Пролог

Серый типографский листок с фотороботом предполагаемого убийцы наклеили в один ряд с кучей лохматых объявлений о поиске жилья, пропаже собак и кучей всего прочего, что вызывает раздражение, – вид у привокзальной стены был паршивый. Впрочем, как и у самого вокзала, где целыми днями грохотали поезда и раздавались с металлическим привкусом объявления, – все казалось вкривь и вкось. Каждое дежурство Серафима Федоровна начинала с осмотра территории вокзала, и тяжкий вздох вылетал из ее полной груди, – мусор не убавлялся, словно и не было ее тут в прошлый вторник. Сегодня четверг. Сменщица на сносях, а начальство до сих пор не нашло ей замену. Наверное, никто не хочет идти за такие гроши… Серафима Федоровна взялась за метлу и посмотрела на перрон, – кучками стоял народ, вокруг которого валялись сигаретные окурки, пивные банки, обрывки газет.

Прямо навстречу ей по перрону шли двое, – высокий сутулый мужчина лет сорока и мальчик не старше десяти в синей куртке. Последний то и дело подпрыгивал, доверчиво вскидывая голову в нахлобученной на глаза шапке. Широко распахнутые голубые глаза с беспокойством взирали на спутника. Когда парочка с ней поравнялась, до слуха донеслось детским голосом:

– А вы, дяденька, где ее в последний раз видели?

– Здесь, неподалеку. Вдвоем с тобой мы ее быстро найдем…

«Дяденька?» – удивленно отметила про себя дворничиха и непроизвольно обернулась. Спина мужчины показалась напряженной, еще более ссутулившейся от ее подозрительного взгляда. Метла на мгновенье замерла. Серафима Федоровна увидела, что мальчик еле поспевает за ускорившим шаг спутником. Пара спустилась по лесенке вниз, пересекла железнодорожные пути и направилась к лесному массиву. Вскоре эти двое со всем исчезли из поля зрения. Дворничиха ловко смахнула несколько окурков в совок, поправила на голове шерстяной платок. Равномерные звуки шаркающей по асфальту метлы возобновились …

 

Глава 1

– Ты думаешь его правда…

Голос собеседницы прозвучал еще тише:

– Слышала еще от матери, что сами увезли ночью…. А сказали, что пропал…Какой голод – то был! – шепот резко оборвался, раздался надрывный вздох. – Да-а… Исчез мальчишка и все тут!

– Ладно, давай спать!

После минутного скрипа кровати под тяжестью устраивающихся поудобнее двух женских тел, раздалось негромкое сопение. Сонная тишина повисла в доме, лишь изредка гулко доносился бой часов.

Ваня лежал не шевелясь. Худые лопатки жались друг к другу с невероятной силой. В груди ныло и стонало, сердце билось как сумасшедшее и в животе происходило что-то невероятное; ужасно захотелось разбудить маму или хотя бы попробовать позвать тихим писклявым голоском, но колючий до боли страх не давал двинуть даже пальцем. Голос неожиданно перестал слушаться. На крошечном с кулачок лице застыл животный ужас, – а вдруг его тоже увезут? Как и дядю Колю, когда тот был маленьким. И что-то с ним сделают. «Что-то сделают страшное, чудовищное», – крутилось в детской головке, – «что-то чудовищное…» Воображение нещадно рисовало картины; вот его спящего силой сажают в мешок и увозят в лес, – голубые глаза ширились от ужаса, белая, недавно купленная мамой маечка стала сырой от пота, - а там… там его зарежут и.... съедят!!! Мгновенная как вспышка догадка мелькнула в белокурой голове. Вот почему исчез дядя Коля!!! Ваня сжался еще крепче, с кроватки донесся нечленораздельный звук и тут же тонкие руки обмякли, глаза закрылись, розовый рот приоткрылся, показав ровный ряд мелких словно бисер зубов, бледное лицо побледнело еще больше, расслабилось, избавляя лоб от множества морщинок… Спасительный обморок прервал кошмарное видение.

В семь утра затрезвонил будильник. Варвара с кряхтеньем поднялась с постели, поправляя сползшую с полного плеча лямку ночной сорочки, пошарила крепкой широкой ступней в поисках тапочки и направилась в детскую, отделенную от спальни тонкой перегородкой.

– Сынок, вставай, – позвала она. – Пора в садик.

Женская рука ласково потрепала ребенка по плечу, коснулась упрямых вихров на затылке.

– Вставай, – чуть настойчивее пропел голос, – а то сейчас отец вернется со смены, а ты еще не одет. Ругаться будет.

При слове «отец» Ваня неохотно потянулся и открыл глаза. За окошком было еще темно. Он привстал, обвил шею матери руками и почувствовал себя необычайно уверенно и спокойно, – ночной ужас безвозвратно исчез.

– Мамочка, я тебя так люблю! А тетя Галя еще спит?

– Спит. Не шуми. Ну, ладно, не веси, не веси, тяжелый уже, – со смехом расцепила его руки Варвара и, прижав к себе, ласково похлопала по попке. – Господи, ты боже мой! Да ты сырой! – Рука за доли секунды обшарила белье и постель. – Ты обсикался? Странно!

Ваня проследил за материнским взглядом и увидел большое пятно. Не зная, хорошо это или плохо, он внимательно заглянул в глаза напротив. Что это такое – «странно»?

– Ну, ничего, ничего… Иди, переоденься, – чуть неодобрительно выдохнула Варвара, и ее высокая грузная фигура исчезла в темном проеме кухни.

Раздался лязг ключей, входная дверь с шумом отворилась, впустив в квартиру зимней стужи. Тут же зазвучал мужской голос. Приближаясь, голос становился все отчетливее и грубее.

– Готов?

Этот вопрос явно предназначался ему. Ваня нервно потянулся за колготками.

– Пошевеливайся! Опять опоздать хочешь? - и мужчина с размаху шлепнулся на кровать. – Вот, черт! – Следом раздалось матерное ругательство. – Да ты че, обоссался что ли? Ха! Мой Ванька – ссыкун!

-Кость, не кричи на него, – раздался примирительный голос появившейся на пороге Варвары. – Я его только разбудила...

– Без тебя разберусь!– донеслось в ответ. Отец повернул голову к сыну, впился взглядом в личико с кулачок и спросил:

– Ты - мужик?

Ваня растерянно посмотрел на потертый рукав куртки, следя за малейшим движением могучей руки. Немного подумал и кивнул.

– Какой же ты мужик, раз ты ссыкун?

Не зная, что ответить, Ваня молчал. Отец же продолжал:

– Тебе сколько лет то?

– Пя-ять...

– Пять! Завтра уже шесть! И не стыдно в шесть лет ссаться то? Мальчишки в садике узнают – засмеют. И в армию тебя не возьмут! Их возьмут, а тебя – нет! Понял?

– Понял, – пискнул Ваня, сообразив, что сикаться все-таки плохо и мигом скрылся за материнской юбкой.

– Ну, иди же, одевайся, – подтолкнула Варвара сына и укоризненно прошептала: «Ну, что же ты с ним так строго?»

– Пусть мужиком растет, а не тряпкой! – рявкнул Костя и нехотя поднялся. – Устал, я Варь. Сегодня столько работы…Семеныч, козел старый, придирался как всегда. То не так, это не эдак…

Ваня быстро одевался, не желая вызвать неудовольствие отца, с которым еще предстоял неблизкий путь в садик. В глазах застыл испуг, – с ним что-то не так. Он не такой как все? Плохой? Руки еще быстрее зашарили в ящике в поиске носка. Неужели мама тоже считает, что он плохой?

При взгляде на мать неожиданно мелькнула надежда на то, что сегодня его оставят дома и в садик не поведут. Отец как всегда ляжет спать, а он останется наедине с мамой! Ваня слезливо захныкал:

– Мам, можно я не пойду? Я че-то болею…

Но ответил отец.

– Не придуривайся! Щас как дам по лбу и вся твоя болезнь мигом пройдет. Дать?

– Будь хорошим мальчиком, не капризничай, – добавила ласково мать и потянулась за шарфом. – Завтра суббота. Выходной. Будешь дома целый день.

Через пять минут маленькие ноги торопливо шагали по хрустящему снегу, стараясь попасть в большие следы. Впереди была лишь сильная и широкая спина отца и темнота. И яркие звезды на небе. Сколько звезд!

– Шевелись! – взгляд отца посуровел, так как сын стоял и с любопытством смотрел вверх. – А то на день рожденья без подарка останешься!

Услышав про подарок, Ваня засеменил вперед. Из – под мехового козырька шапки сверкнули счастливые глаза:

– Подарок? Мне? А какой?

– Машинку!

– Машинку? Ура! А почему у меня день рожденья завтра?

– Потому что ты родишься завтра.

– А когда у меня еще день рожденья?

– Через год.

– А почему день рожденья только раз в год? Я хочу два или три. Хочу, чтобы день рожденье было седня. Можно?

– Заткнись! Надоел уже!

Ваня покорно замолчал и вложил маленькую ладошку в крепкую ладонь отца. Замаячили огни детского сада. В раздевалке мальчик потянул носом и учуял ни с чем не сравнимый запах творожной запеканки. Ноги привычно понесли к деревянному шкафчику с пузатой тыквой на дверце. В коридор вышла молоденькая воспитательница и нежно, с улыбкой протянула:

– Ванечка Воронцов! Доброе утро, мой хороший! Как твои дела?

– Нормально! – прозвучал бодрый ответ, и тут же взгляд опасливо скосился в сторону отца, – только бы тот не рассказал про то влажное пятно! Дыханье перехватило от болезненного ожидания...

– Веди себя хорошо, – буркнул тот и вышел, а сын радостно поспешил в игровую комнату.

 

Глава 2

На кухне было шумно. То и дело раздавался грохот кастрюль, звон тарелок, треск шипящего в сковороде масла. Хозяйка весело хлопотала среди всего этого шкварчания, сама напоминая разогретую сковороду. Дверь чуть приоткрылась, – Ваня, переодетый в новый костюмчик и тщательно причесанный, заглянул в щель. На его милом лице читалось живейшее любопытство и интерес к происходящему.

– Ма-ам, – протянул он.– Можно я с тобой посижу?

– Только не испачкайся. Будешь хорошим мальчиком?

Дверь мигом распахнулась. Ваня с готовностью кивнул, качнув непокорными вихрами на белобрысой макушке, и присел на табурет. Огромные голубые глаза, обрамленные длинными ресницами с обожанием уставились на мать.

Ее полноватая фигура, наряженная по случаю в длинный темно-зеленый балахон с темно-синим клетчатым передником сверху, полные, оголенные до локтя и натруженные руки, выдающаяся далеко вперед грудь, широкая шея с двумя бороздками, большие, так похожие своим оттенком чистого неба на его глаза, приоткрытый в полуулыбке рот с ровным рядом зубов, темные, убранные в аккуратный пучок волосы; все это казалось таким необыкновенным ... самым – самым…

– Мамочка, ты самая красивая! – выдохнул, наконец, Ваня и тут же уставился на буфет в поисках сладкого.

Варвара поймала его взгляд и достала из кармана леденец.

– На, только один. Больше не дам, а то аппетит перебьешь. Хорошо?

Вихри вновь качнулись.

– Ма-ам, а что такое день рожденья? – этот вопрос не давал ему покоя со вчерашнего вечера.

– Ну, это день когда ты родился. До этого ты сидел у меня в животике.

Мальчик понимающе посмотрел на материнский живот. Та продолжила.

– Сегодня у тебя праздник – тебе уже шесть и ты стал большим мальчиком. Большим и сильным. Почти как твой папа.

При слове «папа» Ваня на секунду замер, кадык на тонкой шее дернулся. Неожиданно новая мысль неприятно царапнула изнутри; надо набраться храбрости и спросить, пока им никто не мешает… Варвара же резво и со знанием дела орудовала между плитой и столом. Вдруг, ударив себя по лбу, метнулась к холодильнику и достала из морозилки курицу.

– Вот, балда! Представляешь, курицу забыла разморозить?! Как я сейчас ее резать буду? До прихода гостей всего полчаса…

– Ма-ам, а дядя Коля…

– Отстань!!! На, помоги чеснок почистить!

На маленькие коленки упало полотенце. Он прикрыл новые штанишки тканью и стал старательно снимать шелуху. На стол, прям перед его носом, с грохотом шлепнулась мокрая курица. Голова на длинной шее безвольно свесилась через край, капли беззвучно падали на полотенце. Мальчик, приоткрыв от удивления рот, дотронулся одним пальцем до красного гребешка, до закрытого глаза птицы, до холодного клюва.

– Она живая?– протянул он.

– Нет, конечно!

Ваня наблюдал, как мать взяла большой нож, скалку и, сильно ударяя по ножу, стала рвать птицу на куски. Как морщины на лбу превратились в глубокие канавы, в глазах отражался хищный блеск. Резкий удар и голова вместе с шеей упала на полотенце. Ваня вздрогнул и скинул кусок мяса с колен. Отвесив сыну звонкую затрещину, Варвара подняла курицу с пола, еще один удар и шея полетела на шипящую сковороду. От плиты то и дело валил пар, слышался треск и шипение. Мать с воодушевлением колдовала над всем этим, но тут неожиданно заметила, что Ваня тихонько плачет.

– Ты чего? Ну, извини, ладно? Не обижайся на меня. На еще леденец. Будь хорошим мальчиком. Ну? Иди, поиграй…

Ваня проглотил слезы, затем поспешил в свою комнату, где его ждала новая машинка. На зависть всем его друзьям! У Толика, у этого вечно толкающего его и кричащего Толика и то такой нет! Ваня довольно улыбнулся и принялся деловито возить игрушку между двумя стульями.

В прихожей зазвучали новые голоса; гости парами и поодиночке вносили в дом чужие запахи, веселые возгласы и морозную свежесть. Шум нарастал, плавно перекал из прихожей в зал и, наконец, остановился возле его комнаты. Занавеску резко отдернули, впустив в комнату яркий свет.

– Ну, именинник! Поздравляем – поздравляем! Совсем большой стал! – зазвучало со всех сторон. В руки Вани положили несколько больших шуршащих свертков, какой – то пакет и плюшевого медведя. Уронив пакеты, мальчик с благоговеньем уставился на медведя, маленькая ладошка потрогала твердый кончик носа, выпуклые глаза, чуть заметный алый язык. Раздался звонкий детский смех.

– Ну-у, понравился! – громко раздалось со всех сторон. Ваню несколько раз потрепали по плечу, ласково похлопали по спине, и шум также плавно перетек обратно в зал. Заскрипели высокие стулья, протяжно сжались пружины старого дивана, зазвенели бокалы, вилки и тарелки, зашуршала бумага, пробка с хлопком вылетела из бутылки….

– Я буду только водку, – различил Ваня голос отца.

На пороге детской появился Толик и хитро скривился:

– Поздравляю…

Именинник насупился. Вечно мамины гости приводят этого Толика! Он так мечтал, что его не будет! А Толик, заметив на столике цветные коробки, продолжал:

– А что тебе подарили?

Ваня растерянно наблюдал, как Толик деловито приблизился к подаркам. Он обернулся в поисках материнской поддержки, но Толик уже что-то доставал из коробки… Именинник вскрикнул:

– Не трогай! Мое!

Гость же, повернувшись спиной к бессильно прижавшему кулачки к груди Ване, невозмутимо продолжал все доставать и трогать. На полу оказались еще одна машинка и огромная коробка карандашей. Толик несколько раз провез машинку по полу, по своей коленке, затем ухватился за медведя.

– Нет! – с визгом налетел Ваня и сгреб игрушку в охапку.

– Отдай! – дернул Толик и сбил Ваню с ног.

Медвежья лапа отлетела в сторону вместе с желтым пухом, а мальчишки, с ненавистью вцепившись вдруг в друга, покатились по полу.

– Э-э, – донеслось из соседней комнаты. Гости повскакивали с мест и устремились к ним. Дерущихся разняли.

– Ну, что случилось? Что? – Варвара гневно трясла Ваню за шиворот. – Ты не знаешь, что драться – плохо?

– Он брал мои игрушки!

– И что?!!

– Что ты какой жмот то? Толик – твой гость. Дай ему поиграть, не то получишь! –пригрозил отец.

Ваня перевел отчаянный взгляд с угрожающе нависшего над ним отца на недовольно поджавшую губы мать. Перед глазами что-то мелькнуло, заставив тут же во весь голос зареветь.

– Мишка-а!

Ваня вытянул вперед руку, показывая, что у подарка оторвана лапа, а другой закрыл лицо, пытаясь спрятать слезы от Толика. Худые плечики судорожно тряслись.

– Ну-ну-ну, – метнулась к Ване молодая женщина – мама Толика. – Ну, не плачь. Хочешь, я сейчас пришью лапку обратно? Мишка будет как новый! Успокойся, малыш. Голос женщины был таким нежным, обволакивающим. Ваня доверчиво, с надеждой посмотрел полными слез глазами в глаза гостьи. Дотронулся до переливающихся всеми цветам радуги бус на шее. Почему у такой красивой мамы такой отвратительный сын? Мальчик с некоторым облегчением выдохнул и быстро нашел глазами Варвару – может лучше его мама согласится все исправить?

– Будь хорошим мальчиком! Помолчи! – вставила та и легонько пихнула Ваню в сторону соседней комнаты. – Пошлите все за стол!

Именинник очутился в залитой ярким светом зале с большим овальным столом в центре. Слезы – бусинки мгновенно высохли; сколько дразнящих нос запахов и всего вкусного! Мандарины, конфеты в пестрых обертках, несколько графинов с соком и.. и… торт! Какой большой и красивый! Выдох счастья вновь вызвал у присутствующих многочисленные реплики. Ваня очутился в центре стола и стал наблюдать за тем, как мама Толика накладывает не своему сыну, а ему первому кусок торта, наливает в стакан шипучую газировку.

– Сначала курицу с картошкой, а потом торт!

Слова отца прозвучали как гром среди ясного неба. Ваня сжался и опасливо посмотрел на сидящего рядом Толика. Тот бойко налегал на «селедку под шубой», все ближе придвигаясь к лежавшему на его тарелке куску куриной ноги. Перед носом именинника оказалась тарелка с горкой пюре и золотистой куриной шеей, обильно политой маслом. Ваня скривился при виде масла. Внимательно посмотрел на куриную шею. Неужели эта та самая шея? Сейчас она такая маленькая и сморщенная. А была розовато– белая с пупырышками и несколькими прилипшими пушинками и волосками. И еще отвратным запахом сырого мяса. Он коснулся ее пальцем и тут же отдернул руку. Отодвигая тарелку, захныкал:

– Не хочу…

– Вот, говно! Все едят и ты ешь! Толик вон как ест! А этот… – Константин сверлил глазами сына. – Толик вон уж в два раза тебя шире!

Ваня чувствовал, что ему все равно, что Толик отличается от него размерами, но в страхе увидеть осуждение, провез глазами по широкому кругу взрослых.

– Жри! – прозвучало вновь грубо над головой.

Рубашка отца показалась неестественно черной, как и мощные кулаки с кустами темных волос на пальцах. Еще страшнее было поднять глаза на широкие и косматые брови, черный колючий взгляд на мгновенье слился с его и Ваня тут же отвел взгляд в сторону. Воображение легко пририсовало к только что увиденному ужасный кроваво-красный шрам, змеившийся по всему лицу отца и черную повязку, наглухо закрывающую один глаз. Взгляд на секунду задержался на самодовольно ухмыляющейся физиономии Толика… Ваня тихо придвинул тарелку и со слезами на глазах начал есть.

– И нечего реветь, как девчонка! – прогремел голос отца, – Посмотри! Все над тобой смеются!

Заметив несколько улыбающихся лиц, о чем-то переговаривающихся шепотом друг с другом, Ваня заплакал навзрыд.

– Ну-ну, не плачь, маленький, – не выдержала мама Толика и бросилась к имениннику с объятьями, пахнув на него цветочным ароматом духов. Но тот вырвался и с криком «Я не маленький!» выбежал на кухню.

Когда Варвара вышла к сыну, то увидела в его ладошке мертвую куриную голову, а рядом на полу – издающую вонь лужицу. На кухне вновь раздалась звонкая затрещина.

– Господи! Не ребенок, а сущее наказание! Весь новый костюм облевал! Не двигайся, – сейчас тряпку принесу. 

 

Глава 3

Варвара и Константин Воронцовы переехали в Липецк в поисках лучшей жизни год назад с Украины, с районного центра. Обоим было за тридцать, а жизнь все казалась неустроенной. И слишком тяжелой. Женщина крутилась как могла по хозяйству, со скотиной во дворе, обшивала соседей и подруг, а ее взрывной по характеру муж, в пух и прах разругавшийся с председателем колхоза, заработав ко всему увольнение по статье, долго сидел без работы. Воронцова жалела горе-мужа, у которого отношения ни с кем из близких и сослуживцев не складывались. Что и говорить – ни практической смекалки, ни умения добиться своего или договориться у Константина не было. Да еще начальство при увольнении высказало все ему прямо в глаза – кому приятно? У Константина со временем образовалась больная мозоль, которую жена бередить боялась и старательно обходила все острые углы стороной. Боясь, что муж сопьется от горя или безделья, Варвара стала уговаривать его переехать к дальним родственникам в Липецк и через полгода ее настойчивых причитаний Константин кивнул. Весь их скарб поместился в два баула и семья, в которой через три года брака появился долгожданный сын, отправилась в чужие края. Муж с помощью тех же родственников устроился на мясокомбинат, а жена продолжала сидеть дома, за швейной машинкой, слепо всматриваясь в стежки и цвет ниток.

Первое время были частные квартиры, затем появился небольшой домишко, ставший для подрастающего Ванечки источником чудес и тайн. Скрипучие деревянные половицы, сладко пахнущая фанера под окошком, морозные узоры на стекле, которые быстро таяли от прикосновения маленьких ладошек и горячего дыхания. Огромный по детским представлениям чердак, доверху забитый тюками, ящиками с гвоздями, веревками и воробьиное гнездо под козырьком, – здесь фантазии накрывали мальчика с головой, становились полем чудес и героических свершений. И еще палисадник, где рос лук, картошка и колючие кусты сладкой малины. Туалет во дворе, санки и бельевые веревки, на которых ветер из простыней, наволочек и жестких полотенец раздувал настоящие морские паруса. Отталкивающий, но уже привычный запах от рубашек и штанов отца, от вывернутой наизнанку холщевой сумки, вручную постиранной матерью. В палисаднике он представлял себя то знаменитым и неуловимым шпионом, то капитаном корабля – ловкой и быстроходной шхуны или гордого фрегата, то начальником отряда партизан, в смертельной схватке на палках побеждающий врага, заставляя безжалостных немцев молить о пощаде… Совсем как в том фильме о войне, который отец смотрел без отрыва по вечерам. А Ваня тихонько пристраивался сзади, мечтая, чтобы отец не обратил на него внимания. Но это получалось не всегда.

– Чем занимаешься?– недовольно обратился к сыну Константин, который недавно вернулся с работы и уже успел поужинать жареной картошкой.

– Ничем, -раздалось в ответ. При этом Ваня втянул голову в плечи и сделал шаг назад, желая превратиться в удалого комара и улететь.

– Не сутулься! Стоит, как пришибленный…Иди сюда! Послал Господь урода на мою голову…

– Кость… – укоряющим тоном встряла мать.

– Что, «Кость»? Заткнись, дура! Лезет вечно не в свое дело…

Мать, тяжело колыхнув холмами грудей, уткнулась глазами враспоротый шов юбки. Ее руки беспокойно затеребили наметку, а на лицо легла мрачная тень. Константин повернулся к сыну и спросил:

– Что тебе твоя воспиталка сказала? Что выучить?

– Букву «А». Выучить и нарисовать.

– Нарисовал?

– Нет еще...

Константин угрюмо уставился на часы, показывающие начало девятого, затем на сына. Ваня в поисках защиты взглянул на мать, с которой они весь вечер просидели у тети Гали. Мама строго-настрого запретила рассказывать о том, где они были. Руки мальчика сцепились в замок за спиной, и пальцы непроизвольно задрожали. Варвара застыла, ожидая нагоняя от мужа….

– Ладно, тащи свою тощую задницу за стол. Рисуй, давай!

Сын потянулся за фломастерами. На мгновенье сознание отметило радость отца от его беспрекословного подчинения, какое-то скрытое удовлетворение. Но уже белобрысая макушка на тонкой шейке склонилась на бок, язык сам собой припал к небу, голубые глаза заблестели… Мягко и плавно лег завиток, и линия с легкостью полетела ввысь, в верхний угол листка, затем с красивым изгибом понеслась вниз и аккуратная петля закончила рисунок. Сложив руки чинно на коленях и опасаясь резкого движения напротив, сын из – под ресниц наблюдал. Константин склонился над рисунком и недовольно пробурчал:

– Ммм… Неплохо… Может и правда тебя в художественную школу отдать?

Из-за швейной машинки тут же донеслось:

– Воспитательница его рисунки всегда хвалит! И память, говорит, у него отличная…

Мать оторвалась от шитья, что-то припоминая и неожиданно радостно выдала:

 – Вот, голова дырявая! Мой ж прадед художником был!

– Художником?! Гляди ка… – Константин растерянно глянул на жену, затем на сына, но тут же зло оборвал. – Малюют только дармоеды! Пусть идет на завод! Дура – эта воспиталка твоя и жопа у нее подкачала. Только сиськи ниче…

– Кость!

– Заткнись… – устало оборвал жену Воронцов. – Иди, постель лучше разбери!

Варвара вздохнула, выбралась из-за стола и тяжелой, шаркающей походкой направилась к шифоньеру за бельем.

Темнота за окном разливалась плотным тягучим желе, заполнила собой все небо и землю. Резкие, неровные звуки храпящего Константина, спокойное, глубокое дыхание Варвары вскоре слились с общей темнотой, исчезли из мира звуков. Ваня же изо всех сил старался не заснуть, опасаясь, что страшный сон повторится, – сон, в котором мужчина в темном пальто тихо открывает дверь и, пока все спят, пихает его сонного в мешок. За окном гудел ветер, и снег легко постукивал по стеклу, рассеянное сознание рисовало все четче любимого медведя, затем воспитательницу, от которой всегда так вкусно пахнет молоком и свежестью. Вот он уже вместе с остальными ребятками поет в хоре и из всех сил старается петь как можно лучше – чтобы воспитательница улыбнулась, ласково коснулась его макушки и похвалила... На худеньком личике сквозь сон проступила счастливая улыбка. 

 

Глава 4

Александра Смирнова поднялась на пятый этаж пешком, – лифт который день не работал. Забросила сумку на верхнюю полку гардероба, затем заглянула к сыновьям в детскую комнату. Старший сын лежал, развалившись на кровати, и смотрел фильм – громкость была включена до предела. Младший же возился на полу, сооружая бумажные самолетики и раскрашивая потом акварелью. Трудиться начал он давно, о чем свидетельствовала гора резаной бумаги. Мать спросила:

– Отец дома?

– Еще не приехал, – хамовато ответил старший.

– Убавь звук! И пропылесось! Ждешь, что мать все уберет?! И не стыдно? Два лба!

– Мам! Потом, а? Иди уже!

Александра покачала укоризненно головой, затем прошла на кухню. Хлопнула холодильником, достала из морозилки куриную ногу. Немного поразмыслив, бросила в мойку несколько картофелин и луковицу. Когда раздался звонок в дверь, она крикнула:

– Откройте! Откройте, говорю!

Но из комнаты никто не появился. Ругаясь про себя, женщина быстро подошла к порогу, повернула в замке ключ и увидела припорошенного снегом супруга.

– Ты ключи че не взял?!! Твердишь, твердишь одно и то же…

– Забыл, Сань. Закрутился совсем с работой. Начальница меня в конец заездила. Как ты?

Жена лишь махнула рукой и вернулась к мойке. Муж же переоделся в домашнее, затем подошел к Александре, которую часто ласково называл «Санечкой» и чмокнул в плечо. Пробормотал:

– Я там вам денег привез. На этот раз командировочные хорошие дали…

Услышав про деньги, она одобрительно кивнула. Но тут же завелась:

– По работе ездишь, а в деревню не пропрешь! Когда соберешься? Дом проверить надо! Снег убрать. Наверняка, из-под сугробов не видать...

– Съезжу в следующие выходные. А, может, и в эти. Есть что покушать?

