно господствовала официальная религиозная идеология, а другой они не знали.

Религиозное сектантство, ереси и расколы представляли собой определенную форму протеста разочаровавшихся и отчаявшихся народных масс против самодержавия, социального, политического и духовного гнета царизма и церкви.

Православное руководство, как активный поборник абсолютного господства светской и церковной власти, стремилось убедить паству в том, что всякая власть— божественного происхождения, а патриарх и царь — помазанники божии, его ставленники на земле.

В целях укрепления единства и повышения международного авторитета русской церкви в середине XVII века патриарх Никон при поддержке царя начал исправление богослужебных книг в соответствии с греческой православной традицией.

Противники Никона и его группировки изображали свою борьбу против неугодных им политических и церковных мероприятий как борьбу за «старую веру» и открыто заявили о выходе из никонианской церкви. В их числе было рядовое духовенство, имевшее непосредственное влияние на верующих. Раскол в православной церкви был окончательно закреплен Большим Московским собором 1667 года, который осудил не согласных с никоновскими реформами.

До начала XX века они именовались раскольниками, а в 1906 году по официальному царскому указу группа церквей и сект, отошедших от господствующей церкви, получила название старообрядцев. Более трех столетий над ними висело «заклятие», пока в 1971 году Поместный собор русской православной церкви не признал необоснованность прежних суждений и вынес решение «об отвержении и вменении, яко не бывших, порицательных выражений, относящихся к старым обрядам и в особенности к двуперстию, где бы они ни встречались и кем бы они ни изрекались».

Здесь нужно сказать, что патриарх Никон, возомнивший себя «помазанником божиим», тоже стал добиваться неограниченной власти, за что был впоследствии заточен пожизненно в монастырь. Все его начинания потерпели крах. Он хотел укрепить роль христианства в духовном объединении народа, а это привело к расколу в православии; он хотел возвысить светскую власть, но сам заразился честолюбием, пытался поставить себя от имени бога над царем и государством и был устранен с поста патриарха.

Неразрешимые противоречия эксплуататорского общества прямым образом отражались на попытках с помощью церкви сохранить и усилить влияние на массы.

Вдохновители раскола, или старообрядчества, стремились в свою очередь объединить разнородный по социальному составу «народ верующий», но также не добились успеха. Старообрядчество, не представляя собой единого целого, постепенно разделялось на множество течений, толков, сект. Крайний консерватизм в вероучении, обрядности, желание сберечь патриархальные бытовые традиции, отсутствие общего центра и руководства привели к постепенному ослаблению старообрядчества. В немалой степени тому способствовали царизм и православная церковь, которые долго совместными усилиями провоцировали духовное и физическое искоренение этого раскола.

Многие из сторонников «старой веры»— крестьяне и посадское население — участвовали в восстании под руководством Степана Разина, а затем, уже в конце XVIII столетия, — в крупнейшем народном восстании, которое возглавил Емельян Пугачев. Разгром восстания Пугачева, как ранее — Разина, усилил чувство безысходности у верующих, которое привело к религиозному фанатизму. Стали появляться многочисленные секты: хлысты, скопцы, духоборы, молокане и другие.

В результате развития торговых, экономических и прочих связей со странами Запада в XIX веке в царской России утверждаются новые протестантские церкви, секты: адвентистов, евангелистов, баптистов, иеговистов, пятидесятников, от которых впоследствии отошли еще многие толки и согласия.

Отказываясь от официальной религии, верующие отмежевывались от позиции, занятой православной церковью, пытались на свой лад разрешить социальные, политические, идеологические проблемы, но снова оказывались в тупике. Иллюзии одной веры сменялись на другие.

Усилия православной церкви по сохранению и упрочению как самодержавия, так и собственного влияния на паству все больше выявляли ее реакционный, антинародный характер и приводили к обратному результату — к разъединению людей, убеждающихся в «бессилии божественного промысла».

В декабре 1881 года в статье «О духовной власти в России», опубликованной в газете «Русь», рисовалась такая картина: «В последнем пастырском воззвании святого Синода оплакивается пагубное нравственное состояние России и подробно перечисляются все грехи и беззакония, которым мы подпали: безверие, нерадение, своекорыстие, необузданное вольномыслие, гордость, любостяжание, жажда удовольствий, невоздержание и зависть.

…Этот недуг ближе всего касается иерархии русской церкви, находится в области ее прямого ведения и от нее прежде всего может и должен ожидать своего уврачевания».

Автор статьи, В.С. Соловьев, пространно пишет о том, что народ духовно парализован, нравственное единство его нарушено, не видно в нем «действий единого духовного начала». В православной церкви свыше двух столетий властвует дух разделения и вражды, она обессилена расколом. Множество сект враждебно спорят друг с другом о вере и сходятся лишь в одном — в отрицании господствующей церкви.

Автор скорбит о тех далеких временах, когда церковь «духовно окормляла народ», а царь следовал указаниям ее верхушки, и спрашивает: «Отчего же при „тишайшем“ государе Алексее Михайловиче значительная часть русского народа вдруг почувствовала, что так жить нельзя, и в отчаянии бросилась в леса и пустыни, полезла в горящие срубы?» Причина ясна: высшее духовенство усвоило в своей внешней деятельности стремления и приемы, «обличающие чуждый, не евангельский и не православный дух». Потянувшись за приманкой земной власти, сетует В.С. Соловьев, иерархия обнаружила первое уклонение, за ним последовало второе— потеря внутренней духовной связи с народом, и она начала применять внешний принудительный авторитет. В ответ на протест и несогласие верующих церковь занялась преследованиями и казнями. Воздвигаются плахи и костры, так как духовной власти нужна не только корона, но и меч государственный. «Иерархи— носители образа Христова проливали кровь христианскую, мучили и жгли тысячи христиан как в злейшие времена языческих гонений. Хорошо было бы все это забыть, как дела давно минувшие. Но, к несчастью, русская иерархия доселе не отказалась от… религиозного насилия… умножая кровавые гонения. Третий грех — церковь пошла в услужение к правительству».

Веками существовало полное соответствие и полная гармония между догматами христианской церкви, то есть законами «божиими», и законами, устанавливаемыми эксплуататорскими классами. «То, что диктует бедняку царское земное правительство под страхом каторги и смертной казни, — отмечал П.А. Красиков, — то диктует и проповедуемая церковью воля верховного духа под страхом небесной каторги. То, что называется в уложении о наказаниях царского правительства преступлением, то же самое называется в церковном уложении грехом… Другими словами, церковная угроза, церковное внушение рассчитано на… добровольную покорность рабов земным господам».

В «Уложении о наказаниях» Российской империи преследовались любые проступки, особенно неподчинение начальству, неуплата налогов и т. п. В поддержку этому в Библии подчеркивается: «…начальник есть божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он божий слуга, от-мститель в наказание делающему злое… Для сего вы и подати платите; ибо они божии служители. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим., 13,4–7).

В ответ на верноподданническую заботу церкви правительство в «Уложении о наказаниях» предусматривает целую систему карающих мер для отступников веры, вплоть до ссылки на каторгу. Ф. Энгельс точно подметил, что «русское правительство… у себя в стране не терпело никакой иной религии, кроме православной, и карало вероотступничество как преступление…».

Русская православная церковь как могла выполняла отведенную ей миссию, освящая порядки сменявших друг друга общественных систем, основанных на насилии и угнетении. Так же охотно она пошла в услужение буржуазии.

«Всюду, где буржуазия, одолев феодальный и самодержавный строй, достигала господства… она неизменно ощущала нужду в поддержке и оправдании своего господства всеми теми средствами, какими пользовался и предшествующий ей эксплуататорский строй. В числе этих средств немаловажную роль., играла церковь и религия».

 

«Будьте покорны…»

Выполняя определенные социальные функции, религия ставит целью подчинить своему безоговорочному влиянию человека, семью, общество в целом, контролировать мысли, чувства, стремления верующих, направлять усилия религиозного объединения, различных социальных институтов эксплуататорского государства на укрепление позиций правящих классов и духовенства.

В функциях религии, как в фокусе, отражаются многочисленные социальные взаимодействия и взаимосвязи как на уровне антагонистического общества, так и на уровне тех или иных групп, личности. При господствующем положении церкви в дореволюционной России функции религии приобрели значимость не только в рамках религиозного объединения, но и во внерелигиозной сфере.

