Пальцы беспокойно барабанили по столу. Как она здесь что-нибудь посчитает? Проще, как говорится «все взорвать», а потом начать заново. Что у нее есть? Ничего, кроме того, что было сделано еще в апреле. Но она приняла этот вызов, обратного хода нет. Финансовый директор снова погрузилась в документы, цифры, которые словно снежинки в детской игрушке кружились и хаотично падали на дно. Затем усмехнулась: «Не предприятие, а Франкенштейн какой-то!» «Полководец медлит, потому что не видит победы, – вспомнила она фразу из недавно прочитанной умной книжки. – Чтобы победу увидеть, надо без суеты ее разглядывать. Разглядывать не решения, а картину мира. Тогда решение увидится само собой». Картину мира! Нет у нее никакой картины, разве только «Черный квадрат» Малевича. Придется самой составлять «картину мира», по кускам. Спрятав за ладонью зевок, уперлась взглядом в с широкую спину Дмитрия.

– Пойдем, а то завтра вставать рано.

Главный бухгалтер кивнул, через несколько минут выключил компьютер, и громко стуча ботинками по каменной лестнице, спустился к машине.

В гостинице было тихо, темно, из-за закрытых дверей комнат раздавалось тихое посапывание, доносился приглушенный звук телевизора. Осторожно, стараясь не шуметь, подошла администратор:

– Тебя завтра во сколько разбудить?

– Как обычно, в семь. Все спят что-ли?

– Ну, прям! Все! Славка домой уехал. Петька, как всегда, где-то шляется. «Петька шляется!» – Да и Дмитрий вот только в баню пошел.

Внизу раздался тихий женский смех.

– Это с Димой женщина пришла, – прошептала администратор. Он с ней уже давно. Постоянно вместе ночуют.

«Да, мужики времени не теряют. Интересно, здесь все на две семьи живут или есть исключения?»

Пожелав администратору спокойной ночи, финансовый директор со скрипом открыла дверь в свою комнату. Светлые и темные тени, отбрасываемые колыхающимися от ветра фонарями и деревьями, создавали на кровати и в углу мозаичный узор, странные шевелящиеся фигуры. Вспомнилось, как совсем маленькой девочкой, оставаясь одна дома, она залезала на диван, сворачивалась калачиком, пряча ноги под сарафанчиком, опасаясь, что из другой комнаты из-за печки вот-вот появится страшное, безобразное чудовище с огромными когтями и длинной спутанной шерстью. Ее фантазии были настолько реальны, что зажмуриваясь, чувствовала, как кто-то подползает к дивану и вот-вот дотронется до нее. Стараясь разрушить все свои страхи и видения, она, не выдержав, карабкалась на стол и включала радио. Звуки веселой музыки, спортивных матчей, развеивали гнетущую тишину, и, боясь, все же покинуть свое прибежище, уже спокойнее со стола наблюдала за соседней комнатой.

«Ну, ты и трусиха!» – подивилась своим ощущениям девушка. Списав все на свое восприимчивое детское воображение, Вика захватила полотенце и вышла в темный коридор, и, быстро, словно за ней гонятся, миновав его, очутилась в ванной – там, где горел спасительный свет. Затем, расслабившись, включила воду и погрузилась в непередаваемое, ни с чем не сравнимое ощущение блаженства.

Утром, быстро позавтракав, Виктория пешком отправилась на завод. В бухгалтерии ее уже ждали. Прихватив тетрадки и ручки, женщины все вместе отправились на склады. Помещений, где хранились какие-либо ценности, было много; рядом со станками, под навесами, в амбарах – везде, аккуратными стопками, штабелями красовалось теплое ароматное дерево. Наступил полдень. Солнце нещадно палило, обжигая голые ноги и плечи. Комары, размерами похожие больше на огромных мотылей, больно впивались в незащищенные кисти рук и ступни. Убив очередного кровопийца, Вика осознала, что облазили практически все. Завод, казавшийся раньше таким мрачным и чужим, приятно радовал своими размерами и мощью, посылал ей, словно старой знакомой, весточки: и здесь ты уже была, помнишь?

Она многое узнала за эти несколько часов: как считать лохматые груды шпона, откуда берутся темные, тяжелые от влаги бревна, увидела, что с ними делают, где сушат, кто построил новые сушилки, кто приезжал, что хотели сделать, но не получилось. Станки, гильотины, пресса, которые она видела до этого безжизненными, спящими или на которые просто не обращала внимания, занятая лишь проверкой совпадения копии с оригиналом; теперь громко стучали, шумели, шипели, наполняя своеобразной жизнью каменные своды. Творили чудеса, разматывая дерево, словно кусок ткани, превращая широкие обрубленные пеньки в гладкие золотистые кружки шпона. Сила и мощь, ощущающаяся вокруг, словно бы передавалась ей, вызывая ее уважение и интерес. Все эти путешествия по цехам, рассказы, вперемешку с шутками и анекдотами, широко открытые, доброжелательные сердца ее спутниц, ткали невидимые нити, связывающие ее с этим местом, заставляющие по иному смотреть на ее работу, на это предприятие. Не как на ее очередное задание, но как на живой организм, который она в состоянии вылечить, поддержать.

Чувствовалась простота и бесхитростность местных жителей, их прямота и открытость. И лукавство с ними бы не прошло – их природное чутье сразу бы разгадало бы все хитрости. Да и ей не к чему что-то скрывать. Ее характер также всегда был прямым и честным, как натянутая струна. Получив моментальный отклик на свою просьбу, девушка видела, что не ее начальствование тому причина, совсем не это; люди болеют, переживают за свой завод, ставший им родным, словно за дитя или родителя, за кормильца и готовы ей помочь во всем, лишь бы это принесло пользу. И понимала, что ее скорый отъезд – ненадолго. Решив свои дела там, в городе, ей вскоре нужно будет вернуться сюда опять, на этот огромный, старый, наполненный душистым деревом завод.