– Не видишь, готовлю? Сама только вошла! Кстати, всю голову уже сломала, – кого приглашать на твой юбилей? Кто к тебе придет то? Или опять своих подруг звать? Фу, как от тебя прет…Иди в душ сначала сходи…

- Сейчас, зайка. Иду...

Смирнов хотел было снова прижаться к жене, но мысль о том, что он грязен, заставила передумать. Он украдкой слазил в хлебницу за куском горбушки. Вскоре в ванной зашумела вода, а вслед за этим раздалось негромкое дребезжащее в унисон с холодильником пение. Александра снисходительно хмыкнула, достала терку. Сделать поджарку или так запустить овощи в бульон? Лук и морковь ловко полетели в кастрюлю. Супруг любит чеснок. Надо бы добавить вместе со специями. Или ну его к лешему? Смирнова краем глаза посмотрела на холодильник, – на нем появилась пачка денег. Виновато вздохнув, женщина потянулась в ящик за чесноком…

Семья ложилась спать по обыкновению поздно. Телевизор долго горел, вещая новости хорошо поставленными голосами ведущих, вставляя кадры аварий и перестрелок. Александра машинально щелкала каналами, – вроде выходной, а смотреть нечего. Хоть бы один приличный фильм найти… Наткнувшись все же на довоенный фильм, она легла в кровать, устроилась поудобнее. Но тут ее планы полетели прахом, – ладонь мужа неуклюже коснулась ее бедра, больно стиснула грудь. Александра нахмурилась; за столько лет брака ничего не изменилось. «Зайка моя… Санечка…» – жарко дыхнуло в ухо. Рука продолжала грубо тискать. Он попытался губами коснуться ее губ, но тут же получил локтем в бок. Как ни в чем ни бывало, муж взгромоздился сверху, спустил штаны, повозился и затих. Александра подумала, что за столько лет точно ничего не изменилось. Когда у них последний раз был секс? Память услужливо выдала, что давно. Опять всплыл образ пачки на холодильнике. Жена ровным голосом скомандовала: «Ложись!» Затем залезла сверху, засунула вялый орган между ног. Через несколько толчков и скоротечной возни муж скрылся в туалете.

Александра же откинулась на подушки и прислушалась к повисшей в воздухе тишине. Свет редких машин отбрасывал на потолок причудливые тени. Они покачивались, скрещивались друг с другом, исчезали. Лицо женщины расслабилось, уголок рта мечтательно пополз вверх, взгляд стал более нежным, отсутствующим.

Под одеяло в одной майке вскоре нырнул супруг. Его ледяные ступни коснулись ее, – она тут же дернулась, как ужаленная. О чем тут же пожалела. В ответ ее мягко похлопали по руке, успокаивая. Несколько мгновений спустя Александра повернула голову и отметила, что муж, как и она сама, с мечтательным видом изучает тени на потолке. Прошло больше получаса, прежде чем женский голос тихо произнес:

– Знаешь, я тебе очень благодарна за все…

– И я, зайка. И я благодарен. За все…

 

Глава 5

Смирнов, спрятав лицо в воротник фуфайки, обошел ряд присыпанных снегом «шестерок» и «девяток», вошел в здание вокзала. «Мне до Казинки», – беспокойно выдохнул он и взглянул на часы, – времени до отправления было еще сорок минут. Взяв билет, присел на одно из неудобных сидений. Вокруг сновали туда-сюда люди, спешили, торопились. Слышалось хлопанье дверей. До обоняния волнами доносился смрад общественного туалета. Местные попрошайки терлись по углам, прячась от стужи и взоров милиции. Он присмотрелся: в дальнем углу два бомжа уединились, накрылись грязным пальто и… Смирнов резко отвернулся. «Вот бы их вышвырнуть отсюда горяченьких на мороз!», – мелькнула злая мысль. Он поискал взглядом сотрудника милиции, но не нашел. Из дальнего угла вскоре раздался счастливый гортанный смех… Он вскочил на ноги и пулей вылетел на перрон.

Их деревенский дом стоял на окраине. Небольшой, крытый железом, с видневшимися за оградой парой яблонь и груш. Старые, измученные водой и солнцем ставни давно приняли серый цвет и покосились. Как и сам дом, к которому примыкало несколько сараев. Чуть в отдалении блестел белый кирпич кладовой, – единственно, что было новым и свежим.

«Да-а, снега навалило в этом году! Убирать и убирать!», – подумал Смирнов, приближаясь к месту назначения. Чтобы добраться до входной двери, пришлось постараться. Наконец, сугроб надежно разделился надвое, и стало возможным проникнуть внутрь дома. Несколько часов ушло, чтобы покидать с крыши снег. Закончив и то и дело утопая в снегу, хозяин направился к кладовой. Здесь Смирнов глянул на крепкий калач-замок, на толстую невысокую дверь, – вряд ли за такой кто-то что-то услышит… Почему– то перед глазами промелькнула та сцена на вокзале. Неожиданно сладостное чувство запретного наслаждения вперемешку с тревогой опустилось в низ живота и там мощно ударило. Мужской орган шевельнулся. «Мне пора возвращаться, не то опоздаю на электричку», – промелькнуло в сознании. Но воображение, словно горящий вулкан, уже выплескивало наружу картины, от которых все заныло, затрепетало, а жар становился все сильнее. Вот он приводит сюда женщину, запирает изнутри дверь, – она полностью в его власти. Ее глаза горят от страха и возбуждения. Что же он с ней сделает? Она стонет и шепчет «нет», а сама только и ждет, чтобы он подошел. А он… он бы заставил ее быть покорной и просить его самого о… Все самые глубинные фантазии и так долго нереализованные желания требовали выхода, превращая в раба. Ощущение мужского превосходства и силы, ощущение вседозволенности сводило с ума. Мозг настойчиво рисовал, как он как бык-производитель с огромным детородным органом уверенно и со знанием дела покрывает одну самку, вторую, третью врезаясь в такое жаркое и влажное лоно… Мужчина с надеждой опустил глаза на ширинку и понял, что желанием полнился только его мозг. Жгучая боль мгновенно разрезала грудь пополам. «Был ты уродом, есть, им и останешься», – язвительно добило сознание.

Словно во сне, мужчина открыл дверь кладовой. Взгляд остановился на старой, сбитой из досок кровати в углу, на большом сундуке, двух облезлых стульях, на шкафу, доверху забитом инструментом, гвоздями, мотками веревок. Рука медленно потянула за край мотка. Он нервно свернул петлю, закинул конец веревки за деревянную перекладину. Еще несколько мгновений и тело повисло в воздухе. Ноги бешено задергались, руки сами вцепились в удавку, лицо исказила гримаса животного ужаса, из горла послышался хриплый свист… Неужели это – конец?!!! Он еще хочет жить!!! Смирнов взмолился что есть мочи, – перекладина с треском рухнула, а вместе с ней тело. В облаке пыли и мусора раздался сухой, рваный кашель. Еле дыша, мужчина спихнул с себя обломки, с трудом стянул с шеи веревку. Затем долго полз до кровати, повалился на нее и затих. Прошло не менее часа, прежде чем он пришел в чувство и до рассеянного сознания, наконец, дошло, что он живой. «Видимо, Бог есть, раз спас меня. Значит, он меня слышит. Пожалел», – подумал он. Неожиданно для себя мужчина заревел навзрыд. Слезы потекли так, словно и не плакал он никогда за все эти долгие годы, и с каждой минутой на душе становилось все легче и легче. А мысли о собственной никчемности отступали назад, все дальше в пустоту…

Смирнов понял, что сама судьба дала ему право на счастье.

 

Глава 6

Ваня сидел за столом и его мечтательный взгляд последние пятнадцать минут был устремлен на хрустальные фужеры ровной шеренгой, словно солдатики, выстроенные на полке серванта. Вот бы потрогать хоть разок! За ним наблюдали, но он никого и ничего не замечал. Изящно вырезанные ножки фужеров давно привлекали его своими выпуклыми, необычными формами, к тому же так искрились всеми цветами радуги! Вчера он собирался уж было исполнить свой грандиозный план по исследованию содержимого серванта, раз сто проверяя и нервно оглядываясь – не идет ли кто, но острый материнский взор каждый раз его останавливал. Наверное, придется отказаться от такой смелой затеи… Внезапно тяжелая рука отвесила подзатыльник так, что лоб впечатался в крышку стола. Вилка, лежащая перед носом, слетела на пол. Вскрик боли и громкий надрывный детский плач огласил комнату.

– Не пизди!

Ваня судорожно сглотнул слезы, и, превозмогая боль, притих. Только лопатки продолжали нервно подрагивать. Очередная затрещина пронеслась в воздухе, но мальчик успел уклониться и кубарем укатился под стол. Константин крикнул со злостью:

– Вылезай! Вылезай, щенок, я сказал! Не хочешь? Ну, так я сейчас так тебя попрошу вылезти, что неделю сидеть не сможешь! Ты меня слышал?

Жалобное хныканье под столом на секунду стихло, и тут же зазвучал уговаривающий голос матери:

– Ну не любит он мяса, я ему рыбу специально купила…

– Если еще раз встрянешь,– я и тебе меж бровей заряжу… Ты кого из сына растишь?!! Глянь только!

Варвара с тоской и жалостью встретилась с полными страха и слез голубыми глазами. Взор остановился на тонких ручках и ножках, на острых локтях и коленках, на шишке на лбу. Чем сын так раздражает отца? Ведь как две капли похож, только цвет глаз – ее…

Ваня осторожно, обходя отца как можно дальше, показался из-под стола и тут же спрятался за спину матери. Та легонько подтолкнула его к остывшей тарелке картошки с гуляшом – нетронутым стояло и то и другое.

Константин, казалось, несколько смягчился и наставительно произнес:

– Я тут таскаю мясо через проходную, чтобы прокормить тебя, дармоеда… Сколько можно мусолить эти две ложки? Час уже сидишь! Или тебе мать плохо сготовила? Жри, давай!

Ваня ткнулся от подзатыльника носом в тарелку. Константин тяжело вздохнул, глядя на сына. Слабого, вечно ноющего. Взгляд отца до краев наполнился брезгливостью, но потом засветился решимостью и упрямством.

– Я из тебя выращу человека! Сядь прямо! – Ванино плечо резко дернули. – Ешь!

– Папочка… миленький… Ну, пожалуйста… – захныкал тот.

– Ешь! Ишь, театр тут устроил!

Мальчик положил ложку в рот и, зажмурившись, проглотил. Рвота моментально вывернула скудное содержимое желудка обратно.

– Вот, сучонок! Специально, бл…!

Отец сдернул сына со стула и потащил к зеркалу.

– Посмотри! Только посмотри на себя! На кого ты похож?

В большом, загаженном мухами зеркале, отразилась маленькая фигурка в голубой рубашке и шортиках, на колготках – мокрые пятна, лицо с огромными глазами, в которых светился ужас…

– Разве ты на человека похож?

От следующей затрещины Ваня кубарем покатился под сервант, – оттуда снова донесся плач.

– Еще хоть раз пикнешь – убью!

Звуки под столом превратились в тихие всхлипы.

– Иди отсюда! Вали с глаз моих!– гаркнул отец. – Пусть завтра мать сама тебя в садик ведет!

Ваня, зажимая рот ладонью, быстро исчез в своей комнате, а Константин Воронцов включил телевизор…

Они вышли из дома, когда отец еще спал. Варвара не укоряла сына за привычку останавливаться и задирать голову кверху. Она просто молчала, стараясь попасть в такт с маленькими шажками Вани. В раздевалке его как всегда ласково встретила воспитательница.

– Ванечка, здравствуй мой хороший… Ой, а шишка-то почему? Упал? – голос вскоре настойчиво повторил, – Упал? Варвара Дмитриевна…

Та нервно засуетилась возле шкафчика, затем подтолкнула мальчика к двери в группу. Сын послушно скрылся и его звонкий певучий голосок зазвучал среди гула других детей.

– Ну, да, упал…

Женщины понимающе уставились друг на друга. Варвара выпалила:

– А что я могу? Он – отец! Плохого не сделает!

– Разве так можно относиться к ребенку? Тем более, к такому. Ваня -очень хрупкий, ранимый. С тонкой душевной организацией. С ним так нельзя!

– Чего?

– Я говорю, вы или ваш супруг его сломаете. Все дети же разные! С ним надо только лаской, как можно мягче… Заниматься с ним. У него очень богатое воображение, очень чуткое восприятие. Вы понимаете, что у вашего ребенка есть талант, которого нет у других? Ну, так его надо развивать! Это ваш долг как родителей – помочь раскрыть его способности и давать любовь, поддержку. И он на старости лет будет вам заботливым и чутким помощником.

– Ой, не знаю… Муж из него хочет сделать мужчину. Вы знаете, он у нас теперь почти каждую ночь, – женский голос перешел на шепот, – каждую ночь мочеиспускание… Да-да… Даже ума не приложу…

Воспитательница нахмурилась, быстро перебирая в памяти события последнего месяца и довольно громко отчеканила: «Ни разу не замечала, чтобы Воронцов здесь мочился! Ни разу! Интересно, почему дома он сикается, а здесь – нет? Вам не приходит в голову, что…»

При этом воспитательница не обратила внимания на то, что Людочка Коновалова теребит жидкую белобрысую косичку и внимательно прислушивается к разговору. Тот факт, что мама Вани Воронцова украдкой, по – секрету, что-то поведала воспитательнице, привел ее в полнейшее возбуждение. Через мгновение Люда уже влетела в группу и, бросив полный превосходства взгляд на Ваню, с тем же придыханием зашептала на ухо своей подружке Марине: «А Воронцов то … представляешь…» Блеск девчоночьих взглядов отразился в боязливых глазах мальчика, как в зеркале. В раздевалке же спор только разгорался.

– Это не ваш ребенок! У вас вообще дети есть?

– Нет…

– Вот и не лезьте! Своих нет, а меня учите! Что вы понимаете?

Варвара раздраженно хлопнула дверцей ящика и демонстративно повернулась спиной, под нос выговаривая: «Учительница тоже мне нашлась!» Воспитательница растерянно всплеснула руками, но все же повторила:

– С ним так нельзя…

 

Глава 7

Как-то вечером воспитательница бросила на Воронцова беспокойный взгляд.

– Ванечка, ты что-то бледный у меня. Ты себя хорошо чувствуешь? Да? Может тебя к врачу отвести? Правда, поздно уже…

Едкий запах лекарств от белого халата, и сразу же воспоминание о стеклянном шкафе, полном колючих уколов и пузырьков с чем-то горьким, заставили того быстро-быстро замотать головой. Воспитательница уточнила:

– Не хочешь? Я все же посмотрю, есть ли врач. Посиди здесь.

Воронцов уселся на стульчик. Рядом играли несколько девочек и еще один мальчик, которого по обыкновению забирали последним. Ваня наблюдал какое-то время за ребятами, и вдруг заметил, что Люда Коновалова смотрит прямо на него. Ваня быстро отвернулся, понимая, что та знает про него самое ужасное. И уже успела рассказать, наверное, всем. Все знают про то влажное пятно. Не только мама теперь беспокойно шарила по утрам рукой по его простыни, но и нянечка с опаской и неодобрением здесь, в садике. Мечта превратиться в комара и улететь вновь забралась в его голову. Вчера он жалостливо просил маму больше не водить его сюда, нота сделала вид, что не слышит. А отец угрожающе указал на пряжку ремня, предупредив, что его хныканья стоят у него поперек горла…

«За тобой пришли!» – раздалось откуда-то сверху.

Мальчик с радостью поспешил на выход, но завидев знакомую куртку, остановился. Затем опасливо приблизился к своему шкафчику. Лицо приняло выражение абсолютного послушания, шкафчик быстро распахнулся, а руки торопливо стали натягивать штаны. Только бы никого из ребят не было! Присутствие же воспитательницы, как всегда, успокаивало и приободряло. Та никогда его не ругала, лишь иногда журила за взятые без спроса вещи. По большей части – хвалила и ставила другим ребятам в пример его рисунки и поделки. Но она тоже знала, что он мочится во сне, и поэтому не может относиться к нему так, как раньше. Какой-то барьер теперь вставал перед ним каждый раз, когда он хотел к ней подойти.

– Ты чего это? А? – спросил Константин, выслушав речь воспитательницы о том, что ребенок может быть не здоров.

Ваня виновато уронил взгляд в пол.

– Не придуривайся! Взял моду! Чуть что – сразу жаловаться! Мало, что ссыкун…

Заметив, что из группы вышла Марина, Ваня громко заплакал, а отец подытожил:

– …еще и тряпка! Вон, все над тобой смеются!

Воспитательница, пряча глаза, мгновенно исчезла из раздевалки.

Тугая резинка старых штанов больно врезалась в кожу,– Ваня машинально задрал край пиджака, почесался. Его взгляд, полный тревоги, упал на отца – тот был абсолютно спокоен и невозмутим. Маленькая ладонь тут же доверчиво легла в большую ладонь отца. Они пересекли шумную трассу, кишащую смрадными машинами. Ваня сморщил нос и покрутил головой.

 Местность казалась пустынной, заброшенной. Вокруг виднелись бурьяны репейника и бугры соломенной травы с возвышавшимися над ними рваными краями крыш. Показался грязный трактор на вывернутых наизнанку пластах земли, за ним – канавы, полные бурой жижи. Вдалеке – ряд зданий, расположенных вплотную друг к другу, – оттуда раздавался неровный шум и скрежет. Свора местных собак с азартом носилась вдоль построек, и звонкий металлический лай гулким эхом разносился по всей окрестности. Тетенька в кирпичной будке и с красной повязкой на руке проводила их обоих недовольным взглядом, когда они вошли на территорию мясокомбината. Отец уверенно направился к одной из построек.

– Твой? – басисто раздалось над непослушными вихрами, когда они вошли внутрь.

– Мой… Вот, пришлось тащить с собой. Варвара в больнице… – начал объяснять отец.

– Вылитый папашка, едрит вою за ногу! Ну… – большая голова с длинным крючковатым носом, желтыми кривыми зубами и сильным запахом табака изо рта приблизилась к детскому лицу и с задором спросила:

 – Говорят, ты отказываешься есть мясо? Вегитарьянец че ли? А? А зря… Мясо пользу приносит! Заруби себе это на носу!

Мальчик смущенно потупил взор и нырнул за спину отца. Тот пожаловался:

– Молчит, щенок, что ни спросишь! И прячется!

На маленькой физиономии ребенка место сильного смущения тут же заняло любопытство и живейший интерес к большим и толстым тетенькам, одетым в серые и черные халаты, одинаковые платки и сапоги, и так напоминающие широкими лицами и улыбками маму. И здесь такой же запах, – тот самый, что исходил от стиранных отцовских вещей.

Что-то двигалось сверху и Ваня немедленно задрал голову; большие голубые глаза округлились от удивления, затем от ужаса … Огромные свиные туши свисали сверху и мягко колыхались каждый раз, когда что-то их двигало к высокому плотному мужчине, что стоял неподалеку и орудовал ножом. Кровь ручьями стекала с его перчаток и передника на гладкий пол и скапливалась в желобах. Мальчик икнул, потер глаз и икнул снова.

– Не ссы!–наставительно сказал отец. – Это – дядя Женя. Он тут у нас мастер на все руки!

Отец с почтительностью и даже некоторой робостью приблизился к мужчине в переднике и слишком быстро протянул руку. «Дядя Женя» кивнул и продолжал с уверенностью и грацией хищника работать над свиньей. Закончив, спросил:

– Ты чего малого то привел? Не экскурсия здесь!

– Пусть привыкает! По моим стопам пойдет…

– Как звать пацана? Иван?

Пока отец что-то сбивчиво объяснял, привычно похлопывая себя по карману в поисках сигарет, дядя Женя сделал несколько плавных движений вокруг новой туши. От свиньи тут же отделилась кроваво-красная пульсирующая масса, упала на транспортер. Сердце, а затем печень поползли в конец помещения и исчезли. Ваня икнул сильнее. Мужчина живо повернулся к нему и весело буркнул:

– Смотри, как работает настоящий мужик!

Нож ловко и быстро двигался, кромсая куски плоти и выдавливая из обескровленной и обезглавленной жертвы остатки влаги.

– Женька! Ты чего мне в отчете написал? – к ним приближалась дородная баба, и аккуратно скользнув мимо туш, словно боксер на ринге, потрясла какими-то исчерканными листками прямо у Вани над головой.

– Ладно, Зинка, не ори! Чего взялась с утра? Или тебя твой хахель по ночам не е…?

Зинку грубо схватили за пышную грудь, и на весь цех прозвенел визгливый бабий смех. Константин с завистью наблюдал за тем, как непринужденно рука его напарника скользит по женской талии, мнет пышные ягодицы. Зинка же, бросив ласково под конец: «У, кобелина!», скрылась в небольшой комнатушке, ловко и со смехом перескочив через желоб с кровью.

Ваня, отметив и восхищенный взгляд отца и радость Зинки и самодовольство дяди Жени, перевел взгляд на свои новые ботинки, – на них наползали бурые пятна из лужи. За грязь ему от матери точно влетит!

– Пап! Пап! Пойдем! – потряс он за кожаный рукав.

– Погодь! Дойдем до бухгалтерии, а там вернемся…

Константин скрылся за той самой дверью, где исчезла Зина, но на этот раз вместо смеха послышалось недовольное бормотанье, а затем резкое и сухое «Пошел прочь!». Показалась раздосадованная физиономия отца.

Наконец, они, то и дело останавливаясь и болтая с встречным народом, очутились на улице. Ваня рассеянно наблюдал, как отец прикуривает, как с удовольствием попыхивает сигаретой, сунув руки в широкие карманы мешковатых брюк, как следит за грузовиком, свернувшим с дороги и двигающимся прямо на них. До слуха долетели звуки возни и хрюканье животных.

Машина, битком набитая свиньями, притормозила возле проходной и, хлопнув на прощанье громко дверцей, завернула к крайнему сараю. Ваня изо всех сил зажмурился, и, боясь издать хоть один звук, засеменил от страшного места так быстро, как только мог.

 

Глава 8

На дворе была весна. Красная макушка железной ракеты поблескивала в ярких лучах солнца, а детвора шустро и уверенно прыгала со ступенек в песочницу. Звонкий шум детских голосов наполнял небольшой внутренний двор детсада. Воспитательница прищурилась и прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, беглым взглядом осмотрела группу: раз, два, три… Вроде все на месте. Отметила как одиноко и неприкаянно слоняется вдоль забора Ваня Воронцов, и беспокойство явственно разлилось по ее лицу с тонкими чертами, крылья носа нервно дернулись. Она присела на окрашенную в голубой скамейку, скрестила ноги, обутые в легкие ботинки и позвала:

– Ваня! Ваня Воронцов!

Тот живо обернулся и подбежал. Улыбка на его худой, перемазанной красками рожице была такой светлой, что сердце молодой женщины забилось от щемящей боли.

– Как дела, мой хороший? Хочешь с ребятками поиграть?

Мальчик мотнул головой и отошел на несколько шагов назад.

– Отчего? Тебе не нравится играть вместе? Может, тебя кто-то обижает? Нет? Ну, ладно, иди…

Ваня скрылся за деревянной будкой, примыкающей к забору. Лопатка в его руке монотонно застучала по перекладине в заборе, мысли улетели стайкой воробьев в небо. Вот он на своем фрегате несется по волнам и с невероятной ловкостью обходит вражеский корабль под черным пиратским флагом и бомбит его пушками, из которых вылетают тяжелые ядра, и валит дым и еще сам посылает огненные стрелы прямо из волшебного лука во врага… Пуф! Победа! Нос легко и приятно щекотала свежесть и новизна, пропитавшая воздух, превращаясь в морской бриз. Общий гул превратился в хлопанье парусов от порывов ветра и крики чаек… На какие-то долгие мгновенья счастье наполнило все его существо, и это чувство было таким волнующим, ярким! Вот этот клочок земли за будкой – теперь его тайное место, секретный лагерь. Здесь он и закопает клад! Несколько цветных стеклышек и черное воронье перо появились из кармана брюк и исчезли в вырытой ямке, в углублении которой в роли подстилки был прозрачный фантик от конфетки. Закопав сокровища и отметив тайник пивной крышкой, Ваня любовался творением своих рук. Вот бы кому рассказать! Поделиться своей тайной! Он опасливо посмотрел на ребят. Завистливо прислушался их веселому и беззаботному смеху. К тому, с какой легкостью те переговариваются и кричат друг на друга, как носятся наперегонки и болтают обо всем на свете. Он так не умеет и острое чувство скованности и какой-то отчужденности глухой стеной отгородило его от всеобщего веселья. Словно он провалился в темную глубокую яму и все смотрят на него с неодобрением сверху вниз. И к ребятам так хочется… так сильно, – просто до смерти! Влиться в общий хоровод и быть одним из них, как все! Как все!

Прошло больше двадцати минут, прежде чем все же с неловкой осторожностью, словно подползая, он приблизился к играющим. Прижался щекой к краю ракеты. Марина была рядом. Ее белые колготки сияли чистотой, волосы были тщательно уложены в причудливую косичку – волосок к волоску. Огромный розовый бант виднелся на макушке, а на красной юбке красовался кораблик – синий, бегущий по таким же синим волнам.

 Как завороженный, Ваня впился глазами в кораблик, потом в пышный бант. Мысль о том, что Марина выглядит как принцесса и он – ее тайный рыцарь и защитник влетела в его голову со скоростью молнии и там с благоговением осела. Но он уже выбрал себе в невесты воспитательницу! Она – самая красивая, добрая, ласковая! Еще один взгляд на девочку и он решительно выбрал Марину. Радуюсь новому приключению, Ваня вздохнул от полноты ощущений, затем огляделся, – на него никто не обращал внимания. Тогда он приблизился к одному из ребят, мелком рисующему звезду на асфальте и тихо произнес:

– Давай дружить…

Мальчик кивнул и чуть подвинувшись, продолжил водить мелком. Чуть дыша, Ваня потянулся к коробке с мелками… Через полчаса вся площадка была испещрена его картинами. Воронцов вновь прислонился к ракете, и со знанием дела стал наблюдать, как его новый друг пририсовывает к его самолету большую неровную звезду. Но тут сверху раздалось:

– Уходи отсюда! Уходи! Кому сказала?!

На ракету залезла Люда и, растягивая каждое слово, словно резиновую жвачку, повторяла: «Уходи!»

Воронцов повернулся к неряшливой и рыхлой Люде с белобрысыми как и у него волосами, так же торчащими в разные стороны. Растерянно уставился на рябую кожу щек, мутные серые глаза, на растягивающийся слишком широко рот со слюной, нижний ряд пляшущих вкривь и вкось зубов…

Ваня собрался изо всех сил и… слабо буркнул:

 – Сама уходи! – и тут же уронил взгляд в асфальт. Рука с мелком нарисовала рваную линию и остановилась.

– Ты – больной! Мне мама сказала!

– Нет! Я – хороший! Это ты – дура, больная!

Марина забралась к Люде на ракету и встала бок о бок. Люда уверенно заявила:

– Ты сикаешься, как маленький!

Мелок крошился в руке. Слезы подступили и больно царапали горло, но он еще держался. Только бы не заплакать при всех! Мама говорила, что это – стыдно.

– А моя мама сказала, что твой папа – живодер!

В слове «живодер» прозвучала целая гамма отвращения и брезгливости. И голос принадлежал той самой Марине.

Он, боясь на нее даже посмотреть, обвел взглядом ребят и увидел в них страх и растерянность. Наверное, живодер – это что-то очень-очень плохое… Внутри разрасталась огромная дыра. Мел полетел в сторону, а Ваня, рыдая, побежал что было мочи к воспитательнице. Неожиданно на полдороги свернул и исчез в здании. 

 

Глава 9

Жара стояла невыносимая, – лето с многообразными дарами было в самом разгаре. Пчелы непрестанно жужжали, кружили, стрекозы трещали, соцветие бабочек рисовало затейливые гирлянды. То и дело хотелось пить, и все домашние искали уголки, куда бы спрятаться от палящего зноя. Еще жарче было в бане. Жесткая мочалка нещадно обдирала нежную кожу и то и дело раздавались звуки ковша, царапающего металлический край огромного чана. Настя потерла залитый мыльной водой глаз и взмолилась:

– Баб! Хватит!

– Еще малец! В баню раз в неделю ходим,– надо же тебя отмыть! Иначе все мальчишки от вас разбегутся!

Таз с обжигающей кожу водой неожиданно обрушился сверху.

– А-ааа!

– Все-все! Как с гуся вода, так с Настеньки худоба… Сейчас и подружку твою потрем!