Поскольку религия охватывает угнетенных и угнетателей, классы с прямо противоположными интересами, то, естественно, невозможно ожидать от них «вечного горения во имя Христа», у них не может быть единства взглядов и действий. «Отцы церкви», учитывая опыт, предусмотрели множество способов воздействия на аудиторию разного масштаба. Они настойчиво требуют покорности «силам небесным», начальствующим на земле и духовенству. В противном случае пускаются в ход многообразные способы защиты, причем не обязательно духовного порядка. И горе тем, кто посмеет сомневаться в вере или ослушается господ своих…

Сегодняшние теологи вопреки фактам истории твердят о том, что «религия, особенно христианская, равно как природная мораль, осуждает безусловно всякую несправедливость и неморальность… Христианская религия объявляет глубоко имморальной всякую попытку скрыть под предлогом религиозных мотивов притеснение и несправедливость».

Сказано, казалось бы, недвусмысленно. А на самом деле? В течение веков русская православная церковь именем Христа насаждала как раз несправедливость и благословляла аморальность. Церковь, а не отдельные служители культа, которых можно было бы обвинить в ошибках. Сознательно и планомерно, не ограничиваясь какими бы то ни было рамками, использовались «священное писание» и «предания святых отцов церкви» ради корыстных интересов духовенства и эксплуататорских классов. Ради этих же интересов духовные и земные власти в тесном единении осуществляли жандармские функции.

Духовенство, писал революционный демократ Н.Г. Чернышевский, «всегда служило по духу своих религиозных наставлений народу — слугою существующего порядка, предержащих властей».

Жестокая эксплуатация, притеснения со стороны господствующих классов и церковников не раз вызывали волнения феодальных и монастырских крестьян. И всегда церковь выступала против народа, а не на его стороне.

Вспомним крестьянские восстания под руководством Ивана Болотникова, Степана Разина, Емельяна Пугачева. Православное духовенство по праву может присвоить себе немалую роль в их подавлении.

Патриарх Гермоген, преисполнившись ненависти к Болотникову, рассылал из Москвы церковные грамоты, в которых призывал всех христиан дать отпор восставшим крестьянам, обвиняя тех в том, что они «отступили от бога и православной веры и повинулись сатане и дьявольским четам». Церковь всячески дискредитировала мотивы выступления крестьян, объявила их «злыми еретиками», а самого Болотникова и его ближайших соратников предала анафеме.

Церковному проклятию был подвергнут и Степан Разин. Служители культа, мобилизовав религиозные чувства верующих против его крестьянского войска, радовались, когда вкупе с самодержавием одержали победу, служили благодарственные молебны по поводу поражения восставших, казни Разина. Народ, однако, был иного мнения. В одной из народных песен о Степане Разине говорится: «И хотя каждый год по церквам на Руси человека того проклинают, но приволжский народ о нем песни поет и с почетом его вспоминает»…

Врагом номер один светской и духовной власти объявили Емельяна Пугачева, бросившего вызов самодержавию Екатерины II.

Еще в годы правления Петра Великого был составлен «Духовный регламент», где определялась мера вины, в соответствии с которой следовало объявлять церковное проклятие. Человек, преданный анафеме, лишался определенных гражданских прав. В регламенте подчеркивалось: «Подвергнутый анафеме подобен есть убиенному».

До конца XVIII века в церковных списках значилось около четырех тысяч имен «провинившихся», но в следующем столетии служители культа вынуждены были провести, так сказать, систематизацию, сгруппировав «отступников» по 12 анафемам. Иерархи церкви составили и общую анафему — проклятие всем борцам за свободу и справедливость против царизма.

Однако это не могло устрашить прогрессивно настроенных людей. Они все чаще задумывались о будущем России.

«Кажется, все, с чем мирились долгие годы, о чем не смели говорить прежде, — вдруг вышло наружу, стало очевидным, нетерпимым, требующим изменения…

Россия — обетованная земля для лихоимства. Оно дошло до неслыханной степени бесстыдства. В казне, в судах, в комиссариатах, у губернаторов — везде, где можно, кому возможно, кто смеет — тот крадет! Беззакония, беззакония сверху донизу. Найти защиту у суда или у властей недостанет жизни».

Нетрудно найти множество примеров тому, как русская православная церковь всеми своими средствами поддерживала и благословляла беззаконие. В то же время вовсе нет фактов выступлений иерархов церкви против власть имущих, когда бы они, как говорят сегодняшние богословы, осуждали «безусловную несправедливость и неморальность». Их и не может быть. Ибо «начальствующие господа» силой своего закона, государственного «Уложения о наказаниях» незамедлительно решали вопрос: кого в монастырь, а кого на каторгу. Православное духовенство хорошо усвоило эти законы.

Мы уже упоминали, что православие до сих пор приписывает себе особые заслуги в распространении культуры в народе. Они действительно «особые». Вот еще несколько свидетельств.

Казалось бы, церковь может занести в свой актив такое достижение: дьяк Иван Федоров впервые в России в 1564 году выпустил печатным способом книгу «Апостол». Но та же церковь яростно преследовала Ивана Федорова, объявив его чернокнижником, колдуном. Ему запрещали даже думать о книгопечатании, которое открывало двери образованию. Ведь по «священному писанию» «помышления сердца человеческого — зло» (Быт., 8, 21); «слово божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные» (Евр., 4, 12). Пастве внушали: «Помышления плотские суть смерть… потому что плотские помышления суть вражда против бога; ибо закону божию не покоряются, да и не могут» (Рим., 8,6–7). Духовенство разъясняло, что бог создал господина и раба, грамота принадлежит только господину.

В страхе перед приобщением народа к знаниям служители культа, олицетворявшие темноту и невежество, вынудили Ивана Федорова бежать из Москвы под угрозой смерти. Так по наущению духовенства он превратился во «врага божиего».

Русская православная церковь, неизменно поддерживающая внутреннюю и внешнюю политику царизма, в XVIII веке травила А. Н. Радищева за его обличительную книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», где он воссоздал правдивую картину ужасающе тяжелой жизни народа. Открыто и прямо говорил Радищев о разложении и моральном распаде дворянства и церковников, бросив им свои гневные слова: «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, — воздух. Да, один воздух». Писатель напоминал о Емельяне Пугачеве и призывал к революции.

Появление «Путешествия» вызвало смятение в правящих кругах и иерархии церкви, ненависть к автору книги. 30 июня 1790 года А. Н. Радищев был арестован и сослан в Сибирь. Вернувшись из ссылки, затравленный крепостниками и духовенством, под угрозой новых репрессий он 11 сентября 1802 года покончил жизнь самоубийством, сказав перед смертью: «Потомство отомстит за меня».

После смерти А. Н. Радищева в назидание другим с церковных амвонов провозглашали: «Пришло воздаяние человеку— по делам рук его» (Пр., 12, 14); «любите господа, все праведные его; господь хранит верных и поступающим надменно воздает с избытком» (Псл., 30, 24).

Девятнадцатый век начался очередными гонениями церкви на людей передовой мысли, пропагандировавших идеи технического прогресса, свободы труда и предпринимательства.

Отечественная война 1812 года подняла волну патриотизма, усилила гражданские настроения, породила движение дворянских революционеров, обнажила остроту противоречий феодальной России. «Мы проливали кровь, — говорил словами воинов, возвратившихся из похода, А.А. Бестужев, — а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят господа».

Декабристы И.Д. Якушкин, И.И. Горбачевский, В.Ф. Раевский и другие выступали с аргументированной критикой устоев реакционной религиозной идеологии, боролись с мистикой и поповщиной. В.Ф. Раевский видел в религии «узду для черни суеверной перед помазанной главой», отрицал бога, загробную жизнь.

Свободолюбивыми идеями было проникнуто творчество А.С. Пушкина, К.Ф. Рылеева, В.К. Кюхельбекера и др. В их поэзии выражена непримиримая «вражда к бичам страны родной», к «звону рабских цепей» и «рабству дикому».

Православная церковь безмерно радовалась жестокому подавлению восстания декабристов в 1825 году, расправе над его участниками, ратовавшими за отмену крепостного права и уничтожение самодержавия, за равенство всех перед законом, свободу печати, совести.

После разгрома движения к следствию было привлечено 579 человек. Пятеро его руководителей повешены, 121 человек сослан на каторгу и на поселение в Сибирь, свыше трех тысяч солдат из восставших полков подверглись преследованиям. Церковь со своей стороны развернула широкую кампанию по обработке общественного мнения. В религиозной литературе и многочисленных проповедях звучали проклятия в адрес декабристов: «…бога твоего бойся и ему одному служи, и к нему прилепись и его именем клянись. Он… сделал с тобою те великие и страшные дела, какие видели глаза твои…» Верующих устрашали, что декабристы «…кусали языки свои от страдания» за то, что «хулили бога и не раскаялись в делах своих».

