После обеда я зашел к Яре. Она объяснила мне в прошлый раз, как я могу быстро зайти в дом, чтобы не ждать, пока она откроет сама. Я так и поступил. Кругом по всему дому, у неё были разложены огромные веники различных цветов, трав и растений. Самой её нигде не было видно. Наверно она на участке. Я пошёл в заднюю часть дома, через которую однажды от неё сбежал. Позади меня легонько приоткрылась дверь в её спальню. Я обернулся. В просвет под дверью я увидел две тени. Как если бы за ней стояла она. Я тихонько подошёл и потянул дверь на себя. Дверь не поддалась.

Дверь не может быть на замке, потому что я его здесь не наблюдал раньше. Если только вчера она сама его установила. Но это тоже исключено. Зачем и для кого?

— Яра это я. Лучемир. — ответа не последовало. — Я подожду здесь.

Я подождал минут пять. Отошёл. Две тени ног под дверью не исчезли. Я потянул ручку двери сильнее. Дверь ничуть не поддалась.

— Яра это ты там стоишь? — спросил я, начиная себя глупо чувствовать.

Над дверью было полупрозрачное окошко. Я пошёл на кухню, взял стул и поставил его перед дверью.

— Надеюсь, ты не против, если я посмотрю на тебя.

Я встал на стул, как вдруг дверь позади меня открылась. В дом с улицы и прихожей зашла Яра со свежими вениками из веток. Она молча уставилась на меня.

— Чего это ты туда полез? — удивилась она.

— Даже не знаю что и сказать. — я слез со стула и посмотрел мельком под дверь, теней от ног не было. — Мне показалось ты там.

— Для этого ты стал за мной подглядывать? — засияла она, поняв моё намерение.

— Я честно тебе предупредил. То есть думал, что предупредил тебя.

Она положила веники на пол, спокойно открыла дверь в свою спальню и стала снимать с себя кофту. Я обследовал маленькую комнату, и не нашел никаких признаков лаза. Чтобы посторонний, мог быстро в него сигануть. Комната проста до безобразия. Окно закрывающееся изнутри. Кровать, тумбочка и стул напротив зеркала.

— Как тебе моя новая юбка?

— Очень красивая. Ты знаешь Яра, дверь в твою спальню была накрепко закрыта, а ты её так легко открыла.

— Домовой шалит. — пожала она плечами.

— Точно, об этом я как то не подумал.

— Есть будешь?

— Нет, я с обеда, но чай буду. Я принёс нам к нему пирожные.

— Здорово, а я голодная как волчица. Пошли скорее на кухню.

Пока она уплетала как голодная волчица, дюжую порцию провианта и горячей снеди, я рассказывал ей, без сочных подробностей, как вчера стал участником добычи девяти волков. Когда я закончил мы приступили к чаю.

— Зачем это тебе? Это же не твоё? — спросила она.

— Ты про предложение лесника или про охоту.

— И про то и про другое.

— На охоту пошёл ради любопытства. Некоторые испытывают от неё наслаждение кстати. Но я испытываю от неё смешанные чувства. С одной стороны, здорово собраться в компании охотников и провести время, с другой сострадание к животным, не знает границ. А касательно предложения стать правой рукой лесника, я ещё не думал.

— Вот и не волнуйся. Ответ придёт сам собой. Так часто бывает. Размышляешь, размышляешь, как поступить, а ответ приходит сам, без твоего стороннего вмешательства. Не всегда и не всё можно взять под контроль. Даже на вашей охоте. Сколько вас было? А один волк всё равно ушёл от вас.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— Хотела пойти на болото, собирать там звёзды.

— Звучит поэтично.

— Да так цветы молодые называются. Хочешь со мной?

— Я с удовольствием. Можем на мотоцикле доехать.

— Лучше так прогуляемся, погода очень хорошая. Пошли сейчас.