Соседка Катя со смущенной улыбкой протянула губку, но бабуля уже уверенно намыливала мочалку, – не дай бог люди скажут, что она девку путью не намыла…

После обливания щелоком и под конец – прохладной водичкой, две подружки, красные, со скрипящей кожей выскочили в предбанник. Летняя жара показалась осенней прохладой. Липкие хлопковые платья наконец-то натянулись, сандалии наконец-то застегнулись. В двух чалмах, сооруженных из насмерть застиранных полотенец, девочки направились к дому. Крутая горка, поворот, протоптанная тропинка…

На лавочке сидело несколько мужчин. Козырек над террасой создавал им спасительную тень.

– В этом году яблок будет много,– заметил один.

– Да, уж… В тот год пусто, в этот – густо.

Заметив возвращающуюся племянницу Настю, один из мужчин вскрикнул:

– Чай, всю воду выплескали?

– Вам тоже оставили! Бабуля нас так мучила! Так мучила! Еле живые!

Бойкая Настя резво сорвала тюрбан, тряхнула мокрыми кудрями и плюхнулась на лавку. Катя же осторожно присела рядом. Неожиданно Катю схватили за плечи и впились поцелуем в губы. Она ойкнула, затем шарахнулась от высокого мужчины – Настиного дяди и с отвращением вытерла рукой рот. Все громко рассмеялись. Катя тоже весело хихикнула, но внутри что-то тревожно заныло, подтверждая, что внимание этого взрослого мужчины к ней излишнее. И вообще он какой-то был странный, – то молчал целыми днями, то становился необычайно оживленным и общительным. Но раз все смеются и не находят в его действиях ничего предосудительного…

На следующий день погода выдалась пасмурной. С утра моросил дождь, но к обеду прекратился. Катя успела намыть пол, сбегать до магазина. Делать было нечего. «Без подружек в деревне скучно ужасно», – переживала она. – «И день такой длинный – предлинный». Колька Сорокин уехал на мотоцикле с отцом зачем-то в район. Настя не появлялась. Обычно с петухами просыпалась и была тут как тут. Катя по сравнению с ней – большая соня. Немного подумав, девочка решила дойти до подружки сама. Пихнув в карман сарафана сладкую плюшку, девочка выбежала на улицу. Нашла нужный дом.

– Куда спешишь? – раздался мужской окрик. – А Насти нет…

– А где она?

– За грибами ушла. С бабушкой. Сразу после дождя…

Девочка развернулась и медленно направилась обратно. Позади нее раздалось:

– Можешь подождать здесь. Скоро уж должны вернуться…

Катя послушно присела на лавочку. Откусила кусок плюшки. Мужчина несколько нервозно прошел мимо нее. В кладовой из белого кирпича достал какие-то инструменты, вернулся в дом. Катя сидела, болтая ногами, и размышляла, что если Настя опоздает к сериалу, то ей придется смотреть очередную серию одной. Плохо. Тетя Оля вечно на огороде, – ей не до телевизора. Может, Настя все-таки успеет?

– Ты мне не поможешь? – раздалось рядом.

Высокая мужская фигура заслонила собой солнце. Катя подняла глаза на гладко выбритое лицо и спокойную благожелательную улыбку. Ее всегда учили не отказывать в помощи, хоть этот дяденька и не из разряда приятных. Девочка кивнула, с готовностью вскочила на ноги.

– А что нужно делать?

– Пойдем, покажу! – махнул Настин дядя рукой и зашел в мазанку. Девочка опасливо шагнула следом. 

 

Глава 10

– Молчи! Молчи, глупая…

Огромные лапы жадно шарили по ее хрупким плечам, по чуть припухшим подростковым грудям, метнулись к трусикам.

– Ма-ма! Ма-мочка! – взвизгнула Катя и попыталась вырваться. – Отпусти-ите меня! Пожалуйста! Я вас о-очень прошу! Пусти-ите!

Стойкий запах мужского пота, его слюни на ее шее, попытки прижаться губами. От отвращения ее замутило. Над ухом жарко зашептали:

– Сейчас! Сейчас… Не бойся, зайка моя… Лапонька моя… Я только посмотрю и отпущу…

Закрыв одной рукой ей рот, он задрал сарафан, но стянуть трусы никак не получалось. Он сдвинул ткань и нащупал то, что так мечтал потрогать. Обе руки теперь копошились у нее между ног. Катя завизжала так громко, как только смогла:

– Помоги-ите!!! А-ааа!!!

Мужчина замер. Девочка резко метнулась к двери, нащупала ручку, дернула. В этот момент сзади ее схватили за волосы, повалили на пол, сжав соленой пятерней лицо. Тяжелое тело, словно огромная глыба, навалилось сверху. Катя попробовала крикнуть, просто вздохнуть раз, другой, но не смогла. Из груди донесся невнятный стон, она резко дернулась и камнем полетела в глухую и темную пустоту.

Мужчина же продолжал лежать сверху, прислушиваясь к звукам за стеной. Сколько минут прошло? Пять? Десять? Никого. Он вздохнул свободнее, – очевидно, их никто не услышал. Когда мужчина, наконец, ослабил хватку, его добыча уже была мертва.

Вечером, как ураган, по селу разнесся слух, что пропала девочка. Ее тетя оббежала округу, тяжело дыша и причитая «Не уберегла, господи. Ведь никогда далеко без спросу не уходила». Сперва добежала на больных ногах до дома Насти, но там Катю никто не видел. Прошла еще несколько домов, куда привозили на лето детей. Проверила качели в конце ряда. Сбегала к колодцу. Долго выкрикивала ее имя у дороги, возле магазина. Внучатая племянница как сквозь землю провалилась. Тетка залилась слезами и плакала не переставая, собрав вокруг себя всю округу. Кто с чем спешил к убитой горем женщине, – кто с таблетками, кто с советами и помощью в розыске. Но девочку так и не нашли.

Позднее участковый обошел в деревне все дома. Расспрашивал, – где и когда видели Катю в последний раз. Да, видели. И у колодца, и в магазине, а может она на речку купаться пошла да там и … Ведь какое течение! И сколько случаев было! Купальник на месте? Да? Небось, решила искупаться в такую жару и без купальника – ведь совсем молоденькая. Лет десять, не больше.

– Одиннадцать, – хмуро уточнил участковый. Заметил испуганно – взволнованный взгляд одной из старушек, – та прижалась к печке и пришептывала что-то беззубым ртом.

– Что? – сухо уточнил он, кольнув колючим взглядом.

– У нас тут в соседнем порядке живет один. Приехал два дня назад к Марфе Силантьевой в гости. Болтают, что сидел…

 

Глава 11

Детей в группе было мало, – все разъехались по деревням, да по дачам. Тишина в детсадовском дворике казалась странной. Впрочем, в этот день все было не так как обычно. Вечером за ним зашла мама, переодела его, глядя при этом куда-то в сторону. Рот ее был плотно сжат, брови нахмурены. Выйдя на улицу, она не замечала ни тяжести авоськи, набитой доверху продуктами, ни редких касаний к ее руке сына. Возле дома долго искала в глубокой сумке ключи, и, наконец, вошла внутрь.

Константин, казалось, только ее и ждал, так как встретил на пороге словами, прозвучавшими язвительно и жестко:

– Явилась, красавица? Проходи…

Варвара, дыша через раз, осторожно поставила сумку в угол.

– Ты, говорят, сегодня ко мне на работу захаживала? Ты за мной соскучилась что – ли? Или в шпионку решила поиграть?

Женщина набралась смелости и выдохнула:

– Кость, ты только не злись… Мы же денег твоих вообще не видим! Ваньку кормить, одевать надо. Из долгов никак не выберемся… Семеныч мне разрешил… Я зарплату взяла за тот месяц. Весь подсчет.

Разинутый от удивления рот мужа перед ее лицом сменился взмахом руки. По скуле словно проехались гирей, от которой Варвара не успела уклониться. Женщина отшатнулась к двери и сползла на пол. Сумка с продуктами шлепнулась на бок, вывалив к порогу буханку ржаного и несколько бутылок молока.

– Кость, не при ребенке! – вскрикнула она, заметив выражение лица сына.

Следующий удар пришелся в живот. Варвара влетела в угол между вешалкой и умывальником. С визгом «Мамочка!» Ваня налетел на отца сзади, заколотил по его спине кулачками изо всех сил. Константин обернулся. Взял сына за шиворот, поднял до уровня своих глаз и, проговаривая каждое слово, произнес: «Еще раз встрянешь, щенок – убью». От швырка мальчик, словно мяч, полетел в другую комнату. Вскочив на ноги, Ваня тут же поспешил обратно в прихожую, – туда, где раздавались хлопающие и хлюпающие звуки. Здесь он остановился как вкопанный… 

Спустя несколько минут Варвара, морщась от боли, поднялась с колен. Охая, собрала продукты по полу. До Ваниного слуха донеслось: «Три десятка яиц! Хоть бы одно целехонько!». Затем плюхнулась обратно на пол и разрыдалась. Мальчик подошел, неуклюже провез ладошкой по темным волосам.

– Не плачь, мамочка. Не плачь…

– Да я не плачу… – всхлипывала женщина, вытирая лицо огромным носовым платком.

– Тебе больно?

– Ничего не поделаешь, сынок. Ничего не поделаешь. Придется терпеть... Ну, ничего-ничего… Пройдет. Ты больше не лезь, когда отец злой то. Хорошо? Только хуже будет. Все равно ничего не сделаешь. Лучше перетерпеть, смолчать.

Ваня послушно кивнул, а мать, в который раз отметив его бледное лицо и совсем тоненькие ручки, выдохнула:

– Знаешь, что? Давай ка мы тебя отправим к сестре. На месяцок. А? Хоть подышишь свежим воздухом…

 

Глава 12

– Фамилия Имя Отчество…

– Силантьев Олег Петрович. Пятидесятого года рождения.

– За что судимость?

– Сто вторая. Выпустили досрочно за хорошее поведение…

Сержант милиции Прохоров провез тяжелым взглядом по поникшей голове задержанного, по расстегнутому вороту застиранной рубахи в клетку, ссутулившейся спине, и недовольно продолжил:

 – Адрес регистрации?

– Город Липецк, проспект Ленина, 7

– Проживаете один?

– Да. Жена, как меня посадили, съехала. В разводе мы.

– Гражданская жена, любовница есть?

– Нет…

– Понятно. Как оказались в деревне Казинки?

– Говорил же, – тетка моя там живет. Отпуск на работе взял – ягод поесть, да помочь в огороде – старая уж она у меня… Товарищ сержант, отпустите! Нет за мной никакой вины!

– Не отвлекайтесь! Место работы?

– На заводе слесарем…

– Где были в день убийства?

– Где был? На огороде и был. Тетка подтвердит. С утра картошку окучивали и до самого вечера. Только пообедать в дом и заходили.

– Из показаний Силантьевой Марфы Алексеевны следует, что она на несколько часов заходила в дом, чтобы приготовить поесть и отдохнуть. Вы же при этом продолжали копаться в огороде. Так или нет?

– Это же загон, начальник! Я свое уже отсидел! Как говорится, искупил вину. И девчонку эту я не знаю! В глаза не видел! Слышал только, что собаки в навозной куче раскопали мешок…

– Правильно слышал. На теле Кати Каликиной найдены следы насильственной смерти. Твоих рук дело? Кстати, навозная куча эта через два дома от дома вашей родственницы.

– Не виноват я ни в чем, гражданин начальник. Богом клянусь!!! А тетку мою пожалейте, очень прошу. Не дергайте. Седьмой десяток уж ей…

– Ишь, заботливый какой нашелся! Расписывайся!

Олег поставил на протоколе допроса закорючку и задержанного увели. Сержант Прохоров сунул руки в карманы брюк, сделал круг по кабинету. Второй. Потом себе под нос пробормотал: «собственное признание – царица доказательств». Приняв решение, подошел к телефону. Согласовав все с начальством, резко скомандовал: «Слепцова ко мне!».

 

Глава 13

Железные нары, невозможно грязный матрас, облупившаяся краска на бетонных стенах, умывальник с ледяной водой, «параша» возле дверей, от которой исходит зловоние… Олег вдохнул тяжелый, спертый воздух следственного изолятора, – он поклялся себе, что сюда больше не попадет. Наладит нормальную жизнь. Заведет семью, детей. Устроится на работу. Не вышло… Подозреваемый уткнулся лицом в ладони и его плечи затряслись от рыданий. Немного успокоившись, он прилег и стал размышлять. Ведь против него ничего нет, и он никого не убивал. У следствия ни улик, ни мотива. Помурыжат и выпустят, – куда денутся. Еще ничего не потеряно…

Неожиданно «кормушка» резко звякнула. В дырке показался глаз и край фуражки. Молодой голос весело произнес: «Встречай гостя дорогого!» Затем дверь распахнулась и в камеру с матрасом подмышкой и железной кружкой в руке, ввалился мужчина. «Ну и бугай!», – констатировал Олег, настороженно оглядывая нового постояльца. Ему улыбались, демонстрируя ряд желтых, прокуренных зубов. Под ложечкой засосало.

– Ну, здравствуй, мил – человек! – затараторил вошедший, – Не бось – не обижу. Если договоримся. Меня Сан Санычем звать. Погоняло «Часовой». А тебя?

– Олег я. А почему «Часовой?»

Милиционер за дверью весело хмыкнул, засов лязгнул. Надзиратель удалился, громко насвистывая. Все СИЗО знало, чем занимается Сан Саныч и за что получил подобное прозвище. Оперативники часто прибегали к услугам такого сорта, – выпытать, вынюхать нужную информацию, а проще – выбить силой, запугать. Потом бери подозреваемого голыми руками. Этот выбивал как следует, – начальство всегда было довольно. Получит Сан Саныч за почасовую работу в очередной раз поблажки и гонорар...

Первый удар был по лицу, второй пришелся точно по почкам. «Натренированный, сука!», – понял Олег. Он поднялся с пола, оперся о табурет. Что будет, если он ему зарядит в ответ табуретом? Взглянув на сокамерника, понял, что будет только хуже.

– Ты откуда такой паскуда выискался? – через силу проговорил Олег.

– Закрой пасть, падла! 

Хрустнуло ребро, затем ботинок жестко врезался в горло. Внутри что-то хлюпнуло, рот моментально наполнился кровью. Олег закашлялся. Хотел повернуть голову, но не получилось. Смог открыть только один глаз и прохрипеть: 

– Убери руки, сука!

– Ты еще жив, пидор крученый?! Вставай, поговорим, как мужики! Или очко склеилось?

Огромная туша возвышалась над ним, раскачивалась как маятник из стороны в сторону. Силантьев следил за кулаками размером с кувалду, ожидая очередного удара. Отвратительный запах немытого тела забил ноздри.

– Ну что, «петушок», сознаваться мы не хотим? – с издевкой спрашивал сокамерник, - А? Не знаешь, значит, за что тебя, сучий потрох, сажать надо? Память отшибло? Или ты меня развести вздумал?

Силантьев вскрикнул и обмяк, – мощный удар по голове выключил сознание. 

Олег Силантьев продержался недолго. Через неделю работы «кума» он признал себя виновным в убийстве Кати Каликиной и подписал признание.

Однако для суда доказательств было еще недостаточно; на следственном эксперименте Олег путался, не мог вспомнить как убивал девочку, чем. На вопрос «Для чего?» долго молчал, потом прошептал что-то невразумительное. Когда ему задали вопрос; «Во что была жертва одета?», – рассказывал про темные шорты и светлую майку. Хотя девочка была одета в зеленый сарафан.

Сыщики и следователи переглянулись, перемигнулись. И часть показаний до папки с уголовным делом не дошла, – осталась в рабочих документах. Кроме того, в помощь следствию были организованы следующие улики: следы навоза на рубашке подозреваемого, грязь под ногтями, несколько волосков также найдены на одежде жертвы. Дело можно было передавать в суд.

 

Глава 14

На один месяц Ваня отправился к тетке. Их поезд долго громыхал колесами, мимо то и дело со скоростью ветра и с ужасным шумом проносились встречные поезда, за окном мелькали дома и деревья. Мать то и дело прижимала его к себе, гладила по голове и давала сладкий пирожок. Наконец, они прибыли. Воронцова Клавдия оказалась круглолицей и пышнотелой и как все украинки прекрасной хозяйкой. Летняя кухня была битком набита всякой снедью, -соленьями, вареньями, сладостями. На высоких полках рядами стояли пыльные бутыли, которые открывать запретили строго-настрого. На обед были сладкие компоты и кисели. Здесь Ваня впервые попробовал галушки, вареники в сметане, тонкие, скрученные сигаретой голубцы, украинский борщ и был целыми днями свободен, словно в поле ветер.

Во дворе похрюкивали и водили мокрыми пятачками поросята, по двору бегали куры и важно вышагивали гуси. Вытягивали шеи и шипели каждый раз, как Ваня весело пробегал мимо. «Играй, пока! Успеешь еще за партой насидеться да наработаться!» – озвучила сразу же тетка, расцеловав племянника в обе щеки. А тот быстро научился стрелять из рогатки, ходить вместе с хозяйкой «по воду», ловить лягушек в местном пруду и пересчитывать птиц.

Лето закончилось, и наступила пора собираться в школу. В новом, сшитом мамой костюмчике, Ваня отправился в первый класс.

Уроки начинались в восемь. Дверь в классный кабинет открывалась всегда вместе со звонком и шумная ватага, толкаясь и перепрыгивая через друг друга, влетала внутрь. Учительницу звали Елена Васильевна, – она только-только окончила институт и получила в ведение первоклассников.

Ваня сразу же нашел, что его преподавательница – самая лучшая в мире и мог часами любоваться ее серебряным кулоном в виде часиков, пепельными вьющимися волосами, туфлями на тонком каблуке и часами же слушать ее мягкий, приятный голос. Дома он взахлеб рассказывал о том, какая Елена Васильевна «милая» и «самая красивая». Учительница, в свою очередь, учеников никогда не ругала, часто хвалила и заботилась о своих подопечных, словно клушка о цыплятах.

В один с ним класс попала и Люда Коновалова, но почему то это не доставляло Ване тревог. Учеба давалась ему легко, – он часто получал в тетрадь «звездочки». Иногда его мягко журили за отсутствующий взгляд, устремленный к небу и рассеянность. Мама по вечерам проверяла уроки, радовалась успехам мальчика, – к тому же, ночное недержание происходило все реже. Отец учебой сына не интересовался, но пригрозил, что за двойки ему влетит. А Ваня изо всех сил старался, чтобы заслужить еще одну «звездочку» и похвалу от любимой учительницы.

Учебный год пролетел, как один день. К окончанию года Елена Васильевна сообщила, что в связи с замужеством переезжает в другой город. Принесла на прощание несколько шоколадных тортов. Потрепала своих цыплят по макушкам, наказала хорошо учиться и слушаться нового преподавателя. 

 

Глава 15

На вокзале стоял гул. Все скамейки с облупившейся краской были заняты. Спящие, скрюченные тела, ноги в застиранных носках, стоптанные ботинки, грязные сумки… Кто-то читал журнал с неприязнью поглядывая на часы с вяло бегущей стрелкой. Поняв, что пристроиться к кому-нибудь на лавку не удастся, Смирнов расстелил припасенную газету прямо в проходе, втиснулся меж горы сумок более удачливых соседей. Усталость двух дней переездов и перебросок давала о себе знать; мучительно ломило ноги, шею, поясницу. В желудке со вчерашнего дня пережаренный чебурек вызывал изжогу. Он несколько раз покрутился с боку на бок. Наконец, дремота утянула его в гнетущую пустоту…

– Эй, ты! Ты че тут-то лежишь как пес? Вон, сколько места!

Бездна сна вытолкнула его наружу женским грубоватым голосом. Он приподнял голову с затекшей руки, огляделся, – на соседней скамейке сидела женщина в ярко желтом пуховике, облегающих лосинах под питона и грязно-белого цвета кроссовках.

- Че смотришь? Говорю, – вон сколько места! Ложись где хочешь!

Народу действительно поубавилось. Он кивнул, устроился удобнее на освободившейся скамье и снова задремал. Сон длился больше часа. Когда Смирнов открыл глаза, женщина все еще была рядом и ее недвусмысленный взгляд устремлен прямо на него. Немного подумав, он принял вертикальное положение, вежливо указал на место рядом с собой. Женщина, тряхнув короткими обесцвеченными волосами, тут же подсела со словами:

– Ты прям сама любезность! Меня Ольга звать. А тебя?

Они шли молча сначала вдоль рельс, затем свернули на протоптанную дорогу. На много миль вокруг не было ни души. Ощущение потерянности во времени и пространстве накатывало волной мягко, но настойчиво. Вокруг – только лес и его тайная жизнь. Каждый кружащийся в воздухе листок будоражил тишину, и его смерть откликалась эхом в каждом уголке. Ольга тяжело перепрыгнула через обломанный сук, игриво кивнула в сторону небольшой поляны.

– Может, туда?

Нажимая на носок, ее спутник не уверенно прошагал к центру. Потом остановился и уточнил:

– Здесь?

– Давай! Курить хочу. У тебя есть?

– Не курю я… Слежу за здоровьем…

Чуть подумав, Смирнов попытался улыбнуться. Ольга же подошла вплотную, пошарила рукой у него между ног.

– Ты меня сюда привел лекции читать или что? Как поживает наш воробушек?

Он мигом оттолкнул ее руку и его ответ прозвучал развязно, с хрипотцой:

– Думаешь, я не умею баб уделывать?

Он неуклюже повалил ее, грубо схватил за грудь, затем затеребил собачку на молнии штанов… Первый раз – осечка. Второй – тоже. Он хмуро предложил попробовать еще, пряча потерянный, потухший взгляд, но Ольга уже поднималась с земли. Она отряхнулась от налипшей травы и недовольно выдала:

– Вот, козел! Перлась сюда почти час... Делать мне больше нечего? Если машинка не работает, так бы сразу и говорил! Ни машины, ни машинки… 

«Ни … шинки…» – язвительно вторило эхо. До мужского слуха невнятно донеслось:

- Бл… ну и мужики пошли! Да тебя и мужиком-то назвать сложно… 

С ее губ сорвался легкий смешок. Ольга повернула голову назад, выискивая на спине прилипшую грязь и не заметила, как пружиной вскочил на ноги ее спутник. Лишь стала понятна на мгновенье тупая боль, тяжесть и, оглушенная, она упала лицом в грязь. Камень еще несколько раз зло вонзился в голову, раскроив череп. Все стихло.

Смирнов нервно огляделся. От мысли, что на много миль вокруг действительно никого нет, стало немного спокойнее. Пытаясь унять дрожь и отдышаться, он перевернул тело. Пристально вгляделся в испорченное землей, помадой и алкоголем лицо. И эта шалава, которая в жизни ни одной книжки в руки не брала, посмела его так унижать? Посчитала себя выше него? Он несколько раз жестко пнул ее в живот. В лицо. Зачем то потянулся к портфелю, но открыв его, понял зачем, – внутри лежал складной нож. Он щелкнул ножом и замер. Ком из обиды и презрения стоял в горле и душил, требуя выхода. Он еще раз огляделся и несмело полоснул Ольгу ножом по лицу. Только через несколько мгновений показалась кровь. Смирнов вытер липкий пот со лба и почувствовал, как вместе с этой кровью из него будто вышла частица душевной боли. Он увереннее и глубже ударил жертву в лицо, в грудь и неожиданно вся агрессия на судьбу, на унижения хлынула лавиной, сметая, словно щепки хлюпкие барьеры. Боль внутри утихала, а грудь Ольги превращалась в кровавое месиво. Решительно сорвав трусы с женщины, он руками разодрал ее гениталии, но этого показалось мало. Месть душила и требовала выхода ,а нож уже нетерпеливо шарил по женскому телу. Несколько плавных движений и от огромной груди отделилась кроваво-красная масса. Немного подумав, он несколько раз деловито воткнул во влагалище нож со словами: «Нравится, сука? Так хочешь? Или так? Или я опять не мужик?» И этого показалось мало. Он прицелился и ударил в глаз. Попал! Удовольствие разрушения опьяняло, волновало до дрожи каждую клетку его существа. Сейчас можно! Сейчас ему все можно! Он вырезал матку и опустил в еще теплое лоно обе руки. Ощущение восторга и странного раздражения пронзало с макушки до пят, – он готов грызть зубами эту плоть, рвать ее, терзать, казалось, бесконечно… Страх перед женщиной, страх быть отвергнутым, осмеянным куда-то исчез. Осознание победы и небывалой легкости поднимало на вершину Олимпа. Мелькнула фраза из прочитанной недавно книги о том, как победители вырезали сердца своих врагов и ели их. Как он их сейчас понимал!

Наступила долгожданная эрекция, – Смирнов с удовольствием расстегнул ширинку, немного повозился на еще теплом теле и кончил. Затем вытерся о влажную листву. Ноги кое-как пошвыряли лесной мусор на обезображенный труп, туда же полетела пара сучьев. Холодный рассудок убеждал тщательнее скрыть следы, все спрятать, уничтожить, но он уже ничего не мог, да и не хотел. Никогда в жизни он еще не испытывал такой свободы!

Темнело рано. Пожилая тучная женщина, несмотря на одышку, быстрым шагом пересекала лесополосу. За ее спиной, четко отбивая такт, пронеслась электричка. Сгущающийся мрак как надвигающаяся опасность заставлял нервно дергаться, оборачиваться. «Голова дырявая! Надо было припрятать деньги из кошелька в куртку или куда поглубже!» – пронеслось у нее в мозгу. Охая и причитая под нос, она крепче сжала сумку. Может, бегом? Но тут совсем рядом раздался резкий хруст. От неожиданности женщина вздрогнула, похолодела, – вмиг перед лицом сверкнули глаза, полные упоения, ошалелой радости. К глазам прикладывалась серая кепка, трехдневная щетина и высокая сухощавая фигура в пальто. Метнувшись к ней и испугавшись не менее, чем она сама, фигура зигзагами устремилась прочь.

«Фу, дурак! Напугал то как! Пьяный что-ли? Да-а… Воспитанные люди, а туда же!» Укоризненно покачав головой, и рассуждая про себя, как все-таки не в лучшую сторону меняется мир, – интеллигенты и то спиваются, – женщина уже спокойно и неторопливо зашагала к дому. 

 

Глава 16

– Все внимание на доску! – раздалось громким голосом. – Проверяем домашнее задание! Примеры с первого по пятый. Желающие есть?

В воздух тут же взлетело несколько рук. Колючий взор Марины Александровны пробежался по ученикам. Ее высокая сухощавая фигура, обтянутая в шерстяное, наглухо закрытое платье, показалась из-за стола и прошлась вдоль первого ряда.

– Та-ак… Седова, Коновалова не горят желаньем… А Воронцов вообще у нас под парту залез. Да, Воронцов? Ты там что потерял то? Вчерашний день? Нет? Не потерял? Вот тебя мы и спросим! Бери учебник!

Ваня вышел к доске. Мел неуверенно вывел на доске несколько цифр, написал «равно» и замер. В классе раздалось несколько смешков. Кто-то справа зашипел что нужно делать.

– Тишина! Иначе удалю из класса! – громко пригрозила Марина Александровна и повернулась к Воронцову с окриком:

– Ну?

На несколько мучительных мгновений мел уперся в доску. Ваня посмотрел на пример, натужился, но мозг отчаянно отказывался выдавать результат. Почему то все, что он учил, вылетело из головы напрочь. А цифры прыгали перед глазами, как зайцы и никак не хотели становиться в ряд. Спина стала мокрой, также как и ладони. На пол упало несколько меловых крошек.

Учительница, выдержав паузу, глубоко вздохнула и выдохнула:

– Покажи тетрадь!

Ваня дошел до своей парты, затем вернулся к столу учительницы. Та пролистнула несколько страниц, пробормотала:

– Все сделал. Хм, не понятно. Ты сам делал то?

– Да.

– А не врешь? Почему тогда сейчас решить не можешь?

– Забыл.

– Забыл? А голову ты дома не забыл? Нет? – голос зазвучал жестче, надавливая. – А я думаю, что забыл. В следующий раз захвати, пожалуйста!

В классе раздались одобрительные смешки. А в дневнике Воронцова нарисовалась жирная на две графы двойка. Ваня потянулся за дневником, и, увидев двойку, вздрогнул, побледнел. Учительница, бросив на него удивленный взгляд из – под очков, отчеканила:

– Это что еще такое? А?

– Я же учил! И меня папа опять накажет, – он обещал…

– Нечего тут на жалость давить! Иди на место!