А.И. Герцен в книге «Былое и думы» писал о том, что казнь декабристов — Пестеля и его товарищей — окончательно разбудила ребяческий сон его души. В 1855 году в газете «Полярная звезда» он вспоминал:

«Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием. Середь Кремля митрополит Филарет благодарил бога за убийства. Вся царская фамилия молилась, около нее сенат, министры, а кругом, на огромном пространстве, стояли густые массы гвардии, коленопреклонные, без кивера, и тоже молились; пушки гремели с высот Кремля.

Никогда виселицы не имели такого торжества: Николай понял важность победы!

Мальчиком четырнадцати лет, потерянным в толпе, я был на этом молебствии, и тут, перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой, я клялся отомстить за казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками».

Отлучили от церкви великого русского писателя Л.Н. Толстого, который в 50-летнем возрасте начал долгий и кропотливый труд по исследованию христианской догматики и положений традиционной веры («Критика догматического богословия», 1879–1884 гг.; «В чем моя вера», 1882–1884 г.; «Так что же нам делать?», 1882–1886 гг.; «Что такое религия и в чем сущность ее?», 1904 г. и пр.). В «Исповеди» (1882 г.) Толстой приходит к выводу, что в «учении веры», сложившемся много веков назад, когда люди были необразованными и грубыми, высшая разумная истина перепутана со множеством бессмысленных суеверий и ложных представлений, а теперь они удерживаются в «вере православной» лишь корыстной ложью духовенства, заинтересованного в сохранении власти над верующими любой ценой. Таких «непотребных деяний» знаменитому писателю церковь простить не могла. В его публикациях, в том числе «О жизни», «К духовенству», «Христианское учение», «Краткое изложение евангелия» и других, разоблачается неприглядная роль служителей культа, которые заставляют здравомыслящего человека испытывать унизительное чувство «покорения неразумного». Толстой пытается очистить религию от суеверий и бессмыслиц, от лжи и разного рода наносов и приходит к «толстовщине».

Ленин в статье «Л.Н. Толстой» обращает внимание на тот существенный факт, что противоречия во взглядах писателя — это «не противоречия его только лично мысли, а отражение тех в высшей степени сложных, противоречивых условий, социальных влияний, исторических традиций, которые определяли психологию различных классов и различных слоев русского общества в пореформенную, но дореволюционную эпоху».

В. И. Ленин дал высокую оценку Л. Толстого как художника, мыслителя, выступившего еще при крепостном праве, но его великие произведения известны были в России ничтожному меньшинству. Нужна борьба против такого общественного строя, который обрек миллионы и десятки миллионов на темноту, забитость, каторжный труд и нищету. Нужен социалистический переворот, чтобы произведения Л. Толстого стали достоянием широчайших масс трудящихся.

Пользуясь неграмотностью простых верующих, духовенство всячески клеветало на писателя, а когда он лежал уже тяжелобольным, «святейшие отцы… проделали особенно гнусную мерзость, подсылая попов к умирающему, чтобы надуть народ и сказать, что Толстой „раскаялся“. Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами, которые поддерживали еврейские погромы и прочие подвиги черносотенной царской шайки».

«Раскаяние» расстающегося с жизнью всемирно знаменитого писателя было необходимо служителям культа, чтобы использовать его имя для укрепления пошатнувшихся позиций духовенства, которое могло бы торжествовать, если бы в «лоно церкви» удалось вернуть одного из самых непримиримых ее противников.

Гонениям со стороны церковников подвергались и выдающиеся русские естествоиспытатели. В 1863 году была издана книга И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга», наносящая удар по религиозным концепциям. Митрополит Петербургский и Ладожский просил царское правительство сослать ученого в монастырь «за предерзостное, душепагубное и вредоносное учение». В 1913 году по настоянию духовенства был изъят труд И. И. Мечникова «Этюды оптимизма».

Как видно хотя бы из приведенных примеров, церковь всегда выступала злейшим врагом науки, культуры, искусства, если они не согласовывались с христианским учением. Однако бесславная борьба русского православия против разума не смогла остановить прогрессивного развития России.

К притеснениям и несправедливостям, от которых ныне усиленно открещивается церковь, относится и насаждавшееся ею физическое принуждение как метод воспитания «душ христовых». Библия рекомендует наказывать сына и дочь, юношу и взрослого, стариков и женщин. От имени бога священники поучали: «наказывайте сына, доколе есть надежда» (Пр., 19, 18), «не оставляй юноши без наказания» (Пр., 23, 12), «ты накажешь его розгою» (Пр., 23, 14).

Телесное наказание до революции применялось довольно широко: в семье и церковноприходской школе, на барщине и в армии, на фабриках и заводах.

Особенно жестоко духовенство относилось к женщинам, которые по «священному писанию» считались «сосудом греховным». В Библии активно проповедуется бесчеловечное отношение к женщине.

Детям женского пола с первых же их шагов было уготовано презрение, а затем церковь усугубляла антигуманизм, всячески подчеркивая приниженность, зависимость женщин: «жена да убоится (своего) мужа» (Еф., 5, 33); «женщина безрассудная, шумливая, глупая и ничего не знающая» (Пр., 9, 13), не слушайте ее советов, не ставьте ее с собой вровень.

В феодальной и капиталистической России женщин преследовали не только в семье, им практически был закрыт доступ к творческой деятельности, к общественной жизни.

Взращивая паству в «лоне церкви», русское православие было заинтересовано в сохранении существовавших порядков, поскольку они тормозили совместное и более активное участие мужчин и женщин в преображении страны.

 

«Защитит и избавит, пощадит и спасет»

Духовенству приходилось сражаться с увеличивающимся неверием, ибо это не только влекло за собой понимание бессмысленности религии, отказ от напрасной траты времени на многочисленные службы, но и сокращало материальные средства на нужды церковных деятелей. По мере того как росли их аппетиты, множились и пороки — корыстолюбие, стяжательство, прелюбодеяние, жажда власти над мирянами.

В «Православной богословской энциклопедии» (1904 г.) пространно рассказывается о формировании духовенства как особого сословия Российского государства. Даже тогда откровенно говорилось о том, что в числе духовенства немало людей с весьма сомнительными нравственными достоинствами, что больше всего хлопот доставляло вдовое духовенство, своим распутством «производившее соблазн в обществе». При рукоположении процветало мздоимство. Митрополиты и епископы жили в роскоши, имели огромные земельные угодья, дворцы, до ста человек дворовых людей, были близки к светской власти и оказывали влияние на все стороны общественной и государственной жизни. Получение духовенством орденов давало права потомственного дворянства, что в свою очередь узаконивало приобретение населенных имений.

Православная церковь не зря стремилась увековечить эксплуатацию народа, укрепить основы и феодального, и капиталистического строя, чтобы заполучить «жизнь тихую, безбедную».

Верующих обязывали «быть готовыми на всякое доброе дело, никого не злословить, быть не сварливыми, но тихими, и оказывать всякую кротость ко всем человекам» (Тит., 3, 1–2). Быть не сварливыми — это значит не проявлять непокорность, слушаться царя, полицейского, жандарма и многих других представителей власти. За обильное воздаяние богу, прославление бога трудящимся сулили райские кущи после смерти.

Напомним еще раз: духовенство широко использовало тайну исповеди в целях насилия над человеком, выяснения в пору его искреннего доверия «грехов» личных, семейных, бытовых и общественных. По наущению служителей культа верующий обязан следить и доносить «батюшке» на ближних своих: отца, мать, сестер, братьев, жену, причем за их прегрешения и во имя прощения ему нужно приносить в церковь определенную жертву, материальную дань.

Религия вмешивалась в сокровенную семейную жизнь как бы с благословения Христа: «Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя».

Опутав верующего паутиной слежки, духовенство беспрестанно держало его в страхе за жизнь свою и ближних. Требовало слез покаяния, непрерывных молитв «за грехи тяжкие», совершения многочисленных треб, начиная от рождения и до самой смерти (крещение, венчание, отпевание и т. п.), извлекая из этого прямую выгоду для себя — и материальную, и моральную, так как господствующие классы высоко ценили «полицейские услуги» священников.

По скорому доносу о нежелательных настроениях среди «овец пасомых» в дом к непокорным приходил карать не мифический Христос, а его посланцы «во плоти» — урядник, становой, офицер с солдатами, чтобы «вязать и казнить» людей, вставших на борьбу против самодержавия.

«Священное писание» давало возможность иерархам церкви широко использовать «гнев божий» для устрашения их врагов. В Ветхом и Новом заветах содержится немало указаний, как для «спасения души» преследовать и побеждать «божиих противников» со всей яростью, жестокостью, беспощадностью.