Мы отправились за цветами, именуемыми «звездами». Ничего подобного я раньше не слышал о таких цветах. Но мало ли в народе общеупотребительных названий для них. Болото было в сторону храма и нам довелось пройти мимо дома Михаила. Машины видно не было, значит по делам уехал. Правда, заходить к нему я всё равно не собирался. Дома закончились, овраг перерастал в настоящее болото. Насыпей и бугров становилось всё меньше. Всё чаще стали попадаться сухие и перегнившие березы. От одного касания, к которым, они могли тот час рухнуть. Бабочки и огромные стрекозы, парами, весело и беззаботно летали над топью. Согретое лучами солнца, болото успело густо порасти сверху травой. Так что и ни скажешь, сразу, где здесь вода. Нам встретились две цапли, и я впервые подумал, что мы пошли сюда не зря.

Яра умело прокладывала нашу невидимую тропу. Она предупредила, чтобы я шёл за ней след в след и не ступал за край. Один бы я здесь точно не рискнул пройти. Тем более мы шли без длинных жердей. Что особенно меня смущало. С одной стороны болота начинался лес и мы приблизились к одному его краю. Именно там Яра стала собирать по краю суши, до куда дотянется, маленькие белые цветочки. На фоне чёрной торфяной воды, они выглядели настоящими звездами. От моей помощи она отказалась. Сказала в процессе сбора, их сразу нужно заговаривать, иначе от них не будет никакого толка. Я услышал протяжный вой собаки. Он шёл со стороны топи. Вой повторялся примерно каждые пять минут. Я не хотел её отвлекать от сбора, но любопытство моё не выдержало.

— Болото не большое? — глазами я не видел его края. По траве было не понять.

— Огромное. Отсюда конца не видно. Только если залезть на дерево. Но и тогда ты можешь не отличить его от поля за ним.

— Значит это ветер, так модулирует эхо собачьего воя, что его слышно с болота?

— Это старая история.

— В смысле.

— Сейчас я ещё несколько пучков наберу и полноценно расскажу.

Я дождался, когда она закончит и прилёг на траву, на склоне солнце приятно напекало мне лицо, а лучи, отражаясь от чёрной воды, слепили меня. Вой повторился.

Мне рассказывала бабушка. — она села рядом, и стала завязывать травинками пучки в букетики. — Шёл здесь как то охотник по осени. Смотрит, гуси плавают. Он возьми да убей пару из них. Ждёт, когда собака за ними сплавает. Та не хочет. Ни в какую. Он её и насильно в воду затаскивал и уговаривал по-всякому. Не хочет и всё. Гуси жирные, жалко добычу терять. Крюк смастерил из веток, веревку, что с собой была, привязал за свободный конец и давай забрасывать. Не долетает. Коротка оказалась. Ну добычу жалко бросать. Снял сапоги, разделся. Собака скулит, в воду не пускает. Ну, он её слушать же не станет. Жердь с собой взял естественно, длинную. Веревку один конец. Полез в воду. За одним гусем сплавал, нормально всё. Вода холодная, но терпимо. До второго доплыл, хвать его, да запутался в водорослях. Так и потонул.

— А Собака чего на помощь не пошла?

— А кто её знает, может, боялась чего. Тело охотника сыновья нашли, как и все вещи. Как лежали, так и остались. А вот собака пропала. С тех пор, уже второе столетие слышно её вой на болоте. Бабушка мне велела не ходить сюда одной. А если очень надо, то можно вдвоём и засветло.

Вой повторился и не смотря на припёк, у меня пошли мурашки по коже.

— Ты наверно уже закончила?

— Да помоги сложить в мешочки всё и пойдём, назад. Я себя здесь тоже уютно не чувствую. Особенно по ночам.

— Ты и ночами здесь бываешь? — уставился я на неё.

— Бывает.

— Но зачем!?

— Полыницу, только при полной луне собирают. Ты наверно не знаешь.

— Нет.

— Ну, вот можем возвращаться.