Ваня, ловя на себе возбужденные взгляды одноклассников, вернулся на место. Как только прозвенел звонок, вышел в коридор. Постоял несколько минут возле двери, – учительница что-то сказала, затем громко произнесла его фамилию. Все засмеялись. Повинуясь внезапному порыву, Воронцов вылетел на улицу, думая о том, что хорошо бы сейчас заболеть! Присел на корточки, огляделся, – его никто не видел. Воронцов начал тут же быстро, пригоршнями засовывать снег в рот.

Вечером Константин, как и обещал, достал с металлической пряжкой ремень. Ваня уставился на пряжку, умоляюще на мать, но та вышла из комнаты на кухню. Включила воду. Шум воды почти перекрывал крики. 

 

Глава 17

Темнота опустилась плотным покрывалом и давила, давила. Ваня прислонился горячим лбом к окну, – только так жар исчезал и боль затихала. По ту сторону слышались людские голоса, шаги. Лай собак. Мысль о своей собаке заставила подпрыгнуть от волнения. Может?!! Мальчик опасливо покосился на мать, но спросить постеснялся. Взор упал на стул возле его кровати с кушаньями. Странно, – ничего не хочется. Ни еще горячего компота из деревенских слив, ни натертой горкой моркови с песком. Отца нет – сегодня тот работает в ночную. А с утра приезжал врач. Велел пить горькие таблетки и ставить жгучие горчичники. Все же дома, не смотря ни на что, лучше всего. Особенно с мамой вдвоем.

Варвара отбросила назад косу, наклонилась над шитьем. Ножницы резким движением вспороли ткань. Она запела тихо, тоскливо: «Отцвели уж давно…» Случайно ее взгляд упал на исхудавшего сына, – за последние несколько месяцев тот сильно вытянулся и стал еще больше походить на отца.

– Ты бы лег, сынок! Врач велел тебе отлеживаться. Телевизор посмотри...

Ваня мотнул головой, – от голубого сияния экрана кружилась голова. Он отвернулся вновь к окну и совсем тихо прошептал:

– Мам, а поехали жить к тете Гале…

– Тебе что дома не живется? А?

– Вдвоем... Без папы… 

– Чего еще выдумал?! Без папы! Иди, давай, в кровать! Марш!

Ваня послушно забрался под одеяло, закрыл глаза. Затем снова зашептал:

– Ма-ам… купи мне собачку. Пожалуйста… Мне очень – преочень хочется. Я тебя сильно любить буду.

Мальчик не увидел насмешки в глазах матери.

– Собачку! – раздалось издалека, – Это ж ее кормить надо, убирать за ней, да лаять будет круглые сутки. Отец вот усталый придет утром, и останутся от твоей собачки рожки да ножки...

Варвара нажала на педаль, – машинка громко отстучала несколько стежков. Заметив, что Ваня заснул, подошла к нему, поправила скинутое одеяло и присела на край. Из широкой груди донесся тяжелый вздох.

По правде говоря, Варвара и сама не раз задумывалась о том, чтобы уйти от мужа. А что в том такого ужасного? Пойдет как все на работу, – работы что – ли мало вокруг? Ну и что, что всю жизнь только шила, – другие тоже без образования и устраиваются как-то… Будет еще подрабатывать по вечерам шитьем. Проживут как-нибудь вдвоем. Ваня вырастит. И останется она на старости лет совсем одна, без помощи и защиты… Одна!!!

Целый ураган страхов налетел сверху, а следом, как рой пчел, – укоризненные взгляды соседей, родственников. Их гневные реплики громко зазвучали в ее ушах: «Ребенку нужен отец!», «Кому ты нужна, без жилья, без работы, да еще с ребенком?», «Какой-никакой, а все ж настоящий отец»… И как Костя без нее останется? Пропадет ведь без нее! Совсем сопьется. Бабья жалость вперемешку с привязанностью и материнской болью за мужа, словно за обиженное дитя, закрутились в штопор. А большая грудь опять колыхнулась от тяжкого вздоха. Куда она от него денется?

А Ване снилось, будто бы он открыл глаза и повернул голову к окну, – огни фонарей быстро превратились в цветные крылья бабочек. Голубые, как васильки, желтые, изумрудные, черные. Целый рой кружится над его светлой макушкой. Ваня задрал голову, чтобы разглядеть каждую. Как жарко греет солнце! Как трудно дышать! Неожиданный хруст снега под осторожными шагами совсем рядом вывел его из забытьи и заставил резко вздрогнуть. Ладони моментально стали влажными. По ту сторону окна кто-то был? 

 

Глава 18

Сутулая фигура в фуфайке с запахом поездов и застарелого пота вплотную приблизилась к дому, близоруким взглядом долго что-то высматривала в бедно обставленной комнате. Три ободранных стула, круглый стол, низкий сервант. Поняв, что движений живых людей нет, фигура присела на завалинку. Час ночи. Город спал. Клубы заводских котельных смешивались с облаками и таяли под настойчивым светом лунных лучей. Яркие звезды поблескивали серебряной оберткой и причудливо складывались в небесные узоры. Тихонько подвывала в соседнем дворе собака, и хор голосов иногда вторил ей в унисон. Ветер монотонно раскачивал над крыльцом старый фонарь, навевая дремоту. Тишина. Ни души. И время остановилось. Фигура настороженно прислушалась, прежде чем подняться и совершить несколько кругов вокруг дома. Ненадолго задержалась возле входной двери, что-то внимательно рассматривая, и, нервно дернув под конец за ручку, быстрыми шагами устремилась в проулок. Нос, по которому резко ударило несколько колючих снежинок, нырнул в воротник и шаги устремились прямо к вокзальной станции. Через сорок минут в пригородной электричке ехал одинокий мужчина. Царивший полумрак и свет ламп играли с его тенью, выделяя то серый козырек ушанки, то засаленный рукав, то мятые штаны, на которых никак не хотели таять упрямые снежинки. Большая рука с тонкими дрожащими пальцами полезла в рюкзак, и на свету блеснуло лезвие ножа. Убедившись, что все на месте, мужчина пихнул конец выпавшей бельевой веревки обратно и выдохнул с облегчением. Его усталый затравленный взгляд устремился в окно, за которым расстилался густой и непроходимый лес. Объявили станцию, – мужчина быстро встал и устремился к выходу. Большие ноги спрыгнули с металлической подножки, полупустой рюкзак подпрыгнул со звоном на спине и тяжелой, шаркающей походкой фигура направилась в сторону заметаемой снегом полосы деревьев.

 

Глава 19

– Сыночек мой… Сыночка моего не видели? Дима зовут. Димочка Лукашенко, – невысокая женщина в серой шали и припухшими глазами по-собачьи жалостливо взглянула в лицо под шляпой, но наткнулась лишь на ледяной холод и враждебность. Она чуть сжалась, и, покачиваясь будто от ветра, пошла дальше вдоль перрона.

От ее неловких толчков народ возмущенно оборачивался. Та же, ничего не замечая, говорила всем и каждому:

– Извините Христа ради, вы не видели мальчика лет двенадцати? Серый ранец, синяя куртка. Гляньте, чай на фотографию. Гляньте… Это Дима – сыночек, сыночек мой… родненький… один он у меня… никого больше нету… пропал…

Один из мужчин, – подтянутый, в форме охранника, взглянул на женщину, на не перестающие течь слезы, и сухо произнес:

– Покажи!

Женщина всхлипнула, как драгоценность протянула мятую, отсыревшую карточку.

– Нет, мамаша, не видел. Ты бы лучше сторожил спросила.

– Сторожил?

– Кто здесь постоянно бывает или работает. Иначе толку нет, – вокзал…

Голова в платке благодарно закивала. Женщина отошла, потом сделала несколько мелких шажков обратно к мужчине в форме. Забубнила:

– Пятый день ведь ищу. Жду все что вернется… вернется домой… Вот ведь какое горе… горе… ох… Один он у меня кровиночка. Синяя куртка… рукав один порван, ну так ведь я ему зашила на днях. Нитки то по цвету не нашла, хотела синие, а синих то не было. Я ведь не обманываю. Черными пришлось. Голова дырявая! Шапочка еще у него такая вязаная черная и ранец, ранец то серый. На рынке брала недорого. Он как рад то был! Сыночек мой… Ох-х…

– Гражданка, вы поняли, что я вам сказал? У сторожил! К кассирам, к продавщицам местным подойдите…

Трясущаяся женская рука теребила пуговицу, засунутую не в ту петлицу, взгляд ошпаренной суки блуждал по крепкой мужской фигуре, остановился на тяжелых от смерти глазах напротив. Что-то в ее сознании промелькнуло как догадка; женщина тихо спросила:

 – Военный что – ли?

– Да!

Мужчина резко отвернулся, отошел к ларьку за сигаретами. За его спиной вновь раздался звук шаркающих по асфальту подошв и монотонное: «Сыночек пропал… сыночек мой… Димочка…»

 

Глава 20

Через неделю Ване исполнялось девять. Праздник по случаю отмечать не стали, – лишних денег дома не было, да и Константин успел разругаться с родственниками жены. Варвара все же натушила картошки с мясом в духовке,– это для мужа, сыну же предназначался большой сладкий пирог. Не дождавшись Константина, который все чаще где-то задерживался и возвращался навеселе, она вручила Ване долгожданный подарок – щенка лайки. Радостный смех сына звенел весь вечер вперемешку с несмелым тявканьем пушистого и круглого как шар песика, которого тут же окрестили Пушком.

Пушок теперь каждый день засыпал на кровати маленького хозяина, при возвращении того из школы счастливо махал хвостом и лизал ладошки. Лучший кусок Ваня отдавал новому другу, гордился им и показывал всем соседским мальчишкам. Дома же старался держать Пушка подальше от отцовского взора и засыпал спокойнее, зная, что щенок рядом. Весной песику должно было исполниться полгода, и мать пообещала купить к этому сроку красивый ошейник…

– Мам, ты краски купила? - сын стоял на пороге и смотрел на нее с упреком.

Варвара хлопнула входной дверью, принеся с собой морозную свежесть, потянулась за вешалкой и огрызнулась:

– Не до этого было!

– Что, не купила?!!

– Говорю же, что нет!

Варвара скрыла за недовольным тоном злость на себя. Совсем из головы вылетело! Вот, тоже! И дались ему эти краски! Ваня захныкал:

– Меня учительница ругать будет… Я ж просил… Нам к завтрашнему уроку надо обязательно… Завтра в школу не пойду!

– Я те не пойду!

– Мамочка, ну, пожалуйста…

- Хватит мне тут истерики устраивать! Замолчи, сказала! Не видишь, мать и так с ног сбилась? Весь район оббежала, прежде чем нашла что поесть. В магазинах шаром покати. За хлебом – очередь, за молоком – очередь…

– Мамочка, пошли сейчас сходим…

– Нет, сказала. Не ной! Тебе вообще не стыдно? Видишь, мать устала как собака… Да и магазины все уже закрыты. Время – семь. Ну, не плачь! Правильно отец говорит, что ты нытик. Чуть что – сразу в слезы… Порисуешь карандашами. Какая разница, чем рисовать?

Дав понять, что разговор окончен, Варвара скрылась на кухне. Ваня же расстроено сел за свой письменный стол. Что он завтра скажет учительнице?!

Коробка карандашей была сбоку почти похожа на коробку с красками. Если он сумеет сдать альбом и Марина Александровна проверит потом … Потом уже будет потом. Воронцов чуть заметно выдохнул, вытер о штаны влажные ладони и осторожно посмотрел на классную доску. Сравнил свой кленовый лист с тем, что был нарисован учительницей. Что-то внутри подсказывало, что получилось очень неплохо. Он закрыл альбом, подошел к выстроившейся очереди перед главным столом. Только бы не проверили! Только бы не проверили! Не дыша, он положил альбом с общую стопку. Ноги сами понесли к двери. Если сейчас зазвенит звонок…

– Воронцов! Что это еще такое? Ну ка иди ка сюда!

Когда Ваня приблизился с понурой головой, Марина Александровна затрясла перед носом непутевого ученика рисунком.

– Это как называется? А? Я сколько раз повторила принести краски? Раз сто, наверное! И где у нас был Воронцов в это время? В облаках опять витал? Что за неуважение к учителю?! Я что, должна сто раз повторять, чтобы ты начал выполнять мои требования? Или ты нарочно хулиганишь? Что молчишь? А? Почему остальные ученики принесли краски, а ты – нет?

Ваня открыл рот, закрыл и буркнул что-то невразумительное.

– Нет, что за ребенок?! То молчит, то мычит! Двойка, Воронцов. И в дневник и в журнал! И родителей сюда! Без родителей ни на один урок больше не пущу! А-а! Прорезался все-таки у нас голосок?! Нет! Ничего слушать не хочу! Это что еще за слезы? Хоть бы при девочках постеснялся! И очень хорошо, что папа тебя накажет! Значит, все-таки есть на тебя метод воздействия! Значит, в следующий раз будешь слушать, а не в облаках летать! Пора нести ответственность за свои поступки. За свою нерадивость. Ты уже не маленький! Хотя твоя мама про тебя такое рассказывала… Мне за тебя стыдно, Воронцов! И всем ребятам за тебя стыдно! А тебе самому не стыдно, Воронцов? Все! Хватит с меня трагедий! Хватит! Иди на место! На мес-то! Говорю по буквам… 

 

Глава 21

Скорость лыжника выдавала в нем молодой возраст. Тело, радуясь нагрузке после долгих часов сидячей работы, сгруппировалось – спуск вниз. Здесь тропинка уходила резко вправо. Лыжник остановился; память назойливо рисовала летние колоритные пейзажи и прямую дорогу через лес. Он ошибся и свернул не туда? Кирилл огляделся; нет, все верно. Так он быстрее доберется до дачи. Руки и ноги вновь заработали, наслаждаясь скоростью. Его друзья наверняка уже там. Предвкушение шашлыков, красного вина с его любимой гитарой и ненавязчивого, беззаботного трепа обо всем – о девчонках, о тачках, о победах на работе, о бестолковом начальстве… Снег аппетитно хрустел под ногами. Солнце появлялось в кронах деревьях и приветливо щекотало кожу. Стало жарко. Молодой человек притормозил, воткнул лыжные палки в сугроб. Зря он так утеплился. Может, снять куртку? Чуть подумав, он расстегнул молнию. Стянул толстый свитер и пихнул в рюкзак. Вспомнил, что где-то на дне была бутылка воды. Кирилл не без удовольствия сделал пару глотков. Взгляд привлек бугор неподалеку, – на том бугре примостилось больше десятка птиц. Они швыряли подтаявший снег и что-то пытались выковырять из-под пленки. Или это не пленка? Заинтересованный, он сбросил лыжи, сделал несколько шагов… И тут же отпрянул, как ошпаренный. Проливной пот и тошнота накрыли одновременно. Кирилл присел на корточки, потер снегом виски, стараясь прийти в себя. Еще раз посмотрел на нежданную находку. Перед ним лежал труп человека. Точнее, женщины; несколько длинных темных прядей волос выглядывали из-под драного пакета с витиеватой надписью «Adidas». Труп лежал лицом вниз, вытянув руки над головой. Молодой человек растерянно огляделся, будто в поисках присутствия других людей. Но в такой глуши рассчитывать на чью-то помощь и поддержку не приходилось. Выстрелила спасительная мысль о том, что можно убежать и забыть все, как дурной сон. Не связываться. Черт его дернул вообще подойти! К чему лишние расспросы и не дай бог, проблемы? И там, на даче уже заждались… Но чувство подавленности уже накрыло с головой. Кирилл вернулся к лыжне и подытожил: «Мясо мне в рот точно не полезет!». Вскоре с вокзала поступил звонок: 

– Милиция? Добрый день. Найден труп женщины недалеко от станции Сенцово. Моя фамилия Седов. Седов Кирилл. Да. Жду. 

…

Из протокола осмотра места происшествия:

«Следователь прокуратуры района, юрист первого класса Морозов с участием судебно-медицинского эксперта Липецкой СМЭ Савинова, эксперта НТО Стриженова, в присутствии понятых Иванова С.В., Краевой О.А., Седых А.В. произвел осмотр места расположения трупа неустановленного лица. В области поверхности грудной клетки, живота, глаз кожная ткань местами отсутствует. В теменной области слева имеется повреждение костной ткани линейной формы сверху вниз размером 1 х 2 см. В височной части справа повреждение на костях черепа в горизонтальном направлении длиной 1,2 мм. В области груди 17 колотых ранений. Слева 6-7-8 ребра вместе с мечевидным отростком отсечены и находятся в грудной полости... При обнаружении труп прикрыт травой, одежда отсутствует».

 

Глава 22

Ваня сидел на задней парте, боясь пошелохнуться. Только бы никто не обратил на него внимания! Никто его не заметил! Мысли о собственной неполноценности, ущербности звенели в ушах. Ваня чинно сложил руки на парте и попытался сосредоточиться на том, что говорит учительница. Все почему-то рассмеялись. Он растеряно замер, затем с готовностью засмеялся вместе со всеми. Посмотрел осторожно по сторонам, – очевидно, всем было не до него. Ваня вздохнул с некоторым облегчением. Резко и пронзительно прозвенел звонок. Все тут же соскочили со своих мест, засуетились; кто-то достал из ранцев припасенные бутерброды, распространяя на всю округу запах копченой колбасы, кто-то побежал в туалет, кто-то негромко переговаривался. Ваня не шевелился.

В класс заглянул Коновалов Виктор из шестого «б»,– брат Люды – и громко позвал:

– Эй, ты, бобик! Ты – ты, Воронцов… Выйди ка на минуту – разговор есть…

Мальчик испугался не на шутку, но поднялся с места и вышел в коридор.

Виктор сверху вниз посмотрел на съежившегося второклассника и подошел еще ближе, прижав того к стенке.

– Ты мне денег должен… Три рубля!

Ваня ошарашенно уставился на Коновалова, – тот нервно огляделся и сплюнул с презрением на пол, – он видел, как также делал один из мужчин возле местной пивной.

– Так когда отдашь?

– Каких денег?– робко проговорил Воронцов.

– Что своровал у моей сестры. Из портфеля…

Воронцов замотал головой:

– У Люды? Я ничего не брал, честно! Честное слово…

– Ты мне зубы не заговаривай, – очередной плевок. – Ищи деньги где хочешь! Понял, дохлик? Чтоб завтра же принес! Я тебя после третьего урока здесь ждать буду. Иначе она все учительнице расскажет. Понял?

– Где ж я возьму?

– Не моя печаль!

 

Глава 23

В конце февраля в местное отделение милиции поступил звонок – монтажник электролинии обнаружил в лесу возле станции «Грязи – Орловские» труп, по-видимому, пролежавший всю зиму. Следователь Крюков и участковый инспектор Сизоренко выехали на место. Было сумрачно и сыро. Резкие крики галок добавляли мрачных штрихов в общий колорит. Крюков присел на корточки, тщательно рассматривая находку; от трупа мало что осталось. Невысокий темно – коричневый скелет кое-где обтянутый кожей непонятного возраста и пола. Он достал бланк протокола и стал заносить туда данные.

Увидев его старательность, Сизоренко хмыкнул, затем буркнул недовольно:

– Поехали! Ну его к черту!

– Дело сделаем и поедем. Осмотрись тут пока.

– Оно мне надо? Что, пошлешь на экспертизу?

– А ты что предлагаешь? Вдруг, убийство?

– Да, ладно… Не факт что и пол то установят. Пустая работа. Может, бомж говна всякого нажрался и откинулся… Отсылай в морг и хватит с ним возиться. Я Вальку обещал седня в кино сводить. Сеанс в 18 ровно. А нам еще пилить и пилить…

Нога милиционера пнула мокрый снег в сторону трупа. Крюков же возразил:

– А где тогда шмотки?

– Да, может, растащили свои же. Пиши, что местность осмотрели, все прочесали, но ничего не нашли…

 

Глава 24

Ребят было шестеро. Все на голову выше него. Ваня стоял напротив, желая провалиться сквозь землю. Люда Коновалова была также неподалеку и наблюдала.

– Ты че, сука, творишь, а? – тихо проговорил Виктор и добавил уже громче, – Ты кто по жизни? Крыса?

Потасовка, начавшаяся с нескольких оскорблений в адрес Воронцова, затем слабых толчков, кидающих его по кругу, быстро переросла в драку. Крепкие руки схватили его за ворот, уронили на землю. Удары ногами сыпались со всех сторон. Кто-то старался добраться до лица. Один из ударов пришелся по голове. От боли Воронцов взвизгнул и схватился за голову. В этот момент по губе, зубам словно проехал трактор. Что-то хрустнуло, из глаз посыпались искры. Бешенная ярость с привкусом крови помимо его сознания подняла его на ноги и несколько ударов, слабых, беспорядочных прозвучало с его стороны в ответ. Трясясь от злости за собственное бессилие, он выговорил:

– Отстаньте от меня! Что я вам сделал? Нет у меня денег! Не брал я!

И сразу понял, что сопротивляться начал зря. Невыносимая боль тут же яркой вспышкой сверкнула под коленкой, затем меж лопаток, на ребрах, сильный точечный удар в пах заставил скрючится так, что Ваня, не выдержав, всхлипнул и слезы отчаяния и обиды потекли по перемазанному землей лицу.

– Тряпка! – хихикнуло рядом женским голосом.

– Чтобы ворованное вернул завтра же! – нравоучительно пронеслось над головой. В голосе Коновалова прозвучали спокойствие, уверенность. – Ты меня понял, гнида? Иначе своего пса больше не увидишь!

Воронцов почувствовал, что самое страшное уже позади. Заметив его слезы, Людка, довольная сознанием собственной важности, добавила:

– А Марина Александровна сказала, что ты до сих пор ссышься в штаны!

Адреналин в крови Люды бурлил как никогда. Давно лелеемая в мечтах картина как она подходит и ударяет по лицу обидчика мужского пола у всех на глазах и гордо удаляется, а ее брат за нее мстит, наконец-то стала реальностью. Конечно, повод не подходящий… Чуть помедлив, она наклонилась и смачно плюнула Воронцову в лицо. Пригрозив под конец, что если разболтает о драке, то ему не жить, компания испарилась.

Ваня лежал один, скрючившись, как зародыш в материнском лоне, и тихонько постанывал. Эти несколько быстротечных и жестоких минут унижения казались годом. Рука пошарила в поисках ранца, – тот лежал недалеко, но в целости. «За ранец от родителей не попадет», – от этой мысли стало немного легче. Он тихонько поднялся с колен и, пошатываясь, отправился к дому. Там Ваня переоделся, посмотрел в зеркало на красное лицо, заплывший глаз. Где же он возьмет целых три рубля? Мелькнула спасительная мысль рассказать все матери, – но он тут же прогнал ее прочь. А вдруг мама решит, что он вор? Не поверит? Пушок подошел к мальчику и по-дружески лизнул руку, вильнул хвостом. Но Ваня не заметил этого, продолжая судорожно искать выход. Взять у отца? Тайком? Больше ничего не остается. Тут же внутри что-то подсказало, что если отец придет пьяный, то может и не заметит. А если заметит?!!! Ваня залез в кровать, накрылся одеялом и заплакал, мечтая заснуть и больше никогда не проснуться.

 

Глава 25

Девять утра. Суд-мед эксперт высшей категории Алексей Семенович Кирюхин, насвистывая под нос, уверенно отмерял метры морга. В конце коридора свернул направо и вошел к себе. Привычный запах хлорамина забил ноздри. Алексей Семенович методично обул галоши, надел клеенчатый фартук, перчатки. Затем ступил на кафельный пол и обнаружил, что труп, привезенный откуда-то из области, уже лежит на секционном столе. Он взглянул на копию протокола осмотра трупа и местности. Никакой одежды не было найдено ни на скелетированном трупе, ни около. На трупе кожи не было, только отдельные обрывки мягких тканей. Странно, что вообще назначили экспертизу. Что он здесь нароет? «Ладно. Буду работать с тем, что есть», – решил врач, и, продолжая насвистывать, взялся за скальпель...

Дневной свет уходил. В комнате стало сумрачно. Неожиданно в глазных орбитах трупа что-то показалось… Что-то похожее на насечки. Но такие микроскопические! Кирюхин присмотрелся внимательнее и насчитал семь надрезов. Не может быть!!! Не может быть, чтобы кто-то колол глаза, причем столько раз!!! Но все же откуда – то эти следы появились… И это явственно следы от острого предмета. Скорее всего – от ножа.

В последующие дни, несмотря на сильную деформацию трупа, эксперт обнаружил еще похожие отметины на ребрах и лобковых костях. Удивленный количеством повреждений, он занес данные в акт. Заключение мед – эксперта гласило, что смерть насильственная. Это убийство.

 

Глава 26

Для Константина Воронцова день не заладился с утра. Начальник цеха Семеныч отругал его за постоянные пьянки и помятый внешний вид. К тому же пообещал в следующий раз уволить или давать деньги в руки только Варваре. Еще чего не хватало! Это значит, совсем себя лишить свободы и залезть под каблук, – худшего унижения для нормального мужика не придумаешь. И потом, как же его закадычные дружки и выпивка? Всего этого он вмиг может лишиться! Но самое болезненное – в ответ он послал начальника на три буквы. А тот молча развернулся и ушел. Что теперь будет? Неужели, уволит?! Константин еле дождался окончания смены, чтобы добраться до магазина и купить бутылку водки – надо утопить свое горе, да и похмелится заодно; голова трещала.

Выйдя с территории мясокомбината, он подошел к магазину, попросил бутылку «Русской», потом залез в карман, чтобы расплатиться… Денег не было. Он несколько раз пошарил по штанам, пиджаку, – денег точно нет. Под ложечкой засосало. Неужели жена?!! Нет, вряд ли.... Эта – честная. Если и возьмет, то тут же признается. Потерял? С ним такого раньше не случалось. Сын? Худое с кулачок лицо с вечно пришибленным взглядом встало перед глазами. Нет, этот – ссыкун по жизни. Не посмеет. Продавщица, вывалив на прилавок пятый размер, ждала с недовольным видом. Константин похабно осклабился и пробормотал:

– Лапуль, че-то не подрассчитал я… Может так дашь? Верну…

– «Так» тебе жена дома пусть дает, а тут за все платить надо!

Константин хотел было ущипнуть обладательницу пышных форм за эти пышные формы, но передумал – того и гляди по роже съездит. Что, у него рожа, казенная? Он зло огрызнулся и отправился домой. Может, у Варвары где какая чекушка припрятана?

Чекушки не было. Константин полез по закромам и все больше мрачнел. Везде было пусто. В холодильнике стояла только банка с рассолом, в котором одиноко плавал огурец. Хлеба не было. Собачья миска и та была пуста. Из детской до кучи раздавался жалобный скулеж пса.

«Не то что выпить – пожрать нечего!» – раздраженно думал Константин. Он глотнул рассола и завалился в детской на диван. Скоро домой должна вернуться жена, – уж он-то ей задаст! Мужика держать впроголодь! От этой мысли стало спокойнее, и Воронцов задремал. Сквозь сон откуда-то доносился монотонный, раздражающий до чесотки детский плач. Константин повернулся на другой бок, накрыл голову подушкой, но плач не прекращался. Неожиданно до его сознания дошло, что это – Пушок. 

– Заткнись, сволочь!

Подушка полетела в угол, где сидел щенок. С визгом Пушок отскочил в сторону и через мгновенье заскулил еще сильнее.

– Вот, падла! Заткнись, кому сказал! Убью! Ты меня слышал?!!

Пес, мучимый голодом, не утихал. Тогда Воронцов тяжело поднялся с дивана, схватил Пушка за шкирку и выкинул за порог дома.

Через час от заказчицы вернулась Варвара. Вместе с ней, довольно повиливая хвостом, забежала собака. Женщина поставила сумку на лавку, тихо разделась, полагая, что муж лег спать. Пушок же, почуяв колбасу, звонко залаял.

– Тихо! Тише ты! Вот, бестолковый какой… – заворчала она шепотом. Потрепав пса по загривку, Варвара отломила кусок и бросила на пол. 

– На! Ешь!

В коридор, шаркая дырявыми тапками, вышел муж.

– Принесла что-ли че? Дома шаром покати! Целый день дома сидишь, а пожрать не сготовила…

– А ты че принес, чтобы я сготовила то? – не выдержала женщина.

– Ты ж у заказчицы была…

– Была, только она мне не заплатила,– еще дошивать буду...