По точному выражению П. Гольбаха, «у всех народов бог оказывается в высочайшей степени злобным существом; чтобы сообразоваться с его намерениями, религии постоянно нарушают элементарнейшие требования человечности».

Не единожды нарушало такие требования и православие. Оно изощренно боролось против любых проявлений «вольномыслия» по отношению к учению церкви. Беспощадной травле, гонениям и уничтожению подвергались не только рядовые верующие, но и служители культа разных рангов, если они выступали против моральных и материальных устоев православия. На этом мы уже останавливались выше, в частности, когда речь шла об обстановке в Новгороде в XV веке, о борьбе с ересью.

Православное духовенство веками внушало верующим, что христианская заповедь об уважении к гражданской власти и покорности к ней заключает в себе общее, ясное нравственное правило, определенные и неизменные обязанности каждого христианина. Они ссылались при этом на святых апостолов, которые учили: «Всякая душа да повинуется высшим властям; ибо нет власти не от бога, существующая же власть от бога установлена. Посему надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим., 13,1–5). Тех же, кто пытался свергнуть власть эксплуататоров и улучшить жизнь угнетенных, иерархи церкви преследовали духовно, создавали вокруг них обстановку недоверия, подозрительности и злобы. Ссылаясь опять-таки на апостолов, обличали непокорных: «Это — люди своевольные и дерзкие, срамники и сквернословы, любостяжатели, сыны проклятия, оскверняющие плоть, отвергающие начальство и злословящие высокие власти».

Сотни лет служители культа, не доверяя «все-действующей и всеобъемлющей благодати божией», вкупе с рабовладельцами, князьями-феодалами, царями-самодержцами укрепляли «их богоданную власть». Заповедь от имени Христа — «повиноваться гражданским властям» — вписали «святые отцы» по следующим причинам: во-первых, любая мирская власть обладает реальной силой, возможностью подавить и уничтожить своих противников даже в лице религиозных деятелей и их последователей. В этом убедились многие из них на собственном опыте. Во-вторых, только объединенными усилиями государства и церкви можно удержать в подчинении эксплуатируемый народ. В-третьих, господствующие классы всегда заинтересованы в сохранении религии. «Забота об этом в обществе, покоящемся на классовом господстве, — писал Август Бебель, — является важной правительственной функцией. Образуется особая каста, берущая на себя эту функцию и изощряющая свой ум на том, чтобы поддержать и расширить здание религии, так как вместе с этим растет ее собственное могущество и значение». Служители культа всех рангов с официальной помощью и стали той особой кастой, которая не гнушалась ничем, чтобы заслужить у власть имущих право на свое духовное, экономическое и политическое могущество.

Современные богословы неустанно прославляют «святителей московских и всея Руси чудотворцев Петра, Алексия, Иону, Филиппа и Ермогена», «величие их духовной жизни, печалование о спасении русских людей». Из проповедей верующие узнают, что святитель Иона (бывший рязанский епископ, а затем митрополит московский), подобно своим предшественникам, умиротворял междоусобицы на Руси, самоотверженно охранял единство святой церкви, которая в песнопениях называет его «кротким и незлобивым».

Однако более глубокое ознакомление с делами этих «святителей» приводит нас к совершенно иному выводу.

В «Очерках из истории Российской церковной иерархии» Г. Карпов пишет, что «церковная власть в описываемое время представляется как одна из государственных сил, находящихся в распоряжении великого князя, и направляется к известной политической деятельности по его усмотрению». Карпов на убедительных примерах, взятых из летописей и других документальных источников, показывает, что в период смут и княжеских междоусобиц «митрополит Петр и его ближайшие предшественники, находясь в постоянном движении по России, наклонялись в ту или другую сторону», а князья, чтобы пересилить противников, хотели «поставить начальника церкви на своей стороне». По мере укрепления власти «церковь, в лице своего митрополита (Алексия), для защиты себя, опирается на материальную силу московского князя».

Московские князья крепко держали в руках иерархов русской церкви, которые «должны им угождать, а не то придется плохо: сгонит с митрополичьего престола великий князь, возьмет на него другого», более «выгодного и услужливого». В борьбе за свой престол немало черных дел совершил и митрополит Иона: обманным путем этот «святитель» по прямой указке заточил в монастырь детей (Ивана и Юрия) ослепленного московского князя Василия Васильевича, «кровь христианская опять пролилась не раз». «Нечистые поступки (князей) у митрополита как-то сглаживаются». Иона, дабы оправдать надежды московского князя, благословляет православных умирать за него, обещая «венец мучения» оплатить на небесах.

Автор «Очерков» утверждает: «Мы не видим участия митрополита Ионы, о котором можно сказать, что он участвовал только в чистых делах Москвы», описывая, как беспощадно уничтожались противники и даже сторонники московских князей, а «святитель» оправдывал эти акции тем, что они вызваны «по нужде».

Теологи, чтобы возвысить сегодня роль православной церкви в становлении и развитии Русского государства, много говорят о Сергии Радонежском, благословившем Дмитрия Донского на битву с Мамаем. Подавая это благословение как знак высшего благовестия, духовенство сбрасывает со счетов реальные силы, способствовавшие разгрому поработителей, идеализирует Сергия. Однако современники не были такого высокого мнения о Радонежском, не верили в его чудотворность: «18 августа поехал великий князь к преподобному Сергию, в его монастырь, просить у него благословения на дело защиты родины. Преподобный утешал его, обещал князю победу над врагами. Утешенный обещанием, великий князь возвращается в Москву, идет к митрополиту (Киприану) и говорит о пророчестве преподобного. Митрополит, оставляя князю нравственную поддержку в пророчестве, между прочим, советует не забывать о том, что не мешает заняться хорошенько приготовлениями к битве, а покуда молчать о словах святого игумена». Так митрополит на практике применил русскую пословицу: «На бога надейся, а сам не плошай».

Бессчетное количество молитв, вознесенных к богу, индивидуальное и общевойсковое благословение, окропление святой водой участников Куликовской битвы дали возможность духовенству приписывать победу «помощи божией». Но напрасно религия принимает на свой счет заслуги, которые ей не принадлежат. Только храброе русское воинство, олицетворявшее собой мужество и героизм народа, его любовь к родине, патриотизм в борьбе против завоевателей, принесло историческую победу на Куликовом поле.

Автор «Очерков из истории Российской церковной иерархии» вольно или невольно выявляет, что «святители московские и всея России чудотворцы» не особенно рассчитывали на помощь всевышнего, опирались на реальную силу великих князей, а чтобы удержаться у церковной власти, прибегали нередко к тайным интригам, заговорам, истребляли неугодных, инакомыслящих. Тот же митрополит Иона в многочисленных посланиях к верующим требует: «повинуйтесь наставникам вашим и покоряйтесь, так как они имеют власть вязать и решать». Обещает Верейскому князю: «Я того десятника без суда выдал бы тебе головой». В поучениях и посланиях Иона «постоянно защищает и оправдывает себя, боится что-либо высказать», «обстоятельства его давят, и они так сильны, что… святитель Иона ничего не может сделать».

Дорогой ценой — жизнью расплачивались «рабы божии и княжеские» за корыстные интересы духовенства, князей, царей и их ближних.

Герцен в 1861 году писал в «Колоколе»: «О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!., как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем… Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их — и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея… не верь им. Царь с ними, и они его».

В.И. Ленин в 1902 году указывал, что для защитников самодержавия «святыня православия тем дорога, что учит „безропотно“ переносить горе! Какая же это выгодная, в самом деле, для господствующих классов святыня! Когда общество устроено так, что ничтожное меньшинство пользуется богатством и властью, а масса постоянно терпит „лишения“ и несет „тяжелые обязанности“, то вполне естественно сочувствие эксплуататоров к религии, учащей „безропотно“ переносить земной ад ради небесного, будто бы, рая».

До Великой Октябрьской социалистической революции православное духовенство непрестанно внушало пастве взгляды, глубоко враждебные социалистическим идеалам, ссылаясь на учение Христа. К примеру, священник А. Смирнов в 1908 году в брошюре «Христианство и социализм», изданной в Казани, вещал: «Христос не был и не хотел быть политиком, он указывал путь ко спасению, а не к политическим реформам». В церковной листовке «Был ли Христос социалистом?» верующим втолковывали, что Иисус Христос никогда не интересовался положением бедняков на земле, а его царство «не от мира сего».

В отчете обер-прокурора синода В. Саблера за 1907–1909 годы подчеркивалась «необходимость основательной подготовки пастырей еще на школьной скамье к борьбе с социализмом путем изучения… материала, направленного против социалистических теорий». В «Программе для преподавания в духовных семинариях сведений по обличению социализма» религия называлась «самым сильным тормозом для торжества социалистических идей».