Мы пошли назад, я старался держаться неё, как можно ближе. Мне, не смотря на ясное вечернее солнце, становилось крайне неуютно и неприятно здесь находится. Хоть очевидных и видимых причин я для этого, выявить не смог.

— Лекарство тебе надобно какое? — вдруг спросила она. — Кровь у тебя с молоком и медом, да вдруг хворь, какая есть, а ты не говоришь.

— Я здоров и ни на что не жалуюсь. Есть правда подозрения на кариес, но это дело в городе решу. Не проблема. Да вот тётя моя, хромает на коленку, еле заметно. Не говорит причины. Я допрашивать не стану, раз сама не откроет. Вот.

— Я что нибудь придумаю. Как придём домой.

Когда мы подошли к её дому, солнце садилось за деревню, живо озаряя её последним ярко красным светом. Есть в этом крае своя особенная красота. Её не получится описать на страницах и облечь в слова, можно только украдкой выразить в живописи, но я здесь не мастак. Есть шанс запечатлеть её и на фотографии, для этого тоже должен быть особенный талант, не присущий добрым девяносто пяти процентам, всем современным фотографам. Яра завела меня в дом и принялась искать на шкафу, встав на стул, одной ей ведомые вещи, позвякивая баночками и жестянками. Выудив одну с янтарной жидкостью, она вручила её мне.

— Мухоморная настойка. Не для приёма внутрь. — сразу предупредила она меня. — Пусть вотрёт в ногу, а лучше сразу поставит на ногу компресс на ночь. Три дня подряд перед сном. Должно помочь.

— Премного благодарен. Тётя Оля должна оценить заботу. Хочешь, оставлю в тайне, что это ты мне дала?

— Зачем? Она женщина, и так обо всем сама догадается. Не благодари пока, пусть сначала поможет средство.

— Ладно, напои меня чаем, домой пойду.

Домой Яра отпускать меня не торопилась. Просила меня посидеть с ней, пока она будет перевязывать букеты и развешивать их под потолком на специально растянутую леску. На вопрос, почему она не сушит их, например, в сарае за домом, она отвечала, дом и так полупустой. Места ей одной за глаза хватает. Всё время, в процессе плетения и завязывания узлов она пела.

Мой воробушек чик-чик, на рябинушке сидит Мой соловушка чок-чок, на берёзке песнь поёт. Мои птицы, мои родные синицы, вы кружите надо мной. Мои крылатые куницы, свиристели-небылицы Я вас всех на язычок, посажу вас по одной. Я вас всех да на зубок, перепробую с тобой.

Закончив работу и перестав петь, пошла провожать меня до двери с одной просьбой.

— Могу я тебя попросить кое-что сделать для меня?

— Луну со дна моря или звёзд в лукошко с неба собрать?

— Такие пустяки я и сама могу. — воодушевилась Яра. — Ты когда будешь кататься по окрестности. Найди мне, пожалуйста, и выкопай, молоденькое дерево можжевельника. Я давно его прикопать у себя хочу. Да не даётся он мне. То не приживётся, то высохнет, то корни ему погрызут. Махонькое совсем, можно веточку одну. Уж я его прикопаю, выращу теперь. Главное, чтобы оно через твои руки, пришло ко мне. Да вот ещё, осторожнее там будь, не измажься в глине, она у нас повсюду.

Я конечно насторожился, вспомнив случай произошедший со мной на кладбище, но согласился. Будто глины на Руси мало. Но больше меня заботило другое. Высказал ей свои опасения насчет непредсказуемости ночной дороги по деревне домой. Исходя из недавнего опыта, когда пробродил до самого утра. Она кивнула. Советовала, не беспокоится больше об этом, и чтобы не плутать идти старой, привычной мне, дорогой. Как обычно договорились встретиться, послезавтра. Я поверил ей и не мудрствуя лукаво, пошёл прямо к дому. Без лишних, ночных, упоительных и майских прогулок уже через пятнадцать минут был дома.