– Вот, суки– люди! – Воронцов тут же принял подозрительный вид и спросил, – А деньги тогда откуда?

– Заняла... Кость, я так больше не могу! Если ты отдавать хотя бы на еду не будешь…

– То что?

– То я пойду к Семенычу… Не смотри на меня так! Что мне остается? Мы сидим тут целыми днями голодные...

– Я же приношу мяса!

– Раз в год! И то, Ванька его не ест…Я, получается, и его и тебя тащу. На себя давно рукой махнула…

– Хочешь сказать, что я живу за твой счет? – в словах мужа прозвучала угроза, но на этот раз благоразумие покинуло Варвару. Вместо обычного молчания и смирения, она истерично выплеснула:

– И что? Бить будешь? А бей!!! Только тогда я разведусь с тобой! Муж из тебя никакой, да и отец тоже! Думала, что от тебя хоть как от мужика защита какая… Это от тебя, идиота, защищаться надо! Бабу бить много смелости не надо! У сына вон фингал под глазом, а ты даже не спросил почему…

Щенок все это время заливисто лаял и метался в ногах хозяйки.

– Вон ты как заговорила… Никакой, говоришь? Хахеля что-ль завела? Осмелела как… Да заткни ты этого пса!!!

– Не хахеля, а тебя скотину уже терпеть сил никаких нет!!! – выкрикнула с надрывом мать. – Клянусь, разведусь!

Константин зло зыркнул, схватил Пушка подмышку и, зажав ему пасть, вышел на улицу. Варвара, нацепив быстро шлепки, выскочила следом. Прижав ладонь к губам, она с дрожью наблюдала, как Пушка положили на козлы, как Константин взялся за топор. Затем, когда с размозженным черепом пес свалился на землю, медленно сползла вниз. Муж обернулся к ней и мрачно буркнул:

– Уйдешь, – с тобой то же самое будет!

Затем поискал взглядом куда зарыть труп. На глаза попался старый мешок, – он пихнул туда Пушка. От новой задумки в глазах заиграл озорной блеск; мешок полетел через высокий забор соседке Катьке, что отказывала ему каждый раз в любовной встрече. Катька себя ценила высоко и без хорошего могарыча и закуски в дом не пускала. На! Получай, подарочек!

Константин вернулся в дом, сполоснул руки, отломил от батона с колбасой и через пять минут из зала уже доносился его посвистывающий храп.

Когда Ваня вернулся из школы, то долго и старательно искал Пушка. Вся округа вскоре уже знала, что тот исчез. Но за весь день песика так и не нашли.

– Мамочка… Ну, зачем ты его погулять выпустила одного? Ты ведь знаешь, что я его всегда на поводке выгуливаю!

Варвара, пряча слезы, уговаривала:

– Может, попозже вернется… Проголодается и вернется…

Ваня послушно кивал, но ждал нетерпеливо, выскакивая к входной двери каждый раз, когда кто-то проходил мимо или ему казалось, кто-то скребется. Мысль о том, что брат Люды исполнил свое обещание, не давала ему покоя и больно мучила. Почему? Ведь он вернул ему деньги!

Вечером в очередной раз он выпрыгнул навстречу гостям, но это был не пес, а тетя Галя. Она мрачно смотрела на встретившую ее и бледную как мел Варвару. Мальчик, пользуясь всеобщей растерянностью, дернул с крючка куртку и выбежал на улицу…

 

Глава 27

Ковалев толкнул дверь в кабинет шефа и усмехнулся, – вся неспокойная ночная жизнь полковника милиции Сидоренко наглядно давала о себе знать неглаженной физиономией и взлохмаченными кустами рано седеющих волос.

– Андрей Львович, свежий труп…

– Где? – недовольно буркнул тот, оценив направленный на него взгляд и пригладив тут же крепкой пятерней челку.

– Рядом с вокзалом. В роще. Молодежь гуляла, да и споткнулась.

– Наши выехали?

– Уже там.

– Давай ка тоже съездим!– безапелляционно скомандовал полковник и тяжело поднялся из-за стола.

Старенькая «Волга» долго и монотонно тряслась вдоль железнодорожных путей, миновала несколько крутых подъемов. Через пятнадцать минут стали различимы люди, показался забрызганный грязью газик, иномарка на обочине. Здесь «Волга» остановилась. Андрей Львович посмотрел на номера серой «Ауди» и недовольно буркнул:

– Это еще кто?

Ковалев в ответ лишь пожал недоуменно плечом.

Моросил колючий дождь. Полковник неприятно поежился, напомнив Ковалеву отряхающегося цепного пса. Взгляд шефа машинально отметил несколько молодых человек с неестественно бледными лицами, которые жались к желто-синему УАЗику. Несколько человек в насквозь промокшей форме и фуражках возле трупа, фотограф, эксперт. Двое понятых. Рутина.

Представительный мужчина в черном пальто вышел из «Ауди»,отметил, что плечистый полковник Сидоренко с широким лицом и мощной челюстью и сухощавый капитан Ковалев с кудрявыми волосами и круглыми очками на курносом носу составляют странную пару. Он энергично протянул руку для пожатия и показал корочки:

– Добрый вечер. Следователь прокуратуры по особо важным делам Костолевский. Ваше ведомство, надеюсь, уже предупредили?

– О чем именно?

– Значит, нет. Тогда не буду опережать события. Все узнаете завтра на месте. А сейчас позвольте осмотреть тело…

Костолевский подошел к месту убийства, глухо пробормотал:

– С сюрпризом…

Полковник отметил, что по всем внешним признакам убитый – еще подросток. Множественные ножевые ранения, отрезанные половые органы, вскрытая брюшная полость. Андрей Львович наклонился, прикрыв нос платком. Неожиданно фигура рядом с резко позеленевшим лицом сорвалась с места и исчезла за соседним кустом. Раздался характерный звук. Сергей Ковалев отошел в сторону, вынул из кармана пачку сигарет и закурил. Сидоренко же мотнул головой в сторону исчезнувшего опера и обратился к следователю:

– Молодой! Меня тоже поначалу выворачивало. Ко всему привыкаешь…А в чем сюрприз? 

Костолевский указал на связанные ноги жертвы и пояснил:

– Тело на дереве висело. Видите? Вон там! Привязано к суку было как новогодний шарик. Потом, очевидно, его срезали. Возможно, та же участь постигла и предыдущие жертвы. Нужно проверить.

– «Предыдущие жертвы»? Вы имеете ввиду те останки, что нашли зимой?

– И те тоже. Множественные ножевые ранения, при этом никакой одежды, никаких улик. Может, доблестная милиция просто плохо искала?

Сидоренко, задетый за живое, вспылил:

-Почему это «плохо»? Мы что, не работаем? За прошлый год по области только триста пятьдесят убийств! У меня ребята по пять лет без отпусков, а в помощь только блокнот, ноги и нагоняи….

– Подключите людей, чтобы еще раз тщательно прочесали местность. Возможно, убийца выкинул одежду где-то по дороге…

– Давайте, сейчас я на это дело силы брошу, а жопу голой оставлю! Полагаете, «сюрпризов» меньше будет?

Пожалев все же о своей вспыльчивости, Андрей Львович пробормотал: «Ладно. Что-нибудь придумаем».

Неожиданно возле УАЗика раздался дружный смех. Костолевский поспешил к машине, чтобы укрыться от дождя. Сидоренко же совершил несколько кругов вокруг жертвы, затем тяжело вздохнул и подошел к напарнику с вопросом.

– Что думаешь?

– Пороемся в картотеке пропавших без вести… Или ты об этом? – он указал на «Ауди». – Если этим делом вплотную занялись товарищи из Москвы, то дело серьезное и нас будут сейчас и в хвост и в гриву... За те останки ведь кто-то уже сел. Ох, полетят чьи-то головы…

Сергей порылся в памяти, что-то там выискивая и уточнил:

- Как фамилия этого красавца то?

– Костолевский Виктор как его там по батюшке…Забыл…Ты чего это? – удивился Сидоренко, заметив, как глаза напарника округлились, словно два блюдечка.

– Я ж о нем слышал! Неужели тот самый? Костолевский же расследует дела о серийных убийствах! Его раньше по всему Союзу бросали. Он самого Савченко вычислил, – тот расстрела в Новочеркасской тюрьме ждет.

– У нас в Липецке серийный убийца? Брось! Это они там американских ужастиков насмотрелись…

 

Глава 28

В здании областной прокуратуры было темно, лишь в одном из кабинетов горела настольная лампа. Виктор Костолевский уже несколько часов напряженно всматривался в материалы уголовных дел. Он закатал рукава рубашки, отхлебнул пару глотков крепкого кофе и вновь уткнулся в документы. Ольга Суслова, 35 лет. Безработная. Вела беспорядочную половую жизнь. Часто ночевала на вокзалах. Обезображенное тело найдено возле станции Сенцово. В момент убийства находилась в состоянии алкогольного опьянения. Предполагаемое время убийства – осень 92г. Следующая – Людмила Куценко из Задонска. 24 года. По словам знакомых, также вела беспорядочную половую жизнь. Уехала искать работу в Липецк, на собеседовании была и пропала. Насильственная смерть возле железнодорожной станции Дон. Предполагаемая дата убийства – середина сентября. Неопознанный труп с многочисленными ранениями острым предметом обнаружен возле станции «Грязи-Орловские». Мария Седых – ученица 3 класса. Местная. Родители подали заявление в милицию 6 ноября. Тело найдено компанией подвыпивших подростков в роще возле вокзала. Личность долго устанавливали – для этого понадобилось восстанавливать лицо по гипсовому слепку. Даже он, повидавший многое, ужаснулся, взглянув на фото девочки, голова которой походила на кровавое месиво. Петр Кирюхин найден в парке г. Липецка. Получается, преступник – местный?

Следователь потянулся за следующей папкой и прочитал: «Игорь Суслов, 10 лет. Сбежал из интерната в апреле. Тело найдено в январе.

Данные протокола осмотра места преступления: «При исследовании трупа обнаружены следующие телесные повреждения: множественные колото-резаные и резаные повреждения лица, живота и наружных половых органов: пять колото-резаных проникающих слепых ран живота с повреждением тонкого и толстого отделов кишечника. Два из этих повреждений образовались в результате многократных погружений клинка с вращением вокруг оси под разными углами…»

Многочисленные фотографии обезображенных тел мальчиков, девочек, женщин мелькали перед глазами калейдоскопом и отражались в тонких линзах очков следователя. Вот эта девочка найдена предпоследней. Хорошенькая как картинка. Он прочитал имя жертвы – Ирина Дурова, 13 лет. Пропала в декабре. Вышла из дома в магазин за продуктами и не вернулась. Как выяснилось позже, ее также подвешивали на сук. Для чего? Что нужно было убийце? А главное – никаких свидетелей, никаких улик…

Виктор провозился еще час с таблицей, заполняя графы: «ФИО, возраст, адрес, место обнаружения тела, предположительная дата убийства, день недели…» Затем отметил все места обнаружения трупов с привязкой к местности: дорогам, магистралям, предприятиям. Похоже, что прокурор прав и убийца и впрямь двигается вдоль одной железнодорожной ветки. Работник железной дороги? Командировочный? Таксист? И как объяснить его всеядность в плане жертв? Неужели абсолютно все равно кого убивать? Если конечно, он убивает один.

 

Глава 29

Совещание было назначено на четыре. Сотрудники, проходя в кабинет Андрея Львовича и рассаживаясь, благоразумно помалкивали. Все знали, что у того в отношениях с женой не все гладко, но толком никто ничего сказать не мог. Шеф же был не из тех, кто готов раскрыть душу нараспашку. Единственным приближенным лицом к нему был Ковалев, но тот тайны шефа хранил в строжайшем секрете. К тому же бригада оперативников, что он выслал по настоянию прокуратуры, обнаружила в трехстах метрах от тела обнаруженной во вторник жертвы синюю куртку…А это камень в их огород.

– Вы все уже слышали новость, что часть отдела бросают на задание, – начал хмуро Сидоренко. – Для кого-то оно новое, для кого-то старое… Заявляю официально: ряд преступлений, совершенных возле железнодорожных станций нашей области прокуратура решила слить в одно производство. В связи с этим создана следственная бригада под руководством прокурора – криминалиста Костолевского Виктора Геннадьевича. Эта бригада будет вести расследование по делу «Елец – Жердевка» в сотрудничестве с областным МВД. Приказ подписан. Я сам и еще несколько человек из нашего отдела буду входить в следственную группу до особых распоряжений. Все рабочие вопросы с сегодняшнего дня вы можете решать с Сергеем Ивановичем Ковалевым. Текущую работу откомандированных сотрудников он распределит между теми, кто не задействован. Вопросы есть?

Со всех сторон посыпались сначала робкие, а затем уже более откровенные комментарии, возражения, споры. Бурные прения продолжались до конца рабочего дня. Наконец, Андрей Львович, остался один.

Рука сама тут же потянулась в стол за бутылкой коньяка. Отхлебнув, он накинул куртку и уверенной развалистой походкой направился к выходу. Поймал свое отражение в стеклянной двери, – для своих сорока трех он выглядит совсем неплохо. Если бы не проклятая седина…

Сидоренко сел в автомобиль и потянул за ремень безопасности, и тут только сообразил, что ехать ему, собственно, некуда. Ведь теперь он холостяк. Ни жены, ни детей. Сколько он уже не видел Катьку с Женькой? В голове заработали часы, прокручивая к моменту их последнего свидания. Месяц прошел точно. И что жена на него так взъелась? Подумаешь! С кем не бывает? Его жена… В сердце что-то екнуло, сознание тут же в мельчайших деталях сунуло ему под нос ее образ. Запах духов и крема для лица, которым та неизменно пользовалась. По кой черт притащил ту шалаву, да еще домой? Четвертый размер, красный лак, юбка…. Идиот! Хотя, если вспомнить сколько водки он выжрал в тот злополучный вечер…

Обычная мягкость во взгляде жены вмиг превратилась в ледяной холод, когда та вошла в свою спальню. В такое отчуждение, словно и не знали они никогда друг друга… Верка не простит.

Сидоренко добрался до подъезда своего дома, устало вылез из «Волги». Одиночество давило. Снять опять кого-нибудь на ночь? Последнее время и здесь дела шли туго. Нанести визит доктору? Нет. Само пройдет. А Верка еще пожалеет, что бросила его. А может и простит. Вернется. Хотя бы ради детей. Или денег. Или от одиночества. Ничего, повыпендривается и прибежит как миленькая. Гордость на хлеб не намажешь, в карман не положишь… Андрей тяжело вздохнул и понял, что очень соскучился.

 

Глава 30

В кабинет осторожно постучали. Затем на пороге появился импозантный седовласый мужчина в темном пиджаке. Костолевский поздоровался.

– Жду вас с нетерпением, честно говоря, – проговорил Виктор и бросил взгляд на протянутую визитку, на которой красовалась немецкая фамилия Шиффер.

– Я с органами не первый раз работаю, – сообщил гость, приглаживая длинные седые усы.

– Да, вас порекомендовали. Вы ведь профессор, если не ошибаюсь? 

– Все верно. Преподаю историю, философию. И являюсь специалистом по сектам и тайным обществам.

– Вы уже выезжали на место? Фотографии видели?

– Да, выезжал с одним из ваших сотрудников… Мне все подробно показали, рассказали…

– Ну и как? Ваше заключение?

– Знаете, в настоящее время сект расплодилось в России великое множество, и пока от властей никаких ограничений для них нет. А жаль. Это я вам как представителю органов власти. На мой взгляд, государство обязано защищать человека и от себя самого, если он себе может по неразумению или в силу возраста навредить! – при этом профессор эмоционально ткнул себя в грудь.

Костолевский улыбнулся. Профессор тут же пробормотал:

– Ну не будем об этом… О чем это я? Ммм… Вообще человеческие жертвоприношения практикуются в нескольких сектантских организациях, действующих на территории нашей области. Тантра – Сангха, – тоталитарная тантрическая секта использует в обрядах предметы, сделанные из человеческих костей, сосуды из человеческих черепов, также ритуальные дудочки, сделанные из берцовых костей. Но в вашем случае все кости жертвы на месте. Дальше идем,- есть секты сатанистов, наиболее известные из них: церковь сатаны, "Зеленый орден", "Черный ангел", "Южный крест". Особняком от культов явно сатанинской направленности, но, тем не менее, доктринально тесно с ними связанные, стоят Церковь Сайентологии Рона Хаббарда, центр "Юнивер" и целый ряд оккультных сект и так называемых "целителей" и колдунов, прикрывающихся различными названиями. И знаете, везде есть своя иерархия. У сатанистов, например, существует поверье, что женщина ближе к дьяволу, нежели мужчина, и поэтому выбирают верховных из числа молодых женщин. Верховная жрица назначает себе из числа слуг замену, руководит структурой секты, посвящает в жрецы. Ученики же создают необходимый фон для «мессы»: напиваются, занимаются любовью, пьют кровь «за дьявола»…

– Извините, перебью. Но меня ведь не совсем это интересует…

– Да, я понимаю, о чем вы. Я к этому и веду. Основа культа сатанистов – принесение жертвы. Настоящая жертва для них – не убийство как таковое, а смертные муки живого существа. И это в вашем случае применимо.

– Как именно происходит выбор жертвы?

– Очень просто. Это любой из тех, кто поступил с сатанистами, с их точки зрения, неправильно. Кто серьезно нарушил их спокойствие или просто какой-нибудь бомж. Извиняюсь, – социально незащищенный элемент. Есть обряд черной мессы, во время которой подвергаются хуле и осмеянию священные символы христианства. Устраиваются шабаши, проводимые в основном в лесу. Но! На сатанинскую мессу также не похоже; те все обставляют иначе. Никаких перевернутых крестов, костров или пятиконечных звезд, убитых кошек и их голов на месте не обнаружено. Здесь нет никакого ритуала. Никаких символов. Ничего, что говорило бы о том, что убийство носило религиозный характер. Мой вывод – ваш сонет не из нашей оперы.

 – А вы как такой странной наукой занялись? – неожиданно для себя полюбопытствовал Виктор.

– Сын попал туда по молодости да по дурости. Захотелось, видно, быть не как все, избранным. Потом уж понял, что нет там никакой «избранности». Как и везде, одни хотят вылезти за счет других и получить бесплатно блага. Свое самолюбие потешить властью. Еле вылез. А я затем занялся научными исследованиями, – даже диссертацию написал.

Костолевский поблагодарил гостя за отчет, затем, что-то решив, начал набирать знакомый номер…

 

Глава 31

Виктор чмокнул Киру в ямочку на щеке и взял из ее рук маленький чемоданчик. Из его уст вырвался смешок:

– Ты как всегда налегке!

– А то! Ты же знаешь, что я в командировку больше одной смены не беру.

– А зря! Дело – дрянь. Боюсь, затянется…

– Не ожидала, что само высочайшее руководство встречать приедет!

Девушка тряхнула темными кудрями, резво спрыгнула с подножки вагона и несколько раз громко чихнула. Затем прокомментировала:

– Ну и ветродуй! Встреча не из самых ласковых… У тебя платка с собой нет случайно?

Костолевский сжал ее пальцы, окунулся на мгновенье в васильковые глаза и шепнул на ухо:

– Не представляешь как я рад, что ты здесь. Мне тебя очень не хватало. И, кстати, для тебя уже есть спецзадание…

Они быстро добрались до съемной квартиры. Девушка приняла в душ, закуталась в мужской халат и с ногами залезла на диван. Виктор появился из кухни с полотенцем в одной руке и сковородкой с яичницей в другой. Сел напротив.

– Ты хоть расскажи что и как… – протянула Кира и придвинула к себе ближе сковороду. – А то меня с Новочеркасского дела только-только отпустили. Сказали, что тут срочно нужна. Ни словом ни обмолвились что к чему. Сказали: «Узнаешь на месте».

– Я тебя вытребовал в свою следственную группу. Ты у нас всегда самой головастой была. Имея связи, что ж ими не воспользоваться то? В двух словах: на территории Липецкой области происходят убийства с особой жестокостью. Специфический почерк. Колотые ранения глаз, груди, отсечены половые органы. На сегодняшний день найдено семь человек. А трупы с таким почерком начали появляться всего год назад. Дела валялись в разных районах по разным столам пока областной прокурор Князев не вынес постановление об объединении нескольких дел в одно производство. Не без нажима Москвы, конечно.

– Морозов приезжал? Звездочки зарабатывает?

– Да, приезжал с инспекцией. Пожаловался на местных, – мол, задержали двух придурков и успокоились. Психи во всем признались, – без «набоя» дело не обошлось. А трупы с похожими ранениями продолжали прибывать. Я сам на одно из мест преступления выезжал. Знаешь, что удивило? Убийца подвешивал тело на дерево, а затем уже потрошил.

– Джек – Потрошитель? А сексуальное насилие было? Молодые женщины?

– Вот в том то и загвоздка. Убитые – как мальчики, так и девочки. Плюс взрослые женщины. Следы насилия найдены лишь в нескольких случаях. Хотя, возможно, причина в том, что находили практически одни кости. Выясни все, что сможешь у местных психиатров, поспрашивай, сделай запрос в Москву, – мне нужна любая полезная информация. Психологический портрет убийцы. Но главное – мотив. Я уж было подумал, что это дело рук какой-то секты. Но ошибся. Следственная группа, кстати, сложилась неплохая. Грамотные есть, только пинать всех надо. Контролировать всю цепочку. Иначе дело с мертвой точки не сдвинется.

Кира же сползла с дивана, потянула Виктора за шею к себе и пробормотала:

– Значит, ты меня вытребовал, потому что я самая головастая? Верно?

– Ну, не только поэтому, – в тон ей ответил Костолевский, и они вместе рухнули на диван.

 

Глава 32

Стук каблуков гулким эхом раздавался в коридоре и исчезал за дверями аудиторий. Кира сверилась с запиской в руке. Комната 17. Значит, ей направо. Возле нужной двери она остановилась и уверенно постучала.

– Можно?

– Да! Входите! – на нее изучающе и не без женской зависти смотрела совсем молоденькая девушка.

Кира пояснила:

– Я ищу профессора Кравченко. Он здесь?

– А вы по какому вопросу? Вам назначено?

– Да.

Девушка с обиженным видом исчезла за соседней дверью, откуда вскоре послышались уверенные мужские шаги.

«Цвет науки вечно без штанов ходит» – отметила про себя Кира, вмиг оценив внешний вид профессора университета и улыбнулась.

– Следователь прокуратуры Краснова. Вам звонили по поводу моего визита.

– Да, я в курсе. И, поверьте, очень удивлен. Впрочем, давайте для начала пройдем ко мне…

Когда они скрылись за дверью его кабинета, Кира присела на предложенный стул и начала:

– Вы, знаете, я обошла практически всех ваших коллег. И все отказались. Сказали, что не потянут. И как ни странно, все сослались на вас, как на светило науки… Так что вы – моя последняя надежда. Я с вас с живого не слезу, – улыбнулась Кира.

Профессор поправил на носу очки, нервно потер рукав потертого пиджака, испачканного мелом. Не без некоторого напряжения спросил:

– В чем, собственно, дело?

– Мы ищем убийцу. Жестокого серийного убийцу. И нам в интересах следствия необходим человек, который поможет разобраться в мотивах свершенных преступлений. На сегодня у нас нет ни одной улики, кроме группы крови и нескольких волос. Ни одного подозреваемого, ни одной зацепки. И мотива нет. Мы не знаем где искать, кого искать. Нам очень нужен психологический анализ действий этого человека. Все что угодно; его характер, внешность, психическое состояние, поведение в ближайшее время, возможную сферу деятельности, какие-то заболевания, – все, что можете сообщить…

– Извините, что перебиваю, голубушка. Но у меня сейчас и без того просто завал! Мне физически некогда заниматься еще и этим, понимаете? У меня сейчас пишется научная работа и мне нужно сдать ее до конца месяца, плюс я…

– Поверьте, согласившись нам помочь, вы получите прекрасный материал для анализа и сможете потом написать кучу научных работ.

– Но все же я не могу вот так все важные дела бросить, подвести людей и начать помогать вам. Поймите, голубушка…

Кира вспыхнула до корней волос, достала из сумки несколько фотографий и с ее губ довольно жестко сорвалось:

– Смотрите! Посмотрите сюда! Это все сделал человек. И он на свободе. Может, ходит где-то рядом. Это для вас совсем не важно? Мне некого просить больше. Понимаете? Помогите нам, пожалуйста. Помогите себе, в конце концов. У вас есть дети?

– Есть… Ну, хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, но ничего пока не обещаю. Я вам завтра дам ответ. Хорошо?

 

Глава 33

С утра Кира начала составлять план срочных дел на неделю. Определившись с планом, отправила запрос в институт им. Сербского. Затем взялась изучать материалы по делу Дмитрия Лукашенко, – опросы свидетелей, знакомых. Все же непонятно, что делал мальчик на вокзале, – ведь от дома и школы далеко. Никаких игровых залов по близости не было. Кира тщательно изучила местность, но ничего интересного для мальчика его возраста не нашла. Попрошайничал? Зарабатывал на сигареты? Воровал? Гулял с другом? Может, ходил в какую-то секцию, расположенную рядом с вокзалом? Все это требовало проверки. Другие жертвы легко могли оказаться на вокзале, – одна была проституткой, другая ночевала там, так как идти было некуда. А этот – нет. Убийца явно предпочитает вокзал, – здесь легко слиться с толпой, затеряться. И выбор жертв большой. Кто обратит внимание на мужчину с мальчиком или девочкой, шагающих вдвоем в лес? А если и обратит, то забудет или уедет в дальние края. Ищи ветра в поле! Вид у убийцы, скорее всего неприметный. Под стать окружающей обстановке. Виктор предполагает, что тот работает на железнодорожном транспорте и параллельно с работой подбирает жертв. Кто еще может быть на вокзале и не вызывать подозрений? Сотрудник милиции. Явный или переодетый. Нет, вряд ли. Интуиция почему-то разу отмела последний вариант, и в голове нарисовался абсолютно другой образ: пуховик, сапоги, рюкзак. Все серое, но чистое, не бросающееся в глаза. И сам он серый, – поэтому и не запомнился никому. Серая личность, которая уводит женщин и детей в лес под тем или иным предлогом и там зверски убивает. Семь жертв. Возможно, их гораздо больше. Кто знает? Хорошо бы просмотреть картотеку пропавших детей за последний год. Надо бы вообще прочесать все привокзальные полосы. Пока расследование только начато, людей вполне могут выделить. Потом это сделать будет сложнее… Девушка потянулась за сводками, что оставил ей Виктор. Все дела тот тщательно проанализировал и составил необходимые таблицы. Видя скрупулезность своего шефа, Кира мягко улыбнулась и углубилась в изучение.

Вечером на ее рабочем столе раздался звонок. Это был профессор Кравченко, который сообщил, что все же возьмется составить портрет убийцы. При условии, что ему предоставят все имеющиеся материалы.

– Будут вам данные для анализа, – бодро пообещала Кира и тут же засобиралась.

 

Глава 34

В кабинете полковника милиции было шумно и накурено, – Андрей Львович сам являлся заядлым курильщиком и потому не ограничивал в том окружающих. Больше всех «дымила» «рабочая лошадка» отдела Валя Шатко с пятнадцатилетним стажем трудовой деятельности. К Валентине – с короткой стрижкой и с очками в роговой оправе все относились как к своему парню. Та громко и безапелляционно спорила со своим закадычным другом – Сергеем Машковым. Затем Валя обратилась к Сидоренко.

– Значит, опять будем отрабатывать новые версии? Только какие, интересно знать? Улик нет. Свидетелей тоже. Опрашивали всех на станции, но никто ничего подозрительного не помнит. Отрабатывали связи по месту жительства, но опрос друзей, знакомых, родственников также ничего не дал. Врагов у жертвы не было и быть не могло. Насколько я поняла из заключения мед экспертов, сексуального насилия также не было. Воровать у ребенка по определению нечего. И все практически то же самое по другим делам. Психов тех выпустили на свободу, подставив своих и добавив нам всем геморроя. Только кого искать? Я вообще не вижу смысла в объединении уголовных дел. Возможно, это дело рук нескольких человек, не входящих в одну группу!