В. Саблер в 1911 году в двухтомном сочинении «О мирной борьбе с социализмом» описывал деятельность клерикальных организаций в Италии, Германии и других странах, с тем чтобы их опыт использовать в царской России.

В октябре 1909 года ежемесячный церковно-общественный журнал «Красный звон» в разделе хроники сообщал, что «в святом синоде намечается полная реорганизация существующих „Епархиальных ведомостей“, приноровленная к борьбе православной церкви с социалистическими идеями, проникшими в народ, со все прогрессирующим безверием широких масс и религиозным индифферентизмом населения, и для разоблачения темных сторон сектантства и насилий фанатичного католического и иного инославного духовенства над религиозной совестью православного крестьянства».

«Епархиальные ведомости» выходили огромным по тем временам тиражом. Но для соответствующей идеологической подготовки священников, работающих в столь «сложной» обстановке, этого было мало. По распоряжению епархиального начальства составлялись специальные библиотеки из лекций, проповедей, монографий синодальных авторитетов, способствующих «опровержению социализма».

Русская православная церковь использовала все каналы для «утешения» верующих, вселяя в них надежду на небесное вознаграждение. Немало людей, увлеченных иллюзорными идеями религии, принесли свою жизнь на алтарь церкви, отдали ее ради интересов господствующих классов. Однако по мере развития общественного прогресса в борьбе угнетенных усиливались социальные мотивы и приглушались религиозные лозунги. Когда на политическую арену выступил рабочий класс, он испытывал потребность в научной идеологии. Эта идеология была выработана и взята на вооружение пролетариатом.

Трудящиеся в самом ходе исторического процесса убеждаются в ложности, антигуманности религии, предвзято истолковывающей цель и смысл жизни. Они сознают, что им нужно другое, реальное средство сплочения и объединения. Религиозное мировоззрение уступает место материалистическому, марксистско-ленинскому мировоззрению, в результате чего торжествуют новые, социалистические общественные отношения.

 

«Забудем все старое, чтобы помнить новое»

В дореволюционной России православие тормозило прогрессивное развитие страны, но удержать широкие трудящиеся массы в безропотном повиновении было не в силах.

Церковь духовно, а самодержавие физически искореняли социалистические идеи из «рабов божиих» в страхе перед неотвратимым грядущим. Однако ни самодержавию, ни православию не удалось сломить волю народа к лучшей жизни. В октябре 1917 года он взял власть в свои руки.

«История всей революции, — говорил П. А. Красиков, — показывает, что в истории контрреволюции церковь и церковная организация сыграли огромную роль. Всюду и везде во всех восстаниях, во всех натисках, во всех интервенциях, всюду и везде духовенство, за немногими счастливыми исключениями, всегда стояло на стороне оккупантов, на стороне интервентов, на стороне Антанты, на стороне Скоропадских, колчаковцев, деникинцев, врангелевцев, Мамонтова, Юденича…»

В труднейшие годы, когда против нового строя выступила русская и мировая буржуазия, когда молодая Советская Республика была зажата в кольцо, церковь оказывала активное содействие не трудящимся, а многочисленным контрреволюционным силам.

В январе 1918 года патриарх Тихон, опираясь на всевозможные каноны и угрожая анафемой, страшными карами, призывал православных христиан «идти на подвиг страдания в защиту святыни», то есть царской России. Ссылаясь на Библию, он убеждал верующих: «Буди верен до смерти и дам ты венец живота».

В марте 1918 года, когда Советское правительство было вынуждено заключить Брестский мир, чтобы выйти из первой мировой войны и обеспечить мирную передышку для упрочения завоеваний Октября, патриарх Тихон в очередном воззвании высказался так: «Церковь не может благословить заключенный ныне от имени России позорный мир. Этот мир, подписанный, принужденный от имени русского народа, не приведет к благодатному сожительству». В воззвании приводятся различные подходящие тексты из «священного писания». Однако ни проклятия, анафемы, ни Библия не помогли церкви, ее голос уже не имел прежнего значения. История показала, что Брестский мир, заключенный по предложению В.И. Ленина, был единственно правильным и спасительным шагом, который позволил рабоче-крестьянской власти преодолеть тяжелое положение.

Православное духовенство всегда и везде превозносит христианскую нравственность, христианскую мораль, «любовь к ближним», но вот во времена разрухи и голода церковь сбросила маску и обнаружилось лицо классового врага. Ее высшее руководство открыто выступило против спасения миллионов людей, против изъятия церковных ценностей, с помощью которых можно было купить за границей хлеб и накормить голодающих. С церковных амвонов раздавались призывы к саботажу правительственных мероприятий, подкрепленные опять-таки ссылками на каноны, «священное писание» и «предания святых отцов». Религиозных фанатиков толкали на борьбу против изъятия церковных ценностей, избиение большевиков, комсомольцев, членов соответствующих комиссий.

Современные богословы любят цитировать епископа Феофана Затворника: «Обещался не обижать никого— и не обижай. Обещался быть внимательным к нуждам других— и будь таков. Обещался не питать зла, не завидовать, не серчать, не гордиться, не осуждать — и не делай ничего такого». Безусловно, патриарх Тихон и рядовое духовенство знали эти слова Затворника, но действовали вопреки им, приводя в свое оправдание другие тексты из Библии, чтобы помешать рабочим и крестьянам, в том числе и верующим, ликвидировать голод, холод, эпидемии. Бедствия, обрушившиеся на народ, церковь рассматривала как своих союзников в попытке задушить власть большевиков.

«…Контрреволюционная интеллигенция, профессура, адвокатура, инженеры, врачи, бывшие члены Государственной думы, бывшие царские генералы и сановники, уцелевшие от эпохи прямых выступлений против Советской власти, — ринулись в церковные приходские, епархиальные организации, понадевали на себя рясы и клобуки. Наиболее выдающиеся из них по своим контрреволюционным данным быстро, в несколько месяцев и даже недель, проходили с благословения Тихона все формальности канонического посвящения в архимандриты, епископы и т. д., заняли престолы епископские по всем губерниям, умножили число епископов, сфабриковав большое количество новых епархий и викарных престолов по уездным даже городам; профессора, адвокаты, инженеры и врачи составили особые совещательные органы при этих епископиях и, таким образом, под прикрытием рясы и кадила использовали терпимость Советской власти по отношению к религиозным предрассудкам… покрыв страну сетью полуконспиративных, полулегальных, религиозных якобы, организаций».

Церковники в годы начавшейся культурной революции, развития промышленности, коллективизации сельского хозяйства провоцировали убийства большевиков, комсомольцев, беспартийных активистов, с тем чтобы затормозить поступательное движение нового общества.

В то же время отдельные богословы стали понимать неодолимость социализма, пересматривать свое отношение к Советской власти. Скажем, по инициативе епископа Сергия в 1922 году возникла «Живая церковь» — организация обновленцев, прекратившая свое существование после 1945 года. Ее члены выступали за модернизацию христианского вероучения и культа, требовали лишить сана патриарха Тихона за антисоветскую деятельность, ликвидировать монашество.

Сторонники обновленчества осознавали, что продолжение вражды с Советской властью, поддерживаемой широкими массами трудящихся, в том числе и верующими, угрожает православной церкви потерей ее влияния и авторитета. Один из теоретиков обновленчества пояснял, что их цель «снова скрепить разорванные связи церкви с общественностью, перекинуть мост над пропастью между христианством и социализмом, вырытой нашей историей».

Обновленчество в русском православии в то время не было однородным и по своему составу, и по своим программным требованиям, распадалось на ряд групп.

«Живая церковь», объединившая вначале все течения в обновленчестве, заявила о признании Октябрьской революции, отмежевалась от пагубного курса патриарха Тихона и контрреволюционных элементов.

В «Программе церковных обновлений» подчеркивалось, что «обновленцы считают совершенно неестественным прежний союз церкви и государства, вынуждавший церковь прислуживаться к государству». Их представители декларировали сочувствие борьбе трудящихся против капитализма, пытаясь свалить всю вину за творимое веками насилие над миллионами верующих России только на самодержавный строй.

К обновленчеству примкнули те служители культа и другие защитники религии, которые считали (одни искренне, другие по конъюнктурным соображениям), что в новых условиях необходимо принять происходившие изменения в молодой Советской Республике, чтобы соответствующим образом приспособить к ним церковную жизнь.