— Привет Оля. Я тебе принёс одну микстуру. — с ходу начал я. — С ней тебе нужно будет сделать компресс на ночь. На больную коленку. И так три дня подряд.

— Что за средство?

— Мухоморная настойка.

— Пробовала, не помогает.

— Эта поможет. — сказал я с полной и непоколебимой уверенностью.

— Я хоть и не просила. Но спасибо. Ну и лиса твоя подруга.

— Я знаю.

— Чего это ты так рано сегодня, никак нагулялся? — удивилась Оля раннему моему приходу.

— Нагулялся. Именно что нагулялся. На болоте, мы сначала по центру шли, там твердь есть, а потом левее, если представляешь, к лесу вышли.

— На болоте! Так туда никто, даже из местных не ходит. Нет там тверди, даже по краю не решаются опытные охотники ходить. Как вы только не утопли? Божечки мои — дети мои! Был один случай, я тебе расскажу.

— Про собаку? Слышал.

— Про собаку. Охотник утоп, собака до сих пор покоя не найдет.

— Ты не поверишь, конечно же. Я бы точно не поверил, расскажи мне кто такое, но я слышал, как она выла. В голосе её не было ничего злобливого, только грусть и тоска.

— У меня мурашки по коже от твоих рассказов Лучемир. Ты только больше по болоту не ходи, обещай мне.

— Ну, обещаю, а ты обещай, что сегодня компресс с настойкой применишь.

— У тебя просто дар убеждения мой мальчик. Есть хочешь.

— Очень.

— Что же тебя любовь не кормит? — повеселела она и пошла, разогревать мой ужин.

— И кормит и греет. — сказал я, чтобы она меня не слышала.

На следующий день, я вознамерился не терять хватку и устроить полноценную мото-прогулку по всем окрестностям, до которых только смогу доехать. С полным дозаправленным баком, шипованными покрышками и просветом в двадцать сантиметров, возможности мои были неограниченными. Я выехал за деревню и рванул прямо через поле, по хорошо высохшей старой дороге в неизвестном направлении. После завершения горячих покатушек, я остановился у заброшенного домика. Поросшего до самых окон. Прошлогодней и сухой травой, вперемешку с колючками и молодыми деревцами терновника. В округе не было ничего примечательного, я выбрал его как ориентир, чтобы поискать вокруг молодое деревцо можжевельника.

Заглушил двигатель. Закрыл замок. Вынул и убрал ключ. Особенной жары заметно не было. Шлем снимать не стал, лишь откинул вверх забрало. Шлем у меня дорогой и очень удобный. Когда я в нём не сижу на мотоцикле, то чувствую себя астронавтом, на неизвестной далекой планете. Так и сейчас, представив себя покорителем новой планеты, я выдвинулся в поисках нужного мне артефакта. Артефакта долго нигде не попадалось, я снял шлем, чтобы отдохнула голова и шея. Оглянулся, никого. Зашел в лес, прошёлся немного и обнаружил себя в настоящей можжевеловой рощице. Помимо вековых корабельных сосен, всюду из земли проклёвывались молодые искомые деревца. Я выбрал самое красивое и стройное. Снял шлем. Обкопал деревце по кругу взятым для этого совком и как объясняла Яра, не стряхивая землю, засунул в полиэтиленовый мешок. Перевязал. Пошёл назад.

Мне показалось, что у моего мотоцикла стоит какая то женщина. Сквозь молодые березы, было не разглядеть. Ветра не было совсем, и листья оставались неподвижной зелёной стеной, что усложняло мне задачу, рассмотреть пожаловавшую гостью. Одно можно сказать наверняка, на ней был либо серый халат, либо платье. Я надел шлем, чтобы руки были свободны. Окликнул женщину: «эгей». Помахал рукой. Она не откликалась и вообще, не смотрела даже в мою сторону. Чем ближе я приближался, тем страннее мне казалась, вся эта затея с деревом и ситуация с подошедшей к мотоциклу женщиной. Мне вообще, как и любому уважающему себя мотоциклисту, не нравится, когда посторонние навящево крутятся у его мотоцикла. Я поспешил и обогнув пару раскидистых молодых берёз, оказался у мотоцикла. Неизвестной нигде не было вокруг.