– Возможно, – согласился полковник и уже громче, постучав ручкой по столу, добавил. – Насилия не было, зато следы спермы нашли. Личность убитого подростка установлена, – это Дима Лукашенко, 82 года рождения. Ученик средней школы №12. Неполная семья. Мать – разнорабочая на заводе. Из дома раньше не убегал. Был, как говорится, «благополучным». Мальчик пропал 10 марта, о чем свидетельствует заявление. Соответственно можно предположить, что 10 марта и есть дата убийства. Кроме того, чек привокзального магазина, найденный в куртке, был выбит в тот же день. Вероятно, Лукашенко попал на вокзал на своих двоих и уже там встретил убийцу. Каким-то образом убийца заманил его в рощу. Странно, что никто ничего не помнит.

– А если через телевидение? Может, кто-то проклюнется? Найдется свидетель? – предложил Машков.

– Телевидение, пресса – крайняя мера. Нечего будоражить население! – отрезал Андрей Львович. – Да и пока нам разрешение дадут… Возможно, что убийца – машинист поезда или проводник – это версия следствия и ее нужно проверить. Параллельно ведем разработку ранее судимых за изнасилование, а также с психическими отклонениями в половой сфере. Валь, это – за тобой. Прошу без комментариев. Да, опять проверяем психов. Выясняем кто где был 10 марта. Если нет алиби и группа крови совпадает, – то сразу сюда под белые рученьки… Работа огромная. Версий много, но ни одной нет надежной. Подключите агентуру – может, кто что знает. Задача ясна? Любую новую информацию сразу мне на стол!

 

Глава 35

Андрей набрал в грудь побольше воздуха и позвонил в дверь. Ему открыли, – на пороге стояла жена в цветном хлопковом халате до колен и с полотенцем на голове. Она сухо обронила:

– Проходи на кухню. Я сейчас.

Сидоренко уселся на табурет и поймал себя на той мысли, что Вера ему дорога гораздо больше, чем он хотел бы думать. Этот знакомый до боли халатик, ложбинка на шее, родинка на пальце… В груди защемило. Жена вскоре появилась на пороге кухни, тряхнула мокрыми кудрями и спросила:

– Чего хотел то?

– Может, хоть чаю предложишь?

– Чаю? Чтож… можно и чаю… 

Чайник на плите зашумел, а Вера плюхнулась обратно на табурет, подперла щеку рукой:

– Ну, так чего? Зачем в гости напросился?

– Ты химию что-ли сделала? Тебе идет… А мелкие где?

– В школе. Где ж еще им быть?

Сидоренко издал неуверенное «гм» и начал:

– Вер, ну че ты… Че ты обиделась то? Ну с кем не бывает… А ты сразу шмотки, детей забрала. Родителей против меня настроила. Зачем? Плохо мы с тобой жили что ли? А вчера повестка в суд пришла. Ты что, на развод подала?

– Подала. А ты чего ждал? Цветов?

– Ну ладно тебе… Чего ты злишься то? Зачем мне еще нервы мотать? Ты же прекрасно знаешь, что я и так на работе устаю, как собака…

– А то ты не знаешь зачем? Скажи спасибо, что вообще в дом пустила. Если бы не дети… «Родителей я настроила!» Ты с больной головы на здоровую то не сваливай. Ты их своим поступком против себя сам настроил. Мужику пятый десяток, а все вину сваливает на кого-то другого…

– Вер, ну какой мой поступок? Какой? Я ничего такого не сделал… Ну, пьяный был. Дурак… Работа собачья…

Жена, не выдержав, вскочила со стула и в сердцах выплеснула все, что накопилось:

– Ты не охренел? Я бы на тебя посмотрела, если бы ты вернулся с работы и увидел, как я в нашей постели с другим мужиком кувыркаюсь! Мол, у меня тоже работа собачья! Очень хочется посмотреть на твою рожу! Чтоб тебе было так же больно как мне тогда! Сука! Ненавижу! Насрал мне полные ладоши! Сам обосрался передо мной, перед детьми, перед родителями! И вместо того, чтобы исправить ситуацию сразу, что-то сделать, ждал еще три месяца, чтобы мне позвонить. Да ты бы еще год просидел на жопе ровно, если бы не повестка!

Понурая голова полковника склонялась все ниже. Он молча слушал жену, которая кипятилась все сильнее.

– Рассчитывал, что ты меня так унизил, так обидел, а я еще сама к тебе приползу? Эгоист! «Настоящий мужик»! Ты – трус! Который до сих пор не умеет за свои поступки нести ответственность, исправлять ошибки и ценить то, что имеет! Зачем я, дура, тебя вообще впустила?! Слушать этот детский лепет?! Вали отсюда!!! – она схватила мужа за ворот и пихнула в сторону двери. – Надо было сразу же с тобой развестись и получать по почте алименты! А с детьми сам договаривайся, когда видеться будете – они уже не маленькие. Только сюда больше – ни ногой!!

– Вер, ну прости! – рвался полковник, понимая, другого шанса может и не быть. - Я дурак был, ничего тогда не соображал…

– Ты до сих пор ни хрена не понял! Адьос амигос!

Сумка вылетела на лестничную клетку, следом выпихнули Андрея. Дверь с грохотом захлопнулась.

На следующий день Сидоренко набрал рабочий номер жены. Узнав его голос, Вера тут же повесила трубку.

 

Глава 36

Опрос агентуры ничего не дал. Сыщики шелестели списками и сверяли, выясняли, сравнивали…На каждой станции было выставлено наблюдение и вскоре появились первые «ласточки»; подозрительные лица задерживались и препровождались в участок, затем тщательно проверялись.

Сидоренко выезжал на все убийства без исключения, хотя они и не походили на дело рук маньяка. Лично разговаривал с родителями, родственниками и друзьями ранее убитых, пытаясь понять, нет ли между преступлениями связи, возможно жертва была хорошо знакома с убийцей.

Первой была убита Ольга Суслова. Андрей Львович анализировал по обычной методике: где была жертва в последнее время, кто ее видел, какие у преступника возможные пути отхода. Ольга проживала в области, имела дочь восьми лет и занималась проституцией. Девочка рассказала, что мать могла не возвращаться домой по нескольку дней. Бывало, приводила в дом мужчин. Каждый раз новых. В субботу около 14 часов мать, как обычно, вышла «на заработки» и пропала. Заявление в милицию поступило в четверг, – его подала соседка Сусловой, когда маленькая дочь забила тревогу. Но внимания на этот факт по понятным причинам никто не обратил. Полковник снова двинулся к месту убийства, – к станции Сенцово. По показаниям очевидцев Ольга какое-то время провела на вокзале, затем ее видели в местной забегаловке с двумя неизвестными, с которыми та выпивала и болтала не менее двух часов. Один из очевидцев вспомнил, что та с неизвестными рассталась и вышла из закусочной одна. Скорее всего, направилась в сторону железнодорожной станции. Здесь след терялся. Сидоренко знал, что возле места обнаружения тела следов автомобиля не обнаружено. Костолевский прав, – преступник передвигался скорее всего поездом. Значит, встреча все же произошла на станции. Он «проточковал» путь следования преступника и Сусловой до места убийства.

На черепе погибшей аутопсия обнаружила следы двух сильных ударов тяжелым предметом, затем преступник пустил в ход нож. Сравнительный анализ показал сходство характеристик орудий травмы во всех случаях. Очевидно, что преступник наносил ранения одним и тем же инструментом. Вот, бы найти тот нож! Улика так улика…

Андрей Львович снова направил группу на поиски. Нож полковник не нашел, но обнаружил камень со следами крови и прилипшим светлым волосом. Очевидно, это и был тот самый «тяжелый предмет», которым наносились первые несколько ударов. После экспертизы у него будет примерный рост преступника.

Очевидно также было, что после семяизвержения мужчина потерял к телу Ольги всякий интерес и покинул место преступления. Потом каким-то образом избавился от улик, возможно, переоделся. В луже смыл кровь. Выходя из лесополосы, он неминуемо должен был пересечь тропу, затем автодорогу и двинуться обратно на вокзал или поймать попутку. Немного подумав, полковник распорядился провести розыскные мероприятия. Для опроса жителей каждого из домов в окрестностях Сенцово направились сотрудники милиции. Кроме того, ГАИ было ориентировано на выявление автотранспорта, водители которого потенциально могли оказаться свидетелями преступления. Всех предстояло опросить…

 

Глава 37

«Исходя из материалов предоставленных уголовных дел явно следует, что преступления совершены по сексуальным мотивам», – жадно начала читать Кира, – «Все убийства носят однотипный характер. Они совершались неизвестным мужчиной (ами) в уединенном месте и имеют очевидную сексуальную подоплеку. Во всех случаях преступник обнажал жертву и наносил ей множественные колото-резаные ранения, в том числе в область наружных или внутренних половых органов. Во всех случаях не отмечалось явных корыстных намерений преступника. В двух случаях из семи с жертвами был совершен законченный половой акт, о чем свидетельствуют данные экспертизы. Факт изнасилования говорит о наличии у преступника эрекции и способности к эякуляции. В деле с Лебедевой К. и Лукашенко Д.судебно – медицинская экспертиза следов насилия не обнаружила, но тем не менее на теле жертвобнаружены следы спермы. Что говорит о том, что семяизвержение у преступника произошло. Возможно, что сексуальному насилию или имитации полового акта подверглись все найденные жертвы. Отсутствие следов выделений у остальных жертв говорит о том, что преступник был, на мой взгляд, не всегда был способен провести полноценный половой акт или его кто-то спугнул. Учитывая, удаленность места преступления от мест скоплений народа, я придерживаюсь все же первой версии. А именно, что преступник обладает в той или иной мере половой дисфункцией…»

В кабинет зашел Костолевский и, увидев возбужденное лицо Красновой, догадался о причине.

– Заключение Кравченко?

– Да!

Девушка стала читать дальше.

«…Возможно, обращался в связи с этим в клиники, но ему отказали или не смогли помочь. Кроме того, проникновение в жертву ножом носило вращательный характер, имитируя половой акт, что также подтверждает мою версию о половой дисфункции…

Психопатический склад… Выколотые глаза жертв указывают на явную патологию…» Глаза девушки быстро пробежались по ряду непонятных формулировок и зацепились за более понятную фразу, – «Убийца – мужчина предположительно возраста от 30 до 50 лет. Высокого роста, приятной наружности. Робок, неприметен, малообщителен, но дружелюбен. Интеллигентен. Образован. Осторожен. Его внешность и поведение вызывают у окружающих чувство доверия…»

 – Есть что полезное для нас? – не выдержал Виктор. – Не томи!

Девушка кивнула и снова углубилась в чтение.

«…Обращает на себя внимание количество ранений. Убийца наносит многочисленные удары жертве, смерть которой уже наступила. Следовательно, целью убийства не является единственно сексуальный интерес к жертве, но и выплеск агрессии. Очевидно, в жизни убийца выпустить агрессию не может или не умеет… Нет навыков самозащиты… В детском и подростковом возрасте был объектом насилия со стороны сверстников, хотя возможно физически сильнее тех, кто его обижал… Комплекс неполноценности с годами только усиливался… Половая конституция слабая… Астеническое телосложение… Затруднения в общении с женщинами еще более усиливают комплекс неполноценности… Скорее всего, имеет семью и детей, но женился достаточно поздно…

Хочу подчеркнуть, что количество повреждений на теле каждой следующей жертвы с каждым разом увеличивается, что, на мой взгляд, с высокой долей вероятности позволяет предположить, что убийства продолжатся.

Также обращает на себя внимание разнополый список жертв. Я не сторонник той теории, выдвинутой западными коллегами, что серийный убийца обязательно пол жертв выбирает. Возможно, преступника унижали как мальчики, так и девочки. Допускаю слабую склонность к гомосексуализму, не осознаваемую самим убийцей. При регулярном подавлении в ребенке мужественности родителями такое часто случается…»

Кира сняла себе ксерокопию с заключения и положила документ на стол Виктору. Тот тщательно прочитал заключение Кравченко раз, другой и, наконец, выдал:

– Что ж, у доблестной милиции, пожалуй, работы прибавится. Нужно будет еще одну версию проверить. Давай ка этого Кравченко пришвартуем на все время расследования к нам. Но сначала сделаем запрос.

…

«Главному врачу областного кожно-венерологического диспансера

Осиповой В.Л.

Следственной группой Прокуратуры РФ расследуется дело по факту совершения на территории Липецкой области ряда убийств по сексуальным мотивам. Преступник до настоящего времени не установлен.

В связи с возникшей необходимостью при расследовании настоящего дела прошу Вас в кратчайший срок представить списки лиц мужского пола, проживающих на обслуживаемой территории (с указанием Ф. И. О., года рождения, места жительства, диагноза), обращавшихся к врачам-специалистам в период с 01.01.91 г. по 30.04.93г. по поводу нарушения деятельности предстательной железы, с жалобами на отсутствие влечения к женщинам, неспособность к совершению нормального полового акта. Следователь следственной группы Прокуратуры РФ, прокурор-криминалист В.С.Костолевский».

 

Глава 38

Школа №12 представляла собой небольшое двухэтажное здание. На территории были разбиты цветники, клумбы, слышался звон мяча. Краснова прошла внутрь, поднялась по ступенькам наверх и очутилась вскоре в учительской. Классного руководителя Димы Лукашенко, ученика 5 «Б» класса, пришлось дожидаться, так как та была еще на уроке. Вскоре прозвучал звонок на перемену, и Кира вместе с невысокой приятной женщиной прошла в свободный кабинет.

– Анна Александровна, если не ошибаюсь? – уточнила она. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов о вашем бывшем ученике.

– Сюда уже приходили сотрудники милиции, спрашивали, – всхлипнула та и потянулась за платком. – Но если еще раз нужно, то пожалуйста…

– Как вы его можете охарактеризовать? Как он учился, чем занимался, что любил? Посещал, может какие-нибудь кружки?

– Нет, ни про какие кружки не слышала. Да и денег на секции скорее всего в семье не было. Больше бегал с мальчишками по дворам после учебы, играл, иногда катался на трамваях. Ну, знаете, сзади прицепятся гурьбой и давай… За это ругали, конечно. Жаловались матери. Что касается учебы – учился хорошо, прилежно. Все уроки делал вовремя. Иногда дрался с Кулаковым, – это его сосед по парте. Ведь мальчишки… сами понимаете… Ничего особенного про него сказать не могу, – нормальный здоровый ребенок был. Правда, без отца рос. Но кого сейчас этим удивишь?

– Да, я в курсе. Пыталась поговорить с его матерью, но та абсолютно в неадекватном состоянии, к сожалению. Какую-либо информацию получить не удалось.

– Да-да. Слышала… Бедная женщина! Единственный сын. Такая жуткая смерть! Говорят, ее сейчас и с работы попросили. С тех пор как ребенок пропал, она все ходила его искала, на работе не появлялась. А после того, как Диму схоронила, так вообще умом тронулась. Кому нужны такие сотрудники? Такое чувство, что у людей совсем сердца нет. Как так можно?

– Скажите, а вы не знаете, по какой причине мальчик мог оказаться на вокзале? Что его туда могло привести? Может, он воровал или попрошайничал?

– Нет, что вы! О таком даже не слышала. Кто-нибудь из мальчишек непременно разболтал бы. Да и мать ему денег давала на бутерброды, на чай. Всегда был сыт, нормально одет – обут.

– Я могу поговорить с кем – либо из одноклассников? С кем он дружил?

– Да. Сейчас Игоря Кулакова и приглашу. Они не разлей вода были. Только хочу предупредить, что ребята в школе не знают как именно погиб Дима…

– Я понимаю, – откликнулась Кира.

Учительница вышла, а девушка, кусая губу, подошла к окну. Если и здесь она не сумеет ничего нарыть…

– Я ничего не знаю, – еще на пороге огорошил ее Кулаков и замолчал. Кира подошла ближе и присела перед ним на корточки.

– Ты меня не бойся, дружок. Я не кусаюсь. Я лишь хочу поболтать с друзьями Димы. Ты ведь его друг?

– Друг, – кивнул Игорь. – Еще Диман дружил с Петькой Денисовым. Но он тоже ничего не знает. Его уже спрашивали.

– Милиция? Но я ведь не милиция… Он здесь? Можешь его позвать? Пожалуйста…

Мальчик исчез за дверью и вскоре вернулся напару с таким же белобрысым и веснушчатым учеником. На их лицах без труда читался испуг и растерянность. Кира взглянула на мальчишек, затем в окно. Заметила как ни в чем ни бывало.

– Красивый у вас сад. Только баскетбольной площадки жалко нет...

– Как нет? Есть! Только она с другой стороны, – пояснил Петька.

– А Дима любил играть мячом? Да? Я тоже. Я маленькая классно играла. Могла любого старшеклассника обыграть…

Мальчишки недоверчиво переглянулись, ухмыльнулись.

– Не верите? Думаете, слабо? Пойдемте, сыграем… Мяч то у вас хоть найдется?

В кабинете раздались громкие смешки, и троица поспешила на улицу. Попросив мяч у одного из старшеклассников, девушка отошла от них подальше и сделала бросок. К счастью, тот оказался удачным.

– Блин! Здорово! Теперь я! – подскочил Игорь. Он отошел на несколько шагов дальше, чем Кира и метнул мяч в сетку. Мяч ударился о кольцо, но все же влетел куда нужно.

Девушка захлопала в ладоши. Следующие овации предназначались Петьке, который в нетерпении ждал своей очереди. Следующий мяч Киры вновь влетел в сетку.

– А Диман не хуже умел, – сокрушенно заметил Игорь.

– Он вроде не ходил ни в какие секции, – искренне удивилась Кира. – Мне ваша училка сказала…

– Точно, не ходил. Он с нами тут всеми вечерами пропадал. И в тот раз мы тоже договаривались тут встретиться, только он не пришел… Мы его ждали-ждали. Потом уж узнали, что он пропал. Думали сначала, что заболел…Потом уж Санька Кулагин рассказывал…

Кира вся превратилась в слух.

– …что не болел он. С каким-то дядькой его на улице видел. Подумал, что – отец. К нему иногда отец приезжает...

– И как найти этого вашего Саньку?

– Он со мной на одной улице живет, только на другой стороне, – пояснил Игорь. 

– А ты в каком доме живешь?

– Вон в том! – мальчик махнул рукой в сторону частного сектора. 

 

Глава 39

В первые две недели июня, учитывая полученные в результате оперативно – розыскных и следственных действий данные, в том числе фоторобот подозреваемого, был скорректирован ход работы всех органов внутренних дел. Дополнительно пересмотрели и укрепили состав оперативно-розыскных групп, усилили систему контроля. В целях выявления лиц, проявляющих нездоровый интерес к детям, организовали мероприятия личного сыска на вокзалах, у залов игровых автоматов, возле кинотеатров и парков. При этом обращалось первоочередное внимание на одиноких мужчин в возрасте 40-45 лет, роста около 180 см, худощавых шатенов и, по словам свидетеля Чернова Александра, – «какого-то пришибленного». Установили 117сотрудников железной дороги, подходящих под описание, в отношении каждого из них проводилась оперативная проверка. Оперативная проверка производилась так же в отношении установленного круга лиц, обращавшихся в лечебные учреждения с проблемами сексуального характера. 

Для предупреждения новых преступлений пересмотрели дислокацию нарядов по физическому прикрытию мест наиболее вероятного появления преступника: школы, расположенные вблизи вокзалов, спортивные площадки, сам вокзал, платформы. А также частный сектор, в котором подозреваемый был замечен и прилегающие к сектору улицы. Силами прикомандированных оперативных сотрудников начались проводиться подворные обходы данных участков. Обходами должны были охватиться более трехсот частных домов и около двух тысяч квартир. Гражданам показывались фотографии мальчика, снимки его одежды, фоторобот подозреваемого. Фоторобот также расклеили на всех станциях вдоль ветки «Елец – Жердевка». Всеми отделами милиции г. Липецка началось прочесывание километров лесополос вдоль каждой из станций, чтобы найти возможные тела очередных жертв убийцы или улик.

Опасаясь, что добросовестность выполнения плана мероприятий вскоре сойдет на нет, Виктор Костолевский из города не выезжал, держал всех в напряжении и ждал новостей…

 

Глава 40

Пара спустилась по лесенке вниз, пересекла железнодорожные пути и направилась к лесному массиву. Мальчик оглянулся, случайно заметил удивленный взгляд дворничихи, устремленный прямо на него. Что-то глубинное внутри заныло, застонало, говоря, что лучше вернуться домой пока не поздно, отказаться. Или вообще убежать. Он нерешительно спросил:

– Это ведь недалеко?

– Не переживай! – весело донеслось в ответ. – Собака не могла далеко убежать. Видели, как она вон в ту сторону побежала. Успеешь домой вовремя, и мать даже не хватится.

Мальчик понимающе кивнул и успокоился, слушая, как шишки весело хрустят под ногами. Через некоторое время на его лице вновь отразилось беспокойство. Он несколько раз оглянулся назад, – они уже довольно далеко ушли. Мужчина робко улыбнулся, протянул ему руку. Для пущей убедительности громко посвистел, приманивая пса.

Они прошли еще метров сто. Здесь мужчина остановился, хищно глянул на ребенка, – сил ждать больше не было. Отбросив рюкзак в сторону, он метнулся к нему. Мальчик оторопел. Сознание отмечало, что его повалили на землю, перевернули на спину. Зачем-то мужчина сел на него сверху и стал стягивать джинсы, щупать зад. До конца еще не веря в происходящее, мальчик жалобно простонал:

– Дяденька, не надо…

– Молчи, зайка…

Над ухом раздавалось тяжелое сопение. Мужчина суетливо расстегнул брюки. Что-то сильно ударило сзади. Раздался визг боли, который откликнулся от напряженного воздуха, от молчаливых свидетелей – деревьев.

– Тихо!! Потерпи!!!

Белобрысая голова запачкалась грязью. Голубые глаза испуганно взирали на полуголого мужчину, – его длинные жилистые ноги, спущенные штаны, кусты волос между ног и болтающийся из стороны в сторону мужской орган. Мужчина наклонился к рюкзаку. Оттуда достал веревку, складной нож. Увидев нож, мальчик закричал что есть мочи, но из горла лишь раздался совсем тихий, почти девчоночий вскрик…

Холод на улице стоял собачий. Кира с Виктором быстро нырнули в машину, за несколько минут домчались до станции и стали искать место убийства. Вскоре показалась милицейская машина, люди. Краснова застегнула наглухо пальто, достала из сумочки диктофон и следом за шефом устремилась в лес. Следователь следственной группы неприятно скривился – грибники в резиновых сапогах топтались по возможным уликам, но Сидоренко, который подъехал практически одновременно, его опередил:

– Отойдите! Я прошу всех немедленно отойти в сторону! – скомандовал Андрей Львович.

– Вы свою работу сделали, – добавил Виктор. – Спасибо. Позвольте нам делать свою...

Кира взглянула на лежащее в кустах тело и резко побледнела. Затем усилием взяла себя в руки. Включила диктофон. Тихо стала наговаривать:

«Мальчик. Возраст около десяти лет. Волосы светлые. Глаза голубые. Тело найдено в полутора километрах от железнодорожной станции «Липецк» в лесополосе. В момент обнаружения тело мальчика находилось на земле, повернутым на левый бок. Руки и лодыжки связаны бельевой веревкой. У мальчика вскрыта брюшная полость, видны многочисленные ранения острым предметом в области груди, шеи и паха. Половые органы отрезаны и лежат справа от тела. Смерть насильственная… – голос Киры дрогнул. Выждав паузу, глядя при этом куда-то в сторону, она сделала несколько шагов и стала тихо описывать дальше:

«Характер и количество повреждений указывают на то, что это преступление совершено одним и тем же серийным убийцей. Одежда, вещи, как и в предыдущих случаях отсутствуют. Обилие крови под телом говорит о том, что ранения наносились здесь и что место обнаружения тела является местом убийства…»

Суд – мед эксперт кивком подтвердила слова Киры. Виктор же спросил у специалиста:

– Вы сейчас можете назвать время смерти?

– Смерть наступила не более семи дней назад. Получается, первого или второго сентября. Более точно покажет вскрытие…

Кира продолжала:

«Земля под ногтями и следы крови указывают на то, что мальчик был ранен, но пытался ползти. Очевидно, преступник убил его не сразу. Убийца явно хорошо ориентируется в лесу. Скорее всего, вырос в данной местности или долгое время жил…» 

Через полчаса они мчались по пустынному шоссе. Костолевский пробормотал:

– Наш Потрошитель не теряется. Он не мог не понимать, чем рискует; везде выставлены посты, висит фоторобот. По идее, должен был лечь на дно. Честно говоря, я этого опасался…

Кира с ошарашенным видом молча перебрала фотографии. На лице ее спутника промелькнуло сочувствие и искренняя жалость к своей подопечной. Виктор прижал одной рукой девушку к себе, а та мгновенно разразилась фонтаном слез.

– Я больше так не могу, Вить, – всхлипывала она. – Все в пустую! Ходит мразь по земле и режет детей прямо у нас под носом! И нечего сделать не можем…

– Успокойся, милая. Ты просто устала и расстроена. Будем двигаться дальше. Мы уже многое знаем. И не забывай, что поймать убийцу – только полдела. Не менее проблематично его посадить. Мне еще этот «орешек» колоть надо будет. А для этого нужны веские доказательства. Улики. Мотив. Мнение профессора у нас есть, но одного этого мало. Я сейчас собираюсь еще нанести визит в Плеханово. А завтра уеду в Москву на неделю, может, больше; срочно на ковер вызывают. Как всегда, верхи давят, низы ропщут. Ты у меня единственная отдушина…

– Ты меня оставишь здесь одну?

– Не думаю, что за это время еще что-либо подобное случится…

- А зачем в Плеханово? В психоневрологическую? Я с тобой!

– Тогда приведи себя в порядок! Слушай, нельзя так близко все принимать к сердцу. В нашей работе нужно уметь расходоваться. На! – он протянул ей носовой платок и улыбнулся. – Вечно ты без самого необходимого…

 

Глава 41

Артур Гельд создал областную психоневрологическую больницу в селе Плеханово практически с нуля. Под лечебницу были выделены помещения зооветеринарного техникума с большим земельным участком. Сохранившиеся здания использовали под лечебные корпуса, затем на территории больницы появились аптека, лаборатории, жилые дома для сотрудников. Были простроены клуб, библиотека, возводились фонтаны, закладывались парки и сады. Была проложена долгожданная дорога к больнице, которая скоро уже больше напоминала хороший санаторий.

«Ауди» притормозила возле красивой ограды. Кира выбралась наружу, вздохнула в грудь побольше свежего воздуха, и огонь васильковых глаз упал на ухоженные широкие дорожки, статуи, экзотические деревья. « Ничего себе!» – в изумлении протянула она. – «Тут бы жить, да жить…»

Они прошли внутрь здания, поднялись на второй этаж и присели на широкий диван в ожидании главного врача. Вскоре перед ними появился мужчина в белом халате лет пятидесяти на вид. На его лице при виде приезжих показалась улыбка, полная дружелюбия, а голос зазвучал мягко, успокаивающе. Неожиданно Кира почувствовала себя маленькой девочкой в надежных материнских руках.

– Добрый день. Как добрались, милейшие? Хорошо? Вот и славненько…Чем могу быть полезен? Хотя мы уже предоставляли всю затребованную органами информацию…Но я искренне готов еще раз все обсудить, если есть такая необходимость...

– Я думала, у вас здесь решетки на окнах, высокий забор с колючей проволокой и все такое… – не удержалась девушка.

Костолевский с легкой укоризной посмотрел на нее и тут же бросил изучающий взгляд на врача.

– Нам это ни к чему, – пояснил тот. – Есть, конечно, отделения принудительного лечения – там более строгие условия. Но большая часть пациентов не опасна; они страдают в основном депрессиями, неврозами. Мы считаем, что пациент должен жить в обычных, приближенных к домашним условиях. Конечная цель нашего лечения — возвращение человека в общество, в нормальную здоровую жизнь… Так что вы хотели?

– У нас есть к вам ряд вопросов,– пояснил Костолевский. -Мы ведем следствие по делу о серийных убийствах в Липецкой области…

– Наслышан – наслышан, – кивнул главврач.– Милиция не единожды нас навещала, шерстила списки. Некоторых даже задержала по подозрению в совершении данных преступлений... Если не против, то пройдемте в более удобное для беседы место …

Они плавно переместились в небольшой кабинет, расселись. Кира достала из сумки папку с документами, протянула врачу.

– Что вы об этом можете сказать?

Тот внимательно вгляделся в снимки с места преступлений.

– Кто-либо из пациентов вашей клиники мог такое совершить? Как вы полагаете? – осторожно спросил Виктор.