«Для более умной, толковой, сообразительной и современной части духовенства, — писал И.И. Скворцов-Степанов, — становится ясным, что раз рабоче-крестьянская власть — прочное всероссийское правительство, раз все попытки его свержения обречены на провал, то приходится поторопиться с политическими выводами. Церковь не может оставаться ни открыто белой — белогвардейской, ни открыто черной — черносотенной. Единственный защитный цвет, который способен затушевать в современной России истинное существо всякой церкви и всякой религии, — это розоватый цвет. Значит, надо поворачивать от самодержавия к Советской власти, от буржуазии и помещиков к рабочему классу и крестьянам, от эксплуататоров к эксплуатируемым».

Наиболее трезво мыслящие богословы спешно перекраивали религиозную теорию, приспосабливали богослужебную практику к новым условиям с учетом меняющегося сознания и самосознания народа. Приукрашивая церковь, эта часть духовенства стремилась открещиваться от прошлых и настоящих противников социализма в своих рядах, чтобы укрепить пошатнувшиеся позиции, вывести церковь из критического состояния. В данном случае обновленческое течение разрывает связи с официальной церковью и его руководством того периода для продолжения религиозной деятельности в иной исторической обстановке.

Иную позицию занимала. оппозиционно настроенная часть церковников, активизировавшаяся после I Всесоюзного съезда Советов (1922 г.), который принял Декларацию и Договор об образовании СССР. Русская церковь и другие религиозные организации использовали свой широко разветвленный аппарат для усиления мелкобуржуазного и националистически-клерикального давления на народы нашей Родины, с тем чтобы помешать их объединению в единую семью союзных республик.

Открытая контрреволюционность русского православия, «подогреваемая» патриархом Тихоном, показала широким массам трудящихся подлинное лицо церкви и сущность религии; расшатывались и подрывались средневековые религиозные предрассудки. Вместе с тем в деревне еще сохранялось значительное влияние служителей культа, благодаря чему они сдерживали укрепление единства рабочих и крестьян, препятствовали борьбе с голодом и разрухой, ликвидацией неграмотности, темноты и невежества, а позднее — ополчились против коллективизации. Наиболее реакционное духовенство и антисоветские элементы сколачивали различные секты, в том числе истинноправославных христиан (ИПХ), истинно-православной церкви (ИПЦ) и другие.

В апреле 1923 года XII съезд РКП(б) отмечал: «В настоящее время мы видим, наряду с разложением старых церковных организаций, в частности православной церкви, и упадком влияния православной религии и ее церковной иерархии (размеры которого, однако, ни в коем случае не следует преувеличивать, в особенности по отношению к деревне) значительный рост некоторых сект, верхушки которых идейно связаны с известными элементами европейской и американской буржуазии».

В 1927 году Ем. Ярославский предупреждал: «С религией, хотя бы ее епископ Сергий прикрасил в какие угодно советские одежды, с влиянием религии на массы трудящихся мы будем вести борьбу, как ведем борьбу со всякой религией, со всякой церковью».

В ходе строительства социализма русская православная церковь, теряя свое влияние на массы верующих, отступала, но отступление не было мирным и «смиренным». Духовенство отстаивало и до сих пор отстаивает свое существование, не желая сдавать позиции, продолжая искать формы и методы воздействия на массы, вышедшие из-под его влияния.

«Журнал Московской патриархии (1966 г.) признает: „Наша церковь прошла через все стадии отрицания, сопротивления и даже прямой борьбы с революцией и ее изменениями в жизни церкви. Это не было лишь теоретическое отрицание или пассивное неприятие, — это была острая и прямая борьба. В результате церковь потеряла миллионы верующих“».

Представители обновленчества стали все чаще одобрять успехи Советского государства, выражать желание найти точки соприкосновения православия и социализма. Такие признания в 30-е годы раздавались и в среде некоторых религиозных деятелей за рубежом.

Ем. Ярославский в 1936 году внес ясность в этот вопрос: «За границей кое-где делаются попытки примирить коммунизм и религию, доказать, что религия не противоречит коммунизму. О чем свидетельствуют такие попытки, как, например, попытка американского епископа Брауна и другие подобные этому? Они свидетельствуют о том, что коммунизм стал великой силой, что он стал притягательным для миллионных масс. И многие сторонники религии, видя, что захваченные величием коммунистического учения массы порывают с религией, пытаются эти массы удержать. Одним из средств задержать отход от религии и являются попытки некоторых священников, вроде епископа Брауна, доказать, что коммунизм и религия примиримы. Нужно подчеркнуть, что таких людей среди духовенства не много, а официальные церковные организации неоднократно и открыто заявляли и заявляют о своей вражде к коммунизму».

Победа советского народа в Великой Отечественной войне окончательно разрушила надежды экстремистской части духовенства. Лояльные же богословы все более открыто демонстрировали свою преданность Родине, социалистическому Отечеству.

Зарубежные религиоведы, в том числе и бежавшие за границу эмигранты, внимательно изучали деятельность русского православия в новых исторических условиях, анализировали опыт.

Один из них писал: «Преодолев раскол живоцерковников и обновленцев, позднейшие руководители патриаршей церкви не могли найти иного выхода для сохранения ее, как переступив через переходные формулировки патриарха Сергия, приняв в основе социально-политические воззрения „Живой церкви“. Эти воззрения затем были утонченно сформулированы и им придана некоторая видимость церковности».

Служители культа сейчас ясно понимают, что идеи социализма весьма опасны для религиозной веры, как таковой. Среди богословов и рядового духовенства всех религий наблюдается разброд. Одни, находящиеся в странах капитала, стремятся под прикрытием религии оттолкнуть народные массы от социалистических идей, всячески пороча эти идеи. Другие, живущие в странах социалистического содружества, стараются доказать, что христианство якобы всегда проповедовало социализм, а духовенство будто бы тоже вносило свой вклад в социальный прогресс человечества, революционные преобразования на земле.

Богословы пытаются толковать «вечную истину евангелия» в категориях, убедительных для современного человека. Они считают, что «христианская общественная активность отличается от любой другой общественной активности только лишь в своем богословском понимании». «Журнал Московской патриархии» (1980 г.) разъясняет: «Став членом и восприняв полноту человечества, сын божий не связал себя с какой-либо социально-политической системой. Сама по себе церковь Христова не предназначена к тому, чтобы формировать какой-либо образец социально-экономического общества. Но будучи закваской нового бытия, она должна содействовать осуществлению социальной справедливости».

Лишенная возможности кардинально вмешиваться в общественную жизнь, повернуть вспять ход истории, церковь теперь присваивает себе право быть «закваской нового бытия», претендует на роль активного участника строительства коммунизма.

Но служителей культа волнует, что люди все реже посещают храмы, в основном наблюдаются молящиеся «воскресного дня», «религиозного праздника», а это убедительное доказательство утраты доверия к церкви, сужения сферы воздействия религии на верующих.

За последнее десятилетие на страницах «Богословских трудов», «Журнала Московской патриархии», в проповедях паству настойчиво увещевают, уговаривают «не забывать о храме божием». Так, автор одной из проповедей объясняет: «Каждое событие, которое празднует святая церковь, это событие нынешнего дня, событие всегда живое и действенное и потому — назидательное и спасительное. Участвовать в церковном празднике, в богослужении по случаю праздника— это значит приобщаться к святости празднуемого события. Храм божий — это божий дом, дом молитвы, это не только школа благочестия и врачебница, но и место встречи с богом, с божией матерью, с небожителями и друг с другом».

Тревога духовенства о том, что верующие отходят от «храма божиего», порождена вполне понятными причинами. Без надзора батюшки верующие крайне редко читают религиозную литературу, забывают о молитвах, мало обращаются к «отцу небесному» с просьбой о помощи. В повседневной жизни они все шире руководствуются иным правилом: лучше работай, больше знай, имей друзей, читай книги, слушай радио, смотри телевизор — и понятнее станет мир. Ориентируясь в нем, человек понимает, что он сам творец своего счастья.

В результате идет на убыль религиозность. В сельской местности «храм — школа благочестия» постепенно пустеет, сокращаются поступления в церковную кассу, из которой черпают мзду за «труды праведные» служители культа и их приближенные.

Религиозные центры, молодых богословов заботит не столько сегодняшний, сколько завтрашний день, будущее русского православия.

В 1979–1980 годах во многих церквах прозвучала проповедь «Живоносный источник». Верующим с большим эмоциональным накалом рассказывали о письме «самой божией матери одному из мужей апостольских, святому священномученику Игнатию Богоносцу, в котором пречистая попечительница о юной и еще не укрепившейся церкви Христовой говорит: „Об Иисусе что слышал и узнал от Иоанна — истинно. Верь тому, держись того, а привычки и жизнь сообразуй обету… Стой в вере и поступай мужественно: и да не беспокоит тебя суровость преследования; но да будет сильным и да радуется дух твой в боге спасителе твоем“.