Я наскоро привязал мешок к багажнику. Услышал, как дверь в заброшенный дом хлопнула. Что здесь делает женщина? Сюда ни то, что тропинки даже нет. Сюда ехать на мотоцикле только пару часов. По карте, кругом одни леса, холмы, поля и болота. Что она здесь забыла? Любопытство взяло верх над здравым смыслом. Я пошёл огибать с правой стороны дом. Именно там была почерневшая от времени, простая деревянная дверь. На пороге, я услышал явный скрип половиц. Дотронулся до ручки. Меня буквально парализовало. Следов вокруг мотоцикла, кроме моих, с примятой травой нет. Как нет и следов ведущих к двери. Вдруг внутри, я услышал детский плач. Холодный пот, под плотной мотоэкипировкой, прошиб меня, и вернул в чувства. Я, двигаясь по своим следам, быстро вернулся к мотоциклу. Поворот ключа — ничего. Поворот, ничего. Дверь дома заскрипела открываясь.

Здравый смысл, наконец, пересилил кошкино любопытство. Я стал, остервенело заводить мотоцикл с кикстартера. Я вновь повернул ключ. Ничего. Блокировка холодного пуска двигателя снята. Горючее поступает. Поворот ключа. Ничего. Вновь кикстартер. Ничего. Аккумулятор новейший, как и мотоцикл, зарядка по максимуму. Так чего он балует, неизвестно.

Плюнув под ноги, я слез с сиденья. Навалился на руль и надрывая жилы и хрустя суставами, сдвинул с места мотоцикл. Снаряжённая масса, включая полную заправку маслом и топливом, моего железного коня — двести шестьдесят пять килограмм, живого веса. Его и по асфальту то катить не в радость, а уж по земле с неровностями, вообще праздник. Но настроения праздничного у меня не было, потому что сзади меня приближался детский плач. Оборачиваться я попросту опасался из соображений, сохранности психического здоровья. Удача была неизменно на моей стороне. Я докатил мотоцикл до уклона и сев на него, помогал себе лишь изредка, отталкиваясь носками от земли. Больше для сохранения равновесия, чем для ускорения. Плач отставал. Я повернул ключ, электростартер запустил двигатель.

Уши мои наполнил радостный вой верного коня. Первая передача, и я уже набрал скорость. Вторая и я выехал на куцую дорогу. Третья и меня уже никому не догнать. Я ехал обратно. Больше на сегодня никаких приключений. С меня хватит. К Яре не поехал, поздно. Сразу домой, к тёте Оле. На ужин. Романтика деревни стала для меня постепенно уходить. Именно уходить, а не угасать, как это происходит со временем, от скуки. Самое точное, будет сказать, она не просто стала от меня уходить, её стала вытеснять та необъяснимая область, в которую я отказывался верить, продолжая неуклонно её игнорировать.

Особенно ясно, она показала силу, когда в гараже, я обнаружил у себя в багажной сумке для небольших путешествий, ту самую куклу, которую отдал Яре. Я осматривал ранее сумку, проклятой куклы там не было. Яра положить туда её не могла. Оставался лишь тот смутный силуэт женщины, не оставляющей следов, но и она должна была остаться не удел. Сумка на замке. Ключ всегда со мной. Я вышел во двор, бросил куклу в прачку с мусором для сжигания. Плеснул отработанного масла и какого-то растворителя, чтобы коптило лучше. Поджог. Дождался пока кукла полностью оплавиться под жаром огня и окончательно прогорит. После ритуального сожжения, я совершенно успокоился и даже стал дышать легче или это прохлада ночи на меня так подействовала.