Прежде чем ответить, главврач поправил на голове шапку и с легким выдохом произнес:

– К сожалению, милейший, не могу вас ничем порадовать. В клинике диагностируются и проходят реабилитацию более тысячи душевнобольных. Определить из них кого-то одного или нескольких, извините, не в состоянии…

– Но вы ведь не каждый день такое видите, правда? – настаивала девушка. – У вас ведь уже есть какое-то представление о том, кто такое мог совершить. Если не конкретно, то хотя бы какие-то основные черты… 

Врач поймал на себе ее испытывающий взгляд и, чуть помедлив, произнес:

– Очевидно, что убийца выбирает себе жертв слабее его и морально и физически.

– Почему?

– Ему необходимо превосходство, чтобы чувствовать себя в безопасности, «на коне». Получается, в его обычной жизни все наоборот. Очень закомплексованная личность, садист. У такого сорта людей отсутствует чувство сострадания, сопереживания. 

– А вы можете сказать, что именно толкает его совершать подобное? – допытывалась Кира.

– Представьте себе следующую ситуацию; человек, который считает себя ничтожеством, в один прекрасный момент получает доступ к власти над другим человеком и тут же превращается из ничтожества в короля, чуть ли не Бога… Для него это как отдушина. Естественно, нормальному, уважающему себя человеку в этом нет необходимости…

Костолевский переглянулся с Кирой и опередил ее вопросом:

– Вы ведь хорошо разбираетесь в причинах садизма. Изучаете каждый день истории болезней, лечите людей, способных на такого рода преступления…Как вы полагаете, откуда они берутся?

– Из такого ада, милейший, что злейшему врагу не пожелаешь. Или вы полагаете, их аист приносит? Если поковыряетесь в прошлом вашего неуловимого, в его детстве, то найдете немало тому подтверждений, – я уверен.

Главврач опустил голову, рассматривая цветы на подсыхающем после уборки линолеуме, и с грустью повторил:

– Я уверен… Знаете, кто мои пациенты? У одного мать – наркоманка, насиловала сына на протяжении нескольких лет. Другого били регулярно головой о батарею за то, что у него косоглазие. Причем не врожденное, а приобретенное. Били об пол, чтобы заснул быстрее. Потом его… Впрочем, лучше вам не знать. И чего от него после этого ждать? Неужели он проявит себя как полноценная личность?

Костолевский решительно возразил:

– Подождите! Но человек же вырастает… Своя голова на плечах появляется и ответственность за свои действия… 

– Ответственность уголовная – да. Если признают вменяемым. Но насчет всего остального… Поверьте мне как специалисту, милейший, – годы ломки потом требуют годы лечения. Годы! И положительный результат не всегда гарантирован. А чему вы удивляетесь? – раздраженно спросил врач, поймав реакцию Киры. - Как будто можно длительное время разрушать, а потом щелкнуть пальцами или выдать паспорт и все вмиг поменяется. Такого не бывает! Дети – наше зеркало. Иногда в это зеркало смотреться очень и очень неприятно. Я убежден, что ответственность как раз на обществе, на каждом из нас вот за такое, – главврач жестом показал на фотографии. – Если жестокость в семье и в обществе норма, то она становится нормой и для детей. И потом, норма всегда работает как маятник, – как с тобой, так и ты.

– Как-то очень упрощенно, – не выдержала Кира. 

– Конечно, сначала вы сопротивляетесь, убегаете от того, что вам неприятно, – согласился мужчина. – Но потом заставляете себя привыкнуть или вас заставляют. Психика человека устроена так, что принимает за норму самые противные человеческой природе вещи, если человек по каким-то причинам попал в негативную среду.

– Почему?

– Чтобы просто не сойти с ума. Это происходит бессознательно, как защитный механизм. Ребенку вообще свойственно впитывать все из окружающего мира, словно губке. Он не разбирает – просто впитывает. Потом, конечно, ребенок вырастает, адаптируется к требованиям общества. Но это внешне. Внутри же все остается как есть, как туда заложили родители, школа и никуда от этого не деться. И более того, – главврач настойчиво постучал по столу, – Его тянет к его норме! Опять же, – почему? А все потому, что только в ней, именно при тех условиях, он чувствует себя на своем месте. Его тянет одеть уже ношенные и растоптанные ботинки, какие бы безобразные они не были… Привести внутреннее с внешним в соответствие… Понимаете?

– Хмм… – промычал Костолевский, разглядывая свои ботинки. Получается, виновато общество, потому что вовремя не защитило?

– С другой стороны, работает маятник и кроме необходимости быть привычно униженным, возникает необходимость унижать самому. Восстановить баланс. Унизить другого ровно настолько, насколько унизили его и даже больше. Понимаете? Это как петля бесконечности…

Беседу прервала медсестра,– она извинилась и что-то шепнула доктору на ухо. Тот кивнул. Затем добавил:

– Не все так просто, милейший, к сожалению. Если бы все было так просто…

– Ваш голос за убийцу? Я права? – раздался удивленный возглас Киры.

– Нет, вы не правы. Мой голос за ребенка. И потом, моя задача не оправдывать или судить, а разобраться в причинах. Попытаться помочь людям, которые были лишены этой помощи вовремя. Особенно от тех людей, которые должны были любить их больше всего на свете и защищать, – от родителей. – Он кивнул в сторону фотографий и спросил: – А вы представляете, девушка, через что пришлось пройти человеку, чтобы докатиться вот до такого?

– То есть пусть ходит и режет? А мы ему поможем потом?

– Я такого не сказал. Преступник однозначно должен быть изолирован от общества и чем раньше, тем лучше для всех. Знаете, милейшая, это вы довольно однобоко смотрите на вещи… Знаете, сколько людей возвращаются ненормальными с войны, плена, мест заключения? И куда их потом девать от греха подальше? Всех в тюрьму, а лучше к стенке? Заметьте, они стали такими не за двадцать лет, а за гораздо более короткий срок. Дети ломаются легко, по большей части даже не пытаются сопротивляться – они любят своих родителей, верят им. – Сказав это, врач поднялся со стула и жестом пригласил следователей к выходу.

– Еще одно, – тихо проговорил Костолевский. – В двух случаях тела жертв были подвешены за ноги к дереву. Вы можете это объяснить?

– Не знаю… Сложно сказать. Возможно, ему так практически удобнее совершать действия над телом. Или ассоциация.

– Ассоциация?!

– Ну, может, фильм какой посмотрел, где супер герой подвешивает врага за ноги и это бессознательно отложилось как аксиома успеха. Извините, меня ждут пациенты. Желаю удачи!

Машина мчалась по дороге обратно. Виктор с нежностью провез ладонью по руке Киры. Та хихикнула, скосив глаза в сторону водителя.

– «Милейший!» Представляешь, если бы у нас в отделе были бы подобные должности?

Виктор не отреагировал, продолжая задумчиво смотреть вперед. Затем открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но передумал.

Впереди блеснул купол Никольской церкви, – из нее вышла толпа нарядно одетых людей, – очевидно после обряда венчания. Вскоре на улице появились и новобрачные. Костолевский смущенно посмотрел на Киру, которая в это время рассматривала фотографии. Девушка перевела взгляд с фотографий на крест купола и попросила:

– Останови здесь! Я быстро...

Удивленный шеф сбросил газ, съехал на обочину, а Кира проскользнула в церковь. Там она купила свечу и шепотом спросила у одной из старушек:

– Где здесь ставят на удачу?

– Николаю – чудотворцу, – послышалось в ответ. – Вон та икона. И к мощам приложись, не забудь.

Кира поблагодарила и направилась к лику святого. Им всем сейчас нужно чудо.

 

Глава 42

Тяжелый взгляд полковника был направлен куда-то в сторону. Сидоренко дал возможность обсудить подчиненным за столом его кабинета все новости от любовниц до покупок нижнего белья. Кроме того, спокойно выслушал, как в очередной раз поспорили Валя с Сергеем, чему последние немало удивились. Чтобы всегда вспыльчивый и горячий на расправу шеф молча терпел? Действительно, в его жизни что-то происходит что-то необычное… Впрочем, вскоре разговоры вновь вернулись к работе, а именно к действиям сотрудников прокуратуры.

– Чем они вообще занимаются? – возмущалась в настоящий момент Валя. – Нам втык дают. За что, скажите? Мне просто интересно. Мои ребята пахали и пашут как проклятые. Сама практически здесь живу, – дома уж забыли, как выгляжу. А зарплата у нас не сравнится с ихней. А сама прокуратура где? Где их работа? Эта москвичка бегает все по психиатрам. Зачем? Я вчера передачу смотрела, что ген убийства у человека с рождения. Что какие-то исследования могут только генетики проводить. Чем работа прокуратуры делу помогла? Чем? Им звездочки, а нам…

– Если раскроем дело, тебе тоже звездочку дадут, – буркнул Сидоренко. Но перевести разговор на более спокойный лад не удалось.

– Мне?!!! Причем тут я?!!! У нас блага получают дядьки из главка, о которых мы и не слышали, но которые вовремя примажутся, как только пройдет слух о том, что преступления возможно будут раскрыты. А я – так, с боку бантик. Как глодала десятый хрен… Так если не помогают, так хоть бы не хаили! А то как ловить, так нас в хвост и в гриву! А как напрячься и на каждое преступление документы собрать, – их нет. Правильно, им для премии нужно одно дело и много преступников. А нам один преступник и много дел. Как наш «Потрошитель», например. 

– Валь, – устало протянул полковник. – Ты как маленькая. Есть система. В каждой системе есть недостатки. Это, знаешь, как в браке. Сначала радуешься и используешь плюсы, потом замечаешь одни минусы и упираешься в них как баран, пока брак не распадется…

На последней фразе взгляд Андрея Львовича вновь ушел в сторону. Место оратора занял Ковалев.

– Оставь их всех в покое. У других ведомств своя голова на плечах и своя ответственность. «Втык» нам дали за «наружку» и не без оснований. Я сам вчера выезжал проверить посты. Несколько человек опять свалили домой раньше срока.

Валя изобразила гримасу, а Сидоренко вновь взял слово:

 – Предупредите всех, что я сам лично буду проверять посты. Виновных обязательно накажем. Из-за их халатности и безалаберности погиб мальчик. Как под носом у наблюдающих прошел в лесополосу убийца с мальчиком за руку и при этом остался незамеченным, – я не знаю… Из плюсов хочу отметить, что хотя убийцу мы пока не вычислили, но в ходе операции уже раскрыто более десяти преступлений, два из которых – особо тяжкие и это на нашем отделе скажется только положительно, как и на обстановке в городе в целом. Так же задержано и поставлено на учет шестнадцать человек с психическими нарушениями. Уверен, что ряд преступлений мы предотвратили, сами того не зная. Это нам всем большой плюс. Если сумеем поймать Потрошителя, то сделаем благое дело и зарегистрируем на наш отдел еще целый ряд раскрытых преступлений. Начальство на меня давит по полной. Столько людей на эту операцию задействовано, в том числе из других регионов, а результата до сих пор нет. Вернее он есть, но совсем не такой, как мы надеялись… У кого какие будут соображения?

В кабинете наступила тишина. Ковалев потянулся за очередной сигаретой и выдохнул вместе с дымом:

– Может, попробовать заманить его как тигра в клетку? Выставить приманку на ряде объектов. Установить там скрытое наблюдение. На остальных объектах наоборот, усилить видимое. Авось, и выплывет. Только нужно, чтобы наблюдение было достаточно длительным и беспрерывным.

– Согласен с тобой, – кивнул Сидоренко. – Может и выйдет толк. Хотя это опять ходить…согласовывать…людей выпрашивать… Надоело! Но меня беспокоит даже не это. У нас до сих пор нет никаких улик на него. Нет свидетелей.

– А если на живца все-таки поймаем? Так сказать возьмем с поличным? – спросил молоденький опер.

Сидоренко невесело хмыкнул, а Валентина пояснила:

– Дурья твоя башка! А что мы ему предъявим?

– Убийство…

– Какое? Мы ж не дадим ему в человека ножом тыкать. Максимум, что вменить можно будет – статью за попытку изнасилования. Отсидит пару лет и опять на свободу.

– А нож?

– А мало ли для чего у него нож? Может, для самообороны под рукой держит? И гадай потом он настоящий убийца – не он. Как ему остальные преступления то пришьешь?

– А что ему будет, если найдем доказательства?

– Скорее всего, расстрел. Хотя сидят эти смертники по своим камерам десятилетиями… Наверное, никто не хочет руки марать… Но на сегодняшний день нам точно в суд идти не с чем и не с кем.

– На сегодняшний день в суд идти не с чем, – согласился шеф.– Все. Все свободны.

Раздался шум отодвигаемых стульев, сотрудники один за другим начали расходиться. В поле зрения полковника попала высокая и крепкая фигура капитана Машкова.

– Сергей! Погоди… Возьми под свой личный контроль наблюдение за вокзалом. Ты ведь этот участок знаешь как облупленный. Давай, день – ты, день – я будем дежурить. Шансы реальные есть, что наш убийца там объявится.

 

Глава 43

На выходные Кира уехала домой к матери, – ее тихую гавань от всех тревог и печалей. Но даже здесь ей не удалось расслабиться и забыть обо всем. Кира прислонилась лбом к оконному стеклу. Внизу, в песочнице копошились дети. Мальчишки гоняли на велосипедах. Бабушки на лавочках кутались в пальто и болтали обо все на свете. А ее жизнь – сумасшедший дом; убийства, тюрьмы, камеры, жестокость…

Мысль о том, что и у них с Виктором когда-то мог быть сын, жизнь как у всех, горечью откликнулась в душе. Тогда она по его настоянию сделала аборт. После развода с женой Виктор поставил на своей личной жизни крест, а она… А она побоится неловким вопросом разрушить то светлое и нежное, что есть между ними. Что же им мешает быть вместе? Ведь он – один, она – одна. Девушка тяжело вздохнула. В конце концов, она помогает людям и потом, нет ничего интереснее, чем распутывать запутанный клубок…

Мысли перетекли на рассуждения главврача в Плеханово об унижениях детей и домашнем насилии. На слова ее недавнего подопечного Савченко о своей ненависти к отцу, как тот в детстве его методично бил с толком, с вразумлениями. Бил до тех пор, пока сын не начинал мочиться прямо в штаны. Бил, чтобы потом стыдить сына за слабость. Врач прав, – кто после этого остался бы нормальным? И кто бы мог подумать, что этот обычный с виду ребенок вырастит в человека без вредных привычек, семьянина, который при этом в свободное от работы время будет душить, а потом расчленять тела своих жертв? Жена и коллеги до сих пор верят в его невиновность. Кира не без содрогания вспомнила, как после длительных допросов Савченко не без гордости стал выдавать такие подробности, от которых волосы на голове шевелились у всех присутствующих, называя при этом себя слабохарактерным. Савченко утверждал, что в садизме есть нечто возвышенное, недоступное обычным людям. Что только там он чувствует себя самим собой. Что только так он получает сексуальное удовлетворение…

В комнату вошла мать, тоже подошла к окну. Взглянула вниз, на копошащихся детей и мотнула в их сторону головой.

– А ты мне когда таких же народишь?

– Не знаю, мам. Не спрашивай…

– Что ж не спросить то? Что у тебя с Виктором?

Кира нахмурилась и буркнула недовольно:

– Ну, не хочет он семью больше. Понимаешь? Может, боится… У него такой тяжелый развод был!

– Уж сколько лет прошло?! Пора бы уж перестать мучиться и тебя мучить… А сколько Виктору сейчас?

Дочь прищурилась, вспоминая.

– Сорок шесть. Да, точно.

– И чего ждешь? Любишь его – рожай. Сколько можно увлекаться преступниками? Пора увлечься кем-то еще…

– Ничего не буду с него спрашивать! Захочет – сам предложит!

Мать неодобрительно покачала головой и решила вскипятить чайник. В кране зашумела вода. А Кира подумала о том, сколько ее мать, врач – терапевт по специальности, за всю жизнь сделала для людей хорошего. Ей самой и не снилось… Она сама… Чтобы сделала она сама… Что-то тревожно мельтешило в сознании и никак не хотело всплывать на поверхность. Сбивало общий плавный поток. Неожиданно резко Кира обернулась и спросила:

– Мам! А чтобы ты сделала, если бы до смерти ненавидела себя? Считала себя ничтожеством хуже некуда. Ну, такая какая есть? Или тебя в этом основательно убедили?

Серые глаза внимательно уставились на дочь.

– Попыталась бы покончить с собой, наверное. Или со своим прошлым.

– Хм… Обрезала бы старые хвосты? Сбежала?

– Ну, не знаю… По разному можно. Кто-то переезжает в другое место, кто-то меняет фамилию. Кто-то стремится к славе, известности, чтобы доказать самому себе обратное, – у кого на что фантазии хватит. Некоторые даже пол меняют!

– А чтобы ты сделала, например, если бы до смерти ненавидела своего отца? Отца, который тебя всю жизнь унижал, подавлял? Ты бы тоже захотела сменить фамилию? Отмыться?

– Наверняка… Ну, и вопросики ты мне, девочка моя, задаешь!

Кира подскочила к матери, чмокнула ее в нос и понеслась в прихожую со словами:

– Мамочка! Я тебя обожаю! Ты у меня самая лучшая!

– Ты куда?!!!

– Сделаю звонок и вернусь. Ты не успеешь даже напечь и пару блинов!

Замок входной двери щелкнул, а мать с улыбкой потянулась к шкафу за мукой.

 

Глава 44

Кира сломя голову неслась к автомату. Набрала знакомый номер.

– Вить, я знаю! Мы его скоро поймаем!

Голос на другом конце выдержал паузу, затем шутливо спросил:

– Откуда такая уверенность, милая?

– Давай по порядку. Что мы про него знаем? Он местный, верно? Верно! 40-45 лет – верно? Высокий шатен. Как-то связан с переездами, согласна. Но транспортников всех проверили и безрезультатно. Думаю, он просто ездит в командировки, и мы одной облавой без свидетелей никогда его не поймаем.

– Ты же знаешь, что сейчас организуется операция по ловле «на живца»…

– Ну и что? Даже если и поймаем, – выскользнет за недостаточностью улик или просто потому что после облавы будет слишком много психов и без него. У него есть легенда, понимаешь? Настолько простая и банальная, что никто, ни ты, ни я, ни сотрудник милиции, наблюдая его поведение на вокзале, в жизни не подумаем, что этот человек и есть убийца. Если жертва соскакивает, то он вне подозрений. А если соглашается, то происходит тоже самое – жертва сама спокойно с ним идет в лес и ни у кого не возникает подозрений. А какие в лесу свидетели убийства могут быть кроме ворон?

– Ну, тогда я не понимаю причину твоей радости…

– Мы его вычислим! Он наверняка менял фамилию или были попытки суицида. А может, и то и другое. Примерные данные у нас на него есть. Нужно сделать срочный запрос в больницы на всех местных, порыться в архивах, – загсы же предоставляют в органы информацию. А потом, если кто выплывет, проверим его на работе по дням убийств – не был ли он в разъездах. Опросим близких, знакомых. Если что – выставим слежку.

– Можно попробовать…

– Только дай мне людей в помощь.

– Хорошо. Сейчас дам нужные распоряжения... Все?

Немного помолчав, Кира пробормотала:

– Не все… Ты меня любишь?

На другом конце провода также возникла пауза. Через несколько секунд Виктор тихо выдохнул:

 – Конечно, люблю… Ты – все, что у меня есть.

Кира прикрыла ладонью рот, который неожиданно скривился от душивших ее чувств. Виктор, не дождавшись ответной реплики, торопливо выдохнул:

– Конечно, сейчас может это не совсем красиво и не к месту… Но может, ты переедешь ко мне? Насовсем?

Прошло две недели. Сергей Ковалев постучал в кабинет шефа, и, не дожидаясь разрешения, вошел. Полковник по обыкновению был хмурый, словно туча. Недовольно буркнул: «Чего тебе?» и отвернулся тут же к окну.

– Есть новости… – загадочно протянул капитан и под конец, поймав на себе заинтересованный взгляд, улыбнулся.

– Какие? Не тяни…Да не выпендривайся ты!

– Я и не выпендриваюсь. Тебе хорошую или очень хорошую?

– Валяй с хорошей!

– Пришли сведения из больниц. Список, по которому работает Кира, сократился. Проклюнулось несколько подозреваемых. Прокуратура носом землю роет. Таких шустрых, как эта Краснова, я еще не видел! Считай, оперативная проверочка по месту работы и месту жительства…

– Было бы неплохо! Это было бы очень даже неплохо… А какая очень хорошая?

– Звонила твоя жена. Причем несколько раз. И грустным голосом повторила, что хочет поговорить с тобой лично…

Глаза полковника засияли, но он тут же спрятал их за нахмуренными бровями, суетливо полез зачем-то ящик стола. Напарник тактично испарился за дверь. За его спиной раздался звук набираемого номера, затем сдержанно-радостный голос Сидоренко….

– Ты чего звонила? – буркнул в трубку полковник.

– Сама не знаю, – протянула Вера и замолчала. Вздохнув, тихо проговорила, – Я тогда, думаю, переборщила. Извини.

– Принимается, – еще тише ответил полковник. – Я тоже оказался не на высоте…

– Да уж… Готова была тебя прибить! Знаешь, дети про тебя спрашивали… Когда приедешь? Они ждут…

Внутренне перекрестившись, Сидоренко быстро спросил: «А ты?» и замер.

– И я… Ты мне не чужой человек, – сам знаешь… Приедешь?

– Приеду, Вер, – уже с откровенной радостью выдохнул полковник. – Честно? У меня прям сердце на место встало…

Вера весело хмыкнула и пробормотала:

– Мы ведь успели официально развестись. Че делать то будем?

– Нашла о чем печалиться! Давай ка лучше собирай шмотки, детей и возвращайся!

Уловив последнюю фразу полковника, подслушивающий за дверью Ковалев довольно улыбнулся. Затем поспешил по ступенькам вниз, на первый этаж. Интересно, что сегодня дают в столовой? Он не отказался бы сейчас от бутерброда с сыром и чашки крепкого кофе.

 

Глава 45

– Следователь прокуратуры Краснова Кира Николаевна. Вот мое удостоверение. Можно войти?

Напротив девушки, на пороге распахнутой настежь двери, стояла белокурая женщина лет тридцати пяти и испуганно вращала белками. Кира скользнула взглядом по ее длинному, застиранному халату.

– А что случилось то? Сыновья у меня, правда, еще в школе…Появятся к трем, не раньше. Но если что-то срочное…

Кира мягко, но настойчиво проскользнула в маленькую и темную прихожую.

– А супруг? Он – дома?

– Нет. Нет его. С утра по магазинам поехал. Да что случилось то?!!!

– Ничего страшного, не волнуйтесь. Вы не против, если я его здесь подожду? Мне нужно просто задать ему пару вопросов. Давайте, пройдем на кухню… – Кира присела на облезлый табурет, прижалась спиной к старому, то и дело дребезжащему холодильнику и спросила:

– Вы здесь давно живете?

– Как поженились. Лет пятнадцать уж…

– Работаете?

– Преподавателем в музыкальной школе. В основном по вечерам.

– А кем работает муж?

– В отделе сбыта на тракторном… А что?

– Скажите, вы можете точно сказать, где был второго сентября ваш муж?

– Второго? Погодите. Первого был дома точно. Я сама его просила взять отгул. А второго… Второго в командировке был.

– Вы уверены?

– Конечно! У него и все документы есть. У них ведь на заводе с этим очень строго. Вы, что, его в чем то подозреваете? Бросьте! – хозяйка дома присела напротив девушки и с облегчением выдохнула. – Фу, ты Господи! А я то уж было напугалась... Думала, сыновья что набедокурили…Сорванцы! Всю душу из-за них изорвала! А тут… Поверьте, мой муж и мухи не обидит! Ведь такой безобидный человек... Подчас бы и надо кой-кому врезать, а он все жалеет… Переживает… Очень чувствительный он…

– Значит, мягкий по характеру? - в тон ей подпела Кира.

– Еще какой! – жена подвинулась к следователю совсем близко и с прищуром заговорщицы поделилась. – По правде говоря, я его и сама пару раз побивала, но ведь даже не замахнулся! И веником, и скалкой бывало… Вот, какой человек!

– Вы его скалкой? Хм… А дети? Сыновья поднимали на него руку?

– Было дело. Но даже пальцем не тронул. Для него дети – святое…

 

Глава 46

Железнодорожный вокзал гудел как улей. Сидоренко нервно пригладил пятерней волосы, – он уж отвык от работы наблюдателя. Андрей Львович посмотрел по сторонам, – все как обычно. Очередь возле кассы. Шум, толкотня. Опаздывающие. Объявления по радио. Шарканье ног и шум тележек. Недовольные реплики кассиров, – их холодные, прям таки рыбьи лица и бронированный взгляд резко осаждали желающих спорить и возмущаться. Несколько дремлющих на сетчатых сиденьях. У кого газета в руках, у кого пиво. Огромные клетчатые баулы в ногах. Мусор, не долетевший до бачков. Запах сигарет и туалета. Мужчина, потерявший собаку. Пьяный возле дверей. Проверка документов у залившего с утра глаза красавца. «Это пиво – стихийное бедствие какое-то!» – возмущенно подумал Сидоренко, и, повинуясь годами выработанной привычке, сложил руки за спиной. Он выбрал наблюдательный пост в углу, решив, что оттуда обзор самый лучший, одновременно он не привлекает особого внимания… Но стоять долго на одном месте было нельзя. Полковник вышел на улицу, прошелся вдоль здания вокзала. Постоял на ступеньках. Первый этаж. Продажа книг, журналов. Сувениры. Штук пять таксистов, наперебой зазывающих народ. Никого подозрительного. Буфет. Сглотнув слюну, он проскочил мимо. Второй этаж – две девушки весело болтают и поглядывают на часы. Ноги гудели, но наметанный взгляд продолжал работу. Вот старушка с сумками в руках в два раза ее больше и до кучи с огромным баулом за спиной, просит уступить ей место. Мужчина в кожаной куртке обращается к двум девушкам, спешащим в туалет. Группа кавказцев провожает плотоядным взглядом блондинку лет двадцати. Вернее ее голые коленки. Хм! Коленки недурны, – полковник вместе со всеми проводил ноги блондинки долгим взглядом. Вот дед возле окна суетится, достает что-то из чемодана. Из закромов появились сначала вареные яйца, затем белый хлеб с жареной куриной ногой. От стойкого запаха чеснока в желудке требовательно заурчало. Сидоренко взглянул на часы – придется потерпеть. Неожиданно внутри что-то екнуло, вернее, толкнуло посмотреть. Полковник милиции насторожился, провез взглядом по периметру… В зал ожидания вошел мужчина. На вид лет сорок. Может, меньше. Высокий. Брюки, серый пуховик. Выбрал сиденье рядом с молоденькой и худенькой девушкой. Смотрит под ноги, бросает иногда косой заинтересованный взгляд на девушку, пока та не видит. Впрочем, ничего необычного в том нет. Повернулся, что-то сказал. Натужно рассмеялся. Дотронулся по-свойски до ее локтя. Знакомый? Нет, потому что девушка ойкнула и ретировалась к окну. Обида разлилась по лицу ухажера, которого постигла неудача. Этот ухажер внимательно взглянул на милиционера, но тот рассеянно смотрел в сторону. Мужчина в сером кашлянул, поспешил также к окну. Послышалось ледяное: «Отвали, козел!» Хм! А девушка только на первый взгляд одни церковные псалмы петь способна… Мужчина в сером устремился к выходу.

– Секундочку, гражданин. Ваши документы.

– Что?

Видя абсолютную растерянность, Сидоренко настойчиво повторил:

– Документы предъявите, пожалуйста. Паспорт с собой?

Паспорт гражданина ничем не отличался от всех прочих. Сидоренко сравнил фото с оригиналом, проверил прописку. Женат. Дети есть. Затем сухо пробормотал: «Извините!». Козырнул. 

Горе-ухажер скрылся, а Андрей Львович вернулся на свой наблюдательный пост. Странный какой-то этот в сером! Или уж сам себе надумал… Ну, приставал к девчонке. С кем не бывает?

Из чемодана запасливого деда к тому моменту появились несколько отварных золотистых картофелин и бочковые соленые огурцы. Сидоренко резко развернулся, и поспешил вниз по лестнице.

 – Кофе с молоком, бутерброд с красной рыбой и с ветчиной еще давайте. Еще творожный сырок, – речитативом произнес он, уткнувшись в маленькое и грязное окно кафешки.