Письмо, сочиненное еще на заре христианской религии, по мысли духовенства, должно было укрепить в современной пастве „дух веры“, напомнить ей, что „привычки в жизни“ необходимо сообразовывать с данным „словом богу“.

Вслед за этой проповедью была прочитана, если можно так сказать, серия проповедей, в том числе: „В неделю о самарянине“, „В неделю о слепом“, „Беседа о благодати духа святого“, „Слово в неделю цветоносную“, „В неделю всех святых“, „Всеосвящающая сила святого духа“, „В неделю 4-ю по пасхе — о расслаблении“ и т. д. Вряд ли нужно подробно рассказывать о каждой проповеди, поэтому ограничимся отдельными выдержками, чтобы понять их направленность. Например, в одной из проповедей говорится, что много веков назад у колодца Иаковля встретил самарянку господь Иисус Христос и напоил ее жаждущую душу живительной водой своего благодатного учения. Сама бывшая грешница и ее сыновья стали ревностными проповедниками евангелия. За имя Христово она сподобилась принять мученическую кончину… Как и самарянка, каждый христианин может преобразиться божественной силой. „Мы входим в общение с Христом, когда читаем и слушаем святое евангелие, совершаем утренние или вечерние молитвы, а также когда творим молитву Иисусову; все это приближает нас к спасителю. При встрече со спасителем у самарянки возникло намерение оставить прежнюю греховную жизнь, и она это намерение осуществила сразу. Часто и у нас, братья и сестры, возникает желание оставить грех, но по малодушию мы говорим себе: подожду еще немного, и так откладываем свое доброе намерение. Приходит время умирать, а мы все еще и не начинали своего духовного возрождения. Не будем откладывать борьбы с греховными привычками. Будем решительны и мужественны… И тогда не только здесь, на земле, но и в вечной жизни мы сможем пребывать во свете воскресшего господа“.

Приведенную цитату можно разложить по содержанию на ряд частей. Проповедник пытается доказать, что Христос жил и действовал. Грешная женщина не только сама поверила в христианское учение, но и убедила своих детей в этом. Каждый верующий тоже может преобразиться божественной силой». Ему следует для этого читать евангелие, совершать ежедневные молитвы, посещать храм. Не откладывая, надо бросить греховную жизнь. Учитывая, что большинство присутствующих в церкви — женщины пожилого возраста, священник их предупредил: придет скоро время умирать, а вы еще не готовы к «вечной и радостной жизни небесной». Христос не только якобы жил, но и воскрес из мертвых. Значит, не должно быть никаких сомнений в «истинности» христианского вероучения, нельзя верить лекторам-атеистам, что богочеловек Иисус Христос — миф. И тогда верующий уже и здесь, на земле, и после смерти «вкусит всю благодать божию».

Служитель культа, как правило, довольно тщательно готовит каждую проповедь, заучивает ее наизусть, взвешивает мысленно ее возможную действенность, учитывает пол, возраст, образование, место работы и жительства, степень и характер религиозности его будущих слушателей. В духовных семинариях, академиях, в богословской литературе идет довольно последовательная и настойчивая теоретическая и практическая подготовка пастырей, в том числе и по проповедническому мастерству. За количеством и качеством прочитанных проповедей, их эффективностью осуществляют контроль руководитель епархии (митрополит, архиепископ, епископ), благочинный округа, настоятель храма и принимают соответствующие меры по устранению недостатков.

Сами современные теологи провозглашают: мнение о том, что русская православная церковь — это церковь мертвых традиций, явно ошибочно; она живет в новых, никогда ранее не существовавших условиях и вечно обновляется.

Здесь налицо стремление выдавать желаемое за действительное. Объективный ход истории, тенденции социального развития Советского государства все больше вытесняют религию в область интересов личных, семейных. Но и тут религия оказывается несостоятельной в разрешении конкретных жизненных проблем.

Богословы упорно ищут пути, чтобы более «изящным способом выйти из затруднения», доказывая, что «церковь это как бы таинство реального присутствия бога среди его народа: в ней мы обретаем прощение своих грехов и благодатную жизнь, через которую мы соединимся с богом навеки». При этом для духовенства неважно, что за люди приходят в церковь, какова их нравственность, главное, чтобы человек постоянно «переживал за свои грехи».

В многочисленных проповедях верующих поучают: «В исполнении заповедей христовых — подлинная мудрость христианина, ибо кто претворит заповеди божии в жизнь и научит этому других, тот наречется, по слову Христа, великим и удостоится вечного блаженства». Так церковь стремится углубить и расширить свое влияние на население, используя, помимо вероисповедных, еще и общечеловеческие чувства долга, ответственности, честолюбия. Появляются и несвойственные ранее обещания воздать за служение богу не только на небесах, но частично уже на земле в виде «дарования духа святого, утешителя, который наставляет на истину святой жизни, охраняет от греха, вселяет совершенную радость мира, вышний и благодатный». Человеку же, который не выполняет заповеди христовой, не заботится о пополнении церкви новыми верующими, «определена горькая участь — быть проклятым вместе с диаволом и ангелами его». Духовенство и по сей день пропагандирует «богооткровенный закон», который диктует нормы поведения человека в смысле, угодном богу, облекая их в форму заповедей и поучений.

Преподаватели православного богословия, учитывая, что их аудитория плохо знакома с историей христианства в России или совершенно ее не знает, фальсифицируют деятельность церкви. Служителям культа, которых готовят в духовных семинариях и академиях, говорят: «Вспомним историю церкви и ее просветительную роль. Если отбросить отдельные извращения (а где их не бывает), то просветительная роль церкви вне всяких сомнений». По-видимому, «вне всяких сомнений» и продолжающаяся идеализация религии; ее представляют будущим пастырям как высоконравственную, способную внести свой вклад в дальнейшее совершенствование общества. Якобы только религия воспитывает высокие нравственные качества, православное вероучение является сокровищницей моральных ценностей и лишь с его помощью можно искоренить зло и несправедливость, сделать человека добрым и отзывчивым, научить его любви и состраданию к ближнему, предостеречь от дурного поступка.

При этом «забывают», что религиозные организации России зарекомендовали себя в качестве надежного «инструмента» подавления свободы мысли на всех пройденных этапах исторического развития.

Отстаивая «чистоту помыслов» православия, современное духовенство призывает верующих во всем следовать примеру «господа Иисуса Христа», апостолов, святых отцов церкви. Христос якобы был идеалом безгрешности, беспредельной любви к ближним.

«Любовь к людям Христа была прежде всего общительной, — разъясняется в кратком конспекте по нравственному богословию (Загорск, 1971 г.). — Он плачет с плачущими, возвращает зрение слепым, слух глухим, очищает прокаженных, изгоняет бесов, воскрешает мертвых. В нем сосредоточилось все самое лучшее, что могло бы быть мыслимо в человеке. Всему этому мы и призваны подражать».

Богословы умалчивают о том, что в той же Библии есть немало свидетельств жестокости, ненависти Христа к людям. Так, в Евангелии от Матфея приводятся слова Христа: «Меня достоин только тот, кто возненавидит отца своего и мать свою, братьев, сестер своих, всех ближайших ради имени моего».

Анализ религиозной литературы русского православия за 1976–1981 годы убеждает, что, несмотря на заверения богословов о соблюдении «традиционно-апостольской веры в христианскую истину во всей полноте и непорочности», они постоянно обновляют комплекс богословских представлений и практику церкви. Многое ныне модернизируется, особенно в социально-политической ориентации церкви: нравственная свобода и ответственность верующего, личность и общество, социальная мобильность и творческая активность и т. д.

Сейчас усиленно проповедуется, что «духовное общение с богом взращивает великие нравственные ценности», содержит «истину христианской веры» и т. п. Религия, мол, объединяет «единомысленных, единодушных» поклонением «единородственному» Христу. Иными словами, церковь продолжает сеять иллюзии.

Но о каком единстве и единодушии можно говорить? Ведь православие не раз претерпевало расколы по религиозным и иным мотивам (старообрядчество, униатство, многочисленное сектантство), дробившие церковь на множество толков и направлений. За последние 60 лет наблюдается не сплочение, а скорее все увеличивающееся разъединение, идет открытая и скрытая борьба между последователями традиционализма и модернизма, активизируется «улавливание душ», чтобы пополнять убывающие ряды православных, католиков, старообрядцев, евангельских христиан, баптистов, пятидесятников и пр. А все они — представители одной христианской религии. Как видно, «промыслительная воля божия» не в силах справиться с разложением христианства, в том числе и во многих православных церквах. У священнослужителей ничего не получается с «единомыслием и единодушием» верующих.

Нельзя пройти мимо и такого факта: иногда под религиозным флагом собираются разного рода диссиденты, безыдейные, слабодушные. Есть примеры неблаговидных действий некоторых церковных и околоцерковных элементов, которые под прикрытием борьбы за «чистоту» православия или католичества становятся на путь антисоветизма, оказываются в рядах отщепенцев, перебежчиков и ныне участвуют в идеологических диверсиях против СССР. Опять-таки под религиозным флагом они протаскивают буржуазную идеологию, служат интересам империализма, оправдывают и освящают применение нейтронной бомбы, развязывание термоядерной войны. Об этом известно из публикаций советской печати за 1976–1981 годы.

«Значительно расширились в последнее время акции по разжиганию эмиграционных настроений не только среди еврейского, немецкого и армянского населения, но и среди верующих, подталкиванию их на выезд из СССР по религиозным мотивам… Более явную антисоветскую направленность приобрели действия по поддержке нелегальных униатских группирований и поощрению экстремизма отдельных представителей католического духовенства…

В последнее время отмечены попытки создать у нас в стране группы религиозно-мистического толка, которые изобилуют на Западе („Церковь пророка“, „Белое братство“, „Общество сознания Кришны“ и т. п.).

Изыскиваются новые, изощренные приемы воздействия на различные категории советской молодежи. При этом антикоммунистические и антисоветские измышления облекаются в модные „теоретические одежды“».

Следовательно, не может быть и речи о том, что религия «взращивает великие нравственные ценности». Это не более чем демагогический прием церковников, очередная насаждаемая иллюзия.

Остается весьма актуальным вывод В. И. Ленина: «…всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость, особенно терпимо (а часто даже доброжелательно) встречаемая демократической буржуазией, — именно поэтому это — самая опасная мерзость, самая гнусная „зараза“».

Ныне, как отмечалось на XXVI съезде КПСС, сузилась сфера империалистического господства в мире, обострились внутренние противоречия в странах капитала и соперничество между ними. Резко возросла агрессивность политики империализма, и прежде всего американского. Кстати сказать, теперь в США насчитывается более 240 различных религий, церквей, сект, «обществ», и буржуазные идеологи любят поговорить о «свободе религии». А какой от этого толк? На смену президенту-католику приходит президент-баптист или представитель другой религий, церкви. «С нами бог», — заявляют они и возводят терроризм в ранг государственной политики, развертывают подготовку к термоядерной войне, пускают в серийное производство «чистую» нейтронную бомбу, которая уничтожает людей и оставляет целыми материальные ценности… Заправилы военно-промышленных комплексов не прочь и сегодня руководствоваться религиозным принципом многовековой давности: «убивай всех — бог своих узнает».

Однако народы планеты смыкают свои ряды перед угрозой новой войны. Они отвергают антигуманную концепцию религии, порывают связь с многочисленными церквами, поднимаются на борьбу за лучшую жизнь на земле…

«Обмирщение» человека сужает сферу воздействия религии, особенно по отношению к молодому поколению, и тем самым ограничивает ее возможности в пропаганде религиозных убеждений. Все чаще богословы говорят о секуляризации общества на Западе и Востоке, но тем настойчивее изыскивают средства, чтобы ее нейтрализовать.

«Секуляризация, — поясняет профессор И.Н. Яблоков, — представляет собой процесс освобождения общественного и индивидуального сознания от влияния религиозных идей и взглядов, социальных отношений, деятельности и институтов от религиозного санкционирования.

Понятие секуляризации охватывает целый комплекс процессов, происходящих на уровне общества в целом, отдельных сфер общественной жизни и социальных институтов, социальных групп, личностей. Падение влияния религии выражается в изменении ее места в обществе, в сужении круга выполняемых ею функций, в переходе функций, выполняемых религией, к другим социальным институтам, в отчуждении церковной собственности в пользу светских властей, в освобождении от религиозного санкционирования государственно-правовых отношений, в изъятии образования из ведения церкви, в развитии светского искусства и морали и т. д.».

В течение веков и вплоть до наших дней русская православная церковь стремилась использовать искусство для объединения верующих, эмоционального возбуждения у христиан глубоких религиозных настроений и чувств. Культовое зодчество, иконопись, хоровое пение, предметы культа (кресты, покрывала, медальоны), роспись храмов, религиозная литература предназначены для демонстрации могущества бога и ничтожества, бессилия человека. Специфические формы эмоционально-образного отражения окружающей действительности, только в искаженном виде, нужны церкви как способ отрыва, отчуждений паствы от объективно существующего мира.

Современные богословы принялись доказывать, в частности, тесную связь народной и церковной музыки. По их мнению, основная роль церковного песнопения заключается в том, чтобы «при помощи напева раскрыть содержание и смысл религиозного текста» на понятном и близком народу языке. Сейчас широко практикуется исполнение церковных песнопений всеми, кто присутствует на богослужениях (вместо церковного хора, ибо все меньше желающих «петь на клиросе»). При этом верующие вынуждены глубже вникать в смысл и содержание текста, ощущая себя соучастниками происходящего, а не просто молящимися, что оказывает большее эмоциональное воздействие, чем прежде.

В религиозной литературе Московского патриархата часто встречаются различные статьи и богословские изыскания, где авторы преподносят церковное искусство как «неземное», имеющее «особые формы, совсем не похожие на формы и образы мирские, начиная от внешнего вида храма и кончая самыми малыми предметами церковного обихода. Все в церкви приведено в соответствие с ее „надмирной“ природой и все согласованно служит ее конечной цели — спасению мира». Подобными аргументами богословы стараются поднять авторитет православия в среде молодого и среднего поколения.

Между тем «история общественного развития и искусства при верном научном ее исследовании дает богатейший материал для разоблачения надуманных положений теоретиков прошлого и настоящего, утверждающих родство и вечную связь искусства и религии. Марксистско-ленинское учение доказывает, что история развития искусства — это история его борьбы с религией, история постепенного освобождения от цепких пут христианской догматики».

Коммунистическая партия всегда уделяла и уделяет пристальное внимание социалистическому искусству, чтобы с его помощью осуществлять эффективную работу по коммунистическому воспитанию трудящихся, приобщению их к художественному творчеству, стимулирующему проявление народных дарований. Далеко не безразлично, какое искусство воспринимает советский человек и каковы его эстетические ценности.

Н.К. Крупская разъясняла: «Противостоять религиозным влияниям можно, лишь приобщив массы к искусству, сделав его максимально народным, близким массам, организуя массы на почве искусства». Она призывала «неустанно работать над тем, чтобы придать искусству более народный характер, больше увязать его с бытом, с настроением, с переживаниями масс».

Советская творческая интеллигенция вносит весомый вклад в общенародное дело строительства коммунизма. В искусстве глубоко отражается социалистический реализм, находит отклик то, что предопределяет жизнь советских людей в сфере экономики, политики, идеологии, нравственности. Создаются произведения, достойные истории нашей страны, ее настоящего и будущего.

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии говорилось: «Бесспорны успехи творческих работников в создании ярких образов наших современников. Они волнуют людей, вызывают споры, заставляют задумываться о настоящем и будущем… Не могло не отозваться в советском искусстве и растущее внимание нашего общества к вопросам морали. Человеческие отношения на производстве и в быту, сложный внутренний мир личности, ее место на нашей неспокойной планете — все это неисчерпаемая область художественных поисков. Важно здесь, конечно, добиваться того, чтобы актуальностью темы не прикрывались серые, убогие в художественном отношении вещи. Чтобы герои произведений не замыкались в круге мелочных дел, а жили заботами своей страны, жизнью, наполненной напряженным трудом, настойчивой борьбой за торжество справедливости и добра».

XXVI съезд КПСС наметил исторические задачи дальнейшего развития социалистической культуры и искусства, повышения их роли в формировании марксистско-ленинского мировоззрения, более полном удовлетворении многообразных духовных потребностей советских людей.

Естественно, что торжество идей коммунизма в корне подрывает устои религии. Однако богословы и духовенство не хотят сдаваться, концентрируя все усилия на том, чтобы тем или иным образом приспособиться к трудной для них обстановке.

Советские ученые подчеркивают необходимость не только «строгого и точного учета в атеистической пропаганде… конкретных форм религиозной интерпретации социальных явлений, но и выяснения их мировоззренческой направленности, идеологического значения, практической роли. Нужно при этом иметь в виду, что попытки богословов отождествить социальные принципы христианства с коммунизмом порождают немало иллюзий хотя и об ограниченной, тем не менее положительной функции религии в таких областях, как область социальных отношений, культуры, нравственности».