Расплатившись, полковник переместился к столику из пластмассы неподалеку. В буфет зашла женщина в фуфайке и оранжевом переднике. Сидоренко по инерции прислушался. Так же, как и он, женщина уткнулась в маленькое окно, откуда вскоре громко раздалось:

– Пирог подогреть, Серафима Федоровна?

– Да, моя. Теплое все приятнее… Как сегодня торговля то?

«Пустое!» – понял Андрей. Разговор плавно перешел с пассажиров что «как свиньи» и «никакова порядку» на расспросы милиции.

– Да, я тоже слышала, что захаживал один на прошлой неделе... Худосочный и длинный, что твоя оглобля! – определила внешний вид опера буфетчица и шлепнула от души дверцей микроволновки. 

– Не кормят их видать, и денег не платят ни хрена…

«Это точно!» – отозвалось внутри полковника. Но следующие слова Серафимы Федоровны вызвали у него полный ступор, а затем жар.

– А я – то вот видела одного подозрительного. Да-да. Что смеешься? Вроде, интеллигентный, но что-то не то… Все какую-то собаку ищет. Ходит, расспрашивает. Сколько можно ее искать то? Если и была тут, то давно уж убежала. Да мало того, – аккурат за неделю до Ларискиных родов, – начало марта получается, – с мальчонкой шел в лес. Зашли то вдвоем, а вышел один. Представляешь? И мальчонка ему все «вы» да «дяденька». Думаю, что такое? Там дальше, конечно, есть дачный поселок…

– Полковник Сидоренко! Прошу оставаться на месте!

– Че? Сдурел что ли? У меня ж работы еще…

Но след полковника уже простыл. С молниеносной быстротой тот выскочил наружу – никого. Первый этаж – нет, второй – чисто. Сердце стучало, как сумасшедшее. Андрей вытер вспотевший лоб, поправил фуражку. Спокойно! Надо еще раз все спокойно осмотреть. Полковник милиции как сквозь сито процедил второй этаж, первый. Туалеты. Киоск. Обошел здание. Куда он мог подеваться? Куда? «Господи, помоги!» – зашептал он про себя обращение к Всевышнему, что случалось с ним нечасто. Покрутил головой. Рядом с вокзалом стояло несколько обшарпанных ларьков: «Соки, воды», «Пивная», «Булочная», «У Ольги». Ноги понесли прямиком к последнему…

 – Тебе сколько лет уже?

– Семь. Восемь будет скоро.

– Вот и хорошо. Вот и замечательно. А вот таким маленьким как ты очень «Мишку на севере» любил. Хорошие конфеты, шоколадные…

– Я больше жвачку люблю!

На гладко выбритом лице мужчины появилась доброжелательная, чуть укоряющая улыбка:

 – А мама тебе не говорила, что когда взрослые угощают, то отказываться нехорошо? Ну, раз предпочитаешь жвачку...

Мальчуган доверчиво посмотрел в глаза мужчины напротив, на темно – зеленый рюкзак, в котором наверняка есть та самая жвачка… Но тут его кто-то потянул за капюшон и толкнул к выходу. Фигура в милицейской форме сурово взирала сверху вниз.

– Ну, ка живо домой к мамке! Еще раз здесь замечу…

Продавщица и покупатели уставились на них во все глаза. Мужчина затрепетал, испуганно посмотрел по сторонам. Сидоренко отметил побелевшие костяшки пальцев, – те сжимали лямки с огромной силой.

– Я только угостить… – словно шарманку, одно и то же затвердил он. - У меня сынок такого же возраста. Чуть постарше…

– Пройдемте!

Толкнув вперед обмякшего задержанного, Сидоренко уверенно повел его к вокзалу. 

Через час вся следственная группа была в сборе. Сначала были получены показания свидетельницы, опознание Смирнова прошло тут же. «Похоже, удача на этот раз нам улыбнулась», – понял Костолевский и распорядился:

– Срочно вызывайте бригаду медиков…

 

Глава 47

Ранним утром милицейский «УАЗик» остановился возле центрального входа в парк. Из него вышли люди. На плече одного из них была камера. Вокруг было ни души, если не считать нескольких прошмыгнувших сзади машин.

– Главное – не дать ему возможности покончить с собой. Следите за ним в оба глаза, – тихо скомандовал полковник. Вооруженный конвой провел мужчину в наручниках по аллее. Андрей Львович с Сергеем Ковалевым следовали сзади. Последний спросил:

– Ты в курсе, что он тут за новые сведения давал? Ну, про ту девчонку. Говорит, что это его первое убийство было. Представляешь?

– Как не слышал? Все ведомство на ушах стоит. Но думаю, дело пересматривать не станут, – замнут. Ко мне тут ход конем делали. Я дал понять, что глубже копать не собираюсь. Костолевский тоже сделал вид, что не при делах. На последнем совещании сказал, что данных для пересмотра недостаточно. Но касательно остальных убийств сделал все как следует, – надо отдать ему должное.

– Костолевский – не дурак. Того мужика то расстреляли? Силантьев – фамилия, по-моему?

– Да. По сто пятой. Отсидел до этого пять лет за попытку изнасилования. А через месяц – на тебе. Обвинение в убийстве Кати Каликиной. Но признание то он подписал, – вот в чем дело.

– Скорее всего, «наседку» в камеру подсадили. И если будет пересмотр, то автоматом ряд наших попадет под раздачу.

– Это еще надо доказать. Кстати, слышал, что смертную казнь отменить хотят?

Пропустив одинокую женщину с бидончиком в руках, группа прошла на сто метров вперед и остановилась. Камера была включена, и все стали напряженно наблюдать за тем, как подозреваемый направляется к месту убийства.

Смирнов в который раз огляделся, затем подошел к качелям. Начал рассказывать.

– Я стоял вон там, увидел мальчика здесь лет десяти. Думаю, может, не один. С матерью или с кем– то еще гуляет. Походил сначала вокруг, но никого не было. Я подошел к мальчику. Сказал, что ищу свою собаку. Спросил, не пробегала ли она тут. Он ответил, что не пробегала. Спросил, что за порода. Я назвал – овчарка.

– Внешность описать сможете? Во что тот был одет?

– Красный свитер с рисунком, штаны серые, кеды. Кеды, по-моему, цвета синего с белым.

– Дальше что?

– Я попросил его помочь мне ее поискать. Пообещал взамен денег, не помню точно сколько… Спросил, где его мать. Он ответил, что та на работе и пошел со мной вот сюда, – с этими словами подозреваемый свернул влево и прыгнул к кустам. Оперативники заторопились.

– Не гони так! – предупредил Сидоренко. – Спокойно!

Но сутулая фигура подозреваемого еще быстрее засеменила к месту преступления. И только там остановилась. Смирнов перевел дух, покрутил головой.

– Где-то здесь! Точно, здесь!

– Уверены?

– Да. Помню, я еще тогда отметил, что в этом месте за кустами ничего видно не будет. Я закрыл ему рот ладонью и повалил на землю. Начал душить. Потом достал нож.

– Где лежал ваш рюкзак?

– Здесь…

– Дайте «куклу», – попросил Сидоренко. – Воспроизведите то, что вы делали с Петром Кирюхиным.

Подозреваемый неуклюже присел на корточки, наклонился над «куклой», затем лег на нее. Взял в правую руку нож и начал изображать удары.

– Вот так сначала наносил. Он подергался и затих. Крови много было. Я снял ботинки с него, вот так вот стянул одежду, вытерся…

– Снял с Кирюхина одежду. Так. Куда дел его вещи? Свои?

– Запихал в пакет. У меня всегда с собой пакет был.

– Половой акт пытался с мальчиком совершить?

– Пытался. Не получилось.

– Не получилось? Почему? Не смог?

– Преждевременно…

– А потом?

– …потом бил куда попало…

– Покажи как!

Камера работала. Кто-то тихо выругался «сука», затем взволнованно произнес:

– Товарищ полковник, тут начинают собираться люди. Могут помешать.

Андрей Львович оглянулся, – в двадцати метрах от них наблюдало за происходящим несколько человек.

– Все нормально. Лейтенант, попроси разойтись! Доведем сначала дело до конца, потом поедем... Смирнов, покажите, где спрятали одежду мальчика.

Смирнов, почуяв неладное, задергался. Заметил, что по аллее в их сторону направляются еще несколько женщин.

– Товарищ начальник, покажу. Покажу! Это не здесь! Я раскидывал потом по разным местам, резал на клочки или сжигал. Честно! Я все покажу!

– Хорошо. Все! Двигаемся назад! – скомандовал тот.

Процессия двинулась к машине. Смирнов то и дело нервно озирался по сторонам, – за конвоем молча шли люди. Взглянув одной из женщин в глаза, Ковалев вздрогнул.

– Андрей Львович, – зашептал он. – Надо быстрей. Мы же не будем в них стрелять!

Они почти бегом добрались до «УАЗика», но там народу уже собралось человек двадцать. Вынув из кобуры пистолет, один из конвоиров замахал им перед толпой.

– Расступитесь! Дайте дорогу! Ну!

Раздался женский вопль. Смирнов попытался пулей влететь в машину, но не успел, – одна из женщин схватила его за волосы и дернула на себя. Смирнов зашатался. К нему молниеносно кинулось больше десятка рук.

– Стоять, бл…! Всем стоять! – гаркнул зло Сидоренко и, выдрав подозреваемого из чьих-то рук, пихнул того в машину. Дверцы захлопнулись.

– Разойтись, всем! Разойтись, я сказал! Ты, белобрысая, оглохла что-ли? Сейчас по ногам поедем!– кричал полковник в окно. – Хочешь под арест на пару суток попасть? Толь, заводи машину! Да сирену, сирену давай!

«УАЗик» медленно тронулся. Кто-то застучал по стеклу. В одно из открытых окон влетел камень.

– Вот, сука! – воскликнул полковник милиции и вновь обратился к водителю. – Что смотришь? Жми на тапочку! Жми!

Мотор взревел, и толпа наконец-то расступилась. Машина, выпрыгнув с перекрестка, с орущей сиреной помчалась по шоссе…

 

Глава 48

Был уже поздний вечер. Вниз по ступенькам СИЗО, бодро отбивая подошвами такт, спускались трое. В глазах каждого читалось нетерпение, азарт и прям – таки детское любопытство. Неужели? Такая удача! Миновать все препоны, всеми правдами и неправдами прорваться через колючую проволоку запретов и взять интервью у Такой личности! Его имя гремит уже на весь мир, а любой прикоснувшийся прикоснулся к истории. Можно давать потом интервью хоть всю оставшуюся и подписывать с важным видом свои книги. Сегодня птица – удача у них в руках. Главное – вытянуть из маньяка самую соль. Нужна сенсация. То, до чего не смогли докопаться все остальные. Первый из троицы, – Сергей Прохоров внешне старался казаться сдержанным, думая, что так полагается случаю. Даже сумел придать лицу скорбное выражение.

– Странно, что он согласился вас принять, – заметил надзиратель. – Обычно от журналистов отказывается. Молчит. Может, по народу соскучился.

– Он не буйный?

– Этот то? Нет. Этот смирный. И фамилия подходящая, – довольный шуткой, хмыкнул надзиратель. – Только ничего в руки ему не давать. Ничего не оставлять. Понятно?

Сергей все же с опаской вслед за надзирателем и оператором вошел в камеру, но огляделся с интересом. «Охрана тут приличная, ничего не скажешь. Одни замки чего стоят!» – подытожил Прохоров. Все взгляды тут же сосредоточились на фигуре возле окна. Заключенный с не меньшим интересом разглядывал гостей. Сергей кашлянул, прочищая горло и начал.

– Мы – журналисты. Хотели бы взять у вас интервью. Если вы не против, конечно…

– Интервью? – преступник заметно просветлел лицом и важно протянул. – Что ж, можно…

Прохоров бросил несколько банальных реплик, затем последовало несколько общих вопросов о том, где родился – учился. Журналист внимательно, с цепкостью хищника вглядывался в лицо убийцы. Обостренные моментом чувства говорили, что контакт налаживается.

– Как вы опишите свое детство? Вас часто целовали? Ласкали? Брали на руки?

– Мама меня любила. Да. Но вот на руки брала не часто.

– Вы ее любили?

– Конечно, любил. Как не любить мать то?

– Вы боитесь смерти?

– Нет. Чего ее бояться? Я столько раз умирал… Наверное, уже умер…

– Верите в загробную жизнь? В наказание?

– Не знаю я… Хочется думать, что все мы на небесах окажемся. За все то мучения!

– Вы считаете себя мучеником, достойным жить на небесах?

Заключенный не отвечал. Пауза становилась все более долгой. Сергей благоразумно сменил тактику.

– Ну, хорошо… Вы говорили, что вас часто обижали в детстве.

– Так и есть. Ко мне все были очень жестокие…Меня всю жизнь обижали, не только в детстве.

– А отец? Отца вы любили?

– Отец давно умер, – убили случайно в драке. Даже не хочу вспоминать… Нет его! И все тут… Зачем мне его фамилию опять всучили? Не понимаю…

Почувствовав раздражение, Сергей быстро среагировал:

– Расскажите, пожалуйста, как проходят ваши дни в заключении. Может, что-то вам интересно. Старые увлечения, например…

– Что ж. Есть, конечно, увлечения. Вот, картины пишу…

Видеокамера отметила, как на лице подозреваемого появилось смущение, даже легкий румянец. Он вскочил, порылся в груде листков, вытянул один.

– Вот! Это Дон летом. Рисовал по памяти. Там мы с Санечкой отдыхали. Палатки. Рыбалка… 

Все дружно уставились на картину. «А хорошо написано…», – с удивлением отметил Сергей и встретился с не менее удивленными взглядами остальных. Но нельзя было терять драгоценное время, – пора переходить к главному. Он несколько неуклюже оборвал рассказ заключенного об отдыхе в кругу семьи.

– Поделитесь, пожалуйста, с нами... Вы помните своих жертв? Их внешность, одежду…

- Да… Помню.

– Что вы чувствовали, когда искали очередную жертву?

– Страх. Нетерпение чувствовал. Страх, что поймают, запомнят меня.

– Может быть, ваши жертвы вам снятся? Вы думаете о них?

– Нет. Зачем?

– А они о вас думают, как вы считаете?

– Мертвые то? Хм… Нет, Слава богу во сне не приходили…

– Вы – человек религиозный?

– Бог есть. Только он другой. Справедливый. Он понимает меня и знает, что я ни в чем не виноват…

– Тем не менее, вы убивали. Разве это не грех? Скажите честно, вам нравилось убивать? Попробуйте сами сформулировать, для чего вы убивали?

В камере повисла гнетущая тишина. Убийца долго собирался с мыслями. Прохоров уж было решил, что ответа так и не дождется, но преступник, глядя в одну точку, все же произнес:

– Сколько меня о том спрашивали! Честно говоря, не знаю… Не могу объяснить. Но мне это было необходимо как воздух. Как черт во мне сидел и требовал крови. Крутило всего, спать не мог. А потом уж я спокойный становился, даже на подъеме был. На какой – то момент себя нормальным чувствовать начинал и душа пела. Да, пела душа. Мог садиться писать картины, например…

Сергей переглянулся с изумленным оператором, нервно дернул плечом...

Осознание пришло, как озарение. Ему просто нечего сказать! Нечего! Перед ним сидит среднестатистический сорокалетний мужик, у которого, как говориться, «не все дома». Тот факт, что он резал людей, как мясник на бойне значит для него не больше, чем чистка обуви. Ну, да. Убил. А что такого? Вот меня как обижали всю жизнь! Вот про это послушайте! Жертв подбирал по принципу – все, кто не может толком за себя постоять. Дерьмо собачье!

Сергею до боли захотелось плюнуть подозреваемому в лицо и принять душ. Что он вообще здесь делает? Этого козла себе как что-то необыкновенное представлял. Столько сил потратил, чтоб попасть сюда! Лучше бы с детьми и женой время провел!

Камера погасла. Гости попрощались. Сергей с мрачным лицом первым же поспешил наружу. На крыльце журналист с оператором остановились, полезли за сигаретами. Оператор пробормотал:

– Я так удивился, блин! Внешне нормальный мужик. Никогда бы не подумал, что маньяки рисуют и все такое…

– А что ты думал они делают? – усмехнулся Прохоров.

– Ну… что они какие-то другие. Больные на всю голову. Что уж что-то культурное им чуждо по определению… – оператор несколько раз сплюнул и добавил. – Так и не пойму почему…

– Что «почему»?

– Почему людей убивал. Детишек. Столько человек в гроб положить!! Как человек мог такое сделать?!

– Не он первый, не он последний. Сколько людей мочат ради бабок? И детей и женщин. Вроде, тоже «нормальные» люди. В пиджаках дорогих ходят, умные речи говорят.

– Этот же не из-за бабок. Этот даже не понятно ради чего. Ради самого убийства что – ли…

– Хочешь сказать, что убивать за бабки нормальней?

– Нет, конечно. Только не пойму, зачем он мучил так? Резал?

Сергей хмуро затянулся второй сигаретой и произнес:

– Он резал не для того, чтобы убить. Он убивал, чтобы потом резать.

 

Глава 49

Пожилая женщина с трудом поднялась по ступенькам здания. Потертой клюшкой несколько раз стукнула по двери с цифрой «6», внизу приписывалось – Сидоренко А.Л. 

– Войдите! – раздалось хором.

В кабинете было несколько мужчин. Андрей Львович бросил взгляд изучающий взгляд на посетительницу – на вид той было лет семьдесят. Высокая. Лицо сморщенное, словно печеное яблоко, но черты правильные, крупные. Седые волосы, убранные в пучок. Коричневого цвета плащ, авоська. Наверное, когда-то она была интересной женщиной, но от всего остался лишь бледный след. Она, задыхаясь, выговорила:

 – Здравствуйте. Мне бы Андрея Львовича…

– Это я. Ваш пропуск, пожалуйста. Вы что хотели?

– Сыночка моего… О-ох…

Женщина упала без сил на предложенный стул и заскулила, уткнувшись в огромный носовой платок:

– Сыночка моего… Родненького… один ведь у меня…

– Гражданка! Успокойтесь! Ну-ну... Да чего вы хотите то?

– Сыно-очка бы уви-иде-еть…

– К сожалению, здесь я вам ничем не могу помочь.

– Что уж он такого натворил то, что родную мать к нему не пускают?

– Ваш сын задержан по подозрению в свершении особо тяжких преступлений. Он убивал...

– О, Господи! Да вы что?!!! Быть такого не может! Он же такой добрый! И мухи не обидит…Мой сыно-очек… Моя крови-ино-очка…

– Прошу, гражданка, успокойтесь. Встречи с родственниками запрещены. Он – особо опасный преступник. Я не имею права разглашать место его нахождения. Поверьте мне, это в ваших же интересах. В целях вашей безопасности и безопасности его семьи. С этой же целью его жена и дети перевезены в другое место и произведена смена фамилий. Это ради вас же, – повторил полковник.

– Ох, мне-то зачем безопасность? Я уж свое отжила. Жду, когда Господь призовет. Хотела умереть спокойно. А тут такое горе… Такое горе… За что его держат? Не может быть, чтобы это он убил кого…

– К сожалению, есть неоспоримые факты, что он убивал, а также насиловал, – осторожно добавил Сидоренко. – Ближе к лету, думаю, начнется судебный процесс.

– Чтоб мой Ванечка да насильник? В жизни не поверю! – еще пуще зашлась мать. – Знаю я, как вы эти признания получаете! Невинного человека в тюрьму посадили, а преступник на воле гуляет! Это вы – убийцы… Да как вам не стыдно то?

Один из присутствующих направился к графину с водой и затем протянул стакан посетительнице. Неожиданно третий мужчина возле окна не без любопытства в голосе произнес:

– Скажите, голубушка, вы знали, что ваш сын страдает половым бессилием? Что он с трудом может совершить половой акт? Он вам доверял свои беды?

– Александра мне ничего такого не рассказывала. Что вы за глупости все говорите! Как же не мог, если у них двое ребятишек? А вы еще его насильником обзываете!

– Скажите, – будто ничего не расслышав, продолжал тот, – какие отношения у вас были с мужем? Он вас избивал? Вас на глазах мальчика или самого мальчика?

– Жили мы обычно. Как все. Ну, наказывал иногда… Что в этом такого?

– Еще вопрос. Принижение чувства собственного достоинства у сына, принижение его мужественности было как-то связано с его половыми органами? Может, быть кто-то в семье, возможно шутливо, говорил что-то неприятное или болезненное об этом?

– Не-ет… – всхлипнула женщина и сделала пару глотков воды. – Если бы помнила, то наверняка сказала бы… Что мне сейчас уж скрывать? Девушек у него долго не было точно, – ведь он учился много…

– Еще один нескромный вопрос. Ваш сын как-нибудь иначе проявлял свою сексуальность в подростковом возрасте? Занимался онанизмом?

– Что вы такое говорите?! Срам какой!

– Это важно. Вы можете вспомнить?

Посетительница расстегнула верхнюю пуговицу. Оперлась на клюшку и прошептала:

– Было один раз. Застукала его за рукоблудством. Лет тринадцать ему было. Пришла пораньше домой, заглянула к нему в комнату, а там…Исхлестала его почем ни попадя, чтобы дурака то не валял. Попугала тоже. Говорят, что кто этим делом занимается – дети инвалидами или слабоумными рождаются. Слава Богу, Господь миловал. Все детки здоровехоньки… радость наша…

– И больше его за подобным занятием не замечали?

– Нет. Как бабка отшептала. Он потом плакал. Извинения просил. Я, почитай, с месяц с ним потом не разговаривала…

Не добившись своего, мать заключенного ушла. А профессор Кравченко, переглянувшись с Андреем Львовичем, и обращаясь больше к самому себе, подытожил:

– А ведь все могло бы быть по -другому… 

– А эти подробности вам зачем? – не понял Ковалев.

– Диссертацию пишу о причинах подобного социального явления на примере вашего подопечного. Полезная вещь. Может, кто-то и заинтересуется… Нет, все – таки удивительно, что именно вы его поймали! Как вы его вычислили то?!

Сидоренко мотнул головой и пояснил:

– Вычислила его следователь Краснова, – она первая на след Смирнова вышла. Я же на него нарвался случайно.

 

Глава 50

– Воронцов на выход!

Команда прозвучала отчетливо и громко. Оттолкнувшись ладонью от тюремной койки, Ваня тяжело поднялся, его в наручниках вывели в мрачный холодный коридор. Конвоир шел следом. Бесконечные решетки сменялись многочисленными дверями и ограждениями. Затем машина долго ехала по разбитой колее и, наконец, его ввели в залитый мощным напряжением зал суда. На мгновенье он растерялся, заморгал. Сколько народу! Народ, которого он всегда так стеснялся. На несколько бесконечных секунд в зале воцарилась мертвая тишина. И словно горная лавина, набирающая все больше и больше скорости, откуда-то сверху обрушился шум деревянных сидений, щелкающих фотоаппаратов и камер, вскрики и галдеж публики и резкий истошный женский крик… Молоток грубо и требовательно застучал, но унять бушующую волну эмоций было не так-то просто. 

– Успокойтесь! Тишина! Иначе всех… из зала… не мешайте… прошу же…

Ваня открыл зажмуренные веки и сотни любопытных глаз, словно заряженные электричеством иглы, воткнулись в него наблюдая, оценивая… Его боязливый взгляд скользнул по этим абсолютно чужим маскам непрекращающейся боли, гнева, страданий, искреннего удивления, отвращения, откровенного любопытства…

Ваня непроизвольно отвернулся, чувствуя как колючие взгляды ощупывают его обритую голову, рот, брови. На него смотрели, словно на диковинного зверя, ужасного и опасного, и чего-то напряженно выжидали. Очевидно, никто бы не удивился, если бы он сейчас начал сыпать из глаз искрами и метать огненные стрелы. «Чего от меня хотят все?» – вертелось назойливо в мозгу. Вдруг осознание собственной власти и могущества теплой благодатной волной излилось в душу и Воронцов, неожиданно для себя, высунул язык и словно в припадке безумия закатил глаза. За решеткой раздался дикий, животный рык и свидетели увидели то, чего так долго ждали – извращенного убийцу, жестокого маньяка с жуткой гримасой на лице. Сумасшедшего. Того, кто действительно совершил все эти кровавые злодеяния. 

Гул из сотни криков, механических щелчков и истерических воплей выстрелил в него в один миг: «Убийца! Людоед! Чтоб ты сдох, сука! Сгорел заживо! Господи, пусть ему дадут меньший срок, – чтобы я смог тебя потом сам, своими руками разорвать на тысячи кусков! Я сам перегрызу тебе глотку! И ты узнаешь наконец-то – что это такое – БОЛЬНО!» Одна пожилая женщина приблизилась к Воронову и смачно, с ненавистью плюнула ему в лицо. С ее губ сорвались слова, полные желчи и жгучего яда: «Откуда такие выродки только берутся? Я бы вас всех своими руками перестреляла! Урод! Урод! Мразь! Убью! Куда Господь только смотрит?»

Охрана настойчиво увела ее в сторону, давая Воронцову время прийти в себя. В зале заседания засуетились врачи, приводя кого-то в чувство. Ваня закрыл глаза. В памяти неожиданно всплыла картина далекого прошлого, где его бьют ногами на школьном дворе. Тот унизительный плевок соседки Людки прямо в лицо…Ничего не изменилось. «Все было бессмысленно», – отчетливо подтвердило сознание, – «Ты проиграл».

Он так ничего и не смог изменить, сколько ни старался. Его окружает вся та же ненависть и презрение. Зола разбитых вдребезги иллюзий нестерпимой болью оседала на сердце. Время словно останавливалось, замедляло свой бег. Движения окружающих все больше казались заторможенными, ватными, из другой реальности и пространства и вой вокруг становился все тише, отдалялся, превращаясь в неясные странные звуки, похожие на то лесное эхо…

Полгода во всех газетах и новостях сообщали о том, как адвокат Воронцова намеренно показывал подзащитного как тяжело больного, несчастного человека, которому необходима срочная помощь. Осуждали адвоката, подсудимого. А сам маньяк то замыкался в себе, то старательно разыгрывал из себя невменяемого, писал бесконечные жалобы и прошения о помиловании. В итоге приговор «смертная казнь» был встречен бурными аплодисментами…

03 июня 1995го года Иван Константинович Воронцов, в возрасте сорока трех лет, приговоренный к смерти за восемь преднамеренных убийств, был казнен выстрелом единственной пули в затылок.

 

Послесловие

Сидоренко с чувством выполненного долга вышел из зала суда. Небывалый подъем царил в его душе. Нет, есть все-таки и в его работе приятные моменты! Преступник пойман и осужден. И какой! Прямо скажем, знаменитость! Во всем мире, на всех телеканалах обсуждается эта новость. Газетчиков, как грязи. Главное – люди могут теперь спать спокойно. В том числе благодаря ему. Сколько времени, сил, нервов, здоровья было потрачено! Еще одного такого поймает – и можно с уверенностью будет заявить, что жизнь прожита не зря. Хотя, чем меньше подобного сорта ублюдков, тем лучше. Откуда такая жестокость? Может, дело и правда в каком-то генетическом коде? Наука в этом больше понимает. И потом, не его это дело в мозгах преступников ковыряться, – его дело их ловить. Да растить вместе с Веркой детей… Андрей, посвистывая, свернул за угол, подошел к ларьку с мороженым. Народу было немного, – несколько пацанов лет десяти, темноволосая девушка, а за ней – женщина лет тридцати с маленьким мальчиком в яркой цветной панамке.

– Ма-ам… Купи… - малыш нервно прыгал, опасаясь отказа.

– Куплю-куплю… Не ной, нытик… Как ты себя, вообще, ведешь? С тобой стыдно и в люди-то выйти!

Боязливый взгляд ребенка на миг отразился в глазах полковника. Мальчик замер. Затем вспомнил о мороженом и хныканье продолжилось. Наконец, долгожданное мороженое очутилось в маленьких ладошках. От радости мальчик громко засмеялся, неуклюже потянул за обертку… Пломбир ловко шлепнулся на асфальт. Раздалась звонкая затрещина от матери, затем надрывный детский плач.

– Идиот! Больше вообще тебе ничего не куплю! Не ребенок, а сущее наказание! – женщина резко дернула сына за руку в сторону от ларька.

Сидоренко неприятно поежился, мечтая, чтобы этот шум поскорее прекратился. Откусив огромный кусок от рожка, поспешил по служебным делам. Работы на сегодня, как всегда, через край…